За все двенадцать месяцев, что я провела в Красных Горах, никто и ни о ком не обсуждал так долго и с таким удовольствием, как обсуждали местные жители столичного шерха ворнета Кэйнаро-на-Рити. Ну, оно и понятно – не каждый день в нашей глуши появляется новый человек, да не залетный, не на день-другой, как эро-туристы и прочие заграничные гости, а аж на несколько долгих месяцев.
Ну, для начала, конечно, местные сплетники где-то пронюхали, что наш ворнет не просто себе ворнет, а самый что ни на есть принц. Незаконнорожденный только. Еще говорили, что он маг-чернокнижник. (Тут мы с Рейкой не скрываясь ржали. Животики прямо от этих местных надорвали. Придумают же, чернокнижник! Умора!). Мужики активно обсуждали детективную активность деятельного шерха, а бабы – все, что были в Красных Горах, включая пожилых матрон, малолетних девок и обитательниц Веселого Дома то, до чего же молодой ворнет хорош собой. Да уж, улыбчивый красавчик никого не оставил равнодушной. Даже Рейка пала к его ногам, пусть и уверяла меня, что это вовсе не так.
Впрочем, я девчонку понимала, потому что и сама часто ловила себя на том, что не могу дождаться вечера, когда на пороге нашего домика по правилу, уже успевшему войти в привычку, объявится ворнет Рити-на, сбросит на сторону черную, будто крыло птицы-смерть, челку, да глянет на меня своими невозможными глазами, синими-синими, как воды Синь-Моря, которое я уже никогда не увижу. И если кто-то спросит меня, откуда я взяла это «никогда», ведь призрак покойного мужа мне обещал совершенно обратное, я отвечу:
– Никогда не верь призракам! Особенно, если это мужчина. И совершенно точно, если этот мужчина твой покойный муж.
О том, что дорога в Ильму для нас закрыта навсегда, Рэйху-на-Куули обмолвился во время одного из своих первых визитов, когда мы еще только делали свои первые шаги в новом мире. Было тяжело и страшно, поэтому я часто срывалась в слезы и досадливое «хочу домой»! Домой... о, как я мечтала о Большом Озере! Так сильно, что даже перспектива провести остаток жизни в клетке уже не так чтобы и пугала... Вот тогда-то Рэйху и обмолвился, что мне бы лучше перестать жить прошлым, потому что мое будущее теперь напрямую связано с Лэнаром.
– Куули-на, – возмутилась я. – Но вы же обещали, что однажды я смогу вернуться.
– Я врал, – пожал призрачным плечом муж. – Знал, что если скажу правду, ты струсишь. С этой стороны Гряда совершенно непроницаема. Всегда и без исключений.
Я тогда на него жутко обиделась, велела убираться и не возвращаться больше никогда.
– Видеть вас не могу! – вспылила я в сердцах, а Рэйху качнул головой и пробормотал:
– Девочка, я ведь для тебя старался...
– Мне все равно.
Я упрямо вздернула подбородок и отвернулась от призрака. Теперь, после того, как я узнала, что это совершенно невозможно, с такой силой потянуло на родину, что хоть вой. Хотелось пробежаться босыми ногами по теплому грунту Большеозерных дорог, полной грудью вдохнуть соленый воздух Синь-моря, забраться с сестрами на чердак и слопать потихоньку всю суаль, что мачеха развесила сушиться, проследить за старшим братом и хохотать на все Большое Озеро, когда он, обнаружив «хвост», будет грозить хворостиной и улыбаться.
Внезапное осознание того факта, что я их больше никогда не увижу, оглушило и выбило дух.
– У тебя, рыба моя, и по эту сторону Гряды сестры есть, – мягко напомнил Рэйху, будто прочтя мои мысли.
– Я знаю.
Мы с Рейкой не раз обсуждали, что неплохо было бы отыскать кого-то из наших, кто уже успел обжиться в новом мире, одна беда – для этого нужно было золото, а его у нас тогда еще не было. Теперь же…
Теперь, когда в Красные Горы приехал молодой ворнет, и у моей маленькой семьи появилась такая замечательная возможность избавиться от опеки Папаши Мо, как назло встал лед. И ведь до чего же обидно! Стоило мне только осознать, что угроза Кэйнаро отвезти меня в столицу на какой-то там магконтроль и не угроза вовсе, а самый настоящий подарок судьбы, как бац! – Рейка прибежала из Храма с ошеломляющей новостью о том, что лед встал. И это после того, как едва ли не прямо призналась Папаше Мо в том, что пришла из-за Гряды.
Я чуть умом не тронулась, честное слово.
– Он нас прикончит, – рухнув на лавку и закрыв лицо руками, простонала я.
– Кто?
– Папаша Мо. Придет в себя и прихлопнет, как маленьких глупых нектаринок – и мокрого места не останется.
Рейка пренебрежительно фыркнула:
– Ха, еще неизвестно, кто кого прихлопнет.
– Это ты о чем?
– О том, что тебе никто не мешает сделать еще один браслетик на удачу. С Гнусарем, на мой взгляд, просто отлично получилось. Если это, конечно, не душка-Рой с братками о нем так трогательно позаботился.
Содрогнувшись от внутреннего холода, я нахмурилась и возразила:
– Ни разу не смешно…
Я здорово струхнула, когда ворнет сообщил мне о смерти Оки-са-Но, но когда Рейка с марша принесла слухи о том, как именно тот умер, мне стало совсем страшно. Ни на одну секунду я не поверила в то, что это дело рук Роя, не после того, как я поняла, как сильна та нить, что связывает раба с его хозяином. Тут, скорее, была моя вина. Я так сильно ненавидела и боялась Гнусаря, что каким-то образом сумела вплести в матрицу заклинания неудачи тональность убийства. И неважно, что ни о чем подобном мне ранее слышать не приходилось: всегда бывает первый раз.
– Ну тебя, зануду, – проворчала Рейка, заметив мой затравленный взгляд. – Вот увидишь, все само собой образуется. У меня всегда так...
– А у меня нет, – буркнула я и поторопилась свернуть разговор до того, как моя встрепенувшаяся совесть не начала меня поедом есть:
– Пойдем спать, а? Устала я что-то…
А утром из домика через дорогу прилетела радостная весточка о том, что Папаша окончательно пришел в себя, с одной, правда, оговоркой: в результате удара у старого обжоры начисто отшибло память.
– Полнейшее нарушение памяти, – со скорбным видом сообщил лекарь, а я чуть в обморок не рухнула от счастья.
– Совсем, что ли, память отшибло? – неумело маскируя совершенно не мотивированную с точки зрения постороннего радость за приступом кашля, спросила Рейка.
– Начисто, – тряхнул головой лекарь, но только после короткого визита, на котором он настаивал, мы вспомнили, что в Красных Горах говорили об этом специалисте широкого профиля: «Выслушай все, что доктор скажет, и раздели на десять». Ибо про блокнотик и должников Папаша не забыл. Да и хитрым глазом поблескивал так, что даже Мори было понятно, что это нарушение памяти – чистой воды блеф. Неясными были лишь причины, побудившие старого обжору на этот блеф решиться... И я, если честно, об этих причинах совершенно не хотела знать. Как говорится, меньше знаешь – лучше спишь. Мы с Рейкой прекрасно понимали, что рано или поздно Папаша обо всем «вспомнит», а возможно, даже спросит с нас за смерть своего помощника, если попросту не убьет, посчитав причастными к его гибели, но пока радовались этой маленькой передышке.
И что-то мне подсказывало, что благодарить за нее мы с Рейкой должны были Кэйнаро-на-Рити. Того самого, у которого волосы черные, а взгляд синий-синий, цепкий, до самой души пробирающий. Ох, пробирающий…
После приснопамятного вечера с купанием, будь оно проклято, до сих пор краснею, как вспомню прикосновение обжигающего мужского взгляда к моему полуобнаженному телу, господин ворнет каждый вечер, без исключения, проводил в нашем доме. И главное, как только успевает все? И расследование это ведет – ведет же!! мужики на марше каждое утро сплетничают о том, что и у кого столичный шерх намедни выспрашивал, – и о работе в Храме не забывает (эти слухи не с марша, эти Рейка из Храма сама приносила), и каждый вечер заглядывает к нам на огонек. Сидит, улыбается, вопросы задает и смотрит. Смотрит так, что у меня иногда сердце срывается с положенного ему места и проваливается прямо в желудок, где и ворочается сладко и щекотно.
И вот эта вот сладкая щекотка каким-то образом влияет на мой мыслительный процесс. А чем иначе объяснить тот факт, что одним прекрасным вечером я поддалась на невыносимую провокацию синих глаз и совершила прямо-таки нечеловеческую глупость.
Однако перед тем как рассказывать о том, что же я натворила благодаря временному помешательству, надо, пожалуй, упомянуть еще об одном событии, которое всколыхнуло Красные Горы. Случилось это через день после того, как стало известно о смерти Оки-са-Но.
Ранним зимним утром, когда продрогшее за ночь солнце еще не спешило выкатываться на небосвод, усеянный по-зимнему яркими звездами, а большинство мирных жителей нашего городка мирно посапывало в своих постелях, жена молочника Винейя-на-Лури, позевывая и лениво заправляя концы джу, повязанного на манер простого платка, вышла из дома и скрылась в стайнике, откуда спустя несколько минут послышался размеренный звенящий звук, какой бывает, когда струя молока ударяется о дно пустой еще доенки. Вскоре к хозяйке присоединились два наемных работника, подтянулся и муж с сыновьями. Винейя окинула довольным взглядом мерно жующих в своих стойлах лэки, кивнула и проговорила вслух, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Ну, вы пока тут без меня справляйтесь, а я, пока еще не рассвело, снесу мэтру Ди-на свеженького молочка. Ихнея кухарка страх до чего ругается, если я ей уже остывшее доношу.
Никто из мужчин Винейе ничего не ответил, лишь муж поднял голову и, бросив в ее сторону короткий взгляд, кивнул и вернулся к работе. Молочница же, сменив меховую безрукавку на короткий – до середины бедра – тулуп, потеплее укутала бутыль с парным молоком и заторопилась в центр Красных Гор, к дому градоначальника. Неладное она почувствовала уже на подходе к особняку.
– И чей-то им не спится c утра пораньше, – пробормотала она, недоуменно глядя на горящие ярким светом окна. – Чай не ложились еще? Морги их дери, этих господ. Сначала гуляют до утра, потом спят до вечера. Тьфу.
К месту вспомнив пословицу о том, что барину хорошо, то простому человеку смерть, Винейя-на-Лури беззлобно плюнула в сторону светящихся окон и поторопилась к заднему ходу, где в этот час ее обычно уже поджидала местная кухарка. Однако в этот раз маленькой женщины, жены градоначальского дворецкого, на месте не оказалось.
– Ула! – Винейя толкнула дверь, которая на ее памяти не запиралась никогда ранее, да и в этот раз тоже была открыта. – Ты куда пропала? Что у вас вообще происходит?
А вместо ответа зловещая тишина...
В этом месте рассказа Винейя обычно выдерживала театральную паузу, а затем переходила на свистящий шепот:
– Все двери настежь, в гардеробной платья прямо на полу валяются, повсюду маг-светильники горят – и никого!! Я на кухню заглянула, а там – мама дорогая!! Ула связанная, с тряпкой во рту сидит. И муж ее. И сын. Того так вообще за шею к ножкам стола прикрутили, развратники такие, – в том моменте рассказа я всегда напрягалась, не совсем понимая, как работает логика рассказчицы, но перебить и уточнить, к сожалению, так ни разу и не решилась. – А мэтра и супружницы его с дочкой и след простыл... Не иначе как злодеи похитили главу нашего... – тем временем заканчивала молочница и, слезливо кривясь, старательно вытирала сухой уголок глаза. Поговаривают, что пока она через третий этаж в подвал особняка шла, где, собственно, кухня и располагалась, она многим чем из того, что бесхозно по полу валялось, карманы-то набить успела. Но рассказ мой, собственно не о людях, у кого руки так и тянутся к тому, что плохо лежит, а о пропавшем градоначальнике и его семье. Сказать, что жители Красногорья впали в состояние шока – ничего не сказать. Да с ними, мягко говоря, случилась истерика и масштабный коллапс. Народ высыпал на главную площадь и дружно выл нечто среднее между: «Убили, супостаты!» и «На кого ж ты нас покинул?»
Были на той площади и мы с Рейкой. В истерику впадать не спешили, но перепугались не на шутку. Это ж кому сказать! За целый год жизни в Красных Горах, считай, ни одного скандала не было (если не считать тех, которые мы сами инициировали), а тут один за другим. Да какие! Сначала убийство, потом похищение!
Впрочем, в последнем нас очень быстро разуверил примчавшийся на место действия ворнет. Раскрасневшийся, запыхавшийся, в тонкой куртке нараспашку и в меховом треухе.
