— Сколько у вас еще иголок? — не выдержала Рони, когда доктор Мартин воткнул в ее вену очередную иглу и пустил кровь.

Ее кожа была покрыта мурашками, от прикосновения было так тошно, что ее вот-вот могло вырвать, прямо на девственно чистый пол рядом с небольшой каталкой, на которой она сидела.

— Ну, у меня на самом деле несколько коробок, — сказал он легко, извлек иглу и посмотрел на Рони с такой добротой, что на ее глазах выступили слезы. — Я знаю, как это трудно, мисс Эндрюс. Постараюсь все сделать побыстрее.

Она глянула на Табера, который стоял, прислонившись к стене возле двери. Он был напряжен, на лице — дикое выражение, глаза пылали голодной яростью.

— Не торопитесь. У меня много крови. — Она испустила глубокий вдох, полная решимости идти до конца. — Итак, расскажите-ка мне о лечении.

Табер зарычал. Доктор посмотрел на него с беспокойством на лице, но Рони заметила, как он подавил усмешку.

— На данный момент о лечении мы не знаем. — Табер, наконец, отодвинулся, и она вдохнула воздух, в котором не было запаха самца. — Я прошел все до одного гребаные тесты, и теперь над результатами бьются две дюжины ученых. Но единственное решение — зачатие.

— Если оно случится! — Рони с трудом удерживала в себе гнев и страх. — Мне нужны противозачаточные таблетки. Я уже пропустила один прием. — Это был единственный способ. Она принимала их, чтобы нормализовать цикл, но теперь они были очень нужны. — Вы врач, достаньте их для меня.

— Не сработает. — Доктор покачал головой, а Табер зарычал — низкий, опасный звук, который сотряс ее тело.

Но Рони не испугалась. Она была слишком взволнована.

— Простите? — Она приподняла брови, пытаясь скрыть свою реакцию. — Какого черта вы имеете в виду под «не сработает»? Хорошо, дайте гормональный пластырь, поставьте спираль. Мне пофиг, но сделайте что-нибудь.

Ребенок даже не обсуждался. Она не собиралась беременеть, не от Табера, особенно на фоне той опасности, которая, как Рони начинала понимать, таилась за пределами поместья, и которую Табер и его семья так отчаянно пытались предотвратить.

— Гормональный пластырь не сработает. — Доктор засунул в рот Рони палочку с ватой на конце и быстро прошелся по слизистой. Ее чуть не вырвало.

Когда он отошел, он запустила руки в волосы, сгорая от страха и боли, растущих в ее теле. Все кости и мышцы словно горели в огне, внутренности болели от лихорадки.

Бисеринки пота усеяли ее кожу, и неважно, как сильно Рони старалась, она не смогла сдержать охватившей тело дрожи.

— Мне нужен вагинальный образец. — Голос доктора понизился, наполняясь сожалением. — Мне очень жаль. Я знаю, что это непросто.

Табер подошел ближе.

— Отойди, Табер! — Рони сама была поражена прозвучавшей в ее голосе яростью. — Если ты приблизишься ко мне, клянусь, я воткну одну из этих чертовых иголок в твое черное сердце.

— Черт, Рони, ты не можешь сделать это одна, — ответил он. — Я только пытаюсь помочь.

— Ты уже достаточно помог, — она усмехнулась и сделала несколько глубоких долгих вдохов, прежде чем вернуться к врачу. — Почему это так трудно? — спросила она доктора Мартина. — Может, сначала расскажете мне, какого черта случилось со мной, а уже потом будете меня обследовать? Как будто огненные муравьи разъедают мои внутренности, и мне это уже до черта надоело.

Она справится, заверила себя Рони, глядя на доктора с решительностью. Казалось, ни он, ни Табер не отреагировали ни на ее отказ, ни на угрозу физической расправы.

Доктор Мартин испустил нетерпеливый вздох.

