Она открылась. Вошла сестра Сильвера. Ее каштановые волосы были убраны голубыми гвоздиками. Одежда была белоснежной с кроваво-красной каймой. За ней выкатилась какая-то клавиатура на роликах. Она встала перед ней и заиграла что-то незнакомое, будто дождь искр посыпался из вулкана. Потом она посмотрела на меня и улыбнулась. Я знала, что она скажет. «Я Сильвер…»
Из-за стены вышел мужчина, и я перестала дышать. Потому что это был не он. Похожий на него, но не он. Волосы те же - но другие. Те же янтарные глаза - другие, другие. Движения, голос - такие же, но все-таки не те. Не те. Не те. Абсолютно, совершенно не те. Даже ничего общего. Не помню, что было на нем надето. Я не могла внимательно его рассмотреть.
- Я - Сильвер.
Чертами лица он даже не напоминал его. Я готова была расплакаться. Серебряная женщина сыграла на электрическом пианино Вивальди, а серебряный мужчина спел под аккомпанемент футуристическую мелодию голосом. В словах этой песни говорилось о звезде и о девушке, которая в нее влюбилась, но звезда сказала: «Я слишком стара для тебя.»
- Что за черт, - сказал Совэйсон. - Где же второй? Все расплылось у меня перед глазами. Серебряные роботы уходили в стену.
- Есть там еще один мерзавец. Прошу прощения… э-э… мадам. Сегодня был адский день. Эти выставочные модели сгруппированы по три. У серебряных тоже есть третий. Парень. Проклятье. Испортил все представление. Он должен выходить с гитарой. Господи. Ты тут день и ночь сочиняй все эти штучки, а реле возьмет и подведет. Простите меня. - Он подошел к стенному телефону и нетерпеливо застучал по кнопкам. Он уже забыл, что хотел вручить мне золотой образец. Он был зол, что срежиссированное им представление прервалось.
Глаза у меня слезились. От лимонного джуса першило в горле. Где третий серебряный робот? Где? Где? О, его, наверное, разбили на кусочки. Отдали на слом. Бросили в мусорный ящик. Расплавили. Понаделали из него украшений для богатеньких сучек, таких, какую я сама здесь только что изображала.
Не дури. С чего ты взяла, что он был… расчленен?
Совэйсон у телефона захлебывался словами: - Что? Почему мне не сообщили? Когда? Хм. Что? Нет, не видел.
Он вернулся от телефона и посмотрел на меня.
- Что ж, можете выбирать. Тот другой вам не нужен. Он совсем такой же, как и этот. Конечно, некоторые покупатели хотят проверить физические данные. В обнаженном виде. Но мадам, я не думаю, чтобы вам было нужно именно это. Или как?
Я сжала руками подлокотники и не хотела думать о том, что он только что сказал.
- Мне нужен другой робот, - проговорила я.
- О, эта чертова машина оставила мне записку. Никогда их не смотрю. Их ведь проверяют. Нет… э-э… с моделью все в порядке, вы не думайте. Даже пьяный, он как раз вовремя вспомнил, что надо вести себя соответственно служебному положению. - Э.М. всегда производит проверку, когда мы выпускаем новый механизм для показа. Мы очень придирчивы к ним. Самую плевую вещицу тщательно осматриваем, ведь наши модели не на один год. Иначе разве бы мы позволили им ходить без сопровождения?
- Что же… - начала я, не зная, что сказать. Как бы вы осведомились о здоровье робота? Меня всю трясло. Я пыталась взять себя в руки, как это сделала бы моя мать. - А с этим что случилось?
- Да ничего. Компьютер ничего не отметил. Только изменились несколько показаний. Ничего такого, что отразилось бы на других, э-э, моделях, могу вас в этом заверить. Вы же знаете эти компьютеры. Ресничка оторвалась… В этом я не специалист, не понимаю, что это означает. Жаргон. Но вам-то не о чем беспокоиться. Ее заменят. И завтра его спустят в производственный центр.
- Куда?
- В производственный центр. Это подвал. А вы любопытная крошка, не правда ли? Но, боюсь, туда я вас провести не смогу. Строго засекречено. А то я потеряю свое замечательное рабочее место.
- Робот, - сказала я, - тот, которого проверяют, именно его… я и хотела купить.
Господи, как у меня язык повернулся? Совэйсон вытаращил глаза. Я сглотнула. Не знаю, красная я была или белая, но меня бросало то в жар, то в холод. Я постаралась успокоиться и, дождавшись, когда жар схлынул, но еще не сменился холодом, бездыханным голосом произнесла:
- Его мне рекомендовала подруга. Я хочу только его. И никого больше. И, пока Совэйсон не успел опомниться, добавила: - Если образец еще здесь, я бы хотела увидеть его. Сейчас.
