ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

День снова выдался солнечным. С тех самых пор, как семь месяцев назад Лиза прилетела в Калифорнию, погода не испортилась ни разу. День за днем, с раннего утра до самого заката мир был наполнен благословенным солнечным светом. Лиза села на постели, раздвинула белые занавески и посмотрела на широкую улицу, вдоль которой тянулась вереница оштукатуренных домов в испанском стиле, выкрашенных в мягкие, пастельные тона — перламутровые, кремовые, бледно-зеленые, лиловые…

Хотя, наверное, дождь тоже иногда шел. Иначе как могли просторные лужайки оставаться столь ослепительно-зелеными, а ароматные роскошные цветы, переполняющие каждый сад, расти и цвести? Лалли говорила Лизе, как они называются. Фиолетовые колокольчики — это жакаранда, или палисандр. Спустя две или три недели после того, как их бутоны нарочито и хвастливо раскрывались, лепестки уже осыпались, как конфетти. А еще здесь были бугенвиллеи, азалии, гардении с яркими, невероятными цветами, подобных которым Лиза еще никогда не видела.

В коридоре зазвонил телефон, и Рома крикнула:

— Я сниму трубку.

Лиза выскользнула из постели и подбежала к двери, чтобы послушать. Рома громко сообщила:

— Глория, это тебя. — И Лиза расслабилась.

Она не доверяла Роме после того случая, когда Дик Бродбент позвонил Лизе и сообщил, что «Парамаунт» набирает девушек на роли рабынь в фильме «Принцесса пустыни» и что она должна немедленно прибыть на студию. Лиза пришла в восторг и поделилась новостью со своими соседками, Глорией, Лалли и Ромой, а потом помчалась переодеваться. Однако когда она приехала на «Парамаунт», ей сказали:

— Извини, куколка, но мы уже взяли всех, кого хотели.

Через два дня Лиза узнала, что Рома приехала на студию на такси, опередив ее, и ее взяли в массовку.

Теперь, раз уж она встала с постели, ложиться снова не было смысла. Через час у нее урок вокала, а потом, в полдень, начиналась ее смена в кафе. Быстро приняв душ, Лиза натянула джинсы и желтую безрукавку. Девушка покрутилась перед зеркалом, пытаясь решить, что лучше — заправить ее в джинсы или оставить навыпуск. Пожалуй, стоит все-таки заправить. Лиза продела в петли на поясе светло-коричневый кожаный ремень и сунула ноги в желтые парусиновые туфли. Перебрав сережки, она остановилась на паре цыганских колец.

На работе следовало выглядеть безупречно. Никогда не знаешь, кто может заглянуть на чашечку кофе — продюсер, режиссер или кинозвезда, высматривающая партнершу для следующего фильма.

Дик, ее агент, посоветовал Лизе не злоупотреблять макияжем.

— Он тебе без надобности, — заявил он. — Твой свежий цвет лица бросается в глаза.

Дик также настоял на том, чтобы Лиза убавила себе несколько лет.

— Это мне известно, что ты только начинаешь, но остальные-то этого не знают. Поэтому, когда ты скажешь, что тебе двадцать пять, они подумают, что ты торчишь здесь уже бог знает сколько времени.

В апреле, на свой день рождения, Лиза сказала соседкам, что ей исполнилось двадцать два, и была поражена до глубины души, когда Глория заметила:

— Я и подумать не могла, что тебе уже столько лет.

Приехав в Голливуд, Лиза остановилась у Ролло, в дешевой гостинице на Франклин-авеню. Гостиницу порекомендовал ей водитель такси, который вез Лизу из аэропорта.

— Там нет удобств, — предупредил он, — но вы сами сказали, что вам нужно что-нибудь подешевле. А у Ролло действительно недорого, чисто и безопасно. Он не пускает к себе кого попало — ни наркоманов, ни проституток.

Ролло приходился двоюродным братом его жене.

В свой первый день в Лос-Анджелесе, после того как темноволосая немногословная женщина принесла ей завтрак, Лиза вышла побродить по округе. Впрочем, далеко отходить от гостиницы она не стала и вскоре вернулась в свою невзрачную, скудно обставленную комнатку, легла на кровать и задумалась о том, на какой отчаянный шаг решилась. Она была одна в чужой стране и даже не знала толком, куда идти и что делать.

На второе утро Лиза сидела в постели, прислушиваясь к звону посуды, возвещавшему о завтраке, и с нетерпением ожидала первой чашки кофе. К ее удивлению, в комнату вошла не темноволосая женщина, а кудрявый молодой человек с лукавой физиономией. В руках у него был поднос.

— У Адрианы сегодня выходной, — сообщил он, — поэтому я удостоился чести разносить завтраки. — Он поставил поднос на дешевый пластмассовый столик. — Я Брент Чарвуд, выдающийся сценарист, а вы — Лиза О’Брайен. Я посмотрел в регистрационном журнале, как вас зовут. Привет.

— Привет, — ответила Лиза. Его свободная и дружелюбная манера внушала симпатию. — А что делает в дешевой гостинице выдающийся сценарист? — полюбопытствовала она.

Молодой человек ухмыльнулся. На нем были потертые джинсы и футболка с изображением Микки Мауса на груди.

— Зарабатывает на корочку хлеба, — ответил он. — Нужно же что-то есть, и крыша над головой тоже необходима. К несчастью, сочинительством на это не заработаешь — у меня не получается, во всяком случае пока. Я подрабатываю ночным портье, что дает мне массу свободного времени для творчества. — Брент поглядел на Лизу, склонив голову к плечу. — Насколько я понимаю, вы англичанка. Держу пари, Голливуд кажется вам чертовски странным. Даже мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к нему, а ведь я — из соседнего штата!

— В общем-то, я пока не набралась храбрости, чтобы отойти далеко от гостиницы, — призналась Лиза. — Я пробыла здесь всего-то пару дней.

— Полагаю, вы прибыли в Голливуд, чтобы взять его штурмом? — весело поинтересовался Брент. — Вы, собственно, кто — актриса, танцовщица, певица?

— Актриса.

— Вот что я вам скажу, Лиза. Я заканчиваю через полчаса. Хотите прогуляться со мной? Я намерен обсудить со своим агентом одну идею.

— С удовольствием, — ответила Лиза.

— Брент! — донесся снизу чей-то голос. — Постояльцы ждут завтрак.

— Ни минуты покоя! Пашу, как раб на галерах. — Он выразительно закатил глаза. — Я позвоню, когда буду уходить.

Бульвар Сансет!

Она действительно шла по бульвару Сансет! Это было настолько невероятно, что Лизе хотелось завизжать от восторга, да так громко, чтобы ее услышали в доме под номером два на Чосер-стрит: «Смотри, мам, твоя Лиззи идет по бульвару Сансет!»

Здесь царила возбужденная, кипящая жизнью атмосфера, воздух был буквально пропитан ощущением оптимизма и стремлением добиться успеха. Прохожие выглядели крайне озабоченными, их лица светились надеждой, а в глазах читалась почти маниакальная вера, когда они проталкивались сквозь толпу, запрудившую переполненные тротуары.

— Чувствуете? — поинтересовался Брент.

Лиза совсем забыла о его присутствии.

— Чувствую что?

— Алчность, амбиции, стремление преуспеть. Послушайте, Лиза, эти люди готовы убить, чтобы прославиться. Актеры продадут родную мать за крошечную роль второго плана в любом малобюджетном фильме.

— А вы?

Он криво улыбнулся.

— Э-э, я, конечно, люблю свою маму, но серьезно задумался бы о том, чтобы продать свою бабушку, если бы мое имя появилось в титрах любого, пусть даже второсортного фильма.

Лиза рассмеялась.

— Я вам не верю.

Брент пожал плечами.

— Не будьте столь самонадеянны. — Он огляделся по сторонам. — Вам не кажется, что здесь правит бал кричащая безвкусица? Господи, как я жалею, что не попал в это место десять или двадцать лет назад, когда Голливуд переживал пору своего расцвета!

— А сейчас что, упадок?

— В общем, да — кино умирает. — Брент рассмеялся, увидев у нее на лице удрученное выражение. — Не беспокойтесь, милочка, на его место пришло телевидение. Это означает, что работы у нас прибавится. В конце концов, почему люди должны платить за возможность ходить в кинотеатр, когда у них будет собственный экран прямо в гостиной?

Лиза почувствовала облегчение.

— А я уже начала думать, что приехала сюда слишком поздно!

— Нет, на этот счет можете быть спокойны, — пренебрежительно обронил Брент. — Мой агент живет в следующем квартале. Хотите побродить по окрестностям или сумеете найти дорогу обратно?

— Пожалуй, я еще немножко прогуляюсь, и да, спасибо, я запомнила обратную дорогу.

— Раз уж вы тут, почему бы вам не подыскать себе агента? Полагаю, вы бы не отказались приступить к работе как можно скорее.

— Я могу нанять вашего?

— Что за глупости! У меня литературный агент, хотя, по-моему, в том же здании сидит агент, работающий с актерами. Посмотрите на указателе, он висит у входа.

Вскоре Брент распрощался с Лизой и нырнул в узкий дверной проем между крошечным кинотеатром и магазином готовой одежды.

После того как он ушел, Лиза принялась изучать список имен рядом с дверью. В здании, как оказалось, работало великое множество агентов — страховых, литературных, просто агентов по найму. На четвертом этаже она увидела то, что искала: «Дик Бродбент, агент по работе с актерами».

Лиза сделала глубокий вдох, расправила плечи и решительно двинулась вверх по лестнице.

— Дик Бродбент, я иду, — громко произнесла она.

Некоторое время спустя, когда Лалли узнала о том, что интересы Лизы представляет Дик Бродбент, она настоятельно посоветовала ей сменить агента.

— Да ему же лет восемьдесят, не меньше, и он может сыграть в ящик в любой момент.

— А мне он нравится, — упрямо ответила Лиза. — Он очень милый.

Собственно говоря, Дик был не так уж стар. Ему было около семидесяти. Он трудился один, не имея даже секретарши. Маленький сухонький старичок, ростом не выше четырех с половиной футов, он, к своему величайшему сожалению, не мог похвастаться тем, что работал с настоящими звездами. Когда к нему вошла Лиза, изрядно нервничающая и готовая к тому, что ей откажут, Дик принял ее с распростертыми объятиями.

— Звездный материал! — закудахтал старик. — Я вижу, у вас большое будущее.

Лалли предупредила Лизу, что так он отзывается обо всех своих клиентах.

— Этот мелкий мошенник приносит несчастье. Если ты подпишешь с ним контракт — все, можешь поставить на своей карьере крест.

Лиза в ответ заявила, что готова рискнуть, хотя бы для того, чтобы доказать, что Лалли ошибается.

Дик не только заставил ее уменьшить свой возраст, он еще и изменил ее фамилию.

— Вы уверены, что в вас нет латинской крови? — поинтересовался он при первой встрече, глядя на Лизу лукавыми глазами.

— Абсолютно, — твердо ответила она. — Я чистокровная ирландка, родилась в Ливерпуле. Смуглая кожа досталась мне в наследство от предков-кельтов. — Так говорила ей Китти.

— Ну, вы похожи на настоящую латинянку. А имя Лиза О’Брайен создает неверное впечатление. Вам нужен более романтичный псевдоним. Лизу можно оставить…

— Благодарю вас, — сухо отозвалась она.

Он пропустил мимо ушей ее саркастическую реплику.

— Как насчет Розы? Лиза Роза.

— Уже есть певица с почти таким же именем, Лита Роза. Она, кстати, тоже из Ливерпуля.

— Хм. — Дик склонил голову старенького гнома к плечу и пристально уставился на нее. — Лиза Гомес?

Лиза решительно покачала головой:

— Это имя мне совсем не нравится.

— Лиза Ла Планте?

— Нет. — Имя должно быть таким, чтобы, называя его, она чувствовала себя вполне комфортно. В конце концов, ей придется жить с ним очень долго, быть может, до конца жизни.

В пыльной, забитой мебелью комнате воцарилось долгое молчание. Оба погрузились в глубокие раздумья.

— Как насчет Áнжелис? — предложила Лиза. — Нет, Анжéлис, с ударением на втором слоге. Лиза Анжелис. — Она не могла вспомнить, где слышала его раньше, но сейчас это имя показалось ей красивым и звучным.

— Великолепно, — сказал Дик.

Через неделю Лиза получила в Голливуде свою первую роль.

Фильм был высокобюджетным триллером, и она провела весь день на съемочной площадке, изображавшей железнодорожный вокзал. Режиссер, истеричный и высокомерный тип, требовал снова и снова переснять сцену, в которой двое мужчин, знаменитые актеры, преследовали один другого, проталкиваясь сквозь толпу на перроне. День уже клонился к вечеру, когда режиссер наконец провозгласил, что удовлетворен, к вящему облегчению всех присутствующих, включая Лизу, у которой ужасно разболелась голова.

Столкновение нескольких тщеславных характеров действовало всем на нервы, и однажды на съемочной площадке едва не случилась самая настоящая драка. Ненависть двух знаменитых актеров друг к другу уступала только их взаимной ненависти к режиссеру — а он, казалось, ненавидел и презирал всех, включая статистов.

А брань! В этот день Лиза услышала больше нецензурных слов, чем за всю свою жизнь. По сравнению с Голливудом, съемки в Англии можно было назвать камерными. Поэтому Лиза с нетерпением предвкушала, как вернется к Ролло и отдохнет в тишине и покое.

Она уже собиралась покинуть съемочную площадку, когда к ней подошел молодой человек.

— Вы сможете вернуться сюда завтра, мисс… э-э…

— О’Бра… Анжелис, Лиза Анжелис. Да, я смогу прийти еще раз.

— Вот и прекрасно. Значит, увидимся в семь утра.

Головная боль прошла, словно по волшебству.

Половину следующего дня Лиза провела в обществе еще трех статистов, двух мужчин и одной женщины, своей ровесницы, в макете крошечной кабины лифта, вызывавшем клаустрофобию. Лиза была переодета монахиней и в плотном тяжелом облачении буквально задыхалась от жары. Статистам было велено демонстрировать полнейшее равнодушие и невозмутимость.

Съемки тридцать второго эпизода, в котором актриса, исполнявшая главную роль, входит в лифт, смотрится в маленькое зеркало и вновь выходит, заняли целое утро. По словам режиссера, она выглядела недостаточно естественной.

— Как, твою мать, я могу выглядеть естественно, если ты, твою мать, орешь на меня, как гребаный маньяк?! — в бешенстве воскликнула актриса.

Статистка, стоявшая рядом с Лизой, прошептала:

— Как прикажете нам сохранять невозмутимость, когда вокруг творится такое?

Лиза не ответила — ей казалось, что мускулы лица отказывались ей повиноваться и что если она пробудет в этом костюме еще немного, то просто расплавится.

В конце концов режиссер недовольно проворчал:

— Ладно, сойдет.

И кто-то закричал:

— Перерыв на ленч!

Лиза направилась в костюмерную, чтобы избавиться от монашеского одеяния. Помимо того что она буквально изнемогала от жары, тяжелый крест на шее вызывал у нее смутное беспокойство. Ей казалось, что она согрешила.

Выйдя из костюмерной, Лиза, к своему удивлению, обнаружила, что статистка ждет ее. Это была первая актриса, которую Лиза, с момента своего прибытия в Голливуд, не могла назвать красивой. Она и впрямь выглядела вполне заурядно, но было в ее круглом личике с широким подвижным ртом, курносым носом и сверкающими голубыми глазами нечто притягательное. Лиза с первого взгляда прониклась к ней искренней симпатией.

— Привет, я — Лалли Купер. А ты англичанка, верно?

— Верно. Меня зовут Лиза Анжелис.

— Мне нравится твой акцент.

— Все так говорят. Приятно слышать.

— Ты давно здесь?

Они зашагали в сторону столовой.

— Чуть больше недели, — отозвалась Лиза. — Это моя первая работа, хотя в Англии я выступала в театре и снималась в кино.

— Тебе повезло, что ты почти сразу получила такую большую роль, — с завистью сказала Лалли.

— В самом деле? — Лиза не была уверена, что правильно ее поняла.

— Ну да. Кажется, вчера ты снималась в большой сцене на вокзале.

— Так и есть. Режиссер попросил меня снова прийти.

— Это хороший знак. Значит, у тебя заметное лицо.

Лалли взяла Лизу под руку и увлекла за собой в столовую самообслуживания, светлую комнату с высоким потолком и кремовыми пластиковыми столами и стульями. Столовая была уже переполнена, и перед стойкой выстроилась длинная очередь людей, ожидающих, пока их обслужат.

Пока они стояли в очереди, Лалли забросала Лизу вопросами. Где она снималась? Где живет? Кто ее агент?

Лиза, в общем-то, ничего не имела против такого допроса с пристрастием. Ей было даже приятно, что кто-то проявил к ней столь живой интерес. Лалли, не выбирая выражений, сообщила, что думает о Дике Бродбенте:

— Если ты решишь бросить его, я порекомендую тебя Элмеру. Он, конечно, первостатейная свинья, зато действительно хороший агент.

Они отнесли подносы с едой на столик, где освободилось два места.

— Ты ведь не собираешься задерживаться в своей гостинице, а? — поинтересовалась Лалли.

— О нет, — откликнулась Лиза. — Я хочу снять квартиру. Хотя у Ролло и дешево, мне приходится где-то обедать и ужинать, потому что там подают только завтрак. Деньги тают прямо на глазах.

— Послушай, какое совпадение! У нас через неделю освободится комната. Почему бы тебе не переехать к нам, Лиза? Это будет славно — иметь в соседках настоящую англичанку. — Голубые глаза Лалли загорелись от восторга.

— У кого это «у нас»? — осведомилась Лиза.

— У Глории Гренвилль, Ромы Новатуры и у меня. Пам Редман, наша четвертая соседка, переселяется к какому-то парню. Приходи к нам сегодня вечером, посмотришь на комнату.

Квартира Лалли полностью занимала верхний этаж здания из розового камня. Дом находился в небольшом переулке неподалеку от авеню Ла Бреа, к югу от бульвара Сансет. Попасть туда можно было со двора, поднявшись по витой железной лестнице. Лалли встретила Лизу в узком коридоре, который вел в большую уютную комнату с белыми стенами, покрытыми декоративной штукатуркой и увешанными плакатами. На полу, выложенном черной плиткой, лежали яркие плетеные коврики. Здесь же стояли два диванчика и кресла, застеленные грубыми полотняными накидками красного цвета. У большого окна стоял деревянный столик, в центре которого красовалась ваза с желтыми цветами.

— У вас здесь красиво, — заметила Лиза.

Лалли улыбнулась.

— Я еще ни от кого не слышала таких слов. Ладно, идем, взглянешь на комнату, которая скоро освободится. Пам куда-то отлучилась.

Комната оказалась небольшой, около десяти квадратных футов. Одну стену целиком занимал встроенный платяной шкаф. Напротив стояла узкая кровать, а у еще одной стены приютился маленький туалетный столик с высоким зеркалом. Стены здесь были белыми, как и тонкие муслиновые занавески, а кровать была застелена жаккардовым покрывалом с разноцветными узорами.

Лиза заявила, что с радостью переселится к ним после того, как Пам уедет.

— Квартира стоит пятьсот долларов в месяц, — пояснила Лалли. — Мы платим каждая свою четверть плюс двадцатка на всякие расходы. Годится?

— Отлично, — согласилась Лиза.

— Хочешь кофе? — предложила Лалли. — Или вы, англичане, пьете только чай?

— С удовольствием выпью кофе.

Вернувшись в большую гостиную, Лиза опустилась в кресло, а Лалли скрылась в кухне.

— У тебя уже есть работа? — крикнула она оттуда.

Вопрос показался Лизе очень странным.

— Зачем мне работа, если я буду сниматься в кино, как и ты? — крикнула она в ответ.

В дверях появилась Лалли, держа в одной руке банку кофе, а в другой — чайник. На лице у нее было написано изумление.

— Малышка, тебе нужна постоянная работа, если ты хочешь платить за квартиру и еду. Сегодня была моя первая съемка за несколько недель. Я провела в Голливуде уже четыре года, и у меня не получается зарабатывать на жизнь, снимаясь в кино. Но когда-нибудь так и будет. Обязательно. — Лалли яростно тряхнула головой, словно стараясь убедить в этом в первую очередь себя, а уже потом Лизу. Лалли вновь скрылась в кухне и вышла оттуда с двумя чашками кофе. — Я работаю билетершей в «Плаза» — это кинотеатр, на тот случай, если ты не знаешь. Рома трудится в одной конторе, хотя ее в любую минуту могут выпереть оттуда, учитывая, что она то и дело смывается без предупреждения на прослушивание или вообще исчезает на целый день, если получает роль.

— А Глория, она чем занимается?

Голубые глаза Лалли лукаво сверкнули.

— Ты производишь впечатление святой невинности, Лиза, поэтому я не стану рассказывать тебе, чем зарабатывает на жизнь Глория. Скажу лишь, что ей приходится много лежать на спине.

Лиза испытала настоящий шок, когда поняла, что больше не выделяется своей броской красотой. И дело было вовсе не в том, что она подурнела, — просто в Голливуде было полным-полно женщин, ничуть не менее привлекательных, чем она сама. Выходя на улицу, Лиза всякий раз встречала десятки девушек, не уступавших ей, а то и превосходивших ее красотой. Высокие и низенькие, блондинки, брюнетки и рыжие, они грациозно, как модели, ступали по тротуарам, выставляя напоказ покрытые золотистым загаром части тела.

Она начала чувствовать себя ничем не примечательной мышкой и сполна оценила совет Дика не пользоваться макияжем. По крайней мере теперь она хоть чем-то выделялась среди остальных девушек, которые выглядели так, словно все свободное время проводили перед зеркалом.

Но только встретив Рому Новатуру, Лиза поняла, каково это — быть невзрачной простушкой.

В тот день, когда Лиза переехала в свою новую комнату, Лалли вручила ей ключ и умчалась на работу, и Лиза осталась одна. Едва закончив разбирать вещи, она вдруг услышала, как с грохотом захлопнулась дверь, и вышла из комнаты, чтобы поздороваться. Лиза еще не успела познакомиться ни с Глорией, ни с Ромой.

Высокая, превосходно сложенная девушка с безутешным видом стояла посреди гостиной. У Лизы перехватило дыхание. Она еще никогда не встречала такой потрясающей красавицы. Незнакомка была ростом никак не меньше шести футов и обладала великолепной фигурой: высокая полная грудь, соски которой проступали сквозь пушистый свитер из белой ангорской шерсти, и невероятно узкая талия. Гладкие крутые бедра едва прикрывала коротенькая красная плиссированная юбка, а длинные голые ноги лоснились матовым блеском, словно мрамор. Завидев незнакомку, девушка вздрогнула от неожиданности. Лиза поспешила к ней, с улыбкой протягивая руку.

— Привет. Меня зовут Лиза Анжелис. Рада познакомиться.

— Привет. Рома Новатура.

Рукопожатие оказалось на удивление вялым, и Рома не сочла нужным улыбнуться в ответ. Ее лицо было столь же безупречным, как и фигура, с широко расставленными большими бархатными фиолетовыми глазами, окруженными густыми ресницами, и маленьким прямым носом. Блестящие черные волосы были коротко подстрижены и лежали на длинной белой шее невесомыми прядками. Рядом с этой экстравагантной роскошной девушкой Лиза почувствовала себя маленькой и невзрачной. У нее вдруг резко испортилось настроение. Да разве может она надеяться получить приличную роль в кино, когда конкуренцию ей составляют такие девушки, как Рома Новатура?

— Ты уже устроилась? — У красавицы оказался на удивление тусклый, невыразительный голос.

— Я едва успела разобрать вещи. Хочешь кофе? Я только что поставила чайник.

— Нет, спасибо. Я предпочла бы что-нибудь покрепче. Меня только что вытурили с работы. — Рома достала из деревянного шкафчика бутылку виски и стакан и налила себе.

— Весьма сожалею.

— Ничего, бывает! — Рома пожала своими безупречными плечами. — Тем более что это уже не в первый раз. Завтра я подыщу себе что-нибудь еще.

— Надеюсь, тебе повезет, — с сочувствием проговорила Лиза.

Рома с размаху плюхнулась в кресло и уставилась куда-то вдаль. Это было достойно удивления — ее прекрасные фиолетовые глаза были лишены всякого выражения. Рома молчала, и спустя некоторое время Лиза поинтересовалась:

— А где ты собираешься искать другую работу? Мне тоже нужно куда-нибудь устроиться.

— Куда именно?

Теперь уже настал черед Лизы пожать плечами.

— Да куда угодно, — ответила она.

— Лучше всего официанткой, если тебе нужно свободное время. Всегда можно попросить кого-нибудь подменить тебя. Пожалуй, завтра я поищу себе что-нибудь в этом роде. Работа в конторе — тоска смертная, хотя и платят лучше. А отпроситься очень нелегко. — Рома опять уставилась куда-то прямо перед собой и просидела так добрых пять минут. Внезапно она взглянула на Лизу и сказала:

— У меня есть идея. Если мы найдем работу в одном месте, то сможем подменять друг друга.

— Это было бы здорово, — с энтузиазмом подхватила Лиза.

— Решено. Значит, завтра с утра мы первым делом отправимся на поиски работы.

Найти работу оказалось на удивление легко. Рома с безжалостной решительностью, которая приводила Лизу в изрядное смущение, смело зашла в полудюжину заведений, начиная от грязных забегаловок и заканчивая шикарными ресторанами. Она прямо спрашивала, не нужны ли им две официантки. Девушкам повезло в шестом по счету месте — большой, тускло освещенной кофейне, располагавшейся в полуподвальном помещении на бульваре Голливуд и носившей название «Доминик», по имени владельца.

— На самом деле сразу две официантки мне не нужны, — заявил Доминик, — но в последнее время у меня черная полоса — девушки увольняются чуть ли не каждую неделю. Если я возьму вас обеих, то одна официантка будет лишней, но учитывая то, как мне везет, в самом скором времени кто-нибудь упорхнет из кофейни, и тогда все будет в порядке.

Невысокий плотный мужчина со смуглой кожей и черными усиками не мог отвести взгляд от Ромы. Перед тем как девушки ушли, он познакомил их со своей матерью, которая работала в кухне.

— Это моя Мамочка, — с гордостью сообщил Доминик. — Она готовит самые лучшие пирожные во всем Голливуде.

Руки женщины были по локоть испачканы мукой — она замешивала тесто в огромном тазике. Она подняла голову и одарила девушек широкой улыбкой.

— Мамочка плохо говорит по-английски, — продолжал Доминик. — Вот, угощайтесь — это шоколадные эклеры. Но будьте осторожны, чтобы не подсесть на них.

— Райское наслаждение, — с набитым ртом промычала Лиза.

Воздушное пирожное с кремом буквально таяло на языке. Рома довольно невежливо отказалась, пробормотав что-то насчет того, что боится растолстеть.

Мамочка поняла слово «райское» и просияла, глядя на Лизу.

— Я был бы вам благодарен, если бы одна из вас приступила к работе прямо сегодня вечером, — сказал Доминик. — Мне все равно, кто это будет.

— Меня бы устроила вечерняя смена, — быстро сказала Рома.

— А мне все равно, когда работать, — беззаботно ответила Лиза.

Вскоре она пожалела о своем легкомыслии. Хотя Рома частенько просила Лизу подменить ее по вечерам, сама она вечно была занята, чтобы прикрыть Лизу днем. Дважды Лиза пропустила приглашение на массовку, потому что была занята у «Доминика», а Рома не могла отработать вместо нее. Однажды Лалли спросила у нее:

— Почему тебя сегодня не было на съемках?

— Где? — поинтересовалась Лиза.

— В «Уорнер бразерс». Мне показалось, что Дик Бродбент звонил тебе сегодня утром. Они набирали статистов для восьмичасового телефильма о «Титанике». Я получила работу на несколько дней, и Рома тоже.

— Я была занята у «Доминика», — с горечью призналась Лиза.

— Ты что?

— Я была занята у «Доминика», — повторила Лиза. — У меня смена с двенадцати до восьми.

Лалли сделала глубокий вдох и жестким голосом проговорила:

— Послушай, малышка, больше никогда не пропускай работу в кино.

— Но я же не могла подвести Доминика. У него не хватило бы официанток, если бы я не пришла, — запротестовала Лиза.

— Слушай, малышка. — Лалли разозлилась. — Рома давно должна была сказать тебе об этом, да и Дик тоже. Если тебе что-нибудь подвернется, ты просто идешь туда. Не обращай внимания на то, кого ты при этом подводишь. Если это означает увольнение, что ж, пусть тебя уволят, — ты найдешь себе другую работу. Проклятье, Лиза, слишком уж ты мягкосердечная. В этом городе следует стремиться стать numero ипо. Первым номером. Ты должна быть жесткой, даже жестокой — понятно?

— Понятно, — неохотно ответила Лиза.

Худощавый, броско одетый мужчина с тонкими чертами лица вот уже час не сводил с Лизы глаз, с того самого момента, как она подала ему чашечку кофе. Уголком глаза она видела, как он поворачивает голову всякий раз, как она проходит мимо. Было три часа дня, и посетителей в кофейне было немного.

Проблема заключалась в том, что в Голливуде вы не могли оскорбиться, если кто-то пристально вас разглядывал. Это мог быть знаменитый продюсер, подыскивающий кандидатов для своего следующего фильма.

Когда мужчина жестом показал, что ему нужен счет, Лиза отнесла требуемое на его столик.

— Держу пари, вы актриса, — сказал мужчина, роясь в кармане в поисках мелочи.

— Здесь любая женщина актриса, — приветливо откликнулась Лиза. — Если не считать Мамочки на кухне.

— Это точно, но вы особенная. У вас есть задатки звезды, уж я-то знаю. Вы хорошо двигаетесь, и в вас чувствуется шик. — Мужчина оглядел ее с ног до головы. — И фигура у вас замечательная.

Лиза нервно улыбнулась, не зная, чувствовать ли себя польщенной или сказать ему, чтобы он убирался к дьяволу.

— Меня зовут Чарли Грубер. У меня собственная продюсерская компания. Я снимаю некоммерческие фильмы. Не хотите попробовать себя в моем следующем проекте? Это будет нечто выдающееся. Вот, возьмите мою карточку. Видите — «Грубер продакшнз».

Рассматривая визитку, Лиза почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь возбуждения. Наконец-то ее заметили!

— Сможете прийти завтра на кинопробы? Посмотрим, как вы выглядите на экране, — сказал мужчина. — Как вас зовут, кстати?

— Лиза Анжелис. — Лиза приказала себе успокоиться. Не исключено, что он пригласил на пробы еще с дюжину девушек. — Я могу прийти завтра утром.

— Отлично. Значит, жду вас в десять часов. Адрес есть на визитке. Это недалеко от «Парамаунт». Знаете, где это?

— Конечно.

— В таком случае до завтра, Лиза. Жду вас в десять часов.

Закончив работу, Лиза медленно пошла по бульвару Голливуд по направлению к Китайскому театру Граумана, вычурному зданию в виде пагоды, во дворе которого кинозвезды оставляли в бетоне отпечатки своих рук и ног. На залитых ярким светом улицах царило настоящее столпотворение, словно сейчас был полдень. Рестораны и бары были переполнены, работали и несколько магазинов, в которых толпились многочисленные покупатели. Лиза посмотрела на вдавленные в бетон отпечатки. Завтра она пойдет на первую настоящую кинопробу! Быть может, когда-нибудь ее имя станет таким же знаменитым, как и имена тех, кто обессмертил себя здесь…

— Я обязательно стану звездой, — поклялась себе Лиза. — Я уже шагнула на первую ступеньку лестницы.

К ее удивлению, «Грубер продакшнз» оказалась небольшим, дряхлым деревянным строением, стоявшим на богом забытой улочке на окраине Голливуда, и уж никак не рядом со студией «Парамаунт». Охватившее Лизу возбуждение медленно угасало, пока она рассматривала замазанные черной краской окна и дверь с клочьями облезлой краски. Должно быть, Чарли Грубер поджидал ее, потому что дверь распахнулась, и он радостно приветствовал Лизу. На нем был вчерашний костюм. При ярком дневном свете он выглядел потертым, и воротничок рубашки изрядно пожелтел и обтрепался.

— Входите же, Лиза. Мы уже готовы.

Она так и не узнала, кто такие «мы», потому что Чарли, похоже, был в здании один.

Он провел ее в большую комнату, где в углу стояла кинокамера, нацеленная на накрытый потертым покрывалом диван эпохи Регентства, стоявший у стены напротив. С потрескавшегося потолка свисала пыльная лампочка без абажура. Чарли сказал:

— Вон там вешалка с одеждой. Когда вы переоденетесь, мы можем начинать.

На деревянных колышках висели тонкие прозрачные наряды, главным образом черные и красные, с торчащими обрывками ниток и спустившимися петлями. Лиза не знала, плакать ей или смеяться. Она остановилась в дверях, не делая попытки приблизиться к одежде.

— Как будет называться ваш фильм? — спросила она у Чарли.

Чарли Грубер возился с камерой. Он поднял голову и с самым невинным видом ответил:

— Я еще не решил.

— Можно посмотреть сценарий?

— Я пока что работаю над ним.

— А где мой текст?

— Я же не провожу пробы на звук.

Несколько секунд они смотрели друг на друга и молчали. Наконец Чарли спросил:

— Так вы будете переодеваться или нет?

— Нет.

— Я дам вам сто баксов. Это займет у вас пятнадцать минут.

— Засуньте их себе в одно место.

Лиза прошла по пыльному коридору и закрыла за собой дверь. Она даже не потрудилась сказать «до свидания».

— И есть девушки, которые соглашаются на это? — шепотом поинтересовалась Лиза у Лалли.

Они устроились на маленьких откидных сиденьях в задней части кинотеатра, в котором работала Лалли. Зал только что заполнился зрителями, которые пришли на восьмичасовой сеанс. Лалли приходилось время от времени вставать и провожать на места тех, кто опоздал к началу фильма. Лиза пришла к ней прямо из «Доминика». Ей не терпелось обсудить свои «кинопробы».

— Да, — ответила Лалли. — Некоторые соглашаются — примерно одна из десяти. Жаль, что я ничего не знала, Лиза, иначе я бы сразу сказала тебе, что ходить туда не стоит. Чарли Грубер — известный мошенник.

Лалли еще спала сегодня утром, когда Лиза уходила из дома, так что возможности поговорить у них не было.

— Что ж, — вздохнула Лиза. — А я-то и вправду подумала, что он настоящий продюсер. Но на ошибках учатся, как говорила моя мама.

— Моя мама говорила точно так же, — ухмыльнулась Лалли.

Лиза в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Затянув ремень еще на одну дырочку, она почувствовала, как у нее радостно забилось сердце, как всегда бывало по утрам. В конце концов, должен же наступить день, когда судьба ей улыбнется. Лиза подхватила на руки Викторию и поцеловала ее, а потом бережно посадила обратно на подушку.

— Я здесь уже семь месяцев, — сказала она кукле. — И чем дольше я тут живу, тем ближе становится этот день.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Рома с безутешным видом распростерла в кресле свое роскошное тело. Время от времени она издавала долгий судорожный вздох. Остальные старательно делали вид, что не замечают этого.

На полу лежала Глория. Она нанесла на лицо грязевую косметическую маску. Голова у нее была обмотана полотенцем наподобие тюрбана, а ноги покоились на сиденье стула.

— Кровь приливает к голове, — объяснила она. — Это хорошо для мозга.

— Какого мозга? — поинтересовалась Лалли, отрываясь от изучения воскресной газеты. Она наблюдала за тем, как Глория осторожно кладет на веки кружочки свежего огурца. — Господи, если бы твои клиенты видели тебя сейчас, они бы приплатили тебе за то, чтобы ты поскорее убралась.

— Заткнись, Купер, — добродушно отозвалась Глория. Несмотря на то что они жили в одной квартире, Лиза редко видела Глорию. Это была женщина лет тридцати, невысокая и хрупкая, красота которой казалась какой-то призрачной, эфемерной. Ее огромные небесно-голубые глаза и чистая перламутровая кожа составляли разительный контраст с обрезанными чуть ниже ушей огненно-рыжими волосами, которые Глория укладывала в пышный начес. Однако же в тоненькой, стройной фигурке скрывался настоящий бойцовский дух и веселая, жизнерадостная натура, что изрядно удивляло людей при первой встрече.

Глория не делала тайны из того, что была девушкой по вызову.

— За сутки я зарабатываю больше, чем вы втроем за неделю, — похвасталась она Лизе в один из тех редких дней, когда они остались в квартире вдвоем.

— Да, но… — Лиза не решилась продолжать, боясь обидеть соседку.

— «Да, но» что? — Глория расхохоталась. — Ты продаешь свой труд, я продаю свое тело, и в этом чокнутом мире мое тело стоит дороже.

— Да, но… — снова начала Лиза.

— Разве это не одна знаменитая англичанка сказала что-то вроде: «Я просто ложусь на спину и думаю об Англии»? Что ж, я делаю то же самое, только думаю при этом о деньгах. А если ты еще раз скажешь: «Да, но», я закричу.

— Да, но… — сказала Лиза.

Глория завизжала.

— Извини меня, Глория. Просто… в общем, я не знаю. Наверное, мне это кажется…

— Распутством? — подсказала Глория.

Лиза рассмеялась.

— Все, сдаюсь. Как бы то ни было, это не мое дело.

— Знаешь, Лиза, я прожила в Голливуде уже десять лет. Я приехала сюда с широко открытыми глазами, полная надежд, распушив хвост — и первые пару лет у меня неплохо получалось. — Глория печально улыбнулась. — Мюзиклы. Я начинала танцовщицей и получила кучу ролей, каждая из которых была все больше и лучше. Я зарабатывала очень приличные деньги, и вдруг — бац! — мюзиклы больше никому не нужны. И я тоже никому не нужна, вместе с Говардом Килом, Кэтрин Грейсон, Бетти Грейбл и остальными. — Она умолкла и прикурила очередную сигарету от окурка предыдущей.

Лиза пробормотала:

— Боже, мне очень жаль.

Глория сердито взмахнула сигаретой.

— Не стоит. Терпеть не могу, когда меня жалеют. В конце концов, я очутилась в хорошей компании. Я задумалась о том, чтобы вернуться домой, обратно в Питтсбург, но ровно на одну минуту. Я сказала себе: «Проклятье, нет. Я приехала сюда, чтобы сколотить состояние, и, Господь свидетель, я своего добьюсь». К тому времени я уже успела привыкнуть к деньгам, и мысль о том, чтобы работать официанткой или продавщицей в каком-нибудь занюханном магазине, где владелец будет дышать мне в затылок, меня не прельщала. У меня была подруга, замужняя, которая и рассказала мне об этом агентстве — первоклассном эскортном агентстве. Она сама работала там всего один день в неделю — по средам, — чтобы покрыть расходы на содержание дома. А ее муженек, похоже, так и не заметил, что они вдруг стали есть самые лучшие бифштексы. — Глория иронически улыбнулась. — А может и заметил, но предпочел промолчать. Не зря же говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Когда подруга рассказала мне об этом, я тоже, как ты, соглашалась, но все время повторяла: «Да, но…»

— Но потом ты сдалась, — подсказала Лиза.

— Скорее во мне победил здравый смысл. Все оказалось легче, чем я думала. Агентство отправляет нас, девушек, только к тем клиентам, которые останавливаются в первоклассных отелях, и никогда по частным адресам, как делают некоторые. — Глория взглянула на Лизу с лукавой улыбкой. — Если интересно, я могу дать тебе рекомендацию.

Лиза содрогнулась.

— Нет уж, спасибо, — быстро ответила она. — Я, пожалуй, лучше буду работать официанткой.

Впоследствии ей было стыдно за свое поведение. Она никогда никому не призналась бы в этом, но временами, думая о том, чем занимается Глория, Лиза вдруг замечала, что воображение уносит ее в такие дали, которые никак не назовешь неприятными.

Лалли поинтересовалась:

— Ты съешь этот огурец, когда закончишь?

— Съем, — отозвалась Глория. — Это полезно для желудка.

— Ох, да заткнитесь вы обе! — с раздражением воскликнула Рома.

— С какой стати? — спросила Лалли. — Не хочешь — не слушай.

— Я не могу не слушать.

— И о чем же ты хочешь поговорить? — осведомилась Лалли.

Рома пожала плечами.

— Ни о чем.

— И ты думаешь, что мы будем сидеть и молчать — да еще в воскресенье утром?

Рома бросила на Лалли недовольный взгляд, но ничего не сказала. Уголки ее полных губ обиженно поникли. Какой бы механизм в мозгу ни заставлял людей улыбаться или смеяться, у Ромы он отсутствовал начисто. Ее потрясающая внешность не приносила ей счастья. Она все время была хмурой и недовольной, как будто в теле ангела жила древняя старуха.

— Завтра ни у кого из вас нет съемок? — вдруг спросила она.

— Нет, — хором ответили все трое.

Лиза не призналась бы ей, даже если бы это было не так, особенно после истории с «Парамаунтом». Очевидно, Лалли и Глория думали так же. Рома не испытывала угрызений совести, когда нужно было пойти по головам, чтобы получить работу.

— Я не снималась уже несколько недель, — пожаловалась она. — А два последних раза я изображала труп.

— У тебя, наверное, это здорово получается, — съязвила Лалли. — Из тебя выйдет бесподобный труп.

Рома уставилась на нее и слегка нахмурилась. Начисто лишенная чувства юмора, она иногда не могла понять, шутят люди или говорят серьезно. Внезапно она вскочила с кресла и вышла из комнаты.

— Она ушла? — Глория приподняла дольку огурца с правого века.

— Лалли оскорбила ее в лучших чувствах, — сказала Лиза.

— У Ромы нет никаких чувств, за исключением самых неприятных, — с негодованием парировала Лалли. — А мне нравится задевать дурные чувства. Если бы она была способна испытывать нормальные чувства, мне бы и в голову не пришло их задевать. Роме нужно вставить в задницу петарду, тогда она, быть может, поймет, что способна на настоящее чувство.

— Да, но, боюсь, оно окажется еще более неприятным, — заметила Глория. — Эй, кто-нибудь, прикурите мне сигарету по-быстрому. Я задыхаюсь.

— Лалли! — упрекнула подругу Лиза. — Ты говоришь ужасные вещи.

— Ужасные, зато правдивые, — отозвалась Лалли.

Она всунула в рот Глории сигарету и дала ей прикурить.

— Если ты уронишь на меня спичку, я подам на тебя в суд, — предупредила ее Глория. — Эта маска огнеопасна.

— Откровенно говоря, мне даже немного жаль Рому, — сказала Лалли. — Я имею в виду, у нее фантастические лицо и фигура, но она никогда ничего не добьется в кино.

— Почему? — с любопытством спросила Лиза.

— У нее начисто отсутствует харизма, вот почему, — сердито ответила Лалли, как будто бедная Рома сделала нечто ужасное. Она продолжала: — Посмотри на Джуди Гарленд, например, или на Шелли Уинтерс, или на Мерилин Монро. Черт, да этот список можно продолжать до бесконечности. У всех у них есть некая магия. Они сияют, излучают чувства. Хотя Рома и красивее их, у нее внутри ничего нет, ей нечего отдавать. Я не шутила, когда сказала, что из нее выйдет бесподобный труп, потому что на экране она выглядит мертвой.

— Дело дошло до того, — добавила с пола Глория, — что ей становится все труднее находить даже работу статистки. В толпе она сразу же бросается в глаза из-за своего мрачного вида.

— Господи, какой ужас, — сказала Лиза.

— Я имею в виду, нельзя же бесконечно играть труп, — с лукавой улыбкой заметила Лалли. — Зрители начнут смеяться в самый неподходящий момент, если женщина, которую убивают, всякий раз будет оказываться Ромой.

Глория захихикала.

— Не смеши меня. Маска может треснуть.

— Чего это ты там разлеглась? — требовательно спросила Лалли. — Тебе приходится столько лежать на работе, что я думала, ты предпочитаешь принимать сидячее положение, когда у тебя есть такая возможность.

За исключением Глории, остальные девушки вели поразительно целомудренный образ жизни, особенно если учитывать то, что жили они, пожалуй, в самом чувственном городе на свете. У Лалли дома, в Нью-Джерси, остался жених, который раз в месяц прилетал к ней на выходные, а иногда и она сама ездила к нему и к своим родителям.

— Фрэнк боится, что я ему изменяю, — как-то призналась она Лизе. — Он думает, что Голливуд — это гнездо порока. Я успокаиваю его, как могу. Объясняю, что на романы на стороне у меня просто не остается сил. В «Плазе» ко мне подкатывают многие парни, но к двум часам ночи мне хочется лишь поскорее лечь в постель. Одной.

— Уверена, что это успокоило Фрэнка, — сухо ответила Лиза, хотя и понимала, что имеет в виду Лалли.

Она сама с утра до вечера была занята сверх всякой меры. Каждое утро на студии у нее было нечто вроде урока актерского мастерства в компании других мужчин и женщин, которых могло быть десять или сто. Доллар в час за обучение танцам — бальным и степу — или вокалу. По средам Лиза ходила в спортивный зал, чтобы поддерживать форму. Иногда после окончания смены в кафе она отправлялась прямо на встречи сценаристов и актеров, с которыми познакомил ее Брент Чарвуд, куда честолюбивые, но неизвестные писатели приносили сценарии начинающим актерам, чтобы те их читали. Время от времени Лиза ходила в кино, чтобы быть в курсе последних новостей и достижений.

Раз в несколько недель Лиза снималась для кино или телевидения. Однажды, наряженная в короткую тунику и серебристый парик, она два дня бродила по поросшим пластмассовой травой холмам и полдня изображала скво, выбегающую из горящего вигвама. После того как ей целый день пришлось кричать «Отрубите им головы!» в фильме о Французской революции, Лиза сорвала голос. До сих пор она принимала участие в массовках. Пару раз ее просили остаться на съемочной площадке вместе с еще несколькими статистами, поскольку их лица требовались в качестве заднего плана для какой-нибудь сцены.

Лалли называла это «быть первоклассной статисткой» в отличие от «второсортной».

— Есть огромная разница между одной из тысячи и одной из десяти, — утверждала она. — Как в тот день, когда мы торчали в лифте. Именно так на тебя и обращают внимание.

В дни съемок уроки и кофейня были забыты, и с первыми лучами солнца Лиза уже ждала на студии наступления семи часов утра, когда начинали работать кинокамеры.

* * *

Как-то июньским утром Лизе позвонил Дик Бродбент. Голос старика дрожал и срывался от возбуждения.

— У меня есть для тебя две хорошие новости. Ты слышала что-нибудь о фильме «Черный угол»?

— Ничего, — честно призналась Лиза.

— Господи, Лиза, ты же в нем снималась! Тот самый, с лифтом.

— Я помню, но у него было другое название. Тот фильм назывался…

— Какая разница, как он назывался, — нетерпеливо прервал ее Дик. — Очевидно, они изменили название. Как бы там ни было, он еще не вышел в прокат, однако кто-то, похоже, просмотрел отснятый материал, и Дисней приглашает тебя на съемки своего нового фильма. Это пока что роль без слов, зато твое имя появится в титрах!

— Дисней! Боже мой, Дик, это просто невероятно. Дисней! — У Лизы подогнулись колени, и она вынуждена была присесть в ближайшее кресло. — А что за роль?

— Какая-то фея. Женщина из их кастинговой конторы сказала, что твоя внешность вполне соответствует имени и что ты, дескать, похожа на ангела. Лиза Анжелис, ангел, — со смешком сказал Дик. — Словом, в самое ближайшее время они должны назначить нам встречу.

— Ох, Дик! Я сейчас умру от счастья!

— Я еще не закончил, — произнес Дик. — А о таком писателе, как Кэхил О’Дэйли, ты слышала? Он ирландец, — добавил Дик, что было совершенно излишне.

Лиза вспомнила, что в магазине Гарри Гринбаума было несколько книг этого автора, хотя она не читала ни одной из них.

— Это не он получил Нобелевскую премию по литературе много лет назад? — спросила она.

— В самую точку! Ему сейчас лет сто пятьдесят или около того, а в город он приехал, потому что по одной из его книг, «Авантюрист», задумали снять фильм. Но вся штука, ангел мой, в том, что ты ни за что не угадаешь, где начинается действие романа.

— Понятия не имею, — призналась Лиза.

— В Ливерпуле, в Англии! — с торжеством вскричал Дик. — Это не роль, а просто сказка, пусть и коротенькая, и можешь мне поверить, ее будут добиваться многие. Но у тебя есть преимущество, потому что ты сама из Ливерпуля. Откровенно говоря, ты идешь в списке под первым номером, и все благодаря мне. Завтра днем в отеле «Каскад» на Голливудских холмах мы встречаемся с этим чудаком О’Дэйли. При выборе актеров за ним остается последнее слово, и он хочет лично взглянуть на каждого.

— Что мне надеть, Дик? — Лиза внезапно занервничала.

— Что-нибудь простое и неброское. Та женщина была служанкой, бедняжка, так что ни к чему наряжаться в шелка и бриллианты. У тебя есть что-нибудь черное?

— Если даже и нет, я что-нибудь куплю, — пообещала Лиза.

— Я заеду за тобой в час дня. Лучше иметь своего агента под рукой, на тот случай, если они захотят сразу же нанять тебя.

Глория одолжила Лизе простое черное платье с глухим воротом и юбкой-клеш.

— Я похожа на бродяжку, — решила Лиза, переодевшись и готовясь к выходу.

Лалли заплела ей волосы в простую косу. Даже Рома в кои-то веки соизволила прийти подруге на помощь и разрешила ей взять свои черные туфли на низких каблуках. С собой Лиза захватила лишь сумочку и папку с фотографиями.

Дик уже ждал ее в своей машине. В автомастерской ему нарастили педали, чтобы он доставал до них своими коротенькими ножками, и отрегулировали под его рост высокое сиденье.

— Как я выгляжу? — спросила Лиза, усаживаясь рядом с ним.

— Отлично. Ты, конечно, не похожа на служанку, но вряд ли они ожидают, что ты придешь в лохмотьях. — На лице Дика читалось восторженное возбуждение. — В отделении для перчаток лежит экземпляр книги — я купил ее вчера. Мне лично она показалась скучной. Откровенно говоря, я прочел лишь начало, но не думаю, что Нобелевскую премию вручают тому, кто написал что-нибудь по-настоящему интересное.

— А я уже прочла ее, — сообщила агенту Лиза. — Сразу после твоего звонка я отправилась в библиотеку. Мне книга понравилась, хотя к концу и показалась чуточку многословной. Думаю, что автор слишком уж ударился в философию.

Пока Дик вез ее к отелю, они обсуждали роман. Совершенно очевидно, книга была автобиографической. В юности Кэхил О’Дэйли был моряком и дослужился до капитана корабля. Книга представляла собой сагу о его похождениях и женщинах, которых он любил. Первой из них стала Мэри, бедная, замученная жизнью женщина старше его. Она работала в гостинице для моряков, где он останавливался в Ливерпуле в начале века. Складывалось впечатление, что писатель не пропускал ни одной юбки, но его первая любовь стала самой трагической и трогательной историей во всем романе. Как Дик и говорил, роль была замечательной, хоть и эпизодической.

Прошлой ночью, когда Лиза читала о своем родном городе, на нее вдруг накатила тоска по дому. Она заснула, думая о Китти и о Чосер-стрит.

— Я частенько играла на Док-роуд, когда была маленькой, — сказала она Дику. — Было очень странно представлять, что автор книги ходил по тем же улицам, что и я.

Дик легонько сжал ей руку.

— Сохраняй это печальное выражение лица, малышка, и он возьмет тебя без разговоров.

Оправдывая название отеля, у входа ярко-голубая вода водопадом обрушивалась с крутых ступеней на сад камней, раскинувшийся у входа. В углу плюшевой зоны отдыха у стойки администратора брызгал водой небольшой фонтан в окружении пальм.

— Кэхил О’Дэйли остановился в пентхаусе, — сказал Дик. — Вон там, в дальнем конце зала, находится специальный лифт.

— Какая студия снимает фильм? — поинтересовалась Лиза, пока они поднимались наверх в просторной кабине.

