Дорога успешно вилась под ногами тонкой полосой. Тропа то растворялась в очередном приступе буйства трав, то вновь проявлялась, незыблемой линией вела куда-то в глубины, вновь таяла за углом. Иногда пропадала она именно на повороте, и тогда приходилось останавливаться и долго оглядываться, чтобы понять, где они оказались — может быть, именно в этом и состояло главное коварство пути в Лэвье.

Столица Элвьенты оказалась неожиданно далёкой. Вроде бы до неё и рукой подать, но они расстались с Жрицей Эрри вот уже три дня как, а знакомые для Эрлы и никогда не виданные для Эльма шпили королевского замка так и не появились из гущи деревьев. Только сплошные растения, и в сочетании с воспоминаниями о Мэллоре они казались далеко не самыми приятными стражами пути. Словно не успеешь ты и оглянуться, как непонятно откуда появится ветка плюща или травы заколосятся над тропой, спрячут дорогу и поглотят лошадь.

Но ехать на одном коне, когда вы друг друга ненавидите — вот что всё-таки самым трудным испытанием.

Когда зелёные пятна в третий раз начали сереть, а солнце скрылось за высокими дубами и клёнами, конь недовольно всхрапнул. Шёл он под весом двух всадников примерно по часу в день — нынче, как и обычно, приходилось продираться сквозь лес пешком. Эльму и Эрле, разумеется, это совершенно не нравилось, но выбора у них всё равно не было. Тропа оказалась глухой — ни одного селения по пути. Посему единственным вариантом, чтобы не тянуть на себе ещё и поклажу, оказалось тащить коня силком, будто бы он переквалифицировался в осла, осталось только уши длинные прицепить.

…Конь в очередной раз зацепился за корягу и застыл, словно изваяние. Эльм сердито толкнул его рукой в бок, но это ни капельки не помогло — и вновь дорога растворилась под ногами, а рассмотреть, где она продолжится, было нереально — всё-таки, ночь в лесу оказалась слишком сильным испытанием.

Лунный свет пробивался сквозь крону и скользил по плечам Эрлы, но от этого забытый матушкин дар не просыпался. Вероятно, он окончательно изжил себя тогда, с мертвецами и Мэллором, потому как ведьма с Эрлы не получилась.

— И толку с твоих ведьминских корней? — устало, раздражённо промолвил Эльм, отпуская поводья. Конь явно планировал спать, и заставить его сдвинуться с места они даже не могли. — Одни проблемы. Один матриархат в голове!

Эрла скривилась. Матриархатом они попрекали друг друга, наверное, чаще всего — потому что это было куда удобнее, чем вспоминать то ли о выдуманных, то ли о настоящих чувствах, а после оправдываться и заявлять, что ничего не было. Наверное, принцесса была сама виновата в том, что позволила себе в что-то там поверить, но терпеть больше весь этот кошмар она просто не могла — хотелось повиснуть у отца на шее и как-то вечерком, когда проклятый спутник уж точно не будет её видеть, со слезами на глазах пересказать кому-то всю историю несчастной любви. Но не тут и не в таких условиях, не тогда, когда он смотрит — словно пытается прорезать насквозь.

— И толку с твоего дворянства? — фыркнула в ответ Эрла. — Как не умел ничего, так и не умеешь!

— Знания — не магия, она по крови не передаётся. Значит, врёт твоя мать, рассказывая о том, какая она прекрасная волшебница, если у тебя ничего не получается. И не факт ещё, что Его Величество сможет сделать что-то большее, чем выпустить три искринки!

Эрла так ничего и не ответила. Рассказывать о том, как колдовал отец, она не могла, хотя, наверное, когда-то за время путешествия и упоминала о его даре. Подписаться под тем, что её родственники обладают даром сходим с волшебством Мэллора — это значит обозвать саму себя либо дурой, либо предательницей, а принцесса не хотела оказаться ни первой, ни второй. Ей вообще, в принципе, сейчас было всё равно, что о ней подумает Эльм, но когда злость угаснет — когда она перестанет видеть его целыми сутками, — наверное, захочется исправить всё то, что они натворили.

Эльм буквально рухнул на листья у какого-то дерева — старые, оставшиеся ещё с прошлой осени, служившие не самым лучшим ковром или подстилкой для сна. Эрла его примеру так и не последовала, хотя давно уже следовало перестать бояться запачкаться — только не в этих условиях, когда пыль словно приклеилась с ним, старательно въелась в кожу и пыталась уничтожить мысли изнутри.

