Для всех студентов Королевской Академии – без оглядки на факультет и древность рода учащегося – всегда существовало единое правило, предписывающее посещать магический спецкурс два раза в седмицу, включая время, отведенное на каникулы. Распределение происходило еще во время вступительных экзаменов, когда приемная комиссия определяла и подтверждала направление маг-дара. Некроманты, стихийники, жнецы, ловцы даже, хотя за время учебы мне повстречался лишь один, – все мы обязаны были посещать своего наставника, который учил нас не только магии, но и основным законам, связанным с ее применением, а также профессиональной этике.

На первом же занятии нам, некромантам, зачитали три основных правила, давно и основательно закрепленных на законодательном уровне: не использовать свою магию против живых, никогда не поднимать тех, с кем связан кровными узами, и ни в коем случае не взывать к призраку-мстителю.

   Когда я учился на третьем курсе, к нам из какого-то провинциального института перевелся один желторотик. Это была середина семестра, поэтому ему пришлось нагонять коллег-ровесников по спецкурсу. И уже на втором занятии этот глупец рискнул возмутиться, глядя в глаза наставнику:

   – Я вообще не понимаю, с чего такая беготня с этим мстителем! А почему бы и нет? Почему бы не натравливать его на каждого злодея? Глядишь, остальные, на его пример глядючи, чем кого убивать, десять раз вперед подумают.

   – А и правда, – наставник добродушно улыбнулся. – Что-то в Королевском совете перемудрили с этим законом.

   Все, кто был знаком с ним чуть дольше седмицы, попытались прикинуться мебелью, а молодой самоубийца вместо того, чтобы брать пример с более опытных товарищей по цеху, удивленно взмахнул ресницами и пробормотал:

   – Да?

   – Ага.

   У наставника у нашего была дивная привычка: в качестве подопытных использовать собственных учеников. Вот и в тот день он подошел к столу, за которым сидел желторотик, и задумчиво постучал пальцем по перевернутому стакану, под который малец заточил странную помесь острозуба с нектарином – в ту весну этих гибридов в Лэнаре развелось небывалое множество.

   – И знаешь что, мил человек? Раз ты такой умный, ты следующие три седмицы можешь мои занятия пропустить.

   – Серьезно, что ли? – самоубийца искренне обрадовался.

   – Ну, зачем тебе мои занудные лекции? Пусть их узколобые заучки слушают. А ты, знаешь что? Ты пока займись-ка подготовкой проекта об отмене закона. А я его при случае Совету представлю. Ну? Что сидишь? Свободен.

   – Ух-ты! – желторотик сгреб конспекты и вскочил на ноги. – Спасибо, наставник! До свидания!

   Бедолага выскочил вон, а наставник любовно огладил перевернутый стакан и ласковым голосом предупредил:

   – Если хоть один из вас, дебилов, предупредит этого идиота о том, что его ждет, будете у меня до конца обучения кладбище перекапывать.

   Нектарин подох уже к следующему занятию – и то долго продержался, стаканчик-то совсем махоньким был – и наставник нужный ритуал проводил прямо при нас.

   – Чтоб наука не только ему, но и вам, дебилам, была, – пояснил он свои действия. – А то ходят они тут, идиотские вопросы задают…

   Первым мститель настиг младшую сестренку желторотика. Оно и понятно: молодая кровь более яркий запах имеет. Затем с сердечным приступом слег отец (я тогда все думал, что же наставник делать станет, если хоть кто-то из родни студента-неудачника умрет). Уж не знаю, кого и в каком порядке призрак терзал в течение следующих четырех дней, но до нашего неудачника он добрался лишь к концу седмицы. И еще целый день мальчишка потратил на то, чтобы понять, что с ним происходит.

   Если честно, никто из нас так и не узнал, что именно сделал с ним призрак-мститель. Нет, желторотик, в противовес моим ожиданиям, не бросил Академию и не перевелся назад в провинцию. Мало того, он остался на кафедре и, если верить слухам, теперь ходит в первых помощниках того самого наставника, который заставил его на собственной шкуре испытать, что такое призрак-мститель в действии. Впрочем, это случилось гораздо позже, а тогда, глядя на трясущегося от страха мальчишку с седыми висками, я поклялся себе: никогда, ни при каких обстоятельствах…

   Когда несколько лет спустя я мчался через зимний сад к полыхающему домику, не чувствуя под собой ног, строчки из того конспекта, в котором я самым подробнейшим образом записал особенности проведения ритуала по созданию призрака-мстителя, сами собой всплыли в памяти вместе с пониманием: плевать на закон и последствия, если Эри погибла в огне, тому, кто окажется виновен в ее смерти, тоже не жить.

   Она не погибла. Моя вдовушка чудесным образом проснулась среди ночи и успела спасти не только всех своих домочадцев, но и большую часть своих вещей. Стояла раздетая и растрепанная посреди заснеженного сада, а я смотрел на нее и не знал, чего мне больше хочется: придушить за то, что заставила так волноваться, или зацеловать до потери дыхания. Снова. Как несколькими часами ранее у многолюдного и при этом непостижимо домашнего красногорского костра.

   Она ощущалась как исключительно правильная женщина, как никто и никогда до нее. И это одновременно восхищало и злило.

   Ее понимание, мягкий юмор и невероятная чувствительность к малейшим нюансам моего настроения, так, будто у нас с ней одна голова на двоих и одно сердце, не могло не приводить в восторг. Но именно это и злило до безумия, потому как не вовремя! Некстати! И вообще ни к чему!

   Ни к чему хорошему не приведет.

   Колесо Фортуны на моей груди никуда не исчезло, да и не бывало такого, чтобы появившись однажды, оно пропадало. А это значит, что где-то рядом ходит та, кого боги избрали моей парой. Это значит, что мне не стоит морочить голову честной вдове, раз уж я все равно не могу обещать ничего большего, чем банальная интрижка. Правильнее всего вообще отказаться от каждодневных визитов и выкинуть Эри из головы.

   Но мысли о том, что свято место пусто не бывает, что не сегодня, так завтра найдется кто-то, кому она подарит свою симпатию и, собственно, себя саму, не просто злили, выводили из себя до зубовного скрежета, до немого бешенства, до срывающейся с кончиков пальцев магии.

   И я ходил, не пропуская ни единого вечера, и целовал на Красногорской площади эти невероятные губы, надеясь на продолжение, и безумно злился, получив от ворот поворот…

   А в письменном ящике стола тем временем лежал запечатанный конверт от художника, в который я боялся заглянуть. Нет, не так. Не боялся. Просто не хотел. Оттягивал до последнего неизбежное, понимая, что сейчас, когда мифическая жена не успела обрести реальных черт, ее будто бы и нет вовсе. Что наоборот есть надежда на благополучный исход и на то, что мои временные визиты в дом рыжей вдовы закончатся ее постоянным переездом в мою жизнь.

   Я отправил Эри в особняк, но ужас, сковавший сердце в тот миг, когда я решил, что уже больше никогда не увижу ее хорошенького личика, щедро усеянного веснушками, все не отпускал. Разогнав к глубинным всех местных, я бродил вокруг остывающего пепелища и безмолвно костерил докучливых красногорчан, успевших за пять минут затоптать к моржьей селезенке все следы, если они были, конечно.

   – Хозяин, да не нервничайте вы так, – ворчал Рой, неустанно следя за моими метаниями. – Скажите, что сделать-то надо, я сделаю.

   На коротенькое мгновение длиною в полвдоха мелькнула мыслишка, а не попросить ли герлари разобраться с Папахеном, уж больно мне не нравились взгляды, которыми тот провожал мою рыжую. Мелькнула, и была тут же отметена в сторону, как совершенно бредовая. Папахен, ясное дело, сволочь, но далеко не дурак. И раз он смотрит на свою дочь с каким-то скрытым интересом, значит имеет на нее определенные планы, которые, как мне подсказывала интуиция, напрямую связаны с магическим даром девчонки. Стало быть, пожар ему нужен, как рыбе зонтик. Мало того, подозреваю, он ему капитально карты спутал, а значит мне нужно как можно скорее искать поджигателя, иначе у Оки-са-Но очень скоро появится сосед по леднику.

   – Ты зачем хозяином ругаешься? – искоса поглядывая на Роя, спросил я. – Не помню, чтоб я тебя нанимал.

   – Не нанимал, – герлари внаглую проигнорировал мой вопрос и криво усмехнулся. – Так чем помочь?

   Не нравится мне все это.

   – Пока ничем. Хотя… Раз уж ты сам предложил, проследи, чтобы Эри без приключений добралась до дома и… – я осекся, перебитый коротким смешком, лучше любых слов сказавшим мне о том, что моя забота запоздала. – И что тебя вообще с ней связывает, м?

   – Ну, раз ничем помочь не надо, я тогда вашим завтраком займусь. И вы бы курточку застегнули бы. Не средолет, чтобы нараспашку бегать…

   Я скрипнул зубами со злости, но спорить с герлари не стал, как и задерживать его для выяснения отношений. Во-первых, что-то мне подсказывало, что раз уж Рой решил не отвечать на вопросы, он на них не ответит, а во-вторых, то, что я планировал сделать, в лишних свидетелях не нуждалось.

   Нужный материал я приметил еще во время первичного осмотра, и после ухода герлари переместился в глубину сада, туда, где еще можно было найти чистый снег, не уничтоженный почтенными жителями Красных Гор.

   Здесь, под ветвями спящей дурман-вишни, я извлек из кармана нож – не громоздкую кою, которой жертвенную карфу режут, а маленькое, но очень острое лезвие некроманта, – и, морщась от боли, полоснул им себе по левой ладони. Теплые капли слегка подтопили снег, что слегка подпортило идеальность ритуального круга, но на сам ритуал не оказало отрицательного воздействия. Квоча поднялась. Пустые ее глазницы мерцали потусторонней зеленью, и я сглотнул вмиг пересохшим горлом. Смешно. Вот что может сделать мне дохлая птица? Ни клыков, ни когтей у нее нет. Да и не может умертвие атаковать того, кто его поднял… Но, несмотря на это, смотреть в глаза призраку было… неприятно.

   – Не убивать, – велел я. – Найти, но не убивать. Это понятно?

   Зеленое свечение сначала потускнело, а затем стало ярче, после чего мститель развернулся и, оставляя на снегу серый пепельный след, скрылся в глубине сада. С восходом солнца он утратит свою телесность и будет носиться над Красными Горами, над Лэнаром и, если понадобится, надо всем миром до тех пор, пока не почувствует убившую его кровь.

   Мне же просто нужно запастись терпением. Ну и, само собой, не допускать мысли о том, что я могу не справиться с мстителем, который отыщет свою жертву. А уж в том-то, что он отыщет, сомневаться не приходилось. Поэтому я прислушивался к себе, ожидая знака – все же призрак возродился с помощью моей крови, а значит я первым узнаю о его успехах. Помнится, наставник в свое время и словом не обмолвился о том, как именно ему стало понятно, что мститель нашел желторотика, еще и злился, когда мы к нему с вопросами пристали.

   – Да вы рехнулись! – возмущался он. – Как узнал, как узнал… Симптомы им подавай… Вы еще законспектируйте возьмите! Толпа идиотов… Орийе! Едрит твою! Это был сарказм, спрячь тетрадь, и чтоб я ее больше не видел! Я тут не для того поставлен, чтобы вас запрещенным заклинаниям и ритуалам обучать!

   И вот теперь, годы спустя, я был вынужден едва ли не ежесекундно прислушиваться к себе, опасаясь по неопытности упустить нужный момент. Ведь, строго говоря, я ничего толком не знал о ритуале: так, нахватался по верхам.

   Впрочем, нужно отдать должное красногорцам и моим домочадцам, ни те, ни другие не давали мне зациклиться. А одна мысль о том, что Эри живет теперь в моем доме, делала меня немного неадекватным. Едва не сорвался в то первое утро, когда вернувшись с пожарища, застал ее за уборкой гостиной. В простеньком платьице и домашних чимах, такую теплую и родную.

   Я никого и никогда так не хотел. И уж точно ни разу не был в ситуации, когда желанная женщина – вот она, близкая и одновременно недоступная, как экзотический фрукт в королевском саду, что манит своей спелостью и наливным бочком, да взять не смеешь. Впрочем, почему не смеешь? Заплати нужную цену и бери. Вопрос лишь в том, готов ли ты эту цену заплатить.

   Наблюдать за тем, как Эри передвигается по особняку, играет с ребенком, смеется над шуткой сестры, да просто ест, было невероятно приятно и мучительно одновременно. И страшно. Потому что я реально не представлял, как пережить ночь, зная, что она спит в двух шагах от меня.

   К счастью, Ула упомянула о мундире шерха, который хозяйка постоялого двора видела среди вещей одного из своих жильцов. Вот за что я люблю и одновременно убить готов красногорчан, так это за то, что тут совершенно невозможно сохранить что-то в секрете: никто ничего не знает и одновременно все все знают обо всем!!

   Ваппу-на-Юти, которую все жители Красных Гор называли просто тетушкой Ваппу, хозяйничала в просторной столовой зале постоялого двора и, заметив меня, расплылась в радостной улыбке.

   – Теплого вечера, – поприветствовал я, сколачивая снег с сапог.

   Сапоги, кстати, были новыми, меховыми. Третьего дня я их получил от сапожника в качестве платы за то, что решил его проблему с исчезающей из кассы выручкой.

