Лорд Сэлисбери пришел к власти в качестве премьер-министра от консервативной партии в июне 1895 года, сформировав коалиционное правительство с Либеральной юнионистской партией, во главе которой стоял Спенсер Комптон Кавендиш, известный под именем лорд Хартингтон [235] , и Джозефом Чемберленом. Британская империя находилась на пике своей экспансии и могущества.

На момент смерти лорда Рэндольфа полная стоимость его состояния составляла 75 971 фунт стерлингов / 364 660 долларов (примерно 5 миллионов фунтов стерлингов в современном исчислении). Приличная часть этой суммы пошла на уплату его долгов. Остаток денег, с умом вложенный в надежные, высококачественные акции известных компаний, таких как частные железные дороги, обеспечивал семейный доверительный фонд, которым управляла Дженни. Она получила по наследству 500 фунтов стерлингов / 2400 долларов в год, что, учитывая ее годовой доход в 2000 фунтов стерлингов / 9600 долларов от сдаваемой в аренду собственности в Америке, должно было создать ей довольно обеспеченное положение. Дженни оставила продажу южноамериканских золотых акций Рэндольфа на усмотрение юристов семьи, и они были проданы с убытком на рынке, цены на котором падали, что было совершенно ненужным шагом. Все что ей было нужно, – это набрать сумму для уплаты долгов мужа. Если бы она обратилась к друзьям Рэндольфа, Ротшильдам – экспертам по финансовым и банковским делам, или к близкому другу Черчиллей и биржевому маклеру сэру Эрнесту Касселю, они бы дали ей хороший совет. Она могла бы продать акции и вновь вложить полученные деньги с большей выгодой, так как в следующем году эти акции выросли в цене в три раза.

После смерти отца Уинстон стал заявлять, что лорд Рэндольф на словах соглашался с его поступлением в кавалерийский полк для начала своей первой действительной службы. Он попросил Дженни послать телеграмму полковнику Брабазону из 4-го гусарского полка, который посоветовал Дженни, каким образом нужно составить письмо к герцогу Кембриджскому. Она пояснила в своем письме к герцогу, что в полку была вакансия и, по мнению Брабазона, Уинстон, сдавший экзамены ранее всех других кандидатов в кавалерию, не должен оставаться в Лондоне без каких-либо занятий. Дженни считала, что ему надо дать возможность осуществить последнее желание Рэндольфа. Герцог отослал эту просьбу 20 февраля 1895 года начальнику секретариата министерства СВ, и Уинстон был должным образом определен на службу в качестве второго лейтенанта 4-го гусарского полка.

Джек вернулся на занятия в Хэрроу, где его результаты немного ухудшились, пока он приспосабливался к жизни без своего отца.

Дженни в то время был сорок один год, и она находилась в расцвете своей красоты. Принц Уэльский быстро предпринял шаги для того, чтобы заручиться ее симпатией. Первое письмо с соболезнованиями, которое она получила в день смерти лорда Рэндольфа, было от принца из Сандрингема:

Моя дорогая леди Рэндольф!

Сегодня утром до меня дошли печальные новости, что все окончено… и я почувствовал, что и для него и для вас – это к лучшему… Наша дружба была омрачена в прошлом, но мне приятно думать, что все это давно предано забвению [239] .

Выраженное королем сочувствие было приятно, но у Дженни не было своего дома, и она чувствовала, что ей необходимо уехать от свекрови. Она выбрала Париж, город своей юности, где жили Джек и Леони Лесли со своими тремя сыновьями, а также старшая сестра Дженни – Клара Фревен. На третьей неделе февраля она поселилась вместе с ними в двух арендных квартирах на фешенебельном авеню Клебер. Дженни продолжала с легкостью тратить деньги на новое оформление интерьера и отделку своего временного жилища на высшем уровне. Следующие шесть недель ознаменовали новое начало в ее жизни. Хотя неожиданный приезд графа Кински и его молодой невесты в близлежащий отель «Бристоль» привел Дженни в замешательство, она вскоре нашла способ выбросить это из головы.

