Наследие Артанов

Лихачев Всеволод

Если вас угораздит встретить на автостраде блондинку, ковыряющуюся под капотом неисправного автомобиля, ни в коем случае не вздумайте останавливаться! Проноситесь мимо на полной скорости, в противном случае вам придется столкнуться с точно такими же неприятностями, с какими столкнулся и главный герой этой книги – приличный молодой человек, занимающийся продажей «липовых» земельных участков в Подмосковье. Автомобиль, на первый взгляд самый обыкновенный, на деле оказывается настоящим космическим кораблем, который уносит нашего героя далеко за пределы Солнечной системы. Жизнь в иных мирах далеко не сахар, наш герой то и дело попадает в разные переделки, выбраться из которых ему помогает лишь природная смекалка и неудержимая тяга к жизни.

 

© Всеволод Лихачев, 2017

© Художественное оформление, «Издательство Альфа-книга», 2017

 

Глава 1

– Хорошо, Андреич, да, я понял. Через шесть часов буду у тебя на офисе. – Голос у шефа звучал несколько более устало, чем обычно.

– У нас какие-то проблемы?

– Да нет, никаких. – На какое-то время в трубке стало тихо, затем послышался некий характерный звук. Такой, словно кто-то гонял из стороны в сторону стакан по полированной крышке стола.

Я очень ясно представлял себе сейчас эту картину: сидит высохший семидесятидвухлетний старик с убеленным сединами одутловатым лицом и скрюченными артритом пальцами снова и снова отправляет такой же старый, как и он сам, граненый стакан в недалекое путешествие, которое рано или поздно окажется для него последним. Но нет, звука разбитого стекла не было и на этот раз. Наверняка стакан остановился сейчас у самого края стола, застыл, балансируя над бездной словно канатоходец.

– Как там Маринка?

– Маринка? Какая Маринка?

– Маринка, невеста твоя, – в голосе Андреича прозвучали отчетливо слышимые нотки удивления.

– Ах, Маринка? Ничего, нормально все у нее.

– Опять поссорились?

– Хуже.

Я выдержал многозначительную паузу, позволяя воображению шефа проделать свою работу.

– Понятно, разошлись, значит.

– Да, можно и так выразиться.

Откровенно говоря, никакой Маринки не было у меня и в помине, как не было и Наташи, и Танечки, и даже Людмилы, не говоря уже об Анастасии и Галине Ивановне. Все эти персонажи были вымышленными и не имели ничего общего ни со мной, ни с кем-нибудь другим из мира живущих.

Естественно, шефу об этом знать не полагалось. Моя насыщенная личная жизнь служила своеобразной ширмой, за которой я мог проделывать свои личные дела, причем проделывать их преимущественно в рабочее время.

– Вчера собрала свои вещи и ушла. Сразу после того, как мы к ее матери в Миргород съездили.

– Погоди, в какой Миргород? К какой матери? Ты же у нее на прошлой неделе на похоронах был!!!

А вот сейчас следовало непременно что-то придумать, причем сделать это как можно быстрее, пока замшелые мозги в голове этого реликта позапрошлой эпохи не зашевелятся со скрипом, оценивая и классифицируя полученную от меня информацию.

Но разум, как назло, был чист. Девственно чист. А значит, снова придется переходить к плану «Б». Мой взгляд словно ненароком переместился на стоящую в ногах пассажирского сидения сумку, и на душе сразу как-то полегчало. Продажа липовых земельных участков в элитных районах города сдвинулась, наконец, с мертвой точки и стала приносить реальную прибыль. Пусть небольшую пока – двадцать две тысячи баксов всего, но ведь это только начало, начало, так сказать, новой жизни.

– Алло! Алло! – трубка в моей руке внезапно вновь заговорила знакомым скрипучим голосом.

– Абонент находится вне зоны досягаемости сети. Абонент находится вне зоны досягаемости сети. Абонент находится вне зоны досягаемости сети…

Когда я решил, что тирада, озвученная оператором мобильной связи, слегка затянулась, одним движением пальца отключил диктофон и, не глядя, опустил его в карман пиджака. Поднес мобильник к уху и удовлетворенно хмыкнул, услыхав спасительные короткие гудки. План «Б», как всегда, оказался на высоте.

Теперь уже ничто не отвлекало меня от моего любимого занятия – вождения автомобиля. И пусть в распоряжении моем была всего лишь старенькая ауди, которой, по-хорошему, давным-давно место на свалке, но даже она на приличной трассе в умелых руках могла творить настоящие чудеса. Когда-нибудь, а точнее в самом что ни на есть скором времени, я прикуплю себе нечто более стоящее и тогда…

Что будет «тогда» – я додумать не успел. За какие-то доли секунды глаз успел выхватить силуэт автомобиля сразу же за поворотом дороги, нога до упора вдавила педаль тормоза, а руки сами по себе выкрутили руль вправо, заставляя мою старушку выполнить довольно замысловатый акробатический пируэт с тройным переворотом вокруг своей оси, апофеозом которого стало падение в кювет кверху брюхом.

Колеса ее еще крутились, когда я нашел в себе силы открыть глаза и пошевелиться. Руки-ноги целы, видимых повреждений нет. Вроде бы нет. Но так ли это на самом деле? Тело – сплошной ком боли, отбито кажется все, что только можно. Горит огнем копчик, грудь – наверняка на ней синюшные кровоподтеки. Сейчас я могу лишь ощущать это, для того, чтобы увидеть, понадобилось бы для начала отстегнуть привязные ремни, что змеями опоясаны вокруг моего тела, а затем, презрев опасность разрыва селезенки или какого-нибудь из других внутренних органов, извернуться и высадить ногами смятую в лепешку дверь. Можно ли мне сейчас двигаться? Вопрос довольно риторический в свете минувших событий. В салоне крепко попахивает бензином, одной-единственной искры будет предостаточно для того, чтобы этот клубок металлолома превратился в пылающий факел.

– Ммм, – с губ моих самопроизвольно вырывается стон.

Удивительно, невероятно конечно, но он не остается без ответа:

– Вам нехорошо?

Мне? Мне нехорошо? Это мне-то сейчас нехорошо???

– Да нет, что вы, мне просто отлично. Я здесь отдохнуть прилег. Знаете ли, на улице немного прохладно.

– Ой, простите тогда, что я вас побеспокоила. Я, пожалуй, пойду.

И вправду: совсем рядом послышался удаляющийся цокот каблуков. Дура? Идиотка, или просто прикидывается?

– А ну стоять!!!

Оказывается, кричать я не могу, получается только тихий шепот. Видимо, что-то с легкими или с горлом. В такие минуты я искренне сожалею, что ничего не понимаю в медицине.

Заставить себя повернуть голову стоило мне невероятных усилий, но зато в растрескавшееся зеркало заднего вида я смог рассмотреть мелькающий вдали женский силуэт. Ну все понятно: блондинка. Ноги от ушей, белокурые патлы рассыпаны по плечам. Туфли на высоких каблуках-шпильках только подчеркивают идеальную стройность фигуры. Заканчиваются они укороченными по максимуму синими шортами, которые не в состоянии даже полностью прикрыть бесстыдно выглядывающие из-под них ягодицы. А еще на ней белая облегающая футболка, делающая ее формы настолько соблазнительными, что… Только сейчас я понял, что мысли мои заняты вовсе не тем, чем им следовало бы заниматься в данной, конкретной ситуации, и если положение дел кардинально не изменится в самом ближайшем будущем, то спина удаляющейся блондинки станет последним, что я увижу в своей жизни.

Всласть выматерившись, я заставил-таки себя оторвать взгляд от зеркала. Так, первым делом следует освободиться от ремней безопасности. Это ведь совсем просто, главное не зацикливаться на рвотных позывах, которые, стоило лишь пошевелиться, стали следовать с завидной периодичностью. Медленно, словно в замедленной киносъемке, правая рука опускается вниз, пальцы ее нащупывают заветную кнопку. Клац! Первая победа окрыляет, придает дополнительных сил. А теперь повернуться боком, наклониться назад и осторожно опустить голову на пассажирское кресло. Полежать так, не шевелясь, до тех пор, пока перед глазами не перестанут прыгать багровые пятна.

Видимо, на какое-то время я потерял связь с реальностью, поскольку обнаружил себя уже бредущим по шоссе. Вполне целенаправленно, между прочим. Ноги сами несли меня в ту сторону, куда удалилась злополучная блондинка.

А вот и машина. Ее машина. В этом никаких сомнений нет, гламурный фиалковый цвет корпуса говорит сам за себя. Вот только какой она модели я почему-то в упор не могу разобрать. Да, впрочем, это и неважно. Гораздо больше сейчас меня интересует ее хозяйка, ведь именно по вине этой безмозглой курицы, остановившей свою колымагу у самого поворота, и произошла эта идиотская авария.

– Тварь.

– Вы что-то сказали?

Ну да, а вот и она. Кто б сомневался? Обойдя автомобиль, я обнаружил свою старую знакомую, склонившуюся под раскрытым капотом и уже открыл было рот, чтобы высказать все то, что накипело у меня на душе, как вдруг взгляд мой случайно зацепился за ее… Нет, не то чтобы мне было интересно, просто я никогда не понимал: зачем так широко расставлять ноги, когда наклоняешься под капотом неисправного автомобиля?

– Ну что там у тебя?

– Не работает, представляете? А ведь ему еще и года нет!

Теперь она повернулась, и я смог увидеть ее лицо. Ага, невинные голубые глаза, легкий румянец, ямочки на щеках, чуть вздернутый кверху подбородок сердечком. От всего ее облика веет наивностью и какой-то чересчур уж излишней утонченностью. Не в моем вкусе, короче, девица. Истинная женщина – это вам не фарфоровая статуэтка, она обязана быть широкой кости, иметь развитую систему мускулатуры для того, чтобы выполнять всю работу по дому, пока мужчина занят более важными делами.

– А я смотрю, вы уже отдохнули?

Нет, ну что она, реально такая дура или попросту издевается?

Я вновь открыл было рот и едва не задохнулся, сдерживая в себе поток изощренных ругательств. Только сейчас я вспомнил, что вокруг нас-то на многие километры расстилается лес, а по шоссе за все это время не проехала ни единая машина и вряд ли что-то в этом плане изменится в ближайшем будущем.

Справившись кое-как с нахлынувшим приступом бешенства, я заставил себя доковылять до автомобиля девицы и тоже заглянул под капот. Мать честная, чего там только не было! Какие-то шестеренки, трубки, металлические детали такой заковыристой конфигурации, от одного вида которых поневоле бросает в дрожь. И все это переплетается, скручивается, свешивается, стягивается невообразимым адским клубком, заставляя меня похолодеть, проклятым истуканом застыть на месте, тупо вперившись взглядом в одну точку. Господи, да под капотом даже банка была, в которой ползало что-то фиолетовое!!!

Тем не менее, признаваться в собственной некомпетентности этой гламурной пустышке почему-то отчаянно не хотелось. А потому, напустив на себя максимально деловой вид, я вежливо осведомился:

– В чем проблема то? Не заводится или топливо кончилось?

К моему удивлению, блондинка ответила вполне уверенно:

– Я думаю, что метеорит попал в топливопровод. Видите?

Действительно, под автомобилем уже начала образовываться довольно значительная лужа.

Слово «метеорит» заставило меня ухмыльнуться. Я уже давно обратил внимание на то, что блондинки в нашем обществе являются как бы отдельной кастой, у которой даже язык свой собственный имеется.

– Метеорит – в смысле камень?

– Да, наверное, камень.

– Ладно, разберемся. А ты сходи пока к моему автомобилю, если не сложно, и достань из салона черную кожаную сумку. Лады?

– Лады. – Похоже, эта идея с сумкой ей не очень понравилась, но мое обещание отремонтировать машину все-таки перевесило нежелание соваться в готовую вот-вот вспыхнуть покореженную развалюху.

Протечку я нашел достаточно быстро. Трубка этого самого топливопровода по диаметру была весьма невелика, толщиной с указательный палец, а аккуратное круглое отверстие с оплавленными краями, из которого бодро вытекала какая-то белесая жидкость, оказалось и того меньше. Проблема была в другом: чем заделать эту дырку, не имея под рукой буквально ничего, кроме разве что веток, листьев и еловых шишек? И вообще: это же с какой скоростью надо гнать, чтобы выброшенный из под колес небольшой камень смог пробить металл корпуса да еще и топливопровод в придачу? Более того: в край заинтересованный, я не поленился обойти машину и обнаружил выходное отверстие. Выходит, камень прошил насквозь передок и полетел себе дальше! Чудеса…

Прогремевший неподалеку взрыв заставил меня испуганно втянуть голову в плечи. Это мой четырехколесный друг, умирая, напоследок оказал мне небольшую услугу. Что ж, прощай, безвестная блондинка, надеюсь на небе тебе будет лучше, чем здесь.

Сунув руку в правый карман пиджака, я с удовлетворением обнаружил в нем початую пачку «Орбита». Отлично! Судьба опять благоволила ко мне, вручив в подарок не только шикарную тачку, но и универсальное средство для временного приостановления течи в топливопроводе ее двигателя. Тщательно разжевав жвачку так, чтобы в ней не осталось крупинок, я соорудил из полученной клейкой массы аккуратную заплату и приклеил ее на место пробоя. Мне кажется, или задумка моя сейчас действительно удалась? И правда: не капает. Ай да я, ай да молодец! Доехать бы до ближайшего центра техобслуживания а там хоть трава не расти!

– Возьмите, вот ваша сумка, – голос девушки звучал достаточно живо. Вовсе непохоже было, что она говорила со мной сейчас из астрального мира. – Вы уже нашли течь?

– Да, уже и залатать успел, пока кое-кто лазит непонятно где. Надеюсь, содержимое сумки проверять не надо?

Судя по тому как округлились ее глаза мое беспокойство было явно излишним.

– Ладно, садись, прокачу с ветерком.

– А вы умеете управлять гелиостропом?

Ну вот, еще одно новое слово из блондинистого арсенала.

– И гелиостропом, и хвостодрыгом, и стрипхренозавром. Садись, кому говорят!!!

Она села. Расположилась на пассажирском кресле, по-пуритански сомкнув ноги в коленях, и теперь с любопытством наблюдала за выражением моего лица, когда я, взгромоздившись на сиденье водителя, соизволил обратить, наконец, свое внимание на приборную доску и органы управления данного агрегата. Так выглядел бы наверное орангутанг, додумайся кто-то посадить его за рычаги управления трактором.

Дааа, мало видимо было японцам Хиросимы, раз уж они сподобились сотворить такое сверхтехногенное нечто. Приборная доска словно рождественская елка: мигает, перемигивается разноцветными огоньками, поблескивает бесчисленными хромированными переключателями, кнопками, внутри нее, кажется, даже реле какие-то пощелкивают, хотя это было бы настоящим нонсенсом. Штук восемь шкал с люминесцентной подсветкой испещрены непонятными знаками, символами… Да что там приборная доска – у этой тачки даже руля нормального не было, не говоря уже о коробке переключения скоростей!

Так, спокойно. Главное не паниковать и взять себя в руки. Нет у тачки руля – ну и ладно, мы за вон ту хрень подержимся, что между моими расставленными ногами торчит с монументальностью мужского детородного органа. Там, похоже, даже выемки для пальцев имеются, по пять с каждой стороны. И лицо, лицо попроще, а то вон уже у блондинки ехидная улыбка так и норовит проявиться, не иначе как злорадствует от души, зараза. Ой, да ладно, бывали мы и не в таких передрягах. Где у нас тут ключи зажигания вставляются?

– Возьмите.

Чертовка словно подслушивала мои мысли. На ладошке ее уже поблескивал короткий тонкий штырек настолько непримечательного вида, что никогда и не подумал бы, что это ключ. Так, теперь бы найти подходящую дырку, а то что-то в последнее время у меня с этим проблемы.

– Признайтесь, вы совершенно не умеете водить гелиостроп!

– Это я-то? Это я-то не умею?

Нежный, мелодичный перезвон смеха блондинистой стервы окончательно вывел меня из состояния привычного равновесия, не долго думая я тыкнул ключом в первое попавшееся отверстие и, когда он вошел в него с тихим щелчком, а на одном из табло загорелись какие-то цифры, чисто интуитивно нажал затем на большую прямоугольную кнопку, что располагалась на самом видном месте и горела приветливым зеленым цветом.

То, что произошло потом, обычным человеческим языком описать весьма сложно. Проклятая таратайка дрогнула, как будто собираясь с силами, а потом практически бесшумно рванулась к небу, буквально в считанные мгновения преодолела околоземное пространство и зависла среди бесконечного сонмища звезд. Или мне так только показалось, что зависла? Вполне возможно, что она продолжала свое движение, но достаточно адекватно отслеживать ситуацию у меня сейчас просто не было никакой возможности. Мои ладони вспотели, а отвратительная, вязкая дурнота накатила с такой немыслимой силой, что…

Кто-то бил меня по щекам. Не то, чтобы это было слишком больно, мое тело за последние годы достаточно неплохо адаптировалось к побоям, но именно эти настойчивые похлопывания мешали мне вновь погрузиться в нирвану, где нет места ни мерцающим звездам, ни блондинкам с их демоническими агрегатами, где нет ничего кроме абсолютного, всепоглощающего умиротворения. Да, был у меня один пунктик: я панически боялся высоты. Причем боязнь эта была не врожденная, а, так сказать, свежеприобретенная вследствие непредвиденных жизненных неурядиц. Любой на моем месте обзавелся бы акрофобией, случись ему вдруг оказаться подвешенным за ноги на высоте двадцати четырехэтажного здания, когда два гориллоподобных полудурка в любой момент могут разжать пальцы и отправить твое тело навстречу гипнотически поблескивающей полосе асфальта. Было бы за что, – так нет же, сумма моего долга оказалась тогда настолько смехотворной, что я не замедлил его немедленно выплатить, едва меня вернули в первоначальное, природное положение. Сволочи… Даже теперь, по прошествии довольно продолжительного промежутка времени, я не переставал помнить их лица.

Похлопывания не прекращались. Неужели сейчас мне придется открыть глаза и вновь узреть пугающую бесконечность космического пространства? Да ни за что на свете!!! Пускай белобрысая хоть переломится, я и пальцем не пошевелю. Все, нет меня. Я умер. «Нет, но предупредить-то она хотя бы могла? Что, дескать, никакой это у нее не гребаный автомобиль, а самый настоящий космический корабль?» – эта новая мысль всколыхнула во мне целую волну немыслимой ярости. «Стерва, дрянь межпланетная, потаскуха! Нет, я это дело так не оставлю!!!»

На этот раз гнев мне оказался не врагом, а союзником. Глаза мои приоткрылись и встретились взглядом с ее глазами. Ну надо же, переживает! Вон как волнуется, даже губы побелели. А самое обидное состоит в том, что все те эпитеты, которые крутятся у меня на языке, я почему-то не могу высказать вслух. Да что это со мной, ей богу?

– Вы не умерли?

О господи, ну за что, за что ты сейчас караешь меня???

– Нет, не умер, как видишь.

Удивительное дело: оказывается, если на чем-то конкретном сосредоточить все свое внимание, то дурнота и головокружение проходят, главное при этом – ни в коем случае не глядеть по сторонам потому что там, за хлипкими стеклами, во всей своей красе раскинулись чужие созвездия, плавающие в глубокой черноте космоса.

– А почему вы на меня так смотрите?

– Да никак я на тебя не смотрю!

Мои ладони вновь предательски вспотели. Мне надо, надо оторвать взгляд от ее лица и сосредоточить его на чем-то другом, чем угодно. Но до чего же чертовски сложно это проделать!

– Ты почему мне не сказала, что это космический корабль?

– Простите?

– Мне что, следует повторить свой вопрос?

Впервые за время нашего знакомства в голосе девушки прозвучали обиженные нотки:

– Я говорила. Разве вы не помните? Еще спрашивала у вас, умеете ли вы управлять гелиостропом. Вы сказали, что умеете. Откуда мне было знать, что слова ваши не более чем пустая бравада?

А вот это уже удар ниже пояса. И ответить на него по большому счету нечего.

– Ладно, проехали. Давай, возвращай меня обратно, накатался уже.

Девица явно замешкалась. Не знаю уж, что творилось сейчас в голове у моей собеседницы, но лоб ее от кипучих мыслительных процессов пошел морщинами. Плохой знак, очень плохой. Если блондинка начинает думать – значит неминуемо быть беде.

– Ну давай уже, не томи. Что я сейчас должен сделать? Кнопку может какую нажать надо?

– Вы – ничего. Да и я, наверное, тоже.

– Что значит ничего? Я домой хочу! Домой!!!

Безудержный приступ страха вновь накрыл меня своей холодной волной, парализовывая конечности.

– Пожалуйста, не переживайте вы так. Очень скоро вас непременно доставят… домой. Только не сейчас, а чуть позже. Видите ли, дело в том, что…

– В чем, в чем дело?

– Что я не умею водить гелиостроп. Совсем, – она выдохнула эти слова как-то вот так, одним махом, словно ушат воды вылила, и теперь с любопытством ожидала моей реакции.

– То есть как не умеешь?

Дурацкий вопрос. Только сейчас я понял это, когда сопоставил две вещи: не обезображенное интеллектом лицо блондинки и большую зеленую кнопку на панели управления. Автопилот. Ну конечно, а как же иначе? Кто-то задал программу полета еще на ее родной планете, усадил в кабину эту куклу, уж не знаю кто она ему там, и теперь корабль не прекратит свой полет до тех пор, пока не достигнет заданной точки, которая и станет концом ее, а теперь уже и моего вынужденного путешествия. Стоп, тогда как она очутилась на Земле? Хотя нет, все сходится. Приняв во внимание последствия аварии, автопилот принял решение совершить вынужденную посадку на ближайшей пригодной для жизни планете. Ладно, идем дальше. Каковы теперь будут мои действия?

Странное дело: стоило мне осознать, что прямо вот сейчас, сию минуту, на Землю мне попасть уже не суждено, как оковы страха чудесным образом разжались, и я обнаружил, что взгляд мой направлен уже не на лицо своей вынужденной попутчицы, а прямиком в космическую бездну. Удивительное, ни с чем не сравнимое ощущение! Были в нем и дикий экстаз, и религиозный трепет… Гремучая, взрывоопасная смесь! Казалось, протяни руки, – и ты сможешь подержать в ладонях звезду.

– Не умею и все. А права мне папа купил!

Заявление белобрысой вернуло меня с небес на землю. Надо же, до боли знакомая ситуация. Матушка-вселенная особо не заморачивается, куда ни кинься – везде у нее происходит одно и то же.

– Понимаете, я и правда подумала, что вы можете водить гелиостроп. Мне очень, очень нужно попасть в другое место.

– Не в то, куда автопилот запрограммирован? А вот отсюда поподробнее, пожалуйста!

Зря, ох зря я это сказал! Слова из девицы полились непрерывным потоком, этаким бурным высокогорным ручьем, перекрыть который не было уже никакой возможности. На меня выплеснулись целые реки информации, причем настолько между собой не связанной, что мозгам в моей черепной коробке вскоре стало жарковато и они принялись понемногу закипать. Сейчас я вкратце перечислю то, что от нее узнал. Итак: родная планета этой безмозглой курицы Оооооцингнитарговпачилло (после последней «о» надо немного побулькать), что она не замужем, но у нее уже есть жених – некий Крекопессий, из очень приличной семьи, кстати, сей молодой человек, да и сама она не какая-то там гвиноскуха, а самая что ни на есть потомственная карчемяка. На кого она учится, я так и не понял, ибо в слове том было слишком много согласных, куда она направляется – тоже, понял только, что порядочной карчемяке там не место, но папа ее отправляет туда за какие-то там непонятные провинности. Короче, накосячила видать девка по полной, вот папочка и подсуетился, замыслив сплавить свое отсталое чадо в какое-то подобие пансиона для благородных девиц. Далее понесла она уже совершенно невнятную чушь и я, чтобы перевести беседу в нужное для себя русло, вынужден был вежливо поинтересоваться:

– И все-таки? Куда бы ты хотела попасть, окажись вдруг, что я действительно умею водить эту штуку? – рука моя изобразила в пространстве нечто вроде неправильного эллипса.

