Джаз рассказал отцу об Импрессионисте буквально все, не упуская ни одной детали. При этом он внимательно смотрел на Билли, наблюдая за его реакцией. Билли, возможно, польстило такое внимание к своей персоне. Ведь кто-то захотел «оказать ему честь», повторяя в точности каждое его преступление. Или, наоборот, это могло ввести его в ярость, ведь убийца осмелился пойти по его следам, причем шаг за шагом, а это непозволительно никому! Одним словом, реакция могла быть непредсказуемой. Джаз ожидал любой вариант развития событий.

Но Билли никак не проявил своего отношения к услышанному. Похоже, данная информация вообще не произвела на него никакого впечатления. Он просто откинулся на спинку стула и вытянул ноги вперед, насколько позволяли кандалы, и закрыл глаза. Блаженная улыбка появилась на его лице, однако по ней судить о чем-либо было трудно, и Джаз никак не мог определить, какую оценку мог бы дать Билли событиям прошлой недели, происходившим в маленьком и тихом Лобо.

Когда рассказ закончился, Билли набрал в легкие воздуха через раздувающиеся ноздри, но глаза пока открывать не торопился.

— Ну что ж, — негромко начал он, — дилемма получается и впрямь интересная. И джентльмен, безусловно, также заслуживает внимания, это уж точно. — Тут он резко раскрыл глаза и сладко зевнул, как будто очнулся после освежающего дневного сна у себя дома. — Правда, я так и не понял, чем я-то смогу помочь тебе.

— Кстати, ты в курсе, что у тебя даже тут имеются поклонники. — Джаз вспомнил о митингующих уродах возле ворот тюрьмы с плакатами «Свободу Билли Денту». — Психопаты. Их по всей стране набралось немало. Настоящие фанаты. Наркоманы разные и прочие отбросы. Женщины, которые мечтают выйти за тебя замуж. В Интернете есть несколько сайтов, посвященных тебе. Тебе еще и письма пишут в огромных количествах.

— Да, это так, — согласился Билли. — Большинство из них я даже не читаю. Это никому не нужный хлам, мусор. Например: «Билли, я молюсь тебе каждую ночь и прошу тебя: дай мне силы совершить все то, что удалось сделать тебе». Или вот еще: «Мистер Дент, моя кровь полностью принадлежит вам». Или такое: «О, Билли, вы единственный настоящий мужчина на всей планете». Черт, это мне известно уже давно. Мне не нужны никакие подтверждения моей уникальности в подобных письмах. Некоторые признаются в том, что хотят стать похожими на меня. Говорят, что с радостью учились бы у меня. Стать моим протеже, что ли. Но знаешь что? Мне не нужен протеже. У меня один такой уже есть. Это ты.

Джаз проигнорировал последнее замечание отца.

— Наверное, он как раз и есть один из этих твоих обожателей. Если бы я мог посмотреть на его письма…

— Я от них давно уже избавился. Я же говорил — мне наплевать на них на всех.

Джаз начинал закипать, и ему пришлось напрячься, чтобы соблюдать внешнее спокойствие.

— Но может быть, кто-то тебе все-таки запомнился…

— Уверяю тебя, что он не входил со мной в контакт. Сто процентов. — Билли почесал подбородок так, что Джазу стали видны буквы «СТРАХ». — Он думает, что выбрал этот путь самостоятельно и действует по собственному выбору. Он занимается тем, что разрабатывает собственный стиль, так сказать… как это называется в музыке? А, вот, вспомнил: тема с вариациями. В джазе, например, основная мелодия одна и та же, но каждый музыкант исполняет ее по-другому, и получается что-то вроде нового, самостоятельного произведения.

— Или как рэперы, которые делают сэмплы из старых песен в стиле рока?