В начале марта Клара познакомила Дженни с богатым обаятельным юристом ирландско-американского происхождения и представителем демократической партии – Уильямом Бурком Кокреном, которому был сорок один год, и он был другом мужа Клары, Мортона Фревена. Бурк, как все его называли, недавно овдовел, и между Дженни и Бурком начался короткий, но пылкий роман. Дженни «почувствовала трепет изумления», когда он впервые вошел в комнату – такой высокий, широкоплечий, с ярко-голубыми глазами, которые «светились» как «глазки незабудок». Кокрен имел приятную внешность, и его считали одним из лучших политических ораторов в Соединенных Штатах того времени. Дженни и Кокрен хорошо владели французским, и оба интересовались конным спортом. Он сразу же ей понравился, и дети семьи Лесли вспоминали, что он часто приходил к ним в гости. Дженни устраивала для него пышные ужины, а он развлекал ее и всю семью рассказами о конных скачках в Ирландии. На виду у всех они вместе катались на велосипедах, что было очень модно в Париже, и прогуливались, взявшись за руки, по аллеям, усаженным деревьями.

Из писем, которые Дженни писала Уинстону и Джеку, было очевидно, что она переживала лучшую пору своей жизни. В письме от 1 марта она писала Джеку, что Париж «очарователен», что она ходила кататься на коньках в Зеркальный дворец (Palais de Glace), и «я обнаружила, что не забыла различные фигуры – “Морской бриз” и т. д.» Джек в своем ответе сообщил, что намеревается приехать к ней на Пасху, и она посоветовала ему «взять с собой бриджи» для езды на велосипеде и «пару полуботинок». Уинстон написал ей в письме от 2 марта, что он тоже намеревается навестить ее в Париже в пасхальные каникулы, «так что тебе следует иметь на этот случай откормленного теленка», и что он посылает ей три пачки ее любимых сигарет – «Королевские красавицы» (Royal Beauties).

Позднее, в марте того же года принц Уэльский отправился на Средиземное море на своей яхте Британия с целью поупражняться перед участием в парусных гонках, которые должны были проходить в конце года. Он отправил Дженни записку (без даты), в которой говорилось, что они должны встретиться после полудня, «и Вы непременно получите удовольствие». Он устроил так, что Дженни посетила его на борту яхты, и они возобновили свои интимные отношения. Он также посетил ее в доме на авеню Клебер. Второй сын семьи Лесли, Джон (Шейн), которому было в то время девять с половиной лет, вспоминал, как принц Уэльский пришел к ним поздно ночью, и Джона вместе с его братом Норманом подняли из постели для встречи принца. Принц спросил мальчиков, кем бы они хотели стать, когда вырастут, и затем подарил Шейну, по его воспоминаниям, «шиллинг королевы» (золотой соверен).

Г-жа Джером, уже в преклонном возрасте, жила в Танбридж Уэлс в графстве Кент и была некоторое время больна; ее старшая дочь Клара вернулась в Англию, чтобы ухаживать за ней. В конце марта ей стало хуже, и Дженни вместе с Леони поспешили к постели больной. Пять дней спустя, 2 апреля, она совершенно внезапно умерла. Гроб нужно было перевозить в Америку, и на организацию этого ушло определенное время.

5 апреля принц послал Дженни из Мальборо-хаус письмо со своими соболезнованиями. Позже в апреле Дженни вернулась в Париж к Бурку, чтобы провести с ним последние несколько недель. Перед возвращением в Америку Бурк сделал ей предложение, и она отказала ему, но они остались лучшими друзьями до конца своей жизни. В последующие месяцы Дженни совершала много поездок в Париж и обратно, стараясь как можно меньше жить со своей свекровью. Она также присматривала для себя новый дом в Лондоне.

