Тот, кто подводит черту

Лифшиц Галина Марковна

ЭДИПОВ КОМПЛЕКС

 

 

Сочинение

– Ну что твое Отелло? Опять ускакокело? – интересуется Катя, пока Леся массирует ей спинку.

– Катюш, да какой он Отелло? Не ревнует он меня, верит. Знает, как я к нему отношусь.

– Вот и Дездемона тоже так думала.

Леся смеется. Умеет Катя припечатать.

– Ты лучше про своего расскажи. Как у вас, что нового?

Леся Кате премного благодарна. Недавно она ей помогла очень по-дружески. Леся даже не ожидала, что посторонние люди могут проявить такое участие.

История получилась такая.

Ян пошел в пятый класс. Кончилось золотое время, когда за них отвечала одна, первая учительница, вполне человечная и понимающая. Она зря детей не мучила, непосильных задач не ставила, выводов сногсшибательных не делала по поводу степени кретинизма своих подопечных. Яник школу вполне любил.

А с пятого класса появились разные учителя по разным предметам. Надо было приспосабливаться к ним ко всем, зарекомендовать себя. Главное – сразу заработать хорошую репутацию.

Леся и старшая сестра Любочка изо всех сил старались, чтобы Яник оказался на хорошем счету. Репутация – серьезное дело. Завоевать трудно, потерять легко. Каждый вечер сын рассказывал, что было на уроках, как его похвалили и за что поругали.

Как-то раз на дежурный вопрос, что было в школе, Ян дежурно ответил:

– Все хорошо было. Сочинение на русском писали.

За русский Леся не волновалась, сын был природно грамотным. Правила учить ленился, но писал без ошибок. Учительница новая не сможет не оценить, как удивительно правильно пишет мальчик.

– Про что сочинение?

– «Портрет моего друга».

– Легкотня, – вставила свое слово Люба. – Мы тоже писали, я тогда пятерку получила. Я про Машку Басову писала, а она про меня.

– А ты про кого? – поинтересовалась Леся у сына.

– Про тебя, – ответил ребенок.

– Может, нельзя было про меня? – засомневалась польщенная мать. – Про маму, может, она вам к Восьмому марта сочинение задаст. А сейчас надо про мальчика из класса. Или с кем во дворе гуляешь.

В душе же она не могла не согласиться с сыном. Дружба между ними была неописуемая.

Наверное, каждому человеку от рождения дается определенный потенциальный запас любви. С детства происходит интенсивный любвеобмен: родители согревают своим чувством ребенка, ребенок возвращает им свое тепло. Чувство любви зреет и крепнет вместе с подрастающим человеком. Потом он вырастает настолько, что готов делиться своей любовью со спутником жизни, создавать новую жизнь, беречь ее, любить и так далее…

А если человек с детства одинок и лишен самого главного? И если только и мечтает о том, чтобы подарить кому-то свою невостребованную любовь? Чужого взрослого человека можно в два счета – раз и навсегда – спугнуть силой любви. Мощной любви многие опасаются: может обжечь.

Вот почему для многих матерей существует единственный выход накопившейся нерастраченной любви: ребенок! Каждая мать уверена, что если муж – существо, вполне возможно, временное и ненадежное, то ребенок – это любовь навсегда. Во всяком случае, любовь к нему – навсегда, это уж точно.

Мало кто в мире настолько обделен любовью окружающей среды, как мы, на нашей родине. У нас все почему-то устроено как-то так, чтоб было нам неуютно, чтоб понимали мы – никто нас не ждал и не ждет в этом мире, а раз уж появились здесь, проявили неосмотрительность и легкомыслие, обязаны обустраиваться сами, а от внешней среды ни любви, ни понимания ждать нечего, ишь чего захотели!

Именно поэтому наши матери прикипают к детям намертво. Дети – их единственное утешение. Единственный якорь.

Мать старается заслонить собой весь неуютный и обезлюбленный внешний мир. Она – воплощение счастья и чудес света, в который привела ребенка. Именно поэтому детство детей с одинокой матерью очень часто бывает безоблачным и счастливым. Такого пристального сосредоточения матери и дитя друг на друге в полной семье добиться невозможно. Там обязательно вклинится отец, и чувства распределятся более гармонично.

