Незаметно подошло Рождество, и, как всегда, многие не успели как следует к нему подготовиться. Керри не была исключением. Надо было купить кое-какие подарки, отослать несколько открыток, связать свитер Гарту. Она еще решила напечь пирожков для детей, которым придется встречать Рождество в больнице.

По мере того как приближался праздник, Керри все меньше виделась с Джиной. Та проводила почти все свое свободное время с Тревором, который заново обставлял дом — ему требовалась консультация Джины по любому, даже малозначительному, вопросу.

— Я выбираю все самое лучшее, — сказала однажды Джина.

У них с Керри был поздний сеанс «девичьих откровений». Ее глаза зажглись золотистым блеском торжества.

— В конце концов, может, я скоро буду жить в этом доме. Ты только подумай! Я, Джина Росси, живу в доме, который стоит сто тысяч долларов. Сдается мне, я уже очень далеко от Цицеро-стрит.

Керри подумала о Майке Девени. Несколько дней назад она разговаривала с ним. Она не рассказала об этом разговоре Джине, так как знала, что это не поможет. Они встретились в магазине подарков, расположенном на территории больницы, — она покупала плюшевую собаку.

— Керри, мне нужно поговорить с тобой. Ты можешь уделить мне одну минуту?

Его лицо осунулось, под глазами — темные круги. Смены по тридцать шесть часов, между ними — двенадцать часов отдыха. Все это сказывалось на его внешнем виде.

— У меня есть время выпить чашечку кофе, — ответила она.

— Не могу. Через десять минут я должен вернуться в отделение нейрохирургии. — Он замолчал, тяжело сглотнул, затем продолжил в каком-то отчаянии:

— У Джины с этим Маккензи все серьезно, да?

— Спроси ее сам, Майк, — открестилась Керри.

— Не мне об этом судить.

— Понятно. Джина в последнее время даже не здоровается — наверно, слишком занята. Нелегко, оказывается, ублажать мистера Кошелька Маккензи!

У Керри болела душа за несчастного интерна, но она ничем не могла утешить его. Джина жгла за собой мосты, и Майк Девени исчез в густом дыму — в дыму, где исчезают вещи, которым место только в памяти.

— Найди себе кого-нибудь другого, Майк, — посоветовала Керри.

Он попытался улыбнуться, но его улыбка больше была похожа на гримасу.

— Вот ты и ответила на мой вопрос. Эй, не расстраивайся так. Диагноз «разбитое сердце» — это еще не приговор. Мы, Девени, — крепкие орешки. Нужно сильно постараться, чтобы довести нас до ручки.

Позже Керри пришлось вспомнить его слова и задуматься, была ли в них правда. Задуматься над тем, насколько крепким орешком может быть мужчина.

Керри колебалась, принимать или не принимать приглашение Гарта провести Рождество в Санта-Барбаре, с его родителями. Она не хотела оставлять Джину одну. Рождество — время дружбы и радости, и вдвойне хорошо, когда своей радостью можно поделиться с друзьями.

Гарта немного беспокоила ее нерешительность.

— Милая, мама и папа рассчитывают на то, что ты приедешь. Им бы очень хотелось познакомиться с будущей невесткой.

«Чтобы обнюхать меня и решить, подхожу я уважаемым Гамильтонам и их окружному клубу или нет», — раздраженно подумала Керри и тут же устыдилась своих мыслей.

— Гарт, я что-нибудь придумаю, — неохотно пообещала она.

Ей не пришлось ничего придумывать. Судьба в образе Тревора Маккензи решила все за нее. Джина захлебывающимся голосом объявила, что Тревор пригласил ее провести с ним рождественский вечер. Еще с ними будет его дочь. Днем они поедут в Северный Голливуд, к его брату. Там устраивается праздничный обед.

— Так что ты с чистой совестью можешь ехать в свою Санта-Барбару, — добавила Джина.

Керри как раз наряжала маленькое рождественское дерево. Она предпочла бы провести рождественское утро с Джиной. Подруги бы сидели в халатах и шлепанцах, ели бы конфеты и распаковывали подарки. А потом она пошла бы в больницу — навестить Кончиту.

