– Какого черта вы делаете? – В ее голосе звучали досада, растерянность и страх, которые Анджела старалась подавить с первой минуты этого кошмара.

Ее воображение рисовало ей одну ужасную картину будущего за другой. Побои, допросы… издевательства… Она представляла разные варианты развития будущих событий, но ни один из них не вселял в нее надежд. Но меньше всего ей хотелось думать о сексуальном насилии. Может быть, она была слишком наивна или плохо разбиралась в мужчинах, но ей казалось, что он не относился к подобным подонкам.

Однако так она считала до того, как почувствовала его пальцы у себя на талии.

Анджела так резко отшатнулась от него, что споткнулась об унитаз и упала бы, если б он ее не подхватил. Наградой ему был сильный удар по голени. Она не сделала бы этого, если бы вспомнила, что стоит босая. А так Анджела вскрикнула от боли и досады, но, не обращая внимания на ушибленные пальцы ноги, попыталась нанести удар коленом, чтобы причинить ему настоящую боль.

Хок избежал этого удара, быстро шагнув в сторону, не выпуская ее из рук, чтобы она не упала. Анджела подумала, что ему было проще всего позволить ей свалиться на пол и там легко избежать ее сопротивления. Почему-то эта мысль лишь подлила масла в огонь, усилив ее гнев. Отбросив всякую осторожность, она повернула голову и вонзила зубы в его предплечье.

Единственным результатом этого отчаянного шага был вкус кожаной куртки во рту да еще, пожалуй, удовлетворение от сознания, что она его взбесила. Он выругался, коротко и зло, что доставило ей удовольствие, потому что она предпочитала гнев тому почти клиническому безразличию, с которым он обходился с ней до сих пор.

Жесткие пальцы сжали ее руку выше локтя, другая рука вцепилась в волосы и рванула ее голову вверх и в сторону. Анджела выпустила изо рта куртку и, стиснув зубы, свирепым взглядом встретила его яростный взгляд.

– Какого черта вы добиваетесь? – требовательно спросил он.

– Это я хотела бы спросить у вас.

Не обращая внимания на жестокую боль, она попыталась высвободить волосы, но добилась лишь того, что он усилил свою хватку. Анджела снова попыталась ударить его коленом в пах, но должна была признать свое поражение, когда он бедром придавил ее ноги к стенке душа.

– Прекратите вы это или нет? – прорычал он. – Только себе делаете больно.

– А вы надеетесь, что я буду тихо стоять и ждать, пока вы меня изнасилуете?

– Я вовсе не…

– Заткнитесь!

В глазах его мелькнула растерянность, которая, впрочем, тут же исчезла, к ее удивлению, вместе с гневом. Вновь его лицо превратилось в равнодушную маску, и она поняла, что проиграла. Но как же приятно было бросить ему в лицо его же собственный приказ. То, что она велела ему заткнуться, очень подняло ей дух. К несчастью, это также прекратило переговоры.

Кафельные стены, отражая, усиливали звук тяжелого прерывистого дыхания, и она, увы, слишком поздно, подумала, что кусаться и брыкаться было, пожалуй, ни к чему. Теперь его тело плотно прижималось к ее телу, и ей не потребовалось и минуты, чтобы понять, что никак не может отдышаться после борьбы только она. Его дыхание было ровным, а грудь твердой, как скала. Эта скала сейчас буквально припечатала ее к стене, пресекая всякие попытки сопротивления.

Неожиданно для себя она поняла, что по лицу ее катятся слезы. Слезы отчаяния и бессилия. Господи, она же не плакала со времен разрыва с Фрэнком… И тогда слезы в основном были вызваны не их расставанием, а тем, что он забрал с собой их кошку. Все это происходило четыре года назад. А теперь какой-то незнакомый мужик снова заставил ее расплакаться. Она приказала себе не реветь, но тут же должна была прикусить язык, чтобы не выругаться, потому что слезы не прекращались.

Анджела проклинала себя за эту слабость, но ничего не могла с собой поделать. Она подняла глаза и приготовилась встретить его презрительный взгляд.

– Я привез вас сюда вовсе не за тем, чтоб насиловать. И, думаю, вы это прекрасно знаете. – Голос его был низкий, мрачный, тон холодный, слова падали, словно камни.

Анджела пришла в ужас, когда убедилась, что ему абсолютно все равно, что она чувствует.

Судорожно сглотнув, Анджела попыталась припомнить время, когда считала, что спокойствие – вещь обычная и постоянная.

