Она стояла посреди леса в гордом одиночестве. Рри не было, и тишина окутала девушку, будто тёплым одеялом. Казалось, отчаянное спокойствие должно было её радовать — но отчего-то на душе было тревожно, и всё, чего хотелось Эрле — поскорее разобраться с этим безумием.

Руки у неё, впрочем, совершенно не дрожали. Уверенности в следующем дне, конечно, тоже совсем не прибавилось, но зато теперь можно было упрямо и уверенно взирать в чужие немигающие глаза — и она знала, что не уронит шпагу.

Она готова к бою. Пусть не так, как следовало, пусть всё это на самом деле со стороны может показаться глупой выдумкой несносной принцессы. Бороться она всё равно будет — хватит прятаться за материнской стеной, за спиной у папы, хватит дрожать от каждого дуновения ветра!

Проклятый поцелуй вновь горел на губах, но зато Эльм за нею точно не пойдёт. На кой она ему нужна, если он жаждет хозяйственную, нормальную девушку, а не сумасшедшую принцессу, что всегда будет рваться воевать?

По правде, сейчас, всматриваясь в ночной лес, Эрла не верила в собственный дар Воительницы. Назвать точную причину этого она не могла, но почему-то периодами казалось, что к этому должна хотя бы лежать душа, разве нет?

Хотя, если б так, то Рэй развивался бы в своей Вархве, а не просиживал там штаны дни напролёт, правда? А сейчас он ровным счётом ничего не умеет.

Равно как и Эрла под чутким матушкиным руководством.

Она закусила губу и попыталась вспомнить о том, что она идёт воевать и обязательно победить. Она всё умеет и всё может, пусть прежде получалось довольно плохо. Она сможет победить каждого врага, что только встанет на её пути, даже если для этого придётся перевернуть весь мир, и вообще, она сильная и уверенная в себе женщина.

Точнее, девушка.

Она вздохнула ещё раз, поправила свои собственные кудрявые волосы и устроилась под дубом — по крайней мере, казалось, что это дуб.

Дерево казалось тёплым — и будто бы придавало сил. Эрла зажмурилась и представила, как из него в её тело перетекает энергия. Как она становится тоже такой уверенной и коренастой…

Дуб был красивым. Это принцесса поняла как-то подсознательно, когда дотянулась мысленно до его зелёных листков, до зреющих желудей, до веток, что рвались к небу сквозь кроны густых лесов.

А ещё он был очень старым, древним, будто бы эта земля, и безумно мудрым. Он показывал ей прекрасное молодое небо, на котором сияли далёкие звёзды, и шептал тихо-тихо на ухо странную песню о том, как однажды одна маленькая девочка сумела победить всех-всех своих врагов и стать королевой.

Она видела, как сквозь синеву пробивалось сияние солнца. Как небеса там, высоко-высоко, были чистыми от туч, а мысли людей в далеком прошлом свободны от глупых, надоедливых сомнений. Всё это сплеталось в странную песню, к которой она не хотела привыкать — такую добрую и чистую…

Песню, в которой дуб шептал ей на ухо, что бывают люди без предназначений. Бывают пророчества, которые сбились раньше или позже, чем от них того ожидали. Бывает мир, в котором мало крови, в котором не надо постоянно воевать, а любая женщина не должна отбирать у своего мужа право голоса.

Времена вокруг этого дуба менялись. Сначала он был один посреди дикого поля, а после вокруг разрослись леса. И огромные державы объединялись и рассыпались на маленькие кусочки.

Он помнил, как тут останавливался когда-то Дарнаэл Первый, ещё молодой — ему было от силы двадцать лет и он не помнил ничего о прошлом или о будущем.

Он помнил, как проливалась кровь богов, и как они исцелялись, чудом выживали, и как сила их питала эти земли. Помнил, как могучие армии становились на колени, стоило только кончикам пальцев коснуться поручней балкона — и тогда огромная, несметная сила подчиняла их себе по одному мановению невидимой волшебной палочки.

Эрла открыла глаза. Пальцы как-то сами по себе, предельно буднично потянулись к волосам — она быстро плела косу, понимая, что с распущенными волосами будет неудобно сражаться. И сражение внезапно оказалось тоже просто чем-то обыкновенным, далёком и понятным.

Девушка никогда прежде не билась. Шпага лежала сбоку — с нею было сидеть неудобно, и Эрла просто отцепила ножны от своего пояса и швырнула их в яркую зелень.

Она провела рукой по приятному, тёплому лесному ковру — тут начиналась широкая поляна, до середины которой, впрочем, тянулась крона огромного дуба.

Когда-то и принцесса Эрла будет старой и мудрой. А сейчас она чувствовала себя просто глупой девчонкой, у которой в голове разума меньше, чем у младенца. Может быть, и брата следовало послушать тогда, когда она мысленно проклинала его?

Ведь Рэй просто был слишком расстроен. Он наговорил ей много всего не со зла, а потому, что у него едва ли не погибла девушка, которую он любил, истекала кровью на руках.

Но он сильный. А Эрла — нет, она никогда не умела ничего больше, чем отрицать матушкины уговоры и делать вид, что очень независима.

Была ли она таковой?

Там, над головой, сияло звёздами небо. Наверное, ночь — это не лучшее время для боёв с Рри, и следовало явиться на место предназначения утром, но никто ведь не может утверждать, что он явится именно сейчас на битву. Может быть, она проторчит тут до рассвета?

