На вершине своей волшебной власти племя Крея вывело летучих лошадей с вороньими крыльями, так как сами они летать не могли. Но волшебник, который умел летать по небу, не отказался прокатиться на великолепном верховом звере из Мор-Конза-Шоннор.
Путь на запад верхом на лошади был коротким. Изумрудно-зеленый внизу, сапфировый вверху - таким проносился мимо мир. На севере громоздились облака над приземистыми горами. На юге и западе округлость скалистой стены образовывала в утреннем солнечном свете серо-золотистое кольцо. Для человека на летящей лошади местность по ту сторону скалы вовсе не была недоступной. Но это приключение он оставит для другого утра. Сегодня же был день возвращения. Возвращения Шоннора в деревню Трома, в Еловую Рощу.
Он пустил лошадь пониже, достигнув последних террас. Внизу он видел фруктовые сады, которые с этой высоты казались манящими, и точки между деревьями работников. Он слышал неясные крики, видел испуганные жесты: они показывали вверх. Они принимали его за орла. Или молились, чтобы это не оказалось ничем иным. Теперь он различал темные ели и белый ручей и дальше внизу лоскутное одеяло из огороженных полей, пастбищ и хижин. Дым костров струился в воздухе. Аромат овсяной каши, хлеба, горящих дров и еловых шишек достигал его. Некоторое время он лениво кружил над деревней. Это было вызвано не жестокостью и не насмешкой и даже не желанием рассчитаться с ними за задуманную расправу. Скорее он делал это, чтобы снова поближе познакомиться с деревней, по крайней мере, с ее видом сверху. Три месяца прошли в городе, а ему казалось, что три года. Сад Короля с его чудесами, которые нужно было постигать, с его послушными жителями, с мраморной могилой, скрывавшей друга, и дворцом, в котором осталась молодая жена, обещавшая ему к весне следующего года подарить ребенка. Город стал его родным домом, а Еловая Роща - чужим местом.
По земле носились фигуры. Они стекались друг к другу, как сироп, наливаемый в котел. Они кричали и размахивали руками. И тут показался еще один: Тром, смотрящий вверх. Вслед за ним еще один, увешанный кабаньими клыками, бесстрастно спокойный: вещун Кай.
В Мор-Конзе был момент, весьма похожий на этот. Когда Шоннор вытащил из башни труп Крея. Но Захидда была права: племя Крея совершенно разучилось думать самостоятельно. Они были подобны воронам, отказавшимся покидать удобную кормушку, когда Шон расковал их в зеленом дворе. Пара угроз, несколько обещаний и демонстрация еще нетвердой, едва оперившейся будущей силы дали блестящие результаты. Они были рады, что их спасли от Крея. Его низость на фоне их непротивления казалась еще более мерзкой. Шоннор даже не размышлял, отдавая этих полусумасшедших на три месяца в руки своей жены. Захидда, мнимая любимица Крея, обладала множеством способностей и всегда пользовалась авторитетом. Шоннор вспомнил, как в первую ночь в лесу его, видимо, хотели привязать между лошадьми и растерзать насмерть, если бы она не вмешалась и не остановила их.
Шум на земле между тем перешел в суматоху. Шоннор заставил лошадь пикировать. Она скользила над деревьями, над крышами, над головами, и жители деревни разбегались в разные стороны, ища защиты. Мягко, как перо, лошадь и всадник приземлились возле большого пустотелого барабанного камня в середине деревни.
Шон представил себе, не без сарказма, как они оба выглядели. Одержимый Шон, одетый в расшитые шелка Трясины Крея, весь в драгоценностях, с волосами, окрашенными по моде Детей Смерти в золотистый цвет, сидящий на вороной лошади, из гривы которой капают жемчужины, а сложенные назад крылья покрывают его, как накидка из перьев.
Никто не подошел к нему. Никто даже не двинулся. Некоторые устремились в свои дома или укрылись за ними, или скрючились за дождевыми бочками и поленницами. Те же, кто остался, в ужасе таращились на него. Это было смешно. И очень печально, очень горько.
Затем кто-то пошевелился. Это был Кай-вещун. Он мог бы поступить, как и остальные, но он был смел и пытался защитить тех, кто был под его покровительством. Бряцая цепочками с клыками, он пошел к Шоннору и остановился метрах в трех от него. Воздев к небу руки, он швырнул в него страшный монолог. Без сомнения, он должен был подействовать и превратить хоть мертвого, хоть живого человека в пыль, или в худшем случае, заставить его бежать. Шон просто подождал, пока у Кая прервется дыхание и иссякнут слова.
- Кайем, - сказал Шоннор, так как это было полное имя Кая в городе, - я не мертвый и приехал сюда не для того, чтобы причинить вам страдания.
- Ты одержим злом, - прорычал Кай.
- Нет, вовсе нет, я надеюсь лишь, что, взглянув правде в глаза, вы освободите ваши души, как моя освободилась в лесу.
- Уходи! - сказал Кай.
- Еще рано, - Шон оглянулся.
Все глаза, смотрящие на него или скрытые, были направлены на него. Но не было никаких признаков, что хоть что-то всплыло на поверхность их памяти. Тут Шон ощутил легкий удар в руку. Лошадь дернулась, Шоннор посмотрел вниз и заметил маленький камень, лежавший в траве. А поодаль он увидел человека, который его бросил. Наул, его отец.
Когда он встретился глазами с отцом, внутри Шона как будто открылась бездна. Он должен был говорить, невзирая на это, но чувствовал, что его слова никогда не достигнут человека с каменным лицом, который держал в руках камни.
- Наулос, отец. Ты тоже боишься?