   – Не в службу, а в дружбу, господин ворнет, – скорчив просительную мину, пробормотал он магическую формулу, которая преследовала меня сколько себя помню. – Я б по форме прошение подал, правда. И даже в трех «акзынплярах», коли надо, да только ж тогда по форме и отвечать придется…

   И так он на меня посмотрел, что я в тысячный раз обозвал себя мысленно идиотом и согласился помочь. Не в службу, а в дружбу, будь она проклята. Воришка нашелся сразу же, и искать не пришлось: стоило мне лишь войти в лавку, бросился мне в ноги с покаянием и просьбой не губить дурака, не сажать в острог да не ссылать на каторги с каменоломнями. Будто у нас в Королевстве бестолковых отроков за то, что они у родителей медную чешую приворовывают, когда-то куда-то ссылали.

   Вот тогда-то сапожник мне обувку и приволок.

   – Да за что? – возмутился я. – Я ж ничего не сделал!

   – Как так? А оболтуса моего на чистую воду кто вывел?

   – Все равно. Мне за это казна зарплату платит, так что уберите… Уберите, господин сапожник, ваши сапоги и…

   – Да как же я уберу-то? – мужик чуть не заплакал от расстройства. – Да как я людям в глаза смотреть буду, если вы от меня босым выйдете?

   Я тоскливо пошевелил озябшими пальцами ног и вздохнул.

   – У нас так не принято, господин ворнет, – и снова сапоги мне сует. А они мягкие, да на настоящем меху. Раньше, когда я с отцом еще не разругался, я только такие зимой и носил. Хотя вру, никогда я таких не носил! То был столичный ширпотреб, купленный без особой примерки, а это была вещь ручной работы, фактически бесценная. – Хотя б за стоимость материала возьмите, если уж совсем в подарок не можете.

   – За стоимость материала, так и быть, возьму, – сдался я, покаявшись мысленно, что обязательно оплачу мужику весь труд, но только после того, как лед треснет. А то спущу сейчас все казенное золото. Вот будет номер!

   С тех пор младший сын сапожника смотрел на меня влюбленными глазами и клялся, что обязательно в шерхи пойдет. Вот как лед треснет, так сразу и пойдет.

   – В шерхи только с магическим даром берут, – попытался я остудить его пыл, но парень лишь блеснул черным глазом и восторженно выдохнул:

   – Тогда в криминальники!

   В тот вечер, заметив его в зале постоялого двора, я даже порадовался.

   – Пойди сюда, – поманил его пальцем, устроившись за крайним столом и заказывая чайник меду. – Ты что тут делаешь?

   – Так работаю. Тетушка Ваппу взяла подавальщиком за две медных чешуи в седмицу да за пропитные*.

   – Отец, что ли, велел?

   – Не, – мальчишка шмыгнул носом и виновато опустил глаза. – Он сразу выпороть хотел, да говорит, рука не поднимается на четырнадцатилетнего лба. Наказал, чтоб я все награбленное вернул. А как тут вернешь, когда я все потратил?

   И так горестно вздохнул, что сразу стало понятно – отцовских денег на ерунду было спущено гораздо больше, чем две медные чешуйки.

   – В помощники ко мне пойдешь? Не передумал еще бандитов ловить?

   – Да ни в жисть! – и так истово тряхнул смоляными кудрями, что я даже восхитился такому энтузиазму.

   – Только я много платить не смогу, – сразу предупредил я, – сам на мели. Но к двум чешуйкам от Ваппы еще две свои прибавить смогу.

   – Здорово! – улыбнулся мальчишка. – А что делать надо? Аферистов выслеживать? Или марьяка того, что Папашиного помощника порешил?

   Я устало вздохнул. И ведь сто раз уже говорил местным, что нет тут никакого маньяка, а они все равно…

   – Не дорос ты еще до марьяка. Да и с аферистами я как-нибудь… Тебя как, кстати, звать, помощничек?

   – Фули, – улыбнулся смущенно. – Счастливчик, в переводе с вэлльского.

   – Ну, вот и познакомились, Счастливчик. А дело у меня к тебе будет такое. Я сейчас с тетушкой Ваппу переговорю, а потом тебе на одного человечка укажу. Надо будет, чтоб ты за ним походил. Но не приметно чтоб, понимаешь? Хочу знать, кто к нему приходит и как часто. Усек?

   – Ага.

   – И чтоб никому ни слова! Узнаю, что разболтал на все Красные Горы о моей просьбе – уши оторву!

   – Да и в мыслях не было! – искренне возмутился Фули, честно заглядывая мне в глаза. Сразу видно, если б не мое предупреждение, уже б на весь городок разнес новость о своем назначении на должность помощника ворнета.

   Перекинувшись парой слов с тетушкой Ваппу и узнав, что постоялец с охотниками в ночное ушел, я вернулся в особняк и долго ворочался в холодной кровати, пытаясь уснуть, а утром новая напасть!

   Не успел я как следует устроиться в кабинете у Или-са, как в Храм прибежала Рейя с ошеломляющей новостью: Тия-на-Ди нашлась!

   Это был один из множества безумных дней той долгой зимы. Я метался, будто безумный, от Храма до дома аптекаря, до усадьбы Ди-на, до целителя и обратно, я не один уль исходил вдоль мрачных коридоров усадьбы, пока Эри с Улой, закрывшись в одной из спален прислуги, пытались помочь моей несостоявшейся невесте. Я не чувствовал под собой ног, когда глубокой ночью из комнаты больной вышла моя рыженькая мажиня, даже не бледная, зеленая от усталости. Ее ощутимо шатало от изнеможения, а и без того большие глаза на осунувшемся и посеревшем лице казались просто огромными.

   Девчонка, спотыкаясь, шла по краю ковровой дорожки придерживаясь рукой за стену, и у меня что-то защемило в груди. Хотелось взять ее на руки и… нет, не любить до срывающихся с пухлых губ криков, хотя и это тоже, но, в первую очередь, просто обнять. Прижать к себе крепко, чтобы телом почувствовать стук ее сердца… И не отпускать. В груди привычно заныло, и я, скрипнув зубами от досады и бессилия, абсолютно уверенный в том, что она не позволит даже простого объятия, и, понимая, что настаивать, когда она в таком состоянии, бесчеловечно и аморально, и словом не обмолвился о своих истинных желаниях.

   И конечно же той ночью мне снова не спалось. Воображение, будь оно не ладно. Именно из-за него кровь кипела, а от возбуждения гудело в ушах и хотелось, наплевав на последствия, ворваться в ванную к рыжей, чтобы если не дотронуться, то хотя бы увидеть!

   Я лежал в кровати без сна, закинув руки за голову и представлял себе, как тихонько открою дверь в ванную, отгоню от лица облачко влажного пара и, затаив дыхание, сделаю два шага вперед, пока носки домашних туфель не уткнуться в округлый бок старинной ванны. В красках представлял, как Эри повернет голову в мою сторону, как розовые губы приоткроются в немом удивлении, а в глазах блеснет на миг испуганный, но такой притягательный огонек.

   А я шепну:

   – Эри…

   И опущусь на колени, чтобы кончиками пальцев погладить гладкую поверхность горячей воды, а заодно и порозовевшую от жара, усыпанную редкими веснушками кожу… Круглыми, коричневыми и всенепременно вкусными веснушками. У меня во рту пересохло, когда я представил, как облизываю их, пытаясь пересчитать, и тяжесть в паху из приятной превратилась в болезненную.

   – Что я творю? – раздосадовано рыкнул я, одним прыжком вскакивая с кровати, чтобы направиться в ванную.

   – Зараза! – уже там, слушая надрывный сип, доносящийся из пустых кранов, я вспомнил о сломанной колонке и, поминая всех моргов, что обитали на дне Великого Океана, обмотал вокруг бедер банное полотенце и неслышно выскользнул из спальни. В конце концов, купание в снегу не самая плохая замена ледяному душу.

   Я вышел на задний двор и полной грудью вдохнул колкий морозный воздух, а затем нырнул прямо в сугроб, до крови закусывая губу, чтобы не заорать на все Красные Горы. На мгновение в мозгу мелькнула абсурдная мысль, что Рой задолбает меня своим занудством, если узнает о моем безрассудном поступке, и я, не выдержав напряжения последних дней, рассмеялся. До слез хохотал, сидя по шею в снегу и выстукивая зубами барабанную дробь. Не забывая, правда, зажимать рукою рот: не хватало еще, чтобы меня кто увидел! То-то слухов по Красным Горам расползется! Я прямо слышал, как мужики на марше перешептываются, торопливо глотая слоги:

   – Наш-то, наш, совсем от спермотоксикоза клюкнулся!

   – Бабу ему надо, – авторитетно скажет тетушка Ваппу, а герлари Рой добавит, взволнованно нахмурив лоб:

   – Может, вам гитарку привести, хозяин? Если надо, я сбегаю.

   Истерично всхлипнув, я выбрался из сугроба, подхватил полотенце и взлетел на крыльцо, где и замер, не в силах вспомнить, прикрывал ли дверь, когда выходил на улицу. Сейчас она была нараспашку, и страх, окативший меня с головы до пят холодной волной, отрезвил не хуже купания в снегу.

   Первым делом я испугался за Тию. И, как был полуголый, метнулся в спальню, где ее разместила Ула. Девочка спала, разметавшись по постели и, судя по ровному дыханию, ей было гораздо лучше.

   В комнате пахло фруктовым мылом и травами, и не было никакого намека на вмешательство извне, но кто сказал, что злоумышленники всегда оставляют следы? Едва ли не впервые в жизни я пожалел о том, что обладаю даром некроманта, очень сильным, но, к сожалению, совершенно бесполезным на бытовом уровне. Хотя…

   Я прошептал формулу поиска проклятий, замешанных на крови, и даже не удивился, получив отклик. Все же не зря интуиция трубила в сигнальный рожок: в волосах Тии обнаружилась то-оненькая, едва заметная ниточка, в которую было вплетено столько непонятной мне силы, что в голове потемнело.

   – Это что такое? – спросил я сам у себя, покосившись в сторону всхрапнувшей Улы. – Морги!

   Похожая вещица лежала у меня наверху. В сейфе, где раньше хранился кристалл, и мне до сих пор не удалось разобраться, каково же было ее предназначение.

   Понимая, что не усну, пока не проверю остальных домочадцев, я заглянул к Ною и поднялся наверх.

   Не знаю, чего мне хотелось больше: чтобы Эри спала или чтобы встретила меня удивленным взглядом. Подозреваю, что больше всего мне бы пришлось по душе, если бы она была в спальне одна, а не в компании своей сестрицы, сына и вездесущего Ряу.

   – Для полного счастья только Роя не хватает… – пробурчал я, ревниво поглядывая на маленькую ручку, которая собственнически обнимала ту самую шею, из-за которой мне пришлось устраивать купания в снегу. – Неужели обязательно спать всем в одной постели? Кроватей в особняке не хватает, что ли?

   Ворча и поджимая губы, я попытался отыскать чужую ворожбу, замешанную на крови, и, надо сказать, нашел. Не в волосах спящих девушек, как это было в случае Тии, но где-то рядом.

   Не в гардеробной. Не возле письменного стола и не в ванной…

   Маячок вывел меня в малую гостиную, где я с удивлением обнаружил очень – действительно очень! – хороший полог невидимости, а под ним самый обыкновенный с виду сундук.

   – И что мы тут прячем? – я оглянулся на дверь в спальню, но там все было тихо. – Девичьи секреты?

   По хорошему, конечно, надо было все вернуть, как было, и уйти к себе, но внутренняя ищейка уже взяла след, и я, снедаемый любопытством, откинул крышку.

   – Моржий хрен! – присвистнул от удивления. – А девочки не так просты, как казалось!

   О том, что такое пространственный карман и сколько он стоит, я знал не понаслышке. Мой отец, как один из ведущих специалистов Королевской Академии, одно время входил в состав комиссии, работавшей над идеей, увы, не получившей высоко одобрения, поставить их производство на поток. И речь шла не о сундуке, в который можно засунуть половину имущества всех Красногорцев, а о кошельке, чтобы уберечь подданных королевства от карманников.

   В сундуке двух сестричек лежало несколько объемных мешков – морги знают, что они в них хранят! – веретено, какие-то бумаги, паспорта, три или четыре книги, судя по всему, по общей и вульгарной магии, «Древний трактат, посвященный чувственной, эмоциональной жизни, вожделению и любви» (с картинками! Ну, вдовушка!) с десяток уже знакомых мне амулетов и тетрадь, по виду напоминавшая дневник. Я протянул руку, чтобы проверить, что именно лежит в тех самых огромных мешках – после трактата я ожидал найти там, что угодно – и замер, услышав тихое хныканье.

   «Морги! Как не вовремя-то!». Тихонько выругавшись, я прихватил дневник, понадеявшись, что его отсутствие обнаружат не сразу, вернул на место полог невидимости, и тихонечко вышел из гостиной в коридор.

   Если бы час спустя у меня спросили, что двигало мной, когда я выхватил из тайника эту тетрадь, а не, к примеру, ниточки-амулеты, я бы не нашел, что ответить. Короткое знакомство с дневниковыми записями заставило меня по-другому взглянуть на женщину, что полностью захватила мои мысли. После того, как я успокоился и ликвидировал последствия своей ярости – хвала Глубинным, кладбище было далеко, иначе Красногорье ожидало бы нашествие живых мертвецов.

