Лорд Розбери продолжал находиться на посту премьер-министра до 22 июня 1895 года. Либеральная партия разделилась на две фракции. Лорд Розбери, в прошлом министр иностранных дел, стал возглавлять фракцию либеральных империалистов. Сэр Уильям Харкорт, канцлер казначейства с 1892 по 1895 год, стал во главе другой фракции, относящейся более к левому крылу, и которая возражала против империалистических взглядов Розбери. Правительство Розбери не имело успеха: его внешнеполитические проекты, такие как расширение британского флота, потерпели крах внутри либеральной партии, а его оппонент, сэр Уильям Харкорт, оказался самой сильной фигурой в кабинете правительства. Палата лордов заблокировала все внутренние законодательные акты либералов.

Рэндольф и Дженни отбыли в Нью-Йорк 27 июня 1894 года. Доктор Томас Кит, чьи врачебные услуги стоили очень дорого, сопровождал их в поездке, чтобы наблюдать за Рэндольфом. В Нью-Йорке их встретил кузен Дженни, Уильям Траверс Джером, и вскоре они оказались в центре внимания нью-йоркского общества. Газета New York Times сообщала, что Дженни на одном из огромных банкетов изобрела новую версию коктейля «Манхэттен». По преданиям семьи, в него было добавлено одно из многочисленных лекарств Рэндольфа от кашля. Дженни писала Джеку 10 июля о том, что они находились в Бар-Харборе, в Мейне, и отдыхали, наслаждаясь бодрящим воздухом Новой Англии:

Это самое безлюдное место здесь на Атлантическом океане, и какие здесь великолепные высокие горы. Воздух замечательный и очень полезен для папы. Я думаю, мы пробудем здесь три недели, конечно, нам очень скучно – нет ни души, ни близких.

17 июля Джек написал матери обо всех школьных новостях, о семье и каникулах в Швейцарии. Принц Уэльский присутствовал на актовом дне в Хэрроу, навестил Джека в его комнате «и узнал ту маленькую булавку для галстука, которую он подарил мне 7 лет назад в Каус». В письмах к своей сестре, Леони Лесли, которая жила в Ирландии, Дженни была более откровенна насчет трудностей путешествия. Они проехали Канаду и 7 августа добрались до Альберты:

Р. чувствует себя не так хорошо, как в Бар-Харборе. Конечно, на нем сказывается поездка… Как только после отдыха и покоя ему станет немного лучше, он снова продолжит путешествие – и ничто его не остановит… Кит считает, что Р. в конечном итоге поправится, и я того же мнения – если бы только он дал себе эту возможность. Он очень добр и заботлив, когда чувствует себя хорошо – но абсолютно невозможен, когда сердит или возбужден.

В Калифорнии, куда Черчилли прибыли на третьей неделе августа, их чествовали как знаменитостей. Везде их преследовали журналисты. Именно здесь, 20 августа 1894 года, из отеля «Дельмонт» Рэндольф написал крайне интересное письмо сэру Эдуарду Гамильтону, личному секретарю Глэдстоуна, в ответ на его письмо от 20 июля. Это говорит о чрезвычайно близких отношениях между Рэндольфом и лидерами либеральной партии и насколько свободно он обсуждал с ними политику. Он даже давал рекомендации Глэдстоуну по поводу его здоровья.

Тем временем мальчики весело проводили время еще в одной поездке в Швейцарию под наблюдением г-на Литтла. Уинстон должен был вернуться в Сэндхерст в конце августа, а Джеку предстояло вернуться на занятия в Хэрроу в сентябре.

В Сэндхерсте дела у Уинстона шли хорошо, и он с уверенностью ожидал выпускных экзаменов. Пользуясь отсутствием родителей, он, конечно, не упускал любого удобного случая посетить Лондон для хорошего времяпровождения. Театры варьете пользовались большим успехом у кадетов Сэндхерста, и Уинстон проводил время в мечтах об опереточной актрисе Мабел Лав.