Чрезмерная материнская любовь не исчезает с годами, с взрослением ребенка. Наоборот – она увеличивается, растет, матереет и мужает. И для выросших детей может быть большой обузой. Но это – другая тема.

Маленькие же дети обычно находят в беззаветно любящей и понимающей матери самого лучшего друга. И матери ничего плохого в этом не видят. Совсем наоборот. Это – награда за их труды, самопожертвование и безбрежное чувство.

Мало того. В Лесином случае имелась еще одна важная особенность. Она волею трагических обстоятельств детство свое не доиграла, не вкусила досыта. Ей слишком рано пришлось стать ответственной и серьезной.

Если человек не изжил собственное детство, оно еще долго живет в нем. Леся не наигралась, не набаловалась вволю. Рожденные ею девочка и мальчик стали молодой матери лучшими друзьями по играм, которых она могла выдумать великое множество. Они разговаривали друг с другом откровенно, каждый о своем. Рассказывали обо всех происшествиях.

Леся никогда не ругала детей. Она их понимала, прекрасно помня себя в таком же возрасте.

Конечно, маме Лесе было несказанно приятно, что Яник написал о ней как о лучшем своем друге. И настаивал на своем выборе.

– Но ты же мой лучший друг! Я по-честному писал.

– Ох, лишь бы не придралась, – засомневалась все-таки Леся.

Засомневалась так. На всякий случай. На следующий день спросила про отметки. Яник недоуменно протянул ей тетрадный листок. Сочинение про друга. Леся принялась читать:

«Портрет моего друга.

Сочинение.

Работа ученика 5-го «А» класса

Егорова Яна.

У меня много разных хороших друзей. Трудно выбрать, про кого писать. Но самым лучшим другом я считаю свою маму. Поэтому решил описать ее портрет.

Она очень красивая. Я знаю, что каждый ребенок так напишет про свою маму. Это не всегда правда.

Но моя мама красивая для всех. Я не раз слышал, как другие люди так о ней говорят.

В чем заключается ее красота?

Она высокого роста. Худая. У нее легкая походка.

У нее прекрасное лицо. Глаза зеленого цвета, большие. Длинные ресницы. Прямой нос. Губы всегда улыбаются.

У нее густые светлые волосы. Раньше они были длинные, но у мамы нет времени ухаживать за длинными волосами.

Теперь у нее красивая стрижка. Я бы хотел, чтобы волосы опять были длинными. Хотя маме и так очень идет.

У моей мамы добрый характер. Она никогда не ругается. Вечера мы всегда проводим вместе. Мы разговариваем обо всем.

Мама любит ходить в джинсах и свитере, потому что это удобно. Платья ей тоже очень идут.

Я хочу, чтобы моя мама всегда была молодой и красивой.

Я вырасту и буду стараться облегчить маме жизнь, чтобы она так много не работала.

Я всегда буду ей верным другом.

Вот как выглядит моя мама».

Леся была тронута до слез.

Сыночек родненький! Мама – лучший друг! Ну надо же! Вот и она дожила до награды.

Однако некая награда уже красовалась под трогательными словами сыновней любви.

Отметки никакой не было. Вместо выразительной цифры краснели два четких слова с восклицательным знаком: «Эдипов комплекс!»

– Это кто написал? – поразилась Леся.

– Валентина Дмитриевна, – последовал ответ.

Это было имя их новой молодой учительницы.

– Она что-нибудь еще сказала?

– Велела перед классом прочитать.

– Ну и?

– Я прочитал. Она сказала, что это пример, как не надо писать. Тогда все засмеялись.

– Почему не надо?

– Сказала, мать – это одно, друг – это другое. И нельзя подменять.

– А эти слова, что тут написаны, она всему классу разъяснила?

– Нет, она сказала, это для родителей, пусть родители задумаются и примут меры.

– Я обязательно приму меры, – пообещала Леся. – Не волнуйся ни о чем. Сочинение ты без единой ошибки написал, содержание замечательное. Но меры я приму.

Яник и успокоился.

