Северная часть Долины Черепов, 96-й год Птра Сияющего

(—1350 год по имперскому летосчислению)

Костлявые руки мертвецов схватили жрецов и поволокли их к возвышающейся деревянной статуе Малаха, стоявшей в центре церемониальной площади в крепости на холме. У подножия статуи уже высилась пропитанная смолой гора щепок из разломанных ворот крепости.

Жрецы Отрекшихся вопили и лягались, взывали к своему богу, умоляя его обрушить кровавую месть на головы захватчиков, но палачи-скелеты не обращали на это никакого внимания. Четыре старика — вот все, кто остался в живых из храма на Магхур’кане, главной крепости на холме жалкой империи северян. Тех членов культа, кто не погиб при ожесточенной защите главных ворот, вытащили из подвалов храма и бросили истекать кровью на грязной улице.

Каждого мужчину, женщину и ребенка, уцелевших после месячной осады Магхур’кана, согнали на площадь, чтобы они стали свидетелями гибели своего бога. Ночной воздух дрожал от их приглушенных завываний.

Нагаш восседал в паланкине полированного дуба на южном краю площади, окруженный воинами-скелетами из своей охраны и двумя десятками вассалов-северян, которых притащили сюда из крепостей на холмах, завоеванных во время этой долгой войны. Борьба против Отрекшихся длилась не годы и не десятилетия, но века — почти двести пятьдесят лет прошло с той первой, беспорядочной ночной битвы в Долине Черепов.

Северяне оказались могучими воинами, а их ведьмы обладали огромным мастерством и хитростью. Нагаш давно потерял счет сражениям, произошедшим за эти годы, тем более что в большинстве случаев Отрекшиеся были достойными противниками. В конечном итоге решающим стал тот простой факт, что Отрекшиеся должны были что-то есть, а его армия — нет. Осаждая крепости, он не давал северянам нормально возделывать поля и заготовить достаточно еды на зиму. В результате голод и болезни настолько изматывали их, что они уже не могли сопротивляться постоянным атакам Нагаша. Так он порабощал северян, одну крепость за другой, пока не осталась только Магхур’кан.

Некромант смотрел, как жрецов привязывают к огромному тотему их бога. На восточной стороне, ближе к закругленной стене крепости, один из Ягхуров испустил душераздирающий вопль, от которого кровь застыла в жилах. Дети в ужасе захныкали, прячась за материнские юбки. Надо полагать, этой ночью варвары пировали.

Когда веревки затянули, Нагаш встал со своего сиденья и шагнул прямо в вонючую грязь площади. Тяжелые кожаные одежды, покрытые отполированными бронзовыми медальонами с рунами защиты, хлопали по его тощим конечностям. Глубокий капюшон, отделанный по краю крохотными золотыми дисками, скрывал пламя, пылающее в его глазах. Телохранители шагнули за ним, сухо затрещав костями, но некромант остановил их коротким жестом и мысленной командой.

Его легион нежити так разросся, что он больше не мог держать их всех под контролем одновременно. Большая часть действовала более или менее автономно, опираясь на строгий ряд приказов, отданных в зависимости от их функций. В силу необходимости некроманту пришлось довести эту систему до совершенства во время долгих кампаний в северных землях. К сожалению, он еще должен был найти способ установить такой же строгий контроль над человеческими существами, не убивая их. Пока же приходилось полагаться на такие неосязаемые вещи, как преданность и благоговение. Впрочем, с его точки зрения, это тоже было своего рода колдовство.

Приближаясь к обреченным, Нагаш думал, что и смерть жрецов тоже ритуал, причем во многих смыслах слова.

Верховный жрец Малаха, привязанный к статуе, не отрывал от Нагаша пламенного взгляда. Двое старших жрецов — на тотемах справа и слева от него — смотрели на некроманта с беспримесной, фанатичной ненавистью.

