В 1962 году мир еще не ведал о той фальсификации, которая была связана с рукописями Мертвого моря. В это время перед Церковью стояли другие, более насущные и настоятельные проблемы, представлявшие больший интерес для духовенства, верующих, средств массовой информации и мировой общественности. В период пребывания на Святом престоле папы Иоанна XXIII – самого либерального, здравомыслящего, прогрессивного и энергичного понтифика двадцатого столетия – Церковь принялась наводить порядок в своем собственном доме и конструктивным и творческим образом интегрироваться в современный мир. Усилия в этом направлении приняли форму II Ватиканского собора, который был созван 11 октября 1962 года и продолжал свою работу до конца 1965 года.

Иоанн XXIII первым предложил идею собора на конклаве кардиналов в январе 1959 года. По его словам, ему хотелось видеть реформистский собор, который обновил бы Церковь и привел бы ее в соответствие с послевоенным миром. Он желал начать процесс примирения, который воссоединил бы различные церкви христианского мира. Он искал нового сближения с протестантизмом. Он также хотел навести мосты между Римско-католической и Восточной православной церквями, которые были разделены взаимными объявлениями об отлучении в 1054 году.

Курия была в ужасе. Были предприняты упорные попытки помешать проведению собора папы или, если это не удастся сделать, по крайней мере отсрочить его. Несмотря на такое противодействие, понтифик, однако, не отступился от своих планов, воспользовавшись для претворения их в жизнь всею властью, которая досталась ему от его предшественников. Собор, представлялось ему, должен был иметь интернациональный и экуменический уклон. Поэтому он принялся подготавливать почву, устанавливая контакты не только с другими христианскими церквями, но и с другими религиозными течениями.

Впервые со времени создания Англиканской церкви римский понтифик лично встретился с англиканским архиепископом Кентерберийским. Подобные же контакты были установлены с Греческой и Русской православными церквями. Впервые католическим представителям было позволено присутствовать на съезде Всемирного совета церквей. И был начат диалог с иудаизмом, кульминационным моментом которого стала энциклика, освобождавшая еврейский народ от всякой вины за смерть Иисуса. Иоанн XXIII также расширил коллегию кардиналов, включив в нее новых членов со всех континентов и сделав курию более итернациональной по составу, чем когда-либо прежде. В I960 году он сформировал официальный департамент в рамках курии, поручив ему заниматься объединением всех христианских церквей. В марте 1962 года он предпринял полный пересмотр Кодекса канонического права, который был в конечном итоге опубликован в 1983 году. Таковы были меры, предпринятые папой для подготовки к II Ватиканскому собору. Созванный в октябре 1962 года, собор проводил свою работу открыто, без параноидальной секретности, которая была присуща церковным делам в прошлом. В самом деле, на соборе официально присутствовали наблюдатели из не менее чем восемнадцати некатолических церквей. Это побудило некоторых членов курии и Священной канцелярии пожаловаться, что папа общается с еретиками – а ведь это, согласно каноническому праву, преступление.

Силы, составлявшие оппозицию папе в работе собора, возглавлял, что неудивительно, префект Священной канцелярии в то время кардинал Альфредо Оттавиани. Он неоднократно пытался добиться того, чтобы работа собора проходила под контролем курии. Однако собственная харизма папы и новые кардиналы, введенные им в коллегию, склонили чашу весов в пользу политики, проводимой понтификом. Попытка курии диктовать свою волю собору была пресечена. Для собравшихся клириков, равно как и для мировой общественности, стало неприятным открытием и потрясением, что курия, вопреки расхожему мнению, больше не олицетворяла всю Церковь в целом. В ходе работы собора воинственно настроенная «старая гвардия» была вынуждена уступать буквально по каждому пункту, и благодаря новым силам в Церкви были приняты радикальные реформы. Одна из наиболее назревших реформ касалась мессы, которая теперь наконец-то должна была служиться не на латыни, а на местном наречии. Одновременно с этим был упразднен – как не соответствующий духу времени и современным реалиям – «Силлабус», введенный с помощью Священной канцелярии Пием IX. До завершения работы собора надлежало отменить взаимное отлучение Римской и Православной церквей. В энциклике, опубликованной весной 1963 года, папа Иоанн XXIII открыто признал и одобрил прогресс, который его предшественники в девятнадцатом столетии открыто осуждали. А в одном из положений энциклики, небывалом для римского понтифика, утверждалось право каждого человека «поклоняться Богу в соответствии с велениями его совести». 3 июня 1963 года, вскоре после опубликования этой энциклики, Иоанн XXIII умер. 21 июня новым папой был избран Джованни Баттиста Монтини, консультант Священной канцелярии, который взял имя Павла VI. К этому времени реализация программы реформ, принятой собором, уже набрала слишком большой ход, чтобы ее можно было полностью свернуть. Однако было заметно торможение; поступательное движение по пути прогресса, с энтузиазмом воспринятое всей мировой общественностью, как католиками, так и некатоликами, со временем постепенно сошло на нет. Впоследствии оно приняло обратное направление. В некоторых сферах дух прогресса II Ватиканского собора остался нетронутым. Месса, например, по-прежнему официально служится на местном языке. Индекс был упразднен, и никаких серьезных попыток вернуть его к жизни не предпринималось.

Не было и никаких поползновений возродить «Силлабус». Но во многих вопросах, имеющих самое насущное значение для прихожан, дух собора действительно оказался преданным. Аборт остается грехом, наказуемым отлучением от Церкви. И хотя перспектива перенаселенности и истощения природных ресурсов мрачно нависает над планетой, Церковь ведет себя как страус, упорно отказываясь признавать эту угрозу и сохраняя непреклонную позицию в отношении контроля за рождаемостью, которая тянет ее в прошлое и вызывает катастрофический разлад с современным миром, отталкивает многих католиков и порождает мучительные психологические проблемы для многих других. В начале работы II Ватиканского собора папа Иоанн XXIII создал комиссию для изучения вопроса о контроле за рождаемостью. Действительно ли использование искусственной контрацепции является смертным грехом, наказуемым автоматическим осуждением на вечные муки? К сожалению, понтифик умер, прежде чем собор смог принять свое решение по этому вопросу. Когда вопрос был вынесен на обсуждение в октябре 1964 года, значительное число клириков было настроено в пользу более гибкого отношения. Как только это выяснилось, дебаты были без долгих разговоров свернуты кардиналом Агаджианьяном, видным членом Священной канцелярии и Папской библейской комиссии. Щекотливый вопрос, который должен был решить собор, был вместо этого передан на рассмотрение новому папе, взявшему на себя принятие решения.