Билли фыркнул:

— Ну, можно и так, если тебе легче понять с этой стороны. Конечно, ты прав, или именно как эти идиоты хип-хопа. И получается у него это отлично. От него пока что никто живым не ушел. А это не так-то просто, понимаешь? Потому что большинство этих кретинов, включая, между прочим, Гейси или Банди, да даже такого негодяя, как Дамер, — все они в какой-то момент почему-то дают промашку и отпускают свою жертву. Иногда по своему желанию, умышленно, но иногда это происходит и совершенно случайно. И вот когда жертва вырывается на свободу, тут и начинается падение. Правда, со мной такого не случалось. — Его глаза, похожие на самые холодные в мире сапфиры, заблестели. — Только не со мной. Я бы ни за что не отпустил свою добычу. Ни единой осечки.

— Как и у этого парня, — напомнил Джаз, пытаясь вернуться к сути беседы.

— Ну, он только начал свой путь. Каждый дурак способен убить — сколько, ты говорил? — пять человек и спокойно скрыться непойманным. Если он так же останется неуловимым, когда число жертв увеличится, скажем, до двадцати или тридцати, вот тогда приходи ко мне еще раз, и мы поговорим серьезно. Вот тогда это произведет на меня некоторое впечатление. Я, наверное, даже приготовил бы ему какую-нибудь призовую конфетку или еще что-то в этом же духе. — Билли ожил. — Вот тебе и ответ, Джаспер. Тебе не нужно даже пытаться поймать этого парня. Погоди немного. Рано или поздно он споткнется о свои собственные ноги, он запутается и выдаст себя чем-нибудь. Вот тогда ты его и выловишь.

— Нет, такое решение проблемы мне не подходит, — хладнокровно произнес Джаз.

Билли только пожал плечами:

— А почему бы и нет? Ну, пять человек убито, будет пятнадцать, потом пятьдесят. Какая разница?.. Все равно все умирают. Это непреложный факт. Только время смерти разное, а это уже детали.

— Но я не хочу, чтобы люди снова умирали.

— Правда? — Билли подался вперед, почти касаясь воображаемой перегородки. — Неужели, Джаспер? Позволь мне кое-что прояснить тебе. Мне кажется, что тебе на самом деле наплевать на этих людей. И знаешь, почему я в этом так уверен?

— Ну, просвети меня, — ровным тоном произнес Джаз. Сердце его бешено колотилось. Еще бы! Сейчас психоанализом будет заниматься его отец, человек, который знает его досконально. А это не очень приятно.

— Потому что эти люди… эти мифические люди, они живут «где-то там», ну, те самые, которых он еще не убил… Ты с ними даже не знаком, Джаспер. Они для тебя — ничто. Так почему ты должен переживать за них, если он все-таки убьет их? Вот, например, в данную секунду тоже кто-то где-то умирает. — Билли тихонько стукнул кулаком по столу, так, что слово «ЛЮБОВЬ» сначала опустилось на холодный металл, потом снова поднялось в воздух. — И вот сейчас тоже — бац! — «ЛЮБОВЬ» снова опустилась на стол. — Ну, например, какой-то нищий в Индии, или мексиканец на границе с Америкой, или девчонка в Нью-Йорке, которая мечтала работать супермоделью, а вместо этого стала проституткой. Вот все они умирают сейчас, в эту секунду — бац! И вот сейчас — бац! И сейчас — бац! И сейчас — бац! Ну и какая тебе разница? А мне какая?

— То, что это какие-то абстрактные люди, и я с ними лично не знаком, вовсе не означает, что они не важны, что они не имеют значения, — возразил Джаз, стараясь, чтобы голос его звучал уверенно, а не дрожал. Сейчас очень важно было не показывать никаких эмоций. Потому что Билли был прав. В чем-то. Люди, безусловно, постоянно умирали. И он не знал их и даже не был с ними знаком. Но разве от этого они переставали быть людьми?

«Важен каждый человек. Все люди имеют значение».

— Тебе наплевать на них, и ты не собираешься спасать этих людей. Ты волнуешься за самого себя. Ты хочешь доказать, что ты тут ни при чем. Ты хочешь доказать, что ты такой же обыкновенный гражданин, как и все остальные. Вот почему ты так переживаешь, Джаспер.

Это, конечно, тоже было правдой, но Джазу не очень хотелось ее слышать. Тем не менее в словах Билли тоже скрывалась горькая истина. Но только не вся целиком. И к тому же цинизм Билли тоже оказался неуместен.