— Ты не победил! — выплюнул верховный жрец. Отрекшиеся говорили на более чистом и в некотором роде более культурном наречии, на котором когда-то разговаривали Ягхуры. — И ты не победишь великого Малаха, лишив нас жизни! Он вечен! Он восторжествует после того… — Проклятие застряло у него в горле.

— После того как мои труды превратятся в прах, а от меня останутся одни кости. — Нагаш жестоко рассмеялся. — Твои проклятия ничего для меня не значат, старик. Что твой жалкий бог может сделать с тем, кто перешагнул границу жизни и смерти?

Верховный жрец забился в путах.

— Пусть чума поразит твой дом! Пусть стены его обрушатся и поглотят твои сокровища!

Нагаш досадливо покачал головой. Отрекшиеся были достойными противниками. Он надеялся, что сможет предложить верховному жрецу лучшую участь. Некромант поднял правую руку. Энергия пылающего камня пропитала оставшуюся плоть — та распухла раковыми опухолями и медленно гнила. Черные вены, толстые, пульсирующие неестественным подобием жизни, пронизывали мускулы и сухожилия, уходя корнями в кости, в залежи пылающего камня, откуда и черпали силы. Нагаш протянул руку и стиснул челюсть жреца, оборвав его пылкую тираду. От пальцев некроманта на щеках северянина остались полоски слизи.

— Твой бог не может сделать мне ничего такого, чего я охотно не навлек бы на себя сам, — произнес он. — Дни Малаха окончены. Скажи ему, когда твоя душа будет скитаться по Пустым Землям за порогом смерти.

Нагаш отпустил верховного жреца и отошел на несколько шагов. Тотчас же Тестус, предводитель его вассалов из Отрекшихся, вышел вперед с горящим факелом в руке. Северянин, бывший когда-то вождем почти такой же большой, как Магхур’кан, крепости на холме, носил доспехи из кожи и бронзы в неехарском стиле и наголо брил голову. Его грубые черты лица не выражали никаких эмоций, когда он подошел к привязанным жрецам и поднял факел. Было очень важно, чтобы народ Магхур’кана увидел, как их бога предает огню один из своих.

— Смотрите! — вскричал Тестус. — Малах здесь больше не правит! Сейчас и всегда Магхур’кан служит только Нагашу, Вечному Царю!

Верховный жрец плюнул в Тестуса. Воин Отрекшихся наклонился и бросил свой факел в хворост прямо под ноги святого мужа.

Огонь мгновенно охватил пропитанный смолой хворост, голодные синие языки пламени начали лизать тотем и привязанных к нему людей. Жрецы пронзительно закричали. Крики агонии пронизывали тишину ночи. Со стороны крепости в тон мученикам завыли Ягхуры. Нагаш некоторое время стоял, наслаждаясь от души, вслушиваясь в жуткий хор, потом оставил Тестуса и его воинов и направился на противоположную сторону площади, где возвышался дом военачальника.

Отрекшиеся строили дома по тому же принципу, что возводили могильные курганы: большие, с потолком-куполом, крышей из дерева и тростника. Почти всегда это было единственным строением на территории крепости, имевшим прочный каменный фундамент. Когда Нагаш подошел к дому, из теней выскользнули человекоподобные существа и затрусили рядом, метались взад и вперед, как стая двуногих собак, тяжело дыша и принюхиваясь к сладкому запаху поджаривавшейся на костре плоти.

У большой круглой двери, ведущей в зал, не стояли стражи. Только две жаровни тщетно пытались разогнать ночные тени. Ягхуры вскинули руки, прикрывая лица от ненавистного им света. Глаза их сверкали, как у шакалов.

Нагаш вошел в открытую дверь, отметив колдовские знаки, вырезанные в дереве. Защита от неудач, мора и злых духов… От старых символов не исходило ни малейшего дыхания силы. Возможно, они умерли вместе с людьми, сгоревшими сейчас на площади.