— Это маленькая независимая компания, — пояснил Дик, — созданная несколько лет назад Басби Ван Доленом, писателем, для продюсирования и режиссуры собственных картин. Пока что он снял всего три фильма, которые не принесли ему особых денег, зато были весьма благосклонно приняты критиками. Его называют вторым Орсоном Уэллсом.

Лифт остановился, и дверь открылась в небольшой квадратный холл с ковром персикового цвета на полу и полудюжиной стульев.

Дик дважды нажал кнопку звонка на выкрашенной белой краской двери. Он явно получал удовольствие от происходящего. По дороге он рассказал Лизе о том, что ему уже давненько не приходилось сопровождать своих клиентов на такие вот встречи.

Дверь открыл пожилой мужчина. Дик откашлялся и произнес с важным видом:

— Приветствую вас, мистер О’Дэйли. Меня зовут Дик Бродбент, а это…

— Мистер О’Дэйли неважно себя чувствует. Боюсь, вам придется подождать.

Часом позже они все еще ждали, и Дик уже начал заводиться:

— Он не должен был назначать встречу с актерами, если не в состоянии ее провести.

Лиза ласково похлопала своего агента по крошечной ладони с узловатыми пальцами.

— Не кипятись, — постаралась она его успокоить, хотя и сама уже начинала волноваться. Лиза сказала Доминику, что опоздает всего на пару часов. Но с такими темпами она попадет в кофейню, когда там уже начнется обеденный наплыв клиентов.

В два часа пополудни двери лифта раздвинулись и в холл вошли две девушки. Они постучали в белую дверь, и Дик напрягся, готовясь броситься в бой, если их впустят внутрь. Но девушек ждал тот же ответ: «Вам придется подождать».

Получасом позже вновь появился пожилой мужчина и жестом пригласил Дика и Лизу войти.

— Мистер О’Дэйли в спальне.

Их провели через гостиную, заваленную цветами, в просторную спальню. Жалюзи на окнах были опущены, и в комнате царил полумрак. Лиза едва разглядела старика, сидевшего с закрытыми глазами в инвалидной коляске у одного из окон. Похоже, он не заметил вошедших. В комнате пахло больницей, на столике рядом с кроватью стояли флаконы и пузырьки с лекарствами.

Дик подтолкнул Лизу вперед. Она сделала глубокий вдох, подошла к окну и остановилась перед пожилым мужчиной, глядя на него сверху вниз. Ей еще никогда не доводилось видеть таких древних стариков. Его лицо было буквально изрезано глубокими морщинами.

Лиза повернулась и метнула в Дика вопросительный взгляд. Что она должна делать? Дик громко прочистил горло, и, к ее облегчению, старик открыл глаза. Это явно стоило ему немалых усилий; веки у него были тяжелыми и морщинистыми. Писатель окинул ее быстрым взглядом, после чего его веки вновь сомкнулись, словно усилие оказалось чрезмерным. Старик что-то пробормотал. Его голос словно доносился откуда-то издалека, из каких-то невероятных глубин.

— Прошу прощения? — запинаясь, пролепетала Лиза. Его слова прозвучали совершенно неразборчиво.

— Он сказал, что у вас неподходящий типаж, — произнес чей-то голос.

Ошеломленная, Лиза повернулась, не подозревая, что в комнате находится кто-то еще. Из кресла в дальнем углу спальни поднялся высокий мужчина с аккуратной бородкой и в очках с тяжелой роговой оправой.

— Басби Ван Долен. — Он подошел к Лизе и крепко пожал ей руку.

— Мой бог, мистер Ван Долен, я и подумать не мог, что вы здесь, — сказал Дик. — Вы не представляете, как я рад вас видеть.

— И я тоже. Дик Бродбент, не так ли? В Голливуде ваше имя на слуху.

Дик покраснел от удовольствия, и мужчины обменялись рукопожатием. Кэхил О’Дэйли вновь заговорил. Басби Ван Долен выслушал его, после чего повернулся к Лизе.

— Он говорит, что для этой роли требуется маленькая женщина со светлыми волосами, тогда как вы — высокая и темноволосая. Кроме того, вы слишком молоды.

— Она всегда может надеть парик, — поспешно проговорил Дик. — И на самом деле она старше, чем выглядит.

Но писатель решительно покачал головой.

— Извините, но у нее слишком экзотическая внешность. Это я вижу и сам. — И он начал выпроваживать их из комнаты.

Лиза повернулась, чтобы попрощаться, но Кэхил О’Дэйли, похоже, опять заснул.

Выйдя в гостиную, Басби Ван Долен крикнул:

— Руди, есть еще девушки?

— С полдюжины.

Руди вышел из кухни. Увидев его вновь, Лиза решила, что по сравнению со своим хозяином он выглядит едва ли не юношей.

— Запускай их по две. А вы задержитесь на минутку, ладно? Смотри, чтобы он снова не заснул.

— Конечно, мистер Ван Долен. — Мужчина открыл входную дверь и впустил в спальню двух девушек.

— Почему он это делает? — поинтересовался Дик. — Я имею в виду, сам утверждает актеров на роли, если так плохо видит?

— Это для него очень важно. Люди, описанные в книге, существовали на самом деле, и он хочет, чтобы они выглядели живыми. — Басби Ван Долен жестом указал на несколько глубоких кресел. — Присядьте, я хочу поговорить с вами обоими.

Дик искоса взглянул на Лизу и ободряюще подмигнул ей.

— Итак, вы Лиза Анжелис. — Режиссер пристально глядел на нее. — Могу я посмотреть ваше портфолио?

— Разумеется.

Лиза протянула ему коричневый конверт. Пока он бегло просматривал большие глянцевые фотографии, она наблюдала за ним. На вид ему было лет тридцать с небольшим, и его можно было назвать кем угодно, только не красавцем. У Ван Долена был слишком длинный нос и почти такие же густые и кустистые, как у мистера Гринбаума, брови, но в нем чувствовалось какое-то ленивое и приятное очарование, устоять перед которым было невозможно.

— М-м, очень недурно, — заметил он, засовывая фотографии обратно в конверт. — Вы много снимались в Голливуде?

— Лиза только что получила большую роль в следующем фильме Диснея, — с готовностью вмешался в разговор Дик.

Глаза писателя заискрились насмешливым блеском.

— Означает ли это, что, когда я закончу сбор средств на финансирование «Авантюриста», Лиза будет занята?

— Что вы, ее роль не настолько велика, — поспешно пошел на попятный Дик.

— Очень хорошо, потому что у меня есть на нее виды. Вы читали эту книгу? — Он повернулся к Лизе. Она молча кивнула в ответ. — Отлично. Там есть две или три роли, в которых я вас вижу. — Он встал. — Пожалуй, мне пора возвращаться к Кэхилу. — Он пожал руки им обоим. — Я непременно свяжусь с вами.

— Лиза, ура! Мы добились своего! Ты будешь звездой, чутье меня не обманывает. — Дик едва не пустился в пляс, когда они шли обратно к автомобилю. Несмотря на свой возраст и немощь, он сохранил поистине юношескую живость. — Я понял это в ту самую минуту, когда ты вошла в мою контору. У тебя есть аура. Господи Иисусе! Сниматься у Басби Ван Долена! Знаменитости выстраиваются в очередь в надежде заполучить роль в его фильмах, хоть это и означает существенное уменьшение заработка.

Он болтал не умолкая всю дорогу, показывая своей спутнице жилища звезд, огромные особняки с колоннами, просторными лужайками перед входом и сверкающими лимузинами на подъездных дорожках. Лиза почти не слушала его. Она мысленно перелистывала страницы «Авантюриста», надеясь угадать, какую же роль приготовил для нее Басби Ван Долен. И только когда Дик сказал: «А вот здесь живет Ральф Лейтон», — она подняла голову и взглянула на небольшой замок с серыми зубчатыми башенками. Позади него виднелся угол теннисного корта, и кто-то в белом подбежал и поднял мяч. Человек скрылся из виду прежде, чем Лиза успела понять, Ральф это или нет.

Когда Дик высадил Лизу у дверей, дома никого не было. Она закружилась в бесшабашном танце по гостиной и, весело смеясь, повалилась в кресло.

— Я так счастлива, что готова заплакать!

Ах, если бы можно было поделиться с кем-нибудь своими сногсшибательными новостями! Кофейня сейчас представлялась ей мрачной каторгой. Лиза с удовольствием отправилась бы в танцевальный класс или в спортивный зал, где можно было бы выплеснуть бурлящую в ней радостную энергию.

Лиза вошла в свою комнату и переоделась в белую шелковую блузку, короткую джинсовую юбку и теннисные туфли. Несколько месяцев назад она перестала носить бюстгальтер, и сейчас, повернувшись боком, с приятным волнением отметила, как проступают сквозь мягкую ткань ее соски. Ей казалось, что она ходит по улицам полуголой. Лиза расплела косу и разделила волосы на прямой пробор так, чтобы они густыми каштановыми прядями обрамляли ее лицо.

— Вот так штука, подружка Лиза, — сказала она с сильным акцентом кокни. — Ты выглядишь, как куколка, дорогуша. — Она склонила голову к плечу. — У тебя уж точно имеется внутреннее сияние, о котором толковала Лалли.

Ее отражение улыбнулось ей. Такое впечатление, что в голове у нее зажглась яркая свеча, освещая золотисто-карие глаза смотревшей на нее из зеркала женщины.

Лиза неохотно взяла свою сумочку. Пора идти на работу, иначе Доминик может подумать, что она не придет совсем.

И вдруг она услышала шум. В ванной кто-то открыл воду. Значит, дома все-таки кто-то был. Лиза постучала в дверь ванной комнаты.

— Эй, это Лиза. Кто там плещется?

Последовала долгая пауза, прежде чем Глория отозвалась еле слышным шепотом:

— Это я.

Говорить таким убитым голосом было совсем не в ее духе.

— С тобой все в порядке? — спросила Лиза.

Дверь ванной открылась, и оттуда вышла Глория, придерживая под подбородком воротник купального халата. Ее голова была обмотана полотенцем. На подбородке красовался огромный багровый синяк.

— Что случилось? — испуганно ахнула Лиза.

— Я не хочу об этом говорить, — отмахнулась Глория. Она прошла в гостиную и закурила сигарету. — Нет, пожалуй, я передумала — хочу.

— Что случилось? — вновь спросила Лиза, на этот раз мягко.

— Налей мне выпить, хорошо? Чего-нибудь покрепче.

Лиза налила две порции бренди и протянула стакан подруге. Глория осушила его одним глотком.

— Уф, хорошо! — Она откинулась на спинку кресла. Без макияжа ее лицо выглядело усталым, осунувшимся, а кожа приобрела какой-то желтоватый, восковой оттенок. — Прошлой ночью у меня был клиент. Он показался мне вполне нормальным парнем — поначалу. Мы поужинали в ресторане отеля и поднялись в его комнату, где нас поджидал его приятель. Я им сказала, что никогда не обслуживаю двух клиентов сразу. Никогда! Некоторые девушки соглашаются, но только не я. — Глория протянула Лизе пустой стакан. — Налей мне еще, малышка.

Лиза встала, чтобы принести бутылку, а Глория продолжала:

— Но к тому моменту они заперли дверь и от меня уже ничего не зависело.

— Ты имеешь в виду, что они оба…

— Да. — Глория с трудом выдавила слабую улыбку. — Я получила вот этот синяк — и еще парочку — где-то в самый разгар препирательств. — Она отвернула воротник халата и показала Лизе фиолетовые пятна на шее. — Наверное, они измывались бы надо мной всю ночь, если бы я не заперлась в ванной. Они принялись барабанить в дверь, но я не открывала и сидела там до тех пор, пока утром не пришла горничная.

— Господи, Глория, какой ужас!

— Наверное, я это заслужила. — Она вдруг усмехнулась. — Словом, это одна из неизбежных опасностей в моей работе. Так мне и надо, не правда ли, пай-девочка?

Лиза не ответила. Нахмурившись, она смотрела на Глорию. Ей в голову внезапно пришла блестящая идея.

— Ты помнишь, что сегодня утром я ездила насчет роли? Ну, я еще взяла у тебя черное платье.

— Ах ты господи! Лиза, я совсем забыла спросить у тебя, как все прошло. Спрашиваю: ты получила эту роль?

— Нет, не получила, но зато она подойдет тебе.

— Ты и вправду так думаешь? — Глаза у Глории расширились.

— Ты в состоянии сходить на просмотр?

— Ради роли я поднялась бы и со смертного одра. Да и кто поступил бы иначе?

— Для нее требуется невысокая, потрепанная жизнью женщина лет под тридцать.

— Ну, спасибо, Лиза, за комплимент. Вот уж удружила так удружила.

— Заткнись и слушай. Не наноси макияж, не замазывай синяк и надевай то черное платье, которое ты давала мне. — Лиза прикусила губу. — Единственная проблема — твои волосы. Они слишком роскошные и блестящие.

— Никаких проблем, — откликнулась Глория. Она стянула с головы полотенце, явив на обозрение коротко стриженные кудряшки мышиного цвета.

Лиза смотрела вслед уезжающему такси. Глория, которая без рыжего парика выглядела еще более хрупкой, оглянулась и показала ей поднятые большие пальцы обеих рук. «Никакого сомнения, — подумала Лиза, — в Голливуде как нигде справедлива поговорка: нет худа без добра».

Зазвонил телефон, и она секунду раздумывала, стоит ли брать трубку. Вдруг это Доминик, который пожелал узнать, куда она запропастилась? Лучше уж извиниться или придумать уважительную причину, когда она приедет в кофейню. С другой стороны, это мог быть Дик с предложением новой роли. Кто знает, кто еще видел отснятый материал «Черного угла»? Билли Уайлдер или Джон Хьюстон?

Но звонила женщина. Ее голос показался Лизе знакомым — эта женщина уже не раз спрашивала Глорию. Лиза ответила, что той не будет по меньшей мере еще два часа.

— Вы не могли бы передать ей сообщение? Скажите ей, что мистер Баптист в городе. Он остановился в отеле «Беллтауэр». — Женщина тщательно выговаривала слова. — Они уже долгое время остаются лучшими друзьями, и он был бы очень рад увидеться с ней снова.

— Я оставлю записку у телефона, — пообещала Лиза. — Сейчас мне нужно уходить.

Положив трубку, она долго смотрела на клочок бумаги, который держала в руке. Мистер Баптист, отель «Беллтауэр». Пожалуй, в ее нынешнем настроении это подходит ей больше, чем кофейня. Губы Лизы сложились в улыбку. Она скомкала листок и сунула его себе в сумочку.

Лиза постучала в дверь, и глубокий голос откликнулся:

— Войдите.

Худощавый мужчина с серебряными волосами сидел за столом и что-то писал. Он поднял голову, когда она вошла, и недоуменно уставился на нее.

— Я никого не жду. В агентстве мне сказали, что Глория…

— Она неважно себя чувствует, — мягко ответила Лиза.

Мужчина неторопливо встал и снисходительно посмотрел на нее. Лиза закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. Мужчина внимательно наблюдал за ней. На лице у него проступил румянец, а в глазах вспыхнуло желание. Он напрягся, непроизвольно сжав руки в кулаки, и сделал шаг вперед.

— Стойте, — скомандовала Лиза, и он послушно остановился.

Лиза уронила сумочку на пол и принялась расстегивать пуговицы белой блузки, мучительно медленно и кокетливо, пока ее маленькая грудь безупречной формы не обнажилась полностью.

— Господи! — простонал мужчина, по-прежнему не двигаясь с места.

Девушка смотрела ему прямо в глаза, расстегивая юбку и медленно и грациозно стягивая ее с узких бедер. Мужчина задрожал, когда она томно потянулась к трусикам и сняла и их. Она стояла перед ним обнаженная, и голова у нее кружилась от желания.

Лиза подошла к кровати и простерлась на ней. Ее тело задрожало от нетерпения, готовое принять его.

— Теперь можно, — сказала она.

На следующее утро Лиза обнаружила конверт, просунутый под дверь ее комнаты, в котором лежали две стодолларовые купюры. Приложенная к ним записка гласила:

«Я получила твою роль. Ты получила мою. Полагаю, мы в расчете. С любовью, Глория».

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

— Привет, Дик, это Лиза. Есть какие-нибудь новости для меня?

— Ты же знаешь, что я бы уже позвонил, если бы они были.

— Прошло несколько месяцев после той встречи, — пожаловалась Лиза. — Он пообещал, что свяжется с нами, — наверное, всем остальным девушкам он сказал то же самое.

— Это было всего четыре недели назад, ангел мой, и с тех пор ты названиваешь мне каждый день. Он же сказал, что должен найти деньги. Басби Ван Долен не из тех, кто бросает слова на ветер. Будь на его месте любой другой, я бы делил его слова пополам. Но только не Басби. Он очень приличный малый.

— Я тоже на это надеюсь, — неохотно признала Лиза.

— Ты продолжаешь отрабатывать акценты?

— Да, конечно.

В «Авантюристе» было несколько ролей, которые ей могли предложить, и сейчас она училась разговаривать с разными иностранными акцентами: французским, итальянским, арабским.

— Ангел мой, мне надо работать. Ничего, если я положу трубку? — сказал Дик. — Ты ведь не единственная моя клиентка. У меня их сотни.

— Лжец! — беззлобно усмехнулась Лиза.

Тем не менее она положила трубку, решив, что не станет больше докучать Дику вопросами о Басби Ван Долене. Если он захочет позвонить, то позвонит, и Дик тут ничем не поможет.

На широком экране запыленный «кадиллак», визжа шинами, затормозил у одинокого придорожного кафе. Из него выбрались двое грабителей, бросая по сторонам настороженные взгляды. Один из них поскользнулся в грязи, и аудитория разразилась хохотом. Войдя внутрь, мужчины уселись в уголке и стали перешептываться.

К ним подошла Лалли, дерзкая и симпатичная, в белом фартуке, надетом поверх полосатого платья, и белой наколке, едва державшейся на светлом парике.

— Желаете сделать заказ? — осведомилась она.

Мужчины подняли головы и с недоумением уставились на нее.

— Что? — переспросил один из них.

— Вы сидите в ресторане. Мы здесь подаем еду. Желаете заказать что-либо?

Аудитория сдавленно захихикала.

Грабители обменялись взглядами.

— Пожалуй, — сказал один из них.

— Ага! Сделайте одолжение, — саркастически обронила Лалли. — Просто на вывеске снаружи написано «Еда», и обычно именно за этим сюда и приходят клиенты. Чтобы поесть!

— Я выпью кофе. Черного.

— Я тоже.

Лалли недовольно скривилась:

— Ага! Джек сможет продать свой грузовик и купить себе велосипед, если все наши клиенты будут такими, как вы.

— Вот и все, — прошипела Лалли, когда аудитория вновь разразилась смехом.

— Ты была великолепна, — прошептала Лиза.

— Правда? — скромно поинтересовалась Лалли.

— Ш-ш, тише! — с раздражением повернулась к ним женщина из переднего ряда.

— Давайте отпразднуем, — предложила Глория. — Мы всегда можем досмотреть этот фильм в другой раз.

Это была первая роль Лалли, в которой она произносила несколько реплик. Фильм был снят в прошлом году и только сейчас вышел на экраны. Ей уже предложили еще две роли, но Лалли была разочарована тем, что они были почти идентичны той, которую она сыграла.

— Мне прислали сценарии обоих фильмов, — пожаловалась она несколько минут спустя, когда они сидели в баре. — И я одета почти в такой же костюм и произношу почти те же самые реплики. Я уже жалею, что у меня не хватило мужества отказаться.

— Почему? — не веря своим ушам, спросила Лиза.

— Потому что она станет типажной актрисой, вот почему, — пояснила Глория. — И спустя некоторое время никто уже не сможет представить ее в другой роли. Лалли так и останется самоуверенной, острой на язык официанткой до конца своей киношной жизни.

Лалли передернула плечами.

— Что ж, даже если это действительно случится, я всегда смогу вернуться домой, выйти замуж и нарожать кучу детишек.

Наступил субботний вечер, и кофейня была переполнена. Все столики были заняты, и пирожные Мамочки расходились быстрее, чем она успевала их печь. Лизе казалось, что ноги у нее распухли, как у слона, и стали на два размера больше. С полудня она не присела ни на минуту. К счастью, время близилось к восьми часам и скоро ее смена заканчивалась. Сегодня она будет больше обычного рада уйти наконец домой. За одним из ее столиков сидел мужчина, который вот уже два часа кряду заказывал кофе, и всякий раз, когда она принимала у него заказ, гладил ее по руке и настойчиво зазывал на ужин после того, как у нее закончится смена. «Почему некоторые мужчины никак не могут уразуметь, что “нет” означает “нет”, а не “может быть”?» — с раздражением думала Лиза. Рома пришла на работу пару часов назад и выглядела необычно оживленной.

— Я получила хорошую работу, — сообщила она Лизе, когда они обе направлялись к кофейному автомату. — В телевизионной викторине.

Прошло почти полчаса, прежде чем они снова смогли поговорить.

— Что за работа? — поинтересовалась Лиза.

— Я должна буду демонстрировать призы. Программа называется «Мечты сбываются». Через пару месяцев начинается новый сезон.

— Кажется, я ее не видела. — И Лиза поспешила за очередным заказом.

Немного позже Рома сказала:

— Если я хорошо зарекомендую себя, со мной подпишут контракт на целый год. Платят они очень хорошо. Это значит, что я смогу бросить эту работу. Господи, да я готова сделать это хоть сейчас. У меня уже ноги отваливаются.

— Удачи, — сказала Лиза. — Я бы тоже хотела уйти отсюда. Я ног вообще не чувствую.

Осталось пять минут до конца смены. Лиза знаком показала другой официантке, чтобы та приняла у нее столики. Девушка скорчила недовольную гримасу. Лиза обслужила последнего клиента, с видимым облегчением ставя кофе на столик. Мужчина, который добивался ее внимания, поймал ее за юбку, когда она проходила мимо.

— Еще один кофе, мисс.

— У меня закончился рабочий день, — отрезала Лиза. — Вам придется попросить кого-нибудь еще.

— В таком случае как насчет ужина?

Она проигнорировала его вопрос и стала ловко пробираться сквозь толпу.

— Прошу прощения. — Какой-то мужчина загородил ей дорогу.

— Извините, но… — начала было Лиза и оборвала себя на полуслове. — Мистер Ван Долен!

Он стоял, глядя на нее сверху вниз, и его глаза улыбались за стеклами очков в массивной роговой оправе. На нем был поношенный вельветовый костюм и клетчатая рубашка.

— Я почти полчаса прождал, когда вы примете у меня заказ, — простонал он.

— Это не мой столик.

Его должна была обслужить Рома, но та была известна чудовищной нерасторопностью.

— В котором часу вы заканчиваете?

— Я уже закончила. С этой минуты я свободна.

К удивлению Лизы, Ван Долен проследовал за ней к стойке и подождал, пока она заберет свою сумочку.

— Хотите перекусить? — предложил он.

Еще более удивленная, Лиза ответила:

— Я бы не отказалась от гамбургера, но где-нибудь поблизости, пожалуйста. В противном случае вам придется нести меня на руках.

Улыбаясь, он сказал:

— Я бы не возражал.

Лиза вдруг ощутила, как приятная теплая волна прокатилась по ее телу.

Ван Долен придержал для нее дверь, давая ей возможность выйти первой. В это время в кофейню вошла пожилая чета.

— Кого я вижу! БиДи! — вскричала женщина. — Как поживаешь, дорогой? — И она расцеловала его в обе щеки.

Мужчина похлопал режиссера по плечу и жизнерадостно осведомился:

— Как дела, БиДи?

— Стелла! Майк! Спасибо, все нормально.

— А почему БиДи? — поинтересовалась Лиза, когда они вышли наружу.

— Это мои инициалы минус «В», — ответил Ван Долен. — Можете называть меня либо так, либо Басби. Больше никаких «мистеров Ван Доленов», пожалуйста. В конце концов, очень скоро мы с вами будем работать вместе.

— В самом деле?

Очевидно, это означало, что он нашел деньги и теперь собирался приступить к съемкам «Авантюриста». Вся ее усталость улетучилась в мгновение ока.

Ван Долен привел Лизу в соседний бар, где подавали гамбургеры.

— Два бургера, — сказал он официантке, которая подошла к ним, чтобы принять заказ. — Хотите кофе? — Он повернулся к Лизе.

Она содрогнулась, изображая ужас.

— На кофе я больше смотреть не могу, — сказала Лиза. — Я бы лучше выпила пива, если можно.

— Мне нравятся женщины, которые пьют пиво, — одобрительно заметил Ван Долен, после того как официантка удалилась.

— Откуда вы узнали, где я работаю? — спросила Лиза и поспешно добавила: — Если, конечно, вы не оказались там случайно.

— Мне сказал Дик Бродбент. К сожалению, он не уточнил, куда я должен был сесть. — Губы на его добродушном лице с неправильными чертами сложились в улыбку.

Ван Долен улыбался легко и с готовностью. Карие глаза за толстыми стеклами очков поблескивали озорным весельем, словно он считал окружающий мир неиссякаемым источником наслаждений. Даже не будь он БиДи, знаменитым писателем, режиссером и продюсером фильмов, о которых благосклонно отзывались критики, Лиза все равно не смогла бы устоять перед его обаянием. Пожалуй, никто бы не смог — Ван Долен наверняка очаровывал всех своих собеседников. И тут, словно для того, чтобы подтвердить ее мысли и подчеркнуть его популярность, дверь открылась и какой-то мужчина радостно заорал:

— Привет, БиДи! Я проходил мимо и заметил тебя. Как дела?

— Нормально, Дуг, — откликнулся Басби.

После того как официантка принесла им заказ, Лиза спросила:

— А как скоро мы с вами начнем работать вместе?

— Не терпится, да? — улыбнулся Ван Долен.

— Еще бы! — с энтузиазмом воскликнула она.

— Полагаю, где-то через месяц. Я арендовал студию на два месяца, но сначала мы проведем натурные съемки. А как же ваша работа у Диснея?

— Она займет всего пару дней, — ответила Лиза. — На следующей неделе я играю сиделку. На экране я проведу целых полсекунды.

— Похоже, я пригласил вас как раз вовремя. — Басби снова улыбнулся. — Еще несколько месяцев, и вас бы наверняка перехватила какая-нибудь крупная студия.

Лиза не ответила, подумав о том, видит ли он в предполагаемой роли кого-нибудь еще или окончательно остановил свой выбор на ней. Она отчаянно надеялась, что эту роль дадут ей. Глория, у которой была намного более значимая и заметная роль, ни разу не упомянула об этом. Это напомнило Лизе о том, что она до сих пор не знает, кого будет играть. Словно прочитав ее мысли, Ван Долен сказал:

— У меня уже готов черновой вариант сценария. Думаю, роль итальянской девушки, Катарины, написана как раз для вас. Может быть, мы встретимся завтра и я передам вам один экземпляр?

Лиза посмотрела ему прямо в глаза. Он не отвел взгляда, с вызовом глядя на нее. Она могла либо принять этот вызов, либо отказаться. Басби Ван Долен был не из тех, кто способен отобрать у нее роль, если она ему откажет. Решение оставалось за ней. Лиза почувствовала, как радостно забилось ее сердце, когда она сказала:

— В котором часу?

К ее удивлению, Ван Долен на мгновение прикрыл глаза, и ей показалось, что она услышала, как он облегченно вздохнул.

— В полдень, — ответил он, — я заеду за вами, и мы как следует повеселимся. Сходим на пляж, пообедаем.

Она назвала ему свой адрес и обронила:

— Я буду ждать.

— Я тоже.

* * *

Ван Долен оказался прекрасным спутником и собеседником. Они отправились в Маленькую Венецию, где пообедали в ветхом деревянном ресторанчике с видом на переполненный пляж. Они наблюдали за тем, как тренируется группа загорелых мускулистых мужчин, безуспешно делавших вид, что они не замечают зрителей, главным образом женщин, которые окружили их, сопровождая свистом и приветственными криками каждое их движение. Вокруг радиоприемников группками сидели подростки, слушая поп-музыку, а слева шел серьезный футбольный матч. И посреди всей этой какофонии и суеты, впитывая солнечные лучи и не обращая внимания на то, что происходит вокруг, расслабленно лежали на песке сотни людей, поглощенных стремлением приобрести красивый загар. Вдалеке, там, где бледно-голубое небо смыкалось с морем, виднелись разбросанные то тут, то там пятнышки белоснежных яхт, попавших в штиль и замерших на бирюзовой поверхности океана. Оттуда доносился слабый рев моторов — это катера рассекали водную гладь, таща за собой воднолыжников в пенной кильватерной струе.

Лиза с завистью смотрела на загорающих.

— Я бы тоже с удовольствием позагорала, — сказала она, — но у меня не хватает терпения лежать на песке. Уже через пять минут мне становится смертельно скучно.

— Мне тоже, — обронил Басби.

Это был уже десятый пункт, по которому они пришли к согласию. Собственно говоря, до сих пор они сходились во мнении абсолютно во всем. Им нравились одни и те же писатели, одни и те же актеры и фильмы. Лиза соглашалась с Басби в том, что «Мальтийский сокол» — лучший из всех триллеров. Тут же выяснилось, что оба смотрели «Касабланку» по крайней мере дюжину раз.

Выйдя из ресторана, они неторопливо двинулись вдоль линии прибоя. Басби дружески взял Лизу под руку. Этот жест выглядел вполне естественно.

— Мой бог, хотелось бы мне иметь такие же мускулы, — заметил он, показывая на пару тяжелоатлетов на пляже, мощные, перевитые канатами мышц плечи которых блестели от масла, когда они с легкостью орудовали здоровенными гирями.

Лиза покачала головой.

— Вам это не пойдет, — сказала она.

На Басби была белая футболка с короткими рукавами, и его красивой формы руки, начисто лишенные признаков мускулатуры, были обнажены.

Чей-то голос проревел:

— Привет, БиДи! Как поживаешь?

Посреди толпы на пляже стоял какой-то мужчина. Он яростно размахивал руками, стараясь привлечь их внимание.

Басби помахал ему в ответ:

— Привет, Джо. У меня все в порядке.

— Вы знакомы с массой людей, — заметила Лиза.

Вот уже третий раз за сегодняшнее утро Басби приветствовали знакомые.

— Он снимался в кино, для которого я написал сценарий пару лет назад, — ответил Басби. — Голливуд — самое подходящее место для того, чтобы обзавестись знакомыми.

Лиза решила, что именно его неизменно приветливое расположение привлекало к нему людей. Они знали, что Басби Ван Долен отнесется к ним по-дружески, и были благодарны ему за то, что он помнил, как их зовут.

— Хотите пива? — Басби остановился у открытого всем ветрам бара, перед которым прямо на песке стояли раскладные деревянные столики.

— Не откажусь. Дома я никогда не пила пива, — призналась Лиза, потягивая ледяной напиток. — Оно всегда было теплым.

Басби содрогнулся.

— Теплое пиво! Да, этого я никогда не забуду.

— Вы были в Англии? — с удивлением поинтересовалась Лиза.

— Всего пару месяцев во время войны.

Лизе вдруг стало холодно, словно солнце закрыли тяжелые тучи На нее нахлынули мрачные воспоминания, и она вздрогнула.

— Где стояла ваша часть? — спросила она.

— В какой-то маленькой деревушке неподалеку от Лондона Не помню, как она называлась. — Басби озабоченно посмотрел на нее. — С вами все в порядке? Вы сильно побледнели.

— Ничего, все нормально. Просто мне вдруг стало не по себе. Моя мама в таких случаях говорила: мурашки по коже пробежали.

— Эй, вы только взгляните на того парня на роликах!

Лиза поняла, что Басби сказал это лишь для того, чтобы отвлечь ее, и ему это удалось. Мимо них промчался мужчина преклонных лет с развевающейся седой бородой. За спиной у него, подобно парусу, трепетала на ветру длинная снежно-белая грива волос. На нем не было ничего, кроме пары обрезанных чуть ниже колен джинсов. В руках он держал корзину с покупками. Лиза не смогла удержаться от смеха.

Они допили пиво и зашагали дальше. Где-то впереди звучала громкая музыка, и вскоре они подошли к ее источнику, маленькому увеселительному аттракциону, установленному на углу улицы.

Всего за несколько минут Лизе дважды напомнили о понедельнике светлой седмицы, проведенном в Саутпорте. Она испытала настоящий шок. С тех пор она и близко не подходила к аттракционам и луна-паркам. Она-то наивно полагала, что события того дня похоронены в самом дальнем и темном уголке ее души, хотя и не забыты. Но оказалось, что они лежат чуть ли не на поверхности, раз случайно оброненные Басби слова и звуки работающих аттракционов обрушились на нее со столь сокрушительной силой.

С другой стороны дороги раздались дикие, нечеловеческие вопли, и Лиза увидела девушку на «американских горках», судорожно вцепившуюся в руку молодого человека. На ее лице был написан панический ужас, и Лиза вновь вздрогнула и поморщилась, как от зубной боли.

— Вы ни за что не угадаете, что я вижу, — сказал Басби.

— Что? — Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос не задрожал.

Он показывал на крошечный кинотеатр дальше по улице.

— Смотрите, что там идет, — «Касабланка»!

Басби купил бумажную коробку попкорна и две жестянки газировки, и они уселись в заднем ряду почти пустого кинотеатра. Одной рукой Басби обнимал Лизу за плечи. Она прижалась к нему, ощущая исходящее от него тепло и чувствуя себя в безопасности. В конце фильма она заплакала.

— Это так грустно, — всхлипывала Лиза. — Я все время надеюсь, что когда-нибудь изменят окончание.

Когда они вышли на улицу, Лиза с удивлением обнаружила, что уже стемнело. Ей показалось, что день прошел слишком быстро, и она сказала об этом Басби.

— Это все оттого, что у вас была хорошая компания, — с улыбкой заметил он. — И еще это говорит о том, что вам не было скучно.

Немного погодя, когда они уже ехали обратно в Голливуд, он вдруг спросил:

— Вы не интересуетесь политикой?

— Не очень, — отозвалась Лиза и попыталась вспомнить, как зовут нынешнего американского президента, — без особого, впрочем, успеха.

— Когда я был маленьким, я мечтал о том, чтобы стать политиком, — признался Басби. — Не на первых ролях, разумеется, а где-нибудь на заднем плане — составление речей, связи с общественностью, в таком духе.

— У вас наверняка бы получилось, — сказала Лиза.

— Но потом я как-то незаметно для себя сбился с пути истинного и увлекся кино, хотя и не жалею об этом.

Он объяснил ей, что в Америке демократы представляют партию левого толка, а республиканцы — правого.

— Это как ваши лейбористы и консерваторы, — сказал он.

Сам он был демократом, активистом, принимающим самое деятельное участие в работе местной ячейки.

— Когда президент Эйзенхауэр — он республиканец — покинет свой пост в 1960 году, у нас есть хорошие шансы занять его место. Вы когда-нибудь слышали о Джеке Кеннеди?

— Боюсь, что нет.

— Ничего, скоро услышите. Он сенатор от штата Массачусетс. Здесь, в Калифорнии, собралась целая группа единомышленников, и мы пытаемся сделать так, чтобы его выдвинули кандидатом в президенты. Это самый приличный и достойный уважения малый, которого я когда-либо встречал. Если Джека изберут… — Басби не договорил. Лиза заметила, как побелели костяшки его пальцев, лежащих на руле. Повернувшись к ней, он усмехнулся. — Прошу прощения. Наверное, я все-таки утомил вас в конце концов?

Лиза заверила его, что ничуть не устала.

— Должна же я знать хоть что-нибудь о стране, в которой живу.

— Давайте остановимся на ужин.

Басби заехал во двор придорожной закусочной и, вылезая из машины, прихватил с собой портфель с заднего сиденья.

После того как с едой было покончено, Басби протянул Лизе рукопись.

— Сценарий «Авантюриста», — пояснил он.

— Я совсем забыла о нем, — виновато призналась она.

В конце концов, предполагалось, что именно сценарий был целью их сегодняшней встречи.

— Я тоже, и вспомнил о нем лишь на обратном пути. Ваша роль начинается на сорок третьей странице.

— А кто будет играть главного героя? — поинтересовалась Лиза. — Самого Кэхила О’Дэйли?

— Здесь мне крупно повезло, — удовлетворенно ответил Басби. — Свои услуги предложил Ральф Лейтон. Ну, а я взял и тут же согласился.

— Ральф?! — с восторгом воскликнула Лиза. — Это замечательно!

— Судя по вашим словам, вы с ним знакомы?

— Да. Господи, как хорошо будет вновь с ним увидеться!

Басби остановил автомобиль у ее дома и сказал:

— Я бы хотел встретиться с вами еще раз, Лиза, но сначала я должен сказать вам кое-что.

Она повернулась и взглянула ему прямо в глаза. Он выглядел серьезным и даже мрачным. Его глаза за стеклами очков стали суровыми.

— В чем дело? — с любопытством спросила Лиза.

— Я женат. — Прежде чем она успела что-либо ответить, Басби быстро продолжил: — Моя жена бросила меня ради другого, и сейчас она подала на развод, так что я могу считать себя женатым холостяком.

Лиза не могла представить себе женщину, которая в здравом уме согласилась бы оставить Басби ради другого мужчины. Она не знала, что сказать, и молчала так долго, что он наконец не выдержал и с тревогой спросил:

— Я расстроил вас?

— Ничуть. — Лиза накрыла его руку своей и сказала: — День был просто замечательный. Я хотела бы повторить его при случае.

Басби наклонился и привлек ее к себе. Его губы оказались мягкими и влажными. Лиза тут же начала пылко и страстно отвечать на поцелуй, молясь про себя, чтобы он предложил ей поехать к нему домой, где они могли бы заняться любовью. Но вместо этого Басби вдруг разжал объятия и погладил ее по щеке.

— Боже мой! Какая же вы красивая, — хрипло прошептал он.

Лиза почувствовала себя обманутой, почти отвергнутой. Похоже, он угадал, о чем она подумала, потому что добавил:

— Давайте отложим это до более подходящего момента.

— Хорошо, — ответила она, улыбаясь, хотя и была разочарована.

Стоя на тротуаре и глядя вслед отъезжающей машине, Лиза думала о том, что день был почти идеальным и что его омрачали лишь болезненные напоминания о прошлом.

Позже, уже лежа в постели, она вспоминала о Басби. Он казался таким легким в общении, добродушным и даже вальяжным, что Лиза не могла представить его себе властным и жестким на съемочной площадке, а ведь это — неотъемлемые качества успешного режиссера.

— Лиза, Лиза, Лиза! — заорал Басби. — И потом: — Стоп!

Он ловко и быстро спустился по каменистому обрыву на берег моря и схватил ее за плечи. Его пальцы больно впились ей в предплечья, но он, похоже, этого не заметил.

— Господи, женщина! — вопил Басби. — Твой любимый тебя бросил. БРОСИЛ! Поняла? Ты смотришь, как уплывает его лодка, и знаешь, что больше никогда не увидишь его. Твое сердце разбито. Ты думаешь, что твоя жизнь кончена. — Он с презрением оттолкнул от себя Лизу. — А у тебя такой вид, словно ты капнула мороженым себе на платье.

Кто-то из операторов захихикал. Лиза страстно желала, чтобы сию же минуту земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. Пожалуй, она смогла бы изобразить сердечные муки, которые от нее требовались, если бы эпизоды снимались последовательно. Но хотя сегодня был первый съемочный день, они работали над заключительной сценой фильма. Она должна была скорбеть о потере мужчины, с которым у нее был страстный роман, но эту часть им предстояло снимать через две недели, когда они переместятся в павильон. Уединенный пляж в двадцати милях от Голливуда должен был изображать побережье Италии; это было максимальное расстояние, на которое Басби мог позволить им удалиться. Ожидалось, что съемка будет закончена к обеду и они переместятся в другое место.

Утро почти закончилось, целиком и полностью истраченное на Лизу, которая уже не сомневалась в том, что даже если она проторчит здесь целую вечность, то все равно не сможет изобразить те чувства, которые требовал Басби. Быть может, с тоской думала она, если бы сейчас к горизонту действительно уплывала какая-нибудь лодка, она могла бы сосредоточиться на ней и выдать нужные эмоции. Но простиравшийся перед ней океан был абсолютно чист. Лодку в эпизод добавят потом.

Лиза стояла неподвижно, жалея себя и с трудом сдерживая слезы, но Басби оставался неумолимым.

— Давайте повторим, — скомандовал он. — Дубль двадцать два, мотор!

Заработал ветродув, и Лиза откинула со лба прядь волос. Она почувствовала, как ее ноги облепила юбка длинного черного платья. На глаза навернулись слезы, и девушка судорожно попыталась проглотить комок в горле, чтобы не расплакаться. Оператор подъехал к ней вплотную, чтобы снять несколько кадров крупным планом. Лиза почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. «Как бы мне хотелось оказаться где-нибудь в другом месте! Где угодно, только не здесь», — с трагическим надрывом подумала Лиза. Она смахнула слезы тыльной стороной ладони, стыдясь того, что расплакалась на глазах у чужих ей людей. «Сейчас Басби опять наорет на меня, и они будут смеяться». Ее нижняя губа предательски задрожала. Слезы продолжали капать, и Лиза из последних сил сдерживалась, чтобы не закрыть лицо руками и не зарыдать.

— Стоп! — завопил Басби. — Снято. Спасибо, Лиза.

Открыв от изумления рот, она смотрела, как он вновь спускается к ней по каменистому обрыву. Но он прошел мимо, не удостоив ее даже взгляда, словно она была пустым местом.

Была почти полночь, когда Басби появился в баре, где несколько часов назад собрались актеры и съемочная труппа. Он скользнул на сиденье рядом с Лизой и сказал:

— Прошу прощения за опоздание. Я просматривал отснятый материал. Ты была бесподобна.

— Знаете, кто вы?! — с негодованием воскликнула девушка.

— Кто? — Он приподнял брови, удивленно глядя на нее.

— Проклятый Джекилл и Хайд, вот кто.

Кажется, Басби по-настоящему удивился.

— А что такого я сделал?

— Если вы не понимаете, это лишний раз доказывает то, что я права.

* * *

Лиза сидела в темном уголке студии, глядя, как Басби внимательно осматривает интерьер для следующей сцены. Низко пригнувшись, он напряженно рыскал по старомодной гостиной. Вдруг он замер у буфета, на котором громоздились всевозможные безделушки и фотографии в рамочках, нахмурился и поскреб подбородок. Потом на лицо Басби набежала туча, он потянулся и схватил что-то.

— Кто поставил сюда эту фотографию?! — громовым голосом проревел он. — Одежда совершенно не годится. Женщины не носили таких шляпок в двадцатые годы.

Час, его ассистент, щелкнул пальцами, и девушка в джинсах и мужской рубашке выскочила на площадку, забрала фотографию и бросилась прочь. Басби был перфекционистом. Вероятность того, что кто-нибудь из зрителей заметит фотографию за те считанные секунды, во время которых будет показан буфет, была миллион к одному, но он не сможет сосредоточиться на работе, зная, что она там.

Басби открыл дверь гостиной, закрыл ее, уселся за стол и заговорил сам с собой. Кое-кто из персонала прекратил работу и принялся с восторгом наблюдать за ним. Басби знал сценарий наизусть, и сейчас он проговаривал роли, сопровождая реплики движениями, чтобы знать, какие указания давать, когда начнется съемка.

Когда он оказывался в студии, окружающий мир переставал существовать для него. Кроме фильма, над которым он работал, больше ничто не имело значения. В двух шагах от Басби могла взорваться бомба, но он не обратил бы на нее внимания, а если бы кто-нибудь сказал ему об этом, то он пропустил бы эти слова мимо ушей.

Где-то высоко над головой раздался громкий стук, и звук гулким эхом раскатился по огромному павильону. Все испуганно вздрогнули, за исключением Басби, который продолжал разговаривать сам с собой, негромко произнося реплики актеров.

Лиза раскрыла сценарий и погрузилась в чтение. Она знала свою роль назубок, но боялась, что позабудет все на свете, как только включится камера, особенно если Басби вновь станет ужасно себя вести, хотя теперь на площадке присутствовал Ральф, который поддержит ее.

Ральф! Лиза вспомнила первый день на студии. Она вошла в павильон и сразу же увидела его — он сидел на брезентовом раскладном стуле рядом с Басби. На спинке красовалась его фамилия. Ральф сидел к ней спиной, поэтому она подкралась сзади и закрыла ему глаза ладонями.

— Угадай, кто это? — прошептала Лиза.

Он замер на несколько долгих секунд, а потом изумленно воскликнул:

— Лиза! — Ральф вскочил на ноги и заключил ее в объятия. — Моя дорогая, милая девочка, ради всего святого, как ты здесь оказалась? — Повернувшись к Басби, он сказал: — Когда я в последний раз видел свою очаровательную подружку, она преследовала симпатичного молодого блондина. Или это он преследовал тебя? Что случилось? — поинтересовался он.

— Мы настигли друг друга — но не сложилось, — быстро ответила Лиза.

Басби ревниво поглядывал на них.

— Где ты была все это время? — продолжал расспрашивать Ральф. — Я звонил и писал тебе, но Пирс сказал, что ты как сквозь землю провалилась.

— Я приехала в Голливуд, — сказала Лиза. — В конце концов, ты ведь сам столько раз приглашал меня сюда.

— Но ты не давала о себе знать! — Ральф выглядел огорченным и даже слегка уязвленным.

Лиза взяла его за руки и прижала их к своим щекам.

— Я знала, что рано или поздно мы обязательно встретимся. А до тех пор я хотела добиться чего-нибудь сама.

— Да уж, эта Лиза О’Брайен — крепкий орешек, — смеясь, заявил Ральф. — Это самая независимая молодая женщина, которую я когда-либо встречал.

— Теперь меня зовут Лиза Анжелис, — сказала она. — Мой агент решил, что О’Брайен — слишком обыденно и скучно.

Позже, когда они сделали перерыв, чтобы выпить кофе, Ральф спросил:

— И что ты думаешь об этом волшебном городе?

— Как ты и говоришь, он — волшебный, — просто ответила Лиза.

Так оно и было на самом деле. Глядя, как Басби обсуждает костюмы с Мэгги Нестор из костюмерной, Лиза подумала: «Если я останусь здесь надолго, то перестану отличать реальную жизнь от вымышленной». В фильм продолжительностью около девяноста минут вкладывалось гораздо больше усилий, чем в обычное существование, и в конце концов выдумка становилась важнее реальности.

Но главное волшебство заключалось в том, что через несколько недель Басби соберет весь готовый материал, тысячи футов пленки, отснятые вразброс, несколько секунд там, несколько секунд здесь, и запрется вместе с редактором в монтажной лаборатории. А потом в один прекрасный день выйдет оттуда, и каждый кусочек встанет на свое место, начало окажется в начале, а окончание — в конце. Неискушенный зритель и впрямь поверит, что Лиза плачет при виде настоящей лодки, уплывающей в дальние края от берегов Неаполя. В темноте кинотеатра случится настоящее чудо. Аудитория, позабыв о реальности и дав волю воображению, отправится в странствие по всему миру. Хотя на самом деле весь фильм до последнего дюйма был снят на нескольких квадратных милях калифорнийской земли.

Голливуд! Творец мечты. Модный рассказчик и выдумщик.

Лиза старалась не завидовать Глории, но у нее ничего не получалось. Глория, казалось, отлично вжилась в роль маленькой служанки из Ливерпуля, Мэри, и Басби ни разу не позволил себе повысить на нее голос на съемочной площадке. Она мгновенно понимала, чего он от нее хочет.

— Вот здесь чуточку больше чувств и экспрессии, — говорил Басби. Или: — Подчеркни это выражение. — И уже в следующем дубле Глория делала все именно так, как он того требовал.

— Прекрасно! — ворковал он. — Просто великолепно.

Как ей это удавалось? Лиза терялась в догадках и невольно восхищалась ею. Ей самой Басби ни разу не сказал «Превосходно!». В лучшем случае она удостаивалась равнодушного «Достаточно. Снято».

На второй день съемок Басби объявил, что Глория играет «просто превосходно», и Лиза решила, что с нее хватит. В промежутке между дублями она ушла со студии, уязвленная тем, что Глория оказалась такой замечательной актрисой, тогда как ее саму режиссеру приходится оскорблять, чтобы добиться от нее проявления хотя бы элементарных эмоций.

Лиза вышла из павильона через заднюю дверь и очутилась среди обветшалых зданий разных форм и размеров, в которых, среди всего прочего, находились костюмерная и гримерная, и нос к носу столкнулась с Ральфом, который только что вышел из гримерки. Его волосы вновь обрели привычный каштановый цвет и мягкими завитками ниспадали на воротник темно-синего бушлата.

— В чем дело? — поинтересовался Ральф. — Ты выглядишь расстроенной.

— Так и есть, — отозвалась Лиза. — Я только что наблюдала за Глорией. По словам Басби, она играет просто превосходно. Я никогда так не смогу.

— Не говори глупостей, — заявил Ральф. — Сцены, в которых мы с тобой участвовали вместе, получились очень хорошо. Кроме того, Глория гораздо опытнее тебя. — Он окинул девушку строгим взглядом. — Басби Ван Долен — один из лучших голливудских режиссеров. Он бы не пригласил тебя на роль, если бы думал, что ты испортишь его картину.

Лиза недовольно скривилась, и впервые на ее памяти Ральф рассердился:

— По-моему, ты недопонимаешь, какое кино мы здесь делаем, Лиза. Это — настоящее произведение искусства. Мне досталась лучшая роль, которую я когда-либо играл. Ты должна радоваться, что можешь поучиться у Глории — или у меня, если уж на то пошло, — вместо того чтобы надувать губы и ревновать.

— В таком случае я возвращаюсь, — с раскаянием в голосе сообщила Лиза. Она взяла Ральфа под руку, и они направились к главному входу в павильон. — Как поживает Майкл? — поинтересовалась она. С момента встречи у них до сих пор не было возможности спокойно поговорить.

Ральф ухмыльнулся.

— Нормально, если не считать того, что этот сукин сын изменяет мне направо и налево.

Лиза удивленно посмотрела на него.

— И тебя это не беспокоит?

— Нет, пока он возвращается ко мне каждый вечер, — ответил Ральф. — Ты обязательно должна зайти к нам в гости. И пусть тогда он ревнует меня, для разнообразия.

— Снято! — крикнул Басби. — Все, финита! Сворачиваемся. Всем спасибо. Спокойной ночи и до свидания.

Ассистенты и актеры разразились радостными криками и принялись обниматься. Кое-кто из членов съемочной группы начал укладывать оборудование.

— Басби, твой фильм тянет на «Оскара», — сказал кто-то, и его слова заглушили возгласы: — Верно!

Лиза почувствовала комок в горле. Что она будет делать теперь, когда съемки «Авантюриста» закончились? Что они все будут делать? На протяжении последних восьми недель фильм занимал все ее мысли и время, равно как и у остальных. К своему удивлению, она вдруг услышала, как кто-то сказал:

— Слава богу, все позади. Теперь я отдохну несколько дней, а потом полечу в Испанию на восемь недель, где снимается очередной триллер.

— А у меня на носу двухнедельные съемки в мыльной опере, — откликнулся чей-то голос.

Для них только что снятый фильм был уже в прошлом. Они никогда не забудут его, но только будущее имело значение, и они спешили жить дальше.

Басби тронул Лизу за плечо.

— Как насчет того, чтобы пропустить вечеринку по случаю завершения съемок и вместо этого взглянуть на мои гравюры? — прошептал он.

— Как вам не стыдно, сэр, — чопорно ответила Лиза. — За кого вы меня принимаете?

— За родственную душу. — Он обнял ее за плечи, и они направились к выходу.

Кое-кто с любопытством смотрел им вслед. Басби впервые выделил Лизу среди остальных актрис, и она почувствовала себя особенной.

Минут десять они ехали в машине в дружелюбном молчании, пока наконец Лиза не поинтересовалась:

— Куда мы направляемся?

— В Беверли-Хиллз, — ответил Басби. — Ко мне домой.