Я долго сидел, глядя на покрытую пятнами обложку тетради и прислушиваясь к звукам дома. Вот мимо кабинета проскакал, стуча когтями по паркету, Ряу. За ним следом летящие шаги Рейи, сопровождаемые веселым детским лепетом. Несколько минут спустя вновь юная дрессировщица вернулась – торопливо и без Мори, наверное, забыла что-то – и снова вниз убежала, перепрыгивая через несколько ступенек. Ной прошел по коридору, кряхтя и ворча о чем-то. Из сада донесся детский визг и успокаивающий басок Роя…

   Наконец, встав из-за стола, я взял в руки проклятую тетрадь и вернулся в гостиную Эри. Бедная моя девочка! Страшно представить, что тебе пришлось пережить! Теплая, нежная, с такими вкусными губами и сводящими меня с ума веснушками…

   – Найду ублюдков и прикончу лично, – поклялся я, возвращая дневник на место. Скользнул взглядом по ниточкам амулетов и не стал их трогать. Не удержался от того, чтобы еще раз, хоть одним глазком глянуть на спящую Эри, и улыбнулся, обрадованный внезапно вызревшим решением.

   – Ну, конечно! – я тихо рассмеялся. – Как же иначе?

   Вернулся в кабинет, достал из ящика стола конверт, присланный мне художником и, не распечатывая, сжег его в камине.

   – В конце концов, не в карьере счастье, – рассудил я и, ощущая просто невероятную легкость, спустился на кухню, где Ула хлопотала над завтраком.

   – Ты точно знаешь, что делать? – услышал я голос кухарки, свернув в нужный мне коридор, и, странное дело, доносился он не из кухни, а из-под лестницы, где, как мне казалось ранее, находился чулан. – Может погодим, пока колонщики сами разберутся?

   – Ула, ты мне что ответила, когда я тебе насчет пирожков советовал? – я закатил глаза, узнав голос. – Вот и я о том же. Ступай на кухню, женщина. Я такие колонки чинил, когда тебя еще на свете не было.

   – Ага, ври больше, – проворчала кухарка. Что ж, я мог понять причину ее недоверия. По виду Рою больше сорока не дашь, да и сорок-то с очень большой натяжкой, а сколько ему лет на самом деле… Вряд ли герлари ответит, если я спрошу.

   Ула выскочила из чуланчика и перепугано охнула, увидев меня:

   – Ой, господин ворнет! Вы уже проснулись?

   Я не стал говорить, что еще не ложился, и молча кивнул.

   – Так что ж вы тут? Пойдемте… Или вам в столовую завтрак принести?

   – Не нужно, я на кухне поем. Ступай, я догоню. Вот только с Роем парой словечек переброшусь…

   Герлари даже не глянул в мою сторону, когда я появился на пороге: как копошился в пугающего вида переплетениях труб до моего прихода, так и продолжил это делать дальше. Я прокашлялся, привлекая к себе внимание Роя.

   – Вот правильно, – тут же отозвался он, впрочем так и не посмотрев на меня. – Сначала мы без шапки ходим, потом нагишом в снегу купаемся, а потом простуда, жар, инфлюэнция и летальный исход.

   Почувствовав, как кровь прилила к ушам, я заскрежетал зубами.

   – Эмаль испортите, хозяин, – заботливо сообщили мне. – А вообще, надо было сразу сказать, что у вас тоже колонка полетела. Я бы еще вчера все исправил. Хорошо еще, что девушки по вашему примеру не стали в снег нырять… Лечи вас потом…

   Я задумчиво посмотрел на широкую спину убийцы. Вот интересно, если я сейчас возьму что-нибудь потяжелее, да огрею его как следует? Злил он меня просто до икоты.

   – Мы прекрасно и без твоей помощи справлялись, – огрызнулся я.

   – Ага, я в курсе, – ответил он и, откинув за спину убранные в тяжелую косу волосы, соизволил-таки бросить на меня косой взгляд. – Кое-кто вчера так направлялся, что до сих пор спит, силы восстанавливает…

   Стыд опалил не только уши, но и щеки с шеей.

   – Я заплачу за работу!

   – Как скажете, хозяин, – ответил Рой и сосредоточился на поломке, бормоча негромко, но вполне разборчиво:

   – Заплатит он… Как дети, честное слово...

   Осознав, что оставить за собой последнее слово все равно не получится, я ретировался в кухню, утешая себя одной лишь мыслью: «По крайней мере, Эри сможет нормально умыться, когда проснется. Да и Ною не нужно будет воду для жены таскать».

   В общем, к концу завтрака я вернул себе утерянное было хорошее настроение и мог с чистой совестью приступить к своим прямым обязанностям, забыв на время об инвентурах, наложенных платежах, ведомостях и бухгалтерских книгах, потому что Тия очнулась, и мне даже позволили с ней поговорить.

   Девочка все еще была очень слаба, но радовало уже то, что это не рыбья хворь или что похуже, а, если верить Уле, а ей я отчего-то верил больше, чем местному целителю, просто сильное истощение и очень запущенная простуда.

   – Оправится, господин ворнет, вот поглядите! И седмицы не пройдет, как будет вместе с нашей Реечкой зверюгу энтого школить. Все паркеты в доме своими киптюрями изодрал уже, морг хвостатый…

   К середине нашей беседы, когда Тия начала, захлебываясь, плакать, я уже не так сильно верил столь красочному прогнозу. И чем больше подробностей о своих злоключениях рассказывала девочка, тем больше мрачнел, сжимая кулаки в бессильной ярости.

   Впрочем, не в такой уж и бессильной. Выйдя из комнаты больной, я сразу же направился на пристань, и мне дорогого стоило сдержаться и не раскатать тонким слоем по причалу не только хозяина, но и жену его вместе с сыночком. Остановило меня лишь то, что мальчишка ничего не знал, а женщина оставила незапертой дверь, позволив Тие сбежать, за что и была жутко избита собственным муженьком.

   Упрятав мерзавца в подвале особняка, я строго-настрого наказал Ною подлеца не кормить, а держать на хлебе и сырой воде, вплоть до самой весны. Ну или чуть меньше.

   – И давно он тебя поколачивает? – с мрачным видом спросил я у жены злодея, когда она, рыдая и ползая передо мной на коленях, умоляла не губить и пощадить. Не себя. Мужа.

   – Так не бьет, господин ворнет, – она всхлипнула и вытерла сломанный в двух местах нос рукавом, – так, повоспитывает чуть. И только за дело…

   «Дура!» – мысленно выругался я.

   – За дело? – я сплюнул со злости. – Терпишь-то почему?

   – А как иначе? – она недоуменно моргнула, и я понял, что о законе, согласно которому жена имеет право уйти от мужа, если тот ее избивает или другими какими способами унижает ее достоинство, в Красных Горах никто не слышал.

   Все-таки мэтр Ди-на сволочь. Хорошо, что его рыба-солнце сожрала. Что он мне там говорил? Что у них тут так тихо и покойно, что одним районным участком можно без труда обойтись? То-то я смотрю, у меня каждый день не похищение, так убийство! И это я не говорю о поджоге, который мне стоил весьма неслабой головной боли.

   Нет, определенно, как только лед треснет и появится возможность добраться до столицы, немедленно отпишу в Министерство, чтобы пригнали сюда участкового, да не одного, а с помощниками. Одному, как показывала практика, тут справиться совершенно невозможно. И это сейчас, когда туристов нет из-за погодных условий, и с хуторов народ с просьбами и жалобами ленится по снегу спускаться. Страшно подумать, что весной будет!

   Правда, уже к вечеру этого дня от одной головной боли мне удалось избавиться. Даже от двух, если быть до конца честным. Как говорится, поймал на одну уду сразу двух щукарей. Впрочем, обо всем по порядку.

   Я сидел у себя в кабинете, рассказывал Эри о событиях последних часов, а сам пытался решить, как быть: говорить девушке о том, что ее тайна для меня больше не тайна, или лучше промолчать. С одной стороны, начинать отношения со лжи не хотелось. С другой, неизвестно еще, будут ли они, эти отношения после того, как я признаюсь, что прочитал ее дневник.

   Зараза! Что ж все так сложно-то?!

   – Эр, послушай, – наконец произнес я, решив разговор o дневнике отложить на потом, но девушка испуганно округлила глаза и выпалила:

   – Кэй! – просто млею, когда она меня так называет. – У тебя ногти зеленые. И светятся.

   – Да? – я удивленно глянул на собственные руки. – И в самом деле. Светятся…

   Надо сказать, я не сразу сообразил, что происходит, а когда понял, то улыбнулся, чем наверняка перепугал и без того напуганную Эри.

   – Так вот как это работает! – кончики пальцев стало ощутимо покалывать, будто я струны исинги* перебираю или, что более правильно, за леску, с другой стороны которой бьется крупная рыба, тяну.

   – Эр, будь любезна, – поднимаясь из-за стола, попросил я, – передай Ною, что в нашей темнице скоро второй постоялец появится.

   И добавил, не скрывая зловещего предвкушения (ох, с каким удовольствием я спущу с подлеца шкуру!):

   – Поджигатель! – склонился к распахнутым в немом удивлении губам и поцеловал, испытывая невероятный – гораздо сильнее прежнего – восторг. Все же одно дело целовать просто понравившуюся девушку и совершенно другое – девушку свою. Это было ярче и… вкуснее?

   В пальцах закололо сильнее и я, на ходу застегивая впопыхах наброшенную куртку, вылетел на улицу.

   Сигнал ощущался очень отчетливо и шел, такое впечатление, что с марша. Я нахмурился. Интересно, кто это шляется по рынку в такое позднее время? Обычно торги полностью сворачивались уже к полудню… Неужели злоумышленником окажется один из мужиков, ежедневно торговавших на марше?

   За время пребывания в Красных Горах я успел познакомиться с каждым из них. А что делать, если они первыми узнавали Красногорские новости и рады были поделиться ими с любыми охочими послушать ушами?

   Однако на марше было пусто, и сигнал, протянув меня сквозь стройный ряд пустующих прилавков, заставил свернуть на широкую улицу, что уводила меня от центральной площади к восточным воротам.

   Сначала я услышал даже не крик, а ужасный, насквозь пропитанный болью вой. И содрогнулся, осознав, что голос принадлежит… женщине? Отчего-то я был уверен, что поджигатель обязательно окажется мужчиной.

   На бег я сорвался почти сразу и до нужного дома добрался в считанные секунды, но все равно этого времени хватило, чтобы улица наполнилась стуком ставень и скрипом открывающихся дверей. Проклятье! Вот только свидетелей мне не хватало!.. Хотя, как показала практика ночного купания в снегу, в Красных Горах остаться в одиночестве можно только в нужнике… Уж там-то, надеюсь, Рой за мной не следит?

   Отогнав совершенно неуместные ситуации мысли, я вбежал на знакомое крылечко и распахнул двери.

   Азали-на-Йети-са-Но лежала посреди собственной кухни. Здесь же были и ее сыновья: прижавшись к деревянным стенам, мальчишки не сводили глаз с матери, судя по всему, пребывая в состоянии первозданного ужаса. Я мысленно выругался. Причинять боль детям в мои планы не входило, но… Но в доме Эри тоже был ребенок. Даже два, если вспомнить о Рейке. И неважно, что она готова выцарапать глаза любому, кто не считает ее взрослой…

   – Б-а-а-а-а!!! – вдова помощника Папаши Мо выгнулась в крутую дугу и заорала. Скрюченные от боли пальцы царапали пол, глаза закатились, в уголках губ появилась коричневатая пена.

   – Ма-ам! – всхлипнул самый младший из мальчишек, и я не стал медлить, схватил за шиворот старшего сына Оки-сa-Но, если мне не изменяет память, Хаайу, и велел:

   – Братьев уведи из дома.

   – Ш-што? – он с трудом оторвал взгляд от матери, и то лишь после того, как я его хорошенько тряхнул.

   – Возьми братьев и ступай к соседям. И скажи всем, кого увидишь, чтобы по домам прятались. Увижу кого на улице – мало не покажется. Ну, что смотришь? Ступай!

   Хаайя всхлипнул, но на ноги поднялся и, ухватив за руки обоев братьев, выбежал из дому, а я выдохнул, переводя дух. По крайней мере теперь, если что-то пойдет не так, рядом не будет носителей той же, что и у поджигателя, крови. У поджигательницы.

   Я не стал задумываться о причинах, побудивших женщину пойти на столь ужасное преступление. С причинами мы всегда сможем разобраться после того, как я отправлю духа-мстителя в потусторонний мир, туда, где ему самое место. И лучше бы это сделать как можно скорее, пока он не успел напитаться эмоциями и не решил, что может справиться со своим создателем.

   Если честно, я не был до конца уверен, что такое возможно (о мстителях в серьезной литературе писали редко, да и то лишь поверхностно, а сказкам, в которых он фигурировал довольно часто, я уже дано не верил), но рисковать не стал, полоснул по запястью ножом, вскрывая вены, зашептал запирающую формулу и даже удивился, когда все получилось с первого раза.

   – Ух-х… – выдохнул, опускаясь на пол, зажал пальцами здоровой руки разрез и, сильно сдавив, пробормотал:

   – Стабилито максимум, – и только после этого посмотрел на затихшую женщину.

   Она тяжело дышала, но была в сознании, я это понял сразу, хотя глаз Азали пока не открыла.

