Здесь следует сообщить несколько фактов, дающих представление о моем муже на тот момент, когда я обнаружила мисс Мышку у себя в доме.

Первое. Я его ненавижу. Ай-ай-ай, я забегаю вперед. Это началось позже.

Второе. Его полное имя Гордон Лидикотт Уайер, ему тридцать восемь лет. Он блондин с голубыми глазами, и в нем почти шесть футов роста.

Третье. Он младший из пятерых детей в семье Уайеров. Сначала родились четыре девочки, затем появился Гордон, словно миссис и мистер Уайер исполняли свой супружеский долг, пока не родился мальчик, и бросили это занятие, как только мистер Уайер доказал, что способен произвести на свет потомка мужского пола.

Четвертое. Гордон – самый привлекательный в семье Уайеров, намного симпатичнее, чем его сестры, не говоря уже о том, что он не похож ни на кого из них. Золотой блондин среди тусклых шатенов всего остального клана. Кое-кто в городе поговаривает, что его отец действительно оказался не способен произвести на свет сына, так что супругам пришлось воспользоваться посторонней помощью. Отец Гордона опасался, что жена может приносить ему только девочек, а он так отчаянно нуждался в наследнике для доказательства своей мужественности.

Пятое. Родители Гордона все еще живут в том самом доме, где он рос, к северу от города. Я так и не поняла, на что они живут, ибо папаша Уайер (бывший судья), сколько я его знаю, не работает. Мамаша Уайер в прошлом была суперволонтером ЛИУК. Она верит в святость дам, надевающих шляпки в церковь по воскресеньям, и такие нерушимые ценности, как оборки в складку на всех постелях и фарфоровые подставки для яиц в каждом приличном доме.

Шестое. Все сестры Гордона разъехались далеко, за исключением Эдит, бывшего волонтера ЛИУК, убежденной старой девы, которая по-прежнему живет с родителями.

Седьмое. Несмотря на то что мы выросли в одном городе, впервые я увидела Гордона, будучи студенткой последнего курса Университета Уиллоу-Крика. Когда мы познакомились, я готовилась к выпускным экзаменам в библиотеке юридического факультета. Он был практикующим адвокатом, проводившим семинары по правонарушениям. Будучи на десять лет старше меня, он, казалось, воплощал все, чего мне не хватало в зеленых юнцах, с которыми я привыкла встречаться. Когда он заявил, что безумно влюблен в меня, мне и в голову не пришло, что он отчаявшийся неудачник. Наоборот, я подумала, что это самый романтичный и честный человек, которого я когда-либо встречала. В самом деле, какой нормальный мужчина не влюбился бы в меня с первого взгляда?

Восьмое. У него блуждающий взгляд, он самый известный ловелас в городе и не стесняется отпускать комплименты хорошеньким женщинам, что делает его самым популярным человеком на общественных мероприятиях Лиги.

Девятое. Гордон знает, что мой отец – настоящий техасец, который убежден в необходимости защищать свою собственность, и пристрелил бы его из двустволки, если бы тот позволил блуждать не только взгляду. Гордон стал большим разочарованием для моей матушки, которая лелеяла надежду, что я выйду замуж за нефтяного магната или наследника поместья. На худой конец, она хотела, чтобы мой муж имел достаточно своих денег, чтобы ему не надо было тратить мои.

Десятое. Так как Гордон-младший единственный сын, к тому же самый симпатичный в семье, он был избалован матерью и сестрами, испорчен отцом, но сам себя всегда считал безупречным. Однако следует признать, что у него хватает ума опасаться моего отца и очень бояться моей матери.

Одиннадцатое. Мой муж хотел бы быть Самым Важным Человеком в городе, но ему это не удалось, так как наши деньги на самом деле принадлежат мне, и все об этом знают. В целом, единственной причиной, из-за которой мне иногда приходится бороться за внимание представителей лучшей половины Уиллоу-Крика, является мой муж.

Принимая во внимание все, что я знала о Гордоне Уайере и мире, в котором мы жили, я не особенно взволновалась, столкнувшись нос к носу с этой женщиной. Удивлена ее заявлением – да. Встревожена – нет, потому что я не верила ни одному ее слову. Мою уверенность подкрепляли строгая красота холла, мозаичный потолок и уходящие ввысь стены.

