Шэйран прибыл на место за полчаса до заката. Времени у него было до самого утра, потому что до того момента Антонио точно доживёт, но… Ведь ещё надо знать, с кем ты сражаешься. Увидеть ведьму до того, как она додавит собственное заклинание и сотрёт Антонио в порошок, не дожидаясь собственного соперника. Шансов подобного есть великое множество, можно даже не сомневаться, и остаётся только надеяться на то, что она не совершит глупостей до того момента, как сражение не закончится. Преждевременная смерть Карра вытащит из неё все остатки сил.

Впрочем, Рэй не сомневался — сражение будет. Он только ставил под большим знаком вопроса собственное выживание, но это, как известно, не имело особого значения в подобном контексте.

Равно как и все страхи.

…В глаза бросилась даже не она. Даже не вытоптанная трава вокруг пропасти.

Он смотрел на вполне здорового, но какого-то одержимого, бледного, измотанного собственными сомнениями Лээна, что стоял на краю этого гадкого обрыва и смотрел вниз. Не узнать обычно жизнерадостного художника было трудно — его волосы, его глаза, скулы, рост. Не его только взгляд, потухший, как у давно уже сдавшегося человека.

Потом, конечно же, Рэй увидел и её. Девушку лет двадцати с чем-то, обсидианово-чёрную, фарфоровую — и местами кроваво-алую.

Волосы были черны, словно ночь. Глаза сияли двумя пустыми дырами — будто бы обязаны ничего не отражать. И радужка у них сливалась со зрачком, так, что от черноты становилось дурно. Шэйран видел немало дарнийцев, и карий взор, равно как и более тёмные оттенки, его не пугали.

Но в незнакомке было что-то отчаянно-знакомое, только он не мог понять, что именно, не мог дожать её образ, не мог расшифровать его до победного конца.

На самом деле, сражаться с собой показалось более трудной задачей. На этот момент он уже даже не задумывался над тем, что будет дальше, потому что это попросту не в его компетенции — прошлое и будущее смешались воедино в сплошном приступе кошмара, а теперь плясали упрямыми языками пламени перед глазами.

Белой была её кожа. Но не бледной, а именно фарфоровой, как у куклы. Да и вообще, девушка действительно походила на куклу, ту, что стоит на полке.

С такими никто не играет. Обычно потому, что их очень легко разбить.

Но эта кукла с алыми губами не хрупка. Просто она уверена, что может убить каждого, кто только посмеет переступить через определённую границу, а границы определены очень чётко. И даже понятно, как она передаёт эту заразу, отвратительное проклятье.

Прикосновения. Поцелуи.

То, о чём при детях никто не говорит — но Шэйран давно не был ребёнком, а на курсе у него двадцать две девушки. Примерно семнадцать из них предпочитали верить в Богиню Эрри и невинность только на глазах у преподавательского состава, четырнадцать — предпочитали магов простолюдинам, одиннадцать из троицы сокурсников выбирали именно Шэйрана.

Даже Мизель.

Но Мизель, вопреки её желаниям, не была ядовитой. А вот эта девушка ещё как была — сильная, могущественная, искусственная, с кровавой раной вместо губ.

И пропастями вместо глаз.

— Эй! — окликнул её Шэйран, подходя поближе. Магия так и не отозвалась окончательно на его призыв, так что оставалось верить в то, что однажды ему банально повезёт. — Ты — та, что ждала меня тут? У пропасти?

— Я, — кривовато улыбнулась незнакомка. — Здравствуй, принц.

Лээн едва заметно содрогнулся. Он поднял на Шэйрана укоризненный взгляд, словно пытался спросить, почему его кроваво-белая спутница так говорит.

— Принц? — переспросил Рэй, словно сам не знал о своём происхождении. — Кто ты?

— Я не знаю, — весело, но почему-то отчасти равнодушно ответила она. — Я — твой кошмар. Предположим, тебя не устраивает этот вариант ответа, мой мальчик.

Почему она казалась ему настолько знакомой? Даже в этом обращении… Так говорила Сэя, и он злился — потому что Сэя повторяла слова человека, что был ему очень дорог. Женщины, что была очень дорога. Что выходила из ряда ведьм, наставниц, учительниц, любовниц и отдельной особи — матери.

Пожалуй, единственная женщина, что искренне любила его — во всём этом проклятом мире.

Нет, из женского рода, разумеется.

Мама — мама тоже любила. Но это было не то; мама всё ещё верила, что сможет себе доказать, будто бы эту любовь легко убить, и поэтому маме было легче отстраняться и не иметь к нему совершенно никакого отношения. И мама называла его по имени, ещё и полный вариант использовала, да и виделись они довольно редко.

«Мой мальчик», — утешающе говорила бабушка, когда ему было восемь лет, и отец завоёвывал соседнюю страну, словно позабыв о своих детях.

«Всё будет хорошо», — повторяла она ему, когда тринадцатилетний Шэйран не мог отыскать ничего, к чему бы лежала душа, кроме магии. Магии, что не должна была принадлежать ему в этой стране, магии, которую никогда не контролируют, по убеждению матери, мужчины.

Но нет. Она верила в него. А теперь незнакомка нагло воровала её обращение и пользовалась им, словно разменной монетой.

— Скорее всего, — холодно промолвил Шэйран, — ты просто не помнишь, кто ты такая. Может быть, кровь затопила твоё сознание?

Она ничего не ответила, но оставалась такой же самоуверенной, как и прежде. И холодной, ядовитой, полной ненависти, будто бы змея.

— Меня зовут Лиррэ. А ты — наследный принц этой страны, — удивление со стороны Лээна больше не имело особого значения. — Мне кажется, ты мешаешь мне. Ты мешаешь мне взойти на трон.

Эта фраза, конечно, всё поясняла. Поясняла уже тот факт, что она вообще тут стояла — и, естественно, была связана с Рри. Не стоило подозревать в этом Сэю, может быть, надо было и вовсе посоветоваться с Тальмрэ и привести с собой подмогу, но теперь было слишком поздно.

Лиррэ улыбнулась. Её зубы, ровно-белые нитки, словно покрывались кровью вместо вездесущей алой помады, и она подошла поближе.

— Я тебе нравлюсь? — язвительно спросила она, пытаясь протянуть руку и положить её на плечо, хотя Шэйран оттолкнул это ядовитое запястье от себя, стараясь даже не коснуться.

— Честно? — издевательски уточнил Рэй. — Ни капельки.

