Политика

В мае 2011 г. в Сингапуре состоялись очередные всеобщие выборы, которые привели к вполне предсказуемым результатам. Партия народного действия (ПНД) набрала в среднем 60,1 % голосов по всей стране и потеряла шесть мандатов, что стало худшим результатом с момента обретения Сингапуром независимости в 1965 г. Ясно, что эпоха почти полного доминирования ПНД не могла длиться вечно. Раньше это было возможным благодаря тому, что поколение, пережившее обретение страной независимости, видело, как быстро повышался уровень жизнь после 1965 г. Но в конце концов прогресс замедлился и стал менее заметным. К тому же молодое поколение выросло в новых условиях и, как следствие, руководствуется совершенно иными соображениями, нежели их родители и деды. Кроме того, свою роль сыграли и отдельные краткосрочные факторы, сделавшие ситуацию в мае 2011 г. менее благоприятной для ПНД, в частности такие как решение лидера оппозиционной Рабочей партии Лоу Тиа Кьяна выйти за пределы своего основного избирательного округа Хуган и баллотироваться в избирательном округе Альджуниед, а также общее недовольство некоторыми аспектами политики правительства. В конце концов потеря одного округа группового представительства в пользу оппозиции стала неизбежной.

Более важный вопрос звучит так: куда мы пойдем дальше? Ответ зависит как от выбора ПНД — ее реакции на изменяющиеся обстоятельства, так и от выбора электората. Здесь играют роль множество непредсказуемых факторов. Тем не менее я уверен в одном: если Сингапур в конце концов решит перейти к двухпартийной системе, мы обречены скатиться в посредственность. Мы утратим весь наш блеск и станем обычной маленькой точкой на карте, если однажды скажем себе: «Какая разница? Давайте станем обычным городом. Зачем нам стараться стать лучше, чем другие города или страны?» Если когда-нибудь Сингапур решит пойти по этому пути, его ждет печальная участь.

22 августа 2012 г. я получил благодарственную открытку от одного сингапурца по имени Джеймс Оу-Ён Кин Хой. Поскольку открытка была написана от руки изящным почерком, можно предположить, что ее автор не моложе 50 лет. Сегодня молодые люди предпочитают печатать письма, а если и пишут их от руки, то вовсе не так красиво. Он написал следующее: «Моя семья выражает глубокую благодарность Вам за Ваше великолепное руководство страной, которое позволило нашей нации достичь высочайшего прогресса и процветания и жить в мире, счастье, солидарности и безопасности на протяжении всех этих лет. Огромное Вам спасибо! Позвольте нам искренне пожелать Вам мира и радости, мудрости и долголетия и всего наилучшего на будущие годы. И пусть наша любимая страна будет благословенна и милостиво хранима ныне и во веки веков. Да благословит нас Господь».

Я цитирую это послание, чтобы показать, сколь сильно отличается мышление старшего поколения, представителем которого является этот автор, от мышления молодежи, которая принимает благополучие Сингапура как данность. Люди, подобные г-ну Оу-Ён, помнят Сингапур в тяжелые 1960-е гг., когда в стране царили страшнейшая нищета и беззаконие, и видят, каким он стал сегодня — динамичным космополитичным городом-государством с высокообразованным населением и хорошо оплачиваемыми рабочими местами. Многие пожилые сингапурцы, когда-то обитавшие в трущобах, сегодня живут в современных высотках, в благоустроенных безопасных районах. Они хорошо понимают важнейшие задачи, стоящие перед нацией, — что нам потребовалось для того, чтобы добиться таких успехов, и что нам потребуется, чтобы сохранить эти завоевания и добиться еще большего, — а также знают наши уязвимые места. У молодых избирателей нет такой глубины понимания. Родившись в уже процветающем Сингапуре, они смотрят вокруг, видят хорошо отлаженную систему, стабильность и благосостояние, и спрашивают: «Где же чудо?»

На протяжении нескольких десятилетий ПНД получала все или почти все места в парламенте благодаря тому, что основную массу избирателей составляли представители старшего поколения. За время моего пребывания на посту премьер-министра, с 1959 по 1990 г., страна добилась беспрецедентного экономического подъема, и этот прилив поднял все лодки. В результате сингапурцы вновь и вновь подавляющим большинством голосов давали ПНД мандат на управление страной. То же самое происходило и в период с 1990 по 2004 г., после того как на посту премьер-министра меня сменил Го Чок Тонг. Но в конце концов прилив достиг своего пика, и теперь очень трудно превзойти этот пик, чтобы впечатлить избирателей. Подавляющее большинство пожилых сингапурцев по-прежнему поддерживают нашу партию, потому что хорошо помнят прошлое и понимают, что после того, как экономика достигла расцвета, ей по-прежнему и даже в еще большей степени требуется грамотное управление. А молодые избиратели не понимают этого и уверены в том, что наше процветание никуда не денется.

Демографическое давление неумолимо. На всеобщих выборах 2001 г., последних при правлении Го Чок Тонга, ПНД одержала убедительную победу, получив 75 % голосов и потеряв всего два парламентских места. По состоянию на тот год количество избирателей, рожденных до обретения страной независимости, в два раза превышало количество избирателей, родившихся после этого. В 2011 г. соотношение изменилось и составило 51:49 в пользу избирателей, родившихся после 1965 г. Соответственно, доля голосов, отданных за ПНД, снизилась до 60 %, а оппозиция получила шесть мест.

Разумеется, необходимо принимать во внимание и конкретные обстоятельства, сопровождающие каждые выборы. Например, на двух последних выборах важную роль сыграли следующие краткосрочные факторы: в 2001 г. произошедшие в Америке теракты создали в мире атмосферу неопределенности, которая подтолкнула некоторых избирателей проголосовать за надежную, проверенную в деле партию. А в 2011 г., наоборот, по крайней мере два фактора сработали против ПНД. Первым стало то, что лидер Рабочей партии Лоу Тиа Кьян сумел выставить на выборы яркого кандидата — юриста в области международного корпоративного права по имени Чен Шоу Мао. Тот казался весьма перспективным политиком. Лоу решил баллотироваться в округе группового представительства Альджуниед вместе с Ченом и председателем партии Сильвией Лим. Тем самым он сказал избирателям: «Мы кладем все яйца в одну корзину. Помогите нам выиграть в этом округе». И они выиграли.