За дверью широкий проход вел в центр зала; вправо и влево от него ответвлялись коридоры, опоясывающие здание. На стенах висели гобелены с изображением славных побед над многочисленными врагами северян. Нагаш увидел человеческие племена, побежденные и порабощенные, и свирепые битвы с гигантскими зеленокожими монстрами, ходившими вертикально, как люди. Еще он заметил один старый потертый гобелен, изображающий победу Отрекшихся над ордой крысоподобных существ, подобных тем, с которыми он столкнулся в Пустых Землях.

Как ни странно, здесь не было гобеленов, изображавших славные победы над старыми врагами северян, Ягхурами. Интересно, что думают о таком упущении его давние вассалы, если, конечно, они вообще что-то об этом думают.

Коридор вывел в большую круглую комнату, в центре которой, потрескивая, горел очаг. Вокруг умирающего огня безмолвно стояла толпа воинов с мрачными, покрытыми шрамами лицами, полными ярости и отчаяния. Когда некромант появился, они повернулись к нему и медленно отступили к стенам комнаты.

Здесь по требованию Нагаша собрались оставшиеся в живых немногочисленные союзники Отрекшихся, а также уцелевшие из его собственной дружины, чтобы стать свидетелями того, как некроманту покорится сам Брагадх Магхур’кан. Поверх языков потрескивающего пламени некромант видел Брагадха, последнего из военачальников Отрекшихся. Даже потерпев поражение, юный предводитель северян казался гордым и непокорным. Справа от него стоял Дьярид, его седовласый, весь в шрамах военачальник, а слева — Аката, последняя из его ведьм. Обе сестры Акаты погибли страшной смертью во время сражения у главных ворот крепости. Она сумела уцелеть, несмотря на колдовские молнии Нагаша, только благодаря героизму второго военачальника Брагадха, закрывшего ее собой и погибшего вместо нее. Как и Брагадх, она была совсем юной, возможно лет двадцати пяти — двадцати шести. В Кхемри они бы считались еще детьми. Это было показателем того, как сильно пострадали северяне за последние, самые горькие годы войны.

Войдя в комнату, Нагаш остановился, нарочито игнорируя ненавидящие взгляды Отрекшихся, и начал рассматривать военные трофеи, развешанные по стенам. Наконец его взгляд вернулся к месту, где стоял Брагадх. Некромант холодно улыбнулся.

— Я по меньшей мере ожидал трона, — произнес он.

Воин кивнул на бревно, пылавшее в очаге.

— Ты на него смотришь, — прорычал этот широкоплечий гигант с раздвоенной рыжей бородой и тяжелым нависшим лбом.

Нагаш слегка склонил голову перед воином. Такую полную горечи злобу он понять мог.

— Пора, — сказал он.

Брагадх упрямо вздернул подбородок.

— Сначала давай услышим твои условия.

— Разве я их уже не изложил? — возразил Нагаш.

— Я хочу, чтобы мои люди тоже услышали то, что ты скажешь.

Нагаш обдумал просьбу. Брагадх был грозным военным вождем — храбрым, хитрым и беспощадным. Некромант не мог считать его жалким человеком.

— Ну что ж, — произнес некромант. — Условия те же самые, что и для остальных сдавшихся мне крепостей. Прежде всего, вы отрекаетесь от Малаха. Далее — две трети твоих воинов возвращаются со мной в мою крепость и служат в моей армии до самой смерти и после нее. Остальные останутся здесь вместе с женщинами и детьми, чтобы обрабатывать поля и увеличивать население. Две трети каждого поколения мужчин будут призваны на службу, а деревня — обеспечивать их мясом и зерном дважды в год. Это все ваши обязательства передо мной как перед своим хозяином.

Отрекшиеся украдкой переглядывались. С точки зрения Нагаша, условия были исключительно великодушными.

Дьярид скрестил на груди мускулистые руки. Как и у Брагадха, его длинное лицо украшала темная раздвоенная борода, а в волосы он вплел отполированные кости фаланг пальцев.