— Не важно, какие у меня могут возникнуть мотивы, — парировал он. — Но ведь ты согласился мне помочь. Так ты будешь помогать или нет?

Билли прищелкнул языком:

— Какой же ты нетерпеливый, как я посмотрю. Пойми, я не видел своего мальчика столько лет! Неужели ты будешь обвинять меня в том, что я умышленно вот так стараюсь потянуть время? — И он сладко улыбнулся — ну, настоящий ангел! Или ребенок, укравший конфетку и застигнутый на месте преступления.

Джаз на это не купился. С ним такие штучки не проходят. Он продолжал сверлить отца взглядом.

— Ну ладно, — успокоился Билли, поняв, что ему не провести сына. Он словно обмяк на стуле, снова полностью расслабившись. — Ты, как я вижу, шутить не намерен. Послушай, тебе надо научиться думать, как этот твой парень. Для тебя, Джаспер, это будет совсем несложно. Он рассуждает в точности, как я, а ты ведь и есть часть меня самого. Значит, он называет себя Импрессионистом. А что тебе вообще известно об импрессионизме?

Джаз покачал головой.

— Да чему только сейчас в школе учат? — нахмурился Билли, пытаясь изобразить из себя заботливого родителя. Джаз был уверен, что он мог бы составить о себе хорошее впечатление у любого учителя в Лобо. Сейчас можно было подумать, что он и впрямь заботился об образовании своего сына. — Импрессионисты изображали не конкретно то, что видели, а то, как именно они это видели, какое впечатление у них складывалось от увиденного. То есть общие черты предмета совпадали с картиной, но не более. Ты меня понимаешь? Главное, как тот или иной объект видит глаз художника. А детали, подробности им не были важны. Ты слушаешь?

— Да-да, конечно.

— Вот взять, к примеру, эту последнюю жертву, бедняжку по фамилии Хеллер… — Билли вздохнул и взмахнул рукой так, словно и в самом деле горевал по ее кончине. — Она же не была горничной в прямом смысле этого слова. Но что-то похожее в ее работе все же присутствовало. Понимаешь? Вот это и было для него главным.

— Но он убил ее не по графику, так сказать. У тебя между четвертой и пятой жертвами был перерыв в несколько дней, а он его почему-то сократил.

— Ну и что из этого? Сходи как-нибудь в музей, сынок, и посмотри на работы Моне. Подойди к полотнам поближе, насколько это возможно, и скажи мне, сколько времени разделяют один мазок великого Клода от другого, пусть даже и соседнего, а? Время тут не имеет никакого значения. Во всяком случае, для твоего парня. Ему важно создать общее впечатление.

Что ж, в этом был некий смысл. Но проблему такое понимание сути дела тоже не решало.

Билли вздохнул и посмотрел вверх, словно спрашивая Бога, почему ему опять приходится работать самому.

— Обрати внимание на то, как он искажает детали, сынок, но все равно сохраняет основной смысл. Возьмем теперь твою учительницу. Она же не настоящая актриса, но что-то вроде того. И в следующем случае будет то же самое. Ему на самом деле не нужна какая-то блондинистая бздюшка в офисном здании. Подойдет даже девица, которая разносит кофе на родительских собраниях, вот чего он ищет.

— Но…

— Никаких возражений! — впервые Билли проявил нетерпение. — Да, этот парень старается изо всех сил. Он сохраняет основную линию во всех убийствах, но не обращает внимания на мелочи. Он прикончил какую-то бздюшку из местной тошниловки, которая обслуживала таких же сопляков дешевыми бутербродами и бурдой, называемой кофе. Моя официантка работала в бистро для богатых клиентов в курортном местечке, настоящем раю для туристов. Да она от одного только посетителя могла получить чаевых больше, чем ваша красотка зарабатывала за неделю. — Билли говорил так, словно все его жертвы являлись его личной собственностью. Впрочем, в каком-то смысле это было именно так. Внезапно его негодование действиями Импрессиониста проявилось во всей красе. — Я убил Венеру Доуз, красавицу Венеру. — Он вздохнул и откинулся на спинку стула, словно гурман, вспоминающий какое-то изысканное и очень редкое блюдо. — Она была настоящей актрисой. Начинающей, да, не стану отрицать, но ее уже снимали и показывали по телевизору, поэтому можно сказать, что она подавала надежды. А твой парень, ну кого он выбрал? Твою школьную учительницу, которая вела дополнительные занятия по актерскому мастерству? Твою училку! И он считает, что это одно и то же? Ты, наверное, шутишь!