У нее перехватило дыхание. Наконец-то Басби решил, что настало «подходящее» время. Почти три месяца Лиза с нетерпением ожидала этого момента. Его бесцеремонное и равнодушное отношение больно ранило девушку, и она обнаружила, что жаждет услышать хоть одно доброе слово в свой адрес. Но чем старательнее Басби ее игнорировал, тем сильнее она в него влюблялась. Сегодня же вечером он превратился в прежнего Басби, того самого мужчину, который разыскал ее в кофейне, возил в Маленькую Венецию и другие места, довольствуясь поцелуем на прощание, когда провожал домой. Но сегодня ночью одними поцелуями дело не закончится. Сегодня ночью они займутся любовью.

Басби лежал рядом и крепко спал. Без очков он выглядел намного моложе. Раньше Лиза никогда не замечала, какие длинные у него ресницы, и сейчас они тихонько подрагивали в такт его дыханию. Он выглядел довольным и умиротворенным.

Обнаженная, Лиза тихонько встала с огромной овальной кровати. На спинке кресла валялся халат, и она накинула его, а потом босиком зашлепала в кухню, где после недолгих поисков обнаружила коробку с чайными пакетиками.

Почему она не разделяет умиротворения Басби? Вместо этого Лиза чувствовала себя взвинченной и неудовлетворенной. Он подвел ее к самой грани острого наслаждения и оставил там, отчаявшуюся и недовольную. Все случилось очень быстро. Она не сомневалась в его любви, в его желании обладать ею, но…

«Наверное, я сама во всем виновата, — размышляла Лиза. — Я ожидала слишком многого, особенно после Патрика…» Но она тут же запретила себе думать об этом, чтобы не расстраиваться еще сильнее. С Клайвом Рэндольфом и даже с Брайаном все было гораздо лучше. Но в остальном они с Басби как нельзя лучше подходили друг другу. Вспомнив мужчину, которого она встретила в отеле «Беллтауэр» — Карла Баптиста, — Лиза ощутила, как по телу прокатилась сладостная дрожь. В тот день их соединила дикая, необузданная страсть.

— Ага, вот ты где!

Она подпрыгнула на месте от неожиданности. В кухню вошел Басби. На нем были пижамные брюки.

— А я еще подумал, куда это подевался мой халат, — добавил он.

— Хочешь чаю?

Он подошел к Лизе сзади, распахнул полы ее халата и принялся ласкать грудь.

— Нет, я хочу тебя. — Уткнувшись носом ей в шею, Басби прошептал: — Все было просто замечательно. Тебе тоже понравилось?

— Еще бы, — солгала Лиза. — Со мной никогда такого не было.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Они занимались любовью уже трижды, тело Лизы покрылось испариной. И тут он начал ласкать ее вновь, исследуя пальцами самые потаенные места. Она застонала в упоении, когда он снова вошел в нее и вознес на вершину острого наслаждения, удерживая там в состоянии трепещущего, почти невыносимого предвкушения. Лиза громко закричала. И вдруг ее тело взорвалось фонтаном экстатического удовлетворения. Еще несколько минут они лежали, не разжимая объятий; оба молчали. Затем он отстранился, глубоко вздохнул и с неохотой сказал:

— Мне нужно идти.

— Мне тоже, — сказала Лиза. Она решительно отбросила влажные простыни в сторону и встала с постели. Когда она наклонилась, чтобы поднять свое нижнее белье, он потянулся к ней и начал гладить ее ягодицы, сначала одной рукой, а потом двумя. — У тебя кожа, как шелк, — пробормотал он и прижался губами к впадинке у нее на талии. Лиза негромко застонала, и он увлек ее обратно в постель.

— Если я опоздаю на самолет, мне придется заплатить чертову пропасть денег, — пожаловался он через четверть часа.

— Я отказываюсь вставать с постели, пока ты не оденешься, — заявила Лиза. — Это напрасная трата времени.

— А я отказываюсь одеваться, пока ты не вылезешь из постели, — парировал Карл Баптист.

Лиза лежала совершенно неподвижно, и спустя некоторое время он обреченно вздохнул и отбросил простыни. Из-под полуприкрытых век она наблюдала, как он облачается в изысканный шелковый костюм, затягивает ремень из шкуры ящерицы на тонкой, почти женской талии своими изящными, загорелыми руками, и мысленно восхитилась тем, что проделывали с ней эти самые руки на протяжении последних трех лет.

Расчесывая серебряные волосы, Карл заметил, что она наблюдает за ним, и улыбнулся.

— Я вернусь через шесть недель, — сказал он. — Позвонить тебе?

— Если будет желание, — ответила Лиза.

— У меня всегда есть желание, и ты знаешь об этом.

— А ты знаешь, что я всегда жду твоего звонка.

— Вопрос — это часть игры, — заявил Карл. У него был глубокий голос, он говорил с едва заметным акцентом. — Знаешь, а ведь я чуть не купил тебе подарок.

— По какому случаю? — с удивлением осведомилась Лиза.

— По случаю третьей годовщины нашего знакомства. Но потом передумал. Я решил, что это может все испортить. — Карл никак не мог справиться с запонкой на правом рукаве. — Моя жена всегда… — Он оборвал себя на полуслове. — Извини, я забыл наш уговор. Никаких подробностей из личной жизни.

— И никаких подарков, — сказала Лиза.

Карл взял со стула кашемировый пиджак, и она заметила дизайнерский ярлык на подкладке. Надев пиджак, Карл вынул из внутреннего кармана бумажник, достал оттуда банкноту и положил ее на стол.

— Один доллар, как всегда, — заметил он, а потом с любопытством посмотрел на Лизу. — Почему, кстати, всего один?

— Я получаю больше удовольствия, когда мне платят. — Она села на постели, откинула простыни и соблазнительно потянулась.

Карл жадно взглянул на нее, и его глаза сузились.

— Ты нарочно так делаешь, — хриплым голосом проговорил он.

— Как? — невинно поинтересовалась Лиза и добавила: — Тебе лучше поспешить, иначе ты опоздаешь на самолет.

— Я всегда могу улететь следующим. — Карл потянул за узел галстука.

— Нет. — Она яростно затрясла головой. — Это против правил.

— Надо установить правило, по которому ты не сможешь провоцировать меня своим обнаженным телом, когда я уже одет, — в сердцах бросил он.

— Мне очень жаль, — лукаво сказала Лиза и натянула простыню до самой шеи. — Так лучше?

Карл не ответил и принялся сердито швырять вещи в саквояж из мягкой замши. Закончив, он окинул ее холодным взглядом и обронил:

— До свидания.

— Всего доброго, Карл.

Дверь за ним закрылась. Лизу не волновало то, что он ушел в дурном расположении духа. Он уже вел себя так раньше, раздраженный ее бесстыжими попытками соблазнить его, когда она знала, что ему нужно уходить. Лиза вновь откинулась на подушки. Она не лгала, когда говорила, что ей тоже нужно скоро уходить. Через час ее ждала на студии Мэгги Нестор, чтобы примерить платье, но Лиза чувствовала себя слишком усталой, чтобы пошевелиться. Карл всегда оставлял ее в таком состоянии — опустошенной и удовлетворенной после двух или трех часов занятий любовью.

Это были почти идеальные отношения. Вскоре после того, как Лиза вышла замуж за Басби, она поняла, что он никогда не сможет удовлетворить ее — хотя она очень любила его. Она не колебалась ни секунды, принимая его предложение. Басби предложил ей руку и сердце вскоре после окончания работы над «Авантюристом», и Лиза сразу же сказала «да».

— Мой развод должен состояться перед Новым годом. Как ты смотришь на то, если мы поженимся, Лиза?

Было Рождество, и они сидели у бассейна. Вокруг шумели около сотни гостей, заглянувших к Басби, чтобы поздравить его с праздником, и у всех оказалась с собой бутылка вина или виски, равно как и свободный день, чтобы провести его в гостях у знаменитого режиссера.

Басби ничего не имел против. Он любил шумные компании. Редко бывало так, чтобы в его одноэтажном особняке в стиле модерн не собиралось бы по той или иной причине около полудюжины приятелей. Если они не говорили о кино, то спорили о политике. Именно поэтому от него и ушла жена, Шарон. Скромная, тихая девушка, с которой Басби познакомился в колледже, так и не смогла привыкнуть к тому, что ей все время приходится делить свой дом с его многочисленными друзьями. Но хуже всего было то, что она ненавидела киноиндустрию. Шарон сбежала с банковским менеджером, таким же замкнутым, необщительным человеком, как и она сама.

Лиза лежала в шезлонге, и ее мысли витали где-то далеко-далеко. Ей было нелегко привыкнуть к тому, что на Рождество можно носить бикини. Нежась на жарком солнышке, она то и дело думала о Чосер-стрит. Сейчас там уже вечер и вся семья собралась в кухне у очага. «Или нет?» — лениво размышляла она. Лиза представляла своих братьев и сестер такими, какими они были, когда она ушла из дома, но ведь с тех пор прошло одиннадцать лет; она даже не узнала Патрика. Большинство из них уже женаты и обзавелись собственными домами. Но где бы они ни были, на улицах города завывал пронизывающий ветер с Мерси.

— Что ты сказал? — Лиза открыла глаза, услышав чей-то голос, и обнаружила, что перед ней на коленях стоит Басби, облаченный в шорты.

— Я сказал, что мой развод должен состояться перед Новым годом. Как ты смотришь на то, если мы поженимся, Лиза?

Рядом кто-то нырнул в бассейн, и брызги воды окатили их обоих. Лиза взвизгнула, а Басби снял очки и вытер их.

— Да.

— Да? — Кажется, он удивился. Можно подумать, она могла бы отказать ему! Они прекрасно ладили между собой, и было бы безумием сказать «нет». Впрочем, имелся один нюанс, но, как говаривала Китти, дело мастера боится. Через некоторое время интимная близость наверняка будет приносить удовольствие им обоим.

Но этого не случилось.

Они поженились у бассейна в конце января 1958 года. Лиза даже не потрудилась сосчитать гостей, пришедших на торжество. Приглашения получили двести человек, и еще столько же явились незваными.

Супружеская жизнь принесла с собой бесконечный сумбур светского общения. За исключением завтрака, новоиспеченные супруги редко ели дома, выезжая в Голливуд на обед и ужин, чтобы отведать китайской, греческой или итальянской кухни, а потом набирали полный багажник припасов, поскольку гости торопились прийти к ним пораньше. Где бы ни появлялся Басби, его неизменно ждал радушный прием, и все новые и новые люди протискивались к их столику, а потом и возвращались с ними домой. Зачастую бывало так, что Лиза, проснувшись утром, обнаруживала, что кто-нибудь уже готовит в кухне кофе, спит на кушетке в гостиной или в шезлонге у пруда. Она ничего не имела против. Откровенно говоря, ей даже нравилась эта дружеская, клубная атмосфера, и Лиза помогала Джейкобу, чернокожему слуге Басби, пополнять запасы пива в гигантском холодильнике и следила за тем, чтобы в шкафах не иссякали закуски и сигареты. Несколько раз они летали на неделю в Нью-Йорк, где ходили в театры и встречались с друзьями Басби. Каким-то образом посреди всего этого хаоса Басби умудрялся выкроить время, чтобы, запершись в кабинете, писать сценарии, гонорары за которые и составляли его основной доход. После утомительного дня они ложились в постель и неизменно занимались любовью — но дело мастера не боялось, и частая практика не приводила к совершенству. Всякий раз Лиза чувствовала себя обманутой и разочарованной, хотя Басби был более чем удовлетворен. Она пришла к неизбежному выводу, что, несмотря на весь свой магнетизм и харизму, на все свое тепло и очарование, Басби Ван Долен оказался никудышным любовником.

* * *

Однажды утром — к тому времени они были женаты уже три месяца — Лиза проснулась, чувствуя себя раздраженной и взвинченной. Басби еще спал. Прошлой ночью она попыталась подвигнуть его на дополнительное усилие, которое доставило бы ей ощущение экстатической радости. Она так жаждала этого, но все было напрасно. Как всегда, Лиза сделала вид, что испытывает удовольствие, которого на самом деле не ощущала.

Она встала с постели, надела бикини и вышла наружу.

Вода в бассейне была теплой, несмотря на ранний час. Лиза несколько раз проплыла от бортика до бортика, яростно врезаясь в воду, словно на соревнованиях, пытаясь избавиться от разочарования. Поплавав немного, она вылезла из бассейна, закуталась в купальный халат и отправилась в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Лиза до сих пор чувствовала себя так, словно внизу живота у нее трутся друг о друга оголенные электрические провода.

Включая чайник, она заметила, что под настенным телефоном торчит записка от Глории. Она просила Лизу перезвонить. Глория! Имя подруги натолкнуло Лизу на совершенно безумную и дерзкую мысль, отчего оголенные провода пришли в состояние невероятного возбуждения и заискрили. Она принялась перелистывать телефонный справочник, пока не нашла нужный ей номер, а потом набрала его, чувствуя, как дрожат от возбуждения пальцы и все тело.

— Доброе утро, отель «Беллтауэр», — ответил мужской голос.

— У меня посылка для мистера Баптиста. Он остановился у вас?

— Одну минуточку, мэм, не кладите трубку, я проверю. — Мужчина отсутствовал не дольше минуты. — Нет, мэм, мы ждем мистера Баптиста только на следующей неделе, в четверг.

— Благодарю вас, — сказала Лиза.

Она просто подошла к двери его номера, постучала и вошла, как сделала в первый раз. Они стали регулярно встречаться раз в месяц или полтора. Они ничего не знали друг о друге. Карл не был американцем. У него был паспорт, но какой страны, Лиза понятия не имела. Фамилия «Баптист» была вымышленной, это она тоже знала. Они редко разговаривали о чем-либо. У них не было на это времени. Каждый удовлетворял свою потребность в другом. Вне этой спальни в отеле «Беллтауэр» этот мужчина вряд ли понравился бы ей. Но это не имело значения. Карл Баптист знал лишь телефонный номер Лизы и, приезжая в Лос-Анджелес, звонил ей.

«Можете забрать свои вещи из химчистки», — таков был их пароль. Иногда трубку снимал Басби, и Лизу тревожило то, что она не испытывает ни малейших угрызений совести, когда он передавал ей сообщение. И в самом деле, это лишь привносило дополнительное приятное возбуждение в эту авантюру.

Итак, еще немного, и она рискует опоздать на примерку. Лиза с неохотой вылезла из постели и отправилась в душ, чтобы смыть следы Карла Баптиста со своего тела.

Стоя под холодной водой, она, казалось, смывала и воспоминания о нем. Лизе всегда было трудно прийти в себя после этих восхитительных часов, проведенных в постели с Карлом. Когда же мысли о нем постепенно улетучились у нее из головы, она задумалась о новом фильме и о своей первой главной роли.

За последние три с половиной года Лиза отказалась от нескольких десятков ролей, предпочитая играть только в фильмах, которые снимал Басби.

— Ты потеряла интерес к актерской работе, — заявил с упреком Дик Бродбент, позвонив, чтобы предложить ей новую роль, которую Лиза, по обыкновению, отвергла. — Ты сдалась в ту самую минуту, как только вышла замуж.

— Я снимаюсь в фильмах Басби, — сделала она вялую попытку оправдаться.

— Ха! Раз в год, и не будь Басби режиссером, ты бы не снималась и в них.

— Мне просто нравится быть женой, — ответила Лиза. Она не стала добавлять, что отчаянно надеется стать еще и матерью. — Извини, Дик. Приходи к нам в пятницу на ужин. У меня день рождения, и Басби рад будет повидаться с тобой.

Агент неохотно согласился.

— Я по-прежнему думаю, что ты можешь стать звездой первой величины, если захочешь, — быстро сказал он, прежде чем положить трубку.

Этот разговор состоялся почти год назад. Лиза вышла из душа и с чрезмерным усердием начала вытираться.

Ее тридцатый день рождения!

Сейчас она с ужасом вспоминала об этом. Она помнила, как разглядывала себя в зеркале, выискивая морщины, не находя их и думая: «И чего я добилась?» Зеркало молчало, поэтому Лиза ответила вместо него: «Ты добилась многого. Ты сыграла в трех фильмах, которые получили наивысшую оценку критиков». Лента «Авантюрист» была отмечена восторженными отзывами в прессе и получила несколько наград на зарубежных кинофестивалях. Ральф был номинирован на приз Американской киноакадемии, но уступил Берту Ланкастеру с его «Элмером Гантри», а Глория Гревилль стала кинозвездой, хотя, как обычно, фильм Басби шел ограниченным показом. Он был недостаточно коммерческим, чтобы вызвать интерес у массового зрителя, говорили дистрибьюторы, посему его крутили только в маленьких кинотеатрах «авторского кино».

Та же судьба была уготована и двум следующим проектам Басби: «Куст сирени» и «Недостойный презрения». Критики осыпали оба фильма комплиментами. Лиза удостоилась особых почестей. «Блестящая, чувственная игра, — писал один из обозревателей. — Лиза Анжелис стала настоящим открытием». Как обычно, эти кинокартины показывали лишь кинотеатры авторского кино.

«Для девушки, выросшей на Чосер-стрит, ты добилась очень многого». Она стала богатой, причем настолько, что сбылись ее самые смелые мечты. Хотя Басби зарабатывал гораздо меньше других успешных режиссеров, денег у Лизы оказалось более чем достаточно.

Почему же тогда она с тревогой и страхом всматривается в свое отражение, требуя ответа? «Потому что в отличие от других девушек с Чосер-стрит, Лиза, ты не совершила ничего выдающегося или хотя бы достойного упоминания!» Ей нечего было предъявить в качестве доказательства тридцати прожитых лет, за исключением нескольких футов целлулоидной пленки.

«Это не моя вина. Ты же знаешь, как я хочу иметь ребенка».

Лиза была замужем вот уже почти четыре года, и в том, что она до сих пор не забеременела, не было ее вины. У Басби уже было две дочери от первого брака — симпатичные и общительные маленькие девочки, которые приезжали к нему в гости раз в месяц. В последнее время Лиза все чаще ловила себя на том, что наблюдает за ними и жалеет, что они — не ее дети.

Хмуро глядя на себя в зеркало в свой день рождения, Лиза решила, что пора нанести визит гинекологу. Быть может, у нее закупорка труб или еще что-нибудь в этом роде, что не дает женщинам зачать ребенка. В медицинских вопросах Лиза была полной невеждой.

В глубине души у нее тлело подозрение, нет, даже уверенность в том, какими окажутся результаты анализов, и эти подозрения оправдались. Врач заявил, что много лет назад ее матка получила сильное повреждение, сопровождавшееся воспалением. К несчастью, повреждения оказались необратимыми.

— Нельзя же так надругаться над собственным телом, а потом ожидать, что это сойдет вам с рук, — раздраженно сказал он. — По моему твердому убеждению, это — прямое следствие того, что у вас в Англии называют «подпольным абортом».

Несмотря на предчувствия, Лиза едва не упала в обморок.

— Значит, доктор, у меня не осталось никакой надежды зачать ребенка? — прошептала она.

— Это будет настоящим чудом, — сухо отрезал он, и его лицо не выражало ни малейшего сочувствия. — Очень жаль, потому что в остальном вы — исключительно здоровая женщина.

Потрясение, которое Лиза испытала в тот день, не поблекло со временем. Она вытерлась насухо и принялась одеваться. Она в который раз ощутила приступ холодного гнева на отца из-за того, что он с ней так обошелся. Лиза никому не рассказывала о своем визите к врачу, даже Басби.

Набросив кремовую шелковую сорочку, она присела к туалетному столику и слегка подвела глаза черным карандашом, нанесла на веки золотистые тени и прошлась кисточкой по длинным ресницам, загибая их кверху. Лиза по-прежнему не пользовалась пудрой и румянами, но накрасила губы ярко-красной помадой, придав им четкий контур жесткой кисточкой. Закрепив волосы кремовой лентой, она расчесала недавно подстриженную челку, после чего встала, чтобы взглянуть на себя в полный рост в зеркале.

Сомнений не было: несмотря на отсутствие морщин и складок, она выглядела как зрелая женщина, что, впрочем, лишь добавляло очарования ее броской красоте. В глазах пряталась печаль, которая, как была уверена Лиза, появилась там только после того, как она узнала, что никогда не сможет иметь детей. Вчера Басби сказал ей:

— Ты похожа на розу, для которой наступил самый прекрасный момент цветения.

Лиза с негодованием ответила:

— Я не желаю быть похожей на розу, большое тебе спасибо. Это означает, что в любую минуту мои лепестки могут осыпаться и я превращусь в уродливый голый стебель с шипами. Уж лучше я останусь старой крапивой, которая никогда не умирает. По крайней мере я так думаю.

— Я всего лишь хотел сделать тебе комплимент, — сказал Басби голосом маленького мальчика.

— Обойдусь и без комплиментов. — Лиза швырнула в него диванную подушку, он поймал ее и бросил обратно, а потом ухватил жену за талию и усадил себе на колени.

— Смотри, а то я перестану говорить тебе комплименты, — пригрозил Басби.

— Нет, не перестанешь. — Лиза поудобнее устроилась в его объятиях. — Ты просто не можешь не быть милым со всеми. За исключением тех случаев, когда снимаешь кино, — добавила она в раздумье. — Тогда Чингисхан мог бы поучиться у тебя грубости.

Спустя несколько минут Басби сказал:

— Знаешь, еще никогда я не был так счастлив. У меня есть ты, есть деньги на съемку «Сладкой мечты» и есть Джек Кеннеди в Белом доме. Мир прекрасен. — Он говорил так, словно Кеннеди был избран президентом только благодаря его личным усилиям.

— Давай сделаем паузу и запомним этот момент на всю оставшуюся жизнь, — предложила Лиза. — Момент, когда мир был прекрасен для Басби Ван Долена.

Он быстро взглянул на нее.

— А разве он не прекрасен для Лизы Анжелис?

Лиза поцеловала его.

— Почти, — негромко ответила она. — Почти прекрасен.

Перед тем как покинуть отельный номер, Лиза огляделась по сторонам, проверяя, не забыли ли они чего-нибудь. Карл собирался в такой спешке. Но нет, комната была пуста. Если ей удастся поймать такси, то она приедет на студию как раз вовремя.

Действие «Сладкой мечты» разворачивалось в 30-е годы. Мэгги Нестор где-то раздобыла журналы мод тех времен, и теперь гардероб Лизы состоял из облегающих костюмов и вечерних платьев, которые выгодно подчеркивали ее стройную, изящную фигуру.

— Я вшила сюда «молнию», хотя на самом деле тут должны быть крючки и петли. Как вы думаете, он заметит? — спросила Мэгги.

Лиза пыталась влезть в платье, сшитое из черного кружева и бежевого шелка и украшенное блестками.

Мэгги была некрасивой пухленькой женщиной, покупавшей свои наряды в сети розничных магазинов по почтовым каталогам.

«Он» означало «Басби-чудовище».

— Даже не знаю, что и сказать, — осторожно ответила Лиза, вспоминая, как ее супруг пришел в ярость на съемках «Куста сирени», обнаружив на съемочной площадке газету за вчерашнее число. — Но я постараюсь не поворачиваться к нему левым боком. На всякий случай. — Она с трудом дошла до зеркала. — Мне вновь придется учиться ходить в этих узких юбках.

— Вам следует семенить, а не шагать, — заметила Мэгги, а потом с благодарностью добавила: — Как хорошо, что мне не нужно все это носить.

— Вот это да! — вырвалось у Лизы. — Я выгляжу так, словно под этим платьем у меня ничего нет.

— В том-то и соль, — сказала Мэгги. — Она надевает его на бал у мэра. Вызывает настоящий шок — я читала сценарий. А дома ходит почти голая. Вы уже видели эти ночные сорочки и все прочее?

— Вот это да! — вновь воскликнула Лиза, когда Мэгги жестом показала на полудюжину прозрачных одеяний, висящих на стене. — Похоже на нейлон. Его тогда уже изобрели?

— Они сшиты из крепа или шелка. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы разыскать их. Взгляните вот на это. — Мэгги сняла с крючка черный полупрозрачный пеньюар. — Мне повезло: я купила его на блошином рынке. Большая часть отделки оторвалась, поэтому мне пришлось заменить ее перьями. Если вам будет щекотно, валите все на меня.

— С таким же успехом я могла бы надеть стеклянное платье, — сказала Лиза.

— Да, здесь вам не удастся скрыть ни одного достоинства вашей фигуры, — согласилась Мэгги. — Эта картина станет головной болью для цензоров. Я, например, еще не видела фильма, в котором было бы столько обнаженного тела. Басби здорово рискует.

— Он всегда рискует, — заметила Лиза, держа пеньюар на вытянутых руках.

Мэгги во все глаза смотрела на нее, и на ее лице читалось недоумение.

— Уму непостижимо, как вы, актрисы, можете носить такие вещи на глазах у сугубо мужской съемочной группы, — сказала она. Потом улыбнулась и добавила: — Правда, если бы у меня была такая фигура, как у вас, пожалуй, я бы тоже не отказалась выставить ее на всеобщее обозрение.

Съемки «Сладкой мечты» и впрямь походили на сон. Басби говорил, что еще ни одна картина не давалась ему так легко.

Лиза играла красивую, но недалекую женщину, которая вносит хаос в жизнь четырех влиятельных мужчин, сделавших ее своей любовницей. Реплик у нее было немного.

— Тебе не нужно ничего говорить, за тебя это делает твое тело, — заявил ей Басби.

Впервые Лиза понимала без слов, чего он от нее хочет. Роль была написана специально для нее, да и вообще весь фильм строился вокруг ее героини, Касси Ройяль.

— Ты олицетворяешь собой все, что мужчина хочет видеть в женщине, — сказал Басби, — и то, какой женщина хочет быть.

И Касси Ройяль, не обращая внимания на членов съемочной группы, завлекала любовников в свою постель, стоя в дверном проеме в прозрачном черном пеньюаре, под которым ничего не было, соблазнительно поглаживая ладонями стройные бедра.

— Прекрасно, — заявил Басби, отрываясь от видоискателя. — Прекрасно… А теперь посмотри на него и медленно проведи языком по губам. В твоих глазах таится обещание — ты можешь осуществить его самые необузданные, несбыточные мечты. Если он даст тебе денег, ты в ответ подаришь ему рай.

Этот фильм стал настоящей одой его жене, Лизе, и он вложил в него всю свою душу. На съемочной площадке Басби вел себя, как сумасшедший, доходя до полного изнеможения, ожидая чудес от актеров и персонала и доводя их до белого каления бесконечными придирками. Но никто не жаловался и не отказывался задержаться на съемочной площадке. Похоже, все понимали, что работают с гением, который имел полное право на их подчинение и самопожертвование.

Фильм задумывался как аллегория американской мечты. Он должен был показать, что все то, к чему люди стремятся любой ценой, прогнило и погрязло в разврате. Лиза говорила, что никто ничего не поймет. Басби возражал, что недаром у Касси Ройяль такой адрес — дом под номером 49 на авеню Республики.

— Американцы заметят и догадаются, — утверждал он.

К несчастью, им не представилось такой возможности. Весной 1963 года, когда состоялся предварительный закрытый просмотр «Сладкой мечты», фильм подвергся сокрушительной критике обозревателей и киноведов.

«Порнографический кошмар».

«Слишком авангардный, чтобы быть понятым».

«Басби Ван Долену следует запретить появляться в киностудии. Его последний фильм получился скверным, низкопробным и скучным, а прекрасные актеры не смогли проявить свой талант».

«Абстрактная мешанина образов, которая кузнечным молотом вколачивает в зрителя основную мысль».

— Как фильм может быть одновременно «абстрактным» и «вколачивающим основную мысль»? — стенал Басби. — Это же взаимоисключающие понятия. — Он сидел в постели и читал отзывы. К ним уже приехали несколько друзей, чтобы утешить его, и сейчас они расположились на полу и пили пиво. — Но ты им понравилась, Лиза. Вот послушай: «Ослепительная Лиза Анжелис в роли Касси Ройяль просто очаровательна. Вероятно, только брак с полоумным режиссером подвиг ее согласиться на роль в этом фильме». — Он отшвырнул газету. — Полагаю, воскресные рецензии будут ничуть не лучше.

Так оно и случилось. Положительный отзыв был только один. Какой-то критик написал в журнале «Гринвич-виллидж»: «Кое-кто называет фильм “Сладкая мечта” порнографическим. Другие говорят, что он непатриотичен. Но ни то, ни другое не верно. Эта картина опередила время. Наступит день, когда наше кино уже не будет обязано восхвалять американский образ жизни. И тогда фильм “Сладкая мечта” станет классикой жанра».

«Сладкая мечта» удостоилась призов Каннского и Берлинского кинофестивалей, но в прокат в Америке так и не вышла. Басби заявил, что не знает, плакать ему или смеяться, когда узнал, что копию фильма приобрел порнографический киноклуб и теперь картина числилась в их фонотеке.

Но Басби в силу своего характера просто не мог долго пребывать в унынии. К тому же его обожаемый президент Кеннеди вступил в жаркую схватку с белыми представителями крайне правого крыла, когда попытался дать гражданские права чернокожему населению в южных штатах. Басби улетел в Бирмингем, штат Алабама, чтобы пройти маршем с теми, кто требовал отмены расовой сегрегации в школах. Лиза попросила его взять ее с собой.

— Нет, это слишком опасно. Ты можешь пострадать. Кроме того, я не хочу, чтобы ты видела, как сильно американцы могут ненавидеть друг друга.

Басби отсутствовал целую неделю, и Лиза не находила себе места от беспокойства. Когда ей позвонил Карл Баптист, она отказала ему под надуманным предлогом. Сейчас она не могла бы изменить Басби. Вечер за вечером Лиза наблюдала по телевизору за насилием, с которым столкнулись участники марша протеста. Дикая ненависть, злоба и предрассудки казались ей невероятными. Демонстрантов забрасывали камнями, в них плевали, их избивали железными прутьями и битами. Но откуда они черпали свое мужество?

Басби вернулся домой целым и невредимым, но был потрясен.

— Когда-нибудь я сниму об этом фильм, — заявил он. — Но не сейчас. С моей репутацией он станет настоящей бомбой.

Однако он уже решил, что станет делать дальше.

— Я намерен реабилитироваться, сняв сентиментальное кино с мамочкой, папочкой, парой детишек, лохматой собакой и чокнутыми соседями.

— Это на тебя не похоже — сдаваться без боя и быть, как все, — заметила Лиза. — А я было решила, что ты займешься чем-нибудь еще более смелым, нежели «Сладкая мечта».

Басби в ответ лишь пожал плечами.

— Нет смысла, — сказал он. — Это будет все равно, что красная тряпка для быка. Сейчас нужно отдать предпочтение чему-нибудь надежному и безопасному.

Как и следовало ожидать, Басби вложил душу и сердце в съемки «Мистера и миссис Джонс», но на площадке не царило привычного воодушевления. И актеры, и ассистенты знали, что снимают банальное кино, а не окунаются с головой, как бывало раньше, в полное страсти новое произведение искусства. Лизе досталась маленькая, незначительная роль соседки-соблазнительницы, эдакой женщины-вамп. Она надеялась получить главную женскую роль, но Басби заявил, что у нее не тот типаж, и она без слов смирилась с его приговором. Однажды, во время кампании по сбору средств для съемок, какой-то бизнесмен предложил полмиллиона долларов при условии, что главная роль будет отдана его дочери. Басби отверг его предложение. Он не собирался снимать девушку, которая совершенно не соответствовала задуманному им образу, и Лиза не была исключением из этого правила.

Последние кадры снимали в ноябре. Басби прежде никогда не работал с детьми и теперь обнаружил, что ими трудно управлять. А тот факт, что киношные брат и сестра — двенадцатилетний мальчик и десятилетняя девочка — терпеть друг друга не могли и постоянно ссорились вне площадки, отнюдь не помогал делу.

— У. К. Филдс был прав, — как-то вечером пожаловался Басби жене. — Никогда не работай с детьми или животными. Я учту его совет на будущее.

Сегодня на площадке рождественский ужин превратился в настоящий кошмар. Дети капризничали, а дедушка напился. Они снимали уже двадцать первый дубль, когда внезапно все встало на свои места. Наконец-то все пошло как по маслу, пока дверь в павильон не распахнулась настежь и кто-то не вбежал прямо на съемочную площадку.

— Стоп! — заорал Басби. — Какого черта…

Это была Мэгги Нестор. По ее лицу ручьем текли слезы.

— В президента стреляли! Я смотрела телевизор. Кажется, он погиб.

Америку накрыла тень. Даже Лиза была убита горем. Джек Кеннеди казался таким молодым и вселял надежду. Страна определенно изменилась к лучшему с тех пор, как он пришел в Белый дом.

С холодным профессионализмом Басби на следующий день вернулся на студию и доснял фильм до конца. Но дома он был безутешен.

— Какое несчастье, — сетовал Басби. — Кеннеди заставил нас гордиться собой. Он разделял наши мечты. Проклятье! — И он налил себе полный стакан «Джека Дэниэлса».

Лиза не могла найти слов, чтобы утешить мужа.

Однажды ночью она отправилась спать, оставив Басби с друзьями. Они сидели в мрачном унынии и пили, изредка обмениваясь ничего не значащими словами. Каждый был погружен в печаль. Когда наконец Басби лег в постель, от него разило виски. Язык у него заплетался.

— Иди сюда, ты мне нужна. — Он потянулся к Лизе и так яростно взял ее, что она испытала угрызения совести: в первый раз она почувствовала себя удовлетворенной. — Ох, моя дорогая, любимая Лиззи, — еле слышно пробормотал Басби, прежде чем заснуть.

Лиза замерла. Она пролежала неподвижно, наверное, целый час. Голова у нее шла кругом. В конце концов она осторожно высвободилась из объятий мужа, набросила халат и прошла в его кабинет. Из кухни доносились голоса и музыка — там работало радио. В доме все еще оставались люди.

В кабинете Басби вдоль стен выстроились книжные полки — наверху стояли книги в мягкой обложке, тогда как фолианты в твердых переплетах располагались ниже. Рядом со столом располагалась этажерка, забитая энциклопедиями и справочниками. Лиза закусила губу. Она искала альбом с фотографиями. Родители Басби умерли. Он был их единственным ребенком. Если у них имелись какие-нибудь альбомы, то они перешли к нему и он наверняка сохранил их. Никто не выбрасывает старые фотографии. Наконец Лиза нашла то, что искала — три синих альбома в кожаных переплетах, засунутые в самый угол вместе с альбомом выпускников и школьными почетными грамотами.

Она села на пол и принялась перелистывать альбомы, борясь с подступающей паникой.

В первом хранились фотографии родителей Басби, когда они были еще детьми, потом повзрослели, поженились. Затем появились снимки самого Басби, совсем еще маленького. Второй альбом был почти полностью посвящен школьным годам Басби; начальная школа, средняя школа, колледж. И только в самом конце Лиза обнаружила то, что искала — снимок мужа в военной форме; строгий и серьезный Басби в очках, чисто выбритый и ужасно знакомый.

Нет, это было не то, что она искала! Разумеется, нет. Это было то, чего она надеялась не найти. Басби. Баз. Оба имени гонялись друг за другом у нее в голове. Баз, единственный из солдат, который не насиловал ее в тот день в Саутпорте. Басби, ее муж, который наверняка знал, кто она такая, когда Лиза много лет назад вошла в спальню отеля «Каскад». Он знал, что она родом из Ливерпуля. Почему же он женился на ней? Почему?

— Значит, ты обо всем догадалась? — Басби стоял в дверях и смотрел на нее. Без очков он всегда выглядел намного моложе.

— Ты никогда не называл меня Лиззи, — произнесла Лиза.

— Я старался, как мог.

— Почему ты ничего не сказал мне с самого начала? — сдавленным голосом спросила Лиза.

Басби глубоко вздохнул. Он вошел в комнату и налил себе виски. Потом сел на пол, потянулся к Лизе и погладил ее по голове. Она отпрянула, и его лицо исказилось от боли. Кажется, он готов был вот-вот заплакать.

— Я не думал, что тебе приятно будет вспоминать тот день, — произнес Басби наконец. — Я понял это совершенно точно, когда мы с тобой поехали в Маленькую Венецию. Я заметил, как ты отреагировала на мои слова о том, что во время войны я служил в Англии. Вот почему я солгал и сказал, что наша часть была расквартирована неподалеку от Лондона.

Лиза прекрасно помнила тот день.

— Почему ты на мне женился? Ты из кожи вон лез, чтобы узнать меня поближе.

— Потому что я люблю тебя, — просто ответил Басби. — Всегда любил и буду любить.

Они долго молчали. Лиза попросила:

— Налей мне выпить, пожалуйста.

Басби протянул ей наполовину наполненный стакан. Лиза отодвинулась, прижавшись спиной к книжным полкам. Басби наблюдал за ней. Его глаза были полны любви, и из-за этого Лиза едва сдерживала слезы. Ей хотелось обнять его, но она не могла заставить себя дотронуться до него.

Басби негромко заговорил:

— В тот день, когда ты вошла в номер отеля, я понял, что сбылись мои самые сокровенные мечты. Ты была моей первой любовью, моей единственной настоящей любовью, но я никогда и представить себе не мог, что мы снова встретимся. О тот проклятый день! Знала бы ты, какой невинной ты выглядела. И какой красивой. И какой доверчивой! Я готов был убить их всех! — Пальцы, в которых он сжимал стакан, побелели от напряжения, и Лиза испугалась, что стекло не выдержит и треснет. — Я готов был убить их всех, — повторил Басби.

— А что с ними случилось? Ты не знаешь? — с любопытством спросила Лиза.

Он покачал головой.

— Мне известно лишь то, что Хэнк и Текс разбились в самолете как раз перед демобилизацией. Об остальных я ничего не знаю — и не рассчитывал, что они дадут о себе знать.

Они вновь помолчали. Потом Басби сказал:

— И что мы теперь будем делать?

— Не знаю, — ответила Лиза. — Попробуем жить дальше, наверное.

Несколько недель она спала в комнате для гостей. В конце концов она вернулась в супружескую постель, но ничего хорошего из этого не вышло. Стоило мужу прикоснуться к ней, как на Лизу накатывали воспоминания и она вновь заново переживала тот страшный день.

— Прости меня, — плача, сказала она Басби. — Но я все время думаю, что теперь, через двадцать лет, наступила твоя очередь.

— Лиза! — Он был шокирован и потрясен до глубины души. — Ох, Лиза!

Хотя Басби яростно отрицал это, Лиза чувствовала, что она права.

Она подождала, пока пройдет Рождество, прежде чем сказать мужу, что уходит.

— Ты любишь меня? — хриплым от волнения голосом спросил он.

— Больше, чем могу выразить словами, — искренне ответила Лиза.

— И я тебя люблю. Если двое людей не могут быть вместе, потому что сильно любят друг друга, разве у этого мира осталась надежда?

— Не знаю. — Лиза заплакала. Ей отчаянно хотелось спрятать лицо на груди у Басби, ощутить прикосновение его теплых рук. — Мы ведь останемся друзьями, правда? — всхлипывая, спросила она. — Я должна знать, что ты всегда рядом и готов прийти мне на помощь.

— Я всегда буду рядом, — пообещал он. — Всегда.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Несмотря на протесты Лизы, Басби настоял, чтобы она осталась жить в его доме.

— У меня куча друзей, которые могут приютить меня, пока я не куплю себе что-нибудь подходящее, — заявил он.

Без него, без Джейкоба и бесконечных гостей в доме стало непривычно тихо. Лиза вдруг поняла, что за все прожитые здесь годы ни разу толком не рассмотрела свое жилище. Выяснилось, что дом обставлен только наполовину уродливой мебелью в стиле модерн. Белые крашеные стены выглядели голыми и поблекшими. Наверное, Шарон, первая жена Басби, забрала с собой все картины и украшения, хотя до сих пор Лиза этого не замечала. Она криво улыбнулась. Даже если бы она и заметила это, она, скорее всего, не придала бы этому никакого значения.

Дни медленно тянулись один за другим, и время от времени к Лизе забредали друзья Басби, еще не знавшие о том, что он уехал. Они задерживались ненадолго из вежливости, неловко поддерживая ничего не значащую беседу, после чего с облегчением уходили. Больше Лиза никогда их не видела. Она даже не сознавала, насколько полагалась на Басби во всем — в работе, в общении, в жизни. Мир без него вдруг показался ей унылым и пресным. Она вновь осталась одна.

После серии однотипных ролей Лалли уже давно уехала из Голливуда, чтобы выйти замуж за Фрэнка. Последнее, что слышала о ней Лиза, — это что она ожидает второго ребенка.

«Авантюрист» сделал Глорию звездой, и теперь Лиза редко видела подругу. Та наверстывала упущенное за долгие годы, проведенные без работы, и была постоянно занята, все время снимаясь, очень часто — за границей.

Что касается Ромы, с которой Лиза никогда не была особенно дружна, то и она исчезла, и никто не знал, где она и что с ней. Лиза посмотрела программу «Мечты сбываются», на прослушивание в которую отправилась Рома, но там она не участвовала.

Ральф жил всего в нескольких милях от Лизы, и однажды она приехала к нему на ужин. Но все обернулось настоящей катастрофой. Пожалуй, Ральф повел себя глупо, оказывая ей чрезмерные знаки внимания, намеренно пытаясь пробудить ревность в своем ветреном любовнике, в чем и преуспел. Майкл, вспыльчивый загорелый Адонис, отреагировал весьма своеобразно — он пришел в бешенство, схватил нож и заперся в ванной, угрожая вскрыть себе вены.

— Я даже не думал, что он так сильно меня любит, — растерянно сказал Ральф. — Прости меня, Лиза. Давай я вызову тебе такси.

Она ушла от него в скверном настроении, и теперь, как ни хотелось ей вновь повидаться с Ральфом, Лиза колебалась и раздумывала, стоит ли это делать.

Басби не было уже неделю, когда приехал Джейкоб, чтобы забрать его книги.

— Как он там? — спросила Лиза.

— Держится, — пожал плечами Джейкоб. — Вокруг него, как всегда, большая компания, вот только он слишком много пьет.

После того как слуга уехал, Лиза набрала новый номер Басби. Если она попросит, он тотчас же вернется. Но когда на другом конце провода сняли трубку и Лиза услышала его голос, она тут же нажала на «отбой». Хотя у нее разрывалось сердце при мысли об этом, она вынуждена была признать, что их брак распался окончательно.

Пожалуй, настало время ей вновь приниматься за работу. Лиза опять взялась за телефон и позвонила Дику Бродбенту. Прошло много месяцев с тех пор, как она разговаривала с ним в последний раз.

К ее удивлению — она ожидала восторженного приветствия, — Дик показался ей подавленным. Его обычно живой и веселый голос звучал тускло и устало.

— Есть что-нибудь для меня? — поинтересовалась Лиза.

— Ничего, — ответил агент. — Людям надоело предлагать тебе роли, от которых ты отказываешься. Никто не спрашивал о тебе уже целую вечность. Разумеется, следует учитывать и то, что твою «Сладкую мечту» разбомбили в пух и прах. Я знаю, что лично ты получила хвалебные отзывы, но все равно, люди связывают твое имя с провалом. Ты же знаешь, как говорят, — актер хорош настолько, насколько хороша сыгранная им последняя роль.

— Значит, у тебя для меня ничего нет, — разочарованно протянула Лиза.

— Все, что у меня есть, — небольшая эпизодическая роль в каком-то убогом телефильме.

— Сойдет, — сказала она. — Расскажи мне о ней поподробнее.

Дик отреагировал молниеносно.

— Не делай глупостей, Лиза! Ты не можешь позволить себе там сниматься! Тебе нужно думать о своей репутации.

— Извини, Дик.

Он не ответил.

— С тобой все в порядке? — неуверенно спросила Лиза. — Ты сам на себя не похож.

— Время от времени меня мучают боли в груди, и тогда меня начинает подташнивать. А еще у меня буквально раскалывается голова. — Он рассмеялся и добавил: — А в остальном со мной все в порядке.

Лиза решительно заявила, что он должен немедленно сходить к врачу, и Дик пообещал ей, что так и сделает. Прежде чем положить трубку, агент заверил ее, что наведет справки и сразу же перезвонит, если подвернется что-нибудь стóящее.

Он не перезвонил. Через несколько дней Лиза сама позвонила ему в контору, но трубку никто не взял. Раньше такого никогда не случалось. Ей иногда казалось, что Дик всегда сидит у телефона, и днем, и ночью. Когда и на следующий день Лизе никто не ответил, она отправилась повидать своего агента.

Дверь его конторы оказалась заперта, и записки, извещавшей посетителей о том, где находится он сам, не было. Лиза понятия не имела, где живет Дик, — иногда ей казалось, что он и спит прямо в своей конторе. Через несколько дней из статьи в журнале «Вэрайети» она узнала, что Дик умер за рабочим столом от обширного инфаркта. Ему было семьдесят девять лет. К тому времени как Лиза узнала о его смерти, его уже похоронили.

Лиза отложила журнал и заплакала. Ей было очень жаль Дика. Он был таким добрым, наивным маленьким человечком, полным жизни и энтузиазма. Она улыбнулась сквозь слезы, вспоминая, что говорила Китти, когда умирал кто-нибудь из стариков: «Что ж, он хорошо пожил, и ему было, что вспомнить». Ее мама всегда была мудрой и рассудительной женщиной, она обладала внутренней силой, которая помогла ей выстоять и преодолеть все, даже самые суровые жизненные невзгоды. И Лиза сделала то, что всегда делала Китти, получив дурные известия: отправилась в кухню и приготовила себе чашку чаю.

Поставив пластинку Коула Портера, Лиза отнесла чай к бассейну вместе с пачкой сигарет. Вскоре после ухода Басби она начала курить. Всякий раз, открывая буфет или выдвижной ящик, Лиза натыкалась на пачку «Мальборо», так что в конце концов не устояла перед искушением затянуться сигаретой, которая поможет справиться с одиночеством. Сейчас Лиза выкуривала уже полпачки в день.

Вечер выдался просто чудесный; впрочем, других в Калифорнии и не бывало. Сгущались сумерки, и между стволами высоких деревьев, ограждавших сад, виднелся самый краешек заходящего солнца, оставляя после себя широкое золотисто-розовое зарево на горизонте. Небеса, окрашенные в зловещие оранжево-фиолетовые тона, были перечеркнуты черными полосами туч. Цветные фонарики, развешанные вокруг бассейна на ветвях деревьев, отражались в неподвижной воде, по которой лишь изредка пробегала легкая рябь. В теплом воздухе висел слабый аромат цветов.

Лиза опустилась на мягкий стул у одного из французских окон и стала смотреть, как солнце скрывается за горизонтом и золотистая полоска становится все уже, превращаясь в карандашный штрих, отделяющий небо от земли. Вскоре она исчезла окончательно и вокруг воцарилась непроглядная тьма. Лиза вздрогнула; красота ночи ошеломила ее. Она пожалела, что рядом с ней нет никого, с кем бы она могла разделить свое восхищение. Лиза знала, что если она останется в этом доме до конца своих дней, то никогда не сможет привыкнуть к тому, что он пуст. Это был дом Басби. Здесь жила его душа, а также призраки его многочисленных друзей. Когда-нибудь она, Лиза, обязательно уедет отсюда и вернет особняк Басби. Но не сейчас. Ей надо разобраться со своей жизнью, научиться жить без него. Ей вновь предстоит начать все сначала.

Телефон рядом с Лизой зазвонил, и она взяла белую трубку.

— Можете забрать свои вещи из химчистки, — произнес знакомый голос.

Карл! Лиза приняла мгновенное решение, о котором, как она надеялась, ей не придется жалеть.

— Извините, но мне больше не понадобятся услуги химчистки, — сказала она.

Список клиентов Дика был передан в большое и авторитетное актерское агентство, расположенное на Вайн-стрит. Лиза получила письмо, извещавшее ее о том, что отныне ее делами будет заниматься Карен Зорро и что она должна позвонить, если у нее имеются какие-либо вопросы или пожелания.

Она перезвонила незамедлительно. Прошел уже месяц с тех пор, как ушел Басби, и Лиза горела желанием вернуться к работе, хоть гордость и не позволяла ей признаться этой Карен Зорро в том, насколько отчаянно она в ней нуждается.

Добавочный номер звякнул всего один раз, и деловой голос отрывисто произнес:

— Зорро слушает.

Лиза едва успела назваться, как женщина перебила ее:

— Я как раз собиралась звонить вам, Лиза. На съемках «Великолепной аферы» возникла непредвиденная ситуация.

— Опять? — спросила Лиза.

Она читала об этом фильме, комедийном триллере, работа над которым сопровождалась всевозможными осложнениями. Все звезды, как мужчины, так и женщины, отказались от участия в этом фильме еще до того, как начались съемки. Сменилось уже три режиссера и несколько сценаристов, а на площадке без конца случались неприятности.

— Боюсь, что так, — с ноткой нетерпения отозвалась Карен Зорро. — Теперь от них сбежала еще одна актриса, которая должна была играть женскую роль второго плана, и создатели фильма пребывают в отчаянии. Я понимаю, что прошу слишком много, ставя вас перед фактом, но не могли бы вы взяться за эту работу?

— С удовольствием помогу им, — откликнулась Лиза.

За деланым спокойствием она скрывала охвативший ее восторг.

— Отлично. Я сейчас же перезвоню на студию. Вы можете понадобиться им уже сегодня днем, если вы ничего не имеете против.

— У меня запланировано несколько дел на вторую половину дня, но я могу отменить их, — солгала Лиза.

Ей позвонили со студии и сказали, что она нужна им немедленно. Лиза ответила, что полдень ее вполне устроит, и за ней пообещали прислать машину.

Она приняла душ, яростно растирая тело мочалкой до тех пор, пока кожу не начало покалывать, а потом с особой тщательностью нанесла макияж. Перебрав свой гардероб, Лиза остановилась на облегающем светло-коричневом платье из джерси с глубоким треугольным вырезом — оно очень нравилось Басби. Она затаила дыхание, застегивая «молнию» на спине. Платье село без единой морщинки, и Лиза вздохнула с облегчением. Она боялась, что за долгие месяцы безделья, когда она лениво бродила по дому, пила слишком много чая и виски и не утруждала себя физическими упражнениями, могла изрядно растолстеть. Но оказалось, что она оставалась такой же стройной, как всегда. Натянув черные кружевные трусики, Лиза сунула ноги в черные туфли-лодочки на высоченных шпильках. Начесав челку на лоб, она собрала волосы в узел на затылке. Наконец, вдев в уши золотые сережки, она отошла на несколько шагов от зеркала, чтобы полюбоваться на себя во весь рост.

В животе у Лизы вдруг появился предательский холодок. Она растеряла всю свою ауру, великолепие и блеск. Ее глаза стали безжизненными и тусклыми, а лицо вытянулось и увяло. Все-таки уход Басби повлиял на нее гораздо сильнее, чем она предполагала.

Но она актриса! Не имеет значения, что творится у нее в душе, — она не должна показывать свои чувства. Лиза закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Скоро за ней приедет машина. Наступил поворотный момент в ее карьере. Фильм, в котором она собиралась сниматься, мог определить ее дальнейшее будущее. Поэтому ей жизненно необходимо выглядеть безукоризненно. Расправив плечи, Лиза сделала шаг назад и открыла глаза. Они искрились. Полные розовые губы изогнулись в соблазнительной улыбке. Она вновь стала собой!

Снаружи прогудел клаксон автомобиля. Лиза подхватила сумочку и выбежала наружу, ослепив водителя своей красотой.

Лиза очень легко могла растерять недавно обретенную уверенность в себе вскоре после приезда на съемочную площадку, которая была почти пуста по случаю перерыва на обед. Не успела Лиза войти в павильон, как к ней устремился ассистент режиссера.

— Привет, меня зовут Бен Шедли. Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы сразу согласились приехать. Вы буквально спасаете нас. Еще немного, и мы превысим бюджет, а фильм не готов и на четверть. — Он оказался полным нервным мужчиной. Вскоре Лиза поняла, что у него имелись веские причины для того, чтобы нервничать. — Пойдемте, я познакомлю вас с нашим новым режиссером, мистером Дентом. От всей души надеюсь, что у вас толстая кожа. Умоляю вас, не обращайте внимания на его грубость! — жалобно взмолился Бен. — Ничего личного — он груб со всеми.