Когда собор выказал готовность пойти навстречу рекомендациям комиссии, настаивавшим на большей гибкости в этом вопросе, Павел VI внес свои собственные поправки, которые фактически свели на нет всякую реформу. Эти поправки встретили сильнейшие возражения со стороны большинства членов комиссии. Папа ответил на них, опубликовав 25 июля 1968 года свою позорную энциклику, в которой, опираясь на весь авторитет своей непогрешимости, решительно запретил искусственную контрацепцию. Прежний «Силлабус» был упразднен, но вместо него была провозглашена не менее ретроградная, анахроничная и реакционная точка зрения. В ноябре 1963 года, во время одного из дебатов на II Ватиканском соборе, кардинал Фрингс из Кельна не побоялся подвергнуть критике саму Священную канцелярию. Выражаясь его словами, ее методы «не соответствуют духу времени и пользуются скандальной славой в мире… Никто не должен подвергаться суду и осуждению, не будучи выслушанным, не зная, в чем его обвиняют».

Кардинал Альфредо Оттавиани, возглавлявший в то время Священную канцелярию, не был склонен изменять политике своего предшественника и наставника зловещего кардинала Мерри дель Валь. В ответ Оттавиани возразил, что любые нападки на Священную канцелярию являются «прямым оскорблением папы». Однако в век телевидения и средств массовой информации даже Священная канцелярия не могла оставаться безучастной к вопросам имиджа и общественного мнения. В 1965 году, по инициативе папы Павла VI, эта организация отказалась от названия, которое в течение столетий вызывало у людей страх и ненависть. С приходом нового префекта, югославского кардинала Франциска Сепера, она стала именоваться – менее зловеще, хотя и более напыщенно – как Конгрегация доктрины веры. Под этим громоздким названием бывшая инквизиция продолжает действовать и по сию пору, словно облагороженное название способно предать забвению ее кровавое прошлое. Впрочем, в 1997 году доктор Пол Коллинз, выпускник Гарварда и священнослужитель, писал, что «Священная канцелярия, возможно, и сменила свое название, однако идеология, на которой она базируется, осталась. Она определенно не изменила своих методов. Она по-прежнему принимает анонимные обвинения, не пытается разобраться в существе дела, лишь требует отречения от обвиняемого и продолжает использовать в качестве своих экспертов третьеразрядных теологов. Этому институту нет места в современной Церкви. Она не подлежит реформированию, а потому должна быть упразднена». Далее доктор Коллинз отмечает, что преступления Конгрегации доктрины веры по сути своей являются преступлениями всей римской курии, существующей исключительно для того, чтобы «быть опорой папизму… инструментом папской власти, а не церковной администрацией».

По словам не столь критично настроенного комментатора, Конгрегация «является инструментом, с помощью которого Святой престол осуществляет укрепление веры и бдительно следит за ее непогрешимостью. Таким образом, как таковая она является блюстителем католической ортодоксии. Не случайно она занимает первое место в официальном перечне конгрегации римской курии».

Приоритетное положение Конгрегации было узаконено папой Павлом VI, который вскоре после II Ватиканского собора заявил, что она «ведает вопросами величайшей важности». Она не является в настоящее время крупным учреждением. Не располагает она больше и возможностью посылать в разные уголки земного шара эскадроны фанатичных инквизиторов. Полагают, что она насчитывает где-то около тридцати человек, которые работают в ней на постоянной основе. Хотя их заявленный raison d'etre – оберегать «чистоту» вероучения, их подлинная цель – защищать власть папства и подавлять инакомыслие. Для этого они в тонкостях освоили то, что их префект именует «искусством сопрасседере» (итальянское слово, обозначающее откладывание решений), дабы давать ситуациям «созреть». Другими словами, Конгрегация будет действовать тогда, когда уверена в том, что способна сделать это безнаказанно, на своих собственных условиях, – к примеру, подвергнуть преследованиям, наказанию, лишить голоса или даже отлучить от Церкви инакомыслящего теолога. Когда же она не может действовать безнаказанно – например, когда имеется угроза бунта со стороны верующих, – Конгрегация будет всячески сдерживать перемены и процесс принятия решения и тянуть время. Тем временем она будет копить и пестовать негодование, возмущение и мстительность, почти любовно осуществляя свою месть. В середине 1990-х годов о чиновниках Ватикана ходил такой анекдот. В помещениях Конгрегации доктрины веры находят новорожденного младенца. Префект Конгрегации в шоке и думает, что виной тому один из его подчиненных-священнослужителей. Тем не менее монсеньор отводит его в сторону и пытается его успокоить: «Это, конечно, не мы. В этом заведении ничего не делается за девять месяцев». Еще один функционер соглашается и добавляет: «Ребенок – это очень деликатное дело, это плод любви. Следовательно, это, конечно, не мы». Из всех так называемых конгрегаций – или департаментов – курии Конгрегация доктрины веры является самой важной. Она занимает доминирующее положение в курии. Во всех списках она всегда указывается первой. В сущности, это самый мощный и влиятельный департамент Ватикана. Его официальный глава – сам папа. Высшим должностным лицом департамента, современным воплощением великого инквизитора, является префект. Согласно «Католической энциклопедии», первостепенной функцией Конгрегации «всегда было оказание содействия папе в задаче сохранения чистоты и целостности церковной доктрины веры и нравственности». По словам же более независимого комментатора, папство, со времен I Ватиканского собора 1870 года, если не раньше, «нацелено на то, чтобы поставить теологию под свой контроль», и Конгрегация представляет собой его главный инструмент в достижении этого. Конгрегация располагается в бывшем дворце инквизиции – в Каза Санта, просторном здании с внушительными воротами, находящемся на Виа дель Сант-Уффичо, рядом с собором Святого Петра. Прежние застенки были превращены в кабинеты и архивы. Именно из этой штаб-квартиры Конгрегация ведет свои дела, немалая часть которых имеет чисто судейский характер. Главой судебного отдела Конгрегации и по крайней мере двое из его помощников-судей всегда являются доминиканцы, чем поддерживается традиционная связь с изначальной инквизицией тринадцатого столетия. В 1967 году, когда Конгрегация доктрины веры взяла свое нынешнее название, для работы в тандеме с нею был создан еще один орган – Международная теологическая комиссия. Комиссии надлежало выступать в роли консультативного органа при Конгрегации. В 1976 году комиссия настойчиво рекомендовала Конгрегации использовать менее «инквизиционные» и более примирительные методы. В своей деятельности вплоть до настоящего времени Конгрегация мало учитывает этот совет. Один комментатор так охарактеризовал ее деятельность в последнее время:

«Помимо того, что она надзирает за назначениями на теологических факультетах учебных заведений, Конгрегация доктрины веры также изучает труды теологов, на которые обратили ее внимание епископы, нунции или другие теологи. Большое внимание уделяется тем теологам, которые снискали популярность в средствах массовой информации, а также тем, чьи книги читает широкая аудитория. Ватикан также не обходит своим вниманием теологов, которые рассматривают определенные темы – этику сексуальных отношений, контроль за рождаемостью, аборт, безбрачие духовных лиц, развод и повторный брак, авторитет папы, авторитет епископов, воскрешение из мертвых и Божественность Христа. Большое внимание привлекают к себе представители теологии освобождения [62] в Латинской Америке и Африке из-за своих трудов по проблематике авторитета Церкви и классовых конфликтов. Изучению также подвергаются труды азиатских теологов, пишущих об отношениях между христианством и восточными религиями. Ватикан также не выпускает из поля своего внимания теологов феминистского толка, пишущих по вопросам сексуальности, патриархата в Церкви и женщин-священников».

Конгрегация доктрины веры занимается всяким теологом, преподавателем или священником, чьи заявления, письменные или устные, могут рассматриваться как отклонение от официальной доктрины. Приветствуются также доносы на подобных вероотступников со стороны теологов, преподавателей или священников. Как только Конгрегация начинает проводить свое расследование, на человека заводится досье, в которое включаются все мало-мальски значимые материалы – утверждения человека, подозреваемого в отклонении от догматов веры, вырезки из газет, другие подобные материалы, письма с жалобами от коллег или прихожан. В соответствии с порядком, установленным в 1971 году, члены и высокопоставленные функционеры Конгрегации собираются по субботам для рассмотрения открытого дела. Если они решают, что отступление от догматов вероучения действительно имеет место, следует неизбежная процедура, проводимая согласно заведенному порядку и неизменно в строжайшей тайне. Для начала Конгрегация связывается с непосредственным начальником обвиняемого, к примеру, с местным епископом, который принуждает его отречься от своих утверждений или изменить их. Если Конгрегация решает, что ложные или опасные взгляды провозглашаются в письменном виде, с автором могут связаться напрямую. Предупреждение от вышестоящего лица или самой Конгрегации будет первым полученным обвиняемым знаком того, что он находится под наблюдением. Ему будет дан месяц на то, чтобы ответить на выдвинутые против него обвинения. Его также могут приказным порядком вызвать в Рим для личной дачи объяснений. В 1978 году, вскоре после избрания понтификом Иоанна Павла II, Конгрегация провела следствие против французского доминиканца Жака Пойе и запретила ему осуществлять преподавательскую деятельность. Год спустя был лишен права преподавать теологию Ганс Кюнг, один из самых выдающихся католических теологов современности. Сразу же после этого он был уволен со своего поста на теологическом факультете Тюбингенского университета. Когда ему предложили другое место, которое не требовало лицензии от Рима, Кюнг так прокомментировал ситуацию:

«Меня осудил понтифик, который отверг мою теологию, даже не прочитав хотя бы одну мою книгу, и всегда отказывался принять меня. Правда в том, что Рим ожидает не диалога, а подчинения».

В 1983 году новый Кодекс канонического права постановил, что все преподаватели теологии в высших учебных заведениях должны иметь разрешение или лицензию от «компетентного церковного авторитета», под которым понимался самое меньшее местный епископ. Другими словами, по выражению одного комментатора, «теологи обязаны прислуживать, а не оспаривать». Вскоре после этого более 500 немецких теологов поставили свои подписи под протестом, известным под названием «Кельнской декларации». В нем выражалась обеспокоенность подписавшихся возросшим числом квалифицированных богословов, которым отказывали в разрешении на преподавательскую деятельность. Как сказано в «Кельнской декларации»:

«Налицо злоупотребление правом отказывать в официальном разрешении на преподавательскую деятельность; оно стало средством дисциплинарного воздействия на теологов».

Конгрегация доктрины веры осталась безучастной к подобным протестам. В сентябре 1984 года в Рим был вызван бразильский францисканец отец Леонардо Бофф. Там он предстал перед трибуналом Конгрегации и получил предписание на год отказаться от публичных выступлений. В ноябре того же года вызов в Рим – третий с 1979 года – получил видный голландский писатель-доминиканец отец Эдвард Шиллебеекс, которому было велено дать объяснения Конгрегации. В марте 1986 года лишился права на преподавательскую деятельность и год спустя был уволен со своего поста отец Чарлз Керран – теолог из Вашингтонского католического университета. В 1987 году судебным разбирательствам подвергся архиепископ Хантхаузен из Сиэтла, известный поборник решений II Ватиканского собора. В 1988 году был осужден индийский иезуит Луис Бермехо. Американскому иезуиту отцу Теренсу Суини было приказано прекратить свои исследования вопроса об отношении священнослужителей к браку духовных лиц и сжечь все свои бумаги. Взбунтовавшись против этой попытки вновь разжечь традиционные костры прежней инквизиции, отец Суини оставил лагерь иезуитов. Под стать его негодованию на такое обращение было возмущение немецкого теолога-моралиста отца Бернарда Херинга. Отец Херинг счел разбирательство, учиненное в отношении него Конгрегацией, более унизительным и оскорбительным, чем те четыре случая, когда он в свое время представал перед нацистским судом. В 1989 году Конгрегация официально потребовала, чтобы вновь назначаемые в семинариях и католических университетах лица – ректоры, президенты, профессора теологии и философии – не только давали обет веры, но и приносили клятву верности. Такая же клятва была сделана обязательной для вновь назначаемых пасторов. С этой целью в стандартный обет веры было включено дополнительное предложение:

«Я также полностью принимаю и обязуюсь исповедовать все положения Церкви относительно доктрины веры или нравственности».