   – Встать можешь, кровопийца? – зло спросил я. Рвать и метать хотелось из-за того, что это не мужик, при всем своем желании я не смогу спустить с нее шкуру.

   – Сам догадался или подсказал кто? – прохрипела она в ответ и медленно села.

   Я промолчал. Ну, правда! Не говорить же ей о том, что это я создал мстителя, который только что пытался сжечь ее заживо, пусть и лишь на ментальном уровне, ощущения от этого менее острыми не становились.

   – Оказывается, боги все-таки что-то видят, – не дождавшись ответа, произнесла поджигательница и криво усмехнулась. – А я-то, грешным делом, успела поверить, что мне теперь все с рук сойдет…

   – Может и сошло бы, – нехотя признался я, – если б ты другой дом вздумала поджечь, а так...

   – Так ты и о поджоге знаешь? – изумилась она, а я растерянно крякнул. – Силен ворнет, хоть и сопляк совсем. Не ожидала… Все ждала-ждала, когда ж ты меня за муженька арестовывать придешь, а оно вон как получилось… Ну, что уж теперь горевать? Видать мне на роду написано… Об одном только жалею, веришь?

   Она посмотрела на меня злыми глазами и прошипела:

   – Что змея эта из окошка выскочить успела. Я из-за нее собственного мужика жизни лишила, чтобы подлец к пигалице этой от меня не ушел. От меня!! Ишь, чего вздумал! Говорит, уж лучше в тестях Папашу иметь, чем… Ну, я и... Из-за нее теперь одна с тремя детьми загибаюсь, а она со столичным шерхом у всех на глазах миловаться вздумала...

   У меня аж в глазах потемнело, я шагнул к трясущейся от злобы женщине и схватил ее за шкирку, вздергивая на ноги.

   – Встать! – процедил сквозь крепко сжатые зубы, еле сдерживаясь от того, чтобы не ударить. И не потому, что бить женщину – это не по-мужски и вообще признак слабости. Я ведь все-таки представитель закона, королевский шерх – ну, почти – и опускаться до такого уровня… – В остроге показания давать будешь.

   – Грозный какой, – она закудахтала, давясь безумным смехом. – А если не буду? Не скажу ни слова, хоть ты тресни…

   Я наклонился к ее лицу и тихо выдохнул:

   – А я верну того, кто мучил тебя минуту назад. И если ты думаешь, что он, разобравшись с тобой, успокоится, то я тебя обрадую. Он после тебя на детишек твоих переключится…

   Она позеленела от страха и поджала губы.

   – Так что бери верхнюю одежду, шубу там… не знаю, что у тебя... и поднимайся. До весны в остроге посидишь, a там уж с тобой королевский суд разбираться будет.

   На улице, к огромной моей радости, никого не было. Уж и не знаю, что бы я стал делать, если бы любопытные красногорчане по своей привычке заполонили улицы городка, засыпая меня бесконечными вопросами.

   Мы вышли на крылечко, я осмотрелся, а Азали потянулась было повесить на двери замок, но в последний момент равнодушно махнула рукой и спрятала ладони в карманах тулупа. Я покосился в сторону преступницы. Вид у нее был жалкий: бледная, опухшая от слез, губы искусаны, волосы неопрятными космами торчат из-под криво повязанного платка…

   Мы уже подходили к площади, когда я не вытерпел и все-таки задал вопрос, который волновал меня больше всего:

   – С чего ты вообще взяла, что Эри пойдет замуж за твоего урода? А?

   – Неправда, он не был уродом! – возмутилась женщина истово, даже кулаки сжала, но я лишь фыркнул и качнул гудящей от усталости головой: все-таки не спал целую ночь, да и день выдался не из спокойных. А когда я вообще спал в последний раз? Чтобы нормально, а не урывками? Не помню…

   – Именно уродом и был, – сжал зубы я. – Или ты думаешь, все эти женщины с ним по доброй воле? Как же, держи карман шире! Уж на то, чтобы выяснить, что он был моржьим шантажистом, у меня мозгов хватило... Проклятье! – поскользнувшись, я чуть не упал, но Азали моей неуклюжести, похоже, даже не заметила. – И вдова Мо к нему тоже не по доброй воле шла.

   В то, что Эри спала с покойным помощником Папахена, я отчаянно отказывался верить.

   – Врешь ты все! – женщина вспыхнула и заскрежетала зубами от ярости. – Они сами на него вешались! Сами! Бегали в квартиру эту проклятущую косяками... Уж я-то знаю! А вдовушка эта пришлая чаще всех…

   – Почему пришлая? – до безумия хотелось спросить, с чего она решила, что чаще всех, но я все равно спросил о другом.

   – А я знаю? Оки ее так называл, ну и я вслед за ним… А ты и вправду что ли не веришь, что зазноба твоя под моим мужиком побывала? Напрасно. Ты мне верь, господин Рити-на, на что мне тебе врать? Мне терять теперь нечего… Глубинные! Что ж я наделала-то, а? Как же теперь? У меня же дети…

   – Раньше думать надо было, – нахмурился я и перевел взгляд на окна особняка градоначальника. Надо же, а я и не заметил, как мы до места дошли…

   В тени ворот месила снег какая-то темная фигура, я прищурился, чтобы рассмотреть, кто бы это мог быть, и неуверенно окликнул:

   – Ной?

   – Нет, хозяин. Это всего лишь я. Помочь?

   Сил на то, чтобы злиться уже не было: я их все, по всей вероятности, на нагрев ванн, чтение дневника и усмирение мстителя потратил. Тряхнул головой, чувствуя, как по позвоночнику стекают струйки холодного пота, и… И, в общем, хреново мне было. Очень.

   – Помоги, – скорее обреченно, чем устало, согласился я. Все равно от него не отделаться. Уж если Рой решил помочь, то лучше с ним не спорить. – Ноя найди, путь он ее проводит, куда надо…

   – Точно? – герлари сумрачно посмотрел на мою арестованную, и я внезапно понял… Нет, не понял. Почувствовал на каком-то интуитивном уровне, что мне даже говорить ничего не надо, достаточно лишь моргнуть, и Рой так позаботится об этой поджигательнице и убийце, что вспоминать о ней впредь уже не придется.

   – Определенно, – я ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Да что такое-то? – Ее судить будут. Я этого хочу.

   – Ну, раз хотите, – Рой пожал плечами и с брезгливым выражением лица подхватил вдову Оки-са-Но под ручку, – тогда, конечно, все так и будет. Уж я прослежу.

   И вот странное дело, но после его слов меня охватило чувство небывалого спокойствия. В голове мелькнула вдруг совершенно внезапная по своей абсурдности мысль: «Ну, раз Рой обещает, можно больше не беспокоиться»… И я выдохнул. Впервые за две седмицы, честное слово.

   – Ну, вот и чудненько, – вместе с облегчением душевным появилась весьма физическая тяжесть на плечах. – Ты ее там устрой. Как следует… А я пока…

   – Поспать бы вам, хозяин.

   – Угу, – махнув на прощание рукой, я вошел в дом через парадный вход и, шумно втянув в себя воздух, застыл посреди холла.

   Дома было жарко натоплено, и от этого тепла убаюкивающе путались мысли, а кровь в голове, наоборот, шумела и требовала, чтобы я немедленно пошел к Эри и выяснил, с чего это вдруг она вздумала мне врать о том, что никогда не бывала в квартире покойного, тогда как его вдова совершенно определенно настаивала на обратном:

   – Да я своими глазами видела, как эта корька недоделанная туда вошла! В штаны еще вырядилась, мерзавка. Тьфу! Смотреть противно было, хуже гитарок из Веселого Дома.

   – Вот кстати, да, – бормотал я, поднимаясь по лестнице на третий этаж. – Почему какие-то там Азалии видели мою женщину в неприличных штанах, а я до сих пор нет? Непорядок… Хочу неприличные штаны. И вообще.

   – Женщина! – рявкнул, ввалившись на лестничный пролет верхнего этажа, и чуть не рухнул сраженный громкостью собственного голоса. – Эри! Иди сюда сей же час! Я тебя допрашивать буду!

   – Что будешь делать? – она показалась на пороге своей гостиной, и я, чтобы не улыбнуться самой идиотской на какую только способен улыбкой, нахмурился.

   – Допрашивать. По всей строгости закона.

   Она вскинула бровь и, оглянувшись назад, что-то негромко произнесла.

   – Что ты там шепчешь? Внятнее говори!

   – Я говорю, чтобы ты не кричал, – ответила она, выходя в коридор и закрывая за собою дверь. – Я только что Мори уложила… Кэй, ты себя хорошо чувствуешь?

   Взволнованно хмурясь, она посмотрела на меня, и я поторопился с ответом:

   – Да лучше всех! Я ж только что два преступления раскрыл… Кстати, у меня к тебе серьезный разговор, рыба моя. Про этого… про покойника. Как его? Из головы вылетело...

   – Оки-са-Но? Кэй, ты пьян, что ли? – Эри вдруг оказалась близко-близко, зачем-то принюхалась к моему дыханию и вдруг прижала прохладную ладонь к моему лбу, – да у тебя жар!

   – Не заговаривай мне зубы, – буркнул я и переместил ее запястье поближе к своему рту. – У тебя с ним что-то было? Он тебя заставил, да? Узнал, что Мори незаконнорожденный и шантажировал? Я убью его!

   Зачем я все это ей говорил – неясно. Про Мори опять-таки... «А что если она сейчас у тебя спросит, с чего ты взял про незаконнорожденность? Что врать станешь?» – шепнул внутренний голос, и я не на шутку перепугался, но Эри ни о чем таком спрашивать не стала. И, откровенно говоря, в другое время меня это обязательно бы напрягло, но не в тот момент. В тот момент меня несло. И, я бы даже сказал, уносило. И откуда взялась эта уносящая меня в неведомые дали волна, я не имел ни малейшего предположения.

   – Он уже и так мертв, глупый, – мягко проговорила Эри, а я от того, каким нежным голосом она произнесла слово «глупый», вновь заулыбался, как идиот. – И ничего не было. Правда. Пойдем, я тебя уложу… Ты же на ногах не стоишь!

   – Не соблазняй, – проворчал беззлобно, позволяя трогательной в своей заботе Эри увлечь себя вдоль по коридору в сторону спальни. – Я просто вымотался.

   – Я вижу.

   – И ты мне все равно не отвертишься от серьезного разговора.

   – Не отверчусь.

Как попали в комнату, не помню. Вот вообще. Казалось бы, вот только что мы шли по мягкой ковровой дорожке, и Эри так ласково, так интимно обнимала меня за талию, а в следующий миг я уже сижу на кровати, и самая желанная в мире женщина с решительным видом стаскивает с меня рубаху со словами:

   – Кэй, ну, пожалуйста! Не упрямься!

   – И в мыслях не было, – с предельной искренностью выдохнул я и прижался губами к манящей ложбинке, видневшейся в развале домашнего платья. От ее кожи пахло свежестью цветочного мыла, а на вкус она была, как мед из поздних цветов чамуки: сладкая до головокружения и пьяная. И эти веснушки… Отведя ткань, я освободил чуть больше места для маневров и потерся щекой о выступающие над декольте мягкие полукружья.

   – Кэй? – севшим голосом выдохнула Эри. – Что ты делаешь?

   – М?

   Я вскинул голову и заглянул ей в лицо. Рот приоткрыт, на щеках румянец смущения – или возбуждения? – а зеленые глаза просто завораживают своим сиянием.

   – Эри, – прошептал и потянул девушку на себя, заваливаясь назад и позволяя ей упасть сверху.

   – Кэй, перестань? – не возмутилась, не воспротивилась и даже не попросила, а скорее спросила она. У меня или у себя? И о чем?

   – Эри, – перевернулся, подмяв ее под себя, и признался:

   – Тебе совершенно не подходит это имя. Оно на тебе как одежка с чужого плеча: и вроде по размеру, а не твое.

   – Правда? – она улыбнулась и неуверенно опустила руку мне на плечо. Подрагивающие пальчики коснулись шеи, и я тут же переместил их чуть ниже, к яремной ямке.

   – Да, – прошептал, свободной рукой вытаскивая шпильки и освобождая шелковую волну волос. – Эри – красивое имя, я не спорю, но в переводе с вэлльского оно означает «вода в горном весеннем ручье». Понимаешь? У такой девушки глаза никак не могут быть зелеными, только голубыми. Это я тебе говорю.

   – Да? – она слушала так внимательно, с таким удивленным, плохо скрываемым восторгом на лице, что я улыбнулся.

   – А у тебя они зеленые. Разве вода в горном ручье бывает зеленой? Да никогда! Скорее в море. Нет, ты не вода. Ты звезда. Звезда, отражающаяся в ночной глади моря.

   – Ш-што? – она изумленно дернулась и срывающимся голосом переспросила:

   – Как ты меня назвал?

   – Эстэри, – шепнул я. – У ильмов есть такое имя. Я знаю, мою прабабку так звали.

   И повторил, скользя пальцем под нежным подбородком, приподнимая лицо для поцелуя:

   – Эстэри.

   Безумие вспыхнуло в мозгу и отравило кровь, рычало внутри голодным зверем, требуя немедленно взять, присвоить, чтобы уже никто и никогда.

   – Эри! – хотелось сорвать с податливого тела домашнее платье и видневшуюся под ним простую белую сорочку, и исцеловать всю кожу, не оставить не обласканным ни одного кусочка, каждую коричневатую круглую веснушку сосчитать.