— А как наш народ будет защищаться от других врагов? — спросил он. — Ты оставляешь нам слишком мало воинов, чтобы выжить.

Нагаш хмыкнул.

— Я прошел ваши земли от края до края, — ответил он. — Здесь очень много могил. Достаточно для большой армии. Их можно призвать на войну в любое время.

Темные глаза задумчиво сощурились. Смысл сказанного постепенно дошел до юного предводителя. Если какой-нибудь деревне хватит глупости, чтобы восстать, их же собственные предки поднимутся и накажут их.

Брагадх кивнул:

— И во всем этом ты нам поклянешься, если деревни тебе подчинятся?

— Иначе я бы этого и не предлагал, — ответил Нагаш.

— Нет! — закричал вдруг один из Отрекшихся — пожилой человек с проседью в бороде и похожим на бочонок телом, облаченным в доспехи из кожи и бронзы. Он шагнул вперед и погрозил кулаком сначала Брагадху, а потом Нагашу. — Мы истинный народ, а не рабы! — заявил он, повернув к Нагашу свирепое лицо. — Я скорее выберу смерть, чем предам моего бога и стану служить такому, как ты!

Нагаш пару секунд смотрел на старого деревенского старосту.

— Как пожелаешь, — сказал он.

Ягхуры мгновенно накинулись на старика. Лоснящиеся бесформенные фигуры промчались мимо своего хозяина и прыгнули на Отрекшегося. Тела их были сгорбленными, обнаженными, покрытыми слоями засохшей крови и грязи, и мчались они по утрамбованной земле на четвереньках, как обезумевшие кровожадные обезьяны.

Хор кошмарных завываний заполнил зал, когда они схватили старика своими лапами с острыми когтями и повалили на пол. Зазубренные гнилые зубы вонзились в лицо и шею варвара. Он пытался сопротивляться, крича от ужаса и боли, но существа держали его крепко. Плоть рвалась, как сгнившая ткань, горячая кровь брызнула в воздух, а крики старика сменились предсмертным хрипом. Ягхуры рвали его тело когтями, раздирали доспехи, чтобы добраться до теплого мяса. Монстры приступили к пиру, и вой сменился влажным чавканьем.

— Еще до того, как взойдет солнце, все мужчины, женщины и дети в этой крепости умрут, — произнес Нагаш в наступившей тишине. — Поля и дома останутся целыми и перейдут во владение тех, у кого больше здравого смысла. — Он обвел толпу взглядом. — Ваш выбор прост. Служите мне, и ваш народ останется жив. Он даже будет процветать, как и должны процветать верные вассалы. Или же они умрут, а их кости станут служить мне в шахтах все грядущие века. Вы меня поняли?

Все молчали. Наконец ведьма — высокая темноволосая женщина с большими глазами и узким лицом — скрестила на груди руки и сердито уставилась на мужчин.

— Не будьте глупцами! — рявкнула Аката. — Время сопротивления прошло. Мы должны быть практичными. Истинный Народ должен уцелеть.

Услышав слова ведьмы, один из Ягхуров поднял голову. Из его рта капала кровь, плоские ноздри раздулись, и он что-то голодно прорычал. После четверти тысячелетия пожирания человеческой плоти Ягхуры особенно полюбили мягкое мясо женщин и детей.

Брагадх с ненавистью посмотрел на вурдалака, и Ягхур поспешно вернулся к своей трапезе. Вождь вздохнул.

— Ведьма говорит правду, — устало произнес он. — Теперь нужно думать наперед и позаботиться о том, чтобы наш народ выжил.

Стон исторгся из дюжины глоток, когда Брагадх обошел очаг и направился к Нагашу. Остановившись перед некромантом, он вытащил из ножен свой большой, защищенный рунами бронзовый меч и опустился на колени.

— Я Брагадх Магхур’кан, — сказал он. — Военный вождь Истинного Народа. — Он осторожно положил меч у ног Нагаша. — И я покоряюсь.