Эти меры были введены Конгрегацией сугубо по ее собственной инициативе. Не было проведено никаких предварительных консультаций с теологами или участниками на какой-либо конференции епископов. Они стали сюрпризом и шоком даже для других департаментов курии. В католическом академическом мире тут же последовала реакция «глубокого и сильного беспокойства». В мае 1990 года Конгрегация представила черновой вариант предполагаемого нового «Вселенского катехизиса Католической церкви». На 354 страницах этого документа с новой силой утверждался догмат папской непогрешимости, при этом неявным образом отвергалось сближение с другими конфессиями и вероисповеданиями, начатое II Ватиканским собором. Согласно тексту Конгрегации:

«Задача давать подлинное толкование Слова Господа, будь то в его письменной форме или в форме предания, вверена одному только действующему департаменту учения Церкви».

Снова, разумеется, были повторены осуждения в адрес искусственного контроля рождаемости и прерывания беременности. Также осуждалось совместное проживание до брака, равно как и эвтаназия. Развод признавался аморальным и ведущим к социальной анархии. Мастурбация классифицировалась как нравственно предосудительное занятие, гомосексуализм – как греховное и порочное явление. Предполагаемый «Катехизис» был разослан с просьбой дать свои комментарии всем римско-католическим епископам (общим числом 2421) земного шара. Сведения о нем неизбежно просочились в средства массовой информации, и в газетах были напечатаны отрывки из него. Совершенно отсталый, психологически наивный и неприкрыто реакционный характер документа поверг в шок и привел в ужас огромное число людей, как католиков, так и некатоликов. Надежды на более прогрессивную Церковь, идущую по пути реформ, намеченных II Ватиканским собором, были грубо развеяны и даже попраны. Казалось, что Конгрегация доктрины веры упорно желает обратить эти реформы вспять, повернуть историю назад и еще больше отдалить Церковь от современного мира. Вскоре после того как был разослан черновой вариант нового катехизиса, кардинал Ратцингер, префект Конгрегации, поспешил принять меры против возможного инакомыслия. Это приняло форму двадцатисемистраничного документа, написанного самим Ратцингером и официально опубликованного Конгрегацией доктрины веры под названием «Церковное призвание теолога». В этом документе Ратцингер не только осудил индивидуальное инакомыслие, но равным образом и «ту общественную оппозицию авторитету, которая также называется инакомыслием». Кардинал категорически отказался признать за кем-либо «право думать иначе». Напротив, текст открыто утверждал, что католические теологи не имеют права отступать от официально признанных учений Церкви и что «теологу следует быть не столько аналитиком, сколько инструментом веры». Больше того, инакомыслие должно было рассматриваться как потенциальный грех:

«Уступка соблазну инакомыслия… (ведет за собой) нарушение верности Святому Духу».

Церковь никоим образом не претендовала на демократию.

«Стандарты поведения, уместные в гражданском обществе или являющиеся плодом демократии, не могут быть в чистом виде перенесены на Церковь».

Не может быть ничего подобного и применительно к тем личным взаимоотношениям с сакральным, которые могут быть у индивидуума.

«Апелляция к обязанности каждого человека следовать голосу своей совести не может служить законным основанием инакомыслия».

Текст документа завершается предупреждением:

«Свобода вероисповедания не может быть оправданием инакомыслия. Эта свобода не подразумевает свободы по отношению к истине, но означает свободное решение человека принимать истину в соответствии со своим нравственным долгом».

Другими словами, в той мере, в какой это упражнение в софистике и казуистике вообще поддается расшифровке, можно заключить, что человек свободен только поступать в согласии с учениями Церкви. Поступать иначе означает проявление не свободы, а заблуждения. Свобода состоит исключительно в принятии «истины», а «истина» является исключительной монополией папства, которую оно трактует так, как ему вздумается. В 1992 году, к примеру, со своего поста в Чикаго был снят американский доминиканец отец Мэтью Фокс – за то, что организовал в Калифорнии институт, посвященный творческому и духовному развитию, среди преподавателей которого была самозваная «ведьма». В 1993 году трое немецких епископов были принуждены Конгрегацией отречься от своего утверждения о том, что католики, повторно сочетавшиеся браком без одобрения Церкви, по-прежнему могут принимать причастие. В 1995 году епископ Жак Гайо из Эврё лишился своего поста за то, что поддержал священника, который женился, одобрял использование презервативов в качестве средства защиты от СПИДа и всего лишь пользовался возможностью благословлять гомосексуальные «браки». Когда он отказался сложить с себя обязанности, Ватикан силой сместил его с должности. Свыше 20 тысяч человек присутствовали на его прощальной мессе.

В том же году в августинский монастырь в Бельгии на года так называемых «занятий» была сослана бразильская монахиня Ивона Хебара – дабы могли быть «исправлены» ее «теологические неточности». На это время ей было запрещено писать или выступать с какими-либо публичными речами. В том же самом 1995 году была уволена из своего института теологии в Индиане американская монахиня Кармела Макинрой – за то, что поставила свою подпись под заявлением, одобрявшим посвящение в сан женщин. В январе 1997 года был отлучен от Церкви шриланкиец отец Тисса Баласурия – выпускник Григорианского университета в Риме, основатель и директор Центра за общество и религию в Шри-Ланке и член-основатель Экуменической ассоциации теологов «третьего мира» – за эссе, опубликованное семью годами раньше, о Деве Марии и правах женщин в Церкви. Отец Баласурия осмелился высказать предположение, что женщины могли бы пользоваться теми же правами и занимать те же должности в Церкви, что и мужчины. Таковы некоторые примеры деятельности Конгрегации доктрины веры за последние двадцать лет. Они говорят сами за себя. Как выразился Ганс Кюнг:

«Кардинал Ратцингер боится. И, точно так же как и великий инквизитор Достоевского, он ничего не боится так, как свободы».

