Стихи инженера Михайлова. (Публикуется впервые).

Я Москву сменил на Инту, Мне в Инте даже черт не брат. Я в Мукерке пахал в поту, Продираясь сквозь лай и мат. Добывал я руду стране, Корчевал по болотам пни. Новый срок намотали мне — Много дней — бесконечны дни.. За колючку я не пойду, За колючкой — закон-тайга. Там рыдает мне на беду Безутешной вдовой пурга. В Воркуте я кайлом долбил Неподкупную мерзлоту. Здесь я душу свою убил, Проклинаю ту Воркуту… Был бы я на дуде игрец — Много песен знает дуда, — Если б наш дорогой Отец Не отправил меня сюда. Вертухай жалел для меня Небольшой кусочек свинца, Доходил я, себя виня, Но вовсю вознося Отца. Как наивен я был в те дни! Годы шли сплошной чередой, Доконали меня они — Мне в Москве не гулять с дудой. Дудка-дудочка, ты тростник, Ты — кустарник, ветка, трава. Ты — навеки, а я — на миг В этом мире, где смерть права. В каждом споре она права, В каждом взгляде — ее лицо… И разят могилой слова, Пробормотанные Отцом…

* * *

Псы облаяли нас свысока, Кто-то в снег обреченно свалился, И конвой ему вслед матерился, И брели безучастно зека. Вот деревья стоят в серебре, И морозная дымка клокочет. И никто здесь о зле и добре Рассуждать почему-то не хочет. Что есть истина — знает ЦеКа, И нужны ль помышленья о Боге, Коль у всех обреченных зека Обморожены руки и ноги? Мы гнием на этапе, пока Наша родина счастье пророчит, Но об этом в предвестии ночи Не узнает никто из зека. Я кайлом пробивал себе путь И долбил мерзлоту — не за славу, Не за пайку, но лишь за державу, Погруженную в гнойную муть… На морозе застыла щека, Пальцы скрючены бешеным хладом. Здесь прошли по этапу зека Под конвойным прицелом и матом.

* * *

Над заснеженными льдами Раздается злобный вой, То, измученный трудами, Погоняет нас конвой. Как бараны мы покорны, Трехлинейка нам — гроза, И звучат во тьме задорно Вертухаев голоса. Снег, снег, снег… Бег, бег, бег?.. Мне в бега — Не уйти. Тут тайга — На пути. А уйти, — Если сметь, — Не дойти — Помереть. За Печорою-рекою Есть прекрасная страна, Замороженной щекою Чую — шлет тепло она. Мы в предзоннике топочем, Долго длится вечный шмон. Сквозь густую темень ночи Слышу колокола звон. Звон, звон, звон… Стон, стон, стон?.. Кто стонал — Весь народ. Горе знал — Корчил рот. Я загнулся От мук, И замкнулся Круг рук. Со скрещенными руками Я лежу средь мерзлоты, Вознесен ли над веками В вечном хладе пустоты? Не нужны мне ни богатства, Ни прощение ЦеКа. Мир расколот на два царства — Вертухаев и зека. Зек, зек, зек — Человек?..

* * *

Так маленькая боль вытекает из большой, и уже не важно, где болит, важно то, что невозможно смотреть на этот мир, на эту бедную, истерзанную страну без мучительного чувства сострадания…

Господи, Боже мой, мне так часто хотелось мстить, хотелось ненавидеть, хотелось объяснить своим близким то, что невозможно объяснить, хотелось повиниться перед Тобой за свои поступки, я вспыхивал, гневался, спорил, злобствовал, выходил из себя, повышал голос, желал ближнему зла, обижался, злорадствовал, проклинал… Впрочем, Ты знаешь всё и без этих стенаний, это Твое участие спасало меня в темных закоулках совести… Как хорошо, что Ты есть, ведь человеку каждое мгновение своей жизни необходимо помнить о Твоем присутствии во Вселенной, о Твоем месте в бесконечной бездне, куда после долгих странствий можно, наконец, придти и, опустившись перед Тобой на колени, уткнуться непутевым лбом в Твой теплый живот, с каким-то вкусным запахом, и ощутить на своей голове Твои добрые, мягкие ладони…