– Извините, но, когда мужчина тянется к моему брючному ремню, я могу предположить только одно.

– По-моему, вам хотелось в туалет.

Она заморгала и попыталась ответить таким же безразличным тоном.

– Я умею справляться с этой проблемой без посторонней помощи где-то с трех лет.

– Если вы сумеете расстегнуть пояс и спустить брюки с помощью рук, связанных за спиной, вы более опасны, чем я предполагал, – насмешливо произнес он.

Хок предусмотрительно отодвинулся на пару дюймов, позаботившись, по ее мнению, о собственной недосягаемости. Хватка на ее волосах чуть ослабилась, и кожу на голове начало слегка покалывать: кровь снова стала поступать к онемевшему скальпу.

– Это вы у нас здесь все знаете и умеете, – отозвалась она. – С чего вы взяли, что я опасная личность? – В ту же секунду у нее в голове мелькнула непрошеная картинка: она поднимает пистолет с цементного пола гаража и наводит на этого мужчину. Она выругалась про себя.

Хок отодвинулся еще дальше и скрестил на груди руки.

– Мы зря тратим время, – бесстрастно произнес он.

– Тогда развяжите меня, и я быстренько со всем управлюсь.

Когда он даже не шевельнулся и ничего не ответил, до нее дошло, что этот тип вовсе не собирается развязывать ей руки. Она ужаснулась.

– Не можете же вы…

– Могу.

– Но я не могу…

– Идите сюда. – Он указал на место перед унитазом.

Анджела затрясла головой, чувствуя, как снова подступают ненавистные слезы.

– Нет!

– Это ваш последний шанс, – предупредил он.

Лицо его оставалось непроницаемым, тон ровным и безразличным. Она поверила ему так же, как всему, что он говорил этой ночью. В том числе и насчет того, что насилие не входит в его планы.

Выбора у нее не было: с каждой минутой потребность облегчиться возрастала все больше и больше. Так что, несмотря на угнетавшую ее унизительность происходящего, приходилось отбросить скромность и поскорее покончить с этим делом.

Анджела послушно встала туда, куда он велел, и устремила взгляд на украшавшие кафель цветочки. Надо отдать ему должное, помогая ей в этой процедуре, он действовал споро и ловко, так что справился с задачей, не заставляя ее чувствовать себя еще хуже. Она не успела сообразить как и что, а он уже застегивал ее слаксы и пряжку на брючном ремешке.

Анджела продолжала смущенно смотреть в пол, не в силах встретиться с ним глазами, пока он не отвел ее в комнату. Там он толкнул ее на кровать, и, когда она отползла от него подальше и свернулась в клубочек у изголовья, ее тюремщик, не обращая на нее внимания, молча стал рыться в своей сумке. Анджела смотрела, как он вытащил свитер и ту штуку, которая была в него завернута. Она постаралась скрыть свое облегчение, которое почувствовала, когда он открутил с пистолета глушитель и убрал его обратно. Пистолет отправился к нему под куртку, по-видимому, в кобуру. Затем он опустил руку в карман куртки и вынул ее сжатую в кулак. Когда он раскрыл ее, на ладони лежало что-то, напоминающее капсулу с лекарством.

Она не могла сообразить, что он от нее хочет.

Показывая капсулу ей, он произнес:

– По всей вероятности, вы знаете, что это такое, но, чтобы не тратить времени зря, я скажу… Чтобы не возникало недоразумений.

– Я не знаю…

Его холодный взгляд заставил ее замолчать. Держа капсулу в пальцах, чтобы она могла ее хорошенько рассмотреть, он продолжил:

– Это желатиновая капсула. В желудке она рассасывается примерно за двадцать минут. Бояться, что она разломится, не стоит: я хорошо ее заклеил. В ней достаточно кокаина, чтобы выжечь ваш мозг и, вероятно, отправить на тот свет… Впрочем, к тому времени вам это будет безразлично.

Запястья ее горели в тех местах, где галстук натер кожу, ребра ныли от ушибов из-за автомобильной тряски, но в этот миг Анджела забыла обо всем, охваченная приступом ужаса. Она как завороженная не сводила глаз со смертоносной капсулы, понимая, что погибла.

– Если вы расскажете мне все, что я хочу знать, я дам вам рвотное средство, чтобы капсула вышла обратно. – Он показал ей маленький пузырек с сиропом ипекакуаны, рвотного корня, который достал из своей спортивной сумки. – Капсула не останется в вашем желудке и десяти минут, если вы не вздумаете запираться. Разумеется, вы можете рассказать мне все, что я хочу узнать, не подвергая себя таким крайним мерам.