Великий инквизитор

Кардинал Йозеф Ратцингер – великий инквизитор наших дней, ныне действующий префект Конгрегации доктрины веры . Он родился в Баварии в 1927 году, в 1954 году был посвящен в священнический сан. Служил во Фрейзинге, в Мюнхенской епархии, затем написал диссертацию о святом Августине, после чего читал лекции по теологии в нескольких университетах Германии – в Бонне, Мюнстере, Тюбингене и Регенсбурге. Присутствовал на II Ватиканском соборе и опубликовал целый ряд книг. В 1977 году папой Павлом VI был назначен кардиналом, затем архиепископом Мюнхена. В январе 1982 года папа Иоанн Павел II назначил его главой Конгрегации.

Кардинал Ратцингер является близким другом и доверенным лицом нынешнего папы . По утверждениям, они встречаются для обсуждений каждую пятницу. В силу их отношений, равно как и в силу его должностного положения как префекта Конгрегации, кардинал является пресловутой «правой рукой» папы. Комментаторы неоднократно высказывали изумление и неодобрительные замечания по поводу реакционного характера современного папства, его страусовую склонность зарывать голову в песок и сознательно не замечать изменений, происходящих в окружающем мире. Эти характеристики обычно приписываются – и не без оснований – Иоанну Павлу II, однако их по крайней мере в такой же степени следует относить и на счет Ратцингера. Фактически он является «главным теологом» Ватикана и как таковой ответствен за многое, если не все, в политике Церкви.

Как можно было ожидать от высокопоставленного прелата и бывшего профессора теологии, Ратцингер очень умен, пусть и не наделен особо богатым воображением. Он не косноязычен, зачастую даже красноречив. Его аргументы умелы, основательны, ясны, последовательны и – в рамках очерчиваемого ими понятийного круга – по-своему убедительны, пусть им и свойственны элементы софистики. Казуистические доводы редко подаются с такой изощренной утонченностью. В отличие от великого инквизитора Достоевского, Ратцингер не производит впечатление разочарованного и пресыщенного циника. Напротив, нет никакой причины сомневаться в искренности его заявлений, нет никакой причины сомневаться в том, что он глубоко и страстно верит в то, что говорит и делает. В действительности временами может даже показаться, что искренность и страстность его убеждений граничат с фанатизмом. Трудно не задаться вопросом: фанатизм в великом инквизиторе – это лучше или хуже, чем макиавеллистический цинизм? И то и другое одинаковым образом могут приводить к высокомерной безжалостности и бесчеловечной одержимости летящего снаряда. Ратцингера глубоко и искренне заботят и волнуют настоящее и будущее Церкви. Он жаждет отвратить от Церкви целый ряд кризисов – веры, доктрины, нравственности, – которые, как он видит, ей угрожают. Он убежден, что Церковь должна быть избавлена от такого позора. Существуя в своей собственной недосягаемой и разреженной атмосфере, Церковь должна быть застрахована и чиста от пятна и заблуждений «простых» человеческих институтов. Для Ратцингера Церковь вполне буквально представляет собой «мистическое тело Христа». Он отметает всякое предположение о том, что она все-таки была создана человеком. Напротив, фундаментальные институты Церкви «завещаны самим Богом, а посему они незыблемы. За человеческим фасадом покоится тайна сверхчеловеческой реальности, на которую не имеют никакого права посягать реформаторы, социологи, общественные деятели». Столь велика вера Ратцингера в Церковь, что он, кажется, готов, когда необходимо, поставить ее выше Писания:

«Группа людей не может просто так собраться вместе, прочитать Новый Завет и сказать: «Теперь мы Церковь, поскольку Господь присутствует там, где двое или трое собрались во имя его».

Одной только веры для Ратцингера недостаточно. Кроме нее должна быть организация, структура, иерархия:

«Церковь подлинно присутствует во всех законно организованных местных группах верующих, которые, в той мере, в какой они едины со своими пасторами, называются церквями».

Само собой разумеется, конечно, что «законно организованные» в данном контексте означает созданные и направляемые Римом. Для верующих быть «едиными со своими пасторами» означает принятие причастия от священнослужителя авторизованной и правильной линии апостолической преемственности – священника, который был рукоположен епископом, пребывающим в согласии с апостолической линией наследования, идущей, согласно доктрине, от святого Петра. Святые Дары Церкви обладают легитимностью для Ратцингера в силу того, что передаются из рук в руки сквозь историю. Если эта цепочка прервана, то евхаристия более недействительна. То, что эта линия наследования в действительности часто прерывалась – а нередко также ломалась и искажалась, – для Ратцингера несущественно.

«Церковь – это не то, что можно создать, а только то, что можно получить оттуда, где она уже есть и где она подлинно есть – от священной общины тела (Христова), которая проходит сквозь историю».

Вследствие этого в концепции Церкви Ратцингера не может быть места какому-либо индивидуальному переживанию сверхчувственного, какому-либо мистическому опыту или личному откровению. Действительно, Ратцингер заявляет недвусмысленно:

«Откровение закончилось с Иисусом Христом».

И далее:

«Откровение» завершено, но толкование, проясняющее его смысл, нет».

Толкование, разумеется, является исключительной прерогативой Церкви. Воспрещается пытаться дать свое толкование. Возбраняется думать. Нужно просто принимать толкование, предлагаемое теми, кто уполномочен это делать.