– Отставить панику! – взлетев на крыльцо особняка, громовым голосом взревел он, чем вызвал изрядное уважение в рядах собравшихся. – Всем разойтись. Свидетелей попрошу остаться.
Само собой, расходиться никто и не думал, наоборот, народ стянулся к крыльцу и возроптал:
– Батюшки-светы и живая вода! Господин ворнет, что ж это деется-то, а?
– Я во всем разберусь, – уверенно соврал Кэйнаро-на-Рити и скрылся в глубине дома. Когда он вышел к народу во второй раз, вид у него был столь злобный, что одна половина зевак внезапно вспомнила о том, что их дома ждут – не дождутся совершенно неотложные дела, а вторая, изнывая от любопытства, хранила перепуганное молчание и отводила глаза.
– Люди, расходитесь по домам! – вновь обратился к горожанам Кэйнаро.
– Как же, расходитесь... – передразнил из толпы какой-то смельчак. – А что коли эти супостаты завтра к нам наведаются? Вы как хотите, господин шерх, но мы спать спокойно не смогем, пока вы ентого марьяка не изловите.
– Нет никакого маньяка, – устало вздохнул ворнет. – Градоначальник ваш сам дел наворотил и сбежал от наказания... И чего я, дурак такой, не додумался к его дому какую-нибудь охрану приставить?
– Как убег? – всполошился народ. – Как наворотил? Наворовал, что ль? Так разве ж из-за такой малости... А куда убег-то, господин шерх, река ж стоит плотно, да и рыба-солнце на выходе из лагуны все чаще стала появляться...
Ворнет скрипнул зубами и нехорошо посмотрел на последнего говорившего. Тот немедля смутился и, что-то невнятно бормоча, спрятался за спины товарищей.
– Вот когда узнаю, куда и как, вам первому расскажу, – пообещал Кэйнаро. – А теперь расходитесь по домам, а все вопросы прошу присылать мне в письменном виде в двойном экземпляре.
– На кой морг ему два экземпляра? – задумчиво протянула рядом со мной Рейка, и ей тут же ответил какой-то бойкий мужичишка, если мне не изменяет память, один из постоянных торгашей на марше:
– Ясно ж зачем! Одну бумажку к делу пришьет, а вторую в нужнике положит. Начальству, девонька, тоже чем-то надоть подтираться...
Мы с Рейкой прыснули в один голос. А Кэйнаро бросил в нашу сторону предупреждающий взгляд и вновь исчез за дверью особняка. Что же касается народа, то он постоял-постоял, да и пошел по домам, как выяснилось позже, писать челобитные новому начальству. И да, в двойном экземпляре.
Нет, ворнета Рити-на никто не избирал на осиротевшее место главы Красных Гор, и самопровозглашения тоже не было, но, как говорится, простой люд внял, оценил и воспылал любовью и уважением. Ну и, само собой, к концу седмицы Кэйнаро изгнали из Храма.
– Без обид, мой мальчик, – передразнивал хранителя Или-са бездомный ворнет, сидя за столом моей кухни, – но здесь шесть сотен чистых дев, а у тебя по двадцать мужиков-просителей в день. Я было сунулся на постоялый двор, но... но все комнаты оказались заняты.
– Как заняты? – удивленно заморгала я. – Кем?
– Да такими же бедолагами, как я, – ответил Кэйнаро. – Приехали по делам, а застряли тут до весны... В общем, я в усадьбу градоначальника переселился. Все равно же пустует, а мне жить где-то надо.
Мы с Рейкой незаметно переглянулись и сцедили в рукав по усмешке.
Живая вода свидетель, горожане и до этого-то к Кэйнаро дышали неровно, а после его переселения в дом на главной площади окончательно закрепили за ним звание главы, и теперь, помимо прочих дел, бедолага ворнет был вынужден разбираться с жалобщиками, кляузниками и просто любителями поболтать по душам.
И да, на марше с этого дня его стали называть исключительно «наш» ворнет.
– Наш-то с утра все вокруг мельницы рыскал, – громким шепотом сообщал продавец шкур и ремней. – Прямо землю носом рыл... Хоть бы сказал, чего ищет-то, мы б, может, и поднемогли.
Или:
– У нашего-то куртенка совсем тоненькая, как бы не заболел малец... Что мы потом Королю скажем? Он нам двоих послал, а мы ни одного не уберегли...
К концу второй седмицы горожане благополучно забыли о временности Кэйнаро-на-Рити и свято верили в собственноручно сотворенную легенду о том, что его величество Король лично прислал в Красные Горы молодого ворнета.
– Мага и некрофила! – гордились им местные, а я потихоньку хихикала и не торопилась передавать Кэю этот спорный комплимент.
В общем, жизнь в Красногорье как-то плавно покатилась по привычной колее, и молодой ворнет на удивление ловко в нее вписался.
Всю ночь и весь день накануне памятного события шел снег. Да не просто падал время от времени, а валил, не останавливаясь ни на секунду, так что ничего удивительного, что к вечеру второго дня народ высыпал на улицы города, вооружившись лопатами и шестами, чтобы сталкивать тяжелые насты с крыш домов и расчищать дорожки. Среди добровольцев были и мы с Рейкой. Работа шла весело. В красных Горах люди вообще очень радели за совместный труд, который, как правило, перерастал во всеобщее веселье, заканчивающееся обязательным застольем.
В тот раз все началось с возни местной детворы, вздумавшей играть в снежного вышибалу в то время, когда взрослые заняты уборкой снега. Само собой, учитывая тот факт, что я в силу своей работы была знакома абсолютно со всеми детишками и далеко не шапочно, уже через несколько минут после начала военных действий кто-то умный зарядил мне снежком прямо в спину.
– Эй, – отбросив в сторону лопату, возмутилась я. – Я с вами даже не играю!
– Поздно, Супи-на. Мы вас уже в свою команду взяли, – засмеялся рыжий мальчуган, сын одной из настоящих дочерей Папаши Мо.
– Вот же мелкий дрыщ! – радостно возмутилась Рейка, ловко скатала плотный снежок и тут же швырнула его в работавшего неподалеку мясника.
Тот молча поправил съехавшую на лоб шапку и, снимая со столбика одного из заборов снежную шапку, улыбнулся. Детвора пронзительно взвизгнула и бросилась врассыпную. Ну, и я, как зачисленная в отряд, вместе с ними.
– Слева заходи!
– Куда ты лепишь, мазила, я ж за вас!
– Рупи-на, вы где так стрелять научились?
– Ай! Только не за шиворот!
– Мама, Мэй мне снега в штаны насыпал. Специа-а-а-ально...
И конечно же, ничего удивительного в том, что столь яростное веселье вылилось в не менее шумный праздник. В инн народ решил не идти: мясник с молочником разложили костер прямо посреди до брусчатки вылизанной площади, портниха приволокла откуда-то невероятных размеров подвесной котелок, и уже очень скоро в нем завлекательно булькал густой, ароматный мед. Рой забрал у меня задремавшего на морозце Мори и унес малыша домой, а я, почувствовав себя свободной, с благодарностью приняла из рук молочника пузатую кружку с отбитой ручкой.
Горячая жидкость моментально нагрела глину, и я жмурилась от ощущения покалывающего тепла в озябших пальцах и искренне наслаждалась горьковатым вкусом крепкого напитка. В голове немедленно зашумело, а в ногах почувствовалась ватная слабость.
– Хороший день получился, да? – неизвестно откуда взявшийся Кэйнаро приобнял меня за талию, почти вынуждая откинуть голову себе на грудь (не то чтобы я сильно сопротивлялась).
– М-м-м... Наверное.
– Наверное?.. И чего же твоей душеньке не хватает для полного счастья?
– Не знаю...
Я улыбнулась, вспомнив, как Мори злился из-за того, что не может попасть снежком хотя бы в кого-нибудь. Кривоватый снежный шарик мальчишка еще более-менее слепить мог, но вот беда, дальше носков собственных сапог его не добрасывал. Тогда Кэйнаро, заметив мучения моего приемыша, сел перед Мори на корточки, да так, чтобы тот при всем желании не промахнулся, и долго катался по земле, изображая смертельно раненого под заливистый хохот мальчишки.
Я была пьяна: охмелела от меда, от шумного морозного веселья, от жаркого потрескивания костра, от колючего хвойного дыма и, пожалуй, совсем немного от крепких рук, ненавязчиво придерживающих меня за талию, да потяжелевшего мужского взгляда.
– Может быть, этого?
Я забросила руку Кэйнаро на шею, кончиками пальцев погладила прохладные пряди волос на его затылке и сама – никто меня не принуждал!! – потянулась за поцелуем, встретившим меня на середине пути.
Меня приветствовали тихоньким стоном, ладонями, крепко сжавшими тело и такими жадными губами, что голова закружилась, и я была вынуждена обнять мужчину двумя руками.
Раньше о поцелуях мне только в женских романах читать доводилось, да и то не шибко много. А все потому, что хороших было днем с огнем не сыскать, а к плохим – спасибо Рэйху за то, что привил мне вкус к литературе – у меня душа не лежала.
Поэтому этот внезапный, то ли благодарственный, то ли пьяный поцелуй стал для меня абсолютным откровением. Невероятно сладким, гораздо слаще сушеной суали и головокружительным, как самая крепкая дурман-вода. Таким притягательным, что я просто остановиться не могла. Самой себе казалась путником, что в жаркий день склонился над водами тихо журчащего ручья, только в отличие от ручья влага не охлаждала, а наоборот все больше и больше увеличивала непонятную жажду и жар...
– С ума меня сводишь, – прохрипел Кэйнаро, сжимая меня так, что перед глазами заплясали яркие блестящие точки. – Какая же ты вкусная... Пойдем ко мне, моя сладкая девочка... Моя Эри...
Я недоуменно моргнула, пытаясь понять, кто такая Эри, чье имя с такой страстью произносит господин ворнет, и замерла, будто парализованная хвостом ската рыба, по-рыбьи же разевая рот и хлопая глазами.
Живая вода и моржья селезенка! Что я творю?! Посреди площади, на глазах у всех Красных Гор... Оттолкнув Кэйнаро, я испуганно прижала кончики пальцев к зудящим губам.
– Эри, – конечно же, он сразу потянулся за мной. Правильно, я ведь сама поманила, на шею бросилась сама, идиотка. А теперь на попятную. – Что случилось?
– Ничего, – я огляделась по сторонам, проверяя, видел ли кто, чем мы только что занимались. Потому что если видел – конец моей репутации, конец работе в школе, а соответственно, жизни в маленькой уютной избушке, успевшей стать мне домом. К счастью, все были заняты своими делами и в нашу сторону никто, кажется, не смотрел. Да и не доставал до нас свет от костра... Я не сдержала облегченного вздоха.
– Эри? – Кэйнаро нахмурился, не понимая, что происходит, а я встряхнулась, сбрасывая с себя остатки возбуждения, как птица стряхивает капли весеннего дождя и негромко взмолилась:
– Не надо, пожалуйста!
– Что ты...
– Ничего не надо. Не спрашивай, не смотри так, и лучше... лучше тебе больше не приходить к нам, правда. Прошу.
И не дожидаясь ответа, чувствуя, как горят от стыда щеки, быстрее ветра умчалась с площади, так, что только меня и видели. А дома, едва выставив Роя, заперлась на все замки, забралась в постель и одеяло на голову натянула, мысленно благодаря Рейку за ее такт и молчание.
Тем вечером Кэйнаро не пришел, а я еще долго лежала, слушая мерное Рейкино посапывание и глотая злые слезы. Злясь на собственную глупость и обижаясь на судьбу, я ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть, пока не услышала тихий треск и не почувствовала запах гари.
Когда мне было года три, не больше, в Большое Озеро пришел большой огонь. Старшие сестры и Мэй говорили, что я просто не могу этого помнить, но все-таки я помнила. И ночное зарево над Двором соседей, и крики погорельцев и тех, кто прибежал на помощь, и запах. Запах отчего-то запомнился лучше всего: тяжелый, горьковатый смрад, от которого першило в горле и который, услышав однажды, уже не перепутаешь ни с чем. Вот и той ночью, лишь почувствовав его, я схватилась с кровати, как ошпаренная, активируя маг-светильники и крича изо всех сил:
– Пожар!
Мори недовольно заворчал и перевернулся на животик, никак не отреагировав на мой крик, а вот Рейка и Ряу проснулись. И если подруга сонно моргала и ничего не соображала спросонья, то Ряу повел себя более адекватно. Да и вообще, судя по его напряженной фигуре можно было сделать вывод, что о пожаре он догадался гораздо раньше меня. Не знаю, чем он занимался до того, как я зажгла свет, но сейчас Ряу оскалился, натопорщил усы и, припадая на передние лапы, пополз не к двери в переднюю, из-под которой уже стали появляться тоненькие струйки черного дыма, а к окну.
– Правильно, выбираться будем именно так, – заметила я вслух и, оглянувшись на Рейку, прикрикнула:
– Да вставай же, тетеря! Горим!
