Прозрачные воды священного озера сошлись над моей головой то ли для того, чтобы окончательно убить, то ли, чтобы помочь родиться заново. И мне, наверное, даже было бы страшно, если бы не мой Бронзовый Бог. Он постоянно находился рядом, даже тогда, когда был вынужден отпустить мою руку, чтобы удерживать под водой другое тело, то, к которому я за двадцать лет привыкла, как к родному, и куда планировала вернуться в самое ближайшее время.
Поначалу у нас ничего не получалось. Моргана требовала, чтобы тела погрузились под воду одновременно и находились там неподвижно так долго, как это понадобится. И вот тут нас с Изольдой переклинило: нервы сдавали по очереди, то у нее, то у меня, и мы выныривали, хватая воздух широко раскрытым ртом, а Рик смотрел с укоризной. И доктор. И пилот вертолета, и даже Хорр.
– Может, ты меня свяжешь? – спросила неуверенно, уставшая, напуганная, разочарованная до безобразия.
– Мы уже обсуждали с тобой этот вопрос, Кошка, – ответил Охотник. – Повторить мой прежний ответ?
– Не надо, – отвела глаза, не в силах смотреть на тревожную складку, залегшую между бровей Рика. – Попробую еще раз сама, а там посмотрим...
– Сама и никак иначе, – встрял в наш разговор нытик Рейнар. – Добровольность в этом деле важнее всего.
Я вспылила, зарычала даже на нервах, заставив доморощенного медика испуганно шарахнуться к берегу. Когда они с Франкенштейном обрывали корни, выдирая меня из моего же тела, о свободе выбора никто не заикался! А теперь, видите ли, добровольность им подавай!
– Простите, простите, – икнул бедняга. – Я просто... Я же говорил! Я виноват. Мне очень жаль!
– Иви, послушай... – Рик отвернулся от врача и обратился ко мне с каким-то весомым с его точки зрения аргументом, но я не слушала, что он говорит, а смотрела на стоявшую в стороне Моргану. Ее лицо попало в поле моего зрения случайно, а попав, захватило все мое внимание. Святые небеса! Как же сильно может изуродовать весьма симпатичное лицо ненависть, злорадство и язвительная брезгливость. Она была уверена, что я не справлюсь, и даже не пыталась скрыть свои эмоции по этому поводу.
По всей вероятности, мой интерес к чокнутой преступнице заметил Хорр. Ну, или ррхато тоже заметил это пугающе уродливое выражение лица Морганы, подошел к девушке, чеканя шаг, схватил за шкирку, как котенка приблудного, и что-то зашипел ей в лицо, она моргнула и что-то пролепетала в оправдание.
Мне не было слышно их короткой беседы, но сразу по ее окончании наша злобная менталистка побледнела до синевы, молитвенно сложила руки, а потом с места рванула к воде, бухнулась на колени и, коснувшись пальцами зеркальной поверхности озера, что-то зашептала. По ее красивому лицу струились горькие слезы, а я, не испытывая жалости и элементарного сочувствия, смотрела на эту молодую девушку с душой старухи и пыталась угадать, сколько же ей лет на самом деле. Как много жизней она загубила ради вечной молодости и богатства?
Противно, что теперь от нее зависела моя судьба.
Решив развязаться с Морганой как можно скорее, я со свистом втянула в себя воздух и, вскинув глаза на кусающего губы нытика Рейнара, сказала:
– Попробуем еще раз. Мне кажется, теперь я готова.
Он выдохнул (Мерзавец и трус. Я надеялась, что его рожу я тоже вижу в последний раз), а затем положил свою руку на мою голову и кивнул.
– Ложись.
И я легла. Нырнула как можно глубже, со страхом и восторгом глядя сквозь призму воды в голубое небо над моей головой. Изольда было рванула, стремясь вынести нас на поверхность, но я осадила ее тихой просьбой: «Пожалуйста, ты обещала помочь». И девчонка, испуганно заскулив, сдалась. Я потом извинюсь перед ней за все, попрошу прощения и от всего сердца пожелаю счастья и, может быть, если выяснится, что я и в самом деле киу, даже предложу свои услуги в поиске жениха. Ей и просить не придется, достаточно лишь намекнуть.
Но это потом. А сейчас...
Сейчас температура воды в Древе Жизни внезапно повысилась и перестала ощущаться, как жидкость. Вокруг меня все засветилось мягким голубоватым светом. Теплым, родным, надежным, как ласковые руки матери, которой у меня не было. Удивительное, невероятное, ни с чем не сравнимое чувство покоя полностью захватило меня, и я зажмурилась, чтобы удержать его внутри.
«Счастье есть», – подумала я и улыбнулась.
– Счастье есть!! – закричала, с упоением вслушиваясь в эхо моего радостного голоса.
Счастье. Мое. Настоящее. Такое, что...
– Ты чья, девочка? – внезапно прозвучавший из неоткуда вопрос вдребезги разбил хрустальный шар моей солнечной эйфории, и я моргнула, пытаясь понять, кто его произнес. Огляделась. Все то же сияние и никакого присутствия людей, призраков, кого бы то ни было.
– Кто здесь? – прошептала я.
– Здесь ты, – ответило мне то, в чем я находилась, и тут же повторило вопрос:
– И нам очень важно знать, чья ты, малышка?
Какой странный вопрос. Что на него принято отвечать вообще и потустороннему голосу из света в частности? Чья я, девочка, выросшая в приюте, вскормленная горьким молоком чужой цивилизации, лишняя там и чужая здесь? Чья я? Ничья? Своя собственная? Что ответить, чтобы по результатам этого экзамена жизни не получить волчий билет?