Девушка потянулась за лентой, чтобы перевязать косу, но той не оказалось под руками, и она только грустно вздохнула. Конечно, надо было сидеть дома, во дворце, и ждать, пока разумные, адекватные люди разберутся со всеми проблемами.

Это было бы правильно, разумеется, но Эрла так устала от этого отвратительного слова, что уже больше не могла терпеть его присутствие в собственной жизни. Почему все хотели от неё одного и того же, зачем им было её послушание и бесконечное повиновение?

Она такая же дочь Дарнаэла Второго, как и Рэй — его сын. Она имеет полное право быть самоуверенной, бойкой, боевой девушкой, что никогда не склоняет голову перед опасностью и всегда будет драться до последнего.

Она и вправду сильная.

Только вокруг все отказываются это замечать, им, может быть, просто невыгодно, а может, проще верить в то, что она пустая и глупая.

Это ведь так бесконечно удобно, что и словами не передать.

Дуб будто бы тянулся к ней своими могучими ветвями. Вспомнился почему-то Мэллор — и Эрла подумала, что тогда, когда она его боялась, была безумно глупа.

Но за последние дни столько всего случилось… Она почти стала сильной, такой, как мама, но стоило только пропасть Рри, как всё это растворилось. И богиня — реальная, живая — у неё перед глазами была отнюдь не таким важнейшим опытом, как прежде Эрла пыталась себя убедить.

Обыкновенная женщина, что желала любить и быть любимой, такая же, как и Сэя, разве что сердце у неё ещё не превратилось в камень, да и выглядела она не настолько уставшей.

Ну, и её не сжигали.

— Ты пришла, принцесса.

Эрла вскочила на ноги — и только тогда вспомнила о том, что шпага валяется на земле. Ах, будь она ведьмой — было бы так просто потребовать, чтобы оружие само впрыгнуло ей в руку. Конечно, у неё были зачатки дара, но не такого уж и сильного, а нужного заклинания девушка не знала — поэтому она осторожно присела, вытащила шпагу из ножен и вновь выпрямилась.

Оглянулась.

— Где ты? — холодно спросила она. — Где ты, Рри? Я желаю тебя увидеть, а не говорить с тенью. На дуэли сражаться с завязанными глазами позволено только двум противникам одновременно.

— А если нас будет трое? — он так и не показался из леса, но Эрла не собиралась поддаваться. Она и так уже достаточно себя накрутила, достаточно только сейчас поверить в собственную слабость — и можно уже больше не сжимать эту шпагу.

— Нас будет двое, — сухо ответила она. — Я никого с собой не привела, а ты вряд ли способен убедить хоть одного живого человека выступить на твоей стороне.

— Я справился с убеждением целого народа, моя дорогая, — он засмеялся, и Эрла наконец-то поняла с какой стороны доносится голос. — Я умудрился заставить их подумать, будто бы король Дарнаэл мог оставить государство мне. А потом они не пожелали меня убивать…

— Ты очень глуп, Рри, — проронила она презрительно. — Стоило только Рэю сказать, что ты — предатель, как они мигом растерзали бы тебя на частички.

— И тебя тоже, если б кто позволил, — хмыкнул он. — Знаешь, я ведь встречал где-то тут одного занимательного полуэльфа — он прибыл с этой компанией, а теперь плёлся в столицу, опасаясь, что его забросают камнями. Как бы это ты тоже не оказалась подобной… изгнанницей.

Эрла прищурилась — солнце мешало разглядеть Рри по ту сторону поляны, но она всё ещё держала шпагу наголо, зная, что ни в коем случае не может сдаваться.

— Я изгнанницей на своём континенте никогда не буду, — гордо промолвила она. — А ты не переживёшь сегодняшнюю дуэль, будь уверен.

— А если переживу?

Эрла не стала отвечать. Она — Воительница, и не должна сомневаться в собственном волшебстве. Стоит только заподозрить себя саму в слабости, как она моментально обмякнет и позволит ему победить, а это будет концом всего. Она не успеет даже защититься, если будет вот так смотреть на него и ждать, что у Рри внезапно проснётся совесть.

— Не переживёшь, — выдохнула она наконец-то с поразительной уверенностью. — Такие, как ты, не могут ходить по этой земле.

Его смех был рваным и издевательским. Казалось, Рри Первый — тот самый, который жил пять сотен лет назад, — окончательно прорвался сквозь его холодную и равнодушную маску. Вся его боль, вся ненависть теперь лились отчаянным потоком.

Он всё ещё не вышел из мрака, но Эрла не собиралась удерживать столь огромное расстояние. Она сделала несколько шагов вперёд и вытянула руку со шпагой вперёд, словно вызывая его на битву уже сию секунду.

— Ну же! — призывно воскликнула она. — Почему ты прячешься в тени? Почему не хочешь со мной сразиться? Или ты и вправду такой трус, что боишься несчастной девчонки?

— Ха!

Он так больше ничего и не промолвил — прозвучало недостаточно ёмко, по крайней мере, Эрле этого не хватило, и она возмущённо поджала губы, стараясь подавить обиду. В конце концов, она заставит его относиться к ней как к серьёзному противнику, а не как к дурочке, решившей бросить вызов божеству.

