Ещё мгновение назад вокруг кипела битва, но сейчас всё вдруг стихло. Не было больше оглушающих криков, преследующего их звона мечей, только мертвенная тишина.

Дождя больше не было, и Тэллавару казалось, что он вот-вот ослепнет — какой-то луч, случайный, неуверенный и слабый, скользнул по лицу, не позволяя распахнуть полноценно глаза. Он заморгал, опустил свой взор на подчинённую толпу, до конца не понимая, что произошло. Его силы всё ещё пылали в его руках, и магии, наверное, хватило бы на то, чтобы весь этот мир превратить в пепелище — и толпа стояла на коленях.

Тэллавару хотелось закричать, что они не туда смотрят. Что, может быть, ошиблись — пусть и победили, но теперь отдавали свою повинную честь другому человеку. Может быть, в конец ослепли от магии, заставляющей их падать пред его мощью?

Ему хотелось призвать их — закричать, чтобы те немедленно повернули к нему свои лица и увидели своего победителя. Но сколько бы Гартро не тянул за привычные, знакомые нити, ничего не было — его зов уходил в пустоту и будто бы тонул в бесконечном гуле человеческих мыслей.

Он только тогда вновь поднял голову, проследил за взглядом каждого из солдат — и пошатнулся, понимая, что на самом деле случилось.

Казалось, его эйфория от победы, от власти над чужим могуществом ещё не отступила — и он так и не мог до конца смириться с тем, что случилось. С тем, что осознал в это мгновение.

Он не отобрал его силу.

Не получил всё то, что принадлежало жалкому мальчишке, бесполезному, не умеющему ничего — разве что только отчаянно пытаться ухватиться за своё прошлое, за остатки волшебства. Разве было кому обучать ему, было кому показать, как управлять их сознаниями?

Тэллавар всматривался в крепостную стену — но там уже никого не было. Может быть, ему привиделось, и всё это — просто глупая шутка?

Но, пусть даже не было рядом ни Шэйрана, или призрака его, или ещё чего-нибудь в этом роде, он не мог ухватиться за их сознание. Словно сплошная стена, выстроенная чужими руками за какое-то короткое мгновение.

Он пытался — сорваться с места, может быть, двинуться вперёд — но они разве пытались напасть? Разве пытались уничтожить то, что от него осталось?

У него ещё была его магия.

Тэллавар, пошатываясь, сошёл со своего постамента — с холма, на котором уже представлял выстроенный замок, в котором проведёт своё бессмертие. Он не остановится — даже если у мальчишки появился шанс выжить, даже если однажды он смог вернуться сюда и воспользоваться своим даром, который, может быть, никогда и не принадлежал ему по-настоящему, это ещё ничего не означало.

Гартро не умел останавливаться и сдаваться. Он чувствовал, что у него ещё был шанс победить. Пятисотлетний опыт просто так не пропадёт, а ликующее войско даже не заметит, что всё ещё не уничтожило своего главного врага. А когда они все спохватятся, то будет слишком поздно останавливать его.

Он разрушит эту жалкую столицу изнутри, но сначала — проследит за тем, чтобы тело проклятого мага превратилось в пепелище.

* * *

Сначала Дарнаэлу подумалось, что они проиграли.

Наверное, он был едва ли не единственным — из тех, кого мог рассмотреть, покуда хватало зрения, — что не опустился на колени. Может быть, не подчинили и не убили — таков критерий, — но почему тогда никто не пытался на них напасть?

В конце концов, странно прекращать битву, когда ещё есть враги, которых можно побеждать.

Но они все не шевелились. Склонили головы, словно провинившиеся слуги, и не смели сдвинуться с места.

Он поднял взгляд на Лиару — та коротко покачала головой. Ей так хотелось управлять человеческими мыслями, останавливать их одним взмахом руки — но больше пятерых одновременно королева по-настоящему сдерживать не могла. Что уж говорить о тысячной армии?

Она что-то прошептала — одними губами, но Дарнаэл знал женщину достаточно хорошо, чтобы расшифровать каждое произнесённое ею слово, даже если вслух она не проронила ни единого звука.

Это не её ведьмы. Они — Лиара, подданные её, — не умели так. Повально, всех до одного, будто бы одной паутиной.

Дар вскинул голову, прищурился, всматриваясь в крепостную стену, но там никого не было. И на холме тоже — но сейчас ему было не до Тэллавара.

Он ли это сделал?

