Литрим, Ирландия, июль 2005 г.

Мы стояли бок о бок в хозяйственном магазине, и я вдруг осознала, что впервые в жизни завидую своей младшей сестре Эшлинг. И вовсе не потому, что она на восьмом месяце беременности. Черт, нет. Мне до старости далеко: сто раз еще успею родить. А она даже не сексуальна, как некоторые женщины во время первой беременности, хотя из вежливости соглашусь, что живот у нее довольно аккуратный, правда, в данный момент перегораживает проход. И не ее работа (скучная работа секретарши, которой она занимается с тех пор, как окончила школу) вызывает у меня зависть, и не ее муж (все тот же скучный Майкл, с которым она живет примерно столько же лет).

Нет, чувство зависти всколыхнулось во мне, когда я увидела отдел принадлежностей для ванной комнаты. Там были всевозможные виды вешалок для полотенец: крючки, кольца, штанги; держатели для зубных щеток; мыльницы; держатели для туалетной бумаги и так далее. Огромнейший ассортимент. Продаваемые поштучно или в наборах, аксессуары были сделаны из самых разных материалов: блестящего хрома, пластика или дуба — и имели самые разные формы и размеры: круглые, квадратные, волнообразные, в виде рыбок и Гомера Симпсона. И Эшлинг нужно было выбирать среди всего этого многообразия. Причем ей требовались целых три набора, потому что в ее новом доме (площадью 2500 квадратных футов, и это не считая зимнего сада!) было целых три ванные комнаты. А мне ничего не требовалось, не нужен был даже классический хромовый набор. Потому что жила я в съемной однокомнатной квартире в Дублине.

Ну и что? — скажете вы. Ну и что? — сказала бы и я еще вчера. Именно вчера Эшлинг показала мне свой новый дом, который был почти готов к приему новоселов и поразил меня больше, чем я того ожидала. Стены с внешней стороны и в самом доме вокруг камина были облицованы камнем. Кухня со встроенной мебелью из сосны в сочетании с гранитной рабочей поверхностью была большая — почти как вся моя квартира. Пол — почти везде из гладкого дерева, лишь в некоторых помещениях выложен плиткой. Все лампы с плафонами из черненой стали. Малярные работы выполнены безукоризненно, ковры — потрясающие. Внутренний дворик вымощен брусчаткой. В спальне хозяев — балкон. Из окна открывается вид на лес и ручей у подножия холма.

Увидев все это, я поняла, что мне хочется того, чего я никогда не хотела. Для многих смысл жизни заключается в приобретении недвижимости, но я всегда считала, что это — жалкая замена воистину содержательному, цельному существованию. Всегда предпочитала тратить деньги на фильмы, книги, музыку и путешествия, на вечера в компании остроумных друзей, на такие экстремальные развлечения, как альпинизм и прыжки с парашютом. Я всегда презирала материальные блага, а теперь вдруг с шокирующей ясностью осознала, что, кроме пищи для души, мне нужна еще и недвижимость. Причем немедленно.

Я решила поговорить с мужем.

— Так, давай посмотрим, правильно ли я тебя понял, дорогая, — сказал Даг. Мы стояли на автостоянке, куда он вышел на минутку, чтобы перекурить. — Прежде ты мне говорила, причем неоднократно, что Литрим — дыра, что ты с детства мечтала оттуда уехать.

— Знаю. Но…

— И все ночи напролет, не давая мне спать, зудела про Дублин. О том, как мы там весело заживем, будем захаживать в бар «Темпл», по утрам завтракать в «Рэнилэ» и гулять вдоль Большого канала.

— Знаю. Но…

— И я в конце концов согласился покинуть Австралию и отправиться за десять тысяч миль туда, где моя любимая жена хотела жить. А теперь ты говоришь, что хочешь переехать еще на сто миль дальше. В глушь, захолустье, в никуда. Я верно излагаю?

— Да.

— В таком случае мой ответ будет столь же ясным, — сказал он и, выдерживая паузу, затянулся сигаретой. — Это. Абсолютно. Исключено… Дорогая.

С Дагом я познакомилась полтора года назад на турбазе в Кэрнсе, где училась подводному плаванию. Он был атлетичен, добродушен и более энергичен, чем десять ирландских парней, вместе взятых. Сначала мы нашли друг друга в воде, потом в постели. К тому времени я перецеловала немало лягушек, научилась отличать принцев, и уже через неделю точно знала, что Даг — мой суженый. Я продлила свою рабочую визу, и мы поженились в сиднейском соборе. На церемонию бракосочетания приехали мои родители, а также Эшлинг с Майклом и еще несколько моих друзей по институту. Они познакомились с Дагом и за несколько дней узнали его немного. А он их. Но все же это были нетипичные условия. Так что во время нашего первого визита в мой отчий дом после того, как мы переехали в Дублин, у Дага все еще продолжался своего рода «испытательный срок».