— Уж будь уверен, рано или поздно наступит твой конец. Не имеет значения, от чьей руки, — она пыталась говорить уверенно. — Я не позволю тебе вот так просто взять и разрушить всё, что мой отец строил столько лет.

Он скривился там, в тени — по крайней мере, так показалось Эрле, — и девушка подумала, что о многом не следовало рассказывать.

— На самом деле, я не знал, что у Дарнаэла и Лиары всё настолько серьёзно. В противном случае, наверное, я бы остановился на более правдоподобной легенде. Например, что она придушила его от ревности или из-за позора, это ж надо, родить таких отвратительных детей!

— Посмотри на себя!

Он вновь рассмеялся. Всё это, подумалось Эрле, лишь испытание на прочность — он пытался вывести её из себя, выбить из-под ног почву, а после атаковать. А может ждал, чтобы понять, владеет ли она волшебством. Ведь если достаточно распалить ведьму, та ни за что не сдержится, рванётся вперёд и будет колдовать направо и налево.

А Эрри не была уверена в том, что она может. Те осколки дара подчинения, что достались ей от матери, были слишком слабыми. В конце концов, она видела, как на самом деле действует эта сила — дуб показал ей отрывки жизни Дарнаэла Первого.

И, надо сказать, мать не смогла бы повторить и сотой доли того, что он провернул за несколько секунд.

Хотелось бы, чтобы и Шэйран так мог. Тогда они бы обязательно в мгновение ока избавились бы от всех врагов и больше никогда бы не мучились! Тогда всё бы было хорошо — они бы воссоединились с мамой и папой, и… И были бы счастливы.

Эрла хотела спокойствия. Может быть, она никакая и не воительница, и там, в далёком будущем, у неё действительно получится отыскать своего любимого, которому она просто будет мирно печь пироги? Почему бы и нет, всяко ведь бывает.

Эльм — не такой уж и плохой кандидат, главное убедить мать в том, что он приятный, адекватный, разумный мужчина, за которым она будет как за каменной стеной. Или отца убедить, потому что матушка никогда не одобрит её выбор, кого б Эрла не выбрала, если этим кто-то, конечно, не окажется религия и абсолютное, пожизненное одиночество.

— Ты слишком задумчива, как на ту, что пришла на дуэль. У меня острое зрение, и тот меч, что оставил предательский шрам на моём лице, не задел глаз, — рассмеялся Рри. — Тебе следовало бы подумать о том, как ты будешь со мной драться, а не о том, как будешь смотреть матушке в глаза.

Она попыталась выдохнуть воздух и смириться с тем, положением, в котором сейчас находилась. Бороться глупо, над просто подчиниться, да? Или, может быть, напротив, она должна оставаться сильной и смелой, продемонстрировать себя с лучшей стороны?

— Я не задумчива, — хмыкнула Эрла заместо того, чтобы подумать над будущим и попытаться отыскать хоть какой-то выход из сложившейся ситуации. — Я просто очень хочу придумать способ уничтожить тебя менее болезненно. Ведь презренные мужчины не могут терпеть боль, я не хочу оскорблять тебя так сильно, не хочу тебя мучить, мой милый, дорогой Рри…

Она рассмеялась, но смех прозвучал до ужаса неестественно. Наверное, не следовало демонстрировать ему и своё пренебрежение тоже, но сдержаться было очень и очень трудно. Она устала, она не имела права приходить сюда, и теперь натянута, будто струна, напряжена до предела и не может шевелиться даже. Глупая, глупая, зачем она сюда пришла?!

— И какие ж мысли теперь крутятся в твоей голове, принцесса?

Рри переместился — она услышала это по голосу. Сдвинулся, кажется, куда-то в сторону, словно пытался обойти её и ударить со спины. Но Эрла знала, что всё это — лишь глупые манёвры. Он заговаривает ей зубы. когда-то давно она видела, как папа Рэю рассказывал о том, как надо драться.

И в правилах честного боя не было ни слова о том, чтобы кому-то помогали постоянные беганья кругами вокруг противника, ещё и с ведением при этом странных, отвратительных разговоров.

Главное — не позволить себя разозлить. Если она будет абсолютно равнодушной и не станет реагировать на чужие попытки её обидеть, то всё будет хорошо. А мастерство боя — оно придёт во время сражения, и тогда-то девушка обязательно сумеет выбить дух из своего противника!

— Скажи мне, Эрла, ты счастлива в своей семье?

Она замерла. Это разве имело хоть какое-то отношение к затеянной дуэли?

— Это неважно, — упрямо и холодно ответила она. — Важно только то, что я перережу тебе горло, стоит тебе только выглянуть из этой дикой тени!

— А ты уверена в этом, Эрла? — он рассмеялся. — Уверена в том, что ты достаточно сильна для этого? Что я поддамся так легко и просто? Ты вообще в чём-то уверена?

Она не отвечала. Разумеется, нет! Он не такой простой соперник, как она могла сдуру подумать, и только сумасшедшая приняла бы его за человека, готового сдаться в первую же минуту. Но…

Но это всё глупости. Это всё не заслуживает её внимание. Не слушать, не слушать, не обращать внимания на то, как он на неё без конца смотрит оттуда, из темноты. Не крутиться слишком быстро, чтобы не выдать собственный страх перед этим жутким человеком. Рри, в конце концов, смертен, а она даже с богами знакома. Рри не способен так просто взять и разрушить её мысленный, ментальный щит.

