Лукас не сводил глаз с Элис, которая зашла в свою контору и тут же застыла на месте. Он стоял перед окном, прислонившись плечом к раме. При виде его выражение ее лица резко изменилось, став жестким и замкнутым. Это произошло как раз на следующее утро после той памятной ночи, которая раз и навсегда изменила их отношения. Она ясно дала ему понять, что между ними ничего нет и быть не может – ведь они принадлежали к двум разным, далеким друг от друга мирам. И по ее лицу он понял, что она права. Более того, он знал это с самого начала, однако Элис заставляла его забывать обо всем.

Теперь он видел, что его присутствие выводит ее из себя. Но была эта перемена вызвана их недавней близостью или тем, что она позволила прикоснуться к себе человеку, подозреваемому в убийстве, Лукас не знал. Она сама его оттолкнула, сказав, что не желает иметь с ним ничего общего, и блеск в ее глазах ясно свидетельствовал об искренности ее слов. И тем не менее, находясь так близко от нее, он готов был отдать все на свете, лишь бы заключить ее в объятия.

Лишь железная сила воли помогла ему подавить это страшное желание и справиться с минутным приступом слабости. А она сделала его слабым. Он позволил себе ей сочувствовать. Но сочувствие, как он уже давно успел убедиться, не могло принести ничего, кроме сердечной боли, и впредь он такого не допустит.

Будь обстоятельства иными, он бы без сожаления выбросил ее из головы и продолжал вести ту жизнь, которую сам для себя выбрал, – обремененный делами и властью, окруженный со всех сторон людьми, которые в нем нуждаются, хотя он сам не нуждался ни в ком. Однако он все же не мог обойтись без Элис Кендалл – или, вернее, не мог обойтись без адвоката. И до тех пор, пока судебный процесс не закончится, ему волей-неволей придется видеться с ней. Кроме того, по выражению се лица он понял, что впредь ему не удастся отделаться пустыми отговорками. Ей нужны были ответы, и она намеревалась во что бы то ни стало их получить.

– Доброе утро, – произнесла она сухо.

– Вот как? Я что-то не заметил.

– Ладно, обойдемся без светских любезностей. Что вам нужно?

– Мне казалось, что после вчерашней ночи со светскими любезностями мы покончили раз и навсегда.

– Я была бы вам очень признательна, если бы вы больше не напоминали мне об этом.

На ее лице промелькнуло сердитое, почти яростное выражение.

– Похоже, вы сегодня встали не с той ноги, – съязвил он.

– Вас это совершенно не касается.

– Если бы вы остались со мной, то спали бы лучше, а возможно, и наоборот.

– И опять-таки это говорит лишь о том, как мало в вас подлинного обаяния.

Ее последние слова вызвали у него усмешку.

– Мне ведь нужно на ком-то оттачивать свое мастерство. Что же до причины, которая привела меня сюда, то, боюсь, одного простого «Я хотел вас видеть» тут явно недостаточно.

– Вы правы.

– Как насчет: «Я не мог оставаться от вас в стороне»?

– Если бы я вам поверила, то ответила бы, что вам следует проявлять больше сдержанности.

– Но вы мне не верите?

– Нет. Я думаю, что по какой-то непонятной причине вас влечет ко мне – вероятно, потому, что вам не терпится прибавить очередную редкую диковинку к вашей и без того большой коллекции женщин.

– Вы недооцениваете силу ваших чар.

Элис презрительно фыркнула и занялась папкой с документами.

– А если я скажу, что принес вам подарок?

Она обернулась.

– В самом деле? – Она тут же одернула себя: – То есть я хотела сказать, спасибо, не надо.

– Я почти поймал вас на слове, – рассмеялся он.

Она раздраженно воздела вверх руки.

– Неужели вас совсем не волнует то положение, в котором вы оказались?

– Волнует, и даже очень. Но какой будет прок, если я стану ходить с опущенной головой или обливаться слезами?

– И поэтому вы предпочитаете смеяться и отпускать глупые остроты?

– По-моему, звучит не так уж плохо.

– Превосходно. Вы ведете себя как шут гороховый, но поскольку вы делаете это умышленно, стало быть, все в порядке? Удобное оправдание, нечего сказать!

Лицо его сразу сделалось серьезным, ему все труднее становилось изображать беззаботного человека.

– Это единственное оправдание, которое я могу вам предложить, – произнес он через силу.

Элис приподняла брови, однако ответить ему так и не успела, потому что как раз в этот момент в контору ворвался Брутус.

– Хозяин!

