ТРИСТАН КОРБЬЕР

215. СКВЕРНЫЙ ПЕЙЗАЖ

Песок и прах. Волна хрипит и тает,

Как дальний звон. Волна. Еще волна.

Зловонное болото, где глотает

Больших червей голодная луна.

Здесь медленно варится лихорадка,

Изнемогает бледный огонек,

Колдует заяц и трепещет сладко

В гнилой траве, готовый наутек.

На волчьем солнце расстилает прачка

Белье умерших - грязное тряпье,

И, все грибы за вечер перепачкав

Холодной слизью, вечное свое

Несчастие оплакивают жабы

Размеренно-лирическим «когда бы».

216. ИДАЛЬГО

О, все они горды!… как на коросте вши!

Они ограбят вас, но так, что вы - растаяв

От восхищения - на самом дне души

Почти полюбите отважных негодяев.

Их запах не совсем хорош. Зато их вид

Очарователен - в них чувствуется раса.

Вот - не угодно ли? - набросок: нищий Сид…

Великолепный Сид бездельников Козаса…

Я брел с подругою. Дорога, вся в огне,

Казалось, напрокат взята из преисподней,

Вдруг - Сид - во весь опор… и я прижат к стене

Загривком лошади. - Ах, милостью господней

219

Я заклинаю вас: головку лука… су…

Я большего просить не смею у сеньора…

(А лошадь у меня почти что на носу.)

Она уж любит вас, бедняга! - Слишком скоро!

Дорогу! - О, хотя б окурок!… Помоги

Вам Дева за добро. - Отстань, ты тратишь время

Напрасно! Пропусти!… (Он пальцами ноги

Тихонько мой карман затягивает в стремя.)

– Молю о жалости! - И, получивши су: -

Благодарю, сеньор, за ангельское дело…

Сеньора! Дивная! Спасибо за красу,

А также и за то, что на меня глядела!…

220

ЛОРАН ТАЙАД

217. БАРКАРОЛА

На катере и гам и вопли,

Полно разряженных мещан.

Их детям утирают сопли,

Но это - зрительный обман.

Пускай вокруг колышет Сена

Собачьи трупы, дохлых кур,

Им в свежем ветре запах сена

Шлет вожделенный Бильянкур.

А их ужасные подруги,

Под блузкой распустив подпруги,

Потеют - им нехорошо! -

И жмутся с негою во взорах

К японцам сумрачным, которых

Одел с иголочки Годшо.

218. ПЛОЩАДЬ ПОБЕД

Уроды-женщины, уткнувши в ноты нос,

Прослушали концерт и, выйдя от Эрара,

Столкнулись с Фриною, царицей тротуара,

Пленяющей мужчин фальшивым златом кос.

Решая, подчеркнул ли всюду тему фуги

Венгерский пианист, которого перо

Продажное давно уж хвалит в «Фигаро»,

Они посплетничать не прочь и о прислуге.

Покорные мужья, бредя вослед своим

Супругам яростным, поддакивают им,

Хоть жертвам музыки стократ милей шарманка,

И, лишь слегка задет тенями их фигур,

Людовик, перед кем не устоял Намюр,

Уныло смотрится годами в двери банка.