   Потянув вверх путающееся платье, я опустил руку на обнаженную коленку и осторожно сжал. Интересно, на коленках у нее веснушки тоже есть? Надо проверить…

   – Кэй? – Эри пискнула возмущенно и в протестующем жесте выставила вперед руки, будто пыталась оттолкнуть. Ее пальцы случайно соскользнули с рубахи на голую кожу, как раз там, где у меня было Колесо Фортуны. Меня словно молнией прошило, а Эри подо мной выгнулась в луковую дугу.

   Я зашипел, а она удивленно отодвинула в сторону ткань рубахи и замерла. Провела пальцем по рисунку, обводя контур, и вдруг подалась вперед, прижимаясь губами к середине отметины.

   Вторая молния ударила изнутри и сожгла к моргам все внутренности, мозги и даже намек на здравые мысли, заставляя сжимать в объятиях податливое тело и целовать, целовать, бормоча что-то среднее между бредом сумасшедшего и лепетом влюбленного сопляка, что-то, что я даже под страхом смертной казни не смог бы повторить.

   Платье распахнуто, шнуровка сорочки распущена. Я приподнялся на вытянутых руках и не могу оторвать взгляда от молочной бледности часто вздымающийся груди, я абсолютно покорен и заворожен видом заострившихся розовых сосков.

   – Какая ты… – склонился, чтобы приласкать ртом манящую вершинку, и застонал, ощутив во рту ее восхитительный вкус.

   Руки покрылись гусиной кожей, то ли от сжигающего меня температурного жара, то ли от отдачи после уничтожения мстителя, то ли от того, как отзывалась на каждую ласку моя женщина. Моя Эри. Моя звезда в ночном океане.

   Торопливо, будто впервые женщину раздевал, я дергал за шнуровку и пытался стащить платье с плеч, чтобы ничто не стояло между мной и Эри. Кожа к коже, дыхание к дыханию. Переплестись, слиться…

   Ткань выскальзывала из пальцев, как заколдованная, и отказывалась поддаваться. Я рванул изо всех сил, мечтая порвать все к моргам, раз по-другому снять не получается, и в сердцах впился в натянутую струной шею, оставляя на коже красноватый след поцелуя.

   Тихий стон, сорвавшийся с ее губ, отозвался дрожью предвкушения в паху.

   – Эри! – прорычал я, досадуя и не понимая, что происходит, и отчего я не могу избавиться от каких-то тряпок.

   – Чш-ш-ш, – прошептала она, и мне в ее голосе послышалась не страсть, а испуг. – Я здесь.

   – Эри?

   Веки весили тонну, но я, хоть и с трудом, но смог разлепить глаза, чтобы взглядом отыскать внезапно исчезнувшую из моих объятий девушку.

   – Куда ты пропала? – прохрипел не своим голосом, с неудовольствием отмечая, что платье на Эри застегнуто до самого горла, а волосы убраны в косу. Когда успела? – И почему оделась?

   – Кэй, ты очнулся? – она всхлипнула и оглянулась на дверь, взволнованно покусывая нижнюю губку.

 – Иди сюда, – позвал я и попытался сесть, но рухнул без сил на подушки.

   – Не вставай! – наклонилась надо мной, потрогала лоб губами.

   – Эри…

   – Ты как? Я… я Роя позову, он…

   – Я тебе позову! – я обвил тонкий стан руками, притягивая к себе девушку и не позволяя ей вырваться, хотя, если честно, чувство было такое, что не вырывалась она лишь потому, что боялась мне боль причинить. – Лучше поцелуй меня еще раз.

   – Кэй, ты больше суток без сознания. Какие поцелуи? У тебя бред…

   – Не бред, – упрямо выдохнул я, лаская взглядом след от собственного поцелуя на женской шее.

   – Не бред, – повторил, опуская вновь отяжелевшие веки.

   – Кэйнаро! – в испуганном голосе встревоженные нотки, граничащие с истерикой, а я не то что успокоить, я даже голову от подушки поднять не могу. – Вот что мне делать?

   – Отставить истерику, рыба моя, – произнес кто-то, находившейся с другой стороны кровати. – Мне еще не встречались полные сил молодые мужчины, что умирали от банальной простуды, пусть и осложненной магическим истощением.

   – Вам легко говорить, Рэйху, – буркнула Эри, не отводя от меня встревоженного взгляда.

   – Это ты на то, что я свое уже давно отмучился, намекаешь?

   Я повернул голову и оторопел, увидев сидевшего у моей постели старика. Не старика. Деда в толстом халате, надетом поверх полосатой пижамы, и домашних тапочках. Моего собственного, умершего несколько лет назад деда. Он хитро подмигнул мне пронзительно-синим глазом и рассмеялся.

   – Бред, – выдохнул я и провалился в ласковые объятия обморока.

   Очнулся лишь поздним утром и первым делом подскочил на кровати, оглядываясь по сторонам. Однако – увы или к счастью, тут я не смог определиться – в спальне не было ни следа странного старика, так удивительного похожего на моего давно покойного деда. (А в том, что он был именно покойным, сомневаться не приходилось. Мы же семья потомственных некромантов, когда умирает кто-то их наших близких, из маг-комиссии приезжает специальный человек, проследить, чтобы близкие похоронили усопшего согласно традициям, раз и навсегда запечатывая его гроб). Комнату заливал солнечный свет, слегка приглушенный спущенными шторами, в камине дотлевали полешки, а в большом кресле возле кровати вместо старика дремала, поджав под себя ноги, Эри.

   Вмиг позабыв о загадочных двойниках, я задумчиво посмотрел на девушку. Она была в темно-зеленом платье с глубоким вырезом, который целомудренно прикрывала легкая косыночка, и в своих обожаемых чимах, что прямо сейчас небрежно лежали на полу.

   Я прекрасно помнил обо всем, что произошло между нами накануне моей болезни. Ну, как прекрасно? Ощущения были весьма живыми, и очень хотелось повторения и продолжения. Останавливало меня лишь одно: я не был до конца уверен в том, что произошло на самом деле, а что домыслило мое богатое, воспаленное болезнью воображение.

   Эри улыбнулась во сне, а я наоборот нахмурился, вспоминая, как запросто она общалась с ночным визитером. Уверенно, привычно и по-дружески. Я бы даже сказал, по-семейному. Что может связывать мою Эри с каким-то стариком? И откуда он вообще взялся в Красных Горах? Скрипнув зубами, я впился внимательным взглядом в лицо девушки. Что еще, помимо своих магических способностей и особенностей дара, она скрывает? Ее тайны не злили, но раздражали и тревожили. Мутная история с Оки-са-Но, рождение Мори, покойный муж, который, по всей видимости, был из числа незарегистрированных магов... Теперь вот еще и это.

   Сев на кровати, я прислушался к себе. Немного першило в горле, да от долгого сна слегка мутило, и кружилась голова – других признаков болезни я в своем организме не нащупал. Поднялся и тихо, чтобы не разбудить девушку, прошел в ванную. Когда несколько минут спустя я вернулся, Эри в спальне уже не было, а на ее месте в кресле лежала стопка чистой одежды. Я с досадой отшвырнул в сторону влажное полотенце, испытывая совершенно детское желание надуться, забраться в кровать и пролежать там до старости. Впрочем, желание найти Эри и обстоятельно с ней поговорить тоже никуда не исчезло.

   Отчего-то казалось, что она станет от меня прятаться, и я буду вынужден искать ее по всему дому, и несказанно удивился, когда дверь в мою комнату открылась, впуская внутрь ту, что в данный момент занимала все мои мысли, отодвинув на задний план убийц, поджигателей и прочих аферистов Красных Гор.

   – Привет, – Эри смущенно улыбнулась, входя внутрь. – Ула просила узнать, тебе внизу накрыть или ты здесь позавтракаешь?

   Я ничего не ответил, молча рассматривая девушку. Значит, вот так она решила, да?

   – Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?

   Я улыбнулся, хотя меня скорее разозлила, чем развеселила ее попытка принять независимый, «ничего-такого-не-было» вид.

   – Смущение выдает тебя с головой, – насмешливо бросил я.

   – Что? – она вскинула взгляд, наконец посмотрев на меня, и я «снизошел» до объяснения:

   – Вот если бы ты так не нервничала и не краснела, я бы, может, и поверил, что мне все приснилось, – я совершил хитрый маневр, оттесняя девушку от двери. – Ну, или было навеяно жаром, а так...

   – Не понимаю, о чем ты, – перебила она, упрямо вздернув подбородок.

   Ну-ну.

   – Могу объяснить, – шагнув ближе, я потянул за кончик косынки, повязанной у девушки на шее. Она возмущенно пискнула и прижала к горлу ладонь, но я уже успел заметить все, что мне было нужно. – И, так сказать, обновить воспоминания.

   Эри смотрела испуганно, но я все же взял ее руку и, преодолевая сопротивление, прижал прохладные пальчики к татуировке на своей груди. Не знаю, что почувствовала она, а у меня просто дух перехватило. Не так, как в прошлый раз. Иначе. Мне вдруг почудилось, что прошло уже много-много лет, что я после долгой разлуки вернулся домой, и в ее широко распахнутых глазах удивление переплелось с радостью и узнаванием.

   – Ты тоже это чувствуешь? – прошептал я, зная, что да, что иначе просто не может быть, и Эри кивнула, опуская ресницы. – Хочешь, чтобы я еще о чем-то тебе напомнил?

   – Нет, – коротко ответила она, поднимая взгляд, а затем запрокинула лицо и выдохнула, сдаваясь:

   – Да...

   И сама – сама!! – потянулась ко мне за поцелуем. Моя хорошая...

   Мы целовались, как безумные. Моя нетерпеливость ни на гран не уступала ее жадности, и все бы точно закончилось в кровати уже тогда, если бы в двери с напоминанием о завтраке не постучал Ной.

   – Ты голодна? – шепнул тихонько, истово надеясь на отрицательный ответ.

   – Очень! – если бы могла, она бы, наверное, сгорела от смущения. Глупая, чего стесняться, если все совершенно правильно и естественно. Естественнее просто не может быть. Тем более и сама согласилась, что чувствует эту странную связь, это невероятное притяжение, что вспыхнуло между нами.

   Нахмурившись, я растерянно потер знак божественного внимания на своей груди. Эх, жаль, что не у кого спросить, с чего вдруг такая реакция, Эри ведь никак не может быть той, кого боги выбрали мне в пару. А жаль! Как чертовски жаль, что… Впрочем, теперь, когда я для себя уже все решил, мне было наплевать на Колесо Фортуны.

   – Ты злишься? – Эри слегка побледнела, а я покачал головой, отвечая:

   – Разве что на Ноя… – взял ее за руку. – Пойдем завтракать?

   Мы вышли из спальни, и Эри стыдливо спрятала глаза, старательно не замечая всепонимающего выражения лица старого дворецкого.

   – Доброго дня, Ной! – поприветствовал я, игнорируя попытки Эри вырвать ладонь из моего захвата.

   – Доброго, господин ворнет! Рад, что вы пошли на поправку.

   Я улыбнулся и, наклонившись к розовому ушку, неслышно шепнул:

   – Не дергайся, а то поцелую.

   Эри задохнулась и бросила на меня укоризненный взгляд. Ну, прелесть же до чего она хороша!

   – Что? – Ной, нахмурившись, оглянулся.

   – Говорю, неприятности носом чую, – ответил я и пояснил:

   – Тихо очень. А практика показывает, что когда в доме есть один взрослый Ряу и хотя бы один малый ребенок, ни к чему хорошему это, как правило, не приводит.

   Ной фыркнул.

   – Что правда, то правда. Только напрасно волнуетесь. Мори в яслях, а девчат мы с Улой с утра пораньше в Храм услали. Пусть лучше Инайе помогают, чем по дому без дела шляются.

   Я довольно вздохнул: отсутствие лишних свидетелей в доме мне было только на руку.

   Завтракали мы в столовой. И, несмотря на то, что Ула накрыла стол на двоих, ел я один, а Эри, сославшись на то, что уже успела перекусить – хотя минуту назад клялась мне в том, что голодна, трусишка, – пила лишь морс.

   – Что у нас нового? – спросил я, как только Ной вышел из комнаты. – В остроге новых жильцов не появилось?

   – Не появилось. Кэй, – Эри взволнованно глянула на меня поверх кружки, – а ты уверен, что это Азали-са-Но?

   – Уверен. И кстати, рыба моя, ты почему мне соврала о квартире Оки-са-Но? Помнится у нас был разговор на эту тему, и ты мне сказала, что…

   Я осекся, вспомнив еще одну вещь. Точнее, две. А именно то, как поджигательница и убийца по совместительству описывала вдовицу Мо, когда та входила в тайное убежище помощника Папахена. И то, как ее наряд походил на наряд одной из двух бандиток, что в свое время избавили меня от формы ворнета.

   – Что? – Эри испуганно затаила дыхание, а я вспоминал и сопоставлял. Фигура, глаза, рыжие волосы – совпадало все! И ведь я сразу ее узнал, еще когда впервые увидел в Храме! Спрашивается, почему убрал вдову из числа подозреваемых? Только потому, что голос был не похож? Вот уж ерунда! Голос и изменить можно… И кстати, помнится, у Эри на шее была руна. Что она тогда мне соврала? Что это от боли в горле? Вот же я идиот!