Джаза охватили одновременно злость и радостное возбуждение, но он заставил себя успокоиться, чтобы ни в коем случае не показать отцу своего волнения. Вот оно! Есть! Вот чего он добивался от Билли. Как же он сам не смог догадаться? Импрессионист, конечно, старался подражать Билли, но менял некоторые параметры, исходя из обстоятельств. Каждая жертва напоминала ту, которую выбирал себе Билли, и, может быть, поэтому Джаз не смог разглядеть разницы. Как же он упустил самое главное?

— Надо найти жертву. И тогда мы вычислим его, — выдохнул Джаз.

— Скорее всего. Но ты должен еще определить, каким образом ты узнаешь его. Он живет в нашем крохотном городишке, мальчик мой. — Билли усмехнулся. — Он завтракает в той же забегаловке, может быть, берет книги в той же библиотеке, что и ты сам. Ему очень удобно в Лобо. Раз уж ему удалось столько женщин убить здесь… Да, в Лобо ему весьма комфортно.

Какая-то смутная мысль родился в голове Джаза.

— Ты считаешь, он там родился и вырос, да? Может быть, он был знаком с тобой? Или жил по соседству с нами?

Билли снова неопределенно пожал плечами:

— Это, в общем, тоже не имеет большого значения. Главное, что он вписывается в обстановку. Он ничем не выделяется среди местных жителей. Это наша отличительная черта, Джаспер. Люди думают, что самое трудное в нашем деле — научиться резать тело или соблазнять девушек, уговаривать их сесть к тебе в машину. Нет, это сущие пустяки. Этому можно научиться даже с помощью Интернета. Настоящее искусство — это умение смешаться с толпой, гармонично слиться с ней. Вот в этом мы преуспели. — Он ослепительно улыбнулся. — Нас никто не выделяет среди простых добропорядочных граждан, потому что мы смотримся точно так же, как они. Мы самые обычные люди, сынок.

Джаз лихорадочно соображал, мысли в его голове быстро сменяли одна другую. Есть! Ключ к поимке Импрессиониста найден!

Надо скорее поделиться новостями с Уильямом. Он поднялся со своего места.

— Разве мы уже закончили нашу беседу? — обиженно спросил Билли. — Я даже не успел спросить, как идут дела у тебя со спортом. Гоняешь ли ты в футбол с ребятами, чем увлекаешься, кроме него?

Джаз взглянул на руки отца. ЛЮБОВЬ. СТРАХ.

— Мне пора, — объяснил он и, поборов себя, добавил: — Спасибо за помощь. Ты действительно оказал мне добрую услугу. — И он позвал надзирателя, стоявшего у двери.

— Не забудь о нашей договоренности, Джаспер, — напомнил Билли, когда из двери появился надзиратель. — Не дай Бог, ты забудешь!

— Я все помню и все сделаю, — пообещал Джаз.

Надзиратель отковал кандалы Билли от стола и заставил преступника подняться со стула.

— Джаспер!

Джаз уже выходил из комнаты, но тут оглянулся на отца, стоявшего в окружении вооруженных профессионалов, но все же не потерявшего своих собственных сил и не упавшего духом ни на йоту.

— Да?

— Я вспомнил начало нашего разговора… Ты вошел сюда, как будто в рыцарских латах, весь такой холодный и равнодушный. Просто какой-то сукин сын, иначе не скажешь. А как ты начал мне во всем поддакивать. Понес какую-то туфту насчет лайковых перчаток и тому подобной чепухи. Ты же пытался манипулировать мной. И кстати, эта попытка была неплохой.