— Мисс, давайте сначала завершим тесты…

— Прикоснетесь ко мне — и несколько дней не сможете ходить. — Она отвела назад ногу и приготовилась. — Мне нужны ответы, прежде чем в меня воткнут еще одну иглу, вставят тампон или как там еще вы собираетесь меня пытать.

Ей совершенно точно не нравилось, как выглядит чертов расширитель, который доктор держал в руке.

— Рони, я же сказал, что был неправ. — Табер подошел поближе.

Рони медленно повернула голову, наблюдая за ним со злостью. Он снова остановился, на этот раз в шаге от каталки.

— Спаривание не равно отношениям, — сказала она ему с приторной сладостью, прежде чем повернуться к доктору. — Ответы, пожалуйста. Желательно на английском языке, — попросила она, не желая слушать врачебную тарабарщину.

— В двух словах, — он вздохнул. — На данный момент ваш организм пристрастился к гормону, который содержится в слюне Табера и в его сперме. Эффекты выраженные, болезненные и интенсивные, и преодолеть их можно только… естественным способом. — Он покраснел, поймав ее потрясенный взгляд. — Пока мы смогли понять только, что это естественный способ обеспечения выживаемости Пород. Обычно количество нормальных сперматозоидов у самцов семейства кошачьих совсем низкое, они практически импотенты. Но гормон, поступающий в ваше тело, заставляет его каждые три дня образовывать новую яйцеклетку. И для обеспечения продолжения рода возбуждение повышается до такой степени, что бороться с ним невозможно.

Рони прокляла свое упрямство. Кровь отхлынула от ее лица, желудок сжался. Она просто не могла поверить.

— Все заканчивается с зачатием?

Ее голос звенел от усилия.

— Симптомы у Меринас прошли после зачатия, — подтвердил доктор. Сострадание наполнило его голос. — Но это происходит, насколько мы знаем, только с теми, чьи отношения имеют и эмоциональный компонент. С настоящей парой, как в случае Кэллана и Меринас. Раньше такого не случалось.

Она прижала руки к животу и несколько раз сглотнула, отказываясь принять происходящее.

— Мне нужна контрацепция. — Ее голос дрожал.

— Рони… — протест Табера был проигнорирован.

Она уставилась на доктора, борясь с яростью, резко поднимающейся внутри. Она не позволит этого. Этого просто нельзя допустить.

— Меня не волнует, что тебе придется делать или как, но прекрати это.

* * * * *

Табер стоял неподвижно, не говоря ни слова, хотя боль теснилась в груди. Он слышал ужас в голосе Рони, чувствовал пронзающую ее боль. Он готов был отдать свою жизнь, если бы это могло ей помочь.

Агония в ее голосе была просто невыносима. Бог свидетель, он отдал бы все, чтобы вернуться в тот день, чтобы убрать с ее кожи отметину, чтобы хоть как-то все это облегчить.

— Прости, Рони. — Голос Мартина был эхом его собственных сожалений. — Если бы я что-то мог, я бы сделал. Спираль не будет работать. Тело отвергает ее. Гормон влияет на каждый орган, работает напрямую на зачатие. То же самое скажу про пластырь и противозачаточные таблетки. Мы не нашли способ предотвратить это. Пока еще нет.

И тогда Рони посмотрела на Табера. Его душа зашлась болью, когда он увидел ее глаза. Они были темны от страданий, и животное внутри него вскинулось, чтобы ее защитить. Она была в ужасе, и он понятия не имел, как ей помочь.

Табер шагнул к ней, прежде чем она заговорила, пропустил пальцы через спутанные пряди ее волос, притянул к себе. И в ту же секунду он проклял свою собственную душу. Его губы накрыли ее, язык погрузился в ее рот, заставляя Рони принять этот поцелуй, несмотря на ее инстинктивный крик отторжения.