– Как, разве я вам еще не сказала? В планетомаркет «Архарионна», естественно, куда же еще?

А и вправду: как же это я сразу-то не догадался? Старею, наверное.

– Архарионна… А что это?

– Планетомаркет, – она посмотрела на меня так, словно я был маразматическим старцем, позабывшим натянуть на ухо свой слуховой аппарат. – Он единственный на всю галактику, других таких просто нет!

– То есть ты имеешь в виду, что… Господи, да такого просто не может быть!!!

– Может, еще как может! – моя сиюминутная растерянность блондинке невероятно польстила. – Да-да, вы только представьте себе: целая планета массой в две тысячи четыреста миллионов гастов, вращающаяся вокруг звезды класса Q24, превращена в один гигантский, практически бесконечный супермаркет, в котором есть все, абсолютно все! Товары изо всех концов галактики, со всех миров представлены здесь в таком широком ассортименте, который вы не встретите больше нигде!

Я послушно прикрыл глаза, представляя себе бесконечные ряды полок, уходящие в неведомые дали и исчезающие где-то далеко-далеко за горизонтом. Скукотища… Упаси Господи попасть в такое место с девицей наподобие той, которая восседает сейчас подле меня на пассажирском кресле. Ее-то наверняка и из обычного супермаркета вытянуть не так-то просто. Нет уж, увольте. Хотя с другой стороны… может быть и удалось бы поживиться там чем-нибудь полезным.

– Говоришь, все у них там есть? А как насчет боевых крейсеров?

– Если вы о крупногабаритных боевых гелиостропах со сверхтяжелым вооружением на борту, то, конечно же, да, есть. Разных моделей и конфигураций. Мой папа…

– Да задолбала ты меня уже со своим папой! Давай так: я доставляю тебя к этому самому планетомаркету, а ты мне за это покупаешь все то, что я для себя выберу. Идет?

Я уже представлял себе, как вытянутся лица моих недругов, когда я прибуду на свою родную планету на гигантском космическом блюдце, ощетинившемся во все стороны жерлами крупнокалиберных пушек. Нечего сказать, забавная получалась картинка.

Моя собеседница ответила практически сразу, не колеблясь:

– Хорошо, я согласна.

Хотя бы поторговалась ради приличия, что ли.

– А деньги-то у тебя есть, детка?

– И никакая я вам не детка, у меня, между прочим, имя есть! И деньги, кстати, тоже! – она тыкнула мне под нос нечто вроде прямоугольной пластиковой карты. – Мой папа…

– Хорошо-хорошо, я понял.

Кажется, девчонка не на шутку обиделась. Я же сделал себе зарубку в памяти: впредь со своим нанимателем следует обращаться чуточку повежливее. А, кстати, каким образом я собираюсь выполнить свое обещание? Ладно, потом помозгуем. Сейчас организму крайне необходимо отдохнуть и расслабиться, раз уж мне не светит немедленная госпитализация. Все тело болит, а голова похожа на мыльный пузырь, такое ощущение, что стоит к ней прикоснуться, и она лопнет. Как не хорохорься, как не выпендривайся перед инопланетной красоткой, а все равно умом понимаешь: автомобильная авария не прошла для тебя даром.

Видимо, вид у меня был сейчас действительно не очень здоровый, поскольку моя новая знакомая сама предложила мне немного поспать и даже показала, как кресло опускается в горизонтальное положение, превращаясь в узкую, но вполне функциональную койку. Прилегла и сама, проделав в точности такие же манипуляции и со своим креслом, затем произнесла вслух несколько непонятных слов и кабина гелиостропа погрузилась во тьму.

Сон упрямо не шел ко мне. Да оно и немудрено, впрочем. Череда недавних событий кого угодно выбила бы из колеи. Кого угодно, но только не эту… я скосил глаза и украдкой окинул взглядом ангельское личико своей соседки. Ну надо же – спит! И между прочим умудряется посапывать при этом так беззаботно, что поневоле зависть берет. Вот уж у кого крепкая нервная система! Мысли мои стали путаться, перескакивать с одной на другую. Почему-то вспомнилось, что имени девушки я так и не удосужился узнать, надо будет, при случае, обязательно исправить эту оплошность, но все это будет потом, потом, а сейчас…

– Утани гепоцитани!!! Утани гепоцитани! Крипко! Крико!!!

Моя кровать внезапно всколыхнулась, что-то в ней жалобно скрипнуло, а затем она как будто бы схлопнулась, едва не размазав свое содержимое, то есть меня, по лицевой части кабины. К счастью, помешали этому очень кстати выскочившие непонятно откуда привязные ремни, накрепко зафиксировавшие мое тело в сидячем положении. Теперь кровати как таковой не было, буквально в считанные мгновения она умудрилась принять свой первоначальный вид, вид водительского кресла. Да что в конце-концов здесь происходит, черт побери? Я был уверен, что не проговорил эти слова вслух, но девица каким-то образом все-таки умудрилась на них ответить:

– Аварийная ситуация. Сейчас поисковая система гелиостропа ищет ближайшую пригодную для жизни планету для того, чтобы совершить на ней вынужденную посадку. Не беспокойтесь.

Она еще меня утешает! Стараясь, чтобы голос мой прозвучал как можно более нейтрально, я позволил себе поинтересоваться:

– А что случилось-то? Из-за чего весь этот сыр-бор?

– Даже не знаю.

– А кто знает? Может быть, я?

На мою колкость блондинка никак не отреагировала. Казалось, она чего-то ждала, ждала чего-то важного, что должно было произойти, вцепившись в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев. Внезапно корабль дрогнул, нос его ощутимо повело вправо, а из скрытых динамиков вновь полились слова незнакомой речи. Только теперь она позволила себе расслабиться, – я понял это по тому, как опустились ее плечи.

– Что, хорошие новости?

– Да, гелиостроп нашел неподалеку подходящую планету и сейчас мы направляемся к ней.

– А мог и не найти?

– Ну конечно же, – она была не на шутку удивлена, что я не понимаю таких, казалось бы, очевидных вещей. – Планет, пригодных для жизни, в галактике не так много. Расстояния между ними зачастую настолько огромны, что требуется немало времени для того, чтобы преодолеть их.

– То есть если бы он не нашел сейчас нужной планеты, то мы могли погибнуть?

– Вполне вероятно. Нет, планету он бы нашел, не мог не найти, но если бы она находилась чуточку дальше, чем следовало, то мы бы до нее просто могли не успеть добраться.

Теперь до меня дошло, наконец, что же заставило поволноваться мою блондинистую попутчицу.

– Ну что я могу сказать? Рухлядь у тебя, а не космический корабль. Китайская поделка одним словом. Кстати, а как мы умудряемся друг друга понимать? – новая мысль пришла ко мне в голову совершенно внезапно и неслабо озадачила. А действительно? И почему раньше я не задумывался над этим вопросом?

– Нашему обоюдному общению помогает лингвин, который живет у меня вот здесь, – она неопределенно покрутила пальцем у своего правого виска. – Или здесь. Временами он перемещается, ему тоже скучно долго жить на одном месте.

– Это еще что за зверь такой?

– Разумный симбионт. Вы и этого не знаете?

Я тактично промолчал. Теперь моя попутчица предстала передо мной в совершенно ином цвете. Я смотрел на это милое личико, любовался безбрежной голубизной ее прекрасных широко распахнутых глаз, а сердце мое переполняла острая жалость. Господь мало того, что сотворил это чудо блондинкой, так еще и позволил себе вдосталь поиздеваться над ней! Ну откуда, откуда спрашивается взяться в этой маленькой головенке крупицам мозга, если в ней ко всему прочему еще и обосновался какой-то космический паразит, ползающий по черепной коробке туда-сюда как по Бродвею? Бедняжка.

– Ты не в курсе, планета, на которую мы сейчас летим, обитаема?

Она беспомощно пожала узкими плечиками:

– Нет, но очень скоро мы это узнаем.

– А заранее никак нельзя?

– К сожалению для того, чтобы получить доступ к хранящейся в банке данных информации необходимо перейти в режим ручного управления, автопилот полностью блокирует все системы гелиостропа включая, кажется, даже систему жизнеобеспечения.

Очень жаль. Что ж, остается только ждать, пока поврежденная машина не выполнит свою задачу. Ждать и надеяться на лучшее.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем динамики вновь заговорили, а сквозь стекла космического автомобиля я смог созерцать никогда не виденное мною ранее зрелище: приближение неизведанной планеты, – крошечной голубой бусинки, плавающей в безбрежных глубинах космоса.

Впрочем, не такой уж она оказалась и крошечной. С каждым мгновением планета становилась все больше, наползая на нас словно бульдозер на подлежащий сносу газетный киоск. Через некоторое время на ней можно было уже разглядеть материки и океаны, чуть позже – даже ниточки рек, венозными артериями опоясывающие и гряды величественных гор, и нескончаемые лесные массивы приятного каштанового оттенка.

– Смотрите-ка, город! Город!!! – девчонка заметила город первой и теперь едва ли не прыгала от восторга на своем кресле.

Я же, раздосадованный, что прошляпил эту гигантскую уродливую проплешину на теле готовящейся нас приютить красавицы-незнакомки, сподобился лишь сердито насупить брови.

– Ну город. Неизвестно еще, что нас там ожидает.

Реплика моя осталась без ответа. А зря. Между прочим, я был уверен, что чертовски прав. Эфир-то молчит. Никаких запросов, никаких разрешений на посадку. Даже я понимаю, что это совсем не нормально. Неужели существам, населяющим планету, абсолютно без разницы, что за корабль к ним приближается и с какими намерениями?

Гелиостроп между тем, порыскав по орбите словно собака-ищейка целенаправленно вдруг пошел вниз с такой скоростью, что завтрак, съеденный мною еще с утра в придорожной забегаловке начал настойчиво проситься наружу. К счастью, все на свете имеет свой конец и свое начало, – падение наше сменилось плавным скольжением над древесными кронами, а затем прекратилось и оно, когда компьютер корабля без малейших сомнений бросил судно в образовавшийся просвет между ними.

– Все, вставайте, приехали.

Неужели? Я приоткрыл левый глаз и оценивающе осмотрел им кабину. Кажется, никаких повреждений нет, вынужденная посадка прошла вполне удачно.

– Как думаешь, мы далеко сейчас от города?

– Не знаю. Надеюсь, вы не собираетесь отправляться туда, потому что у нас очень мало времени. Я хочу чтобы вы устранили неисправность и доставили меня наконец на Архарионну, как обещали.

– Да помню я, помню. Ладно, давай выбираться из этой дыры.

Демонстративно хлопнув дверцей, я вылез наружу, с опаской втянул через ноздри прохладный воздух. Вроде ничего. Свежестью пахнет, прелой листвой с тонким, едва уловимым грибным ароматом. Куда ни кинь взгляд – повсюду буйство осенних красок, опавшие листья успокаивающе шуршат под ногами. Парадокс, но даже в увядании есть своя, особая, ни с чем не сравнимая прелесть. Присутствует здесь и тихая, созерцательная грусть, и толика щемящей тоски которые, смешиваясь с горьковатым запахом полыни терзают, теребят душу, заставляя задуматься о чем то более возвышенном, чем твое жалкое полурастительное существование. В такие минуты не хочется ничего делать: просто стоять с закрытыми глазами, ощущая как вокруг тебя происходит таинство уходящей жизни.

– Что с вами?

– Со мной? Ничего.

Я и не заметил как она вышла. Наваждение внезапно исчезло, вспугнутое беспардонностью незнакомки.

– Тебя как зовут?

– Эльвианора. А вас?

– Илья.

– Хорошее имя. Сильное.

– Почему сильное?

– Не знаю. Сильное – и все.

Мне кажется, или на нее тоже подействовало очарование осени?

– Оденься. Холодно.

Девушка послушно кивнула и вновь вернулась к гелиостропу. Через минуту она вышла, зябко кутаясь в тонкое одеяло из полупрозрачной материи.

– У тебя с собой даже свитера нет?

– Нет. Мой папа очень спешил, отправляя меня на Шимитар.

Эльвианора. Я мысленно произнес ее имя, как бы пробуя его на вкус. Что ж, звучит, пожалуй, даже лучше чем «тупая блондинка» или «безмозглая космическая стерва».

– А кто твой папа, если не секрет, и почему он так спешил?

– Мой папа… не знаю, как правильно это объяснить. На вашем языке, кажется, есть схожее по смыслу слово, в какой-то степени отображающее его истинное общественное положение. Это слово «диктатор», если я не ошибаюсь. Повелитель одиннадцати планетарных систем и пояса тритауриеых астероидов, – не обращая внимание на мое вытянувшееся от удивления лицо, она продолжала как ни в чем не бывало, – мне кажется, что у него в последнее время возникли какие-то проблемы по работе, не знаю, он не говорил какие, но дело вовсе не в том, что я разбила фамильную вазу Драанской династии на приеме у посла из Кардинавии. Это просто повод, понимаете? Повод!

Девушка едва не плакала. Я готов был поклясться, что еще чуть-чуть, пара-тройка невинных вопросов, и из глаз моей собеседницы ручьем потекут слезы.

– Я все понял, успокойся. Ну конечно же, это повод, – сам не зная, зачем я это делаю, я прижал Эльвианору к груди, согревая ее теплом своего тела.

Удивительное дело: она даже и не подумала вырываться. Просто вздрогнула поначалу от неожиданности, а затем замерла, не смея пошевелиться. Словно птенец, выпавший из гнезда в лютую стужу и поднятый руками сердобольной старухи.

– Поверь мне, все будет хорошо, хорошо, я обещаю.

Она не отвечала. Только прижималась ко мне все теснее словно боясь, что я исчезну, испарюсь, растворюсь в этом разгуле осенних красок безвестной планеты, оставив после себя только постылое одиночество.

Так мы стояли довольно долго, пока внимание мое не привлек хруст сломанной ветви, прозвучавший в окружающей нас безмолвной тишине словно выстрел. Обернулся резко, всем своим естеством предчувствуя грядущие неприятности. Но нет, пронесло на этот раз, – к нам приближалась не какая-нибудь там устрашающая инопланетная тварь с истекающей слюной зловонной пастью, а всего лишь забавный карлик с лицом обиженного мопса. Несуразный весь какой-то, скособоченный, вся морда в кожистых складках, да ко всему прочему похоже еще и горбатый. В правой руке у него было что-то зажато. Приглядевшись, я понял, что это довольно некислых размеров ящерица красивого пурпурно-оранжевого оттенка, таращившаяся на меня с не меньшим интересом чем и я на нее.

– Эльвианора, ты только посмотри какое чудо!

Девушка послушно повернула голову. Слезы, так и норовившие выплеснуться из ее небесно-голубых глаз, немедленно высохли.

– Ой, ну надо же, какой милашка! Иди к мамочке, малыш!

Она оторвалась наконец от моей груди и поспешила к гостю, проваливаясь острыми шпильками своих каблуков в податливо-рыхлую землю. Улыбка карлика стала еще более умильной когда Эльвианора приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки, а затем… затем произошло невозможное. Уж не знаю, что он там сделал со своей ящерицей, со стороны было похоже, что карлик просто нажал на какую-то точку у нее на брюхе, но та вдруг внезапно надулась, злобно засверкала опаловыми глазками и плюнула в подходящую девушку клубком отвратительной черной слизи.

– Ах ты скотина!!! – уже на бегу я успел краем глаза заметить как падает моя подопечная наземь с лицом, искаженным немыслимой мукой, как закатываются ее зрачки.

Карлик был уже совсем близко. Рывок – и кулак мой соприкасается с его приплюснутой мордой, я чувствую, как ломаются в ней хрящи, а кулак мой окрашивается его кровью, в точности такой же черной, как и слюна ящерицы, что пригрелась у него в руке.

– На, получи, урод! – Еще один удар примерно в то же самое место. Уж не знаю что на меня нашло, на самом-то деле я не ахти какой боец, здесь, видимо, сыграло свою роль нешуточное волнение за доверившуюся мне девушку, что лежала сейчас недвижимо на холодной земле чужой планеты. Чужой, в полном смысле этого слова.

Я молотил карлика так долго, что, казалось, прошла целая вечность. Он уже не стоял – мешком валялся на земле, а я, сидя на нем сверху, долбил и долбил кулаками по отвратной морде, которая, похоже, на глазах становилась еще более приплюснутой, чем была до этого.

Как ко мне подошли со спины еще двое – я уже не заметил. Ощутил лишь, как в шею мне впивается что-то мокрое, этакий тугой липкий сгусток и тотчас же закатывается за воротник, впитывается в кожу, заставляя ее неметь, онемение это распространяется все дальше, захватывает конечности, парализовывает губы. Теперь я уже не кричу, – мне некогда. Мне нужно успеть намертво вцепиться зубами в ногу одного из уродцев, прежде чем тело окончательно перестанет повиноваться, а сознание улетит прочь, прочь от проклятой планеты и ее обитателей.

 

Глава 2

Я лежу на чем-то холодном и твердом, – именно такой я сделал вывод когда заставил себя пошевелить рукой, превозмогая острую боль в суставах. Откуда боль, кстати? Последствия попавшей мне на кожу парализующей слизи? Возможно. Но с этим мы будем разбираться позже, а сейчас меня в первую очередь интересуют всего две вещи: где я и что с Эльвианорой, жива ли она. У меня до сих пор стояло перед глазами ее белое, как мел, лицо. Стоп, а может быть это был всего лишь сон? Космическая красотка на каблуках-шпильках, карлик с лицом обиженного мопса? Сейчас я проснусь, умоюсь, побреюсь и побегу на работу, а сон мой останется в прошлом и очень скоро развеется как дым, оставив о себе в качестве напоминания лишь капельку горечи. А что, эта гипотеза тоже имеет право на жизнь, вот только глаза открывать почему-то подозрительно не хочется, умом-то понимаю ведь, что все не так просто. А, ладно, была ни была. Тяжко вздохнув, я все-таки заставил себя расплющить веки. Ага, сон, держи карман шире. Я в каком-то помещении похожем на хлев. Так, по крайней мере, можно было подумать, судя по запаху. Помещение сравнительно невелико, шагов пятнадцать в длину, а в ширину и того меньше как минимум раза в два. Всю его площадь занимают кое-как сбитые из древесины нары, причем дерево, похоже, не потрудились даже обтесать как следует – там и сям торчат сучки да заусеницы. Нет, не хлев это, обманул меня нос. Самый обыкновенный барак, в котором содержится вовсе не скот. Впрочем, судить за это мой нос явно не стоит, ведь он был введен в заблуждение миазмами человеческих испражнений, доносящимися из дальнего, затемненного угла помещения, который, смешиваясь с запахом немытых тел, и создавал этот всепроникающий «аромат».

Ничего не скажешь – мило. А главное: никаких ненужных излишеств. Лично мне спартанская обстановка всегда импонировала. Да ладно, шучу конечно, шучу. А что мне еще остается? Не пялиться же в единственное на весь барак окно со щелями толщиною в палец, из которых не по-детски сифонит морозным воздухом? К тому же и далековато оно от меня, нары-то мои у противоположной стены, аккурат рядом с массивной входной дверью, выполненной из неизвестного мне серебристого металла.

Стены… Только сейчас я обратил внимание на то, что материалом для них послужила какая-то странная пористая порода, причем они монолитны, ни единого шва на них не наблюдается, как и на самом потолке впрочем. Что стены, что потолок грязного сероватого цвета с отчетливо видимым налетом копоти. Откуда копоть догадаться несложно, если повернуть голову чуть правее – там, ближе к середине барака, был выложен небольшой очаг, почерневший от частого использования.

Барак, как про себя я назвал это убогое помещение, был абсолютно пуст. Не считая меня, конечно. Плохой знак, очень плохой. Остается лишь надеяться, что Эльвианору поместили в какое-то другое, более приличное место.

Ладно, хочешь не хочешь, а пора вставать. Осмотреться, проверить на прочность стены своего нового жилища да двери. Я свесил ноги с нар, встал, потянулся, разминая затекшие мышцы. Тишина, на мои телодвижения никто не реагирует. Тюремщикам до лампочки чем занимается их пленник. А может оно и к лучшему: после того, как я измочалил напавшего на мою спутницу «мопса» ожидать приличного приема с их стороны было бы полнейшей глупостью.

Подошел все-таки к окну. Вид из него открывался так себе, на «троечку»: унылая равнина, покрытая слоем бурой растительности, полоска леса вдали, где-то у самого горизонта. Ну вот и все, пожалуй, не считая узкой ленты дороги с растрескавшимся дорожным покрытием. На вид она казалась не то чтобы неухоженной, а скорее древней, от нее так и веяло чередой пролетевших тысячелетий. Куда она ведет, кто те безвестные строители, соорудившие ее посреди этой убогой пустоши, – откровенно говоря, на все эти вопросы мне было начхать. А вот на оконное стекло – нет. Я поковырял его ногтем, саданул кулаком, а затем, разогнавшись как следует, в прыжке приложился к нему ногой. Реакции ноль. Зато теперь становится понятным отсутствие металлической решетки.

Уяснив, что из места моего заточения так просто не выбраться, я почему-то сразу успокоился. Вновь забрался на свои нары, прикрыл глаза, представляя, что я нахожусь где-нибудь на курорте, а свежий морской бриз, играя, теребит мои волосы, брызгает на лицо крупицами солоноватой влаги.

– О слава Терихоандронасу, вы живы!!!

– Да жив, жив, – я бурчал как последний зануда, хотя мне было чертовски приятно ощущать, как тонкие девичьи руки обвиваются вокруг моей бычьей шеи, а солоноватые капли влаги на поверку оказываются вовсе не игрой моего заспанного воображения, а самыми что ни на есть настоящими слезами, пролитыми, между прочим, в честь моего внезапного восстания из мертвых. – Господи, да что это с тобой? Ты почему вся такая грязная? – я соизволил наконец открыть глаза и теперь потрясенно таращился на Эльвианору.

Да-а-а, от внешнего лоска моей спутницы не осталось и следа: волосы растрепанные, мокрые, некогда белая футболка уже далеко не белая, да и сама девушка мало того что мокрая с головы до пят, – она вся извазюкана в какой-то глинистой грязи отвратительного рыжеватого оттенка. К тому же она была не одна – мои нары обступили штук пятнадцать существ настолько между собою не схожих, что человека с более слабой нервной системой наверняка хватил бы удар, случись ему вдруг оказаться на моем месте. Одно из них, например, то, что третье слева, щеголяло расчудесным расписным панцирем, я успел как следует рассмотреть его, когда оно повернулось к своему соседу – миниатюрной хрупкой особи с лицом обиженной мартышки, у которой только что отобрали банан, и пробулькало ей нечто настолько невразумительное что вот так, с ходу, я бы затруднился и повторить. К моему удивлению «мартышка» ответила, ответила на своем языке, но видно было, что они распрекрасно поняли друг друга. Ну все понятно: видимо все разумные существа в этой части галактики пользовались услугами симбиотов-переводчиков, как и Эльвианора.

– Эльвианора… Эльви, ты так и не ответила.

– Со мной? Ничего. Мы работали, – девушку била крупная дрожь. Ого, да она не на шутку замерзла, а я-то, идиот, терзаю ее сейчас своими тупыми вопросами!

Мои свитер и куртка оказались слишком велики для нее, но это сейчас не имело ровным счетом никакого значения. Зато они были теплыми – вот что главное. Теплыми – и сухими.

Когда моя подопечная немного отогрелась и смогла, наконец, разговаривать связно, я узнал от нее, что же это было за место и какая нам всем была уготована участь. Итак: занесло нас по милости капризного господина-случая на планету, носящую непримечательное имя Гнерия, планету-призрак, жители которой давным-давно вымерли то ли вследствие природного катаклизма, то ли войны, развязанной при помощи неизвестного оружия. Как бы то ни было – результат налицо. Почва планеты оказалась заражена каким-то вирусом, благодаря которому все живое умирало на ней сравнительно быстро. Три месяца – вот максимальный срок жизни, отпущенный любому биологическому организму, если уж его угораздило попасть на ее безжизненные просторы. Отсюда, кстати, и рыжеватый цвет почвы, и самой растительности. Планета-склеп, в которой безраздельно владычествует Вечная Осень.