Дурацкий вопрос! Как вообще можно кому-то принадлежать? Правительство Аполлона, вон, к примеру, считает, будто имеет полное и неоспоримое право на владение всеми Гончими и Охотниками, клеймит нас, как племенной скот, чтобы, боже упаси, не вздумали мечтать о свободе... У нас даже специальный предмет был, «Политинформация» назывался. И вот на этой политинформации нам два часа по два раза в неделю в обязательном порядке, даже на каникулах, рассказывали о том, какой важной и ценной частью общества мы являемся, как много пользы мы своей работой приносим обычным людям, не обладающим нашими умениями и способностями. А уж о том, насколько почетно быть Охотником или Гончей твердили вообще все, кому не лень, а не только политинформаторы…
А между тем я никогда не чувствовала себя частью Короны, ненавидела и прятала унизительное тавро на своей руке, что же касается работы... Нужная и полезная вне всяких сомнений, но разве я ее выбирала?
Нет, Короне, Аполлону, людям я не принадлежала точно. Тогда кому? К'Ургеа? Ррхато я тоже себя не ощущала. Древний народ, живший на нашей планете задолго до появления людей, с богатой культурой и несомненно интересной историей пока все еще был чужим для меня.
Так кто такая Агнесса Ивелина Брунгильда Марко? Девочка без корней, которая зависла где-то между двумя цивилизациями? Чья-то или ничья? Кому-то ведь и я в этом мире нужна...
Нужна. Перед внутренним взором возникли лица близняшек. Они-то точно считают меня своей. И добряк Баристо со своей женой, и ребята с Перевала. И Рик! Мой Бронзовый Бог, давно и уверенно заявивший все права на меня.
Чья я? Я принадлежу вот этому племени одиночек. Мы лишние люди, дети самой Последней Войны, чужие тут, чужие там, свои лишь для узкого круга людей. И не-людей тоже.
Голубое сияние, словно прочтя мои мысли, рассыпалось теплым смехом, а затем соткалось в сотни и сотни полупрозрачных фигур.
Высокий старик с белыми, как снег волосами, лицо в сетке морщин, а глаза живые, зеленые, смешливые... Женщина, крупная, с горделивой осанкой и тяжелой черной косой... Темноволосый парень с окладистой бородой... Хихикающие, суетливые дети... Старухи в странных нарядах... Девушки, чьи волосы были заплетены в многочисленные косички, украшенные яркими перьями неизвестных мне птиц...
И каждая из этих фигур дотрагивалась до меня иллюзорной рукой и уверенно шептала:
– Ты наша, малышка.
Последней ко мне подошла девушка немногим старше меня. Длинные темные волосы со знакомыми красными прядями уложены в сложную прическу вокруг головы. Узкие брюки. Широкая рубашка и странная повязка через плечо, похожая на те, которые врачи выписывают, чтобы держать раненую руку в покое, только шире и больше. А еще она была розовой и пестрела бабочками, клубничками и божьими коровками.
Нет.
В глазах защипало.
Нет.
– Моя девочка.
Женщина дотронулась до меня, а я чуть не взвыла вслух от обиды и невозможности ощутить вживую тепло ее рук. Открыла рот, чтобы что-то ответить – и не смогла, захваченная чужими чувствами и болью.
Это больше всего было похоже на встречу с призраком в Лимбе, но все же отличалось от нее. Я не стала той, с кем столкнула меня судьба по эту сторону жизни, но видела все, происходившее много лет назад, своими глазами, будто со стороны.
В светлой комнате с розовыми стенами мы вдвоем: я и она. В широкое окно льются солнечные лучи, а вместе с ними крики агонии и смерти, грубый мат, выстрелы и взрывы. Женщина наклоняется надо мной низко-низко, моих губ касается ее палец, а в серо-зеленых глазах отчаяние и ужас. И это неправильно! Неправильно! Так не должно быть!
Я знаю, что не в силах что-то изменить, знаю, что сейчас увижу ее смерть, но я не хочу! Мне больно! Мое сердце рвется на куски, и я кричу, когда в комнату входит неопрятного вида мужик со штык-ножом в руках.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – молит несчастная, но он ее не слушает. Он уверен в себе, он победитель, он убийца. Резко выбросив руку, он перерезает девушке горло, а затем склоняется надо мной. Грязный, жуткий. Улыбается, бормочет, обнажая гнилые зубы:
– Ну, будет, дитя. Солдат ребенка не обидит.
А я ору, как ненормальная, потому что вижу нашивку на его груди «Ст.с. С. И. Марко».
– Солдат ребенка не обидит. Солдат ребенка не обидит. Солдат ребенка не обидит, – скандирует голубое сияние, и перед моими глазами проплывают десятки, сотни, тысячи искалеченных судеб. Обозы с сиротками ррхато, которые стекаются ручейками в котлован Аполлона, и мне плохо, мне муторно. Я так жалею, что не умерла в тот день, от того же штык-ножа, что и моя...
– Мама!
Рыдания забирают воздух, душат, сжимают грудь тяжелыми тисками, и я не могу сказать ни слова, кроме одного:
– Мама.
Выстанываю его, всхлипываю, кричу, шепчу. Дышу этим словом.
И так больно, будто сердце выдрали из грудной клетки, а оно, обтекая кровью, все продолжает и продолжает биться. Зачем я не умерла?
– Не надо, маленькая, – женщина улыбается. – Живи.
Вдыхаю воздух в два этапа.
– Буду. Только...
– Да, моя нежная?
– Как... как меня зовут?
– Агнесса Ивелина Брунгильда и пока еще Марко, – вместо мамы ответил мужчина, возникший у нее за плечом, и улыбнулся уголком губ. – Живи, моя ракшаси. Живи.
А затем сотни ррхато дотрагивались и дотрагивались до меня, и я видела лица разных людей. Моих ровесников и постарше, чужих мне, незнакомых, приятелей, близняшек, Рика видела, Брана... Многих, и многих, и многих, и многих... Все они были разными, и всех их – нас – объединяло одно. Мы были детьми, которых украла у своего народа самая Последняя Война.
Теперь я точно знала, чья я. Не часть человеческой цивилизации, не ррхато. Моим истинным народом были они – дети К'Ургеа, выращенные в приютах Аполлона. Дети, вынужденные служить убийцам их родителей. Безродные бродяжки, чей удел – вечно служить Короне.