— Ты предпочитаешь блондинок? — усмехнулась она. — Таких, как… — слова были ядовитыми на её языке, — Мизель? Эта неприступная девица, которая…

— Не такая уж и неприступная. Нет, я предпочитаю смуглых, — холодно ответил Шэйран. — И менее ядовитых. По крайней мере, не заразных.

Она отступила на один шаг. Магия раздражала её, магия разрывала её изнутри — она всё ещё имела власть над определёнными аспектами этой жизни, но уже отнюдь не абсолютную.

Шэйран чувствовал, что она опасна, хотя вроде бы причин и не было. И всё ещё опасливо косился на Лээна, что стоял там, на краю оврага, и будто бы старательно пытался рухнуть туда, вниз.

— Ах, мой мальчик… Знал бы ты, насколько, — она осклабилась, — тебе хотелось отыскать меня и мою помощь в этом гнусном мире… Ты мне мешаешь. Будь ты просто придворным магом…

Рэй отвернулся. Ядовитая змея, а совсем рядом на флейте играет Рри. Вот тот, кого надо бы столкнуть в пропасть вместе с безумной ведьмой.

— Лээн, — окликнул он друга, — отойди оттуда, будь добр.

— Ты — принц? — вместо того, чтобы послушаться, поинтересовался художник. — Ты — принц? Как интересно… Я не знал, а мы вроде бы как дружили…

Шэйран мотнул головой. Лээн мог разве что выдёргивать фразы из контекста. Он был относительно здоров, потому что ведьма не соблазнила его до конца, не сумела заставить к себе прикасаться, но рано или поздно он всё равно сдастся. И всё это должно привести к кошмарному результату.

Лээн сделал несколько шагов в его сторону. Фарни не был кошмарно бледен, вот только что-то в нём всё равно казалось не таким, словно он выгорел изнутри.

Шэйран бросил взгляд на траву. Короткий росток превратился в могучее растение, оплетающее запястья и щиколотки — чтобы Лээн не посмел спрыгнуть туда, в овраг. Не слишком высоко, но пострадать можно.

Фарни смотрел на него так, словно увидел впервые в жизни. Узрел в друге предателя, а теперь старательно пытался от этого ощущения избавиться, отмыться.

Шэйрану хотелось отвернуться и больше никогда не смотреть в его сторону, чтобы ему стало хоть немножечко легче. Хотя бы чуть-чуть.

— Ну, — продолжила Лиррэ, — я так понимаю, наши позиции уже понятны? Так вот, мне нужна власть. Как можно больше, как можно скорее… — она зажмурилась. — Сейчас.

— А больше тебе ничего не нужно?

— Нужно, — фыркнула девушка. — Но после, мой мальчик.

Мой мальчик.

Он отчаянно пытался её узнать. Они виделись, он слышал эти вкрадчивые нотки, видел магию на пальцах, играющую едва ощутимо, ещё в детстве. Но тогда в её голосе звучало отчаянное тепло, единственное, что давало ему уверенность в завтрашнем дне, а сейчас…

Она растаяла. Превратилась в пустой мыльный пузырь, растворилась в воздухе, да и только. Её не было, но она стояла тут.

Он не мог избавиться от ощущения, что видел тут Даллу. Пусть и стояла только одна надменная девица, Далла Первая, его бабушка, всё равно зависла у неё над плечом, обязательно правым, потому что Далла не любила левую сторону, и… Да что ж это такое?

— Знаешь, — продолжала Лиррэ, — мне так легко его убить… но он мне пока нравится. А ты мне мешаешь. Я буду королевой, ты знал об этом?

— Сомневаюсь. Король Дарнаэл не планирует подавать на развод.

— Короля Дарнаэла мы тоже уберём. Это будет просто, — махнула рукой Лиррэ. Рэй никак не мог решиться использовать против неё волшебство — она внезапно показалась ему такой родной и такой беззащитной, что сила просто-таки не могла сорваться с рук.

Он поступал глупо.

И даже знал об этом.

Вот только справиться со своими порывами всё ещё казалось безумно трудным, невыполнимым заданием, над которым он трудился столько времени, но никак не мог получить достойный результат. Они все заигрались.

Шэйран чувствовал, как назойливая мысль всё ещё стучалась у него в голове. Лиррэ умела околдовывать. И он знал, что может не поддаться.

Как говорил отец?

Это просто женщина. Привлекательная, могущественная, но в ней нет ничего настолько особенного, чтобы ради этого вот так взять и попрощаться с собственной жизнью. Не надо быть глупцом, не надо совершать дурацкие поступки, надо просто остановиться и подумать.

В этом плане его мама была самой сильной из ныне живущих. И он сопротивлялся ей с лёгкостью, выталкивал это глупое влияние из своей головы щелчком пальцев, да и только.

Он пытался увидеть Лиррэ как-то иначе. Представить её отвратительной, кошмарной, отталкивающей, ибо это в основном помогало против попыток сестры.

С мамой было проще.

Он просто вспоминал её крики, её отвратительные заявления о том, что он никогда не будет достоин нормальной жизни, и ненависть приходила сама собой, вытесняя все признаки обожания и прочей ерунды. Ему было не так уж и трудно бороться с мамой, её влияние казалось далёким.

Артефакт.

Шэйран видел его. Солнце отдавало последние лучи перед тем, как спрятаться за горизонтом, и эти лучи стандартно скользили по обыкновенному камушку, отсвечивая от зелёной каймы. Это всего лишь ведьма, что приняла вторую ипостась. Вспомнить первую, и будет просто.

Он с лёгкостью её раскусит.

— Рри не даст тебе власть, — наконец-то равнодушно проронил Шэйран. — Если ты притащила меня сюда, то должна обосновать хотя бы потребность этой встречи.

— Ты спрыгнешь с этого обрыва. Сейчас, — гипнотически улыбнулась Лиррэ. — Я хочу этого. Давай. Порадуй меня, пожалуйста…

Но Шэйран только отрицательно покачал головой. Он не мог узнать её, но мог с уверенностью заявить, что сражался и победил. Что не стал поддаваться на первое попавшееся заклинание для особо слабых, потому что оно того уж явно не стоило.

Он не настолько слаб, чтобы взять и склонить голову в притворно покорном кивке, чтобы сдаться ей на милость — он не настолько слаб…

— Ты должен подчиниться, — упрямо заявила она. — Таковы правила. Мужчины всегда подчиняются. Мне нужна власть.

— Рри тебя окрутит, а после сам столкнёт с этого обрыва, — отмахнулся Шэйран. — Я не стану творить глупости. Не надо уговаривать. Я не прыгну.