Некоторое время никто не двигался. Затем деревенские вожди один за другим начали подходить и складывать свое оружие у ног некроманта.

Нагаш принимал их поклонение молча, а исполненное торжества лицо прятал в складках капюшона. На противоположной стороне комнаты избранные воины Брагадха и Дьярида с потрясенными лицами смотрели, как их честь и традиции ложатся к ногам давнего врага.

Только Аката встретилась с некромантом взглядом, и лицо ее было жестким, как камень. Здравомыслящая, но при этом не скрывающая ненависти, отметил про себя Нагаш. Ну и ладно. До тех пор, пока служит мне.

Ягхуры наблюдали за церемонией со звериным безразличием, продолжая шумно жевать.

Длинная процессия вышла из Магхур’кана сразу после заката на следующий день. Первым несли Нагаша в его дубовом паланкине, окруженном телохранителями-скелетами. Сразу за ним шли командиры-вассалы, Брагадх, Тестус и Дьярид и ведьма Аката. Их лица были безрадостными, несмотря на высоко поднятые головы.

Следом маршировали колонны пехотинцев Нагаша — люди и нежить, числом больше четырех тысяч. Дальше, спотыкаясь от изнеможения и ран, понурив головы, шли остатки когда-то могучего войска Отрекшихся: четыре сотни воинов-варваров. Далеко не все они смогут пережить трехнедельный поход к горе. Ягхуры галопировали вдоль рядов, дожидаясь того, кто упадет первым.

Колонна вилась на юг, через завоеванные территории, уже много десятилетий жившие под властью Нагаша. Крепости на холмах содержались в полном порядке, поля обрабатывались, с дорог счищали грязь. Однако над всем краем витали безмолвие и отчаяние, тяжелые, как погребальный покров. Солдатам-людям приносили еду и воду мужчины и женщины с запавшими потухшими глазами. Казалось, что никто из них не понимает простейших вопросов, что задавали Брагадх и его соратники.

К концу второй недели армия приблизилась к северному краю Долины Черепов. Луна осветила пелену темно-серых туч, нависших над южным горизонтом. Сначала решили, что это штормовые тучи над Кислым морем, но проходила ночь за ночью, а вид оставался все таким же.

Спустя еще три ночи армия добралась до Долины Черепов. Старое поле боя очень изменилось за последние два с половиной столетия, с тех пор как Нагаш развернул кампанию против северян. Поперек узкой дороги, ведущей к долине с севера, построили каменную стену, с обеих сторон которой высились цитадели, где размещались как люди, так и нежить. Широкие ворота в центре стены со скрипом отворились, когда армия приблизилась, и воины зашагали по каменному туннелю. Примерно через десять ярдов открывался выход в широкую израненную равнину. За прошедшие столетия каждый ее квадратный фут был перекопан лопатами и кирками в поисках костей тех, кто пал на этой равнине за тысячу лет, — они присоединялись к армии живых мертвецов Нагаша.

Пелена вонючей пепельной тучи висела над равниной, погружая ее в вечную тьму, и тяжелая, почти осязаемая тишина давила на разоренную землю. Эта тень, отбрасываемая с юга, приглушала даже лай Ягхуров.

Теперь армия день и ночь маршировала в постоянном сумраке. Стойкие воины, пережившие тяжелую осаду и мучительный поход на юг, теряли присутствие духа, ковыляя по кошмарной местности. Некоторые, нарушая ряды, пытались бежать, неся какой-то бред или просто вопя от ужаса, — легкая добыча для Ягхуров, которые тут же валили их на землю и разрывали на части. Другие просто падали на обочину — сердца их переставали биться под грузом страха и невыносимого отчаяния.

