Позитивный сдвиг

Прошло несколько дней.

Саша улетел, как и планировал.

Все последние хлопоты обрушились на Лесю беспощадной лавиной.

При этом в повседневной ее жизни произошел явный позитивный сдвиг. Ей перестали сниться мучительные сны, да и вообще какие бы то ни было сны перестали утомлять ее. Кроме того, всякие гадости перестали случаться тоже. Внезапно и окончательно прекратились, будто невидимые силы решили отступить.

Помучили и хватит.

Она даже подумала, что все предыдущее было некой проверкой ее на прочность. Побоялась бы, отступила, неизвестно, какие еще сюрпризы подстерегали бы ее всю оставшуюся жизнь. Она должна была заслужить свое личное счастье, отстоять свою точку зрения, показать себя достойной Сашиной любви. Так и вышло.

Никакие фили-васи-ренаты-денисы больше не смущали ее покой.

Молодец она, что проявила выдержку и волю. Нахальным избалованным юнцам только покажи слабину, на шею сядут и погонять примутся. Попробовала бы она к ним со своими советами лезть, бурю бы подняли! А себе позволяют все!

Гуру нашлись доморощенные.

Она ежедневно позванивала Саше, консультировалась по всем деталям.

Без его советов, без его спокойного голоса вряд ли у нее нашлось бы столько сил и мужества. Ей передавалась его энергия. Она это просто физически ощущала.

 

Утро предпоследнего дня

Оставался предпоследний день. Последний и предпоследний дни были самые-самые. В последний день предстояло забрать деньги из банка, перевезти мебель на дачу, передать покупателям ключи, отдать внутренние паспорта на выписку и прописку: та еще беготня! А в предпоследний день решила она наконец сказать детям о Турции. Пока очень завуалированно. О двух беззаботных неделях отдыха. А там видно будет.

Собиралась она и с Валерой поговорить.

В том же неопределенном духе. Поставить в известность.

Но не до конца. И после этих разговоров надо было в спешном порядке сортировать вещи: что на выброс, что на потом (на дачу), что на вывоз в новую жизнь.

Бодро начался этот предпоследний день, празднично. Позвонила Саше – ежеутренний и ежевечерний ритуал. Он благословил поговорить с детьми. За завтраком сообщила Любе и Янику о каникулах в Турции – полный восторг. Полнейший! Не огорчились даже тем, что Саша полетит с ними. Леся еще добавила им радости: поведала, что подгадала билеты так, чтобы лететь вместе с «Гав-боями». Неописуемое счастье. Вот будет о чем потом в классе рассказать! И фотки такие покажут! Они в самолете со знаменитой группой!

У Леси гора с плеч упала.

Дети довольны – что еще надо? Вполне возможно, и насовсем останутся с такими же криками восторга. Скорее всего, так и будет.

 

Поделиться радостью

Она вышла на улицу, подкинула деньги Саше на телефон и не удержалась. Захотелось рассказать о реакции детей. Кто еще ее поймет, как не он. И ей еще большая радость. До вечера хватит.

Вот позвонит сейчас Саше, поделится.

А потом поедет к Катерине, поведает наконец о своих личных планах и сделает прощальную процедуру. Бесплатно, в подарок. На добрую память. Потом Катя сможет к ней в Турцию прилетать, курсами массаж проводить. У самого моря, в роскошном особняке. Еще и позавидует!

Леся, улыбаясь, нажимала на кнопочки с цифрами.

– Хых! – отозвался Саша. – Але! Хых! Хых! Хых!

– Ты что так дышишь тяжело? – весело поинтересовалась Леся.

– В гору иду! Хых! Хых! Хых!

Саша дышал странно. Что-то ей это напоминало…

– Я только сказать хотела, что дети жутко обрадовались. Прыгали до потолка!

– Ну, я ж говорил! Хых! Хых!

– Так я вечером позвоню, а то тебе говорить трудно, да, Сашенька?

– Давай! Хых! До вечера! Хых! Хых!