Однако Чен не оправдал надежд. В парламенте он произносил по бумажке хорошо подготовленные речи, но в остальном был крайне непоследователен и сумбурен. Политическое поприще оказалось не для него. Если он и обладал глубоким аналитическим умом, то тщательно это скрывал. И это не только мое мнение. Это замечали и политические обозреватели, и избиратели. Впечатляющее резюме этого человека и те общественные ожидания, которые на него возлагались, только усугубляли разочарование.

Еще одним фактором, оказавшим значительное влияние на результаты выборов 2011 г., стало недовольство электората наплывом мигрантов. К сожалению, у нас фактически не было другого выбора, поскольку наше население перестало воспроизводить само себя. Если мы не будем привлекать иммигрантов и иностранных рабочих, страна придет в упадок. Правительство старается сократить их приток до уровня, вызывающего наименьший дискомфорт. Но недовольство какое-то время будет сохраняться, поскольку связанные с этим последствия невозможно преодолеть в одночасье. Например, хотя транспортные компании интенсивно наращивают автобусные и железнодорожные перевозки, сингапурцам ежедневно приходится ездить на работу и с работы в переполненном транспорте, что становится для них серьезным источником раздражения.

Между тем, чтобы понять фундаментальные тенденции, необходимо отбросить эти краткосрочные факторы. Мы должны спросить: если исключить эти факторы из уравнения на следующих выборах и дальше, вернется ли ситуация к той, что существовала до 2011 г.? Я считаю, что ответ — однозначно нет. Проблема не в одном конкретном кандидате или непопулярной политике правительства в какой-либо конкретной сфере. Причина — в подспудном желании молодых избирателей усилить политическую конкуренцию.

Дальнейшее будет отчасти зависеть от действий ПНД и оппозиции. Сможет ли последняя удовлетворить те ожидания, которые она так упорно создает среди сингапурских избирателей, и стать настоящей работоспособной оппозицией? Сумеет ли она убедить присоединиться к ней достаточное количество талантливых людей — равноценных нынешним министрам ПНД? Я сомневаюсь в этом. Мало кто из успешных бизнесменов, академиков или профессионалов согласится сидеть на скамьях оппозиции четыре-пять сроков, прежде чем у них появится возможность сформировать правительство. Те, кто хотят пойти в политику, предпочитают присоединяться к ПНД. Эта партия уже находится у власти и имеет надежную репутацию.

Между тем ПНД также не будет стоять на месте. Она продолжит продвигать талантливых и серьезных молодых людей, которые будут обращаться к новому поколению избирателей и стараться завоевать их доверие. В 2011 г. мы выдвинули нескольких замечательных молодых кандидатов, которые не только одержали победу на выборах, но и получили посты в правительстве. Хен Сви Кит, ныне министр образования и науки, был лучшим из моих главных личных секретарей. Жаль только, что природа не наградила его крупным телосложением, потому что это имеет значение на массовых митингах. У него один из самых блестящих умов среди всех министров, с которыми мне доводилось работать. Среди других наших кандидатов, победивших на выборах и получивших министерские посты, — Чань Чунь Син, Тан Чуан-Цзин и Лоуренс Вонг. Мы говорим избирателям: «Мы делаем ставку на высокое качество наших кадров. Мы не собираемся держаться за власть ради власти». Сможет ли оппозиция сформировать что-то сопоставимое с нашей командой молодых министров, не говоря уже о том, чтобы найти равноценную замену премьер-министру Ли Сяньлуну или вице-премьерам Тео Чи Хину и Тарману Шанмугаратнаму?

Тем не менее может случиться так, что, несмотря на все усилия ПНД, молодые сингапурцы захотят не просто усиления политической конкуренции, но полноценную двухпартийную систему. Они имеют право на такой выбор. В конце концов, каждое поколение сингапурцев вправе решать, какую страну оно хочет построить и как организовать общество. Но я надеюсь, что молодые люди не будут принимать это решение легкомысленно и подумают о том, что они могут потерять. Именно им придется испытать на себе все последствия своего выбора, а не мне и другим представителям моего поколения. К тому моменту нас уже не будет в живых.

Самая большая проблема с двухпартийной системой заключается в том, что, когда она существует, лучшие люди предпочитают не идти в политику. Изберут вас или нет, становится непредсказуемым делом. Предвыборные кампании зачастую приобретают нецивилизованный и даже порочный характер. Если вы талантливы и преуспеваете в бизнесе или на профессиональном поприще, зачем вам рисковать своим бизнесом, карьерой и даже семьей, решая принять участие в выборах? Любой нормальный человек предпочтет остаться в стороне от этой грязной кухни и продолжить жить своей комфортной жизнью.

Уже сейчас перед каждыми всеобщими выборами мы сталкиваемся с огромной проблемой, пытаясь убедить лучших людей выдвинуть свои кандидатуры на выборы. Поскольку страна процветает, становится все труднее найти тех, кто готов отказаться от успешной карьеры ради политики. Только представьте, насколько труднее это будет делать при наличии двухпартийной системы! Это не просто будет означать, что наша лучшая команда А разделится на две команды — А и B, которые будут править страной по очереди. Нет, в действительности все будет гораздо хуже: в конце концов проигравшая команда А или В может решить отойти от политики и заняться другими делами, и ей на смену придут менее качественные команды C, D или E.

Если бы, например, имелись серьезные сомнения в том, что Лим Ким Сан сможет получить депутатский мандат, мне вряд ли удалось бы уговорить его прийти в политику. Когда результат непредсказуем и существуют равные шансы победить или проиграть, нормальная реакция человека — отказаться. Но в случае Лим Ким Сана мы могли с уверенностью сказать, что депутатское кресло ему гарантировано. И как много потерял бы Сингапур, если бы он отказался! Это человек создал Управление жилья и городского развития, отвечающее за государственное жилищное строительство, без которого облик Сингапура сегодня был бы совсем другим. Если же Сингапуром будут управлять посредственные люди, мы быстро растеряем все достигнутое и превратимся в посредственный город.