Теперь о главном: карлики, захватившие нас, оказались не кем иными как «черными археологами». А мы, то есть все присутствующие, должны были выполнять за них грязную работу. Бесплатная рабсила, удел которой извлекать все ценное из-под обломков погибшей цивилизации, а потом, в один прекрасный момент, каждый из нас опустится наземь мешком загноившейся подрагивающей плоти для того, чтобы больше никогда не встать. Нечего сказать, приятная перспектива.

– Хорошо. А что касается наших хозяев – они тоже умирают?

– Нет. Точнее умирают конечно, – Эльвианора с тоской смотрела сейчас на свои обломанные ногти, под которые намертво въелась вездесущая рыжая грязь. – Они работают вахтовым методом, по неделе. Кто отработал, больше уже сюда не возвращается.

Вот оно как, значит. Неплохо устроились, сволочи.

– А эти? – я обвел взглядом окружающих меня (как бы так правильно их назвать?) то ли людей, то ли нелюдей. – Эти-то как сюда попали?

– Эти? В точности такие же неудачники, как и мы. Кто-то потерпел аварию, кого-то похитили, кого-то продали в рабство родственники. Поверь, не все разумные существа во вселенной достаточно цивилизованны.

– Даже так? Ну ладно, учтем.

Что учтем? Зачем учтем? Выбираться отсюда надо. Выбираться, причем как можно побыстрее. Разум мой заработал с утроенной силой, просчитывая всевозможные варианты бегства. Нет уж, ни за что на свете я не позволю умереть ни себе, ни этой… блондинистой стерве, растерявшей почему-то разом всю свою стервозность.

Мои суматошные размышления прервали нежданные гости. Что-то в двери нашего барака щелкнуло, а затем она распахнулась во всю ширь, пропуская через себя небольшую процессию. На этот раз карликов было четверо. Двое из них тащили металлический чан, доверху наполненный каким-то варевом, остальные, судя по всему, исполняли роль охранников, в руках у обоих были зажаты в точности такие же ящерицы, что и та, с которой нам уже посчастливилось познакомиться в день нашего пленения.

Ба! Да это же мой старый знакомый! Действительно: морда одного из охранников была полностью перемотана бинтом, одни лишь глаза торчали. Мне вот сейчас кажется, или этот упырь и правда замыслил по отношению к моей персоне что-то недоброе? Мумия недоделанная.

Чан поставлен на пол возле очага, и вся четверка неспешно возвращается обратно. Господи, да неужто все обойдется? Я позволил себе спокойно вздохнуть лишь тогда, когда дверь захлопнулась за их спинами.

Не прошло однако и пяти минут как она вновь распахнулась. На этот раз карлики были во всеоружии. Один держал в руках какую-то длинную палку с петлей на конце (похожие приспособления используют в зверинцах для усмирения диких животных), остальные трое вооружились чертовски знакомым мне оружием – самыми что ни на есть наиобыкновеннейшими бейсбольными битами.

– Илья!!!

Крик моей подруги по несчастью слегка запоздал. Не знаю уж, как я умудрился пропустить этот подлый удар локтем под дых, – видимо оружие в руках карликов пробудило во мне ностальгию по покинутой Земле, но прийти в себя мне уже не дали. Петля обвилась вокруг моей шеи и стала затягиваться, затягиваться, затягиваться… Сам же я оказался прижатым к стене и, пока один из мучителей продолжал удерживать меня на своей рогатине, остальные трое принялись заниматься тем, ради чего, в сущности, они сюда и пришли. Удар сыпался за ударом: по голове, по почкам, по… Вообще, нет ничего более унизительного, чем быть избитым четверкой недомерков, самый высокий из которых макушкой достает тебе максимум до пупка.

Когда тело мое превратилось в кровавое месиво, а руки безвольно опустились, не в силах блокировать бесчисленные удары, карлики соизволили все-таки оставить меня в покое. Что было потом – не помню. Помню только пол, который приближался к моему лицу с головокружительной скоростью, но мне было уже абсолютно все равно.

* * *

– Илья, проснитесь! – ну вот, кто-то вновь бил меня по щекам. Кажется, это уже входит в привычку. С того момента как меня угораздило познакомиться с этой девицей, я то и дело попадаю в различные передряги.

– Ну что там опять?

– Нам пора на работу.

– Да неужто? А я-то грешным делом подумал, что сегодня выходной!

Мой сарказм, к несчастью, никто не оценил. Туговато что-то с юмором у моих сокамерников. Но вставать было надо. Надо. Уже раннее утро, вот-вот за нами заявится привычный эскорт из четырех охранников, а в том, что они не умеют ждать, я уже имел удовольствие неоднократно убедиться на собственной шкуре. Сегодня пошел уже пятый день, если я не ошибаюсь, со времени нашего пленения. Или шестой? Голова моя соображает сейчас весьма слабо, уж очень часто к ней прикладывались палкой.

– Илья!!!

– Ну хорошо, хорошо, встаю.

Я заставил себя приоткрыть синюшные щели, в которые превратились мои глаза, и в очередной раз мысленно проклял мстительного карлика, являвшегося каждый вечер по мою душу. Не знаю почему, но вчера он зверствовал особенно рьяно.

Все мышцы в моем теле протестующее заныли, когда я принял подобающее прямоходящим вертикальное положение и теперь терпеливо ждал, прислонившись к стене, когда же откроется тяжелая металлическая дверь, знаменуя собой начало нового трудового дня.

Ждать пришлось недолго. Вскоре нас уже вели по широкому коридору с многочисленными ответвлениями, я знал, что в конце него нас ожидает еще одна дверь, в точности такая же, как и дверь нашей тюрьмы. Вообще здание, в котором мы сейчас находились, на самом деле было огромно, а то помещение, что я поначалу принял за барак для заключенных, являлось лишь небольшой его частью.

Вот и долгожданный выход. До чего же приятно вдохнуть полной грудью прохладный, пахнущий свежестью воздух! В такие минуты я вновь ощущал себя живым. Наш транспорт – двадцати четырехколесный вездеход с крытым брезентовым верхом приветливо подмигивает нам фарами, словно мы не рабы, а самые обычные туристы, приехавшие поглазеть на мертвый город.

– Осторожно, Илья.

Эльвианора помогает мне взобраться в кузов по узким ступеням выдвижной лестницы и садится на скамью со мной рядом, готовая каждую минуту поддержать мое тело, если я надумаю вдруг вновь потерять сознание. В последнее время такое со мной случается все чаще, видимо измученный ежедневными побоями организм выражает таким образом свое недовольство.

Вездеход везет нас по городским улицам. Сейчас они пусты и безлюдны, но легко можно представить себе то время, как когда-то бурлила на них жизнь. Кое-где все еще попадаются полусгнившие остовы машин, – вездеход их опасливо обминает, хотя свободно мог бы превратить в труху своим тупорылым носом и помчаться себе дальше, даже почти не сбавляя скорости. Но водитель осторожничает – улыбчивый карлик обожает свою машину, это видно. Она для него как сестра, как… я бросаю косой взгляд на Эльвианору и вижу, что глаза ее полны слез. Для нее наше маленькое приключение отнюдь не кажется забавным, это для меня, прожженного циника с шутовской улыбкой на посиневших губах, происходящее не более, чем обычные трудовые будни. Пускай теперь не на Земле, пусть здесь, на планете, название которой настолько прозаично, что постоянно так и норовит выскользнуть из памяти. Какая, по большому счету, разница? Я давным-давно привык, что жизнь моя ничего не стоит, я извечный должник и когда-нибудь непременно наступит тот день, когда придется заплатить по счетам.

– Эльви, почему я тебя могу понимать, а их нет? – я кивнул в сторону сидящего впритирку ко мне задумчивого субъекта, – этакого шарообразного мохнатого то ли богомола, то ли кузнечика с очками в роговой оправе, оседлавшими идеально очерченный греческий нос.

– Вы имеете в виду профессора Буальвинара?

– Вообще-то я имею в виду всех них, – на этот раз я изобразил рукой широкий жест, охватывающий тот зоопарк, что ютился сейчас с нами в кузове вездехода. – У них ведь в точности такие же, как и у тебя, лингвины, если не ошибаюсь?

– Верно, лингвины. Только не такие. Мой лингвин, как бы это правильно сказать, он несколько необычный. Весьма редкий и очень дорогой вид, рыночная стоимость одного такого лингвина колеблется в пределах стоимости небольшой планеты, вращающейся вокруг солнца класса G.

Ну да, а я как-то уже успел и подзабыть, что подопечная моя не дочь какого-то там олигофрена, а единственное чадо самого, что ни на есть, настоящего межзвездного диктатора.

– Ага, вот оно значит как? Ладно, теперь все понятно.

Вездеход внезапно резко притормозил, заставив замолчать нас обоих. Брезентовый полог его распахнулся, и в глаза вновь ударили назойливые лучи света. Неужели приехали? Рановато что-то, обычно нас катали минут сорок.

Место, в которое завезли нашу группу на этот раз, было совершенно иным. Ранее мы работали в центре города на завалах некогда гигантского высотного здания, от которого в настоящее время сохранилась лишь часть фундамента. Остальные его составляющие превратились в труху, она толстым слоем покрывала как сам фундамент, так и дорожное покрытие вокруг него. Что было довольно-таки удивительно, кстати, поскольку другие здания в этом квартале выглядели абсолютно нетронутыми.

Теперь же, похоже, нас высадили где-то ближе к восточной окраине. Впрочем, откровенно говоря, мне было уже все равно. Без разницы где работать, главное прожить этот день и пережить вечер. Вот только привычного конвейера нигде не видно. А вот это уже настораживает. Я завертел головой в поисках чего-то неординарного и был вознагражден видом неторопливо выползающего из-за угла восьмилапого механизма.

– Что это? – Эльвианора тоже обратила внимание на странный аппарат и теперь во все глаза следила за тем, что же он сейчас будет делать.

Посмотреть действительно было на что. Вот эта махина подползает к двадцатидвухэтажной высотке, становится на задние лапы, как будто принюхиваясь, а затем, словно уяснив что-то для себя, неторопливо отползает назад. Сейчас ее морда-блюдце весьма напоминает спутниковую тарелку, да она, в сущности, даже подражает ей – тоже поднимается к небу на шее-шарнире. Впрочем, нет, не к небу. Она направлена на верхние этажи так заинтересовавшего ее здания.

То, что происходит потом, больше похоже уже на кошмарный сон. Басовитое гудение машины, испускающей невидимые волны, сопровождается тихим шелестом мельчайшей красноватой трухи, что дождем осыпается совсем неподалеку от наших ног. Верхних этажей теперь больше нет, и я с ужасом понимаю происхождение этой красной пыли.

– Оно поедает стены!

Блондинки иногда бывают особо догадливы. Сейчас Эльвианора всего лишь парой слов умудрилась описать то действо, что разворачивалось в данный момент перед нашими глазами. Да, машина действительно можно сказать «поедала» стены. Точнее – превращала их в труху, отправляя в небытие все артефакты погибшей цивилизации. Нетронутыми оставались лишь изделия из драгоценных металлов, ведь именно они интересовали наших захватчиков в первую очередь. Теперь я понял, почему на месте прошлых раскопок посреди квартала было лишь одно разрушенное до основания здание – карлики попросту уничтожили его точно таким же образом, как делают это сейчас. Очень скоро сюда доставят привычный конвейер, половина из нас будет зачерпывать ведрами пыль и загружать ее в его приемное отделение, а остальные примутся копаться в ней в надежде найти хоть что-нибудь стоящее, иначе ни обеда ни ужина никому из нашей команды не видать.

В своих предположениях я не ошибся ни на йоту. Действительно: едва машина покончила со зданием и отправилась восвояси, издав напоследок победный гудок, как тут же из-за повороты вынырнул еще один вездеход с конвейером на прицепе.

Сегодня работа спорилась. Не знаю уж, по каким критериям выбирали здания наши тюремщики, но делали они это явно не по простому наитию. Я сам, лично, выловил из пыли штук восемь массивных браслетов, четыре броши с вкраплениями из крупных бриллиантов и целых сорок два кольца. Среди моего улова было и еще кое-что, нечто такое, что совершенно не вписывалось в рамки наших прежних находок. Восьмигранник из странного материала, никоим образом не относящегося к драгметаллам. По виду он более всего походил на выполненную из пластика детскую игрушку, практически ничего не весил и состоял из множества отдельных сегментов, испещренных непонятными символами на языке исчезнувшей цивилизации. Лично мне он более всего напоминал кубик Рубика, если не брать в расчет количество граней. Находка эта меня настолько заинтересовала, что я впервые позволил себе совершить поступок, который вполне мог поставить под угрозу как мою жизнь, так и жизнь моей подруги по несчастью, что стояла со мной сейчас бок о бок у ненавистного конвейера и рылась в трухе своими некогда ухоженными пальцами. Да, я рискнул совершить кражу, уповая на то, что наши тюремщики побрезгуют, как всегда, проводить полноценный обыск по окончанию трудовой смены и ограничатся лишь беглым наружным осмотром.

Восьмигранник был небольшим и легко уместился во внутреннем кармане куртки. Как ему удалось уцелеть после того как машина захвативших нас карликов в считанные минуты превратила в труху целое здание – вот вопрос, который терзал меня до того самого момента, как нас вновь поместили в брюхо вездехода и повезли к базе пришельцев.

– Эльви, давай я тебе сейчас покажу одну занятную вещицу, а ты мне скажешь, что это такое, идет?

– Хорошо, – в голосе девушки прозвучала легкая заинтересованность, на миг вытеснившая привычную апатию.

– Держи, – я передал ей восьмигранник и теперь с замиранием сердца ожидал, какой же она вынесет вердикт моей неожиданной находке.

– Даже не знаю. Похоже на детскую игрушку. И выглядит она как новая… Где ты это нашел?

Надо же, она впервые обратилась ко мне на ты!

– Там же, где и все остальное. Ума не приложу, как она умудрилась уцелеть.

– Покажу ее профессору Буальвинару, может быть, он знает?

Богомол, похоже, не знал. Битых пять минут крутил бестолку мою находку в своих хитиновых лапах, да озадаченно шевелил жвалами. Тоже мне, археолог.

Заинтересовались загадочным восьмигранником и все остальные. Он перекочевывал из рук в руки, из лап в лапы, из одной хватательной конечности в другую, но, судя по расстроенному лицу Эльвианоры, ни одно из существ так и не смогло дать вразумительного ответа на такой казалось бы совершенно простой вопрос: что это за штуковина такая и с чем ее едят? Единогласно сходились узники лишь в том, что восьмигранник выполнен из неизвестного в настоящее время науке неразрушимого материала, что он чрезвычайно легок и никак не реагирует на воздействие внешней среды. Никак, ну или почти никак. Точнее – реагирует он только на мускульное усилие. Иначе говоря: его сегменты можно было крутить, проворачивать в разные стороны. Этакий восьмигранный кубик Рубика с письменами, которые, стоило их поставить в определенном порядке, начинали светиться приятным лазурным цветом. Бесполезный, в общем-то, предмет в нашем довольно-таки плачевном положении. Уяснив это, я вернул его обратно в карман и устало прикрыл глаза, желая отрешиться от мира и вздремнуть хотя бы чуток до прихода моего мучителя. Карлик непременно заявится вновь, а после того, как он со своими дружками покинет камеру, мне долго еще будет не до сна. А в вездеходе хорошо, в вездеходе безопасно и даже почти не трясет.

Хлопок отдергиваемого брезентового полога заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Ну, вот мы и приехали, кажется. Каким-то образом я умудрился прошляпить тот момент, когда провалился в сон и теперь осоловело таращился по сторонам. Вездеход и впрямь стоял у здания, которое низкорослые уродцы превратили в свою базу. Все, конечная остановка. Сейчас нас вновь поведут по длинному коридору, заканчивающемуся знакомой до мельчайших царапин дверью.

– Тебе помочь? – Эльвианора тут как тут. Откуда только силы берутся в этом изнеженном хрупком теле? Видел бы ее сейчас родной папочка: некогда идеальной белизны футболка превратилась в тряпку, на голове не прическа, а какой-то слипшийся бурый кокон, ноги в ссадинах, каблуки… а все, нет теперь каблуков. Вчера я самолично, своими руками, пообламывал их, чтобы она могла свободно передвигаться по пересеченной местности, не рискуя сломать себе ноги.

Я отрицательно покачал головой:

– Сам справлюсь.

Тоже мне, помощница нашлась. Едва дышит, а все туда же. Да и идти-то, в сущности, совсем недалеко. Делай раз, делай два, делай три… Ноги мои словно чужие, но я упрямо передвигаю их. Передвигаю, потому что сзади уже пристроился безмолвной тенью один из дружков моего мучителя, стоит лишь остановиться на миг и это будет прекрасным поводом для того, чтобы огреть меня по хребту своей битой. А вот и заветная дверь. Никогда не думал, что буду так радоваться тюремным нарам.

На этот раз карлик пришел не со своим привычным эскортом, а в сопровождении сухонького старикашки в белом больничном халате. Глумливая улыбка на его, если можно так выразиться, «лице», говорила сама за себя. Похоже, он измыслил нечто новое. А, в сущности, не все ли равно? Мною овладела такая апатия, что даже когда они впритык подошли к нарам, я никак не отреагировал. Просто молча наблюдал, как из кармана тщедушного доктора на свет появляется микроскопический контейнер с прозрачными стенками, а в нем… Что было в нем, впрочем, рассмотреть мне как следует не удалось. В мутноватой белесой субстанции плавала какая-то живность, – вот все, что я успел понять до того, как истошно закричала Эльвианора.

 

Глава 3

– Рота подъем!!! Вставай, лежебока, кому говорят!!!

– Антонина Семеновна, ну может быть хватит?

– Вставай-вставай, Танечка уже пирог испекла.

Голос у тещи моей бывшей противный, писклявый, отвратный, занудный до безобразия. Но и игнорировать его тоже нельзя – зацепишься с ней вот так, спозаранку, и сразу потом можно сказать, что день твой будет непоправимо испорчен. Да что там день – месяц. Все соки выжмет, высосет без остатка, зараза.

– Встаю. Будьте столь любезны, выйдите из комнаты, пока я переодеваюсь.

Я знаю, что сейчас услышу удаляющиеся шаркающие шаги, перемежающиеся с неразборчивым бормотанием, тихий скрип закрывающейся двери спальни, а затем наступит долгожданная тишина. Длиться она будет целую минуту, а возможно даже две, если боги милосердия окажутся сегодня на моей стороне. Две бесценные минуты безмолвия…

– Хе-хе-хе. Что, развела я тебя?

Вконец обескураженный, я открываю глаза и вижу картину, которая ввергает меня в глубокую задумчивость. Вместо ожидаемой спальни, выдержанной в раздражающих пастельных тонах, обшарпанные стены тюремной камеры и нары, нары, нары, а на них дрыхнут без задних ног такие устрашающие твари, которые не привидятся и в страшном сне. Да еще эта отвратительная вонь…

Очень медленно, пядь за пядью, сонный морок отступал, освобождая место для существующей реальности. Сейчас самое время возблагодарить Господа за то, что это был всего лишь сон, а моя благоверная и ее маразматическая мать остались в далеком-далеком прошлом.

– Алло, я к тебе обращаюсь! – голос из сна по какой-то непонятной причине все еще продолжал раздаваться в моей голове.

– Антонина Семеновна?

– Подумать только, какой идиот! Говорила я Танечке: не стоит связывать жизнь с таким ничтожным убожеством!

– Антонина Семеновна, где вы? – волосы на моей голове встали дыбом. Неужели это призрак, и старая истеричка нашла меня даже здесь, на этой проклятой планете?

– Илья, тебе нехорошо?

– Эльвианора?

Я был несказанно рад, когда неясная тень соскользнула с соседних нар, и теплая ладонь коснулась моего лба, проверяя, уж не пышет ли тот жаром.

– Мне показалось, что ты говорил во сне.

– Говорил.

Я не знал, как описать Эльвианоре все то, что сейчас происходит со мной и стоит ли это делать вообще.

– С кем? Тебе что-то приснилось?

– Как бы тебе это сказать…

– Как есть так и говори, хватит мямлить! Каким был рохлей по жизни, таким и остался! Господи, ума не приложу, что моя девочка нашла в этом куске…

– Антонина Семеновна! Да заткнитесь вы, наконец!!!

Голос обиженно смолк, даруя блаженное облегчение смешанное с легким чувством вины за то, что я позволил себе накричать на эту старую женщину, обремененную при жизни не одним десятком болячек, которая неведомо каким образом измыслила способ изводить меня даже будучи бестелесным невидимым призраком.

– Кто такая Антонина Семеновна? Илья, расскажи мне всю правду, или я ничем не смогу тебе помочь.

Я видел, что Эльвианора не на шутку встревожена и потому, скрипя сердцем, решился-таки поведать историю моего неудавшегося первого брака. Первого – и последнего, ибо ни один нормальный человек не станет наступать на одни и те же грабли дважды. Девушка слушала очень внимательно, не перебивая, и лишь время от времени задавала уточняющие вопросы. После того как я закончил свое повествование, она довольно долго молчала, сидела подле меня задумчиво, накручивая на палец локон своих некогда прекрасных волос, а затем, когда я отчаялся уже получить от нее вразумительный ответ на вопрос что же все-таки со мной происходит, начала издалека:

– Илья, ты помнишь, что случилось с тобой сегодня вечером?

– Конечно помню! Этот плоскомордый уродец опять привел ораву своих дружков и… – я наморщил лоб, силясь припомнить череду дальнейших событий и вдруг с ужасом осознал, что остальные мои воспоминания покрывает плотная пелена забвения.

Эльвианора правильно истолковала мое молчание:

– Понятно. Не помнишь, значит.

– Не помню, – я виновато вздохнул.

– Ну ладно, тогда я начну с самого начала. С ними был доктор, он-то и внедрил в твой мозг самку лингвина.

– Правда? Так, значит, я смогу теперь общаться не только с тобой, а и со всеми остальными узниками?

– Все не так просто, – Эльвианора едва не плакала. – То есть общаться ты, конечно, сможешь, но…

– Говори уже, не томи, – какое-то прескверное предчувствие клещами сжало мою глотку, заставив разразиться приступом сухого лающего кашля. Неужто ко всем прочим своим невзгодам я умудрился еще и простудиться?

– Дело в том, что разумным существам в изведанной части вселенной внедряют только самцов лингвина, а самки служат лишь для продолжения рода и носителями их, в основном, являются особи без малейших зачатков интеллекта. Крупный рогатый скот, например.

– Это еще почему? Чем они хуже?

– С функциональной точки зрения – ничем. Просто у самок лингвина… не очень хороший характер.

– Правда? И в чем это выражается?

– Они несносны, – Эльвианора с трудом подобрала наиболее подходящее, как ей показалось, по смыслу слово. – Да, несносны. Выдержать их просто невозможно. Даже животные, не говоря уже о существах разумных, в девяносто восьми случаях из ста заканчивают свою жизнь самоубийством еще до того, как самка лингвина успеет обзавестись потомством. Вот почему лингвины настолько дороги, далеко не каждый может позволить себе роскошь иметь его. Теперь ты понимаешь?

– Понимаю что? – я никак не мог взять в толк, к чему вообще понадобился моей подруге по несчастью весь этот экскурс в историю. – Причем здесь лингвины, если я тебе толкую о занудливом призраке моей усопшей тещи?

Эльвианора посмотрела на меня так, словно это я был блондинкой, а не она:

– Попадая в мозг своего хозяина, симбионт получает полный доступ ко всем видам его памяти, включая мгновенную, кратковременную, оперативную и долговременную память. Антонина Семеновна показалась самке лингвина наиболее близким по духу существом, поэтому нет ничего удивительного в том, что для налаживания связи со своим носителем она выбрала именно этот образ.

