Из дневника Мэтью Готорна
Мне казалось, будто я навсегда покинул Африку и все, что связано с ней. Но теперь понял, что по большому счету по-прежнему нахожусь там.
Что душа Африки – со мной, что я все еще в джунглях, где за лианами и переплетенными кронами деревьев не видно неба. И в моих объятиях Финни.
Когда я сказал, что мы поженимся, я прочел на ее лице сомнение. Я ощутил его своей душой. Оно блеснуло в ее взоре, как сверкает порой огонек костра сквозь густые африканские заросли. Однако, признавшись себе, что я желаю обладать ею, что, когда она рядом, душа моя раскрывается и оживает, разве мог я ее упустить?
Глава 13
Она не может за него выйти.
Финни шла по длинному проходу церкви Святой Троицы в роскошном платье из бархата и кружев, с небольшим букетом роз в руке, с которых капала вода, оставляя позади след. Священник ждал у алтаря, рядом стоял Мэтью, в церкви собрались ее и его родные, и все же Финни решила сделать все, чтобы брачная церемония не состоялась.
Финни едва сдерживала слезы, к горлу подступил комок. Ребенок.
Сначала она не подумала…
Тогда ей и в голову не пришло…
Как может она выйти замуж за мужчину, который надеется, что она станет матерью для его дочки?
Церковные стены давили на нее, ей было душно. До боли захотелось броситься в высокую сухую траву посреди обширных просторов и дышать полной грудью. Финни тосковала по запаху влаги, какой бывает, когда дождь прибьет пыль, по дымку в воздухе.
Финни не могла сдержать охватившее ее волнение. Ведь она потеряла все. Надежду на любовь своей матери. Мечту обзавестись собственной семьей. Она не могла не сознавать, что на какое-то время потеряла себя самое, пытаясь приспособиться к обществу, которое не питало к ней ни малейшего интереса. Все ее мечты рухнули.
Мэтью?
Он напоминал ей об Африке. Она попыталась спастись от душевной боли бегством, но оно лишь разбередило рану.
С ее злополучного дня рождения минуло всего три дня. И все это время только и было разговоров, что о ней и Мэтью, который к тому же настоял, чтобы свадьбу сыграли немедленно. Он даже получил специальное разрешение, дав повод для домыслов о причинах такой поспешности.
События развивались столь стремительно, что времени на раздумья у нее не было. Финни и опомниться не успела, как наступил день венчания. И вот она идет к алтарю, где ее ждет мужчина, за которого она вынуждена выйти, чтобы не оказаться во власти Нестера. С одной стороны, она в долгу перед Мэтью, с другой – ей надо освободиться от брата.
Готорн потребовал, чтобы они поженились – сейчас или никогда. Его дочери нужна мать.
Финни охватило отчаяние. Конечно, она перед Мэтью в долгу. Но ведь она не сможет рассказать ему о своем прошлом. Об Изабель. Этой своей болью Финни еще ни с кем не делилась. И не знала, хватит ли у нее духу открыться Мэтью. А если не хватит? Как может она связать с ним свою жизнь?
Однако она уже дала согласие.
Финни зажмурилась и набрала в легкие воздуха. На ней был тот же наряд, что и в день ее рождения, прибавилась только кружевная фата. Подарок Эммелины Готорн.
– Это тебе, – сказала она, – моей милой доченьке.
Финни обрадовалась. Только разочарованный вид матери слегка омрачал настроение.
Финни посмотрела на неф собора. Она искала успокоения в росписи на церковных сводах и в резьбе каменных колонн. Обращалась за поддержкой к витражам, прежде чем остановить свой взгляд на священнике.
Священник в свободно ниспадающих черно-белых одеждах выглядел каким-то подавленным. Оно и неудивительно. На лицах родных невесты и жениха не было и намека на радость. Брэдфорд Готорн в своем пиджаке из тонкого сукна и безупречно отутюженных брюках стоял неподвижно, как статуя, с непроницаемым выражением лица. Даже Эммелина Готорн, в прелестном платье из нежно-голубого ситца, с камеей на шее, о чем-то сосредоточенно думала.
Нестер злился, что у него из рук уплыл пакет акций сестры. Летиция, казалось, вот-вот заплачет. Ханна стояла распрямив плечи и не двигаясь, словно солдат по стойке «смирно».
Финни взглянула на Грейсона Готорна, старшего брата Мэтью. Тот, как и отец, стоял с каменным выражением лица. Грейсон не возражал против этого брака, однако был удивлен и обеспокоен столь неожиданным поворотом событий. Финни сразу поняла, что братья дружны и всегда поддерживают друг друга. У Финни болезненно сжалось сердце: как не похож ее брат на братьев Готорн!
Она прогнала эту мысль и сдержала навернувшиеся на глаза слезы. Вдруг она увидела дочь Мэтью, шестилетнюю Мэри, сидевшую подле Эммелины. У девочки были белокурые волосы, крохотный ротик, голубые глаза и ангельское личико. Она держала чудесную фарфоровую куклу и гладила ее по голове. Финни сразу поняла: девочка старается скрыть свое волнение.
У Финни учащенно забилось сердце. Она вспомнила свою Изабель и едва не закричала.
Воспоминания нахлынули на нее волной, заслонив собой действительность.
«Мама…»
Мисс Уинслет опустила глаза. О Боже, только не сейчас! Финни тряхнула головой, чтобы прогнать образы прошлого.
«Мамочка, ты такая забавная!»
Смех Финни разнесся в прозрачном весеннем воздухе. «Но ты забавнее, глупышка моя».
Все говорили, что они очень похожи. Обе рыжеволосые и зеленоглазые. Даже смеются и ходят одинаково.
– Ты любишь меня, мамочка? – спросила однажды Изабель, когда они шли по узкой тропинке, продираясь сквозь высокую сухую траву.
Финни остановилась, наклонилась к дочурке:
– Конечно, люблю.
Накидка, которая была на девочке, казалась белой на фоне ее смуглой, с золотистым отливом кожи. Изабель посмотрела на мать широко открытыми глазами и коснулась ее теплой шелковистой щеки своими маленькими ручками.
– Только меня?
Финни крепко прижала к себе малышку.
– Да, только тебя.
«О Изабель!..»
Финни казалось, будто она попала в туннель, из которого нет выхода, а вокруг сгущается тьма.
Ее девочка умерла, унеся с собой ее разбитое сердце. Как же сможет она полюбить чужого ребенка?
Финни с трудом отвела взгляд от Мэри. Она понимала, что если не выбежит сейчас из церкви, то закричит. А если закричит, не сможет остановиться.
Она уже подобрала юбки и собралась броситься назад по церковному проходу, но, взглянув на Мэтью, увидела отчаяние на его лице. Готорн был уверен, что Финни сбежит из-под венца, и эта мысль ранила его душу. Он повернул лицо, чтобы его шрам не бросался в глаза. И тут Финни поняла, что у нее не хватит сил поступить подобным образом с человеком, который в очередной раз спас ее.
– Мисс Уинслет? – нетерпеливо окликнул ее священник.
Выхода нет. Она в долгу перед Мэтью, хотя он вряд ли узнает, чего ей стоило заплатить ему этот долг.
– Мисс Уинслет?
Финни мгновенно преодолела оставшиеся до алтаря несколько шагов. Она едва понимала то, что говорил святой отец, пока он не спросил:
– Вы берете этого мужчину в законные мужья?
Она молчала.
– Мисс Уинслет? Да или нет?
– Да. Беру.
Финни почти прошептала эти слова, но ей показалось, что они эхом прокатились под сводами храма. У Мэтью камень с души свалился, и Финни сразу это почувствовала.
– Властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать новобрачную.
Финни, теперь уже миссис Готорн, задержала свой взгляд на Мэтью. Этот высокий, потрясающе красивый мужчина во фраке, белом галстуке и жилете – ее муж.
Она заглянула Мэтью в глаза, темные и властные, и у нее перехватило дыхание.
Ее сердце взволнованно забилось. Не спуская с Финни взгляда, он обвил рукой ее талию. С ее уст сорвался вздох.
– Ты моя, – прошептал он так, что слышала только она, и впился губами в ее губы.
Охваченные страстью, они забыли обо всем на свете, слившись в долгом поцелуе, и не могли оторваться друг от друга.
Словно сквозь туман Финни услышала покашливание священника и веселый смех Грейсона и густо покраснела, когда Мэтью наконец отпустил ее.
Священник, завершив церемонию, спустился с амвона и помчался по церковному проходу с такой скоростью, будто за ним гнался сам сатана.
К ним подошла Эммелина. В глазах ее стояли слезы счастья. Взяв Мэтью за руку, она привлекла его к себе.
– Поздравляю, сыночек, – ласково промолвила миссис Готорн, целуя его в щеку. Затем расцеловала Финни и тихо промолвила: – Сделай его счастливым, прошу тебя!
Мистер Готорн увел жену, так и не проронив ни слова.
Остались Грейсон и малышка Мэри.
– Простите нашего батюшку, – сказал Грейсон, и его голос гулко прозвучал в пустой церкви.
Финни видела, какими глазами смотрел Мэтью вслед уходящему отцу. Невзирая ни на что, он все еще любил его, однако к любви примешалась глубокая обида.
Грейсон привлек Мэри к себе, и та, взглянув на Мэтью, уткнулась лицом в дядино плечо.
Грейсон не заметил, что лицо Мэтью исказила гримаса страдания.
– По-моему, мой черед поздравить вас. – Грейсон повернулся к брату с лукавой улыбкой: – Можно мне расцеловать твою жену?
– Обойдешься и рукопожатием.
Грейсон расхохотался:
– Ну-ну, братишка! – Он подмигнул Финни и снова уставился на брата: – Будь здесь Лукас, он поцеловал бы твою супругу без спроса. А я из вежливости спросил.
Мэтью нахмурился:
– Ты говорил с Лукасом?
– Да. Он хотел прийти. Но тебе известно, в каких он отношениях с отцом. Лукас не хотел устраивать скандал.
Мэтью понимающе кивнул.
– Ну, как насчет поцелуя? – спросил Грейсон, и в его темных глазах вспыхнули озорные огоньки.
– Я же сказал – обойдешься! – И Мэтью привлек Финни к себе.
У Финни екнуло сердце. Она ощутила тепло его тела и вдохнула исходивший от него пряный аромат. Она лишь недавно узнала, что мужчины пользуются одеколоном.
Финни с трепетом посмотрела на мужа. Почему ей так спокойно рядом с ним, ведь он не раз говорил, что между ними ничего не может быть?
Она понимала, что Мэтью не изменит себе, и все же он не захотел ее потерять.
Вскоре Грейсон ушел, и в церкви остались Мэтью, Финни и Мэри. Финни овладела тревога.
«Сколько веревочка ни вейся, а конец приходит». Так говорил Джанджи.
Миссис Готорн не раз слышала от него эту поговорку, но только сегодня поняла ее смысл. Она замужем за Мэтью… за мужчиной, которому не смогла поведать о своем прошлом, за мужчиной, который не желает ни ее, ни любую другую женщину. За мужчиной, который ищет забвения. Мэтью предупредил ее. Но она все равно за него вышла. И теперь перед ней его дочка.
Очень давно Финни решила, что уже ничто не сможет разбить ей сердце. Однако, стоя в церкви Святой Троицы, она почувствовала, что ее бедное сердце вновь разрывается на части.
И вряд ли она сумеет справиться со своими чувствами.
– Я знаю несколько правил, следуя которым ты, уверена, поладишь со мной.
Мэтью и Мэри с опаской посмотрели на Финни. Они стояли в вестибюле его дома.
«Кто она, эта женщина?» – гадал он, пытливо глядя на Финни.
Одета она была соответственно случаю и выглядела настоящей леди. Только глаза, живые, зеленые, словно африканские джунгли, напоминали о ее необузданности. Теперь в них появился холод, какая-то стена отчужденности, которой Финни отгородилась от них. Почему? Мэтью не понимал.
Трудно было поверить, что они только что обвенчались. Мэтью был в полном изнеможении. Рука так дрожала, что он с трудом надел Финни кольцо. Ныл шрам, стучало в висках. Но отныне он женат. И теперь они будут делить и радость, и горе.
– Правило первое, – обратилась Финни к Мэри. – Если проголодаешься, скажи мистеру Куинси. Готовить я не умею.
У Мэтью округлились глаза.
– Правило второе, – продолжала она, небрежно разглаживая складки на юбке. – Когда захочешь уйти, оставь, пожалуйста, записку.
Теперь Мэри округлила глаза.
– Надеюсь, ты умеешь писать? – спросила Финни, нервно покусывая губу, и, не дожидаясь ответа, продолжила: – И последнее правило – не будить меня до полудня, если не случилось ничего из ряда вон выходящего. Вот, пожалуй, и все.
Мэтью и Мэри ошеломленно смотрели на Финни. Мэтью подумал было, что прежняя Финни, его Финни, сейчас расхохочется и скажет, что пошутила. Но этого не случилось.
Он поймал ее руку, и на какой-то миг их пальцы переплелись. Финни задрожала и беспомощно взглянула на него. Но не успел он опомниться, как взгляд ее снова стал отчужденным и вызывающим.
Она посмотрела на его руку, державшую ее ладонь, и, подняв голову, взглянула ему в лицо:
– Разве я недостаточно ясно сказала?
Ни трепета, ни дрожи в голосе. У него на щеках заиграли желваки.
– Нет, что вы, ясней не бывает!
– Прекрасно! – И Финни зашагала прочь, стуча своими низкими каблуками по мраморному полу. Лишь дойдя до лестницы, она обернулась: – Я хотела бы поселиться в желтых комнатах, тех, что видела раньше. Пожалуйста, велите слугам поднять мои вещи наверх.
Мэтью стоял неподвижно. От напряжения у него занемела спина, а на плечах вздулись мышцы. Тишину в доме нарушало лишь тиканье часов и грохот изредка проезжающей по булыжной мостовой конки. Жена выбрала самую дальнюю комнату и теперь смотрела на него с вызовом: пусть только посмеет возразить!
Ярость захлестнула Мэтью. Прошло несколько томительных мгновений. Глядя ей в глаза, Мэтью позвал дворецкого.
Куинси тотчас же примчался.
– Да, сэр.
– Скажи, чтобы вещи мисс… точнее, миссис Готорн отнесли в желтые комнаты.
– Слушаюсь, мистер Готорн. – Куинси поспешил в дворецкую, а Финни стала подниматься по лестнице.
Мэтью и Мэри смотрели ей вслед, затем Готорн повернулся к дочери, пытаясь объяснить, почему женщина, которая должна была заменить Мэри мать, вела себя по меньшей мере странно.
Но стоило ему взглянуть на девочку, как она опустила глаза и принялась внимательно рассматривать свои ботиночки, крепко сжимая в руках куклу, только бы не видеть его лица. И Мэтью это прекрасно понимал.
Готорн молчал, боясь вымолвить хоть слово, поскольку не знал, какова будет реакция Мэри.
– Можно я пойду к себе? – тихо спросила девочка.
Он кивнул, но тут же обругал себя дураком, ведь Мэри смотрела в пол.
– Да, – ответил он, преодолевая волнение. – Куинси проводит тебя.
Но прежде чем Мэтью позвал дворецкого, девочка побежала к входной двери.
Мэри не так просто оказалось выскочить из дома.
– Вернись! – раздался окрик отца.
– Нет! – в отчаянии прошептала она, утирая слезы.
Девочка торопливо спустилась вниз, прошмыгнула через двор на перекресток улиц Мальборо и Беркли и выбежала на Коммонуэлс-авеню. Не замедляя шага, добралась до улицы, на которой прожила всю жизнь. С каждым шагом действительность отступала, пока она не застучала ножками по знакомому до боли тротуару, где знала каждую трещину, каждый прут черной железной изгороди, покрытой белым пушистым снегом.
Высокий особняк из красного кирпича с черными ставнями и мансардой манил к себе. Родной дом. Здесь она провела самые счастливые дни.
Время остановилось и повернуло вспять. На нее нахлынули воспоминания. Яркие и живые.
Мэри быстро поднялась по лестнице и удивилась, что дверь заперта на замок. Где ее мама?
Она постучала, но никто ей не отворил. Из дома не доносилось ни звука. Портьеры на окнах были задернуты. Придется подождать. Мамочка, наверное, ходит по магазинам или же отправилась в гости.
Девочка не сводила глаз с двери. Время текло мучительно медленно, солнце стало садиться за горизонт, а Мэри терпеливо ждала. Мамочка непременно вернется домой.
В соседних особняках зажглись огни, а ее дом так и остался погруженным во тьму. Но она по-прежнему ждала, присев на ступеньку и положив голову на колени.
Когда Мэтью увидел ее, к горлу подступил ком. Где только он ее не искал! У родителей, в общественном парке, на общинной земле. Прошел все улицы Бэк-Бея. Ему и в голову не приходило, что Мэри придет сюда. Семь лет назад он ввел в этот дом молодую жену и вместе с ней год спустя радовался рождению дочери.
Не сводя глаз с Мэри, Мэтью подошел к особняку, пустовавшему уже почти два года. Когда он свернул на дорожку, ведущую к парадной двери, девочка подняла голову. Их взгляды встретились.
– Она умерла, малышка, – тихо промолвил Готорн, – и никогда не вернется.
Изумление в глазах девочки сменилось страданием.
Она опустила глаза, и слеза неторопливо скатилась по ее щеке.
– Я знаю, – прошептала Мэри.
Мэтью склонился к ней, но девочка отвернулась и побежала к дому на улице Мальборо.
Глава 14
Завтрак прошел в тягостном молчании. Как только Мэтью появился в столовой, Мэри принялась гладить куклу и что-то мурлыкать себе под нос. У Мэтью болезненно сжалось сердце. Он ненавидел себя за то, что никак не может преодолеть разделявшую их пропасть. Мэтью уже хотел уйти, чтобы не травмировать Мэри, но тут Финни вошла следом за ним в столовую.
На ней была широкая охотничья рубашка из хлопка, наглухо застегнутая, с маленькими деревянными пуговицами, заправленная в юбку. Точно такая же была на ней в поезде.
Мэтью с трудом сдержал смех, увидев Финни в столь непристойном наряде. Он хотел пододвинуть ей стул, но тело пронзила острая боль. Рука и плечо онемели. Мэтью заметил, что Финни внимательно наблюдает за ним, и опустил голову. Он понял, что жена догадалась о его состоянии, и, преодолев боль, с вежливой улыбкой пододвинул ей стул. Финни как ни в чем не бывало опустилась на него.
Теперь ему будет сложно скрывать от Финни и дочери свой проклятый физический недостаток. Мэтью это предвидел, но желание обладать Финни взяло верх над остальными соображениями.
Откинувшись на стуле, Мэтью пил кофе. К еде он так и не притронулся. Боялся, что дрожащая рука выдаст его.
Мэри тоже почти ничего не ела.
За столом никто не проронил ни слова.
В столовую вошел Куинси.
– Не желаете ли отведать оладьи, мисс Мэри? – осведомился дворецкий, и его старческое лицо озарила улыбка. – Вайолет испекла специально для вас.
– Благодарю вас, мистер Куинси, но я сыта. – Девочка бросила взгляд на отца и тут же опустила глаза. – Можно я пойду к себе?
Мэтью ответил не сразу. Несколько секунд показались Мэри вечностью.
– Иди, – сказал наконец Мэтью.
Как только Мэри вышла, Финни вскочила со стула:
– Позвольте и мне удалиться.
– Нет, ты останешься, – сказал Готорн властным тоном, и лицо его приняло суровое выражение. У нее перехватило дыхание. – Чем объяснить твое поведение? Тебе не нравится моя дочь? Или, может быть, я?
Вопрос застал ее врасплох. Она не ожидала, что Мэтью заведет этот разговор прямо сейчас. Что делать? Рассказать ему правду?
Но как объяснить то, что с ней произошло в Африке?
Ее отец был в ярости, когда узнал, что мужчина, которого он считал своим сыном, предал его. Гэтуит Нейландер, блондин с веселыми зелеными глазами, приплывший из Бельгии, завоевал любовь местных жителей, в том числе и отца Финни. Сама Финни тоже была от него без ума. Бельгиец обучил их последним достижениям в технике агрокультуры, а потом, не простившись, уехал, оставив Финни беременной…
– С чего ты взял, что мне не нравится твоя дочь?
– Тогда что за представление ты тут устроила по возвращении из церкви?
– Я… По-моему, необходимо с самого начала поставить все на свои места.
– На свои места? – суровым тоном переспросил он. – Уж не желаешь ли ты сказать, что не собираешься заменить Мэри мать?
Финни стало не по себе. Она понимала, что Мэтью прав и упреки его вполне справедливы.
Вдруг она заметила, что лицо его смягчилось.
– Неужели все из-за того, что я был женат?
Мэтью подошел к ней, взял за руку, привлек к себе. Финни ощутила тепло его тела, и ее бросило в жар.
– Неужели все из-за этого, Финн? – тихим голосом произнес он.
Ее охватило смятение. «Нервничать из-за того, что у него была до меня жена? Боже, неужели я выгляжу такой вздорной?» Она вздорная. Отвратительная.
– Ты поступаешь так же, как твоя матушка, Финни. Не лишай мою дочь заботы и ласки.
Проглотив обиду, Финни сказала:
– А ты ждал от меня другого? Ведь я дочь своей матери!
Его глаза потемнели.
– Ты не такая, как твоя мать. Ты ни за что не бросила бы своего ребенка. И несмотря ни на что, будешь любить девочку и заботиться о ней.
Да. Она не бросила бы своего ребенка. Свою Изабель. Потому что обожала ее. Но Мэтью ничего этого не знает.
– Стоит тебе изведать прелести материнства, и ты станешь настоящей матерью. А про меня вообще забудешь.
Она попыталась вырваться из его объятий, но он не отпускал ее, его взгляд проникал ей в самую душу.
– Ты мне нужна, Финн, – промолвил Мэтью, еще крепче прижав ее к себе.
В глазах у Финни блеснули слезы.
– Ты нужна Мэри, – продолжал Мэтью. – Ты необходима нам обоим. – Он провел пальцем по ее щеке. – Ты не бесчувственная кукла, какой пытаешься казаться.
– Нет, я именно такая! – воскликнула Финни, и из груди ее вырвалось рыдание. – Бездушная и жестокая! Я не смогу быть матерью твоей дочери! Думала, что смогу, но ошиблась.
Она и представить себе не могла, что любовь к Изабель окажется столь сильной, что она никогда не забудет минуты блаженства, когда ее крошка после купания, свернувшись калачиком, спала у нее на руках. Изабель не стало, и жизнь для Финни потеряла всякий смысл.
Взяв жену за плечи, Мэтью встряхнул ее:
– Ты сможешь, Финни. Из тебя получится чудесная мать. Соберись с духом и попробуй! – Его голос потеплел. – Попытайся. О большем я и не прошу.
– Нет!
– Но почему? Почему ты не хочешь даже попробовать?
Упрямство и гордость взяли верх над остальными чувствами, и Финни резко сказала:
– Я говорила тебе: мне этот брак ни к чему. Я не лгала. И ты мне не нужен.
– Возможно, ты не хотела надевать обручальное кольцо, но не раз доказала, что я тебе нужен.
– Неправда!
Мэтью привлек Финни к себе и впился губами в ее губы, в то время как руки скользили по ее телу, возбуждая ее, доводя до неистовства.
Мэтью приподнял Финни и прижал ее к своей разбухшей плоти.
– Теперь ты чувствуешь, как нужна мне?
Финни вдруг застыла в его объятиях и вся напряглась.
– Нет! – воскликнула она.
– В чем дело? Ты не хочешь меня?
Финни пыталась высвободиться из его рук, но он крепко держал ее.
– Почему ты отталкиваешь меня, Финни?
Она несколько томительных мгновений смотрела на него, и в ее глазах Мэтью прочел боль и отчаяние.
– Потому что ничего не чувствую, – сказала наконец она.