Если вы посмотрите на страны со сложившейся двухпартийной системой, вы придете к такому же выводу, что и я. В Великобритании, если взять списки лучших выпускников Оксфорда или Кембриджа и отследить их карьеры, можно увидеть, что подавляющее большинство из них стали успешными банкирами, финансистами, другими профессионалами, но никак не политиками. На передних скамьях в британском парламенте сидят вовсе не лучшие из лучших — бизнесмены, юристы или врачи. Аналогичную ситуацию мы видим и в Соединенных Штатах. За пост генерального директора компании из списка Fortune 500 соперничают гораздо более талантливые кандидаты, чем за пост президента Соединенных Штатов. Ключевое различие между Сингапуром и этими странами заключается в том, что и Америка, и Великобритания будут продолжать процветать даже с посредственными правительствами, а мы — нет. Сингапур — крошечная страна без каких-либо природных ресурсов, к тому же находящаяся в центре исторически нестабильного региона. Чтобы выжить, нам необходимо гениальное правительство.

В настоящее время мы совершаем неразумный — даже в наших условиях — шаг, отходя от политики привлечения лучших через сокращение министерских зарплат. Будь я членом кабинета министров, я выступал бы категорически против этого. Но молодое поколение министров решило последовать модной тенденции. Это верно, что ни одна страна в мире не платит своим министрам так щедро, как мы. Но верно и то, что мало какая страна может сравниться с Сингапуром: нашим уровнем благосостояния, чистотой на улицах, отсутствием коррупции, безопасностью и низким уровнем преступности. У нас вы можете спокойно гулять по ночным улицам. Вас никто не ограбит. Даже женщины чувствуют себя в полной безопасности. Полицейские не берут взяток, и даже за предложение взятки предусмотрено суровое наказание. Ни одно из этих благ не появилось само собой. Такая экосистема была построена под руководством высокооплачиваемых министров.

Каждое сокращение министерских зарплат будет делать все весомее ту жертву, которую должен принести человек, отказываясь от успешной банковской или любой другой профессиональной карьеры в пользу поста министра. В конечном итоге некоторые скажут: «Хорошо, я готов выполнить свой долг перед родиной, прослужив на посту министра половину срока — два с половиной года. Но не больше. Потом я займусь своими делами». В результате мы получим вереницу быстро сменяющих друг друга министров, которым неизбежно будет недоставать глубокого понимания вопросов и стимула к долгосрочному стратегическому мышлению.

Будет ли существовать Сингапур через 100 лет? Я не знаю. Америка, Китай, Великобритания, Австралия — эти страны останутся на карте мира и через 100 лет, и после этого срока. Но такого государства, как Сингапур, совсем недавно не было и в помине. Старшее поколение сингапурцев построило эту страну с нуля — и, надо сказать, сделало это превосходно! Когда я возглавлял страну, я делал все возможное для того, чтобы закрепить наши успехи. То же самое делал и Го Чок Тонг. Под руководством Ли Сяньлуна и его команды, я уверен, страна будет процветать по крайней мере еще ближайшие 10–15 лет. Но потом все будет зависеть от выбора, который сделает молодое поколение сингапурцев. И, что бы они ни выбрали, я абсолютно уверен в одном: если у Сингапура будет посредственное правительство, мы обречены. Страна канет в небытие.

В: Значит, после выборов 2011 г. мы видим у власти более популистское правительство?

О: Нет, я так не считаю. Мы проиграли всего в одном округе группового представительства, то есть потеряли шесть мест в парламенте. Это не катастрофа.

В: Вы говорите, что ПНД выставляет на выборы достойных кандидатов, которые затем получают портфели министров, например таких как Хен Сви Кит. Но, судя по всему, молодое поколение хочет видеть больше оппозиционных депутатов, независимо от их достоинств…

О: Я не могу предсказать, какой выбор в конце концов сделают молодые сингапурцы, как и не могу отвергать их право на этот выбор.

В: Но вас не тревожит эта тенденция?

О: Нет, я выполнил свою работу. Сейчас мне 89 лет. Стоит ли мне волноваться, что может наступить конец света? Я сделал все, что мог. Я создал прозрачную, меритократическую и открытую систему.

В: Но вы уверены, что решение создать двухпартийную систему неизбежно приведет Сингапур к посредственности?

О: Да, неизбежно. Это произойдет и в том случае, если молодое поколение сингапурцев решит, что мы можем быть обычным городом или страной.

В: Будет ли к тому времени ПНД по-прежнему находиться у власти?

О: Я не знаю, будет ли ПНД находиться у власти даже через три, четыре или пять следующих выборов.

В: Но если ПНД будет способна меняться и идти в ногу с народными ожиданиями…

О: Скажите мне, как она должна измениться и каковы эти народные ожидания?

В: Например, многие люди хотели бы, чтобы основные ценности ПНД оставались прежними, но стали более «человечными».

О: Более человечными? Что это значит?

В: Во-первых, министры должны быть менее начальственными. Во-вторых, необходимо увеличить расходы на социальную сферу. Разумеется, это повлечет за собой налоговые последствия. По сути, это два основных требования, которые выдвигают люди.

О: Что вы имеете в виду под «менее начальственными» министрами?

О: Стать менее нравоучительными. Больше консультироваться с общественностью при разработке политики.

О: Посмотрите на наших вице-премьеров Тео Чи Хина и Тармана Шанмугаратнама — они полностью соответствуют этим требованиям.

В: Во время и после последних всеобщих выборов звучало мнение, что ПНД должна кардинально измениться.

О: Я не слышал. Кто об этом говорил?

В: Например, Джордж Ео.

О: Джордж Ео проиграл на выборах. А каждое поражение должно сопровождаться тщательным анализом причин. Но это не означает, что оно должно становиться поводом для пересмотра фундаментальных ценностей и подходов.

В: По поводу зарплат министров… Вы убеждены, что в этом вопросе правительство необдуманно идет на поводу у общественных настроений?

О: Нет, я не говорю, что оно идет на поводу. Оно пытается соответствовать изменениям в ожиданиях нашего народа.

В: Но, на ваш взгляд, это чревато негативными последствиями.

О: Несомненно.

В: Тем не менее, даже несмотря на высокие министерские зарплаты, многие руководящие кадры от ПНД приходили из государственного, а не частного сектора.

О: Это не так. Возьмите Лим Ким Сана. И многих других.

В: Но это была другая эпоха, когда к денежной стороне вопроса относились иначе, чем сегодня.