Джозеф Дент славился своими выходками. На протяжении многих лет все фильмы, которые он снимал, преследовали несчастья из-за его бешеного, необузданного нрава. Он запросто мог довести взрослых мужчин и женщин до слез, а однажды угодил в больницу после того, как один актер, взбешенный его бесконечными насмешками, опрокинул на него стол. Дент, специализирующийся на триллерах, некоторое время не работал. Эра контрактов, когда актеры фактически принадлежали определенной студии и обязаны были соглашаться на роли, независимо от того, нравились они им или нет, закончилась, и звезды наотрез отказывались работать с Джозефом Дентом, несмотря на то, что его фильмы пользовались большой популярностью у зрителей и критиков. Одна или две снятые им ленты даже попали в список десяти лучших триллеров всех времен. Должно быть, компания, вложившая деньги в «Великолепную аферу», действительно оказалась в отчаянном положении, раз согласилась пригласить Дента на проект, реализация которого уже внушала серьезные опасения.

Лиза никогда прежде не сталкивалась с этим человеком, но он был легендой Голливуда, и о нем слышали все. Бен Шедли взял ее за руку и осторожно подвел к маленькой фигурке, склонившейся над сценарием. Бен положил руку на кинокамеру.

— Мистер Дент, — подобострастно заговорил он. — Это Лиза Анжелис. Она согласилась сыграть роль Хани.

Если бы когда-нибудь для фильма потребовался дьявол, то Джозеф Дент мог бы сыграть его безо всякого грима. Несмотря на то что ему, наверное, было уже около шестидесяти, он сохранил осанку и манеры человека в два раза моложе. Дент был тощим и жилистым, и сходство с нечистым лишь усиливалось благодаря редкой козлиной бородке, заострявшей и без того треугольное личико. Черные как смоль волосы двумя волнами падали на широкий и плоский лоб, напоминая рожки, а черные брови резко взлетали к вискам, словно крылья стрижей. В черных глазах вспыхнул огонь, когда Дент окинул Лизу пронзительным взглядом с головы до ног.

— Она слишком стара, — без обиняков заявил он.

— Ей всего двадцать семь, — возразил Бен Шедли. — По сценарию Хани должно быть двадцать два, но это не имеет значения. Каких-то пять лет… — И он выразительным жестом развел руками, а потом пожал плечами.

Джозеф Дент взглянул Лизе прямо в глаза.

— Каких-то пять лет? — пренебрежительно бросил он. — На мой взгляд, не пять, а целых десять.

Бен заволновался:

— Но она идеально подходит для роли, мистер Дент. У нее потрясающая внешность — стильная, но с налетом невинности.

— Она слишком высокая для этого идиота Гэри, как-там-его-фамилия.

— Он может надеть башмаки на платформе! — с отчаянием вскричал Бен.

Лиза ощутила легкий приступ раздражения. Джозеф Дент вел себя так, словно ее здесь не было.

— Он всегда так себя ведет? — обратилась она к Бену, полностью игнорируя режиссера.

— Ка… как? — заикаясь, пролепетал тот.

— Оскорбляет людей с таким видом, словно их здесь нет?

— Э-э… не знаю.

— Поразительная невоспитанность, — заявила Лиза, старательно имитируя произношение английской аристократки. — Помню, в школе я иногда проделывала нечто подобное. Но большинство людей вырастают из своих дурных привычек. Ну что ж. — Она повернулась, чтобы уйти. — Приятно было познакомиться с вами, Бен.

— Стойте! — Бен схватил ее за руку.

Лиза взглянула на Джозефа Дента и увидела, что тот скалится во весь рот. От разыгранного ею фарса пострадал лишь бедняга Бен.

— Но я слишком старая и высокая, — запротестовала Лиза.

— Полагаю, вы нам подойдете, — едко заметил Дент. — Нищим выбирать не приходится.

— Полагаю, именно так думали нанявшие вас люди, — парировала Лиза.

Работа над «Великолепной аферой» стала настоящим испытанием для Лизы. Басби Ван Долена считали тираном на съемочной площадке, но по сравнению с Джозефом Дентом он являл собой образец вежливости. Никогда еще Лизе не приходилось сталкиваться со столь злобной, неконструктивной критикой и отвратительным поведением режиссера.

Актер, исполнявший главную мужскую роль, Гэри Мэддокс, был кумиром девочек-подростков. Обладатель мускулистого загорелого тела и обесцвеченных волос, ниспадавших на голубые глаза с небрежностью, которую можно было назвать какой угодно, только не естественной, Гэри привык к тому, что малолетние поклонницы визжали от восторга, стоило ему отработанным жестом приподнять бровь. Рассчитывая покорить всех подряд и самому стать предметом обожания, он вдруг, совершенно неожиданно для себя, был поднят на смех из-за полной неспособности к лицедейству. Джозеф Дент беспощадно критиковал и высмеивал его. Он называл Гэри «мистер Мускул».

— Если мистер Мускул сможет поднапрячься и хотя бы десять минут выглядеть интеллигентным человеком, мы снимем эту сцену.

Актер, терпение которого явно истощилось, начал демонстрировать темные стороны своего характера. Его самодовольная, хотя и добродушная, манера поведения сменилась неприкрытой агрессией. Лиза обнаружила, что ей трудно вести себя естественно, особенно в романтических сценах, с мужчиной, который только что обзывал режиссера последними словами.

Рут Джорджи, исполнявшая главную женскую роль, изобрела способ сохранять душевное спокойствие — она начинала пить, едва прибыв на площадку, и не останавливалась до окончания съемок. Актеры, игравшие эпизодические роли, как мужчины, так и женщины, постоянно плакали, их самолюбие и вера в себя подвергались бесконечным язвительным насмешкам со стороны режиссера.

Джозеф Дент попробовал применить эту тактику и к Лизе.

— Боже всемогущий, женщина! — визжал он. — Ты открываешь и закрываешь рот, как долбаная рыба. — И он изобразил рыбу, какой она ему представлялась, выпятив губы и причмокивая.

Лиза уперла руки в бока и в упор уставилась на режиссера тяжелым взглядом.

— Очень хорошо, Джозеф, просто замечательно, — с восхищением заявила она. (Лиза нарочно называла его «Джозеф», чтобы позлить, зная, что он предпочитает, чтобы к нему обращались «мистер Дент».) — Если кто-нибудь снова надумает снимать «Моби Дика», я посоветую ему взять вас на главную роль.

Кто-то из членов съемочной группы рассмеялся. Бен Шедли выглядел так, словно с ним вот-вот случится удар, но Лиза решила, что лучший способ общения с Дентом — это выставить его на посмешище. Однако, как ни странно, сам он никогда не обижался и всегда первым смеялся удачной шутке. «Его нужно иногда опускать с небес на землю», — подумала Лиза с самого начала.

Редкий день проходил без скандала. Однажды рабочим пришлось восстанавливать интерьер, после того как Гэри Мэддокс, выведенный из себя насмешками режиссера, завалил стену, с размаху ударив ее ногой.

Но, невзирая на все эти происшествия, Джозеф Дент сумел сотворить маленькое чудо. Фильм был закончен вовремя, пусть и с неимоверными усилиями, да еще и с незначительным превышением бюджета. По окончании съемок праздничной вечеринки не было. Никому не хотелось веселиться. Когда был снят последний кадр, не последовало ни одного радостного крика. Вместо этого все члены съемочной группы испустили облегченный вздох.

К всеобщему удивлению, когда шесть месяцев спустя «Великолепная афера» вышла в прокат, зрители и критики встретили ее с единодушным одобрением. Как-то вышло так, что в ходе съемок картина утратила сходство с комедией и превратилась в настоящий «черный детектив». Лиза вырезала из газеты рецензию, которая понравилась ей больше всего, и прикрепила ее к кухонной стене.

«…Джозеф Дент, вернувшийся в когорту лучших режиссеров современности, с помощью запрещенных приемов сумел добиться фантастической игры от своих актеров, принявших участие в съемках этого мрачного психологического триллера. Гэри Мэддокс, до сих пор выступавший в легком весе, придал своему герою силу и достоверность, на которые критики считали его неспособным. Небритый и неухоженный, он набрасывается на свою роль с дикой яростью, которая обещает ему большое будущее. Рут Джорджи в роли трагической, неуравновешенной героини блестяще проявляет себя с неожиданной стороны, появляясь и исчезая с почти мечтательным выражением лица. Наконец-то мы дождались возвращения на экран бесподобной Лизы Анжелис, исполнившей роль соседки с нижнего этажа. Она делает свою героиню трогательно уязвимой…»

Несколько следующих лет Лиза соглашалась на все предлагаемые ей роли и приобрела репутацию надежной и начисто лишенной претензий актрисы. «Антипримадонна», — так назвал ее один из репортеров светской хроники.

Бюджеты росли, и фильмы снимались все дольше и дольше. Звезды получали феноменальные гонорары — Элизабет Тейлор заработала миллион долларов за «Клеопатру», фильм, съемки которого не уложились ни в сроки, ни в бюджет. Последняя выписка из банка, полученная Лизой, извещала о том, что на ее счету лежит почти полмиллиона долларов. Несколько раз она снималась за границей, поскольку размах киноиндустрии в Голливуде стал сокращаться и Европа превратилась в столицу киношного мира. Лиза всегда с неохотой покидала дом Басби и с радостью возвращалась под защиту его стен.

В перерывах между съемками она полностью переделала внутреннее убранство особняка, купила картины, новые ковры и шторы. Лиза ни на минуту не забывала о том, что когда-нибудь этот дом вновь будет принадлежать Басби, поэтому выбирала вещи, которые наверняка ему понравятся. Она неизбежно стала обзаводиться новыми друзьями. Последним криком моды стали «Битлз», и Лиза обрела статус звездной знаменитости только потому, что тоже была родом из Ливерпуля. Несколько раз ее приглашали на вечеринку именно по этой причине, хотя она неизменно отвечала отказом.

— Клуб «Каверн» был открыт через много лет после того, как я уехала из Ливерпуля, — честно говорила она людям. — Я никогда не встречалась с «битлами» и не принимаю приглашений только потому, что мы с ними из одного города!

Лизе часто звонил Басби, и иногда они разговаривали часами. Два года спустя после их развода он вновь женился на молоденькой темноволосой актрисе по имени Лулу, но их брак распался всего через несколько месяцев.

— Она должна была заменить мне тебя, — сказал он в последний раз. Была уже полночь, и Лиза спала. Но стоило ей услышать телефонный звонок, как она поняла, что это Басби. — Хотя мне следовало бы знать, что из этого ничего не выйдет. Бедный ребенок! Я ожидал от нее слишком многого. Я думал, что она целыми днями будет играть Лизу Анжелис, однако она не справилась со своей ролью.

— Бедный Басби, — сказала Лиза.

— Бедный Басби, — эхом откликнулся он. — Может, ты слышала, что я продал собственную компанию. Теперь я просто снимаю фильмы. Все, точка.

— Я знаю, — ответила Лиза. — Ты говорил мне об этом в прошлый раз. — Кто посмел бы бросить в него камень? Басби вложил душу и сердце в восемь фильмов, которые Америка почти не заметила.

— Теперь всем заправляют воротилы в дорогих костюмах. Они безжалостно режут мои картины на кусочки, выбрасывая то, что я считал лучшими кадрами.

— Я знаю, — повторила Лиза и ласково добавила: — Но когда-нибудь ты вновь начнешь снимать свое кино. Я не сомневаюсь в этом.

— Правда? Правда, Лиза? — Голос у Басби внезапно охрип. — Господи, как мне тебя не хватает! Почему мы должны быть вдали друг от друга? — Не дожидаясь ответа, он продолжал: — Только вчера я подумал: если бы мы не встретились тогда в Ливерпуле, полюбил бы я тебя, когда ты вошла в тот чертов отель?

— Не знаю, дорогой, — искренне ответила Лиза. Она взяла подушку и подложила ее под спину.

Басби говорил таким тоном, словно он уже настроился на один из своих телефонных марафонов.

— У тебя есть кто-нибудь? — внезапно поинтересовался он.

— Нет. — И опять Лиза говорила правду. — После тебя у меня никого не было. — После его ухода у нее не было ни малейшего желания начинать с кем бы то ни было романтические отношения. В последнем номере журнала о ней было написано, что она «ведет затворнический образ жизни» в Беверли-Хиллз.

— Мне показалось, что у тебя что-то было с Гэри Мэддоксом. Мне то и дело попадаются на глаза ваши фотографии на премьерах и прочем.

Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы напоминать Басби о том, что его это больше не касается, поскольку они давно перестали быть мужем и женой.

— У нас с Гэри один и тот же агент, — мягко пояснила Лиза. — И нас обоих устраивает то, что нас видят вместе. Хотя, откровенно говоря, он мне не нравится.

— Понятно, — удовлетворенно отозвался Басби. Он провисел на телефоне еще час, рассказывая ей о движении против войны во Вьетнаме, активным участником которого он являлся. — Кеннеди никогда не позволил бы нам вляпаться в это дерьмо, — мрачно заключил Басби. Сейчас он принимал участие в предвыборной кампании: Роберт Кеннеди собирался стать кандидатом от Демократической партии на следующих президентских выборах.

По сравнению с новостями Басби новости Лизы выглядели более чем прозаично. Она купила несколько новых картин — главным образом репродукции импрессионистов.

— Все вполне традиционно, — сказала она. — Моне, Сезанн, Ренуар. И еще я научилась водить машину. Теперь у меня «шевроле-универсал».

— «Шеви», — поправил ее Басби. — Никто не говорит «шевроле».

Наконец он повесил трубку. В его голосе вновь звучало отчаяние. Лиза встала с постели, приготовила себе чашку чая и закурила сигарету. Звонок бывшего мужа вызвал в ее душе смутное беспокойство. Она чувствовала себя виноватой в том, что сделала Басби несчастным.

— Боже мой, — прошептала Лиза. — Если бы только мы могли быть вместе!

Но этого никогда не случится. Всего несколько недель назад она увидела Басби в ресторане, в котором обедала вместе с Карен Зорро. И его поза, и движение плеч, и отблески света, падающие на стекла его очков, моментально пробудили у нее в памяти ужасы того дня в Саутпорте. Лиза почувствовала, что ее тошнит. Она раздавила окурок в пепельнице и сразу же закурила новую сигарету.

— Ты проклятая ханжа и лицемерка, Лиззи О’Брайен, — сердито сказала она себе. — Тоскуешь о мужчине, которому с самого начала наставляла рога. Может быть, ты и самая подходящая женщина для Басби, но он — уж точно не самый подходящий для тебя мужчина, и пора бы тебе это уразуметь.

Через несколько дней, воскресным утром, к Лизе пожаловал неожиданный посетитель. Проигрыватель был включен, и Лиза негромко подпевала музыке «Лауры» Чарли Паркера, когда раздалась мелодичная трель дверного звонка. Окна были распахнуты навстречу бледному мартовскому небу. Ночью прошел дождь, и кусты и деревья были еще влажными. Капельки воды переливались под лучами слабого, лимонно-желтого солнца.

Лиза в тревоге вскочила на ноги, завидев в дверном проеме незнакомую фигуру. Перед ней стоял невысокий мужчина в кожаной летной куртке и шлеме. Очки с толстыми стеклами были сдвинуты на лоб. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы узнать в незнакомце Джозефа Дента, отчего ее тревога только усилилась. Лиза молча уставилась на него, слишком удивленная, чтобы говорить. Наконец она выдавила из себя:

— Где вы посадили самолет?

— Я приехал на Бесси.

Она заглянула ему через плечо, ожидая увидеть там лошадь. Но на подъездной дорожке стоял лишь старый мотоцикл.

— Вы пригласите меня войти? — У него хватило наглости изобразить обиду.

— Когда оправлюсь от шока, — ответила Лиза. Она глубоко вздохнула. — Теперь можете войти.

— Благодарю. — Дент быстро перешагнул порог и с интересом огляделся по сторонам. — Славное у вас здесь местечко.

— Вы не оригинальны и не умеете вести светскую беседу, — сообщила ему Лиза.

— Я стараюсь, — парировал Дент. Он начал расстегивать ремешок шлема. — Этот Ренуар — настоящий?

— Раз я тоже его вижу, значит, настоящий.

Дент быстрыми, резкими движениями высвободился из кожаной куртки, после чего просто поставил ее на пол, где она и осталась стоять, как будто половина его все еще пребывала в ней. Его одежда, сплошь черного цвета, свитер с высоким воротом под старым залоснившимся костюмом, лишь подчеркивала его сходство с постаревшим дьяволом.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — раздраженно заявил Дент. — Он настоящий или поддельный?

— Это копия. — Почувствовав, что взяла верх в перепалке, Лиза жестом предложила гостю пройти к бассейну, где и усадила его на стул. — Что будете пить? — поинтересовалась она. — Кофе, чай или что-нибудь покрепче?

— Что-нибудь покрепче, — ответил Дент. — Все равно, что именно.

Она налила виски «Джек Дэниэлс» в два стакана. Один нужен был ей самой, чтобы оправиться от шока, вызванного появлением Джозефа Дента в ее доме. Когда Лиза вышла наружу, он встал со стула и стал расхаживать вдоль бассейна, прищелкивая пальцами. Звук получался настолько резкий и громкий, что Лиза нисколько не удивилась бы, заметив летящие во все стороны искры.

— Я перейду прямо к делу, — сказал Дент, когда она села. — Я хочу, чтобы вы снимались в моем следующем фильме.

У Лизы от удивления отвисла челюсть.

— Вы, должно быть, шутите. Я не стала бы больше работать вместе с вами, даже если бы разорилась и умирала с голоду.

Дент ухмыльнулся. У него были на удивление ровные и белые зубы.

— Вы всегда говорите то, что думаете.

— Можно подумать, вы — нет, — язвительно парировала она. — Точнее, вы всегда орете о том, что у вас на уме.

— Хорошо сказано, — признал Дент. — Однако я пришел не за тем, чтобы обмениваться с вами оскорблениями. — Он сунул руку в карман и вытащил оттуда кучу газетных вырезок, соединенных вместе ржавой скрепкой. — Это — отзывы о вас, — сказал Дент. — Все до единого. О вас одобрительно отзывались еще тогда, когда вы работали с Басби Ван Доленом, но с тех пор единственный хороший отзыв вы получили только за «Великолепную аферу». За последние три года у вас не было ни одной стоящей роли. Тот фильм, в котором вы снимались в Риме, забыл его название…

— «Апрельские цветы», — подсказала Лиза.

— …был одним из худших, которые я видел в своей жизни. Сколько он стоил? Миллион, два? Какой бы ни была сумма, она была потрачена зря.

— Фильм получился не слишком удачным, — согласилась Лиза.

— Он получился отвратительным. — Внезапно Дент подошел ближе и перегнулся через стол. В его черных глазах сверкал энтузиазм. Сейчас Дент походил на огромного скворца, только что сожравшего вкусного червяка. — Это книга, на которую я только что получил права, «Покаяние», футуристический триллер с запутанным сюжетом и неожиданным концом. — Из другого кармана он достал книжку в потрепанной бумажной обложке. Лиза уже ждала, что за ней последует кинокамера и Дент начнет снимать. — Я привез вам один экземпляр. Прочтите и дайте мне знать, что вы о ней думаете.

— Даже если это лучший из когда-либо написанных триллеров, я не хочу больше работать с вами, Джозеф! — с горячностью воскликнула Лиза. — Откровенно говоря, я никогда не забуду кошмара, который творился на съемках «Великолепной аферы», и не желаю его повторения.

Она знала, что ведет себя непозволительно грубо, но ей было все равно. Дент не придавал ни малейшего значения чувствам других, так почему она должна заботиться о его переживаниях? «В любую минуту, — думала Лиза, — он может взбеситься, и тогда я столкну его в бассейн». Однако вместо того, чтобы разозлиться, Дент опять ухмыльнулся. Лиза еще никогда не оставалась с ним наедине и сейчас поражалась тому, что он так спокоен и даже… э-э… очарователен!

— Прежде чем вы скажете «нет»…

— Я уже сказала «нет», — быстро вставила Лиза.

Дент пропустил ее слова мимо ушей.

— …прочтите вырезки и подумайте о том, для чего вы приехали в Голливуд. Штамповать никому не нужное барахло или делать хорошее кино? Если первое, тогда я в вас ошибся. Если вас интересует хорошее кино, тогда давайте снимать его вместе. Согласен, иногда нам приходилось нелегко…

— Это не вам приходилось нелегко, — саркастически заметила Лиза, — а всем остальным.

— Но ведь только результат имеет значение, не так ли? — К ее удивлению, режиссер присел рядом с ней и схватил ее за плечи. Лиза опустила взгляд на его жилистые руки и сквозь тонкую ткань блузки ощутила нервную дрожь его пальцев. Ей показалось, что ее ударило электрическим током. — Два моих фильма вошли в курс «Теории кино» в нескольких университетах. Когда-нибудь туда включат и «Великолепную аферу».

Исходящее от его рук тепло и нервная пульсация расползлись по плечам, шее, груди, по всему телу Лизы. Разумеется, Дент был прав. Кроме того, его энтузиазм оказался заразителен. Его уродливое маленькое личико маячило прямо перед ней. На широком лбу выступили крупные капли пота, и кончики черных волос прилипли к коже. Их глаза встретились, и между ними на мгновение протянулась нить полного взаимопонимания. Лиза опустила ресницы, растерянная и потрясенная. Она отодвинулась от Дента вместе со стулом, высвобождаясь из его хватки.

— Кто вкладывает деньги в этот фильм? — поинтересовалась она наконец. Может быть, это всего лишь уловка, чтобы заручиться ее финансовой поддержкой?

— Гэри Мэддокс нашел кого-то, кто будет нас спонсировать.

— Гэри! — Лиза громко расхохоталась, радуясь возможности вновь оскорбить Дента. Ей почему-то не давало покоя воспоминание о том мгновении, когда их глаза встретились. — Вы имеете в виду, что встретились с Гэри Мэддоксом и он не убил вас?

— Это он разыскал меня. Гэри стоит на краю пропасти. Два его последних фильма провалились, что неудивительно, — это была безмозглая чушь. Но зато ему понравились отзывы, которые он получил за «Великолепную аферу». Он знает, что может играть хорошо — с нужным режиссером. Другими словами, со мной. — Дент самодовольно ухмыльнулся. Боже, какой же он все-таки отвратительный коротышка!

— Гордитесь собой, верно? — с презрением заметила Лиза.

— У меня есть на то причины, — отозвался Дент, выпрямляясь. — А теперь мне пора идти.

Лиза ощутила странное разочарование и спросила себя, чем оно вызвано. Он был ей неприятен и даже омерзителен — так почему же ее волновало, уйдет он или останется?

Через шесть недель ей позвонил Басби.

— Лиза, до меня только что дошли просто фантастические слухи. — Он нервно засмеялся. — Ты умрешь, когда я расскажу тебе, в чем дело.

— Расскажи, — попросила Лиза.

— Кто-то сообщил мне, что ты выходишь замуж за Джозефа Дента. Я сказал им, что это смешно. Это просто не может быть правдой.

— Это правда, — ответила Лиза.

— Что? — Голос у Басби дрогнул и сорвался.

— Я действительно выхожу замуж за Джозефа Дента. — Лиза глупо захихикала. — Это правда.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Вскоре после того, как Джозеф Дент нанес визит Лизе, он пригласил ее и Гэри Мэддокса в свой особняк на окраине Голливуд-Хиллз. Его дом, ранее принадлежавший звезде немого кино Вите Риз, оказался трехэтажным особняком с дубовыми балками в стиле Тюдоров, который разобрали по кирпичику и перевезли сюда из Суффолка, а потом с дотошной тщательностью собрали вновь.

Лиза вылезла из своей машины и с восхищением воззрилась на особняк. На уровне первого этажа несколько кирпичей были покрыты белой штукатуркой, на которой было выбито название: «Тимперлиз», а под ним красовалась дата: «1551 год». Надпись, за долгие века иссеченная дождем и ветром, едва можно было прочесть. С оттенком сухой иронии Лиза подумала, что первый старинный английский особняк она увидела за тысячи миль от родины, в Голливуде. Выкрашенная белой краской и обитая гвоздями с черными шляпками дверь была распахнута настежь.

— Входите, — сказал Джозеф Дент.

Лиза переступила порог и оказалась в квадратном холле с низким потолком. Холл был совмещен с гостиной. Стены были побелены известкой, а мебель состояла из нескольких больших и уютных кресел с чехлами из неяркого индийского набивного коленкора. На деревянном полу и лестнице, на ступеньках которой посередине была протоптана канавка, ковров не было. Четыре сучковатые дубовые колонны, изъеденные древоточцами, вздымались от пола к потолку, а огромный камин украшали ярко-желтые маргаритки. Мужчины держали в руках стаканы с выпивкой, и Дент беспокойно переминался с ноги на ногу.

— Мне нравится ваш дом, Джозеф, — сказала Лиза. — Здесь особая атмосфера.

— И древоточцы, — ответил он. — Это сейчас они затаились. А весной любезничают так, что их слышно за версту. Они потирают лапки, издавая отвратительные скрежещущие звуки.

Подошел Гэри и расцеловал Лизу в обе щеки. С момента их последней встречи, которая состоялась три года назад, он здорово изменился. Куда-то подевались обесцвеченные волосы и деланая небрежность манер. Обретшие природный каштановый цвет, его волосы уже поредели на макушке. У Гэри был какой-то изможденный, загнанный вид, и ему не мешало бы побриться. Лиза вдруг подумала, что сейчас он выглядит намного привлекательнее, — грубее и мужественнее, что ли. Взлет его оказался недолгим, а падение было быстрым и болезненным. Когда они виделись в последний раз, Гэри сказал ей, что ему предложили небольшую, но постоянную роль в одной из «мыльных опер» на телевидении.

— Заключив с ними контракт, я подпишу смертный приговор своей кинокарьере, — с горечью заметил он.

Дент потер руки.

— Ленч готов, — сообщил он. — Я нанял фирму, доставляющую готовые блюда на дом. У моей кухарки лучше всего получается водянистый мясной рулет, поэтому я отпустил ее на пару дней.

Лиза содрогнулась, представив себе, каково это — работать на Джозефа Дента и проводить с ним целые дни под одной крышей.

Он пригласил их в длинную очаровательную комнату, французское окно которой выходило в сад, оформленный в стиле королевы Елизаветы и вдоль и поперек расчерченный живыми изгородями. Широкие каменные ступени вели к пруду, на поверхности которого покачивались головки белых лилий. У стола стоял улыбающийся официант, готовый обслужить их.

Угощение было восхитительным, но где-то в середине трапезы Дент разбушевался.

— Это мясо жесткое! — прорычал он, обращаясь к официанту, который поспешно отступил на шаг, с опаской глядя на него.

— Вы не правы, Джозеф, — сказала Лиза. — Мясо приготовлено очень хорошо.

Режиссер вскочил на ноги и запустил тарелкой в стену.

— Проклятье, это ведь так просто — выполнить мою просьбу, причем за деньги!

Официант подбежал к стене и принялся вытирать салфеткой жирные разводы с белой поверхности. Лиза отложила в сторону нож и вилку и подошла к нему, чтобы помочь собрать с пола осколки разбитой тарелки.

— Не обращайте внимания, — сказала она официанту. — Мясо было превосходным.

Она не удивилась, заметив, что Джозеф Дент ухмыляется во весь рот.

— Я выхожу из себя, когда люди не делают свою работу, как надо, — сообщил он.

— Еще одна такая выходка, Джозеф, и я еду домой, — ответила Лиза.

После ленча они спустились в смотровой зал, расположенный в цокольном этаже.

— Вита Риз распорядилась сначала построить его, а уже потом сверху возвели дом, — пояснил Джозеф.

Это была великолепная имитация зрительного зала 20-х годов, со стенами, обшитыми золотисто-коричневыми деревянными панелями, пятью короткими рядами откидных кресел с бархатной обивкой и закрывающим экран бархатным же занавесом в тон, который можно было раздвинуть простым нажатием кнопки.

— Я решил показать вам фильмы в обратном порядке. Начнем с «Великолепной аферы»? — обратился к гостям Дент, стоя в дверях проекционной. За ним на полках виднелись ряды металлических коробок с кинопленкой.

— Да, пожалуйста, — быстро ответил Гэри.

Устроившись в последнем ряду, он подался вперед, втянув голову в плечи. Лиза заняла место через два ряда от него. В это время погас свет и на экране появились первые титры.

В этом и заключалась цель ее приезда — посмотреть все фильмы Джозефа Дента и решить, хочет ли она сниматься в его следующей картине. Первым побуждением Лизы было отклонить приглашение, но вечером того же дня, когда к ней пожаловал режиссер, Лизе позвонил Гэри и поинтересовался, что она думает о его предложении.

— Даже не знаю, что и думать, Гэри, — ответила Лиза. — Полагаю, в словах Дента есть смысл, но снова работать с ним… — Она не договорила. Гэри поймет, что она имеет в виду.

— Ты уже прочитала эту книгу, «Покаяние»?

— Да, я взялась за нее сразу же после его ухода и только что закончила. Не могла оторваться.

— А я уже представляю, как она будет экранизирована. Я вижу себя в главной роли. Большую часть времени на экране будем только мы вдвоем. Проклятие, Лиза, этот фильм может стать настоящей сенсацией! — В голосе Гэри слышались волнение и мольба. Она закурила сигарету, спрашивая себя, что его беспокоит.

Между затяжками Лиза поинтересовалась:

— Какая разница, соглашусь я или нет? Дент всегда может пригласить кого-нибудь другого. Ладно, признаю, никто из звезд не согласится с ним работать, но ведь есть десятки актрис, которые наверняка и не слышали о…

Гэри резко прервал ее:

— Потому что Дент отказывается снимать в этом фильме кого-либо, кроме тебя, — заявил он.

— В самом деле? — Лиза была поражена до глубины души.

— Дент — настоящий ублюдок, Лиза. Как только он понял, в каком отчаянном положении я оказался, как только уразумел, что обладает властью надо мной, он сразу же начал выдвигать условия, хоть я и сказал ему, что уже заручился поддержкой…

Поэтому, когда на следующий день Лизе позвонил Джозеф Дент с вопросом, не хочет ли она провести уик-энд в его доме, она неохотно согласилась, ради Гэри, хотя никогда не питала к нему особых симпатий. «Как бы там ни было, — с раздражением думала Лиза, — книга действительно хорошая и, как и говорил Гэри, снятый по ее мотивам фильм может стать настоящей сенсацией».

На экране лицо Гэри исказилось от ярости, когда камера показала его крупным планом. Но потом выражение его лица изменилось, и на смену гневу пришло отчаяние. Не было слышно ни единого звука, никакой музыки. Он без слов сумел выразить свои душевные муки. Это была блестящая актерская игра.

Лиза бросила взгляд в дальний конец крошечного зрительного зала. Гэри, как зачарованный, смотрел на свое экранное изображение. Не веря своим глазам, Лиза увидела, как по его щеке скатилась слеза, и подумала, какое это странное чувство — честолюбие.

Семья Гэри была очень состоятельной. Лиза знала, что он может хоть завтра вернуться домой и не работать до конца жизни, но этот третьесортный актер по нелепой прихоти судьбы заполучил главную роль в «Великолепной афере», фильме, списанном со счетов еще до начала работы над ним. Джозеф Дент с помощью издевок и насмешек заставил Гэри прыгнуть выше головы и продемонстрировать великолепную актерскую игру, и теперь актер жаждал получить еще один шанс проявить свои таланты. Хвалебные отзывы в прессе подействовали на него, как наркотик, и Гэри готов был унижаться перед человеком, которого ненавидел, только ради того, чтобы вновь прочесть в газетах о том, какой он замечательный актер.

Внезапно в зале вспыхнул свет; фильм закончился. Когда занавес сомкнулся, из оркестровой ямы поднялся разрисованный член, а динамики по бокам сцены взорвались громкими бравурными музыкальными аккордами. Появился ухмыляющийся Джозеф Дент. Он подошел к члену и приподнял крышку, являя на обозрение заставленный бутылками бар.

— Кому что? — осведомился он.

В тот день после обеда они посмотрели еще два фильма. У Лизы разболелась голова, но она вынуждена была признать, что Дент — хороший режиссер. Он завораживал аудиторию и с первого же кадра держал ее в напряжении. Лиза решила, что ответит согласием на его предложение, — настоящий актер должен понимать, что цель оправдывает средства. Но Лиза не собиралась сразу сообщать об этом Денту. Пусть он помучается еще немного, это пойдет ему на пользу. К тому же она до сих пор не могла понять, почему он так настаивает на ее участии в фильме.

Ужин был подан на веранде. Официант, на лице которого уже не было улыбки, обеспокоенно суетился возле них. Лиза разозлилась на режиссера за то, что он довел ни в чем не повинного человека до такого состояния. Когда начали сгущаться сумерки, Дент сказал:

— Смотрите хорошенько. — Он вошел в дом через французское окно, и внезапно живые изгороди осветились тысячами фонариков, сделанных в форме свечей. — Недурное зрелище, а?

Казалось, усыпанный бесчисленными огоньками сад тянется на многие мили. Старомодный уличный фонарь струил мягкий свет над озером на кремово-белые лилии, прекрасные в своей неподвижности. Из близлежащих зарослей и из-за изгородей доносились шуршание и стрекот, как будто маленьких зверьков разбудило внезапное вторжение света на их территорию. С ветвей с шумом сорвались перепуганные птицы. Несколько минут они бестолково метались в воздухе, а потом вновь опустились в свои гнезда.

— Дух захватывает, — согласилась Лиза.

Перед тем как отправиться спать, они посмотрели еще один фильм — мрачную, жутковатую картину с запутанным сюжетом и неожиданным кровавым концом, после чего Лизу едва не стошнило. Она легла в постель, выпив слишком много виски и насмотревшись жестоких фильмов.

Лежа на кровати под балдахином с четырьмя столбиками, Лиза испытывала странное возбуждение. Да и вообще, день сегодня выдался странный. Снедавшее ее беспокойство лишь усилилось, после того как, проснувшись среди ночи, она отчетливо расслышала детский плач. Лиза укрылась с головой, думая о том, уж не прозвучал ли этот плач добрую сотню лет назад, а она только теперь услышала его.

Но на следующее утро жизнь вернулась в привычную колею. В сводчатые окна заглядывало ласковое солнце, и его лучи танцевали на цветастом ковре. Лиза уже собиралась встать и принять душ, как вдруг испуганно съежилась — комнату наполнили звуки безумной музыки с рваным ритмом. Позже она узнала, что это Вагнер. В ужасе Лиза вскочила с постели и почувствовала, как под ногами в такт мелодии подрагивает пол. Она принялась искать радио и обнаружила, что звук идет из динамика над кроватью. Под ним был выключатель. Лиза щелкнула им, и музыка стихла, но только в ее комнате. Снаружи безумная мелодия по-прежнему ревела во всю мощь.

Все еще дрожа, Лиза приняла душ в отделанной по последнему слову техники смежной ванной, натянула белые джинсы и голубую блузку с широкими присобранными рукавами и перехватила свои блестящие волосы белой лентой. Она не стала утруждать себя макияжем — она и без него все еще выглядела достаточно хорошо; кроме того, Лиза сомневалась, что Гэри или Джозеф заметят, накрасилась она или нет.

Когда она сошла вниз, ее жизнерадостно приветствовал Джозеф Дент:

— Значит, Вагнер все-таки разбудил вас, а?

— Благодарю, к тому времени я уже проснулась, — с сарказмом откликнулась Лиза.

Дент пояснил, что установил громкоговорители по всему дому.

— Мне нравится ставить всех на уши, — сообщил он.

Лиза бросила на него разгневанный взгляд. Вагнера в динамиках сменил джаз из Нового Орлеана, оказавшийся более мелодичным и успокаивающим, но таким же громким.

Из ресторана прибыли повар и официант, чтобы приготовить им завтрак. Лиза сказала, что ограничится кофе. Гэри, который сегодня утром выглядел еще более изможденным и осунувшимся, сказал, что и он выпьет кофе.

— Я бы хотел продолжить просмотр прямо сейчас, — признался он. — Я многое узнал вчера и многому научился.

— Никаких возражений. — Джозеф Дент распорядился, чтобы официант унес приготовленные блюда. — Можете съесть их сами, вместе с поваром, — коротко бросил он.

Сегодня на нем были джинсы и черная рубашка с открытым воротом. Лизе стало интересно, а отдает ли он себе отчет в том, что похож на дьявола, и не потому ли всегда носит черное, чтобы подчеркнуть это сходство.

— Вы не станете возражать, если я пропущу первый фильм? — осведомилась она. — У меня по-прежнему побаливает голова.

— В таком случае, — сказал Дент, — я усажу Гэри внизу, а вам устрою экскурсию по дому.

Вернувшись через четверть часа, он произнес:

— Вопреки моим ожиданиям, Мэддокс оказался совсем другим человеком. В конце концов, он не настолько пустоголовый, каким выглядит. — Черные глаза режиссера сверкали, энергия буквально била в нем ключом, грозя в любую минуту выплеснуться наружу. — Нам сюда. — Он метнулся к двери и уже собирался переступить порог, как вдруг вспомнил о хороших манерах и придержал дверь для Лизы, пропуская ее перед собой. Вышагивая рядом с ней, Дент нетерпеливо щелкал пальцами в такт музыке. — Это комната для занятий рукоделием. Точнее, была ею.

— Как здесь мило!

У небольшого полукруглого окна стоял застеленный гобеленом диван. Рядом приткнулось кресло-качалка с шелковой подушечкой на сиденье. На нем лежала резная шкатулка со швейными принадлежностями.

— Вита распорядилась перевезти вместе с домом и старинную мебель.

Спустя некоторое время Лиза исчерпала запас восторженных эпитетов, хотя Джозеф Дент, похоже, этого не заметил. Он нигде не задерживался надолго, просто распахивал дверь, позволяя Лизе заглянуть внутрь, и так же резко закрывал ее. Лизу не покидало ощущение, будто он что-то задумал, а эта прогулка по дому — лишь прелюдия, которую он почему-то счел необходимой.

— А вот это, — произнес режиссер наконец, остановившись перед дверью в самом конце коридора, — моя мастерская.

«И именно ее ты и хотел мне показать с самого начала, — подумала Лиза, — хотя я и не понимаю почему». По какой-то причине Дент явно вознамерился произвести на нее впечатление.

Большая комната выглядела так, словно раньше здесь размещалась часовня или учебный класс. Стены высотой в два этажа были выкрашены в белый цвет. Их подпирали массивные балки, которых почти не было видно, поскольку они скрывались под сотнями картин без рам. Поначалу Лиза решила, что Дент — коллекционер, пока не заметила в дальнем конце мольберт с незаконченным рисунком.

— Это все рисовали вы?

— Да, — с гордостью ответил Дент, дернув себя за бороду. — Что вы о них думаете?

Лиза медленно обошла комнату. На некоторых картинах были изображены сад и дом, почти неузнаваемые — лишь легкие штрихи обозначали окно, дверь, озеро, лилии. Здесь были и многочисленные портреты женщин и детей с именами, написанными черным у них на лбу. Масляная краска наносилась широкими мазками толщиной чуть ли не в дюйм.

— Мне нравится цветовая гамма, — осторожно сказала Лиза.

Палитра и впрямь поражала сочными красками — горчично-желтой, пурпурной, темно-красной и бутылочно-зеленой.

— Вы безмозглая идиотка, — заявил Джозеф Дент, стоя у нее за спиной.

Лиза резко развернулась, задыхаясь от гнева.

— А вы — самодовольная, невыносимая свинья! — выпалила она.

К ее невероятному удивлению, он улыбался.

— Мне интересно было увидеть вашу реакцию.

Несколько секунд она просто молчала, не зная, что сказать, а потом вернула ему улыбку.

— А какая из картин ваша любимая?

— Вот эта. — Дент указал на большое полотно, на котором, кажется, были изображены ночь и церковь. Из полуоткрытой двери лился ярко-желтый свет.

Лиза сняла холст со стены, швырнула его на пол и принялась топтать ногами. Грубая ткань порвалась в нескольких местах, а деревянный каркас разлетелся в щепки.

— Мне интересно было увидеть вашу реакцию, — сказала она, бочком продвигаясь к двери, чтобы иметь возможность удрать, если Дент вздумает наброситься на нее.

Но он оставался невозмутимым.

— Собственно говоря, — заявил режиссер, — эта картина мне не нравилась, причем больше остальных. А теперь серьезно, — преспокойно продолжал он, словно ничего не случилось, — что вы о них думаете?

Внешне Лиза оставалась такой же спокойной, как и он. Но ее буквально распирало от какого-то извращенного удовлетворения. Она перешагнула через испорченную картину и обвела стены внимательным взглядом.

— Пожалуй, со временем они могут мне понравиться, — задумчиво протянула она. — Чьи это портреты?

— Моих жен и детей. Чтобы вы не сбились со счета, у меня было пять супруг и наличествует шестнадцать отпрысков.

— И где же они?

— Кто знает? — Дент пожал плечами. — Да и какая, собственно, разница?

В тот вечер Лиза ехала домой, чувствуя себя полностью опустошенной. Ее не покидало ощущение, что она выключила собственную жизнь на двадцать четыре часа, погрузившись в совершенно чужой, незнакомый ей мир.

Когда Лиза переступила порог дома Басби, он показался ей странно пустым, каким-то безжизненным и слишком уж тихим. Она немедленно приготовила себе чай — за весь уик-энд никто не предложил ей и чашки, и она чувствовала себя обделенной.

Потягивая ароматный напиток, Лиза думала о Джозефе Денте. Он был самым необычным мужчиной из всех, кого она встречала в своей жизни. В нем скрывалось нечто отвратительно притягательное; он был очаровательным чудовищем, неугомонным и непредсказуемым. Но при этом — чрезвычайно интересным. Никогда нельзя было знать заранее, что он скажет или сделает в следующую минуту. Когда Лиза сообщила ему, что согласна сниматься в его новом фильме, его реакция оказалась совсем не такой, какой она ожидала. Вместо того чтобы выглядеть довольным или благодарным, Дент лишь равнодушно обронил:

— Вы были бы полной дурой, если бы отказались.

— Когда мы начнем? — поинтересовался Гэри.

Весь уик-энд он был крайне немногословен, его глаза покраснели, а в движениях сквозила усталость. Вместо обеда он уселся смотреть «Великолепную аферу», словно пытался успеть как можно больше.

— Через пару месяцев, — ответил Дент. — Как только я вернусь из Канн. Меня пригласили в жюри тамошнего кинофестиваля. Хотите поехать со мной?

— Еще бы! — с жаром вскричал Гэри.

— Я имел в виду не тебя, а ее, — грубо оборвал его Дент, кивая на Лизу.

Гэри покраснел до корней волос, а Лиза вновь разозлилась на бестактного режиссера. Иногда он бывал просто невыносим.

— Я поеду только вместе с Гэри, — быстро сказала она.

Джозеф Дент, в очередной раз приводя ее в замешательство, лишь рассмеялся и сказал:

— Хорошо, я закажу билеты и номера в отеле.

Но перед поездкой в Канны, в минуту слабости — так, во всяком случае, Лиза сказала себе — она согласилась провести еще один уик-энд у Дента дома, на этот раз для того, чтобы посмотреть фильмы, которые Басби снял еще до того, как они встретились. Она давно хотела это сделать.

— На сей раз никаких ресторанных поваров и официантов, — решительно заявила Лиза. — Водянистый мясной рулет устроит меня как нельзя лучше.

Повариха Джозефа Дента, пухленькая чернокожая женщина по имени Милли, обращалась со своим работодателем с нескрываемым презрением. Пока они обменивались оскорблениями, Дент был само очарование. Возникало впечатление, что он мог нормально вести себя лишь с теми, кто относился к нему безо всякого уважения. А люди, лебезившие и заискивавшие перед ним или хотя бы демонстрировавшие хорошие манеры, становились объектом для его ядовитого сарказма и язвительности. Неумехи же приводили Дента в бешенство. Недостаток ума и интеллекта пробуждал в нем дикий, неуправляемый гнев, хотя Милли быстро ставила его на место, если он принимался орать на нее, обвиняя в тупости и неспособности сразу же понять, что он имеет в виду.

Перед самым ужином из кухни до слуха Лизы донеслись крики и звон бьющейся посуды. Встревоженная, она помчалась вниз и застала Дента и Милли, увлеченно швыряющих друг в друга тарелки. Все это происходило под рев мелодий Вагнера. Зрелище казалось сюрреалистичным.

— Это был любимый сервиз Виты! — прошипел Дент, когда одна из тарелок пролетела в опасной близости от его головы и вдребезги разбилась о стену. — Она привезла его из Англии. Ему было более ста лет!

— Да мне плевать, даже если он стоял на столе самого Господа нашего Иисуса Христа! — злобно оскалилась Милли. — Если ты еще хоть раз посмеешь назвать меня тупой черной стервой, я вышвырну тебя из своей кухни так, что ты и костей не соберешь. А, привет, Лиза. — Перемена тона была такой неожиданной, что Лиза не смогла удержаться от улыбки.

— У нас возникли небольшие разногласия, — пояснил Джозеф. — Эта женщина поставила бургундское в холодильник.

— И что здесь такого? — осведомилась Лиза.

— Вот! — с торжеством вскричала Милли. — Она тоже не знает, что вино должно быть теплым. Я поставлю его в горячую воду, чтобы оно оттаяло.

И вдруг, как ни в чем не бывало, Дент и кухарка затеяли дружескую беседу, а чуть позже Джозеф даже похвалил Милли за мясной рулет.

Басби Ван Долен был одним из немногих людей, к кому Джозеф питал уважение.

— Он никогда не шел на компромисс, — произнес Дент после того, как они посмотрели первый фильм. — Не поддавался давлению коммерсантов и торгашей.

— Он все-таки поддался ему, — с грустью сказала Лиза. — Но не могу сказать, что я виню его за это.

Это было удивительно, но того же мнения придерживался и Джозеф.

— Нельзя же вечно биться головой о стену.

Впоследствии Лиза решила, что это была самая доброжелательная реплика, которую она от него когда-либо слышала.

Ее поселили в той же самой комнате, что и в прошлый раз, и Лиза спросила себя, зачем нужен целый уик-энд, чтобы посмотреть всего три фильма. Для этого вполне хватило бы одного дня.

Посреди ночи она проснулась. В маленькие окошки заглядывала луна, ярко освещая массивный дубовый шкаф. Лизу разбудил какой-то шум, скрип петель и звук закрывающейся двери. Она робко выглянула из-под простыней и взвизгнула.

Рядом с ее кроватью стоял Джозеф Дент. В руках он держал поднос с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Дент был совершенно голый.

Лиза села на кровати. Дент выглядел настолько нелепо, что она расхохоталась.

— Что вам нужно? — сумела произнести она, давясь смехом.

— А вы как думаете?

Лиза оглядела его с ног до головы.

— Да уж, полагаю, ответ очевиден.

Дент подошел и поставил поднос на пол рядом с кроватью.

— Подвинься.

Все еще нервно хихикая, Лиза отодвинулась, и он залез на кровать рядом с ней. К этому времени по ее щекам уже текли слезы.

— Вы, — с трудом проговорила она, — самый сумасшедший мужчина, которого я когда-либо встречала в своей жизни.

— Знаю, — самодовольно ответил Дент. — Хочешь выпить?

— Вино оттаяло?

— Это шампанское.

От игристого вина и от смеха на Лизу напала икота.

— Отпей с другого края бокала, — посоветовал Джозеф.

— Так делают с водой, а не с шампанским, дурачок.

— Я перейду прямо к делу, — заявил Дент. — Я хочу жениться на тебе.

Лиза икнула.

— Это значит «да»?

Она снова икнула и скользнула вниз, содрогаясь от приступов смеха.

Джозеф последовал ее примеру и потянулся к ней. У него оказались мускулистые и жесткие руки, и он взял ее яростно, быстро и молча. Никаких нежных слов, никаких комплиментов, никаких признаний в любви. Он обошелся даже без поцелуев. Несмотря на это, Лиза чувствовала себя удовлетворенной. Когда они закончили, Дент вытянулся рядом с ней, подпер голову рукой и уставился на Лизу сверху вниз.

— Хочешь, я скажу тебе кое-что?

— Что?

— Когда ты пришла на съемочную площадку «Великолепной аферы», я сразу же решил, что когда-нибудь женюсь на тебе.

— Никогда бы не поверила. Если бы ты сказал, что решил убить меня, я бы не удивилась. Почему же ты ждал так долго, чтобы сделать мне предложение?

— В то время я был еще женат.

— Достаточно веская причина, — сухо сказала Лиза.

— А потом я стал искать повод, чтобы заявиться к тебе в гости, с предложением сниматься, например.

— Никогда бы не подумала, что тебе нужен повод, Джозеф.

— Зови меня Джо, так делали все мои жены.

— В таком случае я буду звать тебя Дент. Я хотела бы сохранить некоторую формальность в наших отношениях.

— Насколько я понимаю, ты приняла мое предложение. Твоя икота означала «да»?

— Да, — ответила Лиза, думая, уж не сошла ли она с ума.

— Скажи мне, чего ты хочешь больше всего на свете, и я подарю тебе это на свадьбу.

— Океанский лайнер.

— Который из них, «Элизабет» или «Мэри»?

— Пустыню.

— Сахара подойдет?

Лиза засмеялась, а потом подумала о том, чего ей хочется больше всего на свете, и погрустнела. Должно быть, в ярком свете луны Джозеф заметил, как изменилось ее лицо.

— В чем дело?

— Ни в чем. — Она отвернулась.

— Ты подумала о чем-то, что я не могу тебе дать. Что это?

— Ребенок, — негромко ответила Лиза.

— Я могу дать тебе ребенка.

Она нетерпеливо затрясла головой.

— Этого никто не может.

— Я могу дать тебе ребенка, — повторил Джозеф. Он слез с кровати и подошел к двери.

— Дент, — окликнула его Лиза. — Ты же голый. Тебя может увидеть Милли.

— Это будет уже не в первый раз, — беззаботно отозвался он. Но потом все-таки вернулся и взял с кресла ее белый хлопчатобумажный пеньюар. — Как я выгляжу? — И он покрутился на месте в пенном ворохе оборок.

— Совершенно по-идиотски, — ответила Лиза, чувствуя, как в груди у нее вновь зарождается смех.

Дента не было десять минут. Лиза спрашивала себя, что он ей принесет. Куклу? Щенка? Или котенка? К ее невероятному изумлению, Дент вернулся со спящим ребенком на руках.

Он положил сонную девочку на кровать рядом с ней.

— Это Сабина, — сказал он. — Она твоя.

Девочка оказалась совсем еще малышкой. Зарывшись в подушку, она сразу же сунула большой палец в рот и принялась, причмокивая, посасывать его.

— Какая она красивая! — выдохнула Лиза.

На девочке была хлопчатобумажная пижама, слишком тесная и коротенькая для нее — штанишки едва доходили до пухленьких коленок. На талии виднелась красная полоска, оставленная слишком тугой резинкой. Длинные черные ресницы подрагивали на круглых гладких щечках.

— Кто уложил ее в постель в таком виде? — сердито осведомилась Лиза. — Ты?

— Ее няня. А в чем дело?

— Она не расплела ей косу, и девочке, должно быть, ужасно неудобно.

Густые волосы малышки, доходящие до пояса, были заплетены в тугую косу, натягивавшую кожу на голове.

— Сколько ей?

— Года два. Или три. Или четыре. Я не помню.

— Дент, ты — чудовище! Это твой ребенок?

Он ухмыльнулся.

— Я уже сказал, она — твоя.

— Это не вещь, которую можно подарить кому-нибудь, это — живой человек. Давай я спрошу по-другому. Ее отец — ты?

— Да. Мать этой малышки — настоящая индианка из племени чероки. Ее зовут Коко.

— И где сейчас Коко?

— Ушла! — с наигранным надрывом ответил Дент, широким жестом разведя руки в стороны. — Ушла сразу же после того, как на свет появилось ее дитя. Развод состоялся год назад.