Эти слова, сказанные со всей искренностью, ледяной сосулькой вонзились в позвоночник Джаза.

— Я — это не ты.

— Ты даже лучше.

— Я не представляю собой зло. — Если бы он сказал это кому-то другому или при других обстоятельствах, эта фраза прозвучала бы как сравнение, причем преувеличенное. Но здесь и сейчас она казалась даже недостаточной.

Губы Билли скривились в усмешке.

— Хочешь знать разницу между добром и злом, Джаспер?

Билли не стал ждать ответа. Он поднял вверх руку с надписью «ЛЮБОВЬ» и щелкнул пальцами.

— Так вот она, малыш. Слушай. Ты даже и сам не заметишь, как переступишь эту черту, пока она не промелькнет уже в зеркальце заднего вида.

— Хватит, Билли, — пробурчал один из надзирателей, и преступника вывели из комнаты. Если Джаз и надеялся на то, что отец выкрикнет что-нибудь напоследок, то его ожидало разочарование. Билли Дент исчез за дверью. Теперь Джаз слышал только тихое позвякивание цепей, когда его уводили в лабиринты Уоммейкетской тюрьмы.

Помощник шерифа Хэнсон не промолвил ни слова на всем пути назад в Лобо. Вместо него всю дорогу вопила сирена, а он изо всех сил вдавил в пол педаль газа. Вой полицейской сирены, как кувалдой, долбил Джаза по вискам до головной боли. Но парнишка старался не обращать на нее внимания и вместо этого сосредоточился на разговоре с шерифом по мобильнику Хоуви. Для этого ему приходилось орать во все горло, чтобы донести до Уильяма все то, что он торопился рассказать.

— …и поэтому он считает, что она не будет секретаршей в традиционном смысле, как мы понимаем эту профессию, — продолжал Джаз. — Может быть, ее работа даже называться будет по-другому, но связана при этом с… некоторыми функциями, которые, как правило, исполняет именно секретарь. Понимаете?

Он почти физически ощущал облегчение, которое в данный момент испытывал шериф.

— Ты только что прибавил нам работенки на неделю, не меньше, — говорил Таннер, — но эту работу я в состоянии обеспечить и сразу же возьмусь за дело.

Джаз закрыл глаза и попытался отогнать от себя призрак Билли, но голос отца продолжал сливаться с сиреной, снова и снова повторяя одни и те же фразы:

«Мне кажется, что тебе на самом деле наплевать на этих людей.

Ты даже и сам не заметишь, как переступишь эту черту, пока она не промелькнет уже в зеркальце заднего вида.

Мне не нужен протеже. У меня один такой уже есть.

Ты самый настоящий убийца. Просто ты еще никого не убил».

Джаз нервно сглотнул. Может быть, из этого следует сделать вывод, что он не убивал свою мать?

Или же Билли просто решил поиграть с ним. Он вспомнил свои слова, обращенные к Конни: «Если раз проявишь слабость перед серийным убийцей, после этого он начинает жить внутри тебя».

Когда Хэнсон доехал до полицейского участка и осторожно провел Джаза через задний ход, небо уже поменяло цвет с темно-синего на какой-то багровый, как фингал под глазом. Джаз только поприветствовал Уильяма, но поговорить им не удалось. Шериф был занят: он уже координировал работу своих сотрудников, которые должны были разыскать потенциальную жертву Импрессиониста в самое ближайшее время. Поэтому он прошел через похоронное бюро, избегая, таким образом, встречи с репортерами, и поехал домой уже на своем джипе.

По дороге он почувствовал, как его накрывает приятная волна облегчения. Итак, ему удалось сделать то, что он планировал и на что серьезно рассчитывал. Он бросил вызов льву — вернее, дракону — в его собственном логове, и не только вышел оттуда живым, но еще и с сокровищем: с той самой информацией, которая должна была остановить Импрессиониста. Джаз как будто заново родился. Он чувствовал себя новым человеком, перед которым открывалась новая жизнь.