   – Я так и знала, что ты будешь злиться, – девушка вздохнула и виновато потупилась. – Может, я просто испугалась, а? Знаешь ли, не каждый раз человека, который хотел меня… ну… который требовал от меня…

   – Если бы ты сказала мне раньше, – я решительно оборвал невнятный лепет, пока Эри меня с мысли не сбила, – пожара можно было бы избежать. Наверное. Это ведь Азали мужа убила. Ты знаешь?

   Девушка испуганно ахнула.

   – Правда? Ужас какой… Но за что?

   Подумав, я решил не рассказывать Эри о намерении покойника бросить старую жену ради новой, а вместо этого скорчил жалобную рожицу и произнес:

   – Если помнишь, я заболел и не успел узнать всех подробностей. Кстати, о болезни. Горло болит – просто ужас – не могла бы ты мне с этим помочь?

   Она тут же подскочила на ноги, оставив в сторону кружку с морсом.

   – Молока подогреть? Я мигом.

   – Я вообще-то думал, ты мне руну нарисуешь. Вот тут, – ткнул пальцем себе в шею. – Мне думается, это более эффективный и быстрый способ.

   – Руну? – она рассмеялась. – Кэй, покойный муж меня многому обучил, но магия целителей мне не подвластна.

   – Да?

   Хм, значит, мы не только врем и не краснеем, мы еще и делаем это довольно часто. По крайней мере так часто, чтобы запутаться в собственной лжи.

   – Увы, – она посмотрела на меня с сочувствием. Кем же была твоя напарница, моя маленькая врушка? И кто надоумил вас стащить мундир у приезжего ворнета? Или… меня осенила внезапная мысль. Ну, конечно! Как я раньше не додумался? Папахен большой любитель загребать жар чужими руками. Что там Эри говорила про долг? Что почти расплатилась за признание отцовства? А кто сказал, что в качестве платы она отдала Папаше золото? Да и откуда оно у нее?

   Я мысленно выругался. Проклятье! Да у моей избранницы тайн больше, чем я предполагал с самого начала!

   – Кэй! – в окликнувшем меня голосе послышалась тревога. – Что с тобой? Тебе хуже? Жар вернулся? Я зову-зову, а ты не отвечаешь…

   – Извини, я задумался, – нет, не время сейчас припирать Эри к стенке со своей сотней вопросов, уж больно зыбка и призрачна установившаяся между нами связь. – Ты что-то хотела?

   – Ты хотел, – она улыбнулась. – Молока. Подогреть?

   – Я сам, спасибо.

   – Ой, мне не сложно! – я и глазом не успел моргнуть, как девушка выскочила из комнаты. Может, и к лучшему. У меня, по крайней мере, будет возможность все обдумать в тишине. Эх! Записать бы все! Работа с бумагой и пером всегда помогала мне думать! Но раз я сейчас в столовой, а не в кабинете, придется обойтись тем, что есть. Итак. Я принялся мысленно загибать пальцы.

   Вопрос первый. Кем была таинственная напарница моей скрытной вдовушки? Среди жительниц Красных Гор такой точно не было, я бы знал. А уехать сирена не могла – сначала буря не позволила, потом встал лед. Так что тут она, миленькая. Никуда ей от меня не деться.

   Второе. Неизвестная мне пока сирена удивительным образом была похожа на сбежавшего жениха Тии. Того самого, что по версии погибшего мэтра Ди-на, имел какое-то отношение к красногорским аферистам. Они брат и сестра? И что их связывает с Эри?

   Третье. Кем все-таки был покойный Руп-на (или Рупи-на, как его на деревенский лад называли в Красных Горах), о котором в дневнике вдовы Мо – очень тяжелом и очень подробном, надо сказать, дневнике – не было сказано ни слова? Кем был и откуда взял такие знания, о которых в Королевской Академии никто и слыхом не слыхивал? Разве что профессура…

   И последнее. Что за таинственный старик навещал мою спальню минувшей ночью.

   – Господин ворнет? – в столовую заглянул Ной. – Эри говорит, вам хуже стало… Может, за лекарем послать?

   – Горло немного болит. Ничего страшного, – успокоил старика. – Ной, скажи, а кто из посторонних был в доме во время моей болезни?

   – Посторонних? – дворецкий хохотнул. – После того, как Ула, чтобы отвадить от дома просителей, шепнула Вин по секрету, что у нас эпидемия рыбьей хвори? Вот уж нет…

   – Как нет?

   – А вот так! Горожане всевозможными дарами половину площади заставили, и к каждому не поленились записку с пожеланием доброго здравия приложить. В двух экзен… экзем…

   – Не надо, я понял. Так точно никого не было?

   – Ни единой живой души, господин ворнет, – заверил Ной. – Так сходить за лекарем? У нас сын в гостях, могу его послать...

   – Не надо никого никуда посылать. Эри мне молока уже обещала подогреть. Спасибо, Ной.

   Дворецкий кивнул и, прихватив грязную посуду, закрыл за собой дверь, а я задумчиво потер подбородок. Ни одной живой души, значит? Очень интересно…

   Моя прабабка, та самая, что из переселенок, умела разговаривать с духами. А что если и Эри тоже умеет? Что если мой покойный дед пришел к ней и… Нет, бред! Она называла его другим именем, да и не мог он! Хоронили-то его в запечатанном гробу… Тогда кто, морги меня задери, это был? Галлюцинация?

   Моя целительница все не появлялась со своим теплым молоком, которое, если уж на чистоту, мне было и вовсе ни к чему, поэтому я, чтобы не тратить время даром, все-таки расположился на краю обеденного стола с листком бумаги и цветным мелком – вот она, прелесть наличия в доме маленького ребенка: куда ни сядь, всюду если не мелок, так погремушка. Быстро набросав несколько тезисов, диковато смотревшихся в ярко-оранжевом цвете, я услышал скрип открывающейся двери и вскинул голову, пряча листок в карман – не хватало еще, чтобы Эри увидела все мои выкладки до того, как я во всем разберусь.

   Но вопреки моему ожиданию, в столовую вошла не она.

   – Господин ворнет, я вам молочка тепленького принесла, как вы и просили, – улыбнулась мне Ула и водрузила перед моим носом поднос, на котором я с удивлением увидел здоровенный кувшин молока, вазочку с вареньем и огромную гору румяных пирожков. – На здоровьице…

   – Спасибо, но… – я слегка ошалевшим взглядом глянул на кухарку. – Это что? То есть, я хотел сказать, а где Эри?

   – Так в ясли убежала, – c охотой ответила Ула. – Мальчонка прибег с писулькой от учителки. Что-то там с Мори сталось. Я толком и не поняла. А Эри как прочитала, сбледнула вся с лица да за шубейку схватилась. Говорит, Ула, миленькая, отнеси-ка господину ворнету тепленького молочка, а то у него горло разболелось, а я, говорит, пока за дитем обернусь. Видать что-то там у них приключилось…

   Ула еще бормотала что-то о том, что в их времена за детьми так не носились. Мол, что может с мальцом приключиться, когда он у учителки под присмотром? Чай, голову не сломает. В их времена-то вон никаких яслей и вовсе не было, и ничего, справлялись… Я особо не вслушивался, кивал только, да мелкими глотками пил горячее молоко.

   Наконец, когда кухарка все-таки оставила меня в покое, я поднялся в кабинет, да, постояв там с минуту, сразу же спустился вниз, решив проверить, как там наши заключенные.

   Арестанты сидели по камерам и пребывали в самом гнусном расположении духа. Похититель юных дев размазывал по небритой морде сопли, молил о прощении и клялся всеми богами – Земными, Водными и даже Глубинными, – что впредь никогда и ни за что. Я покивал головой и захлопнул дверь, чтобы перейти во вторую камеру, наспех оборудованную в другом конце подвала. Поджигательница и убийца сопли не размазывала, да и вообще ни о чем не просила. Она молча смотрела в потолок и даже головы не повернула в сторону отворившейся двери.

   – От еды отказывается, зараза, – прокомментировал мне поведение арестантки вынырнувший неизвестно откуда Ной. – Вот как господин Рой ее третьего дня доставили, так и не жрет ни морга. Небось надеется скопытится до суда.

   И выкрикнул, оглушив меня на одно ухо:

   – Зря надеешься, болезная! Не дам я тебе подохнуть. Еще денек-другой подожду, чтоб тебе жизнь медом не казалась, а потом позову мальцов в подмогу, чтоб руки-ноги тебе держали, в зубы воронку вставлю, да залью в живот с десяток квочьих яиц. У меня не забалуешь…

   – Пошел ты, киру гнилoй, – вяло отмахнулась от дворецкого Азали-са-Но.

   – Господин ворнет? – Ной явно обиделся и немо требовал возмездия, но я покачал головой.

   – Не хочет есть – не переводи продукты. Пусть посидит денек на сырой воде. Я с ней завтра поговорю. Заодно и что делать с насильственным питанием решим.

   Ничего нового Азали мне сейчас сообщить не могла, а с оформлением бумаг и снятием показаний до весны я еще успею разобраться. Так я решил. Пока более актуальной виделась другая проблема. Впрочем, вид совершенно уничтоженной женщины подтолкнул меня к принятию одного решения.

   – Ной, – позвал я дворецкого несколькими минутами спустя, уже обувшись и злясь из-за того, что не могу свою крутку найти. – Ты куртку мою не видел? И кстати, вот еще о чем спросить хотел! А что мальчишки, сыновья Оки-са-Но? Где они теперь?

   – Так дома у себя.

   – Одни? Надо бы послать кого, чтобы проверили, как они там… Впрочем, не надо. Я сам к ним зайду на обратном пути. Моржья отрыжка! Да куда ж она делась-то?

   – А вы куда это? – забеспокоился Ной. – На улицу, что ли, собрались?

   – На улицу, – я хмыкнул. – А что, нельзя?

   Задавая свой вопрос, я, конечно, подтрунивал над стариком, поэтому несказанно удивился, услышав в ответ:

   – Никак нет. Господин Рой строго-настрого наказали, чтоб мы вас до полного выздоровления из дома не выпускали. Говорили, что…

   – Так, хватит! – разозлился я.

   С каких это пор истопник Рой распоряжается в моем доме? И плевать, что он вовсе не истопник, да и дом, по большому счету, не совсем мой, точнее, совсем не мой… Тьфу, ты!

   – Что значит «велел»? Мне?

   – Так я же это, господин ворнет… У вас же горло. И жар, опять-таки…

   – На горло я шарф повяжу, – рыкнул я. – И шапку вот возьму, теплую, меховую, – потряс перед повесившим нос дворецким проклятым треухом, – а куртку…

   – А куртку, может, сынка моего старшого возьмете? Ему-то она ни к чему, он на зимовку с рыбаками ушел, до весны все равно не вернется, а вам оно как-то нужнее…

   – У жителей этого города сложилось обо мне какое-то ошибочное мнение, – сощурившись грозно и совершенно бесполезно, ибо на Ноя это никак не повлияло, произнес я. – Отчего-то здесь все решили, что я младенец!

   – Так висит же без надобности… – старик сдернул с вешалки тяжелый тулуп из дубленой шкуры дикого васка и посмотрел на меня с видом виноватым и заискивающим. – Еще моль пожрет… Жалко.

   Я внезапно почувствовал себя ребенком, который отказывается кашу на завтрак есть. И не потому, что терпеть ее не может, а из вредности. Конечно, можно было упереться рогом и настоять на своем – ну не сожгли же они, в самом деле, мою куртку! – но выглядел бы я при этом как капризный мальчишка, а не как господин ворнет Кэйнаро-на-Рити, надежа и опора всея Красных Гор. Поэтому я вздохнул и, пробормотав сквозь зубы слова благодарности, выскочил из дома, так шарахнув напоследок дверью, что с навеса над крыльцом скатился внушительный пласт снега, обсыпав меня с головы до ног – и это как-то остудило мой пыл и примирило с существующей действительностью. Да, стыдно! Стыдно брать у сапожника сапоги в долг и донашивать шубу за старшим сыном дворецкого. С другой стороны, разве я виноват, что собственного жалованья королевским ворнетам не хватает даже на нормальное обмундирование? В конце концов, я радоваться должен, что местные жители оказались такими душевными и заботливыми! Что бы я без них делал? Сдох бы от холода и голода, не иначе.

   В общем, к тому моменту, как я добрался до Храма, настроение у меня вновь было самое что ни на есть рабочее.

   – О, Кэйнаро! – Или-са встретил меня внизу Храмовой лестницы. – А мы тебя сегодня не ждали. Поправился уже?

   – Поправился, спасибо, – я пожал протянутую мне руку и улыбнулся. – А я не к вам, мастер.

   Старый приемщик вскинул бровь и протянул, щедро плеснув в речь иронии:

   – Невесту себе, что ли, у нас присмотрел? Смотри у меня, ворнет Рити-на…

   – Присмотрел, да не у вас, – рассмеялся я. – Мне в служебную часть Храма надо. К жрецам. Надо об одном человеке справки навести.

   – Важный какой, – хмыкнул старик. – Может, хоть скажешь, что за человечек?

   Я покачал головой.

   – Пока не могу.

   – Тогда поспеши. У храмовников рабочий день короткий. К обеду все закроют, так их потом днем с огнем не сыщешь.

   Поблагодарив Или-са, я поспешил в левое крыло Храма. Туда, где проводились службы и жертвоприношения. Здесь же находилась и Районная книга, в которой старший жрец вел строжайший учет всех родившихся и умерших на вверенной ему территории.