— Ты… — начала она, а после запнулась. — На тебя не действует! На тебя не действует эта магия!

— Это всё мама, — пожал плечами Шэйран. — Я научился бороться. Ты не сможешь выиграть. Лучше просто поясни, зачем тебе власть… такими способами. Ты же знаешь, что Рри ни за что не позволит тебе править.

Зелень подбиралась к ней, вот только что-то не позволяло Шэйрану спустить магию с крючка. Она вновь заставила Фарни избавиться от его пут и подойти к обрыву.

Она собиралась заставить его сделать это.

— Ты всё равно не выйдешь победителем, — протянула она. — Это невозможно. Ты проиграешь так просто, так легко, так… Так глупо, честно. Шэйран, будь хорошим мальчиком.

«Шэйран, будь хорошим мальчиком. Ешь кашу».

Дурацкие иллюзии. Тут нет его бабушки.

Но… Вдруг? Вдруг это она, просто немного сумасшедшая? Вдруг Далла Первая просто немного запуталась, ей нужна его помощь, и она вот так играет?

Он просто ребёнок. Просто шестилетний мальчика, к которому приходит его горячо любимая бабушка. Она читает ему сказку на ночь — не так, как мама. И когда ему исполняется восемь, она тоже приходит.

Она говорит ему, что надо отправляться в Вархву. Надо развивать свой талант, никого не слушать, и тогда он будет счастлив. От того, что он ей верит, потом и появляется Шэйран Тьеррон, живой, а не сломленный и брошенный родной матерью на середине дороги.

Она — хорошая. А это просто её вторая ипостась, которая почему-то поддалась на уговоры Рри и решила получить власть, оказалась загипнотизированной.

Она никогда не сделает ничего плохого — ни Лээну, ни…

Мысль не успевает закончиться.

— Сдавайся, — прошептала Лиррэ.

Солнце стремительно заходит за линию горизонта. Трава отливала бурым цветом — он только сейчас заметил, как глупо тени ложились на лицо Лээна.

Наверное, Фарни хотел бы нарисовать это. Лес за спиной ощерился рядами своих копий. Волшебник заставляет травы колоситься и подниматься всё выше и выше, чтобы после зашипеть сплошным потоком и ринуться на спасение — кого-либо. Что угодно, всё, что он пожелает. Ведьма, красивая и кошмарная одновременно, кусающая неестественно алые губы, такая стройная, тонкая, но такая сильная.

И ещё — пленник на краю обрыва, раскинувший руки, стоящий спиной к зияющей пропасти. Тут не так уж и высоко, тут всего метров пять, есть дорожка.

Если б Шэйран заметил её раньше, то он бы вмешался и заставил Лээна спуститься, а не просто отходить подальше от края. Нет, это всё равно не поможет.

— Нет, — холодно отозвался Шэйран. — Я не собираюсь отдавать тебе что-либо просто потому, что тебе так хочется. И отрекаться тоже.

— Мне не нужно отречение, — хмыкнула она. — Всё зависит от того, как ты умрёшь. Это может быть больно или не очень, мой мальчик.

— Я не сдаюсь, — сухо ответил Рэй.

Его бабушка? Может быть, она просто играет. Она там, в Лиррэ, спряталась, укрылась в её чертах лица. Она присутствует тут, она сильна, но не может выбраться на свободу. Надо просто ей помочь.

Рэй ни за что не отвернулся бы от неё, но за спиной послышался вскрик. Кто-то бежал — кони громко били копытами о землю, стремясь сюда.

Он обернулся — удивительно, но что тут забыли Сэя и Мон? Это только его дело, а если девушкам так уж хочется вмешаться, то пусть они…

Он зря обернулся.

И понял это тогда, когда бросил короткий взгляд на Лиррэ.

В этом чудовище, разумеется, не было ничего родного, он зря придумал себе что-то в этом роде и выстроил отменную иллюзию.

Она вскинула руку. Луч должен был бы ударить в грудь Рэя, но Сэя отреагировала первой. Её щит был воистину силён, и магия отлетела от него рикошетом, ударившись в Лээна и расплескавшись по его телу сплошным потоком. Тот сделал шаг назад с той мученической улыбкой, с которой приходил обычно на занятия, пошатнулся — и упал, Рэй даже не успел ничего сделать.

Зелень беспомощно побежала за ним, пытаясь остановить, но это было бессмысленной тратой Силы. Лиррэ умудрилась убить его — почему-то Рэй был уверен в том, что спасти Фарни уже не получится.

Обманутый, бедный друг.

И нет ничего хорошего в этой отвратительной ведьме.

Она рассмеялась.

— Она всё мне открыла! — вскрикнула она надрывно, будто бы в голосе и без того не доставало истерии. — Она всё мне показала! Теперь я могу пользоваться всем, что у неё есть!

Рэй даже не спросил, о ком шла речь. Потому что это попросту не имело никакого значения — какая разница, во имя Богини, кого поминает Лиррэ? Путь хоть всю его родню.

Он едва успел вскинуть руки, чтобы заблокировать удар. Словно не заметил засверкавший вокруг щит — то, как она старательно пыталась сменить позиции, чтобы и его тоже попросту столкнуть.

Рэй мог сказать, что это не поможет, но в эту кошмарную ночь, что так поспешно надвигалась на мир, он уже ничего не мог утверждать.

Взгляд поймал тень Луны — зыбкую и ненастоящую. Ещё не было звёзд, небо не почернело, и глаза Лиррэ до сих пор казались единственным осколком ночи в этом закате. И она так хотела отойти от пропасти, у которой стояла, чтобы он упал туда беспрепятственно — как только действительно проиграет.

Она — враг? В мыслях появлялись опровергающие это иллюзии, и глупое короткое обращение «мой мальчик» только окончательно убивало всю его уверенность в том, что делает. Разумеется, Шэйран боролся со стаей мыслей в голове, разумеется, пытался сражаться и с нею самой, но его сил отчего-то хватало только на щит перед собой, а её — на подобие заслонки между Рэем и ведьмами, чтобы не встать в сражение «трое против одного». Наверное, так было бы выгоднее, и победить её легче, но принц так и не справился с главной дилеммой этого вечера, не говоря уж о том, чтобы просить чью-то помощь. И не знал, может ли он сам справиться с чудовищем, отобравшим у него друга, если не будет позиционировать её как таковое.

