Не успел Ковтунов возвратиться от Васильева и поговорить с Михалевым, поджидавшим в блиндаже, как его срочно вызвал командир дивизии. Шел уже двенадцатый час ночи.

— Неспроста это в такое время, — устало проронил Ковтунов. — Ты уж подожди меня здесь, Николай Иванович, думать надо, привезу важные новости.

Так оно в действительности и случилось. Около двух Михалев, задремавший в блиндаже командира полка, проснулся, заслышав шум подъехавшей машины. Войдя, Ковтунов, не раздеваясь, сел на койку и начал рассказывать. Глаза его блестели.

Чуть склонив голову набок, не перебивая, Михалев выслушал командира.

На участке соседней дивизии был захвачен немецкий сапер, разминировавший проходы. Пленный показал, что сегодня, пятого июля, ранним утром гитлеровцы начнут большое наступление. Его показания подтвердились и из других источников. В связи с этим Верховное Главнокомандование приняло решение за несколько часов до того, как гитлеровцы перейдут в наступление, нанести по их боевым порядкам мощный удар артиллерией и авиацией.

— В контрартподготовке и мы принимаем участие, — заключил Ковтунов.

— Так, — сказал Михалев и поднял глаза на Ковтунова, — значит, надо готовиться? До рассвета-то времени осталось всего ничего!

Ковтунов снисходительно улыбнулся.

— Да у нас же все готово. Огонь будем вести по целям, запланированным для артподготовки. Понимаешь? А спланировать заново мы бы и за целый день не успели.

— Понимаю… Но не совсем. Значит, от наступления мы отказываемся, что ли?

— Да нет же! — нетерпеливо перебил Ковтунов. — Задача состоит в том, чтобы не допустить прорыва противника к Курску, обескровить его ударные группировки и затем перейти в контрнаступление. А наступать мы будем, в этом я уверен. Ведь не для обороны же все рощи и овраги в тылу забиты танками, самоходками, артиллерией? Сам видел, когда на полигон ездил.

— Так, — снова произнес Михалев, внимательно слушая, — ну а если немцы откажутся от наступления после нашей этой контрартавиаподготовки? Черт, слово-то какое, язык поломаешь, — рассмеялся он.

— Думать надо, не откажутся. Не могут отказаться, Николай Иванович. Раз уж машина приведена в действие, ее трудно остановить. Ведь сосредоточены огромные массы войск, техники, подвезены боеприпасы, составлены планы… Переигрывать теперь им поздно. — Ковтунов поднялся. — Однако надо собираться на НП. Уже третий час.

— И я с тобой, Георгий Никитич? — спросил Михалев.

— Нет. Я думаю, тебе лучше пойти на огневые… К Лебеденко. Он у меня будет подручным, и надо, чтобы там было все в порядке. Ведь может быть всякое… Не исключено, что немцы кое-где прорвутся. Особенно танки. И на этот счет жесткий приказ: назад ни шагу, пехоту отсекать от танков. Сами-то они далеко не уйдут, на тыловых рубежах их расстреляет артиллерия. Так и разъясни всем в дивизионе.

— Ну что ж, пойдем?

— И то, пойдем, — ответил Михалев.

Выйдя из блиндажа, Ковтунов протянул руку замполиту. Михалев крепко пожал ее и, не отпуская, потянул Ковтунова к себе.

* * *

На наблюдательном пункте было немноголюдно. Ковтунов не любил, чтобы здесь, в «святая святых», как он говорил, находились лишние, не имеющие прямого отношения к управлению огнем люди. Поэтому он вызвал к себе только начальника разведки капитана Запольского и помощника начальника штаба капитана Иевлева. Кроме того, на НП дежурили разведчик сержант Троицкий, топовычислитель старшина Яровой и телефонист. Ковтунов только что сообщил о времени начала контрартподготовки, и теперь все находившиеся на пункте с нетерпением посматривали на часы и вполголоса переговаривались.