О: Нет, зарплата все равно имела значение. Если бы Лим Ким Сану приходилось жертвовать слишком многим, он бы ушел после первого срока. Но он вошел во вкус, создал Управление жилья и городского развития и обеспечил жильем всех наших граждан. Проработав один срок, он понял, что игра стоит свеч.

В: Что вас больше всего тревожит в будущем Сингапура?

О: Меня больше ничего не тревожит. Я сделал свою работу. Я нашел преемника и передал страну следующему поколению. Дальше от меня ничего не зависит. Я больше не тот энергичный молодой человек, полный сил и стремлений, каким я был когда-то, и я не буду жить вечно.

В: Но, когда вы думаете о том, что ждет Сингапур впереди, это не вызывает у вас грусть?

О: Честно говоря, я смирился с тем, что произойдет. Какой смысл печалиться? Судьба Сингапура находится в руках нынешнего молодого поколения. Все зависит от того, что они будут делать, насколько они разделяют ценности своих родителей.

В: А не можем ли мы достичь некоего равновесия между доминированием ПНД, как это было в прошлом, и полноценной двухпартийной системой? Например, две трети мест правящей партии, одна треть — оппозиции…

О: Как такое возможно? Если у вас трое детей, вы убедите двоих голосовать за ПНД и одного за оппозицию?

Население

Если бы я управлял Сингапуром сегодня, я бы ввел пособие по рождению ребенка в размере средней сингапурской зарплаты за два года. Этой суммы достаточно, чтобы вырастить ребенка с рождения, как минимум, до школьного возраста. Рассчитывал бы я на то, что эта мера приведет к значительному приросту рождаемости? Нет. Я убежден, что даже огромные денежные стимулы способны оказать лишь очень незначительное влияние на повышение этого показателя. Но я бы все-таки пошел на такой шаг и ввел пособие по крайней мере сроком на год, чтобы устранить всякие сомнения в том, что наш низкий уровень рождаемости не обусловлен экономическими или финансовыми факторами, такими как высокая стоимость жизни или отсутствие государственной помощи родителям, а является результатом изменения образа жизни и менталитета. Кроме того, когда станет очевидно, что никакими стимулами невозможно побудить сингапурцев иметь больше детей, мы будем вынуждены реалистично оценить ситуацию и спросить у себя, какие у нас есть альтернативы, чтобы не допустить исчезновения нашего общества в течение нескольких поколений.

В 1959 г., когда я стал премьер-министром, в Сингапуре родилось 62 000 детей. Но в течение следующих 50 лет ситуация радикально изменилась. Численность постоянного населения выросла более чем в два раза, но количество детей резко сократилось. В 2011 г. в нашей стране родились всего 39 654 ребенка. Если в конце 1980-х гг. суммарный коэффициент рождаемости составлял почти 2,0 ребенка на одну женщину, то к 2010 г. он снизился до минимальных 1,15. При этом для простого воспроизводства населения необходим коэффициент в 2,1. Небольшой всплеск рождаемости происходит каждый раз, когда по китайскому календарю наступает год Дракона (1988, 2000, 2012 гг.), но и он постепенно сокращается в соответствии с долгосрочной тенденцией на спад.

Какой бы срез населения вы ни взяли, уровень рождаемости стабильно снижается среди всех демографических групп. В настоящее время суммарный коэффициент рождаемости (по предварительным данным на 2012 г.) составляет 1,18 ребенка для китайцев, 1,14 для индийцев и 1,69 для малайцев. Это означает, что, если ничего не предпринять, с каждым следующим поколением численность китайцев и индийцев будет сокращаться примерно вдвое, а малайцев на одну пятую. Кроме того, все больше сингапурцев предпочитают вообще не вступать в брак или же делать это как можно позже и заводить мало детей. Даже среди замужних женщин в возрасте от 30 до 39 лет за последние 10 лет коэффициент рождаемости снизился с 1,74 до 1,48, а для женщин в возрасте от 40 до 49 лет — с 2,17 до 1,99. В то же время процент людей, не состоящих в браке, вырос до 45,6 % среди мужчин в возрасте от 30 до 34 лет и до 32,3 % среди женщин того же возраста.

При таком уровне рождаемости без иммиграции нагрузка, создаваемая стареющим населением на молодежь, станет непосильной в течение одного поколения. Количество людей трудоспособного возраста в расчете на одного пенсионера старше 65 лет уменьшится с 5,9 в 2012 г. до 2,1 в 2030 г. Похожие проблемы с воспроизводством испытывают только панды, но им не нужно беспокоиться о том, что они не смогут обеспечить своих стариков.

Некоторые считают, что сегодняшние проблемы Сингапура могут быть следствием слишком успешной правительственной кампании «Остановитесь на двоих», проводившейся в 1970-е гг. Это абсурдное предположение. Сингапур в этом вопросе не исключение. Изменение образа жизни со всеми вытекающими отсюда последствиями произошло во всех развитых странах мира, от Японии до Европы. Получив равные с мужчинами возможности образования и трудоустройства, женщины перестали видеть свою главную роль в том, чтобы рожать детей и заниматься домашним хозяйством. Они хотят строить карьеру наравне с мужчинами. Они хотят больше свободного времени. Они хотят путешествовать и видеть мир. Финансовая независимость значительно изменила их взгляды на то, за кого стоит выходить замуж и стоит ли это делать вообще. Время невозможно повернуть вспять, разве что закрыть женщинам доступ к образованию, но это бессмысленный шаг.

Во многих западных странах за последние десятилетия сформировалась культура терпимого отношения не только к сожительству, но и к воспитанию детей вне брака. Это смягчило проблему рождаемости, сняв для женщин многие традиционные ограничения. В этих обществах на матерях-одиночках не лежит такого социального клейма, как в Азии. Некоторые западные страны предоставляют одиноким матерям столь щедрую помощь, что тем самым невольно поощряют решение не вступать в брак. В этом вопросе Сингапур остается более традиционным азиатским обществом. Несмотря на то, что сожительство существует, незамужних женщин с детьми крайне мало, потому что табу остается очень сильным. Если бы социальные нормы изменились, это могло бы привести к увеличению рождаемости. Но подобные изменения происходят очень медленно, и правительство не может двигаться в этом щепетильном вопросе быстрее населения. Кроме того, увеличение количества рожденных вне брака детей может вызвать ряд других социальных проблем, как это видно на примере стран, где процент неполных семей высок.