Если бы у нее была хорошая прическа, шикарная одежда или что-нибудь, указывающее на то, что она не из тех, кто всего лишь сводит концы с концами, я бы, возможно, почувствовала некоторую неуверенность. Меня очень бы задело чье-либо заявление о деликатном положении, в котором я оказалась предположительно по вине моего мужа, так как сама я в этот момент собиралась сделать тест на беременность. Но я знала, что все это не могло быть правдой, потому что богатые есть богатые, и мы знаем, кто нам ровня, знаем, какие люди в принципе могут быть допущены в наш элитарный круг. Эта женщина была не из нашего с Гордоном мира и даже никогда не могла бы стать его частью.

Откуда была эта уверенность?

Существует три варианта того, как может выглядеть обеспеченный человек.

Первый вариант: элегантная одежда, сшитая из дорогой ткани, одежда, которая всегда узнаваема. Например, трикотаж от «Сент-Джон» – консервативный, но весьма стильный, в нем любая техасская женщина будет выглядеть отлично. (Одобрено ЛИУК.)

Второй вариант: одежда высокого качества, заношенная настолько, что посторонний может принять ее за дешевую. К примеру, вещи из пендлтонской шерсти, купленные десять лет назад, или брюки из зеленой шотландки и яркие желтые рубашки, в которых играют в гольф богатые стариканы. (Одобрено ЛИУК.)

Третий вариант: дорогая кричащая безвкусная одежда. Такую любят европейцы и латиносы, нацепляющие на себя все, что в перьях, сборках, цвета вырви глаз (не одобряется ЛИУК, но вполне в духе женщины из восточного Техаса, которая делает покупки в «Сэк о'Садс», нацепив на себя усеянный фальшивыми бриллиантами костюм.)

Мисс Мышка в своем синтетическом костюме, сияющих туфлях из кожзама и с неописуемой прической не попадала ни в одну из этих одобренных и даже неодобренных категорий. Дешевая, ужасающе безвкусная одежда однозначно отправляла ее в категорию НС с пометкой «Нет денег». (Очень не одобряется ЛИУК.)

Посвященным достаточно одного взгляда, чтобы увидеть разницу. Мой муж знал это и был неисправимым снобом.

Не стоит говорить, как выглядела эта женщина, приросшая к моему белому мраморному полу. Ее силуэт вписывался в арку, которая вела из холла в гостиную, резко выбиваясь из окружения своей НС-ностью.

Пытаясь разобраться в ситуации, я перевела взгляд на зелень и деревья, виднеющиеся за окнами от пола до сводчатого потолка в моей Большой комнате. «Ивы» были окружены живой изгородью, которая огибала территорию, как ярко-зеленый крепостной вал, отделяя нас от прочих. По крайней мере, так было до тех пор, пока Говард Граут при помощи своих грязных денег не получил сюда доступ.

Но в данный момент меня интересовал не Говард Граут, а мисс Мышка. Стоя перед уставившейся на меня женщиной, я испытывала уверенность в том, что Гордон любит меня и ту жизнь, которую мы с ним построили, а не эту незнакомку.

– Кика, – сказала я со свойственным мне спокойствием, – вызови охрану.

Несомненно, она бы так и поступила, потому что ненавидела Гордона так же сильно, как он ее. Мой муж уволил бы ее давным-давно, при первой возможности. Но она была скорее няней, чем горничной, находилась при мне всю мою жизнь, с самого рождения – моя мать была слишком занята своими добрыми делами в Лиге избранных. Кика была как фамильное серебро, передающееся из поколения в поколение, и переехала в этот дом, когда я вышла замуж. Она знала обо мне и моей жизни больше, чем мой муж и мать.

С сумочкой, раскачивающейся на запястье, Кика направилась к телефону, но не дошла до него, потому что именно в этот момент в комнату через западный холл, ведущий в кухню, вошел Гордон; он явно проехал прямиком в гараж, чтобы поставить машину. Он что-то напевал, как человек, которому не о чем беспокоиться. Увидев меня, он замолчал.

– Фред! – выдавил он. Его улыбка исчезла. – Что ты здесь делаешь?

Прежде чем я успела ответить, он увидел нашу гостью.

Я слышала выражение «смертельно бледный», но не знала, как это выглядит. Он буквально посерел. Увидев эту тетку, он явно испытал шок.

Уверенность, которую я чувствовала минуту назад, куда-то исчезла.

– Джанет! – воскликнул он.

Полный крах. Они знакомы.

Ее имя эхом отскочило от наших мраморных стен и отдалось дрожью в моем позвоночнике.

– Что ты здесь делаешь? – На этот раз Гордон обратился к ней.

Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза:

– Ты не отвечал на мои звонки всю неделю. Нам надо поговорить.