Названная сестра наконец-то пришла в себя и спрыгнула с кровати, на ходу пытаясь попасть руками в рукава домашнего платья. Я с одеванием заморачиваться не стала, а, памятуя о том, как быстро может сгореть огромный Двор, распахнула окно настежь и велела:
– Ряу, вон! Рейка, бери Мори прямо с одеялом, а я…
Надавила пяткой на половицу, под которой у нас находился тайник и, встав на четвереньки, потянула из углубления маленький сундучок, в котором мы хранили все наши сбережения и паспорта. Впрочем, сам сундук был едва ли не большим сокровищем, чем все его содержимое. Нет, в Ильме-то такой можно было купить на любой ярмарке, но здесь, в Лэнаре, пространственный карман стоил примерно как все дома Красных Гор вместе взятые, учитывая землю, на которых они стояли. Стоил бы, если бы мы решили его продать.
Одна беда. Все артефакты такого уровня по эту сторону Гряды давно уже были пересчитаны и поставлены на учет, мы с Рейкой в школьной библиотеке даже «Каталог фамильных артефактов» видели. Смеялись, как две дурочки, конечно, но факт оставался фактом, несмотря на наше с ней веселье: местные маги ничего подобного делать не умели.
В общем, схватила я сундучок, в котором лежало все наше золото и ценные бумаги, и просто вышвырнула в окно, приказав Ряу:
– Стереги!
Краем глаза заметила, что Рейка осторожно заворачивает так и не проснувшегося Мори в одеяло, выгребла из шкафа ворох одежды и швырнула его вслед за сундуком, прялку я вытаскивала наружу под аккомпанемент Рейкиных воплей.
– Пожар. Пожар!! – кричала она, бегая вокруг вспыхнувшего факелом домика, а я вдруг поняла, что никто к нам на помощь не придет. Да и кто бы пришел? Кроме целителя, других соседей у нас не было, а тот был не из тех людей, кто станет рисковать своей жизнью ради кого бы то ни было.
– За Роем беги, – рыкнула я и вскрикнула от испуга, налетев на бывшего старшего раба Двора Куули.
– Хозяйка, шубку наденьте, – невозмутимо проворчал раб, – и сапожки. Простудитесь.
Он был спокоен и монолитен, как вожак стада мау, чего нельзя было сказать обо мне. Переволновавшись, я даже не осознавала, что стою полуголая по колено в снегу. Я и холода-то не чувствовала, думая лишь о том, что на моих глазах рушится все, чего мы с Рейкой в Лэнаре добились.
Живая вода. Впереди несколько закованных в лед месяцев, а мы остаемся без жилья. Кто приютит нас под своей крышей? Папаша? Даже думать не хочу о том, какую цену он может назначить… Морги!
– Хозяйка?
Рой протянул мне что-то из верхней одежды, и я откровенно психанула, заорав:
– Какая шубка, Рой? Какие сапоги? Неужели ты не понимаешь, что… – всплеснула руками, не находя подходящих слов. – Неужели не понимаешь…
– Если бы вы позволили мне читать ваши мысли, я бы понимал все гораздо лучше, – не теряя спокойствия, произнес бывший раб. – Но я и так могу заверить, что вижу гораздо больше, чем вы бы могли…
Он вдруг замолчал, оборвав предложение на полуслове, и, резко развернувшись вокруг своей оси, бросил бешеный взгляд в сторону пылающего крыльца, а в следующий момент захрипел, будто смертельно раненое животное:
– К-куда? Назад!
Я всегда знала, что Рой сильный. На то он и старший раб, чтобы обладать нечеловеческой мощью. Знала, что он выносливый – успела во время наших совместных пробежек заметить, что даже на втором уле он не начинал задыхаться и, в отличие от меня, даже не думал сбавлять темп. Но я и представить себе не могла, насколько же Рой быстрый. Казалось бы, вот только что он уговаривал меня надеть шубку, а в следующее мгновение я уже вижу, как он взлетает на крыльцо вслед за какой-то темной фигурой, слишком близко подступившей к пылающей двери, а расстояние между нами и ею, между прочим, было весьма и весьма приличное: сомов десять, если не больше.
– Кто это у нас такой смелый? – растерянно пробормотала Рейка, накидывая мне на плечи шубку.
– Понятия не имею, – пробормотала я, но сердце – сердце шевельнулось в груди и радостно запело, расцвечивая мои щеки лихорадочным румянцем. Оно, в отличие от меня, знало, кто именно ринулся в пылающий дом, не думая о последствиях. И, глупое, зашлось от восторга, тогда как сама я чуть не свихнулась от ужаса, представив, что было бы, если бы Рой не успел. Что было бы, войди Кэйнаро в дом…
«Болван. Тупица!» – мысленно ругалась я, но вслух не произнесла ни единого бранного слова, ибо у молодого ворнета было такое выражение лица, когда Рой едва ли не за шиворот приволок его к нам, что даже проснувшийся наконец-то Мори счел разумным не устраивать скандал, а обнял Рейку за шею и тихо заплакал.
Заметив маявшуюся под деревьями меня, Кэйнаро сбросил с себя руку Роя и, в три шага преодолев разделяющее нас расстояние, далеко не нежно схватил меня за плечи.
«Сейчас поцелует!» – захлебнулась от восторга я, но он не поцеловал, а вместо этого крепко тряхнул меня, будто проверял на прочность, раз и еще один.
– Осторожнее!! – охнула я.
– Прости.
Кэй отпустил меня и, отступив на один шаг, рваным, нервным движением откинул назад упавшие на глаза волосы и глянул на меня из-под тревожно нахмуренных бровей. В обычно синих глазах клубилась тьма, пугающая и одновременно с этим будоражащая до дрожи в коленках. Струсив, я опустила глаза. Кэйнаро вздохнул.
– Возьми сестру и сына, – сказал он, – и ступай в особняк мэтра…
– Я не думаю…
– Ступай в особняк! – рявкнул ворнет так, что у меня чуть ноги от страха не подкосились. Ну, ничего себе! – Разбуди Улу, если она спит, конечно, в чем я лично сомневаюсь. И скажи, что я велел устроить вас на ночлег.
И более мягким голосом, основательно снизив тон:
– Эри, не упрямься. Подумай о сыне, о сестре. Не на улице же вам оставаться… Прошу. Нет времени с тобой спорить. Здесь скоро весь город соберется, а ты... – он скривился, как от кислого, и воровато отвел глаза, а я до безумия смутилась, осознав, что стою перед ним все в той же нижней рубахе, благо, что не мокрой.
– Все следы затопчут же! – невнятно пробормотал Кэй, искоса глянув в мою сторону.
Про следы-то я как раз и не подумала. Шмыгнула носом. Почва стремительно уходила у меня из-под ног. Остаться с НИМ под одной крышей? Даже если учитывать только лишь нашу с Рейкой преступную деятельность, это плохая идея, а если вспомнить о поцелуе…
Я почувствовала, что краснею и упрямо вздернула подбородок, но…
– Пожалуйста.
Кэй поднял руку, будто хотел обнять, но ограничился тем, что мягко провел по моей щеке тыльной стороной ладони, и я сдалась.
– Хорошо.
И только после этого посмотрела на Рейку, что замерла в стороне любопытным столбиком, распахнув и без того огромные глаза до размера маленьких блюдец. Хорошо, что хоть с расспросами не полезла. Что-что, а чувство самосохранения у подруги было развито прекрасно.
К особняку бывшего градоначальника (А что? Будущим ему уже не быть – если вдруг и найдется живым, то каторги ему в любом случае не избежать) мы подходили на полусогнутых. Ну, то есть я подходила, если быть до конца честной. А Мори, к примеру, вообще не шел, а ехал на моих подрагивающих от волнения руках. Ряу крался, как самый настоящий устрашающий и опасный хищник, каким он, в принципе и являлся, а Рейка топала будто стадо голодных мау, неустанно бормоча что-то себе под нос. Сундук со всем честно и нечестно нажитым добром, а также весь наш небогатый гардероб мы оставили на попечении Роя.
Кстати о последнем. С беднягой чуть мозговая горячка не приключилась, когда я ему самым категорическим шепотом (чтоб никто, упаси святые воды, не услышал) приказала:
– Тут останешься.
На пожар уже стали сбегаться и другие жители Красных Гор, и Рой, вскинув смоляную бровь, укоризненно простонал:
– Хозяйка, как же без провожатого...
– Я сказала, тут!! Или ты плохо слышал? – в некоторых моментах я очень удобно забывала о том, что сама дала всем своим рабам свободу, а они благосклонно позволяли мне об этом забывать. – Во-первых, вещи… – я выразительно поморгала, намекая на наш «волшебный сундучок». – Во-вторых, здесь ты нужнее. И в-третьих...
Щеки загорелись так, что реально могли остаться ожоги.
– В-третьих... – сгорая от стыда, я была вынуждена признать, что не могу озвучить собственную мысль. С другой стороны, зачем говорить вслух, если у меня есть Рой?
– Я разрешаю тебе, – шепнула я, отводя глаза в сторону. – Разрешаю, понимаешь? Под-подслушать. Только один раз!
А когда у Роя округлились глаза, и он перевел взгляд на Кэйнаро, который в тот момент пытался спасти драгоценные следы от полчища спасателей, покраснела еще больше.
«Просто присмотри за ним!» – мысленно взвыла я, а вслух произнесла:
– А за мной один из братиков присмотрит... И не ври, что все они на каком-то дальнем хуторе. Или Ряу. Этот тоже, если ты не заметил, давно уже не малыш.
– Заметил, – Рой кивнул и со значением произнес:
– Он как-то внезапно... повзрослел.
Я опустила веки. Морги, и кто скажет, почему мне так стыдно?
– Только один раз, Рой. Ты помнишь.
И лишь после этого, уверенная, что с Кэйнаро теперь, когда он под надзором старшего раба, точно ничего не случится, взяла у Рейки Мори и поспешила к дому градоначальника. К дому молодого ворнета Рити-на.
Ула встретила нас на крыльце: простоволосая, в холщовой рубахе, поверх которой был накинут шерстяной платок из моей пряжи. И когда я говорю «из моей», то именно это и имею в виду. Рейя рычала на меня и грозилась удавить во сне, когда узнала, что я сделала, но мне было плевать, потому что я просто не могла не отблагодарить заботливую повариху мэтра Ди-на, которая не раз подкармливала нас в те дни, когда о голоде мы знали не понаслышке.
– Горит че ли кто? – спросила Ула, завидев нас, и подслеповато натянула веко правого глаза. – Мой-то убег, как на пожар.
– Мы горим, Ули, – отозвалась я. – Приютишь погорельцев? Кэйнаро...
– Ох, батюшки-светы! – толстушка всплеснула руками, и платок из заговоренной на стойкое тепло шерсти чудом удержался на ее круглых плечах. – Да как же так, Эри? Да быть того не может!
Она торопливо заспешила в дом, ежесекундно оглядываясь на нас и причитая.
– Ой-е! Пожар! Уж и не припомню, когда в Красных Горах напослед горело-то... Кажись еще до Последней войны... Ой-е... Как же так-то? Чай заслонку у печки не закрыли? Али плиту заспали?
Я пожала плечами.
– Наверное… Не помню я уже.
– Да уж, – передразнила Рейка, – не иначе как заспали...
Мы обе знали, что ужин тем вечером в нашем доме никто не готовил, а что касается случайного уголька... Все же мы с подругой не зря ходили в Храмовую школу, а уроки по домоводству нам вообще запрещали пропускать, так что какой-никакой, но магический щит у печи и камина в спальне поставить могли.
– Ну, ничего, – утешила нас Ула. – Наш-то ворнет вдову с дитенком да девку несмышленую на улицу не выгонит...
Несмышленая девка возмущенно засопела, но я быстро приструнила ее грозным «кто-из-нас-двоих-в-Красных-Горах-авторитет?» взглядом и мягко улыбнулась добродушной женщине.
– Хотелось бы верить.
– Даже не сомневайтесь. До тепла у нас поживете, – мы с Рейкой встревоженно переглянулись.
– Д-до тепла? – у меня задергался глаз. – Как до тепла?
– А как иначе? – удивилась Ула. – Не на постоялом же дворе вам жить… Да и нет там нонче мест. Ваппу давеча плакалась, что и рада бы отдохнуть, да, видать, до весны терпеть застрявших гостей придется… Так что, Эри, даже не думай. До тепла. Раньше тебе новый дом никто и не возьмется ставить. А вот как лед треснет, да мужики соберутся лес по реке спускать, глядишь, к будущей осени мы вам новое жилье и сладим…
– К будущей осени… – жалобным эхом отозвалась Рейка, а я нехорошим взглядом посмотрела на Улу. Уж больно радостно она потирала одна о другую свои пухлые ладошки. Уж не причастна ли добрая кухарка к нашему пожару?