Лиза тем временем осторожно расплетала тугую косичку. Когда она закончила, ей показалось, что спящая Сабина вздохнула с облегчением и зарылась поглубже в подушку.

— Можешь оставить ее до утра, если хочешь. — Дент был сама любезность.

— Не говори глупостей, — ответила Лиза. — Малышка испугается, проснувшись в незнакомой комнате рядом с чужой женщиной. Немедленно отнеси ее обратно.

— Как скажешь, — послушно согласился Дент.

Басби заявил:

— Ты не можешь выйти замуж за Джозефа Дента. Он — сущий дьявол.

— Знаю, — откликнулась Лиза, радуясь тому, что он не видит ее улыбки. — Я думаю об этом с тех самых пор, как встретила его.

— И еще он женоненавистник.

— Он ненавидит не только женщин, дорогой. Он ненавидит всех подряд.

— Ох, Лиза, — в отчаянии прошептал Басби. — Тогда почему ты выходишь за него?

— Сама не знаю, — призналась она. — Думаю, потому, что Дент пробуждает во мне наихудшие качества.

— Ваша малышка похожа на вас как две капли воды, — сказала женщина, сидевшая за соседним столиком. — Я видела вас на палубе сегодня утром.

— Вы и вправду так думаете? — радостно спросила Лиза.

Не многие комплименты доставили ей такое же удовольствие, как это замечание. Глаза у Сабины были темнее, чем у Лизы, но их и впрямь можно было принять за мать и дочь — у обеих были длинные волосы цвета шоколада и кожа глубокого кремового оттенка. Даже Дент отметил их поразительное сходство в то воскресное утро, когда провожал Лизу в детскую.

Комната тянулась вдоль всего верхнего этажа, и ее можно было бы назвать чудесной, если бы белые цветастые занавески и покрывало на детской кроватке не посерели от грязи, а на полу не валялось бы столько игрушек. Большинство из них были сломаны и выглядели так, словно пролежали там недели, а то и месяцы. С помощью приходящей уборщицы Милли содержала дом в безупречной чистоте. Очевидно, за детскую отвечала няня.

Сабина, которая в десять часов утра по-прежнему была одета в пижаму, склонилась над игрушечной колыбелькой, застеленной белой полотняной тканью с выгоревшей цветастой вышивкой. Когда малышка подалась вперед, штанишки съехали вниз, обнажая ту самую красную полоску, которую Лиза заметила еще вчера вечером. Волосы девочки вновь были заплетены в косичку.

Когда Дент и Лиза вошли, женщина, сидевшая в углу и читавшая книгу в мягкой обложке, встревоженно вскочила на ноги. На ней был темно-бордовый халат, весь в пятнах, а на ногах не было обуви.

— Мистер Дент, — запинаясь, пролепетала женщина. — Я никак не ожидала… — Она не договорила — Дент явно поверг ее в ужас.

Сабина строго смотрела на них и молчала. «Хотя любая другая девочка на ее месте подбежала бы к отцу», — с грустью подумала Лиза.

— Привет, Сабина. — Она присела на корточки рядом с малышкой. — Как зовут твою куклу, солнышко?

Серьезное выражение не сходило с лица девочки. Она ненадолго задумалась, а потом нахмурилась.

— Долли, — ответила Сабина наконец.

— У меня дома тоже есть кукла. Ее зовут Виктория. Как ты думаешь, она захочет познакомиться с Долли?

Сабина пожала плечами:

— Не знаю.

Дент, в очередной раз продемонстрировав невоспитанность, и не подумал представить няню. Лиза заставила себя улыбнуться ей.

— Здравствуйте, я — Лиза Анжелис, — сказала она. — Переоденьте Сабину, пожалуйста, чтобы она могла поиграть во дворе.

— Во дворе! А как же озеро?

На вид няне было лет пятьдесят. У нее была бледная кожа и худое нездоровое лицо. Губы были усыпаны лихорадкой. Похоже, сегодня утром няня еще не расчесывалась.

— Все будет в порядке, если только не оставлять девочку одну. Правильно ли я понимаю? Сабина никогда не гуляет на улице, миссис…

— Райт. Миссис Райт. Да, я действительно беспокоюсь из-за озера в саду. — Женщина метнула обеспокоенный взгляд в Дента, который, сунув большие пальцы за пояс, смотрел себе под ноги и явно ждал, когда закончится этот разговор.

— Вы не ответили на мой вопрос, миссис Райт, — беззаботно продолжала Лиза. — Словом, мы пришли к вам для того, чтобы сообщить — мы с мистером Дентом скоро поженимся, а потом уедем на некоторое время за границу. Мы берем Сабину с собой, так что, боюсь, ваши услуги нам больше не понадобятся. Мистер Дент выдаст вам чек за три месяца вперед. Так что будьте любезны собрать свои вещи.

— Прямо сейчас? — спросила женщина.

— Прямо сейчас, — ответила Лиза.

— Зачем ты это сделала? — с любопытством спросил Дент, когда через десять минут они спускались вниз и Лиза крепко держала Сабину за руку. Она сама переодела девочку в желтый детский комбинезон и футболку — это была единственная одежда, которая подходила Сабине по размеру. Все остальное стало слишком маленьким.

— Потому что эта женщина заплетает Сабине волосы слишком туго и у нее не хватает ума понять, что девочке из-за этого очень больно, особенно когда она ложится в кроватку, — сердито ответила Лиза. — Один Бог знает, переодевает ли она малышку по утрам. Сабина не выходит гулять на улицу, и вся одежда ей мала.

— Ей нужно было всего лишь попросить у меня денег, — рассудительно заметил Дент.

— Неужели ты не видишь, что она боится тебя до полусмерти? — парировала Лиза.

Нельзя сказать, что Дент вел себя намеренно жестоко. По его разумению, он снял с себя всю ответственность, наняв для девочки няню. А потом он в буквальном смысле забыл о существовании Сабины. Ему и в голову не приходило поиграть с ней, проверить, как за ней ухаживают, счастлива ли она, — а Сабина, вне всякого сомнения, была очень несчастна.

Словарный запас девочки ограничивался десятком слов, и она не умела играть ни с кем, кроме своей куклы. Когда они сошли вниз, малышка серьезно и трогательно посмотрела на Лизу своими большими карими глазами, которые блестели так, словно девочка вот-вот расплачется. Впечатление это лишь усилилось, когда Лиза заметила, как задрожали ее губки. Ей хотелось обнять и прижать к себе крошечное детское тельце, но она понимала, что слишком пристальное внимание со стороны совершенно незнакомой женщины может огорчить малышку еще сильнее.

Вместо этого она сказала:

— Меня зовут Лиза, и мы с тобой станем большими друзьями. Ты знаешь, что такое друзья?

Сабина кивнула и серьезно ответила:

— Долли — друг.

Лиза отвела девочку в сад и научила ее бросать и ловить мяч. Из дома вышел Дент и, к удивлению Лизы, присоединился к ним. Как ни странно, но именно он сумел вызвать первую улыбку на губах малышки, когда совершил головокружительный прыжок и упал на траву, пытаясь поймать брошенный Сабиной мяч.

Позже, когда Лиза вошла в кухню, чтобы узнать, готов ли обед для девочки, Милли сказала:

— Вы не представляете, как я рада, что эта дамочка, миссис Райт, убралась. Я все время повторяла, что она — бестолковая ленивая стерва, но его милость не обращал на мои слова никакого внимания.

— Я собираюсь выйти за него замуж, — сообщила кухарке Лиза.

Милли звонко расхохоталась.

— Уж лучше вы, чем я, — фыркнула она.

Их прервал громкий рев мотоцикла, и Лиза выскочила наружу. Сабина исчезла. Через полчаса Дент вернулся. Дочь крепко держала его за руку. Ее щечки раскраснелись, а длинные волосы растрепались и находились в полном беспорядке.

— Я прокатил Сабину на Бесси, — сообщил Дент. — Думаю, ей понравилось.

Лиза застонала. Этот человек был неисправим.

— Веселый у нас будет медовый месяц, — заметил Дент. — С Сабиной и Гэри.

— Ты ведь ничего не имеешь против, а? — поинтересовалась Лиза.

— Отнюдь. — Он пожал плечами.

Они возвращались со свадебной церемонии на серебристом «дюзенберге», некогда принадлежавшем Вите Риз. Лиза и Дент вдруг в самый последний момент решили перенести бракосочетание на несколько недель, чтобы обмануть вездесущих репортеров, которые, похоже, сочли, что это событие заслуживает самого пристального внимания.

Гостей не было. Две женщины из конторы, располагавшейся в соседнем здании, согласились стать свидетелями, и Дент вручил каждой по сто долларов.

Лиза украдкой взглянула на него. На нем был тот же лоснящийся черный костюм, в котором он нанес ей визит, — неужели это было всего шесть недель назад? Ей казалось, что с тех пор минула целая вечность. Этот невысокий мужчина, настоящий живчик, фонтанирующий энергией, в сущности, оставался для нее незнакомцем. Лиза даже не была уверена в том, что он ей нравится. Но, к собственному неописуемому изумлению, она все-таки вышла за него замуж! Вероятно, это произошло потому, что Дент не признавал условностей. С ним можно быть собой. Можно не беспокоиться о том, что она обидит его, скажет или сделает что-нибудь не так. Да, он мог ни с того ни с сего разбушеваться. Но ведь и она могла отплатить ему той же монетой. Лиза получила массу удовольствия в тот день, когда растоптала его картину.

— О чем ты думаешь? — поинтересовался Дент.

— О тебе.

— Какое совпадение — я тоже.

Дент панически боялся летать на самолетах. Свою слабость он оправдывал тем, что заявлял — у него, дескать, в голове не укладывается, как можно доверить свою жизнь трубе из штампованной стали, поднимающейся на высоту в несколько тысяч футов над землей.

— Должно быть, эти люди — настоящие безумцы, — с ноткой удивления в голосе говорил он. — Страшно даже представить, сколько всего там может сломаться!

— Твоя проблема, Дент, заключается в том, что ты слишком много думаешь, — заявила ему Лиза.

Тем не менее она с удовольствием предвкушала путешествие на корабле в Канны.

Сабина полюбила море. Пока Лиза не находила себе места от беспокойства, не спуская с нее глаз, девочка могла часами стоять на корме судна, глядя, как в кильватере пенится серая океанская вода. Малышка брала с собой куклу, чтобы и та могла посмотреть, как разбегаются из-под винтов волны, и, нахмурившись, сосредоточенно провожала их взглядом. Лиза знала, что Сабина хочет о многом расспросить ее, но пока что не может задать нужные вопросы. Когда она сказала об этом Денту, тот прочитал трехлетней дочери целую лекцию о гребных винтах, частоте вращения и сопротивлении воды. Ни Лиза, ни Сабина не поняли ни слова.

Трапезы в роскошной столовой стали настоящей пыткой. Дент считал остальных пассажиров идиотами, особенно соседей по столику: нефтяного магната из Техаса и его супругу и еще одну пару — работяг из Нью-Йорка, которые на лотерейный выигрыш купили билеты на самое запоминающееся путешествие в их жизни. Техасец отличался зычным голосом и высказывал свое мнение таким тоном, словно оно было истиной в последней инстанции. Дент либо не обращал на него никакого внимания, либо уничтожал язвительными замечаниями.

— Пожалуй, нам следует заняться обустройством концентрационных лагерей, — сказал он однажды вечером, когда техасец пустился в рассуждения о том, как это глупо — платить пособия безработным. Он называл это «баловать иждивенцев».

— Что вы сказали? — Магнат тупо уставился на Дента. Техасец носил очки без оправы, и в его маленьких глазках за стеклами читалось безмерное удивление.

— Надо поместить безработных, черных, больных и стариков в концентрационные лагеря, — дружеским тоном пояснил Дент.

У Лизы упало сердце. Она уже знала, что он собирается нанести смертельное оскорбление. И еще ей было известно, что Денту плевать на безработных. Если бы техасец заявил, что небо голубое, Дент все равно смешал бы магната с грязью просто потому, что тот ему не нравился.

— А здоровых надо заставить строить газовые печи, чтобы потом сжечь остальных.

Техасец не понимал до конца, шутит Дент или говорит серьезно.

— Пожалуй, это уже чересчур.

— Совершенно дикая идея! — ахнула женщина из Нью-Йорка.

Дент проигнорировал ее слова.

— Разве что-нибудь бывает «чересчур» для такого фашиста, как вы? — осведомился он у магната.

Техасец, уже сообразивший, что над ним издеваются, пришел в ярость. Сидящий справа от Лизы Гэри сдавленно захихикал, и Лиза испытала острый приступ раздражения. Чувства Гэри к Денту претерпели поворот на сто восемьдесят градусов. Теперь актер буквально обожал его, и чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее он походил на Дента. Его неглубокое, искусственное очарование исчезло вместе с крашеными волосами, и день ото дня Гэри становился все язвительнее.

— Прошу меня извинить. — Лиза встала. — Пожалуй, я пропущу десерт.

Выйдя на палубу, она закурила и остановилась у поручней, глядя, как дым от сигареты тает в ночном воздухе, и вдруг обнаружила, что улыбается. Так этому техасцу и надо, в следующий раз не будет думать, будто все согласны с его тошнотворными разглагольствованиями. Дент наверняка спустил его с небес на землю.

Из столовой внизу донесся жуткий звон и грохот, словно кому-то вздумалось швыряться тарелками. Гэри потом рассказывал Лизе, что, пытаясь задушить ее мужа, техасец сдернул скатерть вместе с посудой на пол. Понадобились усилия трех официантов, чтобы оттащить его. При этом Дент умудрился напустить на себя вид оскорбленной невинности, добавил Гэри со смешком, и изумленно приговаривал: «Должно быть, он поскользнулся. Какое несчастье!»

Ньюйоркцы, так, очевидно, и не решив, на чью сторону следовало бы встать, попросили пересадить их за другой стол, а техасец весь остаток пути не попадался им на глаза, так что семейство Дентов заполучило столик в свое полное распоряжение — и Лиза испытала большое облегчение.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Событие и впрямь было незабываемым. Лизе еще никогда не приходилось видеть столько женщин, с ног до головы увешанных драгоценностями. Они попали на прием, устроенный в честь членов жюри, официальных лиц и звезд Каннского кинофестиваля. Свисавшие с потолка в центре комнаты люстры из розового хрусталя добавляли сверкания и блеска огромному бальному залу отеля, стены которого были увешаны красочными, написанными маслом картинами, прославлявшими героические события Французской революции.

Лиза не была уверена до конца, одета ли она слишком скромно или, наоборот, чересчур пышно. Сегодня днем Дент, которому обычно было плевать на то, что она носит, купил ей брючный костюм из серебряной парчи. Блестящие брюки были присобраны на лодыжках в восточном стиле. У блузки была американская пройма с серебряной цепочкой вокруг шеи, а довершал наряд кожаный пояс в два дюйма шириной, подобранный в тон завязкам на лодыжках.

— Этот наряд не кажется тебе вульгарным? — поинтересовалась Лиза у Дента, выйдя из примерочной кабинки в небольшом бутике.

Он нетерпеливо пританцовывал возле ширмы, ожидая ее появления.

— Есть немного, но время от времени все должны выглядеть вульгарно, — заявил Дент.

Лиза согласилась с его внушающей страх мудростью и позволила заплатить за костюм, но, когда они вышли на улицу, ахнула: — Господи всемогущий, Дент! В пересчете на наши деньги он обошелся тебе в три тысячи долларов!

— Что-то в этом роде, — легкомысленно откликнулся тот.

— Сомневаюсь, что буду выглядеть в нем так же шикарно, как в том платье, что я купила на «Пэддиз-маркет» за пару шиллингов, — проворчала Лиза.

— Лиза! Мне сказали, что ты здесь! — радостно прокричал чей-то знакомый голос.

Ральф схватил ее за плечи, а она в восторге обняла его за шею.

— Ральф! Ты знаком с моим мужем, Джозефом Дентом? А это — наш друг, Гэри Мэддокс.

— Мы уже встречались, — недовольно проворчал Гэри и, наплевав на приличия, отошел.

Дент же заявил с упреком:

— Вы загубили свой талант в Голливуде. Вы могли бы стать великим актером, если бы тщательнее выбирали роли.

— Не стоит ворошить прошлое, старина, — вежливо ответил Ральф.

Чуть погодя, когда они остались одни и Дент не мог их слышать, Ральф поинтересовался:

— Он всегда такой прямолинейный?

— Всегда, — подтвердила Лиза.

— Похоже, тебя это ничуть не беспокоит. Я еще никогда не видел тебя такой умиротворенной.

— Я действительно всем довольна, — ответила Лиза.

Но потом она сказала себе: «А ведь это правда! Кто бы мог подумать, что я обрету счастье с таким человеком, как Джозеф Дент?»

Вернувшись в Голливуд, Дент и Гэри засели за сценарий к «Покаянию». Это была печальная, местами жестокая история, в сущности, противостояние двух персонажей. Герои Лизы и Гэри играли друг с другом, как кошка с мышкой. Была арендована студия и собрана съемочная группа. К своему ужасу, Лиза обнаружила, что Дент несколько лет подряд донимал автора придирками, отказываясь выплатить ему гонорар.

— Ты настоящий ублюдок, Дент! — заявила она мужу, узнав о том, что бедолага уже целую вечность мечтает о том, чтобы бросить неблагодарную работу сценариста и посвятить себя писательскому труду. — Надеюсь, ты доплатишь ему за причиненные страдания. Кстати, как это Гэри умудрился найти деньги на картину?

Бюджет «Покаяния» превышал миллион долларов. Лиза знала, что между Гэри и его отцом существует давняя вражда. Последний не одобрял стремления сына сделать карьеру в Голливуде, так что с этой стороны финансовой поддержки ожидать не приходилось.

— Не знаю, и мне все равно, — небрежно отмахнулся Дент. — Он их нашел, и это — главное.

Сабину определили в детский садик. Поначалу Лиза водила ее туда всего два раза в неделю, но потом, когда она поняла, что девочке там нравится, Сабина стала ходить туда каждый день. Ее словарный запас значительно расширился, и она, похоже, легко сошлась с другими детьми. Очевидно, первые годы, проведенные в одиночестве, без друзей, ничуть не сказались на ней. На четвертый день рождения малышки Лиза пригласила всю ее группу из детского садика на вечеринку, которая превратилась в шумное и суматошное мероприятие. Дети не стали играть ни в одну из игр, которые старательно подготовила для них Лиза. Зато Дент устроил им потрясающую экскурсию по саду. Под одним из деревьев обнаружились великаны-людоеды, а на другом жили колдуньи. Сказочные рыбки, невидимые человеческому глазу, населяли пруд, и один маленький мальчик даже прыгнул в него, чтобы поймать себе одну. После того как гостей забрали родители и праздник закончился, Дент заявил:

— А мне понравилось.

— Это потому, что ты сам похож на ребенка. Иногда, — заметила Лиза.

Женитьба нисколько не смягчила нрав Джозефа Дента. Когда они начали работать над «Покаянием», он вновь в полной мере продемонстрировал свой язвительный и желчный нрав. Но Лиза уже не обращала внимания на вспышки его гнева, и, к ее удивлению, так же вел себя и Гэри Мэддокс. Словно поклявшись не выходить из себя, актер внимательно выслушивал все критические замечания, реагируя на них с трогательным смирением.

Как-то вечером, когда они были дома, Дент сказал:

— Я не могу заставить Мэддокса работать в полную силу.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Лиза.

— Он ведет себя чертовски послушно и смиренно. А мне надо добраться до его печенок, чтобы он проявил свои лучшие черты. Он играет злобу и испуг, и это заметно. А я хочу, чтобы он на самом деле был сердитым и испуганным. Придется раздраконить его по-настоящему.

На следующий день, во время съемок девятого дубля сцены, в которой Гэри подозревает, что Лиза неверна ему, его лицо показали крупным планом, чтобы зритель понял: он осознает факт измены и им овладевает сокрушительная ярость. Гэри никак не удавалось заставить себя достоверно сыграть эти эмоции, и тогда Дент решил помочь ему. По-своему, разумеется. С размаху швырнув сценарий на пол, он заорал:

— Ты, долбаный лилейный педик! Да что с тобой творится? У тебя что, не осталось гордости? Ты слишком похож на женщину, чтобы выйти из себя, а?

Лиза расслышала, как техники дружно ахнули и затаили дыхание. Это было уже чересчур, даже для Дента. Лиза видела, как лицо Гэри покраснело и исказилось от бешенства. Он ринулся к режиссеру, сжав кулаки, уже готовый избить его до полусмерти. Лиза завизжала, и Гэри остановился в ярде от Дента.

— Никогда больше не смей называть меня педиком! — проскрежетал он.

Дент бесстрашно взглянул ему в лицо.

— Возвращайся на площадку, — скомандовал он. — Мы здесь снимаем кино, если ты не забыл.

Гэри мрачно повиновался. Проходя мимо Лизы, он злобно прошипел:

— Когда-нибудь я прибью этого ублюдка.

«Покаяние» было готово уже на три четверти. Им осталось снять лишь натурные сцены, для которых Дент арендовал пустующий дом.

— Там водятся привидения, — сообщил он Лизе за несколько недель до съемок. — Маленький серый замок, совершенно безвкусный.

К ее удивлению, оказалось, что это дом Ральфа Лейтона. На лужайке красовалась табличка «Продается».

— Ты не говорил мне, что это дом Ральфа, — упрекнула она Дента.

— Я не думал, что тебя это заинтересует, — отмахнулся тот.

В тот же вечер Лиза позвонила в справочную и узнала новый номер Ральфа.

— Почему ты не сказал мне, что собираешься переехать? — даже не поздоровавшись, требовательно спросила Лиза. — Ты нашел себе что-нибудь более шикарное и просторное?

— Нет, — смеясь, ответил Ральф. — Я нашел себе кое-что поменьше и похуже.

— С чего бы это? — продолжала наседать она.

— Как говорят в Англии, я оказался на мели. Мне понадобились деньги для кое-чего более важного, Лиза, и, если ты не заметила, в последнее время у меня было мало работы.

Ральф снимался в дрянных дешевых фильмах. Люди забыли, каким хорошим актером он был когда-то. Теперь, в возрасте пятидесяти лет, ему приходилось довольствоваться эпизодическими ролями.

— Я заметила, но не придала этому значения, — виновато сказала Лиза. — Я была очень занята. Теперь у меня есть Сабина, а Дент очень требователен.

— Ради всего святого, Лиза, ты ни в чем не виновата. — Ральф снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе чувствовалась горечь. — Я ездил в Канны в надежде завязать полезные знакомства, но мне не повезло. А в Голливуде я сделал все, что мог. Сейчас я подумываю о том, чтобы вернуться на театральную сцену.

— Как там Майкл? — осторожно поинтересовалась Лиза.

— Давно сбежал. Его страсть испарилась вместе с моими деньгами. Но у меня появился кое-кто еще — о, такого со мной еще не бывало!

В последний день съемок случилось нечто странное.

— А теперь мне нужно снять, — заявил Дент, — как из гаража выходит слесарь.

— Мы же снимали эту сцену вчера вечером, — сказал актер, игравший эту роль.

Дент уставился на него.

— Вчера вечером? — переспросил он и озабоченно нахмурился. Лиза видела, что он старается вспомнить, так ли это. — Вчера вечером, — повторил Дент себе под нос.

Потом он повернулся к Лизе за подтверждением. К своему ужасу, она увидела, что он напуган и, впервые за все то время, что она его знала, не уверен в себе.

— Все правильно, — заверила она Дента. — Наверное, ты просто устал. Отдохнешь и вспомнишь.

Стоявший рядом Гэри Мэддокс злобно ухмыльнулся, видя, что Дент пребывает в замешательстве. Отношения между ними испортились. Дент с помощью постоянных издевок держал актера на грани буйного помешательства. Несколько раз дело доходило до драки. Гэри заговаривал с режиссером только в случае крайней необходимости, даже не стараясь быть вежливым.

Лиза была рада тому, что все наконец закончилось. Она дала себе клятву больше никогда не сниматься у Джозефа Дента.

Дент начал работу над новой картиной — масштабной и внушительной, размером десять на шесть футов. Он разложил холст на полу и принялся набрасывать краску, размазывая ее замысловатыми узорами, которые, по мнению Лизы, выглядели совершенно бессмысленными.

— Что это такое? — полюбопытствовала она.

— Жизнь, — коротко бросил он.

— Чья жизнь? Твоя?

Дент пожал плечами.

— Чья угодно.

Через несколько недель после того, как было снято «Покаяние», на пороге их дома появился Гэри Мэддокс. К изумлению Лизы, он вновь стал таким же, как прежде. Поцеловав ее в щеку, Гэри спросил:

— Дент дома?

— Он у себя в студии.

Когда Гэри вошел, она ожидала взрыва ярости и даже подумала было о том, что надо бы взять пистолет Дента в кухне, на тот случай, если придется их разнимать. Но Лиза не услышала ничего подозрительного, пока через два часа они, смеясь, не вышли из студии вместе.

— Гэри прислали новый сценарий, — сказал Дент. — По нему можно снять потрясающее кино.

Лиза застонала.

* * *

В сад вышла Милли. У нее на лице застыло недовольное выражение. Была суббота, и Сабина только что вернулась домой из садика. Дент учил ее лазить по деревьям, и сейчас, похожий на огромную хищную птицу, сидел на ветке, свесившись вниз, чтобы помочь дочке вскарабкаться к нему. Лиза, втайне желая, чтобы он научил Сабину чему-нибудь более полезному, с тревогой наблюдала за ними.

— Вы сегодня остаетесь на ужин или нет? — требовательно обратилась кухарка к Лизе.

— Мы идем в ресторан, — ответила Лиза. — Разве Дент не говорил тебе?

— Говорил, — сердито отозвалась Милли. — Но потом через полчаса заявил, что вы останетесь дома.

— Должно быть, он просто забыл, — поспешила успокоить ее Лиза. — Мы идем в ресторан.

Когда Милли ушла, она с тревогой взглянула на Дента. Забывчивость была ему совсем не свойственна. С другой стороны, в последнее время он стал все чаще и чаще забывать о многих вещах. «Наверное, он обдумывает нечто очень для него важное», — решила она.

Сабина росла не по дням, а по часам.

— Джинсы стали тесными, — пожаловалась она однажды. — Они врезаются мне в попу.

Лиза тут же устыдилась.

— Завтра мы сходим в магазин, — пообещала она. Ей казалось, что совсем недавно она полностью обновила гардероб девочки.

С Дентом случился один из приступов хандры, и он решил пойти с ними, чтобы развеяться.

Они шагали по бульвару Сансет. Сабина пританцовывала между ними, держа их за руки.

— Какое красивое платье! — крикнула она, подбегая к витрине. Лиза подошла к ней, и они принялись обсуждать, стоит его примерить или нет. При более близком рассмотрении Сабина решила, что оно слишком пестрое. — Чересчур много бантиков и оборок, — сказала она.

Отвернувшись от витрины, они увидели, что Дент исчез.

Лиза огляделась по сторонам и заметила мужа впереди. Сунув руки в карманы, он внимательно вглядывался в сточную канаву. Она догнала его и поинтересовалась:

— Почему ты нас не подождал?

Он взглянул на нее, и в его черных глазах отразилось замешательство.

— A-а, это ты, — пробормотал он в конце концов. — А что там такое? — И Дент кивнул на решетку, закрывавшую слив.

— Там мусор и всякая грязь, папочка, — принялась терпеливо объяснять Сабина. — Это называется… — Девочка умолкла. — Как это называется, Лиза?

— Сточный коллектор.

— Правда? — удивленным, каким-то детским голосом отозвался Дент, словно это было нечто такое, чего он никогда не знал.

— Пойдем, Дент, — мягко сказала Лиза. — Нам пора домой.

— Но мы еще не купили… — возмущенно начала было Сабина, но Лиза быстро сжала ей руку, и девочка умолкла.

Сообразив, что случилось что-то плохое, что-то такое, чего она не могла понять, малышка на обратном пути в машине обняла Дента за шею и прижалась к его груди.

Когда вечером Лиза поправляла ей одеяло, Сабина испуганно спросила:

— С папочкой все в порядке, правда, Лиза?

— Конечно, в порядке, — постаралась успокоить девочку Лиза, но, закрыв за собой дверь детской, пожалела, что нет никого, кто мог бы успокоить ее саму.

На картине Дента стал вырисовываться глаз. Зрачок был маслянисто-черный, а радужная оболочка получилась грязно-коричневой. Однажды Лиза вошла в студию и увидела, как ее муж босиком ходит вокруг полотна. Увидев ее, Дент улыбнулся.

— Это здорово помогает.

— Сабина и то рисует лучше, — пренебрежительно заметила Лиза.

— Кто такая Сабина? — спросил Дент.

«Наверное, он всегда был таким, — подумала Лиза. — В конце концов, я знаю его совсем недолго. Пожалуй, он всегда был рассеянным». Но в глубине души она знала, что это не так.

— Что он задумал? — спросила Милли.

Лиза вошла в кухню за молоком, чтобы дать его Сабине перед сном. Милли кивнула на окно, за которым был виден Дент. Кажется, он что-то копал. Лиза подошла к окну, выглянула наружу и увидела, что он выкапывает решетку, закрывающую канализационный сток. Она молча смотрела, как Дент старательно выдирает прямоугольную металлическую решетку. Затем Дент выпрямился и уставился в черную грязную глубину. Он долго стоял так, не шевелясь, а в кухне, глядя на него, замерли две женщины. Его внезапный вздох прозвучал очень громко, и обе вздрогнули от неожиданности. Дент посмотрел направо, потом налево, словно припоминая, кто он такой и что здесь делает, после чего, нахмурившись, опустил решетку на место.

Лиза перевела взгляд на Милли и увидела, как у той по щекам скользят две слезинки. Она налила стакан молока для Сабины и вышла, не говоря ни слова.

Как-то вечером Дент и Лиза возвращались домой в «дюзенберге». Они ужинали в ресторане вместе со старыми знакомыми Дента, пожилым продюсером и его супругой. Дент пытался собрать средства для съемок фильма по сценарию Гэри и уже почти уговорил старого приятеля раскошелиться, как вдруг между ними вспыхнула ссора из-за картины, над которой оба когда-то работали вместе. Дент буквально взбесился. Лиза еще никогда не видела его в такой ярости. Она сидела, опустив голову, пока посетители ресторана прислушивались к его словам, которые он выкрикивал гневным хриплым голосом. В конце концов Дент выскочил из-за стола, опрокинув свой кофе на скатерть. Лиза, извинившись за испорченный ужин, последовала за ним.

Бóльшую часть пути оба молчали. Когда до дома осталось уже совсем немного, Дент вдруг изрек:

— Он был прав.

— О чем ты говоришь? — сухо поинтересовалась Лиза, все еще злясь из-за того, как он вел себя в ресторане.

— Винс Хобарт действительно стал ассистентом режиссера после смерти Берта Кента.

— Тогда почему бы тебе, когда мы приедем домой, не позвонить ему и не извиниться? — холодно обронила она. — Хоть раз попробуй попросить прощения.

Дент хмыкнул.

— Слишком многое поставлено на карту, так что я вполне могу это сделать, Максин. Почему бы и нет?

Они приехали домой незадолго до полуночи. Во дворе горел оранжевый фонарь, но дом был погружен в темноту. Запирая входную дверь на замок, Лиза спросила:

— Хочешь выпить?

Дент стоял у подножия лестницы, заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок. Звук ее голоса заставил его вздрогнуть.

— Нет, спасибо, — пробормотал он. В задумчивости глядя на нее, Дент добавил: — А ты очень красивая.

— Вот это да, Дент, ты научился говорить комплименты! — За шутливым тоном Лиза пыталась скрыть охватившую ее тревогу.

Он вдруг резко развернулся и помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Лиза прошла в кухню и приготовила себе чашку чая. К ее удивлению, динамик в углу захрипел и Элла Фитцджеральд запела «Каждый раз, когда мы говорим “До свидания”». Это была любимая песня Лизы. Она улыбнулась. Дент временами бывал очень внимательным и заботливым.

Лиза еще сидела с чашкой в руках, когда он спустился вниз, одетый в кожаную летную куртку. На голове у него был шлем и очки.

— Я немного прокачусь на Бесси, — сказал он.

— Дент! Ты только посмотри, который час!

— Дорогая моя, не смеши меня. Какая разница, в котором часу мне захотелось прокатиться? — Он подошел к ней и поцеловал в губы. — До свидания.

— Спокойной ночи, Дент. К тому времени как ты вернешься, я, наверное, уже буду спать.

Он не ответил, да Лиза и не ждала от него ответа. Входная дверь с грохотом захлопнулась, взревел мотор. Лиза вслушивалась в удаляющийся рокот до тех пор, пока он не замер вдали. Отставив недопитую чашку чая, она поднялась в студию Дента и стала рассматривать портреты: Дженнифер, Коко, Максин! Значит, Максин была одной из его бывших жен.

Дент прислонил свою новую картину к стене. В зрачке большого глаза виднелся еще один, поменьше, а в нем — другой глаз, пока наконец не остался последний, настолько маленький, что его едва можно было различить. Полотно создавало обратный трехмерный эффект, и зрачки складывались в туннель, уходящий в бесконечность. В левом верхнем углу Дент коряво нацарапал красной краской: «Это все дерьмо!» Жизнь, вот как он называл эту картину поначалу. Жизнь — дерьмо!

Краем уха Лиза по-прежнему слышала негромкий голос Эллы Фитцджеральд.

Лиза вернулась в кухню, но чай уже остыл. Она приготовила себе новый, сознавая, что нарочно тянет время. Ей не хотелось ложиться спать, хотя она и не понимала почему. Или просто не хотела назвать истинную причину. Пока не хотела.

Лиза посмотрела в окно. Живые изгороди темными полосами выделялись на фоне усыпанного веснушками звезд неба. Где-то громко тикали настенные часы, со скрипом и скрежетом готовясь пробить четверть часа.

— Лиза.

Она вздрогнула от неожиданности. В дверях кухни стояла Сабина, прижимая к груди Долли.

— Солнышко! Не можешь заснуть?

— Меня разбудила Бесси. Она ужасно шумит.

— Ну, иди ко мне. Я посажу тебя на колени. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

— Да, пожалуйста. Про Златовласку. — Девочка прошлепала по полу босыми ногами и взобралась Лизе на колени.

Лиза прижала ее к себе и почувствовала, как вдруг ее глаза стали влажными.

Ей трудно было сосредоточиться на сказке, потому что она все время прислушивалась, не зарычит ли вдали мотор возвращающейся Бесси. Лиза окончательно умолкла на половине. Сабина уже крепко спала, сунув в рот большой палец.

Напольные часы пробили без четверти два. Лиза задумалась о том, сколько же сотен, если не тысяч, людей вслушивались в то, как они отмеряют каждые пятнадцать минут их жизни, пока они собирались заснуть, встать с постели или выйти из дома. Или пока ожидали возвращения любимого человека. Ждали хороших новостей. Или плохих.

Теплое тельце Сабины уютно устроилось у нее на груди. Лиза бережно провела пальцем по гладкой нежной щечке девочки. Где-то скрипнули половицы, и Лиза испуганно вздрогнула, едва не разбудив малышку, которая яростно зачмокала, не выпуская палец изо рта. Спустя еще некоторое время Лиза отнесла ребенка в постель и уложила в кроватку, накрыв одеялом. Лучше, чтобы ее не было рядом, когда сообщат о случившемся.

Спустившись вниз, Лиза включила телевизор и тупо глядела на экран, не видя его, пока наконец не сообразила, что показывают результаты президентских выборов. Похоже, победу на них одержал Ричард Никсон, а Хуберт Хэмфри проиграл. Басби будет безутешен. Лиза вспомнила, как он горевал, когда в начале года был убит Роберт Кеннеди. «Америка — проклятая страна!» — стенал он. Милый, родной Басби, такой эмоциональный и ранимый, совершенно не похожий на Дента, отличающегося крайним цинизмом. Дент никогда не голосовал. «Все политики — мерзавцы, — заявил он как-то. — Им нужна лишь власть, но еще никто из них не сумел воспользоваться ею во благо».

Лиза выключила телевизор, сделала себе еще чаю и стала ждать в темноте.

Поначалу она увидела свет фар. Они мазнули по верхушкам деревьев, отчего листья заискрились, словно атлас.

Когда машина подъехала к дому, Лиза встала и открыла дверь. Это был полицейский автомобиль, и мужчины в форме выглядели мрачными. Они явно чувствовали себя не в своей тарелке.

— Что случилось? — спросила Лиза так, словно ни о чем не догадывалась.

— Боюсь, мы привезли вам плохие новости. Ваш муж…

— Он мертв?

— Мне очень жаль… да.

На большой скорости Дент слетел с дороги и врезался в дерево. Но даже тогда железное здоровье помогло ему выдержать удар. Он был еще жив, когда проезжавший мимо мотоциклист заметил перевернутый чужой мотоцикл и остановился, чтобы помочь. Дент был жив и тогда, когда приехала «скорая» и отвезла его в больницу. Умер он только на операционном столе, меньше часа назад, скончавшись от многочисленных травм. Поскольку при нем не было никаких документов, полиции понадобилось некоторое время, чтобы установить его имя и адрес по регистрационному номеру Бесси.

Полицейские уехали. Лиза заверила их, что в доме есть люди, которые позаботятся о ней, — хотя она не нуждалась в сочувствии. Ей было холодно, и смерть Дента почти не тронула ее. Лиза прошлась по нижнему этажу дома, заварила свежий чай, выпила несколько стаканчиков виски и выкурила бессчетное количество сигарет. И вдруг в саду над краем живой изгороди появилась тоненькая полоска света, и одновременно весело зачирикала какая-то ранняя птаха. Ее песнь подхватили другие, пока воздух не зазвенел от их трелей, приветствующих рассвет. Лиза смотрела, как они на несколько мгновений взлетают ввысь, встряхиваются, а потом вновь ныряют в густую листву. Она обнаружила, что улыбается, глядя на эту невинную радостную суматоху. Вдруг тишину в доме нарушил громкий стук в дверь.

— Лиза! Моя дорогая Лиза! — Гэри Мэддокс, заплаканный и безутешный, протянул к ней руки. — Я услышал новости по радио, — глухо простонал он, зарывшись лицом ей в волосы.

— Гэри! Гэри! — воскликнула Лиза, высвободившись из объятий и взяв его за плечи. — Как, неужели тебе не все равно?

— Я никогда не думал, что можно так любить и ненавидеть одного и того же человека. Этот ублюдок!.. Господи, иногда я готов был убить его на месте.

— Не огорчайся, — принялась утешать Гэри Лиза. — Помни, Дент не стал бы оплакивать тебя. Или меня, если уж на то пошло.

Лиза разбудила Милли и рассказала ей о случившемся. Пожилая женщина разрыдалась, но вскоре справилась с собой.

— Старый дьявол наверняка подсматривает за нами, — пробормотала она. — Так что я не доставлю ему удовольствия видеть меня в слезах.

Сойдя вниз, Лиза сказала Гэри:

— Думаю, мне нужно немного поспать. Если хочешь, можешь оставаться здесь.

— Ты не будешь возражать, если я спущусь в подвал и посмотрю несколько его фильмов?

— Знаешь, — ответила Лиза, — если Дент, как уверяет Милли, сейчас наблюдает за нами, то, думаю, он бы хотел, чтобы мы занялись именно этим.

Она села на кровать, закурила последнюю сигарету и взяла подушку, чтобы подложить ее под спину. На пол полетела какая-то записка. Наклоняясь за ней, Лиза узнала корявый почерк Дента.

«Лиза, разум отказывается мне служить, и это происходит очень быстро. Прогрессирующее слабоумие. Оно не лечится, я узнавал. Знаешь, я обо всем догадался по твоим глазам. Будет только хуже, и я отказываюсь с этим жить. Я решил, что если забуду твое имя, то это будет означать, что мое время истекло. Я прожил дьявольски счастливую жизнь, и ты была лучшей ее частью. Не показывай эту записку никому. Счастливо оставаться. Дент».

— Я знала, — прошептала Лиза, поднося огонек зажигалки к уголку записки и опуская ее в пепельницу, чтобы она догорела. — В глубине души я знала обо всем.

Она смотрела, как темнеет и скручивается бумага, пожираемая жадными языками огня. Через несколько мгновений перед ней лежали лишь обугленные клочки и горка серого пепла.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Дента похоронили душным туманным ноябрьским утром. Казалось, все ненавидели и презирали его, но на похороны пришли по крайней мере двести человек. Их было так много, что толпа терялась в белесом тумане.

— Они пришли оплакать великого режиссера, а не человека, — прошептал Гэри.

Лиза ласково сжала его руку. После смерти Дента Гэри стал для нее надеждой и опорой. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она сильно нуждалась в утешении. Дент вихрем ворвался в ее жизнь, задержался ненадолго, а потом ушел, причем по собственной воле — но об этом никто не знал, кроме нее. Время от времени на Лизу наваливалась грусть, но потом и это прошло: она знала, что Дент презирал бы ее за сентиментальность. Так что по-настоящему о Джозефе Денте не скорбел никто.

За исключением Сабины. Лишенная общества отца в первые годы своей жизни, девочка обожала его. После смерти Дента она была безутешна и спала в кровати Лизы, жалобно всхлипывая во сне.

— Со временем она привыкнет, — говорила Милли. — Время лечит все.

Сабина нуждается в любви, думала Лиза, и никто так не стремился дать ее девочке, как она. Самым главным наследием Дента стала его дочь. Он оставил Лизе свой дом и состояние, два миллиона долларов, но более всего она дорожила Сабиной, своим долгожданным ребенком.

На похоронах Дента не было цветов и молитв. В маленькой часовне звучал Вагнер, а Гэри и еще двое старых друзей произнесли короткие прощальные речи. Но и только. Лиза изо всех сил старалась не допустить ничего такого, над чем посмеялся бы ее покойный супруг.

Когда все кончилось, Гэри сказал:

— Кое-кто хотел бы вернуться обратно в дом. Мы посмотрим пару его фильмов, если ты не возражаешь.

— Нет, конечно. Я попросила Милли приготовить напитки и легкую закуску.

В бледно-голубом небе появилось яркое солнце, когда процессия из дюжины машин направилась в «Тимперлиз». В первом автомобиле ехали Лиза и Гэри.

— Я буду рада, когда этот день закончится, — со вздохом призналась Лиза, когда кортеж свернул на подъездную аллею. — Нет ничего хуже похорон.

Тем же вечером ей предстояло вспомнить эти слова.

Стоило Лизе войти в холл, как она сразу поняла — что-то стряслось. Посреди комнаты стояла Милли с чайным полотенцем в руках. На ее лице были написаны ужас и скорбь.

— Что случилось?! — воскликнула Лиза, а потом, охваченная паникой, требовательно спросила: — Где Сабина?

— Она уехала, — тусклым, невыразительным голосом ответила Милли.

— Уехала!

К ним подошел Гэри и взял Милли за руку.

— Куда? — спросил он.

— За ней приехала мать и забрала ее.

Снаружи захлопали дверцы автомобилей, и на дорожке, посыпанной гравием, заскрипели шаги.

— Вы двое ступайте в кухню, — напряженным голосом распорядился Гэри. — Я займусь гостями.

— В столовой уже накрыт стол, — все тем же тусклым голосом сказала Милли.

— Как это случилось?! — вскричала Лиза, когда обе женщины остались одни.

Милли заплакала.

— Я накрывала на стол, когда услышала голоса в холле, — всхлипывая, начала рассказывать она. — Поначалу я не обратила на них особого внимания. Передняя дверь была открыта нараспашку, и люди входили и выходили, словно в «Вулвортсе». A когда наконец я решила посмотреть, то увидела на диване Коко с Сабиной. «Я приехала забрать ее с собой», — говорит она мне. Во дворе стояла большая машина с включенным мотором.

— Ох, Милли, и ты позволила ей это сделать!

Милли с упреком воззрилась на Лизу.

— За кого ты меня принимаешь? Разумеется, я стала возражать. Я заявила, что она не может просто забрать девочку и уехать. Сказала, что ты вернешься через час и что она должна дождаться тебя, но Коко ответила: «Сабина — моя дочь, и я хочу забрать ее». Она прочла о смерти Дента в какой-то газете в Канаде.

— В Канаде!

— Да, она теперь живет там. Господь свидетель, я бы остановила ее, Лиза, я крупнее и сильнее ее, но… — Кухарка умолкла, и скорбь на ее лице сменилась растерянностью.

— Но что?

— В общем, Сабина захотела уехать. Она сказала: «Я хочу быть со своей мамочкой». Она моментально привязалась к Коко, как будто знала ее всю жизнь. Мне не хотелось говорить тебе об этом, Лиза, но девочка выглядела по-настоящему счастливой.

По словам адвоката Дента, даже если Сабину удастся отыскать и дело попадет в суд, у Лизы не было ни малейшего шанса выиграть его.

— Предпочтение всегда отдается матери, — сказал он. — Всегда.

— Но ведь она исчезла сразу же после рождения Сабины!

— Не исключено, что она сможет назвать уважительную причину, которая заставила ее так поступить. Как бы там ни было, ребенок остался с отцом. Теперь же, когда отец скончался… — Адвокат пожал плечами. — Насколько я понимаю, когда девочку увезли, вы вызвали полицию, но они отказались предпринять какие-либо действия?

— Они сказали, что мать нельзя обвинить в похищении собственного ребенка, — устало ответила Лиза.

— Правильно. Ведь вашему супругу не было предоставлено право опеки. В документах о разводе Сабина даже не упоминалась.

Будь ты проклят, Дент! Скорее всего, он попросту забыл о существовании Сабины.

Адвокат продолжал:

— Все могло бы быть по-другому, если бы вы воспитывали ее с самого рождения, но вы ведь знали ее всего восемь месяцев.

— Да, но я привязалась к ней так, словно она была моим собственным ребенком.

— Должно быть, вы очень расстроены, — с сочувствием заметил адвокат.

— Это еще мягко сказано, — с горечью отозвалась Лиза.

Она больше никогда не видела Сабину, хоть и наняла частного детектива, чтобы найти девочку и убедиться, что с ней все в порядке.

Лиза поставила кассету с записями Вагнера, и целый час дом содрогался от ревущих аккордов. Но когда музыка смолкла, он еще больше стал походить на морг.

Почти сразу Лизу разыскала Милли.

— Хочешь, я поставлю еще какую-нибудь кассету, душечка?

— Перестань обращаться со мной, как с ребенком, — отрезала Лиза.

Пожилая женщина с тревогой взглянула на нее.

— Коко — славная женщина. Она будет хорошо заботиться о Сабине.

— Ты твердишь мне об этом вот уже два месяца.

— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе перестать сходить с ума, вот что я делаю. Коко наверняка не ушла бы, если бы Дент с самого первого дня не изводил ее придирками и насмешками. Уж ты-то знаешь, какой свиньей он мог быть.

— Даже слишком хорошо, — сухо ответила Лиза.

— Этот частный шпик, которого ты наняла, уже разнюхал что-нибудь?

— Нет.

— Хочешь чаю?

— Да, пожалуйста. Что угодно, лишь бы ты оставила меня в покое.

— Принесу через пару минут, — заботливо пообещала Милли.

После ее ухода Лиза слабо улыбнулась. Милли, как и все остальные, старалась поддержать ее и успокоить. Однажды утром, спустившись вниз, Лиза обнаружила, что все напоминания о маленькой девочке исчезли из их дома.

Лиза откинулась на спинку кресла и закурила. Иногда ей казалось, что Сабина просто приснилась ей, что ее не существовало на самом деле. И теперь этот чудесный сон закончился, но воспоминания время от времени прорывались наружу, как всегда бывает со снами.

В подвале хлопнула дверь. Наверное, это Гэри поднимается наверх после просмотра очередного фильма Дента. Только вчера Лиза отдала ему запасной ключ.

— Это избавит меня от необходимости каждые пять минут впускать и выпускать тебя, — сказала она, хотя в действительности была рада его присутствию. Кроме того, у нее появился повод не выслушивать причитания Басби, когда тот звонил, — а после смерти Дента он буквально обрывал телефон.

— Как твои дела? — Гэри вошел в комнату и с размаху плюхнулся в кресло.

— Настолько хорошо, насколько это возможно. Я бы предпочла с головой окунуться в работу, но пока что мне не во что окунаться. — Съемки фильма, которым собирался заняться Дент, должны были начаться не раньше весны — если они вообще начнутся. Судьба ленты повисла в воздухе.

— Я вот что подумал, Лиза. Ты же понимаешь, после смерти Дента никто не сможет заставить меня играть на пределе своих возможностей. Я собираюсь заняться режиссурой.

Она взглянула на него. В последнее время Гэри выглядел и вел себя так же, как ее покойный муж. Он отрастил маленькую козлиную бородку и стал начесывать редеющие волосы на лоб. Теперь Гэри неизменно носил черное. Лиза распорядилась починить Бесси и подарила ему мотоцикл на память о Денте, и Гэри повсюду разъезжал на нем. И вот он захотел стать режиссером. Не исключено, что в один прекрасный день он предложит ей выйти за него замуж, чтобы быть еще больше похожим на Дента и жить его жизнью.

— Что ж, ты принял мудрое решение, — сказала Лиза.

— Ты и вправду так думаешь? — Он озабоченно взглянул на нее.

— Да, идея просто замечательная, но кто предложит тебе работу, Гэри?

Кто доверит неопытному новичку снять фильм, бюджет которого исчисляется семизначными цифрами?

Гэри усмехнулся.

— Я сам найму себя. Я намерен создать собственную продюсерскую компанию. Билеты на «Покаяние» разлетаются, как горячие пирожки, так что деньги у меня есть. Я намерен вложить два миллиона долларов в собственную компанию.

«Покаяние» вышло в прокат две недели назад, в самый канун Нового года. Лиза потребовала, чтобы в конце фильма, в титрах, добавили фразу: «Памяти режиссера Джозефа Дента посвящается». Фильм получил еще более восторженные отзывы, чем «Великолепная афера». «Посмертную работу Джозефа Дента можно назвать выдающимся триллером, — написал один из критиков. — Два часа сумасшедшего нервного напряжения плюс блестящая игра двух великолепных звезд».

— Это большой шаг, Гэри, и я восхищаюсь тем, что ты решился сделать его. — Лиза улыбнулась. — Дент гордился бы тобой.

— Я тут подумал, не согласишься ли ты стать моим партнером? — застенчиво предложил он.

— Я?! — изумленно воскликнула Лиза.

— Ты могла бы заняться продюсированием. Для разнообразия. Уверен, у тебя все получится. Ты очень организованная и никогда не теряешь головы.

— Ничего себе! Но все равно, спасибо за предложение. Мне нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. Я дам тебе ответ через пару дней, — пообещала она.

Чем больше Лиза размышляла над этим, тем сильнее привлекала ее идея заняться организационной стороной — искать средства, читать сценарии, подбирать места для натурных съемок. Другими словами, она станет продюсером. Многие актеры пошли этим путем. Джон Дерек, который в свое время был кумиром молодежи, подобно Гэри, недавно снял фильм «Детские глупости», получивший благосклонные отзывы критиков. Продюсером и сценаристом картины выступил еще один актер, Дон Мюррей. Кирк Дуглас продюсировал съемки «Спартака», получившего четырех «Оскаров», а Мэй Цеттерлинг начала работать над собственными фильмами уже в качестве режиссера.

— Я согласна, — сообщила Лиза Гэри на следующей неделе. — В нашу компанию я вложу миллион.

Они решили использовать «Тимперлиз» в качестве штаб-квартиры, пока у них не появится собственный офис. Съемки нового фильма, пока не имеющего названия, начнутся в апреле, как и планировал Дент.

В доме вдруг появилась масса людей — художников-постановщиков, сценаристов-консультантов, актеров. Милли была в восторге.

— Как славно для разнообразия видеть вокруг счастливые лица, — заявила она, и впервые за целую вечность кухарка казалась довольной собой и жизнью.

Гэри почти все время, с рассвета до заката, проводил в особняке. Однажды Лиза взяла да и предложила ему переехать к ней. «В конце концов, — убеждала она себя, — он носит прическу и бородку, как у Дента, и постепенно обзаводится его сварливостью и раздражительностью». Гэри одевался, как Дент, и картины намеревался снимать такие же. Так что с его стороны было бы вполне естественно поселиться в доме ее покойного мужа.