Опять он не отключился, как всегда! И хорошо! Она хоть дыхание его послушает, как будто рядом с ним пойдет в гору.

– Надоела, сил моих больше нет! И в Турции достала! – послышался вдруг другой, не Сашин, знакомый голос. Голос тоже прерывался судорожными вздохами.

– Хых! – резко выдохнул Саша. – Что! Хых! Два дня! Хых! Не дотерпишь! Хых! Хых! Хых!

– О-о-о! – раздался женский стон. – О! О! О! Еще вот так!

– Хых! Хых! Хых! – отвечал Саша.

– Ненавижу ее! – простонал голос, придыхая. – Убила бы!

– Хых! Хых! Тебе! Хых! Восемьсот! Хых! Тысяч! Хых! Нужны? Хых! Вот и терпи! Хых! Хых! Хых!

– О! О! А если я так больше не могу? – неистовствовал знакомый женский голос.

– Не можешь! Хых! Убьешь через! Хых! Два дня! Хых! Я! Хых! Один! Хых! С тремя! Хых! Не справлюсь!

– О! Теперь так давай! Подожди, дай перевернуться! Так!

– Хых! Хых! Хых! Ты в нее и пульнешь! Хых! Раз так! Хых! Надоела!

– А деньги уже будут? О-о-о! Уверен?

– Я тебя! Хых! Обманывал когда? Хых! Хых! Хых!

Этого не могло быть! Это был самый страшный сон в Лесиной жизни! Вот сейчас бы проснуться! Вернуться бы на две минуты назад! Чтоб ничего этого не было! Нет! Нет!

Но звуки лезли и лезли из телефонной трубки, буравили мозг:

– Уф-ф-ф! Уф-ф-ф! У-у-у-у!

– Подожди-подожди! Я еще не! A-а! А-а! Хых! Вперед меня хотела?

– Ох! Ты кольцо только не забудь! Я выбирала для себя!

– Вот ты и не забудь! Я двумя занят буду, а ты одной. Сама с кольцом разберешься.

Леся в ужасе отключилась.

 

Вот почему!

Ей казалось, они где-то рядом, за забором или за кустом. Выйдут и «займутся ею». Юля займется. Первая Сашина жена. Любимая. Ради которой затеяно все.

А она, Леся? Кем была она? У нее в паспорте штамп. Там написано, что Саша ее муж. Значит, она его жена. Была и есть. И будет.

Еще целых два дня. А потом они, Саша с Юлей, придут и займутся ими.

Юля – ею, ненавистной Лесей.

Саша – детьми. Девочкой Любой и мальчиком Яном.

Кажется, они, ее дети, совсем недавно страшно чему-то обрадовались.

А, да! Они же должны лететь в Турцию! Всей семьей! Втроем!

К Лесиным родителям, дедушке с бабушкой.

На каникулы.

Вот для чего приходили дедушка с бабушкой! Они все знали! И звали к себе в гости! Как же можно было не понять! Какой надо было быть дурой!

Но этого не может быть! Просто не может – и все!

А – было! Не приснилось же! Было! Только что. Минуту назад. Она все слышала. Своими ушами. И злиться не на кого. Только на себя.

Мама предупреждала!

Папа предупреждал!

Кирпич на голову падал!

Ребята из группы, все четверо, злились! Как они на нее злились! Почему им было все видно, а ей нет? И Катька!

Она вздрогнула от телефонной трели.

«Соберись! – приказала себе. – Ты обязана звучать весело, щебетать, как майский соловей. Кто бы это ни был». Номер звонящего она не могла разглядеть из-за слез.

– Да! – выкрикнула она изо всех сил. Громкий голос всегда звучит бодряком.

– Это я, – сказал Саша буднично. Неужели заподозрил чего?

– Да! – крикнула она восторженно.

– В порядке все?

– Дети рады! – проорала она одним духом, чтобы не услышалось рыдание.

– А сама как?

– Дел уйма! – по-пионерски отрапортовала она. – Бегу!