Точнее, теперь уже не безродные. О. Теперь у меня были такие корни, которые не сможет вырвать никто и никогда, только вместе с моею же жизнью. И я костьми лягу, но те дети самой Последней Войны, за которых попросили их умершие родственники, узнают правду о себе. Не во имя вселенской справедливости – война закончилась, так пусть то, что она принесла, останется на совести людей, ее развязавших. Плевать на справедливость. Для меня гораздо важнее, чтобы каждый Охотник и каждая Гончая познакомились с этим невероятно теплым чувством, которое ты испытываешь, ощущая себя частью СВОЕГО НАРОДА.
– Живи, – обласкало меня напоследок голубое сияние Древа Жизни, и я распахнула глаза.
В свете включенного пилотом вертолета прожектора лицо Рика казалось не просто бледным – белым до синевы, а в глазах цвета горького меда – бездна глухой тоски.
– Люблю тебя, Деррик А. Тайрон, – внезапно выпалила я.
– Кошка, – не сказал, выдохнул. И опустил веки, приковав мое внимание к черным от влаги стрелкам ресниц, к растерявшему все веснушки лицу, по которому катились крупные капли воды, к дернувшемуся кадыку...
И меня будто молнией по мозгам шарахнуло от осознания, что вот этот вот невероятный, сильный, красивый мужчина – мой. По-настоящему мой, без оговорок и условий. Захотелось то ли расплакаться, то ли расцеловать его целиком. Не знаю.
Прижалась к нему, втянула в себя любимый запах и не смогла удержаться от того, чтобы потрогать губами туго пульсирующую жилку на его горле. Ладонями по мокрым предплечьям, по бронзовой коже груди. И осторожно, едва касаясь кончиками пальцев по ключицам к яремной ямке.
– Возьмешь меня замуж?
Запрокинула голову, жадно впитывая образ вот такого вот, совершенно незнакомого, нового для меня Рика. Взъерошенного, ошеломленного...
– Прямо сейчас? – Рик моргнул и беспомощно огляделся по сторонам. Я тоже, наконец, додумалась это сделать и поняла, что мы все еще находимся в воде, что солнце закатилось, а на небе появились звезды, и, как это ни прискорбно, я выбрала не самый удачный момент для признаний.
– Можно и сейчас, – насмешливо и совсем чуть-чуть смущенно протянула я, – но, боюсь, если ты будешь брать меня прямо здесь, то у свидетелей случится удар.
У Рика вытянулось лицо, он нахмурился, закусил нижнюю губу, наконец, не выдержал и все же рассмеялся, прижимая мою голову к своей груди.
– Я очень долго была там?
Я постаралась, чтобы мой голос звучал не слишком обиженно, сама же признала, что не самое лучшее время для признаний, но… но так хотелось услышать что-то в ответ на мои слова!
Не что-то! А вполне конкретные вещи...
– Чертову тучу времени, – проворчал Рик. – Прорву. Чуть не подох от мысли, что ты можешь не вернуться, а я так и не успел сказать тебе...
Накрыла пальцами его губы и громко выдохнула, попросив:
– Сейчас. Скажи сейчас.
И позорно добавила:
– Пожалуйста.
– Люблю.
Так просто. Одно слово.
А я внезапно открыла в себе совершенно незнакомое мне ранее чувство. Оказывается, я страшно алчный человек. Мне не достаточно этой односложности. Подробностей хочу. Как, где, почему и как сильно. Жарких слов, бесстыжих прикосновений. Всего и сразу. Но…
Рик, фыркнув, рассмеялся. Уж не знаю, как он это делал, только временами этот мужчина читал во мне, как в открытой книге. Поцеловал улыбающимися губами, нежно, осторожно, будто я из самого тонкого хрусталя сделана. И очень быстро отстранился, выдохнув:
– Давай потерпим до дома, моя нетерпеливая.
И посмотрел так проникновенно, словно говорил: у нас впереди столько времени для слов, для чувств, для страсти и для счастья, мы все успеем. Мы сполна насладимся, открывая друг другу свои души. И мы не станем портить этот удивительный момент единения торопливостью. Мы потерпим. Потерпим ведь? Хотя и очень не хочется.
Вздохнула грустно, понимая, что Рик прав. Как в старой песне поется: «Первым делом, первым делом самолеты, ну а...»
С озера подуло прохладным ветерком, и я, передернув плечами, немного отрезвела, вспомнив обо всех обстоятельствах, что привели меня к Древу Жизни. Вспомнив и устыдившись. Совсем я эгоисткой стала.
– С Изольдой все в порядке? – спросила, пряча глаза.
– Все отлично с твоей Изольдой. Они с Хорром на поезде на Перевал уехали. Заедут к нам перед тем, как границу пересекать... Поехали домой, Кошка, а? Устал, как черт.
– Рик, – потерлась носом о скулу своего мужчины, ну не могу ничего с собой поделать. Хочу к нему прикасаться постоянно! – Разве мы сейчас можем? Просто домой?
– А кто нам помешает? – в медовых глазах плеснуло недоумение.
– Ну, все, – неуверенно промямлила я. – Рейнар этот недоделанный. Моргана...
– У Рейнара с Морганой я точно не стану разрешения спрашивать, когда и с кем мне лететь домой, – жестко оборвал мой лепет Бронзовый Бог и неуклюже (сказывалось последствие аварии) поднялся из воды сам и подхватил меня на руки. Откуда только силы нашел? Сам же раненый и на ногах чуть стоит… А поди-ка. Хромает к вертолету, как ни в чем не бывало, еще и объясняет на ходу:
– К сожалению, не мне решать, что станет с ними в будущем. Это прерогатива судьи и присяжных. Заключение, ссылка, плаха… Последний вариант мне нравится больше всего. Кстати, хотел тебя попросить, чтобы ты о Рейнаре не упоминала, когда отчет составлять будешь. Понимаешь, мы с Чорром решили, что будет проще, если в Аполлоне о нем вообще никто не узнает.
– Проще?