Магия у него очень слабая.

— А ты уверен в том, что не забыл с какой стороны держится шпага? Столько времени в теле Вирра Кэрнисса… Это любого сведёт с ума, — отозвалась она наконец-то. — И это вполне может быть смертельным. Кардинально жутким. Знаешь…

— Ты очень интересно говоришь.

— Знаешь, — продолжила она, не позволив себе поддаться на провокацию, — ты ведь очень слаб. Ты испугался, ты не знаешь, что тебе делать. Ты забыл о том, что такое нормальная, человеческая жизнь — вообще обо всём. Это чужое тело. Моя бабушка тоже имела такой дар — мне Рэй рассказал.

Он упоминал, да. Когда кричал о том, что от всего их женского рода — кроме его распрекрасной Моники, разумеется, — толку никакого нет.

Обиделась даже сама богиня Эрри, но Дарнаэл Первый был явно готов поддержать наследника своего дара, а не любимую, прелестную богиню.

— Ох, — вздохнул Рри. — Ты так наивна. Неужели ты думаешь, что вторая сущность имеет надо мной хоть какую-то более-менее серьёзную власть?

— Думаю, да, — упрямо ответила Эрла. — Иначе, будучи нормальным королём, ты бы не поправлял множество оборок и не стал бы крутиться у зеркала. У полного ненависти существа нет такого в мыслях, я уверена. А вот у какого-то глупого пухлого советника вполне может быть. О, как же папа над тобой смеялся!..

Смеялся? Дарнаэл Второй вообще редко упоминал о том, что у него был советник. Конечно, иногда он говорил о нём… Что-то вроде высказывания «этот недолугий недомужчина» и «идеальное для Эрроки явление». Но обычно — нет, Дар не любил презирать людей достаточно ярко, да и издеваться над ними тоже совершенно не хотел. Может быть, она и придумывает, но…

Но!

Рри это задело. Он шумно выдохнул воздух, что-то недовольно прошипел — но не говорил больше ничего, будто бы старательно пытался собраться с силами и броситься на неё, перерезать горло одним уверенным ударом шпаги.

— Ты бы помолчала, дитя моё, — вздохнул он. — Ведь это такая большая глупость — издеваться над человеком, который собирается тебя убивать. Если б ты была чуточку молчаливее, то я, может быть, и поискал иные способы решения нашей проблемы.

— Я бросила тебе перчатку! Это был вызов, а не просьба сохранить мне жизнь, — Эрла выпрямилась и наконец-то опустила шпагу, понимая, что он ещё очень долго будет водить с нею длительные, дурные разговоры. В конце концов…

В конце концов, он болтал с нею именно для того, чтобы дождаться вот этого момента. Секунды, когда она наконец-то решит, будто бы ей ничего не грозит.

Он рванулся вперёд — без злобного рыка, без шума, как раз оказавшись у неё за спиной, с мечом — даже не со шпагой, которой она сама вооружилась, — наголо.

Эрла отскочила в сторону, но, впрочем, недостаточно проворно — кончик его оружия полоснул по одежде, оставляя на рубашке длинную ровную полосу. Рри усмехнулся — тяжёлый полуторник казался ему игрушкой, особенно в сражении с ничтожной девчонкой.

Она тоже сделала выпад — и только спустя мгновение осознала, насколько смешным, простым и предсказуемым он был. Шпага против меча, при её неумении управлять оружием… Какая Воительница?

Дура скорее.

Рри напал вновь. Удар был рубящим — Эрла вновь отскочила, понимая, что её хилое оружие либо расколется, либо выскользнет из рук, что б она ни делала, пытаясь его удержать. Ноги дрожали, перед глазами всё расплывалось излишне яркими пятнами, и больше всего на свете хотелось сбежать куда-то — но куда ж она сбежит от самой себя?

Она всё отступала, отпрыгивала, отходила, изредка взмахивая собственной шпагой и понимая, что абсолютно бессильна. Королевская гордость улетучилась спустя несколько секунд — руки дрожали, и она чувствовала, что оружие, потяжелевшее внезапно во много раз, вот-вот выпадет из её рук.

— Что ж вы, принцесса, не защищаетесь, — прошипел Рри, — что ж не язвите…

Она почувствовала за спиной шероховатую поверхность дуба — и прильнула к нему, будто к последнему спасителю. Отбросила шпагу — та оказалась всё таким не ненужным дополнением, как и всегда. Пора признать, что она фехтовать не умеет, а пару раз ужасно выстрелила из лука только по той простой причине, что иногда даже эрроканским принцессам везёт в жизни.

— Теперь ты не будешь, — он всё ещё сжимал меч так, словно собирался перерубить её пополам, — язвить и смотреть на меня, будто на человека второго сорта…

Она поджала губы. Как мама учила? Почувствуй, что он твой. Что все мысли моментально растворяются в его голове, и вас окружает только молочная пустота…

А как надо на самом деле?

В нём было столько боли. Столько кровавой, кипучей ненависти! И Эрла как-то интуитивно потянулась именно к ней, зацепилась, будто бы пыталась вытянуть из человека всё, что только связывало его с этим миром, протянула руку — он отпрянул от неё с мечом, — и коснулась шрама.

