Дублин, Ирландия, март 2008 г.

— Неужели… о боже, так и есть! Это же Кэрол!

От изумления я едва не выронила бокал с вином, но сомневаться не приходилось. Это определенно была она, Кэрол Сторан, которую я не видела восемь лет. Я отдала свой бокал мужу и прямиком направилась туда, где Ронан, устроитель вечеринки, наливал ей водку.

— Привет. Помнишь меня? — спросила я, пальчиком коснувшись ее плеча.

Она обернулась. Несколько секунд на ее губах играла вежливая улыбка: она меня не явно не узнавала. Потом вспомнила.

— Чудик! — воскликнула Кэрол, бросаясь мне на шею.

Я обняла ее, чувствуя, как по моим щекам потекли слезы. Она тоже заплакала.

— Добавить лаймового соку? — спросил Ронан.

Кэрол ему не ответила. Целую минуту мы стояли в обнимку и плакали.

Кэрол Сторан — женщина, с которой я однажды жила в одной квартире. Всего один год. Но тот год — 1999-й — был самым тяжелым в моей жизни. Когда мы с Кэрол познакомились, я только что порвала со своим возлюбленным, Марком, мы с ним встречались шесть лет, и была в ужасном состоянии. Теперь, когда ко мне вернулось чувство собственного достоинства, я понимаю, что это были оскорбительные отношения. Он постоянно изводил меня. Наверняка изменял. Но в тот период я была в отчаянии от того, что меня бросили. Казалось, жизнь проходит мимо меня. Все мои подруги обручались, планировали свадьбы, покупали дома, у двоих уже появились дети. Я же, напротив, сидела в навозной куче, цепляясь за Марка еще долгие годы после того, как стало ясно, что он подонок. Я была уверена, что иначе закончу жизнь в одиночестве. Мне было двадцать девять лет.

Уйдя от Марка, я осталась без жилья. Мне нужна была крыша над головой, и я ответила на объявление в газете. Так мы познакомились с Кэрол. Она выделила мне каморку, но я особо не возражала. Ведь это ненадолго, думала я.

— Я совершила глупость, — призналась я ей на следующий вечер, когда она нашла меня лежащей на коврике в ванной.

Я и в самом деле совершила большую глупость. Проглотила шестьдесят таблеток препарата железа. Рядом со мной лежали две записки: одну я адресовала Марку, вторую — маме. Я переписывала их несколько раз.

— Так и есть, мисс Чудик, — деловито сказала она. — Что ж, попробуем привести тебя в чувство.

Она подтащила меня к унитазу, поставила на колени, заставила сунуть два пальца в рот. Меня стошнило несколько раз подряд. Она считала падавшие в унитаз полупереваренные таблетки, и, когда я выплюнула сороковую, позволила мне передохнуть.

Я быстро заснула. По пробуждении сходила в туалет и увидела, что у меня черная моча. (Моча была черной целую неделю.) В остальном физически я была здорова. Но по-прежнему сильно переживала из-за разрыва с Марком. На следующий день позвонила на работу и сказалась больной, а потом долго рыдала в постели. Умирать я раздумала, но и жить тоже не хотелось.

— Пойдем прогуляемся, — сказала Кэрол и, как я ни противилась, утащила меня в парк Святой Анны. Там мы сели на скамейку, и я стала изливать ей душу.

Наконец, подняв голову, я увидела, что Кэрол плачет. И не потому, что Марк оказался законченным негодяем.

— Да, мисс Чудик, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы. — У меня тоже не все гладко.

Она поведала мне про то, как недавно ездила в Англию, как сделала аборт.

— Значит, это и есть знаменитая Кэрол, — сказал мой муж Уоррен, подходя к нам и отдавая мне мой бокал.

Мы с Кэрол сидели на скамейке в коротком коридорчике, ведущем к черному ходу.

— Кэрол, — добавил он, пожимая ей руку, — моя жена, когда мы с ней только познакомилась, упоминала тебя почти в каждом предложении.

— В самом деле? — спросила Кэрол. — А потом, значит, забыла меня, да?

— Бог мой, нет! — воскликнула я. — Я всегда тебя помнила. Просто ты уехала в Австралию… Конечно, мне следовало писать чаще, но ты поменяла адрес, и я тебя потеряла.