– Я не понимаю, что вы от меня хотите, – снова попыталась прояснить ситуацию Анджела. – Я не та, за кого вы меня принимаете…

– Ложь будет стоить вам жизни, Анджела. Я знаю, что вы часть команды, посланной меня убить. Теперь ситуацией владею я. Если вы дадите мне нужную информацию, я даю вам шанс уцелеть.

– Я не вхожу ни в какую команду, – начала она, отчаянно пытаясь заставить его выслушать себя. – Я не имею никакого отношения к людям, которые охотятся за вами, – слова замерли у нее на устах.

– Я вам не верю.

Она посмотрела ему в глаза, и Анджела осознала: ей не убедить его в том, что случайно оказалась не в том месте и не в тот час.

Несколько лет назад ей довелось встретиться со смертью лицом к лицу. В тот раз она отделалась только сломанным ногтем, да еще раз и навсегда приобрела уважение к ремням безопасности. Тогда в какую-то долю секунды Анджела увидела, что на нее мчится полуприцеп, поняла, что либо слетит с дороги, либо он врежется ей прямо в лоб, и попрощалась с жизнью. Какие-то обрывки прошлого промелькнули перед ее мысленным взором, машину ее снесло с дороги, и она, перевернувшись кувырком, заскользила вниз с обочины. Перед глазами стояли яркие и отчетливые картины самых счастливых моментов жизни, которые уйдут с нею в небытие. Они не оставляли ее и потом, когда она очнулась от обморока, не давая забыть, как близко от нее прошла смерть.

Сейчас все было иначе. Возможно, потому, что до встречи с вечностью у нее осталось двадцать минут, а не две секунды. Двадцать минут до того, как настоящее и прошлое сольются в серое бесформенное ничто.

Она оторвала взгляд от жуткой смертоносной бездны и посмотрела ему в глаза.

– Я этого глотать не буду.

Он вздохнул и снова порылся в сумке, достав на этот раз маленькую пластиковую бутылку с водой. Откупорив ее, он приблизился к Анджеле и сразу пресек ее попытку уклониться, усевшись ей на ноги. Больно не было, хотя вес его тела основательно вдавил ее в мягкий матрас, но шевельнуться она не могла.

– Анджела, вы же понимаете, что я могу заставить вас проглотить ее: вложу капсулу вам в рот и зажму нос. Вам останется либо задохнуться, либо глотнуть.

Она беспомощно покачала головой. Если он собирается ее убить, ему придется делать это без ее помощи. Слезы ручьями полились по ее щекам, и она могла лишь подивиться тому, какой была дурой, плача в уборной из-за такой ерунды, как смущение. Если б она знала, что ей предстоит, как высоки ставки в этой игре, то не тратила бы на это своих эмоций.

Если б она точно знала, а не смутно предполагала, чем кончится эта ночь, она бы орала изо всех сил каждый раз, когда он приказывал ей заткнуться. По крайней мере, тогда она умерла бы сразу, без этих мучительных двадцати минут, данных ей этим безжалостным убийцей на размышления.

Если бы все началось сначала, она никогда бы не подобрала этот пистолет. Она сидела бы в своей машине, отвернувшись, зажмурившись и зажав уши, притворяясь, что не видит и не слышит, тогда ничего бы этого не произошло. Зачем только она обнаружила свое присутствие в гараже? Но теперь жалеть об этом было слишком поздно.

Он поставил бутылочку на прикроватную тумбочку и взял ее сильными пальцами за подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза.

– Вы ведь знаете, что есть еще два места в вашем теле, куда можно поместить капсулу. И результат будет тот же самый. Я надеялся, что мы сможем проделать все это, не теряя достоинства.

Анджела не сразу поняла, что он имеет в виду, когда же до нее дошло, о чем он говорит, ее захлестнул гнев от того унижения, которому он мог подвергнуть ее, и ярость, что она не может оказать ему достойного сопротивления.

– Она не войдет.

Это была глупость, но ничего другого Анджеле не пришло в этот момент в голову. Она вздрогнула, когда он расхохотался, но эта его реакция смогла остановить слезы, и от этого ей стало легче.

Он взял капсулу двумя пальцами и смерил ее взглядом, затем перевел глаза на Анджелу.

– Сейчас проверим.