– Вечером позвонишь? – спокойно спросил-приказал Саша.

– Как всегда! – на одном дыхании поклялась Леся.

И тут же отключилась.

 

Ливень

Надо сесть на скамеечку, проплакаться как следует. Пусть со слезами выйдет весь страшный обман и самообольщение. На это нужна целая уйма слез. А потом… потом надо думать, как спасаться.

Слез было много. Они падали, как градины. Странные слезы. Не горькие. Как вода. Как много-много воды. Ей такие сейчас и нужны. Мозги промыть, чтоб думалось яснее. Как сильный дождь. Сначала гром, молнии, а потом неимоверный дождь, все смывающий и проясняющий.

А вокруг и бушевал ливень. Леся его даже не замечала. Ей все казалось – слезы. Это такие у нее слезы, ей так надо сейчас. Спасибо слезам, что есть. Спасибо дождю, что есть. Какое это счастье – быть! И как же красиво вокруг! Неимоверно красиво!

Снова затренькал звонок.

Ей уже не было страшно. Она уже другая. У нее новые заботы и дела. Правильные. Легкие.

– Леська! Ты где в самом деле? Я жду, жду, а ты?

Катя-Катерина!

– Катюнь! У меня ЧП! Я никогда не опаздывала и не опоздаю больше никогда. Но сейчас – ЧП!

– Отелло устроило? – прозорливо откликнулась Катя, забыв обиду.

– Не совсем, потом все узнаешь. Я тебе перезвоню.

– Ну, давай, – разочарованно протянула Катя.

 

Отсидеться

Домой идти она не могла ни под каким видом. Ни под каким! Даже если бы и очень хотела, ноги сами не пошли бы. Отказались бы сгибаться, разгибаться. Не вынесли бы тяжести тела.

Нет-нет! Домой – никак.

Леся с трудом поднялась со своей уютной спасительной скамеечки и неуверенными шажками поплелась по улице. Никто не удивлялся ее виду: не она одна забыла зонтик, многие девицы и дамы производили впечатление мокрых гусынь и куриц. Ливень взялся откуда ни возьмись, среди ясного неба и яркого солнца. Одна Леся знала почему. Но и это было неважно.

Топая по лужам, как в раннем детстве, добрела она до уютной кафешки, в которой так любили поесть невероятные по вкусности пирожные ее дети. Любочка и Яник.

С Сашей, мужем, она там почему-то не была ни разу.

У него не было времени.

Они вообще-то редко общались. Как же редко-то, оказывается! Потом надо будет подсчитать, сколько раз за время их брака он ночевал дома. То есть не дома – у нее, у Леси. У своей второй, нелюбимой жены.

По сути дела, даже и не жены. Терпел ее ради любимой женщины Юли. Старался.

– Заходите, заходите, – приветливо заулыбалась знакомая девушка-официантка. – Промокли же совсем! Идите сушиться, у нас в туалете такие мощные фены!

– Я сейчас пойду, – пообещала Леся, стуча зубами, – только заказ примите. Два больших капучино с корицей, зеленый жасминовый чай, торт «Наполеон», фруктовую корзиночку тоже буду, вареники с вишней, эклер…

– Вам столик на сколько человек? – уточнила официантка.

– На одну меня. И в углу где-нибудь. Чтоб не мешать никому. Я звонить много буду. И это еще не весь заказ – это для начала.

– Промокли! Замерзли! – понимающе закивала девушка. – А хотите, я вам свое полотенце принесу? У меня с собой. Чистое. Из дому принесла. А то как бы не заболеть вам.

Леся, не привыкшая одалживаться и принимать знаки чужого, вполне бескорыстного внимания, вдруг неожиданно для самой себя согласилась:

– Спасибо вам огромное! Давайте полотенце! Я вам потом тоже пригожусь, – зачем-то добавила она словами из сказки.