– Справедливее, если хочешь. По законам Аполлона Рейнар, увы, ничего не нарушил, как бы отвратительно это ни звучало. А вот в К'Ургеа его ждет жестокий приговор. И несмотря на все нытье, видимое сожаление и жалобы, снисхождения этот подонок не заслуживает. Мы его временно спрячем, а Хорр потом заберет.
– Хорошо, – я чувствовала некоторую неуверенность. – Что значит спрячем? Он же не книжка, не чемодан, не булавка, которую можно засунуть в карман, подальше от любопытных глаз. – А что с Морганой? Ее в Аполлоне тоже не будут судить?
– Увы, но ее как раз-таки будут, – загадочно произнес Рик. Тогда я не поняла, что имел в виду мой Охотник. Понимание пришло несколькими часами позже, когда мы снова подняли эту тему.
Всю дорогу назад мы с Риком, вместо того чтобы предаваться разумному сну, болтали. Нет, хотелось-то целоваться. По крайней мере мне, но не при свидетелях же! Поэтому, надев специальные наушники, мы создали некоторое подобие уединенности, и я, наконец, смогла рассказать Рику о том, что произошло со мной в Древе Жизни: об украденных детях Войны, о моих идеях и чувствах, о том, как сильно я хочу для них, для всех нас счастья и тепла, как мечтаю раскрыть им правду, но понимаю, что не все ее примут, а не приняв, не смогут соединиться с предками по ту сторону жизни, просто исчезнут, словно их и не было никогда.
– А мы не станем рубить с плеча. Мы потихонечку, начнем с перевода твоих подружек на Перевал. Пусть поживут, присмотрятся. Познакомим их с ррхато…
– Как меня познакомил? – покраснев, я вспомнила свою первую встречу с представителями К'Ургеа, а Рик, и не думая смущаться, довольно фыркнул, а потом вдруг огорошил:
– Ты ведь своим рассказом ничего нового не открыла, Кошечка моя. Я, к примеру, своих родителей помню. И как их убивали. И их, и всех старших детей в поселке… А я дурачком прикинулся, вот меня и пожалели. Может, для генов взяли, как потенциального быка-производителя, может для опытов. Да потом то ли бумаги в пути потеряли, то ли еще что… Не знаю. Но получилось, как получилось.
С каким-то рассеянным выражением на лице переплел свои пальцы с моими… Наплевала на свидетелей. Потянулась к нему. Положила голову на плечо, в прямом смысле слова кожей ощущая боль своего мужчины.
– Знаешь, я ведь первые дни в приюте вел себя, как звереныш, захлебывался от ненависти. Убить хотел всех, без оглядки на пол и возраст. Понимание, что действовать надо иначе, пришло после очередной драки с человеческим сиротинушкой. Бугаем на две головы выше меня ростом. Уж и не знаю, как мне удалось с ним совладать – единственный раз! – но бил я его тогда знатно, дубасил со всей силы, а потом ухватился за челку – у него челка такая длинная была, белая-белая, как свеженький снежок… И стучал, стучал, стучал головой по полу, пока его волосы свой цвет на красный не сменили… и тут один парнишка… Маленький такой, молчаливый. Я вообще до того момента думал, что он немой. Так вот, пацаненок этот посмотрел на меня так грустно-грустно и говорит: «Убьешь его? Папку моего тоже так убили. Головой о стол постучали, тот и помер».
Рик вдруг порывисто обнял меня за плечи, а затем и вовсе перетащил к себе на колени.
– Понимаешь, Кошка, это так жутко, когда говорят, что ты такой же, как они… Чудовищно. И я решил, что никогда не стану таким. Ни за что! Из кожи вон вылезу, но переделаю мир, в котором войны развязывают лишь для того, чтобы выкрасть детей у соседа… Ну, вот с тех пор и несу свет знаний, собираю вокруг себя ррхато. Процесс этот длительный и трудоемкий. Я из личного опыта знаю, не понаслышке… У нас на Перевале уже сейчас ррхато – чистокровных или полукровок – проживает больше, чем людей. Думаешь, это случайность? Так что не переживай. Мы обязательно справимся и, если захочешь, найдем всех-всех детей из твоего видения.
– Захочу.
Само собой, я не рассчитывала, что мы к поискам приступим сразу же, как ступим на твердую землю, покинув салон вертолета. Я все-таки не настолько альтруист. Мне в тот момент мечталось о горячей ванне, о сытном ужине да теплой постельке…
Увы-увы.
Стоило нам появиться в районном Участке Свободы, чтобы вернуть в камеру Моргану и «спрятать» в обезьяннике Рейнара, как началось…
Сначала Пончик плевался ядовитой слюной и грозил нам всеми карами небесными, плюс еще парочкой, которые придумал сам. Я было заикнулась об усталости, но на меня так глянули, что я от греха подальше сбежала в дежурку, писать рапорт и давиться одиноким сухариком – единственная еда, обнаруженная мною и сержантом ночной смены на всей территории Участка.
Ближе к утру за Пончиком приехала машина, и он укатил в Запад-7, но не успели все облегченно выдохнуть, как в двери ураганным ветром ворвался начальник группы «Альфа». Мне не доводилось лично встречаться с Давидом Парнеем, но я по выпускам новостей и статьям в журнале представляла себе, как он выглядит. Огромный, грозный, полностью седой мужик. Это относительно внешности. А что касается ауры этого человека…
Ну, что сказать? У меня зуб на зуб от ужаса не попадал, когда он, поставив нас обоих на вытяжку, мучительно долго и неимоверно занудно отчитывал сначала моего Бронзового Бога, а потом и меня.
