Воздух разрезала маленькая, почти невидимая, но зато весьма болезненная молния. Она же попала именно по преподавателю, причём подожгла не самое благоприятное место. Несчастная учительница, стряхивая с юбки пепел, повернулась и строго уставилась на пустой коридор. Метали издалека и явно поспешили сбежать, но оставлять безнаказанными учеников она не собиралась. Это ж прямое нарушение дисциплины!

Она рванулась в коридор, наколдовав пульсар, и собиралась уже было отловить ненавистного старшекурсника, но не успела — и волшебство полетело в пустой поворот.

…Колыхнулись ставни. Шэйран подтянулся и устроился на подоконнике, а после постучал в окно. Балансировать на тонкой перекладине было крайне неудобно, а местные форменные мантии всё равно даже на него, с ростом далеко выше среднего, были слишком длинны. Это ж на какого великана шили орясину трёхметровой длины? Как минимум треть всего этого была лишней даже для Рэя.

Он подобрал мантию и постучался вновь. Поймают — мало не покажется, и так собираются выгонять из Вархвы, а ведь он тут уже почти доучился.

Наконец-то окно открылось, и он с лёгкостью впрыгнул в помещение. Мантия едва ли не застряла там, снаружи, но Шэйрана это не остановило. Он был тут не впервые в жизни, к тому же, Моника явно не обрадовалась его прибытию, да и всё получилось как-то странно. Она сверкнула чёрными глазами, мотнула головой и указала пальцем на дверь.

— Вон! — гордо провозгласила девушка. — Мне тут не нужны серые троечники в помещении!

Шэйран сбросил мантию — под нею была самая обыкновенная одежда, конечно же, просто в коридорах принято носить форму, — и устроился в кресле. Моника, сокурсница, ему определённо нравилась, хотя он метил в окно той, которая будет радостно улыбаться и бросаться на шею, а не царапаться.

— Я поджёг зад преподавательнице, — поделился новостью Рэй. — И уйти никуда не могу. Иначе меня выгонят. Спасай негодника, Мон, иначе мне конец.

Моника вполне стандартно схватилась за голову, отчаянно пытаясь уместить в сознании сообщённую ей новость. Рэй походил на самого настоящего сумасшедшего — несмотря на то, что у него, как и у всякого нормального мужчины, не могло быть больших магических сил, парень продолжал творить столько глупостей, что спасти его от изгнания могло только покровительство Высшей Ведьмы Вархвы. Но пресловутая Самаранта, она же директор Вархвской магической академии госпожа Тальмрэ, люто ненавидела не только Рэя, а так и же всех, кто только принадлежал к ненавистному ею мужскому роду. Увы, но выгнать Шэйрана она не смогла по другой причине, что таилась в каком-то из поворотов его родословной. Несколько лет сама кррэанка Тэзра приезжала сюда как раз в мгновение последнего отчисления, и Самаранта вынуждена была подчиниться начальнице. С тех пор Шэйран навеки застыл в понятии серого троечника и больше из списка ненавистных учеников не выбирался.

Вообще-то, парней на всю группу было трое. Они, выпускной курс, оказались почти уникальным собранием. Двадцать две к троим — это ещё было идеальным сочетанием, курсом младше не существовало ни одного представителя столь ненавистного в Эрроке мужского пола. Увы, но магия и так вырождалась, а мужчины были первыми, кого от неё отсекли, дабы сохранить великую ведьмину силу. Рэю, можно сказать, повезло.

Моника его ненавидела. Ненавидела за то, что он едва-едва учился, ненавидела за то, что он, скотина, вообще был в её группе, да и вообще — ну просто ненавидела! Безо всякого повода, вот был он — и вызывал такое отчаянное раздражение, что хоть ты плачь! К тому же, Шэйрана так отчаянно считали привлекательным сокурсницы, что Лэгаррэ это выводило из себя. Она порывалась вытолкать его прямо в окно, но сделать это не так уж и просто — к тому же, самое главное было не поддаваться соблазну и не смотреть в его проклятые синие глаза. Ибо она подозревала, что на самом деле что-то в Шэйране есть не просто ведьминское — а сила пусть не самого масштабного, но всё-таки приворота. Но на подвешенный язык девушки клевали ещё лучше, чем на прекрасные очи, высокий рост или заострённые скулы. И на Эрроку он не тянул, потому что тут все бледные и светловолосые, а он, зараза, смуглый и с чёрными волосами. А самое главное, Лэгаррэ хотела убедить себя в том, что он ей отнюдь не нравился. Девушка отнюдь не признавала то, что в нём есть хотя бы одна привлекательная черта, но если Рэй не вылетел до сих пор из их учебного заведения, то магом он был всё-таки не самым плохим. Впрочем, раз уж тут до сих пор держали Антонио, то выгонять Шэйрана почти грех!

— Я надеюсь, — наконец-то, собравшись с силами, заявила Моника, — ты сейчас же поднимешь свою пятую точку с моей кровати… Какого ты вообще туда сел?! — в ответ на возмущение Шэйран ещё и самым наглым образом разлёгся на ложе невинной девы и закинул ноги в грязных сапогах на девственный стул, отчего на белой обивке появилось два знаменательных пятна. — Ты… проклятый дарниец!

Шэйран ни капельки не обиделся и гордо фыркнул. Казалось, когда его называли дарнийцем, вероятно, за смуглую кожу и за чёрную копну на голове, которой позавидовала бы любая девица, хотя Рэй вроде как не растил себе косы и не планировал заплетаться, парень ни капельки не расстраивался, а, напротив, гордо задирал нос и так улыбался, будто ему мёдом помазано на этом проклятом звании.

— О, да! А мне это говорит хрупкая сероокая блондинка с такой бледной кожей, что можно попутать её со стеной или с призраком, всё зависит от того, под каким уголком падает свет, — довольно сообщил Шэйран. — Мил-моя, да будь ты такой нудной и рафинированной белявой дурой, фиг бы я на тебя посмотрел!

— Я не прошу на себя смотреть, а очень даже запрещаю, между прочим!