И тут он заметил в машине какой-то крохотный белый прямоугольник. Остановившись на красный свет на перекрестке, он протянул руку и достал визитную карточку Джеффа Фултона. Джаз вспомнил его страстную речь на поминальной службе в честь Джинни и вздохнул. Может быть, ничего плохого и не будет в том, что он поговорит с этим бедолагой в течение пяти минут? Конечно, Джазу не хотелось начинать традицию проводить душещипательные беседы с родственниками жертв своего отца. Но он понимал, что, в общем, может позволить себе проявить доброту к этому несчастному старику. Утром он обязательно сам позвонит Фултону. Ни один серийный убийца не стал бы так поступать, ни одному психопату такое бы и в голову не пришло. Одна только мысль об их встрече приободрила Джаза.

Приехав домой, Джаз удивился, не увидев ни одного чужого автомобиля, ни единого репортера. Дежурный полицейский сидел в патрульной машине, припаркованной прямо на подъездной дорожке, и Джаз подошел к нему, чтобы расспросить о делах.

— Пару часов назад Таннер прислал сюда небольшой полицейский отряд. Потом всем официально сообщили, что тебя и твою бабушку временно перевели в другое место и взяли под охрану, поскольку против вас было зарегистрировано уже несколько звонков с угрозами.

— А такие были на самом деле?

— Я не знаю. — Полицейский отвечал неохотно, весь разговор, судя по всему, не доставлял ему никакой радости. — Так или иначе, все сразу и разъехались. Добро пожаловать, с возвращением тебя.

Джаз вошел в дом и запер дверь. Потом проверил бабушку. Она продолжала пребывать в стране сновидений. Возможно, сейчас ей снилось, что безумие наконец-то оставило ее. В животе Джаза забурчало, и он осознал, что не ел сегодня фактически целый день.

На кухне в холодильнике он обнаружил только старое мороженое, все покрытое кристаллами льдинок, да две неаппетитные куриные ножки, оставшиеся еще после визита Мелиссы, когда она принесла бабушке целый пакет жареных цыплят. А ведь с тех пор прошло уже несколько дней. Джаз устроился за столом и съел ножки, не разогревая их. Потом соскоблил с мороженого лед и тоже употребил его. Было не очень вкусно, но съедобно.

Во время этого импровизированного ужина Джаз вглядывался в задний дворик через стеклянную кухонную дверь. Весной и летом сад бабули представлял собой настоящие джунгли из сорняков и чертополоха, простиравшиеся почти на целый гектар. Но сейчас, осенью, здесь было пустынно и территория хорошо просматривалась до самого сарайчика, где хранились садовые инструменты.

И еще отсюда хорошо было видно купальню для птиц. Ничего особенного в этой штуковине, конечно, не было. Старое потрескавшееся основание из бетона. В середине — скульптура рыбины, у которой изо рта выливалась вода прямо в ванночку. Через пару недель станет совсем холодно, и тогда Джаз отсоединит купальню от шланга на всю зиму.

Но пока что она функционировала, и вода продолжала весело журчать. Правда, птицы сюда никогда не прилетали.

Итак, Билли помог Джазу, но в ответ тоже попросил у сына ответной помощи.

«Тогда что? — спросил в тюрьме Джаз, беспомощно подняв руки вверх. — Что ты хочешь?»

Он встал из-за стола, выкинул остатки мороженого в мусорное ведро и вышел на улицу к купальне.

«Ты помнишь ту старую купальню для птиц на заднем дворике у бабушки?

Да-да, конечно. И что тебе…

Тише, Джаспер. Слушай меня. Я тебя выслушал, теперь твоя очередь внимать мне. Эта хреновина… Она стоит в саду, сколько я себя помню. И сорок лет подряд я пытался объяснить ей, что птицы туда не прилетают, потому что она стоит неправильно.

Что? Какое отношение эта штука имеет к твоей…

Я сказал: тише. Не перебивай, Джаспер!»

Впервые за все время Билли заволновался.

Причем из-за какой-то дурацкой птичьей купальни.