Друг на друга они не смотрели — впрочем, как и обычно, будто бы стыдились полувзгляда, полувздоха, просто попытки переглянуться между собой. Словно в этом действительно могло быть что-то постыдное. Что именно — наверное, даже под прицелом револьвера Эрла не ответила бы, но после выдуманных признаний иметь дело с Марсаном ей не хотелось. Все чувства не потеряли своё значение, но инверсия имела своё место, и никуда от неё не денешься.

— Прежде чем сметь говорить что-то плохое о моих родителях, подумай, на чьих землях ты находишься! — не смогла прикусить язык Эрла. — Я не желаю слышать это там, где витает дух моих предков!

— Дух твоих предков? Ты о ком, о великолепной Богине Эрри, али о Дарнаэле Первом, которому поклоняются в этой стране? О да, божества — один краше другого!

Эрла зло плюхнулась на сырую землю напротив, тоже у дуба, и провела пальцами по земле, словно отчаянно пыталась там что-то нашарить. Под руки попался только жёлудь, и девушка схватилась за него, будто бы за единственную ниточку, что ведёт к спасению, взвесила в руке, определяя, подействует ли, а после со всех сил швырнула в мужчину.

Это было совсем не больно, но, наверное, немного унизительно или что-то в этом роде. Эльм увернулся — жёлудь рухнул на землю, и Эрле подумалось, что на глазах у Шэйрана он, наверное, уже бы превратился в дуб. Дуб сжал бы ветками руки Эльма, приковал бы его к себе и никогда не отпускал — отомстил бы на всё, что она натерпелась от гнусного экс-герцога Ламады.

— А в кого же ты веришь? — скривилась принцесса. — В своё самомнение? О да, именно оно никогда никого в этой жизни ещё не подводило!

— Уж явно не в бесполезных богов! — выдохнул мужчина. — Какой толк с того, что вы ходите и молитесь картинке?

Эрла не ответила. Иногда ей хотелось кричать матери о том, что нет ничего более ненужного, чем вера, но периодами она понимала, что без религии политика невозможна. А ещё случались такие моменты, когда она слишком ярко, слишком ясно осознавала, что на самом деле что-то такое да существует. Но чем дальше, тем больше Эрла игнорировала и существование богини, и всё в этом же роде — ей давно стало наплевать на то, что думает по тому поводу мама, а папа никогда особо никому не поклонялся.

Смешно — вырасти на перепутье двух религий и так и не суметь понять, какая из них более правдивая. Эрла убеждала себя в том, что ни в кого не верит, но теперь, ссорясь с Эльмом, приходила к ясному выводу, что верит и в того, и в того.

— Ничего, — скривилась она, — придёт время, и Эрри или Дарнаэл лично свернут тебе шею!

— Обязательно, — отмахнулся Эльм. — Ты ещё скажи, что существуют родовые проклятия — кроме того, что рождаются такие дочери, как вот ты или твоя мать. Это ж сколько несчастных людей вокруг должно пострадать после того, как что-то в этом роде свалилось им на голову!

Эрла только пыталась сверлить взглядом точку где-то позади Эльма. Если б только она была ведьмой, Высшей, как говорила мама, она б обязательно заставила дуб стать великим и могучим и уничтожить Эльма. И всё это — за считанные секунды. Но она не была ведьмой, а была какой-то там Воительницей, не умеющей держать в руках меч и лук. Бесполезная — как и сейчас, так и в прошлом, — дитя пророчества, которое всё-таки не сбылось.

Рэю хорошо. Во-первых, им занимался папа — насколько Дарнаэл Второй вообще уделял внимание своим детям, — во-вторых, Шэйран всегда делал что хотел и когда хотел. Он сумел сбежать. А Эрла для того была слишком близко к Лиаре Первой. Мать умела держать за горло, но по наивности своей предположила, что мужчина вряд ли способен сорваться с цепи. И именно потому сначала она проиграла в борьбе с Дарнаэлом за страну, потом с ним же за сына — но вряд ли действительно боролась.

А Эрле так хотелось бы родиться в другом месте — не у такой матери, не в семействе, где тираны смотрят на тебя со всех сторон и постоянно чего-то ждут.