Многие сингапурцы высказывают недовольство нашей иммиграционной политикой, но мы пришли к ней методом исключения. Людям свойственно чувствовать себя некомфортно с теми, кто выглядит, говорит и ведет себя иначе, чем они. Я бы тоже хотел видеть вокруг привычные лица. Но проблема в том, что мы перестали воспроизводить сами себя. Следовательно, у нас есть два варианта: взглянуть в лицо реальности и признать, что наше общество не может обойтись без некоторого количества иммигрантов, либо позволить Сингапуру постепенно стареть, терять свою жизненную силу и в конце концов исчезнуть с лица Земли.

У иммиграции есть три важных ограничения.

Во-первых, ее темпы должны быть удобоваримыми для общества, иначе мы получим резкую негативную реакцию со стороны населения. Наше общество должно прийти к консенсусу в отношении того, какой уровень иммиграции для нас приемлем. На данный момент мы можем спокойно принимать порядка 15 000–25 000 иммигрантов в год. При меньшем их притоке мы не сможем предотвратить сокращение населения, учитывая нынешний уровень рождаемости. Если же правительство сумеет донести до общества всю серьезность ситуации и привлечь его на свою сторону, мы, в идеале, сможем увеличить эти цифры, особенно в те годы, когда проблема стареющего населения встанет особенно остро.

Во-вторых, даже если сингапурцы повысят порог толерантности, существует определенный уровень иммиграции, превышать который не следует, если мы не хотим увидеть значительных изменений в культуре и характере сингапурской нации. Когда иммигранты понимают, что их гораздо меньше, чем местного населения, они, как правило, стремятся ассимилироваться и перенять его культуру. Процесс интеграции завершается если не в первом поколении, то во втором. Но когда количество иммигрантов достигает определенной критической массы, у них возникает желание сохранить свою национальную идентичность и занять отдельное место в обществе. Если их количество достаточно велико, они могут оказать заметное влияние на местную культуру. Чтобы быть справедливым, некоторые из этих изменений могут быть положительными, даже если они вызывают у местного населения дискомфорт. Но если мы позволим себе достичь такой точки, то потеряем всякий контроль над тем, какие составляющие чужой культуры мы хотели бы позаимствовать, а какие нет. Нам уже приходится сталкиваться с некоторыми однозначно негативными элементами чужих культур. Например, некоторые иммигранты приезжают из моноэтнических стран, где нет традиций сосуществования разных народов. Или же в их странах приняты совершенно другие отношения между разными слоями общества, чем у нас в Сингапуре. Иммигранты неумышленно привносят с собой эти социальные отношения, не вписывающиеся в сингапурскую культуру и традиции, что неизбежно приводит к трениям. Мы должны принять все меры к тому, чтобы защитить наш образ жизни и нашу культуру от таких неправомерных посягательств.

Наконец, как показывает опыт, иммигранты не повышают наш уровень рождаемости, потому что рожают так же мало, как сингапурцы. Они компенсируют нехватку молодежи, но не воспроизводят сами себя. Следовательно, каждое новое поколение иммигрантов не решает фундаментальную проблему убыли населения раз и навсегда, а только временно смягчает ее. Вот почему нам требуется постоянный приток иммигрантов. Единственным надежным способом решить эту проблему стала бы готовность людей изменить образ жизни и иметь больше детей, но насколько это реально?

Тем не менее, даже признавая все названные ограничения, мы должны понимать, что в краткосрочной перспективе у нас нет никаких альтернатив иммиграции. Мы должны оставаться открытыми для того разнообразия, которое иммигранты привносят с собой в наше общество. Если грамотно его использовать, разнообразие в наших учебных заведениях и на рабочих местах может расширить наши горизонты мышления и способствовать конструктивному обмену идеями. Постоянные жители — это потенциальные граждане, даже если мы или они сами еще не приняли окончательного решения по поводу сингапурского гражданства. Наша задача — принимать иммигрантов в таком количестве, которое позволит нам эффективно интегрировать их в наше общество, поощряя перенимать наши ценности и нормы, чтобы в конечном итоге формировать из них надежный пул потенциальных граждан. Что касается временных работников, то мы признаем их позитивную роль в развитии и улучшении Сингапура, но эти люди работают у нас несколько лет, после чего уезжают к себе домой, поэтому они никак не помогают нам решить проблему стареющего населения.

У меня семь внуков в возрасте чуть старше 20 лет. Никто из них не состоит в браке, и, как я подозреваю, никто из них не собирается создавать семью до 30 лет, когда будет уже слишком поздно заводить много детей. В этом они не отличаются от большинства своих сверстников. Это другое поколение, у которого совсем другие ожидания от жизни. К сожалению, каждому человеку свойственно принимать решения исходя из своих рациональных соображений, мировоззрения и планов, не думая об интересах общества. Но последствия этой тенденции для Сингапура могут быть весьма плачевны. Существует ли хотя бы одна страна в мире, способная процветать при убывающем населении? Если бы меня попросили назвать одну проблему, которая представляет собой наибольшую угрозу для выживания Сингапура, я бы назвал демографию. В свое время я не сумел решить эту проблему и сдался. Теперь я передал бразды правления страной новому поколению лидеров. Будем надеяться, что они или их преемники в конце концов найдут выход.

В: Как вы думаете, сумеет ли новое поколение лидеров решить демографическую проблему?

О: Спросите лучше у них. Что еще они могут сделать? Вице-премьер Teo Чи Хин разработал «Белую книгу по вопросам народонаселения». Давайте подождем несколько лет и посмотрим, сработают ли эти меры. Мы просим людей предлагать свои идеи. Если мы решим, что они целесообразны, то возьмем их на вооружение. Корень демографической проблемы — в радикальном изменении образа жизни. Немцы не воспроизводят сами себя, поэтому приглашают в страну турок. Ни один из азиатских тигров не воспроизводит сам себя. Это удается только американцам, да и то, вероятно, за счет латиноамериканцев с их огромными семьями, а не за счет белого населения. Китайцы горько пожалеют о своей политике «одна семья — один ребенок», когда придут к тому, что один молодой китаец будет вынужден обеспечивать четверых стариков.