– Дело на правительственном контроле! – рычал он. – А ты то ррхато к расследованию привлекаешь, то несанкционированную экскурсию к Древу Жизни устраиваешь… Вновь захотел искупаться в лучах королевского внимания? Я могу тебе это устроить…
Покосилась на Бронзового Бога. Нет, то, что мне достался не самый рядовой Охотник, я уже давно поняла. Но «королевское внимание»? Почему-то в устах командира «Альфы» это словосочетание прозвучало пугающе и зловеще
– Ты мне что сказал? – Парней ругался свирепым шепотом, чтобы не привлекать к нашей «беседе» внимание остальных обитателей Участка. – Что арестованная Моргана Архато может помочь спасти жизнь твоей… – скользнул взглядом по моей напряженной фигуре, – …женщине. Ладно. У меня у самого невеста есть. Кажется. Я все понимаю… Но за каким чертом ты поволок всю ораву в заповедную зону? Ты понимаешь, что если твой друг там, у себя... – сплюнул и кивнул в сторону окна, видимо, намекая на К'Ургеа, – ...начнет трепаться о том, где он был и что видел, то в лучшем случае сюда хлынут потоки ррхато, требуя и их допустить к святыне, а в худшем это вновь разбередит и без того никогда не заживающие раны, и мы окажемся на пороге очередной войны.
– Не надо орать, – скривился Рик. – Не окажемся и не начнет. Я Хорру как самому себе доверяю. Он мой названный брат.
– А Моргана Архато, полагаю, сестра. Нет? – Парней постучал себя кулаком по лбу. – Ее ты как заставишь молчать, дурья твоя башка?
– Моего мнения, конечно, никто не спрашивал, – я все-таки не смогла больше молчать и тоже попробовала вступить в полемику. Очень хотелось запихнуть Давиду Парнею его слова назад в глотку. Очень. Заповедная зона? Именно, что заповедная, но не для людей, для ррхато!!
Теперь-то я знала, что для нас это не просто святыня и часть культуры. Это возможность общаться с душами умерших. Коллективная память, если хотите. Зачем это озеро людям? Для красоты, из вредности, чтобы держать своих соседей в постоянном напряжении?
– А раз не спрашивали, так лучше помолчи, – отбрил командир «Альфа». – И вообще, на твоем месте, любезная Агнесса, я бы не волком смотрел, а на ус мотал. Чтобы впредь не потакать во всем этому упрямому ослу, а думать о будущем. Вашем совместном, если я хоть что-то в этой жизни понимаю.
– На моем месте вы не можете оказаться по той простой причине, что у Рика несколько другие сексуальные предпочтения. Так что…
Бронзовый Бог подозрительно хрюкнул, а Парней удивленно выпучил глаза.
– Язвит еще… Вы только посмотрите! Сексуальные предпочтения! Христом-Богом прошу, лучше помолчи, не доводи до греха… Кстати, о молчании!
Пересек кабинет, чтобы взять с подоконника непримечательную картонную папку.
– Здесь соглашение о неразглашении и еще пара документов. Подписывайте. Подписали? Молодцы. А теперь передайте дело в правительственный отдел и можете быть свободны.
С ума сойти. Моему возмущению просто нет предела. Что значит, «передайте дело»? Какого...
– Правильно, – выпалила, сверля Парнея презрительным взглядом, – после того, как мы нашли все ответы и поймали преступников...
– Соплячка, – беззлобно рыкнул Парней и жестом велел нам убираться.
– Ты же говорил, что вы, вроде как, друзья! – насела я на Рика, стоило нам оказаться в коридоре.
– Друзья, – он пожал плечами. – Когда не на работе и когда дело не касается безопасности Короны… Бубу, ну чего ты дуешься? Тебе так хочется самой поймать этого Варха?
– Не знаю, – проворчала я. – Просто обидно, понимаешь? За это дело вообще никто не хотел браться. Помнишь, как нам Пончик первый труп впаял? Чуть ли не через силу. А теперь получается, что все лавры достанутся какому-то другому участку.
Рик фыркнул.
– Если тебе нужны лавры, могу договориться о переводе в Центр. Дав давно меня к себе зовет. Пойдем?
Я молча покрутила пальцем у виска. Обида обидой, но в моей жизни будут и другие преступления, которые я смогу расследовать до конца. Тем более, что у меня есть дела поважнее, но… но любопытно ведь!
Любопытно, да еще как! С чего вообще группа «Альфа» заинтересовалась этими убийствами? Пусть и мистическими в некотором роде, но… Но такие вопросы всегда были в сфере влияния Гончих и Охотников! Причем здесь правительственный отдел?
Ох, как же меня распирало от желания прижать Рика к стене и задать ему все эти вопросы, но копчик подсказывал, что с этим лучше потерпеть до дома. И я терпела… Пока мы добирались до Перевала, пока передавали все исследования и наработки хмурым парням в серых костюмах, пока успокаивали коллег по Участку – не я одна чувствовала обиду из-за незаслуженно отобранных лавров...
Я дождалась, когда мы сели в машину, чтобы все же отправиться домой. В сумерках следующего дня, в течение которого мне удалось подремать едва ли два часа, а Рик… На нем от усталости вообще лица не было. И можно было бы, наверное, отложить разговор на другое время, но мой Охотник, выруливая со стоянки перед Участком на Перевале, предложил:
– Давай не повезем проблемы домой. Обсудим все по дороге..
– Ты устал, – проворчала я.
– Вот именно. Боюсь уснуть за рулем, а сложный разговор мне попросту не позволит этого сделать. Хочешь до конца разобраться в том, что происходит?
И не дожидаясь, пока я отвечу:
– С чего начать? Может, с наших безымянных мертвецов? Или нет. С мертвецов, Морганы и милорда Архато. Догадаешься, что их всех объединяет, Кошка?
– Твой вариант данеток? – я усмехнулась. – Ладно. Допустим, все они, как я подозреваю, были исключительно богатыми и знатными людьми.
Насмешливо вскинула бровь. Что? Съел? Нечего тут изображать из себя всезнающего Будду. Я тоже умею думать и пользуюсь головой не только для того, чтобы в нее есть.
– И ключевое слово здесь «люди», – щелкнул меня по носу Рик. – Понимаешь, о чем я?
А ведь и правда! Я ошарашенно моргнула. Ведь я уже думала об этом однажды, о том, не проверяла ли Тельза покойников на мутоген!
– Но как? Варх… Урод этот, он же ведь ррхато был. Они что же? Научились использовать человеческие тела?