Он убрал руку с ее подбородка и провел ладонью по своему лицу, как бы стирая с него этим движением всякое выражение. Прежде чем Анджела успела придумать следующее возражение, он сунул руку в спортивную сумку и достал тюбик вазелина.

– Есть что-нибудь, чего вы не носите в вашей сумке? – осведомилась она, разглядывая тюбик, сознавая, что, конечно, проглотит проклятую капсулу, но не даст ему совать себе эту штуку куда-то еще.

Ответом был твердый и непроницаемый взгляд.

– Я больше не могу терять времени. Так как мы это проделаем, Анджела?

«С достоинством», – хотелось ответить ей, но она была так подавлена, что губы не слушались ее. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь прогнать ощущение нереальности происходящего, потому что оно мешало четкому мышлению. Но ничего не помогало, прежде всего потому, что, открыв глаза, она снова увидела перед собой своего мучителя, предлагающего ей изумительный выбор: «смерть или смерть».

Облизнув губы, Анджела открыла рот и попыталась сдержать позыв рвоты, когда он положил капсулу ей на язык и велел проглотить. У нее не получилось с первой попытки, пока он не поднес ко рту стакан воды. Наконец она протолкнула капсулу в горло судорожным сжатием глотательных мускулов, о которых узнала в пятом классе, когда Джимми Карузерс, стоя на голове, демонстрировал, как глотать без влияния силы тяжести. У нее до сих пор звучит в ушах смех ребят, когда тяготение взяло верх, и он грохнулся на линолеум, не сумев обмануть земное притяжение.

Она ощутила прикосновение ткани к подбородку. Это он вытер углом простыни пролившуюся воду. Мелькнула мысль, не является ли воспоминание о Джимме Карузерсе началом цепочки прощальных образов, проходящих перед мысленным взором человека на пороге смерти. Если так, она хотела бы, чтоб остальные были получше. Джимми был противным мальчишкой, который стал противным мужчиной.

Поднявшись с ее ног, он посмотрел на часы и пересел на край кровати.

– Для начала скажите мне, Анджела, почему вы не хотите назвать мне имя, под которым вас знает Константин?

– Я никогда не встречала никого по имени Константин. – Она понимала, что правда ее не спасет, но считала, что лучше отвечать, чем лежать молча и тем как бы оправдывать его действия.

– Тогда с кем из представителей Константина вы встречались?

Она искренне старалась сосредоточиться на его вопросах, чтобы отвлечься от мыслей о том, что сейчас происходит у нее в желудке. Константин? Ей был известен Константинополь, но это город, а не человек, так что вряд ли он будет ему интересен. Еще она слышала о константине – сплаве никеля с медью. Эти знания она приобрела на геологоминералогической конференции, организацией которой занималась в прошлом году… Но и эти научные ее познания наверняка не произведут на него впечатления.

Она никак не могла отключиться от мыслей о том, как это происходит, как растворится у нее в желудке это зверское количество кокаина, как начнет наркотик впитываться в кровь. Она как-то присутствовала на семинаре по наркотикам, но там больше говорилось о том, как происходит ломка у наркоманов. Ей это не грозило. Будет ли ей больно, будет ли она биться в конвульсиях, охваченная туманящим голову страхом? Или же она просто заснет, и белая кокаиновая смерть незаметно придет через оцепенение холода и покоя?

– Анджела!

Она подняла глаза и вспомнила, что так и не ответила ему.

– Я никогда не слышала о Константине и не встречалась ни с кем, кто упоминал бы его имя.

– Каким именем вы пользуетесь?

– Каким всегда. Анджела Фергюсон. – Она передвинулась ближе к изголовью, чтобы устроиться поудобнее, потому что связанные руки начали неметь. На мгновение ее охватила паника, что это уже действует кокаин, но постепенно к пальцам прилила кровь, и она успокоилась.

Пока еще тело слушалось ее. Правда, это было слабое утешение.

– Вы вольный стрелок или входите в организацию Константина? – продолжал он допрос.

– Вольный стрелок. – Мужчина при этих ее словах вопросительно вздернул бровь, и она продолжила: – Я уже шесть лет работаю на себя. Теперь спросите меня, чем я зарабатываю себе на жизнь?

– Здесь вопросы задаю я, – осадил он.