Меньше всего Мэтью ожидал услышать от Финни такое признание. Это было для него тяжелым ударом. Ведь ни одна женщина, кроме Финни, не могла пробудить в нем желание, жажду жизни, надежду.
Но Финни возвела между ними стену отчуждения, и Мэтью захлестнула волна горечи и тоски.
Он жаждал, чтобы ее душа проснулась от спячки. Чтобы она вновь ожила, зацвела.
В Африке ему удалось подавить в себе все желания, боль утрат притупилась. Но после встречи с Финни желания вспыхнули с новой силой, и теперь сердце его разрывалось на части.
Что-то страшное произошло с Финни в Африке. Теперь Мэтью в этом не сомневался, но она никогда не откроет ему своей тайны. Родные приносят ей только страдания. Но Финни держится вызывающе, никого не подпускает к себе и стоически переносит свое горе одна.
Они нужны друг другу. Он только теперь это осознал. Пора бы и ей понять эту истину.
– Тебе следовало вспомнить о своей бесчувственности до того, как ты согласилась на брак со мной, – тихо проговорил он.
Он прижал ее к себе и прочел в ее глазах настороженность.
– Я велю, чтобы твои вещи унесли из желтой спальни. Ты моя жена и будешь спать в комнате рядом с моей.
* * *
На закате дня, которому, казалось, не будет конца и края, Финни пошла в желтую спальню, моля Бога, чтобы Мэтью не осуществил свою угрозу. Но, отворив дверь, увидела, что ее вещей здесь нет.
Ее встретила веселая горничная в белом переднике.
– Миссис Готорн, я только что перенесла ваши вещи в другую спальню. Она наверняка вам придется по вкусу. Знаете, какая красивая! – Девица хихикнула. – Да и мистер Готорн рядом, в соседней комнате.
На душе у Финни стало тяжело. Она, будто на плаху, спустилась вниз. Она не позволит так обращаться с собой. Она тут же вспомнила его поцелуи, его руки, нежно скользящие по ее спине, и учащенно задышала от вдруг нахлынувшего желания.
Дверь в спальню была открыта. В камине горел огонь, и его блики падали на стены, обитые цветастым ситцем. Спальня светской дамы.
– Я наполнила ванну, – промолвила горничная. – Вам помочь раздеться?
– Нет-нет, благодарю.
Дверь в соседнюю комнату оставалась закрытой. Финни села к туалетному столику. Только теперь ее сердце стало биться ровнее. Она просидела несколько минут, глядя на отражение двери в зеркале. Та по-прежнему оставалась закрытой.
Облегчение и разочарование смешались в ее душе. Финни прошла в ванную комнату. Мраморная плитка, половики ручной вышивки, фарфоровая ванна, зеркала, шезлонг и даже комод. При виде такой роскоши у Финни голова пошла кругом.
Она еще какое-то время смотрела то на пар, поднимающийся из ванны, то на дверь в соседнюю комнату и наконец решилась. Подобрала и заколола шпилькой волосы, сняла платье, отбросив его в сторону, и погрузилась по самый подбородок в пахнущую лавандой воду. Боже, какая благодать!
Финни не знала, сколько пролежала в ванне. Она уже стала дремать, но вдруг почувствовала, что вода остыла. Она быстро обтерлась и ступила на мраморный пол. Дверь была по-прежнему закрыта, и Финни с облегчением вздохнула при мысли, что сегодня не придется объясняться с Мэтью.
Но, едва накинув тонкий пеньюар, она замерла. У камина в кресле с высокой спинкой сидел Мэтью и держал в руке хрустальный бокал с бренди. На нем были брюки из тонкой шерсти и белая рубашка. Верхняя пуговица была расстегнута, и из-под нее виднелись золотистые волосы. Пиджак и жилет он сбросил. У него был вид мужчины, отдыхающего после рабочего дня в уединенной тиши своей спальни. У Финни на миг остановилось сердце.
При ее появлении Мэтью поднял голову, и глаза его потемнели. Финни затрепетала при мысли, что Мэтью желает обладать ею. Сердце бешено забилось, и она деланно рассмеялась.
– Вот уж кого не ожидала увидеть здесь, – промолвила Финни. – Заблудился?
Его глаза еще больше помрачнели.
– Я давно потерял дорогу к себе.
Эти слова обожгли ей душу, потому что он сказал сущую правду.
Ей хотелось убежать подальше от него. Она не может принять на себя его страдание, не может ему помочь. Она не в силах унять его гнев, и не в ее власти уладить его отношения с отцом. Не может она также стать матерью его дочке.
– Хватит шутить, – бросила Финни с напускным легкомыслием.
– Тебе нравится эта спальня? – спросил он.
Она пожала плечами:
– Комната как комната.
Мэтью обвел взглядом спальню и снова остановил его на Финни.
– Подойди ко мне!
От этих слов Финни бросило в жар.
– Я предпочла бы остаться на месте, – едва слышно произнесла она.
– А я хочу, чтобы ты подошла.
Ее сердце затрепетало, когда он протянул к ней руку, легкомыслие вмиг исчезло.
– Не могу, – задохнувшись, промолвила Финни.
Готорн поднялся, распрямившись во весь рост, и загородил собой камин.
– Сможешь, Финни.
Она хотела убежать, но он схватил ее за руку. Нежно и в то же время властно. В его глазах медленно разгоралось пламя страсти.
Мэтью повернул ее спиной к себе, вытащил шпильки из ее длинных волос, которые рассыпались по плечам, и стал пальцами перебирать огненные пряди.
– Что ты делаешь? – спросила Финни, с трудом сдерживаясь, чтобы не прижаться к нему.
– Ласкаю тебя, – прошептал ей на ухо Мэтью. – И буду ласкать до тех пор, пока ты мне не отдашься.
Он слегка сжал ее груди под пеньюаром, потрогал соски, затем рука его скользнула вниз, и пальцы коснулись пушистого бугорка. Волна желания захлестнула Финни, ей все труднее и труднее становилось притворяться равнодушной. Сладко ныло внизу живота. Мэтью распахнул полы ее пеньюара, и его тонкие пальцы вошли в ее горячее влажное лоно. Не в силах больше терпеть, Финни попыталась вырваться, но Мэтью, словно железным обручем, обвил рукой ее талию.
– Ты моя жена, Финни, – тихо произнес Мэтью, целуя ее волосы.
– Наш брак – ошибка.
– Теперь уже поздно об этом говорить. – Мэтью еще крепче прижал к себе Финни, нежно поглаживая ее влажную после ванны, благоухающую кожу. Затем рука его снова скользнула вниз, к заветному бугорку, а пальцы пробрались в лоно, проникая все глубже и глубже.
Финни изнемогала от желания. Мэтью чувствовал это.
– Зачем ты мучаешь себя и меня? – прошептал он. – Ведь ты на пределе.
– Ошибаешься. Я спокойна как никогда. Так что напрасно стараешься.
Финни прикрыла глаза. Перед ней пронеслись образы прошлого. Она не может ему отдаться, потому что однажды уже совершила ошибку там, в такой далекой и такой родной Африке. Отдалась мужчине, который бросил ее и скрылся.
– Прекрати! – крикнула Финни. – Умоляю тебя! Я не могу!
– Можешь, Финн. – Он обнял ее за плечи. – Ведь я люблю тебя, понимаешь? – Голос его дрогнул.
Финни уже готова была уступить, поделиться с ним своим горем. Может быть, ей станет легче? Нет, не станет. Нечего себя обманывать. Она не уберегла дочку и никогда себе этого не простит.
– Нет, Мэтью, – проговорила она едва слышно, – не могу. Наш брак – ошибка.
Лицо Мэтью потемнело от гнева. Но Финни оставалась непреклонной. Она не может стать матерью Мэри, ради чего, собственно, Мэтью и женился на ней, а ему – достойной супругой.
– Я подам в суд, чтобы наш брак признали недействительным, – сказала она.
Мэтью повернул Финни лицом к себе и пристально посмотрел на нее.
– Никаких судов. Ни сейчас, ни потом, – с холодной решимостью промолвил он и вышел, хлопнув дверью.
Глава 15
Финни с самого утра отправила записку адвокату ее отца, где изложила условия, согласно которым к ней переходит часть акций семейного предприятия, а также попросила его подать в суд заявление о признании ее брака недействительным. Финни понимала, как тяжело ей будет забыть Мэтью и все, что связано с ним, но полагала, что другого выхода нет.
К дневному чаепитию Финни спустилась в охотничьей рубахе из кожи и башмаках на низком каблуке. Длинные рыжие волосы были перехвачены на затылке кожаной лентой. Наряды, приличествующие бостонской даме из высшего общества, для нее больше не существовали. Финни наслаждалась свободой после долгих месяцев, когда пыталась стать другой в надежде завоевать любовь матери. Однако модная прическа и элегантные наряды не помогли, и она вернулась к привычной одежде.
Постукивая каблуками по мраморному полу, она вошла в столовую, и ее охватил восторг при виде заснеженного парка, видневшегося из огромных стеклянных дверей. На столе стояла фарфоровая посуда и сверкали серебряные приборы. Из слуг здесь был только Куинси.
– Добрый день, миссис Готорн.
Финни огляделась, ища матушку Мэтью, но в следующий момент поняла, что дворецкий обращается к ней.
И ей вдруг стало приятно. Но она тут же на себя рассердилась, подумав, что скоро разведется с ним.
– Доброе утро, мистер Куинси.
Финни обратила внимание на необычную бледность дворецкого, стоявшего у буфета.
– Что с вами? Вам нездоровится?
Дворецкий прикоснулся к щеке и поморщился.
– Ничего страшного, миссис Готорн. Просто зуб разболелся.
Финни подошла к нему:
– Позвольте взглянуть.
У слуги округлились глаза, и он попятился:
– Зачем?
– В свое время я многое узнала о зубной боли.
– Благодарю вас, но я прекрасно себя чувствую. – Он указал на бутерброды, пирожные и чай: – Что вам подать?
– Я сама, мистер Куинси, спасибо, – сказала она, вспоминая, каким настоем пользовался Джанджи при зубной боли.
Выбрав кремовую, расписанную цветами тарелочку из английского фарфора, Финни вспомнила, что надо полоскать рот соленой водой. И еще: больным зубом следует разжевать свежую головку чеснока, а затем приложить к больному месту соль и квасцы. Она решила приготовить настой, но пока ничего не говорить об этом Куинси.
Финни огляделась.
– А почему никого нет?
– Мисс Мэри уже позавтракала и поднялась к себе. Позвать ее?
– Нет, – быстро ответила Финни.
Слуга почтительно склонил голову и направился к выходу.
– А что мистер Готорн? – вырвалось у Финни.
Куинси остановился.
– Мистер Готорн? – спросил он с таким видом, будто впервые услышал это имя.
Финни с недоумением посмотрела на слугу:
– Да, где мистер Готорн?
Всего несколько минут назад ей показалось, будто она слышала в его спальне шум.
– Гм… ну… – Дворецкий откашлялся, придя в замешательство. – Он… ушел. Да, ушел. – Куинси кивнул. – Еще в полдень.
Прежде чем миссис Готорн успела задать еще вопрос, дворецкий поспешно удалился в свою кладовую, затворив за собой изысканной работы деревянную дверь.
– Странно, – произнесла Финни. При мысли, что Мэтью нет дома, ее охватило разочарование, но она тут же взяла себя в руки.
Ну не смешно ли? Ведь она не хотела его видеть – и вдруг огорчилась.
Дневное чаепитие потеряло для нее свою привлекательность. Финни поставила тарелку на стол и пошла к входной двери. Надо выйти на свежий воздух, проветриться.
Ее обдал морозный февральский ветерок, и она чуть не бегом бросилась обратно. Надевая пальто, Финни увидела Мэри. Та спускалась по лестнице, волоча дорожный чемодан, который был чуть ли не выше, чем она сама.
– Мэри! – воскликнула Финни, замерев от изумления и так и не продев вторую руку в рукав.
Мэри обернулась и чуть не упала с последней ступеньки. Финни поспешила ей на помощь, и девочка инстинктивно вцепилась в нее.
От прикосновения детских ручонок сердце Финни едва не разорвалось на части.
– Благодарю вас за помощь, мэм, – чинно промолвила Мэри. – А теперь оставьте меня.
Финни тут же отпустила ее и торопливо продела руку в рукав.
– Что ты делаешь? – спросила она, с трудом сдерживая предательские слезы.
Вчера вечером миссис Готорн разыграла перед девочкой роль доброй, но занятой женщины, у которой нет времени на всякие там обязательства и привязанности.
Мэри вскинула свой крохотный подбородок и посмотрела ей в глаза.
– Я решила уйти из дома, чтобы не доставлять вам лишних хлопот. – И уже совсем как взрослая добавила: – И собиралась оставить записку. Писать я умею.
Финни побледнела, и ей сделалось стыдно за свое вчерашнее поведение. «Но что хуже? – размышляла она. – Дать девочке ложную надежду, что я заменю ей мать, или просто заботиться о ней? Пусть все идет как я задумала… а там суд признает наш брак недействительным».
Она будет добра и мила. Будет кормить, одевать девочку и следить, чтобы та ни в чем не знала нужды. Пусть общество ее осудит за то, что она, словно простая гувернантка, занимается воспитанием ребенка. Вскоре она получит наследство и расторгнет брак. Однако сначала ей надо уговорить девочку не покидать дом.
– Хочешь, значит, сбежать? Прекрасная мысль, – сказала Финни.
У Мэри округлились глаза.
– Я сама подумываю о том же, – продолжила Финни, застегивая пальто и направляясь к выходу.
Мэри застыла на месте. Ее чемодан валялся на полу. Пальто девочка, видно, надевала в спешке, ибо пуговки-кораблики, будто после страшной бури, оказались застегнутыми неправильно.
Финни подошла к двери и нажала на круглую медную ручку.
– Не хочешь прокатиться со мной в наемной карете? – Она скривила губы. – Или сэкономим и проедемся на конке? Полагаю, тем, кто помышляет о побеге, следует поберечь деньги.
Лоб Мэри прорезали морщинки. Очевидно, денежный вопрос ее мало занимал.
Вдруг девочка энергично мотнула головой:
– Вам нельзя сбегать!
Миссис Готорн очень серьезно посмотрела на Мэри:
– Почему же?
– Ну… потому… – Мэри запнулась, подыскивая нужные слова. – Потому что вы взрослая. А взрослые не убегают из дому.
– Неужели? – Финни, прикусив губу, пристально посмотрела на девочку. – Порой я поступаю не так, как следует, могу даже обидеть. Есть у меня такая скверная привычка.
Поняла ли ее Мэри? Услышала ли в ее словах просьбу о прощении? Впрочем, не так уж это важно.
– Пожалуй, нам следует заключить соглашение. Я не убегу. Но лишь в том случае, если ты тоже останешься дома.
Мэри с сомнением посмотрела на нее.
– Допустим, я останусь, – осторожно промолвила она. – А вы? Вы точно не сбежите?
У Финни сжалось сердце.
Отчаяние гнало ее из дома, на мороз, чтобы ледяной ветер обжег лицо.
Не проронив ни слова, миссис Готорн распахнула дверь. Порыв ветра ворвался внутрь, в воздухе кружились сухие листья, приплясывая на льду и на каменных ступенях, спускавшихся к тротуару. Финни, застыв на месте, пристально смотрела прямо перед собой, и на нее вновь нахлынули воспоминания. Перед мысленным взором замелькали африканские просторы. Порывы теплого ветра обдували лицо, и крошечные ручонки обвивали шею.
– Куда вы? – спросила Мэри с тревогой в голосе. – Вы же сказали, что не убежите.
– Я на рынок, купить кое-что для настоя от зубной боли. Дам его мистеру Куинси. Я быстро.
Девочка с недоверием взглянула на нее:
– Пожалуй, я пойду с вами.
Бой часов разнесся по всему парадному.
– Ладно, – проговорила Финни, – но прежде застегни как следует пуговицы.
Опустив голову и упершись подбородком в грудь, Мэри попыталась расстегнуть не там причалившие пуговки-кораблики, но ей мешали варежки. Подняв глаза, она беспомощно посмотрела на Финни:
– Не получается.
Финни обмерла. У нее бешено заколотилось сердце, и, склонившись, она дрожащими пальцами, тяжело дыша, принялась расстегивать, а потом застегивать пуговицы, и когда подалась назад, оказалась лицом к лицу с Мэри. Их взгляды встретились. Они стояли так близко, что Финни разглядела ее густые светлые ресницы. И глаза. Такие же ласковые, как у Изабель.
– Благодарю, – прошептала Мэри.
– Не стоит благодарности, – выпрямившись, тихо сказала Финни.
На улице стоял гул от проносившихся мимо карет и конок. Спешили домой женщины, подметая юбками тротуар. Мэри и Финни шли против ветра по гранитной дорожке, ведущей от улицы Мальборо к общественному парку. Они пересекли парк и направились к центру города. Добраться туда в хорошую погоду – десять потов сойдет, а в такой мороз да еще при пронизывающем ветре подобная прогулка – сущее наказание.
– Почему мы не возьмем экипаж? – спросила Мэри, стараясь перекричать ветер. – Раз мы не собираемся убегать, можно истратить пять или десять центов.
Финни была покорена озорной улыбкой на ангельском личике Мэри и ее юмором, и ей захотелось обнять малышку и крепко прижать к себе.
Но она лишь кивнула, не ответив на шутку Мэри, и та сразу погрустнела. Словно ничего не заметив, Финни огляделась.
– Я не вижу ни одного наемного экипажа, – сказала Финни, расстроенная тем, что огорчила девочку, но поддаваться эмоциям она не могла. Не имела права. – Вот выйдем на улицу Тремон, там и поищем.
Они ускорили шаг, и, когда вошли в величественные ворота общественного парка, деревья и высокие вечнозеленые кусты защитили их от ледяного ветра. Облегченно вздохнув, они продолжили свой путь.
Финни замедляла шаг, чтобы Мэри поспевала за ней.
– А куда, собственно, ты собиралась бежать? – осведомилась миссис Готорн.
Мэри промолчала, лишь пожала плечами.
– Снова к бабушке?
– Нет, – ответила наконец девочка, глядя на Финни снизу вверх. – Я хотела отправиться в плавание.
– В плавание? Неужели ты не скучала бы по своим друзьям и подругам?
Мэри прикусила губу.
– О да, я бы тосковала по ним. И они по мне тоже. Очень тосковала. У меня много друзей и подруг. Но если надо бежать, никто и ничто не удержит.
Финни вспомнила, что Мэтью тоже бежал. В Африку. Но вернулся. Неужели из-за Мэри?
– А вы правда собирались бежать? – спросила малышка.
Финни замедлила шаг и посмотрела на девочку. «Да, да. Скажи «да». Притворяйся практичной и занятой. Держись отчужденно».
– Нет, – не смея солгать, тихо ответила Финни. – Я только делала вид.
– Я рада, что вы только делали вид.
Мэри смотрела на нее с облегчением и надеждой, и у Финни заныло сердце. Ей захотелось кричать, когда она снова вспомнила свою Изабель. Играла ли бы она сейчас в куклы? Обрадовалась ли бы снегу?
Нелепые вопросы вихрем завертелись в ее голове, и она подумала, что сходит с ума. Хватит воспоминаний. Что от них проку?
Вдруг Финни увидела замерзшее озеро. Там никого не было. Солнце выглянуло из-за туч, и его лучи заискрились на гладкой поверхности. Обледеневшие ветви засверкали огнями.
Финни замерла от этого зрелища и, глубоко вздохнув, подавила рвущийся из груди крик. Она не желала предаваться раздумьям. Она устала от размышлений. Она хотела забвения.
Финни решительно зашагала вперед, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока не побежала.
– Финни! – вслед ей крикнула Мэри, но та мчалась к озеру. Ветер сорвал ленточку с ее непокрытых волос.
Она неслась прямо к озеру и, едва замедлив бег, прыгнула на его ледяную гладь. Она мечтала об этом миге с того дня, как увидела ее. Финни бежала, раскинув руки, словно крылья. Мороз пощипывал щеки. От бьющего в лицо ветра на глазах выступили слезы.
Громкий крик облегчения пронесся над заснеженной землей и гулким эхом отозвался вдали. Ее больше не терзали страшные мысли. Отчаяние отступило.
Прерывисто дыша, она остановилась на другом берегу и оглянулась. По тропинке мчалась Мэри. Стремительно преодолев пешеходный мост, она сбежала с тропинки и побрела по снегу к Финни. Мэри ни разу не отдохнула, пока не добралась до нее. Только сейчас миссис Готорн увидела в глазах девочки слезы.
– В чем дело, Мэри? – спросила она, переходя на устланную снегом береговую полосу.
– Не делайте так! – яростно закричала Мэри.
Ее гнев перепугал Финни, и она обеспокоенно спросила:
– Почему?
– Потому что так поступают только неразумные дети… Мой отец не одобрил бы вашего поведения.
Финни насмешливо фыркнула:
– Верно, но в последние дни твоему отцу вообще мало что нравилось, верно?
Мэри крепко зажмурилась, и миссис Готорн ощутила укол совести. Сама того не желая, она обидела девочку.
– О, Мэри! – ласково произнесла она. – Твой отец любит тебя.
– Нет, не любит! – воскликнула Мэри. Ее лицо пошло красными пятнами, из глаз покатились слезы. – Но мне все равно. Я ненавижу его! Ненавижу! Лучше бы он остался в Африке! Навсегда!
Повернувшись, Мэри бросилась бежать. Той же дорогой, что примчалась сюда. Финни смотрела на ее крошечные следы до тех пор, пока налетевший порыв ветра не запорошил их. Вздохнув, Финни медленно побрела по снегу и вернулась домой.
Мэтью стоял возле своей спальни, и его душил гнев. Он получил письмо от поверенного Уильяма Уинслета. В довершение ко всему по коридору только что промчалась Мэри, размазывая по щекам слезы.
Следом появилась Финни, торопливо поднимающаяся по лестнице.
– Что с Мэри? – грозно осведомился Мэтью. По виду Финни не скажешь, что она в чем-то провинилась. Или она водит его за нос?
– Она расстроилась.
– Вижу, – проговорил он. – Мы заключили соглашение. И там не оговаривалось, что в твои обязанности входит огорчать мою дочь.
– Но…
– Также мы не договаривались и на сей счет, – произнес Мэтью, тыча ей в лицо какое-то письмо на гербовой бумаге.
– Что это? – спросила миссис Готорн.
– Письмо от поверенного твоего отца.
– Да как он посмел?!
Мэтью вошел в спальню и принялся расхаживать перед камином.
Финни последовала за ним:
– Он не имел права связываться с тобой.
– Ты так думаешь? Я ведь твой супруг. К тому же Жюль Битл служит у моего брата.
– Мистер Битл адвокат, а не половой в кабаке!
Прищурившись, Мэтью сказал:
– Битл служит у Грейсона, а не у Лукаса. А Грейсон является старшим партнером в юридической конторе.
Финни побагровела от гнева.
– Последний раз тебе говорю, – продолжал Мэтью, – никаких судов о признании нашего брака недействительным не будет. Ни сейчас, ни потом. Поняла?
– Последнее слово в этом деле не за тобой. Если Жюль Битл не желает за него браться, я найду другого поверенного.
Мэтью шагнул к ней, и она невольно попятилась.
– Интересно, на каком основании суд сможет решить дело в твою пользу, если я не дам согласия на развод? – с деланной невозмутимостью спросил он.
– На том основании, что после свадьбы мы не вступали в супружеские отношения.
Мэтью схватил ее за руку и захлопнул дверь.
– Ну, это легко исправить. – Он привлек ее к себе.
– Мэтью, – дрожащим голосом проговорила Финни, – что ты делаешь?
– То, что мне следовало сделать прошлой ночью. Раздевайся.
Финни побелела от испуга:
– Боже мой, нет!
– Ты, верно, желаешь, чтобы я жестоко проучил тебя?