Что касается самого Дага, он постарался произвести впечатление на моих родителей. Я тоже была на высоте — пока мы не зашли в магазин хозтоваров. В ту субботу за обедом я была слишком раздражена, чтобы разыгрывать вместе с мужем счастливую супружескую чету.

— Соус великолепный, миссис Макманус, — рассыпался в похвалах Даг, а я сидела мрачнее тучи.

— Книжный шкаф — просто чудо, мистер Макманус. Даже не верится, что вы сделали его своими руками, — говорил он отцу, а я хмурилась из-за того, что он отверг мою абсолютно разумную просьбу пересмотреть наши планы.

— Майкл, я слышал, ты намерен открыть свое дело по ремонту топливных форсунок? — спросил мой муж, и я наконец-то увидела свой шанс.

— Да. Твой слух тебя не обманул. Так и есть. Молодчина, Майкл, — быстро вмешалась я. — Дат, почему ты не хочешь высказать свое мнение об их новом доме?

— Да, дом хороший, — произнес Даг, подозрительно глянув на меня.

— Не просто хороший, — добавила я. — Сказочный. Большой. Со всеми современными удобствами.

— Да ты никак восхищена, — съязвила Эшлинг. — Тем, что принадлежит мне! Где бы это записать?

— Ну будет вам, будет, — миролюбиво произнесла мама, — не ругайтесь, девочки. Она просто хотела сказать, что твой энтузиазм ее удивляет. Ведь ты никогда не проявляла склонности вернуться сюда. Хотя запросто могла бы вернуться — после того, как окончила институт.

— Это потому, мама, — вставила Эшлинг, — что она считает Литрим самой глухой дырой во всей Ирландии.

— Неправда, — возразила я, злясь на Эшлинг. Лучше б набивала едой свой бездонный живот. — На мой взгляд, за последние годы Литрим стал гораздо красивее. Когда мы росли, здесь вообще ничего не было, кроме рытвин. Но потом дороги построили, торговый центр в Баллинаморе, большой кинотеатр в Каррике. По-моему, теперь здесь не жизнь, а сказка.

— Неужто лучше, чем в Дублине? — спросила моя сестра, все так же с сарказмом в голосе.

— Пожалуй, — ответила я. — Передвигаться по городу стало гораздо труднее. Цены на недвижимость очень высокие, никаких денег не хватит, чтобы купить. Мы с Дагом вынуждены снимать квартиру.

— А знаешь, — сказала мама, блаженно улыбаясь в свойственной ей манере, — в этой связи, думаю, отец мог бы сделать вам интересное предложение.

Как я и надеялась, разговор повернул в нужное мне русло. Все взгляды обратились на отца. Он прокашлялся.

— Так вот, Даг, не знаю, известно ли это тебе, но я всю жизнь был школьным учителем, заместителем директора, в прошлом году вышел на пенсию. А отец мой был фермером. Почти всю землю он завещал моему брату Мартину, мне же достался небольшой хвостик, так сказать. Здесь, за домом, есть четыре поля, для земледелия они практически непригодны. Иногда я сдаю пастбище в аренду кому-нибудь из соседей, иногда приберегаю стог сена на продажу зимой.

— Ближе к делу, Шон, — сказала мама.

— В общем, Даг, — продолжал отец серьезно, обращаясь не ко мне, своей старшей дочери, а к главе семьи, — у нас есть еще один участок на дальнем краю… э… поместья. Одной стороной он примыкает к дороге, вся местность как на ладони. На то, чтобы получить разрешение на застройку, уйдет какое-то время, но ты его непременно получишь, поскольку жена твоя из местных. Мы думали вскоре продать эту землю и нажиться, пока цены высоки и рынок не рухнул. Но, с другой стороны, если вы хотите оставить Дублин и поселиться в наших краях, участок ваш. Он такой же, что мы выделили Эшлинг с Майклом. Забирайте, мы будем только рады.

Отлично!

— Вы очень великодушны, сэр, — сказал Даг, — и я вам весьма благодарен…

— Спасибо, отец, — перебила я мужа. — Пойдем, Даг, прогуляемся, я покажу тебе, где это.

— Но… — начал Даг.

— Наденьте резиновые сапоги, — предупредила мама. — На среднем поле трава не кошена, а утром был ливень.

Четвертое из маленьких полей отца представляло собой неказистый участок треугольной формы. Широкий на вершине холма, спускаясь по крутому склону, он сужался в своем основании до ширины выходящих на дорогу ржавых ворот, в которые он упирался. Для сельскохозяйственных нужд эти земли были непригодны, зато идеально подходили для застройки. Если построить дом на вершине холма, мы с трех сторон будем видеть всю округу до самого горизонта.

— Ты хоть понимаешь, что цена ему почти восемьдесят тысяч? — спросила я.

— Да гори он синим пламенем. Это безумие, — сказал Даг.

— Может, и безумие, зато нам его отдают даром, ты не согласен?

— Нет, дорогая. — Даг достал сигарету, последнюю в пачке. — Это безумие чистейшей воды.