Она бы никогда не повела себя так, но все внутри нее ныло от жажды его прикосновений, гормон атаковал не только ее разум, но и тело. Руками она ухватилась за плечи Табера, легкий всхлип сорвался с ее губ. Но язык Рони уже танцевал с его языком, влажность ее рта приветствовала его, и дыхание сорвалось на стон.

Он крепко держал ее, расслабляя, помогая облегчить восприятие будущей медицинской процедуры. Когда он отстранился, ее глаза были почти черные — наполненные эмоциями, слезами и затуманенные возбуждением.

— Клянусь жизнью, Рони, — заверил он ее. — Клянусь тебе, я буду защищать тебя и ребенка, который родится. Я дам тебе все, что нужно, детка, Бог мне свидетель. Я сделаю все, чтобы облегчить то, что ты переносишь по моей вине.

Он едва мог сдержать слезы. Он, который никогда не плакал, кто умел справляться с эмоциями… до тех пор, пока не понял, как она на него влияет. Табер хотел дать ей все, чего она желала, если только это может облегчить боль, раздирающую ее душу на части.

Рони обняла его, уткнувшись лицом в его грудь, плечи напряглись, пока она пыталась справиться со слезами. Он крепче обнял ее, защищая, успокаивая и одновременно ненавидя себя каждой клеточкой своего тела.

Наконец, она испустила глубокий тяжелый вздох. Пальцы сжались на его спине, и он почувствовал влагу ее слез на рубашке.

— Хватит тестов, — прошептала она.

— Табер, мне нужны эти тесты. У нас есть только образцы Меринас…

Табер зарычал в ярости. Повернув голову, он уперся взглядом в лицо доктора. Он не хотел, чтобы Рони испытывала боль.

— Только мазок, — сказал Мартин. — Ради Бога. Речь не только о Рони, Табер. Речь о будущем.

Он напрягся, готовый увести Рони из комнаты.

— Нет. Он прав. — Ее руки сжались, по телу прошла дрожь. — Он прав. Я могу сделать это. Я могу.

Но она не отпускала его.

— Я буду держать тебя за руку, детка. — Он медленно опустил ее на каталку, вспоминая рассказ Шерры о том, что Кэллан был вынужден сделать то же самое для Меринас. — Просто держись за меня, Рони. Я не тебя не отпущу.

* * * * *

Это был ад. Рони едва сдерживала крики, а внутри все протестовало против прикосновений доктора, анализов, успокаивающего голоса. Она знала, что оставляет глубокие следы на спине Табера, но не могла заставить себя отпустить его. Или так, или кричать. Или бороться, требуя освобождения.

Рони дышала тяжело и глубоко. Она сможет сделать это. Она не слабачка. Она умеет бороться. Она просто сдалась в тот день, когда Табер ее оставил.

Она знала, как сохранять спокойствие, когда страх, как зверь, когтями вцеплялся в ее живот.

Одну секунду. Одну минуту. Один час. Это спасало ее раньше. Она сможет подумать об этом потом, когда боль утихнет, когда ужас пройдет, и когда настанет время обдумать стремительные изменения, вошедшие в ее жизнь. Тогда она могла бы найти безопасное место. Потом она будет думать.

— Если ты снова оставишь меня, я убью тебя!

Рони яростно дернулась, когда доктор взялся за очередной чертов инструмент и занялся осмотром.

— Клянусь Богом, Табер. Может быть, для тебя я не достаточно женщина, но если ты меня бросишь, я заставлю тебя заплатить. Я вырежу твое черное сердце, а потом искромсаю твой член на столько маленьких кусочков, что ты их никогда не соберешь.

И она сделает это, сказала себе Рони, подавляя крик, грозивший вырваться из ее горла. Она почувствовала, как напрягся Табер как забурлило в нем рычание — зверь внутри хотел защитить ее, хотел укрыть ее от мучений.

Сейчас она принадлежала ему. А потом она задумается о будущем.