— Внимание! — повернувшись к телефонисту, ровным голосом произнес Ковтунов. Разговоры смолкли. Стало так тихо, что откуда-то из угла послышалось верещание сверчка. Дверь в блиндаж со скрипом отворилась, и в ее просвете показалось иссиня-черное небо, усеянное яркими звездами. Вошел сержант Тунев. На него сразу же цыкнули, и он, бесшумно пробравшись к телефонному аппарату, присел там на корточки.

Ковтунов, не отрывая глаз от циферблата часов, отдал команду «Натянуть шнуры!» Минутная стрелка приближалась к цифре «12». И когда она поравнялась с вертикальной черточкой, Ковтунов скомандовал: «Огонь!» На какую-то долю секунды залп полка опередил оглушающий, протяжный грохот гвардейских минометов. А потом все потонуло в многоголосом, неистово сотрясающем землю и воздух громыхании.

Так продолжалось долго. Наступил рассвет, за ним — яркое летнее утро. А сотни артиллерийских и минометных стволов, соревнуясь в скорости, спешили выплюнуть положенное им по плану количество мин и снарядов, обрушивая на врага сотни тонн металла. Ковтунов знал, что бревна блиндажей и дзотов взлетают вверх вместе с «непревзойденной» немецкой техникой, обрушиваются траншеи и ходы сообщения, хороня под собой гитлеровских солдат.

…Два часа, не умолкая ни на секунду, длилась артиллерийская канонада, и в течение всего этого времени враг, подавленный ее небывалой мощью, молчал, затаившись, не смея ответить ни единым выстрелом. И когда смолкли последние, запоздалые залпы, ему понадобилось немало времени, чтобы оправиться, собраться с силами и в свою очередь обрушить огонь артиллерии и бомбовые удары авиации на наши позиции. Нет, он не отказался от наступления. Но сила удара уже была намного ослаблена, а прочные оборонительные сооружения помогли нашим войскам избежать больших потерь. И когда после артиллерийской и авиационной подготовки противника на передовую позицию двинулись его тяжелые танки и самоходные орудия, передовая позиция, молчавшая до этого, ожила и встретила их губительным огнем.

Плотный артиллерийский огонь обрушился на танковые и самоходные подразделения противника и еще до подхода их к передовой позиции из глубины советской обороны нанес им значительный урон и расстроил боевые порядки. Но, не считаясь с потерями, гитлеровцы неистово рвались вперед, и вскоре желтые приземистые «тигры» и широкие угловатые «фердинанды», окруженные тучами пыли, подошли к батарее Васильева. Завязался неравный поединок. Пушки батареи стреляли так часто, что казалось, огонь ведет целый дивизион. Один за другим стальные чудовища врастали в землю. Черный дым, смешиваясь с облаками пыли, столбами тянулся высоко к солнцу. Таких дымных столбов Ковтунов насчитал уже восемь. Но и батарее приходилось тяжело. Замолкла одна пушка. За нею другая…

Ковтунов увидел еще, что, бессильные атаковать батарею в лоб, фашистские танкисты стали обходить, обтекать ее с флангов. А потом управление огнем полка отвлекло его внимание от батареи Васильева. Весь поглощенный боем, он отрывался от стереотрубы только для того, чтобы отдать команду по телефону. Полк вел огонь по скоплениям пехоты и танков.

— Все кончено, — проговорил вдруг кто-то сзади. Ковтунов обернулся, вопросительно посмотрел на Иевлева и, поняв, что он говорит о батарее Васильева, перевел взгляд туда. На батарею уже ворвались танки противника и «утюжили» орудийные окопы. Ковтунов зло посмотрел на Иевлева:

— Нет, не кончено, наоборот, все еще только начинается! Передайте приказание первому дивизиону выдвинуться на прямую наводку, на рубеж номер три…