Спустя еще два дня, когда закончилась равнина, и начался долгий спуск к побережью, вассалы впервые увидели великую гору. Нагашиззар, как она сейчас называлась (на неехарском это означало «величие Нагаша»), за четверть тысячелетия непрестанной работы превратилась в большую неприступную крепость. Высокие стены опоясывали склоны семью концентрическими кругами, каждый более высокий и грозный, чем предыдущий. Шпили сотен башен, разбросанных между бараками, складами, литейными цехами и шахтами, упирались в мертвенно-бледное небо.

Колеблющиеся языки призрачного зеленого пламени вырывались из нескольких десятков бронзовых кузниц; извивающиеся облака вредоносных испарений выползали из бесчисленных шахт, вырытых в склонах горы. Огромная равнина могильных курганов, когда-то тянувшаяся на запад к побережью, теперь была завалена кучами битого камня и ядовитых отходов из шахт, и все это постепенно становилось добычей темных морских волн. На севере, там, где до сих пор обитали Ягхуры, болота превратились в отравленную пустошь, лишенную каких-либо признаков жизни, за исключением пожирателей плоти и их грязных, запущенных берлог.

Армия спускалась к побережью, и страхи варваров усиливались. На пустоши поднялся вой — Ягхуры почуяли возвращение хозяина. Им вторил пронзительный рев рогов из казавшихся призрачными башен. Процессия спускалась все ниже, по безжизненному склону, сквозь руины старой храмовой крепости, затем по широкой дороге, вымощенной битым камнем, что вела к первым крепостным воротам.

Приблизившись к темному порталу, люди в ужасе взвыли. Он широко распахнулся, как пасть голодного зверя, жаждущего поглотить их души. И в определенном смысле так оно и было.

Медленно, неотвратимо ворота крепости проглотили их всех, но эхо испуганных криков Отрекшихся звучало еще долго — до тех пор, пока огромные ворота с грохотом не захлопнулись.

Крепость Нагашиззар снаружи выглядела огромной и зловещей — высокие грозные стены, остроконечные башни с бойницами. Но это являлось лишь видимой, малой частью истинного размера. Основная часть этой твердыни была спрятана в горе, где тянулись мили и мили туннелей, шахт, лабораторий, складов и подвалов. Денно и нощно живые мертвецы Нагаша трудились в темноте, прокладывая туннели все дальше, рыли новые пещеры, чтобы разместить там растущее население Нагашиззара. Никто точно не знал, как глубоко и далеко тянутся ходы и куда многие из них ведут.

В некоторые туннели и шахты никто не заходил больше сотни лет. Глубоко-глубоко под землей, на самых нижних уровнях неприступной крепости, когтистые лапы без устали рыли землю и выворачивали камни. Настал долгожданный день, когда туннелепроходчики наконец прорвались в широкую, наполовину достроенную галерею. Измученные, израненные, они долго лежали на гладких камнях, тяжело дыша, слушая, как в огромном пространстве затихает многократно усиленное эхо. Их гладкие розовые носы внюхивались в сырой воздух: масло и металл, старые кости и дразнящий запах человеческой плоти. А вдруг это то самое место, которое Серый Провидец велел им отыскать?

Да! В этот самый миг искатели учуяли запах. Дрожа, с трудом поднялись они на ноги. Они лизали свои носы, пробуя на вкус горькую пыль. Небесный камень! Дар Великого Рогатого в неисчислимых количествах!

Искатели замерли неподвижно, как статуи, лишь подергивались носы и уши — они проверяли, не обнаружил ли их кто-нибудь.

Всегда, всегда имелся риск, что в темноте их поджидает что-нибудь бодрствующее, какой-нибудь ужас с зубами или клинками, готовый разорвать на куски крысиную плоть. Каждый из Искателей тайком выбрал одного из своих товарищей, которым можно пожертвовать, если возникнет опасность, в то время как сам он будет спасаться бегством.

Но ничто не шевелилось в покинутой галерее. Такая удача! Такая слава тому, кто первым принесет весть Совету! Грезящие о власти и уже замышляющие предательство, Искатели повернулись и помчались обратно тем же путем, каким пришли, взмахивая длинными розовыми хвостами.