- А-а, - только и смог вымолвить Совэйсон. Вдруг он улыбнулся, вспомнив про виски, выпил и налил себе еще. - Э-э, сколько вам лет, вы сказали?
- Восемнадцать. Почти девятнадцать.
- Вы понимаете, почему я спрашиваю? Чтобы купить такой товар - ведь это не просто слуга, а товарищ, э-э, так сказать, исполнитель - нужно быть во всяком случае старше восемнадцати. Или хотя бы иметь официальное согласие вашей матери. Вас как зовут?
- Как меня зовут, вас не касается, - ответила я, сама себе удивляясь. - По крайней мере, до тех пор, пока я не решусь покупать. А я еще не решила, ведь вы не можете показать мне робота, которого я хочу.
- Я этого не говорил.
- Ну так дайте мне взглянуть на него, или не морочьте мне голову.
- Хотите навестить больного, - произнес Совэйсон, безжалостно бередя мою глубокую рану, происхождение которой я и сама не могла себе объяснить. - Ну хорошо. Пойдемте, посмотрим на пациента.
Держа бокал в руке, он шел впереди, забывая придерживать двери, которые едва не захлопывались у меня перед носом. Теперь при всем желании я не смогла бы сама вернуться обратно. Мы вошли в коридор, потом в одну из темных камер, где что-то жужжало. Когда белые замшевые туфли Совэйсона переступили порог, там зажегся холодный, очень тусклый и безжизненный свет, как в больничном морге, который однажды показывали по видео.
В помещении находился предмет, похожий на вертикальный гроб с отверстиями, из которого тянулись провода, соединявшие его с каким-то тикающим и гудящим ящиком.
- Вот, - сказал Совэйсон. - Надавите на ручку, и вы его увидите. Во всей красе.
Мне стало страшно, и я долго не могла сдвинуться с места.
Потом я подошла, взялась за ручку, и машина перестала гудеть, а передняя стенка гроба медленно отползла вверх. Нет смысла растягивать описание, я вообще еле заставила себя все-таки сделать его. Фигура в контрольном гробу была закутана в какой-то мягкий непрозрачный пластиковый мешок с прикрепленным к нему проводами. Из него торчала только голова. Это была голова Сильвера с его каштановыми волосами, но под длинными темно-коричневыми бровями зияли два отверстия, внутри которых вращались маленькие серебряные колесики, совсем как шестеренки в часах.
- Можете увидеть и еще кое-что, если хотите, - язвительно сказал Совэйсон. Он подошел к мешку и приоткрыл его так, что я увидела плечо, серебряный скелет руки, в котором тоже вращались колесики, но кисти там не было. Ее сняли. На это Совэйсон обратил особое внимание.
- За пальцами нужны специальный уход и контроль. Это самая важная деталь у моделей-музыкантов. Но не пойму, что тут еще сломалось. - Он заглянул в мешок и стал что-то внимательно разглядывать.
Я вспомнила, как Сильвер играл на гитаре и пел зажигательные песни, похожие на огонь, вспомнила его яростные аккорды. Вспомнила, как он целовал Египтию, как легко сбегал по лестнице в садах с развевающимся бордовым вельветовым плащом, как неторопливо шел по улице, оглядываясь на флаеры, как задержал свои губы на моих.
- Теперь он не очень-то симпатичен, верно? - сказал Совэйсон.
Со мной произошло что-то странное. Я ощутила это, когда услышала его слова они привели меня в замешательство, сначала я не поняла, в чем дело, а потом догадалась. Я излечилась от своей страсти. Конечно. Да и кто бы на моем месте не излечился?
- Нет, - сказала я Совэйсону. - Не думаю.
Я повернулась и вышла из комнаты.
Я подождала его в коридоре. Меня уже не трясло. Выбравшись из камеры, он привел меня обратно в офис, где я сказала ему, что подумаю, а в ответ на его протесты добавила: - Спрошу разрешение у матери.
- Черт побери! Я знал, что ты несовершеннолетняя. Столько времени из-за тебя потерял…
- Выпустите меня, - сказала я.
- Да ты маленькая…
- Выпустите меня, или я вызову полицию.
- Ищешь одних развлечений. Я бы тебя развлек. Богатая детка. Ни дня в жизни не проработала.
- Моя мать, - сказала я, - близко знакома с Директором Э.М.
Совэйсон пристально посмотрел на меня. Он мне не поверил и тем не менее начал лихорадочно вспоминать, что он мне выболтал про Директора, отца своей подружки, про Э.М. и про то, какова тут его роль. А тем временем машинально вызвал мне лифт.