Принц Уэльский все еще находился в то время на стадии разрыва своих отношений, длившихся уже несколько лет, с замужней женщиной – богатой хозяйкой светского общества Фрэнсис (Дейзи), графиней Ворвик. Летом Дженни стала появляться в обществе рядом с красивым, веселым молодым офицером из Гренадерского гусарского полка, двадцатисемилетним Хью Варрендером. В августе она приехала с ним на остров Уайт во время недели парусных гонок в Каус. Так как траурный период уже закончился, она была модно одета в белое с головы до ног, и на голове ее была соломенная шляпка. Варрендер был искренне влюблен в нее и, похоже, имел намерения жениться на ней. Сохранилась групповая фотография, снятая в ту неделю, на которой запечатлены Дженни, Леони, Уинстон, Джек и Хью Варрендер, который выглядит невероятно молодо.

Дейзи Ворвик приобрела социалистические взгляды и стала для принца Уэльского чем-то вроде помехи в его кругах. В тот момент он вел дружбу с другой замужней женщиной, Джорджианой, графиней Дадли, и вместе с ней он уехал еще до окончания недели Каус. Этот роман не продлился долго, и 8 сентября принц писал Дженни из Гамбурга, выражая надежду, что ей понравилось время, проведенное во французском курортном городке Aix-les-Bains, где она провела отдых. Затем, приправив шутку ревнивым вожделением, он упрекнул ее связью с Варрендером, задавая вопрос: «И кто же будет вашей следующей любовной жертвой?»

В сентябре Дженни связала себя значительным финансовым обязательством, купив новый дом по адресу: 35А Грейт Камберленд Плейс, в западном районе Лондона. 3 октября 1895 года она писала в письме к Кларе: «Я собираюсь отделать его от пола до потолка, провести электрический свет, горячую воду и т. д. … Как хорошо, что мы снова будем все вместе, «сами по себе»! Мальчики в таком восторге при мысли «позвонить в дверь собственного дома», что только об этом и думают».

Дом из семи этажей, в стиле конца Георгианской эпохи, был относительно скромным по сравнению с домом на Коннот-плейс. Но он располагался совсем недалеко от фешенебельного района Мейфер и был удобен для посещений принцем в послеобеденное время. Дженни щедро тратила деньги на свой новый дом; она наняла семь слуг, разместила там свои коллекции старинной мебели, голубого и белого фарфора, изделий из стекла и хрусталя, декоративных украшений из нефрита и свою бесценную коллекцию хрустальных поросят. В ноябре 1895 года она поселилась в этом доме, и ее изысканное жилище в очередной раз стало местом приемов для развлечений высших слоев общества.

Именно здесь, в условиях полной секретности, пышным цветом расцвели интимные отношения между Дженни и принцем Уэльским. В январе 1896 года принц, при обращении к Дженни, стал называть ее «Ma chère (Моя дорогая)». С февраля 1896 года до конца 1897 года от принца регулярно шли потоки писем и записок. Ответные письма Дженни не сохранились, так как принц приказал сжечь все свои личные бумаги после своей смерти. Его послания к Дженни носили тот же характер, что и письма ко всем своим основным любовницам; они приходили раз в неделю и имели следующее содержание: «Если Вы хотите увидеть меня, я загляну завтра в пять часов». Затем он обычно приходил на ужин или на чай, за чем следовали интимные отношения.

Берти, как называли принца его близкие друзья, был 44-летним мужчиной с короткой, поседелой бородой, с пятнами от никотина; он всегда одевался с безупречным вкусом и пользовался одеколоном eau de Portugal Его голос, сиплый от курения сигар, имел низкий, сексуальный гортанный оттенок; он произносил слова с раскатистым «р», чем-то напоминающим немецкое произношение его отца. Он имел огромный аппетит к еде и был довольно тучным. Возможно, ввиду этого обстоятельства, Дженни установила в доме лифты, ведущие к спальням. В дальнейшем Берти сильно располнел из-за чрезмерного пресыщения едой и питьем, и к пятидесяти пяти годам его талия стала размером в сорок восемь дюймов (прим. 1 метр 22 сантиметра). В 1895 году он все еще был приятным на вид мужчиной. Позднее в фильмах, снятых во время его поездок верхом в Сандрингеме, изображалось, как он садился на лошадь, и бедное животное содрогалось и шаталось под его огромным весом в триста восемь фунтов (прим. 140 килограммов). Леони считала, что именно Дженни дала принцу кличку «Там-Там». В период переживаний Дженни по поводу ее тяжелых утрат принц приходил к ней для развлечений и утешений в постели. Берти был очень вспыльчив и имел ужасный характер, и Дженни знала, как ублажать, уговаривать его и держать в хорошем расположении духа.