– Ну, что стоим? Кого ждем? Наверх пошли, – тем временем скомандовала Ула, и я, плюнув на свои смешные подозрения, потопала за женщиной.
– Я вас в бывших хозяйских спальнях поселю, – сообщила она, пока мы с интересом оглядывались по сторонам. Несмотря на то, что в доме бывшего градоначальника мне приходилось бывать довольно часто, выше третьего этажа я не поднималась. И теперь изумленно моргала, немного огорошенная увиденным.
Все же у нас, в Ильме, дома совсем иначе устраивали. Не было этих пугающе величественных окон в коридорах, из-за которых в доме гуляли бесконечные сквозняки – их мы успешно заменяли стеклянными стенами от потолка до пола. И ковры, в которых ноги утопают по щиколотку, мы стелили только в спальнях. Нет, в моей детской спальне ничего подобного не было, а вот у батюшки – это да. Там такие ковры были – ого-го! – мачеха как-то раз заставила нас их выколачивать. Так мы с сестрами посмотрели-посмотрели на то, как некоторые жируют, когда другие сами себе вынуждены рыбный суп на пустой воде варить, забрались в кладовую, где новая батюшкина жена мыло варила и всю ароматную, головокружительную ликоль* трухлым червем попортили. Не то чтобы это прибавило сытости нашим желудкам, но настроение улучшило однозначно. По крайней мере, до того момента, как папенька не узнал, кто всему был заводилой и не взял в руки вожжи.
Эх...
А вообще, если не отвлекаясь, то нет. Не умели в Лэнаре делать из жилья дом. И ты можешь в лепешку расшибиться, навешивая на все двери ручки из чистого золота, а в нужниках ставить вазы из цветного и невероятно прочного вэлльского* стекла, о котором в Ильме, кстати, мы и слыхом не слыхивали, но уютнее в комнате от этого не станет. И спокойствия ты тут днем с огнем не сыщешь.
– Очешуеть, – простонала Рейка, оглядываясь по сторонам, пока Ула умчалась куда-то за свежим бельем. – Слушай, а почему меня никогда не приглашали на этот этаж? Я ж, вроде как, женихом была...
– Не ори, – шикнула я. – Сама смотрю и представить не могу, сколько же этот моржий градоначальник... заработал.
– Мозья иська! – услышав знакомое слово, обрадовался Мори, и мы с Рейкой синхронно скривились, вспомнив заведенное с недавнего времени правило не браниться при ребенке.
Впрочем, думать о том, откуда у мэтра Ди-на было на весь этот шик золото, у нас уже не было ни сил, ни желания. Поэтому, когда Ула вернулась с двумя комплектами хрустящего постельного белья, мы поблагодарили ее, истово отказываясь от «стаканчика горяченького молочка с пирожочечком», кое-как застелили огромную кровать и завалились спать, наотрез отказавшись расселяться по разным комнатам.
– Завтра, все завтра, – пообещала я.
Сегодня же мы попросту не могли спать поодиночке. Завтра будем устраиваться на новом месте. Завтра думать о том, как жить с Кэйнаро под одной крышей. Все завтра.
– Люблю тебя, Эр, – устало прошептала Рейка.
– И я тебя, – ответила я.
– А маму лю, а Ею лю, – тут же защебетал Мори, и я привычно поцеловала его в макушку.
– Ряу, – отозвался Ряу, и я все-таки заснула. С улыбкой на губах.
Спала я, на удивление, легко, и проснулась полностью отдохнувшей вскоре после рассвета. Осторожно выбралась из кровати, чтобы не разбудить Рейку и Мори, и шикнула на поднявшего голову Ряу:
– Только не шуми. Если хочешь, можешь со мной вниз пойти.
Тот широко зевнул, продемонстрировав мне внушительные клыки, а затем спрыгнул на пол, устроив небольшое землетрясение, и сладко потянулся.
– Нет, – я покачала головой. – Ты все-таки не ряу, ты мау. Или даже целое стадо мау.
В ответ мне махнули хвостом и наградили вопросительным взглядом, который я расшифровала примерно так:
– Ну? Так и будем стоять? Или, раз уже все равно поднялись, спустимся на кухню и проверим, что там можно сожрать?
Выйдя их спальни, я плотно притворила за собой дверь и огляделась. Вчера я была слишком уставшей, чтобы подробно рассматривать свои новые покои, отметила только их чрезмерную, я бы даже сказала, утомительную роскошь и почти сразу провалилась в сон. Сейчас же я стояла посреди просторной и светлой гостиной. На большом окне, что занимало большую часть полукруглой стены, гардины из тонкого, нежного желтого шелка, а поверх них тяжелые парчовые шторы, которые то ли никто не завешивал с вечера, то ли уже успел раздвинуть с утра. Слева, между двумя дверьми, одна из которых вела в спальню, огромный камин. На стене справа две картины в громоздких золотых рамах. На одной из них изображена бывшая хозяйка особняка в розовом платье с неприличным вырезом на груди, на другой все семейство Ди-на, включая вислоухого хорда, которого я, кстати, не видела с тех самых пор, как по Красным Горам разлетелась весть о том, что мэтр Ди-на исчез в неизвестном направлении. Тут же, под картинами, между двумя низенькими столиками, плотно заставленными графинами с напитками и чайничками для меда, находилась еще одна дверь.
Я покачала головой, поражаясь тому, сколько комнат включают в себя покои Унайи-на-Ди. А это были именно ее покои. Об этом мне рассказала гардеробная, обнаруженная за дверью, что соседствовала со спальней. Кстати, платья бывшей хозяйки кто-то (подозреваю, что Рой) заботливо сложил в три огромных сундука, а освободившееся место заняли наши с Рейкой скромные пожитки. Тут же стоял столик для умывания, хотя я точно такой же успела заметить в уборной, которую навестила, едва успев проснуться.
Переодевшись, я обула любимые чимы, и вышла в коридор.
Дом встретил меня оглушающей тишиной, но я была уверена, что Ула давным-давно не спит, хозяйничая в своей вотчине. Ну, что ж, после года жизни в Красных Горах я уже не была прежней белоручкой, которую муж и близко к кухне не подпускал, и кое-что умела. И точно не собиралась смиряться c ролью нахлебницы. В мои намерения входило как можно скорее расставить все акценты и объяснить, что если я и буду вынуждена задержаться в этом доме до тепла – морги! Об этом было даже думать страшно! – то только на моих условиях. Особняк большой, требует ухода, а Кэйнаро, насколько я знала, распустил всех слуг, кроме Улы и ее мужа, которым, в принципе, и идти-то было некуда, так как всю жизнь супруги прожили тут, в отдельных покоях, занимавших дальнюю часть крыла для прислуги. Я была уверена, что от платы за постой Кэйнаро откажется наотрез, да и не могла я признаться, что чего-чего, а золота у меня хватает, а вот помощь мою ворнету придется принять. В противном случае я и в самом деле отправлюсь жить на улицу и собственноручно займусь восстановлением дома на пепелище.
Голоса я услышала только на первом этаже, как и ожидалось, раздавались они из кухни.
– Ой, ну ты и горазда врать, Вин, – донесся до меня смех Улы, и я поняла, что кухарка принимает в гостях жену молочника. – Прямо-таки все кладбище?
– Ну, не все, – недовольно проворчала Винейя-на-Лури. – Может, только половину… стайер Тир своими глазами видел…
– Стайер Тир, говорят, вчера в инне налакался так, что домой пришел на четырех вместо двух. Что он там мог видеть?
– Тьфу на тебя! – вконец разозлилась гостья. – Чтоб я тебе еще хоть раз что-то рассказала. Да пусть у меня лучше язык отсохнет и глаза полопаются, если я до конца жизни хоть слово тебе скажу!
– Вин, да я ж только…
– Не хочешь – не верь. А я тебе говорю, что наш ночью все кладбище только потому не поднял, что земля замерзла,и мертвецы сквозь нее пробиться не смогли. А вот как потеплеет, попомнишь мое слово, полезут из земли, что ранняя чамука. Да и вообще, – Винейя перешла на свистящий шепот, и я непроизвольно придвинулась ближе к кухонной двери, чтобы лучше слышать. – Я сама видела, вот этими самыми глазами, как наш что-то прошептал над обгоревшим скелетом квочи, а та возьми, да и поднимись. Мертвая!
– Что шептал-то?
– А кто ж его знает? Только я вот думаю, что неспроста это все. Ой, неспроста.
Да уж, в логическом мышлении жене молочника не откажешь. И пусть у нее нет никакого магического образования, но интуиции хватило для того, чтобы почувствовать правду. Мне кажется, я знаю, что именно шептал Кэй на ухо мертвой квоче, которая жила под полом кухни и которую мы никак не могли спасти от смерти в огне. Вот только, если мне не изменяет память, в Лэнаре, как и в Ильме было запрещено создавать призраков-мстителей (вот, кстати, не знала, что Кэйнаро способен на такое). И не важно, чье тело стало для них основой: квоча или человек.
Я передернула плечами, внезапно осознав, что на месте квочи, которой и так была уготована дорога в суп, могла оказаться я. Или Рейка. Или Мори. «Какое все-таки счастье, что я вчера не могла уснуть!» – порадовалась я. И еще порадовалась тому, что поджигателю теперь недолго осталось свободно ходить по улицам Красных Гор. Призрак всегда найдет своего убийцу. Всегда. Остается лишь надеяться на то, что наш ворнет сумеет усмирить мстителя после этого. Иначе неприятности нашему городку обеспечены.
Развернувшись, я, перепрыгивая через две ступеньки, понеслась назад в спальню. Не хотелось, конечно, будить Рейку, но, кажется, самое время одной жене молочника и одной кухарке прослушать небольшую песенку в исполнении моей подруги. Сразу после того, как я выясню, кто еще мог видеть, как Кэй шептался о чем-то с мертвой квочей.
И, конечно же, моя идея не вызвала у Рейки особого восторга. Лениво позевывая и еле двигаясь, она сползла с кровати и, полностью игнорируя мой хмурый взгляд, – это у нее всегда очень хорошо получалось – проворчала:
– Ты понимаешь, какой это риск?
Я понимала. Прекрасно осознавала, что Кэйнаро маг, и банально может почувствовать остаточный магический след. Помнила, что на него самого Рейкино пение вообще не действует, но…
– Он ведь пошел на риск ради нас.
– Ты уверена? – сирена насмешливо приподняла бровь. – Уверена, что ради нас, а не ради карьеры?
– Рей…
В отличие от подруги, я была именно уверена. Рейка же, повозмущавшись для виду еще немного, скрылась в уборной, буркнув напоследок:
– Но это будет в первый и последний раз, когда мы магичим под крышей этого дома. Мы, Эр. Ты меня слышишь? Никаких шалей для добрых кухарок, да и с Мори ничего не приключится, если он походит какое-то время без амулетов. В конце концов, другие дети без них прекрасно справляются. Давай притормозим немного с риском. Обидно будет погореть на малом сейчас, когда у нас на руках уже есть открытый билет в столицу.
Скользнув взглядом по колесу прялки, я вздохнула и согласно кивнула.
Когда четверть часа спустя мы подошли к кухне, Винейя все еще была там.
– Доброе утро! – радостно оскалилась Рейка прямо с порога и мотнула мне головой, чтоб не смела соваться внутрь, пока она работает.
– Но… – я хотела возразить и напомнить, что неплохо было бы выяснить, с кем уже успела переговорить жена молочника и что еще любопытная женщина могла заметить этот долгой ночью.
– Разберусь, – категорично отрезала сирена. – Покарауль тут пока…
И плотно прикрыла за собой дверь, а я, нервно обхватив себя за плечи, принялась выхаживать по коридору туда-сюда. Волнуясь, переживая и вместе с тем прекрасно осознавая, что не простила бы себя, если бы мы ничего не предприняли, чтобы прикрыть Кэя и уберечь его от возможных неприятностей.
Рейки не было минут десять, не больше («Три грамма песчинок, – в таких случаях говаривал мой покойный муж, который всем видам новомодных часов по старинке предпочитал песочные»), но мне показалось, что успела минуть целая вечность.
– Ну, как все прошло?
– Не бледней, – проворчала подруга. – Нормально все.
И самонадеянно добавила:
– У меня всегда все проходит нормально.
Но я все равно бледнела и переживала еще какое-то время, а потом домой вернулся мрачный и осунувшийся от усталости Кэйнаро, и я начала волноваться уже по другому поводу.
Мы как раз закончили завтракать, и Рейка ушла на улицу, чтобы выгулять Мори и Ряу, а я, не принимая во внимание возмущенное сопение Улы и прямо-таки осуждающий взгляд Ноя, ее мужа, который всю жизнь проработал в усадьбе мэтра Ди-на дворецким, занялась уборкой в просторной нижней гостиной.