— Я ведь шучу, Чудик, — улыбнулась Кэрол, кладя руку мне на колено. — Это исключительно моя вина. Я так втянулась в австралийский образ жизни, что начисто позабыла про то, как жила в своей дождливой стране. Встретила мужчину, вышла замуж. У нас был дом и все такое… несколько лет…

— А сейчас нет?

— Нет, — ответила она. — Несколько месяцев назад мы развелись, потому я и здесь сегодня. Дня три-четыре как прилетела. Хватит с меня страны Оз. Я возвращаюсь в Дублин.

— Но это же здорово, Кэрол, — обрадовалась я.

— Да, пока все складывается удачно. Ронан — давний друг моего брата. Благодаря ему я нашла работу В Лорето. Буду заменять сотрудницу, ушедшую в декретный отпуск. Осталось только найти жилье. Я сплю на диване в доме моей сестры. У ее детей теперь появилась новая игра: они запрыгивают на тетушку Кэрол в шесть часов утра.

Я глянула на Уоррена. Он посмотрел на меня. Мой муж не колебался:

— Переезжай к нам. У нас есть свободная комната. Мы будем тебе очень рады.

— Нет, я не могу обременять вас, — отказалась Кэрол, но мы стали ее уговаривать.

— Ну хорошо, — наконец согласилась она. — Но только до тех пор, пока не найду себе жилье.

Нас позвали ужинать. Согласно плану рассадки Уоррена посадили рядом с Кэрол, а меня — на дальний конец стола. Я была разочарована тем, что нас с Кэрол разъединили, но, поскольку Ронан был начальником Уоррена, шум поднимать не стала.

— Иди, иди, — со смехом сказала Кэрол. — Мне представилась хорошая возможность узнать твоего мужа, и после десерта я дам ему оценку по десятибалльной шкале.

Я села на предназначенное мне место, но для своих соседей оказалась плохой собеседницей, так как большую часть времени следила за Кэрол и Уорреном, пытаясь определить, удалось ли им найти общий язык. А когда не бросала на них взгляды украдкой, вспоминала прошлое.

После аборта Кэрол переполняли чувства вины и сожаления, и всю первую половину 1999 года мы обе были одинаково несчастны. Единственным утешением служило то, что мы страдали вместе. Горе — пусть у каждого свое — сблизило нас, и между нами завязалась крепкая дружба. Почти все время, что мы были не на работе, мы проводили вместе: подолгу беседовали, подолгу молчали. Часто проливали слезы в парке Святой Анны, иногда — гуляя по Доллимаунт-стрэнд. Вечерами мы торчали дома — ели печенье в шоколадной глазури и смотрели телесериалы: «Элли Макбил» или «Секс в большом городе».

Кэрол спасла меня от смерти, когда я наглоталась таблеток. А в те месяцы дикого отчаяния спасла во второй раз. Никто из моих подруг, уже имевших женихов или мужей, не хотел слушать про Марка. Он — пройденный этап, в один голос заявляли они, с ним покончено, жизнь продолжается. Но порой не получается просто продолжать жить. Нужно выговориться, излить разочарование и горе.

К лету мы обе немного воспрянули духом, были готовы к тому, чтобы маленькими шажками возвращаться к светской жизни. Несколько раз в неделю стали посещать ночные клубы на Харкорт-стрит. В сентябре Кэрол решила на год уехать в Австралию. Она хотела, чтобы я отправилась с ней, но я не была перелетной птицей. Десятого декабря на рождественской вечеринке я познакомилась с Уорреном. Второго января Кэрол улетела в Перт.

После ужина мы с Кэрол воссоединились и вернулись на скамейку в коридорчике, ведущем к черному ходу. Нам столько всего нужно было рассказать друг другу.

— Вижу, Чудик, твоя жизнь не стоит на месте, — заметила она. — Замужество, ипотека, материнство, да?

Я рассказала ей все про Джека (ему три года) и Сайэру (ей всего годик) и спросила, есть ли у нее дети.

— Боже, нет, — ответила она. — Ни детей, ни мужа, ни дома, даже страны нет. Свободна, как птица.

