На рассвете Бен вскочил с постели, натянул джинсы, сапоги, теплый свитер и отправился в конюшню, где Люк уже вычищал стойла. Бен опустил на пол охапку сена, которую прихватил по пути, и стал чистить соседний отсек. Конюшня была рассчитана на двенадцать лошадей, которых он унаследовал когда-то вместе с домом и небольшим манежем во дворе. Но это было пять лет назад, а теперь, хотя в конюшне располагались десять лошадей, только пять из них принадлежали Бену. Деньги, которые он получал за содержание остальных, позволяли платить жалованье Люку и ухаживать за своими лошадьми.

Бывали дни, когда работа в конюшне становилась единственной физической нагрузкой, которую мог позволить себе Бен. И он старался не пропускать ее.

Закончив работу, Бен и Люк вместе прошли в кухню, чтобы позавтракать кофе с холодной овсянкой.

Они как раз обсуждали нововведения в школе верховой езды, где Люк работал после занятий и по субботам, когда Элис поставила перед ними тарелку сваренных без скорлупы яиц, бекона и тостов. Бен взял пару кусочков поджаренного хлеба, а Люк съел все остальное, и Элис налила им по стакану апельсинового сока, чтобы запить столь обильный завтрак.

– Вы вернетесь домой к ленчу? – спросила она Бена.

Бен взглянул на другой конец стола, где как раз примостилась с кружкой кофе полусонная Тереза. Как обычно по утрам, на ней был халат, шаль и домашние тапочки.

Он подождал, пока Тереза сделает глоток кофе, а потом спросил:

– Как там насчет ленча?

– Сегодня вы заняты, – напомнила Тереза. – У вас деловой завтрак с персоналом офиса. Вы обещали заказать деликатесы из нового магазинчика, который так любит Молли.

– Да, да, теперь я вспомнил.

Покончив с тостами, Бен подумал, что хорошо бы Элис вышла за чем-нибудь в соседнюю комнату или хотя бы отвернулась, чтобы можно было стащить еще кусочек бекона. Он не решался сделать это под ее бдительным взглядом, иначе сегодня ему уже не дадут ничего вкусного на обед. Элис тщательно следила за тем, сколько холестерина потребляет Бен, аргументируя это тем, что его дядя скончался от сердечной болезни.

Если бы он умер от рака легких, Элис запретила бы Бену курить. К несчастью для Бена, в то время как курение было одним из немногих пороков, которым он никогда не предавался, большинство его любимых блюд содержали запретное количество холестерина.

– Не беспокойтесь о продуктах для ленча, – сказала Тереза. – Молли уже позаботилась об этом.

Все служащие Бена знали его слишком хорошо, чтобы надеяться на него в подобных делах.

– А обед в торговой палате сегодня или завтра? – нахмурился Бен.

– Послезавтра, – пробормотала Тереза. – А сегодня заседание совета в молодежном центре. Начало в шесть, и там будут давать гамбургеры, чтобы никто не улизнул пораньше, сославшись на голод. Я уже положила рядом с входной дверью пакет с чистыми джинсами и рубашкой. Захватите его с собой. И не забудьте, уходя из дома, надеть костюм. Темно-серый. Он висит в самом конце вашего гардероба.

– А зачем мне нужен костюм? – Бен не слишком жаловал костюмы, предпочитая им свой любимый кашемировый пиджак и джинсы. Вместе с галстуком и хорошей рубашкой такой наряд подходил практически для любой ситуации.

– Молли сказала, что вы должны встретиться сегодня с японцами по поводу фирмы, которую они купили и хотят разделить. Так что костюм просто необходим.

Бен сдался без споров.

– А как насчет завтрашнего вечера?

– Вы свободны. И, Бен, я хотела сказать…

– Да? – Бен почувствовал, как изменился голос Терезы, и сразу понял, что что-то неладно.

Тереза завязала на груди шаль и только тогда решилась поднять глаза.

– Вчера я навещала своих родителей. Они хотят, чтобы я вернулась домой.