Лиррэ казалась такой… Родной. конечно же, это чистой воды безумие — считать непонятную, незнакомую ведьму хорошим существом. И, естественно, Рэй вполне ярко осознавал, что до добра его позиция не доведёт уж точно. Но всё равно — даже поверить в себя было слишком трудным для него испытанием, по крайней мере, сейчас, что уж говорить о том, чтобы сражаться?

Он оглянулся. Молочно-белая, наполовину прозрачная стена всё ещё была воздвигнута между ним и двумя ведьмами. Лиррэ стояла уже почти рядом, но он не мог заставить себя сфокусировать на ней взгляд, не получалось почему-то даже сосредоточиться.

Парень мотнул головой. Всё плыло, расцветало огромными искусственными цветами там, где-то далеко, в небесах. Он обернулся. Разрушить стену или поддержать магический щит? Его резерв не истощается, но надо ещё уметь пользоваться волшебством. А он не умеет и, пожалуй, никогда не научится. Зачем? Зачем тратить свою силу на какую-то ерунду вроде вселенской справедливости, но…

Он оглянулся. Снять щит и разрушить стену или попытаться защититься от Лиррэ? Первое или второе? Если на его стороне будут Сэя и Мон, вряд ли ведьма вообще сможет выстоять, но подписать ей смертельный приговор просто потому, что девушку обманул Рри? Так он многих окрутил, даже Сэя — она поймёт, — однажды в прошлом была готова отдать всё ради этого человека, пусть и постаралась поскорее избавиться от дурацкой привязанности. Сэя умна, она умеет перерезать нити в жизни, которые могли бы помешать ей получить желанное или победить. Но даже такие, как Тальмрэ, иногда проигрывают, что уж говорить о какой-то глупой девушке, поддавшейся на это обещание власти?

Но что-то не складывалось. Общая картина оказывалась ужасно расплывчатой и невероятной, хотелось ухватиться за нить, раскрутить повествование, толкнуть, чтобы всё катилось по наклонной к богине или Первому, но разум цеплялся за какое-то понимание того, что не только обещания Рри виновны в нынешнем состоянии незнакомой, считай, девушки.

Он её, дурак, жалел.

…А там, внизу, распластавшись на камнях, валялся тот, кому, должно быть, полагается назваться гением в будущем. Какие картины рисовал Лээн! О, это надо было видеть. Сочные цвета, живые люди на живых портретах, тепло зимы и холод летней ночи. И никакой гениальности не хватило для того, чтобы удержаться; заклинание, рикошетом отбившееся от ладоней Лиррэ, ударило его в грудь… случайно? Просто так, потому что луч шёл под таким углом? Если б сейчас Шэйран был чуточку наивнее, он бы поверил и в эту сказку, но достаточно. И так слишком много веры, что перерастает в глупость. И не стоит притворяться, что всё это на самом деле хорошо; потому что ничего хорошего ждать не стоит.

Потому что заклинание не просто срикошетило от её рук. Нет, оно вполне целенаправленно попало в Лээна, и оправдания тут быть не может. А Рэй — просто дурак, который сначала позволил детским воспоминаниям сыграть с собой злую шутку.

В её руках клокотала магия. Удивительно, ему, впрочем, было легко пополнять резерв, но… Откуда у неё эта сила, чистая, но не руководящаяся нормальными, систематическими знаниями? То, что она всё кричала о том, что ей отдали — всё бред. Шэйран чувствовал, что добраться до действительно важной частицы памяти не удавалось, она словно сталкивалась с какой-то стеной, как сталкивались с нею нынче Моника и Сэя.

А там, во дворце, умирал Антонио. Ему времени максимум до утра, и то если проклятье действовало так, как они думали. А если быстрее? Возможно, вскоре процесс станет необратимым, и он, дурак, только теряет драгоценное время, старательно пытаясь оправдать незнакомку, назвавшую его по чистому совпадению так, как когда-то называла бабушка.

Шар, преисполненный Силы, сорвался с её рук и с громким треском надвигался на Шэйрана. Рэй понимал, что если он ещё несколько минут просто постоит, то спасаться будет некому, и ни один резерв не поможет против того, что тут происходило.

Он не ослабил свой щит — попросту отключил её и воспользовался самым элементарным способом сбежать от ненаправленного заклинания — рухнул на траву, чувствуя, как та заколосилась под пальцами, руководимая его собственной растраченной зазря энергией.

Громкий треск свидетельствовал о том, что идея оказалась удачной. Грань между ведьмами и Лиррэ пошатнулась.

— Мой мальчик, — весело хихикнула девушка, — неужели ты до сих пор меня не узнал? Ты хочешь нарушать правила и атаковать свою милую бабушку? Но ведь это по меньшей мере бесчестно с твоей стороны, мой дорогой.

— Моя бабушка, — Шэйран вновь бросил взгляд на колосившиеся травы за её спиной, — находится в Кррэа, и не надо манипулировать её именем.

В конце концов, почему она к нему прицепилась? Ей нужен трон. Ей надо убить всех наследников престола, просто Рэй после ухода Дарнаэла был обозначен как самое опасное явление в этом дворце. Конечно, потому что магу защитить себя куда легче. И, да, Рри просто воспользовался этой девицей, чтобы получить желанное, но это ни на мгновение не означало, что она — добрая, хорошая и просто немного запутавшаяся девушка. Скорее наоборот. Раз уж она поддалась, то ничего хорошего, положительного и привлекательного в этом образе искать не стоило. Она кошмарна и отвратительна — а он наивный дурак.

Ветвь потянулась к Лиррэ, но она, не обернувшись даже, прищёлкнула пальцами, превращая в пепел то, что нависало над головой. Вряд ли у магички был такой огромный запас силы — скорее, как показалось Шэйрану, она использовала её абсолютно бездумно.

Треск повторился. Рэй заставил себя встать — потому что новых нападений пока что не было, Лиррэ словно копила силы на то, чтобы совершить очередное злодеяние, а присутствие Мон и Сэи вдруг показалось ему абсолютно лишним. Зачем было сюда мчаться? Прямо-таки, настолько сильная ведьма, что он не сможет ничего с нею сделать?

— Ты только посмотри, как твои дамы старательно пытаются тебя отсюда вытащить, — хихикнула Лиррэ. Она вытянула руку, и на ней вспыхнуло разрядом пламя, что клубком старательно распутывалось, пытаясь расползтись вокруг. Оно сминало траву, жевало её, выжигало все соки, которые только могло найти, переваривало и превращало в ссохшиеся листья. Пламя лилось с её руки безостановочно, тонкой пеленой окутывая то, что могло бы помочь Шэйрану в сражении.