Бедняга выглядел запыхавшимся, словно ему всю дорогу пришлось бежать, безукоризненно чистый костюм под знойным августовским солнцем покрылся пятнами пота.

– Еще одну девушку нашли мертвой в переулке.

Воздух в крошечной комнате вдруг показался Элис разреженным настолько, что ей стало нечем дышать. Она стояла на месте, совершенно ошеломленная этой новостью. Однако этого нельзя было сказать о Лукасе. Он пришел сюда с определенной целью и заранее предупредил Брутуса о том, где его искать в случае нужды. Ощущение холодной, суровой неотвратимости переполнило все его существо.

– Что? – переспросила Элис.

– Какая-то девушка была убита прошлой ночью в переулке прямо за нашим клубом, – пояснил Брутус. – Задушена точно так же, как и Люсиль.

– Боже милостивый! – вырвалось у нее.

– Хозяин, там сейчас полным-полно полицейских. Вам лучше пойти и посмотреть самому.

– Ни в коем случае! – вскричала Элис, которой усилием воли удалось взять себя в руки. Она понимала, что ее клиенту вряд ли пойдет на пользу, если он неожиданно появится на месте преступления спустя всего несколько часов после того, как оно было совершено.

– Речь идет о моем окружении, – произнес Лукас, старательно выделяя каждое слово. – О моих друзьях. Я должен идти.

Брутус и Лукас покинули контору. Они уже почти добрались до небольшого лифта, когда вдруг услышали за собой шаги Элис.

– Я иду вместе с вами.

– Это место не для леди.

– Возможно, но этого нельзя сказать о вашем адвокате. Я не хочу, чтобы вы появлялись в том переулке без меня.

– Как вам будет угодно.

Та же самая карета, которая подвозила ее прошлой ночью, ждала их снаружи. Лукас и Элис сели в экипаж, Брутус занял свое место, и они с головокружительной скоростью помчались вперед, в сторону переулка за «Найтингейл-Гейтом», оставляя позади квартал за кварталом.

Когда они прибыли на место, переулок был забит до отказа полицейскими в синих мундирах и скромными черными экипажами, расположенными там и сям, словно они только что остановились и пассажиры едва успели из них выскочить. Повсюду царила невероятная суматоха. Она заметила своего отца и дядю, стоявших над трупом убитой женщины.

Внутри у нее все сжалось от ужаса. Ей не хотелось идти дальше – напротив, она готова была бежать отсюда со всех ног.

– Лучше поезжайте домой, Элис.

Вздрогнув, она обернулась и увидела рядом с собой Лукаса.

– Вам не стоит на это смотреть.

Верно. Ей не стоило на это смотреть. Однако ее желания не играли сейчас никакой роли. Если она собиралась успешно вести защиту Лукаса, ей нужно было иметь доступ ко всем собранным следствием доказательствам. А очередная жертва убийцы, без сомнения, являлась еще одним звеном в цепи доказательств.

– Я никуда не поеду, – ответила она упрямо и зашагала вперед.

Полицейские окружили тело. Чем ближе Элис подходила к месту убийства, тем меньше ей хотелось там находиться. Примерно в десяти шагах от трупа между полицейскими образовался просвет, и представшее ее взору зрелище заставило ее тотчас остановиться.

Убитая девушка лежала на земле, и со стороны могло бы показаться, что она погружена в спокойный, мирный сон, если бы не неестественный поворот головы. В душе Элис нарастал страх, смешанный с отвращением. Двигаясь как в тумане, она преодолела оставшееся расстояние, пока не остановилась рядом с трупом. На расстоянии девушка выглядела безмятежной и даже миловидной, однако вблизи это ощущение пропадало. Скривившиеся губы застыли в предсмертном крике. Выпученные, остекленевшие глаза уставились невидящим взором в небо. Волосы ее напоминали солому, на неестественно белой коже остались следы песка и гравия. Вокруг царил запах пыли и смерти, стаи мух жужжали над трупом.

Элис почувствовала тяжесть в желудке и с трудом удержалась от желания закрыть лицо руками. Ей отчаянно хотелось бежать отсюда со всех ног, но сначала она должна была сделать еще кое-что. Пока полицейские обыскивали остальную часть территории, а ее отец и дядя о чем-то беседовали между собой, она быстро наклонилась к жертве и отогнула воротник ее платья. Да, вот оно. Именно так, как того и опасалась Элис. Клеймо на теле в форме соловья.

