Мало что осталось еще добавить к ранее сказанному. Теперь мы снова вернемся к тому, с чего начали, к смерти моего мужа. Мы вернемся к этому роковому дню – 20 июля 1973 года. После того, как я ушла из дома, позвонил Раймонд Чоу, и с 2-х до 4-х часов дня Брюс и он работали над черновым вариантом [Игры смерти] с тем, чтобы показать его в тот вечер Джорджу Лезенби. Бетти Тинг Пей исполняла в этом фильме одну из главных ролей, и где-то около четырех часов дня мужчины поехали к ней на квартиру обговорить детали предстоящей встречи с Лезенби.

На квартиру Бетти Брюс приехал в совершенно нормальном состоянии. Втроем они засели за сценарий, отрабатывая детали. Позже Брюс пожаловался на головную боль, Бетти дала ему таблетку эквиагезика (сорт аспирина), в свое время Бетти прописал их ее личный доктор. Кроме этого Брюс не принял ничего за исключением нескольких легких коктейлей.

Около половины восьмого вечера, когда Раймонд Чоу начал собираться в ресторан на встречу с Лезенби, Брюс снова пожаловался на то, что чувствует себя неважно и пошел в спальню, где вскоре заснул. В 21.30, когда Раймонд Чоу приехал снова на квартиру к Бетти узнать, почему они не приехали в ресторан, Брюс все еще спал. Он, насколько это показалось Чоу, лежал спокойно, и не было никаких конвульсий. Чоу попытался разбудить Брюса, начав слегка его трясти, а потом уже стал бить его ладонью по щекам, но никакой реакции не последовало. Бетти тут же стала звонить своему доктору, который немедленно прибыл. Он тоже обнаружил Брюса, лежащим мирно в постели. Позже он сказал, что в течение десяти минут пытался привести Брюса в сознание, после этого привез его в госпиталь [Королевы Елизаветы].

Как только стало известно, что Брюс умер, гонконгская пресса словно взбесилась. Я могу понять причины охватившего газетчиков ажиотажа. Смерть любой суперзвезды – самая желанная новость. Вы легко можете себе представить кричащие заголовки и истерические сцены, сопутствующие смерти таких молодых звезд, как Рудольф Валентине или Джин Харлоу, чтобы осознать, что смерть Брюса Ли, да еще в таком поразительно молодом возрасте, возбудила дичайшую спекуляцию. Если бы он был кутилой и алкоголиком, если бы он погиб, как Джеймс Диан, в дорожной катастрофе, даже тогда, я полагаю, было бы много различных теорий и предположений. Но чтобы жизнь такого человека, как Брюс, обладавшего такой удивительной жизненной энергией, такой мужественностью, бывшего всегда в исключительной физической форме, могла вдруг оборваться, словно задутая свечка?! Возможно, не стоит ругать людей за их домыслы. На следующий день после смерти Брюса Раймонд Чоу появился на гонконгском телевидении, там его засыпали вопросами. Отчасти я была виновата в последовавших за этой телепередачей кривотолках. Раймонд спросил меня, не буду ли я возражать, если он скажет, что Брюс умер на квартире у Бетти, а не дома? Я сказала, что для меня это не имеет значения, и пусть он поступает так, как считает нужным. Хотя если он думает, что будет лучше, если он скажет, что Брюс умер дома, то я не возражаю. Мы оба решили, что заголовки в газетах будут больше и драматичнее, если пресса свяжет имя

Брюса с Бетти. Но в действительности меня это тогда не волновало, как не волнует и сейчас, я не считала, что это так важно, если все будет звучать так или иначе. Я была больше поглощена мыслями о своих детях. Раймонд впрямую не сказал в своем выступлении, что Брюс умер дома, но он намекнул на это. Однако когда пресса докопалась до правды, то получилось так, словно Раймонд солгал. А если он лжет, то с какой целью? Со всех сторон стали появляться всевозможные дичайшие теории в слухи.