Спускаясь я была абсолютно хладнокровная. Владела собой. Вышла во внешний двор, и ворота открылись передо мной. Я вышла наружу, не шатаясь. Ворота за мной не закрылись, и я снисходительно улыбнулась: он опять забыл включить автозапор.
Я чувствовала себя двадцатипятилетней и искушенной. Я освободилась от своих юношеских мечтаний. Я могла делать все, что хотела. Какая я была дурочка! Я гордилась, что сумела преодолеть это, что повзрослела. Уроки матери, наконец пригодились, я стала полноценной личностью. Я осознала себя.
Я вспомнила о Сильвере и слегка пожалела его, не испытывая никаких других чувств. Конечно, все эти фрагменты потом сложат вместе, натянут на суставы-шарниры распыленную кожу, чтобы мышцы, в том числе и лицевые, стали гладкими. Все воссоединят. На полсекунды я задумалась, что он там ощущает в этом мешке, в гробу, а потом поняла, что он даже ничего про это не знает, ведь его выключили, как лампочку. Завтра его спустят в подвал, разберут на части, а потом могут и не собрать.
Я поднялась на эскалаторе на Пэйшенс Мэйдель Бридж и пошла над Олд-Ривер по стеклянному туннелю, куда искусственно подается кислород, время от времени останавливаясь и глядя вниз на городские огни, отражающиеся в отравленной воде, на освещенные суда с застекленным верхом, оставляющие пенистый след, на кутерьму рыб-мутантов. По мосту, как обычно бродили три-четыре человека и бродили не просто так. Девушка играла на мандолине, один из мужчин показывал фокусы, другой пел. У него был удивительный голос, но с роботом, конечно, не сравнить.
Сойдя с моста, я увидела, что произошли налеты на Стэйриа Сэконд Оунер Эмпориум и на Финн Дарлз Фид-о-Март: там было полно полиции, машин с мигалками и больничных фургонов. На дорогу выкатилась огромная банка из-под фруктовых консервов и стала перелетать от одной машины к другой.
С меня довольно. Я знала, что город жесток и жизнь там небезопасна. Поэтому я поехала на автобусе до Джеггида и зашла в ресторан выпить кофин-гляссе, но не успела сделать и первый глоток через пахнущую шоколадом соломинку, как кто-то ущипнул меня за руку.
- Поздновато ты гуляешь, - сказала Медея, усаживаясь напротив меня.
- А мать знает? - спросил Джейсон, подсев к ней.
Они смотрели на меня своими узкими глазами.
На сильный щипок я даже не отреагировала: слишком стала хладнокровна, чтобы возмущаться, к тому же мне словно ввели обезболивающее.
- Мать на севере.
- О-о, - сказала Медея. - В Чез-Стратосе теперь можно повеселиться.
Медея, как и Еиптия, красит волосы в темно-голубой цвет, но если у той длинные шелковые пряди, то эта завивает их кудряшками. Волосы Джейсона соответствуют его цветосущности, они какие-то бежевые, только здорово выгорели, когда он занимался серфингом в Кейп-Энджеле. А Медея всегда ложится под черным тентом и не загорает. Никогда не могла понять, почему они считаются моими друзьями, какие они друзья.
- Видели демонстрацию против роботов? - спросила я. Конечно, они ничего не видели, но я спросила нарочно, наслаждаясь своей невозмутимостью.
- Какую демонстрацию? - не поняла Медея.
- А, эти роботы, которые похожи на людей, - сообразил Джейсон. Придурки какие-то суетятся. Мать надолго уехала?
- Ненадолго.
- Почему бы не закатить вечеринку до ее возвращения?
- Что ты, для этого она чересчур сознательная, - сказала Медея.
- В самом деле?
- Да, - отрезала я.
- Ты все толстеешь, - сказала Медея. - Плюнь на эти капсулы. А я, наверное, Евниция Альтима - такая худая. Но я только что достала таблетки.
Мне двадцать пять, надо быть умницей. И без тебя знаю, что я толстушка.
- Слушай, почему ты не покрасишь волосы ну хоть в рыжий, что ли, цвет - для разнообразия? - сказал Джейсон.
Это было уже слишком. У меня похолодело в животе. Он что, уже прослышал где-то про мои фантазии? Хотя вряд ли. Джейсон любит чувствовать свое превосходство. В детстве он однажды меня успокоил, когда я чего-то испугалась. Ему было столько же лет, сколько мне, но он был очень добрым, по крайней мере, казалось. Однако он любил власть. И в тот же день уже сам попытался меня напугать, чтобы снова утешить. Такое он вытворял частенько. Обычно у него было несколько ручных зверьков, и они постоянно болели, а он за ними ухаживал. Но потом они снова заболевали, и однажды отец Джейсона а у них с Медеей есть отец - запретил ему их держать. Тогда он стал играть с электрическими безделушками.
