Следует отметить, что в то утро, когда Адам присматривался к штату прислуги, к нему самому кое-кто присматривался… Шагая по длинному коридору, направляясь в библиотеку, он не мог отделаться от ощущения, что висевшие на стенах массивные портреты давно умерших предков предыдущих владельцев дома внимательно и с любопытством его разглядывают. Адаму было не по себе, и он невольно поеживался под настороженными взглядами этих высокомерных людей.

Когда же Адам вошел в роскошную библиотеку с массивной дубовой мебелью, на него тотчас уставились восемь пар глаз – на сей раз его действительно внимательнейшим образом рассматривали.

Через несколько секунд вперед вышел Альберт Лангстром. Поклонившись Адаму, он повернулся к пожилому господину, сидевшему неестественно прямо – словно кол проглотил. Когда же Альберт заговорил на каком-то незнакомом языке, Адам с удивлением подумал: «Как странно… Ведь обычно я без труда понимаю шотландцев, говорящих по-английски. А может, этот сейчас говорит по-шотландски?»

Закончив свою речь на непонятном языке, Альберт стал рядом со своей женой. А пожилой господин, повернувшись к Адаму, проговорил:

– Меня зовут Максимилиан… гм… Лангстром. И я личный секретарь вашей милости. А мой… э-э… брат Альберт нижайше просит извинить его за то, что он недостаточно хорошо знает английский язык и не может представить вам всех, как положено. Он просит, чтобы вы позволили мне сделать это вместо него. – Сам Максимилиан говорил по-английски с сильным акцентом, но Адам прекрасно понимал каждое слово. – Итак, сэр, вы разрешите мне представить вам всех остальных слуг Ларчмонт-Лоджа?

Адам кивнул и тут же спросил:

– Вы шотландец?

Максимилиан покачал головой:

– Нет, милорд. А вот Гордон и Изабель – они шотландцы. Они брат и сестра. Остальные служили у разных господ… за границей. Некоторые – в доме графини Брокавии, ныне покойной.

– Значит, вас здесь восемь человек? – спросил Адам.

– Да, в настоящее время восемь, милорд…

Адам вскинул вверх руку и решительно покачал головой:

– Нет-нет, я не милорд. Видите ли, я американец и, следовательно, не лорд.

– Но, милорд…

– Просто Маккендрик, – перебил Адам и протянул руку для рукопожатия. – Адам Маккендрик.

Максимилиан в испуге уставился на протянутую ему руку, потом все-таки пожал ее и тут же отступил на несколько шагов. Было совершенно очевидно, что он до крайности смущен.

– Что за черт? Можно подумать, что я заразный, – шепнул Адам стоявшему рядом О'Брайену. – Почему они так странно ведут себя? Неужели они не знают, что все люди равны?

– Полегче, парень, – прошептал в ответ Мерфи и похлопал приятеля по плечу. – Мы сейчас не в Америке, а в Старом Свете.

– Да, я знаю. И что с того?

– А то, что это в Америке считается, что все люди равны. А здесь они занимают разное положение, – объяснил Мерфи. – Будешь вести себя как лорд, и они будут тебя уважать. А если станешь себя вести как американец, то будут смотреть на тебя свысока.

Адам пристально посмотрел на Максимилиана.

– Говорите мне «сэр», а не «милорд». Мне так больше нравится.

– Да, сэр. – И тотчас же мужчины-слуги поклонились, женщины присели в реверансе.

Однако не все женщины присели. Джиана не шевельнулась, даже бровью не повела; она по-прежнему стояла прямо, гордо держа голову. Причем у этой девушки была воистину королевская осанка. Джиана совсем не сутулилась, что являлось редкостью для девушек такого высокого роста. Например, сестры Адама частенько горбились, потому что боялись показаться выше мальчиков, с которыми они встречались в школе и в церкви. Эта дурная привычка была у них в доме вечным предметом беспокойства – мать то и дело одергивала дочерей и говорила им, что они должны стоять прямо и, встречая знакомого мальчика, смотреть ему в глаза, а не в сторону. Она даже заставляла девочек ходить вокруг дома, держа книгу на голове.

Что же касается Джианы, то было ясно: она не испытывала никакого беспокойства по поводу того, что может оказаться выше своих кавалеров. Эта девушка нисколько не стеснялась своего роста и стояла прямо, стояла, глядя мужчине в глаза.

Покосившись на Джиану, Максимилиан в смущении откашлялся и спросил:

– Сэр, не представите ли вы нам вашего слугу?

Неужели Максимилиан тоже принял О'Брайена за слугу?

– Мистер О'Брайен вовсе не слуга, он мой друг, и он…

– Сочту за честь, если вы будете считать меня вашим слугой, сэр, – перебил приятеля Мерфи.