 

За слова надо отвечать

Леся возмутилась всерьез. Она, умевшая прощать и приспосабливаться, понимала, что ни простить, ни проглотить эту тупую учительскую выходку не сможет. Просто не сумеет.

Самое легкое – забрать сына из школы.

Но почему? Он любит свой класс, она спокойна за детей: от дома до школы рукой подать. Но как подействовать на самодовольную дуру? Она сумеет не просто усложнить жизнь ребенка, она способна довести, уничтожить, сломать, на это ума особого не нужно.

Такое написать! Леся, конечно, не знаток психоаналитических терминов, но о чем в данном случае идет речь, разобралась – уж очень популярное словосочетание задействовано молодым специалистом в области русского языка и родной литературы.

Означало оно сексуальное влечение сына к матери. Был какой-то древнегреческий царь по имени Эдип. Что с ним в точности произошло, Леся понятия не имела, но дала себе слово одолеть древнюю трагедию, чтоб лучше осознать, в чем обвиняется ее сын.

Однако чтение могло подождать. Сейчас у нее душа горела – хотелось побежать в школу и поделиться внутренним жаром с безмозглой тварью, которой доверили учить (чему она научит!) самое ценное достояние – детей.

В таком взвинченном состоянии она с утра поехала в тот день к Екатерине: та незадолго сделала небольшую операцию по отсасыванию лишнего жира с боков и нуждалась в золотых Лесиных ручках: срочно требовался сеанс релаксации после пережитых страданий и, кроме того, очень хотелось поделиться подробностями битвы за красоту.

– Ты какая-то не такая, – зорко подметила Катя, хотя Леся старательно выслушивала все охи-вздохи про то, как она решилась не на общий, а на местный наркоз, чтоб не портить лишний раз анестезией мозги, как видела собственный жир в банке: фу-у-у! Как потом моталась на лимфодренаж, перевязки. Да еще все в строжайшей тайне от мужа, пока он в отъезде – это надо исхитриться!

Леся хотела, по обыкновению, отмолчаться: зачем зря сотрясать воздух своими проблемами, за это пациенты деньги не платят. Но такая в ней накопилась разрушительная сила, что она плюнула на свои принципы и показала Кате злополучный листок.

Катя с интересом вчиталась.

– Хорошо излагает! Гордишься? – спросила она по ходу чтения.

– Ты читай, читай, – подбодрила Леся.

– Ах ты, жучила! Ничего себе прожужжала! – воскликнула Катя, дойдя до «эдипова комплекса!». – Давай вместе поедем, я ее научу, как за слова отвечать приходится.

– А потом она Яника научит! Вот я чего боюсь! Простить не могу и напортить боюсь.

Катя задумалась. Ненадолго.

– Все! Знаю! Оставляй листок у меня. Никуда не ходи. Жди моего звонка.

Леся послушалась.

На следующий день Катя пунктуально отзвонила:

– Тут депутат из Госдумы хочет с этой вашей училой пообщаться. Твое присутствие обязательно. Когда сможешь?

Назад дороги не было. Пришлось поблагодарить и назначить время.

Депутат, нормальный молодой мужик, чуть ли не Лесиного возраста, заехал за ней на служебной машине с шофером и охранником.

– Это для антуража, – пояснил он Лесе присутствие третьих лиц в машине.

Подъехали к школе. Школьная охрана встала грудью и не хотела пускать: не велено, пока уроки идут.

– Правильно, что не велено, – одобрил депутат, делая короткий звонок.

Через минуту навстречу бежала директриса: самолично впускать дорогих гостей.

Ей, как переходящее знамя, был вручен листочек с сочинением.

Директриса прочитала последние слова и зарделась, как маков цвет.

– Кто ж у нас в пятом «А»? А – Валентина! Все ясно!

Пока вызванная на ковер Валентина Дмитриевна добиралась до директорского кабинета, глава школы, старая толстая тетка в пиджаке немыслимой древности с привинченным к лацкану значком, свидетельствующим о высшем образовании, не молчала.