Ей безумно хотелось людского участия. Ей хотелось чувствовать себя не изгоем, не отщепенкой, подлежащей уничтожению, а нужной, ценимой, принимаемой во внимание уникальной единицей – частью огромного организма, называемого человечеством. И она должна была выкрутиться, выплыть, вынырнуть, выдраться из омута, в который почти дала себя затянуть. Себя и своих детей.

В туалетной комнате она скинула с себя промокшую одежду и растерлась докрасна мохнатым полотенцем с вышитым в уголке уютным клетчатым медвежонком. Ей было плевать, зайдет ли кто, увидит ли ее. Ну и что?

Она промокла. Ей надо высохнуть, согреться.

Нельзя же стесняться себя всю жизнь. Она ничего плохого не делает. Вытирается досуха в женском туалете. И все дела.

В ее объемной рабочей торбе всегда имелась чистая пара белья: Леся любила переодеться после сеансов массажа. Ее работа – тяжелый физический труд, сто потов иной раз сойдет, пока час отмахаешь. Она всегда напоследок заскакивала в душ и переодевалась, чтобы бодрее себя чувствовать. Пригодилось и короткое трикотажное платьице, которое она использовала в качестве спецодежды – удобно, нигде не тянет и очень ей идет. Сейчас, переодевшись в сухое, она сразу успокоилась.

Дела, дела, дела – вот что ее ждет теперь!

 

Звонки

На ее столике уже стояли две огромные белые чашки с любимым Лесиным напитком. Поднимался уютный парок над тарелкой с варениками. Жизнь прекрасна!

Какое счастье – понимать это!

Какое несчастье – понять это при таких обстоятельствах!

У нее опять защипало в глазах. Пришлось сделать несколько внушительных глотков. Нет! Счастье – все! Все, что произошло! Полное и самое настоящее счастье!

Что было бы, если бы она не услышала разговор Саши с Юлей!

Нет! Об этом она даже думать не будет! Она услышала. И точка! И теперь – слово за ней.

Кому звонить в первую очередь? Все звонки – первоочередные. Тогда – ладно. Тогда – наобум.

Она поспешно набрала номер риелтора, блестяще проведшего всю многотрудную операцию по продаже ее квартиры.

– Олег? Да, я, Лена. Я с плохими новостями, Олег. Все отменяется! Никакой купли-продажи завтра не будет, представляешь!

Леся нервно засмеялась. Видимо, очень достоверно нервно, раз ошеломленный Олег вместо ругани и проклятий на ее ненадежную голову с явным сочувствием вопросил:

– Вопрос в детях, да? Все вроде шло нормально, а меня эта тема просто замучила. Я, между прочим, и покупателю сказал: подождите радоваться, двое несовершеннолетних – всякое может быть! Кто возник-то?

– Муж первый и возник, отец детей! – придумала с ходу Леся. – Узнал, сказать-то пришлось. Ну и говорит, пойду, мол, в суд. Ты, мол, детей квартиры в центре лишаешь, а вместо этого дачу-развалюху им подсовываешь! В общем, скандал был большой, понимаешь? Боюсь я его. Лучше сейчас все это дело закруглить, а то потом и покупателю худо будет, и мне мало не покажется. У него все родственники – юристы. Они мне могилу выкопают – будь здоров! Прав родительских лишат, я это шкурой чую.

Леся врала про юристов очень вдохновенно, взахлеб.

Олег безоговорочно верил. Ему неприятности были нужны, как дырка в голове. Счастье, что на таком невинном этапе срыв произошел. А то бы получила денежки, половину протратила в момент, а из квартиры не выселилась. Началась бы та еще тяжба! И ни комиссионных бы не увидел, ни благодарности! Ой, чур меня! Чур меня!

Он радостно прощался. Навсегда, между прочим. Обещая себе никогда – никогда!!! – не иметь дело с подобными клиентами – себе дороже. Потеря времени.

Леся тоже прощалась с облегчением. Хорошо, что Саша, изображая из себя святого бессребреника, наотрез отказывался хоть как-то участвовать в продаже квартиры: «Это все твое, ты и дела веди, мне ничего не надо!»