– То есть Антонина Семеновна не призрак, и я не сошел с ума?

– Нет. Пока нет. Но в скором времени это неминуемо произойдет.

Нечего сказать, приятная перспектива. Теперь, когда Эльвианора разложила все по полочкам, я наконец-то прозрел, но лучше мне от этого почему-то не стало. То, что в голове моей поселился какой-то червяк – еще куда ни шло, но теща… теща это уже слишком, это уже перебор.

– Попробуй договориться с ней, возможно, у тебя получится.

– Ага, сейчас. Да я этой старой мегере слова не скажу!

– Ну как знаешь, – тяжко вздохнув, Эльвианора полезла опять на свои нары, оставив меня прозябать в гордом одиночестве.

– Эта безмозглая фифа… Надеюсь, что у тебя ничего с ней не было?

– Антонина Семеновна!!!

Так я и провел весь остаток ночи: в пререканиях с призраком некогда безвременно ушедшей, а теперь вновь возвращенной к жизни по прихоти господина-случая зловредной старухи.

Утро следующего дня принесло новые разочарования: проклятая лингвиниха в упор не хотела переводить то, о чем говорили остальные мои сокамерники. Отказывалась – и все тут. Никакие увещевания, никакие доводы здорового рассудка не помогали. Что с ней, что без нее я то и дело натыкался на стену непонимания и сделать с этим ничего уже не мог. Да еще и карлик, мой мучитель, ходил теперь за мною без конца, с жадным любопытством наблюдая за всеми телодвижениями своего подопытного кролика.

Ближе к вечеру всех заключенных буквально всколыхнула следующая новость: прибытие грузового транспортника, долженствующего вывезти награбленное. С ним прибыла также и новая смена охранников, что лично меня, несомненно, не могло не радовать. Об этом мне только что поведала Эльвианора, сейчас она сидела подле меня на нарах и терпеливо ожидала, когда же я, наконец, скажу что-нибудь дельное по поводу создавшегося положения.

– Мы должны завладеть этим транспортником. Сегодня. Иного выхода просто нет.

– А как же мой гелиостроп?

– От твоего гелиостропа одни проблемы. Надеюсь, ты помнишь, что именно из-за него мы здесь и застряли? Да и вообще, всех желающих вместить он явно не в состоянии, – окинув взглядом камеру, я заметил, что остальные узники внимательно прислушиваются к нашему разговору. – Я хочу, чтобы ты поговорила с сокамерниками. Мне нужно знать, есть ли среди них пилоты, умеющие водить суда подобной модификации.

– Хорошо, я спрошу. Прямо сейчас, – блондинка упорхнула, но очень скоро вернулась с крайне удрученным видом. – Илья, среди них нет пилотов. Ни одного, – губы ее мелко подрагивали, еще миг – и она разрыдается, тем самым окончательно выводя меня из равновесия.

– Ну на нет и суда нет. Кто-то в курсе, хотя бы где именно приземлился транспортник?

– Гуамотарин знает, сейчас я его позову. Он дольше всех находится на этой планете.

Повинуясь повелительному взмаху ее маленькой ручки, со своего места поднялся чешуйчатый рыбоголовый монстр с ничего не выражающим взглядом извечно выпученных оловянных глаз и пухлыми женственными губами. Когда он приблизился, я обратил внимание на то, что от него здорово несло тухлятиной. Но вида не подал, улыбку даже кривую изобразил, стараясь не смотреть на его покрытое язвами могучее тело. Гигант, судя по его внешнему виду, доживал последние дни, – вот он, яркий пример перед глазами. То же самое очень скоро будет и с нами, если мы не измыслим способа убраться отсюда побыстрее.

– Спрашивай.

Я повторил свой вопрос по поводу транспортника, и Эльвианора с готовностью принялась переводить серии булькающих звуков, исторгаемых губами гуамотарина. Как оказалось, совсем неподалеку была оборудована небольшая взлетно-посадочная полоса, на ней-то транспортник и совершил посадку. Более того: с утра нас наверняка заставят принять участие в погрузочно-разгрузочных работах.

– Отлично. Теперь узнай у него какое количество карликов задействовано на охране объекта во время погрузки.

Гуамотарин оказался толковым малым – обрисовал диспозицию от и до. Теперь я точно знал, с чем нам предстоит столкнуться, и знание это не то чтобы успокаивало, я и ранее не особо то волновался, но зато здорово придавало уверенности в благополучном исходе завтрашней операции. Эльвианора однако моей радужной уверенности не разделяла – ее трусило как осиновый лист, хотя в камере сегодня было на удивление тепло. Успокоив девушку, я вновь устроился на своих нарах и устало прикрыл глаза. Сон упрямо не шел ко мне. Отчего-то вдруг вспомнилась Земля, и сердце мое сжалось от щемящей тоски по дому. Оказывается, на ней было не так уж плохо, невзирая на все мои злоключения. Хорошее познается в сравнении, только потом мы начинаем ценить то, что потеряно безвозвратно. А, впрочем, безвозвратно ли? Как знать, как знать. Сейчас, именно в эту минуту, мне отчаянно захотелось услышать знакомый до мельчайших оттенков голос.

– Антонина Семеновна! – позвал я тихо, одними губами.

Но голос молчал, и лишь где-то там, за окном, бродяга-ветер выводил свою тихую, едва слышимую человеческому уху, затейливую мелодию.

Резкий гортанный окрик заставил меня испуганно вздрогнуть и открыть глаза. Уродливый плосколицый недоросль. Ну, естественно, кому как не ему будить меня нынче спозаранку вместо того, чтобы дать поспать всласть перед таким ответственным днем как этот!

– Чего тебе? – данный вопрос по сути своей являлся сугубо риторическим.

Каково же было мое удивление, когда ротовая полость карлика приоткрылась, и вместо обычного блеяния я отчетливо услыхал настолько витиеватое изречение матерного характера, что озвучить его постеснялся бы любой мало-мальски уважающий себя человек. Тем более в присутствии дам, к коим с натяжкой можно было отнести Эльвианору и троих ее мартышкоподобных подруг.

– Да встаю я уже, встаю! – покряхтывая, я заставил-таки себя сползти с нар и занять свое место в общем строю, что привычно выстроился по правую сторону от двери. Весь мой внешний вид говорил о том, как мне сейчас невыносимо больно стоять на своих двоих, на самом же деле настроение у меня просто зашкаливало. Еще бы: впервые за все время Антонина Семеновна, как я по привычке называл своего лингвина, сподобилась-таки перевести слова чуждого людскому роду создания. И пускай слова те были откровенно нецензурного содержания и до неузнаваемости искажали мою родословную, ошибочно причисляя как меня, так и всю мою родню к низшим видам беспозвоночных животных, да еще и попутно недвусмысленно намекая при этом на мою аномально-нетрадиционную ориентацию, неразборчивость в половых связях, а так же непристойное поведение в местах общественного пользования, – все равно. Симбионт сменил-таки гнев на милость – вот что главное.

Похоже, ни у одного меня настроение было праздничное. Все узники двинулись по коридору таким быстрым шагом, что охранники едва успевали поспевать за нами. Вездехода на улице не оказалось – нас погнали прямиком через поле туда, где за чахлыми вершинами небольшого подлеска поблескивал остроконечный шпиль антенны дальней связи.

Сказать, что громадина транспортника меня потрясла – значит ничего не сказать. Первое время я даже не понял: что, в сущности, стоит у меня сейчас перед глазами – то ли общественный нужник, возведенный по прихоти неизвестного архитектора на высоких металлических подпорках, то ли подлежащая сносу ветхая водонапорная башня немыслимой конфигурации. Оболочка ржавая, вся в потеках. Только с лицевой стороны я насчитал как минимум сорок заплат. И как только эта консервная банка умудряется покорять космические просторы?

– Ты уверена, что это космический корабль? – уточнил я на всякий случай у Эльвианоры и, получив от нее утвердительный кивок, задумался всерьез и надолго: а стоит ли вообще покидать пределы планеты на этом убожестве? Какая смерть предпочтительнее: сгнить заживо от неизвестной заразы, или погибнуть в космосе от удушья?

– Оно летает, – незаметно подошедший гуамотарин оказался подле меня совсем близко.

– Ладно, где наша не пропадала. Знать бы еще, как управлять этим ржавым куском металлолома!

Ящиков с награбленным оказалось не так уж и много – мы достаточно быстро перенесли большую часть их в грузовой отсек. Еще минут десять-пятнадцать и погрузка закончится, а я все не решался подать знак к нападению. Наконец, когда медлить стало совсем нельзя, коротко кивнул типу в расписном панцире, а сам, в мгновение ока приблизившись к одному из охранников на расстояние вытянутой руки, резко саданул его сомкнутыми костяшками пальцев в шею. Одного удара оказалось достаточно – карлик кулем упал на землю, даже не вскрикнув. Так, что там у нас с остальными?

Жажда к жизни временами бывает невероятно сильна. Я еще раз убедился в этом, когда увидел, как хлипкая на вид «мартышка», одна из подружек моей белоголовой спутницы, каким-то непостижимым образом свалила с ног второго охранника и теперь прыгала у него на животе, силясь весом своего тщедушного тела нанести бедолаге хоть мало-мальски значительные повреждения. К счастью, на выручку к ней вовремя подоспел гуамотарин – этот неповоротливый с виду гигант на поверку оказался достаточно прытким.

– Все вовнутрь, быстро!

Дважды повторять не пришлось: вся наша разномастная компания ввалилась в трюм в едином порыве, сметая на своем пути еще четверку охранников.

– Ящерицу хватай! Хватай ящерицу, дубина! – Антонина Семеновна вновь подала голос, и я послушно зашарил глазами по полу в поисках искомого объекта.

Вот и она: притаилась под раскрытой дланью одного из охранников и подозрительно таращится на меня своими алыми буркалами. В горячке боя я в упор не могу понять с какой стороны к ней подобраться, чтобы не получить плевок в лицо парализующим ядом и в очередной раз проклинаю плосколицых мопсоподобных ублюдков, взявших на свое вооружение столь нетрадиционное живое оружие. Вот что им мешало, спрашивается, обзавестись бластерами или, на худой конец, образчиками чего-нибудь огнестрельного?

Наконец, мне удается зажать в руке ее извивающееся тело. Как раз вовремя, кстати, поскольку откуда-то сверху уже слышится гулкий топот ног по узкой металлической лестнице. Похоже, что их обладатель на всех парах спешит к месту схватки. С моих губ невольно срывается возглас удивления, когда в проеме появляется его сгорбленная фигура, и я вижу чем он вооружен. Господи ты боже мой! Хреновина, зажатая в руках карлика, только на первый взгляд кажется самым обыкновенным бревном. Медленно, явно рисуясь, «бревно» разевает зубастую пасть и я падаю на пол, пропуская над собой очередь маленьких тугих комочков. Часть из них с характерным хлюпающим звуком разбивается о стены, но некоторые… некоторые все-таки находят свои цели – об этом говорят истошные крики у меня за спиной и грузное падение чьего-то тела.

– Да стреляй ты уже, наконец!

Сейчас бы самое время завести с Антониной Семеновной спор по поводу ее неуважительного ко мне отношения, но я понимаю, что на этот раз старая перечница права – еще пара-тройка упущенных мгновений и все мои товарищи будут мертвы. Или парализованы – в нашем случае это одно и то же.

Легко сказать – стреляй. Я провел по брюху ящерицы подушечкой указательного пальца, но вместо ожидаемого плевка парализующей слизью та залилась вдруг приступом неудержимого квакающего хохота, чем окончательно ввела меня в состояние близкое к ступору.

– Надави. Да не на задницу, идиот!!! Ну в кого, в кого ты уродился такой ущербный? И родители вроде бы вполне приличные люди…

Пока Антонина Семеновна обсусоливала таинство моего появления из материнской утробы, мне удалось-таки нащупать заветную точку на теле ящерицы, после которого та разродилась, наконец, плевком в сторону врага. Промах. Кто бы сомневался! Стрелок из меня не ахти какой. Зато карлик, увидев в моем лице угрозу, перевел весь огонь на меня. Это и было его ошибкой: не знаю уж, откуда у профессора Буальвинара сохранилось в пороховницах столько молодецкой прыти, но прыжок его был достоин олимпийской олимпиады. Я как-то уже успел и подзабыть, что этот почтенный муж по виду весьма напоминал богомола и, естественно, имел отлично развитые нижние толкательные конечности. Почему-то с каждым днем я все меньше стал обращать внимание на довольно-таки необычный, с точки зрения человека, внешний вид своих сокамерников и подсознательно воспринимал их в точности как себе подобных. Буальвинар, в частности, казался мне этаким престарелым чопорным интеллигентом, педантичным до безобразия. И тут – на тебе! Да еще и эти его жвала – никогда не думал, что они с такой легкостью могут разрывать трепещущую плоть!

– В рубке управления наверняка есть пилоты.

– Я в курсе. Мы с профессором Буальвинаром поднимемся туда прямо сейчас. Ваша задача – проверить машинное отделение, камбуз и жилые отсеки. И еще: мне нужно чтобы кто-то охранял входной люк, – выжидающе глядя на одного из своих слушателей – рыбоподобного гуамотарина с непроизносимым именем, я пытался сообразить сколько уже прошло времени с начала нашего маленького восстания и насколько быстро подойдет вражеское подкрепление. Весть о захвате корабля наверняка ведь была уже передана на базу пилотами транспортника.

– Хорошо. Я останусь.

– И я.

– Спасибо тебе, Марюгоча.

«Мартышка» ничего не ответила – она уже была занята отловом еще одной ящерицы, почти полной копией той, что была зажата у меня в руке.

– Я тоже хочу остаться!

Видимо, что-то в моем взгляде заставило все-таки Эльвианору передумать и она послушно поплелась по лестнице вослед за остальными.

Жилые отсеки, камбуз и машинное отделение занимали весь второй этаж. На третьем же была рубка управления – мозговой центр корабля, после захвата которого нашу миссию по освобождению можно было смело считать наполовину выполненной. Сейчас мы уже остались с профессором Буальвинаром наедине – неслышимыми тенями скользили по лестнице до тех пор, пока не уперлись в овальную металлическую дверь. Вот те раз! А я то, наивный, полагал, что она будет гостеприимно распахнута!

– Кажется, я когда-то присутствовал на лекции по кодированию цикличных индуцированных систем расмирстрианского типа и…

– Просто откройте мне эту проклятую дверь.

– Хорошо-хорошо. Минуточку.

Прошла минутка, другая, затем третья, а профессор все еще пытался справиться со злосчастным замком и, похоже, все его попытки были абсолютно тщетными.

– Ну скоро там уже?

– Ничего не получается. Придется подбирать код вручную.

– Сколько это займет времени?

Жвала профессора Буальвинара зашевелились, от натуги кожа на его покатом лбу пошла бугристыми морщинами:

– 182 года по системе гуаколянского летоисчисления.

– Это много?

– Как вам сказать… Знаете ли, молодой человек, время – довольно-таки относительное понятие как с научной, так и с философской точки зрения. Можно спорить до бесконечности много это или мало. Давайте, например, рассмотрим данный отрезок времени на примере образования галактик. Если не принимать во внимание время образования первичного газового облака, иначе говоря – протогалактики, состоящей на семьдесят пять процентов из водорода и двадцать пять процентов из гелия и взять конечный момент ее появления за нулевую точку отсчета хотя это, несомненно, с точки зрения науки отнюдь не является правомерным, то…

– Код 24084635. Во имя всего святого, заткни эту ходячую энциклопедию или я за себя не отвечаю!!!

От удивления я едва ли не осел на пол. Оказывается, мой лингвин, а точнее лингвиниха, все это время знала код от злосчастной двери и молчала, совершенно не заботясь о том, что благодаря ее преступной халатности все мы могли погибнуть.

– Антонина Семеновна, вы… – у меня просто слов не было для того, чтобы членораздельно описать всю низость такого поступка.

А может быть симбионт просто чересчур уж вжился в свою роль? Теща-то у меня была не подарок, земля ей пухом да медовый пряник у изголовья могилы. Хотя… судя по тому, что рассказывала мне о самках лингвина Эльвианора, эти две личности были одного поля ягоды. Спрашивается: ну почему мне вечно везет на одиозных дамочек бальзаковского возраста с явно выраженным синдромом Наполеона и до крайности сквалыжным характером?

– Вы что-то сказали?

Молча, ни слова не говоря, я оттер плечом Буальвинара от двери и торопливо принялся вводить код. Никогда не забуду его глаза, когда та бесшумно отъехала в сторону, являя нашим взорам внутреннее убранство рубки управления. Словами такое не описать. Есть некоторые вещи, которые надо просто видеть.

Рубка и впрямь не была пуста – в ней находилась парочка карликов, которые, едва завидев наше появление, тотчас же бросились наутек. А бежать в общем-то было и некуда! Сейчас самое время попрактиковаться в стрельбе из моего живого оружия. Ну и где у нас здесь прицельная мушка? Я повертел в руках ящерицу, но ничего похожего на искомую принадлежность так и не обнаружил. Ладно, не проблема, будем целиться между кисточками ушей, благо они у нее можно сказать стационарные и почти не шевелятся.

На этот раз первый же плевок моей ящерицы достиг цели и один из карликов, нелепо взмахнув руками, повалился навзничь. Ай да я, ай да молодец! Сейчас мы и второго достанем.

– Кто не спрятался – я не виноват! – гаркнул я зычным басом, после чего в одном из подвесных шкафчиков (и на кой они только нужны в рубке управления) что-то тихонько пискнуло, а затем оттуда вывалилось безвольное тело в знакомом сером балахоне.

– Инфаркт миокарда. Отмаялся, сердечный, – подытожила Антонина Семеновна и вновь заткнулась, давая мне тем самым время на размышление.

– Простите, быть может я не до конца посвящен в ваши планы или чего-то не понимаю, но вы только что нейтрализовали обоих пилотов. Ума не приложу, каким образом мы теперь сможем покинуть пределы планеты?

А и правда: каким? Только сейчас, после вопроса Буальвинара, я понял какую только что совершил глупость.

– Спокойно, все под контролем!

Одного-единственного взгляда в иллюминатор хватило для того, чтобы убедиться: дела наши очень и очень плохи. На всех парах по полю неслось два вездехода. Максимум через пять минут они будут здесь, а гуамотарин с мартышкой вряд ли смогут долго продержаться против во много раз превосходящих сил противника.

– Антонина Семеновна, если вы знаете как управлять транспортником, то самое время поставить меня в известность об этом прямо сейчас, – я мысленно проговорил эти слова, надеясь только на чудо.

– Антонина Семеновна такая, Антонина Семеновна сякая, а как только припекло, так сразу прячемся к ней под юбку?

Я пристыжено потупил взор. В сущности, если разобраться, то так оно в последнее время почему-то и получалось, как не тяжко было это признавать.

– Ладно уж, потом благодарить будешь. Подойди к панели управления. Так, хорошо. А теперь молись, чтобы твою задницу ускорением по полу не размазало!

– А дальше?

– А дальше я возьму управление над твоим телом на себя, болван!!!

Что было потом? Довольно сложно описать подобные ощущения. Меня словно выключили: никаких чувств, никаких мыслей, – только холодная отрешенность статиста, с полнейшим равнодушием наблюдающего за происходящим. А затем и этого не стало. Последнее, что я успел заметить перед тем, как провалиться в нирвану небытия – это мои пальцы, бегающие по клавиатуре панели управления транспортником с немыслимой, невообразимой для человеческого существа скоростью.

 

Глава 4

– Илья, ты настоящий герой! Ты даже не представляешь себе, как мы все тебе благодарны!

– Да ладно, чего уж там, не стоит. Любой на моем месте поступил бы в точности так же.

– Нет, не любой. Ты самый необыкновенный, самый умный, самый добрый, ты… – глаза Эльвианоры горели таким обожанием, таким искренним восхищением, что я счел за лучшее временно умолчать о том, кому на самом деле мы были обязаны своим чудесным спасением. Если рассуждать логически и здраво – то зачем симбионту, засевшему в моей голове, такое эфемерное понятие как слава? Правильно, незачем. А я вот, пожалуй, не прочь понежиться в ее лучах, тем более что Эльвианора становится такой милой, когда с энтузиазмом расписывает мои многочисленные добродетели.

– А что, бульона уже не осталось?

– Ой, и правда! Сейчас принесу, я мигом! – она любовно протерла мне губы салфеткой и упорхнула, оставив о себе в качестве напоминания лишь тонкий запах духов.

И когда только эта пигалица успела привести себя в порядок? Даже футболку с шортами постирала, да и волосы ее теперь вновь сверкают первозданной белизной. Видимо, я пробыл без сознания гораздо дольше чем предполагал ранее. Ну да ладно, невелика беда. Главное – что мы уносились от проклятой планеты все дальше, а трюм наш был заставлен ящиками с древними как мир побрякушками из драгоценных металлов, которые наверняка стоили кучу денег. Из путаного полуторачасового рассказа моей блондинистой подопечной я вычленил целых три важные вещи. Первая: прежде чем потерять сознание от перенапряжения, как думали мои сотоварищи, я успел произвести взлет с планеты и, более того, запрограммировать автопилот корабля на одни лишь мне известные координаты. Вторая: я самый лучший, самый умный, самый смелый, в общем – самый-самый. И, наконец, третья, плавно вытекающая из второй: за свои многочисленные заслуги перед узниками на общем голосовании я был избран единогласно на должность капитана данного транспортного судна с сопутствующими этому титулу привилегиями и полномочиями вплоть до прибытия корабля в ближайшую развитую планетарную систему. Так-то вот. Как говорится, знай наших. От гордости меня так раздуло что, казалось, еще чуток и я просто лопну, растекусь по койке лужицей розовой протоплазмы.

Кстати, а где это я? Ба, да судя по кричаще-роскошному убранству каюты не иначе как в капитанских апартаментах! Повсюду картины развешаны в щедро украшенных позолотой рамках, на самом почетном месте, строго посередине, на одной из стен в стеклянном футляре закреплен макет этакой гигантской вилки, откровенно смахивающей на один из причиндалов небезызвестного морского бога. Или это не макет вовсе? Блестит как-то уж очень заманчиво. Неужто он и впрямь из чистого золота? Мое любопытство оказалось сильнее лени и вскоре осколки от футляра уже валялись на полу, а пятерня моя крепко сжимала за рукоять заветный трезубец. Действительно – золото. Уж в чем в чем, а в этом я по праву могу считать себя настоящим докой.

Заметив краем глаза вошедшую Эльвианору, я осторожно прислонил свой трофей к стене, обернулся и вопросительно уставился на девушку.

– Твой бульон.

– Да что-то не хочется уже. На тумбочке оставь – потом похлебаю.

– Кстати, там наши тебя уже заждались давно. Ты хорошо себя чувствуешь? Идти сможешь?

– Смогу. Меня вот что интересует: как долго я провалялся без сознания?

– Почти двое суток. А что?

– Ничего. Так, просто спросил. В перестрелке пострадавших не было?

– Нет. Двоих задело, но они уже полностью отошли от воздействия парализующего яда.

– Карлики?

– Мы их заперли в одной из кают, не беспокойся.

– Ладно, пойдем, – следуя за Эльвианорой, я все время думал о том, что неплохо бы было помыться, а то воняю как сивый мерин, ей богу. А то, что моя провожатая от меня еще нос не воротит – так это и не показатель вовсе, а просто следствие ее хорошего воспитания. Как-никак, а дочка диктатора, ей по статусу оно полагается.

Мое появление в рубке управления было встречено продолжительными овациями. Хлопали все, исключая разве что профессора Буальвинара – тот просто тер своими передними конечностями друг о дружку, создавая при этом довольно-таки неприятные скрежещущие звуки. Тем не менее, мне было приятно. Чертовски приятно.

– Значит так, – начал я издалека, когда овации пошли на убыль. – Я очень хорошо представляю, как нелегко было каждому из нас в последнее время, через что нам пришлось пройти ради того, чтобы обрести долгожданную свободу, но теперь… теперь вы можете быть спокойны. Осталось совсем немного – очень скоро корабль достигнет точки назначения, а оттуда уже каждый из нас полетит туда, где находится его дом.