   Храмовник, на мое счастье, был на месте.

   – Светлого дня, – поприветствовал я от входа и, низко наклонившись, чтобы не стукнуться головой о косяк двери, вошел в маленькое помещение, где находилась канцелярия Храма.

   – И вам, господин ворнет, – жрец устало потер глаза и потянулся к маг-светильнику, чтобы немного прибавить яркости (света, исходящего из крошечного окна, было для такого большого помещения явно недостаточно). – Да благословят вас боги Земные и Водные. Вы по какому вопросу к нам? Службу какую желаете заказать? Или официальную жертву проплатить? А может, – он перегнулся через стол и хитро подмигнул мне подслеповатым глазом, – жениться затеяли?

   – Может, и затеял, – хмыкнул я, поражаясь тому, как все-таки быстро по Красным Горам расползаются слухи. Я и для себя-то едва успел все решить, а они тут уже намекают со всех сторон. – Но не сегодня. Сегодня я к вам по другому вопросу. Мне надо чтобы вы информацию мне на одного человека в Районной книге нашли, когда родился, когда умер, кто родители были… Сможете?

   – Отчего не смочь? – жрец поднялся из-за стола, повел плечами, поправляя капюшон вонки*. – Две медных чешуи в кассу заплатите и карту запроса заполните. В двух экземплярах.

   И расхохотался, глядя на мое вытянувшееся от раздражения лицо.

   – Шучу. Представителю власти второй экземпляр можно не делать, – от того, что шутка была произнесена два раза подряд, смешнее она не стала, но храмовник так точно не думал, чего нельзя было сказать обо мне. – Да ладно, господин ворнет, не кисните. Сейчас найду я вашего человечка. Но в кассу все равно оплатите.

   Я пожал плечами, выражая свое согласие, а жрец поплевал на ладони и, отодвинув в сторону нижнюю дверцу огромной горки, вытянул на свет невероятных размеров талмуд.

   – Нуте-с, – кряхтя швырнул его на откинутую дверцу секретера, отчего та протестующе застонала, и я на миг испугался, как бы мне не выставили счет еще и за попорченную в Храме мебель. – Какого именно вам найти надо?

   – Мужчину. Покойного мужа вдовицы Мо. Точнее, Эри-на-Руп.

   – Рупи-на, – пробормотал жрец и, облизнув указательный палец, зашелестел страницами. – Рупи-на, Рупи-на… Хм… Интересно. А если так?

   Я занервничал и попытался заглянуть храмовнику через плечо, за что был награжден укоризненным взглядом и советом не лезть под руку специалисту.

   – Стало быть, Эри-на-Руп, – наконец, произнес он, задумчиво почесав правую бровь, резко уступавшую левой в косматости, что говорило в пользу того, что и у жрецов бывают вредные привычки.

   – Муж ее, – исправил я, подавшись вперед.

   – Да где ж я его тебе возьму, когда она не замужем?

   – А?

   – Не было у вдовицы Мо никакого мужа, а имя ей от отца досталось. Был тут такой дровосек, Эрийно-на-Руп. Деревом его насмерть придавило еще когда жена на сносях ходила. Погодь… Ну, да. Вот. На дальнем хуторе они жили… Ну, как на хуторе? Заимка на левом склоне, посреди корабельного гая.

   Глаза у жреца резко увеличились в размерах, и я поторопился пресечь его мыслительную деятельность, озадачив храмовника следующим вопросом:

   – Сын у нее есть, у этой Эри-на-Руп?

   – Сейчас… Ага, вот. Сын есть. Мори-на-Руп, родился восьмого…

   – А сестра? У этой, как ее, жены покойника, которого деревом придавило, другие дочери были?

   Жрец полистал книгу и отрицательно покачал головой. Ни морга не понимаю!

   – А кто-нибудь, кто родился лет четырнадцать-шестнадцать назад и кому при рождении дали имя Рейя там есть?

   Проворчав что-то, что мы только об одном запросе договаривались, а тут сразу на все Красные Горы информацию искать приходится, жрец покопался в записях и, наконец, выдал:

   – Есть одна. Рейя-на-Нити. Но это точно не она. Эта утонула, когда ей семь лет было… Господин ворнет, а вот вдова…

   – Моментик!

   Я поднял вверх указательный палец, призывая храмовника к тишине и быстренько, на колене, настрочил подписку о неразглашении, к счастью бумаги и перьев, что простых, что магических, здесь было предостаточно. И со словами:

   – Ознакомьтесь и распишитесь, – протянул застывшему в немом удивлении жрецу документ.

   – А что это?

   – А это, мой дорогой, смертная казнь в том случае, если хоть одна живая душа узнает о том, что вы мне только что рассказали. И еще. Районную книгу мне упакуйте и в бывший дом градоначальника велите доставить. Я ее у вас временно изымаю.

   – Но как же?.. – брякнул храмовник. – А если...

   – А если кто-нибудь родится или помрет, пришлете ко мне посыльного. Все. Меня нет, и вообще не было здесь никогда и ни с какими вопросами. Это понятно?

   Жрец издал такой звук, словно на миг превратился в воздушный шарик, из которого кто-то медленно выпускает воздух, но кивнул утвердительно. Смотрел на меня, правда, с укоризной, но не спорил, за что ему честь и хвала.

   – Я вам потом все объясню, светлейший, – пообещал я, сжалившись над служителем Храма. – Дайте только самому до конца во всем разобраться.

   – Надеюсь вы ничего незаконного…

   – Все только во имя справедливости, – заверил я и вприпрыжку поскакал к осиротевшим в одночасье мальчишкам, сыновьям покойного Оки-са-Но. Благо их дом был по дороге в ясли, куда убежала Эри.

   Я не знал, что скажу ей при встрече и какой вопрос задам в первую очередь, но полученной информации мне хватило для того, чтобы понять: девчонка попала в нешуточную передрягу. И если за всем этим стоит Папахен… Позвоночник прошибло холодным потом, и я ускорил шаг.

 Дом, в котором когда-то проживал один из самых влиятельных людей Красных Гор, встретил меня мрачной темнотой окон. Лишь в кухне виднелся тусклый огонек. В принципе, сумерки еще только-только начали опускаться на город, и с освещением можно было не торопиться… Но все равно, на душе стало как-то погано.

   Миновав холодные сени, я коротко стукнул в дверь и вошел в сумрачную кухню. Старший из пацанов стоял с поварешкой в руках, а младшие с одинаково несчастным выражением на лицах гоняли ложками по тарелкам неаппетитно выглядевшие овощи.

   Тот, что был ближе ко мне, покосился на брата и простонал:

   – Хай, ну может хватит уже? Я наелся…

   – Какое наелся? Лопай давай суп! Как налил две поварешки, так и осталось...

   – Невкусно, – пожаловался мелкий и, скривившись, отправил в рот что-то зеленое.

   Мой сытый желудок укоризненно булькнул, а сам я выругался некрасиво и витиевато, но только в мыслях. Вслух же произнес следующее:

   – Вы что же, тут одни живете?

   Хай пожал плечами.

   – И готовите тоже сами, – уже не спрашивал, а утверждал я. Моржьи потроха и селезенка! – Вот что, – я решительно огляделся по сторонам, схватил с вешалки куртку и протянул ее одному из пацанов. – Одеваемся быстро и чешем в особняк бывшего градоначальника. Скажете Уле, что я велел накормить, вымыть и устроить на ночлег. Это понятно?

   Хаайя покраснел, вскинул голову и обжег меня блеснувшими в глазах слезами гнева и ярости.

   – Мы не попрошайки какие-нибудь, чтоб по людям побираться! – ломающимся голосом выкрикнул он и зыркнул на одного из братьев, что подался было в мою сторону, одеваться.

   Я вздохнул.

   – Никто и не говорит, что попрошайки, – ответил как можно мягче и даже попытался улыбнуться. Хотя какие уж тут улыбки, когда плакать впору! – У вас вон дом есть свой и... хозяйство?

   Насчет последнего я не был уверен. Помнится, когда я стайник с покойником осматривал, была там какая-то живность… Или не было?

   – И хозяйство! – Хаайя выпятил грудь.

   – Ну! А ты говоришь, попрошайки. Только видишь ли, Хай, какие дела, не можете вы тут одни без взрослых жить. По Королевскому указу от семнадцатого листопада каждый ребенок, лишившийся законных опекунов, незамедлительно переходит под опеку Короля, – самозабвенно врал я. – То есть, покамест, до весны, под мою. Усек?

   Мальчишка шмыгнул носом, посмотрел на братьев, а потом – исподлобья – снова на меня. Не верит. Правильно, я бы в его возрасте тоже не поверил. Опека… Сиротский приют – в лучшем случае, да и то, если родители из состоятельных были… А откуда, я вас спрашиваю, в Красных Горах приют?

   – Так! – я за шиворот вытащил из-за стола самого младшего и напялил ему на голову шапку. – Спорить мне тут с вами некогда. Кто в Красных Горах представитель власти?

   – Вы, – Хай тяжко вздохнул.

   – А раз я, значит, отставить разговоры и немедля ни секунды топать туда, куда велено! Понятно?

   – Так точно… – нестройно протянули все трое.

   – А ты, – я ткнул пальцем в того, что наотрез отказывался есть неаппетитное варево, – чтоб слопал все, что тебе Ула на тарелку положит. Вернусь – лично проверю!

   На миг в голове полыхнуло паническое: «На кой ляд я это делаю?» Что я им весной скажу, когда лед и в самом деле треснет, и мне придется возвращаться в Лэнар? С другой стороны, до этой весны еще дожить надо… Так или иначе, но над этой проблемой я решил пока не ломать голову. Бегом спустился с крыльца и, не сбавляя темпа, полетел к яслям.

   Выкрашенный в желтый цвет домик встретил меня разноголосым писком и нестройным пением: половина малышни верещала от восторга, вцепившись руками и ногами в шкуру неимоверно терпеливого Ряу, вторая половина сгрудилась у кембалы и разучивала песенку ко Дню Коронации. За кембалой сидела Тия. Эри пока нигде видно не было.

   – Привет! – сняв сапоги и переступая через рассыпавшуюся под ногами мелюзгу, я подошел к молоденькой музыкантше и улыбнулся. – А вы тоже здесь? Решилась проблема?

   – Какая проблема? – из-за боковой стены громоздкого музыкального инструмента показалась короткостриженая голова Рейи. Девушка стояла на четвереньках, изображая фью редкой породы. Редкой породы и не менее редкой выносливости, если судить по тому, с каким яростным видом всадник молотил пятками по ее бокам.

   Сердце на миг замерло в груди, а потом заколотилось в бешеном темпе: во всаднике я без труда опознал Мори. Веселого и, зараза, совершенно здорового. Не то чтобы я желал ему заболеть...

   – Смотрю, с мелким спиногрызом все в порядке, – прохрипел я. – А Эри где?

   – Дома, наверное. Где ей еще быть?

   Я видимо побледнел или на моем лице как-то еще отразилась тревога и волнение, но Рейя тут же сняла со спины протестующе завопившего Мори и выпрямилась.

   – Кэйнаро?

   – Одевайтесь, я вас домой провожу.

   – Да мы и сами…

   – Одевайтесь! – тихо прорычал я, и Ряу негромко повторил мое рычание, нервно ударив по боку хвостом, от чего висевшая на нем малышня лишь радостнее и громче завопила. – Тия, тебя это тоже касается.

   Я понимал, что если с Эри что-то случилось – а с ней обязательно случилось, не стали бы ее просто так обманом из дома выманивать! – то надо прямо сейчас, по горячим следам, пробежаться по площади, свидетелей поискать... Должны же быть свидетели! Это же Красные Горы! От особняка до яслей полчаса ходу. Минут двадцать, если бегом. Где ее могли перехватить так, чтобы без посторонних глаз? Не на марше. И не возле Музыкального училища… Разве что в проулке за улицей Трех королей, если Эри, конечно, решила сократить путь… А она бы обязательно так и сделала – тут и к гадалке не ходить – торопилась же...

   Выскочив на улицу, я с тоской посмотрел на небо. Сейчас бы в проулок метнуться, пока еще не до конца стемнело… да не с девчонками же туда соваться! Их надо домой доставить в целости и сохранности. И Ною сказать, чтоб держал оборону и все окна задраил. Если это происки Папахена, ожидать можно чего угодно... И Рой! Ох, как бы мне сейчас не помешала помощь Роя, где его только носит, когда он так нужен!?

   – Кэйнаро, что с Эри? – Рейка выскочила на крыльцо в распахнутой шубке и с Мори наперевес. Тия взволнованной тенью мелькала за ее плечом.

   – Застегнись, – чувствуя себя одним хорошо знакомым мне герлари, проворчал я. – Не знаю. Не знаю, где. Надеюсь, что ее похитили.

   – Похитили? – девчонка поперхнулась от возмущенного удивления, но тут же тихонько охнула, сообразив, какой может быть альтернатива похищению. – И что делать?

   – Я вас до дома сейчас провожу – только очень быстро, а сам попробую следы поискать, ну и…

   Что «ну и» я пока не знал. Вот хоть режьте, представить себе не мог, что стану делать, если моя догадка о том, где именно Эри схватили (не думать о том, что могли убить!), окажется неверной или что я попросту не найду никаких зацепок.

   – Может, Ряу поможет? – спросила Рейя и воровато отвела глаза.