Хотя Дженни была на тот момент фавориткой среди любовниц принца, она продолжала свою любовную связь с недавно овдовевшим Уильямом Валдорфом Астором, жена которого, Мэри, умерла в 1894 году. Астор был суровым человеком с аристократической внешностью. Он обладал исключительным интеллектом и питал большой интерес к истории. Он снимал Лэнсдаун-хаус неподалеку от места, где жила Дженни, но оставил этот дом в 1893 году. Он родился в Нью-Йорке в 1848 году, изучал там юриспруденцию и стал впоследствии финансистом, и позднее – членом ассамблеи штата Нью-Йорк и сенатором от республиканской партии. Он унаследовал поместье от своего отца, которое предоставляло ему личный доход, делавший его самым богатым человеком в мире. В тот момент Астор постоянно проживал в Англии, и за два года до этого он приобрел огромное загородное поместье, Клайвден-хаус в Тэплоу, Бакингемшире. Астор тоже получил прозвище от Дженни. Она называла его «Уилли-богач». Богатство Астора составляло в то время 200 миллионов долларов, а его годовой доход был в размере 6 миллионов долларов.

История на первой странице газеты Newark Times, появившаяся 21 февраля 1896 года, должно быть, привела Берти в негодование: «Самой интересной новостью светского общества <…> является помолвка леди Рэндольф Черчилль и Уильяма Валдорфа Астера». Это было совершенно ложное сообщение. Астер хотел жениться на Дженни, но она не вышла бы за него замуж, несмотря на его миллионы, по причине его слишком степенного характера. 27 февраля Берти благодарил ее в письме за «очаровательный ужин», но журнал светских новостей Town Topics не оставлял эту тему в покое и 12 марта напомнил читателям: «Ньюйоркцы старшего поколения помнят тот факт, что мистер Астор восхищался леди Рэндольф еще до ее замужества».

В июне того года Дженни сопровождала принца на ипподром в Эпсоме, и лошадь принца, Персиммон, выиграла на скачках дерби. 4 июня Дженни писала Джеку: «Уинстон <…> ставил на Персиммона <…> Эта победа пользовалась большим успехом, и толпа приветствовала ее громким ликованием».

Дженни обладала отличными организаторскими способностями, и если принц хотел устроить небольшой частный прием для гостей, он всегда полагался на нее для составления списка гостей и выбора меню. Она знала его особых друзей, а также то, какую еду он любил и какую музыку предпочитал. Он осыпал ее подарками и обеспечил ей влиятельное положение в обществе. В письмах семьи содержались постоянные упоминания принца.

Уинстон и Джек тоже посещали его дома, и между Уинстоном и принцем завязалась индивидуальная переписка по поводу его армейской карьеры, к которой Берти проявлял пристальный интерес. После недели парусных гонок в Каус в августе того года принц был приглашен в качестве почетного гостя на вечер, проводимый в выходные дни в Дипдене, доме герцогини Лили, в Доркинге, и Дженни заручилась приглашением на этот вечер для Уинстона. Для него, второго лейтенанта, это была большая честь, и среди гостей находился командир его части, полковник Брабазон. Но, как всегда, Уинстон не смог приехать вовремя, опоздав на поезд, и ему пришлось добираться на следующем поезде. Поскольку приглашенных гостей было четырнадцать, Берти, будучи суеверным человеком, никогда не позволял садиться за стол в количестве тринадцати человек. К его большой досаде, всем гостям пришлось стоять на ногах в ожидании Уинстона. Когда он наконец появился, принц, в присутствии полковника, заметил: «Уинстон, что, в вашем полку не учат пунктуальности?»