Родители Терезы жили на другом конце Гринакра в маленьком домике, купленном в тот год, когда родились Тереза и ее сестра-двойняшка. Из того, что рассказывала ему Тереза и что слышал он сам, Бен сделал выводы, что она происходит из обыкновенной семьи среднего класса, в которой поселилось горе с тех пор, как несколько лет назад сестра Терезы была убита. Несчастье так подействовало на ее родителей, что они буквально за один день превратились из разумных людей в бдительных опекунов оставшейся в живых дочери, не понимающих, что даже горе от потери любимой сестры все-таки не поглощает молодую девушку целиком и полностью. В результате Тереза взбунтовалась и сбежала из дому. Девушка не очень любила вспоминать трехлетний период, последовавший вслед за этим и продолжавшийся до тех пор, как она перебралась жить в дом Бена.

– И как вы к этому относитесь? – спросил Бен, отмечая про себя, что Люк встает и выходит из кухни вместе с Элис.

Девушка пожала плечами, затем покачала головой.

– Я готова вернуться домой. А что из этого получится, будет видно на месте. Я знаю, что должна попытаться.

– Ты стала теперь старше.

– Да, – Тереза улыбнулась. – И еще, благодаря вам, я обрела теперь уверенность в себе.

– Это тоже в большей степени зависит от возраста, а не от меня.

Прежде чем Тереза успела что-то возразить, Бен перевел разговор на практические последствия ее переезда. Вернувшаяся в кухню Элис присоединилась к разговору, хлопоча у плиты. Бен позволил им обсуждать детали, думая про себя, как ему будет не хватать Терезы – и не только из соображений собственного удобства. Честно говоря, его забавляла суетливая забота девушки о его гардеробе, но он как-то справлялся с этим до ее появления в доме и наверняка справится после отъезда Терезы.

Бен радовался тому, что Тереза нашла для себя дело, с которым могла справиться, нашла приложение своему чувству ответственности и способ выразить благодарность человеку, который дал ей пристанище просто потому, что она очень в этом нуждалась. Но адекватная самооценка важна для человека ничуть не меньше, чем крыша над головой и еда.

Пять лет назад, когда Бен унаследовал дом от того же самого дядюшки, который оставил ему юридическую фирму, ему очень не хотелось переезжать туда одному. Слуги не были выходом из положения, хотя ему, конечно, требовались люди, чтобы содержать такой большой дом в порядке. Когда Джо пришел к нему в поисках работы, Бен тут же предложил ему поселиться вместе с ним. И Джо задержался в доме надолго. Кухарка Элис вскоре тоже дала понять, что не отказалась бы быть поближе к своей кухне.

Потом все росло как снежный ком. Горничная, которая приходила два раза в неделю, была рада получать плату за свою работу в виде жилья и питания. Через два года она переехала в Лос-Анджелес, но прежде нашла себе на замену девушку, которая тоже хотела жить в его доме.

Люк сам подошел к Бену в молодежном центре и сказал, будто слышал, что конюх Бена собирается на пенсию… и нельзя ли ему будет занять его место и поселиться в одной из комнат. В доме, конечно же, нашлась комната, а увлечение Люка верховой ездой привело к открытию курсов для местной молодежи, которых в основном присылал молодежный центр, и они оплачивали свое обучение, помогая работать в конюшне.

Так все и шло. Люди приходили и уходили, одни оставались на годы, другие не задерживались надолго. Единственным, что их объединяло, был Бен, и каждый был абсолютно уверен, что без него хозяин просто перестанет функционировать как живой организм. Бен позволял окружающим думать так, как им больше нравилось.

И вот теперь он встретил Кейт. Одобряя планы Терезы по поводу переезда к родителям, Бен не смог удержаться от улыбки.

– Ты знаешь, что тебя всегда с радостью примут в этом доме, – сказал он Терезе.

Девушка молча кивнула, улыбаясь в ответ одними глазами. Затем она вдруг заморгала и отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы.

Элис поставила перед ней тарелку с французскими тостами.

– Спасибо, Элис, – сказала Тереза. – Я буду очень скучать по тебе.

– Заходи в любое время. Тогда мне не придется тащиться на другой конец города к тебе домой. Ты ведь знаешь, как я не люблю садиться за руль, особенно зимой.

Тереза не успела еще взяться за еду, а Бен уже думал о том, куда он поведет завтра вечером Кейт… если только она согласится пойти с ним.

Кейт вела дела в цветочном магазинчике с помощью двух продавщиц, работавших на неделе, и еще одной, которая приходила по выходным. Анджела была вместе с Кейт целыми днями, а Лилиан приходила, чтобы отпустить их на ленч, а потом возвращалась вечером и заступала во вторую смену.