Она попробовала вырваться из его рук, но он крепко держал ее. И в этот момент боль пронзила его тело. На какой-то миг время словно остановилось. Ему показалось, что силы покидают его. Но в следующее мгновение он набрал в легкие воздух и обвил рукой ее талию.
– Соглашение есть соглашение, – тихо промолвил Мэтью и запечатлел на ее губах страстный поцелуй. Финни вся напряглась и попыталась его оттолкнуть, но он продолжал ее ласкать. – Поцелуй меня, Финн! – В его голосе звучала мольба, смешанная с отчаянием.
Финни отвернулась. Но он снова повернул ее лицом к себе и прильнул губами к ее губам.
Финни затрепетала.
– Я не хочу овладеть тобой ни силой, ни в порыве отчаяния, – сказал Мэтью.
– Оставь меня в покое, – прошептала Финни и снова отвернулась.
Не выпуская Финни из объятий, Мэтью медленно двигался к кровати. Портьеры на окнах были раздвинуты. Мэтью расстегнул рубаху на Финни. Когда он увидел ложбинку между грудей, у него перехватило дыхание. Финни, судя по ее виду, не собиралась сдаваться. Мэтью сжал пальцами ее затвердевший сосок.
– Ты по-прежнему ничего не чувствуешь?
– Нет, – едва слышно ответила Финни.
– Просто не верится.
– Думай что хочешь.
– Ладно, – бросил Мэтью и стал расстегивать ей юбку. Юбка упала на пол, и Финни осталась в одном нижнем белье.
Она стояла выпрямившись и холодно смотрела на него. Она не уступит, не сдастся. Не так-то легко ее сломить. Мэтью это понял еще тогда, в джунглях.
Золотистые лучи солнца, проникавшие через окна, падали на ее упругие груди с розовыми сосками. В памяти всплыли ее округлые бедра и стройные ножки, скрытые сейчас нижними юбками и панталонами.
– Иди ко мне, Финн, – ласково, но настойчиво произнес он.
Финни прищурилась и шагнула назад. Но Мэтью держал ее, взяв за руку.
– Забирайся в постель, Финни, – тихо произнес он.
– Зачем?
– Я хочу замучить тебя ласками. – Он посмотрел ей в глаза и подтолкнул к постели. – Я зацелую тебя, и ты забудешь обо всем на свете. Каждая клеточка твоего тела будет полна желания.
Вздрогнув, Финни села на постель, и глаза ее испуганно забегали. Мэтью уложил ее на подушку и склонился над ней.
– Ну же, давай, – сказала она. – Осуществи задуманное. Удовлетвори сжигающую тебя похоть и отпусти меня.
Высокомерная, дерзкая, вздорная. Неужели она останется такой на всю жизнь?
Мэтью понимал, что надо покинуть спальню и согласиться на признание их брака недействительным. Ведь он нездоров и ему трудно будет это скрывать, живя с ней под одной крышей. В то же время он осознавал, что она ему нужна, что он жить без нее не сможет и готов прощать ей все, только бы она не ушла.
Склонившись над ней, он нежно провел кончиком языка по ее плотно сомкнутым губам.
– Ты пьянишь, как вино, – прошептал Мэтью.
– Благодарю за комплимент, – отвернувшись, язвительно ответила Финни.
Мэтью прыснул и стал покрывать ее поцелуями.
– У тебя замечательный вкус. Смесь ликера с лимонным соком. Как раз то, что надо.
– Оказывается, ты еще и поэт?
– Ты так полагаешь?
– Я пошутила, – хмыкнув, ответила Финни.
Он рассмеялся, а потом очень серьезно сказал:
– Я никогда тебя не обижу, Финн.
Выражение ее лица стало жестким.
– Следует ли из твоих слов, что ты отпустишь меня? – спросила Финни.
Вместо ответа Мэтью лег на нее.
– Нет, Финни. Ты мне жена. Желаешь ты того или нет.
Он целовал ее, его губы скользили по ее телу, которое трепетало от его прикосновений. Мэтью сорвал с нее сорочку и панталоны и слегка покусывал нежную, шелковистую кожу на животе. У нее захватило дух, когда он провел языком по ее соску.
Мэтью видел, что она с трудом сдерживает сладострастные стоны.
– Тебе ведь известно, что ты мне противен? – задала она тот же вопрос, что и тогда, в джунглях.
Усмехнувшись, Мэтью пощекотал языком сначала левый, потом правый сосок. Финни часто задышала.
– И мои ласки тебе тоже противны?
Запрокинув голову и сглотнув, она ответила:
– Да.
– Лгунья. – Обдав ее горячим дыханием, он залез ей под нижнюю юбку и коснулся голого тела.
– Остановись!
– Чего ради, Финн? Ты же сказала, что тебе безразлично и я могу делать с тобой все, что хочу. Значит, тебе все-таки не безразлично? Ты полна желания! – Улыбка сбежала с его лица. – Признайся, Финни. Скажи, что тебе не все равно, как я поступлю с тобой. Скажи, что ты неравнодушна к моим ласкам.
В глазах ее вспыхнул гнев, но она упорно молчала.
Руки Мэтью заскользили к ее животу. Финни старалась не смотреть на него. Он коснулся ее пушистого бугорка, и губы Финни приоткрылись, будто в неслышном вздохе.
– Ты изнываешь от вожделения, Финни.
– Мэтью! – воскликнула Финни.
Он продолжал ее ласкать, и Финни, изнемогая от страсти, извивалась всем телом. Когда же Мэтью раздвинул ей ноги и его язык осторожно проник в ее лоно, Финни вцепилась пальцами в его густые волосы и застонала.
– Финн, – прошептал он, – не мучай себя! Отдайся во власть собственных желаний.
Его ласки пробили в воздвигнутой ею крепости брешь. И Финни уступила.
Мэтью был счастлив. Он победил. Она приняла его. Жаждала слиться с ним. Шепча ласковые слова, Мэтью лег рядом с женой и нежно обнял ее. Какое-то время оба молчали. Наконец Мэтью сказал:
– Видишь, Финни, а ты говорила, что тебе ничего не нужно. – Он провел рукой по ее волосам.
– Ничего не нужно? – В глазах ее вспыхнул недобрый огонь, и она отвернулась. – Разумеется, нужно. Неужели ты этого не понял? Мне нужно слишком много: ты, эта новая жизнь, где меня постигают неудача за неудачей, Африка! Боже, мои желания не знают границ, и в этом моя беда.
Она прикрыла глаза и склонила голову.
– Я устала от борьбы, Мэтью. – Финни перешла на шепот. – Я думала, ты это давно понял.
Мэтью был ошеломлен ее признанием и почувствовал укол совести. Что же он натворил! Ему стало стыдно.
Мэтью хотел обнять, приласкать ее, попросить прощения.
– Финн…
Однако Финни не стала его слушать.
– Нет, Мэтью. Не надо оправданий. – Она вскочила с постели и потянулась за платьем. – Оставь меня в покое. Больше мне от тебя ничего не нужно.
Он долго молчал. Да и что мог он ей сказать? Потом через силу произнес:
– Мне жаль, Финни.
Она не проронила ни слова.
Ненавидя себя, Мэтью повернулся и вышел из спальни. Он отправился в комнату, откуда открывался вид на парк, и заперся на ключ. Боже, что же это с ним творится?
В висках бешено стучало. Его потянуло к женщине, которая совершенно равнодушна к нему, и он женился на ней, пытаясь наладить свою жизнь. Какой же он глупец!
Утром он проснулся в ужасном настроении, но постепенно мрак рассеялся. Однако письмо от Жюля Битла вновь повергло его в уныние.
Мэтью взял в руки кисть и попытался прогнать мысли о Финни и ее страсти, необузданной и пьянящей, как джунгли в Африке.
Он должен создавать картины, вот только рука подводит. Он снова ощущает слабость. Прилив энергии иссяк, и тело не повинуется ему.
По комнате распространился аромат льняного масла. Мэтью коснулся пальцами атласных волосков на кисти и испытал восторг. Открыл жестяную банку со скипидаром, и в нос ударил резкий и в то же время приятный запах.
Он должен писать. И если сможет, значит, еще не все потеряно.
Держа палитру и кисть, Готорн пристально посмотрел на чистый белый холст, пытаясь вызвать образы, иногда являющиеся ему. Но из всей палитры цветов остались только черный и белый.
«Признать брак недействительным», – пронеслось в голове. Как он может возражать против расторжения брака, если утратил даже способность писать картины?
А вдруг не утратил? Что, если он будет усердно трудиться и докажет, что способен вернуться к прежней жизни, с ее радостями и заботами? Может, ему удастся по кусочкам, как мозаику, восстановить ее?
С холодной решимостью Мэтью поднял кисть.
Финни разбудил среди ночи какой-то шум.
– Изабель? Это ты, детка? – крикнула она спросонья и окончательно проснулась. В спальне никого не было. Финни спала в одиночестве.
Она перевернулась на другой бок и посмотрела через окно на луну, изредка проглядывавшую сквозь плывущие по небу тучи. Из глаз хлынули слезы.
– О, Изабель, – прошептала Финни, – знала бы ты, как я тоскую по тебе, малышка! Я по-прежнему тебя люблю и никогда не забуду.
Ночь выдалась тихая. Финни вслушивалась в темноту. Тишина.
Но через какое-то время она снова услышала шум. Он доносился из коридора.
Сбросив одеяло, Финни соскочила с постели, надела кашемировый халат – свадебный подарок бабушки – и выглянула в коридор. Из спальни Мэри лился слабый свет.
«Закрой дверь. Вернись в постель. Ты скоро покинешь этот дом».
Мысли проносились в голове с лихорадочной быстротой. Но сердце подсказывало: «Иди туда». Она вышла в коридор и направилась к спальне Мэри.
Но девочки в комнате не оказалось. Она стояла в конце коридора возле оконной ниши и вглядывалась в ночной мрак. На ней была белая фланелевая рубашка с кружевами, на ногах – изящные бархатные туфельки. С рассыпавшимися по спине вьющимися волосами она походила на ангела. Финни приблизилась к ней и, когда девочка повернула голову, увидела, что ее лицо мокро от слез.
– Мэри? – тихо позвала она.
Мэри вздрогнула и, прижав куклу к груди, настороженно посмотрела на Финни.
– Ты видела страшный сон? – ласково спросила Финни.
Девочка кивнула.
– Что же тебе приснилось?
На лице девочки отразилось страдание, но она промолчала. Финни подумала, что так и не дождется ответа, однако Мэри вдруг воскликнула:
– Не говорите папе, что он мне противен!
У Финни ком подступил к горлу, и она едва сдержала слезы.
– Разумеется, не скажу. Но признайся, ты не хочешь, чтобы он был тебе противен.
– Ужасно не хочу.
– Понимаю, Мэри. – Голос у Финни дрогнул, она сделала глубокий вдох и попыталась улыбнуться. – Почему бы тебе не вернуться в кроватку? Уверена, утром все твои страхи исчезнут.
– Я не могу заснуть. Как только закрываю глаза, вижу маму и папу. В те времена, когда мы были счастливы. А потом мамочка умерла, а папа заболел.
– О, Мэри… – Финни не знала, что и сказать. Ей самой эти мысли не давали покоя. Образы прошлого преследовали ее. – Тебе надо немного поспать, – сказала наконец Финни.
– Вы меня проводите? – спросила девочка.
Финни довела Мэри до кроватки, поправила постель, всячески стараясь скрыть охватившее ее волнение.
Когда Мэри взобралась на высокую пуховую перину, миссис Готорн ласково улыбнулась ей и выключила свет.
Финни уже хотела уйти, но девочка схватила ее за руку своими нежными маленькими пальчиками.
– Не бросайте меня, – попросила Мэри чуть слышно.
«Мама…»
Финни стало душно.
«Ты любишь меня? Только меня?»
Ощущая тепло пальчиков Мэри, она закрыла глаза, испытывая блаженство. Она должна уйти, иначе сердце ее разорвется на части от сознания, что она никогда больше не увидит Изабель.
– Пожалуйста, – прошептала Мэри.
Финни все крепче сжимала ручонку Мэри. Она вдруг поняла, как ей нужна эта девочка.
Финни села на край кровати.
– Я останусь с тобой, малышка, – сказала она, и по ее щекам потекли слезы. – Тебе нечего бояться.
– Благодарю вас, – прошептала Мэри.
Финни не знала, сколько времени просидела у кроватки Мэри. Девочка уже давно уснула. Финни высвободила свою руку из руки Мэри, но вместо того, чтобы вернуться к себе в спальню, легла рядом с Мэри и нежно обняла девочку.
– Спи, малышка, – тихо проговорила Финни. – Я не оставлю тебя.
Глава 16
Ей снились акации и высокая африканская трава. Проснувшись, Финни не сразу поняла, где находится. Мысли о Мэтью не шли из головы. С сильно бьющимся сердцем она вспомнила о его ласках, медленно провела ладонью по телу, и ее охватило томление. Глаза словно заволокло дымкой, и она погрузилась в небытие между настоящим и прошлым, затерявшись в тех местах, где ей не грозила опасность.
Но когда солнце встало над горизонтом и туман рассеялся, суровая действительность предстала перед ней во всей своей неприглядности.
Финни сбросила одеяло и соскочила на пол. Ей нужен новый поверенный. Ее брак должен быть расторгнут, даже если ей понадобится перезнакомиться со всеми адвокатами в Массачусетсе. А пока она постарается избегать Мэтью.
Двумя днями позже Финни поняла, что ей не придется его избегать. Она спала одна, а когда спускалась к завтраку, в столовой никого не было. Финни не видела его с того самого дня, когда он потерял самообладание.
Расторгнув брак, она не сможет заплатить Мэтью долг, но другого выхода нет. Ей нельзя оставаться в этом особняке. Единственное, что могло бы ее здесь удержать, – это Мэри. Но она еще не готова стать матерью. Однажды, в Африке, она это доказала.
– Доброе утро, миссис Готорн, – приветствовал ее дворецкий, когда она вошла в столовую.
– Здравствуйте, мистер Куинси. Как ваш зуб? – спросила она, благодаря Бога, что есть тема для отвлеченного разговора.
Дворецкий просиял и приложил ладонь к челюсти.
– Гораздо лучше, почти не болит. И рука тоже. Ваша мазь чудодейственна.
Приготовив настой от зубной боли, Финни из смеси чеснока и тимьяна сделала мазь для заживления глубокой резаной раны. Мэри помогла смешать отвратительно пахнущий состав. Девочке хотелось знать, для чего предназначено каждое растение. Финни рассказала, что тимьян успокаивает, кора тополя снимает воспаление, лаванда успокаивает нервы. А бальзам из лимона избавляет от лихорадки. Мэри слушала, широко открыв глаза и затаив дыхание.
При мысли о Мэри у Финни радостно забилось сердце.
– Откуда вы столько знаете о лекарственных травах? – поинтересовался Куинси.
– Какое-то время я пробыла у знахаря племени катсу. Он частенько заставлял меня готовить разные снадобья.
У Куинси округлились глаза.
– Вы дали мне зелье дикарей? – спросил он с ужасом и тут же пожалел.
Финни побледнела.
– Я хотел сказать, ну, вы понимаете…
– Да, дикарей, но ведь оно вам помогло?
Он в раздумье наклонил голову:
– Как будто помогло. Простите, миссис Готорн.
Финни, потрепав его по руке, промолвила:
– Полно вам.
– Я хотел узнать насчет Вайолет, – нерешительно произнес дворецкий.
– Что с ней?
– Ухо. Быть может, вы смогли бы… – Он замялся.
– Я сейчас посмотрю ее.
– Но сначала позавтракайте.
Финни схватила кусок хлеба.
– Я уже, – бросила она, направляясь в кухню.
Спустя полчаса Финни торопливо вышла из особняка и увидела Мэри, сидевшую на гранитных ступеньках.
– Здравствуйте! – поздоровалась с ней Мэри.
– Здравствуй, Мэри.
– Я подумала, что пойду с вами, если вы снова отправитесь за покупками.
Финни подавила желание улыбнуться. Придется, видно, найти девочке гувернантку, чтобы как-то упорядочить ее жизнь.
– Пойдем, – согласилась Финни. – Надо купить чеснок.
Мэри сморщила носик, будто уже ощутила запах чеснока.
– Сколько же вам нужно чеснока? Зачем он вам сегодня?
Улыбнувшись, Финни ответила:
– Приготовлю снадобье для Вайолет. У нее ухо болит.
Они прошли несколько шагов, и Мэри вдруг выпалила:
– А моего папу вы не могли бы вылечить?
Финни остановилась, и у нее болезненно сжалось сердце. Исцелить Мэтью? Да она не знает, как залечить собственные раны. Где уж ей лечить мужчину, который приходит в ярость по малейшему поводу!
Или его гнев всего лишь доспехи? Как у воина на мозаике?
Эта мысль поразила ее. Неужто он защищает себя, с гневом обрушиваясь на других? Но от кого и от чего? От тех, кто пугается его шрама? От отцовской черствости?
– Чеснок не избавит твоего отца ни от шрама, ни от гнева.
Мэри печально опустила голову, и Финни пожалела о сказанном.
– Впрочем, можно подсунуть ему дольку чеснока и посмотреть, что из этого выйдет, – с насмешливой улыбкой проговорила Финни.
Мэри засмеялась.
Они направлялись к общественному парку. В последние дни Финни брала Мэри с собой, когда ходила по магазинам за травами и разными сортами масла. Шли они обычно молча.
Выйдя на следующий день из дома, Финни не увидела на ступеньках Мэри. И ей стало грустно.
Что с ней?
Она подставила лицо ледяному ветру. На самом деле ей незачем было идти в магазин, и всевозможных трав в доме хватит еще на несколько недель.
Кроме того, Куинси и остальные слуги каждый день ходили за покупками. Однако Финни привыкла, взяв с собой Мэри, ежедневно ходить в магазин за травами и готовить для прислуги какое-нибудь очередное снадобье.
Финни уже собралась вернуться в дом, но в этот момент дверь распахнулась и появилась запыхавшаяся Мэри, нахлобучивая на голову шапку.
– Простите за опоздание, – задыхаясь, проговорила девочка.
От прилива жгучей радости Финни на мгновение застыла.
– Что-то не так? – встревоженно спросила Мэри. – Вы сердитесь на меня за опоздание?
– Нет, – ласково ответила Финни, и улыбка заиграла на ее губах. – Не сержусь нисколечко.
– Прекрасно! Тогда пошли.
И когда девочка, как обычно, взяла Финни за руку, та не отдернула ее.
Они пошли на рынок, а затем отправились в порт. Там они долго рассматривали заморские травы и всякую всячину, пока наконец не набрели на крошечные, тесные лавки, хозяева которых торговали с приезжими китайцами. Они нашли длинные шишковатые корни женьшеня и гигантские зеленые листья банана. Купили полдюжины лимонов, привезенных откуда-то с юга, и свежие листья тысячелистника у доброго китайца, который оказался лекарем.
Несмотря на мороз, день удался на славу. Их грела душевная теплота. Но когда, уставшие и счастливые, они возвращались домой, все переменилось. Неподалеку от улицы Мальборо группа мальчишек и девчонок играла в снежки. Увидев их, Мэри вся сжалась и хотела свернуть на другую улицу, но было поздно.
– Смотрите-ка, Мэри! – крикнул один из мальчишек с веснушчатым лицом.
Мэри застыла на месте.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросила Финни.
Девочка метнулась в сторону:
– Ничего.
Мэри отпустила руку Финни и пошла дальше, высоко держа голову.
Девочка намного опередила Финни, та не расслышала, что говорили дети. Видела только, что Мэри, глядя прямо перед собой, продолжает идти.
Тут Финни вспомнила, как девочка говорила, что у нее много добрых друзей. Лишь когда Мэри направилась к парадной двери, она отчетливо услышала:
– Мэри, Мэри, чудище Мэри!
– В чем дело? – грозно спросила Финни.
Дети обернулись и, увидев Финни, бросились врассыпную, громко смеясь.
Финни в недоумении смотрела им вслед, стараясь понять происшедшее. Мэри уже вбежала в особняк.
Финни тоже вошла в дом, швырнула шляпку и пальто и поспешила наверх. Постучала в комнату Мэри.
Тишина.
Еще раз постучала.
– Мэри, это я, Финни. Можно войти?
Внутри послышался какой-то шорох. Отворив дверь, Финни увидела, что Мэри лежит на постели, уткнувшись лицом в подушку и прижимая к себе куклу.
– Мне жаль, что эти дети так обошлись с тобой, – промолвила Финни, входя в комнату.
Девочка не ответила.
– Уверена, они просто дразнили тебя.
– Ну уж нет! – воскликнула Мэри. – Они что думали, то и говорили.
По ее щекам потекли слезы, и она разрыдалась.
Финни подошла к ней и, присев на постель, привлекла девочку к себе, приговаривая:
– Успокойся, все будет хорошо.
– Нет, не будет! – воскликнула Мэри. – Прошлого не вернуть. Мама умерла, и все возненавидели меня.
– Ты не права, Мэри.
– Никто меня не любит, – твердила Мэри. – Вы слышали, что они кричали? «Мэри, Мэри, чудище Мэри».
– Ты не чудище!
– Я-то не чудище, – сказала она, вскинув голову. – Но мой отец уродлив!
В этот момент обе заметили стоявшего в дверях Мэтью и умолкли. В комнате воцарилась тягостная тишина. Мэтью словно окаменел и стал еще больше похож на Дикого мужчину со шрамом. Лицо его исказила ярость, в глазах пылал огонь.
Ошеломленная Мэри снова заплакала, свернувшись калачиком. Финни смотрела на Мэтью, а тот не сводил взгляда с дочери. До сих пор ему удавалось скрывать свои чувства, однако сейчас в его взгляде Финни прочла неутоленную жажду мести, обиду за свою несчастную дочь.
Поймав на себе ее испытующий взгляд, Мэтью помрачнел, и лицо его вновь стало непроницаемым. Не проронив ни слова, он повернулся и пошел прочь.
Ей хотелось броситься вслед за ним. Но сейчас главное – успокоить Мэри. Финни ласково погладила ее по голове.
– Лицо твоего отца обезображено шрамом, Мэри, однако он не урод.
– Но он злой, а раньше был добрым, веселым.
Финни вздохнула:
– Возможно, спорить не стану, но злится-то он не на тебя.
– И на меня тоже.
Финни не знала, как разубедить в этом девочку, и решила поговорить с Мэтью.
Постепенно Мэри успокоилась, отыскала куклу и крепко прижала к себе.
– Думаю, теперь вам понятно, что моим сверстникам я совсем не нравлюсь.
Финни улыбнулась:
– Зато мне очень нравишься.
– Правда? – тихо спросила девочка.
– Правда, – склонившись над ней, прошептала Финни.
Мэри обвила ручонками шею Финни:
– Не покидайте меня, прошу вас!
Финни молчала. К горлу подступил комок. Она выпустила Мэри из объятий и бережно уложила на подушку.
– У нас был трудный день. Почему бы нам до обеда не отдохнуть?
Оставив Мэри, Финни отправилась на поиски Мэтью.
В кабинете его не оказалось, и Финни спустилась в вестибюль. Дом словно вымер. Ни в библиотеке, ни в западной галерее тоже никого не было. Финни подошла к комнате с видом на парк.
Мэтью сидел перед мольбертом, освещенный лучами заходящего солнца. Словно забыв о зажатой в руке кисти, он смотрел прямо перед собой. Не зная, что за ним наблюдают, Готорн сбросил маску притворства. Только сейчас Финни поняла, что перед ней вовсе не грозный воин, а смертельно уставший человек. Уж не заболел ли он? Раньше Финни его таким не видела. Быть может, на него так повлиял ее разговор с Мэри, который он случайно услышал? Нет, тут что-то другое. Ее не покидало чувство вины.
– Ты заболел? – спросила Финни.
Мэтью поднялся и пристально посмотрел на нее. Глаза его лихорадочно блестели, в них затаился страх.
– Я здоров, – выдавил он через силу.