— Оно и видно, — Рэй скользнул взглядом по её отнюдь не соблазнительному наряду и фыркнул. Если он не дарниец, то Мон тогда следовало обозвать самой настоящей торресской. В конце концов, волосы, аки угли, глаза, словно из жара только-только вытащили и остудили дочерна, кожа смуглая и статус «сирота» в школьном журнале. Зачем воротить носом, если ты и есть дарнийка, которая по велению судьбы умудрилась оказаться в Эрроке и стать верным патриотом. Да будь кем хочешь, но отрицать родную кровь — это почти что глупо.

Но Шэйран не мог выдать диагноз относительно глупости по поводу родни, ибо у него, полноценного ребёнка из полноценной семьи с мамой, папой и придурками-родственниками тоже было записано «сирота», ибо первая ненавидела второго, а второго бесили третьи. Шэйран догадывался, что однажды родня его догонит, но пока что предпочитал жить так, как жилось.

— Как же я вас, мужчин, ненавижу! — Лэгаррэ устроилась на свободном стуле. Её собственная длинная чёрная мантия вокруг развеялась сплошным ореолом и заняла почти весь пол. — Ужасные, тупые существа, ни на что не способные, самонадеянные, заносчивые, бездарные…

— Я всё слы-ы-ышу! Или ты скажешь, что я — исключение из правил? — Рэй в свою очередь терпеть не мог женщин. Конечно, это не подразумевало истинное целомудрие, как у Моники, но он ненавидел их не в том, физическом, плане. Скорее потому, что они в основном не только ни на что не способные, самонадеянные, заносчивые и бездарные, а ещё и уверенные в том, что являются абсолютной этому противоположностью.

В Эрроке, родине матриархата, со всем этим было очень строго. Мать — Богиня, королева — богиня над богиней, мать королевы — начальница Богини над Богиней. Про бабушку можно было не упоминать.

Вот Элвьента — другое дело! Король Дарнаэл плевал с высокой башни на матриархат и патриархат, ценил труд, мозги и хорошую войну. Магию, правда, не любил, но Рэй не считал это достойной преградой для того, чтобы не рвануть туда сразу после распределения.

— Какое ты исключение! Ты самое яркое отражение всего этого! — возмутилась Моника. — Убери ноги со стула!

Рэй убрал. Причём прямо на кровать, да так удачно, что грязные следы остались прямо на застиранных государственных простынях. Желание добиться равенства если не для всего рода мужского, то хотя бы для себя любимого, распирало парня прямо из души, и он не собирался запирать этот отчаянный порыв у себя в груди, а то ещё рёбра поломает.

— Между прочим, — довольно протянул Шэйран, — ты рано или поздно всё равно обзаведёшься семьёй и вынуждена будешь терпеть какого-то остолопа рядом, чтобы родить от него милую дочку… Ты ж сына не хочешь.

Патриоткой Мон была — хоть с ума сходи! Только женщины, только дочка, могла бы — от женщины б и родила, да не положено.

— Ничего, я рожу от кого-то с хорошим генотипом и взращу дочь ведьмой, поселю в её душе те же идеалы…

— И убьёшь в утробе ещё все шансы девочки быть счастливой, — дополнил Шэйран. На пальцах серого троечника нагло заиграло пламя как раз предназначенного для уже магистра первого уровня — до второго не дотянет, — и Мон недовольно фыркнула, ударив его по руке. — Ну, драгоценная, раз ты хочешь родить ведьму, тот будет беда-а-а… У тебя ведьмина кровь-то есть, раз ты ведьма, но и в хорошем генотипе мужчины она тоже должна присутствовать. От отца и от матери, только тогда будет результат. Где мага найдёшь? Будешь соблазнять Антонио?

— Шэйран…

— Не-е-е! Со мной не пойдёт, — уверенно покачал головой он. — У меня уже очередь! Целых восемь человек из тех, кто хочет только ребёнка, а сколько желающих на свадьбу! О-о-о… А знай они, кто мои родители! Бог мой, тогда б ты была первой в этой очереди, мил-моя.

— И кто ж твои родители? — язвительно уточнила Моника.

— Как кто? Король и Королева! — хитро подмигнул ей Рэй, но девушка только отмахнулась, мотнув головой. Чёрные волосы рассыпались по плечам, грозясь по цвету самым наглым образом слиться с чёрной мантией, но Мон это явно не волновало.

— Врун! — она так взблеснула глазами, что Рэй даже погасил пылающие кончики пальцев и внимательно посмотрел на неё. — А если серьёзно, то ведь правда и у того, и у того должна быть сила. Твой дар в отца или в мать? — она фыркнула, вспоминая о том, как эта дрянь, серый троечник, чтоб его, на занятиях едва мог зажечь свечу, а потом устраивал после них наглое кострище, свойственное откровенно не ученику без степени. И экзамены вроде бы должен был хорошо сдать, а ничего подобного. — Но чего я спрашиваю! Конечно, в мать, у мужчин слабо развита…

Шэйран задумчиво посмотрел на свою руку, а после одарил взглядом вазон. Тот под действием его магии уже с подоконника дорос до плеча Мон, что сидела в противоположной стороне комнаты, а теперь ненавязчиво стягивал с неё мантию. По уставу, собственно говоря, под мантией допускалось только нижнее бельё. Мантии не застёгивались, едва-едва подпоясывались, и Рэя не прельщало бродить в трусах и этом наглом подобии одежды по всему миру, тем более, мантию он и вовсе не затягивал, позволяя ей волочиться сзади, посему устав был им проигнорирован. Точно так же поступила и Мон — из-под чёрной подвязанной хламиды виднелось вполне приличное светлое платье, как раз в цветах Эрроки. Но у платья был вырез, у этой тряпичной гадости на ней — нет, потому вазон уже подцепил край мантии и потянул её на себя. Моника не почувствовала, она была весьма сосредоточена на общении с наглым существом, именуемым Рэем, и не собиралась от этого отвлекаться. Именно по этой причине растение возымело определённый успех, намотало на свой крайне гибкий росток край ткани и рвануло на себя активнее.

— В отца, наверное, — задумчиво протянул Шэйран. — Он, коль пожелает, может лес вырастить на ровном месте, но нагло это игнорирует. Говорит, сжигать вас надо, детей матриархата, синем пламенем. Вот таким!