В: Не следует ли нам перенять скандинавскую модель с ее системой обширной поддержки на дошкольном уровне и детскими дошкольными учреждениями, чтобы облегчить нагрузку для семей с маленькими детьми?

О: Нет. Как я уже говорил, в скандинавских странах общество функционирует как одна большая семья. Они готовы делиться друг с другом. Я не думаю, что мы должны обременять наше население такими высокими налогами. К тому же есть вероятность того, что даже бесплатные или субсидируемые детские сады не приведут к повышению рождаемости.

В: Еще одна проблема, с которой часто связывают низкую рождаемость, — жилищная. Говорят, что цены на жилье настолько высоки, что съедают значительную часть семейного бюджета, поэтому на детей денег уже не остается. Кроме того, квартиры, которые сегодня строятся, становятся все меньше и меньше.

О: Да, у нас мало земли. Но, как я уже сказал, демографическая проблема связана в первую очередь с изменением образа жизни, а не какими-либо другими факторами. Раньше сингапурцы жили куда более скученно, но рожали больше детей.

В: Мы могли бы строить 50-этажные дома…

О: Вы читали Кха Бун Вана? Он говорит, что решит эту проблему в ближайшие несколько лет. Но это не означает, что будут строиться большие квартиры. Вы предлагаете строить высокие дома. Но высокие дома — это более высокая стоимость строительства, более дорогое обслуживание, более дорогие лифты.

В: Нам нужно найти способ снизить цены…

О: Нет, нам нужно найти способ, как убедить людей иметь больше детей. Безусловно, в более просторных или менее дорогих квартирах люди станут счастливее, но по-прежнему будут довольствоваться одним ребенком. Проблема в образе жизни. Даже семейные пары не воспроизводят сами себя. Хотя среди состоящих в браке людей коэффициент рождаемости выше, чем в среднем по стране, он не дотягивает до 2,1. А поскольку сегодня каждая третья женщина в возрасте 30 лет не состоит в браке, семейные пары должны рожать, как минимум, три ребенка, чтобы обеспечить простое воспроизводство населения.

В: Возможно, большинство не состоящих в браке людей хотят создать семью. Просто по какой-то причине не могут найти подходящего партнера…

О: «Какая-то причина» — это их комфортная жизнь. Сегодня женщины в состоянии обеспечивать сами себя и могут позволить себе ждать «идеального мужчину» — желательно такого, который зарабатывает больше них. А если такой мужчина не появляется, они остаются незамужними.

В: В настоящее время реализуются некоторые меры по субсидированию экстракорпорального оплодотворения. Не следует ли нам подумать над расширением этой программы субсидирования, тем более что люди стали вступать в брак в более позднем возрасте и могут нуждаться в помощи новейших медицинских технологий?

О: Это опасный путь. ЭКО дает высокий процент многоплодных беременностей и, учитывая возраст матерей, риск преждевременных родов. Кроме того, здесь необходимо поддерживать тонкий баланс. Нельзя поощрять людей откладывать вступление в брак из-за ложного убеждения в том, что оплодотворение в пробирке решит проблему с детьми.

В: Предположим, что наплыв иммигрантов все же изменит сингапурское общество. Какими могут быть эти изменения?

О: Все зависит от того, откуда прибудут эти иммигранты.

О: Например, из Китая?

О: Не просто из Китая, а из разных частей Китая. Мы получим многоязычное общество. Даже если все они будут говорить на мандаринском диалекте, у них будет разный культурный багаж, и всем им придется приспосабливаться к нашей культуре, нашим устоям. Но, если они станут большинством, они могут изменить нас.

В: Возможно, нам стоит отдавать предпочтение иммигрантам из южных провинций Китая, поскольку большинство сингапурских китайцев происходят именно оттуда? Например, некоторые отмечают, что иммигранты из провинции Фуцзянь интегрируются намного лучше, чем китайцы с севера.

О: Нет, мы не смотрим на провинции. Нас интересуют такие ключевые критерии, как ассимилируемость, экономический вклад и квалификация. Иммигранты интегрируются за одно поколение. Их дети уже становятся сингапурцами. Мы хотим привлекать талантливых и способных людей независимо от того, говорят ли они на кантонском или хок-кьене.

В: Приток иммигрантов, помимо прочего, меняет национальный состав нашего населения…

О: Мы стараемся поддерживать существующий состав, сбалансированный и устоявшийся. Если же приток одной группы изменит баланс, у нас начнутся проблемы. На сегодняшний день индийцы уже догоняют малайцев — не только по числу граждан, но и по числу постоянных жителей. Это вызвано тем, что мы приняли много квалифицированных индийских ИТ-специалистов, и у нас в Сингапуре есть четыре индийские школы. Это вызывает некоторое беспокойство.

В: Значит, скоро индийцев станет больше, чем малайцев?

О: Нет. Мы не допустим этого.

Экономика

Сингапур имеет одну из самых открытых экономик в мире. После отделения от Малайзии у нас, как у отрезанного от материка портового города, не было иного пути развития, кроме как создать обширные связи с остальным миром. И нам удалось сделать это на волне подъема, который начался в мире после Второй мировой войны. По данным Всемирной торговой организации, сегодня объем внешней торговли Сингапура намного превышает ВВП (416 %), и по этому показателю мы значительно опережаем соседние Малайзию (167 %) и Индонезию (47 %), а также другие страны Азии, реализующие экспортно ориентированную стратегию, такие как Тайвань (135 %), Южная Корея (107 %) и Таиланд (138 %). Только Гонконг (393 %) может сравниться с Сингапуром по степени открытости своей экономики, да и то только в том случае, если рассматривать как внешнюю его торговлю с Китаем.

Из-за нашей зависимости от этих связей мы всегда будем очень чувствительны к факторам, которые находятся вне нашего контроля и определяются тем, что происходит в других частях мира. Мы делаем все возможное, чтобы рассредоточить риски, избегая полагаться на одну внешнюю силу. Но когда во всех крупнейших экономиках мира происходит замедление темпов роста, невозможно ожидать, что это никак не отразится на Сингапуре. Следовательно, если сегодня экономики развитых стран Запада могут расти со скоростью 2–3 % в год, а китайская со скоростью 7–8 %, мы может рассчитывать в лучшем случае на средние 2–4 %.