От Рэя никогда ничего не ждали. Он мог делать всё, что пожелает, нарушать законы, ибо он принц, и не повиноваться приказам матушки, ибо он сын, а не дочь. Ибо он просто принц, а она, оказывается, обязана быть наследницей престола. Ибо он никогда не говорил о том, кто его отец и мать, а Эрле и не приходилось — когда она приходила, все уже давно обо всём знали.

…Сумерки поглотили лес окончательно. Тёмная, вязкая жидкость затопила ночь, будто заставляла каждого захлебнуться в себе — хотя бы временно побыть живым мертвецом, способным лишь безучастно наблюдать за всем этим кошмаром.

Эрле всё так же жутко хотелось стать ведьмой — а не этой проклятой ничего не умеющей воительницей. Ей всегда казалось, что колдовство даётся легко тем, кто к нему способен — просто она не отказалась в рядах счастливчиков, бывает же! Мамочка иногда проигрывает и ошибается, такое случается не так уж и редко.

Она уснуть не смогла. Эльм, наверное, давно уже видел десятый сон — если б она была такой плохой, как он о ней говорил, то давно бы уже воспользовалась этим и перерезала б ему горло, например. А если б оказалась какой-нибудь романтичной дурой, то устроилась бы рядом и в темноте ночи перебирала белые, но отнюдь не светившиеся во мраке пряди волос — главное не выколоть по пути глаз, чтобы он потом так ничего и не заметил.

Девушка зябко повела плечами и покосилась на коня. Она бы с радостью сейчас добралась до Лэвье первой — если потом Эльму возжелается добраться до Дарнаэла Второго и потребовать у него вознаграждение, то пусть папа что-то там ему даст, но терпеть и дальше назойливую компанию Эрла не собиралась. До Лэвье, наверное, не так уж и далеко.

Она грустно посмотрела на коня. Тот спал — разумеется, после такого длинного дневного перехода! Эх, сюда б Рэя, он смог бы разбудить его…

Девушка опустила глаза. Тропу под ногами видно не было — и путеводной нити у неё, разумеется, тоже нет, а уйти хотелось невыносимо. Эрла даже не могла сказать, откуда у неё взялось такое жуткое желание — вот только дальше терпеть Эльма становилось невыносимым, а она устала заставлять себя что-то чувствовать, говорить и думать.

Эрла оглянулась. Легче и проще, разумеется, не будет. Но там, дальше, нет никакого Марсана, и её, наверное, ищет папа. Она слишком задержалась, чтобы он не знал о её пропаже, мама давно уже отправила туда своих шпионов, только ничем они не помогут. Папа достаточно силён, чтобы вытолкать за пределы своего государства каждого, кто кажется ему лишним. И обладает достаточной властью, чтобы мать не смогла возразить в ответ достаточно громко и во всеуслышанье. Если Элвьента расторгнет с Эррокой мирный договор и позволит пройти войскам Торрессы через свою территорию…

Если Торресса окончательно определится с союзником!..

Девушка мотнула головой. Ничего такого не случилось — жрицы б тогда рассказали. Грета и Нэмиара не настолько и плохи, как ей может казаться — в конце концов, что особенного могут сотворить какая-то там змея и берёза?

Нет, надо идти. Зря она не согласилась отправиться со жрицами в храм, но лучше к папе. Так ей самой будет спокойнее — тут осталось несколько километров, и она окажется на месте.

Девушка повернулась к поклаже. Совсем рядом были аккуратно сложены какие-то сумки, оружие… И одиноко валялся лук. Сначала Эрле отчаянно хотелось просто уйти с простыми руками, но она всё-таки потянулась к колчану стрел и семейному оружию Марсанов, наверное, ей хотелось просто отомстить ему — совсем чуть-чуть.

Дорога уходила невидимой нитью в темноту — но Эрла верила, что она сумеет её найти. И даже если заблудится… это всё казалось до такой степени глупым — страх, риск… Чего ей бояться, кто вообще может попытаться её обидеть? кому она нужна? Принцесса даже лук взяла только для того…

Только для того, чтобы у него была причина её всё-таки найти.

* * *

Это было почти смешно — проснуться и не обнаружить Её Высочество на положенном девушке месте. Разумеется, Эльм не тешил себя надеждами. Он даже не допускал мысль, что Эрла прошла прогуляться, подышать более свежим воздухом в десятке метров от главной тропы или найти какие-то ягоды, чтобы было чем позавтракать. Разумеется, принцесса сбежала, разумеется, прихватила его лук с собой и, разумеется, подставила. Он даже не сомневался в том, что рано или поздно Эрла вытворит что-то в этом роде, но ему почему-то казалось, что нечто столь отвратительное должно было случиться чуточку позже. По крайней мере, не в этот день, не тогда, когда они оказались до такой степени близко от Лэвье.