В руке появился огонёк уже второго уровня магистрата, и Моника запустила в Шэйрана наколдованной подушкой, а после высунулась в окно, сделав вид, что не заметила, что её мантия успешно оказалась на полу, а не на её плечах.

— Ого, дарниец, — она упёрлась ладонями в подоконник, сбросив параллельно вазон с него, и преподавательница внизу, та самая, подожжённая несколькими минутами ранее, недовольно возопила от подобного надругательства. Вопль прервался на длинной высокой ноте, потому что после него наступило беспамятство, а Моника тем временем, несмотря на свои оценки, без зазрения совести, пялилась на незнакомого мужчину.

Рэй тоже подошёл поближе. В Вархву попробуй доберись, особенно если через лес, да и река Цэррэ — далеко не для новичков. Именно по этой причине все путешественники обходили Город Магов десятой дорогой. Чужеземец почти вызвал у Рэя удивление — тем более, в последнее время на единственной безопасной дороге завёлся какой-то гад, что перестрелял уже троих, и все, как один, синеглазые брюнеты. В школе девки, да и преподавательницы, чего греха таить, подшучивали, что это какой-то ревнивец искал Шэйрана, но сам молодой маг уж очень в этом сомневался. Во-первых, он с женатыми, обручёнными и просто занятыми сумасшедшими убийцами не водился, а во-вторых, портрет хитро подмигивающего мужчины — то бишь, короля Дарнаэла Второго, по мнению Самаранты, того ещё женоненавистника и почему-то, как она заявляла, женоненавистника нетрадиционной ориентации, — гласил о том, что, вопреки ненависти к милому Тьеррону всей прекрасной половины Эрроки, он был тоже синеглазым темноволосым красавцем.

Шэйрану что-то подсказывало, что ненависть была основана именно на том, что Дарнаэл Второй вроде как предпочитал мужчин. Сам Рэй в эту гадость ни минуты не верил и имел на это серьёзные причины. Дарнаэл, а в народе просто Дар, говаривали, не раз и не два бывал в королевской спальне, а королеву Лиару можно было назвать мужчиной только сильно-сильно перепив смертельного яду. К тому же, черты лица милой принцессы Эрлы и… и тщательно скрываемого королевского сына старательно указывали на отцовство бездетного короля, а женская незамужняя часть Элвьентского замка, та, что не особо целомудренная, любила рассказывать истории о том, что король Дарнаэл, несмотря на свои сорок два, даст фору двум двадцатиоднолетним. Вот в это Рэй верил больше, да и, к тому же, слух о нетрадиционных предпочтениях Дарнаэла распространяла именно Самаранта.

Дама худая, как та доска, высокая, словно каланча, бледнолицая, аки кикимора болотная, рыжеволосая, аки побитая собака, да ещё и засаленная вся с ног до головы, подслеповатая и подстароватая, но зато очень хорошо слушающая, когда-то мечтала о том, чтобы король Элвьенты был именно её. Король Элвьенты предпочитал если и стройных, то красивых уж точно, а госпожу Тальмрэ послал куда подальше на интересное буквосочетание. С того дня она убедила себя и всю округу в том, что Дарнаэл интересуется исключительно мужчинами и повторила тридцать раз Рэю и Антонио о том, что им обоим следует от короля держаться как можно дальше, ибо коварный змей может стравить их хороший генотип своим соблазном.

Нет, Дарнаэл, конечно, мужик привлекательный, но, во-первых, Шэйран предпочитал девушек, особенно Монику, пусть и отчаянно это отрицал, а во-вторых, от короля Элвьенты исходила совсем иная опасность. Эта опасность именовалась наследными королевскими реликвиями, что передавались вместе с синими очами и даром растить всякую гадость на своей дороге, а самое главное, король Дарнаэл, в конфликте с королевой Лиарой, отнюдь не собирался позволять себе упустить из рук выгоду. Шэйран предпочитал выскальзывать без его благоволения, но получалось не всегда. Он грустил, вздыхал и мысленно посылал его ко всем чертям.

Дарнийцем, преодолевшим отвратительного маньяка на въезде в Вархву, оказался тоже синеглазый статный брюнет. К нему кто-то рванулся за налогом, он рявкнул таким тоном, что тот отлетел самостоятельно, даже не остановился ни на минуточку. Почему-то вазон внизу, на голове преподавательницы, поспешил прорости, и Рэй прекрасно знал, что это отнюдь не его рук дело.

— Ой, — прошептал он, бросаясь на пол. — Чёрт! Знаешь, кто это?

— Наглый дарниец?

— Очень! — возопил недовольно Рэй. — Прям всем дарнийцам дарниец! Это ж король Дарнаэл Второй, Эрри его подери…

— А ты чего? — удивилась Моника. — Какое тебе дело до того, что он приехал? Или… Он всё-таки того… неоднозначные намёки… Может, ты в его вкусе?

— Ты в его вкусе! — возопил Шэйран. — Да женщины ему нравятся, женщины! Но, прошу, меня тут нет.

— Да почему?

— Потому!

Моника с сомнением вспомнила портрет короля Дарнаэла. Заострённые скулы, синие очи и чуть вьющиеся чёрные волосы передались Шэйрану явно не от какого-то урода.

— Слушай, Рэй, встал бы ты рядом с его портретом… Там, в коридорчике…

— Нет! Это случайность! — возмутился он.

— И, говоришь, дар растения взращивать у тебя тоже от папочки…

— Мон!

Он недовольно фыркнул, выглянул в окно и, не заметив там ни единой опасности, вновь полез на подоконник. Моника поспешно поймала его за рукав и втянула обратно.

— Одурел, — прошипела она. — Ну куда? Куда?! Шестой этаж!

У здания их общежития была весьма странная особенность — комнаты своевольно, безо всякого постороннего разрешения, периодами менялись местами. В основном это случалось в периоды наибольшего отвлечения хозяина; таким образом спальня Мон за последние двадцать минут, пока Шэйран так старательно отвлекал хозяйку, успела уже дважды изменить расположение. Теперь, пока девушка смотрела в окно, гадость эта ей не грозила, но стоит только отвернуться — перемещение может случиться опять. Эти игры в пятнашки давно надоели всем студентам, но что поделать! Несколько сотен лет назад вредный выпускник — тогда ещё женщины не были на троне, и мужчины в магическую академию допускались весьма охотно, — решил, что достаточно родное учебное заведение потрепало ему нервов и что надо ему как-то отомстить. Изначально юный гадёныш смог придумать только весьма тривиальный способ и просто подсыпал преподавателям слабительного в тарелки, но на этом его гадкое богиненеугодное дело не умерло.