Благодаря этому он не знает ни названия конторы-посредника, ни имени риелтора – ничегошеньки.

И какой же это плюс! А она-то страдала от этого! Умоляла вникнуть! Вместе хотелось!

Ну и дешевый театр он устраивал!

Хотя – почему же дешевый? Вполне даже дорогой! Восемьсот тысяч долларов за три никчемные жизни. Зато Юле радости сколько! И кольцо!

Леся глянула на сияющее кольцо на своем пальце. Удачная покупка! Женщина со вкусом к роскоши выбирала! Пусть ей и достанется! Обязательно! Как утешительный приз…

Следующим на очереди был Валера.

– Слушай, – сказала она тоном очень спешащей деловой женщины, – у меня проблемы. Надо решить. Только быстро. У тебя как со временем?

– В каком смысле? – ошарашился Валера.

– В смысле – ближайшая неделя свободна или нет?

– А что? – тянул волынку ничего не понимающий собеседник.

– Дело такое. Я собиралась послезавтра с детьми в Турцию лететь. По путевке. На две недели. А у меня облом. В театре не отпускают, вплоть до увольнения. А как мне увольняться? И что я детям скажу? Они полчаса назад до потолка прыгали от счастья, что в Турцию летят, а теперь – фига с маком. Нечестно это. Я думала, если у тебя время есть, ты бы полетел с ними завтра в Египет. Прямо завтра, а? Чтоб им не обидно? Я дам денег. На неделю на троих, а?

– А почему не в Турцию? – недоуменно спросил Валера.

– Я тебе потом все расскажу, ладно? Подробно все объясню. Сейчас только скажи мне: ты сможешь?

– Смогу, – сказал вдруг Валера. – И денег мне твоих не надо. Давай полечу с ребятами. У них паспорта, значит, есть?

– Только что получили, – подтвердила Леся.

– Я вообще-то хотел тебя просить, чтоб ты их через месяц со мной в Берлин отпустила. Выставка там у меня. Боялся заикаться. Думал – откажешь.

Эх, Валера, Валера! Если б ты знал, что через месяц нас могло бы уже и не быть на белом свете!

Сколько же страданий способны принести упрямство и глупость! Вот и Катерина, и ребята, как сговорившись, твердили одно, а она…

– Но ведь можно и сейчас, и через месяц, да, Валер? Они хорошие. Они заслужили. Главное, чтоб по-быстрому билеты на чартер какой нашлись.

– Это я сейчас гляну, у нас агентство туристическое прямо во дворе. Перезвоню. Жди, – обрадовался Валера.

Только она отключилась от Валеры, телефон запрыгал, завибрировал, запел. Леся чуть не поперхнулась. Номер незнакомый. Сюрпризов не очень сейчас хотелось. Она прокашлялась, придала голосу энергию счастья:

– Алло! Слушаю вас внимательно!

Смех должен звучать в ее голосе, голубиный смех любящей и любимой женщины.

– Егорова? Это ты, что ль, веселишься там? – послышался хриплый баритон режиссера.

– Я веселюсь, – ответила Леся, стараясь не сбавлять обороты. Тренироваться надо сегодня весь день, чтоб к разговору с Сашей получился своего рода навык счастливого и благополучного звучания.

– Правильно веселишься! Молодец! Я тоже веселюсь!

– А что случилось? – не поверила Леся режиссерскому хорошему настроению. Привыкла искать подтекст в интонациях начальства.

– А что случилось? Ничего не случилось, – запел руководитель театра упоенно. – Были мы влюблены, а любовь не получилась!

– Красивая песня, – отреагировала Леся.

– И песня красивая, и жизнь начинается красивая, – пообещал режиссер. – Во Францию в августе едем! Со спектаклем моим любимым! Поняла, Егорова? И ты едешь, и не надейся, что отлынишь!

– Кто ж от такого отлынивает, вы что? – обиделась Леся.

Она поняла, что режиссер малость перебрал от счастья и теперь делится положительными эмоциями с членами коллектива.