- Чего мать не захочет, она не сделает, - сказала Медея.
Она поднялась с места, и Джейсон тоже встал, будто был привязан к ней за веревочку. Ей шестнадцать с половиной, а ему шестнадцать ровно. Их родили по ускоренному методу с распределением темпа, и они настоящие двойняшки.
- До свидания, Джейн, - вежливо попрощался Джейсон
- До свидания, Джейн, - проговорила Медея.
Они вышли, а ко мне подкатил робот-официант на треножнике с колесиками и присоединил их счет к моему, как будто мы договаривались, что я плачу. Не то чтобы им нечем было платить, это они просто так пошутили. Я тоже решила пошутить и платить за них отказалась, дав официанту их домашний адрес. Отец будет взбешен (в который раз). Раньше бы я не спорила и заплатила, но сегодня… О, сегодня у меня словно выросли крылья.
Миры парили, как птицы, над моим такси. Городские огни расплескивались по ветровому стеклу, будто осколки ночи. Я была в полете. Колесо неба, крылья каруселей, и снег, и сталь, и огонь. Мы взберемся на небо, мы оседлаем алых коней…
Что это? Это же песня - какая? - какая? - это песня Сильвера.
Я оставила робота-официанта с моим недопитым кофином, вошла в кабину и набрала номер Кловиса.
- Изолятор, - осторожно ответил Кловис.
- Привет, - сказала я.
- Слава богу. Я думал, это опять Остин.
- Кловис, - начала я.
- Да, Джейн, - отозвался он.
- Кловис, - что ему сказать? - Кловис. Кловис. Пауза.
- Что случилось? - спросил он так мягко, что его голос на секунду напомнил мне голос… голос…
- Кловис, понимаешь… Кловис…
- Где твоя мать?
- Уехала. Кловис…
- Да, я Кловис. Где ты сама?
- Не помню. А! Я в Джеггиде. В ресторане.
- Я не могу приехать к тебе, понимаешь? Спускайся в парк такси. Бери тачку и езжай сюда. Если через десять минут тебя не будет, я забеспокоюсь. Джейн?
- Что?
- Ты можешь это сделать?
- Кловис! Ой, Кловис, у меня из глаз бежит черная вода!
- Это у тебя краска потекла.
- Ах, да. Совсем про нее забыла, - я засмеялась.
- Возьми себя в руки и ищи такси.
Я уже успокоилась и слегка развеселилась. Потом умылась в дамской комнате и спустилась к такси. Повсюду сверкали городские огни, словно звезды на ночном небосклоне. Они расплескиваются по ветровому стеклу… я лечу… мы взберемся на небо…
- Нью-Ривер Роуд, дом 21, - сказала я водителю-роботу, поразительно похожему на человека. - Боже праведный, - сказала я, взмахивая перед ним своими черными ногтями, - вы почти так же правдоподобны, как особые образцы Э.М.
- Какие? - переспросил он.
- Электроник Металз. Коппер, Голдер и Сильвер.
- Никогда о них не слышал.
- Вас никогда не расчленяли?
- Как видите, нет.
- Интересно, на что это похоже. Он выглядел таким… таким…
- Не могли бы вы, - проговорил он, - реветь потише, пока находитесь в машине? Это ведь отвлекает.
Он же человек, а я и забыла про эту новинку на линии Джеггида.
Огни ударялись о ветровое стекло. Мы летели.
Мне удалось сдержать слезы. Просто непонятно, откуда они взялись.
Когда я добралась до пятнадцатой галереи дома Кловиса, его дверь распахнулась прежде, чем я успела рот открыть, от одного взгляда. Кловис с озабоченным видом стоял босиком посреди ковра.
- Он умирает, - произнесла я. - Они хотят его убить.
Седатив, который он мне приготовил, был без запаха и горчил. Я заснула в его комнате для гостей на черных атласных простынях, которые перемежались зелеными и устричными. Атлас постелен здесь намеренно, чтобы всю ночь скользили с одного конца кровати на другой. Кловис обычно создает своим голосом всевозможные неудобства в надежде, что они скоро уберутся. Заснула я, только проглотив таблетку, а когда открыла глаза, он принес мне китайский чай и яблоко.
- Если найдешь на кухне что-нибудь съедобное, оно твое.
После снотворного я была, как лунатик, но все же отыскала несколько полуфабрикатов для тостов. Кловис встал в дверях.