Маг оказался талантливым, несмотря на то, что из академии его не выперли только по политическим причинам. Моника, чувствуя, что комната перемещается, периодами мысленно называла Шэйрана его ближайшим родственником, по крайней мере, порывы были те самые. Вьюноша отправился самообразованием — и вернулся только лет через пятьдесят, всё таким же моложавым красавцем, что и прежде, только уже с высшей степенью, магическим посохом и неиссякаемым резервом. После этого он с посохом побродил по общежитию и ткнул им в каждую дверь. Отказать уважаемому ну никак не смогли — потому что проклянёт, кости не соберёшь. С тех пор, казалось бы, неудобства должны были преследовать несчастных студентов, ведь именно они пострадали и жили в перемещающихся комнатах. Но выпускник отлично знал, что он делает — теперь можно было сказать, что за этой дверью скрылся кто-то иной, и пакостники научились отлично выкручиваться из разнообразных неприятностей. По крайней мере, неуловимые школьные мстители отныне могли творить всё, что хотели, и больше так просто поймать их и вычислить по комнате не получалось. Главное — сделать такое спокойное выражение лица, чтобы никто не догадался, ну, и пот утереть, но с этим старательные студенты отлично справлялись.

Сейчас Мон силком усадила своего однокурсника на пол — увы, но запрыгивал он в окно отнюдь не такое высокое, а сейчас рванётся на свободу, запутается в полах мантии, и будет король Дарнаэл вместе со всем преподавательским составом столичного любимца — иначе почему он ещё тут учится?! — оттирать от мостовой.

— Ты чего, одурел? — возмутилась она. — Совсем с ума сошёл? Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? К тому же, — голос Лэгаррэ немного смягчился, — что тебе может сделать чужеземный король? Поверь, Дарнаэл Второй, судя по внешнему виду, любуется не женщинами, не мужчинами, а собой в высоком потолочном зеркале! Так что, такую мошку, — двухметровая мошка недовольно наморщилась, — как ты, даже и не заметит! На кой ты ему нужен, Рэй? Маг посредственный, отметки плоховатые, и… не до конца из Дарны, — она хмыкнула. — Для них ты чуть бледноват, да и глаза синие… В общем, на кой прятаться-то? Тут скорее талантливым магам прятаться надо, говорят, Дарнаэл решил отобрать себе сотрудников, в Элвьенту, в Лэвье, в замок! А кому ты нужен? Ты и твои двойки!

Лихорадочный взгляд Шэйрана радости девушки отнюдь не разделял. В конце концов, парень устроился поудобнее на полу и недовольно покачал головой — складывалось такое впечатление, что всё-таки с королём Дарнаэлом у него были свои счёты.

— Хоть в зеркала, хоть под ноги, но меня он видеть не должен, — радикально отозвался парень. — И вообще, тебе так трудно? Ну, коль хочешь, можешь ещё меня в рупор из окошка представить.

Моника покачала головой. Представлять она никого не собиралась, привлекать к себе внимание — тоже. В конце концов, они уже почти сдали все экзамены, остался только завтрашний, а потом выпускной. Если она всё успешно завершит, то обязательно попадёт по распределению к королеве Лиаре. Это была мечта девушки — она так надеялась на то, что сможет трудиться на благо отечества!

— Ну чем так страшен король Дарнаэл?

— Тем, что он — король Дарнаэл, — безапелляционно заявил Шэйран. — Благодарю за подмогу, увидимся, — и, подмигнув девушке, он вышел совершенно адекватно, через дверь, оставив её в лёгком недоумении относительно собственного поведения.

Моника грустила недолго. Подумав минутку о том, что с Рэя станется поджечь именно ту преподавательницу, которой завтра сдавать экзамен, она вернулась к книгам, собираясь выучить всё назубок, чтобы на следующий день не иметь ни единой проблемы с любым из вопросов.

* * *

…Больше всего каждый нормальный студент боялся именно экзамена по Боевой магии. Оно и логично, боевая — она шутка коварная. Бегать надо быстро, стрелять метко, магией пользоваться вовремя, а экзамены в основном принимали в полевых условиях. Именно по этой причине сейчас всё сборище студентов протрусило на миленькое фантомное поле у дельты реки Цэррэ и рассредоточилось по площади. Преподаватели, точнее, комиссия — экзамен по Боевой магии должен был оказаться заключительным и самым важным, на нём решалась и проблема распределения учеников. Потому экзамен принимал не сам преподаватель, а целая группа, да и задания для каждого придумывали индивидуальные, по крайней мере, практику.

Шэйран обречённо уступил место как минимум десяти девицам и разлёгся прямо на зелёной траве, проигнорировав милое приглашение на покрывало. На сей раз студенты окончательно наплевали на форму; по крайней мере, на неё наплевал Рэй, и мантия мирно перекочевала на пугало в соседствующую с Вархвой деревню. Не исключено, что вместе с мантией там оказалось и два десятка отпугивающих заклинания, потому как селянин очень настойчиво пихал юному дарованию (или скорее вредителю) несколько сверкающих монеток. Рэй не грустил по тому поводу, что лицензии на чары у него до сих пор нет, да и не будет до выпуска, и сверкающую монету принял.

Первой послали Монику. Как самую ответственную и самую прилежную. Естественно, появилась она довольно скоро, радостная, но молчаливая, заявляя, что поклялась ничего, кроме слова «сложно» не рассказывать. Пресловутое словечко она повторила раз двадцать, из чего был сделан успешный вывод, что беда не пришла одна, а расселась там, на месте комиссии, и спешила давать страшные-престрашные задания.

Очередь моментально развеялась. Шэйран с душой отъявленного троечника отчаянно не хотел идти вторым и убеждал, что комиссию это только разозлит, но его самым наглым образом вытолкали в самое начало очереди.

— Чёрт, Антонио, может, ты хочешь? — он посмотрел на юного Карра, переползавшего с курса на курс с таким трудом, словно ему явно не хватало хорошего кнута. — Ну, право слово, там сидит твоя ма… — он умолк. — В общем, давай ты?