Может быть, решил, что достаточно — он достаточно, возможно, наколдовал, теперь оставил подданных на коленях и помчался лично, кинжалом вырезать сердца своих врагов.

Дарнаэл встряхнул за плечо одного из солдат, узнавая в нём собственного подчинённого, но тот и не содрогнулся даже, не моргнул, только крепче сжал губы и ниже опустил голову. Казалось, можно было в тихом шелесте, в тихом шепоте различить короткое «повинуюсь», но Тьеррон не мог ничего утверждать.

— Папа!

Он обернулся — лавируя между склонившимися солдатами, к ним с Лиарой пробиралась Эрла. Раненная — на щеке осталась длинная тонкая полоса от чужой шпаги, да и руку она зажимала, пытаясь остановить кровотечение, — ослушавшаяся родительского приказа, но живая.

Дару казалось, что усталость, собиравшаяся в его теле столько дней, внезапно вырвалась на свободу — ноги подкашивались, и он был уверен, что шпагу не поднимет.

— Кто это сделал? — Дар в ответ на её вопрос только пожал плечами.

— Откуда мне знать?

Эрла зажмурилась.

— Во имя Первого, — почему она так и не вспомнила сначала о своей богине, поминая имя элвьентского божества, — ведь если это не Тэллавар…

Она тяжело опустилась на землю.

Вся одежда её была просякнута кровью. Казалось, пятно расползалось на рукаве с необыкновенной скоростью и прытью, и у Эрлы уже не оставалось никаких сил стоять.

— Мама, — она подняла на Лиару взгляд, — там… исцели…

Королева сделала шаг в сторону дочери, но Эрла покачала головой.

— Не меня, мама, — она подняла на женщину преисполненный надежды взгляд. — Там… Мама, пожалуйста, — голос её терялся. — Я знаю, что ты его ненавидишь. Если ты потом захочешь, то можешь изгнать, но ты не можешь позволить ему умереть, — она закусила губу. — Мама, когда я в последний раз о чём-то тебя просила?

Лиара поджала губы. Ей хотелось заявить, что в подобной ситуации тратить на какого-то мужчину магию неразумно, но понимала — если они победили, то надо исцелять раненных. Если же проиграли — то смысл бороться дальше? Им и так не дадут выжить, и всё её колдовство не поможет.

Она сама, вероятно, пострадала — но никаких видимых повреждений не было. Дарнаэл провожал женщину молча, одним только взглядом — она опустила голову, и на лицо падали яркие рыжие пряди.

Люди шевельнулись — Эрла содрогнулась, будто бы готовясь тут же ухватиться за оружие, но у неё не было ни кинжала, ничего.

— Почему ты вышла на поле боя? — Дарнаэл не мог осуждать её или корить этим поступком, но спросить был обязан.

— Я не могла находиться там.

— А Рэй?

— Я не знаю, — Эрла зажмурилась. — Лучше было бы, если б он остался там, наверное. Если мы все… — она запнулась.

Если бы они все погибли, то у страны осталось бы кому править.

Зашелестела трава. Люди, повинуясь чему-то, склонились ещё ниже, и Дар инстинктивно рванулся за шпагой, оборачиваясь, пытаясь проследить за их взглядами, понять, кому именно они поддавались.

В тёмном силуэте, там, вдалеке, можно было узнать и Первого — наверное. И Тьеррон, поступил бы, наверное, логично, принимая неизвестного за божество, сошедшее с небес, чтобы помочь родной стране и любимому континенту.

Но с каждым неуверенным шагом, когда люди склонялись всё ниже и ниже, поддаваясь какому-то короткому приказу, он всё больше разочаровывался в этой складной, невообразимо логичной версии.

Шэйран казался растерянным — будто бы не знал, что с этим делать. Они расползались в стороны, подальше от него, образовывая своему повелителю широкую дорогу, по которой можно было пройти, — и он словно ещё сильнее натягивал невидимые нити, не рискуя отпустить их так просто и так быстро. Может быть, опасался, что больше никогда не сможет повторить успех, а может, знал, что, стоит только на минутку отпустить, как Тэллавар тут же воспользуется возможностью.

И всё же, когда где-то слышался слишком громкий шелест, когда кто-то пытался рвануться, сорваться с цепи, может быть, и вправду надеясь уничтожить королевскую династию Тьерронов, или ту же Лиару, он оборачивался, и в синих глазах вспыхивало что-то жестокое.