Пот выступил на лбу Гордона (полагаю, он подумал о моем отце и его двустволке). Он провел рукой по волосам с таким остервенением, что его голова стала похожа на свежевспаханное поле, с бороздами, готовыми принять семена.

– Действительно, – добавила я. – Нам нужно поговорить. Мисс... – вопросительно взглянула на нее.

– Ламберт, – подсказала Кика и улыбнулась мне.

– Мисс Ламберт говорит, что она от тебя беременна, – сказала я без излишних прелюдий.

Похоже, Гордон испытал очередной, еще более глубокий шок.

Я уже упоминала о том, что мой муж юрист. Однако юриспруденцией он не занимается. Он предпочитает гольф, теннис и спорт пять раз в неделю, и когда его нет в загородном клубе, или на теннисном корте, или в бассейне, он находится в отдаленных уголках мира, подходящих для экстремального спорта. Прыгает с вертолета, чтобы съехать на лыжах с неприступной горной вершины. Карабкается по голым скалистым утесам. Покоряет Гималаи. Совершает глубоководные погружения. Если есть возможность сделать что-либо опасное, он делает это. Или уверяет, что делает, пропадая целыми неделями и находясь вне зоны досягаемости. Теперь моей уверенности в том, что он говорит правду, поубавилось.

Казалось, мой муж не мог сдвинуться с места. Джанет Ламберт сделала шаг вперед.

– Горди, – сказала она с мягкой интимной интонацией, как укол пронзившей меня. – У меня... у нас будет ребенок.

Это напоминало текст из мексиканского телесериала. У меня потемнело в глазах.

– Это ложь! —сказал мне Гордон, прежде чем повернуться к мисс Ламберт. – Ты не могла забеременеть. Клянусь. Это невозможно. Мне сделали вазэктомию десять лет назад.

Удары следовали один за другим.

Наступила тишина, а потом вдруг голоса грянули одновременно. Все перекрикивали друг друга, жестикулировали, визжали – все, кроме меня. Со мной такого не бывает.

Кика, наоборот, профессионал по части истерик. Мисс Мышка, несмотря на свой костюм, как у бухгалтерши, а они, как известно, люди спокойные, готова была заорать. Вероятно, она намеревалась вытянуть из нас деньги.

Был еще мой муж, весь такой блондинисто-голубоглазый симпатяга, до которого наконец дошло, что он только что сказал.

– Вазэктомию? – произнесла я. Щеки у меня горели, а желудок бунтовал, но к утренней тошноте это не имело отношения.

Мне хотелось завопить, но это развенчало бы образ Снежной Королевы, который я так усердно создавала. Казалось, в эти минуты исчезла женщина, которую я воспитывала в себе многие годы, – женщина, с которой приходится считаться. Этого нельзя было допустить. Больше я не теряю контроль под наплывом чувств.

– Фреди, – сказал Гордон, бросаясь ко мне. Как я уже говорила, он никогда не зовет меня Фреди – за исключением тех случаев, когда у него неприятности.

– Что это значит – вазэктомию? – спросила Джанет, хотя меня это тоже интересовало.

Кика как пулемет трещала по-испански, продолжая не слишком лестно отзываться о нашей неожиданной гостье и моем муже. Мисс Мышку это не смущало, а может, она не понимала, что ее клянут на чем свет стоит. Что касается моего мужа, то он никогда не слушал Кику.

– Ты говорил, что любишь меня! – сказала эта Минни. – Ты говорил, что разведешься с женой и женишься на мне! Ты мне это обещал! – добавила она, жестом обводя мой дом.

Вновь вернулось ощущение замедленной съемки, и я уставилась в пространство между мужем и этой женщиной. Действительно ли он говорил все это всерьез?

По его лицу ничего нельзя было понять, но я знала, что он в панике. Боюсь повториться, но мы жили на мои деньги, и он подписал брачный контракт. Я упоминала, что у Гордона очень дорогие пристрастия? Сомневаюсь, что мисс Ламберт сможет предложить ему что-либо подобное. Ее денег явно было недостаточно, чтобы мой муж мог сохранить привычный образ жизни.

– Фреди, – сказал он, – выслушай меня. Я едва знаю эту женщину. Я не понимаю, о чем она говорит.

Минни издавала клокочущие звуки, пока они не сложились в слово.

– Лжец! —ее всю трясло. – Ты знаешь меня так же хорошо, как я тебя, как я знаю про твою шикарную жену и ее кучу денег. – Она перевела взгляд на меня. – Каждую среду после полудня в течение последних трех месяцев я занималась любовью с твоим мужем в твоей роскошной постели!