Поскольку в четверг Анджела заболела и Кейт была в магазине одна, она смогла подняться к Томасу только во время ленча. Дождавшись прихода Лилиан, Кейт не стала терять время. Взяв с полочки горшок с карликовыми белыми цикламенами, она поспешила на третий этаж. И прибыла как раз вовремя, чтобы увидеть, как от Томаса уносили нетронутый ленч.

Не обращая внимания на суровое выражение лица Томаса, молоденькая санитарка сказала:

– Я отнесу этот поднос прямо к дежурной сестре, и она вряд ли обрадуется, увидев его.

– Конечно же, нет, – воскликнул Томас. – Я тоже не радуюсь, когда его вижу.

Он снова нахмурился, но это не помешало Кейт разглядеть торжествующий огонек в его глазах.

– Вы понимаете, что я имею в виду, мистер О'Херли, – сердито сказала санитарка. – Главная медсестра давно подозревает, что кто-то приносит вам еду откуда-то извне. И ваш отказ от ленча – очевидное тому доказательство.

– Это означает только одно, милая девушка, что я устал от мясных запеканок и ванильных пудингов.

Санитарка подозрительно взглянула на Кейт, которая едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

– Не надо так смотреть на меня, – сказала она. – Я невиновна.

– Я могу быть уверена, что это не вы приносите ему еду?

– Если только он не питается растениями, – Кейт задумчиво посмотрела на Томаса. – Хотя это, конечно, объяснило бы, куда они все время исчезают к утру.

Кейт поставила на подоконник горшочек с цикламенами.

Девушка с подносом вышла из комнаты. Томас улыбнулся.

– Эта маленькая пигалица устроит мне большие неприятности.

– Это только доказывает, что все идет по кругу, – заметила Кейт.

Беглый взгляд на комнату тут же убедил ее в том, что вчерашние крокусы постигла участь всех остальных цветов. Опершись о подоконник, она внимательно посмотрела на Томаса.

– Что это за ерунду вы говорите, Кейт?

– Это любила повторять моя мама. И это означает, что каждый получает то, о чем просил. А эта девушка просто решила отомстить вам за то, что вы сказали новому рентгенологу, что она не прочь с ним встречаться.

– Но она действительно была не прочь, – запротестовал Томас. – И любой, у кого есть пара глаз, мог это заметить. Я просто намекнул тому парню.

– Я не спорю с тем, что вы сделали это из лучших побуждений, но осуждаю то, как вы это сделали. Сказали ему это прямо при девушке, не говоря уже о старшей сестре. Это был не самый деликатный способ. – Кейт сложила руки на груди, стараясь выглядеть как можно строже. – По моим данным, девушка так перепугалась, что чуть не уволилась.

– Но она ведь все же не уволилась, – лукаво подмигнул Томас. – Это что-нибудь значит, не так ли?

– Это, возможно, означает, что она осталась, чтобы вам отомстить, – улыбка, которую так тщательно прятала Кейт, на несколько секунд вырвалась из-под контроля. Но потом Кейт вспомнила, почему ей так хотелось повидать Томаса. – Я заметила, что вчера у вас были посетители, – сказала она, предоставив Томасу решать, хочет он или нет говорить с ней об этом.

Голубые глаза старика потемнели от гнева.

– Никогда не думал, что они найдут меня здесь, – почти неслышно пробормотал он. – Я должен был сообразить, что они не станут сидеть спокойно и ждать, пока я появлюсь.

– Кто они?

– Расплата за все грехи. Это мои внуки.

Открыв верхний ящик тумбочки, Томас достал оттуда белый бумажный пакет с эмблемой магазинчика деликатесов.

– Закройте дверь, Кейт, дорогая, – попросил Томас и, не дожидаясь, пока девушка исполнит его просьбу, стал раскладывать на белой салфетке содержимое пакета.

Кейт замерла, в изумлении глядя, как появляются перед ее глазами упаковки с сыром, ветчиной и паштетами. – Где вы все это взяли?

– Не скажу, и не просите, – отрезал Томас. – И закройте поскорее дверь, пока меня не засекли. Если все это отнимут, я умру от голода. Вы ведь не хотите этого, правда?