— Тебе опять больно, — прошептала она, гордо выпрямляя спину. — Ты опять люто ненавидишь весь мир, правда? Опусти меч, Рри.

Это были не её слова. Это всё мама — она так крепко зацепилась за сознание своей дочери, что теперь не выбить и не уничтожить. Но какая разница, что именно сейчас спасёт ей жизнь?

— Ты так сильно меня ненавидишь, — она убрала руку, и он уже больше не кипел — вся ненависть закрылась будто бы на ключ и лишала его воли.

Может быть, поэтому у матери никогда не получалось заколдовать отца? Потому что Дарнаэл Второй, что б он ни говорил, любил её.

Или просто иногда дар по крови передаётся в качестве устойчивости, нет?

Рри боролся. Эрла знала, что держать его достаточно крепко не сможет; заставить себя любить — это глупая идея. Она всего лишь поняла принцип. Всего лишь поняла, что то, как он сильно её ненавидит — ключ к использованию этого волшебства.

Интересно, мама знала? Наверное, нет, иначе она уж точно пересмотрела своё окружение покорных и всегда любящих её людей.

Восторг захлестнул её с головой. Плевать, что она не может быть Воительницей или Высшей, но что-то же всё-таки умеет!..

И сквозь эти волны счастья с трудом пробивался образ человека, всё ещё сжимавшего меч в руках — или вновь подобравшего его. Её власть ведь не была абсолютной — а скорее уж и вовсе просто слабой, но она об этом думать не собиралась. Зачем? Всё это не имело такого уж огромного значения… Тогда.

А сейчас она рассыпалась на мелкие кусочки и чувствовала, как боль — ещё не подобравшаяся достаточно близко, — вот-вот пронзит её насквозь и уничтожит. Это не так уж и просто — пережить её, разве нет?

Или умереть и больше никогда не чувствовать ничего в собственной жизни. Раскинуть руки навстречу чужому лезвию.

Он всё ещё не до конца победил её — в глазах ненависть сменялась этим поддельным, гадким обожанием. Но тело боролось быстрее, чем разум, и он уже был готов пронзить её насквозь — только этого ещё не сделал. В Рри много слабостей, Эрла знала об этом, но уцепиться хотя бы за одну из них у неё сил не хватало.

И в тот момент, когда она уже почти смирилась — согласилась отпустить и умереть, — за спиной что-то зазвенело, и руки Кэрнисса с мечом как-то опустились.

Из спины торчала стрела.

Эрла подняла голову, словно пытаясь понять, что случилось — и столкнулась взглядом с Эльмом, холодным и равнодушным, но уже с опущенным луком.

Опустила взгляд на Рри.

И отпрыгнула.

…Она думала, настоящее лицо обязательно возвращается, когда ты умираешь. Но ведь Рри и так был настоящим — это его первая ипостась, разве нет?

Нет.

Он вновь был толстячком — валялся на боку, из спины его торчала спина, а глаза закатились. На геройскую смерть походило мало, и последнее, что успела запомнить Эрла из старого облика, длинный шрам, что тянулся через всё лицо, растворялся в морщинах.

Вирр Кэрнисс никогда не был выдумкой. Это он родился, он выстроил себе карьеру, он пробился к Дарнаэлу Второму — и начал медленно сходить с ума, одолеваемый своей проклятой второй ипостасью. Это всё… Один маленький, глупый человечек, которому никогда не было суждено дожить свой век в мире и спокойствии.

— Я не думал, что ты настолько глупа, — из слишком уж странных мыслей Эрлу вырвал грубый голос Эльма. — И что полезешь сюда — на рожон, в лапы врагу! — я тоже не думал. Но, очевидно, не зря прихватил с собой это.

— Ты застрелил его, будто бы кабана, — прошептала она, чувствуя, что вот-вот рухнет на зелёную траву и потеряет сознание. — Даже не дал мне шанс…

— Умереть? А тебе очень хотелось попробовать вкус того, противоположного мира? Можешь сделать это самостоятельно, во дворце огромное количество высоких башенок с окнами, в которые ты пролезешь, — сейчас Марсан говорил практически так же, как и её брат, с ненавистью, кипевшей в голосе — но то ли она исчерпала свой резерв волшебства на сегодня, то ли он её не ненавидел так, как полагалось, но заставить его замолчать не получалось. А она хотела. Она отчаянно пыталась пробиться к его сознанию и вынудить отвернуться и уйти куда-то, а он боролся и продолжал толкать её куда-то в мысленную далёкую пропасть, в которой оказаться страшно даже самому сумасшедшему, ненормальному человеку.

Эрла наклонилась к покойнику, коснулась его щеки, будто бы жалея, что он так глупо умер, громко шмыгнула носом. Что б она с собой ни делала, сколько б ни пыталась вызвать ненависть к нему, до конца не получалось — Рри даже не был отдельным, существующим самостоятельно человеком.

— Пойдём, нам пора в замок, — Эльм сердито потянул её за руку. — Не хватало ещё рыдать над трупом!

— Его надо похоронить, — она не плакала, разумеется, но осадок на душе всё равно остался. — Обязательно. Мы просто не имеем права оставить его в таком состоянии тут!

Марсан закатил глаза. Он не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу того, что убил его — по крайней мере, так казалось.