— Нет! — заупрямился Антонио. — Я ж ничего не знаю!

— Я тоже ничего не знаю, — грустно сознался Шэйран. — Я ж не учил.

— Ты хоть не учил! — возопил Антонио. — А я в боевой магии могу только три заклинания прошептать, и те без успеха. Но…

Рэй дослушивать не стал. Махнув рукой на незадачливого собеседника, он быстренько скользнул в образовавшуюся щель и моментально задёрнул за собой полотнище, не планируя позволять наглым сокурсницам запихнуть свой нос туда, куда не просят.

Комиссия сидела живописная. Справа, отчаянно косясь влево, устроилась Высшая Ведьма Кррэа, Тэзра. Она впервые в жизни кокетливо накручивала прядь на палец и так мило улыбалась, что было ясно — улыбка приурочена явно не к показательному выступлению Шэйрана. Но Тэзра — дело десятое! Самаранта, всё такая же восково-бледная, ненавистно-серо-рыжая и холодная-прехолодная, согнала любимую пташку с плеча, спустила с того самого костлявого плечика платьице — немного, но Рэю с головой хватило впечатлений. Она тоже явно играла в соблазнение, и ответ на вопрос, кого две ведьмы соблазняли, сидел ровно посерединке.

Игнорируя этикет, уложив локти на стол, схватившись за голову руками, восседал сам величественный Дарнаэл Второй Тьеррон. Нельзя было сказать, что на его лице отражался хоть намёк на положительную эмоцию, но вот Шэйрану он откровенно порадовался, едва ли не раскинул руки в старательных объятиях.

— День добрый, — тихо поприветствовал он выпускника. — Становитесь, юноша, вопрос первый… — впервые за пять минут, что Шэйран торчал в этой палатке, Дарнаэл соизволил на него посмотреть. Рэй, конечно, подозревал из-за стандартной реакции некоторых особ женского пола, что лик у него животворящий, но не столько же. Тьеррон взвился едва ли не под самый верх палатки, искренне разулыбался, впихнул ему в руки билет и выглядел так, словно только что пал под действием стрел любви, или чем металась богиня с небес, нагло соблазняя мужчинами величественного короля. — Я проведу экзамен! Да-да! А вы б прогулялись, дамы.

— Чёртов извращенец… — пробормотала себе под нос Самаранта. — Не позволю ученика с пути праведного сводить!

— Чёртова извращенка, — вторила ей Тэзра, так же тихо — только не для чуткого уха заядлого троечника, — выбрать не может, кого в постель скорее хочет, Рэя или Дара. А чтоб ты подавилась!

«Бедное Высочество, — мысленно сопроводил сию вакханалию Шэйран. — А их всего две, и то ведьмы. А что ж на балах-то творится? Штабелями они в своей Элвьенте падают, что ли?!»

«Вот ты Магистром станешь, — мстительно дополнил всё так же мысленно эту встречу Дарнаэл, — Рэй, и будешь знать, как оно — ни в одну деревню не зайти, все селянки массово стремятся генотип повышать! А чтоб им пусто было!»

Самаранта взялась за теоретический опрос. Стоять было неудобно, потому что потолки в палатке оказались крайне низкими, и Шэйран не хотел склонять голову перед склочной бабой. Дарнаэл, не понимающий ровным счётом ничего в волшебстве, почти что дремал, а Тэзра откровенно делала вид, что ничего не слышит. Её возмущал тот факт, что король Элвьенты решил лично проследить за тем, кого именно отправят в его страну — и Рэй на все сто процентов знал, что напротив его фамилии не окажется этой чёртовой галочки. Нет, сиди, родной, в замке, под крылом у Её Величества Лиары, подальше от войны и от тех вакансий, что предлагает Элвьента или, скажем, Торресса! А сидеть Шэйрану хотелось меньше всего на свете.

— А теперь практика, — после того, как она услышала только два ответа на двенадцать своих вопросов, Тальмрэ была уверена в том, что ничего толкового из всего этого не выйдет. Она, истинный и преданный своему предмету теоретик, ограниченный в магических предпочтениях и иже с ними, отчаянно ненавидела каждого, кто не мог ответить на её коварные вопросики. Именно по этой причине в основном её все так и ненавидели.

Шэйрану было абсолютно наплевать, теорию ему загадают или практику. Старательным учеником он никогда не был, это и нереально в условиях Эрроки. Либо ты троечник, либо ты двоечник, третьего не дано, когда ты учишься в Вархве. В конце концов, отличницы и хорошистки — это удел девушек.

У Рэя были все тройки. У Антонио за пять экзаменов тройка — всего одна, и это отнюдь не означало, что Карра сумел хоть в чём-то переплюнуть сокурсника. Остальные четыре у него гордо занимало стойкое «два».

Зато Лээн, третий парень из их группы, отличился. Получил четыре единицы и одну — о чудо! — пятёрку. Это подтягивало его бал и позволяло не вывалиться отсюда не просто выпускником, а и позорищем. Пятёрка была по искусствам — только не боевым, а какого-то чёрта изобразительным. Шэйран в своей жизни нарисовать мог разве что фигу под нос преподавателя, а вот Фарни, единственный, кто выбрал живопись в качестве факультатива, мог изобразить отличнейшую карикатуру.

Лээн, вопреки тому, что вроде бы художников не особо тут жаловали и ценили, да и магии в нём маловато, был парнем весёлым и хорошие шутки любил. Собственно говоря, шутить тут было в основном некому. Шэйрана постоянно тянуло что-то натворить, а Антонио, с которым он вынужден был дружить — жили рядом, — ещё с самого первого курса, да и с более раннего периода тоже, постоянно ныл, что так нельзя. На всевозможные шалости у Карра стоял строгий запрет.

Фарни таким не был. Он постоянно поддерживал друга во всех его затеях, какую бы глупость ни задумал Рэй, и помогал изобразить преподавателей в самом непотребном виде, если только требовалось это для удачной шутки. В любом случае, Лээна можно было дёрнуть в любое мгновение, и он с радостью отзывался. Антонио шалил только с разрешения своей благоговейной матери.

Ни Рэю, ни Лээну это отнюдь не нравилось.

