Все получилось, как в песне, легко и свободно. В аэропорту счастливая Ирина Андреевна встречала их, как самых дорогих и важных персон.

– Витенька на ножку уже так хорошо наступает! – поделилась она счастьем.

– Я скоро вернусь, и вместе Инне позвоним, – пообещала Света.

Она очень надеялась, что и Инка поймет значение свершившегося чуда. Пора ей к людям. Пора.

В Милане Света отдала Пятрасу его клад и кассеты с компроматом, которые так и не просматривала. Ей это не нужно. У нее другие задачи. На ее долю компромата хватило.

– Ну что? Там разобралась?

– Разобрались общими усилиями.

– А тут?

– А тут еще предстоит. Но все решится. Я спокойна и уверена.

– Вижу, – сказал Пятрас. – И помогу, если что-то понадобится.

– Спасибо, и я помогу, если что, тебе.

– Я знаю…

Потом был долгий и неожиданно дружеский, как много лет назад, в самом начале, разговор с Марио.

– Я признаю свою вину. И любой суд, увидев то, что у тебя в руках, решит все в твою пользу.

– А я хочу, чтобы решилось все между нами в пользу сына, он любит тебя невероятно. Я не хочу его ранить.

– И я не хочу. Я знал, что не все было честно между нами. Даже не говоря об этой Елене.

– Она – пустое. Противное, гадкое, но пустое. Главное, наверное, в другом. Я жила не той жизнью, для которой пришла в этот мир. Чувствовала это, старалась, но… не получилось. Ты вбил себе в голову, что тебе нельзя иметь второго ребенка из-за вашей семейной истории… А я же не знала ничего… И не могла ничего понять, объяснить себе.

– Есть что-то темное в нашей фамильной крови… Я даже иногда рад был, когда ты увозила Андреа в Россию. Он возвращался другим. Я рад, что он похож на тебя…

– Ты даже не представляешь себе, как во многом он похож на тебя.

Так они и говорили, договаривались, стараясь не разбить вдребезги хрупкий мир их общего любимого сына, который – оба это понимали – объединил их навсегда.

Андрейка отправился проводить остаток каникул к своим итальянским бабушке и дедушке, но главное – к роботу, по которому скучал, как по настоящему другу. Они же разлучились, едва успев познакомиться и привыкнуть друг к другу.

Света снова полетела в Москву. С легким сердцем. Впервые за долгие годы она все понимала про себя, про то, чего на самом деле хочет. А хотелось ей простого: чтоб был большой дом, полный детских голосов, чтоб дети копошились, дрались, ревели, не давали ей покоя, теребили, чтоб она жаловалась на свою материнскую долю, ругалась на двойки, гордилась до слез прочитанным на детсадовском утреннике стишком… Она хотела быть наконец самой собой, без всех этих стараний казаться, выглядеть, соответствовать. Она будет жить, сколько ей отпущено, радоваться тому, что ее радует… Но просыпаться в слезах от тоски… Нет… Дверь за этим плотно закрылась. Навсегда.

В аэропорту ее встречал Сережка. Без букета, без галстука, с мальчишеской широкой улыбкой. Он издали стал махать ей рукой. Она не спеша шла к нему, а внутри себя чувствовала, будто летит.

Вот она подошла близко. Остановилась. Ей хотелось, чтоб все навсегда было так, как сейчас. Они – и все. Стоят и смотрят друг на друга. И все уже есть, то, что будет потом. Есть. Оно рядом. И они оба это знают.

Света чуть притопнула ногой и тихонько, ему одному, пропела:

– Считай, уже при…балось, – уверил ее Сергей.

Светка знала, что так и есть. Но на всякий случай спросила:

– Ты уверен?

– Привет, дурища! – засмеялся Сережка.

Вот теперь можно было обниматься изо всех сил!