– Ладно, пусть это будет ваша прерогатива, – отозвалась она, изучая резко очерченное загорелое лицо и одновременно соображая, какие чувства будет испытывать он, избавляясь от ее трупа. Наверное, досаду, потому что она не сообщила ему никаких секретов, которыми, по его убеждению, она владеет. А может быть, сожаление, потому что в конце концов он поймет, что она не лгала? Или отвращение? Нет, наверное, он останется таким же безразличным, ведь избавляться от трупов для него привычное дело.

– Ладно, Анджела, так чем вы зарабатываете себе на жизнь?

Он спрашивал, чтобы разговорить ее. Она видела, как он покосился на часы, и понимала, что ее время истекает. Вообще-то, это не имело значения, просто разговаривать было не так страшно, как думать.

– Я занимаюсь подготовкой и организацией конференций. Беру на себя все: от заказа номеров в гостинице до составления программы развлечений и меню прощального обеда. Это суетливая жизнь. У меня не остается времени для убийств на стороне.

– Хорошее прикрытие. – Он внимательно посмотрел на нее, взгляд его темных глаз был непроницаем. – Сколько человек отправил по моему следу Константин?

– Откуда мне знать? – Голос Анджелы звучал вызывающе, но ей уже было наплевать. – Последние тря дня я занималась организацией семинара с банкирами по вопросам инвестиций. Когда я так удачно наткнулась на вас в гараже, я хотела забрать оборудование из своей машины. Мой офис находится в здании делового центра. Наверное, кто-нибудь уже украл из открытой машины все мои вещи. Конечно, мой компьютер не самый лучший, но все равно его жалко.

– Константин все еще сам лично руководит тропой Кондора?

– Тропа Кондора? Что это такое?

– Он называет так свой самый большой маршрут. – Анджела видела, что, говоря это, он считает, будто ей все это должно быть хорошо знакомо. – Он все еще любит сам участвовать в поездках?

– Понятия не имею. – Она зевнула и прислонилась к изголовью кровати. – Спросите меня, сколько стоит обслуживание одного участника семинара в сутки, я вам отвечу не задумываясь. Кстати, как вас зовут? Вы столько раз приказывали мне заткнуться, что у меня не было возможности узнать это.

Он помедлил, но все-тки ответил:

– Хоксворт. Большинство зовут меня Хок.

– Вместо Хоксворта? Хок – сокол или ястреб… могу понять почему.

Прядь темно-рыжих волос упала ей на глаза. Она попыталась откинуть ее назад движением головы, но прядь упрямо упала на глаза снова.

– А другого имени у вас нет?

– Нет. – Он демонстративно посмотрел на часы, а затем удивил ее: наклонился и отвел волосы, упавшие ей на глаза. – Анджела, мы зря потратили десять минут. Когда с вами заключали контракт на эту работу, упоминалось ли кем-то имя Пола Марченда?

– Со мной заключила контракт ассоциация «Форум банкиров Запада». Если Пол Марченд и входит в эту ассоциацию, я о нем никогда не слыхала.

Был в этой ассоциации какой-то Пол Маршалл, но Анджела сомневалась, что он может быть связан с противозаконными делами. Судя по тому, как во время конференции он каждый день заглатывал по полбутылки шотландского, вряд ли он сумел бы держать язык за зубами, что наверняка помешало бы ему в преступной деятельности.

Конечно, она сама тоже не слишком подходила к роли наемного убийцы, но ей было понятно, что Хок верил своим глазам. Она ведь подобрала этот проклятый пистолет.

В животе у нее забурчало, и от этого напоминания о том, что у нее в желудке капсула со смертельной дозой кокаина, глаза Анджелы наполнились слезами, несмотря на все усилия сдержаться. Почему она должна умирать из-за дурацкой оплошности, допущенной ею в подземном гараже? У нее осталось всего десять минут, а она так много не успела еще сделать в жизни. Если бы у нее был рак или другая смертельная болезнь. Она бы, по крайней мере, привела свои дела в порядок, попрощалась с подругами, позвонила бы матери… Впрочем, неизвестно, удалось бы или нет застать ее дома. Последний раз, когда Анджела получила от нее известия, та находилась где-то между Сингапуром и Шанхаем и имела весьма туманное представление, куда отправится дальше.

Ее исчезновение заметят не сразу. Друзья хватятся ее по крайней мере через пару недель, потому что она всем сообщила о воем отпуске на Багамах, который намеревалась провести в одиночку. Она много месяцев мечтала об этом и наконец легкомысленно выбросила кучу денег на авиабилет бизнес-класса и первоклассный отель.

– Анджела! Время идет, – напомнил он.