– Вы могли бы съесть свой ленч, – поддразнила его Кейт, направляясь к двери.

Единственное, что ее не устраивало в больничной пище, это количество содержащихся в ней сублимированных жиров и однообразие рациона.

Томас намазал паштетом круглый крекер.

– Составите мне компанию, Кейти? – спросил он.

Пожав плечами, Кейт взяла бутерброд.

– Думаю, да. Хотя бы для того, чтобы вам поменьше досталось, – чистосердечно сказала она.

– Вы хорошая девушка, Кейт.

– А вы – мошенник.

Подвинув стул поближе к кровати, Кейт села и потянулась за бутербродом с копченым эдамским сыром.

– А я думала, что у вас нет родственников.

Именно поэтому Кейт так часто навещала старика. Медсестра сказала ей, что в отделение поступил старик с очень дорогой страховкой, без семьи и друзей, и Кейт принесла ему небольшую вазу с гвоздиками, как делала это и для других больных, которых не приходили навещать. Она взяла это за правило с тех пор, как приняла на себя управление цветочным магазинчиком при больнице. Ей нравилось делать людям приятное.

– Я солгал, – признался Томас, вынимая очередную порцию крекеров.

– Но почему? Вы ведь были так серьезно больны, Томас. И ваша семья должна была быть здесь с вами.

– Хорошо, что их здесь не было. Сомневаюсь, что в этом случае я смог бы наслаждаться подобными пикниками.

Из его слов и, главное, тона, каким он произносил их, Кейт поняла, что старик не ожидал от своих родственников ничего для себя хорошего. Но она не могла даже представить себе, на что же он намекает.

– Расскажите мне о них.

Кейт откинулась на спинку стула, держа крекер в одной руке, а кусочек сыра – в другой.

– Что ж, расскажу. Все равно вы когда-нибудь узнаете, – легко согласился Томас. Прежде чем Кейт успела спросить, что он хотел этим сказать, старик набрал побольше воздуху и приступил к рассказу: – Кассандра Сеймур и Гарольд Кларк – именно те, за кого себя выдают. Они единственные родственники, которых я имею на этом свете – это если не считать моего сына Альберта.

Крекер, на который он намазывал паштет, сломался, и старик тихонько выругался. Затем он собрал крошки и съел их.

– Лично я ни во что не ставил Альберта после того, как он женился на этой никчемной Тельме Кларк. Я предупреждал его, что эта особа слишком задирает нос, но он не слушал даже после того, как она убедила его принять ее фамилию – О'Херли звучало чересчур по-ирландски, словно этого полагалось стыдиться. Не удивлюсь, если среди предков Тельмы была парочка ирландских гномов – уж очень она прижимиста насчет денег.

Томас замолчал на несколько секунд, но тут же заговорил опять:

– Альберт женился на Тельме, чтобы не зависеть от матери, хотя, честно говоря, я не вижу особенной разницы между этими двумя женщинами. Обе всю жизнь только и умели делать, что выражать свое недовольство. Не могу сказать, что мне сильно не хватает кого-нибудь из них, хотя если бы Мэри оставалась такой же милой, как когда мы только начали встречаться, я сейчас не думал бы о ней так плохо. Очень жаль, что она сильно изменилась. Возможно, в этом была моя вина. Дело в том, что я начал наживать деньги быстрее, чем игрок, которому везет на дерби.

Кейт прекратила жевать и посмотрела на Томаса, пытаясь разобраться в дебрях семейной истории. Но единственное, что она поняла, это почему Гарольд Кларк не носит фамилию своего дедушки, все остальное было в тумане.

– Не могли бы вы повторить свой рассказ, – попросила Кейт. – Я потеряла нить после того, как вы упомянули о никчемной Тельме.

Томас провел ладонью по глазам, словно пытаясь стереть усталость.

– Все это не имеет теперь значения, кроме моих внуков, которые нацелились на денежки. Кассандра и Гарольд замучат меня до смерти, если я не остановлю их.

Кейт ничего не сказала. Она думала о том, что старик выглядит очень усталым.

– Вам надо немного отдохнуть, Томас, – произнесла она наконец. – Если захотите потом поговорить со мной, просто позвоните в магазин, и я снова поднимусь.

Томас собирался что-то возразить, но потом передумал и откинулся на подушки.