— Послушай, дорогая, — прошипел он. — Этот человек — в какой бы ипостаси он ни был, — хотел свергнуть твоего отца. Он, напомню, сжёг его супругу и был королём. Хотел на тебе жениться. И, так или иначе, обратил бы эту страну в кровавый котлован. Он почти тебя прирезал! И стреляла в него не ты — я, поэтому давай уйдём отсюда до того, как меня тоже начнут терзать угрызения совести, ладно?

Но она так ничего и не ответила, только грустно и устало покачала головой, будто бы отказывалась признать, что подобное возможно. Она никогда ещё в жизни не была до такой степени…

Обманутой?

Ну, почему же. Вся её жизнь — один сплошной обман, и мама постаралась, чтобы правдой не оказалось ни единое слово из тех, что говорила своей дочери.

— Пойдём, — он обнял её за плечи — Эрла всё так же прямо и уверенно стояла, но смотрела себе под ноги, на мертвеца. — Потом будешь грустить и сублимировать.

— А я думаю, сейчас самое время.

Эрла и Эльм обернулись, будто бы по команде — Эрри Первая со своим богом стояли в одинаково раздражённых позах.

Казалось, ещё Дарнаэл был готов кого-то пожалеть и подумать о том, что не всё столь уж страшно — но его возлюбленная больше походила на маленький вулкан за несколько секунд до извержения. Взгляд её пылал, будто бы у какой-то кошки, и руки сами по себе сжимались в кулаки.

Она оттолкнула Эльма со своего пути обыкновенным тычком в плечо и склонилась над мертвецом.

— Проклятье! Значит, ты был прав, и он всё-таки оказался надуманным, начитанным образом… — прошипела она.

— А как ты думала? — Дар подошёл поближе. — Тот же шрам — он словно специально его получил, — та же внешность. Ты думаешь, твоя предыдущая реинкарнация была способна и вправду настолько хорошо всё продумать, чтобы порез оказался в том же самом месте? Я не уверен, что он вообще был. Просто однажды несчастный мальчишка со специфическим волшебным даром начитался о славном предке — и получил вторую ипостась, более сильную, чем первая. Это стандартно. Плохо другое, — он бросил взгляд на Эрлу. — Каждая смерть насыщает источник. Каждая капля крови.

— Источник? — недоумённо переспросила девушка.

Бог только хмыкнул — сейчас, наверное, она б точно приняла бы его за отца, если б не чрезмерно острые уши.

— Да, магический источник, открылся от чьего-то заклинания, — пожал плечами он. — Посоветую вам отправляться во дворец и не злить брата, мне не нужны каменные развалины заместо всей столицы.

Эрри только коротко покачала головой — было заметно, что со своим супругом, или кем ей на деле приходился Дарнаэл, она совершенно не согласна.

— И ты просто так, ничего не пояснив и не наказав их, отпустишь… Что за бесконечная мягкотелость! — выдохнула возмущённо она.

— И просто не буду напоминать о том, кто именно вдохнул в неё свои мысли и эмоции, — Дар повернулся к телу. — Вы идите… А ты, Эрри, останься. Надо понять, что делать.

И хотя Эрла так до конца и не поняла, что за секретные планы собирались строить боги, одно было понятно уж точно — ни её, ни Эльма это нынче совершенно не касалось, и уйти — это единственное адекватное решение, которое они только могли принять.

* * *

Рэй так и не сумел вытрясти из Эрлы хотя бы подобие признания — она молчала, упрямо отворачивалась, не пояснила ни того, где она находилась, ни даже откуда у неё на одежде кровь. Эльм тоже обошёлся без комментариев, и Шэйран отлично понимал — если так будет продолжаться и дальше, то они переругаются ещё до того, как успеют даже пальцем пошевелить, чтобы что-то сделать.

Моника всё ещё лежала — вид у неё был бледный, уставший, а ночь миновала тяжело, всё-таки, ранение было не самым приятным и легкопереносимым. Но, так или иначе, она оказалась единственным человеком, ещё способным на адекватные, логичные умозаключения — и, более того, всё ещё пыталась хоть как-то поддержать Рэя в бесконечной какофонии чужих поучений.

Но сейчас было поздно, она, разумеется, спала — потому что больным не положено бодрствовать в такое время суток, — а младший Тьеррон всё пытался убедить себя в том, что как только из леса вернутся Дарнаэл и Эрри, всё сразу станет на свои места.

Он поднял голову — тучи отлично соответствовали дурному настроению, и тот огрызок Луны, что ещё пробивался к ним, скорее подчёркивал, что даже небеса над Элвьентой были склонны к дождям и грусти.

Город будто бы вымер — наверное, и в лесу в такое время куда больше активничают, хотя Шэйран не спешил проверять.

Он медленно шагал по мостовой собственной — что за дикость? — столицы, чувствуя, как стены окружающих домов давят на голову, как в сознании то и дело проносятся глупые, не имеющие к делу совершенно никакого отношения мысли.

— О чём думаешь?

Рэй не стал оборачиваться — он и так слышал, что шаги принадлежали только одному человеку, а столь мягкая, кошачья, но при этом уж точно мужская походка была характерна только для двух людей из тех, кого он знал. И второй, пожалуй, слишком далеко отсюда, чтобы вот так явиться и решить одним махом все проблемы.

— Думаю, почему бы не раскрыть все карты этого вашего мироздания. Надо же, боги — не могут справиться с каким-то сумасшедшим и парочкой магических источников по пути.