Войдя в комнату, Кэй окинул меня хмурым взглядом, и я подумала, что сейчас он обязательно возмутится насчет моей инициативы с посильной помощью в уплату за предоставленную крышу над головой, но, к моему удивлению, заговорил он совсем о другом. Точнее не так. Он вообще ни о чем тогда не заговорил. Вошел в гостиную, остановился прямо на пороге и молча, не говоря ни слова, просто смотрел на меня. А я на него. И тоже молчала. Прислушивалась к себе, к тому, как снаружи дома, в заснеженном саду, повизгивает от восторга Мори (наверное, опять верхом на Ряу катается), и пыталась выровнять собственное дыхание. Будто это не они там бегают по сугробам, а я скачу, позабыв обо всем на свете.
И сердце стучало отчего-то не в груди, а в ушах. Бу-бух! Бу-бух! Бу-бух!
Живая вода, да что со мной такое?! Меня шатнуло в сторону, как на лодке или волоке во время легкого шторма, и я, выронив метелочку из перьев какой-то экзотической птицы, ухватилась рукой за полку над камином, откуда минутой раньше пыталась смести пыль.
Бух-бу-бу. Бух-бу-бу. Бух-бу-бу!
Да так громко, что, по-моему, все жители Красных Гор услышали, а не только Кэйнаро, который, по-прежнему ничего не говоря, пересек гостиную. Сквозь зубы, со свистом, втянул в себя воздух, будто еле сдерживался, чтобы не выругаться, и поцеловал. Жестко, почти болезненно впился в мой рот, зубами прижал нижнюю губу и тут же проглотил мой жалобный всхлип, а вместе с ним дыхание и, кажется, мозги. Потому что я совершенно точно не думала о том, что все надо немедленно прекратить, не сопротивлялась, не пыталась оттолкнуть. Наоборот, когда Кэй чувственно и неторопливо лизнул мои губы, словно прощения просил за излишнюю резкость, я безмолвно ахнула и позволила ему гораздо большее. Неприличное. Из того, о чем мне однажды случайно привелось прочесть.
Когда мы только-только въехали в бывший дом учительницы, помимо прочих вещей обнаружили и несколько книг. Была среди них одна, в черной обложке. Текста там было совсем немного, зато картинки были такие, что меня прямо-таки в жар бросило. В некоторых местах под иллюстрациями были короткие пояснения. Меня хватило на шесть или семь. Точно не больше десяти. На последней из просмотренных мной картинок была изображена страстно целующаяся парочка, а снизу пояснялось: «Введите язык в рот партнера и осторожно коснитесь им неба». Фу. Меня даже передернуло от отвращения, и я немедленно спрятала похабную книжонку подальше на дно сундука (не хватало еще, чтоб Рейке эта гадость на глаза попалась!).
Сейчас же, когда меня целовал Кэйнаро, не было ничего и близко напоминающего отвращение. И когда его язык мягко раздвинул мои губы, скользнув внутрь рта, я испытала пугающее, ни с чем не сравнимое, изысканное наслаждение. Это было слишком странно, слишком интимно и вообще слишком… Губы онемели, а в голове зашумела кровь. Будто я незрелой чамуки наелась или морги сыграли со мной одну из своих каверзных шуток, но…
Но мне все нравилось, и прекращать это безумие я не хотела. «Какого морга? – в какой-то момент в моей голове промелькнула злая мысль. – Я, в конце концов, уже вдова, а ни разу в жизни не целовалась по-настоящему!» Да и не по-настоящему тоже.
Именно эта мысль и принесла горькое отрезвление.
Поцелуй мы разорвали синхронно. Отшатнулись друг от друга. Боюсь представить, что можно было в тот момент прочесть на моем лице, а вот Кэйнаро выглядел слегка растерянным, злым и… таким голодным, что впору было испугаться за свое здоровье, однако я почему-то не испугалась.
В тишине, нарушаемой лишь шумом нашего срывающегося дыхания, Кэй наклонился, чтобы поднять мою метелочку, и я молча ее от него приняла.
Мы так и не сказали друг другу ни слова. А после этого Кэй просто вышел, что же касается меня, то я сползла на посеревший от пепла пол у камина и закрыла лицо руками. Бу-бух. Бух! Бу-бух. Бух!..
Во второй раз мы встретились уже в столовой, во время то ли позднего обеда, то ли раннего ужина. Здесь была Рейка, и Мори, и Ула с Ноем (которые наотрез отказывались садиться за «господский» стол, но были вынуждены уступить, когда я заявила, что в таком случае тоже пойду есть на кухню),и даже их сын заскочил на секунду, чтобы пожелать приятного аппетита перед тем, как умчаться на зимний ночной лов с приятелями.
Я с интересом рассматривала чудной узор на обеденном сервизе, любовалась замысловатым букетом из сухих цветов – если честно, жутко уродским, – которым Ула декорировала середину стола, пыталась пересчитать всех птиц на дорогих тяжелых гобеленах, украшавших стены столовой… В общем, смотрела куда угодно, лишь бы не встречаться взглядом с Кэйнаро. И самое поганое, последний прекрасно понимал, в каком состоянии я нахожусь.
– Эр, – внезапно окликнул он меня, и я чуть не подавилась от неожиданности. – Я все забываю спросить, вы как устроились? Все хорошо?
– М-м-м… – промычала я в ответ и сделала вид, что меня до потери речи восхитил рыбный суп, который Ула приготовила нам на первое.
– Это отлично, – невозмутимо продолжил Кэй. – Кстати, я видел, ты уборку затеяла в нижней гостиной…
Вероломный румянец окрасил мои щеки, сигнализируя о степени моего смущения, и я все же решилась на один взгляд в сторону Кэйнаро. Этот нахал улыбался, как ни в чем не бывало!
– Да вот, – поджала губы я. – Решила, что надо как-то отрабатывать наше содержание…
– Ну, раз ты сама предложила отработать… – он выразительно посмотрел на мои губы, и я остро пожалела о том, что мы не одни в комнате. Нет, я не стала бы его целовать, но придушила бы с преогромным удовольствием. – Может, и хищника вашего к этому делу приобщим? Я, кстати, вообще в недоумении. У вас в доме живет полноценный, фактически взрослый ряу, а вы вообще не занимаетесь его обучением. Это же воин, его учить надо, а не использовать как хорда, чтобы мелкие дрыщи катались на нем верхом да за усы дергали.
Мне стало стыдно, потому что именно как хорда мы Ряу и использовали. Я, если честно, даже не задумывалась ни разу о том, чтобы выдрессировать его на защитника или сторожа. Разве что на охотника. И то лишь для того, чтобы это прожорливое чудовище само себе мясо добывало.
– Можно подумать, ты большой знаток по части ряу.
– Не большой, – хмыкнул Кэй, – но при правильном подходе из Или-са можно выудить какую угодно информацию. Он-то и посоветовал мне книжку одного ловчего. Кстати, мужик очень подробно и доходчиво все объясняет. Хочешь, дам почитать?
– Я хочу! – вскинулась Рейка, а я, заметив, как довольно заблестели глаза у Кэйнаро, подозрительно сощурилась.
С другой стороны, ну что плохого случится, если Рейка свою кипучую деятельность направит в мирное русло вместо того, чтобы планировать очередную авантюру?
– А ко мне утром Винейя забегала, – внезапно вступила в разговор Ула. – Жена молочника.
Рыбный суп все-таки пошел мне не в то горло, и я закашлялась, метнув на Рейку испуганный взгляд. Подруга невозмутимо пожала плечом, храня прямо-таки завидное спокойствие, и насмешливо протянула:
– Милая тетушка, неужели вы и в самом деле думаете, что в Красных Горах найдется человек, который еще не знает главную сплетницу города?
Ула смутилась, а Кэйнаро, бросив на Рейку укоризненный взгляд, подтолкнул женщину, впервые решившуюся сесть за «господский» стол к продолжению разговора:
– И что же она? Что-то интересное рассказала?
– Очень интересное! – вскинулась кухарка.
– Ула, не лезь к хозяину со своей ерундой, – осадил жену Ной, но Кэй предостерегающе поднял руку, и мужчина замолчал.
– Мы тебя внимательно слушаем.
«Если и она тоже невосприимчива к пению сирены, – подумала я, – то мне останется только утопиться!»
– Винейя же раньше молоко всегда к нам первым заносила. Это теперь-то, когда старые хозяева пропали, она у нас ближе к обеду появляется, потому как вы, господин Ворнет, все равно дома почти не завтракаете, а… О чем это я? А! Стало быть, теперь мы у Вин последние покупатели, а потому она и задержаться может на чашечку меда, и поболтать. Ну, вот и сегодня она тоже. Осталась.
Я замерла, полностью обратившись вслух. И Рейка тоже затаила дыхание в ожидании продолжения.
– Ну, мы сначала меду попили, потом я нам фруктовый морс заварила. Из прошлогодних ягод. Думала пересохли, а они такими сладкими оказались, что та суаль. Честное слово, не вру. Потом я стала рыбу на обед чистить, а Вин и говорит, мол, Ваппу – не старуха, а та, что хозяйка постоялого двора, – тоже сегодня рыбу варит. Мол, один из жильцов до нее страшно охочий… Она-то поначалу думала, что он не из наших, больно странно тот говорит, а давеча убиралась в его комнате, да случайно – вы не подумайте, глубинные не дадут соврать! – заглянула в сундук, что постоялец раньше все как-то запертым держал, а тут отчего-то позабыл.
– А в сундуке-то что? – вспылила Рейка, когда Ула торжествующе замолчала. Вот кому надо поменьше с женой молочника общаться, чтобы не перенимать от той дурную тягу к излишней театральности.
– Так шерховский мундир. Шинель тощенькая. Рубашка там…
Сердце мое подскочило к горлу и там застряло. На Рейку я вообще боялась смотреть.
– Мундир? – удивился Кэйнаро.
– Ну, – Ула кивнула и потянулась ложкой к блюду с отбивными. – Видать, тоже из ваших. Непонятно только чего скрывается. Вин думает, что он тут… как это? Анкобнито. Что за анкобнито, а, господин ворнет?
– Инкогнито, – машинально исправил Кэйнаро. – То есть, тайно… Хм. Который, говоришь, это жилец? У Ваппу их же там несколько застряло, как я помню. То ли шесть, то ли…
– Девять! – отозвалась Ула. – Только Вин не успела спросить который. Жильцы как раз стали к завтраку спускаться, ну, Ваппу ее и выставила восвояси… Вин ей еще говорила, мол, надо нашему-то… то есть надо бы господину ворнету обо всем доложить, мало ли… А Ваппу и отвечает, что ужо доложилась, что муж как раз сел докладную писать. В этом… Как его? В двух экзенплярах.
И тут же, без перехода, будто и не заметила, как перекосило Кэйнаро после упоминания о двух экземплярах:
– Так вы и вправду думаете, господин ворнет, что он из ваших? Из шерхов?
Не знаю, что там себе думал господин ворнет, а я так на сто процентов была уверена, что ни морга застрявший жилец не был из шерхов. Иначе разве не пришел бы он к Кэйнаро с предложением помощи? Обязательно пришел бы! Что он, совсем без мозгов, что ли, чтоб до тепла в своем анкобните сидеть? Кому оно надо, это анкобнито, в Красных-то Горах?
Наш это был мундирчик, тут и к гадалке не ходи. Наш. Тот самый, что мы с Рейкой с Кэя сняли. Ох, беда, беда. И какого морга, спрашивается, он до сих пор в Красных Горах делает, если Папаше так срочно нужен был? С другой стороны, куда заказчику деваться? Лед встал, все дороги перерезаны…
Ох, не к добру это все, не к добру…
– Может, и из шерхов, – заговорил, наконец, Кэй. Да таким голосом заговорил, что у меня холодные мурашки по спине побежали. – Проверить надо. Где, говоришь, та докладная, которую Лури-на по просьбе своей жены писал?
– Так в кабинете, – отозвался Ной. – На столике для почты, как вы и велели, господин ворнет.
– Спасибо, Ной, – Кэй с улыбкой поблагодарил дворецкого и поднялся из-за стола. – Ула, все было очень вкусно. Рей, оставь мне немного мяса, не скармливай все Ряу, хорошо? Я потом захочу еще кусочек съесть, а пока пойду поработаю.
Все плохо. Плохо! Сейчас он начнет копать, прижмет заказчика к ногтю, выйдет на Папашу, а тот… Где гарантия, что он не сдаст нас с потрохами?
Да что ж за напасть-то? И какого морга этот идиот-постоялец мундир более надежно не спрятал?
Той ночью мы с Рейкой почти не спали. Лежали в спальне, вновь все вместе на одной кровати, вслушивались в темноту да перешептывались время от времени.
– Может, он и в самом деле тут с какой проверкой, а? Постоялец этот? – предположила подруга, как только мы заперлись у себя в комнате.
Но я на это лишь пальцем у виска покрутила, потому как не бывает таких совпадений.