Ну и денек сегодня!

Совершенно особенный, уникальный денек! Такие один раз за всю жизнь приключаются.

У кого-то раскручивается карьера, у кого-то ломается жизнь! И начинается новая! Совершенно новая начинается жизнь!

– Сегодня день необычный! – крикнула она в трубку. – Я под дождем промокла и сижу теперь в кафе. Вокруг куча пирожных, и я их все съем. Одна! Счас еще коньяку закажу, за наши успехи!

– Правильно, – одобрил режиссер. – Наш ты человек, Егорова! Мой человек! Тебе надо перестать зажиматься – в тебе творчество кипит! Ты – сила!

– А детей, – вспомнила вдруг Леся, – детей я куда дену?

– С собой возьмем кучу детей. На автобусе прокатим по всей Франции! Ты у нас не одна с детьми. Всем надо. Вот так, Егорова! Готовься!

– Ура! – завопила Леся.

Жажда жизни переполняла ее.

Жажда жизни вперемешку с ужасом.

– Мне еще коньяку! – помахала она рукой официантке. – Такая новость: во Францию на гастроли едем! Надо обмыть! Только немножко.

– От простуды тоже хорошо, – подтвердила правильность выбора добрая девушка.

Леся даже не успела хлебнуть «средства от простуды», как позвонил Валера:

– Нашел, Леська! Такой вариант горящий! За гроши! Только вылет в шесть утра, представляешь! Но отель – мировой, экскурсии там всякие. Я взял! Ты не передумала?

– Я не сумасшедшая, Валера, – горделиво сообщила Леся. – Я такими вещами не шучу.

– Кто вас, баб, знает, когда вы шутите, когда нет? – философски прокомментировал бывший муж.

– Ты давай скорее детей собирай. И обрадуй их. Скажи: через месяц они с тобой в Берлин, а через два – со мной по всей Франции прокатятся!

– Вот жизнь у них пошла веселая! – удивился Валера.

– Ты собери их вещи, – велела Леся, – уведи к себе. А я поздно вечером к вам зайду: попрощаюсь. Я им одну фотосессию обещала устроить в самолете, когда про Турцию говорила. Постараюсь вечером осуществить. Спасибо тебе, Валер! Ты даже и не знаешь, что для меня сделал! Как узнаешь, ахнешь!

– Лучше не надо. А то я уже наахался, – испугался Валера, прощаясь.

Леся хлебнула коньяку.

Так. Дела разгребались.

Детей Валера увезет – тут она спокойна. Квартира не уплывет от них, накрывшись медным тазом. Это сделано. Что теперь?

Можно, конечно, просто спрятаться на время, потом подать на развод, затаиться. У Саши исчезнет резон ее убивать. Он испарится из их жизни. Наступят порядок и покой.

Однако другой голос, жесткий и справедливый, объяснил Лесе, что никакой покой не наступит.

Юля уже нацелилась на деньги. Она и так несколько месяцев страдала, деля своего мужчину с чужой бабой-идиоткой. Но у нее была цель! И если она поймет, что идиотка ее переиграла, она это так не оставит. Леся, вполне возможно, у них не первая. Методы, скорее всего, отработаны. Потерпят, переждут, зубами поскрежещут, а потом уничтожат и ее, и…

А Саша – муж. Сделают ему стопроцентное алиби: туже Турцию, к примеру. Милиция потыркается-потыркается и успокоится. Все пойдет своим чередом.

И ему, Саше, по закону достанется наследство. Ее квартира, дача опять же! Это всего лишь вопрос времени.

Она отложила свою погибель, но не избежала ее! И радоваться рано, да и нечему. Еще и Валеру подставят как-нибудь.

Убил, мол, он, Валера, и жену бывшую, и детей из ревности ко второму мужу. Переклинило – и убил!

И ведь все поверят! С удовольствием! Ведь логично-то как!