Она, словно обжегшись, отдернула руку. До сих пор ей не встречалось в газетах ни одного упоминания о перстне с печаткой. Кларк – без сомнения, по настоянию ее отца – держал эту важную улику в секрете. А это означало, что убийцей в обоих случаях являлся один и тот же человек. Преступление не было случайным, и виновный по-прежнему разгуливал на свободе, готовый нанести новый удар.

Когда она с трудом поднялась на ноги, Лукас уже был рядом, глядя на нее со зловещим выражением лица, словно догадываясь о том, что она увидела.

Все смешалось в ее уме от обилия вопросов, когда она, добравшись до прочной кирпичной стены, прислонилась к ней, уронив голову на руки. Ей хотелось разрыдаться, но тут Лукас подошел к ней и положил руку на спину между лопаток. В этом простом жесте было столько доброты и желания утешить, что она ощутила прилив сил, но вместе с тем и растущее смятение. Мысли ее метались взад и вперед от убитой девушки к человеку, стоявшему рядом с ней. Кем же он являлся на самом деле?

– Убери свои грязные руки от моей дочери!

Голос Уокера Кендалла неожиданно прорезал влажный и жаркий летний воздух. Лукас и ее отец стояли лицом к лицу, как враги, а рядом она заметила своего дядю.

– Прекратите! – крикнула она.

– Я не потерплю, чтобы такой подонок, как ты, губил честь моей дочери! И уж тем более я не позволю тебе задушить ее, как ты задушил тех бедных девушек!

– Отец! – Элис попыталась взять себя в руки. – Отец, – повторила она уже более спокойным тоном, подчеркивая, однако, каждое слово. – Я была бы тебе очень признательна, если бы ты следил за своими словами. Лукас – мой клиент, и я не стану смотреть равнодушно, как ты объявляешь его виновным без суда и присяжных.

– Можешь говорить все, что тебе угодно, Элис, – вмешался дядя Гарри, – но я намерен забрать этого человека в тюрьму.

– Ты не можешь этого сделать!

– Погоди немного и увидишь сама.

– Неужели мне придется возбуждать против тебя иск за незаконное заключение под стражу?

Гарри тут же остановился.

– Не думай, что я на это не способна, дядя. У тебя нет ни малейших доказательств того, что Лукас причастен к этому преступлению.

– Я знаю лишь то, что подсказывает мне мое нутро.

– Твое нутро еще не является доказательством, поэтому ты не имеешь никакого права трогать мистера Хоторна. Если тебе удастся предъявить судье достаточно убедительные улики, доказывающие его виновность, он поедет вместе со мной.

Она взяла Лукаса под руку и зашагала вместе с ним назад к экипажу. Они дошли уже до конца переулка, а она по-прежнему ничего не замечала вокруг себя, кроме жестких взглядов отца и дяди, впившихся им в спины. Едва они обогнули угол дома, Элис без сил прислонилась к карете.

– В чем дело? – тревожно осведомился Лукас.

Только теперь она по-настоящему посмотрела ему в лицо. Хотя что, собственно, она могла ему ответить – да и любому другому человеку? Кому она могла довериться? Ибо – в чем она не могла никому признаться и что переполняло сейчас ее душу чувством горечи и вины – девушка, лежавшая сейчас мертвой в переулке Бикмана, была той самой, которая последовала за ней накануне из «Фламинго» и рассказала ей об Оливере Олдриче и Синди Поп.

Бедняжка не должна была погибнуть напрасно.

Оставшись одна в своей конторе, Элис поспешно набросала записку Оливеру Олдричу, дом которого, как ей удалось выяснить из адресной книги Бостона, располагался в районе Бэк-Бей. Вне всякого сомнения, человек он состоятельный.

Весь день она работала и ждала, пытаясь вспомнить имена всех, при ком упоминала о своих ночных похождениях. Ее дядя уже знал о ее визите в публичный дом, когда она вернулась домой, и наверняка рассказал обо всем ее отцу. Лукасу она сообщила сама, и Брутус тоже об этом знал, не говоря уже о тех ужасных мужчинах, которые неожиданно вышли через заднюю дверь клуба в переулок. Она хорошо помнила и ужас, который испытала тогда, и вполне отчетливое ощущение, что ее преследуют. Только сейчас она сообразила, что, если бы не те пьяницы, она сама могла бы лежать сейчас на грязной земле с переломанной шеей, как та девушка.

Элис едва заметила, как пролетел день. Но когда она получила, наконец ответ от Оливера Олдрича, солнце уже закатилось за крыши домов.

Этот человек был слишком занят, чтобы ее принять. Плохо дело.