– А что? – Рейка отказывалась так быстро сдаваться. – Приехал деятельность мэтра проверить. Тот, может, потому и сбежал, что неладное почуял.
– Сбежал он потому, что ему Кэй хвост прижал, – отрезала я. – Хорошо бы и этот вслед за ним подался, а?..
Однако надежды на это не было совершенно никакой.
– Может, еще все обойдется… – Рейка растерянно заправила за уши коротенькие прядки и перевела неуверенный взгляд на окно, за которым уже давно сгустились сумерки. – Давай спать, что ли, а? Все равно ничего сделать сейчас мы не можем…
Я промолчала. Потому что, если быть до конца откровенной, кое-что сделать мы могли. Могли предупредить Папашу или самого таинственного заказчика-постояльца, могли подключить к делу Роя, тот бы уж точно не стал разводить канитель и решил бы вопрос самым радикальным способом…
Но, повторюсь, я промолчала. Потому что идти к заказчику было опасно (за ним теперь, если я успела хорошо изучить местных жителей-а я успела, – весь город следит), мысль о том, чтобы связаться с Папашей вызывала тошноту, а радикальный способ мог затронуть Кэя, а мне этого совсем не хотелось.
Так мы и мучились до утра, ожидая неизбежного краха. Но каково же было наше удивление, когда ничего подобного не случилось!
Кэйнаро вышел к завтраку свежим и улыбающимся. Поприветствовал нас кивком, благодарно улыбнулся Уле, вошедшей в столовую с парующей супницей ягодного морса в руках, а затем, запивая горячим напитком свежие пирожки, попросил:
– Эр, Рейя, я с Улой и Ноем об этом уже говорил. Теперь попрошу и вас. Вы бы не могли за пределами этого дома не распространяться о том, что увидели или услышали здесь?
– Ты сейчас про инкогнито этого, что ли? – тут же брякнула Рейка. – Он что, и вправду шерх?
Кэйнаро загадочно улыбнулся.
– Я до обеда в Храме буду. Или-са просил помочь кое с чем. И кстати, Рей. Я книжку по дрессировке в гостиной на каминной полке оставил. Найдешь, если захочешь.
И просто ушел, так ничего и не объяснив. Ну, вот что ты с ним будешь делать? Ни стыда, ни совести у человека – мы тут, можно сказать, от волнения и любопытства погибаем, а он интригу разводит. Я нахмурилась и искоса глянула на Рейку, и сразу поняла, что подруга мне сегодня не товарищ. В том смысле, что ее Сейчас гораздо больше волнуют перспективы дрессировки Ряу, чем какие-то гипотетические (гипотетические ли?) проблемы.
Ну что ж, я повернула голову так, чтобы Рей не заметила моей улыбки: несмотря на всю свою взрослость и недюжинный криминальный талант, она временами вела себя, как сущий ребенок. Вот и в этот раз Кэй поманил ее яркой игрушкой, и она помчалась за ним сломя голову.
Оно и к лучшему.
Рейка схватила Ряу за ошейник и скрылась в гостиной, а я, для виду вооружившись метелочкой и влажной ветошкой, поднялась на третий этаж, но от лестницы свернула не направо, где находились наши комнаты, а налево: туда, где располагалась спальня и кабинет Кэйнаро.
Мори я сегодня отвела в ясли, и Рой пообещал, что сам заберет малыша, так что времени на уборку, которой я планировала замаскировать обыск, у меня было предостаточно.
Заходить в спальню я не рискнула. Так только, дверь приоткрыла, глянула внутрь, отметив ровно застеленную кровать и вычищенный камин. Боязно мне было заходить внутрь. И вот же понимала, что, с одной стороны, комната и комната, ничего такого. А с другой, спальня все-таки, да не чья-нибудь, а Кэйнаро. Кровать, опять-таки, там. Да и вообще.
Вздохнув, я вернула дверь в исходное положение и прошла к кабинету. Здесь-то я уже никаких неестественных страхов не испытывала, исключительно естественные. Боялась, в общем, что Кэй меня застукает. Поэтому, для начала, я прошлась ветошкой по подоконнику, протерла мясистые насыщенного зеленого цвета листья какого-то комнатного растения, метелочкой стряхнула пыль с книжных полок и, наконец, вплотную подступила к письменному столу.
Посредине столешницы лежала тонкая стопка пустых бумажных страниц. Справа – чернильница, подставка для обычных и магических перьев. Слева – сложенные в аккуратную стопку исписанные мужским, безупречно четким почерком страницы. А в единственном ящике какие-то скрепки, кнопки, фляжка, нож для бумаг и плотный, запечатанный еще, конверт из желтой бумаги. Уж и не знаю почему, может, потому что все остальные письма лежали беспорядочным ворохом на специальном столике у двери, но именно он и привлек мое внимание.
Задвинув ящик на место, я выглянула в коридор и прислушалась. Где-то внизу раздавались тяжелые удары, будто кто-то с высоты бросал на пол мешок с чем-то тяжелым (подозреваю, это Рейка Ряу дрессирует), а кроме этого до моих ушей не доносилось ни звука.
Выдохнув, я вернулась в кабинет и зажгла свечку под чайничком для меда. Нет, сначала-то я хотела вскрыть конверт при помощи магии, но ведь мы с Рейкой пообещали друг дружке не использовать ее без лишней необходимости, да и незачем это было в данной ситуации. К чему усложнять, когда можно просто подержать письмо над паром.
Ясно, что потом, вечером, я кляла себя за безалаберность – не в кабинете это надо было делать, а у себя в спальне. Я ведь в тот момент не подумала о том, что стану говорить Кэю, если тот вернется в кабинет, когда я пытаюсь его почту прочесть. Но это потом. А тогда я, закусив от усердия губу, двумя пальчиками держала конверт над паром, гадая, что может быть внутри.
Впрочем, моей фантазии все равно не хватило бы, чтобы догадаться. Потому что в письме было два рисунка. Точнее, два портрета. На одном из них была изображена девица, темноволосая и коротко стриженная, очень отдаленно напоминающая Рейку в ее истинном облике, который я, кстати, уже очень и очень давно не видела. А на втором, пожалуй, я.
У меня нарисованной были совсем другие глаза, да и прическу такую я уже года три, если не больше, как не носила. И скулы у меня не такие высокие, а нос чуть менее вздернутый, но, в принципе, если очень захотеть, узнать меня было возможно.
– И зачем Кэю эти портреты? – растерялась я. – А главное, откуда они у него? И почему в запечатанном конверте?
Вздохнула. Вот честное слово, лучше бы я не совала свой любопытный нос туда, куда не следует. Потому что теперь у меня еще больше вопросов появилось. И это я уже не говорю о страхе. Вот сейчас Кэйнаро как поговорит с тем беспечным моргом, который краденный мундир на видном месте бросает, как сопоставит эти рисунки с рассказом Папаши, так и станет ему сразу все понятно…
Ох, моржья отрыжка. Что ж нам делать-то?
Я спрятала рисунки назад в конверт, как можно более аккуратно его запечатала и вернула назад в ящик письменного стола. Настроение было вконец испорчено.
Быстро и без удовольствия я закончила уборку, вернула вниз метелочку и прочие орудия труда, а затем поднялась к себе, надеясь, что Рэйху, который не появлялся с момента пожара, все же решит осчастливить меня своим визитом. Надеясь и боясь при этом. Потому что от одной мысли о том, что покойный муж может знать – должен знать – о том, что я целовалась с Кэйнаро, становилось мучительно больно и стыдно.
Но Рэйху не пришел. Вместо него в особняк бывшего градоначальника Красных Гор вбежал запыхавшийся аптекарь в расхристанной фуфайке на голое тело.
– Господин ворнет где? – заорал он, влетев в холл, да так громко, что я выбежала на лестницу и перегнулась через перила, чтобы увидеть кричавшего.
– В Храме, – отозвалась снизу Рейка и мгновение спустя я увидела и ее тоже. – А ты чего так орешь?
– Так Тия нашлась. Дочка мэтра Ди-на!
– Ох, батюшки-светы! – всплеснула руками выбежавшая на шум Ула. – Ной! Ну, ты что стоишь? Беги в Храм…
– Я быстрее обернусь, – тряхнула головой Рейка и подняла голову, чтобы встретиться со мной глазами. – Эр, ты мою шубку не видела?
– В шкафу под лестницей, – ответила я, спускаясь вниз и прислушиваясь к вздохам и охам дворецкого, которые перебивал взволнованный голос аптекаря.
– Нет, вы понимаете, я за водой вышел. У нас домашняя колонка сломалась, мне жена и говорит, иди, мол, Шай, к колодцу. Вы ж знаете этих техников, пока дождешься – сдохнуть можно… А у нас дома-то жара. С ночи натопили так, что дышать нечем. Я было так сунулся, да Инула моя говорит, куда ты, дурень старый, голым прешься, хоть фуфайку возьми! Ладно. Взял я фуфайку, ноги в галоши сунул, ведро прихватил… Думаю, а не взять ли и второе? Ну, чтоб за раз больше принести. Ведра-то у нас в пристайнике хранятся – из дома туда не пройдешь, через улицу надо идти. Ну, я и выскочил. Гляжу – йитит твою! Лежит кто-то посеред двора. Ну, думаю, пьянь какая-то подзаборная. Дурманного меду с утра пораньше налакался и разлегси тут… Я этих сволочей терпеть до чего ненавижу. Думаю, ну я тебе сейчас! Подхожу. Глянь, а это и не пьянь вовсе, а Тия! Я ее на руки скорее – девонька в жару да сомлевшая совсем – да в дом. Инуле велел, чтоб раздела и уложила, а сам сюда, за господином ворнетом… Сам-то он где?
– Да в Храме, в Храме, – ответила я. За время долгого и подробного рассказа я успела преодолеть все расстояние от верхнего этажа до холла, и теперь хмурилась, недоумевая, что бы все это могло значить. И если Тия нашлась, то, во-первых, где она скрывалась? А во-вторых, почему девочка одна, без родителей? – Рей уже побежала за ним, Вэйно-на. Вы не волнуйтесь. Сестра у меня быстроногая, вмиг обернется. Вы тут хотите подождать или…
– Да какое подождать? – возмутился аптекарь. – Я к лекарю сейчас. Девка совсем плоха, своими силами мы с Инулой, боюсь, не справимся. Вы господину ворнету, Эри, если что, так и передайте.
– Обязательно передам, – заверила я мужчину. – Ной, у вас нет шарфа какого-нибудь под рукой? Или платка теплого? Боюсь, как бы господин аптекарь не застудился, бегая нагишом по морозу.
– Да какой платок! – возмутился Шай-на-Вэйно, но я была непреклонна, накинула мужчине на шею поданную Ноем шаль и проследила за тем, чтобы он фуфайку застегнул. И только после этого пошла наверх, готовить спальню для одной из бывших хозяев особняка. Отчего-то я была уверена, что Кэйнаро обязательно настоит на том, чтобы девочка под эту крышу переехала.
Так оно и получилось. С той лишь оговоркой, что разместили мы Тию не в ее бывших покоях, а в крыле прислуги, в спальне, где обычно спал сын Улы и Ноя, если оставался на ночь у родителей.
– Не очнулась она еще, – в ответ на мой вопросительный взгляд произнес Кэйнаро, – Вот как в себя придет, так мы ее наверх и переправим, а пока лучше бы ей внизу. Если что вдруг, тьфу-тьфу, целителю ближе бежать будет.
– Правильно, – подхватила Ула. – И я рядышком буду. Ей, поди, радостнее будет родное лицо видеть, как проснется. А уж кто ж роднее меня? Кроме мамки с папкой-то – и где их искать теперь? Никого. А я-то с самого ее рождения рядом…
Я вздохнула и взволнованно посмотрела на девочку. За истекшие две седмицы Тия сильно осунулась и похудела. Да и вообще, если закрыть глаза на болезненную бледность и синяки под глазами, выглядела какой-то… неухоженной. Обычно шелковистые золотые кудри сейчас больше походили на основательно потрепанное лыко или видавшую виды мочалку, ногти где-то обломаны, где-то обгрызены, да еще и грязные, будто девочка седмицу рук не мыла.
– Что же с тобой случилось, Ти? – поджав губы, покачала головой я… – Кэй. Она бледненькая такая, что мне даже страшно. Может, ей лучше у целителя какое-то время побыть?
– Не взял он ее к себе, этот моржий хр… – осекся, перебитый возмущенным покашливанием Улы. – Ну, в общем ты поняла. Сказал, что не может быть на сто процентов уверенным, что это не рыбья хворь*. Мол, очень похоже, а у него в лазарете и другие больные есть.
«Действительно, моржий хрен», – подумала я, а вслух сказала.
– Ну и ладно. Сами справимся. Ула, я с больными как-то не очень умею… Тогда давайте так: вы Тией занимайтесь, а я на себя ужин возьму и обед.