Он внезапно понял, что учиться всё-таки следовало. Наличие силы, ещё и не развитой до конца, ещё ничего хорошего не означало — вот если б он заставил-таки себя запомнить несколько заклинаний, мог бы воспользоваться ими теперь, и тогда, пожалуй, Лиррэ отступила бы. А сейчас наполовину обезумевшая, жаждущая власти ведьма старательно, метр за метром, выжигала всё вокруг. И ничто не могло её остановить.

Шэйран сумел оградить от огня себя, вот только растениям это отнюдь не помогло. Даже те два волшебных пульсара, что он в неё швырнул, не особо-то и помогали. Она оказалась ловкой, вьюнкой, как та змея, и — удивительное дело! — каким-то образом отскакивала каждый раз в сторону, а он не мог пробудить мёртвые травы.

Она хотела победить, конечно же, но предпочитала играть против правил — со смертью или без неё, это не имело значения. И от убийств — своих или чужих, — она, казалось, получала самое настоящее удовольствие. Шэйран от этого испытывал разве что отвращение, но проронить ни единого слова не успел — это не имело особого значения, то, что он думал. Просто тянуть было нельзя.

По магическому щиту тонким слоем разлилась магия — золотистая, почему-то вызывая ассоциацию с богами. Колдовала Сэя — это Рэй мог почувствовать и безо всяких визуальных образов, у Моники магия совсем иного цвета, по крайней мере, в основном.

— Почему бы, — хихикнула Лиррэ, — не умереть просто так? Неужели тебе трудно это сделать, а, парень?

Он ничего не ответил, посылая в неё на сей раз долгосрочное заклинание. Впрочем, от того, что поток Силы был непрерывным, она не стала менее вёрткой, эта отвратительная ведьма — будто бы взлетела, стараясь увернуться от волшебства, вновь громко рассмеялась и весело ему подмигнула, не позволяя магии коснуться даже её платья.

На груди красовался артефакт. Теперь Шэйран видел его отчётливо — как нельзя лучше.

А ещё понимал, что она отскочит, если не обеспечить хотя бы несколько ограничительных факторов.

Преграда разлетелась с громким треском, словно взрыв произошёл изнутри. Сила вспыхнула ярким потоком и затихла — золото докатилось только до ног Шэйрана, встретив какую-то невидимую стену, но вопросы теории магии молодого волшебника волновали мало.

— Рэй! — Сэя выглядела довольно сердитой. — Марш отсюда. Я справлюсь сама!

— И именно потому, — он даже не думал о том, что отвлекается, — ты прихватила с собой мою бывшую сокурсницу? Не многовато ли на одну ведьму.

— Шэйран! — возмутилась королева, бросая на Лиррэ подозрительный взгляд. — Немедленно убирайся отсюда. Моника откроет тебе портал. Я, в конце концов, в ответе за то, чтобы ты был жив и здоров!

Рэй только едва заметно отрицательно мотнул головой. Рассеянность едва не стоила ему жизни — он отпрыгнул в сторону в последний момент, и вспышка достигла земли, разорвавшись на мелкие кусочки под ногами у Тальмрэ.

Сэя отшатнулась. Моника держалась чуть дальше, её вряд ли задело, и волшебная вспышка двинулась в сторону Лиррэ.

Рэю почему-то хотелось, чтобы они ушли. Казалось бы, и причин для этого бездумного упрямства не существовало, а всё равно ведь хотелось — доказать, что он сильнее, чем им думается. Продемонстрировать, что у его лени не такие уж и серьёзные последствия, как можно было бы подумать, посмотрев на происходящее со стороны. Морально, пожалуй, так действовать было куда легче — в одиночку. Чтобы потом винить в своей смерти только себя. Так правильнее.

— Убирайтесь отсюда!

Лиррэ на заднем плане громко рассмеялась. Её будто бы веселили эти бессмысленные разборки, она видела в них что-то привлекательное для себя самой, только Шэйран толком не мог понять, что такого смешного в отчаянном желании её победить.

— Да-а-амы, — причудливо поклонилась она. — Я так рада, что вы тут! Ваше Величество…

Она вскинула руку.

— Она мне всё открыла! — вскрикнула Лиррэ. — И это не так уж и трудно, вас… Вас уничтожить! Всего парочка заклинаний.

— Богиня? — растерянно переспросила Моника.

— Зачем Богиня? — фыркнула ведьма. — Она!

Шэйран не стал больше ждать — безумные беседы следует оставить особо фанатичным магам, что стремятся узнать побольше о Богине или ком-то в этом роде. Рэю было глубоко наплевать на то, существует ли Эрри на самом деле, вечен ли Дарнаэл Первый — дело было в пропаже второго, ненормальной напротив него и мёртвом Лээне там, внизу. О Лээне, что ни в чём не виновен, кроме, разумеется, собственного существования.

А ещё — умирающий Антонио.

…На сей раз ей не удалось увернуться. Поток ударил пусть не в грудь, но в руку, прочно приковав её к магической нити. Сила переливалась в Лиррэ тонкой, но довольно сильной струёй, неожиданно, как для такой, как она. Это заклинание требовалось распространить по всему телу, но, увы, у Шэйрана просто не хватало на него сил — чтобы сработало именно так, как он задумал. Волшебство — ведь довольно могущественная, но справиться с ним было неимоверно сложно.

Оно действовало. Сорваться с нити Лиррэ не могла, и заклинание проникало в её жилы, постепенно, понемногу. Моника за спиной что-то пробормотала, и в голосе чувствовалось плохо скрываемое уважение — у неё самой это заклинание толком никогда не получалось.

Шэйран и сам не мог сдержать самодовольную улыбку. У него никогда прежде не получалось, не выходило наколдовать нечто в этом роде, а сегодня — так, словно по мановению руки. Нить не ослабевала — Лиррэ сначала смотрела на него с презрением, ведь заклинание довольно сложное, его резерва не должно хватить и на пару минут. Но он пополнялся довольно быстро, и Шэйран знал — минут пять-шесть надо для того, чтобы убить ведьму средней силы.

Даже если Лиррэ очень могущественна, она не Эрри. Имена созвучны, конечно же, но никогда Эрри не натянула бы на себя личину безумной волшебницы.