В сентябре, посетив Японию, Рэндольф и Дженни отправились в рискованное путешествие по Китаю, от Гонконга вверх по реке до Кантона. 11 октября Дженни писала Уинстону:

Я не представляю, как смогу продержаться целый год! Мне кажется, Япония пошла отцу на пользу – хотя он не так здоров, как я надеялась – ты не можешь себе представить, насколько я чувствую себя несчастной, довольно часто, оттого, что нахожусь так далеко от всех.

У Рэндольфа в то время случился преходящий паралич левой руки, но он настаивал на продолжении путешествия через Сингапур в Бирму, а затем в Индию. В конце октября в Сингапуре, несмотря на слова доктора Кита о том, что он очень болен, Рэндольф отказался прекратить путешествие и отправиться домой. Это была его идея держать в трюме корабля освинцованный гроб. Он говорил, что если умрет, то они смогут похоронить его в море.

До Дженни каким-то образом дошли новости о том, что граф Чарльз Кински обручен и должен жениться. 31 октября 1894 года она написала Леони письмо, которое отражает степень ее страданий и душевного смятения:

Я не виню его. Я виню только себя за то, что была такой глупой и желала l’impossible [невозможного]. В течение всех этих трудных несчастных четырех месяцев я постоянно думала о нем, и эти мысли как-то поддерживали меня. И вот тебе! Лучше мне совсем не писать об этом – какая в том польза. Одно только ясно <…> это мысль о том, что я пожертвовала для него единственным настоящим чувством, которое я испытывала, и к которому я никогда не посмею опять обратиться – боясь обнаружить, что его уже нет… Леон и, дорогая, мне так стыдно, что в моем возрасте я не могу проявить больше силы характера, чтобы справиться с этим ударом. Я чувствую, что совершенно схожу с ума… мне так больно. Я, право, думаю, что это расплата за все мои грехи… Я знаю, он тебе не нравится, но… я любила его, я думаю, никто из женщин и наполовину не достоин его… Я думаю, это справедливо, что он должен иметь хорошую жену – молодую и без прошлого – которая подарит ему детей и сделает его счастливым… Впредь он для меня умер… Он оставил меня в самое трудное для меня время, в час нужды, и я хочу забыть о нем, хотя и желаю ему всяческой радости, удачи и счастья в его жизни [226] .

В начале ноября Черчилли остановились в правительственном доме в Рангуне. Именно здесь Дженни настигла телеграмма от графа Кински, подтверждая печальные новости о том, что он действительно обручен и собирается жениться на привлекательной богатой наследнице, которой был двадцать один год, – графине Елизавете Вульф Меттерних цур Грахт, кузине красавицы императрицы Елизаветы Австрийской.

К этим переживаниям Дженни добавлялось то, что, по мнению докторов, Рэндольф уже умирал. Доктор Кит информировал с помощью телеграмм докторов Робсона Руза и Томаса Буззарда о состоянии Рэндольфа, а также 22 ноября написал письмо сестре Рэндольфа, Корнелии, леди Уимборн, сообщая ей, что на выздоровление нет надежды. Путешествие пришлось прервать, и они отправились обратно в Англию через Египет и Францию.

30 ноября Джек писал отцу: «Мы все здесь в Хэрроу ругаем основателя школы, за то, что он построил ее на возвышенности, потому что Итон, расположенный в долине, сейчас весь залит водой, и все мальчики разошлись по домам; можешь себе представить – один из учеников Итона проплыл по всей Главной улице! <…> Это будет первым Рождеством в такой дали от вас, один раз вы провели Рождество в России, но это было совсем близко отсюда». В конце письма было очевидно, какое напряжение это путешествие вызывало во всей семье:

Подумать только, я почти ничему не радовался почти 6 месяцев после вашего отъезда. О, как я желаю излить свои мысли и душу тебе и дорогой маме, но я не могу, а если попытаюсь, то только напишу на плохом английском.

1 декабря Дженни написала Уинстону, давая ему понять, что отцу осталось недолго жить на этом свете. Но Дженни и Уинстон скрыли от Джека, которому было всего четырнадцать лет, серьезность положения отца.