– Но выглядишь неважно.
Финни шагнула к нему, чтобы пощупать лоб, нет ли у него жара. Мэтью схватил ее за руку, и они замерли. Он долго смотрел на нее своими синими глазами, потом выпустил ее руку.
– Я здоров, – повторил Готорн.
Финни пришла в замешательство, бросила взгляд на мольберт, и ее решимость поговорить с Мэтью о Мэри исчезла. Что, в сущности, она знает об этом человеке? О его чувствах к дочери? Ровным счетом ничего.
Его альбом был развернут на чистом листе. Рядом лежали угольные карандаши. Финни знала, что он тоскует по холсту и краскам. Но ни разу не видела, чтобы он брался за карандаш или кисть.
Вдруг Финни почувствовала на себе его взгляд, и ей стало неловко.
– Как бы я желал написать твой портрет! – едва слышно промолвил Мэтью.
Финни вздрогнула и насторожилась. Все тело ее напряглось.
Не проходило дня, чтобы Мэтью не пытался рисовать, но у него получалось все хуже и хуже. Все труднее становилось скрывать свою слабость. С таким трудом возведенное здание рушилось, словно карточный домик.
Чувство стыда сменилось яростью, страхом.
– Написать мой портрет? Мы ведь уже говорили об этом – в джунглях. Мой ответ прежний – «нет».
Мэтью был в полном изнеможении. Он пошатнулся, задел мольберт. Альбом упал на карандаши, и они полетели на пол. Пытаясь их удержать, Мэтью ощутил острую боль в плече и, превозмогая ее, застыл на месте. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Он с трудом повернулся к Финни.
– Зачем ты пришла? – сухо спросил он, моля Бога, чтобы она ушла.
– Я хотела бы переговорить с тобой о твоей дочке.
Боже, какая боль! Уже нет сил терпеть. Мэтью опустил взгляд на разбросанные по полу, словно игральные палочки, карандаши и промолвил:
– Мне не нужно говорить с тобой о Мэри.
Забыв о своем смущении, Финни приблизилась к нему и спросила:
– Неужто ты не понимаешь, что ты необходим дочке?
Мэтью, желая хоть немного унять боль, разжал и вновь медленно сжал пальцы.
– Я обеспечиваю ее.
– Ей нужна твоя любовь, а не деньги!
– Возможно, но куда мне деть шрам, что приводит ее в неистовый ужас!
– Попытайся! – Финни глубоко вздохнула. – Полюби ее.
– Я безумно ее люблю!
– Неужели?
– Больше жизни!
– Тогда иди к ней. Ее мучают по ночам кошмары. Помоги ей избавиться от них.
– Так ведь я причина этих кошмаров! – крикнул он. – Как ты не понимаешь?
Мэтью бросился к двери, Финни помчалась за ним.
– Не надо меня избегать!
Он обернулся и взглянул на нее:
– Я полагал, это ты меня избегаешь.
Так оно и было. Но Финни не хотела в этом признаваться.
– Если б не Мэри… Перестань прятаться.
– Вот я перед тобой. Разве я прячусь? В чем дело, Финни?
– Да в том, что ты стараешься уйти от наболевших вопросов.
– Это уже слишком, – сказал он, едва сдерживая гнев.
– Это правда! Ты прячешься от родной дочери, от родителей, братьев! Даже от живописи! – Финни указала на мольберт. – Ведь у тебя талант!
Она видела, как вспыхнул в его глазах огонь, но ей было все равно.
– Ну и что же, по-твоему, мне следует делать? – очень тихо, но жестко спросил он.
– Гуляй с Мэри. Пиши картины.
– Я не могу писать! – воскликнул Мэтью.
– Не можешь? Или не желаешь?
Ярость исказила его лицо. Финни не понимала ее причины и решила выяснить все до конца.
Вздернув подбородок, она спросила:
– Может быть, ты боишься?
Мэтью промолчал.
– Ты сказал, что хотел бы написать мой портрет. Я согласна, – с вызовом заявила Финни.
Он не шелохнулся.
– Не вдохновляю? – с насмешкой спросила она. – Может, так лучше? – Финни сорвала с шеи шарфик, прикрывавший глубокий вырез.
Его глаза потемнели, но он не двинулся с места.
– Мало? – язвительно спросила Финни. – Ну а что скажешь на это? – Она сорвала с себя рубашку и осталась в кожаных штанах и тонкой сорочке из хлопка. Рыжие волосы рассыпались по плечам.
Финни видела, как он напрягся, сжимая и разжимая пальцы на руке, прижатой к боку.
Ослепленная злостью, Финни ничего не замечала.
– Еще что-нибудь снять?
Мэтью промолчал, и она вытащила заправленную в штаны сорочку.
– Убирайся! – крикнул Мэтью.
Ее руки замерли. Финни посмотрела ему в глаза и промолвила:
– Ну уж нет. Я не уйду отсюда, пока ты не перестанешь придумывать отговорки! Ты утверждаешь, будто любишь дочь, но не идешь к ней. Утверждаешь, будто хочешь вернуться к занятиям живописью, но сидишь перед мольбертом и ничего не делаешь!
Готорн стал расхаживать по комнате, но двигался с трудом, и было видно, что каждый шаг причиняет ему боль.
Как же она могла этого не заметить?
– Мэтью, ты…
Он не дал ей договорить, резко повернулся и развернул альбом.
Его тело содрогалось. Финни оцепенела от страха.
– Ладно, сейчас ты поймешь, почему я сижу перед мольбертом и ничего не пишу.
Он вырвал из альбома лист, задев при этом вазу, которая упала на пол и разбилась. Затем потянулся за угольным карандашом. Его длинные тонкие пальцы то и дело на что-то натыкались. Лицо изменилось до неузнаваемости.
– Мэтью, не надо, – проглотив ком в горле, попросила она.
– Не надо? – Он с горечью рассмеялся. – Но ты должна узнать правду о своем муже.
Мэтью взял карандаш и провел на бумаге линию. Она получилась неровной. Он попытался еще раз, но, как ни старался, линия опять вышла кривой.
Мэтью брал листок за листком, но с каждым разом у него получалось все хуже и хуже. Он с ожесточением водил карандашом по бумаге, пока не сломался грифель. Выйдя из себя, он с яростным ревом опрокинул мольберт.
Финни с ужасом смотрела на него. У нее так бешено колотилось сердце, что стук его отдавался в ушах. До чего же она глупа! Как же ей раньше не пришло в голову, что ярость и гнев Мэтью вызваны болью?
Он не рисовал, потому что не мог. Физически.
Ее захлестнуло чувство вины. Вины и отчаяния из-за того, что она была слепа. А ведь уже давно могла это заметить. В поезде, когда упала в его объятия. На званом обеде в доме его родителей, когда он опрокинул бокал с вином. Во время занятий. В церкви. Во время еды, за столом. Когда он уединялся на несколько дней, чтобы никто не видел его страданий.
– Мэтью…
Готорн не поднимал головы, грудь его тяжело вздымалась, глаза были закрыты.
– Мэтью, давай поговорим.
– Убирайся!
– Мэтью, прошу тебя!
– Убирайся, черт подери!
Финни замолкла. Она поняла, что ему надо дать время. Ей оно тоже было необходимо, чтобы решить, как действовать дальше. Теперь она знала, как вернуть ему долг.
Она найдет средство и вылечит Мэтью, поможет ему наладить отношения с дочкой, а потом со спокойной душой расторгнет брак.
Глава 17
– Снимай рубашку.
Мэтью вскинул голову и уставился на Финни как на сумасшедшую.
В середине следующего дня Финни появилась в кабинете мужа. Всю ночь она не спала, но чувствовала себя бодрой. До самого утра она составляла список необходимых трав, а утром вручила его дворецкому. Тот посмотрел на нее с надеждой, быстро оделся и вышел из дома. Через час с небольшим он вернулся с пакетом трав, которые удалось разыскать. В следующий раз принесет остальные, и тогда у Финни будет все, что ей требуется.
– Что ты сказала? – переспросил Мэтью.
– Я сказала: снимай рубашку.
Готорн, сидевший за письменным столом, откинулся в кресле. Ярости и отчаяния, так испугавших накануне Финни, не осталось и следа. Он изогнул бровь и скривил в усмешке губы.
– Ну-ну, миссис Готорн. Неужто вы передумали и решили выполнить свой супружеский долг?
Она покраснела, но оставалась спокойной.
– Мне нужно осмотреть твои шрамы… все до единого.
Она сказала это просто, без обиняков. Почти по-деловому. Мэтью изменился в лице. На нем снова появилась ярость.
– Нет! – Он вскочил и бросился к двери. Финни загородила ему дорогу.
– Пожалуйста, – ласково, но настойчиво промолвила Финни. – Я могу тебе помочь. – Она положила ладонь на его больную руку. – Разумеется, если ты мне позволишь.
Он посмотрел на нее затравленно, словно волк, попавший в капкан. На его лице появились настороженность, страдание и… надежда: вдруг Финни в самом деле поможет?
В камине потрескивал огонь. Время текло мучительно медленно.
Не дождавшись ответа от Мэтью, Финни принялась расстегивать на нем рубашку.
За все это время Мэтью не проронил ни слова, лишь смотрел на Финни, не сводя с нее глаз. Она едва в обморок не упала, когда увидела, сколько у него на теле рубцов.
Только бы он не заметил, что она в шоке! Какой же она была дурой!
Размышляя всю ночь, миссис Готорн пришла к выводу, что вылечит его. В Африке ей приходилось видеть всевозможные раны. От снадобий знахаря они затягивались прямо на глазах. Но таких ран, как у Мэтью, она не встречала.
Они шли от плеча и спускались по руке до самой кисти. Осколки стекла не задели левую руку, и потому все полагали, будто у Мэтью изуродовано только лицо. Шрам, протянувшийся от брови к скуле, был всего лишь поверхностным порезом. Но рубцы на теле… Казалось, Мэтью волокли по битому стеклу. Рваные, медленно заживающие раны. Какое ужасное зрелище!
Финни с трудом сдерживала волнение. Тело его завораживало своей красотой и, так же как обезображенное лицо, казалось высеченным из мрамора. Так и хотелось к нему прикоснуться. Финни вздохнула, чтобы унять возбуждение.
Этот мужественный человек вызывал восторг и уважение. Никому и в голову не приходило, сколь велики его страдания. Другой на его месте давно бы пал духом.
Не успела Финни опомниться, как Мэтью вырвал рубашку из ее рук.
– Полюбовалась уродом? – отрывисто бросил он.
– Нет! – воскликнула она, схватив его за руку.
Боль снова огненной лавой разлилась по телу. Мертвенная бледность покрыла его лицо.
– Прости, – сказала Финни и убрала руку.
Мэтью рухнул в кресло и закрыл глаза. В кабинете воцарилась тишина и стало нестерпимо душно. Беспомощность и чувство вины угнетали Финни. Она не могла найти нужных слов, однако первым заговорил Мэтью.
– По-моему, чеснок не поможет, – тихо промолвил он.
Она вздохнула.
– Мне все известно. Если бы даже Куинси не пичкал меня, как он выражается, твоими удивительными снадобьями, я все равно догадался бы, что творится что-то неладное, ибо дом провонял чесноком.
– О Мэтью! – сказала она, опустившись на колени. – Я не подумала, когда схватила тебя за больную руку.
– Я побывал у лучших врачей Бостона. Они говорят, что мне нужно больше отдыхать и тогда раны затянутся.
– Чушь!
Мэтью, прищурившись, спросил:
– О чем ты?
– Ерунда все это. Раны затягиваются, но одновременно от бездействия слабеют мышцы.
Лоб Мэтью прорезали морщины.
– Я лечился у лучших докторов.
– Да, у тех, которые заштопали тебя и оставили все как есть.
Мэтью отпрянул от нее.
– Прости, – извинилась Финни.
– Не стоит. Ты одна говоришь правду. Они утверждают, будто от удара по голове у меня поврежден мозг.
– Глупости.
Он взглянул на нее, и в нем вновь вспыхнул огонек надежды, но тут же погас.
– У меня все плывет перед глазами. Покалывает в правом боку, бывает, что я не могу двинуть рукой. Она висит, словно плеть.
– Но не всегда же так. Вчера я видела, как ты взял карандаш.
– Взял. Ну и что толку? Даже прямой черты не смог провести!
Мэтью с горечью рассмеялся.
– Разве ты не понимаешь, Мэтью? Возможно, карандаш не так послушен тебе, как раньше, но ты взял его и пытался рисовать. Значит, не все так плохо и руку можно вылечить.
В нем снова вспыхнул огонек надежды.
– Если бы рука перестала слушаться тебя в результате травмы мозга, на ее выздоровление нечего было бы рассчитывать, что бы ты ни делал, как бы ни старался.
Финни говорила убежденно, хотя понятия не имела о подобных травмах. Но она знала, как заживают раны, и о том, как легко организм приходит в негодность, если его не тренировать. Она должна быть уверена, чтобы Мэтью не сомневался в ее правоте.
Финни поднялась с колен и взяла у него рубашку.
Мэтью сидел во вращающемся кресле с подголовником. Финни повернула кресло, и солнечные лучи коснулись изувеченного тела Мэтью. Финни дотронулась до его ран, Готорн вздохнул. На сей раз она не причинила ему боли. Его тело было горячим, и Финни захотелось прильнуть к нему и забыть обо всех своих страданиях. Лишь в объятиях Мэтью она могла бы обрести покой.
Она осторожно пощупала раны на плече, чтобы определить, насколько они глубоки. Его тело расслабилось, и Финни слегка надавила на рубцы, потом еще и еще. И всякий раз по его руке пробегала дрожь.
Раны были глубокие, мышцы и сухожилия порваны.
В этот момент раздался стук в дверь.
– Кто это? – сердито спросил Мэтью, но Финни, не дожидаясь ответа, в мгновение ока оказалась у двери.
– Вы все достали? – торопливо спросила она, увидев Куинси.
Тот протянул ей несколько сине-зеленых веток и с гордой улыбкой промолвил:
– Да, мэм. Вот ветви эвкалипта.
– Замечательно! А теперь, будь добр, принеси горячей воды и поставь в ванной.
На лице Куинси появилось недоумение.
Мэтью вскинул бровь:
– Нельзя узнать, зачем тебе горячая вода?
– Ты примешь ванну.
Куинси и Мэтью переглянулись, и дворецкий быстро вышел из кабинета Мэтью, многозначительно посмотрев на Финни.
– Знай я, что ты согласишься искупаться со мной, я бы давно уже показал тебе свои шрамы, – произнес он с лукавой улыбкой.
Но через полчаса, когда он стоял перед ванной с горячей водой, ему было не до смеха.
– Зачем ты разделся? – крикнула Финни, войдя в ванную. В руке она держала чашу, наполненную маслом эвкалипта.
– Чтобы залезть в ванну.
Она покраснела и невольно вспомнила о золотистых волосах на груди и животе, теряющихся за поясом его брюк.
– Что-то не так? – спросил он, и его голос гулко разнесся по ванной.
У миссис Готорн на лбу выступили бусинки пота, но не от жары, причина была другая.
– Нет, ничего. Я просто не сообразила.
Финни вылила в воду эвкалиптовое масло, и в воздухе распространился резкий аромат.
Кашлянув, Мэтью взглянул на нее и непослушными пальцами стал расстегивать брюки, что стоило ему немалых усилий. Финни как ни в чем не бывало подошла к нему и принялась помогать, будто это было для нее делом привычным.
– И как только американцы переносят зиму?! – сказала она, расстегивая первую пуговицу. – Снег, снег, снег… – Финни принялась за вторую и заметила: – Если верить твоим словам, снег сойдет.
К тому моменту когда Финни расстегнула последнюю пуговицу и брюки упали на пол, Мэтью справился с охватившим его смущением.
Миссис Готорн замолкла. Мэтью был словно изваян из камня. Шерстяные кальсоны плотно обтягивали ноги. Взгляд Финни скользил по его телу, пока не натолкнулся на несомненное доказательство его желания обладать ею. Финни быстро подняла глаза и увидела, что он пристально смотрит на нее.
– Я подброшу дров в камин, – сказала она, – а ты лезь в воду.
Он задержал ее руку в своей:
– Мне и так жарко.
Кровь прилила к ее щекам. Он обладал способностью вгонять ее в краску.
– Смущение тебе к лицу, – тихо произнес он, проведя пальцем по ее щеке.
– Красный цвет, видимо, твой любимый, – задыхаясь, проговорила Финни.
Взяв прядь ее волос, Мэтью ответил:
– Да.
Он хотел привлечь ее к себе, но Финни сказала:
– Лезь в ванну, Мэтью, – и легонько шлепнула его по рукам. Боже, как она желала, чтобы эти руки ласкали ее!
– Я бы предпочел поцеловать тебя.
Миссис Готорн отпрянула назад, чтобы он не мог ее схватить.
– Ты просто боишься лезть в кипяток.
Мэтью повернулся лицом к ванне и распустил ремешок кальсон. Они упали к его ногам, и ее взору предстали узкие точеные бедра. Совершенной формы, без единого шрама.
Словно завороженная Финни смотрела, как он залезает в ванну и по его телу пробегает дрожь.
– А-а! Ты что делаешь, хочешь сварить меня живьем? – заорал Мэтью.
Она подошла к ванне и сунула в воду палец. Взгляды их встретились.
– Вода как вода, – смущенно произнесла Финни. И помолилась, чтобы Бог дал ей силы.
Ванна была большой, такой она еще не видела, но Мэтью в ней не помещался, из воды торчали колени.
– Ну и что дальше?
– Посиди в воде.
– И какая мне от этого польза?
– Мышцы расслабятся.
Мэтью что-то буркнул в ответ и опустился ниже. Вода заплескалась у его подбородка.
– Посиди с полчасика.
Финни хотела уйти, но он схватил ее за руку. Глаза его горели. Мэтью уговорил ее посидеть рядом с ним, и Финни едва сдерживала слезы, глядя на этого гордого, мужественного человека, на чью долю выпало столько страданий.
Сначала он сидел терпеливо, затем поминутно стал спрашивать, не пора ли ему вылезать из ванны.
Финни поднялась.
– Куда ты?
– Пойду приготовлю чай.
– Не надо. Тут и так чертовски жарко.
– Это травяной чай. Он полезен тебе.
Насупившись, он пытливо уставился на нее, но ни слова не сказал, когда она направилась к двери.
– Посидишь еще пятнадцать минут и можешь вылезать, – с порога сказала Финни. – Но ни секундой раньше.
На кухне Куинси уже разложил все травы.
– Где Мэри? – оглядевшись, спросила миссис Готорн.
– Видимо, она поднялась к себе, сказала, что очень утомилась.
Финни поняла, в чем дело. Узнав, что все снадобья, которые они готовят, предназначены для Мэтью, девочка то придумывала себе какие-то дела, то ссылалась на усталость, только бы избежать встречи с отцом.
Финни вздохнула. Она знала: всему свое время.
Она взяла снадобья, мази и отправилась к Мэтью.
– Молю Бога, – вслед ей промолвил Куинси, – чтобы вам удалось его вылечить.
– Я о том же его молю, – произнесла Финни.
Войдя в комнату, Финни застыла на месте. Мэтью стоял спиной к ней, обернув вокруг себя полотенце, и пытался двигать больной рукой.
Финни сразу заметила, что движения у него стали немного раскованнее.
– Я вернулась, – с улыбкой проговорила Финни.
Мэтью обернулся. Его глаза сияли, как у ребенка, которому дали леденец.
– Посмотри! – Он подвигал больной рукой.
– Прекрасно! – воскликнула Финни.
Вдруг Мэтью решительно направился в ванную.
– Пожалуй, я еще немного посижу в воде.
У Финни отлегло от души, и она счастливо рассмеялась. Какой удивительный человек!
Мэтью подошел к ванне и сбросил с бедер полотенце. Финни обомлела. У нее пересохло во рту.
– Не надо! – выпалила она и отпрянула от двери.
– Почему? – спросил Мэтью, повернувшись к ней.
Финни ничего не ответила, словно не слышала. Она глаз не могла отвести от него. Высокий, мужественный, красивый. Его обнаженное тело возбуждало ее. В Африке ей приходилось видеть голых мужчин, но они не вызывали у нее никаких чувств.
– Хорошего понемножку, – с трудом произнесла Финни. – Ванна – самая легкая процедура. Теперь мне придется потрудиться над твоими мышцами и шрамами.
Он снова пошевелил рукой.
– Ладно. Не буду лезть в ванну. Что я должен делать, скажи?
Она указала на полотенце. Усмехнувшись, Мэтью поднял его и обернул вокруг бедер. С легким вздохом разочарования миссис Готорн налила в чашку чай.
– Выпей.
– Ты уверена, что это чай?
– Разумеется.
Мэтью выпил чай.
– Дальше что? – Он вернул ей чашку.
Финни показала на огромное кресло в спальне:
– Устраивайся в нем поудобнее.
Спальня была огромной, с паркетным полом, устланным персидскими коврами, и стенами, обитыми панелями из ценных пород дерева. В камине ярко пылало пламя. Убранство поражало воображение. Финни энергично массировала его тело, втирая мазь в больные места.
На лице Мэтью появилось умиротворение. Таким спокойным она еще ни разу его не видела. Финни невольно залюбовалась им, и на нее нахлынуло желание, когда взгляд ее скользнул по его груди с нежной порослью золотистых волос.
– Все?
Финни вскинула голову и поймала на себе пристальный взгляд.
– Все, – быстро проговорила она. – А теперь залезай в воду. Но прежде выпей еще чашку чая.
Финни подняла с пола полотенце и стерла с ладоней мазь. Хотела подняться со стульчика, но Мэтью удержал ее за руку.
Он подался всем телом вперед, обернутое вокруг бедер полотенце соскользнуло, и обнажились колени, упругие бедра и ноги, поросшие золотистыми волосами. Глаза Финни скользнули вверх и встретились с его синими пронзительными глазами.
– Спасибо, – сказал Мэтью с волнением в голосе. – Спасибо, Финн.
– Пустяки, Мэтью, – тихо произнесла Финни, коснувшись его щеки. – Ты выздоровеешь.
Мэтью приник губами к ее ладони. У Финни захватило дух.
Она говорила себе, что надо уйти, убежать без оглядки, но Мэтью приподнял ее со стула, и она оказалась возле него.
Он осторожно привлек ее к себе, так, что она ощутила его обнаженную плоть, и повернул ее лицо к себе.
– Боже, Финн! – простонал Мэтью, слегка касаясь губами ее плотно сжатых губ и пытаясь пробиться через них языком. Финни чувствовала, как Мэтью хочет ее, и горячая волна разлилась по ее телу. Она вспомнила ту ночь, когда Мэтью своими ласками довел ее до исступления. Какое блаженство испытала она, когда его язык коснулся ее лона! Мэтью покусывал ее маленькое ушко, потом добрался до шеи и наконец стал расстегивать рубашку. Финни задрожала, когда на нее градом обрушились поцелуи, и обняла Мэтью за шею и в предвкушении блаженства приоткрыла рот.
– Приласкай меня, Финн! – простонал Мэтью.
Финни и сама страстно желала этого.
Мэтью ласкал ее так же неистово, как и в ту ночь. И у нее не было сил противиться ему. Она снова потеряла контроль над собой и готова была отдаться, забыв обо всем на свете, взлетев на вершину блаженства.
Мэтью гладил ее шелковистую грудь, теребил соски, покусывал их. Неожиданно Финни вырвалась из его объятий.
– Финн, – прошептал он, – не надо. Прошу тебя.
– Ты слишком далеко зашел, – задыхаясь, проговорила она, вскочив на ноги. Сердце у нее бешено колотилось. – Тебе пора в ванну, и пробудь в ней подольше. – Финни помчалась к двери. – Не забудь допить чай.
Глава 18
Финни выскочила из дома вся красная и, застегивая на ходу пальто, промчалась по Мальборо-стрит и кратчайшим путем добралась до общественного парка. Она подставила голову ледяному ветру, пытаясь привести мысли в порядок, но его холодное дыхание лишь обожгло ей лицо.