Не звериное — вполне человеческое, осознанное, логичное. Казалось, в Шэйране пылало слишком ярко неведомое чувство. Он впервые получил власть — такую безграничную и упоительную, — и не знал, что делать с даром, свалившемся на него, будто бы снег на голову.

Дарнаэл знал, что и сам, наверное, растерялся бы, если б ему удалось подчинить себе хоть десяток, хоть одного. Не тысячи воинов, опустившихся на колени.

Рэй, казалось, шёл бесцельно — сначала рядом с ним мелькала тонкая фигурка в белом, ведьма, но она, очевидно, отправилась к раненным.

Шэйран остановился, когда добрался до них, можно подумать, что совершенно случайно, и растерянно поднял голову, глядя отцу в глаза. Тьеррону хотелось подавить улыбку — но та появилась как-то сама по себе, а теперь почему-то упрямо не пыталась угасать.

Эрла так и осталась на траве — ей лучше было дождаться лекаря или хотя бы свою мать, — но Дарнаэл инстинктивно выпрямился.

— Так это твоих рук дело, Ваше Величество, — усмехнулся он.

— Высочество, — инстинктивно поправил он. — Величество — это только правитель.

Дарнаэл покачал головой.

— Я не ошибся в титуле.

* * *

Дождя больше не было. Ветер короткими, упрямыми порывами разгонял тучи — то и дело швырял в лицо одинокие листья, душил запахом крови, — но Дарнаэл знал, что это уже не имело значения. Они победили — что б ни думал об этом Рэй, неуверенно ослабляя натянутые нити.

Люди постепенно поднимались, замечали раненных, кричали от боли — кто-то, может быть, даже умирал, получая свободу от своего повелителя.

Шэйран, казалось, не знал, куда себя деть. Громогласный голос отца совсем рядом повторял команды, управлял армией, не разбирая, своей или чужой. Мать растворилась где-то среди своих ведьм, целительскими отрядами проходивших по воинству.

Но это не могло быть концом. Не так просто и не так быстро; Рэй отказывался верить в столь простую, элементарную победу.

Он опустился на колени над раненным, с трудом узнавая Кэора — на его груди, будто крест-накрест, сходились длинные тонкие порезы. Сжал руку, вливая силы — конечно, целитель с него прежде был не ахти, но Рэй со времён Вархвы, впрочем, и войско не останавливал — может быть, повезло?

Двоюродный брат ещё дышал — теперь распахнул глаза, плотно сжимая губы. Может быть, пытался сдержать рвущийся на свободу крик. Разумеется, больно — в этом Рэй и не сомневался, залечивая гадкие раны.

Анри была тоже где-то рядом — её несколько минут назад унесли. Рэй даже не удосужился спросить, каковы раны — Сандриэтта была в сознании, а значит, справится. Маги в Эрроке достаточно талантливы для того, чтобы залечить все её раны, не оставив даже ни единого шрама.

Он даже видел мелькнувшие где-то острые уши, но так и не смог идентифицировать, был ли это Тэравальд или, может быть, кто-то другой.

— Всё закончилось? — хрипло, всё ещё без сил, спросил Кэор.

— Да.

— Кто победил?

Рэй усмехнулся. Отвечать не хотелось, он, может быть, и сам не знал, правда ли это, но слишком уж требовательным был взгляд кузена.

— Наши, — выдохнул он.

— Значит, всё в порядке.

— В абсолютном. Тебя скоро тоже заберут в город. Раненных слишком много, сюда ещё не дошли.

Не все.

Он так и не смог до конца отпустить нити. Не потому, что магия ему не подчинилась бы, а потому, что до сих пор боялся отпустить эту иллюзию силы, мощи, плескавшейся в его крови. Может быть, ему хотелось продлить ещё несколько мгновений упоения — но на самом деле Рэй просто боялся, что стоит ему только отпустить, на мгновение ослабить хватку, как за появившуюся возможность моментально ухватится ненавистный Гартро, закончит начатое, доплетёт свои паучьи сети.

Шэйран встал, махнул рукой, подзывая помощников — должен же кто-то помочь доставить Кэора настоящим врачам.

Они и вправду явились быстро — но не те, что там, вдалеке, пытались совладать с потоком людей. Эти солдаты будто бы возникли из-под земли, и взгляд их всё ещё пылал подчинением.

Рэй ослабил нити — насколько мог, — отдавая приказ донести Кэора до дворца. Те поддались — без единой попытки сопротивления, — и парень отвернулся, не в силах смотреть на всё это.