Прорвав передовую позицию, «тигры» и «фердинанды» устремились к первой траншее главной полосы обороны. За ними на укороченных дистанциях шли бронетранспортеры. Бой вступил в новую фазу. Ковтунов видел, что нескольким танкам удалось проникнуть в глубину обороны. Но это не вызывало у него особой тревоги. Он знал: танки далеко не пройдут, их встретят на очередных противотанковых рубежах и остановят. Беспокоило другое. Несмотря на огромные потери, враг систематически наращивал силу удара, вводил в бой все новые и новые резервы. Командующий артиллерией дивизии подполковник Николин сообщил Ковтунову, что на участок, обороняемый дивизией, гитлеровцы бросили до двухсот танков и самоходных орудий. Борьба становилась все более напряженной. Ожесточение с обеих сторон нарастало. Первая и вторая траншеи главной полосы обороны на отдельных участках оказались прорванными. По приказу подполковника Николина Ковтунов выдвинул на прямую наводку второй дивизион.

Артиллеристы вступили теперь в единоборство с танками. Командир 1-го дивизиона капитан Воробьев попросил Ковтунова к телефону. Он докладывал, что у него уже вышло из строя два орудия, семь человек ранено, трое убито.

— Держитесь! — ответил Ковтунов.

«Справится ли? Выстоит? — беспокоился он. — Другим легче, а он ведь на прямую наводку выдвинулся первым и уже несет потери…»

— Товарищ гвардии майор! — позвал Иевлев, стоявший у амбразуры с биноклем, прижатым к глазам.

Ковтунов положил телефонную трубку и подошел к амбразуре.

— Смотрите, — тихо проговорил Иевлев. — Это… кажется, прямо на нас…

Несколько секунд Ковтунов остолбенело смотрел вперед. Плотным строем прямо на наблюдательный пункт двигались танки. Он насчитал двенадцать, но за ними, скрытые пылью, словно дымовой завесой, конечно, были еще. Это Ковтунов знал наверное.

Застыв у амбразуры, он не отрывал глаз от приближающихся танков.

— Что будем делать, товарищ гвардии майор? — послышался сзади голос Иевлева, в котором звучала неприкрытая тревога.

Ковтунов, собравшись с силами, не поворачивая головы, спокойно ответил:

— Будем бить врага. Вызовите Лебеденко. И пусть не бросает трубки.

— Слушаюсь. — Иевлев подбежал к телефону.

Ковтунов подошел к карте, на которую были нанесены маленькие прямоугольнички — участки подвижного заградительного огня. Они располагались впереди наблюдательного пункта, тесно примыкая друг к другу, — один ложился прямо на пункт…

— Лебеденко у телефона! — доложил Иевлев.

Ковтунов с картой в руках подошел к амбразуре. Танки были уже метрах в восьмистах, они как раз подходили к зоне заградительного огня.

— Передайте Лебеденко… «ПЗО — Слон», — скомандовал Ковтунов, — зарядить. — Потом выждал, когда танки подойдут ближе, и подал команду «Огонь!».

Плотной стеной взметнулись разрывы. Ровно минуту в бешеном темпе вел огонь дивизион. Артиллеристы старались изо всех сил. Там был Михалев, и он понимал — это хорошо знал Ковтунов, — какая опасность нависла над всеми, кто находился на наблюдательном пункте.

Ковтунов посмотрел на карту. Оставался один прямоугольничек, тот, что закрывал собой наблюдательный пункт.

— «ПЗО — Лев», зарядить! — скомандовал Ковтунов.

Иевлев передал команду и зажал рукой микрофон.

— Лебеденко просит вас к телефону, товарищ гвардии майор, говорит — опасное направление.

— Зарядить, — не допускающим возражений голосом повторил Ковтунов. Он все так же, не поворачиваясь, стоял у амбразуры.

Это был огонь на себя. Снаряды рвались так близко, что казалось, блиндаж вот-вот развалится и похоронит всех под обломками. Слышно было, как сверху летели камни, осколки, земля. Танки заметались в дыму и огне разрывов, их боевой порядок был расстроен.

— Усилить огонь! — приказал Ковтунов.

Прошла минута-другая. Никто не говорил ни слова. Первым нарушил молчание разведчик:

— Уходят, товарищ гвардии майор, ей-богу, уходят!