— С удовольствием, — ответил он и немного помолчал. — У меня есть друг, которого я хотел бы пригласить, — добавил Гэри каким-то незнакомым, напряженным голосом.

— Что ж, дом большой, и места хватит всем, — небрежно ответила Лиза.

Но ночью, лежа в постели, она забеспокоилась. Пожалуй, ей не стоило быть такой опрометчивой. Что будет, если она и подружка Гэри не найдут общего языка?

Но этим другом оказался Ральф! Лиза опешила, в растерянности глядя на него, когда он прибыл вместе с Гэри несколькими днями позже. Их багаж был сложен в кузове просторного фургона, на котором прикатили оба. Так вот для чего Ральф продал свой дом — чтобы финансировать съемки «Покаяния».

— Ты ничего не имеешь против? — робко поинтересовался он. — Я ведь тоже партнер вашей новой компании.

Ральф некрасиво постарел. Сейчас никто уже не предложил бы ему роль героя-любовника. Он расплылся, обзавелся внушительным животиком, волосы у него окончательно поредели, и он носил очки в форме полумесяца, сдвигая их на кончик носа. Ральф походил скорее на дедушку-банкира, чем на актера.

— Против? Если и есть во всем мире человек, с которым я захотела бы жить под одним кровом, так это ты. — Лиза закружилась вокруг Ральфа, осыпая его поцелуями. — Подумать только, спустя столько лет — двадцать, верно? — мы с тобой вновь живем в одном доме!

Ральф повернулся к Гэри.

— Я же говорил тебе, что все будет в порядке.

А тот неловко переминался с ноги на ногу, избегая смотреть Лизе в глаза.

— Не все понимают, — пробормотал он наконец.

— Он до сих пор стесняется, — рассмеялся Ральф. — Всех, кроме тебя и меня. — К этому времени все в Голливуде знали, что Ральф — гомосексуалист. Звезды не давали себе труда скрывать свои предпочтения друг от друга. — Помнишь, как Гэри намеренно вел себя грубо, когда мы встретились в Каннах?

В тот же вечер, когда Лиза и Гэри остались вдвоем, он спросил:

— Как по-твоему, что сказал бы Дент, если бы обо всем узнал?

— Денту было бы решительно наплевать, — отрезала Лиза, и больше они к этому вопросу не возвращались.

После долгих и жарких споров, затянувшихся до самого утра, они решили назвать свою компанию «О’Брайен продакшнз». Было предложено не меньше дюжины названий, слишком помпезных и претенциозных, которые были с негодованием отвергнуты. Новоиспеченные партнеры, взвинченные и усталые, избегали смотреть друг на друга, пока Ральф не предложил:

— А почему бы не взять такое название — «О’Брайен»? Это девичья фамилия Лизы. «О’Брайен продакшнз». Звучит солидно и респектабельно, даже внушает доверие. Подобное название не вызовет у инвесторов сомнений. В отличие от «Титана», например. — Он недовольно взглянул на Гэри, который всю ночь упорно навязывал им это название.

«О’Брайен продакшнз»! Лиза не смогла сдержать эмоций, увидев это название в самом начале фильма. Даже появление собственного имени, Лиза Анжелис, не повергало ее в такой экстаз. Критики не поскупились на похвалы, характеризуя дебют новой компании как «удачный и запоминающийся». Первый шаг был сделан.

Спустя полгода после смерти Дента Лиза получила известия от детектива, которого наняла, чтобы найти Сабину.

«…Девочка живет в многоквартирном доме в Оттаве, — писал он. — Он не то чтобы роскошный, но вполне респектабельный. У Коко Лекустр есть еще двое детей, мальчики, одному из них год, другому — три. Коко замужем за строителем; у него есть постоянный доход, он настоящий трудяга и вообще достойный парень. Я наблюдал за девочкой, когда она шла в школу, и она показалась мне довольной и счастливой».

К отчету детектив приложил снимок Сабины. Девочка выглядела странно и непривычно, закутанная в толстую куртку и обутая в меховые сапожки, с шарфом на шее и в шерстяной шапочке. Она улыбалась. В руке у Сабины была коробка для завтраков.

Лиза долго-долго смотрела на фотографию, спрашивая себя, а вспоминает ли Сабина хоть иногда свою приемную мать, с которой она прожила восемь коротких месяцев. Тут в комнату вошла Милли, и Лиза молча протянула ей фотоснимок и отчет.

Прочитав его, пожилая женщина ласково заметила:

— Ей там лучше, душечка, с двумя маленькими братишками, мамой и папой, которые живут с ней постоянно.

— Пожалуй, что так, — печальным голосом ответила Лиза. — Хотя я буду скучать по ней всю жизнь. Как по-твоему, может, послать им денег?

Милли решительно покачала головой.

— Коко знала, что Дент был богатым ублюдком, но она ни разу не попросила у него ни пенни. Мне кажется, она предпочитает и дальше жить так, как ее соседи, ничем не выделяясь среди них.

— Знаешь, Дент ведь отдал Сабину мне. Он принес ее в спальню, положил ко мне на кровать и сказал: «Она твоя!»

— Детей нельзя вручать, как подарки. — Милли легонько сжала руку Лизы. — Ну же, душечка, возьми себя в руки. Господь благословил тебя всем остальным. Дом буквально ожил за последние три месяца!

Лизе нравилось, что Ральф и Гэри живут в ее доме. Они стали одной семьей. Люди полагали, что Гэри — ее любовник, а не Ральфа, и Лиза не разубеждала в этом никого, даже Басби, который по-прежнему регулярно звонил ей. Посторонние могли думать все, что им заблагорассудится. Она полюбила свое необычное семейство.

На Рождество к ним пожаловал совершенно неожиданный гость.

— В этом году у нас будет настоящее, старомодное Рождество, — объявила Лиза. — Наше первое совместное Рождество. — В прошлом году, после смерти Дента и исчезновения Сабины, этот праздник прошел почти незаметно.

Лиза с головой окунулась в праздничные приготовления, целыми часами бродила по магазинам в поисках подарков, остролиста, омелы и подходящей елки. К негодованию Милли, Лиза регулярно наведывалась в кухню, чтобы испечь сладкие пирожки с начинкой из изюма и миндаля, рождественский торт и пудинг.

— На сколько людей ты все это готовишь? — вопрошала пожилая кухарка. — На всю Калифорнию? Вас же будет всего трое.

— В рождественскую ночь здесь будет много гостей, — отмахнулась Лиза, ловко замешивая тесто.

Милли лишь фыркнула в ответ.

Лиза купила пару кассет с модными записями, так что дом резонировал под звуки «Белого Рождества», «Катания на санках»и рождественских гимнов в исполнении церковного хора.

— Тебе не надоело слушать одно и то же? — спросил как-то Гэри. — Денту это не понравилось бы.

— Наверное, ты прав, — согласилась Лиза. — Мне ведь так и не удалось встретить Рождество вместе с ним. Скорее всего, он даже не знал, что оно существует, но я не собираюсь прожить остаток жизни по заветам Джозефа Дента.

На Рождество, когда они пообедали и Милли отправилась в гости к дочери, Лиза, Гэри и Ральф втроем вышли в патио, где вольготно раскинулись в шезлонгах, слишком сытые и расслабленные, чтобы пошевелиться. На столе громоздились грязные тарелки и недопитые бутылки с вином.

— Нужно вымыть посуду, — зевая, сказала Лиза. — Нельзя же оставлять ее до тех пор, пока не вернется Милли.

— Потом, потом, — простонал Гэри. — Попозже.

Лиза закурила и подумала о поразительном несоответствии гирлянд, украшений, елки и рождественского ужина яркому солнцу, под лучами которого они сейчас нежились во дворе. К этой стороне жизни в Калифорнии она так и не смогла привыкнуть. Слева у наполовину выкопанного бассейна замер экскаватор. А вот к этой стороне калифорнийской действительности Лиза привыкла очень быстро — с тех пор как она оставила дом Басби, ей ужасно не хватало бассейна. Рабочие должны были закончить его через пару недель.

Пропела трель дверного звонка, и Ральф простонал:

— У меня нет сил. Лиза, открой дверь, ты съела меньше всех.

Лиза, ворча, поднялась с шезлонга и, с трудом переставляя ноги, потащилась к входной двери.

На ступеньках стояла крошечная пожилая леди и рылась в своей сумочке. Она подняла голову. В ее чудесных фиалковых глазах заплясали веселые искорки.

— Проклятье! Я опять потеряла свои ключи.

Не успела Лиза открыть рот, чтобы ответить, как маленькая леди прошмыгнула мимо нее, просеменила к креслу и уселась в него.

— Принеси мне выпить, Бобби. Ром с апельсиновым соком, и не переусердствуй с соком.

— Мне кажется, вы ошиблись адресом!

Лиза с трудом сдерживала смех. Старушка была очаровательна. На ней было черное хлопчатобумажное платье с длинными рукавами, маленькая соломенная шляпка с вуалью и туфли на кубинском каблуке со шнуровкой.

Пожилая леди, похоже, пропустила ее слова мимо ушей. Лиза села напротив.

— Мне кажется, вы ошиблись адресом, — повторила она. В молодости старушка, несомненно, была красавицей, судя по очаровательным глазам, обрамленным длинными пушистыми ресницами, и изящному ротику, свежему, как бутон розы. Из-под дамской шляпки в форме колокола выбивались коротко подстриженные серебристые вьющиеся волосы. — К тому же я никакая не Бобби, — добавила Лиза.

— Не говори глупостей, дорогуша. У тебя опять один из твоих приступов забывчивости. Так что принеси мне выпить, и поскорее, пожалуйста. У меня в горле пересохло, как летом в пустыне.

— Это особняк «Тимперлиз»…

— Разумеется, это «Тимперлиз», идиотка. Ладно, где эта чертова выпивка?

— Одну минутку.

Лиза поспешила в патио, сотрясаясь от приступов хохота. Ральф и Гэри в недоумении уставились на нее.

— В чем дело?

От смеха она едва могла говорить и с трудом выдавила:

— Там, в холле, сидит премиленькая старушка, которая ругается, как пьяный сапожник, и считает, что живет здесь!

Они втроем вернулись в холл, где пожилая леди нетерпеливо притопывала ногой. Лиза налила ей виски со льдом.

— Боюсь, ром у нас закончился, — извинилась она, передавая старушке выпивку.

— Какая досада, — прищелкнула языком пожилая леди и одним глотком опорожнила стакан, а затем протянула его Лизе, очевидно, ожидая повторения.

Ральф присел рядом с гостьей на корточки и мягко произнес:

— Вы ошиблись адресом…

Старушка перебила его.

— Ты что же, думаешь, я не узнаю свой чертов дом, — презрительно фыркнула она, — когда сама по кирпичику перевезла его сюда из Англии?

— Вы Вита Риз! — хором вскричали они.

— А кто же еще, по-вашему? Хотя обычно мне не приходится представляться, когда я прихожу к себе домой. — Она повернулась к Лизе. — Кто эти люди, Бобби?

— Мои друзья, — вновь поперхнулась смехом Лиза. — Кто-нибудь, дайте ей еще выпить, а я пока позвоню Милли.

— Я только-только прилегла вздремнуть после обеда, — пожаловалась Милли. — Что стряслось, ты жить без меня не можешь или как?

Лиза не обратила внимания на ее сарказм.

— Ты когда-нибудь видела Виту Риз?

— Ну и вопросы ты задаешь на Рождество! Нет, не видела. Когда я поселилась в «Тимперлиз», там уже жил этот старый дьявол Дент.

— Значит, ты не знаешь, как она выглядит?

— Нет. Осталась уйма старых фильмов с ее участием — Дент иногда смотрел их. Но ведь она, кажется, давно умерла.

— Я тоже так думала, — сказала Лиза. — Однако сейчас она сидит в холле и утверждает, будто по-прежнему здесь живет.

— Что? Задержите ее, я сейчас приду.

Пожилая леди допивала уже четвертый стакан виски, когда на пороге с суровым выражением лица появилась Милли, явно намереваясь выставить непрошеную гостью за дверь.

— Делия! — Фиалковые глаза старушки засверкали. — Как я рада тебя видеть! Здесь произошло какое-то недоразумение. Скажи этим людям, кто я такая.

Милли моментально смягчилась. Она опустила крупную черную руку на хрупкое птичье плечико.

— Вы — Вита Риз, — утешила она старушку. — Кто же вас не знает?

— Понятия не имею, кто она такая, — призналась Милли немного погодя. Допив очередной стакан, гостья заснула прямо в кресле. — Мне просто жаль ее, вот и все. Что вы намерены с ней делать? — резко поинтересовалась она.

— Не знаю, — беспомощно ответила Лиза.

Все, кому они ни звонили по поводу Виты Риз, в один голос уверяли, что та давно умерла, но при этом никто не знал, где и когда это случилось. Ральф нашел упоминание о ней в одной из антологий Дента: там говорилось, что родилась Рита в 1894 году; поскольку на дворе стоял 1967 год, старушке стукнуло семьдесят три.

— Полагаю, все просто решили, что ее нет в живых, — заключил он.

Гэри зарядил в проектор один из немых фильмов с участием Виты Риз, и они спустились вниз, чтобы посмотреть его. Женщина на экране ничуть не походила на старушку в холле, но с тех пор минуло более сорока лет…

— Она очень красива, — заметил Ральф.

В этом не было никаких сомнений. Они смотрели, как Вита Риз опустилась на колени перед алтарем, и солнечные лучи ласково перебирали ее светлые волнистые волосы. Ротик Купидона трагически изогнулся, в бездонных темных глазах отражалось отчаяние. Музыкальное сопровождение было потрясающим, и скрипки заплакали на самой высокой ноте, когда Вита безутешно простерлась на каменных ступенях.

— Таких фильмов больше не делают, — заявила Милли. — Думаю, это она.

— А что говорит полиция? — осведомился Ральф.

Гэри уже забыл о том, для чего они собрались, и с головой окунулся в созерцание картины.

— У них нет сообщений о пропаже семидесятитрехлетней леди ростом в пять футов, — ответила Лиза. — Полицейские намерены проверить все дома престарелых и обещали перезвонить. А еще они спросили, хочу ли я, чтобы ее забрали.

— И что ты ответила? — поинтересовалась Милли.

— Я сказала, что еще не думала об этом. Полагаю, не будет особого вреда, если эта старушка останется здесь на пару дней, разве что у нас скоро закончится спиртное.

Три года спустя Вита Риз все еще жила в «Тимперлиз». Никто так и не сумел выяснить, где она провела двадцать лет, после того как продала свой дом Джозефу Денту. Сама же Вита считала, что никуда и не уходила. Лиза подозревала, что старушка не настолько слабоумна, как старается показать, и что она просто играет роль пожилой безобидной леди. Но даже если так, то притворялась она превосходно, и Лиза была единственной, кого терзали смутные сомнения. Остальные же принимали поведение Виты за чистую монету и жадно выслушивали ее рассказы и сплетни 20-х годов. Она много времени проводила в подвале вместе с Гэри, наслаждаясь своими старыми фильмами.

Откровенно говоря, Виту любили все. Она не причиняла никакого беспокойства — если не считать того, что счета за спиртное выросли вдвое.

Лизу не покидала тревога. Ей казалось, что все идет слишком гладко. Она вспомнила, как жила на Куинз-Гейт, и жизнь была прекрасна, но потом люди стали умирать или уезжать и она осталась одна. Сейчас ее жизнь вновь была почти безоблачной и она была не одна — у нее появилась пусть и не настоящая, но семья.

Лиза сказала себе, что не стоит спешить и загадывать наперед. Приближалось Рождество 1971 года. Как обычно, они все будут вместе. Бóльшую часть подарков Лиза уже купила и даже заказала елку. В этом году после праздничного обеда они отправлялись в гости к Басби.

Но, по иронии судьбы, вышло так, что в самый канун Рождества именно Лизе пришлось покинуть «Тимперлиз» и его необычных обитателей…

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Салон первого класса был почти пуст, и большинство пассажиров спали, хотя впереди и виднелась пара горящих лампочек над креслами.

Лиза посмотрела в иллюминатор. Снаружи царил кромешный мрак, без малейших проблесков света. Должно быть, они летели над Атлантикой. Небо было угольно-черным, и разглядеть линию горизонта она не смогла — там, внизу, черный океан попросту сливался с темными небесами.

Неумолчно и басовито, на одной ноте, ревели моторы. Время от времени создавалось впечатление, будто лайнер останавливается и содрогается, словно переводя дыхание, прежде чем ринуться дальше, и у Лизы в груди замирало сердце. Она была уверена, что они вот-вот рухнут в океан, но двигатели лишь меняли тон, и они летели дальше.

Если бы только она могла заснуть! Лиза невероятно завидовала тем пассажирам, которые преспокойно откинули спинки своих кресел и погрузились в глубокий сон. Пожалуй, капелька спиртного поможет ей расслабиться. Лиза нажала кнопку звонка и нечаянно уронила лежавшее у нее на колене письмо Нелли, которое уже успела прочитать сегодня не меньше дюжины раз. Она наклонилась, пытаясь найти его и поднять, но тут к ней подошла стюардесса.

— Я помогу вам. — Девушка присела на корточки. — Вы, наверное, задели его каблуком, и оно отлетело назад.

— Большое спасибо, — улыбнулась Лиза. — Вы не могли бы принести мне виски? Со льдом.

— Сию минуту. — Девушке было лет восемнадцать на вид. Она была симпатичная и стройная, со светлыми волосами, заплетенными во французскую косичку. Такая молоденькая — и уже получила столь ответственную работу.

— Вы ведь Лиза Анжелис, не правда ли? — Стюардесса уже успела вернуться с подносом, на котором стоял стакан с виски.

— Да.

— Надеюсь, вы извините меня… Я видела «Покаяние» несколько недель назад в Гонконге. Вы были великолепны.

— Вам не за что извиняться, — улыбнулась Лиза. — Я польщена, но все-таки, думаю, Гэри Мэддокс затмил меня своей игрой.

— Вы сыграли ничуть не хуже. Ну, вот ваш заказ.

Значит, «Покаяние» до сих пор идет в кинотеатрах, а ведь прошло четыре года после его выхода на экран. Хотя чему тут удивляться? Подобно «Психо», эта кинокартина войдет в историю кинематографа. Ни один из фильмов студии «О’Брайен продакшнз» не удостоился столь восторженных отзывов. В последнее время Лиза все чаще склонялась к мысли, что Гэри попросту не удаются триллеры, и даже предлагала ему попробовать себя в другом жанре, но он упорствовал в стремлении стать еще одним Джозефом Дентом. Тем не менее финансовые отчеты компании показывали устойчивую прибыль.

Отставив стакан в сторону — она пила виски слишком быстро — Лиза вновь чуть не уронила письмо от Нелли. Она сложила его и спрятала в сумочку. Теперь Лиза знала его содержание наизусть. Какое потрясение она испытала, получив весточку от своей семьи через столько лет!

Лиза редко читала письма от своих поклонников. Обычно этим занималась ее агент, хотя иногда какое-нибудь особенно трогательное письмо передавали ей, и тогда она писала несколько строчек в ответ, прилагая фото с дарственной надписью.

Когда письмо Нелли пришло в Беверли-Хиллз, в офис компании «О’Брайен продакшнз», голубой конверт авиапочты передали Лизе уже вскрытым. К нему была прикреплена коротенькая записка: «Похоже, это личное». Она обнаружила письмо у себя на столе, когда сегодня утром пришла в контору.

На адресе отправителя значилось: «Миссис Хелен Кларк, Саут-Парк-роуд, 30, Кросби, Ливерпуль, Англия».

— О нет, только не это! — вырвалось у Лизы.

Почерк был аккуратным и твердым. Она развернула письмо и взглянула на подпись. Письмо заканчивалось словами: «Твоя любящая сестра Нелли».

Лиза застонала и стала читать.

«Ты действительно НАША Лиззи? — Таковы были первые слова. — Если нет, немедленно выбрось это письмо. Приношу извинения за то, что потревожила тебя. Но если ты — НАША Лиззи, читай дальше, прошу тебя.

Как я нашла тебя? (Если это ты, конечно.) В общем, пять лет назад, на мамин день рождения, мы с Джоан и мамой пошли в кино. Мы смотрели фильм под названием “Апрельские цветы”. Едва ты появилась на экране, как мама сказала: “Это же наша Лиззи!” Как ты можешь себе представить, все в зрительном зале повернулись к нам. Одни засмеялись, другие (включая и меня с Джоан) посоветовали ей замолчать. Тем не менее мама упрямо твердила, что это именно ты. Откровенно говоря, она испортила нам весь вечер. На следующий день мама вновь попросила Джоан отвести ее в кинотеатр, а в субботу увязалась следом за Джимми и его девушкой, предварительно убедив их сходить в кино и подтвердить, что она действительно нашла свою давно потерянную Лиззи».

Лиза опять застонала. В последнее время она редко думала о своей семье и совсем не была уверена, что ей хочется вспоминать о своих родных сейчас. Несколько мгновений Лиза даже раздумывала, не порвать ли письмо, прежде чем она успеет прочесть еще хоть слово, но потом решила, что это будет слишком уж безответственно. Вздохнув, она стала читать дальше.

«…С тех пор вся наша семья читала “Ливерпуль эхо” от корки до корки, чтобы узнать, где идут фильмы с участием Лизы Анжелис, а потом отвезти туда маму. Однажды мы побывали даже в “Континентале” в Сикомбе, где посмотрели замечательную картину "Авантюрист”. Мама все больше убеждалась в том, что права, ведь там ты была моложе, хотя никто из НАС тебя не узнал. Ты выглядела слишком элегантной, чтобы оказаться нашей сестрой! По-моему, мама даже написала тебе несколько писем, но Джоан их так и не отправила.

Как бы там ни было, никто не придавал уверениям мамы особого значения. Мы пытались развеселить ее, потому что она нервничала, не получив ответа На свои письма. (Интересно, а дошли бы они до тебя? И ответила бы ты, если бы даже и дошли? В том, разумеется, случае, если ты — НАША Лиззи.)

Почему я пишу тебе сама? Дело в том, что на прошлой неделе Стэн (мой муж) пригласил меня в кино. Не помню, что мы смотрели, потому что я разволновалась, совсем как мама несколько лет назад. Я не обратила внимания на название компании — “О’Брайен продакшнз”, — но когда в титрах минутой позже появилась надпись: “Лиза Анжелис, продюсер”, я подумала: “Невероятное совпадение!” — и решила написать тебе.

Сейчас я изложу тебе причину, побудившую меня тебе написать, — ты наверняка уже потеряла терпение. Причина эта, увы, очень печальная. Наша мама умирает, у нее рак легких. Это все сигареты! В последнее время она выкуривала по шестьдесят штук в день. Мама лежит в больнице Уолтона, и жить ей осталось неделю, может быть, две. Если ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО наша Лиззи, пожалуйста, приезжай. По крайней мере, мама умрет счастливой. Она скорбела о тебе так, словно потеряла тебя навсегда, как Рори. Твой уход разбил ей сердце. Мама всегда тебя очень любила, Лиззи — Лиза. Она всех нас очень любила.

Что-то я расчувствовалась. Заканчиваю. На тот случай, если ты не сможешь или не захочешь приехать, сообщаю, что у нас все в порядке. Я уже четырнадцать лет замужем, и Стэн — замечательный муж. Я работаю завучем в начальной школе в Ватерлоо. У меня двое чудесных детей, Натали (ей тринадцать лет) и Люк (ему восемь). Когда мама узнала, как мы со Стэном назвали своих детей, с ней чуть не случился удар. Натали — такого имени вообще нет в святках, а Лука — это ПРОТЕСТАНТСКИЙ святой! Старшей дочери Кевина, Саре, исполнилось двадцать четыре года. Она замужем, и Кевин уже дважды стал дедушкой. У него есть еще две дочери. Тони и Крис тоже женаты, и оба счастливы, у них по двое детей. Джимми развелся (к неописуемому ужасу мамы, как ты легко можешь себе представить) и на некоторое время вернулся в отчий дом, но теперь, похоже, снова готов жениться.

Ну, что еще тебе рассказать? У Пэдди… — сердце Лизы замерло, — …тоже все очень хорошо. Он стал фотокорреспондентом и разъезжает по всему миру. Мы его почти не видим. Мама беспокоится о нем, потому что его командировки могут быть опасными. Сейчас он во Вьетнаме, так что, на мой взгляд, у нее есть причины для беспокойства. Так, теперь Джоан. Боюсь, что Джоан превратилась… Я не стану повторять описание, данное ей Натали. Скажем так, она осталась старой девой и к тому же не очень счастлива. Джоан почему-то решила, что обязана остаться с мамой, хоть в этом не было никакой необходимости, и сейчас ей кажется, будто она пожертвовала собой. Стэн называет ее “самопровозглашенной мученицей”. Наконец, Шон и Дугал, наши младшие братья. Оба поступили в один и тот же университет, Шон — на физический, а Дугал — на химический факультет. Сейчас они работают в исследовательском центре неподалеку от Честера. И женились они тоже в один день — вот это был праздник! Вся Чосер-стрит отправилась в церковь, чтобы посмотреть на церемонию. Мама, кстати, по-прежнему живет в старом доме.

Заканчиваю, моя дорогая Лиззи. Надеюсь, мое письмо не слишком тебя расстроило.

Твоя любящая сестра Нелли».

— Уважаемые пассажиры, просим вас пристегнуть ремни.

Лиза вздрогнула и проснулась. Нет, ну надо же — заснуть именно тогда, когда самолет пошел на посадку! Со всех сторон лайнер окружили серые тучи; на мгновение он словно споткнулся, двигатели закашлялись, и самолет начал снижение. Он вынырнул из облаков, и Лиза увидела бесконечные ряды домов, зеленые поля и серебристую змейку реки. Затем стали видны автомобили и люди, пусть и не крупнее булавочной головки.

Англия! Родной дом. Или нет? И где же, в таком случае, ее дом?

Прочитав письмо, Лиза тут же принялась звонить в авиакассу, чтобы забронировать билет. Свободные места были только на рейсе, отправлявшемся в десять часов вечера. Она выиграет восемь часов во времени и прибудет в Лондон завтра в полдень. Лиза немедленно помчалась домой, в «Тимперлиз», укладывать вещи.

В холл вышел Ральф, чтобы посмотреть, кто приехал.

— Я лечу домой, — сообщила она.

— Что случилось? — Милый Ральф, на его лице отражались забота и тревога.

— Моя мать умирает. Я должна лететь. — Она не сможет жить дальше, если не увидит Китти перед смертью.

— Разумеется, должна. Я отвезу тебя в аэропорт.

В тот вечер, когда они ехали в машине, Ральф спросил:

— Ты вернешься к Рождеству? Без тебя все будет совсем не так.

— Я постараюсь. Письмо шло целую неделю, так что бедная мама могла уже умереть, — ответила Лиза, хотя и молилась, чтобы мама успела повидать свою Лиззи.

— Мама! Я никогда не слышал, чтобы ты так ее называла.

— Проследи, чтобы Вита ела хоть немного, ладно? И помогай Милли, только незаметно. А то в последнее время ей становится все труднее управляться по хозяйству.

— У нас все будет хорошо, так что можешь не беспокоиться на этот счет, — заверил ее Ральф.

В аэропорту было очень холодно, а это значило, что в Ливерпуле будет еще холоднее. Лиза решила не брать с собой соболью шубку. Она бы чувствовала себя по-дурацки, явившись в больницу Уолтона в мехах стоимостью в три тысячи долларов. «Пижоны» — так они называли людей, носивших слишком шикарную одежду. Лиззи О’Брайен, пижонка, разодевшаяся в пух и прах, чтобы посмотреть, как умирает ее мать. Лиза надела пальто из светло-коричневого джерси. Ожидая такси в аэропорту Хитроу, она чувствовала, как порывы ледяного ветра продувают тонкую ткань насквозь. Температура здесь была градусов на сорок или пятьдесят ниже, чем в Калифорнии. Вся дрожа, Лиза устроилась на заднем сиденье и, когда они подъехали к Лондону, подумала, а не потратить ли пару часов и не попросить ли водителя отвезти ее на Оксфорд-стрит, где она могла бы купить себе теплое пальто, но потом решила, что не стоит. За эти несколько часов Китти может умереть, и тогда окажется, что она, Лиза, зря проделала такой долгий путь. Завтра она купит себе что-нибудь подходящее в Ливерпуле.

Небо было неприятного серо-стального цвета, и дождь со снегом хлестал по стеклам таксомотора. Из-за разницы во времени и погоде Лиза чувствовала себя растерянной и сбитой с толку, глядя в окно на магазины, обильно украшенные рождественскими гирляндами.

На Юстон-стэйшн у нее едва хватило времени на то, чтобы выпить чашку чая перед отходом поезда, идущего до Ливерпуля. Посетители ресторана, в котором громко звучали рождественские гимны, были одеты очень тепло; даже оборванный бродяга, сидевший в уголке в окружении сумок, в которых хранились все его пожитки, надел толстое твидовое пальто. Несколько человек окинули Лизу любопытными взглядами, и она почувствовала себя едва ли не голой. «Какая нелепость», — с оттенком сухой иронии подумала она. На счету в банке у нее лежат миллионы долларов, но сейчас, в данный момент, бродяга одет теплее ее!

Лизе казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она добралась до Ливерпуля. Поезд останавливался на каждой станции и то и дело тормозил, принимаясь ползти со скоростью улитки. Но по крайней мере отопление работало нормально. Хотя ничего хорошего в этом не было: горячий воздух, дующий из-под сиденья, обжигал Лизе кожу на ногах.

Было уже за полночь, когда они наконец прибыли на железнодорожный вокзал Лайм-стрит. Лиза вышла из жарко натопленного поезда. Из-за резкого перепада температур у нее перехватило дыхание. Водители такси, ожидающие пассажиров, собрались в кружок, топая ногами, и пар от их дыхания белыми клубами повис в темном холодном воздухе.

К Лизе подошел мужчина средних лет и взял ее саквояж.

— Вам куда, милочка? — Его гнусавый ливерпульский акцент неприятно резал слух.

— В больницу Уолтона. — Она едва могла говорить, так ей было холодно.

Поднимая саквояж, мужчина озабоченно взглянул на нее.

— Э-э, милочка, залезайте побыстрее, — сказал он. — На переднем сиденье у меня лежит плед. Вот, возьмите его и хорошенько закутайтесь. Господи Иисусе, вы так стучите зубами, что люди подумают, будто у меня сзади оркестр наяривает румбу.

Мужчина склонился над Лизой и помог ей укрыть ноги клетчатым шотландским пледом. Она почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. Жители Ливерпуля и впрямь были солью земли.

— Ну-ка, милочка, хлебните вот этого. — Мужчина протянул ей бутылку виски. — Это согреет вам душу и сердце.

Лиза взяла бутылку. Губы у нее онемели, и виски пролилось на подбородок, когда она сделала несколько глотков. Водитель сел за руль и вывел машину с привокзальной площади.

Он болтал не умолкая до самой больницы. Откуда она приехала? Из самой Калифорнии? Господи Иисусе, неужели она забыла о том, что погода не везде одинаковая? Разве она не знала, что в Ливерпуле зимой холодно?

— Мне следовало бы знать об этом, ведь я здесь родилась, — ответила Лиза.

— Выходит, вы избавились от акцента?

— Я уехала отсюда давным-давно.

Зачем же тогда она вернулась, полюбопытствовал мужчина. А, умирает мама. Как печально. Но какая же она славная дочь, раз прилетела к своей маме из самой Калифорнии!

— Она наверняка будет очень рада видеть вас. В какой она палате?

— Понятия не имею, — призналась Лиза. — Меня никто не ждет.

— Когда через минуту мы приедем в больницу, оставайтесь в машине, а я наведу для вас справки, а потом подвезу к самым дверям, чтобы вы не бродили по такой холодине от одного здания к другому. Как ее зовут, милочка?

— О’Брайен. Китти О’Брайен. Большое вам спасибо, вы — ангел.

Мужчина рассмеялся.

— Обязательно расскажу своей женушке, что возил в своей машине леди из самой Калифорнии и что она назвала меня ангелом.

Когда они приехали в больницу, водитель выскочил из машины и исчез. Его не было несколько минут. Вернувшись, он сообщил:

— Ваша мать лежит в палате Ф-2. — И подвез Лизу к самой двери.

После того как она ему заплатила, он вдруг сказал:

— Послушайте, милочка, моя смена заканчивается только в восемь часов утра. Вот, держите номер телефона моей компании. Если захотите уйти пораньше, позвоните и попросите Сэма, и если я буду свободен, то подъеду и заберу вас. Договорились?

Лиза слышала, как гудят лампочки в гирлянде на елке, стоящей в вестибюле. Но, за исключением этих звуков, в больнице царила жутковатая, мертвая тишина, и стук шагов по выложенному плиткой полу гулким эхом метался по пустынным коридорам, когда Лиза, следуя указателям, шла к палате Ф-2.

Лиза прошла мимо освещенной стеклянной будки, в которой за столом сидела медсестра и что-то писала. Заслышав ее шаги, женщина вздрогнула и испуганно подняла голову. Устыдившись, Лиза двинулась дальше на цыпочках, пока не подошла к дверям палаты матери.

Она уже подняла руку, чтобы толкнуть вращающиеся двустворчатые двери, как вдруг мужество покинуло ее. Проделав путь длиной в несколько тысяч миль, Лиза не могла заставить себя преодолеть последние несколько ярдов. Как сейчас выглядит мама? Ведь прошла почти четверть века с тех пор, как они виделись в последний раз.

Дверь отворилась, и молоденькая медсестра, испуганно вскрикнув, отпрянула.

— Извините, вы меня напугали. Кого вы ищете?

— Свою мать, миссис О’Брайен.

— Она лежит на первой кровати. — Медсестра выглядела на удивление бодрой, учитывая поздний час. — Ее дочь вот уже несколько недель приходит сюда каждый день. Я только что уговорила ее пойти домой и немного поспать.

— Какая дочь — Нелли?

— Извините, но я не знаю ее имени. У нее рыжие волосы.

— Тогда это Джоан.

— Должно быть, миссис О’Брайен замечательная мать. У нее бывает больше посетителей, чем у всех остальных пациентов вместе взятых.

— Так оно и есть.

Палата была длинной, и вдоль обеих сторон стояло по меньшей мере по десять кроватей. На каждой спала женщина. На белых стенах висели праздничные украшения, но красная лампа в центре помещения придавала палате какой-то зловещий вид. «Наверное, так выглядит ад», — подумала Лиза.

Китти лежала рядом с еще одной тускло освещенной стеклянной кабинкой, в которой сидела пожилая медсестра, перебиравшая папки в картотечном шкафу. Вокруг кровати матери занавески были задернуты.

— Она спит. — Медсестра приоткрыла занавеску и знаком предложила Лизе войти.

Лиза сделала глубокий вдох и шагнула внутрь. Она услышала, как с тихим шорохом у нее за спиной занавеска вернулась на прежнее место.

Они подложили маме под спину сразу три подушки, так что она спала почти в сидячем положении. На ней была розовая нейлоновая пижама, и ключицы отчетливо проступали сквозь тонкую ткань. Руки Китти покоились поверх белой простыни, туго натянутой поперек кровати. Концы ее были заправлены под матрас. От Китти осталось так мало, что под простыней едва угадывалось ее исхудавшее тело.

Лиза остановилась, глядя на нее, и почувствовала, как годы повернули вспять. Мама, моя мама.

Она присела рядом с кроватью и взяла тонкую руку Китти. Восковая кожа на вид и на ощупь напоминала мягкий шелк, и вены выделялись на ней так отчетливо, что рука казалась простроченной синими нитками.

— Мама, — вздохнула Лиза. Она наклонилась и прижалась щекой к изможденному лицу.

Китти удалили все зубы, и нижняя челюсть ввалилась так глубоко, что казалось, будто у нее нет подбородка. Бледные веки затрепетали, но глаза не открылись.

— Это ты, Лиззи? — прошептала Китти.

Как она догадалась?

— Да, мам?

— Ты и вправду здесь? — Ее невнятный голос был еле слышен.

— Да, мам, я здесь. Держу тебя за руку.

У Китти снова затрепетали веки, словно она была не в силах приподнять их. Наконец ее попытки увенчались успехом и глаза приоткрылись. Китти смотрела на пустой стул, стоящий по другую сторону кровати.

— Где ты, Лиззи, родная моя?

— Я здесь, мама. — Лиза потянулась и повернула лицо матери к себе. Голубые глаза закрывала молочно-белая пленка.

— Я знала, что ты придешь. — Китти подняла другую руку и накрыла ею ладонь Лизы. — Я хочу сказать тебе кое-что.

— Нет, мам, не надо мне ничего говорить.

— Надо, родная.

Лиза наклонила голову. Она едва слышала то, что говорила ей мать.

— Мне очень жаль, что так получилось. Ты была права: я все знала. Прости меня, Лиззи, родная моя.

— Это не имеет значения, мам. Со мной ведь не произошло ничего непоправимого.

«У смертного одра всегда приходится лгать», — подумала Лиза.

Китти покачала головой и заплакала. Слезы были крупными и медленно стекали по ее изрезанному морщинками лицу. Лиза порылась в кармане в поисках носового платка, но его там не оказалось, поэтому она просто смахнула слезинки тыльной стороной ладони.

— Пожалуйста, не плачь, мам. Со мной все в порядке. Ты даже представить себе не можешь, насколько у меня все хорошо.

— Это — самая ужасная вещь…

— Мама, тебе нельзя утомляться. Давай посидим тихонько.

— …какую только может совершить мать… — Голос у Китти сорвался, и она закрыла глаза. Ей явно стоило больших усилий произнести следующие слова: — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Том не твой отец, родная моя. Это другой, иностранец…

Господи Иисусе! Что она только что сказала? Наверное, мама бредит. Она явно не в себе. Лиза взяла ее исхудавшие руки в свои и почувствовала, как в ладони у нее едва ощутимо бьется пульс матери. Она на мгновение прижалась щекой к груди, вскормившей ее, потом выпрямилась и стала глядеть на исхудавшее лицо с ввалившимися щеками. В палате кто-то закричал, и Лиза услышала торопливые шаги медсестры, которая поспешила успокоить пациентку.

Лиза не знала, сколько она просидела вот так. Час или два. Когда она подняла глаза на большие белые часы, висевшие на стене в конце палаты, те показывали полночь. Перед ее мысленным взором проплывали воспоминания. Война, они с мамой сидят в убежище, и Китти поочередно трогает их всех легкими, невесомыми прикосновениями, словно пересчитывает своих любимых детей. А вот ее мать вся в синяках после того, как ее избил Том. Вот она не находит себе места от беспокойства, когда сначала Кевин, а потом и Рори ушли на войну. Вечеринка, которую она подготовила на четырнадцатый день рождения Лиззи… Желе, сумочка, которую Китти купила ей в подарок, — а Лиззи взяла и ушла из дома. Тогда у нее были совсем другие планы насчет того, как лучше отметить свой день рождения, — прокатиться в Саутпорт со своим американским кавалером.

«Я не буду плакать, — пообещала себе Лиза. — Мама может проснуться и расстроиться, а я не хочу ее огорчать. Я и так делала это слишком часто».

Она вновь опустила взгляд на хрупкую фигурку, под весом которой даже не прогибался матрас, и подумала о том, какое чудо совершило это крошечное тело, произведя на свет одиннадцать детей, восьмерых здоровых мальчиков и трех дочерей.

Внезапно дыхание Китти стало хриплым и громким. Лиза почувствовала, как участился ее пульс. Она в тревоге вскочила на ноги и постучала в окно кабинки. Пожилая медсестра сразу же подошла к ним. Она почти грубо взяла Китти за запястье, и ее пальцы принялись мять и ощупывать его.

— Мне очень жаль, милочка. Боюсь, она умерла.

Лиза опустилась на стул и негромко заплакала.

— Ты, проклятая лицемерка!

Она подняла голову. На нее смотрела костлявая рыжеволосая женщина, в ее глазах бушевала ярость. Джоан! Это не могла быть Джоан, ведь она на два года младше ее, а этой женщине с дряблой кожей, тонкими губами и оскаленными в злобной гримасе зубами можно было дать все пятьдесят.

— Джоан, это я, Лиззи.

Джоан не узнала ее. Лиза вскочила на ноги и потянулась к сестре.

— Я прекрасно знаю, кто ты. Явилась — не запылилась, а теперь льешь крокодиловы слезы, проклятая лицемерка. Оказалась рядом с нашей мамой, когда она умерла, а ведь это я сидела здесь день за днем, ночь за ночью…

Лиза хотела взять сестру за руку, но та отдернула кисть.

— Не прикасайся ко мне!

— Прости меня, прости. — Лиза вдруг почувствовала себя чужой, совершеннейшей незнакомкой, которая навязалась на шею бедной умирающей женщине.

— Раньше надо было просить прощения. Почему бы тебе не убраться отсюда? Возвращайся в Америку, в свой шикарный дом, и оставь нашу маму в покое.

Джоан заплакала, ее тонкие птичьи плечи сотрясались от рыданий. Она плашмя повалилась на мертвое тело матери. Медсестра принялась оттаскивать ее, и Лиза беспомощно смотрела на обеих, а потом, схватив саквояж, бегом бросилась прочь из палаты, всем естеством ощущая ужасный стук своих каблуков по пустым коридорам.

В вестибюле был телефон. Лиза принялась рыться в сумочке в поисках номера, который дал ей Сэм.

— Извините, но он уехал в аэропорт Спик, — сказала женщина, снявшая трубку. — Прислать вам кого-нибудь другого?

— Да, пожалуйста, прямо сейчас.

Лиза вышла наружу, в темноту больничного двора, не замечая пронизывающего ветра, который насквозь продувал ее тоненькое пальто. Джоан права, она действительно лицемерка. Ведь Китти могла умереть много лет назад, а она, Лиза, почти не вспоминала о матери. Теперь же она примчалась сюда, делая вид, что расстроена, — нет, нет, не делая вид, она на самом деле расстроена, но… все это не имеет смысла.

Лиза расхаживала взад и вперед по бетонной дорожке, споря сама с собой, пытаясь справиться с охватившими ее эмоциями, а в голых ветвях деревьев пронзительно завывал ветер. В темноте она налетела на куст и почувствовала, как его шипы впились ей в ногу, и тут завизжали тормоза и на подъездную дорожку выехала какая-то машина.

Ее такси! Лиза побежала обратно к входу. Но автомобиль оказался самым обычным «седаном». Из него выскочили двое мужчин — высоких и светловолосых. Они с лязгом захлопнули дверцы и бегом устремились к зданию. Это были ее братья, хотя Лиза не была уверена, кто именно из них.

Ей отчаянно хотелось крикнуть им: «Это я, Лиззи!», — но у нее не хватило мужества. Она вдруг перестала быть Лизой Анжелис, голливудской звездой, у которой в банке столько денег, сколько ее семье не заработать и за всю жизнь. В мгновение ока она превратилась в маленькую Лиззи О’Брайен, взволнованную и испуганную. Братья могут отнестись к ней так же, как Джоан. Этого она не вынесет.

Отпрянув обратно в темноту, Лиза стала ждать такси.

В зале ожидания ей пришлось просидеть несколько часов, пока наконец первый поезд не отправился на Лондон в шесть утра, и тогда Лизе показалось, что ее жизнь совершила полный оборот. Во время долгого ожидания и потом, в вагоне, она не обращала внимания ни на что, кроме бури эмоций, бушевавшей у нее в душе. Ей не давала покоя мысль о том, что она опять, как много лет назад, убегает от своей семьи.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Обратный путь прошел быстро и без задержек. Лиза не замечала ничего вокруг. События минувшей ночи вновь и вновь всплывали у нее в памяти — смерть мамы, ненависть Джоан. Реакция сестры была вполне понятной, но Лизе все-таки следовало сказать, что это Нелли попросила ее приехать. По крайней мере, она была бы рада ее видеть.

Лиза достала письмо Нелли и опять перечитала его. К горлу подкатило чувство вины, не давая дышать, и она вдруг вспомнила, как мама часто повторяла: «Бесполезно сожалеть о том, чего уже не исправить». Ах, если бы Лиза писала хоть иногда, рассказывая, как у нее идут дела. Она вспомнила, что когда Кевина призвали в армию, а Пэдди поступил в среднюю школу для одаренных детей, мама очень гордилась этим. И можно было только гадать, как она была бы рада, узнав, что Лиззи стала кинозвездой! При мысли об этом Лиза не смогла сдержать улыбку. Мама, наверное, стала бы просто невыносимой.

А как быть с ее предсмертным признанием? Это же просто невероятно! Даже предположение о том, что ее вечно усталая мать могла завести интрижку на стороне, представлялось Лизе верхом нелепости.

Когда поезд прибыл в Лондон, Лиза зашагала по привокзальной улице в поисках отеля и вскоре обнаружила небольшую четырехзвездочную гостиницу примерно в ста ярдах от вокзала. Она могла бы отправиться прямиком в Хитроу, но слишком устала, чтобы выдержать долгий перелет без отдыха. Она всего полчаса вздремнула в самолете, когда летела сюда из Калифорнии. Так что Лиза решила сначала хорошенько отдохнуть, а домой полететь завтра.

Гостиница выглядела очень уютной, и в холле в широком старомодном камине горел жаркий огонь. На стенах, обшитых дубовыми панелями, изливали неяркий свет латунные лампы с красными абажурами. В углу стояла высокая рождественская ель, и на ней весело перемигивались огоньками разноцветные гирлянды.

— Мне нужна комната, — сказала Лиза.

Дежурный администратор, угрюмая женщина средних лет, неприветливо поинтересовалась:

— На какой срок?

— Всего на одну ночь. И я хотела бы немедленно отправиться в постель.

Женщина фыркнула и с нескрываемым презрением оглядела Лизу с головы до ног.

— Это будет стоить десять фунтов. Деньги вперед.

Лиза не стала спорить, хотя требование женщины было оскорбительным. Резкий переход от промозглой улицы к теплу внутри гостиницы вызвал у нее головокружение, и она пошатнулась.

Лиза заплатила требуемую сумму, и ее проводили в комнату на первом этаже. В коридоре ей навстречу попалась молоденькая девушка, катившая тележку с простынями и полотенцами. Она улыбнулась и сообщила с сильным ирландским акцентом:

— Я только что убрала вашу комнату.

Сделав над собой усилие, Лиза улыбнулась в ответ. При мысли о том, что ее ждет постель и крепкий сон, она вдруг почувствовала невероятную усталость.

Оказавшись у себя в номере, она уже хотела, не раздеваясь, рухнуть на кровать, как вдруг краем глаза заметила в зеркале свое отражение. Неудивительно, что дежурный администратор преисполнилась подозрений. Лиза выглядела, как пугало огородное! Пальто было измято, отвороты испачканы виски, колготки на правой ноге порвались, а в том месте, где она налетела на колючий куст в больничном дворе, виднелись пятна крови. Макияж, нанесенный почти два дня назад, был безнадежно испорчен. Тушь для ресниц потекла и оставила уродливые черные кляксы под глазами. Узел на затылке распустился, и волосы спутанными космами свисали по обе стороны бледного лица.

— А мне плевать, — пробормотала Лиза и рухнула на кровать.

Не успела ее голова коснуться подушки, как Лиза провалилась в сон.

Когда Лиза проснулась, за окном было уже светло. Поначалу она решила, что проспала всю ночь и что наступило утро, но часы на столике рядом с кроватью показывали половину четвертого.

Лизу разбудил кошмар. Ей приснилось, будто она пришла на похороны матери в соболиной шубке и теперь прячется за деревом, в то время как вся ее семья, плечом к плечу, стоит вокруг могилы. Здесь был и Пэдди, невероятно красивый, с фотоаппаратом через плечо. А потом чей-то голос прокричал:

— Вот она, вот она!

И, подняв голову, Лиза увидела, что на дереве сидит Джоан, смеясь и показывая на нее пальцем.

Ее братья и сестры уже взяли в руки по горсти земли, чтобы бросить на гроб. Но, услышав крик Джоан, они развернулись и двинулись к Лизе. Их лица были искажены ненавистью. В руках они сжимали комья земли, готовясь швырнуть в нее. Пэдди, Патрик, узнал ее, и в его глазах плескался дикий ужас. Джоан каким-то образом сумела слезть с дерева и вцепилась ей в волосы.

— Ты, проклятая лицемерка! — пронзительно верещала она.

Лиза взмокла от пота, но в то же время ее сотрясал сильный озноб. Несколько минут она лежала неподвижно, дрожа, как в лихорадке, почти как в бреду, пытаясь вспомнить, где находится.

Когда же Лиза наконец вылезла из-под одеяла, ноги у нее подогнулись и она едва не упала. Стиснув зубы, она заставила себя сделать несколько шагов. Пожалуй, горячая ванна ей поможет.

Лежа в воде, Лиза вдруг вспомнила, что ничего не ела с тех самых пор, как приземлилась в Англии. Сама мысль о еде вызывала у нее отвращение.

Приняв ванну, она переоделась в один их двух нарядов, которые привезла с собой, — костюм из джерси лилового цвета. Лиза снова почувствовала себя человеком — или это ей только казалось? Из зеркала на нее уставилась совершеннейшая незнакомка — изможденная женщина с ввалившимися глазами и скорбно поджатыми губами. Это была не Лиза Анжелис! Это была не она! Так кто же тогда эта неприятная, угрюмая особа, уставившаяся на нее тяжелым взглядом?

— Я не чувствую себя настоящей. Я не существую. Кто же я?

Вопросы стучали у Лизы в голове неотвязно и так громко, что она прижала кончики пальцев к вискам, стараясь унять их.

— Кто я?

Но женщина в зеркале лишь повторила вопрос.

Лиза отвернулась, и тут на нее обрушилась слабость. Усилием воли она заставила себя устоять на ногах и взяла свое пальто. С ним что-то было не так, но она не могла вспомнить, что именно. Она вышла из спальни и зашагала по коридору, а потом спустилась по лестнице в холл, с каждым шагом обретая уверенность. Она ходит, и притом отлично!

Когда она проходила мимо стойки администратора, женщина окликнула ее:

— Мисс О’Брайен!

Лиза не обратила на нее ни малейшего внимания — она не знала никакой мисс О’Брайен.

Мимо проезжало такси, и она остановила его.

— Куда? — поинтересовался водитель.

— Угол Куинз-Гейт и Бромптон-роуд.

— Уже едем, дорогуша.

В окне квартиры было темно. Джекки, наверное, ужинает с Гордоном. Лиза разозлилась. Она надеялась, что Джекки скажет ей, кто она такая.

— Приехали, дорогуша.

Водитель повернулся и нетерпеливо посмотрел на нее. Лиза вжалась в спинку сиденья.

— Я не хочу выходить.

— И что ты собираешься делать дальше? Сидеть здесь до утра, подруга?

— Нет, отвезите меня на Нил-стрит, это за «Хэрродсом».

Магазинчик мистера Гринбаума исчез. Лиза ничего не понимала. Ведь только вчера он был здесь, верно? Вон аптека, за ней — бар-закусочная, химчистка, но книжной лавки не было.

Такси медленно ползло по улице.

— Полагаю, и здесь вы тоже выходить не собираетесь, а? — устало осведомился водитель, видя, что она замерла в неподвижности.

— Поезжайте помедленнее, я ищу кое-что.

— При таком движении я при всем желании не могу ехать быстрее, дорогуша.

Лиза никак не могла вспомнить, где был магазин. Двое мужчин вышли из дверей рядом с баром-закусочной.

— Доброй ночи, Брайан, — попрощался один из них. Второй, тот самый, которого звали Брайаном, пробормотал что-то в ответ и поплелся вниз по улице, ссутулившись и понурив голову, словно тащил на себе неподъемную ношу. Лиза нахмурилась. Она не могла понять, почему мужчина кажется ей таким знакомым. А потом она вспомнила. Это же ее муж, но он выглядит таким старым и усталым. Она уже собиралась открыть дверцу, когда такси внезапно прыгнуло вперед и ей вдруг расхотелось разговаривать с Брайаном.