Может, в милицию пойти? Рассказать все? Может, у них там похожие дела есть? Нераскрытые? И они даже обрадуются, что вот она пришла и пролила свет на те, предыдущие случаи! И поймают неуловимых преступников! Но Лесе в тот же миг вспомнились скучающие лица милиционеров, расследовавших кражу папиной машины.

Как же! Разбежались они слушать, как ненормальная баба возводит поклеп на своего мужика! Чем она докажет? Разговор телефонный изложит? Даже не телефонный разговор, а обрывки бессвязные.

Это слышать надо! Это так не передашь! Милиция! Может, у Саши там лучшие друзья, с которыми он поделиться пообещал? Почему нет? Вполне…

Телефон снова запел.

– Мам! Ма-ам! Тут папа! Он говорит… – Любочка, ничего не понимая, хотела получить подтверждение от мамы.

– Папа все правильно говорит, Любик! – подхватила Леся. – У меня такие спешные дела в театре появились, ты не представляешь! Мы все вместе в августе во Францию поедем! Но сейчас мне здесь надо быть. Обязательно!

Вам в Египте понравится! Все говорят: там класс – море, рыбы, пирамиды.

– Но ты же обещала, что мы в самолете с «Гав-боями»! Я уже всем девчонкам позвонила! Они мне не поверили! И сейчас получается – я врунья, да?

– Нет, – отказалась Леся, – не беспокойся. Фото будут. Сегодня! Я им сейчас позвоню, договорюсь. Так что собирайтесь по-быстрому, вам завтра рано лететь.

– Ура! Пока, мамуль! – возликовала дочка.

 

План рождается

Леся снова хлебнула коньяку и откусила кусок эклера.

У нее начал проступать в голове некий сценарий. Наверное, бредовый. Но он назойливо вырисовывался как единственно возможный. Возникал и возникал. И никакой внутренний голос не прогонял его и не приводил доводы против. Совсем наоборот: второе Лесино «я» даже подбрасывало дополнительные детали, придававшие сюжету все больший реализм.

Мыслила она четко и логично. В голове только немножко шумело. Наверное, так действовал коньяк. Она порылась в своей безразмерной сумке и выудила оттуда визитки с заветными номерами звезд шоу-бизнеса. Надо взмолиться, чтоб ребята сфотографировались с Любой и Яном.

Но главное не в этом. Главное: она должна им все рассказать. Как ни противно, как ни стыдно, но должна. Только они смогут ей помочь! Одна она не вытянет. Точно не вытянет. И времени осталось совсем впритык.

Пока в трубке раздавались гудки, она подумывала, не отключиться ли ей. Лечь бы головой на столик, вздремнуть… Утро вечера мудренее… Проснется со свежими силами…

– Ну! – крикнула трубка голосом Рената. – Опомнилась? Сообразила, что к чему? Куда подъехать?

И тут Лесю прорвало. Какая-то пружина внутри лопнула окончательно.

– Р-натик! – завыла она пьяным воем. – Ой, Р-натик! Пр…пр-ежжай скорее! Он нас убьет! М-ня! Люб-бочку! Яню!

– Где ты?! – взревел Ренат.

– Тут, – обнадежила его Леся.

Рыдания душили ее, сдерживаться больше не было никаких сил.

– Всех позови, пожалуйста! – попросила Леся. – Я р-сска-жу… Такое!..

– Где ты? – повторил Ренат.

Лесе удалось выговорить адрес своего убежища.

Ренат тут же прервал разговор.

Пьяной Лесиной хитрости хватило все-таки на то, чтобы позвонить Валере и велеть немедленно явиться в кафе с детьми и фотоаппаратом. Она даже усилием воли подтянула собственную несколько разлаженную дикцию до почти нормальной. Во всяком случае, занятый сборами детей Валера ничего подозрительного не заметил.

Леся быстренько слопала фруктовую корзиночку, которая сначала двоилась, не желая лезть в рот, но потом угомонилась и залезла. Потом похлебала чаю. Вроде полегчало. Во всяком случае, реветь ей больше не хотелось и поспать за столиком – тоже.