Элис порылась в ящике стола в поисках визитной карточки, сложила документы в сумку и направилась на Коммонуэлс-авеню. Сначала она села на трамвай, который довез ее до Арлингтон-стрит, а затем прошла пешком несколько кварталов до дома Олдрича. Она решительно ударила тяжелым медным кольцом по двери. На ее стук появился дворецкий в накрахмаленном костюме.

– Мое имя – мисс Элис Кендалл, мне необходимо встретиться с мистером Олдричем.

Дворецкий слегка приподнял брови, без сомнения, считая чрезвычайно неприличным для незамужней девушки наведываться одной в дом к мужчине. Он даже не подозревал о том, сколько нарушений правил хорошего тона она допустила за последние недели. Эта мысль заставила ее вздрогнуть, однако она тут же отбросила ее. Будучи работающей женщиной, она и так уже преодолела пропасть, отделяющую в глазах общества приличное от неприличного, так что дальнейшие крохотные шаги в этом направлении никого не могли особенно удивить.

С достоинством истинной леди Элис протянула дворецкому свою визитную карточку, положив ее на серебряный поднос.

– Пожалуйста, доложите вашему хозяину о моем приходе.

Тот кивнул головой, после чего развернулся и, держа перед собой на расстоянии вытянутой руки серебряный поднос, исчез в длинном коридоре, стуча каблуками по каменным плитам. Дом показался ей очень красивым, несмотря на отделку из темного дерева и громоздкую мебель. Судя по – всему, Оливер Олдрич был не женат.

Она не могла себе представить, какое отношение этот мужчина имеет к недавним преступлениям, а когда слуга проводил ее в кабинет, с поклоном удалившись, ее недоумение еще более возросло. Он выглядел вполне преуспевающим человеком, совсем непохожим на убийцу. Впрочем, Элис в последнее время все чаще стала задаваться вопросом, как же на самом деле выглядел убийца.

– Мисс Кендалл.

Олдрич сидел за столом в полутемной комнате, крупная персидская кошка лежала, мурлыча, у него на коленях. При таком слабом освещении трудно было судить о его возрасте. Тридцать лет? Или все пятьдесят?

– Мне казалось, я уже сообщил вам о том, что никого не принимаю.

– Да, верно. Но, как я уже писала вам в своей записке, дело очень важное.

Он поглаживал пышный мех кошки, одновременно присматриваясь к своей гостье. Спустя довольно долгое время он указал ей на кресло.

– Мне бы следовало предвидеть, что вы так просто не сдадитесь.

– Почему?

– Я читал о вас заметку в «Бостон геральд».

– Ах вот оно что!

В газетной заметке ее хвалили за острый ум и тщательность в работе. И за красоту. Боже правый, кто бы мог подумать, что она окажется такой падкой на лесть! Снова и снова она позволяла пустым комплиментам кружить ей голову. Да если бы Грейсон Хоторн не сделал ей комплимент в день их первой встречи, она бы ни за что не стала связываться с этим делом. Но нет, стоило кому-нибудь бросить ей хотя бы одно доброе слово, и она накидывалась на него, словно на пирог со сладким кремом.

Поскольку не в ее правилах было задерживаться на плохом, Элис предпочла выбросить из головы другие определения, далеко не столь приятные.

– На меня это произвело впечатление, – добавил Оливер.

– Благодарю вас.

– Разумеется, я убежденный холостяк, не слишком хорошо знаком с нравами светского общества и потому едва ли могу об этом судить.

Если он таким обходным путем пытался поставить ее на место, ему это не удалось. По крайней мере не полностью.

– Я бы хотела задать вам несколько вопросов.

– Например?

– О Люсиль Руж.

Черты его лица оставались совершенно невозмутимыми, и только пальцы на шерсти кошки чуть заметно сжались. Словно сообразив, что невольно выдал себя, Олдрич прогнал животное с колен.

– Это имя мне не знакомо.

Элис ему не поверила.

– А как насчет Лукаса Хоторна? Надеюсь, это имя вам знакомо?

– Ах, Лукас! Ну конечно, я его хорошо знаю. Я ведь когда-то ходил с ним в школу.

– В школу?

– Да. Мы вместе посещали Бостонскую классическую гимназию, когда были еще подростками.

Он усмехнулся. – Хотя Лукас уже тогда был… как бы вам сказать… более зрелым, чем остальные его сверстники. Думаю, как раз в это время у него появилось пристрастие к соловью.

– Значит, ему нравилась эта птица? Еще в те годы?