— Куда дальше? — спросил водитель.

— Обратно в гостиницу, — сказала Лиза, надеясь, что он помнит, где находится эта самая гостиница, потому что сама она забыла об этом начисто.

В ту ночь, лежа в кровати и сотрясаясь от озноба, Лиза вспомнила, что Гарри Гринбаум умер. Какая же она дура, что колесила по Лондону в поисках мертвеца! И какой идиоткой счел бы ее Брайан, если бы она выскочила из такси и заговорила с ним так, словно они расстались только вчера. Собственно, это было очень смешно, и Лиза истерически расхохоталась, представив себе его реакцию. Она смеялась так громко и так долго, что кровать под ней заходила ходуном и спустя некоторое время кто-то постучал в дверь и крикнул:

— С вами все в порядке?

— Да! — крикнула Лиза в ответ. Она укрылась с головой и заплакала.

Потом Лиза вспомнила Джекки. Глупо было искать ее на Куинз-Гейт. Джекки вышла замуж и переехала в Борнмут.

«Я поеду к ней, — с торжеством подумала Лиза. — Завтра я отправлюсь в Борнмут и, быть может, Джекки скажет мне, кто я такая».

На следующее утро, посмотрев на себя в зеркало, Лиза решила, что выглядит гораздо лучше. Глаза сверкали, как звезды, а на щеках горел жаркий румянец. Лиза оделась и спустилась вниз, где на дежурство опять заступила угрюмая администраторша. Лиза поинтересовалась у нее, с какого вокзала отправляются поезда в Борнмут.

— С вокзала Ватерлоо, — ответила женщина.

Лиза повернулась, чтобы уйти, как вдруг женщина окликнула ее:

— С вами все в порядке?

— В полном! — жизнерадостно воскликнула Лиза. — Я никогда еще не чувствовала себя так хорошо. — Во всех ее движениях сквозила восхитительная, головокружительная легкость.

— Вы уже завтракали?

Лиза нахмурилась, недоумевая, с чего бы это незнакомая женщина проявляла о ней такую заботу. Но вспомнить, ела она что-нибудь или нет, не смогла.

— Наверное, — ответила она.

На улице падали редкие снежинки. Коснувшись земли, они тут же превращались в грязь под колесами автомобилей. Лиза судорожно вздохнула. Ей вдруг показалось, что ее легкие наполнились льдом, и у нее вновь закружилась голова. Лиза ухватилась за металлические перила, чтобы не упасть. Слабость вскоре миновала, и Лиза остановила такси и попросила отвезти ее на вокзал Ватерлоо.

Когда она приехала в Борнмут, снег уже валил вовсю и землю покрывала скользкая корка льда. Тяжелые свинцовые тучи висели так низко над головой, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Занимался сумрачный неприветливый день, больше похожий на вечер, чем на утро. В такси Лиза молилась, чтобы Джекки по-прежнему жила в старом доме. С тех пор как она получила от подруги последнее письмо, прошло много лет, а викариев, случается, переводят в другие приходы. Так что Джекки могла жить где угодно. Наверное, следовало навести справки, прежде чем уезжать из Лондона, но в последнее время Лиза не могла мыслить связно.

Когда они остановились перед старым, заросшим плющом домом, Лиза попросила водителя немного подождать.

— Сначала я должна удостовериться, что моя подруга все еще здесь живет.

Жилище викария выглядело именно таким, каким она его запомнила: старинные красно-коричневые кирпичи, застиранные занавески на окнах, нуждающиеся в покраске оконные рамы и дверные наличники. На подъездной дорожке стояла машина, древний «моррис-майнор», ржавый и без колеса, на месте которого было подложено несколько кирпичей. Несмотря на холод, под машиной кто-то лежал. В открытых дверях гаража стоял мальчик-подросток. Человек под машиной крикнул:

— Дай мне рожковый ключ, Роб.

Мальчик выбежал из гаража и полез под машину. Лиза улыбнулась и уже положила руку на калитку, чтобы открыть ее и войти. В доме во всех окнах горел свет. «Джекки наверняка там», — подумала Лиза. Ее подруга никогда не выключала за собой свет.

Калитка скрипнула. По замерзшей траве лужайки пробежала кошка и начала скрестись во входную дверь. В углу комнаты, где когда-то праздновали свадьбу Джекки, стояла новогодняя елка, и две маленькие девочки танцевали менуэт. Их лица были напряженными, но было видно, что они едва сдерживают смех. Лиза вдруг поняла, что ей не хочется входить в дом. Она посмотрела на свою руку, лежащую на калитке. Снегопад и не думал прекращаться, и вскоре рука Лизы покрылась белым саваном. Так что же удерживает ее на месте? Дом выглядел теплым и уютным, а она по-прежнему мерзла на улице. В неподвижном воздухе до нее донеслись звуки музыки, это была джазовая аранжировка «Тихой ночи».

В окне верхнего этажа появилась женщина. Она смотрела на автомобиль, стоящий на подъездной дорожке, на ее лице читалась тревога. Джекки! Располневшая, степенная матрона в ореоле поседевших волос. Приподняв окно на несколько дюймов, Джекки крикнула:

— Ноэль! Роберт! А ну, марш в дом! Вы там замерзнете до смерти в такую погоду! — Она с грохотом опустила оконную раму, но тут же вновь открыла ее, сообщив: — Кофе готов.

Стоявшую у калитки Лизу Джекки не заметила: покрытая снегом, она превратилась в часть окружающего ландшафта. Через несколько секунд Джекки появилась в той комнате, где все еще кружились в танце девочки, и они втроем вышли оттуда. Мальчики вылезли из-под машины и побежали к дому. Сейчас, скорее всего, они соберутся в кухне и усядутся за большим деревянным столом с поцарапанной столешницей, будут пить кофе, подшучивая друг над другом. Любящая, заботливая семья.

Лиза словно приросла к месту, не в силах пошевелиться. На нее вдруг обрушилось сокрушительное осознание того, что она отдала бы все на свете, все, до последнего цента, только бы иметь такого мужа, как Лоуренс, и таких вот детей. Это было все, чего она хотела от жизни, все, о чем мечтала. Лиза испытала приступ черной зависти к Джекки, у которой было все, тогда как у нее — ничего, кроме дома, полного неудачников, и жалкой пародии на семью, которая ничего не значила ни для нее, ни для остальных. У нее отняли даже Сабину, ее последний шанс обзавестись ребенком.

Еще никогда в жизни Лиза не чувствовала себя такой одинокой. Какая-то часть ее стремилась уйти от жгучего холода, постучать в дверь и позволить встретить себя с распростертыми объятиями, расцеловать, накормить и обогреть, а другая знала, что от этого станет только хуже — она будет чувствовать себя чужой на этом празднике простых человеческих радостей.

Вернувшись к ожидающему такси, Лиза сказала водителю:

— Отвезите меня обратно на вокзал, пожалуйста. Очевидно, я все-таки ошиблась адресом.

Возвращение в Лондон в практически пустом вагоне обернулось для Лизы настоящим кошмаром. Она буквально окоченела; ей казалось, что кровь застыла у нее в жилах, но потрогав щеки, Лиза убедилась, что они горят, как в огне. Контролер с тревогой взглянул на нее.

— С вами все в порядке, мисс?

— У меня все хорошо, — лязгая зубами, ответила она.

После его ухода Лиза почувствовала, как по ее щекам текут слезы, хотя и не могла понять, отчего плачет. Небо стало таким черным, каким бывает только ночью. Разыгралась настоящая метель, и сильный ветер швырял комья снега в вагонные стекла. Внезапно за окном появилась мама в розовой пижаме. Она летела рядом с поездом, с мольбой протягивая к ней руки. Лиза закричала и попробовала открыть окно, чтобы втащить маму внутрь и спасти от холода, но оно было закрыто наглухо.

Внезапно нахлынула тошнота, и Лиза упала обратно на сиденье. Любое движение требовало чрезмерных усилий. Сидеть прямо — и то было невыносимо тяжело. Лиза попыталась выпрямиться, но тщетно. Медленно, не имея больше сил сопротивляться, она повалилась набок.

* * *

Потом ей скажут, что ее, без сознания и в бреду, обнаружил контролер, когда поезд прибыл в Лондон.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

«Где я?»

Комната была пуста. Лиза лежала в постели. Через открытую дверь доносились громкие веселые голоса и смех. Она огляделась по сторонам; высокие стены, выкрашенные в зеленый цвет, белые занавески, мягкое кресло, маленький столик, на котором в выщербленной вазе стояли розовые гвоздики, и еще несколько букетов на подоконнике. Ее сумочка лежала на комоде рядом с кроватью, по соседству с металлической выключенной лампой. Это явно была не гостиница. Лиза не помнила в точности, но была уверена, что гостиничный номер выглядел гораздо роскошнее этой комнаты.

— Ага, наконец-то вы очнулись! — В комнату вошел молодой человек в белом халате.

— Где я?

— В больнице Святой Бригитты. — Он подошел к ней и со вздохом облегчения присел на краешек кровати. Несмотря на ободряющие слова, в его глазах светилась усталость. — Как вы себя чувствуете?

— Не знаю. — Тело Лизы было словно ватное. — Я чувствую себя так, словно кто-то открыл кран и выкачал из меня все силы. Что со мной? — Она смутно помнила, как потеряла сознание в поезде.

— У вас пневмония. Случай достаточно серьезный. Не будь вы такой крепкой от природы, вы запросто могли бы умереть. — Молодой человек пощупал пульс. — Да, вы определенно живы.

— Вы уверены?

Он улыбнулся.

— Абсолютно. Ага, а вот и сестра Роландс.

В комнату с величественным видом прошествовала высокая полная женщина в накрахмаленном и отутюженном белом халате, распространяя вокруг себя несомненную ауру власти.

— Наша звездная пациентка вернулась в мир живых, сестра.

— Давно пора, — прогудела медсестра. — Что ж, доктор, вы можете продолжить обход. Я займусь этой больной.

Врач послушно направился к двери.

— Утром я загляну к вам еще раз, — пообещал он Лизе.

— А почему я — ваша звездная пациентка? — поинтересовалась она, когда врач ушел.

Сестра Роландс коротко рассмеялась, разглаживая покрывало на постели в том месте, где сидел доктор.

— Надеюсь, это не признак того, что вы потеряли память. Лиза Анжелис, знаменитая киноактриса, лежит в палате клиники Государственной службы здравоохранения вместе с простыми смертными! Спешу добавить, что я никогда не слышала о вас, но санитарки уверяют меня, будто вы пользуетесь определенной популярностью.

— Откуда вы узнали, кто я такая?

— Мы просмотрели содержимое вашей сумочки, разумеется — иначе как бы мы могли отыскать ваших родственников? Мы нашли там счет за проживание в отеле «Коломбина». Там нам подтвердили, что вы останавливались у них, но жили под вымышленным именем — О’Брайен, кажется.

— Это мое настоящее имя, а Анжелис — вымышленное, — запротестовала Лиза. — Когда я регистрировалась в отеле, то чувствовала себя настолько скверно, что, должно быть, машинально воспользовалась им.

Сестра Роландс отмела ее возражения истинно королевским жестом.

— Это не имеет значения. Мы также нашли отправленное авиапочтой письмо, на котором был указан ливерпульский адрес отправителя, и оказалось, что это — ваша сестра. Миссис Кларк названивала сюда каждый день и просила передать вам, что сразу же после похорон она вас навестит. Иными словами, она будет здесь завтра. Так что вы пришли в себя как нельзя кстати.

— О боже!

— Никаких «О боже!» в моей палате, — сурово отрезала медсестра. — Радуйтесь, что у вас есть семья, которая беспокоится о вас, — только взгляните, они же завалили вас цветами! — Она показала на подоконник. — Да, кстати, мы отправили телеграмму и на ваш адрес в Лос-Анджелесе. Мы бы непременно позвонили, но американский оператор сказал, что ваш номер не значится в телефонном справочнике.

— Он внесен туда под фамилией моего мужа, Дента.

— Целых три фамилии! — Плечи сестры затряслись от сдерживаемого смеха, а накрахмаленный халат захрустел. — Одна настоящая, еще одна — вымышленная, и третья — по мужу. Как бы там ни было, джентльмен по имени Ральф тоже звонит каждый день. Он сказал, что все передают вам наилучшие пожелания и что после Рождества он прилетит за вами, чтобы забрать домой.

— Я не останусь в Англии на Рождество, — быстро сказала Лиза.

Сестра Роландс мрачно улыбнулась.

— Боюсь, вам придется задержаться, — заявила она тоном, не располагающим к дальнейшим препирательствам. — Рождество наступит через четыре дня, а вы пока что не можете даже самостоятельно встать с кровати.

— Через четыре дня! Сколько же времени я провела здесь?

— Давайте посмотрим. — Сестра отцепила карту от спинки кровати. — Вы поступили к нам в прошлую субботу, а сегодня среда.

— Вот черт!

— Следите за словами, милочка! — Сестра Роландс нахмурилась и погрозила Лизе толстым, как сосиска, пальцем, хотя уголки ее губ дрогнули, сдерживая улыбку. — Подождите, я расскажу санитаркам, что наша звездная пациентка знает бранные слова. Они прямо-таки жаждут заполучить ваш автограф, но я сказала, что им придется подождать, пока вы не выпишетесь.

— А почему я лежу в палате одна?

— Потому что вы своими криками не даете нам спать, вот почему. По-моему, вы заново играли все свои роли. Все это выглядело чрезвычайно драматично. Конечно, мы можем перевести вас в общую палату, если хотите, но давайте все-таки подождем, пока к вам вернутся силы.

Лиза вздохнула.

— Умираю от голода. Кажется, я съела бы и жареные гвозди!

— Государственные клиники находятся в столь стесненных финансовых обстоятельствах, что не исключено, что вам придется их отведать. Чай будет готов через полчаса. Я распоряжусь, чтобы вам принесли его в первую очередь. — И, похрустывая халатом, медсестра важно выплыла из палаты.

В назначенный час Лизе принесли жареную баранину под мятным соусом, картофельное пюре с зеленым горошком и бисквит со сливками на десерт. Все было очень вкусно, но порция была слишком маленькой. Лиза ела с жадностью, а потом еще и собрала с тарелки соус кусочком хлеба с маслом. Молоденькая застенчивая сиделка, которая принесла обед, пришла вновь, чтобы забрать поднос.

— Мне все еще хочется есть, — с надеждой сообщила ей Лиза.

— Сестра сказала, что вы наверняка останетесь голодной, но категорически запретила давать вам что-нибудь еще. Она опасается, как бы вам не стало плохо.

— Вот стерва!

Сиделка захихикала.

— Еще какая! Но она совсем не такая страшная, какой кажется. Знаете, как говорят: лает, но не кусает. Хотите, я помогу вам сесть, чтобы вы могли причесаться, прежде чем принимать посетителей?

— Я никого не жду, но с удовольствием приведу себя в приличный вид. Пожалуй, я сама справлюсь. — Лиза попыталась сесть на кровати, но спустя некоторое время вынуждена была обессиленно откинуться на подушку. — Нет, не получается. Придется вам мне помочь.

Усадив Лизу на постели, сиделка положила ей на колени сумочку. Когда девушка ушла, Лиза достала оттуда пудреницу. С огромным облегчением она отметила, что, хотя лицо ее выглядело исхудавшим, а под огромными глазами залегли лиловые тени, это все-таки было ее лицо. Та жуткая женщина, которая смотрела на нее из зеркала в гостинице, исчезла. Она вновь стала походить на Лизу Анжелис.

Зазвенел звонок, и вереница посетителей с букетами цветов и пакетами проследовала мимо комнаты Лизы, направляясь в общую палату. Лиза лежала и смотрела, почему-то завидуя другим пациентам. В конце концов, люди звонили и беспокоились о ней каждый день, да и Нелли будет здесь уже завтра.

В палату строевым шагом вошла сестра Роландс, держа в руках целую кипу газет и журналов.

— Я решила, что вы захотите чем-нибудь заняться, — со строгим видом заявила она. — Если верить одной из моих санитарок, которая читает подобную ерунду, тут есть статья об одной из ваших кинокартин.

Она швырнула газету Лизе на колени.

— Но не переутомляйтесь, иначе у вас будут неприятности, — с угрозой заявила сестра Роландс, прежде чем выплыть из комнаты.

— Я бы не уставала так, если бы меня кормили досыта, — парировала Лиза, но в ответ из коридора донеслось лишь саркастическое «Хм!».

Лиза принялась нетерпеливо перелистывать газету. Статья помещалась на развороте, вместе с фотографией Глории Гренвилль из «Авантюриста». Она называлась: «Как провалить классику? Вложить в нее кучу денег!»

Лиза знала, что по сценарию «Авантюриста» был снят новый фильм. Еще год назад ей позвонил Басби и сообщил, что наследники Кэхила О’Дэйли продали права на его роман другой компании, на этот раз — за умопомрачительную сумму.

— У них бюджет десять миллионов долларов, — мрачно сказал он, — целое созвездие громких имен, и они проводят натурные съемки по всему миру.

— Все равно, этот фильм и наполовину не будет так же хорош, как твой, — сказала Лиза, надеясь успокоить Басби, но ее слова повергли его в еще большее уныние. Плохая или хорошая, новая картина наверняка будет идти в кинотеатрах по всей Америке и в других странах, тогда как его фильм, признанный критиками гениальным, давным-давно канул в Лету.

Если верить статье, римейк старой ленты с треском провалился. Сценарий оказался убогим, а работа режиссера — почти незаметной. Критики сравнивали первый вариант, снятый четырнадцать лет назад, с нынешним, неизменно отдавая пальму первенства оригинальной версии.

— Четырнадцать лет! — произнесла вслух Лиза. — А мне кажется, это было только вчера.

«…Ван Долен проникся духом романа, его режиссура была вдохновенной, а подбор актеров — безупречным», — читала Лиза, чувствуя, как ее распирает от восторга. Она должна сохранить эту вырезку и послать ее Басби! Далее критик высокомерно заявлял, что неправильно и даже постыдно было столь жестоко отказываться от прекрасного фильма, настоящей жемчужины, подлинного произведения искусства. «…Басби Ван Долена необходимо убедить повторно выпустить на экраны свою версию картины, — метал громы и молнии автор, — чтобы мир увидел и понял: хорошие фильмы создают с помощью таланта, а не денег».

— Убедить? — расхохоталась Лиза. — Басби не придется долго убеждать!

Статья сопровождалась комментарием: в свете возродившегося интереса к работам Басби Ван Долена в этом году будет устроен ретроспективный показ всех его фильмов на канале «Би-би-си-2».

— Проклятье! — воскликнула Лиза. — Я так счастлива, что готова заплакать.

Позже к ней вновь зашла сестра Роландс. Она метнула в Лизу один-единственный взгляд и неодобрительно хлопнула в ладоши.

— Вы только взгляните на себя! — воскликнула она. — Вы перевозбудились. — Она приложила тыльную сторону ладони к Лизиной щеке. — Да у вас жар, милочка! — провозгласила медсестра. — Держу пари, и пульс у вас частит.

— Как можно перевозбудиться, читая газету?

— Не знаю как, но вам, похоже, это удалось, — отрезала сестра Роландс.

— Я прекрасно себя чувствую. И мне станет еще лучше, если я съем что-нибудь. Вы всегда морите своих пациентов голодом?

— Только самых знаменитых. — Сестра окинула Лизу критическим взором. — Сегодня я назначаю вам таблетку снотворного на ночь, мадам. Судя по всему, вы не сможете заснуть самостоятельно.

— Я могу позвонить своему мужу? — с надеждой спросила Лиза.

Она умирала от желания поговорить с Басби.

— Кто-то из моих санитарок говорил, что вы — вдова. А вот чего у нас нет, так это связи с потусторонним миром.

— Я бы хотела позвонить другому мужу, живому. Правда, он бывший.

— Нет, нельзя. — И медсестра под шелест халата выплыла из палаты, ворча себе под нос: — Ох уж эти мне сентиментальные кинозвезды! Они меня в гроб загонят.

Лиза ухмыльнулась.

Вскоре после ухода сестры в палату вошла молоденькая санитарка с подносом, на котором горкой лежали бутерброды.

— Сестра Роландс просила передать, что от вас одни чертовы неприятности. — Девушка хихикнула. — Я еще никогда не слышала, чтобы она ругалась.

— О, спасибо большое. — Лиза схватила тарелку.

Никогда еще хлеб с сыром не казался ей таким вкусным.

— Я вернусь через десять минут с таблеткой.

Должно быть, Лиза заснула в ту же секунду, как только ее голова коснулась подушки. Если ей и снилось что-нибудь, то она не помнила, что именно, когда проснулась от грохота тележки, едущей по коридору. Сквозь плотно задернутые занавески Лиза разглядела, что на улице царит кромешная тьма. Тележка остановилась у ее дверей, и в палату вошла молоденькая девушка в зеленом медицинском халате, держа в руках чашку с чаем.

— Доброе утро, — жизнерадостно пропела она.

Лиза проворчала:

— Который час?

— Пять утра.

— Господи Иисусе, кому понадобилось будить меня в такую рань?

— Не спрашивайте меня, милочка, я всего лишь здесь работаю. Ну-ка, поднимайтесь и выпейте вот это.

Девушка усадила ее на кровати и поставила чай на прикроватный столик.

— В котором часу у вас завтрак?

— В половине седьмого. До свидания.

Еще целых полтора часа до того, как ее покормят. Лиза сомневалась, что продержится так долго. Потягивая мелкими глотками чай, она вспомнила, что сегодня приезжает Нелли, и забеспокоилась. Как они встретятся? Не рассердилась ли Нелли на нее за то, что она трусливо сбежала из больницы? По прошествии стольких лет в их отношениях может появиться неловкость.

— Лиззи! Моя дорогая, любимая Лиззи!

Из полудремы Лизу вырвали громкие восклицания, а потом она почувствовала, как ее обнимает пара крепких рук.

— Нелли! Я не ждала тебя так рано.

— Я села на первый же поезд, который отправлялся с вокзала Лайм-стрит. Но дай же мне посмотреть на тебя! Господи, какая же ты худенькая, но все равно очень красивая. — Сестра вновь обняла ее и заплакала.

Лиза почувствовала, как и у нее по щекам потекли слезы. Несколько минут сестры не разжимали объятий, пока наконец, всхлипывая, не отстранились друг от друга. «А я еще ожидала, что Нелли рассердится на меня», — со стыдом подумала Лиза. Сестра сидела на кровати, утирая слезы.

— Ох, дорогая! Я накрасила ресницы специально ради тебя. Обычно я не пользуюсь косметикой. А теперь все размазалось.

Нелли было всего двенадцать, когда Лиза ушла из дома. С тех пор она выросла, превратившись в симпатичную женщину с розовыми щечками, привлекательную здоровой непритязательной красотой. Ее густые каштановые кудри, лишь чуточку светлее, чем у Лизы, были коротко подстрижены. В них уже поблескивали серебряные нити, но в карих глазах плясали чертики.

— Не припоминаю у тебя такого носа, — протянула Лиза. Он был коротким и курносым.

— Это Стэн подправил мне его кулаком. — Нелли засмеялась, поспешно добавив: — Шучу, шучу. Он у меня прекрасный парень. Мне бы очень хотелось, чтобы ты познакомилась с ним и с детьми. — Но потом ее лицо стало серьезным, и она сказала: — Мы все рассердились на Джоан за то, что она прогнала тебя. Ты, бедняжка, проделала такой долгий путь, чтобы побыть с мамой в ее последние минуты, а Джоан набросилась на тебя с упреками. Когда она рассказала нам обо всем, да еще с видом оскорбленной добродетели, словно ожидая от нас одобрения, мы были готовы убить ее! Разумеется, вслух никто ничего не сказал. Бедная Джоан, она переживает смерть матери сильнее остальных.

— Я заслужила такое обращение, — сказала Лиза.

— Ерунда, — упрямо возразила Нелли. — На следующий день мы стали обзванивать сначала авиакомпании, чтобы узнать, улетела ты обратно или нет, а потом все шикарные лондонские отели. Так что я почти обрадовалась, когда нам позвонили из больницы и сообщили, что ты заболела. — Она охнула. — Господи, Лиза, я сижу здесь уже столько времени и до сих пор не удосужилась спросить, как ты себя чувствуешь!

— Как ни странно, я чувствую себя превосходно. Меня качает от слабости, я даже сесть сама не могу, но мне нравится лежать вот так, когда меня обслуживают. Я просто отдыхаю, душой и телом. И персонал здесь очень милый, сестра Роландс в особенности.

— Хорошо. — Нелли ласково посмотрела на Лизу, а потом стала рассказывать о том, как прошли похороны. — Это были типичные ливерпульские похороны — пара жутких ссор, главным образом с Джоан, много слез на кладбище, затем возвращение на Чосер-стрит, где все закончилось тем, что мы принялись распевать любимые мамины ирландские песни.

— Как бы мне хотелось быть с вами! — с тоской произнесла Лиза.

Странно, но с того момента, как она очнулась в больнице, она ни разу не вспомнила о матери. Эти ужасные часы, прошедшие, словно в бреду, между отъездом из Ливерпуля и потерей сознания в поезде, казалось, уменьшили ее чувство вины.

— И мне тоже хотелось, чтобы ты была с нами.

Они проговорили все утро. Нелли рассказала Лизе о женах братьев — своих невестках — и многочисленных племянниках и племянницах. Пока что только один Кевин мог похвастаться внуками, но Тони должен был обрести этот статус со дня на день.

— Все хотели приехать, чтобы повидаться с тобой, — добавила Нелли, — но я отсоветовала, сказав, что ты еще слишком слаба.

— Правильно, — быстро ответила Лиза. — Я потеряла контроль над собой. Смерть мамы, потом скандал с Джоан… Так что встречи с тобой мне пока достаточно. — Она знала, что у нее будет нервный срыв, если в больницу придут и братья. — Обещаю, что приеду на ближайшую свадьбу.

— Замечательная идея — при условии, что ты сдержишь слово.

— Сдержу, — искренне пообещала Лиза, а потом с деланой небрежностью поинтересовалась: — Патрик приезжал на похороны?

— Патрик? A-а, ты имеешь в виду Пэдди. Мы отправили телеграмму по его последнему известному нам адресу, но ответа не получили. Естественно, мы все беспокоимся о нем, но тут уж ничего не поделаешь.

Слава богу! Лиза с ужасом представляла себе, что Патрик живет в Лондоне и приходит навестить ее. Оставалось только надеяться, что он не узнает ее после стольких лет, но все равно, Лиза предпочла бы отложить их встречу на более поздний срок.

В палату вошла сестра Роландс и властно хлопнула в ладоши.

— Пациентке пора отдохнуть.

— Я ничуть не устала, — запротестовала Лиза.

— Делай, как тебе говорят. — Нелли вскочила на ноги. — Я пройдусь по магазинам на Оксфорд-стрит, может, куплю еще какие-нибудь подарки на Рождество и зайду к тебе попозже.

В сочельник Нелли вернулась в Ливерпуль.

— Не жди еще четверть века, чтобы снова с нами повидаться, — прошептала она, крепко обнимая Лизу на прощание. — Я помню, что обещала навестить тебя после Рождества, но боюсь, ты исчезнешь раньше, чем я сюда доберусь.

— Сестра Роландс говорит, что я пробуду в больнице еще десять дней. А она — не из тех, кому можно перечить.

— Лиза, дорогая моя! — кричал в трубку Ральф. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Мне уже лучше. С какого телефона ты звонишь?

— С наружного. Я сижу в патио. А почему ты спрашиваешь?

— Пытаюсь представить себе эту сцену.

— Стоит чудесное утро. Я вижу Виту, она спит, потому что уже успела набраться, как сапожник. Трезвая она все время спрашивает о Бобби.

Был Новый год, и Лиза сидела в кабинете сестры Роландс, которая объявила ее вполне здоровой для того, чтобы поговорить по телефону. Ральф пообещал позвонить в шесть вечера по британскому времени.

— Нам тебя очень не хватало на Рождество, — добавил он.

— И я ужасно скучаю по всем вам.

— Когда ты собираешься домой?

— Меня выписывают послезавтра, и я немедленно лечу домой. Умираю, так хочу вновь увидеть солнце. — Лиза выглянула в окно, выходившее на больничную автостоянку. Одинокий оранжевый фонарь освещал несколько сиротливо стоящих машин. Их стекла покрывал толстый слой инея. Лизу пробрала дрожь.

— Я прилечу и привезу тебя обратно.

Лиза рассмеялась:

— Дорогой, я прекрасно себя чувствую, разве что ослабела немножко. Так что я справлюсь сама.

Утром того дня, когда ее должны были выписать, Лиза укладывала свои немногочисленные пожитки в саквояж, который ей прислали из гостиницы «Коломбина». К ней подошла одна из санитарок.

— Вы заберете с собой поздравительные открытки, которые вам прислали?

— Об этом я как-то не подумала, — ответила Лиза.

Верхний ящик ее тумбочки был битком набит открытками, и еще несколько были прикреплены к металлическому изножью кровати клейкой лентой — нарушение режима, на которое сестра Роландс закрыла глаза исключительно по случаю Рождества.

— А почему вы спрашиваете? Они вам нужны?

— А вы не будете возражать?

— Нет, конечно, забирайте их все.

— Мы разделим их между собой, — сказала санитарка. — Здесь же наверняка есть открытки от всех знаменитостей Голливуда.

О том, что Лиза заболела, стало известно в киношном мире. Ей желали выздоровления не только друзья, но и актеры, которых она едва знала. Они присылали ей цветы и открытки. Когда прибывал очередной непомерно дорогой букет, сестра Роландс неодобрительно ворчала:

— Эта палата начинает походить на цветочную ярмарку в Челси.

Кстати, цветы ей присылали не только из Голливуда. Лизе звонили даже подруги мамы, которые присутствовали на похоронах, где Нелли и рассказала им, что Лиззи прилетела из самой Америки, но заболела в Лондоне. Одно особенно горькое, но и одновременно очень трогательное послание пришло от миссис Гарретт, повитухи, которая помогла Лизе появиться на свет более сорока лет назад. Старушке уже исполнилось девяносто. Она прислала небольшую круглую вышитую салфетку. «Ее подарила мне твоя мама, когда я принимала Криса, и с тех пор эта салфеточка всегда лежала у меня на серванте. А теперь я хочу, чтобы она осталась у тебя».

Лиза уже собралась и готова была уйти, когда через двойные вращающиеся двери в палату шагнула знакомая фигура.

— Ральф, идиот ты несчастный! — закричала Лиза. — Я же говорила, что тебе незачем приезжать.

Он нежно обнял ее.

— Я должен был это сделать. Когда я сказал, что не поеду, Гэри решил, что полетит он. Клянусь Богом, Милли и Вита грозились приехать вместе.

— И за что я так люблю тебя? — прошептала Лиза.

— Ума не приложу, — ласково ответил Ральф. — Я просто очень рад этому, вот и все.

Сейчас Лизе было очень стыдно за те ужасные мысли, что посетили ее, когда она стояла у дома Джекки, чувствуя себя совершенно одинокой, никому не нужной. Тогда она с презрением отказалась от своей нетрадиционной семьи.

— Вы до сих пор не уехали? — В палату строевым шагом вошла сестра Роландс и окинула Лизу недовольным взглядом. Затем, по-прежнему хмурясь, она уставилась на Ральфа. — Мои бедные санитарки не находят себе места. Насколько я понимаю, к нам пожаловала очередная кинозвезда, которая порождает хаос среди моих подопечных. Ваше лицо кажется мне знакомым. Пожалуй, я где-то видела вас в пору своей юности.

— Даже не знаю, должен ли я чувствовать себе польщенным, — усмехнувшись, ответил Ральф.

Повернувшись к Лизе, медсестра заявила:

— Что ж, думаю, теперь мы не скоро заполучим еще одного такого же знаменитого пациента.

— Ради его же собственного блага очень на это надеюсь, — рассмеялась Лиза. — После нескольких недель запугиваний и издевательств он уже не будет чувствовать себя таким уж знаменитым.

— Государственная служба здравоохранения относится ко всем пациентам одинаково. У нас нет особого подхода к кинозвездам, — язвительно парировала медсестра. — Но тем не менее, даже невзирая на переполох, который вы учинили среди моих санитарок — в конце концов, не многие могут похвастаться тем, что подавали «утку» Лизе Анжелис, — мне жаль, что вы уезжаете.

— И мне тоже жаль уезжать, — негромко ответила Лиза. — Никогда не думала, что мне понравится лежать в больнице. Что же касается ваших санитарок, то им надо поставить памятник из чистого золота.

Сестра Роландс крепко пожала ей руку.

После того как она ушла, Лиза попрощалась с остальными пациентками и заметила, что в глазах у некоторых из них, как и у нее самой, блестят непролитые слезы. Кое-кто из этих женщин умирал. Перед Рождеством врачи постарались отправить по домам как можно больше больных, одних — навсегда, а другие должны были вернуться после праздников, так что в общей палате осталось всего шесть пациенток — те, кто был тяжело болен и кого нельзя было тревожить, и Лиза.

Она была тронута до глубины души и одновременно поражена эмоциональной близостью, которая установилась между ними, невзирая на разницу в возрасте и общественном положении. Они делились друг с другом самыми сокровенными, интимными переживаниями и проблемами, так что на второй день Рождества Лизу уже не покидало чувство, будто она знает этих женщин всю жизнь. Те, кто готовился к смерти — а их было трое, — открыто говорили о том, что им страшно умирать; тем не менее, что было совершенно уж невероятно, они находили в себе мужество смеяться над собственными страхами. И чаще всего выходило так, что именно оставшиеся трое, те, у кого впереди была целая жизнь, нуждались в утешении и комфорте.

За это короткое время, время великой радости и такой же великой печали, Лиза узнала о смысле жизни больше, чем за все предыдущие годы. Отныне каждый новый день она будет принимать как благословение и радоваться тому, что живет и здравствует.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Гэри предложили то, что сам он называл «горящей собственностью», и ему не терпелось поехать за ней, правда, предварительно заручившись одобрением Лизы и Ральфа.

— Еще один триллер? — протянула Лиза, прочитав сценарий. — Думаю, нам следует хотя бы немного разнообразить нашу продукцию.

— После того как мы закончим этот фильм, — пообещал Гэри.

— В прошлый раз ты говорил то же самое.

— Там есть чудесная роль, она словно специально для тебя написана, — принялся он уговаривать.

Это была история о матери и дочери, которые жили в многоквартирном доме в Нью-Йорке и которых терроризировал по телефону неизвестный.

— Ты будешь неотразима в роли Зои, — добавил Гэри.

Лиза лениво ответила:

— Я подумаю над этим.

Зоя была матерью, а она почему-то решила, что Гэри предложит ей роль дочери.

Немного погодя Лиза поднялась наверх и стала внимательно изучать себя в зеркале. Прошел уже месяц с тех пор, как она вернулась из Англии, и за это время она успела не только восполнить потерянный вес, но и, лежа в шезлонге у бассейна, приобрести шоколадно-коричневый загар, о котором всегда мечтала. Красоту ее «золотистой» фигурки подчеркивала белизна шорт и блузки на бретельках.

Лиза подалась вперед, так что теперь ее лицо находилось в нескольких дюймах от зеркала. Под глазами уже можно было различить сеточку мелких морщинок, хотя на лбу и в уголках губ их еще не было. Она заморгала. От пристального осмотра, который она учинила сама себе, у Лизы заболели глаза, и она вспомнила, с каким трудом читала сценарий Гэри. Она винила во всем изношенную ленту пишущей машинки, хотя горькая правда, похоже, заключалась в том, что ей уже нужны очки. Вздохнув, Лиза отступила на шаг, чтобы окинуть себя взглядом в полный рост. Сомнений не было — она оставалась красивой женщиной, но при этом следовало признать и то, что она была красивой сорокалетней женщиной.

«Пожалуй, я буду выглядеть лучше, если сделаю себе макияж», — подумала она и схватила баночку с кремом. Лиза уже начала втирать его в щеки, как вдруг замерла, заметив у себя на лице исступленное выражение, с которым она пыталась стереть прожитые годы. Отложив баночку в сторону, она улыбнулась своему отражению. Стареют абсолютно все, и не было никаких причин полагать, что всемогущий Господь сделает для нее исключение. В конце концов, что значат несколько лишних морщинок? В больнице Лиза обменялась адресами с женщинами из своей палаты и вчера получила письмо, из которого узнала, что две из них уже умерли. Одной из них, Донне, было всего двадцать пять; возможность постареть и обзавестись морщинками ей так и не представилась.

Лиза бодро сбежала вниз и сообщила Гэри, что с радостью сыграет Зою.

— Знаешь, я тут немножко подумал и решил, что ты слишком молода, чтобы быть ее матерью, — заявил он. — Быть может, мы сумеем превратить их в сестер?

— Как тебе будет угодно, — ответила Лиза. — Я не возражаю.

Хотя на самом деле она возражала, и еще как. После некоторой внутренней борьбы она решила, что ничто человеческое ей не чуждо, и не стала отрицать, что почувствовала себя польщенной.

В том же году ей вновь довелось работать с Басби Ван Доленом. Его первые восемь фильмов вновь вышли на экран, получив наконец аудиторию, которой давно заслуживали. Даже его легкомысленная комедия, «Мистер и миссис Джонс», удостоилась похвал, поскольку в ней обнаружились не замеченные ранее достоинства — к вящему изумлению самого Басби, — хотя, разумеется, настоящий фурор произвели все-таки «Сладкая мечта» и «Авантюрист». Внезапно Лиза обнаружила, что пользуется большой популярностью. И, закончив работу в триллере Гэри, она отправилась прямиком на съемочную площадку к Басби.

Ее бывший супруг не растерял своего знаменитого энтузиазма. Если не обращать внимания на то, что его буйная шевелюра и бородка поседели, перед Лизой стоял прежний Басби, криками и уговорами заставляющий актеров играть на пределе возможностей. Теперь, когда финансовая сторона больше не представляла проблемы — потенциальные инвесторы сами обхаживали его, предлагая вложить в фильм столько денег, сколько нужно, — Басби мог позволить себе самые лучшие декорации, равно как и натурные съемки в любой точке земного шара. Но он не изменил себе и принялся разыскивать прежних ассистентов, операторов и художников-постановщиков, с которыми когда-то работал, к взаимному удовольствию. Басби вытащил на свет божий даже Мэгги Нестор, которая уже давным-давно ушла на пенсию, пусть и не по своей воле, и поручил ей найти костюмы для новой картины. И когда на площадке вновь собралась старая гвардия, в воспоминаниях о добрых старых временах было пролито немало слез. Но, опять-таки, Басби не был бы Басби, если бы не наорал на актеров, приказав им взять себя в руки и сосредоточиться на том, что они делают сейчас.

Главную мужскую роль исполнял известный актер — рослый щеголеватый уэльсец по имени Хьюго Сванн, знаменитый повеса и бабник с печально известной склонностью к злоупотреблению горячительными напитками. Лиза заранее внушила себе, что он ей не понравится, но, подобно остальным, быстро обнаружила, что пала жертвой его небрежного, но неотразимого очарования.

— Я всегда сплю с актрисами, которые играют главные женские роли в моих фильмах, — лениво растягивая слова, заявил Хьюго при первой же их встрече.

— А я думала, что вы всегда женитесь на них.

Хьюго Сванн совсем недавно прошел процедуру тягостного, ставшего достоянием общественности развода со своей пятой женой.

— Это что, предложение? — Он улыбнулся, глядя на Лизу сверху вниз, и его голубые глаза озорно заблестели.

Лиза ощутила приятное возбуждение внизу живота.

— Совершенно определенно, нет. Кроме того, я слишком стара для вас. Вы, похоже, специализируетесь исключительно на девочках-подростках.

— Ого! — Хьюго изобразил на лице оскорбленную невинность. — Как насчет того, чтобы усыновить меня? Угостить ужином сегодня вечером, а потом отправиться в мой отель и уложить в постельку?

Искушение было велико. С тех пор как Лиза вернулась из Англии, ее ждала неизменно холодная постель, но учитывая то, что рядом находился Басби, она рисковала попасть в неловкое положение.

— Как-нибудь в другой раз, — с сожалением сказала она.

«Ах, если бы все было по-другому», — думала Лиза, глядя, как Басби шныряет по съемочной площадке. Не назови он ее «Лиззи» в ту ночь, они могли бы по-прежнему быть вместе, хотя это означало бы, что она не встретила бы Дента и не жила бы в «Тимперлиз».

Очевидно, Басби думал примерно о том же, потому что в последний день съемок с деланой небрежностью предложил:

— Не хочешь заглянуть ко мне и поболтать о старых временах?

И Лиза, скучая по прошлому, согласилась.

Но чуда не произошло. Занимаясь с ней любовью, Басби был все так же тороплив и неловок, а потом быстро заснул. Лиза лежала рядом, сгорая от страсти, которую он неизменно пробуждал в ней, но которую никогда не мог удовлетворить. Даже если бы Басби не назвал ее «Лиззи», их брак все равно не выдержал бы испытания временем, с грустью подумала она.

Лиза тихонько встала с постели и прошла в кухню, где, надев очки, принялась перелистывать телефонный справочник в поисках номера отеля, в котором остановился Хьюго Сванн.

— Вы один? — поинтересовалась она, едва он снял трубку.

— Как это ни печально, да, — мрачно отозвался актер.

— В таком случае, вы все еще хотите, чтобы я приехала и уложила вас в постельку?

Только через год Лиза вновь вернулась в Ливерпуль.

«…Я извелась сама и измучила остальных, требуя, чтобы кто-нибудь женился, и тогда ты смогла бы приехать на свадьбу, — писала Нелли. — Но молодые люди вдруг решили, что могут преспокойно жить в грехе. Можешь представить себе, как отреагировали бы окружающие, если бы кто-нибудь из нас стал открыто жить с представителем противоположного пола? Помнишь бесконечные сплетни, когда девушка рожала ребенка вне брака? А теперь всем на это плевать. И я не знаю, осуждаю ли я за это молодежь или просто завидую. Как бы там ни было, Стивен, сын Криса, решил в апреле покончить с холостяцкой жизнью…»

Лиза купила неброский костюм из серой фланели, не желая выделяться экстравагантностью и дороговизной наряда.

— Что скажешь? — поинтересовалась она у Милли, вернувшись домой с покупкой.

Милли оглядела ее с ног до головы и поинтересовалась, в какой тюрьме она собирается работать надзирательницей.

— Твои родственники будут очень разочарованы, если ты явишься к ним в таком виде, — заявила кухарка без обиняков. — Они ожидают, что ты будешь выглядеть, как кинозвезда, а не так, словно ты пришла арестовать их. Отнеси этот костюм назад и купи себе что-нибудь другое.

Вошла Вита, сжимая в руке неизменный стакан с виски.

— Привет, Бобби. Ты что, поступила в армию? — И старушка отдала ей честь.

— Мне нравятся люди, которые говорят правду, — сказала Лиза. — Вы обе прямо-таки вселили в меня чувство уверенности в собственной неотразимости.

— Не язви. Если тебе не нужно непредвзятое мнение, то нечего было спрашивать моего совета, — отрезала Милли. — А теперь убирайся из моей кухни, пока я не швырнула в тебя тарелкой.

— Эти дома всегда стояли здесь? — спросила Лиза.

— Нет, их построили в спешном порядке, когда узнали о твоем приезде, Лиз, — ухмыльнулся Джимми.

Она вонзила локоть ему под ребра и вспомнила, что частенько делала так в те времена, когда они оба были еще детьми.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — засмеялась она. — Единственный район Ливерпуля, который я знаю, — это Бутль. Я и представить себе не могла, что тут есть такие дома.

Девушка, на которой женился Стивен, была родом из Калдерстоунза.

— Это район, где живут по-настоящему состоятельные люди, — сказала Нелли.

Когда они подъезжали к церкви, Лиза с удивлением увидела роскошные особняки, которые сделали бы честь даже Голливуду.

— Тесть Стивена — адвокат, — пояснил Джимми и добавил с лукавой улыбкой: — Никогда не думал, что настанет день, когда кто-нибудь из О’Брайенов войдет в семью, голосующую за консерваторов.

— Эй, не вздумай учинить скандал во время свадебной церемонии! — предостерегла брата Нелли. Она сидела рядом с мужем, Стэном, на откидном сиденье напротив. — Хит не такой уж плохой парень. Во всяком случае, он не так действует на нервы, как Макмиллан.

— Кто такой Хит? — поинтересовалась Лиза.

— Эдвард Хит, премьер-министр. — Джимми с насмешливым изумлением посмотрел на нее. — Господи, да ты — полная невежда, Лиз!

— Не обращай на него внимания, — мягко заметил Стэн. — Если бы можно было заколачивать деньги, дразня людей, он давно стал бы миллионером.

Стэн в очках с толстыми стеклами выглядел, как настоящий книжный червь. Он работал в транспортной компании. Новая супруга Джимми, молчаливо сидевшая по другую сторону от него, пробормотала что-то в знак одобрения.

Лиза отвернулась и стала смотреть в окно. Утро выдалось свежее и сверкающее, хотя яркий солнечный свет был обманчивым; когда они выходили из дома Нелли, в воздухе ощутимо повеяло прохладой. Деревья, одевшиеся в молодую зеленую листву, мягко раскачивались на ветру, бросая рассеянные тени на газоны. Даже сидя в машине, Лиза ощущала свежий, полный жизни вкус и запах весны.

— Приехали, — сказал кто-то, и лимузин плавно затормозил у входа в церковь.

Когда они шли по дорожке к входу, Лиза порадовалась про себя, что вняла совету Милли и купила новый наряд — ярко-алый льняной костюм со светло-коричневыми кожаными вставками на плечах, широким кожаным поясом и красной широкополой соломенной шляпой, — когда заметила, что родители и родственники невесты одеты намного богаче О’Брайенов.

— У них денег куры не клюют, — прошептала Нелли.

К Лизе подошел Крис и взял ее за руку. Она встретилась с ним, как и со всеми остальными братьями — за исключением Пэдди, — прошлым вечером у Нелли.

— Идем, я с радостью представлю тебя родственничкам. Этот малый когда-то был лорд-мэром Ливерпуля и никак не может забыть об этом.

Крис подвел Лизу к дородной семейной паре, излучавшей уверенность в себе. Женщина надела изумрудно-зеленое парчовое пальто и маленькую шляпку без полей, с плоским донышком, украшенную зелеными страусовыми перьями. Вокруг красной шеи у нее вилась пятирядная нитка розовых жемчугов.

Тони представил их:

— Чарльз и Рита Слэттери. А это — тетка Стивена, моя сестра, Лиза Анжелис.

— Та самая Лиза Анжелис? — Женщина вдруг побледнела, когда они пожимали друг другу руки, и оглядела Лизу с головы до ног с нескрываемым удивлением.

Мужчина же принялся нервно поправлять на себе жилетку.

— Стивен однажды упоминал о вас. Но мы не… э-э… мы думали…

— Что он вас разыгрывает? — злорадно подхватил Крис. — Как видите, нет. Вот она, Лиза — наша Лиззи — стоит перед вами собственной персоной.

Остальные события этого дня промелькнули, как в тумане. Из церкви все отправились на свадебный прием, который состоялся в большом отеле в Вултоне. Шли часы, и Лизе казалось, что годы, разделившие ее с семьей, канули в прошлое, так что вскоре ее уже не покидало стойкое ощущение, будто они вообще не разлучались. Старшие братья вели себя, как прежде — она хорошо помнила, как на Чосер-стрит всегда находилось место дружеским объятиям и поцелуям. Правда, время от времени Лиза ловила на себе любопытные взгляды братьев-близнецов, Шона и Дугала, которые стали немногословными и серьезными молодыми людьми. Когда Лиза ушла из дома, им было всего по четыре года. Для них она так и осталась незнакомкой. Пэдди по-прежнему странствовал по миру; свидетель жениха прочитал поздравительную телеграмму, присланную им из Сирии.

Где-то после полудня Лиза вдруг обратила внимание на то, что почти все мужчины куда-то исчезли.

— А где Стэн? — поинтересовалась она у Нелли. — И все мальчики?

— А ты как думаешь? — с сарказмом отозвалась сестра. — Они отправились на футбол. «Ливерпуль» сегодня играет на своем поле. Даже новобрачной пришлось постараться, чтобы удержать Стивена дома.

Лиза негромко заметила:

— А Джоан не пришла.

Нелли смутилась.

— Я надеялась, что ты не заметишь.

— Я обратила внимание на то, что ее нет, в ту же минуту, как мы вошли в церковь.

Собственно говоря, она нарочно высматривала Джоан, надеясь помириться с ней.

— Стоило Джоан узнать о твоем приезде, как она наотрез отказалась идти с нами. Бедная Джоан, — со вздохом добавила Нелли. — Она всю жизнь причиняет вред себе, желая досадить другим. — Она с тревогой посмотрела на Лизу. — Но она ведь не испортила тебе праздник, я надеюсь?

— Нет, конечно, — поспешила успокоить сестру Лиза. — Я так рада, что вновь вижу свою семью, а также всех этих племянников, племянниц и невесток, о которых я даже не знала, что они у меня есть, не говоря уже о шурине Стэне. Он славный парень, Нелли. Тебе очень повезло.

— Я знаю. — Нелли кивнула, а потом окинула сестру проницательным взглядом. — А как насчет тебя, Лиз? У тебя есть кто-нибудь?

— У меня есть любовник, — без обиняков призналась Лиза. — Хотя мы нечасто видимся, только в перерывах между съемками.

— Мы его знаем?

— Это Хьюго Сванн.

У Нелли от изумления отвисла челюсть.

— Хьюго Сванн! Пресвятая Дева Мария, ты хочешь сказать, что моя сестра спит с самим Хьюго Сванном?

Лиза улыбнулась.

— Да.

В это мгновение к ним подбежал сын Нелли, Люк, и схватил Лизу за руку.

— Тетя Лиза, пойдем со мной на минутку.

— Не сейчас, хороший мой, — сказала Нелли.

— Нет-нет, я выполню его просьбу, — быстро ответила Лиза. — Ты же знаешь, я не могу ему отказать.

Она полюбила Люка всем сердцем, едва успев познакомиться с ним вчера вечером. Довольный жизнью девятилетний мальчуган с большими, радостно распахнутыми навстречу окружающему миру глазами и копной светлых волос, он был типичным О’Брайеном. «Именно о таком сыне я всегда мечтала», — с тоской подумала Лиза, когда впервые увидела его.

— Но тебе здесь совершенно нечего делать, — заметила она, когда Люк притащил ее в бар, где было полно чужих людей, не имеющих никакого отношения к свадьбе.

— Этот человек не верит, что ты — моя тетя.

Он остановился перед дородным мужчиной, сжимавшим в руке пинту пива. Мужчина явно перебрал спиртного и теперь покачивался взад и вперед.

— Скажи ему, что ты моя тетя, — потребовал Люк.

— Я — его тетя, — послушно повторила Лиза.

Мужчина уставился на нее затуманенным взором. В его остекленевших глазах постепенно появилось узнавание. Он осторожно поставил кружку на ближайший столик и рухнул на пол, лишившись чувств.

— Последний тост, — провозгласил Кевин, — и последняя песня. Тост я предлагаю поднять за нашу маму, за лучшую мать, какую только можно желать. А песню — «Когда улыбаются ирландские глаза» — нам споет Лиззи, наша блудная сестра, которая наконец-то вернулась к нам.

— Я не смогу! — испуганно ахнула Лиза. — Я слишком много выпила.

— Спой нам, спой! — принялись хором скандировать окружающие.

Была половина одиннадцатого, и новые родственники уже давно разорвали свой консервативный замкнутый круг и смешались с О’Брайенами. Чарльз Слэттери наигрывал на пианино развеселые мелодии. Лиза вдруг ойкнула, обнаружив, что ее подхватили на руки, несут к пианино и осторожно ставят на его крышку. Чарльз встал и запечатлел влажный поцелуй на ее щеке.

— В какой тональности вы будете петь?

— В любой, мне все равно.

— Отлично, потому что я знаю только одну.