- Кажется, я дал тебе слишком много серенола. Ты хоть помнишь, что рассказывала мне вчера? Ты была в таком трансе.
Я смотрела на горячую тарелку с тостами, а видела два серебряных глазных отверстия с колесиками внутри.
- Нет, мало я тебе дал серенола, - сказал Кловис, когда я снова заплакала.
Я рассказала ему все, сидя на тахте. Такому представлению позавидовала бы сама Египтия.
- Удивляюсь я тебе, - сказал Кловис, передав мне большую коробку с носовыми платками и подняв с пола упавший тост. - Маленькая робкая Джейн против могущественной «Электроник Металз Лимитед». Как звали этого болтуна?
- Со-Со-Со…
- Точно, Совэйсон. Я с ним поговорю.
- Что?
- Что? - передразнил мое изумление Кловис.
- Кловис, я не могу туда вернуться. Я ничего не могу сделать. Он знает, что мне нет восемнадцати. А мать не…
- Я не люблю объяснять дважды. Пойдем. Кловис прошел обратно в комнаты и набрал номер на лишенном видео телефоне, усилив громкость приема.
Я встала в дверях кухни и услышала тягучий, соблазнительный сонный голос Египтии.
- Доброе утро, Египтия.
- О, Боже. Ты знаешь, который час? Я этого не перенесу. Только ненормальный может звонить в такое время.
- Ненормальные не пользуются телефоном. Ты, надо полагать, спала?
- Ничего подобного, - сладко зевнула она. - Я не могу спать. Ах, Кловис, я просто в ужасе, даже заснуть не могу. Мне дали роль. Конкордасис ставит «Останки брата спроси у павлина». Они говорят, только один человек может сыграть Антектру. Только я могу ее сыграть. Только я смогу ее правильно понять и почувствовать, но, Кловис… я не готова к этой роли. Я не могу. Кловис, что мне…
- Я хочу купить тебе замечательный подарок.
- Какой? - встрепенулась она.
- Джейн говорит, ты заторчала от одного робота.
- О! О, Кловис, в самом деле? Но нет. Я не могу. Я должна сосредоточиться на роли. И блюсти целибат. Антектра девственница.
- Счастлив сообщить, что этой пьесы я не знаю.
- А Сильвер - его зовут Сильвер - он обалденный любовник. Он может…
- Пожалуйста, не рассказывай, - перебил ее Кловис. - А то это прозвучит как упрек.
- Ты бы в него влюбился.
- В него, видимо, все влюбляются. Того и гляди, через год его выберут мэром. Между прочим, его разобрали на части в гадком подвале, где у них, у Э.М., побочная линия по производству мясных пирожков.
- Кловис, я что-то не улавливаю.
- Ты ведь, кажется, имела дело с человеком из металла. А из него выпотрошили часовой механизм. На котлеты. Или на пирожки.
- Я с ним ничего такого не делала. Они что, хотят заставить меня платить?
- Заплачу я. За владение. На твое имя - ведь тебе есть восемнадцать. Со скидкой - если правильно использовать ситуацию. Поврежденный товар.
- Кловис, ты неподражаем, но я действительно не могу позволить себе его принять.
- Ну, тогда одолжи его Джейн на время. Просто чтобы наложить на него лапу, извини за выражение.
- У Джейн еще ни одного мужика не было.
- Не было, так будет, верно, Джейн? Египтия замолчала. Я превратилась в стекло и не двигалась, чтобы не разбиться.
- Через час, - сказал Кловис. - На Арборской стороне моста.
- Я в Арборе не бываю. Меня ограбят и похитят.
- Конечно, Египтия. Ты же звезда. Кловис отключился и набрал другой номер.
- «Электроник Металз»? Нет, мне не надо отделение по контактам. Я хочу поговорить с человеком по имени Совэйсон.
Он ждал, и я сказала:
- Кловис, они не согласятся, - он замолчал, потому что на линии послышался голос Совэйсона, и задрожала всем телом, как осенний лист… Я села на пол, прислонила голову к стене и поплыла как будто под действием серенола.
Сквозь туман, я слышала, что Совэйсон отвечает не слишком любезно.
- Откуда вы знаете, что один из серебряных образцов не в порядке?
- Мои шпионы, - сказал Кловис, - могут проникнуть всюду.
- Что? Э-э. Взгляните сами…
- Я не люблю пользоваться видео.
- Это, должно быть, э-э, та паршивая девчонка, не так ли? А вы еще одно богатое чадо…
- Я еще одно богатое чадо. И я советую вам не горячиться, мой пернатый друг.
- Что?! Кто это тут…
- Совы, - отчетливо произнес Кловис, - сын.