На протяжении всей осени того года Дженни либо постоянно сопровождала принца во время его загородных поездок в конце недели, либо к ней шли потоки писем из Сандрингема, Виндзора, из его частного клуба, с его яхт или с мест, где он останавливался во время путешествий по Европе. В сентябре Джек в своем письме к матери сообщал о том, что собака Дженни, породы чау, родила щенят, и одни из них коричневого цвета, а другие черные. Дженни ответила кратким письмом, написанным на гербовой бумаге Сандрингема, где она проводила время с принцем. Она сообщала, что пообещала одного из щенят принцу, который любил собак, а Берти говорил, что собирается назвать его в честь ее сына – Чёрный Джек.

Начиная с 1896 года, Дженни устраивала для принца и его друзей роскошные обеды в Грейт Камберленд Плейс, для которых требовались погребок с отменным вином и бесчисленное количество новых платьев, обычно от Уорта – известного дома мод в Париже. За все это Дженни платила с помощью займов, которые разрастались как снежный ком, а выплачивала она их за счет взятия новых кредитов. В некоторых ее письмах того периода говорится, что она или находится, или собирается поехать в Монте-Карло, чьи игорные дома были модным убежищем богачей.

Принцу приходилось сочетать свои визиты к Дженни с государственными обязанностями, которые ему нужно было исполнять, но, несмотря на его большую занятость в 1897 году, они все-таки встречались довольно часто. Берти, по-видимому, пленял художественный интерес Дженни ко всему японскому, и в домашней обстановке она встречала его в ярких платьях или кимоно из японского шелка, которые еще больше подчеркивали ее смуглую красоту 4 января 1897 года он писал ей из Сандрингема с пожеланиями счастливого Нового года и спрашивал, можно ли ему прийти к ней на «японский чай». Два дня спустя он получил от нее разрешение на это. В других его письмах, написанных в феврале, он спрашивал, можно ли прийти на «чай гейши». В апреле того года принц посетил Францию, и 1 апреля он писал Дженни из Ниццы, с королевской яхты Британия, спрашивая, какие французские пьесы ему стоит посмотреть, а также благодарил ее за ужин. На этом письме было прожженное место, и содержалось извинение принца «Простите мою сигарету!» В мае Дженни гостила в доме Уильяма Валдорфа Астора, куда был приглашен и принц. Остается только гадать, как она справлялась с двумя пылкими любовниками под одной крышей. Из Кливдена открывались панорамные виды на Темзу, и дом Астора был обставлен в самом роскошном стиле, в подражание итальянцам, с гобеленами и обшитыми панелями стенами. Однако Астор прискучил Дженни, и 31 мая она писала Джеку, что обстановка «там была очень холодная, сдержанная и скучная». В то же время она отмечала, что Уильям «обладает отличным вкусом», и она находила его «жилище великолепным, но безликим», а принц «был в хорошем настроении».

2 июля герцогиня Девонширская устроила в своем лондонском доме, Девоншир-хаус на Пиккадилли, бал лондонского светского сезона в честь празднования бриллиантового юбилея королевы Виктории. Это был бал-маскарад, и гости должны были изображать известных исторических лиц. Принц Уэльский явился на бал в виде Великого Приора Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, а его жена, принцесса Александра, изображала Маргариту де Валуа и появилась в сопровождении лиц в нарядах титулованной аристократии. Дженни, как обычно, превзошла в своем наряде всех женщин. Одетая в великолепный костюм, она изображала византийскую императрицу Феодору. Многие журналисты отвели ей большое место в газетах, называя ее красавицей бала. Наряд Дженни состоял из широкой мантии яркого цвета из дорогого материала, которую она скопировала с мозаичного портрета из церкви в Равенне. На голове у нее была корона с висящими по бокам подвесками из жемчуга и украшением из бриллиантов. Длинные рукава из прозрачной ткани, свисающие по бокам ее платья, были украшены сверкающими стразами. На ее шее было жемчужное ожерелье, а ее длинные черные волосы, которые она обычно поднимала вверх, свободно струились по ее плечам, доходя почти до пояса. В одной руке она держала огромную лилию, а в другой – золотой шар как символ власти. Владычествуя над всеми, она была фактически королевой дня.