Дарнаэл весело засмеялся — они как раз подошли к мосту через маленькую, но упрямую речушку, в которой многие по утрам набирали воду.

— Если бы всё было так просто, то ничего бы не случилось, — наконец-то промолвил мужчина. — Да и вообще, ведь ты знаешь, что в нашем мире достаточно странные законы. Их приходится выполнять, если не хочется оказаться в глубокой пропасти на дне вселенной.

— Ты создал этот мир. Ты можешь их перекрутить.

— Я создал его не для того, чтобы всё нарушать, однако. И от меня тогда требовалось только повернуть чары в нужное русло, а не думать о том, как они взыграют через несколько лет, — возразил Дарнаэл. — Да и вообще, знаешь ли, очень просто обвинять, если не понимаешь, о чём конкретно идёт речь, Шэйран. Завтра — или даже сегодня, — я должен попытаться открыть тебе то, как руководить этим даром, и неужели ты думаешь, что всесилие пойдёт тебе на пользу?

— Оно никогда никому не идёт на пользу, — рассмеялся Рэй. — И мне тоже. Но всё это до ужаса нелогично — забрал бы у меня силу и жил себе спокойно.

— Ты наивен, если думаешь, что божественная сила — это то, что у тебя есть. Просто… характерный дар, и всё. Тэллавар многое видел, но сказать так уж точно и правильно всё равно не мог. Мне лучше знать.

— Разумеется.

Принц смотрел куда-то вниз, на тёмные воды речушки — ни одной мысли о том, чтобы оказаться там, внизу, разумеется.

— Этот мир, — проронил Дарнаэл, — построен на ненависти. Когда он создавался, мне было, конечно, лет шестьдесят — но в эльфийском пересчёте это почти ребёнок. Думаешь, я знал, как и что надо делать? В конце концов, в Источнике накопилось очень много силы, а мне хотелось жить и быть с любимой девушкой. Я действовал интуитивно и глупо. Если бы сейчас мне дали шанс всё исправить, то, разумеется, я поступил бы иначе.

— Не создавал бы мир?

— Создал, почему же. Но любви одного эльфа слишком мало, если всё остальное строится на ненависти. Этот мирок вышел… Гнилым изнутри, знаешь.

— И зачем ты мне это говоришь?

Мужчина всё так же оставил этот вопрос не отвеченным — он будто бы завис в воздухе немой, холодной нитью.

— Мне тогда казалось, что нам с Эрри и так достаточно досталось. А её характер в реальности ещё и портится день ото дня, если ты заметил. Жуткое сочетание характеристик подобной девушки, но… Уж как есть. Когда-то, будучи эльфийкой, она была добрее и милее. Не пережила тысячи инкарнаций. Но это её беда — мечи и шпаги. Твой отец, несмотря на то, что внешне он очень похож на меня, типичная Эрри. Ему тоже подавай коня, войско за спиной, шпагу и револьверы или пистоли в руки — и он покорит весь мир.

— Как приятно это слышать, — хмыкнул Рэй. — Ты с ним даже не разговаривал ни разу.

— Конечно, не разговаривал, — пожал плечами Дар. — Но он только пример того, что не имеет значения — мужчина ты или женщина. Волшебство и воинство передаётся не по крови, оно передаётся по духу. Твоя мать, к примеру, прекрасная колдунья, но в ней слишком много этого варварского убеждения Эрри в ничтожестве всего мира. В конце концов, она приложила к нему куда меньше усилий, чем я, наверное, потому и испытывает такое раздражение ко всему, что тут происходит. Но, впрочем, это не имеет значения — я говорю совсем не о том, о чём должен. Этот мир, — его голос был до того спокоен, словно он собирался умереть сразу после окончания этой тирады, — построен на ненависти. Она же легла в основу каждого из тех, кто в первые дни блуждал по миру. В ком-то больше, в ком-то меньше — за долгие годы это смешалось и превратилось в бесконечную какофонию и неразбериху. Человека уже не отличить от эльфа — те тоже представляют из себя что-то вроде смеси чужой крови и боли. Но тот, кто создал этот мир, должен же был им как-то управлять оттуда, свыше, знаешь. Все те короткие проблески моей якобы реальной жизни — когда я становился человеком и сходил на землю, когда это делала Эрри, — были всего лишь демонстрацией нашего вечного наказания и к строению мира никакого отношения не имеют. Сбывалось проклятие — а всё остальное время мы находились там и за всем следили. Следили за тем, как эта проклятая судьба постепенно, кольцами развивается — и кое-что подправляли, если могли. Пока Эрри не стала королевой Эрроки и её не приняли за богиню.

— Разве она нарушила какие-то законы? — усмехнулся Рэй. — Или до этого в мире не было войн, межусобиц и прочей ерунды?