- Это пишется Совэй… - завопил Совэйсон.
- Да пусть пишется хоть «сволочь», мне плевать, - сказал Кловис. - Я звоню от имени леди, которая нанимала вашу бракованную рухлядь позапрошлой ночью.
Я встала, зашла в зеленую ванную и открыла кран. Не могла я их больше слушать.
Минут через пятнадцать после того, как я легла в воду, Кловис постучал в дверь и сказал:
- Какая ты чувствительная, Джейн. С тобой все в порядке? Если ты вскрыла себе вены, то отпусти, пожалуйста, руки в воду, чтобы не запачкать стены. Кровь так трудно отмыть.
- Я в порядке. Спасибо за заботу.
- Заботу? Этот сын Совы - просто медуза. Я полагаю, ты вернешь мне наличными, как только выжмешь из Деметры благословение. Тогда мы сможешь и Египтию вывести из игры.
- Они тебе не позволят, - сказала я сквозь слезы, которые текли прямо в воду. Мой собственный водопроводный кран никто не в силах завернуть.
- Зачем я все это делаю? - спросил кого-то Кловис. - Переворачиваю мир вверх дном - и все ради жалкой кучки гнилых орехов и дверных болтов, которые все равно ни на что не годятся. О горе мне, горе! Прости, моя ласточка.
Он удалился, и я услышала, как ожил и зашумел душ в другой ванной, цвета красного дерева.
Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я услышала, как он, насвистывая, выходит из квартиры.
О мужчинах К-3 многое сочиняют. По крайней мере, Кловис отлично умеет свистеть.
Я лежала в ванне, позволяя воде смывать с кожи жизненно важное сало, против чего меня всегда предостерегала мать. («Кожные элементы восстанавливаются. Но нельзя спорить с природой, дорогая».)
Да нет, Кловис вовсе не это имел в виду, А если и это, «Электроник Металз» никогда не отдаст испорченного робота. Или вернутся демонстранты. Или Египтия, если подпишется, то предъявит свои законные права и заберет его себе. Или он уже превратился в кучу металлолома.
Плакала я уже давно, но вдруг все резко изменилось. Слезы потекли еще быстрее, и я поспешно выскочила из ванны. Так же поспешно я собралась тогда на вечеринку к Египтии. Каким-то образом я уже все знала.
Когда я снова услышала, как движется лифт, я вся похолодела. Дверь спросила у меня, открываться ли ей. Стоило прислушаться к голосу разума, но я распахнула ее не раздумывая. А там стоял Остин.
- Где Кло? - спросил он.
Я ждала кого угодно, только не его. Поэтому смотрела на него, онемев.
- Да, я знаю, что я красивый, - сказал он.
- Я думала, у тебя есть ключ, - пробормотала я.
- Бросил ему в лицо, - сказал Остин. - Этот дурацкий сеанс. Ты знала, что в столе магнит? Держу пари, что знала.
- Кловиса нет, - сказала я.
- Я подожду.
- Он уехал на пляж. - Еще одна ложь. Остин поверил.
- Надеюсь, кто-нибудь там засыплет ему лицо песком.
Он повернулся, прошествовал обратно по коридору и нажал кнопку лифта. Я почувствовала и неловкость, и облегчение, когда лифт проглотил его и исчез.
Был час дня, если верить говорящим часам Кловиса. Я причесалась в тридцатый раз. Оправила свое черное платье, подкрасила черные ногти и белое лицо. За окном над Нью-Ривер плыли похожие на синяки облака. Мог и дождь пойти. Свой дождь я прекратила, глаза высохли. Я сварила настоящий кофе им у Кловиса был забит весь буфет, но пить не смогла. Кофейный столик покрылся пылью. Очевидно, квартирный автоочиститель не включали целую неделю.
Чего я ждала? Что позвонит Кловис и сообщит, что ничего не вышло? Что откроется дверь, войдет Кловис, пожмет плечами и скажет: тебе лучше забыть обо всем, Джейн? А все-таки не от того ли ты боишься мужчин, что у тебя нет отца?
Вчера вечером какое-то время все казалось таким простым. Женщина не может любить робота. Ну, что для меня может значить эта заводная кукла? Но оказалось, я не способна держаться этой истины. Для меня он был живой. Человек, Кловис. Настоящий.
Я услышала лифт.
Нет ли в другом конце галереи еще одной маленькой квартирки? Может быть, это ее обитатели?
Дверь затряслась, задрожала, как будто пробежала рябь по воде, наконец, открылась. Вошел Кловис и Сильвер.