— Да, — промолвила я, а про себя подумала: «Это здорово, когда тебе двадцать или тридцать. Но в тридцать восемь…»

— А вот ты! Бог мой, — продолжала Кэрол, — где та девушка, что лежала на коврике в ванной, ожидая смерти?

Да.

— Так как тебе Уоррен? — спросила я, меняя тему разговора.

— Милый.

О боже.

— Да, — сказала она. — Он очень, очень… милый.

Я хорошо знала, что означает слово «милый» в устах Кэрол. Скучный и банальный. Словом «милый» она словно выносила мне убийственный приговор, осуждая за то, что я избрала спокойную жизнь с безобидным неинтересным человеком.

— Полагаю, Уоррен не знает, как мы с тобой подружились? — уточнила она.

— Нет.

— Понятно.

Но я знала, что она ничего не понимает.

Кэрол начала говорить мне о преимуществах переселения в другую страну в середине налогового года. Ей удалось вернуть уплаченные налоги в обеих странах. Что-то вроде этого. Точно я не поняла, так как слушала ее вполуха. Я объясняла себе — в очередной раз, — почему никогда не рассказывала Уоррену о своей попытке самоубийства.

На первых порах нашего знакомства открывать это, разумеется, было бы глупо. С той самой минуты, как я увидела Уоррена, мне стало ясно, что он — человек совершенно иной породы, не такой, как все мои бывшие приятели, и в частности Марк. Уоррен был честный, добрый, внимательный, и это лишь малая толика его достоинств. Характеризуя его одним словом, я бы сказала, что он — джентльмен. И я четко понимала две вещи: во-первых, что он наверняка человек надежный; а во-вторых, что он не должен знать о том, что я и в самом деле с приветом.

Постепенно я рассказала Уоррену историю своей жизни, в том числе о Марке, но про попытку самоубийства умолчала. Незачем выкладывать о себе абсолютно все. Ведь, по сути, тот поступок совершила другая я. Наши отношения развивались, я вновь обрела уверенность в себе. Стала столь непохожа на себя прежнюю, что то ужасное событие вспоминала как нечто нереальное, как эпизод мыльной оперы.

— Ну что, дамы, — сказал Уоррен, — позвольте освежить ваши бокалы?

Мы отдали ему свои бокалы, и он исчез.

— Мне нравится его акцент, — сказала Кэрол. — Где ты с ним познакомилась?

— Он из Белфаста, а познакомились мы в «Волосатом лимоне», на корпоративной вечеринке по случаю Рождества. Незадолго перед твоим отъездом. Я не успела представить вас друг другу.

— Боже! — воскликнула Кэрол. — «Волосатый лимон». Я и забыла про него. Все еще находится на том же месте?

— Находился, когда я последний раз заглядывала туда.

— А «Прорыв к границе»?

— Тоже.

— «Джут»?

— Закрыли. Там теперь интернет-кафе.

Это настроило Кэрол на ностальгический лад. Она принялась вспоминать наши «безумные» деньки до ее отъезда в Австралию: как к нам пристали фермеры с белыми повязками на безымянных пальцах, как в «Абракебабре» какой-то наркоторговец в фуфайке с капюшоном предложил купить «дорожку», а я, пьяная и совершенно несведущая в таких делах, по наивности своей спросила: «Дорожку? В целях благотворительности, что ли?»

— Да, повеселились, было время, — сказала Кэрол. — Особенно ты, шиза!

Она улыбалась мне, словно мы вместе смеялись какой-то общей шутке, но я не понимала, к чему она клонит. И пожалуй, не хотела понимать.

— Помнишь новогоднюю вечеринку, когда ты…

Заметив приближение Уоррена, Кэрол умолкла на полуслове и заговорщицки подмигнула мне, давая понять, что нам обеим известно, что именно она собиралась сказать.

Кэрол и мой муж принялись обсуждать цены на недвижимость.

Канун Нового, 2000 года был не такой, как все предыдущие. Он знаменовал окончание уходящего тысячелетия и наступление нового. Но я встречала его на дрянной вечеринке на Дорсет-стрит с кучкой людей, которые мне не очень-то нравились. С Уорреном к этому времени мы были знакомы уже три недели, но наш роман еще только начинал развиваться, и потому он не стал менять свои планы, уехав встречать Новый год в Белфаст, к своим родным. Утром тридцать первого он попрощался со мной на автобусной остановке на набережной Иден, откуда отправлялся экспресс в аэропорт.