– Вы правы, Кейт. Наверное, я действительно немного устал.

– Хотите, я скажу медсестре, чтобы принесла вам таблетки? Тогда ей не придется потом будить вас.

– Нет, спасибо, я позвоню ей, когда избавлюсь вот от этого.

– Я помогу вам.

Кейт собрала остатки их «пикника» в бумажный пакет и наклонилась, чтобы поцеловать старика в лоб.

– Спасибо за ленч, Томас.

В глазах его появилось задумчивое выражение.

– Вам никогда не хотелось, Кейти, жить так, чтобы утром не надо было вставать и торопиться на работу?

– Странный вопрос.

– Посмейтесь над стариком и ответьте на него.

Кейт замялась не потому, что сомневалась в ответе, а потому, что пыталась догадаться, зачем Томас задал такой вопрос. Но ничего не пришло ей в голову, и она сказала:

– Я люблю свою работу, если вас интересует именно это.

– Но неужели управлять цветочным магазином – это то, о чем вы мечтали всю жизнь?

– Если вы хотите спросить, вижу ли я себя, составляющей композиции из гвоздик в возрасте пятидесяти пяти лет, ответ будет отрицательный. Честно говоря, я не собираюсь задерживаться здесь больше года.

– И что же вы собираетесь, в таком случае, делать дальше?

– Пока не знаю. – Кейт улыбнулась, глядя на смущенное выражение лица Томаса. – Я работаю с цветами, потому что мне всю жизнь хотелось попробовать этим заняться. А три года назад я была помощником организатора приемов в большом отеле в Денвере, а перед этим некоторое время собирала материал для известного писателя-мистика.

– Для кого?

– Не скажу. Это было частью нашего договора. Этот человек предпочитает, чтобы редактор и читатели думали, будто он делает все сам.

Томас глядел на нее с любопытством.

– Никак не могу понять – вы просто дрейфуете по жизни, или все эти ваши занятия укладываются в какую-то схему.

– Ни то и ни другое. Я просто берусь за работу, которая интересует меня в данный момент. Единственный генеральный план относительно моей жизни – взять от нее как можно больше. И я бы противоречила сама себе, если бы ограничила себя в выборе работ.

Сложив руки на груди, Кейт пожала плечами.

– Я происхожу из семьи ненасытных исследователей. Мы все бываем счастливы только тогда, когда отправляемся в новое путешествие или пакуем вещи, чтобы посетить любимые места прошлого. Единственная разница между мною и моей родней состоит в том, что я все-таки люблю оставаться более или менее на одном месте. Существует миллион приключений, в которых можно поучаствовать, не проехав ради этого половину земного шара.

– Так, значит, вы счастливы, работая здесь, в больнице, не так ли?

– Очень. На сегодняшний день цветочный магазин вполне меня устраивает. Расписание достаточно гибкое, чтобы заниматься, да и сама работа не слишком утомляет.

– Но разве вы не хотели бы учиться на дневном отделении? Получить подобающую степень и начать с этого карьеру?

– О Господи, нет! Я сошла бы с ума от скуки, если бы пришлось ограничить свою деятельность посещением колледжа. – Кейт улыбнулась старику. – К тому же я хожу на достаточное количество лекций, необходимых для получения третьей и четвертой степени, правда, они разбросаны по разным дисциплинам, так что от большинства из них останутся на память только печати на дипломе бакалавра, который я получила много лет назад.

– Так у вас уже есть степень?

– М-м, – Кейт склонила голову набок. – Мне казалось, что я уже говорила вам об этом. Я учусь потому, что мне это интересно, а не потому, что это часть большой схемы.

– Значит, вы не заинтересованы в наличии свободного времени?

– Нет, Томас. Я слишком люблю все время быть при деле, чтобы вести праздную жизнь.

Старик понимающе кивнул.

– Примерно так я и подумал, когда узнал о вашей добровольной деятельности в свободное время. Спасибо, милая девушка, что удовлетворили любопытство старика.

– И всегда готова сделать это снова, Томас.

Улыбнувшись, Кейт вышла из палаты, чтобы Томас мог спокойно вздремнуть.

– Я продолжаю утверждать, что нам надо было остаться в Гринакре, Касс. Ты ведь знаешь, как я ненавижу путешествовать.