Этой женщине явно следовало брать уроки этикета. Она не в курсе, что обсуждать личные дела можно только с врачом, адвокатом и священником.

– Мисс Ламберт, я предлагаю вам покинуть дом, пока вас не арестовали за вторжение в частное владение.

Джанет прищурилась, улыбнулась и вдруг извлекла ключ. От моего дома! Ничто не могло бы изумить меня сильнее.

– Вряд ли кто-то арестует меня, если мне были даны ключ и разрешение входить. Охранник подтвердит.

Речь шла о списке, который хранился на пункте охраны, с именами всех гостей, кому можно войти без предварительного звонка. У каждого жителя «Ив» был собственный список.

Я вспомнила удивление Хуана (и ужас – ведь именно я выписываю ему премиальные в конце года), когда я неожиданно подъехала к воротам в среду до обеда, и это заставило меня поверить, что мисс Ламберт не лжет. На самом деле, достаточно было взглянуть на Гордона, чтобы убедиться в этом.

Знаю, звучит мелодраматично, но я почувствовала, что мой мир рушится. Я теребила нитку жемчуга на шее и чувствовала, как все летит в тартарары. Мой муж крутил или все еще продолжает крутить роман с женщиной, которая даже и близко не может со мной сравниться.

Что все это значит?

Я не знала разгадки и не хотела сейчас об этом думать. Всегда есть завтра.

– Вон! – сказала я сдержанно, но решительно, не роняя достоинства.

К счастью, все были скованы исходящим от меня холодом. Снежная Королева не совсем растаяла.

– Фреди, – попытался вмешаться Гордон, повернувшись ко мне.

– Я сказала – вон!

У этой Джанет был протестующий вид, будто она и не собиралась уходить. Но тут уж Кика позаботилась. Она направилась к гостье; испанские ругательства рикошетом отлетали от стен. Джанет отскочила в сторону, когда Кика с размаху ударила ее сумочкой.

Гордон не вступился за свою возлюбленную, и она драматично вздохнула:

– Я знаю, что ты любишь меня. Знаю, что мы это преодолеем.

С этими словами она удалилась. Мисс Мышка, оказывается, обладала гораздо большим драматическим талантом, чем можно было ожидать.

– Фред, – повторил Гордон, пытаясь взять себя в руки. – Мы должны поговорить. Все совсем не так, как ты думаешь.

Манеры настоящей леди были привиты мне с самого рождения, поэтому я не фыркнула, а спокойно направилась к лестнице.

– Не о чем говорить.

По крайней мере, пока я не осмыслю все, что только что произошло.

– Фред. – Больше он ничего не успел сказать, потому что на этот раз Кика ударила его.

– Эй!

Кика обрушила на него порцию испанских проклятий, и он бросился за мной вверх по лестнице.

– Estupido! – бросила ему вслед Кика.

Абсолютно верно. Себя я тоже чувствовала идиоткой. Мало того, что муж изменил мне при обстоятельствах, которые не укладываются в голове.

Дело не в другой женщине, хотя само по себе это ужасно. Но в том, что он скрыл от меня, что когда-то ему сделали вазэктомию.

«Вазэктомия!» – повторяла я про себя, будто это могло что-то изменить.

Я шесть лет из кожи вон лезла, чтобы забеременеть, с его благословления, между прочим, а на деле, если его признание было правдой, у меня не было ни единого шанса.

Пилюли, обследования, секс по графику – все было зря. Каждый месяц депрессия, попусту растраченные нервы, чувство, что впервые в жизни я в чем-то терплю неудачу, – а он, оказывается, сделал вазэктомию еще до того, как мы встретились, если верить тому, что он сказал.

Поднявшись на второй этаж, я не спеша пошла по ковровой дорожке, покрывавшей паркетный пол, к спальне. Гордон шел за мной.

– Фред, я не хотел этого, – сказал он.

Можете считать меня дурой, но во мне всколыхнулась надежда. Значит, он врал этой женщине?

Но надежда тут же погасла, потому что хоть я и не знала, что он сделал операцию и не мог иметь детей, в глубине души я чувствовала, что что-то не так.

У меня в сумке все еще лежал тест на беременность. Я прошла в спальню, а затем в ванную. Через каких-то две минуты от надежды на беременность не осталось и следа. Выбросив бумажку с одной голубой линией в мусор, я уставилась на свое отражение в зеркале, на светлые волосы с идеальным мелированием, чуть ниже плеч, на зеленые глаза, гладкую кожу. Мой отец всегда называл меня самой красивой девушкой на свете – говорил, что мир принадлежит мне.