В этом убеждении коренится нетерпимость Ратцингера к критике или инакомыслию. «Даже в представлениях некоторых теологов, – с возмущением и скепсисом сетует он, – Церковь будто бы является человеческим сооружением». Он умудряется забыть, что Церковь в том виде, в каком она существует сегодня и существовала на протяжении истории, действительно является человеческим сооружением. Умудряется забыть, к примеру, что Никейский собор в 325 году н.э. проголосовал за Божественность Иисуса большинством голосов – 217 против 3. Что за непогрешимость папы проголосовали в 1870 году – всего 535 иерархов из 1084 клириков, обладавших правом голоса. Безмятежно предав забвению эти факты, Ратцингер подчеркивает, что «власть не основывается на большинстве голосов». Она существует исключительно «властью Христа» – который сам никогда и не думал создавать Церковь, не говоря уже о догматах Рима. Без какого-либо намека на иронию Ратцингер настаивает, что «истина не может создаваться через голосования». Церковь даже не делает вид, что стремится к демократии. «В вопросах веры и морали нельзя руководствоваться решением большинства». На самом деле «даже экуменические соборы могут принимать решения по вопросам веры и морали только при условии нравственного единодушия, поскольку нельзя учредить истину путем решения, ее можно только признать и принять». С типичной софистичностью Ратцингер использует риторику для затемнения ключевых моментов. «Мы грешим, – заявляет он, – но Церковь, носитель веры, не грешит». Он не поясняет, как Церковь может оставаться безгрешной, проводя в жизнь решения грешных людей, которые их принимают. Неясно также, признает ли он, что Церковь, пусть и не способная грешить, может по крайней мере ошибаться, – впрочем, недавняя реабилитация таких исторических фигур, как Галилей, внушает мысль о готовности, хотя и неохотно, идти на подобную уступку. В таком случае может статься, что сотни тысяч тех, чьи тела были принудительно пожертвованы во имя предполагаемого спасения их души, будут сочтены всего лишь ошибкой или оплошностью.

Совершенно очевидно и широко признано, что Церковь выживала в трудные для нее моменты истории только благодаря готовности, пусть и дававшейся с трудом, меняться и приспосабливаться к новым условиям. Только путем трансформации своих институтов, своей политики, своих учений, своего отношения к каждому новому поколению, к каждому новому веку она смогла просуществовать такой период времени и дожить до наших дней. Полностью игнорируя с высоты своего величия этот очевидный и простой факт, Ратцингер утверждает, что католическая доктрина в ее нынешнем виде «является вверенным нам посланием, и мы не имеем никакого права перестраивать ее по своему желанию или менять». Поэтому он не видит никакой пользы в экуменизме:

«Мы должны остерегаться неразборчивого экуменизма, который способен привести католические харизматические группы к потере своего истинного облика и, во имя «духа»… некритически связать их с формами пятидесятничества [65] некатолического происхождения».

Ратцингер упорно запрещает католикам причащаться в каких-либо других христианских церквях:

«Католическое вероисповедание состоит в том, что без апостолической преемственности нет подлинных священнослужителей, а значит, не может быть никакой священной евхаристии как таковой».

Если кардинал питает враждебность к другим христианским конфессиям, то он положительно встревожен распространением интереса к другим религиям и другим сферам духовного познания. Эту тревогу он озвучил в интервью, в котором с негодованием заявил:

«Посетив католический книжный магазин… я заметил, что духовные трактаты прошлого заменены на многочисленные руководства по психоанализу… Во многих домах верующих людей (как мужчин, так и женщин) крест подчас уступает свое место символам восточных религиозных традиций. В некоторых местах на смену прежнему благочестию пришли увлечения йогой или дзен-буддизмом».

В том же духе Ратцингер сетует на «чрезмерный сдвиг акцента в сторону нехристианских религий», которые он характеризует как «царства страха и несвободы», как будто Церковь никогда не насаждала ни того ни другого. Согласно уходящим в Средневековье догматическим представлениям кардинала, в подлунном царстве Бога нет места иудаизму, исламу, индуизму, буддизму или другим подобным религиям. Есть только Церковь Рима, единственное истинное живое воплощение Бога. Все остальное либо неведение – состояние «пребывающего во мраке язычника» других вероисповеданий, – либо ересь. В современном каноническом праве ересь, по-прежнему рассматривающаяся как источник зла, определяется как «упорное отрицание или оспаривание, после крещения, истины, которую должна исповедовать божественная католическая вера». В этом смысле все формы протестантизма следовало бы квалифицировать как ересь. Для сегодняшних католиков, по убеждению Ратцингера, одной из самых насущных задач является сдерживание наступления разбушевавшегося современного мира. В августе 1984 года в беседе с журналистом он заявил:

«Я убежден, что тот урон, который мы понесли в последние двадцать лет, есть следствие… разнузданности внутри Церкви скрытых полемичных и центробежных сил, а вне Церкви является следствием конфронтации с культурной революцией на Западе».

И далее:

«Среди наиболее настоятельных задач, стоящих перед Церковью, – задача восстановления такого качества, как нонконформизм, т. е. способности противодействовать многочисленным направлениям окружающей культуры».

Необычна готовность кардинала предложить, без какой-либо тени иронии, столь нестандартное определение «нонконформизма». Если воспользоваться предложенным им определением, то бунтарство, которое заставило молодых людей шестидесятых отвернуться от христианства и обратиться к психологии, восточной философии и так называемой «эзотерической» традиции, должно было быть классифицировано как «конформизм». Переосмысленное определение «нонконформизма» не означает ничего другого, кроме принятия Церкви Рима.

Почитание Марии

Папа Иоанн Павел II охотно создает новых святых. Дабы оправдать создание новых святых, он желает больше чудес. Чтобы ускорить весь процесс, папа изменил правила. Теперь человек, дабы претендовать на причисление к лику святых, должен совершить не два, как раньше, а всего одно чудо.

Всем кандидатам на ранг святых, по крайней мере с 1940 года, должен выдаваться сертификат духовной чистоты, письменное уведомление о том, что в архивах Ватикана не существует «ничего предосудительного» о них. Досье, содержащие все важные материалы по таким вопросам, ведутся Конгрегацией доктрины веры. Это едва ли удивительно. Где еще, как не в архивах бывшей инквизиции, стали бы выискивать «семейные скелеты» и «семейные драгоценности»? В одном из случаев процесс канонизации был грубо свернут, когда обнаружилось, что кандидат не вполне обладает теми моральными качествами, которые обычно ассоциируются со святостью. Неопровержимые доказательства говорили о том, что он имел явно выраженные педофильские наклонности.