Гарольд Кларк выловил из своего мартини маслину и проглотил ее, запив изрядной порцией напитка. Это был его второй коктейль с тех пор, как они сели в самолет, а с тех пор, как они взлетели, прошло не больше пяти минут.

– К тому же, мне кажется, не стоило оставлять старика наедине с собой. Что, если ему снова придет в голову исчезнуть?

– Зачем ему исчезать? – Кассандра Сеймур, похлопывая по ладони лайковыми перчатками, смотрела на брата, всем видом давая понять, что с трудом выносит этот разговор. – Дедушка был немного раздражен, когда увидел нас, но это только потому, что он нас не жалует. Я уже говорила тебе, что именно поэтому он уехал, никому ничего не сказав. Старик ничего не подозревает.

– Это так, он не слишком обеспокоен мерами, которые мы предприняли, чтобы вернуть его домой, – подтвердил Гарольд. – Но я все равно думаю, что надо было остаться и присматривать за ним.

– У меня более важные планы на этот уик-энд. Если бы я знала, что доктор не собирается пока его выписывать, вообще не спешила бы ехать. – Кассандра продела перчатки через кольцо из большого и указательного пальцев. – К тому же отель был совершенно ужасный.

– Ты просто злишься потому, что люкс на верхнем этаже был уже занят, и тебе не удалось воспользоваться самым лучшим номером отеля, – ухмыльнулся Гарольд.

– Если тебя так волнует это все, можешь остаться и стоять на страже у палаты дедушки, хотя сомневаюсь, что это принесет какую-то пользу. Ты не сможешь оставаться трезвым достаточно долго, чтобы от тебя был толк.

– Когда двоится в глазах, в этом есть свои неудобства, – признался Гарольд. – К тому же я думаю, что Оуэнз найдет кого-нибудь, кто будет следить за стариком вместо нас.

– Нанять частного сыщика? – Выщипанные брови Кассандры удивленно поползли вверх.

– Думаю, это было бы мудрое решение. Ведь если даже кто-нибудь из нас будет все время крутиться в больнице, это наведет дедушку на подозрения. – Гарольд поглядел на сестру и улыбнулся. – Мы ведь не можем позволить, чтобы старик вбил себе в голову, будто нас волнует что-то, помимо его жизненных интересов.

– Ты сегодня какой-то слишком веселый, – недовольно отметила Кассандра.

– Когда мы нашли старика, у меня прорезалось чувство юмора. Ты только подумай, Касс: еще неделя – и конец всем нашим волнениям.

– Мне жаль разочаровывать тебя, Гарольд, но не думаю, что старый коршун доставит нам такое удовольствие и сломает шею, свалившись с лестницы. Если только его не подтолкнуть.

– Думаю, это можно будет организовать. Как только мы вернем деда домой, возможностей будет хоть отбавляй.

Кассандра открыла было рот, чтобы прокомментировать слова брата, но воздушная яма, в которую провалился самолет, заставила ее задержать дыхание.

Как только самолет выровнялся, Кассандра продолжала, понизив голос на тот случай, если у единственного, кроме них, пассажира первого класса окажется сверхтонкий слух. Стюарт был занят чем-то в кухне. Впрочем, на него вряд ли стоило обращать внимание, даже если бы он стоял в проходе. Все знают, что прислуга должна быть глуха и нема.

– У нас будет не меньше возможностей попасть за решетку, – сказала наконец Кассандра, не забывая при этом улыбаться на случай, если кто-нибудь на них смотрит. – Слуги обожают старого дурака. Все поместье кишит горничными и дворецкими, которые помнят его еще в подгузниках.

– Ты преувеличиваешь, Касс, – Гарольд поглядел в опустевший бокал и протянул руку, чтобы нажать на кнопку вызова стюарда. – В прошлом году деду исполнилось восемьдесят. Все, кто помнит его в подгузниках, ушли на пенсию еще лет десять назад.

– Восемьдесят два, – рассеянно поправила его Кассандра. – Я не удивлюсь, между тем, если этой старой летучей мыши – кухарке – уже за сто. Единственное блюдо из тех, что она готовит последние десять лет, в которое я рискую погрузить свои зубы, – это ее жуткая каша с комками, которая, вероятно, кажется ей пищей аристократов. Даже дед признает, что она готовит скорее для себя, чем для нас.