Оливер снова усмехнулся, сложив перед собой руки.

– О да, мы все были тогда без ума от соловья, мисс Кендалл.

Тут она заметила висевшую на стене гравюру с изображением соловья.

– Я тоже не могла не обратить внимания вон на ту гравюру.

Его подвижное лицо словно окаменело.

– Она принадлежала когда-то моему отцу. Ну а теперь, мисс Кендалл, довольно пустых разговоров. Что вам, собственно, от меня нужно?

– Где вы были в ночь на тринадцатое июля?

– Вы что, хотите учинить мне допрос?

– Нет, просто спрашиваю.

– В таком случае я бы вам посоветовал перестать беспокоить порядочных горожан и смириться с тем, что вы защищаете виновного.

Он позвал дворецкого, который тотчас появился, словно все это время ждал за дверью. Элис не представляла себе, каким образом она может задержаться здесь хотя бы еще на мгновение – разве что вынудить этих двоих вышвырнуть ее из кабинета силой. Тогда она с таким же царственным видом, что и у хозяина дома, кивнула:

– Всего хорошего, мистер Олдрич. Я еще дам о себе знать.

– Я хочу знать, почему ты не стал допрашивать никого, кроме Лукаса Хоторна.

Элис стояла на кухне рядом со своим дядей, который готовил для всей семьи ужин, повязав вокруг своего объемистого брюшка фартук.

Гарри соскреб ножом мелко нарезанный чеснок на сковороду с подогретым маслом. Воздух тотчас наполнился ароматом шипящего и потрескивающего чеснока.

Итальянский вечер в доме Кендаллов.

– Дядя Гарри, ты совсем меня не слушаешь.

– Нет, я все слышу. Просто не хочу отвечать.

Когда чеснок был готов, за ним последовал лук, который нужно было осторожно перемешать с чесноком, затем нарезанные томаты, пока, наконец, весь дом не пропитался запахами изысканной итальянской кухни.

– Тебе все равно придется давать кому-то ответ, так что с тем же успехом это могу быть и я. Ваше расследование началось и закончилось на моем клиенте.

– Нам вовсе незачем копать глубже. Он и есть убийца.

– Ты не можешь этого знать!

– Назови мне хотя бы еще одного подозреваемого.

– Оливер Олдрич.

Гарри едва не выронил сковородку из рук.

– О чем ты говоришь?

– Я сегодня была у него дома.

– Одна?

– Ну, разумеется, одна.

Гарри с шумом поставил сковородку на стол.

– У меня и без того выдался неудачный день, а тут еще ты выводишь меня из терпения своими выходками! И как только тебя угораздило отправиться одной в дом к холостому мужчине?

– А как еще, по-твоему, я могла задать ему интересующие меня вопросы?

– Черт побери, Элис! Задавать вопросы – это уже моя обязанность, а не твоя.

– Если бы ты как следует выполнял свои обязанности, мне бы не пришлось делать это за тебя.

Глаза Гарри превратились в щелочки, нижняя челюсть подергивалась.

– Откуда ты знаешь его имя?

– Это не имеет значения. Самое главное, что я его знаю, и когда я пришла к Олдричу, то обнаружила у него на стене гравюру с изображением соловья. – Тут она вспомнила еще кое-что: – Кроме того, у него на пальце был след от перстня.

– И ты хочешь, чтобы я арестовал его только из-за этого? – осведомился он недоверчиво.

– Почему бы и нет? Ведь ты арестовал Лукаса на основании почти тех же самых улик.

– Это твое «почти» на поверку оказалось свидетельницей…

– Да, свидетельницей, которая живет с каким-то парш… – Заметив угрожающий взгляд дяди Гарри, она осеклась. – С каким-то подозрительным типом. Похоже, что они родственники.

Было ли это поспешным выводом с ее стороны или нет?

– Я не позволю тебе выражаться при мне, словно какой-нибудь уличный бродяга! Я не воспитывал из тебя дикарку.

– Нет, ты всегда учил меня использовать логику и здравый смысл. Уверяю тебя, эта свидетельница лжет! Кто-то заранее подучил ее, что нужно говорить, и этот «кто-то» умышленно толкает ее на обман. Более того приходилось ли тебе когда-нибудь слышать имя Синди Поп?

Гарри замер на месте. Казалось, что само время нарушило свой привычный ход. Несмотря на фартук, вид у дяди был зловещий.

– Нет, не приходилось. И ради твоего же блага я советую тебе забыть о том, что ты когда-либо его слышала.