   – Мог бы, – кивнул я, покосившись на хищника, который, нервно порыкивая, лупил себя хвостом по бокам, – если б его кто-нибудь на маг-поиск натаскал. А так толку с него...

   Одомашненные Ряу не были такой уж страшной редкостью. Я, правда, их только в зверинцах встречал, но парочка одноклассников по Королевской Академии хвасталась, что у них на родине, в западных горах, такие хищники есть у каждого уважающего себя помещика.

   – Горы у нас, знаешь какие? Ого-го! Если сам не видел – не поймешь, сколько ни рассказывай! Красивые. И вершины белые-белые круглый год, будто алмазной пылью покрытые… И если скажут тебе, что они не только красивые, но и злые – не верь! Да, случаются у нас и летом метели, так умные в такую погоду носа из дома не высунут, а уж коли дурак какой потерялся, так батя на то у себя троих ряу держит. Сам лично из детенышей вырастил, молоком кормил, как мамка, ночами не спал, нянькался все с ними. Да иначе и нельзя. Взрослого-то ряу ничему не научишь, хоть убейся! Только того, кого сам вырастил…

   – А учатся они быстро, – поддакивал второй одноклассник. – Глазом моргнуть не успеешь, как он будет все команды выполнять… Вот разве что только для маг-поиска мы специалиста из Лэнара выписывали, чтоб на маг-поиск натаскал. У нас с батей дару-то с моржью фичку, а без магии не выйдет ни морга...

   Я сплюнул со зла. Вот же я дебил! Надо было самому дрессурой Ряу заняться, а не перекладывать это дело на плечи девчонки, тогда, глядишь, сейчас бы… Рейка демонстративно громко вздохнула, и я вскинул на нее удивленный взгляд. Да быть этого не может!

   – Что? – она покраснела, но нос вздернула воинственно и гордо. – Скажешь, лучше бы я этого не делала?

   – В этом треклятом городишке хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь говорил мне правду?

   – Я ни разу вам не солгала, Кэйнаро, – пискнула Тия и тут же стушевалась под моим грозным взглядом. – Ну, разве что, когда вы у нас в первый раз гостили…

   – Выдрать бы вас как следует за вранье! Да времени нет!

   – Сами кого хочешь выдерем, – пробухтела Рейка. – Тия, возьми Мори, пожалуйста, пока я господину ворнету объясню, что делать надо.

   – Угу, – согласился я. – Сначала это, а когда вернусь – все остальное. И учти, вздумаешь врать – и вправду возьму в руки розгу.

   – Ой, боюсь, прям дрожу, – фыркнула нахалка и вытащила из-за воротника кулончик в виде веревочного человечка. – В общем, так. Вот это на грудь повесь, под рубаху, чтоб до кожи дотрагивался, понимаешь?

   – Не дурак, – я рывком расстегнул тулуп, под которым у меня кроме рубахи ничего-то и не было. Рейка скользнула взглядом по моей груди, заинтересовавшись видневшейся в развале ткани божественной отметиной, и я торопливо поправил одежду. – Не пялься!

   – Больно надо…

   – Дальше что?

   – Теперь до Ряу дотронься и… подожди, я еще не выучила, мы ведь только два дня тренируемся, в книжке надо посмотреть.

   Щелкнув пальцами, она создала маленький, но вполне себе яркий светильник, и я тихо выругался. Ее-то магии, интересно знать, кто учил? Тоже таинственный муж моей Эри? Ну, девки! Розги по вам плачут!

   – Слушай, Кэйнаро! – игнорируя мое разгневанное сопение, Рейка взволнованно почесала кончик носа. – А у тебя как с магией-то вообще? Дар сильный? А то если нет, то тут написано…

   – Дай сюда, – вырвал из ее рук учебник и быстро нашел нужное место, которое старательная ученица заботливо подчеркнула карандашом, чтобы в случае необходимости быстрее найти. Формула была несложной, и оставалось только надеяться, что я достаточно восстановился после болезни, чтобы удержать ее нужное количество времени.

   Я взглянул на Ряу.

   – Ты уж не подкачай, обжора, – попросил я его и, вдруг опустившись перед зверем на колени, обнял его за морду и зашептал, прижавшись щекой к его холодному мокрому носу:

   – Ты, наверное, еще ничего не умеешь толком. Я понимаю. Но, дружище, уж как-нибудь… это ведь Эри, понимаешь? Постарайся, а?

   Ряу тихо рыкнул, будто что-то отвечал мне на своем зверином языке, и тут же на руках у Тии громко заплакал Мори, навзрыд, моментально срываясь в истерику, как это только маленькие дети умеют. И Ряу тут же отозвался таким оглушительным ревом, что у меня волоски на руках дыбом встали.

   – Давай уже скорее! – прокричала Рейка, хватая Тию за руку. – И за нас не беспокойся! Мы в ясли вернемся. Ула обязательно кого-нибудь за нами пришлет, когда заметит, что нас нет. Или Рой придет… Или кто-нибудь из братиков...

   Я кивнул, соглашаясь, ухватился одной рукой за шерсть на загривке Ряу и вслух прочитал формулу из учебника.

   – Яу! Яу! Яу! – надрывался Мори, пытаясь вырваться, но Рейка перехватила его извивающееся тельце и держала надежно. – Ма-ама!

   Ряу же оскалился, демонстрируя мне нешуточные такие клыки, глаза его загорелись мрачноватым желтым светом, и он шумно втянул в себя воздух, принюхиваясь. Я терпеливо ждал, хотя от волнения хотелось рвать на себе волосы. Сколько времени прошло с тех пор, как Эри выманили из дома? Три часа? Больше? Пусть только она будет жива! Пусть только с ней ничего не случится, а с остальным я как-нибудь разберусь. Пусть только…

   А в следующий миг произошло сразу несколько вещей. Во-первых, резко, будто ему кто-то рот рукой зажал, умолк Мори, Ряу же издал странный мурлыкающий звук, который по статусу положен не огромному хищнику, а разве что какому-нибудь броку… И мир в моих глазах качнулся и изменился. И я изменился вместе с ним. Моего сознания коснулось что-то живое и, вне всякого сомнения, опасное, но я отчего-то не предался панике, а очень внимательно пригляделся и понял, что это не захватчик, а гость и помощник. И он не один, их двое.

   Я отчетливо, словно своими ушами, услышал приказ, произнесенный детским голосом:

   – Яу, мама! – тряхнул головой и слился с Ряу в одно целое.

   Очертания окрестных домов приобрели странную, не свойственную очень поздним сумеркам, четкость, в уши сплошным потоком влилось невероятное количество звуков, а ноздрей коснулся тонкий цветочный аромат…

   Мы зарычали и сорвались с места.

   Я помню безумный бег, сумасшедшую гонку, выбивающую воздух из легких, острую боль, когда какая-то ветка хлестнула меня по лицу. Помню, с какой скоростью менялись запахи. Горький дым городских труб, марш, пропитанный разнообразным и вкусным, булочная, скобяная лавка, острый запах сапожного клея, от которого хотелось фырчать и трясти головой, кровь, смешанная с молоком и шерстью лэки, сказала о том, что мы миновали ферму… Головокружительная корабельная хвоя, помет дикого васка, отвратительная вонь острозуба и… снова дым?

   Мы мурлыкнули и тряхнули головой, а в следующий миг нас снова стало двое: человек и ряу. Причем Ряу, игриво припав на передние лапы, явно собирается прыгнуть куда-то в темноту зимнего леса, а ошалевший от быстрого бега человек тяжело дышит, схватившись рукой за бок и оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, куда его занесла нелегкая.

   До меня не сразу дошло, что образовавшаяся между мной и Ряу связь распалась, а когда я все же начал соображать, то потянулся к холке хищника, пробормотав:

   – Слушай, ты куда нас привел?

   – Р-ряу, – пророкотал мой проводник, а из темноты леса до меня донесся тяжелый, я бы даже сказал, горестный вздох, полный прямо–таки вселенской тоски, а вслед за ним голос:

   – Ты глянь, Найку, кого нелегкая принесла! Это ж Красногорский ворнет.

   – Да итит твою… – раздалось в ответ одновременно с негромким щелчком, который мне не раз приходилось слышать на стрельбище и в тире: такой звук обычно получается, если арбалет взводится не вручную, а при помощи специального рычага.

   – Ряу, фу! – успел вполголоса приказать я и нырнул в ближайший сугроб.

   – Попал?

   – Да хрен его знает… Найку, посвети, я гляну.

   По возможности бесшумно и быстро, я отполз поглубже в куст и выругался сквозь зубы, заметив, как снег в том месте, где я только что лежал, вспороли арбалетные стрелы.

   Послышалась возня, видимо, один из пока невидимых мне злодеев снимал маскировку со светильника. Вот же моржьи потроха! Если тут станет светло, то они очень быстро заметят и мои следы, и меня самого… С другой стороны, я-то их тоже замечу.

   Тусклое пламя маг-светильника осветило часть поляны, посреди которой я успел заметить низенькую землянку и двух вооруженных до зубов мужчин, что внимательно смотрели в сторону скрывающих меня кустов. Ох, как же я в эту минуту сожалел о своем опрометчивом решении бросится на поиски Эри без предварительного посещения дома. У меня же с собой вообще, ну, абсолютно ничего не было. Лишь книга о дрессировке ряу, веревочный кулон на шее и, собственно, Ряу, который недовольно порыкивал в полусоме от меня, но нарушить мой приказ не осмеливался. Уж и не знаю, почему. То ли Рейка оказалась такой талантливой учительницей, то ли Ряу проникся ко мне уважением, то ли просто выжидал нужного момента, который, надо сказать, настал очень скоро.

   Один из мужиков, по всей вероятности, тот самый, что стрелял в меня чуть ранее, выдвинулся в нашу сторону, а второй, поставив светильник на землю, нацелил в сторону моих кустов блочный лук. И руки у него, надо сказать, дрожали, и весьма основательно.

   – Найку, ты только стрелять не вздумай, – проговорил тот, что неспешно приближался к нам с Ряу. – А то ты со своим тремором и меня пристрелишь, сучий сын.

   Я ухмыльнулся и перекатился к ближайшей корабеле, после чего набрал пригоршню снега и быстро соорудил весьма увесистый, хоть и немного кривобокий, снежок. Прицелился получше – не хватало еще промахнуться в такой ответственный момент – и ловко зарядил арбалетчику в лоб.

   От неожиданности мужик вскинул руку с арбалетом, стрела ушла в небо, и я поднялся в полный рост, тихо скомандовав:

   – Ату!

   Ряу не пришлось уговаривать, он сорвался с места и достал свою жертву одним долгим прыжком. Толкнул арбалетчика передними лапами, заваливая того на спину, и, рыкнув, вонзил клыки в беззащитное человеческое горло.

   Если ночной лес до этого и спал, то после переходящего в предсмертный хрип визга, что разнесся на всю округу, уж точно проснулся. И мне, если честно, очень-очень сильно не хотелось сталкиваться с тем, чей сон мы с Ряу могли потревожить. Я жутко рисковал, когда бежал через поляну на стоявшего у светильника Найку. К счастью, он оказался даже еще большим мазилой, чем думал о нем его покойный приятель, и к тому моменту, как я до него добрался, успел расстрелять весь блок, и теперь ухватился за нож.

   – Даже не думай, придурок, – злым голосом посоветовал я (уж что-что, а с хорошим лезвием даже самый плохой некромант не расстается даже во сне), – пустишь его в ход, и я тебе сначала кишки выпущу, потом подожду, пока сдохнешь, а потом подниму и буду кромсать по кускам. Говорят, первые девять дней зомби даже чувствуют боль.

   Тут я, конечно, врал. Ничего зомби не чувствуют, но в народе о жутких некромантских забавах и не такие байки ходили. И Найку о них точно слышал, потому что побледнел и, крутанувшись вокруг своей оси, кинулся к двери в землянку.

   – Стоять! – заорал я, когда за ним белой тенью стремительно кинулся Ряу. Мне только еще одного покойника не хватало. – Стоять!

   И он действительно остановился. Не сразу конечно, а лишь после того, как завалил Найку лицом в снег и прижал его лапой к земле. А после этого наклонил голову, повернул ее слегка в бок и, угрожающе зарычав, посмотрел на меня. Не стану врать, я испугался. Ведь это для Эри и ее домочадцев Ряу был домашним любимчиком и милахой. Это их он считал своей семьей, а не меня. Я для него пока оставался пусть не врагом, но точно чужаком. Чужаком, который, возможно претендует на его, Ряу, законную добычу.

   – Слушай, зверюга, – я осторожно шагнул вперед, и хищник оскалился. – Ты, конечно, можешь сожрать и этого, но может сначала все-таки доешь того?

   Мою кривую шутку зверь отказывался оценивать по достоинству и по-прежнему не сводил с меня настороженного взгляда.

   – Может, хотя бы на завтрак его оставишь? Ряу, зараза ты зубастая. Будь человеком! Оставь мне хоть одного свидетеля в живых!

   Я чувствовал, как по спине течет струйка холодного пота. Глубинными богами клянусь – никогда в жизни мне не было так страшно, и даже если меня станут пытать, я не смогу повторит всего того бреда, что бормотал себе под нос, непонятно кого успокаивая, себя или своего четвероногого напарника.

   – Нам еще Эри надо найти, – почти сдавшись, выдвинул я последний аргумент, и Ряу, отпустив мой взгляд, мотнул лобастой головой в сторону землянки.