Текст ПС пронизан цитатами и автоцитатами, реминисценциями и аллюзиями, а лирические отступления автора оказываются нередко автокомментариями поэтических текстов - мемуары дополняют стихи, но и наоборот - стихи становятся ключом для зашифрованных эпизодов воспоминаний. Поэтому примечания к ПС и к ст-ниям построены на перекрестных отсылках, что помогает расширить реальный план как мемуаров, так и стихов.

Особого уточнения и расшифровки требует используемый Лившицем в ПС прием автокомментирования ст-ний о Петербурге из БМ (см. ПС, с. 531). Мемуарные «отступления» дают ключ к расшифровке ряда ст-ний и одновременно участвуют в сложной системе кодирования текстов: прозаический и поэтические тексты создают единую мистификацию - вынужденный прием защиты от заведомо предвзятой критики.

Рассказывая в главе о Маяковском о том, что поэт намеренно сдвинул датировку некоторых своих ранних стихов (см. гл. 5, 51), Лившиц тем самым намекает, что этот же прием использовал и он сам (например, при датировке ряда текстов - см. преамбулу к БМ). Передатировка текстов была необходима Лившицу для сдвига или зашифровки смысловых акцентов ст-ний. Свидетельствуя в воспоминаниях, что ст-ния о Петербурге в «достаточной степени насыщены политикой», автор своими комментариями отнюдь не стремился раскрыть эту «политическую» тематику герметичных текстов БМ. Наоборот, в ПС Лившиц постарался зашифровать и революционные мотивы ряда текстов 1914-1915 гг., вошедших в БМ, и свое неприятие насилия в ст-ниях, написанных в гражданскую войну, и отрицание Брестского мира (тема «вдовства» и «отрешенности России от моря»). Кроме того, рассказывая в мемуарах о БМ, Лившиц намеренно ничего не говорит еще об одной важной теме книги - теме соборности, провозглашенной им в русле идей Вяч. Иванова, а затем своеобразно преломленной в «Патмосе».

История выхода из печати книги Лившица была сложна и драматична. В письме к М. А. Зенкевичу от 8 сентября 1933 г. Лившиц излагал ход событий: «Рад был узнать, что «Полутораглазый стрелец» до Вас дошел: он ведь был задержан главлитом и только на днях запрещение снято. Конфискация, впрочем, носила чисто комнатный характер, так как весь тираж разошелся в два дня. Сейчас передо мной стоит вопрос о переиздании. Боюсь только, как бы мне не «испортила каши» критика: в Ленинграде меня уже начали прорабатывать и за «формализм» (а что это такое и с чем его едят, ей-богу, не знаю!), и за «лукавство», и за «греческий язык». Разумеется, это только робкое начало - дальше пойдет лай вовсю» (ГЛМ). В этом письме упоминается рецензия З. Штеймана «Лукавая самокритика», напечатанная в «Лит. Ленинграде» (1933, 5 сентября).

Интересно, что за мемуары Лившица вступился А. М. Горький. Получив сведения о задержке книги Лившица, он в письме от 25 августа 1933 г. критику Б. М. Волину дал книге в целом положительную оценку, хотя и с некоторыми оговорками, и настаивал на необходимости ее выхода в свет: «Мне сообщили, что Вы против выпуска книги Б. Лившица «Полутораглазый стрелец». Разрешите ознакомить Вас с моей оценкой книги. Мне кажется, что она - определенно полезна для нашей литературной молодежи, ибо в ней рассказывается и разоблачается история возникновения футуризма и сродных ему литературных течений, анархо-бур-