В августе, во время недели парусного спорта в Каус, которую Берти прозвал «Зрелищем дикого Запада», Дженни появлялась на публике вместе с принцессой Александрой, их отношения казались близкими, дружескими и мирными. Кроткая красавица принцесса, измученная беременностями и родами, вполне привыкла к постоянным изменам своего мужа. Осенью того года принц присылал Дженни частые письма с новостями о своих многочисленных зарубежных поездках. Он также сообщал, что слышал хорошие отзывы об Уинстоне. Такая похвала ее старшего сына была очень кстати.

Будучи официальной фавориткой принца, Дженни появлялась с ним на публичных приемах, выступая перед всем миром как будто в роли его жены. На фотографиях в прессе в 1897 году, во время празднования бриллиантового юбилея королевы Виктории, она шла рядом с принцем около лондонского Тауэра. К началу 1898 года Дженни начала испытывать серьезные финансовые затруднения, и ее долги росли. Богатый дом, роскошные обеды и вино, которые она предлагала принцу, истощали ее доходы от поместья.

24 января принц писал ей из Сандрингема, обсуждая подробности ее предстоящего визита вместе с Джеком и давая совет, на каком поезде им следует приехать. Он сообщил, что среди гостей будет также Мария де Ротшильд, жена банкира-миллионера Лео де Ротшильда (которому принадлежал загородный дом Аскот-Уинг возле Лейтон-Базард в графстве Бердфордшир).

Тем временем Дженни привлекла к себе еще одного молодого любовника, майора Карела Рамсдена, офицера из Сифортского хайлендерского полка. Его имя, начиная с 1897 года, появляется в письмах Дженни к своим сыновьям. «Красавец Рамсден», как его называли, был прикомандирован в Каир, где собиралась экспедиция под руководством Горация Герберта Китченера, главнокомандующего армией в Египте (1892–1898), целью которой было повторное завоевание Судана. Уинстон страстно желал попасть в состав полка Китченера в этой армии. Дженни полагала, что ей, возможно, следует посетить Рамсдена в Египте и одновременно попытаться поговорить об Уинстоне с Китченером. Уинстон писал, что, несомненно, ее остроумие, такт и красота помогут преодолеть все препятствия. Позднее, в своей автобиографии, он описывал ее как женщину, «которая использовала мужчин и открывала двери» для него.

В Каире Дженни остановилась вместе с Рамсденом в отеле «Континенталь» и обратилась с просьбой к Китченеру. Он проигнорировал ее просьбу как одну из многочисленных просьб такого рода, постоянно поступавших к нему. Когда ее пребывание в Каире подошло к концу, Дженни отправилась в Порт-Саид и обнаружила, что отправление корабля, на котором она собиралась отплыть домой, задерживалось. Вернувшись в гостиницу, где она собиралась провести еще одну ночь с Рамсденом, она вошла в комнату без стука и увидела его в объятиях леди Максвелл, жены генерала Джона Максвелла. Дженни закатила скандал на всю гостиницу. Слух об этом инциденте достиг ушей принца, находящегося в Каннах, и он писал ей в письме: «Вам следовало держаться дружбы старых друзей, а не отправляться в экспедицию по Нилу. Старые друзья лучше всех!»

Как только Дженни вернулась домой, Леони навестила свою сестру и застала ее за составлением письма к принцу, в котором она хотела свести с ним счеты: «Как я благодарна вам за ваше участие – поскольку Вашему Королевскому Высочеству хорошо знакомо это чувство, после того, как его бросила леди Дадли».