– Очевидно. И я даже знаю, что их к этому подтолкнуло, – всматриваясь в пустую по случаю позднего часа дорогу, заметил Рик. – У ррхато, с их сильной родовой связью, совершить подмену очень сложно. а уж если дело касается гнилой лихорадки – тут уж такие жесткие меры предпринимают… Все, начиная от членов семьи больного и заканчивая правительственными организациями, захочешь – не вырвешься.
– Не удивлюсь, если как раз в правительстве об этих уродах знали…
– Думаешь?
– Ну, а что? Своего рода секретное оружие К’Ургеа… Можно по-тихому в стане врага шерстить. А можно и не по-тихому, – я понизила голос до едва слышного шепота. – Рик… Ведь так можно и в члены Правительства пробраться, и в королевскую семью… Боже мой! Ты представляешь, что станет с миром, если такие вот уроды дорвутся до власти?
Рик задумчиво постучал пальцами по рулю и осторожно заметил:
– Я думаю, уродов там и сейчас хватает, моя наивная. Проблема в другом. Я боюсь, как бы и в самом деле не развязалась новая война. Да не из-за того, что ррхато вновь потребуют отдать им Древо Жизни… Кстати, ты ведь не знаешь, почему правительство людей так вцепилось в это озеро… Есть какие-нибудь предположения?
– Из-за его неземной красоты, – съязвила я, а Рик рассмеялся.
– Бубу, только ты так умеешь. Как говорится, ткнула пальцем в небо и почти угадала.
Я нетерпеливо шлепнула его по бедру, намекая, что все еще жду внятных разъяснений, и мне… разъяснили.
– Только не из-за неземной, а, наоборот, из-за земной, – тепло улыбнулся Рик и тыльной стороной ладони погладил меня по щеке. – Видишь ли, на дне Байкала находится огромное межгалактическое колониальное судно «Аполлон-3000», на котором люди когда-то давным-давно прилетели на эту планету. Законсервированный и, если верить бумагам, которые я видел во времена своей службы в группе «Альфа», находящийся в рабочем состоянии. Одна беда – никто уже не знает, как им управлять, да и как достать его со дна Байкала – тоже непонятно… Но доказательством того, кто из двух народов на самом деле захватчик и агрессор, он мог бы стать.
Невероятно. Немыслимо… Но после всего услышанного мною мое удивление длилось не так уж и долго. Чего уж там. За последнюю неделю мой мир рухнул и, подобно мифическому фениксу, возродился из пепла, только на этот раз в новом обличье. И даже лучше, что сокрушительные новости и изумительные открытия сыплются на меня все разом, как из рога изобилия. Может, я исчерпаю весь запас потрясений, которые мне уготовила судьба, и дальнейшая моя жизнь будет ровной и спокойной, как железнодорожное полотно Аполлона.
– И сейчас, рассказав мне вот об этом, – после затянувшейся паузы, я решила все же вернуться к разговору, – ты считаешь, что я перестану считать Древо Жизни камнем преткновения, из-за которого два народа не могут ужиться на одной планете?
– Я считаю, что если один из этих народов – и я сейчас говорю не о правительстве – узнает об истинной силе и возможностях другого, то он пойдет на все, вплоть до использования ядерного оружия, лишь бы уничтожить потенциальную угрозу. Вспомни, сколько фильмов о захватчиках-пришельцах ты видела? А эти сказки-страшилки про шаманов? Да тут достаточно спичку поднести – и полыхнет так, что уже ничем не затушишь…
Я содрогнулась от ужаса. Да уж, если Моргана начнет выступать на суде… И если ее слова станут достоянием общественности… Это не спичка. Это атомный взрыв получится!
– И что же нам делать?
– Молчать обо всем и доверять Парнею. Он один из немногих знакомых мне людей, которым есть дело до ррхато и которые…
– Радеют за справедливость? – подсказала я, когда Рик запнулся, подбирая нужное слово.
– Да, именно так. А еще он может решить этот вопрос тихо, поверь, я знаю, о чем говорю. Мы с ним не первый год знакомы.
– Ладно, – я посмотрела на проносящиеся за окном придорожные кусты. – Если это говоришь ты… Рик, знаешь, если бы ты сказал, что земля плоская и стоит на трех китах, а солнце – это всего лишь огненный шар размером с футбольный мяч, я бы тебе все равно поверила… Хочешь, чтобы я поверила в Парнея? Я попробую. Ладно. Но как же расследование? Варх? Он же… он ведь просто так не остановится.
– Конечно, нет! – Рик круто заложил руль, и мы свернули с главной дороги на въезд в Свободу. – Ни Дав, ни я, ни ты… Никто из нас не позволит этому закончиться вот так вот. Мы обязательно его остановим, Ив. Только…
Только о преступлении ТАКОГО рода нельзя кричать на каждом перекрестке. Нельзя выступить с этим по телевидению, да и фотографии преступника не развесишь на столбах всех населенных пунктов Аполлона.
Ничего из этого Рик не произнес вслух. Зачем лишний раз сотрясать воздух, если я и так все поняла? И про то, что лишняя паника нам сейчас ни к чему, и про то, что полученную информацию лучше попридержать… Но как же обидно и горько было за всех тех, кого урод, присвоивший себе имя Варх, успел убить.
Мы больше не говорили об этом. Вообще, с тех пор, как автомобиль въехал город, и до того момента, как мы провалились в сон, между нами было произнесено едва ли четыре десятка слов.
Войдя в дом, мы первым делом направились в ванную. Сразу и не сговариваясь, начали раздеваться. Просто стояли друг против друга посреди этой кафельной белизны, жадно пожирали друг друга взглядами и избавлялись от одежды.
– Иди сюда.
Рик дернул меня за руку и ударом ладони по стене спустил на нас поток ледяной воды. Я взвизгнула из-за неприятных ощущений, но вместо того, чтобы вырваться и убежать, закинула ногу на бедро своему Бронзовому Богу и прижалась к нему как можно крепче. Приросла кожей, мечтая просочиться сквозь нее, чтобы добраться до сердца и до души.
– Ри-ик!