«О Изабель! Почему тебя нет со мной? Почему жизнь сложилась так, а не иначе?»
Если бы можно было повернуть время вспять! По-новому перекроить жизнь! Финни закрыла глаза. У нее сердце обливалось кровью.
На ледяной дорожке, ведущей к пешеходному мосту, Финни поскользнулась.
– Финни!
Вздрогнув, она обернулась и увидела догонявшую ее Мэри.
– Подождите меня! – крикнула девочка.
– Я полагала, ты у себя в комнате. Что ты делаешь в парке?
– Мы с вами постоянно ходим сюда.
– Да, но одной тебе не следует выходить.
Необходимо найти для Мэри гувернантку. Сама она просто не успевает следить за ней. Эта мысль вертелась в голове, пока они в полном молчании не вышли к замерзшему озеру. Отчаяние охватило Финни. Она не находила выхода из создавшегося положения.
Из-за туч вырвался луч солнца, и лед заискрился всеми цветами радуги.
Миссис Готорн направилась к озеру неторопливым, но уверенным шагом.
– Финни?! – робко окликнула ее Мэри, но та, видимо, не услышала и ускорила шаг, только бы убежать от мыслей о Мэтью, о его дочке, о своей дочке, ее дорогой Изабель, которой уже нет в живых.
Финни почти бежала по гладкой ледяной поверхности, раскинув руки и запрокинув голову. Ветер трепал ее волосы. На миг Финни охватило волшебное чувство свободы. Исчез страх, пропала тревога.
Она была уже у противоположного берега, когда к ней подбежала Мэри, примчавшаяся через пешеходный мост. Лицо ее выражало страдание, по щекам текли слезы.
– Не надо так делать! – вскрикнула девочка, и ее звонкий голос разнесся в бодрящем морозном воздухе.
Финни сошла со льда и, взяв руки Мэри в свои, опустилась перед ней на колени.
– Почему, Мэри?
Девочка попыталась вырваться.
– Скажи: почему не надо так делать?
– Потому что опасно! – сквозь слезы выкрикнула Мэри.
– Тут не опасно. Тут все катаются на коньках.
Финни пыталась вытащить девочку на лед, но та вырывалась и кричала:
– Нет, опасно. Я знаю! Я видела, как упала моя мама и друг моего папы Рейнолдс ее поднимал.
Миссис Готорн оцепенела.
– Она ушиблась?
– Разбила колено, – срывающимся голосом произнесла Мэри и вытерла варежкой слезы. – Рейнолдсу пришлось ее поцеловать, чтобы боль прошла. Так мама сказала. – Девочка замолкла. – И не один раз. – В ее глазах Финни прочла отчаяние. – Не будь мы на льду, ничего подобного не случилось бы.
Теперь Финни поняла, почему девочку так страшил лед. В тот день мир, должно быть, перевернулся.
– Ах, Мэри! Нельзя убежать от того, что тебя страшит, – ото льда, от детей, которые тебя дразнят. От отца.
Девочка снова попыталась вырваться, но Финни крепко держала ее.
– Твою маму не вернешь, отец жив и по-прежнему любит тебя.
– Не любит!
– Ты ошибаешься. Он обожает тебя.
– Почему вы так думаете? – с вызовом спросила Мэри.
– Вижу это по его глазам, когда он на тебя смотрит. Он только не знает, как показать тебе свою любовь.
Отчаяние во взгляде Мэри сменилось надеждой.
– Вы в этом уверены?
– Уверена. Его любовь к тебе безгранична. Да и ты любишь отца. Так помоги мне его лечить.
* * *
– Пора вставать!
Финни вошла в спальню к Мэтью. Мэри робко шла следом, неся на подносе чай и всевозможные снадобья, которые приготовила собственными руками.
– Уйди! – едва слышно проговорил Мэтью, уткнувшись в подушку, и натянул на голову одеяло.
– Извини, не могу, – возразила Финни. Она раздвинула тяжелые бархатные портьеры, и яркие лучи солнца залили комнату. – Нам предстоит сегодня немало сделать.
– Делай, а я человек конченый.
– Ну-ну. Вот бы уж никогда не подумала, что ты так легко сдаешься.
– У меня нет сил, – со вздохом проговорил он.
– Разумеется, есть.
Наступило молчание.
– Мэтью? – Финни, встревожившись, подошла к постели.
– Я не могу пошевелиться.
– Как это – не можешь?
– Все тело болит, – со стоном посетовал Готорн.
У нее отлегло от сердца. «Ничего страшного», – подумала Финни и, смеясь, сказала:
– Ты вчера переусердствовал.
Мэтью зарычал и сбросил с себя одеяло. Боль исказила его лицо.
– Да я едва жив! Я калека!
Эта вспышка ярости ошеломила Финни. Только теперь она вспомнила про Мэри и обернулась. Ее пальцы, вцепившиеся в ручки подноса, побелели от напряжения. На лице проступил ужас. Она обратилась в бегство, но зацепилась подносом за дверной косяк, и чашки со снадобьями с грохотом попадали на пол. Мэри опустилась на колени и стала их подбирать. По щекам ее текли слезы.
– О Боже, Мэри! – прошептал Мэтью.
Услышав голос отца, девочка вскрикнула и бросилась прочь.
– Видишь, что ты натворил! – с укором произнесла Финни.
– Почему ты не сказала, что она здесь?
– Откуда мне было знать, что ты будешь рычать как медведь?
– Зачем ты ее привела? Ведь я говорил, что она боится меня. Теперь убедилась?
Финни сжала голову ладонями:
– Я просто не подумала.
– Проклятие! – в гневе вскричал Мэтью. – А ты вообще когда-нибудь думаешь? Я что-то не замечал.
– Прости, – пробормотала Финни. – Но Мэри не зря боится тебя. Не твоего шрама, нет. Она уверена, что ты разлюбил ее!
– Да в ней вся моя жизнь! – резко обернувшись, крикнул Мэтью.
– Но это известно только тебе. Я пробовала убедить Мэри, что ты по-прежнему любишь ее. Она не верит. Ты сам должен подобрать ключ к ее сердцу. Иди к ней. Прямо сейчас.
Потирая больное плечо, Мэтью не спускал с Финни испытующего взгляда.
– Давай, Мэтью.
Он тяжело дышал.
– Не стану отрицать, она боится тебя. Но повторяю: не твоего шрама. А твоего гнева и вспышек ярости.
Мэтью накинул поверх пижамы халат и выскочил из спальни.
«Боже мой, что я натворила! – ужаснулась Финни. – Лучше бы ему не ходить сейчас к Мэри».
И Финни бросилась следом за ним:
– Мэтью, успокойся! Ты прямо-таки кипишь от злобы и еще больше испугаешь Мэри.
Но стоило Мэтью увидеть девочку, которая стояла у окна в коридоре с куклой в руках, как злость будто рукой сняло, а глаза засветились любовью.
– Мэри, – промолвил он тихо.
Девочка вздрогнула и обернулась.
– Прости, что испугал тебя.
Тень пробежала по лицу Мэри.
– Я люблю тебя, малышка, и очень жалею, что не сказал тебе об этом давно.
Финни так хотелось, чтобы Мэри бросилась в отцовские объятия, обвила его шею ручонками.
Однако этого не случилось.
Малышка настороженно смотрела на отца. А Финни досадовала на себя за свою глупость.
– Мэри, – промолвил Мэтью, – я не знаю, что мне делать.
Девочка еще крепче прижала куклу к груди.
– Ночью шел снег. Помнишь, куда мы ходили после снегопада?
Глаза Мэри блеснули и снова померкли. Мэтью между тем продолжал:
– Идем в общественный парк.
Мэри не проронила ни слова.
На его губах заиграла улыбка.
– Будет весело, обещаю тебе.
Мэри нахмурилась:
– Но ведь у тебя все болит. Ты только что сам сказал!
Мэтью рассмеялся, бросил взгляд на Финни и заговорщически улыбнулся Мэри.
– Я приму ванну со снадобьями Финни, и боль как рукой снимет. А потом отправимся в парк. Согласна?
– Согласна, – прошептала наконец девочка после долгого молчания.
Готорн протянул руку к Мэри, но тут же отдернул ее – Мэри от него отшатнулась. Сделав вид, будто ничего не заметил, Мэтью, проглотив обиду, с улыбкой сказал:
– После обеда встретимся в вестибюле.
В четверть второго они вышли из особняка и направились к общественному парку. Финни хорошо понимала, чего стоит Мэтью прятать за беспечным видом терзавшую его боль.
День выдался холодный, но ясный. Нападавший за ночь снег искрился под яркими солнечными лучами. Когда миссис Готорн сказала Мэтью, прежде чем они отправились на прогулку, что ему не следует выходить в мороз, он лишь спросил:
– Разве ты не этого добивалась?
– Да, то есть нет.
– Да или нет?
– Я хочу, чтобы ты проводил время с Мэри в тепле, дома, а не подвергал себя лишним страданиям.
– Не ты ли говорила, что если я все время буду сидеть дома, то никогда не поправлюсь?
– Я не то имела…
– Кроме того, – перебил он ее, – мы с Мэри, как только выпадал снег, отправлялись в парк лепить снеговика. А ведь зима скоро кончается. И мне так захотелось погулять с Мэри.
Мэтью говорил так, словно их мир не рассыпался в прах. Финни хорошо его понимала.
Они шли молча, только снег хрустел под ногами.
– У тебя новое пальто? – спросил Мэтью у дочки.
Мэри опустила глаза, затем посмотрела на отца с волнением, настороженно, но без страха.
– Да, новое. Бабушка купила. Оно из тонкого шевиота. В Париже все носят такие.
Мэтью нахмурился:
– Так всегда говорила твоя мать.
Девочка снова посмотрела на отца. На этот раз вопросительно. Но он не сказал больше ни слова. Глаза его потемнели и сверкали от гнева. Финни едва сдерживалась, чтобы не дать ему хорошего пинка.
– По-моему, пальто потрясающее, – заявила она.
Однако Мэри не успокоилась.
У входа в парк Мэтью пропустил их вперед, и Мэри побежала.
Мэтью остановился.
– Я ей чем-то не угодил?
– А чего ты ждал после своего замечания в адрес ее матери? – произнесла Мэри.
– Вот уж не думал, что дочка пойдет в Кимберли.
– Господи Боже! Мэри – чудесная девочка! – воскликнула Финни. – И как бы ты ни относился к ее матери, она не должна знать об этом. Ребенку о родителях надо рассказывать только хорошее.
В этот момент они услышали смех Мэри. Она бросила в Финни снежок. Финни застыла от изумления, а Мэтью расхохотался.
– Ты когда-нибудь играла в снежки? – спросил он.
– Во что?
– В снежки! – звонко крикнула девочка.
– Да, в снежки, – сказал Мэтью и тоже бросил в Финни снежок.
Переглянувшись, Мэтью и Мэри рассмеялись.
– Давай повалим ее в снег, – громким шепотом предложил Готорн.
И не успела Финни опомниться, как уже лежала в сугробе, глядя в бездонную синеву неба.
– О Боже!
Она не шевелилась, и Мэтью с Мэри встревожились.
– Финни? – окликнула ее Мэри.
Молчание.
Они опустились на колени и склонились над ней.
Тут Финни залепила им лица двумя полными пригоршнями снега.
Вскоре все трое стали походить на посыпанное сахарной пудрой фигурное печенье. После того как они слепили снеговика, Мэри предложила:
– Давайте лепить ангелов!
Мэтью помог Финни подняться и, держа ее руки в своих, прижался лбом к ее лбу. Обоих на миг охватил благодатный покой.
– Благодарю тебя, миссис Готорн, – прошептал Мэтью.
Никогда еще Финни не чувствовала себя такой счастливой.
– Эй, вы, ну же! – крикнула Мэри.
Мэтью повернулся к дочке:
– Лепить ангелов придется вам с Финни. А я пока посижу.
Финни заметила, что у Мэтью усталый вид, и встревожилась.
– Не беспокойся, Финни. Я просто хочу понаблюдать за вами со стороны. Слепите ангелов, и сразу уйдем, – пообещал он.
Мэри и Финни уже слепили несколько фигурок, когда услышали стон. Мэри пришла в смятение, а Финни, увязая в снегу, бросилась к Мэтью и, когда бежала, увидела, как вылетевший из-за деревьев камень угодил Мэтью в шею. Финни пришла в отчаяние. Мэри стояла не шелохнувшись.
До них донесся смех. У края дорожки стояли двое мальчишек с камнями.
– Чудовище! – кричали мальчишки.
У Мэри задрожали губы. Она сорвалась с места и быстро зашагала, как в тот день, когда ее бывшие подружки и друзья насмехались над ней. Но сегодня девочка не пробежала мимо отца, а остановилась перед ним и повернулась к обидчикам.
– Мой отец не чудовище! – Ее голосок гулко разнесся по парку. – Мне известно, что ты здесь, Таддеус Пенхерст!
Такой оборот событий застал мальчишек врасплох. У Таддеуса округлились глаза. Бросив камни на снег, они с другом убежали прочь.
Мэри повернулась к отцу. Выражение ее лица было не по годам серьезно.
– Ты не чудовище, папочка.
«Папочка».
Мэтью сидел не двигаясь, и по его щеке катилась слеза. Он не проронил ни слова, словно лишился дара речи.
Глава 19
Ночью он пришел к ней, и когда переступил порог ее спальни, она стояла у кровати. Длинные волосы рассыпались по плечам. Она снимала с постели простыню и одеяло. Когда скрипнула дверь, она замерла.
Мэтью не спешил входить и, стоя на пороге, размышлял. Почему он не разыскал ее тогда в Матади? Как допустил, чтобы их разлучили хоть на миг?
Возможно, он боялся, что она не простит ему того, что тогда произошло между ними. Или что не оправдал ее надежд? В то время он не желал менять свою жизнь, хотя и осознал той треклятой ночью, что она пуста и бессмысленна. Но он отдал бы все, лишь бы снова зажить прежней жизнью. И что же? Как обошлось с ним здешнее общество?
Не сводя глаз с Финни, освещенной лившимся из окна светом, он подошел к ней, взял за руку и повел к себе в спальню.
Финни вся дрожала.
Мэтью подвел ее к кровати и слегка подтолкнул, когда она остановилась. Наконец она легла и свернулась калачиком. Он лег рядом, вытянувшись во весь рост, и крепко обнял ее.
Финни застыла в его объятиях. Она хотела его, жаждала его ласк и в то же время с трудом сдерживалась, чтобы не убежать.
Зарывшись лицом в ее волосы, он накрыл ладонями ее груди.
– Мэтью? – прошептала она.
– Тс-с, Финни. Спи.
Некоторое время она лежала в полном недоумении, пока не поняла, что ему ничего от нее не нужно, только чтобы она лежала рядом. И тогда она крепко прижалась к нему.
Так они и уснули.
Глава 20
Когда спустя две недели она зашла в спальню к Мэтью, он внимательно рассматривал свое лицо.
Они занимались каждый день. Он принимал ванны, а она растягивала ему мышцы. Мэри оказалась хорошей помощницей, помогала готовить мази и настои. Однако по-прежнему не верила, что отец искренне ее любит. Она ни разу не обняла его, не поцеловала. Лишь изредка улыбалась ему.
Готорн стоически переносил боль, не жаловался. Редкие улыбки Мэри были для него даром небес.
Однако, застав его этим утром у зеркала, Финни догадалась по его виду, что он провел бессонную ночь.
– Доброе утро! – сказала она.
В ответ Мэтью не проронил ни слова, он продолжал изучать свое отражение.
Она стала у него за спиной и тоже посмотрела в зеркало.
– Ты все так же неотразим. Шрам придает тебе особое мужское очарование.
Он ответил со вздохом:
– Шрам никогда не беспокоил меня.
– А что тебя беспокоит? – встревожилась Финни.
Лицо его стало непроницаемым.
– Я хочу знать.
– Я потерял самого себя, – ответил наконец Мэтью.
Каждое слово давалось ему с неимоверным трудом.
– В тот злополучный вечер я утратил не только привлекательность, а что-то более важное. – Он усмехнулся. – Пустое, скажешь ты. Возможно. Но во мне говорит не тщеславие. Ведь я был красивым, веселым, всеобщим любимцем. Отец меня обожал. А теперь что? Теперь я даже писать не могу.
– Но у тебя есть Мэри.
Их взгляды скрестились в зеркале.
– А ты, Финни? Ты моя?
Каждую ночь он уводил жену к себе и, заключив в объятия, засыпал рядом с ней. Финни в его объятиях обретала покой, о котором уже и не мечтала. Они служили ей своего рода убежищем.
Но старые привычки трудно менять: Финни не могла спать на кровати. Когда муж засыпал, она укладывалась на полу, а утром, прежде чем муж просыпался, возвращалась в постель.
Мэтью ни разу не попытался овладеть ею и поклялся себе, что не притронется к ней, пока она сама того не пожелает.
Финни мечтала о том, чтобы они трое – она, Мэтью и Мэри – стали единой семьей, но не знала, что надо для этого сделать. Может быть, тогда можно было бы начать жизнь с чистого листа?
– Что говорят доктора о твоем шраме на лице? – спросила Финни, застигнутая врасплох вопросом.
Резко повернув голову, Мэтью взглянул на нее:
– Говорят, что не все шрамы заживают. Они, видимо, и вызывают боль, но…
– Но что?
– Причиной боли может быть и удар по голове. Они не знают, почему от раны на лице у меня болит голова и мутнеет в глазах.
«А может быть, врачи правы и причиной всему травма мозга?» – подумала Финни.
Она заглянула в его ясные синие глаза, светившиеся умом. Нет, мозг у него не поврежден, тут что-то другое.
– Сядь, – сказала Финни.
Он насмешливо взглянул на нее:
– Нечего командовать.
– Пожалуйста, – улыбнулась Финни.
– Только если ты сядешь рядышком. – Он взял ее руку, но она вырвала ее.
– Мэтью, прекрати. Ты ведь хочешь поправиться, верно?
– Твоя близость вылечит меня, – сказал Готорн, пытаясь ее обнять, но она увернулась.
– Сиди смирно и веди себя прилично.
Финни нажала на шрам, и глаза его затуманились болью.
– Прости, – тихо прошептала она, но продолжала исследовать шрам.
Потом дала ему передохнуть. Мэтью тяжело дышал, не в силах произнести ни слова.
«Что-то тут не так», – думала Финни. Она догадывалась о причине его недуга, но не была уверена. И прежде чем предпринимать дальнейшие действия, решила побеседовать с лечащим доктором. Мэтью она об этом ни слова не сказала.
* * *
– Да как вы смеете подвергать сомнению мой диагноз? – возмутился доктор Уотсон Фелпс. О нем ей рассказал Куинсли. Финни отправилась его искать, нашла и теперь сидела у него в кабинете.
– Вы поставили неправильный диагноз моему мужу, – сказала Финни, пристально глядя на доктора.
– Не откажите в любезности сообщить, какой вы окончили медицинский колледж, – с издевкой произнес доктор, – что позволяете себе делать подобные заявления.
Миссис Готорн вскинула подбородок. Рассказывать о Джанджи и Африке бесполезно. Однако уступать она не собиралась.
– Насколько я понимаю, вы вообще никакого колледжа не кончали. А у меня высшее медицинское образование, и ко мне обращаются все уважаемые горожане. Мэтью Готорн страшно изувечен. Наука здесь бессильна. А болезнь не дремлет и подтачивает организм. Зачем вселять в него ложную надежду? – Уотсон проводил ее к двери. – Оставьте медицину эскулапам, мадам, а то навредите супругу.
Несмотря на мороз, на улице было многолюдно. Все говорили, что весна вот-вот наступит, но Финни почему-то не верилось. Было по-зимнему холодно, и казалось невозможным, что откуда-то из подворотни вдруг подует теплый ветерок.
Финни направилась в сторону Бэк-Бея. Беседа с врачом встревожила ее. Доктор Фелпс, даже не дослушав Финни, поспешил ее спровадить. «А разве мог он поступить иначе? – подумала она. – На карту поставлена его репутация. Ведь это он лечил Мэтью сразу после несчастного случая».
Скрепя сердце Финни отправилась в заводскую контору. Только там она сможет достать адреса врачей. Ей нельзя идти к родителям Мэтью, и уж тем более к своей матери. Вряд ли Нестера интересует ее жизнь. Однако, войдя в контору, она вместо брата застала там Джеффри.
– Что вы здесь делаете? – изумилась Финни.
Тот пожал плечами:
– А кому еще управлять предприятием? Да и чем, скажите на милость, мне заниматься, в мои-то годы?
Разговор не клеился. Но адреса врачей Финни, однако, получила. Она уже хотела уходить, когда Джеффри сказал:
– Простите меня, Финни, я не хотел вас обидеть.
Он говорил искренне, и Финни кивнула, желая, чтобы все жизненные неурядицы разрешались так же легко.
На следующий день Финни стала обходить врачей. Она выбиралась из дома после обеда, когда Мэтью занимался живописью. Однако врачи смотрели на нее словно на помешанную.
В душу Финни закралось сомнение в собственной правоте. Но когда она выходила от последнего в списке доктора, следом за ней, нервно оглядываясь по сторонам, устремилась его помощница, сунула Финни в руку листок бумаги и, не сказав ни слова, поспешила обратно в кабинет.
Финни, ошеломленно застыв на месте, развернула записку.
Там торопливым почерком было написано:
Доктор Итан Сандерлинг, Хантингтон-авеню, 301.
Двадцать минут спустя она вышла из наемного экипажа возле деревянного строения в Саут-Энде. Приемная оказалась маленькой, но чисто прибранной. В ней было полно больных. Видимо, доктор пользовал бедняков. После роскошных кабинетов именитых докторов Бостона ей хотелось бежать отсюда без оглядки.
Но когда штора распахнулась и мужчина с взъерошенными волосами проводил больного, Финни остановилась. Она поняла, что взъерошенный мужчина – доктор.
На нем были темные брюки, жилет и белая рубашка с засученными рукавами. Ростом он явно не вышел, зато у него было энергичное доброе лицо.
– Спасибо вам, доктор Сандерлинг, – промолвил больной. – Большое спасибо.
Улыбнувшись, доктор покачал головой и поздоровался с больными, сидящими в приемной. Многих он знал по имени. Каждого заверил, что примет его, как только освободится.
– Кто следующий? – спросил доктор Итан.
Помощницы у него не было, и миссис Готорн подумала, что сейчас все ринутся в кабинет. Но этого не произошло. Все дружно указали на пожилого мужчину.
– Джейсон Фаулз.
Доктор Сандерлинг, подойдя к мужчине, помог ему подняться. Повернувшись, он только тут заметил Финни.
Сандерлинг, придерживая пациента, расправил плечи.
– Чем могу помочь? – осведомился он, разглядывая ее дорогое платье и удивленно морща лоб.
– Пожалуй, вот чем, – откашлявшись, начала Финни. – Я миссис Мэтью Готорн и пришла посоветоваться с вами.
Ей не нравилось козырять именем мужа, но за последние несколько дней она поняла, что лишь представившись можно привлечь к себе внимание врачей. Стоило Финни назвать себя, как ее тут же препровождали в кабинет.
Однако доктор лишь кивнул и указал на освободившийся стул.
– Я вас приму, как только освобожусь.
Финни он сразу понравился.
Доктор Сандерлинг принял ее лишь два с половиной часа спустя, в три часа пополудни.
– Не возражаете, если я во время нашей беседы перекушу? – спросил он, снимая кастрюльку с плиты в углу. – Если я сейчас не поем, придется ходить голодным почти до ночи.
– Ну что вы, пожалуйста! Не смущайтесь.
– А теперь скажите: что привело вас в мое скромное заведение? – спросил доктор Итан, положив на колени льняную салфетку, словно на званом обеде. – Семейство Готорн пользуют лучшие врачи Бостона.