Сильвер был в голубой одежде и темно-красных ботинках. Я не могла оторвать от него взгляда. Потом посмотрела на Кловиса. Кловис был удивлен и, казалось, уже давно. Он подошел ко мне и сказал:
- Ну что же ты, Джейн. - Потом протянул мне пластиковую папку. Документы, - кратко пояснил он. - Копии ордера сборочного цеха, права на владение и квитанции на денежный перевод с банковской печатью. Гарантия два года с отметкой об ограничении ее действия по вине покупателя, не давшего завершить контрольную проверку. Египтия подписала подтверждение твоего права на временное пользование. На шесть то ли месяцев, то ли лет. Кстати, она все-таки сумела продрать глаза и заподозрила какой-то подвох, так что пришлось накормить ее ленчем и купить ей серый плащ с меховой подстежкой. За который ты мне тоже должна.
- Может так получиться, что я не смогу тебе отдать, - сказала я, еще не совсем выйдя из оцепенения. Сильвера теперь я видела только краем глаза, он стоял возле двери, но его голубой огонь озарял всю комнату подобно тлеющим уголькам.
- Значит, увидимся в суде, - сказал Кловис. Зачем-то я сказала:
- Остин приходил. Я его убедила, что ты на пляже.
- Думаю, так оно и есть, - отозвался Кловис. - Явное ощущение, что под ногами песок. Перемена обстановки не повредит. - Его лицо продолжало выражать удивление. Он отвернулся от меня, снова приблизился к Сильверу, посмотрел на него, потом обошел и оказался у двери.
- Ты ведь знаешь, где что у меня, - проговорил он. - Если нет, то самое время разведать. Иисус же, возгласив громко, испустил дух, - добавил он. Дверь захлопнулась за ним, щелкнув своим механизмом. Я осталась одна. Одна с роботом Египтии.
Я должна была заставить себя посмотреть на него. С ботинок на длинные ноги, потом - на руки, опущенные по бокам. Плечи с лежащими на них волосами поверх голубой рубашки. Шея. Лицо. Все нетронутое. Целое. Спокойные тигриные глаза. Да что это, в самом деле? Уж не выдумала ли я его? Какой-то призрак или как будто смотришь на лицо выздоровевшего больного… Да нет, воображение разыгралось.
Известна ли ему официальная ситуация - кто им владеет постоянно, а кто временно? Должна ли я об этом ему сказать?
Он медленно мигнул своими янтарными глазами. Слава Богу, действуют. Слава Богу, они не менее красивы, чем были тогда, когда я увидела их в первый раз. Он улыбнулся мне и сказал:
- Привет.
- Привет. - Я была так возбуждена, что едва это чувствовала. - Ты меня помнишь?
- Да.
- Не знаю, что и сказать тебе.
- Говори, что хочешь.
- Вот я сейчас скажу: «Садись, пожалуйста, будь как дома. Чашечку чаю?»
Он засмеялся. Я полюбила его смех. Всегда любила. Но он разбил мое сердце. Я теперь страдала, глубоко страдала оттого, что он здесь со мной. Никогда в жизни со мной такого не было. Я не могла даже плакать.
- Я вполне расслаблен, - сказал он. - Я всегда расслаблен. Можешь на этот счет не беспокоиться.
Он меня обезоруживал, но я была готова к этому. Что бы еще ему сказать? Он заметил мои колебания и приподнял одну бровь.
- Что? - сказал он. Человек. Ну, человек же!
- Ты знаешь, что произошло? Что они с тобой сделали?
- Кто они?
- «Электроник Металз».
- Да, - сказал он. И все.
- Я видела тебя там, - произнесла я. Это прозвучала бестактно.
- Я сожалею, - откликнулся он. - Вряд ли это было тебе приятно.
- А тебе?
- Мне?
- Ты был без сознания?
- Без сознания - это не те слова, которые можно применить ко мне. Отключен - если ты это имеешь в виду - был частично. Для контрольной проверки требуется, чтобы по крайней мере одна половина мозга функционировала.
У меня в животе похолодело.
- Ты хочешь сказать, что все сознавал?
- Вроде того.
- Это было… больно?
- Нет. Я не чувствую боли. Мои нервные окончания реагируют скорее по принципу рефлекса тревоги, чем боли. Боль как предупреждающий сигнал не нужна моему телу так, как человеку. Поэтому никакой боли.
- Значит, ты слышал, что он говорил. И что я говорила.
- Думаю, что да.
- Ты не способен к неприязни?
- Нет.
- К ненависти?
- Нет.
- К страху?
- Трудно сказать. Я весь на виду.
- Ты отдан в собственность, - сказала я. - Ты принадлежишь Египтии. Ты одолжен мне.
- Ну и что?
- Ты не сердишься?
- Разве я выгляжу сердитым?