Если в Юго-Восточной Азии возникнут какие-либо волнения, мы пострадаем. Мультинациональные корпорации будут рассматривать весь наш регион как нестабильный и могут уйти отсюда или отказаться от дополнительных инвестиций. К счастью, в настоящее время такой сценарий маловероятен. Малайзия ведет себя спокойно. Индонезия давно отошла от агрессивной риторики и воинственности времен Сукарно. Мьянма постепенно начинает открываться миру. Таиланд всегда был свободным рынком. Таким образом на данный момент в регионе царят мир и спокойствие, и Сингапуру выгодно, чтобы так продолжалось и дальше.

Мир и спокойствие должны сохраняться и внутри страны. Если Сингапур вернется в 1950-е гг., когда китайские учащиеся и рабочие устраивали сидячие забастовки и акции протеста и по всему городу были развешаны плакаты, служившие постоянным напоминанием об острой политической борьбе и расколе в обществе, разве захотят инвесторы вкладывать сюда свои капиталы? Зачем им нужна эта головная боль? Сегодня, как и на протяжении всех последних десятилетий, отношения в промышленном секторе носят вполне мирный характер, во многом благодаря упорному труду профсоюзных лидеров первого поколения, таких как Деван Наир, которые думали не только об интересах рабочего класса, но и о благополучии общества в целом. Они старались урегулировать споры мирно, но эффективно, не нанося ущерба стране и не нарушая функционирования основных систем. Для иностранных компаний такие мирные отношения в промышленном секторе — один из ключевых факторов, привлекающих их в Сингапур. Чтобы укрепить эту трехстороннюю систему, в нашем кабинете министров есть представитель от профсоюзов. Если же эта система, основанная на доверии и взаимопонимании между профсоюзами, правительством и бизнесом, будет разрушена, Сингапур окажется в очень опасном положении.

Наконец, мы должны поддерживать высокую конкурентоспособность на глобальной арене, гибко и быстро адаптируясь к новым реалиям. Каковы будут эти реалии через два-три десятилетия, я не могу сказать. Но мы будем находиться в выгодном положении, если сохраним те преимущества, которые были созданы нами в прошлом: высокообразованную рабочую силу, для которой первый язык — английский и второй — китайский, верховенство права, уважение к интеллектуальной собственности, стремление быть на гребне самых передовых технологий во всех областях, прозрачность и отсутствие коррупции в правительстве, а также режим благоприятствования для ведения бизнеса.

К сожалению, по мере экономического роста мы неизбежно столкнемся с проблемой увеличивающегося разрыва в доходах. Эта проблема характерна не только для Сингапура. Таков характер конкуренции в новом глобальном мире: зарплаты низкооплачиваемой рабочей силы будут еще больше снижаться, а пакеты вознаграждения тех, кто находится наверху, — наиболее мобильных и востребованных профессионалов — расти. Для преодоления этого разрыва мы делаем гораздо больше, чем утверждают наши критики. Возьмите Европу с ее идеологией всеобщего благоденствия. Какой европейский город может похвастаться тем, что обеспечил государственным жильем более 80 % своих постоянных жителей, подавляющее большинство которых стали собственниками этого жилья?

Это не значит, что мы можем позволить себе самоуспокоенность. Правительство должно принять все меры для сокращения разрыва в доходах, иначе народ Сингапура утратит единство. Вопрос заключается в следующем: как сделать это таким образом, чтобы не снизить конкурентоспособность страны?

Я против того, чтобы пытаться решить эту проблему через ограничение свободного рынка. Это извращает стимулы и порождает неэффективность, от которой впоследствии крайне трудно избавиться. Один из таких примеров — установление минимальной заработной платы. Гораздо лучший подход — позволить свободному рынку функционировать естественным образом и достичь оптимального экономического результата, прежде чем правительство сможет вмешаться в конечную часть этого процесса и обложить налогами богатых, чтобы перераспределить часть доходов среди бедных. В определенной степени Сингапур так и поступает. Богатые несут на себе гораздо более высокую налоговую нагрузку — в виде индивидуального подоходного налога, налогов на товары и услуги, на недвижимость и т. д., тем самым увеличивая доходы нашего бюджета. А мы используем их для помощи бедным через возмещение налогов на товары и услуги, субсидии на приобретение жилья, предоставляемые Управлением жилья и городского строительства, трудовые пособия, и многие другие схемы перераспределения доходов. Но мы должны быть осторожны и не переусердствовать с увеличением налогового бремени на богатых, иначе эти люди попросту покинут страну. Некоторые представители старшего поколения могут остаться, несмотря ни на что, потому что они глубоко пустили корни, но если вы молоды и талантливы и перед вами открыт весь мир, соблазн уехать будет непреодолим.

Некоторые утверждают, что к увеличению разрыва в доходах привел интенсивный приток иностранных рабочих в последнее десятилетие, поскольку это затормозило рост зарплат для местной низкоквалифицированной рабочей силы. Я считаю, что отчасти это действительно так. Но реальность заключается в том, что, если бы мы не позволили иностранным рабочим приехать в страну, наш сектор малого и среднего бизнеса, на долю которого приходится почти половина ВВП и 70 % всех рабочих мест, постиг бы крах, что имело бы куда более тяжелые последствия для малообеспеченных сингапурцев. В настоящее время мы почти достигли того предела, когда страна больше не может принимать иностранных рабочих с учетом таких ограничивающих факторов, как дискомфорт для местного населения и наличие жилья, поэтому в последние несколько лет правительство начало сокращать их поток. Но вышеуказанная зависимость по-прежнему сохраняется: резкое сокращение притока иностранной рабочей силы неизбежно приведет к значительному экономическому спаду. Правительство старается поддерживать баланс, но население, к сожалению, пока не может оценить его усилия в полной мере, по понятным причинам требуя более популистской политики. Однако именно правительство несет ответственность за то, чтобы обеспечить условия для долгосрочного процветания и роста нашей экономики.

В: С точки зрения экономического роста, какое изменение стратегии могло бы дать наилучшие результаты?

О: Когда речь идет об экономическом росте, лучшая стратегия — увеличить внутреннее потребление. Но с нашим малочисленным населением это ничего не даст. Китаю или Индии есть смысл стимулировать внутреннее потребление. Нам — нет.

В: А как насчет того, чтобы выявлять и развивать определенные перспективные отрасли, как это было с медико-биологическими разработками?