– А вы что, хуже их? – вырвалось у Финни.
Доктор сказал с усмешкой:
– Думаю, лучше. Со многими из них я ведь учился. – Он помрачнел. – Но я не желаю сидеть без дела, когда бедные оставлены без заботы. Понятно?
– Ну, да.
– Итак, что у вас?
За обедом Финни изложила доктору свои соображения.
Итан Сандерлинг задумался.
Миссис Готорн была убеждена, что сейчас он встанет со стула и заявит, что она отнимает у него драгоценное время. Из приемной донесся гул голосов – видимо, явились новые больные.
– Должен признать, ваше предложение кажется притянутым за уши. И у меня нет ни малейшего сомнения, почему вы здесь. Должно быть, вас все выпроваживали?
Финни с убитым видом кивнула и поднялась.
– Постойте, – остановил ее доктор, – я не собираюсь вас выпроваживать.
– Правда? – Финни ушам своим не верила. – Стало быть, вы не считаете меня умалишенной?
Сандерлинг пристально посмотрел на нее.
– Прежде я должен осмотреть вашего мужа, и тогда скажу, в здравом вы уме или нет.
* * *
Домой она прибежала счастливая, но ее ждало жестокое разочарование. Мэтью сидел перед мольбертом, схватившись руками за голову. У него был очередной приступ боли, и лицо его выражало страдание.
– Господи Боже! – воскликнула Финни, бросившись к нему. – Что случилось?
Мэтью слова не мог вымолвить.
Финни надо было подождать, пока боль у него утихнет, и лишь тогда рассказать о докторе. Однако Финни была настолько уверена в собственной правоте, что с ходу выпалила:
– Есть врач, к которому тебе обязательно надо сходить!
Мэтью не пошевелился и не произнес ни слова. Затем поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Объясни!
– Я нашла доктора, который не похож на остальных.
– Ты без моего разрешения пошла на прием к врачу?
– Он не такой, как ты думаешь. Мэтью, пожалуйста, сходи к нему на прием!
– Нет.
– Мэтью…
– Я сказал «нет». Ты не имела права.
– Но он другой! Он не похож на остальных.
Готорн нахмурился.
– Мэтью, ты должен пойти к нему. По-моему, я знаю, что причиняет тебе боль. Доктор Сандерлинг не отверг моего предположения, сказал, что его надо проверить. Мне кажется, он сумеет избавить тебя от боли.
В его глазах вспыхнула искра надежды. Но он не мог справиться с гневом при мысли, что она без спроса отправилась к врачу.
– Ну и каково твое предположение? – осторожно спросил Мэтью.
– Убеждена, что у тебя в ране на лице засел кусок дерева или осколок стекла.
– Что?.. – завопил Мэтью, и на лице его появилось разочарование.
– Сам посуди, – торопливо сказала она, – стоит коснуться твоего шрама, как у тебя появляется нестерпимая боль в голове. Врач сказал, что такое возможно. Но ему нужно тебя осмотреть, чтобы решить, права я или нет.
– Что за дурацкая мысль! – Мэтью вскочил со стула и прошелся по комнате, запустив в волосы пятерню. – Столько времени прошло с тех пор! Как могло в ране что-то остаться?
– У кого-нибудь есть другое предположение, которое ближе к реальности? – с вызовом спросила Финни. – Просто побеседуй с ним, Мэтью, – молила она. – Кабинет доктора Сандерлинга находится на углу Хантингтон-авеню в Саут-Энде. Никто не узнает, что ты ходил к нему на прием.
– Черт подери, ты разве не слышала, что я сказал? Ты рехнулась. Ты еще безумнее меня!
Схватив Финни за руку, Готорн грубо привлек ее к себе.
– Ты потеряла рассудок, Финни! Ты носишь немыслимые платья зеленых и золотистых расцветок, ходишь по Бостону в кожаной охотничьей рубахе, спишь на полу.
У нее от изумления округлились глаза.
– Да, я знаю, что тебе не нравится спать в постели. Я видел, как разметались твои рыжие волосы по подушке, видел твою нежную кожу, когда задралась твоя рубашка.
– Прекрати, Мэтью! – крикнула Финни.
Он прижал ее к себе так, что почти касался губами ее губ.
– Что я должен прекратить?
Помолчав, Финни сказала:
– Ведь ты не такой, Мэтью, каким прикидываешься всякий раз, когда считаешь, что хочешь испугать меня. Или сам боишься?
– Ничего я не боюсь! – крикнул он и прильнул к ее губам.
Этот поцелуй был для Финни не радостью, а скорее наказанием, и, дернув головой, она отвернулась.
– Я не боюсь, – повторил он. – А теперь скажи: почему ты постоянно отталкиваешь меня? – Мэтью сжал ее еще крепче. – Почему, Финн? Быть может, это ты боишься? Тайком выбираешься из моей постели, хотя жаждешь принадлежать мне… точнее, твоя плоть жаждет.
Господи, а ведь это правда! Финни почувствовала себя униженной.
– Давай сходим к врачу, Мэтью, – сказала она, переменив тему.
Его взгляд стал жестким и холодным.
– Скажи: ты в самом деле любила Джеффри? Как-то я тебя об этом спрашивал, но ты не ответила. Быть может, из-за любви к нему ты отвергаешь меня?
Джеффри? У нее сжалось сердце. Неужто Мэтью слеп? Она никогда не любила Аптона. И именно поэтому согласилась за него выйти и не боялась его потерять.
Но как ей жить дальше, если от нее уйдет Мэтью? Или его дочка? Ведь она любит Мэтью всем сердцем. Любит его дочь. Хочет, чтобы они стали единой семьей.
Правда ошеломила ее. Финни почувствовала себя виноватой, как будто предала Изабель.
– Проклятие! – крикнул Мэтью и что есть силы ударил кулаком по стене. – Неужто ты такая, как Кимберли? Ты влюблена в другого мужчину?
Финни не успела ответить. В наступившей тишине раздался крик:
– Перестань!
Они обернулись и увидели Мэри. По ее щекам текли слезы.
– Перестань кричать! – воскликнула девочка. – Мне не нравится, когда ты такой. В тот вечер ты тоже ссорился с мамой.
Мэтью похолодел.
– Да! Я видела вас с мамой в том домике, – говорила Мэри сквозь слезы. – Я тайком вышла на улицу, хотя должна была уже спать, и нашла тебя. И я видела! Я видела, чем мама занималась с твоим другом. – Она зажмурилась, пытаясь прогнать страшное видение. – Теперь ты знаешь все. Можешь наказать меня. Или бросить одну. Как хочешь. Я тебя больше не боюсь! Не боюсь!
И девочка бросилась вон из комнаты. Спустя несколько мгновений внизу громко хлопнула парадная дверь.
Ошеломленные Мэтью и Финни смотрели друг на друга.
– О Боже! – прошептала миссис Готорн.
Они выскочили из особняка и увидели, как Мэри бежит по дорожке, ведущей в общественный парк. Мэтью и Финни следовали за ней. Вбежали в ворота и помчались дальше. Девочка остановилась у озера, устремив глаза вдаль.
У Финни перехватило дыхание при мысли о том, что сейчас может произойти. Еще стояли морозы, но в воздухе уже ощущалось теплое дыхание весны.
– Мэри! – окликнул дочурку Мэтью.
Она обернулась.
– Мэри, отойди от берега!
Однако Мэри не сдвинулась с места.
– Я не боюсь! – Голосок Мэри эхом разнесся по парку.
Финни побежала, но было поздно: Мэри уже мчалась к зеркальной глади озера.
– Нет! – крикнула Финни.
Мэри заскользила по льду, расставив руки, ветер трепал ее распущенные белокурые волосы. Но в следующее мгновение послышался зловещий треск, все озеро пошло трещинами. Мэри исчезла под водой.
Бросившись в озеро, Мэтью закричал. Его крик напомнил Финни боевой клич воинов. Он плыл к своей девочке, окруженный льдинами.
Мэтью нырнул раз, затем другой. Когда Финни подплыла к нему, он вынырнул вместе с Мэри. Лицо девочки посинело.
Они вытащили Мэри на берег и побежали домой. Мэтью нес ее на руках, прижимая к себе.
– Малышка Мэри, – всплакнул старый слуга, глядя на неподвижное тело девочки на руках Готорна. Он растопил камин.
– Нужна горячая вода, – сказала Финни дворецкому.
Через несколько минут девочку посадили в теплую ванну. Мэтью энергично растирал ей руки и ноги. Вскоре Мэри что-то забормотала, на щеках появился румянец.
– Ее надо растереть полотенцами и посадить поближе к огню, – сказала Финни.
Мэтью вынул Мэри из ванны, обернул толстым полотенцем и, держа ее на руках, сел к пылающему камину.
– По-моему, ее надо уложить в постель, – тихо произнесла Финни спустя некоторое время.
Готорн кивнул, и они поднялись на второй этаж. Финни надела на Мэри теплую ночную рубашку, а Мэтью подбросил в камин дров. Затем сел на край ее постели, превозмогая пронзившую его острую боль.
Приподняв веки, Мэри увидела Мэтью. И вспомнила, что произошло. Теперь наказания ей не избежать.
– О, папочка, прости! Пожалуйста, не сердись на меня, – прошептала она. – Я не знала, что мама в домике.
Мэтью ошеломили ее слова. И он заключил девочку в объятия.
– Мне жаль, Мэри, что ты видела то, чего не должна была видеть. Боже мой, как же я раньше не догадался?! – Он ласково провел пальцами по ее щеке, заглянул в глаза.
Они прильнули друг к другу. Их объятие было неистовым и долгим. Дочерняя любовь, о которой он так давно мечтал, вновь вошла в его жизнь. Их слезы смешались.
Финни тоже с трудом сдерживала рыдания. Она хотела было покинуть спальню, но к ней обратилась Мэри:
– Ты видела? Я послушалась тебя, вышла на лед, и мне было не страшно.
Финни через силу улыбнулась.
– Видела, – еле выдавила она из себя. – Ты очень смелая девочка. Спи, прелесть моя.
Финни заметила, как помрачнел Мэтью, и, покинув спальню Мэри, отправилась к себе. Закрыв за собой дверь, она подошла к окну. На душе было тяжело. Из головы не шла мысль об Изабель. Хотелось кричать, как уже было однажды.
Вскоре к ней ворвался Мэтью.
– О чем вы там говорили? – грозно спросил он.
Финни не повернулась к нему, продолжая смотреть в окно.
– Мэри хотела показать, что не боится.
– И чуть не погибла. Почему ей вдруг в голову взбрела такая идея? Это все ты?
– Да.
– Господи Боже мой! Что ты ей наговорила?
Финни наконец повернулась к нему:
– Всякие глупости.
Подойдя к шкафу, она вытащила дорожную сумку и принялась укладывать вещи.
– Что ты делаешь? – хрипло спросил Мэтью.
– Собираюсь уйти, – спокойно ответила Финни, даже не взглянув на него.
– Почему?
– Я тебе говорила, что ничего не получится. Какая из меня мать твоей дочери! Это из-за меня Мэри едва не утонула.
– Финн! – Он протянул к ней руки.
Финни отскочила в сторону.
– Это из-за меня она побежала к озеру. Ведь я как безумная носилась по льду! И я сказала ей, что от страхов не убежать, когда она призналась мне, что боится, когда я скольжу по льду!
Мэтью снова протянул к ней руки:
– Финн!
Но Финни, смахнув слезы, промолвила:
– Я привела ее туда, но не предупредила, что лед тает и в конце концов ломается. Не предостерегла ее! Я не смогу заботиться о твоей девочке!
– Но почему? – Схватив жену за руку, он повернул ее лицом к себе. – Почему, черт побери?
Она посмотрела ему прямо в глаза и удрученно вздохнула:
– Если я останусь, то погублю твою дочку.
– Глупости! – воскликнул он нахмурившись. – Я видел, как ты беспокоишься о Мэри. Ты чудесная мать.
Знал бы он, как глубоко заблуждается!
– Нет, – произнесла Финни с леденящим душу спокойствием. – Я плохая мать. И скверная жена. Моя мать права. Мне здесь не место. Ни в этом доме, ни в этом городе, ни даже в этой стране. Я долго не хотела взглянуть правде в глаза.
– Ты не права!
– Я побуду у матери, пока не решу, что предпринять дальше.
Мэтью схватил ее за руку, и они посмотрели друг другу в глаза.
– Финни, я не желаю, чтобы ты уходила.
Ей так хотелось его обнять! Как она сможет жить без него? Но тут Финни вспомнила, что Мэри едва из-за нее не погибла… Вспомнила лежавшую у нее на руках мертвую Изабель.
Нет, она не останется здесь. Не может остаться. Ради блага Мэтью и Мэри она покинет их. Навсегда.
Мэтью выпустил ее руку, и лицо его исказила гримаса страдания.
Взглянув на него, Финни с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею.
Глава 21
Мэтью стоял с кистью в руке перед мольбертом. Белоснежным, нетронутым, натянутым, как кожа на барабане, холстом. Он старался ни о чем не думать, чтобы в душе не закипала ярость.
Сквозь высокие окна на него падали яркие лучи солнца. Ему страстно захотелось писать картину – быть может, краски и холст помогут забыться, обрести желанный покой.
Готорн взял кисть, как делал уже не раз на протяжении долгих недель, но за все это время ему так и не удалось провести ровную линию, даже в те дни, когда его не мучила боль.
В голове Мэтью не возникало никаких образов, в ней было пусто так же, как на холсте. Постояв еще какое-то время, Мэтью отбросил кисть.
– Финни! – машинально позвал он, и его голос гулко разнесся под сводами потолка. Тут он вспомнил, что Финни покинула его дом.
Вдруг он услышал, что особняк пришел в движение, отовсюду раздавались шаги. Куинси бегом поднялся из подвала с полотенцем в руке и без фрака. Его старческое лицо сияло от радости. Мэри выскочила из своей спальни и поспешно спустилась по лестнице. Они остановились, огляделись и увидели, что в парадном никого нет.
Мэтью страстно хотел забыть эту женщину. Он не проронил ни слова, но по выражению лица Куинси понял, что дворецкий обо всем догадался. Только Мэри оставалась в неведении.
– Где Финни? – восклицала девочка. Ее счастливый смех разносился по всему особняку, и она открывала одну дверь за другой в поисках женщины, которая ушла отсюда три дня назад и по которой она отчаянно тосковала.
Куинси разочарованно вздохнул.
Мэри взглянула на отца. Радостное выражение на ее лице уступило место растерянности.
– Где же она?
У Готорна свело от напряжения челюсть.
– Прости, Мэри. Ее здесь нет, – ответил он, не зная, как объяснить случившееся.
– Но ты позвал ее, папочка, – настаивала девочка.
Мэтью провел рукой по взъерошенным волосам.
– Да, позвал.
– Значит, она должна быть тут. Видимо, прячется. – Девочка направилась к еще одной закрытой двери.
– Нет, малышка, ее тут нет. – Готорн откашлялся. – Твой папа на минуту забыл, что Финни ушла. – Он с беспечным видом пожал плечами. – И вспомнил об этом, лишь когда позвал ее.
Мэри взяла отца за руку:
– Ах, папочка, я тоже позвала Финни по привычке.
И она удалилась к себе с изяществом и достоинством королевы. Мужчины изумленно смотрели ей вслед.
– Какая волевая девочка, – пробормотал Куинси.
– Да, не по возрасту. – Мэтью сжал губы. – Настойчива и отважна, и ей так нужна мать.
Не надевая шляпы и пальто, Готорн вышел из особняка. Он решил во что бы то ни стало встретиться с женщиной, которая обещала заменить Мэри мать.
Мэтью не обращал внимания на зевак, с любопытством оглядывавших его. Им двигали гнев и забота о дочке.
Через несколько минут он подошел к дому Уинслетов на Коммонуэлс-авеню и несколько раз ударил медным кольцом в парадную дверь.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на его стук явился слуга.
– Что вам угодно? – осведомился дворецкий.
– Я хотел бы повидать миссис Готорн.
Слуга пришел в замешательство.
– Финни, – раздраженно пояснил мистер Готорн.
– Ах да. Мисс Финни. Как прикажете доложить о себе?
– Скажите, что пришел ее муж, – ответил Мэтью и хотел войти внутрь, но в этот момент появилась Ханна и жестом остановила его.
– Здравствуйте, мистер Готорн. Вы хотите повидаться с Финни? – Она с притворной любезностью улыбнулась. – К сожалению, ее нет дома.
На какой-то миг Мэтью растерялся, но тут же сказал:
– Ваш дворецкий уже собирался ей доложить обо мне. Значит, она дома?
– Дворецкий, должно быть, запамятовал, что ее нет. – И, многозначительно кивнув слуге, она вежливо попрощалась с Готорном. Не успел Мэтью опомниться, как перед его носом захлопнули дверь. Такого с ним еще не случалось. Даже после скандала ему никогда не отказывали от дома.
Чертыхнувшись, Мэтью размашистым шагом направился к своему особняку и, громко хлопнув парадной дверью, поднялся к себе.
Три дня он расхаживал взад и вперед по кабинету, как лев в клетке, убеждая себя, что только из-за Мэри хотел встретиться с Финни. Ведь она дала обещание и не выполнила его.
Но потом признался себе, что хочет ее повидать, а обещание тут ни при чем.
На четвертый день Готорн вновь отправился к особняку на Коммонуэлс-авеню. Когда дворецкий стал закрывать дверь, Мэтью уперся здоровой ладонью в дубовую створку.
Но тут услышал знакомый стук каблуков по мраморному полу.
– Вы снова пришли, мистер Готорн? – спросила Ханна.
– Мне нужно повидать Финни, – решительно заявил он.
– Я вам уже сказала, что внучка не принимает посетителей.
– Я не посетитель, – вспылил Мэтью. – Я ее муж!
Дворецкий поежился: ему стало неловко, однако Ханна оставалась непреклонной.
– Поймите, она не жаждет встречи с вами.
Мэтью ничего не оставалось, как удалиться.
В последние дни Мэтью почти не видел Мэри. Она заперлась у себя в комнате и не выходила. Заботился о ней Куинси. Так долго не могло продолжаться, и Мэтью судорожно искал выход из создавшегося положения.
Прошло уже больше недели после ухода Финни, и однажды Мэтью, находясь у себя в спальне и страдая от боли, услышал какой-то шум и вышел в коридор.
Дверь в спальню Мэри была приоткрыта, и оттуда пробивался слабый свет. Финни говорила ему о том, что Мэри мучают по ночам кошмары. Он уже хотел позвать Куинси, но тут увидел, что Мэри стоит у окна.
– Приснился дурной сон? – тихо спросил он, подойдя к ней.
Девочка вздрогнула и обернулась. Ее губы тронула печальная улыбка. Видимо, она ожидала увидеть Финни и была разочарована. Мэтью вместе с ней стал смотреть в темноту за окном.
– И часто тебя мучают кошмары? – спросил Мэтью.
– Нет. Иногда.
– Не хочешь рассказать, что тебе снится?
Она заколебалась, потом ответила:
– Пожалуй, не стоит. – Таким тоном, как будто ей было не шесть лет, а все шестьдесят.
Он задумался. Как найти ключ к сердцу девочки, вновь стать ей отцом?
– Финни вернется? – спросила Мэри.
Мэтью оцепенел.
– Нет, не вернется, – сказал он после долгого молчания и увидел, как тень пробежала по лицу Мэри. – Я тоже по ней скучаю.
– И ты ничего не можешь сделать, чтобы вернуть ее?
– Все не так просто, Мэри.
– Но почему? – не унималась девочка.
– Да потому, что она не хочет возвращаться.
Мэри совсем пала духом.
– О, папочка, – вскричала она, – мне так ее недостает!
Опустившись на колени, Мэтью раскрыл объятия, и Мэри, как это бывало раньше, когда жизнь их была безоблачной и счастливой, бросилась ему на шею и залилась слезами. Ей надо было выплакаться, и Мэтью укачивал ее, пока она не успокоилась.
Взяв девочку на руки, он отнес ее в спальню, уложил в постель и заботливо укрыл одеялом.
Всхлипнув, она выпростала руки из-под одеяла.
– Так, может быть, расскажешь, что тебе снилось? – спросил Мэтью, опустившись на край кроватки.
Девочка задумалась, потом ответила:
– Мне снилось, будто ты обнял меня и вдруг куда-то исчез. А я осталась одна. И все меня ненавидят.
Мэтью крепко прижал дочку к себе:
– Боже мой, Мэри, я всем сердцем люблю тебя! Помни об этом. И никогда не брошу. Клянусь.
* * *
Ранним утром следующего дня Мэтью сидел в комнате с видом на парк. Мэри еще спала. Слуги только что приступили к своим повседневным обязанностям. Финни так и не вернулась. Впрочем, она всегда хотела уйти.
Комната пропахла скипидаром и льняным маслом. Перед Мэтью лежали кисти из прекрасного конского волоса и мягкие графитовые карандаши. На палитре были смешаны краски. Однако сосредоточиться Мэтью не мог.
Он то и дело нажимал пальцем на шрам, и с каждым разом все сильнее и сильнее. От боли мутилось в глазах.
Что-то осталось в ране.
Мистер Готорн презрительно усмехнулся.
Он снова надавил, и снова вспыхнула боль. Неужели Финни права?
В дверь осторожно постучали.
– Войдите, – сказал Мэтью.
Куинси внес в комнату серебряный поднос и поставил на стол.
– Ваш кофе, сэр.
Старик уже повернулся, чтобы уйти, когда Мэтью обратился к нему:
– У меня к тебе просьба, Куинси.
– Я знаю, где она! – выпалил дворецкий.
– Я тоже знаю, но не о том речь.
На лице дворецкого отразилось разочарование.
– Ты должен кое-что сделать для меня, – пояснил Мэтью.
Несколько часов спустя, когда солнце садилось за горизонт, черное лакированное ландо Готорна остановилось в Саут-Энде у деревянного здания.
Когда Мэтью вошел в приемную, там находился всего один пациент.
– Доктор Сандерлинг, я Мэтью Готорн. Полагаю, моя супруга рассказала вам обо мне.
Мэри всматривалась в окутавший комнату мрак. Пламя свечи отбрасывало блики на ковер. Мэри пробралась в отцовскую спальню, Мэтью спал крепким сном.
Куинси рассказал ей, что доктор вылечил отца, но девочка не поверила. Вид у него был ужасный. Вернувшись накануне домой, он крепко заснул. На душе у девочки было тревожно.
Родные один за другим бросают ее. Сначала мама, потом на какое-то время отец, а теперь Финни. Мэри боялась, как бы отец вновь не покинул ее.
В отношении Финни у нее созрел план. Она знала, что Финни не отправилась на небеса, как ее мать, а живет всего в нескольких кварталах от их дома. Мэри не раз подкрадывалась к окнам того особняка и видела ее. Но она не станет ничего предпринимать, прежде чем не проснется отец.
Сидя на краю кровати, девочка пристально разглядывала порезы у него на лице, которых раньше не было.
Малышка попробовала разбудить его и узнать, что случилось. Но он даже не пошевелился, и ее беспокойство возросло. Вдруг она заметила на столике какую-то склянку. Настойка опия. Мама постоянно ее принимала. «Для успокоения нервов», – обычно говорила она.
Немного подумав, Мэри вылила содержимое пузырька в раковину и поспешила на кухню, вспоминая по пути, из чего Финни готовила мазь для ран.
Мэтью очнулся. Он чувствовал страшную слабость, но голова почти не болела. Поднес руку к щеке, но тут же отдернул, когда его пальцы коснулись чего-то теплого и липкого.
– Что за дьявольщина?! – удивился Мэтью.
– Осторожно, папочка.
Мэтью приподнялся, повернул голову и увидел Мэри. Девочка сидела рядом с кроватью в кресле, должно быть, притащила его с противоположного конца спальни.
Поднявшись, она снова уложила его на подушку.
– Тебе нельзя делать резких движений, а то швы разойдутся. Лежи смирно. По-моему, врач прекрасно справился со своей работой.