На некоторое время стало тихо, а затем рубка вновь взорвалась аплодисментами. И лишь одна из «мартышек», Карлиния, кажется, задумчиво косилась в мою сторону с довольно-таки кислым выражением на сморщенном миниатюрном личике.

– Ты что-то хотела спросить?

– Мы уже двое суток как находимся в полете, а насколько я знаю, корабли этого класса достаточно быстроходны. Отсюда вопрос: почему мы до сих пор не достигли ближайшей населенной планеты. Куда мы летим, капитан? Ведь это именно вы запрограммировали автопилот.

Да, вопрос, что называется, «в яблочко».

– Антонина Семеновна, – я вновь мысленно обратился к старой мегере, поселившейся в моем черепе, но в ответ получил лишь превосходно визуализированную картину кукиша.

– Видишь ли, Карлиния, пока что это закрытая информация. Но обещаю тебе, что в самом ближайшем будущем…

Что случиться в самом ближайшем будущем я озвучить так и не успел – корабль вдруг резко дернулся, набирая ускорение, и все, кто не удосужился вовремя среагировать, кубарем покатились по гладкому, как стекло, полу. Включая меня, естественно. Ядрен батон да кило печенки!!! Ну почему, почему вместо того, чтобы как все нормальные люди совершить вынужденную посадку на ягодичные мышцы, я всегда прикладываюсь ко всем твердым поверхностям именно своим многострадальным носом? Видимо, господь все-таки схалтурил, порождая меня на свет, и голову приклеил не там где нужно. Ладно, попробуем все-таки проанализировать создавшееся положение, пока остальные мои попутчики пытаются уяснить что же все-таки произошло. Итак: транспортник и не думает останавливаться. Даже наоборот – еще и прибавляет в скорости, хотя и до этого несся как угорелый, напрочь игнорируя возможные места для посадки. Какой из этого можно сделать вывод? А вот какой: лингвиниха, обосновавшаяся в моей голове, вовсе не заинтересована в том, чтобы пассажиры данного транспортного средства благополучно сошли на берег. Или на сушу. Не знаю уж, как там у космонавтов это называется. Она преследует какие-то свои цели. Но для чего мы ей нужны в таком случае? Искрометная мысль, родившаяся в моем поврежденном от постоянных побоев левом полушарии мозга, внезапно выползла наружу, заставив правое полушарие потрясенно застыть, замереть в пугающе холодной неподвижности, намертво сковав его арктическим холодом прозрения. Да Антонина Семеновна попросту хочет сжить меня со свету! Меня!!! И корабль этот отныне не что иное, как тюрьма, которая будет вечно болтаться в глубинах неисследованного космоса до тех пор, пока в баках не закончится топливо, а затем… затем он зависнет среди звезд грудой мертвого металла и никому, абсолютно никому не будет дела до той трагедии, которая начнет разыгрываться за его изъеденной коррозией обшивкой!

– Эльви, Эльвианора! Прости, прости меня ради Бога!!! Это я во всем виноват!

– Заткнись дурак! – визгливый выкрик Антонины Семеновны как гром прозвучал среди ясного неба.

– В чем ты виноват?

– Одну минутку. – Смекнув, что зловредная старушенция сменила-таки гнев на милость, я вовремя прикусил язык.

– Вот скажи: откуда у тебя в голове такие мысли берутся? Вроде бы все как у людей: извилина там, извилина сям… – в голосе старой грымзы впервые прозвучали нотки миролюбия.

– А что я должен был подумать?

– Да что угодно, но только не это! Ведь нахожусь-то я не где-нибудь, а именно в твоей черепушке и знаешь ли, совершенно не готова пожертвовать жизнью ради того лишь, чтобы насолить своему симбионту!

– Тогда почему же вы молчали все это время? – наконец-то я позволил себе бросить мимолетный взгляд в сторону Эльвианоры. Моя подопечная была настолько удивлена интригующим началом несостоявшейся исповеди, что даже позабыла поправить упавший на лицо непокорный локон. Да и все присутствующие в рубке, похоже, тоже. Хорошо еще, что они не могли слышать нашего с Антониной Семеновной разговора!

– А ничего что кое-кто незаслуженно присвоил себе лавры героя-спасителя, даже вскользь не упомянув о бедной старой женщине, вынужденной влачить жалкое существование в этом комке перезрелой слизи, который люди по скудоумию своему называют головным мозгом? Между прочим здесь довольно темно и чертовски воняет плесенью!

Ну с плесенью это она конечно перегнула палку. А вот касаемо всего остального…

– Простите, я и подумать не мог, что вам действительно это нужно. Хотите, я расскажу всю правду прямо сейчас? – не дожидаясь ответа я поднялся наконец с пола и сделал глубокий вдох, готовясь произнести обличительную речь, после которой в глазах роскошной блондинки я окажусь не просто тряпкой, этакой безвольной куклой, управляемой рукою умелого кукловода, но еще и самым распоследним треплом.

– Попрошу минутку внимания! Господа, я вынужден поставить вас в известность… дело в том, что… мы летим на планету Кардаманарию. Там я всех высаживаю, а дальше наши пути расходятся. Я обязан помочь народу лингвинов в борьбе за обретение независимости на одной из планет приграничного сектора галактики.

Слова были не мои. Язык – тоже. Ума не приложу как Антонина Семеновна умудряется брать под контроль отдельные части моего тела. И почему лингвины присутствующих не ведут себя точно таким же хамским образом?

На какое-то время установилось гробовое молчание. А затем… затем, когда я обессилено присел на одно из кресел и устало прикрыл опухшие синюшные веки, то почувствовал вдруг, как чьи-то теплые, некогда такие холеные ручки любовно обвились вокруг моей шеи, а голосок, мелодичнее, нежнее которого нет ничего на свете, вновь затянул такую знакомую, но так и не успевшую набить оскомину песню: Илья, ты самый красивый, самый умный, самый добрый, ты самый-самый!!!

* * *

– А почему именно на Кардаманарию? – этот вопрос задал гуамотарин, когда я случайно столкнулся с ним в коридоре, покидая после дневной вахты рубку управления.

– Кардаманария – планета с нейтральным межгалактическим статусом. Соверши мы посадку на какой-нибудь иной, и корабль немедленно арестуют как минимум до выяснения обстоятельств. А без корабля, сам понимаешь, затея со спасением лингвинов обречена на провал.

Гуамотарин понимающе осклабился, выставив напоказ два ряда острых как пилы зубов:

– А так же конфискуют наш драгоценный груз, – его невыразительна рыбья морда так и лучилась от счастья – не иначе как проклятое земноводное уже представляло себе, как лихо будет кутить на свою долю, полученную от продажи безделушек, что пылились сейчас у нас в трюме.

Немыслимо! Неужели он и вправду решил, что я возьму и вот так просто разделю добычу между бывшими рабами, а ныне довольно-таки бесполезными членами моего экипажа? Интересно, что по этому поводу думают все остальные? Надо будет спросить у Эльвианоры как-то ненароком – уж она-то точно в курсе всех пересудов и сплетен, что курсируют в нашем небольшом и до крайности разношерстном коллективе.

Завалившись в каюту, я вновь оккупировал капитанскую койку. Некоторое время лежал недвижимо, раз за разом прокручивая в памяти последний разговор с Антониной Семеновной, произошедший сразу же после того, как она опять позволила себе без спросу воспользоваться моим телом. И, хотя старуха вновь оказалась на коне, помогла-таки в который раз выкрутиться из щекотливой ситуации, на душе моей почему-то все равно скребли кошки. Она играла мной, играла в точности также, как в свое время играла теща! И эти проникновенные речи о помощи в борьбе за независимость лингвинов… Такое меркантильное существо вряд ли будет задумываться о чем-то подобном. Нет, здесь сокрыта какая-то тайна. Но вот какая? Похоже, придется изрядно поломать голову для того, чтобы разгадать ее. Так ничего и не надумав, я позволил своему измученному организму сделать то, что необходимо было в данном, конкретном случае. А именно: провалиться в глубокий сон. Но даже там меня продолжала доставать эта зловредная старая кляча.

* * *

– Так вот ты какая, Кардаманария!!! – глядя по сторонам, я никак не мог избавиться от ощущения того, что нахожусь не где-то там у черта на куличках, а именно на матушке-Земле. И хотя разум раз за разом твердил обратное, глаза и нос упрямо отказывались воспринять это как данность.

– А здесь ничего, миленько!

Я сделал вид что пропустил высказывание своей блондинистой попутчицы мимо ушей. Тоже мне – «миленько»! Обшарпанные высотки, построенные, казалось, еще в те времена, когда первые земноводные только-только выползли на сушу и принялись осваивать прибрежную часть континента, нестройными рядами уходят куда-то за мутновато-коричневую линию горизонта. Грязь, туман, слякоть, жалобное мигание уличных фонарей, которые при всем своем желании были не в состоянии разогнать извечный унылый полумрак, копоть, смог от бесчисленного сонмища автомобилей, снующих взад-вперед по растрескавшимся лентам дорог, – и надо всем этим «великолепием» восходило слабосильное рыжеватое светило.

– Да уж…

Слов для того, чтобы высказать мое отношение к увиденному, попросту не было. Я даже несколько растерялся, не зная, куда же в первую очередь следует направить свои стопы. Так, что там говорил таможенник когда узрел содержимое нашего трюма? Мои губы тронула мимолетная улыбка: я вспомнил его вытаращенные сверх меры очи и алчущий взгляд, который не смогли остудить даже несколько преподнесенных в дар поблескивающих безделушек. Похлопал себя по карману – визитка, походя врученная служителем таможни, никуда не делась. А хотя если и делась бы – все равно я наизусть знал то, что на ней было выгравировано неровными позолоченными буквами: И.О. Флопикус-младший, оптово-розничная торговля предметами роскоши, ювелирными изделиями, а также предметами первой необходимости. И адрес: улица Пернатых флибустьеров 449, блок Б. Да, пожалуй, вот туда-то мы и направимся прямо сейчас. А все эти магазинчики-забегаловки, на которые с таким вожделением поглядывает вышагивающая бок о бок со мной голубоглазая красотка, пускай пока подождут. Делу – время, потехе – час.

Сверившись с приобретенной на космодроме картой, я подхватил под локоток Эльвианору и поспешил в требуемом направлении.

– О Слава Великому Терихоандронасу!!!

– Нет, только не это!

– В чем проблема? Я хочу купить себе туфли!

– Мы спешим. И тебе нельзя пользоваться карточками, ведь они наверняка отслеживаются межгалбанком. А твой отец…

– Ну ладно-ладно, я поняла, – плечи Эльвианоры поникли, а в уголках глаз заблестели непрошенные слезы.

Сам не желая того, я надавил на самое больное место, ведь Эльви чертовски переживала об отце. Как он там? Что с ним? Решил ли все свои проблемы, а если решил, то почему тогда не позаботится о ней, ведь с его влиянием и властью найти потерянную дочь вообще не составляет труда? На все эти вопросы у меня ответа пока не было. Не было, а хотя полагался уже давно быть, ведь не век же таскать за собой эту размалеванную куклу?

– Я обещаю, что как только мы получим наличные за груз, я немедленно изыщу способ связаться с твоим отцом. Уловила?

– Хорошо, – она нехотя кивнула и покорно поплелась рядом. Даже сейчас выглядела Эльвианора просто преотлично, хотя туфли со сломанными каблуками изрядно портили общую картину.

И.О. Флопикусом-младшим оказался приземистый крепыш с близко посаженными глазами и клювом на пол лица. Когда же он встал со своего кресла, приветствуя случайных посетителей, оказалось, что спину его венчают черные перепончатые крылья.

– Что вам угодно?

Молча, ни слова не говоря, я выложил на стол диадему, украшенную дюжиной алмазов чистой воды, а также горсть золотых колец.

– И это все? Да будет вам известно, молодой человек, мы работаем по-крупному.

– Я в курсе, – наблюдая за тем, как узкая, покрытая бурыми роговыми пластинами, четырехпалая клешня неспешно подбирается к диадеме, я позволил себе короткий вымученный смешок. Ведь, несмотря на внешнее безразличие, ворон-переросток весьма заинтересовался небрежно разбросанными по мраморной столешнице лакомыми побрякушками, в этом никаких сомнений нет!

– Сколько у вас этого… такого… барахла?

– Таким барахлом под завязку забит весь трюм моего транспортника. Так что будьте столь любезны, давайте немедленно перейдем к делу, поскольку в мои планы входит как можно быстрее покинуть землю этой гостеприимной планеты. Надеюсь, мы с вами правильно поняли друг-друга?

– Да-да, несомненно!

– Илья, а можно я в коридоре подожду? С детства терпеть не могу присутствовать при проведении всяческих сделок!

– Ну хорошо, иди. Только из вестибюля ни ногой! Ты меня поняла?

Мимолетный кивок, утвердительная улыбка и моя спутница исчезла за глухо лязгнувшей дверью кабинета. Мы же с моим партнером, нахохлившись словно два боевых сокола перед битвой, принялись с энтузиазмом обсуждать детали предстоящей финансовой операции. Уже вечерело, когда я переступил наконец порог злополучного кабинета. Переговоры прошли вполне успешно: правый карман моего пиджака оттягивала внушительная пачка банкнот – плата за предоставленные образцы товара. В левом же с комфортом расположилась копия предварительного договора, по которому клювокрылый (так я мысленно именовал это пернатое чучело) обязан был в течении двух суток выкупить у меня за кругленькую сумму все имеющиеся на борту украшения из драгметаллов, включая даже золотой трезубец, найденный в каюте капитана. Какая удача, что перед выходом я додумался воспользоваться визуализатором и в подробностях запечатлеть умыкнутые у карликов трофеи!

Я успел протопать по улице два квартала прежде чем уяснил, что чего-то все-таки не хватает. Похлопал по карманам: деньги на месте, договор тоже. Карта? Да вот же она! Чуть помятая, но не критично, ею вполне еще можно пользоваться. Ускорив шаг, не оглядываясь, поспешил в сторону космодрома, но неприятное ощущение не проходило. А может всему виною предвечерняя мгла, наползающая на город с пугающей, воистину неземной скоростью?

– Господи ты боже мой! Эльвианора!!! – озарение пришло внезапно, словно ушатом холодной воды окатило. – Эльви! – заорав, как резаный, я заметался в поисках пропажи. – Эльвиии!!!

Ни-че-го… Только стайка прохожих, вспугнутая криками ополоумевшего безумца, торопливо обминает меня стороной, бросая украдкой взгляды полные укоризны.

– Эльвиии!!!

 

Глава 5

Замызганные обои неопределенного цвета, потолки, заниженные настолько, что, казалось, стоит лишь выпрямиться в полный рост, и ты непременно впечатаешься теменем в толстый слой смешанной с жиром копоти. Колченогие столы, стулья. Твари, что расположились на них, ничего кроме отвращения и гадливости не вызывают. Стойка бармена. Граненый стакан у меня в руке. Благодаря ему память услужливо рисует мне шефа из той, прошлой жизни. Где ты сейчас, ущербный старик со скрюченными артритом пальцами и глазами обиженного ребенка? Никому не нужный, всеми брошенный, ты наверняка сидишь в точности так же, как я наедине со своим граненым стаканом.

– Гнилое место. Гнилое место, – раз за разом повторяя мысленно эту фразу, я глотал пахнущую специями янтарную жидкость. Замирал на время, прислушиваясь к тому, как она прокатывается по пищеводу, обволакивая тело блаженным теплом. Внутри меня словно что-то сломалось. Какая-то невидимая деталь, без которой жизнь одним махом потеряла вдруг всю свою былую притягательность.

– Не занято?

– Садись.

В сторону говорившего я даже не глянул. Какая, по большому счету, разница чья туша мостится сейчас на жалобно поскрипывающем стуле?

– Что смурной-то такой? Потерял мож чего или баба из дому выгнала? Эй, разлюбезный, я к тебе обращаюсь!

– Да иди ты!

После некоторых раздумий заставил все-таки себя повернуть голову. Ничего экстраординарного: кабанистый мостодонтоподобный субъект с бегающими свинячьими глазками. Череп его лоснится от пота, на пятак налипли крупицы белой кашеобразной субстанции – не иначе как остатки недавнего ужина.

– Советую тебе быть чуточку повежливее. А то знаешь, можно ведь и через прорезь в горле потом отобедать. Или отужинать. Хе-хе!

– Чего надо? – обрисованная свином перспектива ничуть меня не смутила. Даже наоборот: встряхнула что-ли как-то. Прояснился разум, кровь забурлила по жилам, разгоняя остатки алкогольного дурмана с воистину спринтерской скоростью. И зачем только пил, спрашивается?

– Не это ищешь? – Под его лапой было что-то зажато, какой-то прямоугольный лоскут бумаги. Фотография?

Уловив искру заинтересованности в моем взгляде, кабан удовлетворенно хрюкнул. Торопливо протянул листок, словно боясь, что его невменяемый оппонент вот-вот передумает.

Да, действительно, фотография. Трехмерная. На ней белозубо улыбается сногсшибательная блондинка в коротком платье из какого-то невесомого, переливающегося всеми цветами радуги материала. Блондинка явно позирует – правая нога ее слегка выдвинута вперед, демонстрируя удивительной красоты туфли на тончайших каблуках-шпильках. Шикарные, и наверняка жутко дорогущие. Топ-модель, элитная проститутка или дочка местного миллионера. От всего вида девицы веет довольством, уверенностью в завтрашнем дне и какой-то трогательной полудетской наивностью, совершенно неуместной в этом довольно-таки стереотипном образе пресыщенной жизнью самки.

– Ну и зачем ты мне это показываешь? – разочарование мое было столь велико, что я не заметил даже как опрокинул в себя новую порцию отвратительного пойла с труднопроизносимым названием, которое официанты подливали своим клиентам с завидной скоростью. Кабан оказался самым обыкновенным сутенером, которых пруд пруди в любом уголке галактики и далеко за ее пределами. А я-то грешным делом надеялся что…

– Как, разве вы не узнаете? – отчего-то мой собеседник внезапно перешел на «Вы».

– Кого, эту что-ли?

– Ну да, ее. Будьте любезны, посмотрите, пожалуйста, еще раз.

Пожав плечами, я вновь потянулся к снимку. Хм, черты лица вроде бы как будто знакомы, но вот касаемо всего остального…

– Нет, не знаю.

– Не может быть!!! – свинтус встревожился не на шутку. Полез в карман за очками, водрузил их на нос, отчего стал похож на прощелыгу-профессора, у которого, как говорится, «рыльце в пушку». – Да это же Эльвианора Энчана Онбраузен, потомственная Кригоросса, дочь Карама Беруспериона, экс властителя планеты Оооооцингнитарговпачилло, а также пояса Тритауриевых астероидов!!!

За дурака меня держит? Да кто он такой, если думает что я не узнаю свою Эльви в потяганной белой футболке и рваных шортах? Конечно, по-хорошему, им давным-давно место на свалке или в мусорном баке, но… И тут меня осенило: а что если боров действительно говорит правду? Приглядевшись более внимательно к фотоснимку я вдруг замер, не в силах оторваться от пары широко распахнутых глаз, безбрежной голубизне которых могло бы позавидовать само небо.

– Ну вот, теперь вижу, что вы наконец-то узнали изображенную на снимке особу! Позвольте представиться: мое имя Симониус Спармм, я адвокат и по совместительству владелец охранно-сыскного агентства «Азарис». У нас весьма широкий спектр услуг, с перечнем которых вы можете ознакомиться либо посетив страницу нашего сайта либо, так сказать, получив информацию из первых уст…

– Где Эльвианора? – одного-единственного мгновения хватило мне для того, чтобы приблизиться вплотную к говорившему и сомкнуть свои руки на толстой щетинистой шее.

– Прекратите немедленно, вы привлекаете ненужное внимание! А это, можете мне поверить, отнюдь не в ваших интересах! И вообще, прежде чем душить, могли бы и выслушать для разнообразия. Я и так вам все скажу!!!

Действительно, с чего это я? Нервы в последнее время что-то совсем ни к черту. Оставив шею свина в покое, я вернулся на свое место и выжидательно уставился на потерпевшего.

– Итак, начнем с самого начала. Эльвианора Энчана Онбраузен, дочь Карама Беруспериона, была задержана органами правопорядка в одном из супермаркетов торговой сети «Кай-Кай» при попытке расплатиться за товар собственной картой «Межгалбанка».

– Она что-нибудь украла?

– Нет, конечно!

– Тогда в чем ее обвиняют?

– Как, вы не знаете?

– Рассказывай все по порядку. Я устал и мне чертовски не хочется вступать с кем-либо в бессмысленную полемику!

– Все дело в ее отце, – кабаноподобный субъект с дурацким именем Симониус слегка замялся. Затем чуть погодя продолжил, почесывая шею в том месте, на котором совсем недавно сомкнулись мои руки. – Карама Беруспериона на днях свергли. Смертный приговор может быть вынесен и приведен в исполнение в любую минуту. А что касается его дочери – то ее обвиняют в уклонении от налогов. Дело наверняка сфабриковано и в скором времени лопнет, как мыльный пузырь, но ведь мы с вами оба понимаем: достаточно лишь Эльвианоре Энчане Онбраузен оказаться за решеткой, и жизнь ее не будет стоить ломаного гроша. Враги экс-диктатора позаботятся о том, чтобы убрать с доски такую фигуру.

Вот значит оно как. А ведь мой собеседник не врет! Очень уж все логично. Логично, и расписано как по нотам. Глупышка Эльви, что ж тебя угораздило-то так вляпаться!

– Руки в ноги и сваливаем пока корабль не опечатали!!! – это Антонина Семеновна, мой драгоценный лингвин, подала наконец голос, от неожиданности заставивший меня вздрогнуть. А вот фигушки!

– Любезнейший, ты-то чем можешь мне быть полезен? Наверняка ведь разыскивал меня не просто из альтруистических побуждений?

– Вы удивительно прозорливы! – быстрые как ртуть глазки Симониуса масляно заблестели в предвкушении скорой наживы.

* * *

– Одиннадцатый, я Четвертый. Как слышите меня? Прием.

– Четвертый, слышу вас хорошо. Доложите обстановку.

– Докладываю: цель в пределах видимости. Разрешите приступить к операции?

– Разрешаю.

– Ну вот видите – у нас все как по нотам. – отложив коммуникатор, Симониус повернулся в мою сторону.

– Вижу! – буркнул я и поморщился, вспомнив о цене, которую мне придется заплатить за услуги своего расторопного компаньона. Одиннадцать миллионов туберов. Одиннадцать!!! Чтобы наскрести требуемую сумму с утра мне пришлось не только продать И. О. Флопикусу-младшему все драгоценности, как было предусмотрено условиями договора, так еще и сгонять на невольничий рынок. Захваченные нами в плен карлики, бывшие хозяева, «ушли» оптом непростительно дешево, но именно этих денег мне как раз и не хватало. Хорошо что хоть транспортник удалось сохранить! А гуамотарин-то как бесновался, когда я в подробностях пересказал произошедшую с Эльвианорой историю! А остальные! Хотя многие и сочувствовали конечно. Стоит отдать им должное, в особенности профессору Буальвинару, – ведь именно за его счет бывшие пленники теперь отправятся по домам.

Коммуникатор вновь ожил, выплюнув какую-то кодовую фразу и харя сидящего подле меня свина растянулась в довольной ухмылке. Следует сказать, довольно-таки неприятное зрелище особенно для того, кто успел до этого плотно позавтракать.

– Все прошло лучше, чем мы ожидали. Даже обошлось без стрельбы!

– Эльвианора?

– Не волнуйтесь, с ней все в порядке. Как насчет второй части суммы?

– Получишь после того, как я увижу ее целой и невредимой на своем корабле.

– Как вам будет угодно. Вы даже не спросите о деталях операции? Между прочим, довольно нелегко было вызволить вашу подопечную из-под стражи, нам очень повезло, что именно сегодня ее решили перевезти из камеры предварительного заключения в муниципальную тюрьму.