…Увы, но картинка изменилась поразительно быстро — Тэзра наводила чары профессионально. Практика в полевых условиях проводилась с учениками впервые именно на экзамене, и об этом отлично знали все, за исключением парочки учеников. В конце концов, отправляли в самые трудные ситуации самых нелюбимых — либо тех, кого подозревали в отчаянной лени.

Шэйран даже не мог сказать, к какой именно категории он относился, потому что, кажется, терпеть его не могли многие, ещё больше попросту считали, что большего лентяя на этом свете не сыскать. И единственное, что он услышал, так это слова Тэзры Самаранте, чтобы звала остальных — будут принимать теорию, пока незадачливый несчастный проверяемый ученик поносится по локациям.

И Тэзра исчезла, вероятно, тоже.

Место Шэйрану не понравилось. Полянка казалась слишком обыкновенной, вокруг пели птички, а значит, они были в лесу. И по характерным дубам легко можно было сказать, что это всем известный лес Паррэт, от человечества и здравого смысла избавленный. Правда, существовало одно маленькое «но».

Если бы Рэй действительно был таким тупым, каким казался, он бы не знал о том, что в том лесу колдовать нельзя. Значит — и телепортироваться туда и оттуда тоже нельзя. Значит — это фантом.

Но если он был хоть в половину умнее того уровня, что догадается, что это фантом, он не покажет, что знает. Потому что сволочная Тэзра именно этого и ждёт. Ждёт, пока он проявит находчивость и ярко продемонстрирует, что не место ему в серых троечниках. Конечно же, с этого ничего хорошего не выйдет, ибо самый главный закон Эрроки заявляет, что мужчина не может быть силён ни в чём. Ни в магии, ни в каких-либо ещё видах умственного труда.

В конце концов, отбиваться от глупого мужского стада Рэй не порывался. Потому, горемычно вздохнув, опустив голову и уставившись на свои ноги, он медленным шагом направился туда, где брезжил свет — то есть, на предполагаемую опушку. Как любой тупой студент, что едва-едва добрался до звания магистра, он должен был продемонстрировать собственную глупость и забыть о том, что магия есть, да и вообще, можно б попытаться иллюзию развеять. В конце концов, скорее всего, он как придурок бродит нынче среди однокурсниц, принимая за ветви дуба соблазнительные выпуклости.

Или не очень соблазнительные.

Спустя минуту ему едва ли не на голову приземлился Лээн. Рэя это отнюдь не порадовало — друг был силён в определённых шалостях, вот только ждать от него хотя бы каких-то усилий в плане магии не следовало. Тут он был немного глуповат и уж точно не одарён великим талантом. В конце концов, не всем колдовать — просто Фарни хотя бы что-то мог, в отличие от остальных, оставшихся там, вне академии.

— Сильно по теории дёргали? — грустно поинтересовался тот, тряхнув головой. Рэй только равнодушно пожал плечами.

Лээну не везло. По документации и он, и Рэй, и Антонио были бедными сиротами и получали скудную государственную помощь, но только Фарни являлся сиротой настоящей. Остальным просто повезло на мам, желающих скрыть «позор» — потому сын величаво говорил, что родителей не знает, а после жалобно обнимал дражайшую мамочку и периодами подвывал у неё на груди. Ну, подвывать любил Антонио, к нему мать приезжала каждый раз, как только могла. Рэя так отнюдь не баловали, поэтому он довольствовался обоюдным равнодушием.

Лээн, кроме всего прочего, не мог похвастаться и физической силой. Он был среднего роста, не слишком широк в плечах и не особо красив. Тоже темноволосый — русым среди них троих оказался один лишь Антонио, блондинов в компании не было вообще, — с заострёнными чертами лица, но вот его заострённость отнюдь не радовала, потому что напоминала отнюдь не то, что следовало напоминать. По крайней мере, глядя на Фарни, назвать его боевым парнем нельзя было — мелкие черты лица, только глаза большущие, как у девушки — почти. Впрочем, ну, девушкой он уж точно не был — не та страна, да и после поджигания мантии злющей Моникой Лээна однажды тушили так старательно, что главное мужское достоинство в итоге полчаса прикрывалось исключительно лопушком. В общем-то, он был мужчиной — и это самое главное несчастье бедного Фарни.

Его светлые, сероватого оттенка глаза внимательно скользнули по Шэйрану, словно подмечая элементы для будущего портрета. По крайней мере, Дарнаэл Второй для школьного холла срисован был именно с Рэя.

— Эх, — вздохнул грустно парень, — всё мы провалим… Хорошо тебе, Рэй, за тобой дамы вон на деревья лезут, хоть бы дал посмотреть, ты-то не пропадёшь.

Шэйран не стал делиться желанием те самые деревья вместе с девушками поджечь, чтоб не видеть никогда надоедливых дам, по крайней мере, особо наглых, но Лээну, у которого никогда не было переизбытка женского внимания, этого явно не понять.

— Сильно грузили? — уточнил Рэй, отбросив в сторону отчаянные попытки показаться глупым. Подвоха всё не было; они просто шли пешочком в сторону какой-то тропинки и отчаянно желали выбраться из давно надоевшего леса. Так или иначе, всё это не приносило ни малейшего удовольствия ни одному из парней, так что, они оба торопились.

— Не особо, — отмахнулся Лээн. — А тебя?

— Да так себе, — по правде говоря, Самаранта его так ненавидела, что выбрала самый трудный билет, но хороший диплом Шэйрана не волновал. Чем в большую дыру его запрут, тем лучше, с дыры легче сбежать. С такими оценками, как у него, в королевский дворец не отправят — туда-то как раз Рэй и не хотел. Очень не хотел.

…Рано или поздно это должно было свершиться. С двух сторон на парней посыпался вихрь стрел — вот вам оно и начало препятствия. Так или иначе, по логике не особо сильных, но и не самых глупых магов, Рэй и Лээн должны были встать спина к спиной и молниеносно вскинуть руки, останавливая стрелы на подлёте. Это было очень просто — и сработало бы. Так Тэзра определила бы, что они оба — две посредственности, и успокоилась. Сфокусировать магию, даже копеечную, прямо перед собой довольно просто, так что, ничего сложного в испытании магички Рэй не видел.