Мэтью прищурился.
– Мистер Куинси мне все рассказал, и я приготовила мази для свежих шрамов, чтобы не загноились. – Она горделиво улыбнулась, совсем как взрослая. – Доктор Сандерлинг был удивлен, когда пришел проведать тебя. Хорошо, что ты очнулся. Тебе уже пора вставать и понемногу ходить.
– Ты прямо как Финни, – вырвалось у него, но он тут же пожалел о сказанном.
Мэри нисколько не обиделась.
– Пожалуй, ты прав, – сказала она, и глаза ее озорно блеснули. – Думаю, надо сделать все, чтобы она вернулась.
Мэтью оцепенел, и у него стало тяжело на душе.
– Мы вернем ее, папочка. Я уверена.
Мэтью медленно повернулся и взглянул на дочь, залюбовавшись ее белокурыми локонами, большими синими глазами, крохотным ротиком. Волна нежности захлестнула его. Как же он любил свою дочурку! И она снова полюбила его. Благодаря Финни. Этого он никогда не забудет.
Он раскрыл объятия, и Мэри бросилась ему на шею.
– Ты думаешь, нам удастся вернуть Финни? – спросил он, целуя малышку в лоб.
– Ну разумеется.
– Не знаю только, как проскользнуть незаметно мимо дворецкого, а главное – ее бабушки, – пробормотал он.
– Пустяки, папочка. Мы отнесем пирог!
– Думаешь, пирог откроет нам двери? – усомнился Мэтью.
– Подарков не отвергают. Это неприлично!
Знай Мэри, что представляет собой Ханна Грейбл, не говорила бы так. Впрочем, попробовать можно.
– Ладно, пирог так пирог. Откроем пекарню.
– О нет, папочка! Сами испечем. Ты и я. Тогда он Финни больше понравится.
Мэтью не был в этом уверен, но не стал возражать и поклялся себе, что пирог, который испечет Мэри, Финни получит, чего бы ему это ни стоило.
На следующий день Мэри привела Мэтью на кухню. Он не помнил, когда в последний раз спускался сюда и спускался ли вообще. И уж тем более не умел печь пирог. Кухня была внушительных размеров. Сверкающие медные кастрюли и сковородки свешивались с похожей на канделябр конструкции, прикрепленной к потолку. Посередине стоял огромный стол, дочиста выскобленный и вымытый. Здесь было тепло и приятно, а Мэри, похоже, знала, что надо делать.
Она достала чашки, указала отцу на сковородки, висящие на крючках, чтобы он снял их. Отыскала ложки, склянки с делениями и еще кучу всяких предметов, о которых Мэтью не имел ни малейшего представления.
Из кладовой выбежала повариха.
– Боже милосердный! – воскликнула она.
– Послушай, Вайолет, мы собираемся испечь пирог и преподнести его Финни, чтобы она вернулась к нам.
Вайолет радостно улыбнулась и перевела взгляд на Мэтью.
– Вместе с пирогом отнесите букет цветов. Дамы обожают цветы, а особенно мисс Финни.
Как только кухарка ушла, Мэри сказала:
– Приступим?
Работа закипела. То и дело на кухню заглядывали Вайолет и Куинси и давали советы.
Мешая тесто, Мэри заметила:
– По-моему, Финни любит поесть. И ей безразлично, что о ней подумают.
– Теперь, возможно, так оно и есть, – возразил Мэтью, – но когда я впервые встретил ее на званом обеде в Бостоне, в доме твоей бабушки, она очень нервничала, поскольку не знала, как пользоваться столовыми приборами, хотя одета была в роскошное платье, как настоящая дама из общества, и на ней сверкали драгоценности.
– На нашей Финни? – Девочка округлила глаза от изумления.
Готорн рассмеялся:
– Да, на нашей Финни! – Воспоминания прогнали улыбку с его лица. – Помню, когда я впервые увидел ее, то подумал, что она необыкновенная женщина. Что я таких никогда не встречал.
– Необыкновенная? – переспросила Мэри. – Ты хочешь сказать: необыкновенно красивая?
– Красивая? Да. Но не только. Тогда, на званом обеде, она съела настурцию.
– Что это такое?
– Цветок такой есть. Ее мать очень расстроилась. Однако Финни вела себя на редкость тактично, что не присуще женщинам. Вот как ты, Мэри.
Он словно наверстывал упущенное время. Ему хотелось, чтобы девочка знала о его чувствах. Но ее вопрос застал его врасплох.
– Моя мама тоже обладала таким тактом? – тихо спросила она.
У него болезненно сжалось сердце. Образ бывшей жены вызвал в душе боль и гнев. Ведь она предала его.
Но Финни говорила, что ребенок не должен знать о пороках своих родителей.
Слабая улыбка тронула его губы, и он улыбнулся, вспомнив, какой была Кимберли в первые месяцы после свадьбы.
– Да, – сказал он, широко улыбнувшись, – твоя мама обладала тактом. Тактом и красотой. И очень тебя любила.
– Правда? – радостно спросила Мэри.
– Разве ты не помнишь ее?
– Помню, но не очень хорошо.
– Я не рассказывал тебе, как мы впервые встретились?
– Нет, – затаив дыхание, ответила девочка, восхищенно глядя на отца.
Мэтью рассказал, как состоялось его знакомство с Кимберли. Мэри засыпала его вопросами. Они говорили и говорили. Когда пирог был готов, они покрыли его толстым слоем шоколадной глазури.
По кухне распространился восхитительный запах. Мэри раскраснелась, слушая рассказ отца о маме, о том, как та ее любила. Рядом с ними стояли Вайолет и Куинси.
У Мэри вдруг округлились глаза.
– Он кривобокий! – чуть не плача, крикнула девочка.
Мэтью стал ее успокаивать:
– Это тебе кажется, пирог просто великолепный.
– Не утешай меня, – дрожащими губами произнесла Мэри.
– Да я и не утешаю, – заверил он ее и повернул лицом к себе. – Пирог просто чудо. К тому же он понравится Финни именно потому, что ты его испекла.
«Так и для нее будет лучше», – мрачно подумал Готорн. Он больше не допустит, чтобы девочка огорчалась.
Румянец залил щеки Мэри, и она промолвила:
– Ты прав. Именно потому, что я его испекла.
Взъерошив ей волосы, он проговорил:
– Совершенно верно. Именно поэтому.
– Теперь надо отнести его ей. – Мэри улыбнулась. – А заодно пусть посмотрит на твое лицо и обрадуется, что ты пошел на поправку.
Мэтью сам был вне себя от радости. У него было такое чувство, словно он вырвался из тисков, сковывавших все тело.
У входных дверей зазвенел колокольчик. Куинси пошел открывать и вскоре вернулся, доложив, что явился посетитель.
– Финни, – едва слышно промолвила Мэри, заметив на лице Куинси волнение.
Мэтью схватил девочку за руку, и они помчались наверх. Добежав до вестибюля, ошеломленно застыли. Финни нигде не было видно.
Перед ними стоял мужчина ростом с Мэтью. Крупный, широкоплечий. Свободное белое одеяние контрастировало с поблескивающей черной кожей. Рядом с ним стояла огромная корзина с прибитыми сверху наискосок деревянными рейками. Видно, она проделала неблизкий путь. Из нее торчала солома, рассыпавшаяся дорожкой по мраморному полу.
– Он только что прибыл из Африки, сэр, – пояснил Куинси. – Ищет миссис Готорн.
– Мботе, Мэтью, – торжественно произнес мужчина. – В порту мне сказали, что Финни у тебя.
– Джанджи, – не скрывая своего удивления, проговорил Готорн.
Он подошел к туземцу, и они поздоровались по африканскому обычаю.
Джанджи огляделся, но, не увидев Финни, снова повернулся к Мэтью:
– Проводи меня к ней.
– Ее здесь нет, – сказал Готорн. – А зачем она тебе?
Туземец пристально смотрел на Мэтью, оценивая его, как тогда, когда сраженный пулей лев замертво упал в нескольких сантиметрах от ног Мэтью и Джанджи опустил дымящееся ружье.
Однако с той поры много воды утекло. Готорн тоже оглядел туземца.
– Рад тебя видеть, друг, – сверкнув улыбкой, сказал Джанджи. – Я обещал Финни привезти или переслать в Америку вещи, которые ей особенно дороги. И сдержал обещание. Они в этой корзине.
– Взгляни-ка! – воскликнула Мэри, доставая из корзины тряпичную куклу.
– Не тронь, Мэри, она не твоя, – ласково произнес Мэтью и забрал у нее игрушку.
Он склонился, чтобы положить ее обратно в корзину, и увидел еще несколько игрушек. Теперь ему все стало ясно, и его охватило смятение. Содержимое корзины восполняло пробелы в покрытом мраком неизвестности прошлом Финни.
– Что это? – с сильно бьющимся сердцем спросил Мэтью у туземца.
Джанджи молчал.
– Черт подери, Джанджи, что это за игрушки и зачем ты привез их?
Туземец посмотрел ему прямо в глаза:
– Пусть она сама тебе расскажет. Я хочу отдать ей ее вещи и убедиться, что она в безопасности. Немедленно отведи меня к ней.
Но Готорн уже не слушал его. Сунув одну из игрушек в карман, он выбежал из дома и направился в особняк на Коммонуэлс-авеню. На сей раз его даже без пирога не прогонят.
Глава 22
Мэтью буквально взлетел на парадную лестницу особняка Уинслетов и едва совладал с собой, чтобы не выломать входную дверь. Он должен повидать Финни и выяснить наконец, что таится в бездонных глубинах ее глаз. Именно ее прошлое, теперь он в этом уверен, стало между ними стеной.
Увидев Готорна, дворецкий попятился.
– Где она? – грозно спросил Мэтью.
– Мисс Финни обедает, сэр, – ответил дворецкий, намеренно не называя ее миссис Готорн, как и в предыдущие разы. – Но она никого не принимает.
– Прости, Бертрам, но сегодня все будет иначе, – сказал Готорн и пронесся мимо слуги. У того лицо вытянулось от изумления.
– Мистер Готорн, прошу вас!
– Что здесь происходит? – Нестер появился со сложенной льняной салфеткой в руке, видимо, поднялся из-за стола и так спешил, что забыл отложить ее в сторону.
При виде Мэтью он сердито прищурил свои светло-зеленые глаза и сказал:
– Я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом!
– Я тоже рад нашей встрече, Нестер, – со злой улыбкой промолвил Мэтью и, стуча каблуками, прошел в дом.
Вокруг сверкала позолота, с потолка свешивалась переливающаяся огнями хрустальная люстра.
– Мне надо повидать Финни!
– Разве я не ясно сказал? Она вас не примет. Не желает вас видеть. Так что не теряйте попусту времени и проваливайте ко всем чертям. – В голосе его звучало злорадство.
В несколько шагов Мэтью очутился возле Нестера. Тот невольно отшатнулся, но тут же вздернул подбородок:
– Я попросил вас уйти, Готорн.
– Боюсь, что не смогу выполнить вашу просьбу, пока не встречусь с Финни.
Нестер побагровел, на лбу задергалась жилка.
– Да кто вы такой?
– Я ее муж!
– Я позабочусь, чтобы в ближайшее время ваш брак признали недействительным, – с торжествующим видом заявил Нестер.
Это был удар ниже пояса, Мэтью овладела холодная, неистовая ярость. Он не откажется от Финни просто так. Не потеряет ее. Во второй раз.
Мэтью почти вплотную подошел к шурину:
– Если ты, Уинслет, хоть пальцем пошевельнешь, то пожалеешь, что появился на свет Божий.
– Угрожаешь?
– Ты угадал. А теперь убирайся с дороги!
В этот момент в дверях показалась Летиция Уинслет. При виде Мэтью лицо ее приняло какое-то странное выражение. Сейчас она тоже попросит его уйти. Только напрасно. Он и с места не сдвинется. Но против ожиданий Летиция обратилась к сыну:
– Тебе же сказали: уйди с дороги. Мистер Готорн хочет повидаться с женой. – И она повернулась к Мэтью: – Моя дочь в столовой. Мы как раз собирались обедать, и я прошу вас присоединиться к нам.
– Ты думаешь, что говоришь? – воскликнул Нестер.
– Я прошу мистера Готорна разделить с нами трапезу.
Нестер что-то буркнул и удалился.
В душу Мэтью закралось подозрение.
Видимо, Летиция это заметила и так сжала руки, что на запястье звякнули золотые браслеты.
– Я не хочу видеть свою дочь несчастной.
Услышав это, Мэтью с трудом сдержал гнев: Летицию меньше всего интересовала судьба дочери. Значит, она лгала. Но зачем? Словно угадав его мысли, Летиция сказала:
– Прошу вас, поверьте, моя дочь мне небезразлична. А она несчастлива. Сейчас вы в этом сами убедитесь. Пройдите, пожалуйста, в дом.
Готорн последовал за миссис Уинслет и, едва войдя в столовую, сразу увидел Финни. Ее вид поразил Мэтью. Энергия била из нее через край. После нескольких зимних месяцев пребывания в Бостоне с нее сошел золотистый загар, и кожа стала молочно-белой, оттеняя темно-зеленые глаза.
На ней было платье из темно-синего бархата. Простое, но изящное. Оно не понравилось бы ни африканцам, ни жителям Бостона. Финни обрела свой собственный стиль, и ее красота ошеломила Мэтью. Только сейчас Мэтью понял, сколь безрассудна охватившая его страсть. Финни достойна более высокого чувства.
В первый момент Мэтью показалось, что она обрадовалась его появлению. Но тут он увидел рядом с ней Джеффри, и его на миг ослепила ярость, как это с ним бывало не раз. Неужели она любит его?
Мэтью прогнал эту бредовую мысль. Он не позволит собственной гордыне помешать ему вернуть Финни, как это уже было однажды. Надо побеседовать с ней, показать игрушку и в конце концов выяснить, что с ней случилось в Африке. Чем бы ни кончилась их беседа, он должен это узнать, потому что любит Финни. Любит, как не любил ни одну женщину в мире. Он думал, что просто жаждет обладать ею, но за вожделением не увидел совсем другого чувства. Или боялся увидеть?
В ту ночь, в джунглях, он поклялся не влюбляться в нее, уверенный в том, что его самого никто не полюбит. Хватит с него одного предательства.
Однако Финни полюбила его. Несмотря на изуродованное лицо и невыносимый характер. И не потому, что он спас ей жизнь. Просто полюбила, и все.
Ее прошлое не имеет никакого значения. И игрушки, которые привез африканец, тоже. Он любит ее такой, какая она есть.
Готорн готов был стать на колени перед Финни. Ведь он ни разу не признался ей в своем чувстве. Не сказал слов, которых она от него ждала. Он отвергал ее любовь. И свою любовь к ней гнал прочь.
Настало время открыть ей правду. Доказать, что он любит ее.
– Мне необходимо поговорить с женой, – обратился Мэтью к собравшимся.
– Но я не желаю говорить с вами, – ответила Финни. Летиция рот раскрыла от изумления, а Нестер расхохотался.
Готорн так пристально смотрел на Финни, словно хотел заглянуть ей в душу.
– Не хочешь со мной говорить – не надо, но тебе придется потерпеть меня за обеденным столом.
Финни повернулась к матери.
– Да, дорогая, разве я не сказала тебе, что пригласила мистера Готорна к обеду?
Мэтью готов был плясать от радости.
В глазах Финни промелькнул страх.
– Проваливай отсюда ко всем чертям, Готорн, – заорал Нестер, – а не то вызову полицию!
– Никого ты не вызовешь, Нестер, – решительно заявила Летиция. – Мистер Готорн – мой гость!
И миссис Уинслет указала Мэтью на свободный стул прямо напротив Финни, затем подозвала служанку и велела принести еще один столовый прибор.
Финни потупилась и выглядела встревоженной.
Обед прошел в тягостном молчании. Мэтью никак не мог пробить брешь в стене, которую возвела вокруг себя Финни. И вдруг его осенило.
– Мэри шлет тебе поклон, – сказал Мэтью.
Финни вскинула голову.
– Она хорошо себя чувствует. Сегодня мы с ней пекли пирог.
– Ты и Мэри? – тихо спросила Финни.
– Да, мы с Мэри. Испекли для тебя. Правда, он получился несколько кривобоким, но я сказал Мэри, что он все равно тебе понравится. – И, понизив голос, Мэтью заявил: – Насколько мне известно, внешний вид тебя никогда особенно не интересовал.
Финни уставилась на чашку с дымящимся бульоном, дав понять, что не желает продолжения разговора. Однако Готорн был настроен решительно и не собирался идти на попятный.
Он не сводил с нее глаз, и в конце концов она подняла голову.
– Мэри сказала, что, если мы испечем его с любовью, ты непременно вернешься домой.
На глаза Финни навернулись слезы. Мэтью решил не отступать.
– Миссис Уинслет, разрешите мне произнести тост! – обратился он к Летиции.
– Да, пожалуйста.
Готорн посмотрел на Финни и поднял бокал, держа его в больной руке.
Финни округлила глаза, заметив, что рука при этом не задрожала. Она перевела взгляд на его лицо и увидела новые рубцы от швов.
– Ты решился? – выдохнула она.
– На что? – спросил Нестер.
Мэтью и Финни не стали ничего объяснять.
– Да, – ответил Готорн. – Доктор Сандерлинг сказал, что я везунчик, потому что рядом со мной есть человек, который уговорил меня решиться на это.
– О Мэтью! Какое счастье!
– Ну что, теперь ты можешь вернуться домой? – ласково, словно они в гостиной были одни, спросил он.
Финни снова помрачнела.
– Нет! – заявила она. – Не могу. Я тебе говорила, что мне здесь не место.
Финни поднялась из-за стола, едва не опрокинув стул. Глаза ее сверкали. Мэтью направился было к ней, но она выбежала из столовой.
– Скатертью дорога, – бросил Нестер вслед сестре и обратился к Готорну: – Если ты уйдешь, все обойдется.
Ханна стала укорять Нестера, но Летиция перебила мать и, повернувшись к сыну, гневно произнесла:
– Хватит, Нестер. Я устала от твоей злобы и мстительности. Пора тебе повзрослеть! – Она с достоинством поднялась из-за стола и покинула столовую.
Финни Летиция нашла в ее спальне. Та сидела в темноте и, услышав шаги, даже не обернулась, поглощенная своими мыслями. Родные с трудом терпят ее. Мэри печет пирог, чтобы она вернулась. Она любит Мэтью, но должна с ним расстаться. Тут есть о чем подумать.
Корабль в Африку отплывает утром. Вещи уложены.
Мать прервала ее размышления. Финни приготовилась выслушать выговор.
– Перестань злиться, – сказала Летиция.
Финни с недоумением взглянула на мать:
– А я и не злюсь.
– Нет, злишься. Ты винишь меня в том, что я за тобой не вернулась. Но я не могла. Отец не хотел моего возвращения.
– Неправда. Он был в отчаянии, что ты покинула нас.
– Он так сказал?
Финни напрягла память. Нет, ничего подобного отец ей не говорил. Это она сама так решила, была уверена, что мать ее бросила и тем самым испортила ей всю жизнь.
Мысль, что ее бросили, обожгла Финни.
Она тряхнула головой, желая прогнать воспоминания. Конечно же, отец был убит горем. Жена, забрав с собой сына, покинула его. Это истинная правда.
– Живя долгие годы порознь, мы стали чужими друг другу. У нас не было ничего общего.
– Ты не вернулась, нарушила обещание. Не пожелала взять меня с собой!
– Это отец тебе так сказал?
– Да.
– Мне следовало догадаться, – вздохнув, произнесла Летиция и подошла к дочери. – Взгляни на меня, Финни.
Та нехотя обернулась.
Миссис Уинслет взяла ее руки в свои:
– Мы оба совершили ошибки. И я, и твой отец. Я должна была настоять на своем, вернуться в Африку даже против его воли. Но у меня не хватило духу, а ты подумала, будто я не люблю тебя.
Миссис Уинслет ласково провела ладонями по лицу Финни.
– Я всегда любила тебя, и тогда, и сейчас. Но молчала о своих чувствах, поэтому не заслуживаю твоего прощения. Но ни твоя злость, ни твое прошлое не должны помешать тебе соединиться с мужчиной, который обожает тебя.
В это время в дверях появился Мэтью. Летиция сжала руку Финни и удалилась.
– Мама не права, – тихо произнесла Финни, вновь отвернувшись к окну. – Дело не в злости.
– Знаю, – промолвил Мэтью. Ему так хотелось привлечь Финни к себе, обнять, поговорить с ней начистоту, но он понимал, что сейчас не время, она должна прийти в себя. – Я никогда не считал, будто злость движет тобой. Возможно, разочарование, печаль, потому что тебя бросили. А сейчас, после появления Джанджи, просто уверен в этом.
Финни стремительно обернулась и широко открыла глаза:
– Джанджи здесь? В Бостоне?
– Да. – Готорн вынул из кармана игрушку и протянул Финни. – Он привез твои вещи.
Увидев игрушку, Финни едва не лишилась чувств. Мэтью пришлось ее поддержать. В глазах ее он прочел печаль и страдание. Куда девались дерзость и необузданность?
– Мне надо повидаться с ним, – прошептала Финни.
Кивнув, Мэтью взял ее за руку и повел к двери. Он отведет ее в «Полет голубки». Там ее дом. Поможет ей забыть тяжелое прошлое. Она полюбит его, и стена, разделявшая их, рухнет.
Глава 23
Финни стремглав выбежала из дома. Мэтью едва поспевал за ней и то и дело хватал ее за руку, чтобы она не попала под колеса экипажей.
Через несколько минут они уже были на улице Мальборо. У дверей Финни неожиданно остановилась. Мэтью едва не налетел на нее.
– Ты уверен, что это Джанджи? – тихо спросила Финни, опасаясь, как бы ее вновь не постигло разочарование.
– Уверен, – ответил Готорн.
Она прикрыла глаза и переступила порог.
Войдя внутрь дома, Финни не проронила ни слова. Она шла, бесшумно ступая, и остановилась под мозаикой. Воин с голубкой в руке.
Туземец стоял неподвижно. Финни села на ступеньку и долго смотрела на него, положив локти на колени и подперев кулаками подбородок. Джанджи оглянулся, услышав шаги. Мимо прошел Куинси, который что-то бормотал себе под нос.
– Джанджи! – окликнула наконец Финни туземца. Джанджи повернулся к ней, оглядел с ног до головы и расплылся в улыбке.
– Вижу, мой друг хорошо о тебе позаботился, – проговорил он.
Финни покраснела, хотела что-то сказать, но не успела. Будто из-под земли выросла Мэри.
– Финни! – Девочка подбежала к ней, обвила ее шею ручонками. – Ты вернулась!
Финни погладила Мэри по голове, и Мэтью заметил навернувшиеся ей на глаза слезы.
– Ты скучала по мне? – спросила Мэри.
– Очень скучала.
Мэри вдруг повернулась к Джанджи:
– Я победила! Ты улыбнулся.
Африканец еще шире улыбнулся:
– В моей стране ты была бы достойным противником.
Финни по-прежнему неподвижно сидела. Потом поднялась и подошла к Джанджи. Тот в знак приветствия склонил голову.
Финни порывисто обняла его.
Туземцу стало не по себе.
– Здесь все обнимаются, Джанджи, – смеясь, объяснила она сквозь слезы. – Так что привыкай. – Затем отстранилась от него и сказала: – Я скучала по тебе, дружище.
– Само собой, – смущенно промолвил он.
Они прошли в кабинет, расположились у камина, и туземец стал рассказывать о своих странствиях по Америке. Здесь все было ему в диковинку.
Когда разговор зашел о том, что произошло с его племенем в Африке, Мэри стало скучно и она потихоньку улизнула из кабинета.
– Твой манделе брат, Нестер, – сказал Джанджи, – хочет отобрать у нас землю и продать другому богатому манделе.
– Что? – Финни подалась вперед.