Нужно было его убедить.

— Я знаю, тебе это трудно понять, Даг, ведь прежде я весьма нелестно отзывалась о родном крае. Но сейчас здесь и впрямь стало намного лучше.

— Да, — подтвердил Даг, — мне это трудно понять.

— И потом, если мы решим завести детей, нам во всех отношениях удобнее жить по соседству с моими родными. При необходимости детей можно будет оставлять с мамой или с Эшлинг. Живя здесь, наши дети будут играть на широких газонах, ходить в милую маленькую школу…

— Кататься на пони, — насмешливо вставил Даг.

— Да, и кататься на пони. Не понимаю, что в этом смешного.

Даг затянулся сигаретой и расхохотался.

— Ладно, умник, — не унималась я. — А ты не подумал, какой домину можно здесь отгрохать за триста тысяч? В Клонтарфе за эти деньги мы не купим и жалкой хижины. Причем когда строишь сам для себя, твой дом приобретает индивидуальность. Я это поняла, когда увидела дом Эшлинг. В основном все дома типовые, стандартной планировки, безликие. А вот когда начинаешь строить свое жилье с нуля, в нем проявляется твоя душа. Неужели не понимаешь?

— Нет, дорогая, не понимаю и не хочу понимать, — ответил Даг. — Я отправился за тридевять земель, чтобы жить в Дублине, как мы и решили. Теперь не прошло и трех недель, как ты хочешь все изменить. Я уже исчерпал свой лимит уступок. Покинул друзей. Покинул родных. К тому же, как тебе известно, в Кэрнсе зимой теплее, чем здесь летом. Не хватало еще, чтоб мы в июле ходили в резиновых сапогах. Черта с два!

— Что ж… — протянула я. В его словах был свой резон.

— Я только-только начал привыкать к Дублину. К тому же завтра у меня собеседование, и я имею все шансы получить отличную работу.

— Ну да, — промолвила я со слезами на глазах.

Даг покачал головой.

— Пойдем, — сказал он, протягивая мне руку. — Пора возвращаться.

Мы поплелись по полю, заросшему высоким райграсом. Я тихо всхлипывала. Плакали мои мечты. Не будет у меня дома площадью 2500 квадратных футов. Не считая зимнего сада. Самое большее, на что я могу рассчитывать, это две ванные — в лучшем случае.

Когда мы вернулись к дому родителей, Даг прямиком направился к нашему арендованному автомобилю.

— Сгоняю быстренько в Баллинамор, — сказал он, — куплю сигарет.

Мне предстояло одной войти в дом и сообщить наше решение.

Эшлинг с Майклом все еще были у родителей. Они выжидательно смотрели на меня.

— Ну что? — спросила Эшлинг еще до того, как я сняла резиновые сапоги.

Я мотнула головой.

— Ха! — фыркнула она. — Я так и знала, что наша светская львица сочтет это ниже своего достоинства. Так и знала!

Реакция отца была не столь бурной, но тоже уничижительной.

— Другого от тебя я не ждал, — буркнул он.

Майкл, ничего не сказав, уткнулся в газету.

— Так чем тебе не понравился участок? — спросила Эшлинг. Вот стерва! Лучше б рожала скорее.

— Эшлинг, помолчи минутку, — вмешалась мама, — ну что ты на нее напала? Возможно, это Даг против. Мы же не знаем. Дай ей все объяснить.

И я почти сказала: «Да, так и есть. Против не я, а Даг».

Эти слова уже готовы были слететь с моего языка, но я промолчала, раздумывая над ответом. Честно говоря, я сама вырыла себе яму. Если б я признала, что вето наложил Даг, тогда да, в скором времени обвинения с меня были бы сняты. Мои родные охотно принялись бы утешать меня, выражать мне свое сочувствие. Что ж, его можно понять, сказали бы они, ведь он иностранец, с его стороны это вполне справедливая и обоснованная реакция. Но потом — в этот же вечер, едва мы выедем на дорогу, направляясь в Дублин, — все четверо сядут за обеденный стол, нальют себе еще по чашке чая и приступят к процедуре «вскрытия трупа». Обсудят минувшие выходные, поведение Дага, мое, наш брак…

— По-моему, приятный парень, такой вежливый, — начнет мама, — только жаль, что он не хочет…

Поначалу осторожно, потом смелее, в более резких выражениях («…и говорит он не по-человечески»), они раскритикуют Дага в пух и прах. И пожалуй, достанется не одному Дагу. Рано или поздно они непременно вспомнят и меня. Ведь это я вышла за него замуж. За австралийца, которого они и в глаза-то не видели. Ха, любовь у них, понимаешь, страстная!.. Даг — мой избранник. А значит, виновата я.

Я оказалась перед непростым выбором. Либо я предстану перед своими родными неблагодарной стервой, отвергнувшей их щедрое предложение, либо — жалкой дурой, идущей на поводу у своего мужа.

— Да нет, это я передумала, — сказала я. — На минутку забыла, что это за дыра…