Не видел бы, если б не несколько маленьких нюансов.

И самым важным являлся тот, что Лээн, каким бы хорошим парнем он ни был, колдовать не умел вообще. И стрелы должны были пронзить его насквозь — как фантомы, естественно, и ничего бы Фарни не сделалось, кроме как нуля в графе баллов и невыдачи диплома.

И, к тому же, Шэйран не мог сфокусировать воздушную стену с двух сторон с помощью стандартного заклинания, ибо оно предполагало, что ты сверлишь стрелы взглядом, а глаза у Рэя, к счастью, росли не там же, где и уши, а всё же ближе к носу.

Он необдуманно вскинул руки, заблаговременно пнув коленом под зад Лээна, чтобы тот хотя бы по земле распластался. Ладони призывно полыхнули пламенем — не так чтобы сильным, но на стрелы хватило. Волной жара окутало по обе стороны магический, а самое главное, несуществующий лес, и они пеплом мирно так осыпались на дорожку.

Рэй уже почти слышал недовольное хмыканье Тэзры по ту сторону фантома — она поняла. Чёрт, столько лет с лёгкостью обманывать всю академию, а какая-то столичная ведьмачка вот так взяла и раскусила — пусть она хоть сто раз Высшая!

Шэйран рывком поднял Лээна на ноги — тот всё ещё был растерян. Предназначавшаяся для него одинокая стрела полетела прямо парню в грудь. За нею рвался поток как минимум из десятка, так проверяли силу спонтанной стены.

Фарни хватило ровно на одну. За остальные он должен был сказать огромное «спасибо» своему другу.

— Наши дороги расходятся, — недовольно прошептал Рэй.

— Почему?

— Потому, что ты — бездарный, а я — ленивый, — успел ответить Шэйран, когда наконец-то полыхнуло, и Фарни отправился за положенной ему жалкой двойкой или тройкой. Конечно же, поставят, стену он вроде как остановил, кто ж предположит, что это делал Рэй? В конце концов, вряд ли он стал бы так рисковать, ведь его могут разоблачить! Но да что тут разоблачать, усилитель магии? Для той же Моники или королевы Лиары, например, это считалось уровнем поступления, вот только для мужчин они значительно упрощали задания.

И нельзя сказать, чтобы Рэю это нравилось.

…Следующими он ждал увидеть ножи или что-то в этом роде, но навстречу мирно почалапало чудище. Красивое такое — шерсть лоснилась под фантомным солнцем, а глаза отражали яркий свет. Уши торчали в разные стороны, подобно непонятному сооружению явно магического происхождения, трёхметровый рост отнюдь не мешал быстрому продвижению. Внешне чудище походило на медведя, им оно и являлось — только значительно усиленным и отвратительным.

После пламени, которое было принято преподавательницами, как случайный выброс магии, Рэй должен был бы побежать подальше от чудища. Тогда его телепортируют обратно, нехотя поставят четыре за проявленную смекалку и талант, а после и отпустят с миром. Он не мог позволить себе результат лучше — поступать следовало именно так, как от него этого и требовали, то бишь стандартно, глупо и по шаблону.

Именно по этой простой причине парень и не стал ждать у моря погоды, а побежал так быстро, как только мог. Но ведь будь тут одна Тэзра, она б успокоилась! Самаранте хотелось учеников ещё и унизить, показать, насколько мужчины бесполезные существа и как они были глупы, когда смели игнорировать её благословенную особь. Парень просто не мог заставить себя согласиться с её заявлением, и гордость взыграла прежде, чем мозги вообще успели подумать.

Да, он не был самым сильным магом королевства, и такие, как Мон, заслуживали лавр почёта куда больше, чем он сам, но прослыть слабаком с лёгкой подачи Тальмрэ парень просто не мог.

Он остановился у камня и повернулся к твари. Огромная животина поспешным темпом мчалась к нему, расставив лапы. Надо бы её припугнуть — тогда четвёрка из слабой станет твёрдой, но его всё равно никто не тронет.

Шэйран был уверен в том, что посылает в фантом всего лишь жалкую искру смелости. Вместо этого полыхнуло, и сквозь медведя проросло нечто огромное и страшное. Зелёный столб какого-то растения прорезал с горой крови жалкое животное и превратил его в банальную меховую тряпицу. Стало противно и страшно — а после чудище заревело, и фантом скрылся с виду.

Опять появился шалаш. Побледневший Дарнаэл пялился на семечко на своём столе, явно отговаривая его расти, подчиняясь магии, Тэзра едва заметно улыбалась, словно впервые узрела Рэя, а Самаранта побледнела до такой степени сильно, словно это она сама была тем самым отвратительным медведем, которого он пронзил насквозь.

Шэйран ждал потери сознания или хотя бы усталости. Так должно случиться после большой потери волшебства, после того, как он иссушил свой резерв, а ведь иначе и быть не могло, разве он не несчастный слабый мужчина, который в Эрроке не имеет совершенно никакого права на своё полноценное существование?

Но свалиться в обморок не получилось. Не было ни капли усталости, даже единого следа от чар или намёка на то, что он устал, не осталось.

Тэзра поднялась на ноги и подошла к палатке, немного отогнув край полотна. В шатёр хлынул яркий солнечный свет, и теперь Шэйрану хотелось зажмуриться и попросту не видеть того, что находилось там, снаружи. Ибо вид огромного зелёного ростка, что пророс сквозь растворившийся уже фантом, его совсем не радовал. Да, он помог Лээну не завалить его экзамен, да, доказал Самаранте, что она далеко не всегда права, но какой ценой?

— Идите, Рэй, — наконец-то сухо промолвила директриса, но в её голосе всё ещё чувствовалась странная, опасливая дрожь, словно только что случилось нечто нарушившее весь нормальный жизненный уклад всего королевства. — Идите. Пять.

Хуже могло звучать только «отрубите ему голову». Да и то не факт.

* * *

Об успехах мужчины — неслыханное хамство! — никто даже не подумал поведать гордым представительницам матриархальной системы общества. Шэйран ушёл оттуда молча, сдавать ему больше ничего не хотелось. Он уже знал, какой приговор теперь стоит при распределении — и понимал, что король Дарнаэл приложил ко всему этому свою руку. И очень старательно приложил.