– Детали меня не интересуют.

– Ну как знаете! – настроение у борова просто зашкаливало. Еще бы – получить такую уймищу денег, самому при этом не пошевелив даже пальцем. Я же наоборот – сидел чернее тучи, раз за разом мысленно представляя себе какую «тепленькую» встречу организую своей непутевой белокурой спутнице.

Авто, в котором мы находились сейчас с Симониусом, беззвучно тронулось с места и, ведомое твердой рукою водителя в мышиного цвета униформе, вскоре влилось в общий поток разномастных транспортных средств, несущихся по четырехполосному полотну дороги с поистине дьявольской скоростью. Не прошло и десяти минут, как мы уже подъезжали к космодрому: целому комплексу зашарпанных восьмиэтажных зданий, соединенных промеж собою переходами из полупрозрачного, отдаленно напоминающего пластик, материала. Нам повезло – парковочное место нашлось практически сразу.

– Мне вас тут подождать?

– Нет уж, пройдемте со мной!

Не спеша, стараясь не выделяться из общей массы, мы прошествовали к терминалу 14 «Б», купили билеты на кар и вскоре неслись уже по нескончаемому бетонному полю, обминая громады космических кораблей. Один из них мне особо понравился: белоснежный каплевидный красавец, покоящийся на шести силовых опорах приятного изумрудного оттенка, он гордо устремлял свой носовой шпиль высоко-высоко в небо, казалось бы такой хрупкий, что, стоит к нему лишь прикоснуться пальцем, и он обломится, упадет наземь, словно сталактит с потолка пещеры «Сорек».

– Красавец, не правда ли?

Я лишь молча кивнул, выискивая глазами неказистую тушу своего транспортника.

– Илья, Илюша, дорогой!!! – Эльвианора встретила меня с распростертыми объятиями у самого трапа, молнией метнулась навстречу и принялась осыпать мое лицо такими жаркими поцелуями, что обличительная тирада, которую я так долго репетировал, вдруг мигом выветрилась из моей памяти. Покосился на свина. Так и есть – поганец щерится в ехидной улыбке.

– Да ладно, ладно, чего уж там… – глядя в светящиеся обожанием глаза красотки, я и сам, признаться, изрядно преисполнился волнительностью момента.

Пожалуй, можно было б потерпеть еще какое-то время ее приставания, если бы не вежливое покашливание Симониуса.

И все-таки галактика наша полна сюрпризов. Подумать только – ведь совсем недавно я был самым наиобыкновеннейшим из смертных, погрязшим в каких-то надуманных, приземленных, зачастую совершенно банальных проблемах! А сейчас? Сейчас я капитан настоящего космического корабля, бороздящего просторы Вселенной со скоростью, которой обзавидовался бы даже Михаэль Шумахер, мой твердый взгляд устремлен вперед, вперед, в неизвестность, чужие созвездия зовут меня туда, где все еще есть место для настоящего подвига. Да, кстати, о чем это я? Голова что-то совсем не своя, а на темени ощущается шишка настолько впечатляющих габаритов, что, будь она автомобилем, а не комком органической материи, для нее смело можно было бы заказывать гараж. Господи, да что произошло то? Так, прощание со свиномордым то ли директором, то ли владельцем охранно-розыскной фирмы помню, помню как всунул ему в лапы саквояж с деньгами. Что еще? Сирены помню. Были сирены? Да, точно, были. А потом? А дальше память девственно чиста, как новый лист, который еще не успел пожрать ксерокс. Спокойно. Главное не нервничать. Сейчас все разъяснится, всего-то навсего надо открыть глаза.

Открываю. Вижу кусочек пола и чью-то ногу. А еще – здорово подванивает хлевом. Знакомый такой запах, наводящий на весьма и весьма нелицеприятные подозрения.

– Симониус???

– Хе-хе! Я уж подумал было, что слегка перестарался.

– Может быть хоть ты объяснишь мне, что здесь происходит?

Слегка повернув голову, я умудрился поднять глаза чуть выше и был вознагражден видом лоснящегося от пота свинячьего рыла своего недавнего сообщника. Тот, похоже, совсем неплохо себя чувствовал, вальяжно восседая на моем (моем!!!) командирском кресле в кают-компании.

– Происходит? Да как бы это тебе сказать? Сейчас, на данный момент, уже ничего. Ты встать-то сам сможешь?

Смогу ли я встать? Между прочим, вполне закономерный вопрос. Я прислушался к внутренним ощущениям, привычно проводя диагностику своего многострадального организма. Так, новых переломов нет – по крайней мере, на руках и ногах, иначе наличествовало бы этакое своеобразное чувство, как будто твоя конечность туго окольцована невидимым стальным браслетом. Уже хорошо. Почки, печень? Тоже вроде бы порядок. А вот с головой не все так радужно. Стоило мне встать на колени как комната завертелась вокруг меня как потерянная, пол же, норовя выскользнуть из-под ног, принялся выписывать такие замысловатые пируэты, что пришлось тотчас же сменить диспозицию, намертво впечатавшись в него пятой точкой. Чтобы никуда не делся, значит.

Ну все понятно: простой шишкой здесь не обошлось – налицо явное сотрясение мозга N-ной степени тяжести. С этим мы определились. А со всем остальным как? Очень уж мне не нравились горящие ликованием глазки Симониуса.

– Рассказывай все как есть, – глядя на свина снизу вверх, я ненароком заметил биту, прислоненную к креслу и все части мозаики сложились сами. Бита… куда же без нее, родимой. Преследуешь ты меня по всем уголкам Вселенной, как преследовала на Земле, неразрывно мы с тобою связаны. Этакая сладкая парочка. Батончик «Твикс».

– А рассказывать-то особо и нечего. От полиции мы оторвались, взлет корабля прошел успешно. Оторвались и от патрульного крейсера. Эта штука… летает гораздо быстрее, чем я ожидал. И еще: рад сообщить тебе, что планы у меня теперь поменялись. Я полечу с вами на родную планету твоей красотки, где сам, лично, сдам ее в заботливые руки одного из друзей, через которого и пройдет сделка по продаже чада Карама Беруспериона его политическим оппонентам.

– Значит, моих денег тебе оказалось мало?

– А разве их когда-то бывает много? – недоумение так явно отпечаталось на пятаке свина, что заставило меня ухмыльнуться.

– Да, действительно.

Что тут скажешь? Я, пожалуй, на месте Симониуса поступил бы в точности так же если бы… если бы это касалось кого угодно, но только не Эльвианоры. Почему то мысль о том, что ее тонкой шеи с крошечной родинкой у правого уха коснется острие лезвия топора палача, вовсе не доставляла мне удовольствия и даже более того – ввергала меня в какой-то необъяснимый, панический ужас. Да что же это со мной в самом деле? Ведь даже ребенку известно что особам женского пола, а особенно блондинкам, голова для жизнедеятельности в общем-то вообще не нужна. На ней они носят замысловатые прически, делают ей макияж, выщипывают брови и вообще производят целую уйму абсолютно бесполезных манипуляций вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями по вынашиванию и воспитанию потомства. Видимо, Симониус действительно перестарался и чересчур сильно приложил меня битой, раз уж мою голову посещают такие мысли.

– А что будет со мной?

– Ничего. Как только корабль коснется поверхности планеты, иди себе на все четыре стороны.

– И ты меня вот просто так возьмешь да отпустишь?

– Хмм… Можно было бы и в рабство продать, да только после того, как твоя подружка принесет мне целое состояние, это было бы невежливо. По отношению к тебе, конечно. – Симониус вновь захихикал. – Так что уже сейчас можешь ощущать себя скорее гостем, чем пленником! – С этими словами он повелительно кивнул кому-то невидимому и чьи-то сильные руки подняли меня в воздух, придав телу, наконец, подобающее прямоходящим положение.

* * *

Вот так всегда: как только у тебя что-нибудь начинает налаживаться – обязательно происходит нечто такое, что ставит на всех твоих начинаниях жирную точку. И Антонины Семеновны, как назло, нет.

– Антонина Семеновна!!! – в который раз мысленно позвал я своего лингвина, но в ответ получил лишь очередной приступ тошноты. Меня мутило уже второй день, а камера, а точнее одна из кают для экипажа, что выступала в роли оной, вовсе не стимулировала мое выздоровление. Скорее наоборот: сидение в четырех стенах без притока свежего воздуха здорово выводило из равновесия, добавляя к мукам телесным еще и муки духовные. Да еще и мысли то и дело предательски возвращались к моей белобрысой попутчице, казалось, целую вечность назад подло умыкнувшей меня с самой лучшей и безопасной планеты во всей вселенной – матушки-Земли. Интересно, как она там? Сидит небось тоже в одной из импровизированных камер и гадает: а жив ли я вообще? Ангел-хранитель, легендарный герой, неутомимо спасающий ее от всяческих неприятностей?

Так, ладно, спокойно. Безвыходных ситуаций не бывает. Итак, что мы имеем? А имеем мы господина Симониуса на моем корабле. А также его охрану. А точнее – четырех человек хотя, конечно, назвать эти особи людьми можно разве что условно. А еще мы имеем камеру, из которой крайне желательно было бы выбраться. Вот с этого, пожалуй, мы и начнем. Полы, потолок и стены я уже проверил раз по двести. Дверь, естественно, тоже. Замок на ней стоит обычный, кодовый, и все бы ничего, если бы Симониус сам, собственноручно, не заблокировал его с моей стороны. Нет, и здесь не вариант. Остается надеяться разве что на одного из охранников. Того, что приносит пищу стабильно три раза в день.

Дверь камеры внезапно отворилась, прервав мои пространные рассуждения. Вовнутрь, пошатываясь, бочком протиснулась туша прака с зажатой в правой лапище дымящейся тарелкой. Сейчас я по-новому взглянул на него. Мммда… Бугристая груда мышц, извечно оскаленная пасть, любезно демонстрирующая длинные шеренги зубов в четыре ряда, пуговки колючих глазок смотрят на узника с некоторой долей пикантной плотоядности. Дескать: поживи пока я не проголодался. Ноги… Да, забыл сказать – их у прака ровным счетом три. Для этой задней ноги и место даже подобающее нашлось, ибо филейная часть прака несколько отличается от человеческой – она более выдвинута назад, что ли, ну и по габаритам, естественно, побольше разика этак в полтора-два. Несомненно, именно для поддержания этой самой необъятной филейной части природа и озаботилась созданием, так сказать, органической подпорки. Ну если так, совсем уж образно выразиться, то походил прак на смесь гориллы и паука-крестоносца, потерявшего в неравном бою большую часть своих лапок.

– Улыбайся. Улыбайся, кому говорят!!! А теперь расскажи ей, как она прекрасно выглядит!

– Кто? – я оторопело пялился на дверь, силясь рассмотреть за могучей спиной прака ту, о которой говорила сейчас внезапно вернувшаяся к жизни Антонина Семеновна.

– Она.

– Она-а-а?! – я едва не свернул себе шею, но зато теперь абсолютно, безоговорочно был убежден, что за спиной прака никого нет. Мой лингвин, видимо, получил весьма серьезные повреждения от удара битой, которой приложил меня по голове приснопамятный Симониус, и теперь то ли бредил, то ли вовсе лишился разума. А жаль. Я уже потихоньку начал привыкать к этому сквалыжному существу и в его отсутствие мне как будто бы чего-то не хватало.

– Она самая. Ну что же ты за идиот-то такой? Охранник, который стоит сейчас перед тобой, на самом деле не самец, а самка прака. Причем, судя по запаху, половозрелая. – Впервые в голосе старой карги проскользнула капелька сочувствия. Хотя нет, показалось, наверное. – Заговори с ней. Прямо сейчас. Ну!!!

– Ээ-ээ-ээ…хм. Су-су-сударыня. Ми-ми-миледи! Выглядите вы сегодня просто замечательно! А какие у вас прекрасные волосы!

Вот здесь я, как водится, переборщил. Черепушка у прака гладкая, как полированная столешница стола: ни волосинки на ней, ни шерстинки, складки одни только, да и те жировые. Зато, как ни странно, вернулось ко мне вдруг мое привычное красноречие, и язык сам уже, без помощи мозга, начал выдавать такие рулады, что крошечные глазки моей благодарной слушательницы поначалу изрядно округлились, а затем и вовсе выпучились так, что того и гляди лопнут.

– Это ты мне?

– Вам, конечно вам. Кому же еще?

Голос у прака или прачки (не знаю уж, как будет правильней) на удивление тонкий и чем-то даже приятный. Так поет бензопила перед тем как вгрызться своими железными резцами в податливую древесную плоть.

– Спасибо. – Образина стыдливо потупила глазки и примолкла. Я же, воодушевленный тем, что меня до сих пор еще не съели, вновь принялся заливаться соловьем и заткнулся лишь тогда, когда громадные лапищи сгребли меня в охапку и прижали к могучему волосатому торсу, от которого здорово подванивало застарелыми потовыделениями. – Хароший чилавейко. Харрроший. Махама любить чилавейко. Чилавейко как?

– Илья.

– Махама любить Илья.

– Отлично, ну вот вы и познакомились. Как говорится: мир вам да любовь!

– Антонина Семеновна, это вы о чем?

– Да так, сам скоро все узнаешь. Давайте, заканчивайте свою семейную идиллию, пора выметаться, пока Симониус не прознал, откуда ветер дует.

Действительно. Пора бы. Я и сам конечно был не против, но прачка, похоже, и не думала отпускать свою добычу.

– Махама, – промычал? я стараясь, чтобы голос мой звучал как можно более проникновенно. Особенно этому содействовала подмышка существа, оказавшаяся в опасной близости от моего носа. – Симониус хочет убить меня. Нам нужно бежать, прямо сейчас. Поможешь?

Хоть я и не видел, но готов был поспорить на что угодно, что лоб этого несуразного гориллоподобного паукоида пошел морщинами от напряженной работы мысли.

– Симониус кормить Илья. Зачем Симониус убивать Илья?

– Симониус кормить Илья, а затем, когда Илья стать жирный, Симониус ловить Илья и есть!!!

На какое-то время прачка замерла, переваривая новую для себя информацию.

– Симониус есть Илья? – недоверчивым голосом переспросила она.

– Да.

– Симониус платить Махама – хорошо. Симониус есть Илья – плохо.

По всему видно было, что существо все еще сомневалось, явно не зная, что предпринять. Затем, когда отчаяние уже охватило меня, его конечности наконец разжались:

– Махама убить Симониуса. Махама убить всех, а потом Илья делать гнездо и высиживать много-много маленьких хнапиков!

* * *

– Илья? – На Эльвианору любо-дорого было посмотреть. Широко распахнутые глаза, в которых отражалось бы небо, окажись оно случайно где-то неподалеку, пунцовые от возбуждения щечки, ямочки на этих самых щеках, точеная фигурка, которую только подчеркивает пускай не роскошное платье, а всего лишь не первой свежести потяганная футболка, ноги… Эх, да что там, сегодня она превзошла даже саму себя, не говоря уже о… взгляд мой переместился чуть вправо, критически оценивая гигантскую трехногую особь, которая истуканом застыла у двери и злобными буркалами сверлила ту, ради которой я, собственно, и затеял нашу сомнительную компанию по освобождению.

– Я так и знала, что ты придешь!

– Подходи осторожно, не делай лишних движений. – Заметив, что девушка вскочила с кровати намереваясь меня обнять, я не на шутку струхнул. Кто знает, как отреагирует моя уродливая телохранительница на телесный контакт предмета своего обожания с особью противоположного пола?

– А что случилось?

– Потом, потом расскажу. Пойдем, времени совсем нет.

– Ну ладно, пошли. – Эльвианора послушно пристроилась рядом, приноравливаясь к заданному мной темпу движения, да время от времени бросая украдкой заинтересованные взгляды на моего то ли провожатого, то ли конвоира. Если честно, я и сам затруднялся определить текущий статус Махамы. Да, она была полезна. Не просто полезна – помощь ее была неоценима, в чем я воочию убедился увидев, как она голыми руками расправилась сразу с двумя охранниками Симониуса. Но… как-то уж очень зловеще прозвучал тогда этот намек на гнездо. Уж не придется ли мне и вправду собственноручно высиживать яйца этих самых хнапиков? Бред, конечно, но галактика велика и полна небывалых сюрпризов. Мало ли что? «А может быть она шутит?» – пришла в голову спасительная мысль и тут же упорхнула, стоило мне скосить глаза на хмурую физиономию прачки. Да нет, навряд ли.

Навигационная рубка транспортника оказалась пуста. Ни Симониуса, ни последнего из оставшихся в живых охранников в ней мы не обнаружили. Кораблем управлял автопилот, и здесь нам вновь очень пригодились штурманские навыки Антонины Семеновны. Буквально в считанные минуты старая карга умудрилась рассчитать новый курс (симбионт-лингвин почему-то в моем воображении всегда мне виделся именно таким), на этот раз, с нашего общего согласия, мы решили лететь на один из тритауриевых астероидов, в недавнем прошлом принадлежавший отцу Эльвианоры, Караму Беруспериону. Причина нашего решения была довольно проста: где-то глубоко в недрах этого астероида располагалась одна из старых военных баз, законсервированная еще со времен четырехсотлетней войны с анкарами и впоследствии надежно засекреченная. Еще в детстве отец, словно предчувствуя грядущие неприятности, несколько раз возил туда Эльвианору. Там же, в секции медблока, ей была внедрена и гипнограмма с личными кодами доступа ко всем мало-мальски значимым объектам, принадлежавшим в то время правящей династии.

База эта должна была стать нашим временным лагерем. Местом, где мы могли бы отдохнуть наконец от бешенной гонки, собраться с мыслями и решить каким образом мы будем спасать попавшего в переделку диктатора.

– И все-таки, куда мог подеваться Симониус? Капсулы спасательной на корабле нет, так что уйти он не мог. – По сути, я и не надеялся услышать вразумительного ответа.

– Не знаю. – Эльвианора беспомощно пожала плечами и замерла, задумчиво глядя в бездонную черноту космоса, что раскинулся за стеклом навигационной рубки во всей своей холодной безмятежности.

– Махама, может быть ты посмотришь?

– Хорошо. Махама искать Симониус.

Чуть помедлив, существо заковыляло к двери, напоследок одарив нас с Эльвианорой, не предвещающим ничего хорошего, взглядом.

– Антонина Семеновна, что вы думаете по поводу Махамы? – мысленно обратился я к лингвину, и вынужден был выслушать целую лекцию о малоизученной негуманоидной расе, населяющей один из рукавов галактики с таким труднопроизносимым названием, что написать его, а тем более выговорить, решительно не представлялось возможным. Оказывается, праки, как и люди, двуполы. На этом сходство заканчивалось, и начиналась уже полнейшая абракадабра. Самки, достигнув половозрелого возраста, ищут самца, способного высидеть и воспитать их потомство. Самцам, как правило, они остаются верны до самой смерти, ибо от природы являются существами настолько уродливыми, что даже мужские особи одного с ними вида стараются держать от них подальше, предпочитая сбрасывать свое сексуальное напряжение либо, так сказать, вручную, либо на представительницах (или представителях) местной флоры и фауны, которых угораздило оказаться в ненужном месте в ненужное время.

Бывают, бывают, конечно, и некоторые исключения (иначе праки уже давным-давно бы вымерли), но бедолаги, решившиеся на подобные эксперименты, чаще всего либо сами заканчивали свою жизнь самоубийством, либо просили помощи у сердобольных приятелей. В общем, по всему выходило, что вляпался я, благодаря инициативе Антонины Семеновны, в историю весьма и весьма нелицеприятную.

– Да и убить их, между прочим, нельзя! – старая перечница, как будто читала мои мысли.

– Это еще почему?

– Слишком суров был естественный отбор. Самцы, завидев самку прака, в первую очередь, пытались ее убить и лишь с том случае, если самка оказывалась сильнее, начинали спасаться бегством. Как ты понимаешь, слабые особи погибали, оставляя место под солнцем наиболее сильным. Добавь ко всему вышеизложенному еще тот фактор, что сами самки, завидя такое положение вещей, вовсю начали заниматься боевыми искусствами, за тысячелетия создав настолько совершенную систему ведения боя, что теперь стали практически непобедимы. Вот уже четыре тысячелетия они считаются лучшими бойцами во вселенной и зарабатывают баснословные деньги, нанимаясь телохранителями, в основном, к особам королевской крови. Ума не приложу, как Симониусу удалось заполучить в свою охрану подобную особь!

– Ну и дела! – лицо мое стало чернее тучи, а мятущийся разум забился, словно птица в клетке, безуспешно пытаясь найти выход из создавшегося положения.

– Что с тобой? – Эльвианора оторвалась от созерцания космической бездны и теперь с тревогой смотрела на меня. – Илья, случилось что-то ужасное?

– Да как тебя сказать… – то и дело сбиваясь, я пересказал ей все то, о чем мысленно говорил мне мой лингвин.

– Ты хочешь сказать мне, что… о Великий Терихоандронас!!! – вопреки моим ожиданиям, из глаз Эльви не потекли ручьем слезы, она не стала биться в истерике, безутешно заламывая на себе руки. Вовсе нет. Она засмеялась. Засмеялась так заразительно и громко, что даже Антонина Семеновна, оселившаяся в моем черепе, не выдержала и захихикала. – Ты…ты…ты…будешь…высиживать яйца Махамы… а потом их них вылупятся маленькие хнапики!!! Илья!!!

Странное дело: лично мне, почему-то, вовсе не было смешно.

Веселье Эльвианоры прервал звук падения чьего-то тяжелого тела:

– Симониус. – Кратко отрапортовала бесшумно подобравшаяся к нам со спины прачка и вперилась в мое лицо своими крошечными бусинками глаз.

Симониус определенно был мертв. И, хотя пятак его был все еще теплым, глаза уже успели подернуться мутной белесой паволокой, потухли, остекленели, выпустив из себя последнюю искорку жизни, и теперь безучастно смотрели в пространство, напрочь игнорируя виновников своей преждевременной гибели. Откровенно говоря, я надеялся на несколько иной исход нашего противостояния. Да, Симониус был мне неприятен, да, я искренне ненавидел своего тюремщика но… вот так, походя, лишить жизни живое существо казалось мне невероятным кощунством, надругательством над самим естеством матери-природы, расселившей своих нерадивых чад по всем закоулкам вселенной с одной лишь ей известной, но, несомненно, воистину благородной целью.

– С ним был охранник? – спросил я, старательно отводя глаза от распростертого на полу бездыханного тела.

– Да. Махама убить охранник, потом убить Симониус и приносить его вонючую тушу Илья. Илья доволен? Илья будет есть Симониус?

Желудок мой предательски заурчал. Несмотря на весь трагизм ситуации, мне отчего-то чертовски захотелось отведать свежезажаренного шашлычка из нежнейшего свиного мяса, с поджаристой хрустящей корочкой, истекающей соком, с тончайшим ароматом дымка…

– Нет, Илья не будет есть Симониуса, – выдавил я наконец, круто развернулся и вышел. В конце-то концов, любой мало-мальски уважающий себя человек должен бороться со своими маленькими слабостями!

Пояс тритауриевых астероидов оказался ни чем иным, как грудой гигантских камней, небрежно разбросанных по холсту космоса да так и застывших на нем в пугающей неподвижности.

– Ну и в недрах какого из них расположена наша база?

– Вот здесь, – тонкий пальчик моей блондинистой попутчицы не колеблясь указал на один из булыжников в форме неправильного эллипса и я замер, с привычной отстраненностью наблюдая за тем, как разум Антонины Семеновны вновь берет под контроль мое тело, как пальцы уже не мои, а словно бы чужие, с непостижимой для простых смертных скоростью начинают порхать над клавиатурой панели управления транспортником.

– Неопознанный корабль, немедленно назовите свои позывные! Повторяю: немедленно назовите свои позывные!

И монотонный голос Эльвианоры, гулко звучащий где-то за краем сознания, тотчас же принялся надиктовывать в микрофон длинные колонки четырехзначных цифр.

– Подтверждаю: идентификация проведена успешно. Эльвианора Энчана Онбраузен, урожденная Берусперион, добро пожаловать на борт.