– Твой брат собирается продать ферму твоего отца.
– Мне следовало догадаться, что он сделает что-то в этом духе! – гневно промолвила Финни. – Это моя вина.
– Твоя? – удивился Джанджи.
– Да, моя. Это ведь я рассказала ему о ферме. Он о ней понятия не имел. Какой же я была дурой! Ладно, не тревожься. Нестер ее не продаст. Вернусь домой и поговорю с ним.
Готорну не понравились ее слова. Она и так дома. И он не намерен ее отпускать.
К тому же Нестер снова ее оскорбит, стоит ей только завести разговор о ферме. Утром надо будет послать Грейсону записку. Его брат – один из лучших адвокатов в округе.
Джанджи вынул из корзины сумку и протянул Финни.
Финни, едва сдерживая слезы, с мужеством, достойным воина, протянула туземцу руку.
– Благодарю, друг. Спасибо, что привез мне в Америку память о прошлом.
– Пожалуйста, – сказал он и, поколебавшись, добавил: – Только не позволяй воспоминаниям овладеть тобой.
Она не ответила, крепко прижала сумку к груди и через силу улыбнулась.
– Я устала, утром продолжим наш разговор.
Финни поднялась.
– Ты не можешь уйти, – сказал Мэтью.
– Почему?
Он почувствовал на себе пристальный взгляд Джанджи. Мэтью не мог сказать: «Потому что я не желаю, чтобы ты уходила», – слишком много всего обрушилось на Финни за последнее время.
– Потому… – начал было Мэтью.
– С возвращением домой!
Все обернулись. В дверях показалась Мэри, катя столик на колесиках, на котором стоял пирог.
– Он, к сожалению, получился не очень-то красивый.
Финни бросилась к малышке и сжала ее в объятиях.
– Он замечательный! – воскликнула Финни. – И я тебя очень люблю!
– Я тоже тебя люблю!
Пирог разрезали и дали всем по куску. Несколько кусков отправили на кухню для прислуги. Мэри принесла также конфеты.
Но когда с пирогом было покончено, Финни снова поднялась.
– Уже поздно.
– Идем, Финни, – промолвила Мэри, – я поднимусь с тобой к тебе в спальню.
Та было хотела возразить, но Готорн взглядом попросил ее молчать: зачем огорчать ребенка?
– Куинси сходит за твоими вещами в дом твоей матушки и принесет их сюда, – сказал он.
Финни наконец уговорили остаться на ночь, и она попросила дворецкого приготовить комнату для Джанджи, после чего пожелала всем спокойной ночи и вместе с Мэри покинула кабинет.
– Ты любишь ее, – сказал Джанджи, когда они остались вдвоем.
Мэтью, прислушиваясь к стуку каблуков Финни по мраморной лестнице, ответил:
– Больше жизни.
– Я знал, что ты полюбишь ее, когда попросил тебя опекать ее в дороге.
– Но речь шла не о женщине, а о каком-то грузе, – возразил Мэтью.
– Верно. – Джанджи улыбнулся.
– Я догадался. – Мэтью покачал головой. – Зачем ты так поступил?
– Потому что был убежден, что вы полюбите друг друга. Скажи я тебе тогда, что речь идет о женщине, ты отказался бы выполнить мою просьбу, хотя и считаешь себя моим должником. Но главное, я был уверен, что ты сумеешь залечить ее раны.
Его слова поразили Мэтью в самое сердце. Это она вылечила его. А он даже не поинтересовался, какая боль терзает ее душу.
– Я не сомневался, что поступаю правильно, – продолжал Джанджи, встряхнув головой. – Однако сейчас она хочет вернуться в Африку.
– Она тебе об этом сказала?
– Нет. Сказали ее глаза.
– Она моя жена, – заявил Мэтью, – и останется со мной. – «И я залечу ее душевные раны», – подумал он.
Джанджи пристально посмотрел на Готорна:
– Согласен с тобой. Белой женщине не место в Африке, если у нее нет мужа.
– Я не отпущу ее, – сказал Мэтью. – Не беспокойся.
– Вы прекрасная пара, но тебе придется ей доказать, что вы созданы друг для друга.
Скажи ему это кто-то другой, Готорн обиделся бы, но Джанджи говорил от чистого сердца, заботясь о Финни, дочери своего покойного хозяина, которому был безгранично предан, и Готорн не мог его в этом винить.
Куинси проводил Джанджи в комнату для гостей, и Готорн остался один. Глядя на пляшущее в камине пламя, Мэтью, размышляя о Финни, попытался представить себе ее прошлую жизнь на основе тех отрывочных сведений, которые ему удалось узнать за последние месяцы. Посидев еще какое-то время, он поднялся в комнату Финни. Она стояла у окна, освещенная лунным светом, держа в руках детское платьице. На столе стояла раскрытая сумка.
– В Африке у тебя была дочь, – тихо промолвил Мэтью.
Финни долго молчала, не поворачиваясь к нему.
– Ее звали Изабель, – тихо произнесла она наконец. И столько горечи было в этой короткой фразе!
Он подошел к ней, встал за спиной:
– Боже, Финн, почему ты мне ничего не сказала?
Словно не слыша его вопроса, Финни продолжала:
– Она была ровесницей Мэри. Изабель полюбила бы твою дочку.
– Мэри тоже полюбила бы ее так же, как любит тебя. – Он коснулся ее плеч, но Финни отстранилась:
– Нет!
Готорн повернул ее к себе: опустошенный взгляд, мокрое от слез лицо.
– Да что с тобой, Финни? Откройся мне, – в отчаянии произнес он. Ему надо знать все, иначе он не сможет помочь ей. – Ты как-то сказала, что не способна ни на какие чувства, что тебе все безразлично. Но почему? Ответь же мне наконец!
Она попыталась вырваться, но Готорн крепко держал ее. Сердце его бешено колотилось.
– Почему ты отвергаешь меня? Все еще любишь отца Изабель? – Он весь напрягся, ожидая ответа.
– Отца Изабель? Господи Боже мой, нет, конечно! Но в моем сердце нет места никаким чувствам, кроме раскаяния. Я оказалась плохой матерью и никогда себе этого не прощу!
– Ты прекрасная мать! – Мэтью встряхнул ее. – Я уже говорил тебе это не раз.
– Нет! Я не сумела уберечь собственную дочку… не смогу уберечь и Мэри.
– Что ты имеешь в виду? Объясни!
Она молчала, продолжая смотреть в темноту за окном. Лишь когда Мэтью, подхватив ее на руки, стал укачивать, Финни заговорила:
– Я слышала, как она вскрикнула. Один-единственный раз. Крик не повторился, и я продолжала работать. А когда вышла, она была мертва. Она задохнулась. Задохнулась! Пуговица, заменившая глаз тряпичному мишке, ее любимцу, попала ей в горло. – Финни судорожно сжала кулак. – Если бы я заметила, что пуговица болтается, или же вышла на ее крик, она была бы жива! Понимаешь?! Я могла спасти ее! Но не сделала этого!
Эти бесконечные «если» терзали ее душу. Как же избавить ее от отчаяния? Чтобы она снова зажила полной жизнью.
Он потянулся к ней и, когда Финни попыталась ударить его по рукам, привлек к себе.
– Всякое бывает, Финни, – едва слышно проговорил Мэтью.
– Возможно, но хорошая мать всегда начеку!
Она зарыдала, рыдания перешли в крик, от которого мороз подирал по коже. Он крепче прижал ее к себе, размышляя, смогут ли они вместе когда-нибудь справиться с ее горем.
Постепенно Финни затихла и прильнула к нему. Мэтью ласково провел рукой по ее волосам.
– Мое место не здесь. – Финни отстранилась от него. – А в Африке, рядом с Изабель.
Он долго смотрел на нее, потом наконец сказал:
– Финн, Изабель больше нет, и тут уж ничего не поделаешь. Ты вернула к жизни меня и Мэри. Ты чудесная мать!
Они стояли совсем близко друг от друга, и Мэтью с трудом сдерживал охватившую его страсть. Сейчас главное – утешить Финни, чтобы она обрела желанный покой.
– Я люблю тебя, – тихо промолвил Мэтью.
Она прерывисто задышала, и он, потеряв самообладание, заключил ее в объятия. Финни больше не противилась, отвечая на ласки, с замиранием сердца слушая признания в любви.
Мэтью был на вершине блаженства. Финни больше не сдерживала своих чувств, и он полностью завладел ее телом. Его рука скользнула вниз, к пушистому бугорку, скрытому панталонами, и Финни застонала.
Вдруг она схватила его за руку. От неожиданности Мэтью замер.
– Не бросай меня, как тогда, – прошептала Финни. – Обними покрепче.
Сердце Мэтью болезненно сжалось, когда он вспомнил ту ночь в джунглях. Она снова прильнула к нему, и, казалось, не было силы, способной их оторвать друг от друга.
– Милая Финн!
Мэтью подхватил ее на руки, отнес на постель, стал раздевать. Расстегнул платье, добрался до груди, пощекотал языком сначала один сосок, потом другой. Сбросил с нее нижнюю юбку и панталоны.
– Дай волю своим чувствам, Финни! – охрипшим от волнения голосом попросил Мэтью, и когда его пальцы вошли в ее горячее влажное лоно, она со стоном приподнялась на постели и стала срывать с него одежду.
– Я хочу слиться с тобой, – шептала она, извиваясь всем телом.
Мэтью заметил на внутренней стороне ее бедра рваный шрам – последствия той страшной ночи, когда произошло крушение поезда.
– Боже мой! – Мэтью прильнул губами к шраму.
Финн порывисто вздохнула.
– Как ты прекрасна! – прошептал Мэтью, покрывая поцелуями ее тело. – Мы единое целое. Понимаешь? Мы любим друг друга, и ничто нас не разлучит, – говорил он, заглядывая ей в глаза.
Прошлое, костлявой рукой душившее Финни, уступило дорогу новой жизни.
– Возьми меня, – тихо проговорила она. Сегодня она жаждала принадлежать ему.
Мэтью соскочил на пол и сбросил брюки. Но когда хотел лечь на нее, она замотала головой, подползла к краю кровати, встала на колени и посмотрела ему в глаза.
– Можно дотронуться? – Она кивнула на его возбужденную плоть и провела по ней своими тонкими, изящными пальцами. Затем слегка сжала. Рука Мэтью снова устремилась к ее золотистому треугольнику внизу живота. Финни застонала.
– Ты чувствуешь меня, дорогая? – спросил Мэтью, когда его пальцы проникли в ее лоно. Финни задрожала, и Мэтью, не в силах больше сдерживаться, опрокинул ее на постель и вошел в нее.
Мир перестал существовать, время остановилось. Долгожданная близость несла их в заоблачные дали, и когда они достигли вершины блаженства, оба невольно вскрикнули.
Они долго лежали в объятиях друг друга, счастливые, удовлетворенные. Наконец-то они стали единым целым, о чем так долго мечтали.
Ничто не нарушало царившей вокруг тишины. Первой заговорила Финни.
– А ведь я чуть не вышла замуж, – прошептала она.
– Ах, Финн, не обязательно все рассказывать. Достаточно и того, что я о тебе знаю. – Готорн говорил искренне.
– Ты должен знать все. Я была уверена, что Гэтуит любит меня, и отдалась ему вечером накануне свадьбы. Он очаровал меня своей ослепительной улыбкой. Какой же я была дурой! Удовлетворив свою похоть, он как ни в чем не бывало тихонько выбрался из постели и пошел к моему отцу пить бренди. Отец в тот вечер подарил ему три весьма ценных вида каучуковых саженцев. Все знали, что отец относится к Гэтуиту как к сыну. Тот и воспользовался его благосклонностью. Саженцы – вот что было нужно ему, чтобы основать собственную плантацию. – Она тряхнула головой. – Ему с самого начала нужны были только саженцы. Приехав в Африку, Гэтуит просил отца продать их ему: по своим свойствам они намного превосходили все известные в мире. Заполучив саженцы, Гэтуит в ту же ночь скрылся. Когда на следующий день я пришла в церковь в подвенечном платье, сшитом местными женщинами, с вплетенной в волосы гирляндой цветов, то увидела только отца, а жениха так и не нашли. Отец был в отчаянии. Когда же оказалось, что я беременна, все, кроме Джанджи и его родных, стали сторониться меня. Я уже не могла появиться в городе, где жили европейцы, а священник-миссионер запретил мне посещать храм. Я стала парией. И моя дочка тоже. С самого рождения. – Финни закрыла глаза. – Впрочем, она этого еще не понимала.
– Ты, должно быть, возненавидела Гэтуита?
– Как я могла возненавидеть мужчину, подарившего мне Изабель? – Она приоткрыла глаза. – Она была такой умной, не по летам. Знал бы ты, как мне ее недостает!
– Она навсегда останется в твоем сердце.
Он ласково провел рукой по ее волосам:
– Я люблю тебя, Финн, и никогда не покину. Люблю больше жизни, и ты это знаешь.
Тень сомнения пробежала по лицу Финни. Ведь ее столько раз предавали! Даже родная мать бросила. Словно ища защиты в его объятиях, Финни прижалась к нему, и вскоре послышалось ее ровное дыхание.
Полежав еще какое-то время, Мэтью тихонько выбрался из постели, набросил халат и спустился в комнату с видом на парк. Затворив дверь, он включил все до единой лампочки, и комнату залило ярким светом.
Достав холст и выдавив из тюбиков краску, Мэтью, охваченный вдохновением, взялся за кисть.
Его рука не повиновалась ему. Он понял, что уже никогда не сможет писать так, как раньше. Но это не имело никакого значения. Он научился писать по-новому. Знал, как вдохнуть жизнь в краски и холст.
Окружающий мир исчез. Образы на холсте появлялись так же быстро, как кружатся вокруг костра воины.
Он потерял счет времени и писал до тех пор, пока не почувствовал усталость. Теперь он был уверен, что окончательно выздоровел.
Финни проснулась. Солнце едва взошло, и его слабые лучи еще не проникли в комнату.
Нежность и радость переполняли Финни, и тут она вспомнила, что ночью они принадлежали друг другу. Она любила Мэтью, любила его дочь и не чувствовала себя виноватой перед Изабель. Прошлое отступило и не причиняло ей больше страданий.
Финни открыла Мэтью свою тайну, мучившую ее все эти годы, и не увидела осуждения в его взгляде. Он готов был вместе с ней нести ее тяжелую ношу.
Ей захотелось увидеть Мэтью прямо сейчас. Удостовериться, что его любовь не плод ее воображения.
Она оделась и отправилась на его поиски, заглянула в приоткрытую дверь его спальни и увидела, что постель не тронута.
Тогда Финни спустилась в комнату с видом на парк и там нашла Мэтью. Как и в их первую встречу, в поезде, он стоял у окна. Но сейчас от него веяло покоем и умиротворением.
Его красота потрясла Финни. Даже шрам не портил его прекрасного лица, напротив, придавал особое очарование. Неужели этот красивый мужчина ее муж? Неужели он действительно любит ее? А вдруг он сожалеет о прошлой ночи?
Финни уже хотела уйти, но он позвал ее:
– Иди ко мне!
Она подбежала к нему и бросилась в его объятия.
– Я хочу тебя, – прошептал Мэтью, запечатлев на ее губах поцелуй. Потом вдруг отстранился от нее.
– В чем дело, Мэтью?
– Я готов ласкать тебя день и ночь, но ты должна отдохнуть. У тебя наверняка все болит после вчерашнего.
Финни покраснела.
– Боже, как же ты прекрасна! – воскликнул Мэтью. – Что бы со мной сталось, не повстречай я тебя тогда в поезде?
Он снова сжал Финни в объятиях.
Так они и стояли, прильнув друг к другу, а за окном поднималось солнце, и небо из темно-фиолетового постепенно становилось красно-оранжевым. Лишь когда утро вступило в свои права, он слегка отстранился от нее и заглянул в глаза.
– Что-нибудь не так, Мэтью?
– Я намерен выставиться.
– Что? – Финни ушам своим не верила.
– Устроить выставку моих работ. Сейчас мне это по силам, как никогда.
– Почему ты так думаешь?
Мэтью повернул ее к холсту, над которым он трудился почти всю ночь.
Увидев картину, миссис Готорн замерла.
Мэтью вновь привлек ее к себе:
– Ты вернула меня к жизни, Финни Готорн. Благодаря тебе я вновь обрел любовь дочери. И веру в себя. И теперь снова могу рисовать.
От избытка чувств Финни не могла выговорить ни слова. По ее щекам текли слезы.
Он прошептал ей на ухо:
– Я не в силах вернуть тебе дочь, но зато я могу запечатлеть на полотне ее образ.
И он действительно написал портрет Изабель. Картина удалась на славу, хотя и не была выписана столь тщательно, как его прежние работы. Казалось, девочка сейчас сойдет с полотна. С портрета смотрели юная Финни и ее дочка, воплощенные в одном образе. Дорогие черты со временем стираются из памяти, а на полотне они запечатлены навеки.
Миссис Готорн протянула к картине дрожащие пальцы, и они замерли у лица дочери. Наконец она обрела то, что искала. Свое место. Свою дочь.
– Я обожаю тебя, Финни. – Лицо Мэтью было мокро от слез.
Ее сердце болезненно сжалось, и она обняла мужа.
– Я люблю тебя, – тихо проговорила Финни. – Как же мне тебя отблагодарить?
– Ты уже отблагодарила, хотя я только сейчас понял, что ты по-настоящему любишь меня и никогда не предашь.
Глава 24
Любовь поглотила их целиком. Днем Мэтью писал картины, а ночами дарил свои ласки Финни. Но как только она засыпала, он уходил в мастерскую и всего себя отдавал живописи, бросая кисть лишь с восходом солнца. Только однажды он вышел из дома без ведома жены. Ему надо было встретиться с Грейсоном в его адвокатской конторе. Мэтью хотел, чтобы его брат взялся за дело. Следовало спасти ферму в Африке и отозвать иск о признании его брака с Финни недействительным.
Джанджи стал в доме своим человеком. Он рассказывал Мэри об Африке, играл в шахматы с Куинси, а также изучал нравы и обычаи Бостона.
Финни была занята подготовкой к выставке картин Мэтью. Он хотел взять все на себя, однако Финни настояла на том, чтобы он разрешил им с Мэри подыскать для выставки помещение. Целую неделю Финни ходила по художественным салонам, показывала их владельцам портрет Изабель, и теперь все они предлагали разместить полотна Мэтью у себя. К радости Финни, ни один из них не догадывался, что на портрете изображена вовсе не Финни в детстве, а ее дочь, как две капли воды похожая на нее.
Она объяснила Мэтью, что не хочет ни с кем делиться самым сокровенным. Изабель – это ее боль, и никто не должен просто так, мимоходом, смотреть на ее портрет. Пусть все думают, что это Финни в детстве.
– Пожалуй, ты права, – сказал Мэтью, целуя ее.
Почти все время Мэтью проводил за мольбертом. Написал портрет Финни. Потом Мэри. А в воображении возникали все новые образы. Краски и холст теперь были подвластны ему. Никогда еще он не испытывал такого чувства свободы, когда писал, и картины его приобрели какой-то особый, глубокий смысл.
За две недели до открытия выставки были разосланы приглашения. На предварительный просмотр пришли критики, и Финни с волнением ждала появления рецензий в прессе. Мэтью делал вид, будто это его не интересует, но, когда Финни сбегала за газетой и прочла вслух блестящий отзыв о его картинах, он расплылся в улыбке.
Выставка привлекла внимание самых влиятельных горожан. Даже отец Мэтью собирался посетить ее.
– Он увидит мои картины, – сказал Мэтью, – и станет относиться ко мне по-прежнему. Будет гордиться мной. И все это благодаря тебе.
Прежде чем отправиться на выставку, Финни с Мэри не один час провели наряжаясь и причесываясь. К вечеру небо прояснилось и на нем засияли мириады звезд.
У входа в галерею один за другим останавливались экипажи. Лакеи застыли в ожидании посетителей, прибывших в сверкающих ландо и позолоченных колясках. Всем не терпелось увидеть художника и его картины.
Мужчины восхищались живой игрой красок на полотнах, женщины – образами, созданными фантазией Готорна.
Финни, счастливая и взволнованная, не сводила влюбленных глаз с мужа.
Мэри, похожая в своем розовом атласном платье на сказочную принцессу, беседовала с Джанджи. Он привлекал всеобщее внимание. Гости приняли его за африканского царька.
Был здесь и доктор Сандерлинг. Мэтью пожертвовал ему солидную сумму на создание клиники и настоял, чтобы ее назвали клиникой Итана Сандерлинга.
Финни заметила, с какой гордостью Эммелина Готорн смотрела на сына. Пришли и Нестер с Пенелопой, и Ханна, и Летиция.
Не было только Брэдфорда. «Неужто он не придет?» – гадала Финни.
Но в этот момент дверь распахнулась и появился Брэдфорд.
Эммелина возблагодарила небеса и посмотрела на Мэтью. Лицо его выражало радость. Финни тоже возблагодарила небеса, уже за одно то, что Готорн-старший не разочаровал своего сына, хотя и недолюбливала свекра. И все же ей хотелось, чтобы Брэдфорду понравились картины Мэтью.
Финни вздохнула с облегчением, когда гости разошлись и остались только свои. Лишь тогда Брэдфорд приступил к осмотру выставки, переходя от картины к картине. Он постоял у портрета Финни, Мэри, своих сыновей. Подошел к портрету Эммелины и наконец увидел самого себя. Портрет Брэдфорда производил ошеломляющее впечатление: на нем был изображен властный, знающий себе цену мужчина.
Брэдфорд пошел дальше и увидел портреты Мэтью в детстве, юности и зрелом возрасте. Он долго их разглядывал. Мэтью ждал от него похвалы.
Наконец Готорн-старший обернулся, и в галерее воцарилась тишина. Отец посмотрел на сына.
– И это называется живописью? – спросил Брэдфорд с пренебрежением.
Эммелина открыла рот от изумления. Грейсон, сидевший рядом с Мэри, вскочил, едва сдерживая гнев.
Мэтью оцепенел, пристально посмотрел на отца, и взгляды их встретились. Мэтью не подал виду, что обиделся на отца. Однако Финни хорошо понимала, что творится в его душе.
В ней закипела ярость. Хорош отец, которому наплевать на чувства собственного сына! Она шагнула вперед и, прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, напустилась на Брэдфорда:
– Да как вы смеете?!
Готорн-старший вскинул брови, и лицо его приняло холодное выражение.
– Вы не вправе считать себя отцом! – не унималась Финни. – И не достойны любви вашего сына. Он хороший, добрый человек, не чета вам! – У Финни брызнули из глаз слезы. – Он честный, отважный, а вы мелочный и чванливый. Вы чудовище, Брэдфорд Готорн. И я ненавижу вас!
Воцарилось тягостное молчание.
– Не плачь, Финни. – К ней подошел Мэтью с улыбкой на губах. В глазах его она прочла решимость.
– Но… – начала она, однако он не дал ей договорить.
– Никаких «но». Мне все равно, что думает отец.
– Что ты говоришь? – воскликнула Финни.
– Я только что это понял. – Мэтью сжал ладонями ее голову, словно они здесь были вдвоем. – Ты как-то сказала, что тебе здесь не место. Это чистая правда.
Финни нахмурилась. Что он хочет этим сказать? Неужели думает, что, если они расстанутся, отец раскроет ему объятия? Словно прочитав ее мысли, Мэтью промолвил:
– И мне здесь не место, Финни.
По залу пронесся вздох изумления.
В этот момент до них донеслись чьи-то всхлипывания. Они обернулись и увидели Мэри. Она стояла, прислонившись к стене, и плакала. Видимо, слова Мэтью ее испугали. Мэтью протянул к ней руки.
– Думаю, что и Мэри здесь нет места.
Девочка подбежала к отцу и обвила его шею руками.
– Мы единое целое, – тихо проговорил Мэтью, – мы нужны друг другу. И здесь нам нечего делать.