Эльм поднялся с трудом. Ноги затекли, шея ныла, повернуться казалось практически нереальным. Каждое мгновение и каждое движение давались с таким трудом, что Марсан уже было попрощался со способностью добраться до столицы, но со временем стало всё же отчасти легче. Он поймал коня за поводья — Эрла не прихватила даже животное, вероятно, боялась разбудить самого Эльма. Ну, что же — если она ушла засветло, а не среди ночи, то ещё есть какой-то шанс догнать.

Остальные вещи оказались на месте. Марсан покосился на них сердито и почти тоскливо, будто бы в укор Эрле отмечая, что не собирался её бросать, а она поступила весьма бесчестно, но…

По крайней мере, она дала ему повод. Одно дело гоняться, словно сумасшедший, за капризной девицей, совсем другое — пытаться вернуть фамильное оружие, единственное, что осталось ему от отца. И, конечно же, принцесса думала в этом же ключе, только с какой-то выгодой для себя — то ли хотела вновь его увидеть, то ли надеялась заманить в ловушку.

Верить во второе не хотелось, но первое тоже казалось слишком самонадеянным. Эльм не привык хвататься за любовь — тем более любовь в условиях матриархата, — но других вариантов не было, и приходилось хвататься за что-то более приятное, чем грубое банальное предательство. За что-то, что подарило бы ему хоть какое-то спокойствие.

Он тоскливо посмотрел на бесконечно серое небо, что пробивалось лохмотьями туч сквозь сплошную пелену дубов и клёнов. Взгляд замер на совершенно неуместной тут сосне — словно она выросла здесь случайно, как будто по волшебству, но явно не естественным путём. Тут вообще ничто не вырастало естественным путём, давно пора было свыкнуться с этим дурацким правилом, которое сидело, словно кость в горле.

Пейзажи вообще отличались поразительной серостью — словно лес вымер, тосковал о ком-то. Эльм предпочитал игнорировать и дурное предчувствие, и холод — тянуло ветрами с юга, ледяными ветрами, словно в одно мгновение Лиггерское море превратилось в сплошной каток. Но одно только изображение этой снежной крошки брызг на песчаном берегу близ никогда не виданной Марсаном Дарны казалось ему чем-то кошмарным — что уж говорить о правде? Нет, холод — это временно, только ветер где-то закрутил погоду, и не стоят теперь рядами дарнийцы на берегу остывшего от грусти океана.

…Тропинка вновь проявилась под ногами уже через минут десять. Эльм сам не знал, как сумел направить лошадь в нужную сторону, а ещё — не мог избавиться от странного ощущения, что кто-то упрямо замахивается кнутом над его спиной, но не решается опустить руку и нанести удар. Предчувствие заставляло мчаться всё быстрее и быстрее, но Марсан в глубине души понимал, что если что-то случилось, то никакая спешка ему уж точно не поможет.

Лэвье показалось как-то внезапно. Расступились деревья — сплошные ряды превратились в редкий подлесок, и огромные стены столицы нависли совсем не ажурными возвышениями прямо над головой Марсана. Казалось, город в одно мгновение вскипел, взорвался тоннами зданий, а после притих — и так и тянулся к небесам этим замершим великолепием, затерявшимся среди леса.

Но Эльм не мог восхищаться красотой строений. Сейчас его взгляд вперился в лужу крови, троих мёртвых стражников — и десяток живых с обнажёнными мечами.

К тому же, нельзя было сказать, что они шибко обрадовались его появлению — и Эльм поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от грубого, старого шрама, что рассекал всё лицо одного из мужчин.

* * *

Рри Кэрнисс был слишком удачливым королём. Пожалуй, даже чрезмерно, как на его от силы неделю правления.

Он остановился напротив зеркала и коснулся шрама. Если б он был женщиной, то мог бы скрывать лицо за вуалью — но, впрочем, если б он был женщиной, внешность имела бы значение. Но Кэрнисс слишком долго прожил в Элвьенте, чтобы Эрроканские правила, которые пыталась посеять в нём его драгоценная бывшая возлюбленная, не коснулись разума даже на мгновение.

Теперь всё перевернулось. Рри, в конце концов, даже предстал пред глазами общества великим борцом за справедливость.