Результаты вскрытия не уменьшили, а скорее, напротив, увеличили количество кривотолков, касающихся смерти Брюса. Следы то ли от каннабиса, то ли от марихуаны были обнаружены в желудке Брюса. Газеты немедленно разнесли по городу мысль о том, что Брюс был наркоманом и принимал наркотики с тем, чтобы помочь себе достичь таких экстраординарных результатов. В действительности все медицинские свидетельства, представленные сотрудникам, ведшим расследование причин смерти Брюса, говорили о том, что невозможно, чтобы каннабис, являющийся практически очень слабым наркотиком, мог стать причиной смерти. Один из врачей сказал, что применение Брюсом каннабиса равносильно тому, что он пил крепкий чай.

Огромные усилия были направлены на то, чтобы пролить свет на причины смерти Брюса. Врач из гонконгской правительственной лаборатории обследовал желудок Брюса и все его внутренние органы и ткани, после чего [образцы] были отосланы в Австралию и Новую Зеландию. В результате чего были отвергнуты предположения о возможности отравления или о чем-либо еще в этом роде. За исключением еле заметных остатков каннабиса единственным [инородным] веществом, найденным в желудке Брюса и других внутренних органах, был эквиагезик. Я сама заявила о том, что впервые услышала, что Брюс принимал каннабис после того злополучного дня – 10 мая. И я считаю, что, принимая во внимание его огромную заботу о своем теле и то огромное количество работы, которую он производил, вряд ли он часто принимал его, скорее всего, от случая к случаю и в малых дозах. В действительности врач сказал Брюсу, что небольшие дозы каннабиса не причинят ему вреда.

Доктор Р. Р. Лицет из госпиталя [Королевы Елизаветы] сразу же отверг мысль о [зловещем] каннабисе.

Его мнение было следующим: организм Брюса был, скорее всего, сверхчувствителен к одному или более компонентам, содержащимся в таблетке эквиагезика. Некоторые люди, например, имеют аллергию к пенициллину и, предполагая, что Брюс в результате каких-то загадочных химических процессов не имел аллергии к эквиагезику, но в то же время был сверхчувствителен к нему, др. Лицет обследовал череп Брюса, но не обнаружил никаких повреждений. Мозг Брюса, однако, был [разбухшим, словно губка]. Он весил 1,575 граммов вместо обычных 1,400 граммов. Но смерть не была следствием кровоизлияния, так как ни один сосуд мозга не был ни разрушен, ни блокирован. Др. Лицет сказал, что отек (разбухание) мозга может длиться полминуты, а может развиваться и в течение 12 часов, в случае с Брюсом все это произошло очень быстро.

Прокурор, конечно, с жадностью накинулся на идею, которая предполагала, что каннабис стал возможной причиной возникновения отека мозга. Я представила на рассмотрение рапорт др. Иры Франк из университета в Калифорнии, которая категорически заявляла, что история не знает ни одного случая, чтобы кто-нибудь умер от каннабиса, хотя им пользуется общество уже несколько тысяч лет. Наркотик, совершенно определенно, не смертелен. Другие врачи, изучив данные доклада и результаты вскрытия, согласились с этим.

Теория каннабиса была окончательно развенчана профессором Р.Д. Тьером, профессором фармакологии университета в Лондоне, одного из лучших экспертов в этой области. Он изучил 90 000 вскрытий, в результате чего заключил, что мысль о том, что каннабис может вызвать смерть, [иррациональна]. Он решил, что опухоль (отек) мозга был вызван сверхчувствительностью либо к мепробамату, либо к аспирину, либо к комбинации этих двух веществ, входящих в состав эквиагезика. Как бы необычно это ни казалось, и как бы ни редки были такие случаи, это было единственно возможное решение.

Это мнение было принято жюри, изучавшим причины смерти и ведшим расследование, – несчастный случай.

После вердикта журналисты, как обычно бросились ко мне, желая узнать, удовлетворена ли я таким решением? На это я могла лишь ответить: [Разве это что-нибудь меняет?] Единственное, что по-настоящему имело значение, это лишь то, что Брюс был мертв.