— Да были, конечно же, — хмыкнул Дар. Луна оставляла на его лице причудливые тени, будто бы разукрашивала длинными тонкими полосами, и сейчас бог казался каким-то нереальным. — Но в тот момент она позволила своему дару — магии войны, что текла в её крови, — оказаться среди обыкновенных людей. Этот континент — не всё, что мы создали, ты знаешь, но тут начинался мир. На Ньевидде, если по правде, но этот уголок всегда нравился нам больше всего. И когда наступило моё время, когда в этом мире родился будущий Дарнаэл Первый, ей там, наверху, и вовсе стало понятно, что уже ничего не исправить, но было поздно. Мы принесли магию в этот мир — магию, которая значила чуть больше, чем обыкновенное человеческое колдовство, — мы позволили кому-то иметь чуточку больше, чем они заслуживали. Или чем вообще любой нормальный человек имеет право заполучить. Тот дар, что есть у тебя — и у Эрлы, и у твоей матери, только, к счастью, в крайне ограниченном количестве, — это не то же самое, что творило этот мир. Но оно позволяет им управлять. Позволяет обращать в волшебство чужую ненависть. По сути, чтобы сделать всё, что тебе взбредёт в голову, тебе лишь надо уцепиться за эти эмоции или чувства — и подумать о том, как ты хочешь их использовать. Вот и всё.

— И это — дар из пророчества? — Рэй недоверчиво покосился на своего собеседника. — Управление, подери тебя Змея, ненавистью?

— Боги, Шэйран… — Дарнаэл рассмеялся — глупо поминать самого себя в разговоре. — Пророчество о Высшей и о Воине уже давно сбылось. Лет за двадцать до твоего рождения.

— Но…

— Ты его читал хоть раз? Думаю, только мать говорила, а ей пересказывала Далла, между прочим, крайне неустойчивая женщина. Высшая и Воин — это, конечно, красиво, и там говорилось что-то о воссоединении континента. Высокие цели, сквозь тернии к силе. Двое, что победят ненависть между собой — и чья любовь не имеет границ. Ты, конечно, испытываешь к сестре тёплые братские чувства, а после того, как Монике в сердце попала та спица, даже несколько минут желал её придушить, но неужели и вправду веришь в то, будто бы забудешь о своей дарнийке-ведьме и возьмёшь сестру в жёны?

Рэй поперхнулся и уставился на Дара, будто бы на безумца.

— Разумеется, нет. Но причём тут это?

— Высшая и Воин — это не кровная пара, — хмыкнул он. — И ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Вы с Эрлой — только… последствия. В ней тоже много магии, которую она до сих пор не может осознать — считает себя то Воительницей, то ещё кем-то. Там даже рассказывать всё это бесполезно, а Эрри ещё и подлила масла в огонь. Не надо было делать из ребёнка такую же стерву, как она сама, я думаю, но то уже наши с нею проблемы. Эрри просто хотела добиться своего — она это и сделала. Эрла дождалась, нашла в себе силы для борьбы, а этот бедный влюблённый мальчишка — он ещё с нею намучится, вот увидишь, — даже равновесие в очередной раз нарушил, пристрелил советника твоего отца. Колдовство в ней ещё проснётся, созреет, но в более мирных… границах.

— А я? — Рэй прищурился. — Если нет никаких предназначений, то причём здесь вообще моя магия, почему она была нужна Тэллавару?

— Потому что когда Дарнаэл Первый — ну, я, то есть, — обзавёлся семьёй и стал королём, он продемонстрировал своё волшебство публично. Ошибся, разумеется, но всё же. И именно потому этот достаточно редкий, но сильный дар и передаётся по крови — в ком-то больше, в ком-то меньше. Кто-то получил его, потому что мама — я о твоей бабушке и о твоей матери сейчас, — колдовала много, выбирая в качестве жертвы элвьентских принцев… А ты просто маг с большим запасом силы — и, что самое отвратительное, с возможностью специфически её использовать. Будь ты богом — был бы бессмертным и вершил бы судьбы, а так — твоё могущество ограничится ещё какой-то сотней лет и твоими мозгами, я надеюсь.

— И ты, судя по всему, совершенно не собирался мне обо всём этом рассказывать, пока Эрла не потрудилась над каким-то там равновесием, — Шэйран упёрся руками в невысокие поручни моста, словно вода притягивала его к себе. — Прекрасно.

— Не собирался, потому что незачем было, — хмыкнул Дарнаэл. — Ты можешь колдовать и без этого. Но сейчас нам всё равно придётся отправляться в путь и много пользоваться волшебством. И поэтому — боюсь, даром придётся овладеть.

— И ты даже можешь научить, как этим пользоваться?

— Да что тут учить, — пожал плечами мужчина. — Всё слишком просто. Ты должен чувствовать ненависть и боль в людях — и пользоваться ею против них. У меня даже нет никакого способа продемонстрировать это тебе, я ж тебя не ненавижу. Даже Эрри, хотя она пример получше, сейчас не пылает отчаянной ненавистью к кому бы то ни было. Как видишь…

— Тупиковая ситуация.

— Именно.

Рэй оторвался от созерцания воды и двинулся дальше — будто бы ему нужно было разобраться во всём этом.

— А разве человека с таким даром можно остановить? — спросил он, обернувшись к Дарнаэлу.

Тот рассмеялся. Можно ли? Перед глазами стоял источник — его кристальные грани, которые так отчаянно пытались склонить каждого, входившего в этот бесконечный лабиринт, ко злу. Ещё несколько дней — и всё рухнет, не так ли бормотала Эрри о своих пророческих снах, так до конца и не выскользнув из полубреда?

— Только люди, в которых нет ни капли ненависти, — вздохнул мужчина. — Либо собственная адекватность. Видишь, как прекрасно, что Тэллавар даже не догадывается, как всем этим пользоваться?