Он выпрямился, и пальцы скользнули по меховом воротнике мантии — та валялась на стуле, бесконечно королевская и чуть погрызенная молью. Разумеется, Дарнаэл Второй не снисходил к подобным нарядам, потому что, очевидно, испытывал отчаянное удовольствие от скачек на взмыленной лошади с ножом в зубах, револьвером в левой руке и шпагой в правой, в изорванной чёрной или, на худой конец, державо-красной рубашке, в сапогах, которым никогда не светят золотые шпоры. Но то Дарнаэл Второй, а не Рри Кэрнисс. Оно и видно, человек не королевской крови, даже пять веков на троне не помогли Тьерронам стать настоящими правителями. Они удачно воевали, но всё остальное у них получалось как-то глупо, притянуто, и…

Кэрнисс отвернулся от зеркала. Отражение своё ему не нравилось, а надевать мантии с меховыми воротниками, в которых копошилась моль, было как-то совсем не весело. По крайней мере, он то и дело ловил себя на мысли, что подобный наряд не поднимет его авторитет в глазах людей.

— Ваше Величество… — запыхавшийся слуга бросил ещё несколько экземпляров на ближайшее кресло. — Стражники просили передать, что злодейка заключена в тюремные камеры, в самых нижних отделах находится, где никто не может колдовать, и…

Рри попытался повелительственно махнуть рукой, но получилось плохо. Его любовь выгорела дотла, когда он ступил на путь бесконечных превращений в слишком верного и слишком глупого Вирра, но теперь воспоминания о Сэе почему-то причиняли боль. Разумеется, речь шла не о ней — о посмевшей сюда явиться принцессе Эрле.

Но Дарнаэл сгинул там, на вражеской территории, оказался в плену королевы Лиары, и его вряд ли может что-то спасти. Вот-вот прибудут гонцы с новостями — Тьеррона казнят, не задумываясь, Кэрнисс был в этом практически уверен. Молодая принцесса Эрла тут, в его руках, и, может быть, получится всё обернуть выгодным союзом с Эррокой или, напротив, разбить супостата — Лиара ничего не сделает, пока её драгоценное чадо в опасности!

Рри потянулся к самой скромной чёрной накидке, навесил её себе на плечи, будто бы траурную тряпку, и быстрым, резким шагом направился к выходу. Не время выступать к гостям величественно — конечно, он умел это делать, ну, или надеялся, что умел, но знал, что поймут не так. Он скорбит по Дарнаэлу Второму, и, очевидно, надо сделать всё, чтобы врагов убрали чужие, а он мог потом повернуть это в свою пользу.

Именно по этой причине он нынче будет смотреть на гостя настолько спокойно, насколько это возможно, и выжмет из оскорблённого парня всё, что только может.

Рри неуловимо коснулся своего шрама — словно пытался его скрыть, — но вовремя вспомнил, что это, увы, нереально. Он давно потерял возможность манипулировать собственной внешностью, но это не уменьшало другие его таланты, не менее выдающиеся. Кэрнисс не пользовался больше второй ипостасью, но в этой у него была и магия, и всё на свете.

Придворный маг Дарнаэла Второго мёртв благодаря Тэллавару — Эрри его знает, кто такой на самом деле этот Гартро, но если он уничтожил мальчишку, то честь ему и хвала. Стража Дарнаэла Второго отбыла куда-то и вряд ли долго проживёт. Сам Дарнаэл на вражеской территории — если ещё живой…

И принцесса Эрла в камерах.

Кэрнисс улыбнулся — вполне искренне своей властности и слишком уж деланно гостю. Гостю, которого он был рад видеть как минимум потому, что его можно было заточить, как нож, сделать своим оружием, выставить против очередных полчищ Лиары. Ничто не может быть сильнее, чем настоящая ненависть, Рри помнил об этом. И Рри был уверен в том, что Эльм Марсан ненавидит принцессу Эрлу достаточно для того, чтобы придумать ей — и королеве, разумеется, — самую лучшую пытку на свете.

Ведь кража фамильного лука, который растрощили в итоге воины Рри по чистой случайности — это самое меньшее, что сделала плохого Её Высочество преисполненному злости и ненависти Марсану, разве нет?

Разве не он будет той стрелой, что достигнет очередной цели Рри?

Не отомстит за всё то, что сделали проклятые Тьерроны за столько лет? Не только ведь Рри Дарнаэл умудрился перейти дорогу, правда?