Похороны Брюса были проведены дважды – первый раз в Гонконге, а затем в Сиэтле, где его тело предали земле. Первая церемония была проведена для его друзей и поклонников, вторая была более интимной. Я решила, что Брюсу, возможно, понравилось бы быть одетым в китайский костюм, в котором он снимался в [Острове Дракона], он любил его и часто надевал, потому что чувствовал себя в нем очень уютно. Для похорон я арендовала помещение похоронного бюро в Каулуне. Оно было убрано в белые ткани, белый цвет у китайцев считается погребальным. Вначале здесь не было гроба, но каждый входящий в комнату направлялся к возвышению, напоминающему алтарь, на котором был помещен портрет Брюса. Весь алтарь был убран лентами и цветами, также и китайский стяг, на котором было написано – [Звезда, угасшая в пучине искусства]. Три пахучие палочки и две свечи были зажжены перед его портретом. После того, как каждый вошедший делал три поклона, он или она проходили за алтарь и там садились.

Когда прибыли Брендон и Шэннон, их одели в белые, сделанные из джута обрядовые накидки, и мы сели на специальные подстилки, положенные на пол. Вокруг нас были в основном друзья и родственники Брюса, включая его брата Питера. Китайский оркестр играл традиционную похоронную китайскую песню, которая звучит как [Аулд Лэнг Син]. Многие из известных звезд и авторитетных людей кинобизнеса присутствовали на похоронах. На улицах давка была ужасная, и я вспомнила хроникальный фильм, в котором были запечатлены похороны Валентине; здесь было около тридцати тысяч человек. Со временем гроб Брюса был внесен в комнату и установлен рядом с алтарем, теперь люди могли, проходя мимо гроба, взглянуть на Брюса в последний раз. Тело его было закрыто стеклянным футляром, чтобы никто не мог дотронуться до него.

Я решила похоронить его в Сиэтле. Я знала, что он предпочел бы тишину и спокойствие Сиэтла, где часто идет легкий свежий дождик, так любимый им, и где вокруг озера, горы и леса.

Меня также убедило в том и то, что политическое будущее Гонконга неопределенно, и я решила, что, возможно, наступит день, когда я не смогу попасть на его могилу.

К несчастью, во время перелета гроб был поврежден. Каким-то образом в него проникла влага, так как по прибытию в Сиэтл они обнаружили, что краска с синего костюма окрасила белый шелк, которым были обиты стенки гроба, поэтому пришлось ткань заменить. Конечно, в соответствии с китайским повернем, это означало, что даже после погребения он не обретет покой. Похороны в Сиэтле прошли намного тише и спокойнее. Собралось около двухсот друзей и родственников. Музыка была не традиционной, но состояла из сменяющих друг друга песен, которые любил Брюс, включая песню [И когда я умру]. Гроб был окрашен белыми, желтыми и красными цветами, которые были уложены в виде символа Инь-Янь. Гроб несли Стив Мак Квин, Джим Кобэрн, Дэн Иносанто, Таки Кумир, Петер Чин, брат Брюса Роберт.

Брюс был похоронен на кладбище [Лейк Вью], находящемся на берегу озера Вашингтон, которое он очень хорошо знал и любил. Я сказала, что Брюс воспринимал смерть человека следующим образом: [Душа человека – это эмбрион в теле человека. Ночь смерти человека – это день его пробуждения. Душа начинает свою жизнь]. Я добавила к этому, что в день нашего пробуждения мы снова встретимся с ним.

Тэд Эшли с огромным сожалением говорил о том, что мог он еще совершить – о великом будущем, которое по праву принадлежало Брюсу.

В заключение, стоя на краю могилы, Джеймс Кобэрн сказал последние слова: "Прощай, брат, это большая честь для нас, что мы жили с тобой в одно время. Как друг, как учитель, ты очень много дал мне, ты научил меня наилучшим образом проявлять данные мне природой мои физические, духовные и психологические качества. Спасибо тебе. Пусть ничто не тревожит твою душу". После этого он бросил белые перчатки, в которые были все те, кто нес гроб, в открытую могилу, и все остальные сделали то же самое.

Я вернулась в Гонконг переговорить с людьми, ведшими расследование. Я увидела Бетти и долго разговаривала с ней, убеждаясь все больше и больше, что, возможно, Брюс принял эквиагезик, или аспирин, или какую-либо другую таблетку, похожую на них по своему химическому составу и в тот день – 10 мая: но что самое главное, не смотря на то, что так до конца и не выяснилось, какая именно химическая реакция привела к этому – его смерть была естественной.