Леони опасалась, что такое письмо покажется принцу оскорбительным, и вызвалась отправить его сама, но оставила письмо у себя до утра. На следующий день она сказала Дженни, что «для таких посланий утро вечера мудренее». Дженни составила более остроумный вариант и отправила оба письма. 8 апреля принц прислал Дженни письменное извинение из Гранд-Отеля в Каннах, подтверждая получение ее писем от пятого и шестого числа: «Мой дорогой друг <…> Я должен извиниться перед вами, если мое письмо причинило боль. Я не представлял, что это был настолько серьезный роман!»

Дженни не знала, что в январе 1898 года принц познакомился с достопочтенной г-жой Джордж (Элис) Кеппель, блестящей красавицей в возрасте тридцати с небольшим лет. Берти был приглашен на празднование Нового года в Гопсолл-хаус, загородный дом в Ворвикшире, принадлежащий Джорджу и Джорджиане, лорду и леди Хоуве; Джорджиана была сестрой покойного лорда Рэндольфа. Берти и Элис вскоре глубоко полюбили друг друга. Хотя дни Дженни в качестве фаворитки подходили к концу, она упорно боролась за сохранение его привязанности, причем самым искусным образом.

В какой-то момент в том году Дженни познакомилась с двадцатичетырехлетним изумительным красавцем Джорджем Корнуоллис-Вестом, лейтенантом Шотландского гвардейского полка. Похоже, что они встретились в доме генерала сэра Иана Гамильтона и Джин, леди Гамильтон. Гамильтон и Уинстон впервые познакомились в Индии летом 1897 года. Гамильтон вернулся в Англию и стал начальником военной школы стрелковой подготовки Хит, в графстве Кент, и семья Гамильтонов разместилась в доме на территории учебного лагеря. Джин писала в своем дневнике о том, как она приглашала Дженни и некоторых своих подруг на обед, и в числе приглашенных были «милые юноши из Школы стрелков». Джордж рассказывал в своей биографии о том, что в момент знакомства с Дженни он проходил курс в той школе стрелковой подготовки.

Викторианское общество считало Джорджа незаконным сыном принца Уэльского, поскольку мать Джорджа, Мэри (или Пэтси, как ее называли в семье), была его первой любовницей – когда ей было всего шестнадцать лет – и принц сохранял о ней высокое мнение. Семья Корнуоллис-Вест жила в замке Рутин, в Денбигшире, Северном Уэльсе. Описывая свое детство, Джордж вспоминал: «Принц Уэльский был частым гостем и неизменно был добр ко мне и всегда просил увидеть меня. Ни одно Рождество не проходило без небольших подарков от него в виде открытки или игрушки».

Джордж участвовал вместе с принцем в рыбалке и охоте на оленей в его усадьбах. Семья Корнуоллис-Вест была небогата, но они владели замком Рутин; позднее им стали принадлежать дом по адресу: 49 Итон Плейс в лондонском районе Белгревия, и поместье Ньюлендс в Лимингтоне, графстве Хэмпшир, который являлся загородным домом матери, Пэтси. Две сестры Джорджа, тоже по слухам дочери принца, вышли замуж за мужчин со значительным состоянием и статусом. Дейзи вышла замуж за Хью Гросвенора, второго принца Плесса, а Шила стала женой герцога Вестминстерского.

Родители Джорджа и принц Уэльский не одобряли связь Джорджа с Дженни. Ей было сорок четыре года, и она все еще была красива, но, возможно, уже не могла иметь детей. Это означало, что если бы отношения стали серьезными, их родословная прервалась бы без наследника мужского пола.

Джордж был здоровым и активным мужчиной, и очень добрым, но он не обладал большим интеллектом. Он глубоко полюбил Дженни. Одно из его писем к ней – которых было несколько сотен – от 29 июля 1898 года было украшено сердцами: «Вчера я думал о тебе целый день и строил воздушные замки о тебе и о нашей совместной жизни». Вскоре в Дженни вспыхнули к нему такие же чувства, и она развлекала его в своем доме, покоряя его своей красотой, очарованием и умом. Они вместе проводили выходные дни в загородных домах, и позднее, к их большому удобству, батальон Джорджа был переведен в Лондон, что облегчало возможность их встреч.