Я закрыла глаза и попыталась сохранить хладнокровие, но это оказалось невозможным. Помимо того, происходило кое-что еще, едва уловимое. Я вспоминала все полученные в жизни уроки. Леди никогда не должна потеть, повышать голос, швырять предметы. И, главное, настоящая леди никогда не должна злиться.

А я как раз испытывала злость.

Когда я вышла из ванной, как звезда бродвейского мюзикла, распахнув двустворчатые двери, Гордон подскочил ко мне:

– Фред, то, что я сказал Джанет, неправда.

Я не стала отвечать. Пройдя в его гардеробную, я вытащила чемодан, обратив внимание, что для человека, который неделями мотается по свету, он в слишком хорошем состоянии. Да, я забыла: леди никогда не использует бранных слов.

Не говоря ни слова, я распахнула его шкаф и стала вытаскивать все, что попадалось под руку. Цветное шелковое белье, носки от известных дизайнеров, аккуратно сложенные сорочки. Как ненормальная, я стала запихивать вещи в сумку.

– Что ты делаешь?

– Собираю твои вещи.

– Фред, – его тон был жестким, будто он хотел запугать меня, – прекрати вести себя как ребенок.

Я веду себя как ребенок?! Возмутительно истерично да. Но как ребенок? Вряд ли.

Я еле сдержалась, чтобы не высказать все, что думала, и то лишь благодаря многолетней практике.

Он попытался отобрать у меня стопку рубашек, но я оттолкнула его.

– Не сходи с ума, – сказал он. – Давай поговорим, как взрослые люди.

Я почувствовала, что волосы у меня встают дыбом, и обернулась к нему:

– Тебе делали вазэктомию или нет?

– Я же сказал, что нет.

– Тогда докажи это. Давай пойдем к врачу прямо сейчас и сделаем тест. Докажи, что ты не лгал мне с первого дня знакомства.

– Я не обязан ничего доказывать. Кроме того, я уже несколько раз проходил обследование, потому что ты не могла забеременеть.

Его лоб прорезали глубокие складки, и он переминался с ноги на ногу.

– Это ты так говорил. Но при этом никогда не позволял мне пойти с тобой на обследование, и я никогда не видела результатов анализов. Каждый раз твой доктор – твой приятель по колледжу – звонил моему доктору и зачитывал данные.

Я задохнулась от своей ярости, такой неподходящей для настоящей леди. Я хрипела и судорожно ловила ртом воздух, пытаясь вернуть самообладание. Челюсть моя подрагивала, когда я, сжав зубы, пыталась сделать вдох через нос.

– Фред, успокойся.

В том-то и дело. Я не могла. Казалось, из меня выплескивалась ярость, скопившаяся во мне за все эти годы, и когда он отобрал у меня чемодан и стал запихивать его обратно в гардеробную, я сама себя удивила.

– Убирайся, Гордон, – произнесла я дрожащим голосом.

Он остановился и обернулся. Лицо его исказила гримаса.

– Что ты сказала?

– Ты слышал. Убирайся.

Он удивленно поднял бровь и рассмеялся:

– Отлично! Я ухожу. С превеликим удовольствием. Мне давно следовало сделать это.

Я запрокинула голову. Я была готова его убить. Схватила небольшие бронзовые часы, стоящие на тумбочке у кровати, и с воплем швырнула в него. И почувствовала, как пот выступил у меня на лбу, когда я послала вслед ругательства.

Это заставило Гордона остановиться. Ему пришлось отскочить в сторону. Но это его не спасло. Я еще не закончила.

Я подняла фарфоровое блюдо, но заметив, что это фамильная реликвия семьи Хилдебрандов, быстренько водворила его на место и схватила что-то другое, на этот раз подарок от его семьи. От удара о стену предмет разлетелся вдребезги. Я не могла остановиться. Я кричала и кидала все, что не имело для меня большой ценности.

– Ты сошла с ума! – кричал Гордон, уворачиваясь от ударов.

Так и было. Сумасшедшая и злая. Господи, мне было хорошо. И стало еще лучше, когда он наконец выбежал из комнаты, а затем и из дома. Это было замечательно. Я чувствовала себя прекрасно. Более того, я чувствовала себя свободной.

Гордон был мне не пара.

Я достала фотоархив: вырезки из местной газеты, из колонки светской хроники, на которых были изображены мы с Гордоном.

– Кика! – позвала я. – Неси ножницы.