- Ты не мой сын. У тебя фигура моего сына, его тело. Но ты не мой мальчик.
Позади человека стояла женщина в дымчатой тени хижины. Желтых абрикосов не было возле ее стены, исчезла и бронзовая игла из ее волос, и красота ее померкла.
- Ати, - сказал Шоннор, но она лишь опустила веки. Она закрыла руками рот, в знакомым жестом, которым заперла горе в себе.
Болезненное чувство, разраставшееся в груди Шона, стало невыносимым. Он резко сказал:
- Наулос и Атива! Вы можете больше не беспокоиться на мой счет. И ты тоже, Стекар. И ты не волнуйся, Кайем, твой сын Лортен, где он там скрывается. И ты тоже, король-предводитель хижин, Тромеро: я пришел не для того, чтобы требовать твою корону. Я уйду, и вы можете последовать за мной, если вспомните о вашем городе. Или оставайтесь с вашими овцами на склонах, если вы ничего не вспомните.
Шоннор коснулся шеи лошади, но потом остановил ее и вернулся назад.
- Еще один вопрос! - прокричал он, уже ни на кого не глядя. - Мой брат Джоф. Вы убили его вместо меня?
Сперва он подумал, что ему никто не ответит. Но, наконец, ответил Кай, чтобы окончательно от него отделаться.
- Джоф в твоем распоряжении, Ускользнувший-от-Смерти. Он жив. Ищи его в степи!
Впервые Шон вздохнул свободно, подумав о нем.
Вместо того чтобы дать знак лошади лететь, он пустил ее галопом прямо через разбегающихся жителей деревни, а потом повернул на тропу между хижинами в сторону степи.
Он нашел хижину за час до полудня. Она стояла среди высокой травы в тени трех больших деревьев: их корни оплетали хижину, чтобы осенние ветра не разнесли ее.
Возле нее горел огонь, девушка что-то варила. Там же скоблил шкуру косули человек с темной бородой. Этот человек был Джоф.
Оба были погружены в свою деятельность. Но когда лошадь спрыгнула со склона, они оба уставились на него, и Шон мог видеть, как их глаза стали большими, а лепешки на решетке начали обугливаться. Метрах в двух от них он приземлился и пустил лошадь пастись. Напрягшись, он шел дальше, готовый встретить их резкими словами или даже кулаками. Снова Джоф задел его, как и раньше.
С рычанием Джоф вскочил и бросился к нему. Не думая о том, дух ли Шоннор, демон или дьявол. Он стал задавать вопросы лишь после того, как обнял его и долго тряс, извергая непонятные звуки - то ли радости, то ли ярости.
- Ты жив! - наконец закричал Джоф.
- Да. Но нельзя сказать, что ты много приобрел, большой брат.
- Есть небольшое приобретение. Жена.
- Кто же оказался таким глупым?
- Ирра, - сказал Джоф, ухмыляясь и продолжая трясти Шоннора.
Шоннор посмотрел через плечо Джофа на Ирру. Она улыбалась, поскольку улыбался Джоф, почти уже готовая успокоиться.
- Привет, Ирра! Он не заслужил тебя, девочка. Если лепешки сгорят, он должен будет их съесть.
Ирра вскрикнула и сбросила лепешки в траву. Слишком поздно.
Они сидели с кувшином травяного пива на мху перед хижиной.
Обмен новостями шел вполне непринужденно. Шоннор рассказал о Мор-Конзе и был весьма удивлен, как спокойно принял это Джоф. Джоф кивал и качал головой, выражал возбуждение и радость, - и только.
Наконец, Шоннор сказал:
- Ты сумасшедший. Как ты можешь все так воспринимать, если деревня от страха сошла с ума?
Джоф дернул плечом. Он обнял рукой Ирру, которая теперь открыто улыбалась. И вдруг Шон понял цену простоты. Быстрый в гневе, но так же легко успокаивающийся, не просчитывающий события, скупой в мелочах и обладающий здравым смыслом, отметающий в сторону все опасности и трудности. Открытый, как окно для ветра и солнечного света.
- Теперь ты рассказывай, - сказал Шоннор.
- Рассказывать-то нечего. Кай испытал меня. Я не знал названий металлов или чего-нибудь опасного в этом роде. Однако Кай изгнал меня, за то, что я спас тебя от казни. И Иррау. Моя Ирра разделила со мной мое изгнание.
Ирра сияла. Она спросила из-под прикрытия гигантской руки Джофа:
- Ты можешь сказать, как звучит имя Джофа по-городскому?
- Джоффрид, - ответил Шон. - А твое имя - Ирралия.
- Ирр-арл-ия! - горланил Джоф. - Мне нравится.
- Джоффрид, - сказала Ирра. - Мой муж - Джоффрид.
- Лортен ушел в Джетуробрюк, - сказал Джоффрид. Он медлил, ожидая реакции. - Ты говоришь, что это городские варианты Лорта и Джетта? - спросил он.
- Нет, Джоффрид, ничего подобного я не говорил.
Какое-то время все смотрели в огонь.
- Эту хижину, - сказал Шоннор, - ты, наверное, строил, когда был пьян. Пристанище в Мор-Коизе за рекой лучше.
Они дружно встали и неторопливо пошли к пасшемуся летучему зверю.
- Могут ли на этой лошади скакать трое? - соображал Джоффрид.
- Лошади? - переспросил Шоннор.
Ирралия засмеялась. Она гладила шелковую гриву.
- Жемчуг, - сказала она.
- Жемчуг? - спросил Шон одними губами.
- И золотая уздечка с бахромой, - сказала Ирралия. - И стремена из серебра.