Я слышала всевозможные фантастические теории, каждый спекулировал его смертью как мог; и чем больше вы анализировали эти домыслы, тем более и более они казались вам абсурдными. То предполагали, что Ран Ран Шоу убил его, то говорили о том, что Раймонд Чоу организовал его убийство. Но правда была лишь в том, что китайцы потеряли своего великого героя и отказывались видеть его мертвым; отказывались поверить тому, что их супергерой – само человеческое совершенство – скончался так же просто, как любой другой смертный. Устав от всего этого потока слухов и контрслухов, от разного рода сенсационных утверждений, я публично попросила жителей Гонконга оставить его душу в покое: "Единственная вещь, которая имеет значение, это то, что Брюс ушел от вас и больше никогда не вернется. Но он будет жить в нашей памяти и в своих фильмах. Пожалуйста, помните его, его гений, его искусство, то колдовство, которое он обращал на каждого из нас… Я молю вас всех, пожалуйста, оставьте его в покое, не волнуйте его душу". Но ни один из них, должна я с сожалением сказать, казалось, меня не слушал.

Я провела в Гонконге шесть недель, пока не закончилось следствие, пока не отправила мебель и т. п., и в октябре я была уже готова вернуться в Америку. Я прошла через тяжелейшие испытания, находясь в состоянии оцепенения. Теперь я улетала из Гонконга от всей этой жаждущей сенсаций толпы, от всех этих слухов, от этой невыносимой жизни, когда я не могла даже выйти из дома. Я была рада тому, что снова возвращаюсь в Сиэтл, возвращаюсь к моим детям, возвращаюсь к жизни, но теперь уже к жизни без Брюса. В течение шести недель я находилась в окружении друзей и родственников Брюса, старавшихся облегчить мои страдания, насколько это было возможно. Я не чувствовала, что жизнь отнеслась ко мне несправедливо, я не считала, что жизнь была ко мне жестока, если она и была к кому-то жестока, так это, прежде всего, к Брюсу.

Я, в конце концов, имела счастье знать его, быть рядом с ним, прожить с ним девять удивительных лет, волнующих, прекрасных лет.

Одна из моих ближайших подруг Ребекка Хью оставалась со мной всю ночь перед моим отлетом из Гонконга. Как я уже говорила, все эти последние месяцы я жила в полушоковом состоянии. Я делала все то, что необходимо мне было сделать, так, словно я была совершенно нормальной и могла контролировать все свои действия. Я очень хотела действовать так, как мне казалось, того желал бы Брюс. Я не была сломлена, я не бросила все на произвол судьбы под ударами не контролируемого отчаяния. За всю нашу совместную жизнь он передал мне столько сил, что я была решительно настроена продолжать жить таким же образом. Все было так до тех пор, пока я не вступила на борт самолета, который должен был перенести меня из Гонконга в Америку, где у меня должна была начаться новая часть моей жизни, и вот только тут я внезапно ощутила всю тяжесть происшедшего. Все недавние события, все переживания, все чувства, все это неожиданно нахлынуло на меня, я вышла из состояния оцепенения, словно после полученного парализующего удара и стала вновь обретать сознание. Самолет все дальше и дальше удалялся от земли, горячие слезы побежали по моим щекам.

Я вспомнила строчки древнего китайского поэта Цзу Ей, которые были переведены Брюсом:

Юноша, Не упускай ни минуты Своего времени, Ведь дни летят за днями, И не заметишь, Как состаришься, И если ты не веришь мне, Взгляни на сад, Как снег сверкает, Как веет холодом И как жестка трава Еще недавно бывшая зеленой. И разве ты не видишь, Что ты и я – Мы ветви древа одного: Ты радуешься – И я смеюсь. Лишь загрустил – И уже плачу я. Любовь, Могла бы жизнь существовать иначе? А ты иль я?

Джун Ри говорил о нем

[Брюс был человеком, рожденным для того, чтобы побеждать]