Каждым своим неторопливым движением он признавался мне в любви, каждой мучительно сладкой лаской рассказывал о своих чувствах. И отчаянно, до крика, до дрожи в смуглых пальцах требовал ответа.
И я отвечала. Быть может, чуть более торопливее и чуть нетерпеливее, чем хотелось моему мужчине. Наверное, оставляла розовые следы от своих ногтей на его плечах и слишком сильно тянула за волосы, чтобы заглянуть в самые любимые в мире медово-греховные глаза.
– Хочу. Пожалуйста.
Слова из горла вырывались какими-то чужеродными хриплыми звуками. Да и, если честно, я не была уверена, что именно я говорю, но Рик, как это ни удивительно, меня понимал. И в какой-то момент, поддавшись моему напору, прижался лопатками к белой стене, скрипнул зубами и, запрокинув голову, зажмурился.
Мое желание пульсировало в висках, делало ноги ватными, а губы невероятно чувствительными. Я смотрела губами, дышала губами, чувствовала губами все горячее, дрожащее от возбуждения бронзовое тело. Впитывала каждую мимолетную судорогу и жадно проглатывала неровное дыхание.
Поцелуями обласкала крепкую шею, по груди спустилась на твердый живот… Боже, никогда не думала, что живот может быть сексуальным. Это ведь просто часть тела, покрытая ровным слоем загара, с аккуратной пупочной впадинкой и почти полностью лишенная волос. Влажная от воды и пылающая жаром.
Ртом прижалась к коже на ладонь ниже пупа и вскрикнула от неожиданности, почувствовав мужские пальцы в своих волосах.
– Кош-шка, лучше не дразнись! Или…
Провела языком по внезапно пересохшим губам и поддалась легкому давлению, с которым Рик тянул меня за волосы. Подняла лицо и обожглась о пламя в глазах моего мужчины.
– Или? – не произнесла, выдохнула куда-то в область его паха, опустила веки и сосредоточила все свое внимание на пульсации твердой плоти в моих ладонях.
Мой Бронзовый Бог был красив. По-настоящему красив. Всюду. И там – тоже. От желания попробовать его на вкус у меня пересохло во рту.
– Или я не знаю, что с тобой сдела-а-а-хр-р!
И даже в этом он был прекрасен. Не стонал, по-девчачьи закрывая глаза от наслаждения, а смотрел мне прямо в глаза, пока я вбирала в себя его плоть, пока с восторгом впитывала эти новые для нас ощущения, пока целовала – уж и не знаю, насколько умело, плевать, потому что ему нравилось. Я видела это, я чувствовала. И эта откровенная демонстрация наслаждения, это пламя в его темных глазах, это все делало меня еще более смелой, еще более отчаянной, еще более жадной в ласках, и в страсти, и в желании дойти до конца…
– Ну, уж нет!
У Рика, судя по всему, на окончание нашего купания были другие планы. На этот раз он дернул меня за волосы сильнее и решительнее. И когда его член с влажным и совершенно бесстыдно чмокающим звуком вышел из моего рта, я, как это ни смешно признать, смутилась. Щеки загорелись огнем и, хотя я знала, что цвет кожи моего состояния не выдает, почувствовала, Рик все понял и, вздернув меня вверх, жадным поцелуем слизнул с моих губ вкус своего тела, а когда я вздрогнула и стыдливо прикрыла глаза, усмехнулся. Обдал теплым дыханием кожу на щеке и шепнул немного разочарованной мне:
– В другой раз поиграешь. Ладно?
И попросил:
– Только, пожалуйста, не смущайся. – Я согласно вздохнула. – Иди сюда. Вот так.
Поцеловал в висок, развернул спиной к себе, прикусил кожу над правой лопаткой и отрывисто произнес:
– Нагнись.
Я наклонилась, с восторгом и ужасом ощущая твердость мужского члена на своих ягодицах. Опустила ладони на собственные колени.
– Так?
Сжал руками мою талию.
– Ножки чуть шире. Да. Идеально.
И, вырвав из меня какой-то безумный по своей тональности звук, врезался в мое тело одним плавным и исключительно правильным движением.
– Проклятье. Прости.
Я почувствовала, как пальцы впились в мою кожу.
– Но это, – мучительно медленно наружу, – будет, – дразняще не спеша внутрь, – быстро.
И я кричу от остроты ощущений, упираюсь в собственные колени и, закусив губу, подаюсь назад, отчаянно, бешено радуясь этой невероятно возбуждающей спешке и нетерпеливой жадности скольжения мужских рук по моей талии.
Это было очень остро, очень ярко, очень красочно и, да, весьма и весьма быстро. И после всего Рику пришлось нести меня в спальню, потому что я просто не стояла на ногах.
А утром, когда алые лучи рассветного солнца окрасили ту часть планеты, в которой находилась половина нашего с Риком дома, и одновременно с планетой обласкали мое лицо, я распахнула глаза и, повернув голову, наткнулась на теплый медовый взгляд.
– Привет, – шепнула и потянулась за поцелуем. Сладким и глубоким. – Какие на сегодня планы?
– Послать всех к черту и оформить больничный постфактум…
– Ты читаешь мои мысли? Боже… этот мужчина идеален!
Смеясь, я обняла Рика за шею и притянула его к себе, а он, вместо того, чтобы еще раз поцеловать, вдруг пощекотал меня под ребрами и резко перевернулся, усадив меня на себя сверху.
– Бубу, я говорил, что влюбился в тебя с первого взгляда?
Я задержала дыхание и покачала головой.
– Не-а.
– Это я напрасно. Ты сидела в вагоне поезда. Такая грустная, такая чужая и такая невыносимо красивая – слов нет. «Она – моя!», – подумал я и рванул к начальнику поезда, чтобы он мне билет в твое купе оформил. А ты взяла и удрала.
– Я испугалась, – смущенно улыбнувшись, пробормотала я. – Как поняла, что ты Охотник. Напридумывала себе разных ужасов… Ну, то есть… Я имею в виду, учитывая моего бывшего… Ну, ты понимаешь. Бежала сломя голову. Таксисту такие деньги отдала… страшно вспомнить!