Джина взяла серебристый шар и повесила его на самую верхнюю ветку.

— Ты только подумай — в следующее Рождество ты будешь украшать дом вместе с мужем. И я, если повезет, тоже. Может быть, на праздник мы даже соберемся вчетвером. — Она порывисто обняла Керри. — Давай пообещаем друг другу, что всегда будем подругами.

Керри никак не могла сглотнуть комок, откуда ни возьмись появившийся в горле.

— Обещаю, Джина.

По мере того как приближалось время ехать с Гартом к его родителям, Керри нервничала все больше. Она раз десять упаковывала и распаковывала вещи. Не слишком ли яркие свитера? Может, стоило взять с собой вещи нейтрального черного цвета? Как Гамильтоны воспримут ее дорожный наряд: клетчатая юбка и длинный синий свитер? Может, следовало остановиться на консервативном сером цвете?

А когда Гарт упомянул, что в субботу в окружном клубе ожидается вечеринка с танцами, Керри охватила настоящая паника. На таком мероприятии ее зеленый шифон будет выглядеть слишком по-детски. Облегающее длинное платье, с серебряным к тому же блеском, которое она надевала на новогодний вечер в офицерском клубе — это было два года назад, — также, по-видимому, не подходило для консервативной Санта-Барбары. В отчаянии она потратила почти недельный заработок на простой вечерний костюм из темно-желтой парчи.

Гарт забрал ее в четверг после окончания рабочего дня. Ни она, ни он не должны были появиться в Хартфорде до следующего понедельника. Они планировали перекусить чего-нибудь по дороге и уже в десять быть в Санта-Барбаре.

Керри заслушалась смешными рассказами Гарта о своем детстве, и нервозность ее немного отпустила. Но когда они свернули со скоростного шоссе на дорогу, которая вилась между огромными, ярко освещенными особняками, она почувствовала, что страх подбирается вновь.

— В последний раз я так нервничала только перед государственной экзаменационной комиссией, — призналась она.

Гарт похлопал ее по руке:

— Успокойся, милая. Старикам ты понравишься. У них идея фикс — чтобы я скорей женился. Но должен тебя предупредить… Папа будет говорить о внуках.

Керри улыбнулась в темноте. Не так страшен черт, как его малюют.

Дом Гамильтонов был стилизован под большое ранчо. Он был построен на нескольких разноуровневых фундаментах, покрыт черепицей. К главному входу вели решетчатые ворота из кованого железа — несомненно, испанское влияние, следы которого можно было встретить повсюду в Санта-Барбаре. Дом выглядел основательно, элегантно и, кажется, стоил кучу денег. Керри обрадовалась, что выбрала серый дорожный костюм.

Родители Гарта встречали их в дверях.

— Приехали… приехали наконец. — Миссис Гамильтон даже всплакнула. — Мы буквально считали минуты. Входите же! Вас ждет бренди, фруктовый торт, уютный горящий камин. О, Гарт, мальчик мой!

Она вскинула руки, чтобы обнять его, и он на себе втащил ее в дом.

«А она красивая женщина», — заметила Керри. Небольшого роста, тонкокостная, мать Гарта была одета в бледно-голубое домашнее платье. Ее седые волосы были зачесаны наверх, открывая удивительно молодое аристократичное лицо. Старший Гамильтон, сердечно поцеловавший Керри, был предыдущим изданием самого Гарта.

Вечер оказался неожиданно необременительным. Гамильтоны исчерпали все официальные любезности и, казалось, были искренне довольны выбором сына и его будущей женой. А когда Гарт признался, что они не хотят терять времени и в скором будущем заведут детей, Гамильтон-старший даже растерялся от радости.

«Растерянность». Вот оно, это слово, от которого Керри никак не могла избавиться. Пугающее слово, но точно описывающее состояние, в котором она пребывала в течение всех праздников.

— Керри, дорогая, ты играешь в бридж? — спросила ее маленькая миссис Гамильтон на следующее утро.