Едва уловимая дрожь отвращения была одним из театральных жестов, которые Кассандра усвоила в швейцарской школе, отвечавшей за то, чтобы юные леди выходили из ее стен с безукоризненными манерами, тонким вкусом и умением отличить старые деньги от новых.

– Итак, яд в пище не подходит, – сказал Гарольд, протягивая свой пустой бокал спешащему к нему стюарду.

Он подождал, пока молодой человек удалится, унося на подносе бокал, прежде чем добавить:

– Я получил информацию, что дед выносит почти всю пищу, которую подают в доме, на улицу и скармливает ее собакам… хотя, должен отметить, в поместье будет гораздо уютнее без этой своры бегающих повсюду борзых.

– Не будем забегать вперед, Гарольд, – уронив перчатки на колени, Кассандра протянула руку к бокалу шампанского и пригубила напиток. – Если мы хотим, чтобы все это сошло нам с рук, надо вести себя осторожно.

Прежде чем ответить, он брезгливо поморщился.

– Последний раз ты действовала так осторожно, что дед проснулся на следующее утро, даже не подозревая, что должен быть мертв.

– Если бы он выпил рюмку коньяку, которую я поставила ему на тумбочку, все было бы по-другому.

– А как ты узнала, что дед его не выпил?

– Не считая того факта, что он до сих пор ходит по этой земле? Гарольда обидел сарказм, прозвучавший в тоне Кассандры.

– Я просто хочу сказать, что ты могла ошибиться в дозе.

– Я добавила туда достаточно, чтобы убить быка, – заверила его Кассандра. – Человек, который продал мне эту дрянь, утверждал, что все будет выглядеть так, будто у старика случился инфаркт.

– А тебя не беспокоило вскрытие?

– Не слишком. Он такой старый, что инфаркт не вызвал бы лишних вопросов. Но на всякий случай я сделала так, что на пузырьке остались отпечатки его пальцев. Они нашли бы пузырек в его тумбочке и предположили самоубийство.

– Все равно, Касс, тебе следовало помнить, что дед не пьет, если не считать нескольких капель после обеда. Надо было оставить что-нибудь в графинчике в библиотеке.

Гарольд взял с подноса подошедшего стюарда бокал с коктейлем и жадно осушил половину его содержимого.

Молодой человек пробормотал что-то вроде «к вашим услугам», а после того, как Кассандра поблагодарила его, повторил ту же фразу, но с куда большим значением. Подождав, пока стюард удалится, чтобы обслужить другого пассажира первого класса, Кассандра обратила на брата ледяной взгляд.

– Я думала об этом, но, учитывая твое пристрастие к спиртному, отказалась от этой идеи.

Гарольд изобразил удивление.

– Ты засомневалась, стоит ли убить родного брата? Я поражен, Кассандра. Я никогда не знал, что тебя волнуют подобные мелочи. Как мило с твоей стороны.

– Можешь мне поверить, Гарольд. Меня остановила перспектива объяснять полиции наличие в доме двух трупов.

Допив шампанское, Кассандра отвернулась от брата, чтобы улыбнуться склонившемуся над ней стюарду, который держал в одной руке тарелку с закусками. Молодой человек быстро понял, что от него требуется, и не успела Кассандра дожевать пирожок с рыбной начинкой, как он уже торопился к ней из кухни с бокалом, наполненным до краев, как это полагалось в самолете, все еще набирающем высоту.

– Спасибо, – сказала Кассандра, на этот раз не только улыбнувшись, но и взмахнув в сторону стюарда своими длинными ресницами. – Я не хотела вас беспокоить.

Стюард ответил куда более лучезарной улыбкой, чем полагалось работникам салона первого класса.

– Рад быть вам полезен, миссис Сеймур. Я всегда рядом, если что-нибудь понадобится.

– Не сомневаюсь в этом, – пробормотал Гарольд, но Кассандра притворилась, что не слышит, а стюард притворился глухим, как требовали того его должностные инструкции.

– Спасибо, – повторила Кассандра и повернулась к брату, по-прежнему улыбаясь. Прежде чем заговорить, она подождала, пока стюард отойдет подальше. – Не надо быть таким ослом, общаясь с людьми, Гарольд. Это не пойдет тебе на пользу.