– Трусиха, – Рик провел рукой по моему позвоночнику, от ямочек внизу спины до затылка. Надавил, чтобы я пригнулась. – А ведь я едва не опоздал на поезд. В последнюю минуту в вагон влетел. Открываю дверь в купе – а тебя нет! Я сначала подумал, что ошибся, а когда понял, что ты сбежала, стоп-кран сорвал и… И, в общем, погорячился, объясняя проводнику, как тот был не прав, когда позволил тебе уйти.
Я хихикнула.
– А чего задержался? В первой аптеке не было должного запаса презервативов?
– Очень смешно! – скривился Рик и, шутя, хлопнул меня по заднице. – Я до аптеки вообще не добрался, завис у лавочника в самом начале вокзальной площади… Хочешь, покажу, что покупал?
Мой Охотник дождался, пока я кивну, после чего потянулся к прикроватной тумбочке, не позволяя мне встать, и достал пакетик из плотной бумаги с каким-то загадочным иероглифом на логотипе.
– Вот. Это все тебе.
Я открыла протянутый мне подарок и осторожно заглянула внутрь.
– Шамбала? – вскинула удивленный взгляд.
– Что?
– Браслеты Шамбала, – пояснила я.
В пакетике их, навскидку, было штук десять, самых разных, разноцветных, однотонных, с использованием кожи, шелка и грубой нити незнакомого мне материала. Я остановила свой выбор на том, в котором был один огромный камень янтаря, медово-красного цвета, ограненный мшистым шелком, и по четыре янтарика меньшего размера по бокам. А на застежке кривоватые бусины.
– Не знал, что это так называется, – проговорил Рик.
– Да? Поможешь завязать? Я и сама могу, но...
– Помогу.
Мы сели друг против друга в позу лотоса (я, правда, стыдливо прикрылась простынкой), и Рик, сосредоточенно закусив губу, взялся за шелковые шнурки. Завязал один узелок, второй, а потом вскинул на меня довольный взгляд и выдохнул:
– Ну, все. Теперь точно никуда не денешься.
– М?
– Это обручальный браслет ррхато. И пока ты не начала возмущаться, напомню, ты сама его выбрала, а по традициям нашего народа…
Головокружительное счастье вырвалось наружу искрящимся смехом. Никогда в жизни мне не было так легко, так правильно и так хорошо. И уж если на то пошло, то все двадцать лет моей не самой простой жизни, все монахини, все чужие углы, по которым я была вынуждена скитаться, вся борьба за кусок хлеба и место под солнцем, все обиды, все слезы и даже предательство, – все это стоило того, раз в награду судьба приготовила мне самого лучшего во Вселенной Бронзового Бога. Мне просто сказочно повезло!
И, да. На работе мы в тот день так и не появились. Хотя, как я выяснила позже, нас там никто и не ждал. Коварный Деррик А. Тайрон, оказывается, даже особые распоряжения оставил, чтобы нас никто не смел тревожить даже в том случае, если небо вдруг решит упасть на землю.
А свадьбу мы праздновали на Пике Дьявола, двадцать третьего сентября, в последний день лета. Это была странная свадьба, на которой невеста была в лыжном костюме насыщенно красного цвета и в пушистой фате поверх меховой шапки, а жених в оранжево-черном и бабочке. Здесь гости чокались термосами с горячим вином, грогом или спиртом, в зависимости от предпочтений. Со стороны жениха на празднике были мужчины, в основном, военного типа, и весь Участок Перевала, а от невесты лишь две девушки, совершенно идентичные не только лицами, но и именами, и два парня с черно-красной гривой волос. Причем самое смешное, что и Молчун, и Весельчак до последнего не были уверены в том, что мы родственники. Подозревали – да. Но когда доказательств никаких нет… Что тут сказать? Вместо подарка они приволокли на Пик Дьявола огромный семейный альбом, где я уже на первой странице нашла фотографию своего отца и так расплакалась, что Бронзовый Бог, перепугавшись, что свадьбу придется отложить, чуть не поубивал всех.
А на праздник зимнего солнцестояния мы поженились еще раз. Уже по традициям ррхато, спустившись с Пика Дьявола на территорию К'Ургеа. Хорр настоял на том, чтобы все мероприятие прошло в его родном доме, где я познакомилась с его матерью и с устой, тем самым легендарным вином домашнего приготовления. Сладким, прохладным, удивительным образом освежающим, но при этом совершенно не пьяным.
– Так вкусно, – восхищалась я и под умильным взглядом хозяйки усадьбы наливала себе то ли пятый, то ли шестой бокал. – И главное, алкоголя совсем не чувствуется!
– Воля твоя! – старушка поплевала через плечо. – Какой алкоголь? Это же уста!
– Э? – я слизнула кисленький вкус со своих губ и недоуменно нахмурилась.
– Его и вином-то только для красного словца называют. А так простой морс из ягод савендры. Хорошо признаки токсикоза снимает, ну и вообще… Его же кроме беременных никто и в рот-то взять не может.
Я опустила руку на живот и громко икнула.
– Беременных? Нет, тут, должно быть, какая-то ошибка! Я…
Замолчала, понимая, что возразить мне нечего, что отвратительные симптомы, преследовавшие меня последнюю неделю действительно исчезли, да еще и сонливость с собой захватили.
Невероятно. Просто невероятно.
Не слушая, что мне говорит мама Хорра, я отыскала в толпе гостей Рика. Бронзовый Бог сиял и выглядел до безобразия довольным. Поманила его пальцем, а когда он, подойдя, ласково скользнул ладонью по тому месту, которое скоро, кажется, перестанет быть талией, и шепнул на ушко:
– Родится дочь – назовем Брунгильдой! И не вздумай спорить! – забыла, что хотела сказать. Улыбнулась. Поцеловала. Прикрыла веки и мысленно возблагодарила высшие силы за то, что они в начале лета наделили меня достаточной решимостью для того, чтобы сыграть с незнакомцем в поезде в данетки.
Конец.