- Ты употребляешь первое лицо: говоришь «я».
- Было бы нелепо говорить как-то по-другому, я бы обязательно запутался.
- Я тебя не раздражаю?
- Нет, - снова мягко засмеялся он. - Спрашивай все, что хочешь.
- Я тебе нравлюсь?
- Я не знаю тебя.
- Но ты как робот считаешь, что все же можешь узнать?
- Лучше, чем других людей, если ты позволишь проводить-с собой больше времени.
- Ты этого хочешь?
- Конечно.
- Ты хочешь заниматься со мной любовью? - В этот вопрос я вложила сердечную боль, раздражение, страдание, скорбь, страх - все, чего он был лишен.
- Я хочу делать все, что ты ждешь от меня.
- Без всякого чувства.
- С чувством огромного удовольствия от твоего счастья.
- Ты красивый, - сказала я. - Знаешь, что ты красивый?
- Да. Разумеется.
- Ты притягиваешь людей, как магнит. Это ты тоже знаешь?
- Это метафора? Да, знаю.
- Ну, как все это называется? - бесцеремонно спросила я. Это прозвучало, как вопрос ребенка, что такое солнце. - Как это называется, Сильвер?
- Знаешь, - сказал он, - самый простой способ обращаться со мной - это принимать меня таким, какой я есть. Ведь ты не можешь стать такой, как я, а я - как ты.
- А ты бы хотел стать человеком?
- Нет.
Я подошла к окну, посмотрела на Нью-Ривер и на его слабое сапфирово-серебряное отражение в стекле.
Я сказала ему одними губами: я люблю тебя. Я люблю тебя.
А вслух проговорила:
- Ты гораздо старше меня.
- Сомневаюсь, - сказал он, - мне всего три года. Я обернулась и взглянула на него. Наверное, это правда. Он усмехнулся.
- Ну хорошо. Когда я появился на свет, мне было уже примерно двадцать-двадцать три. Но если считать с того момента, как я был приведен в действие, то я еще ребенок.
Я перевела разговор на другую тему:
- Это квартира Кловиса. Ты чем так его ошеломил?
- Просто он, как и ты, все не мог запомнить, что я робот.
- А он… хотел заниматься с тобой любовью?
- Да. Но он подавлял в себе эту мысль, она была ему отвратительна.
- А тебе она была отвратительна?
- Опять двадцать пять. Ты об этом уже спрашивала в другой форме, и я тебе ответил.
- Ты бисексуален?
- Я могу приспособиться к любому, с кем имею
дело.
Чтобы доставить ему удовольствие?
- Да.
- А это, в свою очередь, доставляет удовольствие тебе?
- Да.
- Ты запрограммирован на него?
- Так же, как и люди в какой-то мере. Я вернулась в комнату.
- Как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
- Ты собираешься меня переименовать?
- Сильвер - это сокращение, а не имя. Есть разница.
- Но только, - сказал он, - не называй меня Разница. Я засмеялась от неожиданности. Это было похоже на каламбуры Кловиса.
- Прекрасно, - сказал он. - Мне нравится твой смех. Я его раньше не слышал.
Будто мечом пронзил. Я переживаю все так остро, неужели ничего не чувствует? Да нет, он чувствует гораздо тоньше меня.
- Пожалуйста, - сказала я, - называй меня Джейн.
- Джейн, - произнес он. - Джейн - грань кристалла, звук капель дождя, падающих на гладкую поверхность мрамора, стройная цепочка робких звуков.
- Не надо, - проговорила я.
- Почему не надо?
- Это ничего не значит. Никто еще не находил в моем имени поэзии, а ты ее находишь буквально во всем. Это самое обыкновенное имя.
- Но сам звук, - возразил он. - Чисто фонетически это так чисто, прозрачно и прекрасно. Подумай об этом, если не думала раньше.
Пораженная, я подняла руку.
- Джейн, - произнесла я, пробуя на вкус, вслушиваясь в свое имя. Джеен. Джеин.
Он смотрел на меня тигриными глазами, которые лучились светом, притягивая к себе.
- Я живу со своей матерью в двадцати милях от города, в заоблачном доме, - сказала я. Он висит прямо в воздухе. За окнами плывут облака. Мы пойдем туда.
Он рассматривал меня с тем пристальным вниманием, которое я уже научилась распознавать.
- Не знаю, чего я от тебя хочу, - неуверенно произнесла я. Неправда, неправда, но хотела я столь невозможного, что лучше было не говорить.
- У меня нет… это у Египтии… а у меня нет… никакого опыта.
- Не надо меня бояться, - сказал он.
Но я боялась. Он водил серебряным ногтем по моему сердцу.