А когда Керри ответила, что не играет, тут же заявила:

— Вы должны научиться. У нас в окружном клубе каждую среду проходят обеды с бриджем.

Керри глубоко вздохнула:

— Миссис Гамильтон, боюсь, у меня не будет времени на все это. Видите ли, я собираюсь работать медсестрой до тех пор… ну, пока не забеременею.

Мать Гарта улыбнулась искренней улыбкой, затем рассмеялась звенящим смехом, от которого Керри почему-то стало не по себе.

— Милое дитя, это же просто смешно. Женщины в семье Гамильтон никогда не работали. — Она понизила голос до интимного шепота. — Позволь, я выдам тебе маленький секрет. Гамильтонам нравится, чтобы их жены были на сто процентов женщинами. Чтобы они зависели от них во всем. Конечно, я помогаю мужу в нашей больнице. Мы с девочками работаем волонтерами. Подбадриваем пациентов и прочее. В этом году меня избрали президентом нашего благотворительного общества. Еще мы организовываем большие благотворительные обеды — собираем таким образом немалые деньги. Ты влюбишься в нашу организацию, если хоть немного в ней поработаешь. И все мои девочки — они такие культурные.

Керри смотрела в окно, пытаясь унять яростную дрожь губ. У матери Гарта, такой хрупкой на вид, была стальная воля. Под таким гнетом будет тяжело сохранить индивидуальность. Самой принимать решения. Что прикажешь делать со старушкой, которая мягко стелет, да жестко спать?

Подчинись образу жизни Гамильтонов и войди в семью любимой дочерью — или посмей жить своей жизнью и будь всем врагом. Это был ультиматум. Он не был выражен в словах. Миссис Гамильтон была для этого слишком умна, слишком образованна.

Рождество отмечали шумно — к десяти, ко времени, когда все открывают подарки, собрались разнообразные тетушки, дядюшки, дальние и близкие родственники. Гарт подарил Керри обручальное кольцо, украшенное красивейшим, в форме жемчужины, солитером, стоимость которого Керри даже не пыталась представить. «Папа» Гамильтон — он настаивал, чтобы она так его называла, — запечатлел на пленку, как Гарт надел кольцо Керри и поцеловал ее.

Гамильтоны подарили Керри дорогой фарфоровый сервиз на двенадцать персон.

— Это старинная вещь. Дед Гарта привез его из Англии в подарок невесте, — объяснила миссис Гамильтон.

Глаза ее во время объяснения были затянуты мечтательной дымкой.

— Владей им с гордостью, дорогая, и используй только для особых случаев, например при приеме важных гостей, — продолжила она.

— Спасибо. Он… великолепен, — промямлила Керри.

«Уж не вы ли будете выбирать, каких гостей я должна принимать? — подумала она. — В каком доме, среди какой мебели жить? Не вы ли будете решать, как будут звать моих детей? В какую школу они пойдут учиться?» Затем Керри стало стыдно за свою мелочность, и она поцеловала гладкую щеку, подставленную ей миссис Гамильтон. Та уже была уверена в своей послушной, благодарной невестке. Керри чувствовала себя сырым материалом перед формовкой.

— Ну что я тебе говорил, милая? Разве они не замечательные? — спросил Гарт, когда они ехали обратно в Сан-Диего.

— Да, они замечательные, — поспешила она с ответом.

Настало время рассказать ему о том, что его мать уже определила для себя их будущую жизнь. Необходимо обсудить пугающий дискомфорт, который испытывала Керри. Уладить кое-что. Она не хотела, чтобы на горизонте их счастья появилось хоть малейшее облачко.

— Гарт, твоя мать не хочет, чтобы я работала… — начала она.

Он похлопал ее по холодной руке со стиснутыми в кулак пальцами.

— Это не должно тебя беспокоить, милая. Мать любит управлять событиями и людьми. Но мы будем жить собственной жизнью. Довольна?

— Наверное…

Керри заставила себя поверить ему. Однако зудящее чувство сомнения никуда не делось. Ей показалось, что было бы куда лучше, если бы Гарт не собирался работать вместе с отцом в Санта-Барбаре.