Но был ещё один выход.

Распределительную таблицу им вынесут уже завтра, на выпускном, перед этим на неё никто не посмотрит, и никто после сегодняшнего вечера не посмеет внести в неё изменения. Никто, кроме самого Рэя. Будь он проклят, этот король Дарнаэл, но Шэйран собирался в Элвьенту, и его ни королевское высочество, ни кто-то ещё другой не смогли бы остановить в отчаянном желании вырваться из этого жерла матриархата.

Идти приходилось очень медленно и осторожно, потому как опасность быть пойманным всё ещё нависала у него над головой. Шэйрану не хотелось попасться в такой ответственный момент, ещё и тогда, когда остался последний шанс что-то изменить.

Таблицу уже перетащили в сумрачный Центральный Зал. Там, конечно же, её намертво прибили к стене и наложили все возможные заклинания защиты, что обязаны защитить от наглых учеников. Её ещё и прикрыли какой-то тряпкой, но исключительно от любопытных особей, что решили узнать о том, куда попадут по распределению. Рэй знал, что как минимум половина успеет побывать тут, но чуть позже. Он вынужден сделать это первым — иначе будет скандал.

Тряпицу снять было просто. Он отбросил её в сторону, даже не обращая внимания на непрозрачную серую ткань, и пробежался взглядом по распределениям.

На месте его фамилии стандартно стоял сиротский прочерк. Он провёл пальцами по тонкой линии, которую можно было бы превратить в правдивые слова, но — не стоило бы так рисковать. Завтра ему не простят подобную вольность, спасибо, если сами не полезут вносить изменения в таблицу.

Он ещё раз окинул взглядом таблицу. Начертанное напротив своего имени «двор Лиары Первой» его почти не удивило; казалось, именно этого парень и ожидал. Но ещё одна знакомая, самая верхняя — первый рейтинг — строчка не могла его не смутить.

Моника Лэгаррэ — стража Первого Советника Его Величества Дарнаэла Второго, Вирра Кэрнисса.

Шэйран сжал зубы, чувствуя, как всколыхнулась в нём ненависть. Проклятая Тэзра, проклятый Дарнаэл! Это должно быть её место при королевском дворце, а не его, троечника, которому просто повезло во время выпускного экзамена. Ну, стал ногами на энергетическую жилу, потянул лишнюю магию, ну, прорастил через монстра деревце, делов-то! Отец мог вырастить целый лес на ровном месте, рассыпав щедрой рукой жёлуди, и от этого ничего не менялось — просто надо стать на нужное место. В свои силы Рэй ни капельки не верил — но больше всего ему не хотелось бы пытаться продемонстрировать подчинение там, при Эрри. Богиня — вот так они называли проклятую королеву, которую, кажется, должен был почитать каждый в этом мире. Правда, Элвьента отнюдь не собиралась склоняться ей в ноги и смотреть с подобострастным выражением испуганного щенка в глаза.

Нет. В Эрроке он не останется. Мон хотела к королевскому двору — и она получит эту прелестную возможность.

Самаранта навешала как минимум два десятка заклинаний на таблицу, чтобы к ней нельзя было даже прикоснуться, не вскрыв печать королевской кровью. Принцесса Эрла была весьма далеко, королева Лиара — тем более, так что, вряд ли бы им помог этот способ. Наверное.

Шэйран собирался пойти окольным путём. Ничто не помогает лучше банального камешка — в конце концов, надпись можно прорезать и не магией, а творческим трудом и ручками, ручками. Он направил камешек в сторону первой надписи, чтобы убрать длиннющее свидетельство напротив имени Мон, но вместо того проклятый камень впился в палец острым краем, и по нему сбежала маленькая капелька крови. Рэй смахнул её, даже не зная, попало ли на таблицу, а после принялся за старательную работу.

Шло легко. О глубинах заклинаний он даже не догадывался, но вскоре нужные надписи появились именно там, где им следовало быть. Таблицу создавали заранее, распределили их тоже куда раньше, и следовало лишь снять поверхностную пыль, чтобы его отправили в Элвьенту, а Монику, что так мечтала о служении королеве, в Эрроканский замок. В конце концов, она заслужила на то, чтобы однажды подвинуть Высшую ведьму Кррэа — девушка была действительно той, кому Рэй мог вполне искренне пожелать удачи. Правда, она всё так же раздражала его надменным отношением ко всему, что касалось матриархальных залогов общества, но Шэйран давно уже научился различать глупое повиновение местным стандартам и собственное пренебрежение, так что попросту игнорировал её периодическую холодность, надменные взгляды и прочую ерунду, которой так пестрело поведение буквально каждой в этой академии.

Он устало набросил обратно серое полотно, не позаботившись о том, чтобы стереть из каменной поверхности собственную кровь, и опустил камешек в карман. Мантии больше не было, сию чёрную дрянь у них забрали ещё утром, чтобы перед экзаменами можно было почувствовать себя выпускником. Завтра — бал, а после все они отправятся туда, куда им предназначено, и забудут вскоре об их выпуске и вообще обо всём, что прежде было между ними. Шэйран ненавидел это место больше всего, если не считать Вархву, и ему было плевать на то, куда его занесёт потом, а самое главное, чем закончится счастливое и великорадостное пребывание на службе у Вирра Кэрнисса. Всё лучше, чем замок и королева Лиара, бесконечные блуждания по коридорам и повторения на одной ноте «мужчины глупы, мужчины ни на что не способны».

Служить живым подтверждением глупости собственного пола? О, как прелестно и мудро это со стороны королевы Лиары — назначить его именно на эту дурацкую должность! Но парень подчиняться не собирался — его просто не научили делать это в своей жизни, и он не планировал переучиваться.

Центральный зал остался у него за спиной. Рэй даже не оглянулся на него, уверенно зашагав по коридорам. Сейчас главное угадать до конца, где именно дверь его комнаты, но для этого существовали особенные метки, которые каждый выпускник оставлял внутри и на которые ориентировался.

Завтра будет выпускной. Завтра все они наконец-то разойдутся с этого проклятого места и больше никогда, скорее всего, не увидятся. И завтра наступит самый счастливый день в его жизни.

Его наконец-то официально выпроводят из этой ненавистной страны.