Оставив Адама, О'Брайен прошел по турецкому ковру и стал рядом с Джианой и собакой, сидевшей у ног хозяйки. Повернувшись к Лангстрому, он представился, причем говорил с ужаснейшим акцентом – такой можно было услышать только в ирландской глубинке.

– Меня зовут Мерфи О'Брайен, и я очень рад служить мистеру Маккендрику в качестве камердинера.

Удивленный шутовской выходкой приятеля, Адам вскинул брови. Мерфи же наклонился и осторожно погладил пса. Затем, выпрямившись, подмигнул Джиане.

Сообразив, что друг заигрывает с Амазонкой, Адам едва заметно нахмурился – ему это почему-то не понравилось.

– Что ж, давайте продолжим, – пробурчал он.

– Слушаюсь, сэр. – Максимилиан снова поклонился и подошел к Альберту. – Сэр, позвольте представить вам Альберта Лангстрома, дворецкого в Ларчмонт-Лодже. А прежде он служил у покойной графини Брокавии, заведовал домашним хозяйством.

Альберт наклонил голову, а Максимилиан подошел к женщине, стоявшей рядом с дворецким.

– А это Изабель Лангстром, экономка Ларчмонт-Лоджа. Раньше она была экономкой у покойной графини Брокавии.

Изабель сделала реверанс.

Затем настала очередь представлять лесничего и егеря Гордона Росса, брата Изабель, сторожившего охотничий домик до приезда нового хозяина.

Адам узнал, что именно этому человеку он некоторое время назад отправлял телеграмму с просьбой набрать для дома штат прислуги. И не было ничего удивительного в том, что Росс обратился за помощью к своим родственникам – ведь у него не было времени. К тому же его родственники имели большой опыт службы, обладали превосходными рекомендациями.

«Жаль, что не все эти люди служили у покойной графини Брокавии», – подумал Адам.

Земельными угодьями и конюшней заведовали только двое – Гордон Росс и конюх Джозеф Лангстром, сын Максимилиана.

Повернувшись к Гордону Россу, Адам сказал:

– Я хочу как можно скорее осмотреть земельные владения и конюшни. Если выяснится, что моя новая собственность отвечает моим замыслам, вам придется нанять дополнительных работников, которые будут смотреть за лошадьми и отвечать за земельные угодья. – Посмотрев на Джозефа, Адам добавил: – Будет очень много работы. Вы вдвоем не справитесь.

– Понятно, сэр, – кивнул конюх.

Адам окинул взглядом слуг и подошел к Бренне и Джиане, дочерям Альберта и Изабель.

Бренна, младшая из дочек, совсем не походила на свою рослую сестру. Миниатюрная и изящная, с карими глазами и каштановыми волосами, она гораздо больше была похожа на мать, чем на отца. Однако Адама это обстоятельство нисколько не удивило – удивляло другое: белокурая и высокая Джиана совсем не походила ни на мать, ни на отца, ни на свою сестру Бренну. И, по мнению Адама, это в каком-то смысле сближало их с Джианой. Ведь он тоже был в семье белой вороной – во всяком случае, на своих сестер он совсем не был похож.

Взглянув на Вагнера, сидевшего рядом с хозяйкой, Адам с усмешкой подумал: «Его нам с Джианой следует взять в свою компанию – этот пес тоже ни на кого не похож». Он и в самом деле никогда прежде не видел таких странных собак. Что же это за порода? Какое-то время Адам смотрел на огромного пса, державшегося с необыкновенным достоинством. «Красавица и чудовище», – пришло вдруг ему на ум.

– А как насчет чудовища? – спросил Адам, повернувшись к Максимилиану. – Где вы его раздобыли? Что это за порода?

Джиана хотела что-то сказать, но Максимилиан опередил ее:

– Чудовище, как вы изволили назвать эту собаку, на самом деле ирландский волкодав. Графиня Брокавия в собаках души не чаяла. Она подарила этого пса моей племяннице Джиане, когда щенок остался без матери. Племянница вырастила и воспитала его сама, и поэтому, как вы сами видите, он предан ей, и они неразлучны.

– Получается, я только выиграл от кончины графини Брокавии, – заметил Адам. – Если забыть о чудовище…

– Это вовсе не чудовище, а собака. Вернее, пес. Его зовут Вагнер, – заявила Джиана. С вызовом глядя на Адама, она добавила: – И мы с ним действительно не расстаемся ни днем, ни ночью.

– Полагаю, сэр, у вас нет возражений на этот счет, – сказал Максимилиан так, словно это было утверждение, а не вопрос.

Адам пропустил его высказывание мимо ушей. Все его внимание было приковано к девушке:

– Посмотрим. Все зависит от вашего поведения.

– От какого поведения? – спросила Джиана.

– Все зависит от того, займете ли вы сегодня с вашим псом мою кровать.