Она попыталась как-то упорядочить разбегающиеся мысли.

– А что будет с моими цветами, Хок? У меня в спальне стоит филодендрон, подаренный к окончанию колледжа. Я не хочу, чтобы он попал неизвестно к кому. – Ей показалось, что у него дернулась жилка на щеке, но Хок сразу стиснул зубы, и она решила, что это у него с досады. Даже в том преступном мире, где он обитал, наверное, выпадали минуты, когда люди тянули время разговорами, пытаясь продлить свою жизнь. Он, должно быть, злится оттого, что она никак не сломается, и, наверное, тревожится, как бы она не затянула пустую болтовню слишком надолго… до своей смерти.

У Анджелы было перед ним преимущество: она знала, что ее смерть близка. Даже, если она ответит на все вопросы… особенно если ответит: тогда этому человеку, этому ястребу незачем будет оставлять ее в живых.

– Дата прибытия Кондора не изменилась? Его ждут в следующий четверг? – спросил он.

– Вам лучше знать.

– Они воспользуются «Морской волшебницей»?

– Это что такое?

– Яхта Константина. Проклятье, Анджела, у вас осталось всего пять минут до того, как эта штука в вашем желудке начнет растворяться. – Он запустил пальцы в волосы, падающий сверху электрический свет высветил несколько выгоревших на солнце прядей в его темно-каштановой густой шевелюре. – Я был там в прошлом месяце, Анджела. Я наблюдал, как люди Константина выгрузили такую партию кокаина, что ее хватит на все Западное побережье. Но самого Константина я не видел. Мне надо знать, будет ли он там в четверг.

– Я не знаю! – Она рывком поднялась на колени и с вызовом расправила плечи. – Я никогда не слышала ни о Константине, ни о «Морской волшебнице», ни о каких-то тропах Кондора. Я не преступница и в гараже была по причинам, не имеющим к вашим темным делишкам даже отдаленного отношения.

– Хватит врать! Вы смотрите в глаза смерти! – Он схватил ее за плечи и сильно встряхнул. – Я знаю Константина. Он не послал бы за мной тех, кому бы полностью не доверял. Константин окружает себя людьми, подобными вам. Он никогда не отправится на дело без своих телохранителей. Если вы собираетесь там быть, то, видимо, будет и он.

Когда он схватил ее, у Анджелы было ощущение, что шея сейчас сломается, но это ее не волновало. Все мысли ее были сосредоточены на том, что делается в этот момент в ее желудке.

Хок перестал ее трясти, но не выпустил из рук и, не сводя с нее пронзительного взгляда, проговорил:

– Анджела, расскажите мне все, и я дам рвотного корня. Пока еще не поздно.

Она глубоко вздохнула и, призвав на помощь всю свою выдержку, собрав остатки достоинства, сказала:

– С самого начала было слишком поздно, Хок. С той минуты, когда вы заставили меня проглотить эту штуку. Я ничего не знаю. Ничего.

Напряжение оставило его, взгляд смягчился, хватка на ее плечах ослабла.

– Значит, вот как обстоит дело? Что ж…

«Скромная эпитафия», – безразлично подумала она, гадая, сколько осталось у нее времени, пока кокаин начнет свое убийственное действие. Она откинулась на спинку кровати и обмякла. Боль в связанных запястьях уже не беспокоила ее, она просто не чувствовала онемевших рук.

Сама не понимая, почему делает это, она спросила:

– А почему это так важно? Вы ведь, кажется, знаете, где и когда появится яхта. Почему вас волнует, будет ли там этот Константин?

Хок посмотрел на нее из-под тяжелых полуопущенных век:

– Потому что, если Константина там не будет, я не смогу убить его.

Анджела попыталась сосредоточиться и вникнуть в его слова. У нее было ощущение, что она почувствовала бы себя лучше, если бы знала, почему умирает.

– А если он там будет? – спросила она, словно это ей было необходимо знать перед кончиной.

– Тогда я умру не зря. Я хочу захватить его с собой на тот свет.

Не отрывая от нее взгляда, Хок взял бутылочку рвотного корня и откупорил ее. Прежде чем Анджела успела сообразить, что он собирается сделать, Хок перевернул бутылочку вверх дном, и ее содержимое вылилось на пол.

Она лишь судорожно сглотнула. Ее буквально парализовал ужас при виде того, как ее последний шанс остаться в живых растекся коричневой лужицей по дешевенькому серому ковру.