Она не Богиня. Она не сможет сопротивляться заклинанию больше, чем полчаса, пока оно не выжжет её хотя бы на треть. А после песенка Лиррэ спета — увы, но дольше сопротивляться никому, очевидно, не суждено. Шэйран почти что испытывал удовольствие от странного, глупого зрелища, чувствуя, как его магия медленно текла по пальцам.

Это походило на невидимую линию связи, которую он прочертил магическим пером в воздухе. Сильную линию, опасную, но в тот же момент способную на слишком большую отдачу. Увы, но такие заклинания очень опасны, можно выпить себя самого и не заметить.

А он всё ещё слаб и глуп. Он и заклинание-то вытащил из памяти с трудом, а воспользоваться им смог благодаря тому, что волшебство и судьба к нему благосклонны. Но ведь кто-то должен справиться с безумной ведьмой, разве нет?

— Рэй!

Восклицание со стороны не заставило его обернуться и открыть глаза. Он и на нить силы-то смотреть не мог, потому и зажмурился, старательно пытаясь представить, что происходит.

Это было почти местью. Конечно же, Лиррэ не отобрала у него самое главное, но она посмела покуситься на очень многое. И проблема была даже не в обращении и, разумеется, не в Рри, всё это можно с лёгкостью простить, замять ситуацию, забыть о том, что она однажды промолвила. Нет. Беда в другом — в том, что она так старательно пыталась подтвердить стереотипы Эрроки и так мечтала о власти, что заигралась. получить статус королевы можно было куда проще, Сэя тому яркое подтверждение. А Лиррэ…

Даже если она слишком сильна, даже если она уничтожит каждого на своём пути, рано или поздно сопротивление окажется слишком сильно.

И Шэйран не понимал, почему ему так хотелось отомстить. За Лээна, Антонио? Ведь Фарни было лишь чуть больше, чем двадцать, и он мог найти себе хорошую девушку, жениться, завести детей, передать осколки магического дара — и свои гениальные картины, которые он ещё не успел создать, вместе с талантом. Антонио ещё можно было спасти, Антонио — ходячая ошибка Богини или тех, кто служат ей. А Лээн? Почему его втянули в эту игру, только потому, что ему не повезло с друзьями?

А Карра ведь ещё жив. Фарни — там, на дне, раскинув, наверное, руки, возможно, превратившийся в кашу, а может, ещё совсем целый. Это тоже не так и важно — главное то, что виной всему постоянные ведьминские игры, желание получить власть, убить кого-то ради того, чтобы получить то, о чём мечтаешь.

Как ему всё это надоело…

Кощунственным казалось уже то, что Сэя и Моника пытаются помочь. Это не их дело. Только его.

— Рэй! — это говорила Лэгаррэ, вскрикнула — довольно громко, только Шэйран не мог понять, почему. У него всё получится — пусть он и тонет в своих мыслях, но ведь не прерывает волшебную нить.

…Глаза он раскрыл только в последнее мгновение, тогда, когда было уже слишком поздно.

Лиррэ, конечно, пострадала. Её рука обгорела, и смертельное заклинание постепенно продвигалось выше и выше, устремилось к глазам, к кончикам пальцев — но это только левая сторона. А правая была совсем здоровой, и…

Ведьма склонилась над землёй. Кончики её пальцев касались поверхности выжженного грунта, словно девушка старательно впитывала в себя потоки внутренней силы. И из-под ладони выползало огромное чёрное облако.

Шэйран понимал — если причинить ей сейчас вред, по линии силы в него пойдёт вся отдача. И, вероятно, Сэя и Мон не уверены в том, что он способен с этим справиться.

Он знал это проклятье. Оно клубилось вокруг Лиррэ тучами, стелилось по радиусу и было неуправляемым — куда заклинатель, туда и оно. Просто из своих прикосновений, поцелуев, совместных ночей, которые она ещё ни с кем не провела, девушка выдернула ядовитую часть, и теперь та стелилась потоком по земле. Клубы дыма, чёрного, как и ночь, сгущающаяся над пропастью, способного уничтожить моментально.

Что ж, в этом был один плюс — из Антонио проклятье определённо вышло.

Иначе его не было бы столько.

Шэйран понимал, что оно куда быстрее его силы. Будь у него чуть больше резерв, он смог бы расширить поток и выжечь Лиррэ за несколько секунд. Но это под силу Высшему, что вложил бы слишком много магии в одну вспышку, а после постепенно восстанавливал бы запас. А Рэй не мог. Потому что он ничего не сделал, даже когда узнал о том, что у него есть дар, и теперь силы уходили от него на пределе — с такой же скоростью, как и восстанавливались. И он не имел права остановиться.

А ещё он не знал контрзаклинания. Не помнил ни единого щита, что мог бы остановить это надвигающееся облако, даже немного его заморозить.

Он не просто слаб. Он глуп — настолько, насколько это в принципе реально в его случае.

Рэй сжал ладонь в кулак, обрывая линию. Сейчас даже бежать не вариант — его словно приклеило к месту, может быть, тоже очередным магическим заклинанием.

…И подумать о том, что можно сделать, Рэй тоже не успел. Ведьмы отреагировали прежде, чем Лиррэ успела нанести непоправимый вред — так просто, как он даже не мог себе предположить, но… Ему б на этот удар не хватило бы единичного всплеска силы. Для этого не надо быть Высшим, но он и до четвёртого уровня не дотянет со своим резервом.

Обыкновенные сдвоенные пульсары — от Моники и Сэи. Вспышка, ударившая Лиррэ в грудь и швырнувшая её куда-то в пропасть, вместе с тающими клубами дыма, в которые она попала сама. Конечно, проклятье не навредит автору…

Но она менялась. Казалось, время замедлилось, а то и вовсе остановилось. Шэйран видел, как светлели волосы, и, будто бы находился слишком близко, мог заметить, как медленно нынче выцветали её глаза. Сходила чернота, оставалась в клубах дыма, медленно воплощаясь в абсолютно нормальный, адекватный серый взгляд. Волосы… Белые — скорее даже седые, потерявшие былую золотистую яркость. Покрытая морщинами кожа.

Он смотрел на неё широко распахнутыми глазами — а после коловорот времени внезапно прекратил показ, что-то полыхнуло, и она оказалась уже на дне пропасти, и только маленькое тучки чёрного дыма ещё поднимались к небесам, постепенно разлетаясь по ветру.