Когда полубессознательный морок развеялся, и я смог наконец осознавать сам себя, стабилизаторы корабля уже коснулись гладкой стекловидной поверхности посадочной полосы причального бункера.

– Нет, скафандры нам не понадобятся. Атмосфера на всех четырех уровнях вполне пригодна для дыхания. – Поймав мой озабоченный взгляд, мельком брошенный в сторону металлического шкафа, расположенного по правую сторону от входного люка шлюзовой камеры, Эльвианора улыбнулась и первая направилась к выходу. – Пойдемте, я все покажу.

Да, посмотреть действительно было на что. Астероид, с виду казалось бы совсем небольшой, на самом деле вмещал в себя бесчисленное количество секций, сообщающихся между собой лабиринтами пусть нешироких, но вполне функциональных коридоров, вырезанных в толще породы скорее всего каким-то тепловым инструментом наподобие лазера. На эту мысль наталкивали чересчур уж гладкие стены, несомненно подвергнувшиеся высокотемпературному воздействию. Были они зеленоватого, малахитового цвета, с мельчайшими голубоватыми вкраплениями. Свет, лившийся с потолочных осветительных панелей, отражался в них, отчего стены начинали «играть», удивляя многообразием оттенков зеленого, а голубые вкрапления заставляя сиять словно звезды на сюрреалистическом, чуждом небосклоне неизведанной планеты.

– Это и есть тритаурий, – произнесла Эльвианора, уловив мой искренний интерес. – Он является одним из самых дорогих минералов в галактике. Красивый, правда?

Да, действительно, с этим утверждением я бы спорить не стал. Голубые «звезды» манили, притягивали взгляд, мешая сосредоточиться, заставляя разбегаться мысли.

Мы уже битый час бродили по лабиринтам базы, не уставая поражаться мастерству древних строителей. Поражалась, правда, в основном только сама Эльвианора, да изредка Махама вставляла восторженные восклицания вперемешку с непереводимыми словосочетаниями предположительно матерного содержания. Мы же с Антониной Семеновной, как истинные прагматики, переключили теперь все свое внимание не на сам сосуд, а, так сказать, на его содержимое. А содержимого этого, между прочим, было хоть отбавляй.

Первый, верхний уровень базы, занимали жилые отсеки, комнаты отдыха, оранжереи (их оказалось целых шесть), служебные помещения с аппаратурой непонятного пока мне назначения, пункты питания, радиорубка, две рубки управления огнем (основная и дублирующая), значительную площадь занимал медблок, а также бассейн (чему я, признаться, особенно обрадовался). Вода в нем была на удивление чистой. За всем этим хозяйством следил целый штат дроидов разных моделей и конфигураций. То и дело они проносились мимо нас, занятые повседневными делами, создавая иллюзию жизни на давным-давно покинутой базе.

Второй уровень базы обещал порадовать больше, и, хотя силы наши были уже на исходе, я все-таки настоял на дальнейшем продолжении путешествия.

– Перед вами один из сегментов единого оборонительного ракетного комплекса «Айвар 21» в комплектации «Дальник». Такие когда-то использовали в приграничных мирах, устанавливая их на подступах к планетам, где риск инопланетного вторжения был наиболее высок. Это очень мощный оборонительный комплекс, аналогов ему до сих пор нет во всей изведанной части вселенной. – Эльви, словно заправский гид, без устали осыпала нас потоками информации. Я же застыл на месте, раскрыв рот, не в силах поверить тому, что видели мои глаза.

Второй уровень базы по сути представлял собой гигантский улей: по обе стороны от лифта тянулись нескончаемые соты пусковых шахт. Большие ракеты и поменьше, средние и невероятно большие, против которых транспортник, на котором мы прилетели, казался каким-то маленьким надоедливым насекомым, мошкой.

Зевы пусковых шахт уже были заняты, ракеты готовы к бою, а ленты транспортеров, что тянулись к каждой из сот, в любой момент могли подать новую игрушку из яруса, который располагался ниже этого.

– Под этим ярусом я так понимаю склад?

– Правильно. А под ним – фабрика-универсал, способная производить не только ракеты, но и целый перечень комплектующих деталей, необходимых для полноценного функционирования базы. На том же уровне расположен и реакторный отсек, что питает энергией как фабрику, так и саму базу.

– А что-нибудь типа оружейной есть?

– Есть, конечно. – Эльвианора неопределенно пожала узкими плечиками. – Только я не помню, где точно, надо искать. Может быть пойдем обратно? Я ужасно устала.

– Ну ладно, пойдем.

Откровенно говоря, я и сам был бы не против уже принять душ и завалиться спать часиков этак на шесть. Даже Махама, похоже, совсем не прочь прикорнуть. Вон как лениво конечности свои передвигает. И молчит. Между прочим, знак это обнадеживающий. Как знать, авось забудет про свои любовные бредни и оставит-таки меня в покое?

* * *

Новый день начался, как водится, с дурных новостей. Пока я спал, Эльвианора, сгорая от переживаний за своего отца, не выдержала и залезла в галанет. В принципе, нашей личной безопасности это ничем не грозило, поскольку коммуникационная аппаратура у базы оказалась настолько совершенной, что не давала никакой возможности отследить узконаправленный канал, по которому принималась трансляция.

А вот сами новости действительно удручали. Вчера над Карамом Берусперионом состоялся суд. Слушание было открытым, за ним наблюдала добрая половина обжитых миров как ранней, так и поздней стадии колонизации. Еще бы: не так часто владыку низвергают с трона. Зал суда битком был набит съемочными группами разных каналов, репортерами всех мастей и пород, как опытными, так и начинающими, совсем еще зелеными юнцами. Гуманоидными, негуманоидными, с разным количеством конечностей и цветом кожи, строением туловища и формой черепа если таковые, конечно, имели место быть. И все они, несмотря на фундаментальные различия во внешнем виде, твердили об одном: Карама Беруспериона нужно непременно казнить. Причем за что казнить – никто особо-то и не задумывался.

Глядя на фарс, в который превратилось судебное заседание, я никак не мог отделаться от мысли, что безобразие это происходит ни где-нибудь, а именно на матушке-Земле. Поколдовать чуток с фотошопом, превращая негуманоидные лица в человеческие, и мы получим знакомую до боли картину. Ну почему, почему, спрашивается, все разумные существа так жаждут кровавой «клубнички»?

Увы, но я не философ, иначе давно бы занялся данным вопросом и, возможно, даже написал бы на эту тему пространную диссертацию, получил за нее учебную степень, и жизнь моя повернулась бы совсем иначе. И не сидел бы я сейчас в уютном кресле в кают-компании в обществе двух «монстров» исключительно внеземного происхождения. Оторвав взгляд от голографического экрана, я невольно залюбовался ангельским личиком одного из них. Видно было, что девушка долго плакала. Глаза ее подпухли и покраснели, а облик, совсем недавно дышавший какой-то наивной, трогательно-детской непосредственностью вкупе с безмерной жизнерадостностью, за ночь вдруг как-то поблек, неузнаваемо видоизменился.

Вот так люди становятся взрослыми. Я смотрел на Эльвианору и не узнавал ее. Мне надо, надо вернуть ее улыбку. Я просто обязан. Тем более, что знаю как. И пусть хоть вся Вселенная возмущенно загремит своими железными причиндалами, Карам Берусперион будет жить.

– Давай выключим эту штуку. – Оправившись от волнения, я смог, наконец, подать голос.

– Ты не желаешь досмотреть до конца?

– Не особо. Я так понимаю, трансляцию эту ты прокручивала уже не раз. Поэтому просто скажи: когда и где произойдет казнь?

– Через неделю. В бывшей резиденции моего отца, прямо перед инаугурацией нового правителя, Фаркона Первого, как он сам себя теперь называет.

– Забавно. Что ж, очень хорошо. Значит, у нас еще есть время.

– Ты и правда сможешь помочь?

– Еще бы. Чего только я не могу! Да ты вспомни, как лихо управлял я гелиостропом в день нашей первой встречи!

Лицо моей собеседницы побледнело еще больше. Видать, не очень удачный привел я все-таки пример. Так сказать, не вполне соответствующий данной, конкретной ситуации.

– Илья…

– Да помогу я, помогу. Обещаю.

– Махама помогать тоже, – то ли Антонина Семеновна не могла, то ли не хотела как следует справляться со своими обязанностями лингвопереводчика, то ли язык праков являлся чересчур сложным и не поддавался полноценному переводу, но наша новая подружка так и не научилась изъясняться членораздельно. – Махама помогать Эльвианора. Махама убивать мерзких птачиков. Спасать яйценосного родителя!

– Ты видимо хотела сказать «венценосного» – запоздало заикнулся было я и тотчас же заткнулся, осознав, что стал невольным свидетелем самого что ни на есть настоящего чуда, впервые произошедшего за все время существования нашей метагалактики: из правого глаза самки прака катилась одинокая скупая слезинка.

 

Глава 6

Более всего в моем новом облике меня раздражал именно хвост. Почему именно он? Да хотя бы потому, что изрядно натирал копчик. Что-то там намудрили инженерные дроиды с начальными сегментами. Если стоять на месте – то еще куда ни шло, а вот при ходьбе… И вообще, конструкция вышла более громоздкой, чем ей следовало бы быть. Я еще раз развернул свое удостоверение личности и придирчиво оглядел субъекта, что пялился на меня с трехмерной фотографии. Тьфу ты, погань какая богомерзкая! Жаба – не жаба, крокодил – не крокодил. Этакое сверхуродливое «нечто» с вытянутой мордой, сплошь покрытой бородавчатыми наростами. Достал зеркало, проверяя соответствие оригинала со злосчастным фото. Мдяя… Оказывается, я тот еще экспонат. А почему это, кстати, улыбка на морде такая похабная нарисовалась? Так, поработаем-ка мы чуток лицевыми мускулами. Ну надо же – получается! Почаще, почаще надо мимикой пользоваться, а то еще, чего доброго, рассекретят раньше времени, сволочи.

Прячу удостоверение личности в карман своей пародии на пиджак, поправляю опоясывающую грудь алую посольскую ленту и делаю глубокий вдох. Пора. Пора. Дверь шлюза открывается нарочито медленно, словно давая последний шанс отказаться от задуманного, но я продолжаю упрямо стоять на месте. Нет уж, дудки. Если решил идти до конца – иди. Поставь на кон последнее, что у тебя есть, а потом просто наблюдай за тем, как раскручивается рулетка фортуны. Ну и пошевеливайся при этом, естественно. Фортуна девка ушлая, за просто так никому ничего не даст.

Ого, да тут походу целая церемония намечается. Встречающих человек двадцать. Четверо из них, правда, скорее более нелюди, чем люди, но, если уж быть до конца объективным, все они выглядят посимпатичнее меня. Это я здесь страшная болотная рептилия, из пасти которой здорово подванивает тиной. А этой рептилии, между прочим, в ножки кланяться надо, а не то быть жуткому межпланетному скандалу.

Журналисты, девушки с цветами. Чуть поодаль, словно открещиваясь от толпы, стоит троица в деловых костюмах. Не ошибусь, если предположу что это представители посольства. Неспешно спускаюсь по трапу, напустив на морду подобающее случаю выражение торжественности. Хвост, словно перекормленный червь, тащится за мной следом, оставляя после себя влажную дорожку слизи. Так и надо, так и должно быть.

– Его святейшество Фтарабацыль Уухмахичевари Цык-Цык Ихпоцициан, племянчатый тройняш Ее Слизкотелого Высочества, Сладостной Гельминтодафнии Двести Четырнадцатой, Верховный Жрец Ордена Второго Пришествия Барсика, полномочный посол династии Штритнеподецки!!! – донеслось откуда-то из скрытых динамиков, толпа возликовала и разразилась рукоплесканиями.

Подхожу не спеша. Степенности моей очень помогают несоразмерно короткие лапы. На четвереньках было бы, конечно, гораздо удобней, но… чего только не сделаешь ради престижа!

Пожалуй, теперь пора толкнуть речь. Кончиком языка нажимаю на бугорок лингофона и из пасти выливается серия булькающих звуков. Повторные овации, рукопожатия, короткое знакомство с представителями посольства и прессы. По завершению церемонии девушки дарят цветы. Не удержался-таки, облапил одну из них, самую смазливую, и смачно поцеловал ее в губы. Уверен, что этого поцелуя она не забудет никогда.

– Ваш транспорт, Ваше Святейшество!

Хмм, а вот такого поворота событий мы-то как раз и не предугадали. Вместо обычного транспортного средства (я почему-то надеялся что им окажется именно лимузин) по поверхности космодрома катило каштанового цвета авто со внушительных размеров цистерной, установленной там, где по идее должен был находиться кузов. Неужто и впрямь мне придется залезть в эту штуку? А ведь в цистерне находится жидкость – даже отсюда видно как она плещется благодаря тому, что бока цистерны прозрачны.

Ладно, где наша не пропадала, прорвемся. Отключил лингофон, пробулькав перед этим слова последнего напутствия, повернулся к подъехавшей тачке и, не колеблясь, полез по приставной лесенке цистерны.

Вода была маслянисто-черной, со специфическим запахом гниения. Так пахнет болото в самый разгар лета, когда от полуденной жары раскаляется воздух. К счастью, цистерна заполнена всего на треть. Если бы не данное обстоятельство, я бы наверняка утонул. Сейчас, стоя обеими ногами на илистом дне, я всеми силами старался изобразить на морде выражение неземного довольства или, на худой конец, благожелательную улыбку. Откровенно говоря, давалось мне это с трудом. Костюм протекал. Знай мы заранее, что придется столкнуться с такой проблемой, то, несомненно, сделали бы его водонепроницаемым, ну а сейчас… сейчас оставалось просто терпеливо ждать когда же авто доставит меня к отелю. Естественно, беспокоился я не за себя, а за электронную «начинку», отвечающую за работоспособность костюма-имитатора. Эта сложнейшая аппаратура вполне могла прийти в негодность от влаги, подвести в самый ответственный момент, поставить под удар так тщательно спланированную операцию.

К счастью, ничего подобного не случилось. По крайней мере пока. Пиджак, правда, оказался непоправимо испорчен, и посольская лента потеряла свой цвет, поменяв его с ярко-алого на темно-бордовый. Ничего страшного, приобретем новый. А лента… А что лента? Простирнем малость да и все. Сильно сомневаюсь что кто-то в курсе какого именно она должна быть цвета.

Вылез из цистерны злой как черт. Прошлепал по фойе отеля, оставляя за собой зловонные лужи, вырвал из рук сопровождающего ключ от номера и, тихо матерясь сквозь зубы, поплелся к лифту.

Вопреки моим ожиданиям апартаменты, выделенные для посла союзной империи, оказались не так уж и плохи. Да, они были рассчитаны на земноводных, да, две комнаты из трех занимал бассейн с узкой полоской песчаного пляжа, но вот третья, последняя комната, оказалась выполнена вполне себе в земном стиле. Там даже диванчик небольшой был, на котором при желании можно и прикорнуть. Что я и сделал, в общем-то, поскольку чертовски устал от перипетий сегодняшнего дня.

Как выяснилось, плавание в цистерне не прошло бесследно ни для меня, ни для сложнейшего комплекса аппаратуры, вмонтированного в каркас костюма-имитатора. Лично я здорово простыл. Ладно бы просто насморк – это еще куда ни шло, но чихающий жабокрокодил мог вызвать уйму ненужных вопросов. Костюм же попросту заржавел и при ходьбе стал издавать характерное поскрипывание.

– База, как слышно меня? Прием.

– Слышать тебя хорошо. – Голос Махамы как всегда звучит спокойно, напрочь лишенный всяких человеческих эмоций.

– Перехожу ко второй фазе операции. Конец связи.

Ну вот и все, пути назад нет. Начинается работа, ради которой, в сущности, и был затеян весь этот маленький маскарад. Натягиваю новый пиджак, заказанный еще с вечера, повязываю поверх него, успевшую за ночь высохнуть, посольскую ленту и плетусь к выходу. Лифт озадаченно мигает красной лампочкой, приняв в себя мою трехсоткилограммовую тушу, но все-таки начинает спуск. Мгновение невесомости – и вот я уже внизу. Створки лифта раскрываются, торопясь выпустить из себя подозрительного пассажира, и я заговорщически подмигиваю ему правым глазом. «Ты уж не выдай меня, дружок!»

Настроение отчего-то просто зашкаливает. То ли выброс адреналина тому виной, то ли моя всегдашняя залихватская удаль, что накатывает в те моменты, когда дело начинает пахнуть керосином, – неважно. Я уверенно пересекаю холл, поглядывая по сторонам с видом собственника. Знаю, что меня уже ждет заказанная загодя машина.

Вот и она, кстати. Стоит у самого выхода. Обычная четырехколесная легковушка, отличающаяся от отечественных аналогов разве что своими внушительными размерами. И никакой цистерны на ней сверху нет! Факт этот окрыляет, прибавляет к моему настроению новые плюсовые баллы. Хочется петь. Но петь нельзя, и потому я торопливо закрываю свой рот, из которого уже начинает вырываться первый куплет «Интернационала».

Водила в кепке «пирожком» откровенно напоминает армянина. Такой же черноволосый, смуглый, с улыбчивым лицом. Не смущает его ни моя продолговатая зубастая морда, ни роскошный чешуйчатый хвост, который я беззастенчиво вывалил на соседнее сиденье, заняв таким образом всю заднюю часть транспортного средства.

– Тебе куда, братишка? – спрашивает он с легким южным акцентом, словно и впрямь явился оттуда, куда мне уже никогда не вернуться.

– В тюрьму.

– Ну, в тюрьму, так в тюрьму.

Авто медленно трогается с места и начинает катить по городу. Я прилежно глазею по сторонам с видом туриста, раз за разом прокручивая в голове план предстоящей операции. Так, одноразовый пропуск в тюрьму есть, есть разрешение на посещение Карама Беруспериона с целью отпущения его грехов. Весьма удачно получилось, что посол, послуживший прототипом для изготовления костюма-имитатора, по совместительству являлся еще и служителем церкви.

Что ж, осталось дело за малым. А потом… О том, что будет потом, я старался даже не думать. Ни Эльвианора, ни Махама не были посвящены в последний, завершающий этап плана. Не были – потому что этого этапа попросту не существовало. Да, я придумал как вызволить экс-диктатора и вернуть его в объятия дочери, но вот на то, чтобы разработать план по собственному спасению, у меня не хватило ни воображения, ни времени. Ну да ладно. Матушка-фортуна всегда благоволила ко мне, авось не оставит и в этот раз, выкинет какой-то очередной фортель, благодаря которому, я вновь окажусь в «дамках».

Выбрался из авто, не забыв облагодетельствовать водителя хорошими чаевыми и, мысленно перекрестившись, побрел навстречу судьбе, что маячила сейчас у бронированных ворот каменной цитадели в лице двух рослых охранников, затянутых в щеголеватые угольно-черные мундиры имперской гвардии.

* * *

Карам смотрел на свою дочь и не узнавал ее. Казалось, внешне она ничуть не изменилась – все та же милая, наивная глупышка Эльви, не обремененная заботами, порхающая по жизни словно мотылек, которому никогда не доводилось обжигать свои крылья об алчущие языки пламени. Прекрасная, неотразимая, вся какая-то воздушная, эфемерная, словно сказочная принцесса, его Эльви. Однако отличие все-таки было. Было. Как оно умудрялось обминать его тренированного взгляда, Карам не понимал и потому рука, по-отечески поглаживающая волосы малышки, была слегка напряженной.

Откровенно говоря, какое-то время он ожидал помощи от своего главного советника Ициана. Затем, узнав, что тот предал его и, спасая свою никчемную шкуру, перешел в стан врага, стал помощи ждать от одного из военачальников, адмирала Ралина. Разочаровавшись и в этом кандидате, в поисках нового далее начинал перебирать уже всю цепочку из тех, кто были ему близки или кого он хотя бы знал. Спрашивается, чем еще заниматься узнику, сидя на холодном полу камеры в ожидании казни? То, что его, его девочка, не умеющая самостоятельно даже одеться, не говоря уже о чем-то более серьезном, вот так, запросто умудрится вытащить отца из самого надежно охраняемого места в Империи – он представить не мог даже в самых смелых своих мечтах.

Карам вздрогнул, вновь переживая момент своего освобождения. Нет, никогда не забыть ему всю многогранность, полноту того чувства, которое обуяло его, когда во время последней исповеди прямо из туловища Его Святейшества Фтарабацыля Уухмахичевари Цык-Цык Ихпоцициана выползло чихающее Нечто и, сделав приглашающий жест в сторону злополучного тела, само заняло в камере место узника. Причем, казалось, оно совершенно не было озабочено тем, что же с ним произойдет дальше. Помнится, только буркнуло тогда что-то напоследок. Что-то типа: добро пожаловать на борт, пользуйтесь услугами «Аэрофлота». Или наоборот: пользуйтесь услугами «Аэрофлота», добро пожаловать на борт? Что бы это могло значить? Наверняка какая-то закодированная информация, которую ему, Караму, знать просто жизненно необходимо.

– Эльви, милая, скажи: как же тебе удалось найти того идиота-смертника, который согласился выполнить твое задание? Надеюсь, ты ему заплатила не слишком много?

– Отец! Никогда, ни при каких обстоятельствах не смей так говорить о моем будущем муже. Ты все понял? – Глаза Эльвианоры оказались совсем рядом. Они были холодны как лед и только лицо, раскрасневшееся от сдерживаемого гнева, выдавало вихрь обуревавших ее эмоций. И тут, наконец, снизошло долгожданное озарение. Карам осознал, что именно беспокоило его в облике дочери с того самого момента, когда они встретились вновь: его девочка стала взрослой.

* * *

– Аа-апчхи! Апчхи! Апчхи!!! – звуки эти шариками пинг-понга отскакивают от влажных, серовато-бурых стен моей новой обители, раз за разом возвращаясь к своему непутевому хозяину в напрасной надежде приободрить, вырвать его из состояния глубокой апатии. – Аа-апчхи!!!

Спрашивается, почему здесь так холодно и темно? Неужто так сложно провести в камеру централизованное отопление, лампочку вкрутить наконец, чтобы узник с комфортом мог провести тот короткий отрезок жизни, который отмерила ему сквалыга-судьба? Экономят, везде экономят. Даже на этой проклятой планете. «Эх, деда Женю бы сюда, сантехника нашего! Уж он бы точно навел здесь порядок!» – мысль эта заставляет скривиться мои потрескавшиеся губы в усмешке. Деда Женю… Тоже мне удумал! Дед Женя далеко, да и расплачиваться с ним в общем-то нечем, поскольку спиртных напитков в нашем заведении отчего-то не подают. И воды, кстати, тоже, не говоря уже о продуктах питания.

А может ну его к лешему, такое прозябание? Подойти к двери камеры, постучать, вызвать охранника, а потом иметь длинную и обстоятельную беседу с человеком в неброском мундире следователя. Он будет внимательно тебя слушать и кивать, то и дело подливая в чашку теплую дымящуюся жидкость с ароматами полевых трав, а ты будешь отхлебывать ее маленькими глоточками, стараясь продлить удовольствие как можно дольше. Рассудок, тонко учуяв, что владелец его вот-вот готов перейти невидимую грань, после которой уже не будет возврата, тотчас же возвращает мысли обратно. К самым истокам, к началу.