В тот вечер мы с Кэрол пошли гулять рано. Как всегда, сначала посетили пабы на Кинг-стрит, потом — на Харкорт-стрит, но к одиннадцати часам вечера на такси вернулись в Нортсайд. Мы были уже не совсем трезвы, и нам казалось, что это хорошая идея, поскольку в Нортсайде намечалась всем вечеринкам вечеринка. Так сказал какой-то парень. Но он наврал.

Кроме Кэрол, я почти никого не знала из собравшихся. Все парни были потные тупые орангутанги, постоянно спрашивавшие мое мнение о проблеме 2000 года. Из музыки ставили только «Палп» и Принца. Вина вообще не было, приходилось пить пунш. Было уже 11.45, слишком поздно для того, чтобы искать что-то лучше. Да нас в это время уже никто бы и не отпустил. Потом часы показали 11.55. До конца старого тысячелетия и начала нового оставалось пять минут. В дверь позвонили, и, поскольку на звонок никто не отреагировал, это сделала я.

— Привет, красотка, — сказал мужчина, стоявший на пороге.

Это был Марк.

Он шагнул в дом. Я потянулась к нему, поцеловала его.

Мне не хочется думать о том, что произошло потом. Меня переполняет стыд, когда я вспоминаю, как утратила всякое здравомыслие. В двух словах это выглядело так: спустя десять минут Кэрол стала искать меня и нашла в одной из спален на верхнем этаже. Я была с Марком. С тем самым Марком, из-за которого так убивалась у нее на глазах. С тем самым Марком, которого она никогда не видела, но узнала тотчас же — по фотографиям, которые я столько раз ей показывала. В том числе в ту ночь, когда я взяла в руки ножницы и изрезала почти все снимки, на которых он был запечатлен. И вот этот самый Марк теперь сидел на кровати, а я стояла перед ним на коленях. Мои волосы были убраны назад. Я делала ему минет.

Кэрол ничего не сказала. Ее изумленный возглас привел меня в чувство. Она закрыла дверь, а я, пьяная, покачиваясь, поднялась с колен.

— Закончи, не уходи! — простонал Марк, но я, не обращая на него внимания, потащилась к двери.

К тому времени, когда я спустилась вниз, Кэрол уже исчезла.

— Вернись, сучка! — крикнул с лестничной площадки Марк, но мне нужно было найти подругу. Я вышла на улицу. Увы, Кэрол и след простыл. И тут пикнул мой мобильный, сигнализируя о том, что поступило SMS-сообщение. Длинное, оно было от Уоррена. Он выражал мне свое восхищение и говорил, что ждет не дождется, когда мы вновь увидимся.

Я опустилась на ступеньку и разрыдалась. Я ненавидела себя за свой поступок. Но плакала я не столько из-за того, что изменила Уоррену, а потому, что разочаровала Кэрол.

— Спустись на землю, дорогая! — сказал Уоррен, размахивая рукой перед моим лицом.

Я смотрела перед собой невидящим взглядом, пока он и Кэрол обсуждали достоинства покупки нуждающегося в ремонте жилья на Синдж-стрит.

— Думаю, пока лучше снимать квартиру, — сказала я. — Цены на рынке продолжают падать. Возможно, снизятся еще процентов на пятнадцать.

— Ба, вы только послушайте ее! — воскликнула Кэрол пьяным голосом. — Само благоразумие! Бог мой, Уоррен, знал бы ты, что она вытворяла до того, как ты ее приручил…

Да уж! Все, с меня хватит. Я извинилась и удалилась в ванную. Заперев дверь, я опустилась на сиденье унитаза и стала думать о том, как мне быть дальше.

Уоррену я никогда не рассказывала о том, что делала Марку минет, хотя и не довела дело до конца.

В общем, как ни назови, это была ужасная ошибка, о которой я пыталась забыть, и за те восемь лет, что мы живем с Уорреном, у меня и в мыслях не было изменить ему. Вспоминая ту отвратительную ночь, я говорю себе, что к тому времени мы с ним встречались всего три недели. Между нами еще ничего не было решено. Ни один из нас не произнес: «Я люблю тебя».