Подняв глаза от бокала, Гарольд зевнул.

– Этот парень пытался тебя обхаживать. Я только прокомментировал его поведение.

– То, что он делал или чего не делал, абсолютно неважно, – отрезала Кассандра, расправляя на щеке серебристый локон. – Слуги здесь для того, чтобы облегчать нам жизнь. И когда им приятно на тебя работать, получаешь за свои деньги максимум услуг. Так что не выгодно обращаться с ними плохо. К тому же никогда не знаешь, для чего они могут понадобиться.

– Но тебе явно не удалось подружиться с этим адвокатом, которого прислал Оуэнз, – Бен Филлипс, так его, кажется, звали.

– Да, – почти что прошипела Кассандра. – Глупый парень! Временами мне казалось, что он вообще не обращает на нас внимания.

– Во всяком случае, на тебя, – согласился Гарольд. – Никогда еще не видел, чтобы мужчине удавалось так успешно противостоять твоим чарам. Оуэнз, конечно, обвел его вокруг пальца. Этот Филлипс наверняка не замечает, что происходит.

– Замечать было абсолютно нечего, – Кассандра опустила в шампанское кончик пальца и слизнула влагу с длинного накрашенного ногтя. – Единственное, зачем он был нужен, это на случай, если с дедом возникнут трудности. Но все обошлось, так что ни к чему было показывать адвокату временный судебный ордер, объявляющий нас опекунами.

– Ты все еще не сказала мне, сколько Оуэнзу пришлось за это заплатить? Готов спорить, судья обошелся недешево.

– Я очень хочу, Гарольд, чтобы ты называл Гаса по имени. – Кассандра нахмурилась. – В конце концов, он – человек, за которого я собираюсь выйти замуж. Что касается цены этого кусочка бумаги, это был подарок.

– Черт меня побери! Оуэнз никогда не казался щедрым малым.

– Не забывай, что Гасом руководят исключительно эгоистические мотивы, – напомнила брату Кассандра. – Он с гораздо большим удовольствием женится на богатой женщине, чем на особе, которая перестанет получать алименты со дня ее замужества.

– Так, значит, Оуэнз не знает, что ты разорена с момента своего развода, и что единственные алименты, которые гарантировал тебе Тони, это обещание не преследовать тебя по суду?

– Конечно, нет, – расправив юбку на коленях, Кассандра вздохнула и отпила еще немного шампанского. – И он также не знает, что я не собираюсь выходить за него замуж, когда мы обретем контроль над деньгами деда.

– Все, чего он не знает, повредит ему и довольно сильно. Я даже почти сочувствую этому человеку.

– Не трать на него свою жалость. Лучше напряги то, что осталось от твоего серого вещества, и подумай, как нам решить проблему с отцом. Он не позволит наследству проскользнуть мимо его рук – во всяком случае без борьбы.

– Я уже решил эту довольно мелкую проблему.

Гарольд допил джин и причмокнул губами от удовольствия.

– Купим ему ложу на ипподроме Хайале во Флориде. Он будет так занят, просаживая деньги, что даже не заметит, что мы делаем в это время с недвижимостью и деньгами деда, которыми он доверил нам управлять на время его отсутствия. А когда отец поймет, что нас не слишком волнуют его интересы, будет уже поздно.

– Только очень хладнокровный человек мог придумать, как лишить родного отца его наследного имущества, – сказала Кассандра. – Поздравляю, Гарольд. А я-то думала, что алкоголь еще много лет назад убил твои амбиции.

– Меня греет перспектива, что отец не сможет больше все время приставать ко мне по поводу выпивки, дорогая сестрица. – Гарольд, нахмурившись, рассматривал пустой бокал. – Думаю, ты должна знать: я не верю в то, что, когда ты отказалась от идеи отравить выпивку в библиотеке, тебя остановила только необходимость объясняться с властями по поводу двух трупов.

– Да?

– М-м, – голубые глаза Гарольда, не мигая, смотрели на Кассандру. – Ты всегда была ленивой сучкой, Касс. Зачем тебе убивать меня, когда ты знаешь, что алкоголь сделает это за тебя гораздо раньше, чем я успею потратить свою долю наследства.

– Действительно, зачем? – Кассандра лучезарно улыбнулась, но в глазах ее застыл лед. – Еще мартини, Гарольд?