Миша возвращался домой раньше чем обычно. В редакции царило затишье, очередной номер в печать сдали пару дней назад.
Бурное начало дня принесло в итоге свою пользу: все успокоились, и жизнь вошла в привычное русло. Ему хотелось посмотреть на Верочку. Хотелось, чтобы она улыбалась, как раньше. Наверняка будет улыбаться. Там же у них такая подруга, что без улыбки смотреть невозможно. Губы сами разъезжаются.
Только со щеночком не будет все так просто, вздохнул Михаил. Порода-то не домашняя. Плохо им в доме. Они должны по двору ходить, от чужаков дом в деревне стеречь. С ними нельзя сюсюкать и ласкаться. Они предназначены для другого. Понятно, почему Женька с Любой выбрали своего щеночка. С этими мишутками у человека с первого взгляда завязывается что? Любовь! И еще какая! Но вот именно ради любви надо держать зверя в удобных для него условиях. На большом просторном участке, где он чувствовал бы себя ответственным за безопасность любимых людей. Летом, конечно, так и произойдет. Увезут они всех москвичей, включая Михаэлу, на природу. И вот за лето надо все разрулить, чтобы ребята поняли, где их любимой подруге лучше. Она же еще подрастет… И как! Надо бы с Федором переговорить, что он по этому поводу думает. Не на балконе же ей будку ставить, в самом-то деле.
Дома, естественно, царило оживление.
– Пап, она упрямая, смех! Мы ее зовем на балкон бегать, а она уперлась – не сдвинешь! Посмотри!
Михаэла стояла на четырех крепеньких толстеньких лапах, независимо и равнодушно глядя в пространство, словно говоря:
– Стояла, стою и буду стоять. И сдвинуть меня не пытайтесь. Мне в данный момент хочется стоять тут. Вот и стою.
– У нее сильный характер и на все свой взгляд, – прокомментировал Миша. – А что с ужином у нас? И Вера где?
– Ужин на столе. Вера на кухне. Эксплуатируем детский труд. Она заправку для салата какую-то особую готовит. Французскую, – это Анечка выбежала и чмокнула мужа в щеку.
– Пойдемте скорей, девчонки, я голодный жутко.
Верочка радовала своим видом, только тени под глазами еще темнели. Ничего, пройдут и они. Все уляжется, успокоится.
Домочадцы ужинали, шутили, хвалили еду.
Люба упоенно хвасталась Верочке, что вот этим самым прошедшим утром родители ей обещали братика. Если не обманут, будет через некоторое время братик.
– А тебя кто-то когда-то обманывал? – картинно обижался отец.
– Посмотрим, что на этот раз будет, – сомневалась на всякий случай хитрая Люба, чтоб разжечь родительский азарт и не дать им забыть о своем обещании.
– А я так вообще много-много детей рожу. Больше, чем тетя Катя, – строила планы Любка.
– И я тоже, – вторила ей Вера.
– А жить на что будете? – уточнял на всякий случай Миша.
– Я как раз сейчас над этим всерьез думаю. Может, питомник собачий устрою. Может, коней разводить буду. Я по этой части, пап. Ты не против?
– Вполне даже за.
День замечательно заканчивался. В добром семейном тепле. Вздохнуть бы с облегчением…
Но именно в этот момент со стороны их входной двери раздался зычный голос Ирины, соседки:
– Идите скорее сюда! Тут Аню показывают! Бегите!
И почему-то выкрикнуто это было так, что они и не подумали оставаться на своих местах и шутить по поводу любви тети Иры к громким командам и немедленному их исполнению.
Они вскочили и действительно ринулись к соседям.
Посмотрели на экран, вгляделись.
Перевели взгляды на Аню. У всех в глазах застыло одинаковое выражение: смесь удивления и того, что обычно выражают восклицанием «Не может быть!».
Лицо Ани поразило всех не меньше того, что они увидели сейчас на экране.
Оно сделалось неестественно белым, совершенно как бумага.
И сказать она ничего не успела.
Потеряла сознание.