– Удивляетесь? А удивляться нечему! Это все плоды! Школу развалили! Образование развалили! Частных богаделен понаоткрывали, у всех дипломы! Телевидение – один разврат. У кого учиться? Чему они научат? Я-то ее брала, думала, вот счастье, молодежь в школу пришла! Забыла, какая она теперь, молодежь! И другой взяться неоткуда! Просто неоткуда. Запихивали двадцать лет помои в головы – получайте продукты переработки. Это же она от старательности написала. Побеспокоилась. Только не имеет представления, что можно, что нельзя. Умной хочет казаться, заботливой. А уму откуда быть?

Депутат слушал, кивал головой. Он по просьбе друга и коллеги (Катиного супруга) приехал подсобить в локальном конфликте, учителишку припугнуть. Глобальные вопросы его не интересовали, сотрясать воздух просто так он не собирался.

Наконец вошла учительница. Вполне симпатичная. Глаза широко распахнуты. На лице энтузиазм.

– Вызывали? – улыбнулась, ожидая чего-то хорошего.

– На, – двинула в ее сторону директриса злополучный листок.

Валентина Дмитриевна преданно кивнула и принялась читать.

– Твоя работа? – спросила директриса, когда та, дочитав, оторвала глаза от листка.

– Это моего ученика из пятого «А», Яна Егорова, – уточнила учительница.

– В самом конце, красной ручкой – твое?

– А! Да! Это я написала.

– Оценку какую поставила?

– Я не оценила эту работу.

– За что же такая немилость?

– Это сочинение не соответствует заданной теме! – последовала четкая формула.

– Тогда надо ставить двойку.

– Я не хотела травмировать. Мальчик грамотный. Тут пороки развития и воспитания…

– И какие же пороки? – вставил свое слово депутат.

– Это не совсем нормально, если у мальчика этого возраста нет друзей и он вместо портрета друга дает портрет матери.

Тут директриса взорвалась:

– И чему тебя только учили, и где ты росла! Да мать – лучший друг и есть! Пословицы-поговорки в программе школьной есть? Есть! «Лучше нету дружка, чем родная матушка» – знаешь? Народ столетиями из уст в уста передавал! «Молодую гвардию» читала? Олег Кошевой, герой-молодогвардеец, что о маме своей думал? Что молчишь? Не читала? Ишь ты! Комплекс! Родителей предупредить!

Валентина Дмитриевна смотрела непонимающе. Не ожидала.

– А вот я сейчас у коллеги поинтересуюсь, – оживился депутат. – Напомните-ка мне, коллега, про Эдипа, что он натворил такого ненормального со своими дурными наклонностями.

Учительница подобралась, как на экзамене, и выпалила:

– Он женился на своей матери!

Всем тоном и мимикой она показывала глубокое отвращение, которое вызывал у нее аморальный поступок Эдипа.

– А почему он это сделал? – продолжал допытываться депутат.

Ответа не последовало.

– По шпаргалкам античку сдавали? – догадался любознательный коллега.

– Это здесь ни при чем! – воскликнула учительница.

– Почему же? Вы не постеснялись ученику пятого «А» класса поставить серьезный диагноз. Позвольте теперь нам с вашим диагнозом разобраться.

– Античная литература тут ни при чем! – запальчиво крикнула Валентина. – Это медицинский термин!

– А есть ли у вас право устанавливать диагноз? Диплом медицинского вуза? Разрешение родителей на обследование их сына? Цель психологического обследования? Отдаете ли вы себе отчет, что в противном случае родители вправе подать на вас в суд, и суд, будьте уверены, окажется на их стороне.

– Что я такого сделала? – беспомощно взрыдала учительница.

– До сих пор не поняла? – удивилась директриса. – Тогда давай так.

Она открыла потрепанный блокнот, покопалась в нем, сняла телефонную трубку, набрала номер, многозначительно глядя на недоумевающую Валентину.

– Але! – сказала директриса в трубку. – Это директор школы звонит. Валентина Дмитриевна кем вам приходится? Дочь? А! Это хорошо! Я о результатах проверки должна сообщить. У нас тут психологи работали. Бригада. Учителям диагнозы ставили. У вашей дочери обнаружены садистические наклонности по восходяще-нисходящему типу. Пороки развития и воспитания, говорят. Примите меры! Я не знаю, что это за восходяще-нисходящий тип. Мне как сказали, так я довожу до вашего сведения. Всего доброго.