21 декабря Джек написал отцу свое последнее письмо:

Мы каждую минуту ожидаем получишь от тебя телеграмму о твоем прибытии в Марсель. Ты, конечно, слышал, что Уинстон вышел вторым в Сандхерсте по верховой езде, что, я полагаю, довольно здорово с его стороны. Я думаю, он обязан этим, и всем другим, тебе. До скорого следующего письма.

До свидания, дорогой папа. Целую много раз.

Твой любящий сын. Джек С. Черчилль.

К декабрю Дженни была в таком отчаянии по поводу предстоящей свадьбы Кински, что она написала Леони:

О, Леони, дорогая, как ты думаешь, не поздно еще это остановить? Ты ведь знаешь, нет ничего невозможного. Не поможешь ли ты мне – ради бога, напиши ему [Кински] <…> Я страшусь одинокого будущего – а Чарльз единственный человек на земле, с кем можно все начать сначала – ия потеряла его – <…> Леони, дорогая, используй весь свой ум и всю свою силу и убеди его отложить эту свадьбу [229] .

Дженни и Рэндольф вернулись в Лондон накануне Рождества 1894 года и поселились у вдовствующей герцогини по адресу: 50, Гросвенор-сквер. Рэндольф был, по словам Уинстона, «настолько слабым и беспомощным умственно и телесно, как маленький ребенок». За ним постоянно ухаживали Дженни и несколько врачей. Он немного оживился в начале января, достаточно, чтобы принять нескольких посетителей, с которыми он вел свободный разговор. В течение этого ужасно холодного, дождливого января 1895 года в прессе ежедневно печатались сообщения о состоянии его здоровья.

Именно в тот период Дженни ускользнула от него и навестила графа Кински в его лондонской квартире на Кларджис-стрит. 3 января она писала Леони о том, что они расстались «добрыми друзьями… но я люблю его так, как некоторые любят опиум или спиртное». 7 января Кински женился на графине Елизавете, незадолго перед днем рождения Дженни, которой 9 января исполнился сорок один год. Дженни чувствовала себя преданной им, и Перегрин говорил, что она никогда не простила Кински и сожгла все его письма.

В последние дни своей жизни Рэндольф находил большое утешение в известиях о прекрасных учебных результатах Уинстона в Сэндхерсте. Отличные отметки позволили ему занять двадцатое место в классе из 130 кадетов. Его поведение было хорошим, без всяких признаков его обычного отсутствия пунктуальности.

В разгар снежной вьюги, когда температура воздуха опустилась ниже нуля и замерзла вода в Темзе, лорд Рэндольф впал в кому и умер в 6:15 утра 24 января. Его жена, дети и мать находились с ним до конца. Через три недели ему бы исполнилось сорок шесть лет. Уинстон писал: «все мои мечты» вступить в «Парламент рядом с ним» «развеяны». Но «мне остается только преследовать его цели и защищать память о нем».

Почетные похороны Рэндольфа проводились в Вестминстерском аббатстве, с толпами людей, заполнившими улицы, с присутствием на ритуальной службе политических деятелей всех рангов и партий. Похоронный кортеж лорда Рэндольфа прошел через его избирательный округ в Южном Паддингтоне. Он попросил, чтобы его похоронили не в склепе Бленхеймского дворца, а в Блейдоне, на кладбище при церкви Святого Мартина, где были похоронены его братья, умершие в младенчестве. Там присутствовал весь округ Вудсток, с большими делегациями из Паддингтона и консервативной партии Бирмингема, а также из Ирландии. Впоследствии в Бленхеймском дворце в его честь была возведена статуя, и в Палате общин установлен его бюст.

Уинстон, в биографии своего отца, утверждал, что он умер от «редкой и ужасной болезни». Причиной смерти, как говорится в свидетельстве о смерти лорда Рэндольфа, послужила «бронхиальная пневмония в связи с параличом мозга».

Вдовствующая герцогиня попросила лорда Розбери, друга лорда Рэндольфа с детских лет, написать биографию ее любимого сына.