Никто против моего предложения возражать не стал. Я вертелась на кухне, внезапно испуганная тем, что, как выяснилось, совершенно не умею готовить на большое количество народу. Да и где мне было учиться? Мы с Рейкой обходились малым, да и Мори всякой еде предпочитал каши и овощные супы. А тут мне не только плитой надо было заниматься, но и бегать время от времени на зов Улы: то воду подогреть (колонка, как выяснилось, не только у аптекаря сломалась: водопровод у всех Красных Гор полетел), то помочь с переодеванием… Можно было бы привлечь к этому делу Кэйнаро, но тут Ула, что говорится, уперлась рогом: нет и нет, говорит. Где это видано, чтоб молодой господин, мужчина, на обнаженную девушку смотрел, пусть и больную.
То, что девушке еще и тринадцати лет не исполнилось, поборницу нравственности волновало мало. Потому и приходилось мне летать из кухни в спальню к больной и обратно: хорошо еще Рейка взяла на себя Мори.
– Позвала бы Роя, – ворчала подруга, – он бы тебе тут с радостью и нажарил, и напарил, и водопровод бы починил.
– Напарил, – передразнила я. – А Кэйнаро ты это как объяснять будешь?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю… Иди наверх, Рей, а? Хотя бы под ногами путаться не будешь…
Так что пришлось обходиться своими силами.
Ближе к вечеру Тия начала бредить, и у нее резко подскочила температура.
– Сгорит, если ничего не сделаем, – всплеснула руками Ула. – Беги за мужиками, Эр, не до приличий ужо. Вели, чтоб деревянную кадку сюда притащили. Из подвала. Ной знает. Будем ледяную ванну делать.
Я бросила короткий взгляд на бледненькое личико, на запекшиеся болезненные губы, и со всех ног кинулась в подвал. Пока еще этих мужиков дозовешься, а Кэйнаро все равно уже знает, что кое-какие маг-навыки у меня есть, уж как-нибудь справлюсь с громоздкой кадкой, не говоря уже о том, чтобы наполнить ее ледяной водой: благо, ходить далеко не надо. Целый двор снегу за окном.
Время было уже далеко за полночь, когда жар отступил, позволив нам с Улой облегченно выдохнуть.
– Ступай к себе, девонька, – шепотом проговорила женщина, когда я зевнула раз пять за минуту. – Отдохни.
– А как же вы?
– А я потом. Да мне много и не надо.
– Ула!
– Потом, говорю тебе! На рассвете меня сменишь. Иди. На ногах же уже не стоишь! Какая из тебя помощница будет, если сляжешь на соседней койке?
Я понимала, что женщина права, но все равно чувствовала себя виноватой. Какая от меня, вообще, польза? Ужин, и тот нормально приготовить не смогла… Хотя, если уж на то пошло, ужинал тем вечером только Мори, остальным как-то не до еды было.
– Ладно, – вздохнув, наконец согласилась я. – Но если что, вы меня сразу будите.
– Ступай ужо!
Я вышла в коридор, и стоило лишь щелкнуть за спиной язычку в дверном замке, как я лишилась остатков сил. Привалилась устало к стене и прикрыла глаза. Устала. И физически, и душевно. Голову себе сломала, предполагая, что же могло приключиться с дочкой градоначальника… А что, если Тие станет хуже? Что, если она вообще не поправится?
– Устала?
Я вздрогнула и распахнула глаза. Кэйнаро стоял шагах в пяти от меня и смотрел с сочувствием и пониманием.
– Очень. Мне бы сейчас в горячую ванну, да колонка сломалась, морги ее дери.
– А ты без колонки, – Кэй улыбнулся и кивнул на занимавшую почти весь проход кадку.
– Сил нет, – призналась я.
Нужды тащить кадку наверх не было: хозяйские покои, в отличие от спален прислуги, были оборудованы прекрасными ванными, но горячей воды-то не было. Да и холодная только в колодце либо во дворе, в виде снега. А от одной мысли о том, чтобы снова применять магию, собрав по крупицам остатки силы (уж больно много я ее потратила сегодня), становилось тошно. А ведь потом воду еще и греть надо… Бр-р! Я передернула плечами.
– Совсем.
– Я помогу, – Кэй мягко подтолкнул меня в сторону лестницы. – С левитацией у меня нормально, ты только формулу подогрева мне скажи.
Я не стала спрашивать, что за левитация такая странная, да и вообще не стала спорить, чувствуя, что еще пара слов – и я засну прямо в коридоре, махнула рукой и поплелась наверх, проклиная бывших хозяев дома и Улу вместе с ними: если бы она нас изначально на первом этаже разместила, сейчас бы не пришлось подниматься.
Кэй вошел в наши покои через минуту после меня, волоча за собой на аркане силы целую кадку снега. Вот же дурачина! Кто ж аркан в бытовых заклинаниях использует? Сразу видно: не бывал он на уроках по маг-домоводству. Я вымученно улыбнулась, качая головой. А потом коротко и по возможности понятно объяснила, что надо сделать, чтобы растопить снег и подогреть получившуюся воду, ничего не спалив при этом.
– Только тебе придется еще раз за снегом спускаться, – огорчила я Кэя. – Это так-то кадка полная, а как растает – едва ли половина останется.
– Надо будет – спущусь, – ответил столичный шерх и безмолвно пошевелил пальцами, повторяя фигуральное сопровождение формулировки. – Этому тебя тоже муж научил?
– М-гм, – соврала я, отводя глаза в сторону и мысленно радуясь тому, что нежелание говорить в данном конкретном случае без труда можно было списать на усталость. Врать ворнету с каждым разом становилось все сложнее.
Тем более что вниз он спускаться не стал, открыл в коридоре настежь окно – благо оно огромным было, и стал черпать снег прямо так, с расстояния (даже думать не хочу, сколько он на это магии потратил). А потом в пять минут подогрел мне ванну. Еще и Рейке, что высунулась на шум из спальни, велел:
– Ты бы за сестрой, красавица, присмотрела, пока она моется. Как бы не заснула в ванной.
– Без сопливых скользко, – зевнула Рей, вставляя заботливого ворнета вон.
И уже мне, закрыв за Кэем дверь:
– Ты что тут устроила? Ты зачем его тут заклинаниям каким-то учила? Мы же договаривались – никакой магии.
– Я тебя умоляю, – я быстро сбросила с себя потную одежду и, шипя от болезненного, обжигающего удовольствия, опустилась в ванну. – Чему я его там учила? Вульгарной магии и маг-домоводству? Пф… Он и так знает, что я что-то умею. Одним заклинанием больше, одним меньше… Рей, раз уж ты сегодня за банщицу, спинку мне не потрешь?
– Не потрешь… – ворча, будто столетняя старушка и недовольно сопя (как же, кто-то посмел с ней не согласиться), подруга подцепила с полочки под зеркалом свеженькую плетенку-мочалку да баночку с жидким мылом и переместилась мне за спину, а я тем временем села удобнее, поджала под себя ноги, чтобы можно было уткнуться лбом в колени, зажмурилась и приготовилась получать удовольствие. Вот сейчас напряженных плеч коснется намыленная жестковатая поверхность мочалки… А вместо этого раздался звон разбитого стекла и испуганное Рейкино:
– Эстэри! А что это у тебя на спине?
Настоящим именем Рейка меня называла либо в моменты наиболее сильного волнения, либо со страху. Вот и в тот раз я, услышав ее голос, перепугалась не на шутку, вообразила себе морги знают чего, вплоть до плотоядного червя, который в южных краях водится. Яйцом еще он в человека попадает, а уж там вылупляется и начинает потихоньку того жрать изнутри. У нас в Большом Озере на ярмарке однажды такой мужик выступал. Обычный с виду себе мужик, пока в рубахе. А как разденется до пояса – жуть! На спине, аккурат возле лопатки, как раз там, куда мне пальцем Рей тыкала, червяк торчит. Живой. Шевелится. И главное, убить его никак нельзя. Наш лекарь говорил, что только ждать, пока вызреет и сам вылезет – иначе сразу смерть. А так еще шанс есть, что вызреет он до того, как человека до конца доест.
Кстати, я про того мужика потом часто вспоминала, все думала, выжил или нет. Ждала, что он к нам на следующий год на ярмарку приедет. Не приехал…
– Что там? – осипшим от ужаса голосом спросила я. – Ну, что ты молчишь? Плотоядный червяк?
– Сама ты червяк, дура! – выругалась Рейка и поплевала в сторону от сглазу, видать, тоже на той ярмарке побывала. – Пятно тут странное. Рисунок. На колесо от твоей прялки похоже...
Забыв об усталости, я выскочила из ванны и подлетела к зеркалу. В бывшем домике учительницы из зеркальных поверхностей была только одна: на ручном зеркальце, что Рейка с собой еще из Ильмы привезла, но я и без отражения знала, что еще совсем недавно никаких пятен на моей спине не было: мы всем семейством на День банщика ходили. Мне даже в море леденющем пришлось искупаться вместе с остальными вдовами Красных Гор. Традиция у них тут была такая: уж коли женщине не посчастливилось мужика потерять, обязательно надо у Водных богов благословения испросить. И нет, чтобы летом, по теплой погоде! Зимой – за седмицу до Новорожденной Звезды. И неважно, что двум другим вдовам Красных Гор было давно за семьдесят. Традиция есть традиция! Захочешь – не отвертишься. Так что у меня не только Рейка, у меня все местные бабы в свидетельницах: не было у меня на спине никаких рисунков.
– Моржья селезенка!
– Ты руну себе что ли какую рисовала? – неуверенно протянула подруга.
– И как бы я это сделала? – рыкнула я в ответ. – У меня сзади глаз нету! Час от часу не легче!
– Может, это болезнь какая или проклял кто? – и вдруг завыла, искривив рот в жалобной гримасе:
– Эстэр-и-и-и-и!! Не умирай! Как же я без тебя совсем одна?
– Цыц! – я внезапно почувствовала злость и с яростью глянула на остывающую воду. – Никто тут не собирается умирать. Я сейчас буду мыться и спать. Ты спину мне потрешь или нет?
– А как же…
– Цыц, я сказала! Рэйху придет, все объяснит...
– Рэйху… – всхлипнула подруга, намыливая мне плечи. – Где он шастает вообще, когда так нужен? А что если он вообще не придет? Ты когда его в последний раз видела?
Давно видела. И не раз уже боялась того, о чем сейчас Рейка говорила: что если то день, когда муж уйдет навсегда, уже настал? Почему до этого момента была уверена, что он обязательно попрощается перед уходом? Кто мне об этом сказал? А что если все совсем не так? Что если я и в самом деле его уже никогда не увижу?..
– Придет, не вой, – пробормотала я без особой уверенности. – На волосы полей, пожалуйста, пока я совсем не заснула. Обязательно придет. Это же Рэйху. Хотя… Знаешь, я так устала, что мне уже почти все равно. Проклятие, знак… Моржья отрыжка! Я просто хочу вымыться и лечь спать. Нет у меня сил сегодня об этом думать. Давай завтра, а?
Рейка засопела, но не стала спорить, за что я была ей искренне благодарна.
За это и за то, что она честно притворялась спящей, пока я, достав из сундучка веретено, сплела ниточку-амулет и, тихо выскользнув из спальни, спустилась в крыло прислуги (уж больно мне не хотелось, чтоб Теина горячка вернулась, жалко же девочку).
Ула негромко похрапывала, сидя в кресле, вплотную приставленном к кровати больной. Тия тоже спала. Я потрогала лоб девочки, еще горячий, но уже не обжигающий, недовольно покачала головой, вслушиваясь в хриплое дыхание, и осторожно, чтобы никого не разбудить, вплела амулет в волосы за ухом.
На мгновение мелькнула было мысль: «А что если его кто-нибудь заметит до того, как я уберу его утром?» Но я быстро ее отмела, шепнув себе:
– Ты совсем из ума от страху выжила, Эстэри? Ну, кто станет обращать внимание на какую-то нитку?
Зевнула, вспомнив о том, что Ула просила сменить ее утром, и, наконец, пошла спать.
Наверх я поднималась с одной-единственной мыслью: добраться до кровати и умереть, в том смысле, что уснуть мертвым сном. Но стоило моей голове коснуться подушки, как все мысли о сне растаяли туманной дымкой, уступив место тревожным размышлениям о дне насущном. О странном рисунке на моей спине, о шерховском мундире, о Тие, появившейся неизвестно откуда, и, наконец, об амулете, который я сделала для нее.
Я раз десять посмотрела на часы, проверяя, сколько времени мне спать осталось, а заснула только тогда, когда, по моим расчетам, до рассвета оставалось не больше часа.
«Вовсе не буду спать», – решила я, после чего перевернулась на другой бок и немедленно заснула. И проспала, само собой! Да не только рассвет, но и завтрак с обедом, очнувшись от долгого сна лишь поздним вечером. От чувства зверского голода, если честно. И я даже подумать боюсь, сколько бы я еще проспала, если бы не он.