О: Разумеется, мы можем это делать. Но мы должны быть абсолютно уверены в том, что в этом секторе имеется потенциал для продолжительного роста и у нас есть необходимый кадровый резерв, чтобы поддерживать лидерство в этом секторе.

В: Была ли у нас такая уверенность, когда мы решили сделать, как оказалось, выигрышную ставку на медико-биологические разработки?

О: Думаю, эту ставку пока нельзя назвать выигрышной. Да, мы обучили большое количество превосходных специалистов, которые в настоящее время занимаются исследованиями и разработками в этой области, но от создания хорошей исследовательской базы до получения реальных экономических дивидендов — долгий путь.

В: По части роста производительности труда мы отстаем от многих развитых стран. В сфере промышленного производства и обслуживания наш уровень производительности составляет всего 55–65 % от этого показателя в Японии или США…

О: Причина в том, что к нам приезжает достаточно много мигрантов, не имеющих необходимой квалификации и не говорящих по-английски. Некоторые из них получают разрешение на работу, проходят обучение, работают несколько лет, а потом возвращаются домой.

В: Переходя к вопросу о неравенстве доходов: разве мы не можем поднять зарплаты малообеспеченным сингапурцам, несмотря на все описанные вами реалии, с которыми сталкивается Сингапур?

О: Неравенство возникает вследствие того, что существует огромный резерв низкоквалифицированной рабочей силы, причем не только в Сингапуре, но и в Китае и Индии. Поэтому разрыв в доходах неизбежно будет расти. Но спросите себя, сколько мелких и средних компаний разорится, если мы перекроем приток иностранных рабочих?

В: Но разве это не ситуация курицы и яйца? Малый и средний бизнес опирается на иностранцев именно потому, что их нанять проще и дешевле. Но если ограничить приток дешевой рабочей силы, компании будут вынуждены искать новые методы работы. Некоторые из них могут разориться, но, возможно, как раз избавление от малоэффективных компаний позволит сделать экономику более продуктивной?

О: Если перекрыть поток иностранной рабочей силы, сектор малого и среднего бизнеса просто рухнет.

В: Может быть, это будет не катастрофой, а необходимым переходом, который позволит нам выйти на новый уровень?

О: Если этот сектор рухнет, мы потеряем больше половины нашей экономики.

В: Но ведь сейчас правительство именно это и делает — оно пытается ограничить приток иностранной рабочей силы…

О: Да, потому что население Сингапура чувствует себя некомфортно из-за большого количества иностранцев. Но причина не в экономике. Чтобы росла экономика, должен расти и приток иностранных рабочих.

В: Значит, нас ждет замедление экономического роста, так как мы начали закрывать этот кран? И это грозит нам потерей половины нашей экономики?

О: Это было бы неизбежно, если бы мы выгнали из страны всех иностранных рабочих. Но мы поддерживаем их количество на одном уровне, просто ограничиваем приток новых. Мы не закрываем кран полностью. Если мы его закроем, начнутся проблемы.

В: В настоящее время у нас очень низкие налоговые ставки по сравнению со многими другими развитыми странами. Мы можем их повысить?

О: Если повысить их слишком сильно, лучшие люди начнут уезжать. Уже сейчас мы теряем наши таланты. Многие из наших лучших студентов едут учиться в Америку, там их нанимают крупные компании, и они больше не возвращаются. Большинство людей среднего и старшего возраста останутся дома, несмотря ни на что. У них нет выбора. Но самые мобильные и востребованные будут покидать страну в массовом порядке. А без талантливых людей Сингапур перестанет быть тем, что он есть. Только представьте: что, если бы в моем кабинете министров не было таких людей, как Го Кен Сви, Синнатамби Раджаратнам, Лим Ким Сан, которые помогли построить сегодняшний Сингапур? Сегодня они, скорее всего, уехали бы в Америку, получили бы работу в Microsoft и больше не вернулись бы.

В: Но вы и другие представители вашего поколения решили вернуться в Сингапур после того, как получили образование в лучших университетах мира. Разве сегодняшние молодые сингапурцы не будут стремиться вернуться, если будут чувствовать долг перед родиной или желание принести пользу?

О: У моего поколения просто не было возможности остаться в Америке или Англии после окончания учебы.

В: То есть вы не могли остаться в Англии и работать там юристом?

О: Нет, у меня не было лицензии на юридическую практику, и я не смог бы зарабатывать себе там на жизнь. Поэтому я вернулся в Сингапур.

В: А как насчет поколения премьер-министра Ли Сяньлуна? Возможно, решение вернуться обуславливается не только лишь экономическими соображениями?

О: Единственная причина, по которой они возвращаются, — их родители.

В: Это весомая причина. Но есть еще чувство патриотизма, желание сделать свой вклад, принести пользу стране…

О: Они живут в глобальном мире. Сегодня их домом стала вся планета.

В: Но, может быть, с Сингапуром их связывают особые связи?

О: Раньше, когда мир не был глобальным, такие связи существовали. Сейчас — нет.

В: Вы следили за ходом дебатов, вызванных заявлением профессора Лим Чон Яха о необходимости очередной революции в сфере заработной платы?

О: Лим Чон Ях — академик. Он сделал это заявление ради провокации. Он просто вышел к микрофону и сказал: «Если вы серьезно подходите к этому вопросу, вы должны сделать то-то и то-то». Но премьер-министр и министры не восприняли его всерьез. Один министр ответил ему, и он признал, что просто вбросил мяч, чтобы другие его подхватили, — у него не было цели забить его в ворота.

В: Но, учитывая его положение в правительстве, у него нет возможности забить мяч в ворота.

О: Нет. Но он мог бы разработать пошаговый план: шаг 1, шаг 2, шаг 3, шаг 4, шаг 5, гол!

В: По мере того как мир все больше переходит к экономике знаний, не сможет ли Сингапур в конце концов зарабатывать себе на жизнь инновациями и прорывными идеями, например такими, как создание нового Twitter или Facebook?

О: Нет. Сколько среди нас может найтись Биллов Гейтсов? Нас всего 3 млн. Китайцев — 1,3 млрд, но по своей способности к инновациям эта нация и близко не может сравниться с американцами. Индийцы тоже. Почему? Потому что в Америку начиная со времен отцов-пилигримов иммигрировали лучшие люди со всего мира.