Строго говоря, оценивание кандидатов на роль святых не входит в обязанности Конгрегации доктрины веры, а является прерогативой другого департамента – Конгрегации по делам святых. Да и Конгрегация Ратцингера обычно не обременяет себя расследованием и удостоверением подлинности чудес. Но явления Девы Марии и связанные с нею чудеса представляют особый интерес для кардинала и его Конгрегации. И в самом деле, одно из подразделений Конгрегации занимается исключительно оцениванием достоверности – или недостоверности – явлений и чудес Богоматери. В этом одно из немногих по-настоящему здравых и психологически прозорливых воззрений Ратцингера – он считает Мадонну столь же необходимой для выживания Церкви. В его глазах почитание Девы Марии является крайне важным моментом. Без культа Богоматери Церковь неполна. Она нужна для «равновесия и полноты католической веры». Она обеспечивает Риму «правильное отношение, необходимое звено между Писанием и преданием». Кардинал дает подробное толкование этого вопроса:

«Правильное почитание Девы Марии гарантирует вере сосуществование необходимых «разумных доводов» с равно необходимыми «доводами сердца»… Для Церкви человек не является ни только рассуждающим, ни только чувствующим, он – единство этих двух сторон. Голова должна мыслить ясно, а сердце должно быть способно чувствовать пыл: почитание Девы Марии… это дает вере ее подлинно человеческое измерение».

Для Ратцингера Дева Мария является также важным связующим звеном между Ветхим и Новым Заветами, древними и новыми заповедями.

«Опять же в Марии, как индивидуальной фигуре и архетипе, Церковь обретает свой собственный лик Матери и не может выродиться в подобие партии, организации или группы лоббирования на службе человеческих интересов».

В своем признании Марии – или «женского принципа» – Ратцингер вроде как соглашается в виде исключения со сложными и изощренными психологическими представлениями нашего времени. Да, возможно, Мадонна представляет собой слишком идеализированный, слишком далекий от человеческой реальности образ женского начала. Но она все-таки женский образ; и принятие ее Ратцингером в качестве принципа или пути к интеграции сродни утверждениям К. Г. Юнга , а также откровениям мистиков, визионеров и художников разных столетий. Кардинал несомненно не одобрил бы, к примеру, языческого пантеизма Гете, однако женское начало, которое он восхваляет в образе Мадонны, находится не в таком уж и дальнем родстве с «Ewig-Weibliche», «Вечной Женственностью» Гете, которая ведет человечество «в незримые дали». К сожалению, однако, признание женского начала в Марии Ратцингером не распространяется на других женщин – на смертных женщин, обитающих в материальном и феноменальном мире. Непогрешимым декретом папы они по-прежнему лишены возможности занимать духовные должности. И, как и средневековая инквизиция, Конгрегация доктрины веры относится к ним – явно или неявно – с подозрением. Невозможно на страницах этой книги во всей полноте рассмотреть историю отношения Церкви к женщинам. Полки библиотек и магазинов заполнены многочисленными томами, иллюстрирующими все то, что приходилось на протяжении многих столетий терпеть женщинам под властью Рима. Женщина была обесценена, «женский принцип» оклеветан и искажен. На протяжении немалой части своего существования как института Церковь даже не была готова допустить, что женщины обладают душой. Конечно, отношения и представления в целом в обществе постепенно меняются. Даже Церковь не может полностью отгородиться от всех этих перемен. Так, например, священник Тисса Баласурия заявлял, что священнослужительство «является духовной, а не биологической функцией». В 1990 году отец Баласурия писал:

«Нет никакой причины – биологической, психологической, священнической, теологической или духовной, – почему мы не можем иметь женщину-папу с желтым, коричневым, черным или белым цветом кожи».

Однако не на взгляд кардинала Ратцингера и Конгрегации доктрины веры. В 1996 году Конгрегация официально постановила, что «запрет папы на посвящение в духовный сан женщин является непогрешимой частью католической доктрины и не может подвергаться обсуждению или изменению». Год спустя отец Баласурия был отлучен от Церкви. Мало сказать, что Ратцингер и Конгрегация доктрины веры не испытывают энтузиазма в отношении феминизма. «Я в самом деле убежден, – заявляет кардинал, – что то, за что ратует феминизм в его радикальной форме, больше не является христианством, как мы его знаем; это какая-то другая религия». Подобный феминизм «провозглашает освобождение, отличающееся от спасения христианской концепции, если не противоположное ему». Любопытен сам пафос этой фразеологии. Феминизм ставится в такое отношение к Церкви, которое являет собой не просто расхождение, а прямой антагонизм. В этом смысле можно было бы сказать, что Ратцингер рассматривает его почти как дьявольское проявление. Во всяком случае, он глубоко обеспокоен заражением феминизмом монастырей, особенно в Северной Америке. «Некоторые, – сетует он, – с большой доверчивостью обращаются к тем мирским исповедникам, к тем «знатокам души», которыми якобы являются психологи и психоаналитики». Давно подмечено, что политики выбирают себе странных союзников. То же самое и с религиозным догматизмом. Непримиримость Церкви в ее отношении к женщинам привела ее к немыслимому союзу с одним из своих традиционных и самых заклятых врагов – исламским фундаментализмом. В прошлом каждый из них считал другого сущим воплощением дьявола. Каждый из них, впрочем, готов «ужинать со своим дьяволом», лишь бы удерживать женщин на отведенном для них месте. В своей совместной вражде по отношению к женщинам католицизм и исламский фундаментализм тем самым, как это ни парадоксально, делают общее дело. Действуя заодно, они стремятся определять отношение и политику по таким вопросам, как контроль за рождаемостью и аборт.

В сентябре 1994 года в Каире прошла конференция Организации Объединенных Наций – Конференция по проблемам населения и развития. В ее задачу входило исследование методов стабилизации, если не сокращения, населения земного шара и контроля его роста с помощью «планирования семьи», особенно в странах «третьего мира». Среди также рассматривавшихся на конференции вопросов были аборт и меры по ограничению количества случаев заболеваемости СПИДом и негативных последствий перенаселенности городов. Всего на конференции присутствовали представители 171 страны.