Отец назвал его королём — словно не осталось ни его самого, ни Лиары. Будто бы на самом деле у него было хоть какое-то право на родительский трон и эту огромную страну. Будто бы он мог повторить свой успех. Будто бы…

Будто бы он действительно был сильным.

Опустив голову, пожалуй, не от усталости, а от того, чтобы его не узнавали все подряд, Шэйран медленно побрёл в сторону распахнутых городских врат. Усталость упала на его плечи тяжёлой ношей, и теперь, когда он постепенно осознавал, что же на самом деле случилось, становилось всё страшнее и страшнее от одной мысли о том, что же будет дальше.

Рэй никогда не считал, что имеет на могущество право. Может быть, всё дело было в том, что его к этому приучили, а может, и сам виноват — в любых условиях повелитель рано или поздно станет тем, кем должен. Он же думал, что его судьба — это просто сбежать из-под материнской опеки, получить образование и скрыться подальше от любопытных взглядов и раздражённой Лиары, недоумевающей, откуда у неё вообще мог появиться сын.

К тому же, у королевы была Эрла, её настоящая надежда, дочь, что помогла бы матриархату оставаться незыблемым ещё как минимум одно поколение.

А он оставался лишним.

…Он думал, что войдёт в город с непрерывным потоком людей, но воины, ощутившие однажды на себе мощь его магии, теперь послушно расступались в стороны. Шэйран ускорил шаг, надеясь, что не привлечёт постороннее внимание — со всем этим ещё надо было смириться.

Спасало то, что столицу Эрроки он знал слишком хорошо, дабы в ней заблудиться. Скользнул в привычно тихий переулок, по знакомым улочкам вышел к высокому забору — но что молодому парню перелезть через подобное препятствие?

Спрыгнул в сад, чувствуя, как несмелые лучи закатного солнца согревают кожу, и вдохнул запах свежей зелени.

Здесь не было того отвратительного аромата крови, преследовавшего его за границами города. Казалось, во дворец смерть не проникла, вопреки тому, что многих раненных завезли именно сюда.

И ему, наверное, следовало бы присоединиться к лекарям. По крайней мере, если у него не получится залечить все те ранения, то можно будет поделиться собственной силой с уставшими ведьмами, помочь их хотя бы так. Но Рэй всё уговаривал себя — ещё несколько минут свободы. Секунда-вторая на то, чтобы расслабиться и позволить себе вдохнуть аромат свободы.

Где-то впереди мелькнула незнакомая берёза — серебром зашелестели листья. Обычно они редко росли в Эрроке, тем более, такие высокие и красивые, и Рэй не помнил, чтобы в прошлый раз, ещё когда они только-только оказались в столице, видел это дерево.

Он уже шагнул было в её сторону — но инстинктивно обернулся.

…Тэллавара узнать было трудно. Больше не было морщинистой кожи, не было усталых жёлтых глаз. Он не походил на выцветшую картину в старой раме.

Ему можно было дать не больше тридцати лет. Молодой, сильный, подтянутый, с русыми волосами, сверкающими на солнце, со светло-карими глазами, так и излучавшими мощь и уверенность.

Рэй, может быть, и не чувствовал бы никакой опасности с его стороны — но он помнил, что было тогда. Помнил, как отвратительное лезвие впилось ему в сердце, как ломались позвонки и невероятная боль прорезала всё тело насквозь.

Ему столько времени после этого хотелось умереть, что теперь вопрос жизни был принципиальным — он не мог в этом уступить проклятому магу.

— Здравствуй, Шэйран, — зажигая пульсар на раскрытой ладони, промолвил Тэллавар. — А я уж думал, что ты умер.

— Как видишь, твои старания оказались совершенно бесполезными.

Гартро рассмеялся, так слабо и глухо, что Рэй даже не расслышал толком этого отвратительного, отчего-то такого неприятного звука.

— Уж не знаю, как умудрился отпустить всю ту толпу, — язвительно протянул Тэллавар, — но тебя сегодня, мой принц, я не отпущу.

— Опять попытаешься своровать мои силы? — криво усмехнулся Рэй. — Продолжишь увлекаться воровством?

— Мне просто интересно, — Гартро прищурился, — как ты умудрился выжить. Неужели и вправду тебя перепутали с Первым?

— Нет, — прозвучало хрипловатое у мага за спиной, — у меня для этого слишком острые уши.