И Лиза запела. Много лет назад она брала уроки вокала, но сегодня впервые пела на публике. Допев до середины, Лиза вспомнила маму, и голос у нее сорвался, но к тому времени окружающие уже подхватили песню. Свадебная вечеринка завершилась слезами и смехом.

— Так всегда бывает на хорошей свадьбе, — с довольной улыбкой заключила Нелли, когда они возвращались домой в Кросби.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Ральф вот уже несколько лет грозился вернуться на театральные подмостки. Его кинокарьера давно завершилась, хотя Лиза и Гэри неизменно пытались найти для него роль в своих фильмах. Иногда эти попытки становились слишком очевидными, и тогда Ральф с улыбкой отвергал предлагаемые ему роли. Лиза спрашивала себя, не сквозит ли в его улыбке горечь.

Летом он собрал актеров — заслуженных ветеранов, как он сам, и полдюжины молодых талантов, ждущих удобного случая, чтобы во весь голос заявить о себе.

— Я больше не намерен выпрашивать для себя роли, — сказал Ральф. — Я организую собственную маленькую гастрольную труппу. — Благодаря прежним заслугам он был еще достаточно популярен, чтобы привлечь зрителей в маленьких провинциальных театрах. — Ты не хочешь присоединиться к нам? — с надеждой спросил он у Лизы.

Она вспомнила, как впервые увидела его в «Пигмалионе», после чего, собственно, и решила стать актрисой. И с тех пор ничто не производило на нее столь сильного впечатления, как его блестящая игра, ни на сцене, ни на экране. Тем не менее Лиза лишь с сожалением развела руками.

— Живая аудитория напугает меня до полусмерти. Я наверняка забуду все свои реплики!

Кроме того, работа в «О’Брайен продакшнз» отнимала все ее время — Лиза либо снималась в фильмах, которые ставила компания, либо продюсировала их, а иногда занималась и тем и другим одновременно.

Они с Гэри прилетели на открытие гастрольного тура Ральфа по восточным штатам. Спектакль назывался «Дядя Ваня». Игра Ральфа оставляла желать лучшего: он запинался, забывал слова, и еще ему катастрофически не хватало яркости и убедительности, которыми он так славился в молодости. Когда они направились за кулисы, Лиза пыталась судорожно придумать, что же сказать другу по поводу выступления, чтобы не обидеть его, но, к ее облегчению, Ральф и сам видел свои недостатки.

— Ничего, я подтянусь до этой роли, — уверенно заявил он.

Розовощекий молоденький актер, у которого в пьесе была крошечная эпизодическая роль, подошел к ним и положил Ральфу руку на плечо.

— Пресса хотела бы услышать пару слов. — В этом жесте было нечто до боли знакомое, и Лиза почувствовала, как напрягся стоящий рядом с ней Гэри.

Ральф чертыхнулся.

— Я уже представляю себе заголовки: «Сборище списанных в расход стариков и подающей надежды молодежи решило покорить отсутствием талантов нас, невежественных провинциалов».

Тем не менее через несколько дней он прислал им газетные вырезки. Отзывы оказались весьма лестными. Обозреватель писал, что, несмотря на некоторые премьерные шероховатости, ему повезло — он имел счастье лицезреть на сцене великого Ральфа Лейтона.

На следующее Рождество к Лизе приехали Нелли и Стэн с детьми. Натали, типичная пресыщенная девочка-подросток, твердо вознамерилась ничему не удивляться, зато Люк пришел в восторг от увиденного. Более всего его поразил бассейн.

— Научите меня плавать, тетя Лиза! — взмолился мальчик.

Лиза пообещала выполнить его просьбу и повела гостей на экскурсию по «Тимперлиз». Следом за ними увязалась и Вита, показывая достопримечательности, которые пропустила Лиза.

— Кто бы мог подумать, что у О’Брайенов будет такая собственность! — изумленно воскликнула Нелли. — А мы-то думали, что поднялись по социальной лестнице, когда купили дом на две семьи!

Лиза показала Гэри сценарий, который прислала ей писательница по имени Мэри Смит. Его героинями были шесть женщин, встречающих Рождество в больничной палате.

— Сценарий и грустный, и смешной одновременно, — сказала Лиза. — Думаю, мы можем взять его в работу.

Прочитав его, Гэри заявил, что основная идея ему нравится, но диалоги повергают его в ужас — слишком уж они надуманные и неестественные.

— Можно передать сценарий опытному сценаристу на редактирование. Количество героинь придется уменьшить с шести до четырех. Шесть — чересчур много для того, чтобы придать им глубину на протяжении всего девяноста минут. И название тоже никуда не годится. «Рождество в Святой Елизавете»! Его и не выговоришь сразу. Напиши автору и узнай его мнение.

— Ее мнение, — поправила его Лиза. — Я уже разговаривала с ней по телефону и могу заверить тебя, что она не возражает.

Сценарий передали одному из писателей, сотрудничающих с компанией, и когда через шесть месяцев появился новый вариант под названием «Сердца и цветы», Гэри проявил подлинный энтузиазм.

— Полагаю, ты видишь себя в роли актрисы? — осведомился он у Лизы.

— Да, эта роль мне бы подошла, — согласилась она.

Лиза не собиралась рассказывать Гэри о том, что сама написала сценарий. Это было слишком личное.

В конце года началась работа над «Сердцами и цветами», и Лиза самоотверженно, чего с ней еще никогда не случалось, погрузилась в роль состоятельной актрисы, которая на рождественские праздники попадает в благотворительную больницу.

Гэри интуитивно, чисто по-женски, уловил, как должны вести себя героини в такой ситуации, и Лиза была поражена его проницательностью и деликатностью, с которыми он давал указания. Нередко четыре актрисы плакали по-настоящему, причем не могли сдержать слез даже тогда, когда оператор уже выключал камеру. Но бывало и так, что, начав смеяться, они не могли остановиться.

Когда фильм был готов, Гэри заявил, что это — его лучшая работа.

— Как ты думаешь, Мэри Смит приедет на премьеру? — поинтересовался он.

— Нет, — ответила Лиза. — Она слишком застенчива.

Гэри одарил ее одной из своих редких улыбок.

— Вот оно что! Какая досада, — с самым невинным видом протянул он. — Меня не покидает чувство, что мы с этой Мэри давно знакомы. Ну не странно ли? Может, со временем она напишет для нас еще что-нибудь.

— Сомневаюсь. Мэри Смит хотела поведать миру только эту историю.

— Что ж, тогда я рад, что оказался тем человеком, кому она досталась. — Гэри нервно потер руки. — Еще никогда в жизни я не испытывал такого волнения перед премьерой. Наверное, я не отдавал себе в этом отчета, но это — мой первый фильм, в который я вложил душу.

Помня, как жестоко критики обошлись с Басби, по мере приближения июньской премьеры Лиза нервничала все сильнее. Она тоже чувствовала, что сыграла так, как еще никогда не играла раньше, показав все, на что способна. «Больше я так не смогу», — думала она. Если критики обрушатся на нее с упреками, она закончит актерскую карьеру.

«…я не знала, плакать мне или смеяться».

«…посмотрев этот согревающий душу и разрывающий сердце фильм, я вышел из кинотеатра опустошенным».

«…он задевает сердечные струны».

«…игра всех четырех женщин заслуживает “Оскара”».

«Гэри Мэддокс доказал, что является одним из лучших режиссеров».

Они стояли на углу бульваров Голливуд и Вайн вот уже полчаса, ожидая, когда в продажу поступят первые выпуски утренних газет. Здесь собралось десятка полтора людей — большая часть маленькой съемочной группы, работавшей над «Сердцами и цветами», Хьюго Сванн, Ральф и Вита, — пьяных не столько от вина, сколько от возбуждения. Когда у тротуара, визжа тормозами, остановился фургон и на землю к их ногам полетели связки газет, члены съемочной группы набросились на них, ломая ногти и разрывая веревки дрожащими руками.

— Если реакция зрительного зала что-нибудь да значит, рецензии должны быть хорошими! — хриплым голосом выкрикнул кто-то.

А потом они стали вслух зачитывать друг другу отзывы критиков, перемежая их радостными возгласами:

— Нет, вы послушайте, что пишет Морис Эдельман! — Или: — Мы заставили расплакаться саму Паулину Кэйл!

Они стояли, восторженно глядя друг на друга. Головы у всех кружились от облегчения, а голоса дрожали и срывались от счастья.

— Что будем делать? — спросил Гэри. — Домой возвращаться нельзя, нужно снять напряжение.

— Давайте устроим шикарный обед, — растягивая слова, предложил Хьюго. — Пошли, ребята, найдем приличный ресторан. Я угощаю.

— Обед? — Голос Виты сочился нескрываемым презрением. — После моих премьер мы устраивали настоящие оргии.

Целых три года Ральф неутомимо колесил по стране вместе со своей небольшой труппой. Когда же летом он вернулся домой, чтобы начать подготовку к новому театральному сезону, Лиза с замиранием сердца обнаружила, что в репертуар включен и «Пигмалион». Она предложила использовать кабинет Дента как репетиционный зал, и два месяца дом звенел голосами и смехом актеров, которые начинали репетировать с раннего утра и нередко заканчивали за полночь.

— Ты что, решила загнать меня в гроб напоследок? — пожаловалась Милли. — За последние несколько недель я приготовила больше мясных рулетов, чем за всю свою проклятую жизнь. — Милли решила, что настало время уйти на покой. В конце месяца она намеревалась окончательно переселиться к дочери. — Я слишком стара, чтобы проводить на ногах целые дни.

— Я не хочу отпускать тебя, — прошептала Лиза. Она подкралась к пожилой женщине сзади и обняла ее за шею. — Без тебя дом будет уже не тот. Почему бы тебе не остаться с нами? Я найму новую повариху.

— Ради всего святого, Лиза! Нельзя же приводить в свой дом всех, кто попадается тебе на глаза. Тебе давно пора научиться жить одной. А теперь убирайся из моей кухни и дай мне заняться делом. — И Милли с грохотом водрузила кастрюлю на плиту — верный признак того, что она тронута до глубины души.

Розовощекий юноша, которого Лиза приметила еще в Мэне, по-прежнему оставался в труппе, и она спрашивала себя, как относится к этому Гэри. Однажды, когда они вдвоем сидели на репетиции, Лиза заметила, как молодой человек прочувствованно прижался к Ральфу по окончании спектакля, и она с любопытством взглянула на Гэри. К ее удивлению, тот лишь слабо улыбнулся в ответ.

— Ральф уже немолод и падок на лесть, — негромко заметил Гэри. В начале года Ральфу исполнилось шестьдесят. — Я не возражаю, ведь он все равно возвращается ко мне.

— Я помню, как то же самое он говорил о Майкле.

Лиза чувствовала себя растерянной и сбитой с толку. Она-то полагала, что именно Ральф должен был хранить верность и демонстрировать постоянство, но выяснилось, что эта роль уготована Гэри, некогда светловолосому и симпатичному идолу несовершеннолетних истеричных девиц, которого она сама когда-то считала пустым и мелким.

Нелли написала Лизе, чтобы сообщить о том, что Патрик женился в Саудовской Аравии. «…Он прислал фото Питы, она — наполовину индианка и настоящая красавица, и даже немного похожа на тебя. А ведь ему уже сорок один, если ты помнишь. Хотела бы я знать, почему он ждал так долго. Что ж, лучше поздно, чем никогда, как говорила мама».

Письмо заканчивалось такими словами: «…На политическом фронте у нас творится что-то невероятное. Консерваторы избрали своим лидером женщину, Маргарет Тэтчер. Конечно, Гарольду Вильсону она и в подметки не годится, но представь себе страну, которой руководит женщина! Если представительницы слабого пола придут к власти, это будет очень странно. Что ты об этом думаешь?»

Лиза долго сидела неподвижно, глядя на письмо. Она не знала, что и думать — обо всем.

Гэри был номинирован на «Оскара» за режиссерскую работу в фильме «Сердца и цветы» вместе с одной из актрис, Дороти Уэст, которая сыграла женщину в два раза старше себя. Узнав об этом, Лиза ощутила укол ревности, но постаралась отогнать от себя это чувство. Ее радость удвоилась, когда позвонил Ральф и сказал, что их провинциальная постановка «Пигмалиона» привлекла внимание английских критиков и что он получил приглашение вернуться в Лондон и сыграть короля Лира. Когда через несколько недель Ральф вернулся домой, Лиза услышала, как он о чем-то сердито спорит с Гэри.

— Гэри не хочет, чтобы ты уезжал? — поинтересовалась она некоторое время спустя.

— Не в этом дело. Я боюсь ехать, а он настаивает на том, чтобы я принял это предложение.

— Я согласна с Гэри, — сказала Лиза, вкладывая в свои слова всю убежденность, на какую она была способна.

Милли уволилась несколько месяцев назад, а если уедет Ральф, то его не будет целый год, а то и больше. В глубине души Лиза надеялась, что он останется.

— Я боюсь, что мне уже слишком поздно возвращаться на большую сцену.

— Они не приглашали бы тебя, если бы думали так же. — Она похлопала Ральфа по плечу. — Знаешь, а Дент, оказывается, был прав: в Голливуде ты загубил свой талант. Но у тебя еще есть шанс стать великим актером, хотя на твоем месте я бы немного похудела. Мне почему-то кажется, что король Лир не был таким толстяком.

Гэри вернулся в «Тимперлиз», посадив Ральфа на самолет, летевший в Англию. Лиза удивилась.

— Я думала, что ты поедешь прямо на съемочную площадку, — сказала она. — Я сама осталась дома только потому, что мне нужно сделать кучу звонков.

«О’Брайен продакшнз» только что начала работу над политическим триллером по мотивам «Уотергейтского скандала», и съемки намечались не раньше, чем через две недели.

— В последнее время я что-то неважно себя чувствую. — Гэри потер лоб. Щеки у него горели, как в лихорадке. — Думаю, мне лучше прилечь. Я бы сделал это раньше, но не хотел, чтобы Ральф узнал, как мне плохо, иначе он бы остался.

И Гэри поднялся наверх.

Когда вечером Лиза заглянула к нему, он крепко спал. Должно было случиться нечто по-настоящему серьезное, чтобы Гэри устроил себе выходной в самый разгар съемок.

На следующее утро он заявил, что ему стало лучше, и сразу же отправился на съемочную площадку. Когда туда приехала Лиза, к ней подошел Лес Норман, ассистент режиссера, и сказал:

— Гэри пришлось уехать домой. У него все время кружится голова. Несколько раз он едва не потерял сознание.

— Наверное, он переутомился, — обеспокоенно ответила Лиза.

Вечером, обнаружив Гэри в постели с высокой температурой, она сказала:

— Пожалуй, будет лучше, если я вызову врача.

Доктор Майерсон был другом Дента. Он приехал через час. Это был коренастый и неулыбчивый мужчина средних лет.

— Через недельку вы уже будете бегать, как ни в чем не бывало, — сообщил он своему пациенту.

Но по прошествии семи дней состояние Гэри не улучшилось. Доктор пришел вновь, осмотрел его и заявил, что пребывает в растерянности.

— Думаю, вам нужно немедленно лечь в больницу и сдать кое-какие анализы.

— Он не может, — вмешалась Лиза, тоже находившаяся в комнате.

— Совершенно верно, — подхватил Гэри. — Завтра вечером состоится вручение «Оскаров», и я буду там, даже если меня принесут на носилках.

— Интересно, смотрит ли на нас Дент, — сказал Гэри и поднял голову, словно и впрямь ожидал увидеть Джозефа Дента, висящего, подобно гигантской летучей мыши, под крышей огромного театра, в котором начиналась церемония вручения премии «Оскар».

— Сомневаюсь, — отозвалась Лиза. — Если он в состоянии смотреть на что-либо, то это наверняка будет один из его фильмов.

«Сердца и цветы» не удостоился никакой награды, но случилось кое-что почти столь же замечательное: Басби Ван Долен получил «Оскара» в номинации «Лучший режиссер». Вечер, проведенный в обществе, похоже, пошел Гэри на пользу, потому что на следующий день он явно чувствовал себя лучше и вернулся к работе.

— Мне кажется, Гэри следовало бы поберечься. Он похож на ходячий скелет.

В перерыве между дублями к Лизе подошел Лес Норман. Она оглянулась, ища взглядом Гэри. Он стоял на другой стороне съемочной площадки. Даже с такого расстояния Лиза заметила, что его лоб покрыт потом, щеки ввалились, а глаза горят лихорадочным блеском.

— И он сильно похудел, — добавил Лес. Одежда вдруг стала висеть на Гэри мешком. — Наверное, он действительно переутомился.

— Я только сейчас поняла, как плохо он выглядит, — сказала Лиза.

Еще вчера вечером она беззлобно подшучивала над Гэри.

— Тебе что, не хватает мясных рулетов Милли? — поинтересовалась она, когда он отодвинул тарелку, почти не притронувшись к еде, хотя Хлоя, кухарка, которую Лиза наняла вместо Милли, готовила очень вкусно. Только сейчас Лиза сообразила, что в последнее время это происходит регулярно.

— Думаю, тебе надо лечь в больницу и сдать анализы, о которых говорил врач, — мягко предложила она Гэри, когда они вернулись домой.

Он поднял голову, глядя на нее больными и усталыми глазами.

— Я боюсь, — дрожащим голосом признался Гэри.

Лиза принялась уговаривать его, но он лишь оттолкнул от себя тарелку, так и не притронувшись к ужину, и с вызовом заявил:

— Я иду спать.

Через несколько мгновений раздался грохот, и, выбежав из столовой, Лиза обнаружила, что Гэри потерял сознание на лестнице.

Когда через несколько дней Лиза приехала в больницу, чтобы забрать Гэри домой, он все еще лежал в постели. Выглядел он просто ужасно.

— Что случилось? — Она не на шутку испугалась.

— У меня ЛДП, — со слабой улыбкой сообщил он.

— Ради всего святого, что это означает?

— Лимфоденопатия, стойкое увеличение лимфатических узлов. Другими словами, у меня по всему телу растут шишки, которых не должно быть. Мне следовало обратиться к врачу гораздо раньше.

— Ты хочешь сказать, что эти шишки появились у тебя уже давно? — сердито спросила Лиза.

— Несколько месяцев назад. Я боялся, что это рак.

В палату вошла молодая женщина.

— Здравствуйте, я — доктор Эванс. Ваш друг очень серьезно болен. Мы можем оставить его здесь, если хотите.

— Что значит — если я хочу?

— Это значит, что мы ничем не можем ему помочь. Как только мистер Мэддокс справится с вирусной инфекцией, опухоль спадет и он выздоровеет. Просто какое-то время за ним нужен постоянный уход.

— Я могу ухаживать за ним дома? — спросила Лиза.

— Если вы к этому готовы.

— Разумеется, готова! Гэри — член моей семьи.

Гэри неискренне запротестовал:

— Я не могу требовать от тебя, чтобы ты…

— Заткнись, — посоветовала ему Лиза. — Я увожу тебя отсюда сию же минуту.

— Вам придется воспользоваться каретой «скорой помощи», — сказала врач. — В обычной машине его перевозить не следует.

— Ничего не понимаю, — признался Лизе доктор Майерсон. — Что бы я ни назначал, ему становится только хуже. — Он сошел вниз после того, как осмотрел Гэри. На его лице были написаны озабоченность и удивление. — Я регулярно консультируюсь с доктором Эванс, и, откровенно говоря, мы оба теряемся в догадках. Очень необычное заболевание, и это еще мягко сказано.

— Шишки не прошли?

— Нет, и к ним добавилась еще и сыпь.

— Гэри не говорил мне, что у него сыпь. — Лиза недовольно поморщилась.

— Это потому, что он не хочет вам досаждать. У него сыпь по всему телу. — Доктор вздохнул. — Пожалуй, вам следует связаться с его семьей.

— Все настолько серьезно? — ужаснулась Лиза.

Неужели он хочет сказать ей, что такой здоровый человек, как Гэри, может умереть от обычной простуды?

Доктор Майерсон нервно теребил ручку черного саквояжа.

— Он ведь гомосексуалист, не так ли?

— Да, — не стала скрывать Лиза.

Доктор явно чувствовал себя неловко, но продолжал:

— Один из моих коллег рассказал мне о пациенте, у которого обнаружились такие же симптомы, что и у Гэри, и он… в общем, к сожалению, он умер. Тот человек тоже был гомосексуалистом. — Доктор пожал плечами. — Возможно, это всего лишь совпадение.

— Я свяжусь с отцом Гэри. Его мать умерла несколько лет назад.

Слова доктора все еще звучали у Лизы в ушах, когда она поднималась наверх. Гэри уже спал, и она взглянула на него со стороны, словно видела впервые, и ужаснулась происшедшим с ним переменам. Он высох и стал похож на скелет, кожа на лице обрела странный матовый оттенок и истончилась. Рядом с Гэри сидела совершенно трезвая Вита. Его болезнь подкосила старушку.

— Он не поправится, — прошептала она.

— Не смейте так говорить! — разозлилась Лиза, но Вита не обратила на нее внимания.

— Я ненавижу, когда люди умирают. Плохо, когда уходят старики, но когда умирают молодые люди, я прихожу в бешенство. — Вита взяла руку Гэри и ласково погладила ее. — Он очень славный мальчик. Я люблю его. И еще он — по-настоящему великий режиссер. Он — единственный здесь, кто обращается со мной, как с проклятой актрисой, а не как с выжившей из ума старухой.

— Вы выжившая из ума пожилая проклятая актриса. — Гэри открыл глаза и устало посмотрел на Виту. — Знаешь, чего бы мне хотелось, Лиза?

— Чего, дорогой?

— Я бы хотел, чтобы мою кровать перенесли вниз, в зрительный зал. Тогда я смогу смотреть кино.

— Я попрошу кого-нибудь мне помочь. Мы сделаем это утром, — пообещала она.

Проведать Гэри зашел Лес Норман.

— Мой бог, Лиза, — сказал он, сойдя вниз, — он выглядит ужасно! Что с ним такое?

— Не знаю, — ответила Лиза. — И никто не знает. На прошлой неделе Гэри опять возили в больницу на анализы. Все, что они могут сказать, — у него нет иммунитета.

— И что это значит?

— Это значит, что организм Гэри не сможет справиться с инфекцией, которую подцепит. Ему назначили радиотерапию, чтобы вылечить сыпь, но от побочных эффектов Гэри стало так плохо, что он наотрез отказался повторять сеанс. Да и, в любом случае, это ему не помогло.

С деланой небрежностью Лес поинтересовался:

— Что теперь будет с «О’Брайен продакшнз», Лиза? По плану мы через две недели должны начать съемки «Центрального парка».

Работу над триллером заканчивал Лес, и вскоре картина должна была выйти в прокат. Он был хорошим режиссером, но ему не хватало таланта и смелости Гэри.

— Я уладила почти все технические вопросы, — сказала Лиза. — Я буду приезжать на съемочную площадку каждый день, чтобы посмотреть, как идут дела. Может, нам стоит пригласить режиссера со стороны? Или ты справишься сам?

— Я справлюсь, — с готовностью ответил Лес.

— Очень хорошо, — произнесла Лиза, цинично отметив, как жадной радостью вспыхнули его глаза.

— Ты ведь не говорила Ральфу о том, что я болен?

— Я же пообещала, что не скажу, — отозвалась Лиза.

— И ни при каких обстоятельствах ничего не говори моему отцу.

— Не скажу.

Собственно, она позвонила отцу Гэри еще несколько недель назад, но тот заявил: «Насколько мне известно, мой сын был болен уже тогда, когда стал жить вместе с тем старым актером, так что не беспокойте меня больше». И швырнул трубку.

Вита бросила пить и теперь все время проводила вместе с Гэри в кинозале, где пришлось убрать средний ряд кресел, чтобы освободить место для его кровати. Они могли часами не отрываясь смотреть на экран.

— Это вредно вам обоим. Вам нужен свежий воздух, — сказала как-то Лиза.

— Свежий воздух и вполовину не так полезен, как воздух в зрительном зале, — заявила в ответ Вита. — Кино поддерживает Гэри намного лучше, чем сидение под каким-нибудь проклятым деревом или что-нибудь в этом роде.

Оба захихикали, и Лиза тоже улыбнулась. Иногда в зрительном зале возникала почти праздничная атмосфера, когда Вита принималась развлекать Гэри грязными шуточками и скандалами из мира немого кино. Только вчера, спустившись вниз, Лиза застала их за просмотром одного из старых фильмов Виты. Оба покатывались со смеху.

— Видишь этот кусочек? — говорила Вита, показывая на любовную сцену с участием знаменитого актера, фамилия которого позже превратилась в узнаваемый всеми бренд. — По сценарию я должна была сказать ему, что буду любить его до тех пор, пока смерть не разлучит нас, и прочую подобную чушь. Но вместо этого я заявила, что изо рта у него пахнет хуже, чем из-под ослиного хвоста, и что если он еще раз засунет язык мне в горло, я откушу его и засуну ему в одно место!

В другой раз Лиза застала их поющими вместе. У Виты оказался на удивление молодой и звонкий голос. Гэри подпевал ей надтреснутым хриплым баритоном. Вне всякого сомнения, это был очень необычный способ ухода за больным, может, даже умирающим человеком, но Гэри выглядел настолько счастливым, насколько это вообще было возможно при сложившихся обстоятельствах. Откровенно говоря, Лиза поражалась хладнокровию и даже стоицизму, с которым Гэри воспринял свою болезнь. За какие-то жалкие три-четыре месяца из здорового, полного жизни мужчины он превратился в прикованного к постели инвалида. Лишь изредка самообладание изменяло Гэри, и тогда он мог расплакаться, восклицая: «Что со мной происходит? Когда я поправлюсь?»

Вита извинилась и вышла под благовидным предлогом:

— Мне надо заглянуть в дамскую комнату.

После того как она удалилась, Гэри схватил Лизу за руку.

— Я уже не поправлюсь, верно? Мне конец.

— Не говори глупостей, — начала было она, но он стиснул ее пальцы с такой силой, какой неоткуда было взяться в его исхудавшем теле.

— Ш-ш, — прошептал Гэри. — Не лги мне.

Лиза другой рукой бережно погладила его по лицу и подумала о том, как ужасно он выглядит. Остатки волос росли неопрятными пучками на голом черепе — она сбрила Гэри бороду много недель назад, — и глубоко запавшие глаза, казалось, смотрели на нее из бездонного колодца. Но в то же время в стойком героизме его лица сквозила какая-то необычная красота. Следующие слова Гэри поразили ее.

— А ты ведь никогда меня особо не жаловала, признайся!

— Поначалу нет, — сказала Лиза.

— И ты мне тоже не нравилась.

Она улыбнулась.

— И что же мы тогда делаем, сидя здесь?

Гэри не нашелся, что ответить.

— Иногда я задаю себе тот же вопрос. Полагаю, судьба сводит людей вместе, и… — Он вздохнул и не договорил.

— И что?

— Не знаю. — Гэри закашлялся, и Лизе показалось, что из его груди доносится скрежет. Она взяла бумажный носовой платок и вытерла Гэри губы. — Спасибо, — пробормотал он. Несколько минут оба молчали, потом он глубоко вздохнул. — Я должен сказать тебе кое-что, пока не стало слишком поздно. Я люблю тебя, Лиза, гораздо сильнее, чем Ральфа, но это не просто сексуальное влечение. Это… — Он облизнул пересохшие губы, с трудом подбирая нужные слова. — Чистая любовь, наверное.

Лизе на глаза навернулись слезы.

— Гэри, я не хочу, чтобы ты умирал! — Она прижалась щекой к его щеке и заплакала. — Видишь, я тоже полюбила тебя, — всхлипывала она.

Когда Гэри больше не мог вставать с кровати, Лиза наняла сиделку, чтобы та по ночам дежурила у его постели, но после двух ночей женщина заявила, что уходит и больше не вернется.

— Мне не нравится его болезнь. Я никогда не видела ничего подобного. Что бы это ни было, я не хочу заразиться.

Поэтому Лиза перестала наведываться в контору и стала по очереди с Витой дежурить у постели больного. Несмотря на жизнерадостный нрав старушки, та начала выказывать признаки переутомления, так что иногда, спустившись в кинозал, Лиза заставала обоих спящими. Голова Виты покоилась на острых коленках Гэри, впереди ярко светился пустой экран, а сзади доносился шум работающего вхолостую проектора.

— Это прекрасный способ умереть, — сказал Гэри. Или, по крайней мере, Лизе показалось, что он произнес именно это. В последние дни речь его становилась все невнятней, и ей было трудно понимать его слова. — За просмотром кинофильма. — Глаза Гэри покраснели от постоянного созерцания ярких мелькающих образов на расстоянии каких-нибудь двадцати футов. — Это почти так же здорово, как и снимать кино. Спасибо тебе, Лиза. Спасибо за все.

— Думаю, твоим глазам нужен отдых, — негромко сказала она. — Хочешь для разнообразия послушать музыку?

— Музыку? Из фонотеки Дента? Было бы славно.

— Я включу аудиосистему. Что тебе нравится?

— Вагнер.

— Хорошо.

Лиза поднялась наверх. Всю последнюю неделю в Лос-Анджелесе стояла непривычная погода. В окна со свинцовым переплетом Лиза видела мрачные тучи, несущиеся по синевато-багровому небу. Вдалеке рокотал гром. Надвигалась очередная буря. Лиза поставила кассету, и звуки бурной, полной жизни музыки прокатились по старинным темным комнатам. Лиза вздрогнула. Дом дрожал от сдерживаемого напряжения, которое ощущалось буквально физически. Она решила, что перед тем, как вернуться к Гэри, выпьет чаю с бутербродом.

В кухне царила безукоризненная чистота. Хлоя, которая каждый вечер возвращалась домой, уже ушла. Лиза взглянула на часы на плите. Стрелки приближались к шести часам — утра или вечера, она не знала. Лиза проводила с Гэри столько времени, что оно утратило для нее всякий смысл. За окнами вновь зарокотал гром, на этот раз ближе, и Лиза услышала, как по стеклам забарабанил дождь. В кухню неслышно вошла Вита. Она по-прежнему была в халате и часто моргала от усталости, и Лиза едва не подпрыгнула от неожиданности. Еще никогда она не видела старушку такой утомленной и дряхлой.

— Я проспала, будь оно все проклято! — пожаловалась старая актриса. — Эти грозы вытягивают из меня все силы.

— Ступайте обратно в постель, дорогая. Я как раз готовлю чай. Не хотите взять с собой чашечку?

— Нет, я лучше посижу немного с Гэри, пока ты отдохнешь. — Вита повернулась и покачнулась. Чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за притолоку.

Лиза подбежала к старушке и помогла ей подняться наверх. Вита все время жаловалась:

— Я хочу посидеть с Гэри.

— После того как немного поспите. И гроза к тому времени уже закончится.

— Мне нравится эта музыка.

— Она не слишком громкая? Может быть, сделать потише?

— Нет, мы использовали ее в одном из моих фильмов. Не помню, в каком.

Лиза укрыла Виту одеялом.

— Спокойной ночи или, быть может, доброе утро!

Старая актриса выдавила улыбку.

— Знаешь, а ты — славная женщина, Лиза.

Спускаясь вниз по лестнице, Лиза вдруг сообразила, что Вита впервые назвала ее настоящим именем.

В кинотеатре Гэри лежал с закрытыми глазами. Лиза присела рядом, коснувшись его руки, чтобы дать ему понять, что она здесь, с ним. Он поднял палец в знак приветствия и пробормотал:

— Дент с тобой?

— Нет, дорогой. — Лиза вдруг почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.

— Он где-то рядом. Он — в этой музыке.

Здесь, внизу, музыка с ревом разбивалась о стены, словно они оказались в музыкальном барабане, который быстро вращался, и этому вращению не было конца.

— Я хотел снять так много фильмов.

— Знаю. — Лиза давно перестала притворяться, будто у Гэри есть надежда на выздоровление. — Их снимет кто-нибудь другой.

Он беззвучно заплакал. Лиза взяла его за руку. Ее охватила грусть, слишком сильная, чтобы ее можно было выразить словами.

Спустя некоторое время Лиза задремала. Ее разбудили раскаты грома, потрясшие дом до основания. Испуганная, не соображая, что делает, Лиза стиснула руку Гэри, не столько для того, чтобы успокоить его, сколько чтобы успокоиться самой, и с ужасом ощутила, какая она ледяная. В панике Лиза принялась растирать кисть, стараясь согреть ее. Потом она заметила, что голова Гэри откинулась набок и у него отвисла челюсть. Лиза встала и поправила его голову, закрыла ему рот и взяла другую его руку, чтобы спрятать ее под одеяло. Эта рука тоже закоченела, и наконец усталый мозг Лизы неохотно признал, что Гэри умер.

Лиза позвонила доктору Майерсону, который пообещал немедленно приехать, а потом поднялась наверх, чтобы рассказать Вите о случившемся. Но, наверное, старушка уже все знала. Что-то подсказало ей, что она сыграла свою последнюю роль. Вита лежала на боку, свернувшись калачиком, в том же положении, в каком ее оставила Лиза. На губах старой актрисы застыла легкая улыбка. Рука у нее была такой же ледяной, как и у Гэри.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Еще никогда огромный особняк не казался Лизе таким тихим и холодным. Бродя по коридорам «Тимперлиз», Лиза была уверена, что слышит жуткий шепот древних призраков за закрытыми дверьми пустых комнат.

— Почему, ну почему все всегда меняется в худшую сторону? — громко стенала она, словно Господь мог запретить людям умирать только для того, чтобы сделать ей приятное! А ведь той же Вите давно уже перевалило за восемьдесят, и в этом мире ей оставалось совсем немного.

Лиза вышла к бассейну — снаружи было теплее, чем внутри. Недавняя череда бурь и гроз закончилась на прошлой неделе, и в утреннем воздухе ощущалась приятная свежесть, словно и он очистился и обновился, хотя к полудню наверняка вернется настоящее пекло. С самого утра у бассейна в поте лица трудился мальчишка-разнорабочий, отчищая бортики, выложенные ярко-голубой мозаичной плиткой. На нем были одни шорты, и шоколадно-коричневое тело лоснилось от загара.

Увидев Лизу, юноша помахал ей рукой:

— Доброе утро, мисс Анжелис!

Лиза попыталась вспомнить, как его зовут. Дэниел? Точно, Дэниел!

— Доброе утро, — откликнулась она. — Угостить тебя лимонадом с печеньем, когда закончишь, Дэниел?

— Большое спасибо, но нет, у меня сегодня еще два бассейна, — крикнул он в ответ.

Лиза вздохнула и опустилась в шезлонг, наблюдая за мальчишкой. Ему было не больше тринадцати-четырнадцати лет. На спине у него уже бугрились узлы мускулов, и Лиза вдруг вспомнила о том, что тот ребенок, которого она носила в себе несколько недолгих месяцев, был мальчиком. Как славно было бы иметь собственную семью — детей, зачатых и выношенных в ее лоне, хотя наверняка настал бы час, когда они покинули бы ее, чтобы жить собственной жизнью. К этому времени все они могли бы уже разлететься в разные стороны, и она осталась бы одна, хотя рядом с ней мог бы находиться муж. Лиза стала мысленно перебирать события прошлого: если бы это случилось, а вот этого бы не произошло, как бы все сейчас повернулось?

В доме зазвонил телефон, но Лиза не обратила на него внимания. Хлоя отправилась за покупками, так что ответить было некому. В последнее время часто звонил Басби.

«Дорогая, ты не можешь оставаться в таком большом доме одна».

Он умолял Лизу переехать к нему, но она отказалась. Не было никакого смысла начинать все сызнова, но ее тронуло его постоянство и неугасающая любовь к ней. Хьюго Сванн сбежал, как только узнал о том, что Гэри болен, — одно упоминание о неизлечимом недуге повергло его в панику. Несколько месяцев назад он женился на манекенщице, которая была на тридцать лет моложе его.

Лиза понимала, что вызывает недовольство окружающих. Кое-кто из сотрудников «О’Брайен продакшнз» настойчиво интересовался, когда она вернется к работе, хотя, как справедливо заметила Лиза, успешная компания была вполне способна и дальше развиваться без участия основателей. Лес Норман сказал, что в следующем фильме есть роль, которая как будто специально написана для Лизы.

— Я не хочу с головой уходить в работу. Мне нужно разобраться с собой и со своими мыслями, нужно понять, что мне делать дальше, — сказала себе Лиза.

Ральф попытался уговорить ее вернуться в Лондон и выступать вместе с ним. Убитый горем, он прилетел на похороны Гэри.

— Почему ты не сообщила мне, что он болен? — сердито спросил Ральф у Лизы.

— Гэри взял с меня слово, что я ничего тебе не скажу, — ответила она. — Он заявил, что в твоей карьере наступил такой момент, когда ее нельзя прерывать.

Ральф долго молчал, и спустя некоторое время Лиза поинтересовалась:

— А ты согласился бы прервать свое турне? Я имею в виду не короткий визит на пару дней, а переезд сюда на те несколько месяцев, пока Гэри умирал?

— Я задаю себе тот же вопрос, — напряженным голосом отозвался Ральф.

— В конце концов, шоу должно продолжаться, — с деланой небрежностью заметила Лиза.

Он смутился и пробормотал:

— На самом деле ты так не думаешь.

— Наверное, у нас разные жизненные приоритеты. Ухаживать за больным показалось мне более важным занятием, чем снимать кино.

— Гэри не согласился бы с тобой, — запротестовал Ральф.

Лиза заставила себя рассмеяться.

— Я поступила так, как посчитала правильным.

На следующее утро, когда она отвозила Ральфа в аэропорт, он сказал:

— Все-таки подумай о том, чтобы прилететь в Лондон, хотя бы ненадолго. Устрой себе отпуск.

— Хорошо, я подумаю, — искренне ответила Лиза.

У турникета Ральф поцеловал ее, и она почувствовала, что он весь дрожит.

— Что случилось? — с тревогой спросила она.

— Помнишь поговорку: смерть всегда приходит за троими? Мне все время в голову лезут мысли о том, что третьим буду я. Это было бы справедливо. Гэри, Вита, а потом и я.

— С таким же успехом это могу быть и я. — Лиза вспомнила, что это была одна из самых ужасных присказок Китти, — хотя слишком часто мать оказывалась права.

— Не говори глупостей, Лиза, — ты будешь жить вечно. — Ральф резко развернулся и быстро прошел через турникет.

Напуганная, она крикнула ему вслед:

— Позвони мне, как только прилетишь!

Телефон зазвонил в полночь, когда Лиза уже спала. Ральф долетел благополучно.

— Слава Богу! На какое-то мгновение ты действительно заставил меня поверить, что самолет разобьется.

Положив трубку, Лиза села на постели, прислушиваясь к стонам и скрипам старого особняка. «Кто-то еще должен умереть», — произнес чей-то голос. Лиза вздрогнула и похолодела, но голос, похоже, прозвучал лишь в ее воображении. Она еще долго ворочалась без сна. В какой-то момент Лиза открыла глаза и увидела, что у постели стоит Дент. Он держал в руках поднос с шампанским и был абсолютно голым. Лиза начала смеяться, а потом внезапно оказалось, что спальня залита лучами солнца. Значит, она все-таки заснула.

Юноше оставалось отчистить всего один бортик. Движения его становились все медленнее по мере того, как убывали силы. Лиза поняла, что восхищается его решимостью. Чистить по три бассейна в день за несколько долларов — для этого требовалась большая сила воли. Она вспомнила, как один из ее братьев — кто именно, Лиза уже забыла — развозил газеты, вставая ни свет ни заря в любую погоду, чтобы заработать несколько пенни и отдать их маме. Ему приходилось ждать, пока отец уйдет на работу, иначе тот вычел бы эти гроши из денег, которые выделял матери на домашние расходы.

В последнее время Лиза все чаще ловила себя на том, что думает о Чосер-стрит. Может быть, это объяснялось тем, что Нелли рассказала ей о том, что дом вскоре снесут, а Джоан переселится в муниципальную квартиру. Лиза часто представляла себе, как возвращается туда, но, пожалуй, это пробудило бы в ней слишком мрачные, гнетущие воспоминания. Как бы там ни было, Нелли уверяла Лизу, что она ни за что не узнала бы старый дом.

— Его перестроили много лет назад, в нем появилась настоящая кухня и центральное отопление…

Басби сказал, что она не должна убиваться и скорбеть в одиночестве; ей следует больше бывать на людях.

— Я не скорблю и не убиваюсь! — возмутилась Лиза, и это было правдой, хотя смерть двух друзей не могла пройти бесследно. Она до сих пор не оправилась от шока, вызванного тем, что совсем еще не старый мужчина умер на ее глазах. Что же такого натворил Гэри, чтобы заслужить столь жестокий приговор судьбы, в то время как другие мужчины, сущие ничтожества, преспокойно продолжали жить дальше? Гэри, который мог так много сделать и дать, — славный, достойный человек, не причинивший никому вреда.

— Пути Господни неисповедимы, — сказала на похоронах Милли, и Лиза вдруг разозлилась на Бога. Кто дал Ему право быть настолько неисповедимым? Неужели Он не может вести себя благоразумнее?

Почти каждый вечер она спускалась вниз, в маленький кинотеатр, и смотрела фильмы, обычно те, в которых снимался Гэри. Лиза всякий раз заново открывала его для себя — молодого, красивого, светловолосого. Она смотрела, как он надрывает душу в «Великолепной афере», и вспоминала, с какой враждебностью он поначалу отнесся к Денту и какими близкими друзьями они стали впоследствии. Их свела вместе навязчивая, непреодолимая любовь к кинематографу. К концу сеанса Лиза неизменно принималась оплакивать то, что было, и то, что могло бы быть. Она чувствовала себя сентиментальной, излишне впечатлительной особой.

— А мне плевать, — заявила Лиза, бросая вызов неизвестно кому. — Да, я такая, какая есть, и такой и останусь. Я цепляюсь за воспоминания, они не оставляют меня в покое. Я не могу забыть прошлое, а ведь, в конце концов, именно прошлое определяет будущее.

После похорон Лиза получила письмо от адвокатов Гэри. Читая его, она почувствовала, как ей на глаза вновь наворачиваются слезы. Гэри оставил ей бóльшую часть своего весьма внушительного состояния, равно как и долю в компании «О’Брайен продакшнз». Лиза сняла очки и откинулась на спинку стула, тронутая до глубины души.

С его деньгами следовало что-то сделать — Лиза еще не знала, что именно, но когда-нибудь она непременно найдет им достойное применение.

— Фу-у! Я закончил, мисс Анжелис.

Перед ней стоял Дэниел. Лиза так углубилась в свои мысли, что совершенно забыла о нем. К этому времени жара усилилась и стала невыносимой. Пожалуй, после того как он уйдет, ей лучше вернуться в дом.

Лиза выпрямилась и сказала:

— Спасибо, Дэниел, ты отлично поработал. Молодец. Кстати, ты не возражаешь, что я зову тебя Дэниелом? Или мне следует называть тебя Дэн?

— Мама зовет меня Дэниелом, а остальные называют Дэн.

Сейчас, вблизи, Лиза вдруг заметила, что у него сбиты коленки, а на лодыжке красуется свежая царапина.

— Сколько я тебе должна?

— Десять долларов.

Лиза достала кошелек и дала юноше двадцатку.

— Ого, спасибо! — Глаза Дэниела радостно заблестели.

— На что ты хочешь их потратить, Дэниел?

— Осенью мы с родителями отправляемся в поход, будем ночевать в палатках и все такое. Так что я стараюсь подзаработать, как могу. — Телефон снова зазвонил, и мальчик сказал: — Он звонит все утро.

— Знаю. — Лиза улыбнулась. — Я забыла взять с собой другой аппарат на длинном шнуре, а вставать и идти в дом мне лень.

«Более того, я не желаю этого делать», — мысленно добавила она.

— Хотите, я отвечу вместо вас?

Телефон умолк и тут же зазвонил снова. Лиза застонала и начала подниматься. Кто его знает, вдруг это что-нибудь важное?

— Я сниму трубку. — Юноша вбежал внутрь через распахнутое французское окно, и надоедливый перезвон смолк. Он тут же появился вновь, прижимая трубку к груди. — Это звонят из самого Ливерпуля, что в Англии, — испуганно сообщил он. — И они говорят, что это очень важно.

Лизу вдруг охватили дурные предчувствия. Должен умереть кто-то третий! Господи Иисусе, да что же это такое?

Она вбежала в дом и выхватила трубку из рук растерянного юноши. Он пробормотал:

— Ну, я, пожалуй, пойду, мисс Анжелис.

А она уже кричала:

— Алло, алло, я слушаю!

— Лиза, это Стэн. Я всю ночь пытаюсь тебе дозвониться. — Его голос звучал еле слышно.

— Стэн, что случилось? Что-то с Нелли?

— Нет, Лиза, с Люком. — Стэн заплакал. — Наш Люк умер.

Едва перешагнув порог, Лиза ощутила атмосферу смерти: мрачное, негромкое перешептывание печальных призраков, служащих заупокойную мессу.

— Спасибо, что приехала, — убитым голосом пробормотал Стэн, открыв дверь. Он предпринял отчаянную попытку продемонстрировать вежливость и гостеприимство. — Нелли все время спрашивает о тебе. Боюсь, она в ужасном состоянии. Натали заперлась в своей комнате и никому не открывает.

Он провел Лизу в большую гостиную, обычно такую светлую и радостную.

Нелли съежилась в кресле. Глаза у нее покраснели от слез. Увидев Лизу, она протянула к ней руки.

— Ох, Лиззи, Люка больше нет.

— Я знаю, родная. — Лиза опустилась на колени рядом с сестрой и обняла ее. — Как это случилось? Хочешь поговорить об этом?

— Он утонул. Пошел купаться с другими мальчиками в Нью-Брайтоне и заплыл слишком далеко. Скорее всего, он хотел похвастаться. Когда они доплыли до него, было уже слишком поздно. Ох, мой любимый Люк! — запричитала она. — Ему было всего тринадцать. Я до сих пор не могу поверить, что он мертв.

Лиза не перебивая слушала сестру. Взглянув на Стэна, она увидела, что тот сидит в углу, обхватив голову руками.

«Пойду-ка я приготовлю чай, — подумала Лиза. — Это как раз то, что нам сейчас нужно, — чашечка чаю».

К ее удивлению, в кухне уже кто-то был — тощая, костлявая женщина с выцветшими рыжими волосами. Она склонилась над раковиной и исступленно мыла посуду.

Джоан!

Лиза ничего не сказала, просто стояла и смотрела на сестру, отметив про себя цыплячью шею, увядшую, пожелтевшую кожу, усеянную веснушками, морщинистые локти. Совершенно неожиданно Лиза вдруг осознала собственную красоту и подивилась тому, как эта невзрачная женщина могла оказаться ее сестрой и сестрой Нелли. Лиза вспомнила братьев, светловолосых, хорошо сложенных красавцев, ничуть не похожих на это пугало в образе женщины. Но ведь в детстве Джоан была очень симпатичной девочкой. Что же заставило ее превратиться в старуху?

Джоан внезапно заметила, что она в кухне не одна. Она подняла голову, и ее лицо залила краска гнева.

— Ага, явилась не запылилась, — невыразительным голосом произнесла она.

— Да, — легко согласилась Лиза.

Сестра отряхнула мыльную пену с рук и принялась вытирать тарелки.

— Ты сотрешь узор, — сказала Лиза.

На шее у Джоан вздулись вены, тарелки скрипели — с такой силой она терла их полотенцем. Сестра Лизы ничего не ответила.

— Джоан, почему мы не можем быть друзьями?

— Ха!

— И что это означает?

— Это означает «нет». Я не желаю быть твоим другом. Ты не принесла нашей семье ничего, кроме несчастий.

Лиза вспомнила Тома.

— Скорее, это семья не принесла мне ничего, кроме несчастий, по крайней мере когда я была маленькой.

Джоан окинула ее презрительным взглядом; ее зеленые глаза были полны ненависти.

— Я не знаю, о чем ты толкуешь. Зато я знаю, что мама была уверена в том, что из твоей задницы светит солнце. Я только и слышала: наша Лиззи то, наша Лиззи это. «Интересно, что поделывает сейчас наша Лиззи?» — постоянно спрашивала она, когда наступал твой день рождения. Такое впечатление, что она так и не поняла, что это я осталась дома и ухаживала за ней. Ни слова благодарности «нашей Джоан».

— Не было никакой необходимости оставаться с мамой, — мягко сказала Лиза.

— Откуда тебе об этом знать? — вспылила Джоан. Она стала небрежно складывать тарелки горкой, и они с жалобным звоном падали одна на другую. — А ты развлекалась от души. А ведь я могла выйти замуж, знаешь ли. У меня был один парень…

— Может, тебе и впрямь стоило сделать это? Уверена, мама тоже предпочла бы такой вариант.

Джоан развернулась и уставилась на Лизу в упор. Невыразительные черты исказила горькая гримаса.

— Ты хочешь сказать, что я бездарно растратила свою жизнь?

— Разумеется, нет, — поспешно сказала Лиза. — Я всего лишь имела в виду, что мама была бы рада видеть тебя счастливой.

— Ты говоришь так, словно знаешь нашу маму лучше меня, несмотря на то, что большую часть жизни прожила вдали от нее.

Лиза вздохнула и с отчаянием произнесла:

— Ты все перекручиваешь. Я не знаю, что еще сказать.

— Тогда ничего не говори, а просто уходи. Если бы ты не научила Люка плавать, он бы не утонул. Это ты виновата в его смерти! — Эти слова были сказаны с такой злобой, что Лиза в страхе отступила на шаг.

— Я приехала потому, что меня попросила Нелли, — запинаясь, пробормотала она. — Она не захотела бы меня видеть, если бы считала виноватой в смерти сына.

Джоан застыла на месте. «О боже, что я наделала! — в панике подумала Лиза. — Я оскорбила ее в лучших чувствах!» Рядом с Нелли уже была одна сестра, но она предпочла в тяжелую минуту видеть рядом с собой Лизу.

Ночью, когда в доме все заснули, Лиза вышла прогуляться по песчаному берегу.

Ночь выдалась чудесной, глубокий черный бархат неба искрился мерцающими серебряными гвоздиками звезд, среди которых плыл золотистый серпик луны. Интересно, это нарождающийся месяц или убывающий? Лиза долго смотрела на него, но так и не вспомнила, в какую сторону должны быть повернуты его рога. Дент объяснял это Сабине, когда они плыли на пароходе в Канны.

Сабина! Ее несостоявшаяся дочь, несбывшаяся мечта. Кстати, что хуже — мечтать всю жизнь о ребенке, как она, или иметь его и потерять, как Нелли? Сейчас, решила Лиза, Нелли гораздо хуже, чем ей.

Берег был пустынен — а чему, собственно, удивляться, если уже наступила полночь? До слуха Лизы доносился лишь негромкий плеск, с которым волны Мерси накатывали на берег.

Лиза спустилась к самой воде и уставилась на ее черную поверхность. К чему все это? Как такое могло случиться? Или Люк стал чудовищной жертвой какого-нибудь капризного бога?

Вопросы, вопросы, всегда одни вопросы, на которые нет ответов. Вода принялась лизать ей ноги, но Лиза ничего не замечала до тех пор, пока плеть водорослей не обвилась вокруг ее лодыжки. Женщина испуганно отпрянула. Ее туфли промокли насквозь.

Лиза подумала о Джоан, своей сестре. Понадобилось совсем немного, чтобы превратить ее в сварливую мегеру, отравленную желчью и горечью. Хотя ей, Лиззи, досталось куда сильнее — аборт, ржавый вертел, страшный день в Саутпорте… Однако она выстояла. Все получилось совсем не так, как она того хотела, но она стала Лизой Анжелис, успешной, обожаемой и, в общем-то, счастливой женщиной. Да, она выдержала выпавшие на ее долю несчастья и с честью вышла из тяжелых испытаний.

Жизнь — это борьба, но ей всего сорок пять, и пока что она побеждает. Ничто никогда не сможет сломить ее. Следующие несколько недель она проведет с Нелли, а потом продолжит бороться, как всегда, в одиночку.

Лиза погрозила звездам кулаком.

— Мне плевать, что вы там еще припасли для нас, проклятые ублюдки! — крикнула она. — Но могу вам обещать, что Лиззи О’Брайен не сдастся без боя.