– У мамы давление! – шепнула Валентина Дмитриевна.

– А ты чего волнуешься по этому поводу? Аль эдипов комплекс замучил, проклятый? – устало спросила директриса.

Вот только тут, кажется, до молодого специалиста что-то стало доходить. Она смотрела во все глаза. По лицу пробегали то ли судороги, то ли тени познания.

– Ну? – спросила начальница.

– Простите! – с честными слезами в голосе взмолилась девушка, безошибочно глядя в Лесину сторону.

– Точно все поняла? Не делай другому то, что себе не желаешь! Запомнила? Запиши! Вот лист! Записала? Над кроватью повесь дома! И в классе над доской. Я проверю. Все! Свободна!

Депутат восторженно смотрел на старую женщину.

– Раз я здесь, перечислите неотложные нужды школы. Помогу эффективно и быстро. Исполнение возьму под личный контроль.

– Нет худа без добра! – вздохнула старуха. – Считай, подергались, а школе польза будет. И так во все времена!

Катерина потом оборжалась, вникая во все детали Лесиного рассказа. Впервые не она изливала душу, а с наслаждением внимала Лесе.

– А ты не молчи! Я всегда помогу, чем могу, мне не сложно. Зато смотри, кайф какой! Сама-то довольна?

Конечно, Леся была довольна. Главное, обида терзать перестала, это же ужас – с обидой на сердце существовать. Не продохнешь.

 

Непонятная личность из Жоподырска

Сегодня Катя почему-то взялась за неприятные темы. Принялась въедливо расспрашивать про Сашу.

Леся не могла понять, почему все вокруг сторонятся его, стараются не заходить, узнав, что он дома. Он никогда никому худого слова не сказал, злого ничего не сделал. Чужие грехи расхлебывает, о чужих детях заботится постоянно, изо дня в день.

Несправедливо это! Обидно!

Катя вот всегда насмехается. Правда, у нее это не ехидно выходит, мило даже, по-своему. Если бы они в таком тоне кому-то чужому косточки перемывали, она бы даже порадовалась. Местами просто весело получается. Но когда о родном муже говорят «Отел-ло ускакокело», обида напрашивается.

– Я вот чего не понимаю, – лениво тянет Катя, – почему ты всегда, сколько я тебя знаю, собственную планку занижаешь? Зачем в дом свой добровольно впускать непонятную личность из Жоподырска? Детям лучше на красивое смотреть, когда растут, а то впечатается в голову несветлый образ…

Леся больше не может молчать.

– Кать, ты ж его совсем-совсем не знаешь. Видела один раз. Он смелый, жертвенный человек. Герой! Понимаешь, что это такое? Это не орденскими планками щеголять, это по жизни каждый день поступать благородно! То, что манеры у него не столичные, так он в этом совсем не виноват. Как рос, такие и манеры получились. Не в этом дело. Он столько всего чудовищного испытал, а о других думает, бескорыстно заботится! Он пол-Афгана пешком прошел! По компасу! От своих отбился, ветер парашют отнес! Он молча летел, ничего сделать не мог. Кричать нельзя, чтоб чужие не услышали. У него ранение в брюшную полость! Ордена! Зачем судить, Кать! Надо же видеть в человеке хорошее!

Катя какое-то время молчит, словно переваривает полученную информацию. Потом протяжно произносит:

– Не-a! Не убедила! Ты возьми Ломброзо почитай. Интересный ученый. Конца девятнадцатого века, что ли? Вроде так. У него целая книга про то, что по внешности можно определить преступника. Бывают такие преступные внешние черты. Маленькие запавшие глазки, низкий лоб, руки такие… специфические. В общем, очень дельная книженция. Вникни.

– Незачем мне вникать, – обижается Леся не на шутку. – Пусть менты в эти специфические черты вникают, когда настоящих преступников ловят. А со мной рядом сплошь порядочные, добрые, честные люди. И давай, Кать, помолчим, пока я над носогубными работаю, а то толку никакого.