— Нет, — прошептал он, жмурясь, словно от этого могло что-то поменяться. — Нет… Такое не могло случиться, не с ней, нет…

— Шэйран, — Моника двинулась к нему уверенным шагом — Сэя бросилась к чему-то другому, он даже не понял, куда она пошла. — Шэйран, пора отсюда уходить. Всё в порядке, после таких падений не выживают. В любом случае, ты должен был рассказать и…

— Отойди от меня, — он оттолкнул её в сторону — девушка, не ожидавшая такой реакции, даже упала на выжженную землю, но Рэя это мало заботило.

Он направлялся вперёд медленным, колеблющимся шагом, словно боялся того, что должен был увидеть… Там. Ему прежде ещё никогда не было до такой степени страшно, но сегодняшний день, очевидно, обещал превратиться в день новых открытий.

Рэй пошатывался. Шаг был нетвёрдым, казалось, нынче парень собирался потерять сознание по пути, но его мало заботили даже клубы ядовитого дыма.

— Куда, дурак?! — возмутилась за спиной Сэя. — Нам пора во дворец, не дури! Ещё надо приготовиться, завтра мы официально огласим…

Он не слышал. Продолжать фразу не было никакой необходимости, и так понятно, что именно она предлагала. Завтра они официально огласят о том, что он — сын Дарнаэла Второго. Единственный — сын единственный, не ребёнок, есть ещё Эрла, но её имя вряд ли раскроют, — и вполне законный наследник. Рангом выше, чем супруга, не родившая Дару ребёнка, личность важнее, чем королевский племянник. Чтобы стране было на кого рассчитывать.

Разумеется, следовало это понимать как уведомление о том, что король не вернётся. Но думать об отце почему-то не хотелось — он попросту не мог. Не сумел поймать мысль за хвост и вытянуть из неё полагавшуюся информацию.

Рэй подошёл к краю пропасти. Хотелось заглянуть внутрь, но ничего не было видно.

— Назад! — истошно закричала Сэя.

Под его ногами начиналась та самая тропинка вниз. По ней можно было спуститься на дно пропасти и увидеть два тела — его друга, который пострадал просто так, за то, что не вовремя попался под руки безумной ведьме, и его… кого? Врага? Злодея этой сказки, встречающего стайку героев картинным смехом, сумасшедшую, что теперь будет разве что мелко хихикать, пока в горле клокочет кровь?

— Рэй! — отозвалась Моника, бросилась даже к нему, но он уже успел ступить в остатки растворявшегося в воздухе дыма, не беспокоясь о том, что проклятье ещё может иметь определённую силу. Когда Лиррэ умрёт, всё вернётся. Он будет в порядке. Но это тоже не имело значения.

Пропасть оказалась куда глубже, чем он мог себе представить. Словно магия заставила землю расступиться, и они всё падали и падали вниз, а эта дорожка мирно, то и дело меняя собственное направление и старательно прерываясь, чтобы вверх идти было куда труднее, тянется вниз под огромным углом. Спуститься почти нереально, подняться — ещё труднее, но по ту сторону должна быть ещё одна — или нет. Это не имело значения.

Он видел очертания Лээна, когда уже оказался на дне пропасти. А небо закрывал чёрный дым, и он шагал к его источнику, к молодой — молодой ли? — ведьме.

Хотелось закричать. Убедиться в том, что это не она, и броситься со всех ног как можно дальше. Но он не мог, потому что это всё0таки была она — распласталась, растянулась на земле и смотрела в пустоту своими глазами, такими нежно-серыми, уставшими, до дна испитыми.

Вторая ипостась тянула силы с первой.

— Бабушка… — Шэйран рухнул на колени, пытаясь нашарить пальцами артефакт. Может быть, если его уничтожить, ей станет лучше. Её ещё можно исцелить! Магия способна на всё…

Она не реагировала. Но Рэю не хотелось верить в то, что она мертва — только не она. Это ведь Далла Первая, великая Королева, та, что первой начала возвращать Эрроку к старым правилам… Виновница всех его горестей и радостей в жизни, та, кто придумывал дурацкие законы, та, кто пытался после их опровергнуть — говорил, что он должен бороться.

Да, она постарела. Да, одежда Лиррэ сидела на ней очень странно, словно пыталась лопнуть, хотя бабушка и потеряла в весе.

Но это не имело значения. Разве нет? Она должна жить. Лиррэ или Далла, она должна быть с ним. Когда-то, конечно, придёт время. Но не сейчас.

…Правая рука была цела. Левая практически полностью обгорела. И Рэй, как бы ему ни хотелось думать иначе, был виновен в этом.

Он лихорадочно перебирал в голове все заклинания исцеления, но не мог ничего вспомнить. Магия постепенно перетекала в неё, потому что он так и не убрал руку, но ведь этого было неимоверно мало для того, чтобы вернуть человека к жизни.

— Рэй… — прохрипела она, и взгляд стал чуть живее. Он коснулся запястья — обожжённая рука была горячей и… мёртвой. Но бабушка едва заметно шевелила губами, и по её щеке стекала одинокая слеза.

— Я тут, — совсем тихо отозвался он. Это не походило на настоящую смерть, не такую, какой она бывает. Настоящая смерть — это когда человек уже едва может говорить, потому что он стар и ничего не смыслит, когда она сопровождается отвращением и раздражением от долгой болезни. Настоящая смерть наступает медленно и мучительно, хотя иногда подкрадывается во сне. Когда человек умирает, он ведь становится глух к остальным. Рэю надо было кричать, иначе бабушка попросту его не услышит.

А она слышала.

Это была книжная смерть. Их тех романов, которыми так зачитывался Тэравальд, когда один стоит на коленях, а второй умоляет его жить дальше. Только в книгах это возлюбленные, а тут…

А тут умирает твой последний в мире заклятый враг. Единственный виновник причины всех твоих проблем — твоего рождения. Рождения твоей матери.

Всего, чёрт возьми.

— Хорошо, — Далла отсутствующе как-то улыбнулась. — Хорошо, мой мальчик… Я… — она закашлялась. Казалось, часть лёгких тоже обгорела, и теперь она отчаянно пыталась выпустить всю эту сажу на свободу.

За чернотой, что оставляла лохмотья прожжённой кожи под его пальцами, виднелись покрытые пеплом кости. Шэйран смотрел на её левую руку и будто бы пытался себя проклясть — за то, что сделал.

— Молчи, бабушка, — он наконец-то убрал ладонь, едва заметно коснулся её лба и пытался игнорировать комок в горле. Как там… Как там она говорила?

«Когда-то, мой мальчик, всем мальчишкам говорили, что мужчины не плачут. Потому что слёзы — это признак слабости… Но не все, Шэйран. Слёзы — это ещё и сила отпустить родного человека. Это ключик от замка на твоём сердце. Не имеет значения, кто ты, кем рождён и где. Важно только то, что ты чувствуешь».