«Она поставила ее так, что солнце освещает купальню только во второй половине дня. Понимаешь? Утреннее солнце ее не захватывает, а ведь именно в это время птички и любят принимать ванну, так сказать. Купальню нужно переставить на другую половину лужайки. Я пытался втолковать это бабушке, но она меня даже слушать не стала. А потом все время стояла у окна, смотрела на нее пустую и ругалась и обзывала ее всякими словами. И все из-за того, что ей нельзя было любоваться птичками».

Поэтому… Джаз задумался.

«Поэтому взамен твоей помощи ты хочешь, чтобы я… уговорил бабушку переместить…

Нет. Я не хочу, чтобы ты пытался ее в чем-то убедить. Просто передвинь эту хреновину сам. Когда она уснет, выйди в сад и оттащи ее на восточную сторону. Лучше всего туда, где у нас растет белый клен. Как только бабуля увидит, что в купальню стали слетаться птички, ей будет все равно, передвигал ты купальню или нет. А если она что-то заподозрит, просто скажи ей, что она всегда там и стояла, а бабуля сама уже ничего не помнит. Ей уже давно башню снесло, так что она скорее всего ни о чем тебя и спрашивать не станет.

И вот это и есть цена за твою помощь?» Джаз не верил своим ушам.

Билли вздохнул и поместил «ЛЮБОВЬ» над словом «СТРАХ».

«Потешь своего папочку, Джаспер. Угоди ему. Ты один можешь позаботиться о моей маме, пока я заперт здесь».

Джаз согласился и теперь внимательно смотрел на эту самую купальню.

Сама затея казалась ему смехотворной и нелепой. Безумие какое-то.

А разве его папочка не психопат?

И все же в чем-то Билли был прав. Бабуля частенько жаловалась на отсутствие птиц. А если он переместит купальню, кто знает, может, это действительно положительно скажется на ее здоровье?

Он отсоединил шланг и накренил купальню. Она оказалась легче, чем он предполагал. Джаз считал, что она вся сделана из бетона, но оказалось, что только основание.

Не может быть, чтобы все решалось так просто. А что, если Билли зарыл что-то на этом самом месте под купальней?

Но под ней оказалась только старая пожухлая трава, которая оставалась там, наверное, в течение долгих лет, пока на ней стояла купальня.

«Ну, что ж… Почему бы и нет?»

Он заворчал и поставил купальню на попа. Штуковина была не столько тяжелая, сколько неуклюжая, и ему потребовалось несколько минут, чтобы перекатить ее на новое место и установить там под деревом. Сюда старый шланг не дотягивался, поэтому Джазу пришлось вернуться в дом и принести другой, более длинный. Наконец он все подсоединил как следует, и вода в купальне снова весело и резво зажурчала, как прежде.

— Ну, утром мы посмотрим, что здесь у нас с тобой получится, — сказал Джаз, обращаясь к купальне.

Когда он вернулся на кухню, то услышал какой-то тихий звук, исходящий из мобильника Хоуви, лежавшего на столе.

Он посмотрел на маленький экран и обнаружил, что от шерифа на его номер пришло текстовое сообщение: «Похоже, мы нашли ее. Спасибо за помощь. Г.У.Т.».

Джаз усмехнулся. Теперь, когда полиция определила следующую жертву, они могли устроить засаду и ждать появления убийцы во всеоружии. Совсем неплохо он поработал сегодня. Просто здорово!

Он поднялся наверх, ощущая жуткую усталость. На компьютере была приклеена бумажка-напоминание о том, что нужно подготовить письмо со своими доводами против рекомендаций Мелиссы Гувер отправить его в приемную семью. Но сейчас мозг его требовал отдыха, и ни о чем больше Джаз думать уже не мог. «Завтра, — мысленно пообещал он сам себе. — Завтра я все обязательно продумаю и напишу. Ничего не забуду и не упущу. Но только завтра».

И хотя было еще не поздно, он разделся до трусов и забрался в постель.

И впервые с той ночи, когда на поле Гаррисона было обнаружено тело Фионы Гудлинг, он заснул здоровым глубоким сном безо всяких кошмаров.