Для Ватикана, разумеется, как и для некоторых исламских течений, аборт и «планирование семьи» – то есть искусственная контрацепция – были анафемой. В течение нескольких недель, предшествовавших открытию конференции, ходили упорные слухи о создании тайного альянса между некоторыми мусульманскими течениями и Римом. В августе в прессе прошли сообщения о папских миссиях в Тегеране и Триполи. Но никаких доказательств секретного договора не было, пока не начала свою работу конференция. Только тогда одной итальянской газете удалось раздобыть трехстраничный документ на арабском языке, который служил подтверждением того, что тремя месяцами раньше, в июне, в Ватикане состоялась встреча между церковными функционерами и мусульманскими представителями. На ней было подписано соглашение, по которому стороны договаривались придерживаться совместной стратегии, направленной на противодействие предполагаемым мерам ООН по контролю за ростом населения земли.

На конференции Ватикан и его исламские союзники отказывались дискутировать по проблеме контроля за рождаемостью и фактически саботировали обсуждения. Все другие участники были готовы идти на компромиссы и делать уступки – например, были готовы принять декларацию о том, что аборт никогда не должен рассматриваться как средство контроля за рождаемостью. Для делегации Ватикана и его союзников этого было недостаточно. После нескольких дней бесплодной работы дебаты приняли ожесточенный характер, и стали разгораться страсти. Британия, Соединенные Штаты и Европейский союз были выведены из себя поведением Рима. Глава британской делегации баронесса Чолкер охарактеризовала позицию Ватикана как «полностью тупиковую». Даже редактор британской католической газеты «Тэблит» выражал возмущение:

«Если Святой престол прислал своих представителей в Каир не для того, чтобы вести переговоры, – вопрошал он, – то для чего он тогда принял участие в конференции?»

Он приходил к выводу, что это было сделано по другой причине. Какова же была эта «скрытая цель»? Редактор газеты сам же и отвечал на свой вопрос:

«Конфликт в Каире – это не просто конфликт по вопросам сексуальной этики. Это конфликт из-за западных ценностей, в особенности ценностей европейского Просвещения. Доктринальный цензор Иоанна Павла II кардинал Ратцингер ясно выразил свое отношение к Просвещению».

К концу конференции Ватикан перешел границы благоразумия и спровоцировал вопросы относительно легитимности его собственного участия в конференции. В конце концов, юридически говоря, делегация Церкви присутствовала на правах представителей не религии, а суверенного государства. Другие страны начали жаловаться на чрезмерное и не соответствующее ее статусу влияние делегации. По словам «Таймс», они также начали «задаваться вопросом, почему это одна религия должна иметь представительский статус на конференции, а ислам, буддизм и другие религии нет». Неявным образом в этих вопросах присутствовал и еще один вопрос. Должен ли Ватикан продолжать пользоваться статусом суверенного государства? В конечном счете, делала вывод «Таймс», «Ватикан оказался главным проигравшим на конференции, забывшись настолько… что вызвал гнев большинства делегаций третьего мира», равно как и представителей развитого Запада.

В сентябре 1992 года был опубликован окончательный вариант нового «Вселенского катехизиса». Публичная и частная критика в адрес чернового варианта была полностью проигнорирована, и не было сделано никаких уступок. Новый «Катехизис», столь откровенно не учитывающий требований современного мира, неизбежно вызвал возмущение и возражения. Епископы по всему миру и в особенности в странах развитого Запада выразили свою глубокую обеспокоенность. В Англии «Обсервер» так прокомментировал ситуацию: папа с помощью кардинала Ратцингера «впервые связал контроль за рождаемостью и сексуальное воспитание с догматами католической доктрины». Личной морали больше не позволялось быть личной. Теперь она нерасторжимо увязывалась с теологией и объединялась с верой. Совершать проступки в сексуальных вопросах – означало подвергать опасности самый свой статус причащенного члена Римско-католической церкви. Последующие заявления со стороны как папства, так и Конгрегации доктрины веры становились только более доктринерскими, более непримиримыми, более высокомерно безразличными к человеческим нуждам, бедам и чаяниям. В 1994 году, например, папа Иоанн Павел II выпустил апостолическое письмо, которое решительно запрещало рукоположение женщин в священнический сан. Позже Конгрегация доктрины веры заявила, что высказанное папой по этому вопросу должно рассматриваться как «доктринально непогрешимое утверждение». Летом 1998 года папа издал новый эдикт, который сопровождался комментарием со стороны Конгрегации доктрины веры. Эдикт требовал полного и абсолютного следования официальной позиции папства по таким вопросам, как контроль рождаемости, аборт, внебрачные сексуальные отношения и рукоположение женщин в священнический сан. Открыто запрещалось изменять якобы «сделанному Христом выбору» в пользу священнослужителей только мужского пола. Несогласие с предписаниями Церкви, по этому или какому-либо другому вопросу, надлежало официально рассматривать как ересь и наказывать путем отлучения от Церкви. В комментарии Конгрегации доктрины веры подчеркивался «окончательный» характер утверждений папы, которые должны были безоговорочно приниматься всеми католиками. Папская непогрешимость была облечена новым и подкрепленным авторитетом, который воспрещал какие-либо дебаты по вопросам как морали, так и теологии. Инакомыслие и ересь были теперь фактически синонимами.

По словам «Дейли телеграф»:

«Бытует мнение, что папа, напуганный ростом либеральных движений, пожелал закрыть лазейку в каноническом праве, которая позволяла преподавателям высказываться против моральных доктрин Церкви».

И далее:

«Цель в том, чтобы погасить активность либеральных движений и одернуть растущее число католиков, которые не считают себя обязанными во всем подчиняться учениям Церкви».

«Нью-Йорк таймс» охарактеризовал эдикт папы как «еще один яркий пример тому, что на закате своего папства Иоанн Павел II… пытается сделать свои решения необратимыми». В сущности говоря, будущие понтифики будут связаны по рукам и ногам непогрешимым характером недавних апостолических постановлений, а реформа Церкви в двадцать первом веке будет в лучшем случае отсрочена на неопределенное время, если не полностью похоронена. Есть ирония в том, что в своем желании подчинить Церковь авторитарной дисциплине папа, кардинал Ратцингер и Конгрегация доктрины веры сами же нарушили положения своего собственного Кодекса канонического права. Согласно 212-му канону:

«Верующие во Христе… имеют право, в некоторых случаях это даже является их долгом… доводить до сведения своих святых пастырей свои взгляды на вопросы, которые касаются блага Церкви. Они также имеют право доводить свои взгляды до сведения других верующих во Христе».