Я быстро ополоснулась, смывая с лица остатки сна, глянула в зеркало, проверяя, на месте ли рисунок, который, конечно же, был именно там, где мы его с Рейкой обнаружили накануне вечером. И только после этого направилась вниз, чтобы, во-первых, узнать, что у нас нового, и во-вторых, извиниться перед Улой.
Однако до крыла прислуги я дошла не сразу, вынужденная задержаться на какое-то время в холле у главного входа. Во времена старого хозяина здесь, само собой, неотлучно находился швейцар или один из лакеев, сейчас же, когда Кэйнаро был вынужден рассчитать всю прислугу, двери открывал тот, кто находился рядом, или вообще никто не открывал. Постоянные посетители об этом прекрасно знали, поэтому сразу шли к черному ходу и попадали внутрь через кухню, что же касается не постоянных…
Я мрачно посмотрела на еще закрытую дверь, в которую кто-то настойчиво стучал, испытывая раздражение и тревогу: отчего-то мне казалось, что никаких хороших вестей внезапный гость не принесет. Да что там говорить! Практика последних месяцев жизни доказывала, что хорошие известия – это вымысел оптимистов, и на самом деле их попросту не бывает.
Я малодушно огляделась по сторонам, надеясь, что, быть может, в холле появится Ной, и мне не придется открывать. Но, к сожалению, Ной не появился, а в дверь наоборот постучали еще раз, поэтому я вздохнула и нехотя отперла замок.
За порогом стоял тот самый мальчишка, встреча с которым стоила мне большой суммы и кучи потраченных нервов.
– Чего надо? – неприветливо буркнула я. Да и какая к моргам приветливость!? Я б, если могла, убила бы мерзавца за то, что он меня тогда ограбил. Потому что, если бы не он, мы бы, между прочим, давно бы уже обустраивались в столице, а не сидели бы в Красных Горах в ожидании теплых деньков.
– И тебе не хворать, – пацан оскалил в щербатой улыбке рот. – Я с напоминанием от Папаши. Ты платежный день пропустила.
– А ты у него теперь вместо Оки-са-Но, – скривилась я. – Не боишься его судьбу повторить?
– Дура! – он сбледнул с лица и насупился. – Я посыльный просто.
– Знаем-знаем мы таких посыльных, – откровенно издевалась я. – Сегодня посыльный, а назавтра, глядишь, не ту новость не тому человеку принесешь, и найдут тебя в канаве с перерезанным горлом. Если вообще найдут.
– Да что ты каркаешь? Ничего не найдут!
– Так я ж не спорю, я о том и говорю…
Теперь он уже не улыбался, а у меня наоборот посветлело на душе. Как говорится, сделал гадость – сердцу радость.
– А насчет платежного дня передай Папаше, что мы с ним в тот день, как у него удар приключился, по всем счетам рассчитались. Он просто запамятовал по болезни… Все понял?
– Отчего не понять? Передам, раз ты так хочешь.
Пацан глянул на меня сочувственно и одновременно брезгливо, как зачастую смотрят на умалишенных дурачков, и пожал плечом.
– Ну, а раз понял, так вали отсюда.
Я захлопнула дверь и пошла по своим делам: для начала проверить, как там Тия, потом позавтракать, а потом уже все остальное.
Дочь бывших хозяев особняка мирно спала там, где я и оставила ее накануне. И судя по чистоте ее дыхания и по тому, что рядом не наблюдалась Ула или какая-нибудь другая сиделка, опасность здоровью миновала. Ну, что ж, я и не сомневалась, что так и будет. Все же мои амулеты здоровья пока еще осечек не давали. Я наклонилась над девочкой, чтобы забрать ненужную уже ниточку и почти сразу же почувствовала, как тревога кольнула сердце ледяными иголочками страха. Амулетика нигде не было! Ни в волосах, ни на подушке, ни на одеяле, ни возле кровати. Оставалось надеяться, что он затерялся где-нибудь в постели или его, к примеру, случайно Ула выкинула, когда меняла больной постельное белье.
– Ой, а ты что тут делаешь? – донеслось до меня от входной двери, и я резко оглянулась, испуганно прижимая руку к груди.
– Ула! – выдохнула, укоризненно качая головой. – Что ж ты так подкрадываешься? Я просто зашла Тию проверить. Как она, кстати? Ты почему меня не разбудила?
– Да че ж будить-то, коли девочке полегше стало?
– Полегче это как? – я вышла из спальни, тихонько прикрывая за собой дверь. – В себя приходила?
Ула согласно кивнула:
– Наш с ней долгонько шептался о чем-то. Да я его после выставила вон, чтоб не мешал девочке отдыхать. Я и Рейку с зверюгой на улицу услала, а то скакали по дому, как два вьючных васка… Велела, чтоб на обратном пути Мори из яслей забрала… Потому как ты ж не железная, чай, тоже должна иногда отдыхать.
– А ты, стало быть, железная? – проворчала я, с благодарностью и признательностью глядя на женщину.
– Я привыкшая просто, – улыбнулась она. – А ты как? Отдохнула? Поешь сначала или сразу к ворнету нашему полетишь за новостями?
Я б, конечно, лучше полетела, но желудок был категорически против. Плотно пообедав и прихватив с собой пару бутербродов для Кэйнаро, я, заручившись заверением, что «наш в кабинете заседать изволят», поднялась наверх.
Кэй встретил меня улыбкой.
– Выспалась?
– Ага, – я поставила перед ним тарелку с бутербродами и опустилась на стул для посетителей.
– Спасибо, – он отодвинул в сторону бумаги. – И как мэтр со всем этим справлялся? Я себе мозги вывихнул, пытаясь разобраться в этих бухгалтерских книгах.
– Могу помочь, если хочешь, – предложила я. – Нас на уроках по…
И осеклась, испуганно глядя на Кэйнаро, осознав, что только что едва не ляпнула про уроки по маг-домоводству, о которых в Лэнаре никто и слыхом не слыхивал.
– …по математике родитель учил в домовых книгах разбираться. Тут, думаю, все то же самое, только в большем объеме.
– Думаешь? – Кэй откусил от бутерброда и задумчиво посмотрел на отложенный талмуд. Мою оговорку, казалось, он вовсе не заметил.
– Ага, – согласилась я и торопливо увела разговор в другую сторону:
– Ула сказала, что Тия в себя пришла. Удалось узнать, что с бедняжкой приключилось и где ее родители?
– А как же! И что приключилось, и где она была, и что мэтра с супругой мы уже никогда не увидим, тоже.
Я безмолвно охнула, прикрыв рот рукой. Пусть я и недолюбливала бывшего градоначальника, но смерти я ему не желала, это точно.
– Ну, рассказывай же!
– Да особо нечего рассказывать, – Кэйнаро откинулся на спинку стула и, заложив руки за голову, пояснил:
– О мотивах поступков Тия все равно ничего не знает. Сказала только, что папенька их с маменькой среди ночи разбудил, велел собрать все самое ценное. Что им срочно надо бежать из города и из королевства.
– Как из королевства? – я округлила глаза. – Так лед же…
– А они решили по морю идти. Подозреваю, что у Ди-на блат на таможенно-пропускном был. Ну, или если не блат, то выход на того, кто поможет границу перейти. Этого мы уже не узнаем. Не представляю, на что он надеялся, путь-то неблизкий, да еще с женой и ребенком… Не представляю. Впрочем, если другого выхода все равно нет, а жить хочется, и желательно на свободе… – он пожал плечами. – Допускаю, что если б не рыба-солнце, они б до точки назначения дошли.
– Рыба-солнце? – испытывая нешуточный ужас, прошептала я. – Ты хочешь сказать, что их…
Кэйнаро кивнул.
– Ума не приложу, как Тие удалось спастись. Как ты понимаешь, она об этом с трудом говорит, понять мне удалось лишь то, что, когда под ними лед вздыбился да из-подо льда жаром полыхнуло, маменьку с папенькой в одну сторону отбросило, а ее в другую. А, уже падая, она головой хорошенько приложилась и сознание потеряла. Думаю, то, что она не шевелясь лежала, ее и спасло. Рыба-солнце ведь фактически слепая: только на движущиеся объекты реагирует. Вот, видимо, девчонку и не заметила… А она полежала-полежала и в себя пришла, когда хищника – или хищников – поблизости уже не было.
Кэйнаро замолчал, а я нетерпеливо поерзала на месте, ожидая продолжения рассказа.
– Очнулась Тия какое-то время спустя в совершенном одиночестве. Огляделась по сторонам и сразу поняла, что родителей своих уже никогда не увидит. Поплакала немного, да и поплелась назад, к Красным Горам, разумно предположив, что местные жители ее в беде не оставят. Боюсь представить, сколько страху этот ребенок натерпелся, пока шел по льду, под которым огненная смерть, на ее же глазах убившая родителей, плавает.
– Кошмар какой! – содрогнулась от ужаса я. – Это что, получается, бедняжка две седмицы до дома добиралась?
Кэй хмыкнул и, покачав головой, посмотрел на меня, как на маленькую.
– Ну, ты наивная! Какие две седмицы? Они же недалеко ушли, Тия к ночи уже была у пристани.
Я удивленно приподняла брови.
– Как в тот же день? А где же она была все это время?
– Там и была, Эр. В доме начальника пристани. Точнее, в его подвале. Он, видите ли, решил, что неплохо бы женить своего сынка на этой девчушке. Ну, во-первых, как ты понимаешь, свободные женщины на дороге не валяются, а во-вторых, с дочкой градоначальника, пусть и бывшего, пусть и беглого, от короны уж точно можно было бы хорошее приданое получить. Вот только дочка, Тия то есть, за сынка замуж идти наотрез отказалась. Ну, вот ее и заперли в подвале до лучших времен. Ну, или пока не передумает, тут уж как карта ляжет.
Кэй сжал руки в кулаки и зло выругался.
– Ребенка, Эр! Ты понимаешь! Эта скотина почти две седмицы держала в холодном подвале несчастного, запуганного ребенка!
– Живая вода! – у меня просто слов не было. Бедная девочка!
– Она ведь даже голодовку объявила, надеясь, что он над ней сжалится и выпустит. Так подлец знаешь, что удумал? Через воронку ей в рот молоко с сырыми яйцами заливал! Мерзость, конечно, жуткая, но помогла держать девчонку при жизни.
Я с ненавистью посмотрела на последний бутерброд, оставшийся на тарелке. Хорошо все-таки, что поела до разговора с Кэйнаро. Маловероятно, что после такого рассказа я смогла бы засунуть кусок себе в рот.
– Ты с этим подонком уже… пообщался? – наконец, спросила я, почти не надеясь на отрицательный ответ. Потому что если «нет»… Что ж. В этот раз я не буду мягкосердечной и позволю Рою сделать с мерзавцем все, что старшему рабу может только в голову прийти.
– А как же! Обязательно. Сразу как меня Ула из спальни выставила, сразу на пристань и пошел.
– И что он?
– А ничего. Сидел за столом. Суп жрал. Скотина даже не заметил, что Тия сбежала. И так правдоподобно поначалу удивление изображал, что я его чуть на месте не порешил.
– И где он теперь?
Кэй сконфуженно усмехнулся.
– Там, где и положено. Ну, то есть, если бы в Красных Горах была темница или острог, он бы непременно сейчас был там. А так как ничего подобного здесь нет, сидит злодей в подвале. В домашних казематах. Жаль только, что у мэтра Ди-на он намного комфортнее той сырой дыры, в которой бедная девочка почти две седмицы провела… Эр, послушай…
Внезапно Кэйнаро перегнулся через стол и прижал ладонью мои пальцы, я удивленно моргнула и опустила взгляд.
– Моржья отрыжка!
– Что? – недоуменно переспросил ворнет.
– Кэй! У тебя ногти зеленые, как у мертвеца. И светятся.
– Да? – он проследил за моим взглядом и шевельнул рукой. – И в самом деле. Светятся...
На его губах заиграла проказливая, совершенно мальчишеская улыбка, а в глазах загорелся азартный огонек.
– Так вот как это работает, а я-то думал… – он рывком поднялся на ноги и стремительно вышел из-за стола, направляясь к выходу из кабинета. – Эр, будь любезна, передай Ною, что в нашей темнице скоро второй постоялец появится.
– Какой постоялец? – опешила я.
– Поджигатель, – почти мурлыкнул Кэй, остановился возле моего кресла, чтобы коротко, но крепко поцеловать меня в губы, и только после этого выбежал вон.
А у меня в голове не было ни одной идеи насчет того, кем же может оказаться этот злоумышленник. Кому мы с Рейкой могли так насолить? Некому, если вспомнить о том, что ни одной живой душе не известно, кто скрывается за маской красногорских аферистов.
– Разве что Папаша Мо, – пробормотала я неуверенно. – Хотя пожар? Как-то это слишком грубо для него…
Вздохнув, я не стала засиживаться в кабинете: поторопилась с новостями к Ною.