Тем не менее Уоррен взял себе в привычку каждый год десятого декабря дарить мне цветы. Он — безнадежный романтик, отмечает годовщины не только нашей свадьбы и помолвки, но также нашего знакомства.

— Все началось в «Волосатом лимоне», — рассказывал он всем и каждому. — Это была любовь с первого взгляда. С той самой минуты, как мы увидели друг друга.

Естественно, вряд ли он обрадуется, узнав, что спустя три недели после того, как «мы полюбили друг друга с первого взгляда», я удовлетворяла похоть своего бывшего дружка. Это весьма неприятная новость. А чем дольше мой муж беседовал с Кэрол, тем больше была вероятность, что она проболтается. Уоррен будет оскорблен в своих лучших чувствах. Раз уж я это от него утаила, тогда чего вообще от меня ждать?

В нашей семейной жизни лишние подробности ни к чему. Наша семья обойдется без Кэрол.

— Уоррен, — сказала я, вернувшись из туалета. — Я только что получила сообщение от няни. Сайэра проснулась и криком кричит. Нам нужно домой.

— Ну что ты, дорогая, эта няня вечно преувеличивает, — отмахнулся мой муж. — Сайэра наверняка просто ноет. Давай подождем пять минут, а потом ты позвонишь и спросишь, как она.

— Нет, Уоррен, надо идти, — твердо сказала я. — Принеси, пожалуйста, из спальни наши пальто.

Надувшись, он отправился за верхней одеждой.

— Молодец, Чудик. Здорово ты вымуштровала своего мужа, — заметила Кэрол. Она была пьяна, счастлива и не чувствовала напряжения.

— Спасибо, Кэрол. — Я сделала глубокий вдох. — Ммм… Кэрол, видишь ли, что касается нашего предложения переселиться к нам… боюсь, это будет не очень удобно.

— Что?

— Да, — подтвердила я. — Мы как раз собирались выделить Сайэре собственную комнату. Эта та, что предложил тебе Уоррен. Боюсь, малышка все еще часто просыпается по ночам и плачет. Ты не будешь высыпаться.

— О…

Уоррен уже вернулся и теперь стоял возле меня. Я видела по его позе, что он рассержен, но все равно продолжала как ни в чем не бывало:

— К тому же мы живем на окраине. Ты замучаешься добираться от нас до Лорето каждый день.

— О… — вновь протянула Кэрол. Смысл того, что я говорю, медленно просачивался в ее затуманенное водочными парами сознание. — О…

— Я дам тебе свой телефон, — сказала я.

Я выхватила у мужа свою сумочку, достала клочок бумаги и начеркала номер.

— Не беспокойся. Позвони мне завтра, а я тем временем подберу лучшие агентства, в которые тебе следует обратиться. И сама поезжу с тобой.

У Кэрол вид был ошеломленный. Я обняла ее на прощание, но она не отреагировала: так и стояла, словно столб. Я всучила ей клочок бумаги с номером телефона, и ее лицо немного просветлело.

— Так ты поможешь мне найти жилье? — спросила она.

— Непременно. — Я улыбнулась.

— Позвони Чудику, — прочитала она на листочке, что я дала ей. — 086 921 5690.

— Да, — кивнула я.

Уоррен, стоявший подле меня, хотел вмешаться, но я бросила на него свирепый взгляд, означавший: «Обсудим это позже. Молчи, если не хочешь, чтоб я прогнала тебя в другую спальню».

Очевидно, мой благородный муж хотел указать, что я неверно записала свой телефон. На самом деле у меня был немного другой номер: 086 921 6509.

— Ты еще никогда не была столь груба со мной, — пожаловался Уоррен, когда мы благополучно сели в такси. — А Кэрол такая приятная женщина. Не понимаю, что на тебя нашло…

Всю дорогу домой он брюзжал. Брюзжал в постели, пока не заснул. Брюзжал на следующее утро: стоял у душевой кабинки и выговаривал мне, пока я мыла голову. Я не пыталась ему возражать, поскольку он — в кои-то веки — был прав на все сто процентов. И не отвечала на неоднократно заданный вопрос:

— И почему это Кэрол все время звала тебя Чудик?