Эрла бы сейчас выразительно шмыгнула носом и отвернулась, но он не был Эрлой. Для неё всегда имело значение что-то другое, и бабушке она тоже была чужой. Она — любимая дочь для матери, её не надо было вытаскивать каждый вечер. А его — надо было. И она умела. Она делала это каждый раз, даже без его просьбы, и… И спасала. У неё единственной это получалось действительно хорошо.

— Сейчас, — он отчаянно пытался вспомнить хоть что-то. — Я сейчас… Магия должна помочь. Несколько исцеляющих заклинаний…

— Шэйран, — она улыбнулась почти ласково. — Не надо. Не стоит.

— Стоит! — выдохнул парень. — Не выдумывай… Кто будет ещё перевоспитывать маму после всего, что она натворила?..

— Нет, — Далла покачала головой. — Я не могу больше. Я задержалась… на этом свете, — она говорила почти связными фразами, почти цельно, так, словно её голос больше не мог дробиться на мелкие оттенки. Уверенно, будто б не она тут умирала, не она пыталась проститься со своим внуком. — Я… — она запнулась. — Не нужно, Рэй.

Это она придумала сокращение его имени вместо глупого, надоедливого «Эйр» со стороны бабушки Сандрин или кого-то другого. Это она единственная на самом-то деле имела право так его называть.

— Если ты меня исцелишь, — Далла улыбнулась, — она вернётся. А так — я почти ничего не чувствую.

Шэйран знал — это благодаря волшебству. Она говорила не на своих силах, на его — как только он уберёт руку, всё закончится. Как только он уберёт руку с её здорового плеча, она умрёт.

— Не говори так, — упрямо повторил он. — Всё ещё можно изменить. Она — это только плод творения глупого артефакта. А ты ещё можешь…

— Рэй…

Она вновь закашлялась. На сей раз на обесцвеченных смертью губах появились алые капельки крови. Далла слизнула её, словно пыталась скрыть собственную слабость, пыталась его утешить — отходить на тот свет целой и здоровой. Но это вряд ли было реально.

— Я…

— Послушай! — она протянула руку, чтобы схватить его за запястье, но только зря теряла силы. — Ты не должен сдаваться. Ты меня слышишь… — она сжала губы плотно-плотно, будто бы отчаянно пытаясь отрицать то, что говорила прежде. — Борись. Ради меня. Я… Во многом виновата.

— Прекрати, — отмахнулся парень. — Там Моника и дочь Самаранты, они наверняка знают целебные заклятья, и если я их позову…

— Мне надо только пять минут, — прохрипела Далла. Голос её звучал неразборчиво. — Я сама виновата. Во всём, что случилось… — она пыталась подняться, но это не увенчалось успехом. — Ты должен бороться, Шэйран. Ты должен, — её ногти впились в сырую землю на дне пропасти. — Ты должен быть сильным. Они… Многое попытаются сделать. Чтобы тебя остановить. Много кто. Но ты должен победить. Обещай мне, — серые глаза смотрели в пустоту. Она ослепла. — Почему я тебя не вижу… Обещай мне, Рэй, что с того света мне предстоит наблюдать за Высшим, а не за затравленным ребёнком. Что ты научишься…

— Бабушка, почему с того… — он запнулся. — Обещаю. Обещаю.

— Хорошо, — она слабо улыбнулась и закрыла глаза. — Не дай ему…

— Кому?

Она так и не договорила. Губы растянулись в блаженной улыбке, словно впервые в своей жизни Далла Эрроканская увидела что-то хорошее. По её щёкам упрямо катилась слёзы, смывая пепел с лица. Светлые волосы казались нимбом вокруг головы — такие белые, словно они стали настоящим снегом.

— Береги себя, мой мальчик, — она столкнула его руку с плеча в своём последнем усилии, пальцами сжала запястье в последней попытке получить капельку силы, но, как только волосы стали темнеть, будто бы почувствовала это — и ослабила хватку. — Береги се…

Она захлебнулась своими же словами. Глаза так и не вспыхнули чернотой, не стала нормальной, живой истерзанная левая рука. Далла ещё нашла в себе силы схватиться за последнюю, единственную травинку — и вместе с его именем выдохнула из себя жизнь.

Рэю не требовалось подтверждение. Он зажмурился, будто бы пытаясь принять то, что она умирала. Её магия тихонько разливалась невидимым океаном вокруг. Он её чувствовал — он получил это последнее наследие, последний подарок. Единственное, что она смогла оставить себе. Не знания. Не основную магию.

То, в чём и вправду не нуждалась её дочь. То, что у Лиары Эрроканской было и так.

Она умерла.

— Бабушка… — Шэйран сжал обугленную кисть. — Бабушка, а кто ж будет наставлять меня на путь истинный? Бабушка…

Далла не ответила. Она уже никому не ответит — но она смогла умереть собой. Выиграть в последней битве против второй ипостаси. Она смогла уйти так, как хотела бы.

Бороться. Не дать незнанию поглотить его окончательно. Вытянуть из себя всё, что он только сможет — чтобы не было потом стыдно. Чтобы он мог смело смотреть ей в глаза. Даже если её не будет — чтобы выполнил её последнюю волю.

Он больше не имеет никакого права сдаваться. Даже если очень сильно захочется, он должен победить в битвах, в которых не побеждал до сих пор никто.

В обугленной руке она что-то сжимала. Вытащила это в последнее мгновение — Шэйран даже не понимал, когда она успела. Целое, защищённое магией зёрнышко.

Это было последнее, что он мог сделать. Магия полилась в зерно сама по себе — и зелёная волна накрыла Даллу с головой, могильником смыкаясь над её головой. Единственный островок зелени на выжженной равнине. В этой пропасти. Всюду.

Растение распространяло свои побеги с такой скоростью, что спустя минуту уже не можно было даже предположить, что тут кто-то похоронен. А после — расцвели маленькие цветочки, едва заметные сначала на общем фоне, синие, нежные, только он никак не мог вспомнить название. Отчасти беспорядочно, вспыхивали цветением то тут, то там, но это больше не имело никакого значения. Он смотрел на них…

Не испуганно — опустошённо.

— Покойся с миром, — выдохнул Шэйран. — Я всё сделаю.

…Он впервые в своей жизни воспользовался мгновенным перемещением. Но правила осторожности тоже больше не имели значения.