Ох и наделал же я тогда переполоха! Губы мои вновь искривляются в улыбке, но теперь это уже улыбка злорадства. Никогда, никогда не забуду выражение лиц охранников, узревших в камере, вместо приговоренного к казни диктатора, какую-то невменяемую, безвестную личность, заходящуюся в приступе гомерического хохота. Да уж, повеселился тогда я на славу. Потом, конечно, стало не до веселья. Допросы, бесконечные допросы. С пристрастием и без, с применением психотропных средств, с детекторами лжи, сеансами гипнотического воздействия… Калейдоскоп лиц то и дело перетасовывается, выбывшие заменяются новыми. Политики, правители, министры, следователи разных чинов и званий. Меняется кормежка и место содержания. Одни только вопросы остаются те же. Кто послал? Координаты базы повстанцев? Координаты местонахождения Карама Беруспериона? Кто ты? Откуда? Имя? Фамилия? Звание? Либо вопросы все остаются без ответа, либо я начинаю нести полнейшую ахинею, выигрывая крупицы времени для того, чтобы тело могло хоть немного отдохнуть от побоев. Антонина Семеновна, эта старая ведьма, перенявшая все выхватки давным-давно усопшей тещи, теперь мне, что мать родная. Палачам моим невдомек, что это именно она нейтрализует все виды воздействия, включая воздействие лекарственных препаратов, они никогда не имели дела с самками лингвина и не представляют весь спектр возможностей, которые эти симбионты могут дать. Самцы лингвина, по сравнению с ними, так, просто ущербные лингвопереводчики. Теперь мы с ней даже не ругаемся. У меня на это просто нет сил, а она сейчас слишком занята тем, чтобы по максимуму сберечь мое тело: регенерирует поврежденные органы, выводит из организма вредные вещества и токсины, могущие пошатнуть мое здоровье и разум. Но даже ее возможности, увы, не беспредельны. Я чувствую, что она слабеет. Чувство это стоит за самой гранью восприятия, оно едва уловимо, но, тем не менее, я ЗНАЮ, что это так. Мы с Антониной Семеновной связаны, связаны крепкими узами, разорвать которые сможет только смерть. Моя – или ее. Причем без разницы, кто будет первым. От перестановки слагаемых сумма не меняется. Умрет один – умрут оба.

Моя камера невелика – два на три метра. В ней есть санузел и даже алюминиевая миска. Сейчас она пуста и как бы служит безмолвным напоминанием: человек, оказывается, может есть. Больше в камере ничего нет кроме пола, потолка и стен. Потолок слишком высок, чтобы до него дотянуться. На нем закреплено шарообразное подобие инфракрасной видеокамеры. Три стены – стены как стены, а вот в четвертой находится дверь. Я еще немного полежу, а потом вновь начну обход своих владений. Я лорд, я барон, я Император. Не важно, какого размера твое королевство. Главное – что оно у тебя есть.

Иногда на стенах конденсируются капли влаги. Это очень хорошо, когда есть вода. Интересно, откуда она берется? Этот вопрос мучает, мучает меня, заставляет чувствовать себя живым. Где я? Где именно находится моя тюрьма? Вопросы…Вопросы…Вопросы…

* * *

– Ваше Величество, и все-таки я продолжаю настаивать на том, что существо, которое вы видите сейчас перед собой, не имеет ничего общего ни с нашей расой, ни с какой-либо еще, обитающей в изведанной части Вселенной.

– Почему вы так твердо уверены, добрейший Сельятис? Уж не вы ли две недели назад приносили мне повторные анализы ДНК нашего героя? И там, между прочим, черным по белому было написано: данный индивидуум принадлежит именно к нашему виду. Да, не спорю, есть некоторые отклонения в генном коде, есть. Но они настолько малозначительны, что их можно даже не брать в расчет. Да что там – эта особь вполне может иметь детей от какой-то из моих фрейлин, если, конечно, кому-то придет в голову проводить эксперименты подобного рода. Кстати, подумайте над этим! – Фаркон Первый расслабленно откинулся на спинку кресла, внимательно следя за реакцией своего собеседника. В его изумрудных глазах заплясали веселые искорки, а смешливый рот изогнулся, тщетно силясь удержать в себе улыбку. Любой, даже самый последний лакей во дворце, знал фанатичную преданность Сельятиса науке, его непомерную аскетичность, а также крайне щепетильное отношение к вопросам продолжения рода, плавно вытекающим из вопросов интимного содержания. Да, Сельятис был аскет, аскет до мозга костей, и Фаркон – молодой, быстрый, как ртуть, тридцатисемилетний мужчина с ярко-рыжими волосами, огненным ореолом обрамляющими его излишне выразительное от природы лицо, частенько любил пользоваться этой маленькой слабостью своего придворного ученого. А что еще продлевает жизнь лучше, чем это делает смех?

– К-к-конечно, Ваше Величество. Если вы… Так настаиваете… То мы проведем подобные…эксперименты. – Ей богу, на Сельятиса было жалко смотреть! Губы его дрожали, мясистые щеки безвольно обвисли. Казалось, еще минута – и бедолагу хватит удар.

– Ладно-ладно. Я пошутил, успокойтесь. – Фаркон успокоительно улыбнулся и постучал по столешнице стола костяшками пальцев, стараясь привлечь внимание и тем самым привести в чувство своего ученого – лучшего в системе специалиста по инопланетным формам жизни.

Но Сельятис словно его не слышал:

– По-по-понимаете, тут есть одна проблема. Дело в том, что преступник, способствовавший побегу из-под стражи Карама Беруспериона, уже умирает. Это абсолютно точно.

– Вы уверены? Странно. А с виду такой живчик.

Действительно, картинка на мониторе несколько изменилась: узник уже не лежал посреди камеры безвольной кучей тряпья, а вполне целенаправленно полз к одной из стен. Интересно, что он задумал? Уж не пытается ли покинуть любезно предоставленные ему апартаменты каким-то одним из нетрадиционных способов, на которые, несомненно, он был большой мастак? Вот уж неблагодарная скотина!

– Сейчас он будет слизывать со стен проступившие капли влаги, – торопливо произнес Сельятис, словно подслушав мысли своего господина. – Но, боюсь, это ему уже не поможет. Его тело находится на грани истощения, и, если мы сегодня не предпримем необходимые меры – то завтра уже, наверняка, будет поздно.

– Вам удалось выбить из него хоть что-то? Хоть какие-то крупицы информации?

– Увы, нет. Но мне хотелось бы на какое-то время сохранить узнику жизнь, если Вы позволите. Понимаете, метаболизм его организма настолько совершенен, что, сумей мы в нем разобраться, и это откроет нам настолько широкие перспективы…

Зуммер коммуникатора прозвучал неожиданно громко, заставив Сельятиса испуганно втянуть голову в плечи.

– Да, я слушаю. Адмирал, вы точно уверены? Хорошо, очень хорошо. Держите флот в боевой готовности и ничего пока не предпринимайте. Я тоже сейчас вылетаю. Да, хотелось бы принять участие в операции лично.

Когда голос, льющийся из коммуникатора, смолк, Фаркон вновь соизволил обратить свое внимание на стоящего перед ним навытяжку ученого:

– Ну что, дражайший Сельятис! Похоже, добыча сама идет к нам в руки. Флот Карама Беруспериона в количестве шестнадцати сверхтяжелых гелиостропов класса «Геома», четырех транспортников, сто двадцати одного десантного бота и восьми ускорителей через два дня будет на подступах к системе. Кстати, они тащат за собой один из тритауриевых астероидов. Как думаете, чем это может быть чревато? Есть у вас по этому поводу какие-то соображения?

– Если рассуждать чисто гипотетически, то да, астероид с массой свыше четырехсот гастов при придании ему нужной скорости может нанести серьезные повреждения планете с которой он столкнется. Падением могут быть инициированы сдвиги тектонических плит. Как следствие – серии землетрясений, цунами. При падении астероида массой более полутора тысяч гастов земная кора разойдется и треснет, в этом случае гибель планеты и ее обитателей неминуема. – Сельятис на миг призадумался, поглаживая мясистый подбородок там, где его совсем недавно касалось лезвие бритвы цирюльника. – Ваше Величество! Откровенно говоря, я сомневаюсь, что Карам Берусперион решится на подобную глупость. К тому же он прекрасно осведомлен об огневых возможностях наших орбитальных станций, не говоря уже о возможностях самого флота. Астероиду просто не дадут приблизиться, его разнесут на атомы еще до того, как он войдет в атмосферу планеты.

– Вы думаете? Что ж, лично мне эта жалкая попытка нападения тоже кажется скорее актом отчаяния, нежели тщательно спланированным планом.

– Конечно, зная Карама не стоит исключать и того, что это нападение не более чем отвлекающий маневр… – продолжил было Сельятис но, увидев как нахмурилось лицо правителя, счел за лучшее тотчас же переменить тему: – Так что прикажете делать с нашим пленником?

– Да что хотите! Я дарю его вам.

– Спасибо, Ваше Величество!

– Не надо благодарностей. Идите уже, кормите своего подопечного. Хотя, признаться, я бы на вашем месте для телесных утех все-таки завел себе особу противоположного пола и находящуюся не в столь жалком состоянии, как ваш нынешний протеже!

Глядя на побуревшую физиономию Сельятиса, Фаркон не выдержал и захохотал во весь голос. Положительно, день сегодня начинался просто отлично.

* * *

Да, несомненно, запах самца шел со стороны города. Был он очень слабым, едва уловимым. Таким, словно источник запаха находился где-то глубоко-глубоко внизу, прямо в толще этой негостеприимной планеты. Махама еще раз повела носом из стороны в сторону для того лишь, чтобы повторно убедиться в том, что чутье ее не обманывает. Да, действительно, самец сейчас именно там. Хорошо. Очень хорошо. Скоро самый большой из сыновей Лура сожрет это слабосильное светило, срыгнув на сумрачный небосклон остатки своего пиршества – звезды, и в мире воцарится желанная тьма. Глупо конечно, но Махама все еще продолжала верить в эту красивую сказку. Верила – хотя, по идее, имела возможность за время своих скитаний уже неоднократно убедиться в том, что на самом деле звезды вовсе не остатки пиршества какого-то древнего бога, а каждая звезда представляет собой в точности (ну или почти в точности) такое же солнце, как и то, что сейчас поспешно пытается скрыться от ее внимательного взгляда за ало-розовым горизонтом. Впрочем, кто она такая, чтобы не верить? Возможно, вся ее жизнь не более чем сплошной мираж, отражение чего-то более величественного, необъятного, а оттого непостижимого, и она всего лишь призрачная тень, скользящая по узкому лезвию полубытия.

Махама вздрогнула, услыхав, как за спиной ее треснула ветка. Прислушалась к своим внутренним ощущениям и облегченно выдохнула застоявшийся в груди воздух. Это был всего лишь пилот гелиостропа, доставившего ее на поверхность планеты. Совсем еще молодой детеныш с труднопроизносимым именем стоял чуть поодаль, то ли ожидая дальнейших указаний, то ли любуясь багрянцем заката, который каким-то странным, непостижимым образом умудрялся бередить даже ее сущность.

– Ты оставаться здесь охранять гелиостроп, – в который раз повторила Махама, опасаясь, что глупый детеныш потащится следом. – Твоя понимать?

– Да.

Сказано это было тоном не очень убедительным. Даже не втягивая в себя воздух сейчас можно ощутить тончайший аромат страха, исходящий от застывшей в неподвижности фигуры. Впрочем, тот тотчас же успел развеяться, но Махаме и этого было достаточно для того, чтобы понять: детеныш не наслаждается, а попросту боится наступающей темноты!!! По сути, ей следовало бы прямо сейчас убить его, и это было бы правильно – ущербным нет места в мире, они только зря потребляют те блага, которые необходимы для выживания наиболее достойных но… в таком случае, как она сможет покинуть планету? Для управления гелиостропом нужны определенные навыки, которых у нее, Махамы, пока нет. К тому же существовала еще одна причина, делающая устранение ущербного детеныша нежелательным. Махама неоднократно убеждалась в том, что ее наниматели негативно относятся к обязательной процедуре очищения потомства и более того – она приводит их в состояние, близкое к помешательству. Очень часто, заставая Махаму у кроватки с мертвым младенцем, наниматели первым делом пытались ее убить и только потом, убедившись в невозможности этого, тотчас же торопились отказаться от ее услуг как телохранителя. Удивительная, неслыханная, ничем не объяснимая глупость!

Впрочем, вселенная полна не только глупостей – она полна также еще и необычайных сюрпризов! Кто бы мог подумать, что у нее, Махамы, после двухсот пятидесяти лет бесплодных поисков наконец-то появится свой собственный, настоящий Воздыхатель? Воздыхатель с большой буквы. Тот, кто в ужасном, отвратительном теле своей избранницы смог увидеть и хрупкую, ранимую женскую душу, и тонкую поэтическую натуру, не лишенную обаяния, легкого жеманства, а также всего того, что делает истинную женщину по настоящему желанной. И он не ошибся в своем выборе, нет. Махама с лихвой оплатит его Воздыхания нерастраченной нежностью. Они вместе, взявшись за руки, будут идти по лабиринту жизни, и завидовать им станут даже самые ярчайшие звезды!

Замечтавшись, Махама едва не упустила тот миг, когда краешек светила окончательно скрылся за горизонтом. Рассерженно глянула на детеныша словно именно он виноват был во всех ее бедах и, переведя свои органы восприятия в состояние полной боевой готовности, бесшумной тенью заскользила по застывшему в торжественной неподвижности лесу.

Надо было спешить, очень спешить. Ведь город далеко, к тому же он сам по себе настолько велик, что понадобится довольно немало времени для того, чтобы пересечь его почти весь. Махама чувствовала, что место, в котором держат самца, находится ближе к концу этого беспорядочного нагромождения зданий. Почему? Каким образом ей это удается? Она и сама толком не знала. Знала только, что нужно еще быстрее перебирать ногами, хотя со стороны, наверно, и так казалось, что она уже не бежит – летит над землей, словно птица. Кстати о пернатых: изредка они давали о себе знать, и тогда Махама замедляла свой бег, на ходу оценивая уровень исходящей от них опасности. Чаще всего это была напрасная трата времени, встреченные пернатые оказывались абсолютно безобидными. Их хватало только на то, чтобы своими громкими криками раздражать такую совершенную нервную систему бегуньи, мешать сосредоточиться на запахе, который и так был настолько слаб, что то и дело норовил пропасть.

Неподалеку от лесной опушки попался на ее пути и хищник: когтистое четырехлапое существо затаилось за большим колючим кустом, поджидая добычу. Куст этот цвел, распространяя вокруг себя такой сильный тошнотворно-сладостный аромат, что это едва не стоило Махаме жизни. На этот раз чувство обоняния подвело, зато сработали заложенные на генетическом уровне инстинкты. Выпрыгнувший из-за куста хищник так и не успел понять, что же на самом деле все-таки произошло. Вот он летит на свою добычу, предвкушая, как когти его вонзаются в податливую трепещущую плоть жертвы, он уже совсем близко и пасть его самопроизвольно наполняется слюной как вдруг… происходит нечто неординарное. Все четыре лапы перестают повиноваться, поджарое мускулистое тело, покрытое шикарным белым мехом с темными подпалинами, теперь уже словно и не его, оно летит куда-то в сторону, совершенно не туда куда надо. Голова же продолжает свой полет по нужной траектории и, прежде чем упасть наземь, успевает клацнуть зубами буквально в пятнадцати сантиметрах от черной размытой тени, которая даже и не подумала остановиться.

В другое время Махама непременно заинтересовалась бы и, возможно, прихватила голову хищника как трофей, сейчас же она успела только оскалить зубы в победной гримасе, на бегу засовывая в ножны окровавленное лезвие клинка. Бежать, бежать, бежать как никогда до этого не бежала!

Махама даже не сразу поняла, что лес, по сути, уже закончился. Теперь она неслась по холмистой местности, на которой кое-где произрастали редкие деревья. Правее, километрах в шести от нее, гибким ужом изгибалась серая полоска трассы. В данный момент она была пуста, но ведь наверняка по ней ходит пускай и редкий, но транспорт! Спокойно. Самое время остановиться и перевести дух. Дорога совсем близко, но Махама прекращает свой бег лишь тогда, когда кончики пальцев ног касаются ее теплого полотна. Кстати, очень неплохо было бы знать куда она ведет, ведь если дорога ведет в сторону города – то это редкая удача. Мысль данная какое-то время бесцельно крутится в голове, словно назойливая ксиса, крутится до тех пор пока Махама наконец не вспоминает о крошечном цилиндре путеводителя, который перед отлетом едва ли не силком ей всунула в руку Эльвианора. Вспоминает – и горло тотчас же сжимает спазм, а на глаза наворачиваются слезы жалости. Бедняжка Эльвианора! Как же она умудрилась возжелать Воздыхателя Махамы? Неужто не понимает, что у нее против Махамы нет ни малейшего шанса? Низкорослая, худая словно жердь, на теле ни единой нормальной мышцы. Хилая, беловолосая, с излишне широко распахнутыми голубыми глазами (наверняка ведь природная аномалия), сама вся какая-то бесцветная, блеклая, она ко всему прочему еще и запаха своего естественного стеснялась, стараясь изгнать его всеми доступными средствами, начиная от ежедневного купания и заканчивая применением сложных химических соединений. А ведь запах-то у нее между прочим и так слабый! Да что там говорить – ОНА ДАЖЕ СБРИВАЛА С ПОДМЫШЕК МЕХ!!!

И все-таки, как ни удивительно, Махама считала Эльвианору своей подругой. А подруг, как известно, не выбирают, а принимают такими, какими они есть. Со всеми их странностями, изъянами во внешности. «Вообще, это даже хорошо, что Эльвианора настолько уродлива!» – закралась в голову Махамы подленькая мысль. – «Ведь если бы дело обстояло иначе, то…» Что именно было бы, если бы дело обстояло иначе – она додумать не успела, ибо полночную тьму разрезали фары подъезжающего автомобиля. Пока водитель ее не видел, в этом она была уверена абсолютно точно. А потому, не мудрствуя лукаво, попросту скрылась в ковре зеленой растительности, что начиналась сразу за придорожным кюветом, и замерла, ожидая, когда машина подъедет к ее укрытию. В ту ли она едет сторону? Возможно. Машина все ближе, вот она уже совсем рядом, и Махама срывается с места. Прыжок вышел коротким и точным. Когти Махамы вонзаются в крышу из мягкого податливого металла с резким скрежещущим звуком, но водитель, похоже, не слышит даже этого. Все его внимание поглощает дорога и льющиеся из динамика аритмичные вибрации, называемые, кажется, музыкой.

Да, машина ехала именно туда, куда и надо. Махама убедилась в этом, активизировав цилиндр путеводителя и теперь, окончательно успокоившись, попросту получала удовольствие от ночной гонки. Бьющий в лицо северный ветер, плоская крыша кабины, вобравшая за день в себя тепло и теперь щедро делившаяся им с ней, Махамой, воздух, пресыщенный мириадами незнакомых запахов чужой планеты и звезды, звезды, звезды… Большие и маленькие, далекие и не очень, они благожелательно подмигивали ей своими желтыми глазами всем своим видом как бы говоря: лети, несись навстречу судьбе. И пусть все будет, как будет.

Спрашивается: зачем те, кто называют себя Разумными, вообще придумали город? Наверняка ведь была какая-то причина, заставившая группы существ тратить свое время и ресурсы на возведение стен из пластика, камня, стекла, металла и иных материалов! Зачем украшать город гирляндами света, зачем опутывать дорогами, сквозь твердое покрытие которых не может протиснуться ни один даже самый сильный росток, зачем дымят трубы, выбрасывающие в воздух резкие неприятные запахи? Хотя кто знает? Возможно, Разумным как раз то именно эти запахи и нравятся! Вопросов много, а Махама всего одна. И Махаме некогда. Она сейчас очень занята. Отгоняя ненужные мысли, Махама резко замотала головой из стороны в сторону, отчего едва не потеряла равновесие. Ну вот, не хватало еще сверзиться под колеса встречного автомобиля! Думать о главном. Думать о Нем. Воздыхатель где-то совсем рядом, а, значит, пора покинуть насиженное место и двигаться уже пешком. Надо. Но до чего же много существ вокруг! И все они куда-то спешат, спешат по своим делам, делам не менее важным чем и у нее, Махамы. Им не хватает времени даже на то, чтобы оглянуться по сторонам. А может быть, здесь в порядке вещей ездить таким вот нетрадиционным способом, вцепившись когтями в спину попутного автомобиля? Кто знает?

Впрочем, это даже хорошо, что на Махаму никто не обращает внимания. Прыжок – и вот она уже смешалась с толпой. Машина катит себе дальше, водитель даже головы не повернул, а Махама теперь одна их тех многих кто бредет по каменному тротуару. Страшно. Страшно почувствовать себя ничтожной!

Озарение, как всегда, приходит внезапно, зато теперь Махама знает, для чего Разумные на каждой планете построили город. Город нужен. Город просто необходим для того, чтобы перестать ассоциировать свою сущность с центром Вселенной. Смирить гордыню, ощутить себя одной из многих – крошечной песчинкой, несущейся по воли ветра судьбы туда, где она более всего необходима.

Запах. Запах становится все сильнее, несмотря на обилие посторонних примесей. Воздыхатель близко, но все равно надо очень спешить, потому что скоро настанет утро.

* * *

Переправа, переправа Берег левый, берег правый. Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!

– Антонина Семеновна, а ну-ка немедленно прекратите безобразничать! Голос у меня крайне недовольный, но я чертовски рад тому, что лингвин мой после стольких суток молчания наконец-то дал о себе знать. Возможно, не все так плохо, она не слабеет и не умирает, как я совсем недавно себе нафантазировал. Голос, звучащий в моей голове, обиженно смолк, однако через некоторое время все-таки не выдержал и забубнил вновь:

– Я уточка, я маленькая уточка!

– Шагаю я по лужам, и мне никто не нужен!!!

– Антонина Семеновна, ну сколько можно? Имею я право наконец поспать или нет?

– Да ты только и занимаешься тем, что спишь!

– Ну, а чем, чем, спрашивается, мне еще заниматься? Из камеры, сами знаете, выбраться никакой возможности нет! – лично мне склока наша до чертиков напоминала «разборки» с тещей из той, можно сказать прошлой, жизни.

– Так ты хотя бы в миску свою заглянул для разнообразия, авось и подкинули что-то сердобольные тюремщики?

– Ой, да ладно, миска, как миска. Что я там не видел?

– А может и не видел чего. Поднимайся, кому говорят!

– А вот и не поднимусь! Мне и здесь хорошо!

Не знаю, что уж на меня нашло, но рогом уперся я знатно. Уверен, так и продолжал бы словесную пикировку в том же духе, если бы ноздри мои не уловили случайно некий не совсем привычный аромат, доносившийся как раз из того самого угла, в котором и обитала злополучная миска. Странно. Неужто и впрямь я умудрился проспать такое знаковое событие, как первый за полторы недели ужин? Или за две? Память в последнее время ведет себя как дорога, на ремонт которой городской совет не озаботился выделить средств: то выбоины в ней какие-то, то провалы… Так, ладно, отвлекаться не будем, а поползем-ка мы и правда к миске. Побалуем, так сказать, себя чем-нибудь этаким, суперзамечательным тюремным деликатесом, который, возможно, по вкусу будет напоминать не прокисшие помои, как в прошлый раз, а свежие.

Знаю, навряд ли кто из живущих в состоянии ощутить на себе весь тот водоворот чувств, тот экстаз, обуявший меня после того, как я осознал что же на самом деле находится в этом непримечательном с виду алюминиевом образчике кухонной утвари. А там, между прочим, было мясо!!! Еще там было яйцо, салат из морепродуктов, аккуратная горка кашицы, по вкусу напоминающей толченый картофель. Рядом, возле миски, обнаружилась целая краюха хлеба, двухлитровый бутыль минеральной воды и палка самой настоящей копченой колбасы. Сказать, что я был в шоке – значит ничего не сказать. Я так и сидел бы остаток вечности с раскрытым от удивления ртом, если бы Антонина Семеновна не спасла меня и на этот раз:

– Господи, да ешь ты уже наконец! Ну сколько можно стенку гипнотизировать? Давай: за маму, за папу, за бабушку, за дедушку…

И таки да, не скрою, я действительно начал есть. Ел, время от времени разбавляя паузы между чавканием короткими замечаниями типа: а что, если еда отравлена, и теперь я умру? А что, если в воду добавили какую-то сверхнавороченную сыворотку правды и я выболтаю все, что знаю и то, о чем даже не догадывался? Как вы тогда в глаза мне будете смотреть, а? Ну и прочий, прочий, прочий, прочий бред. Антонина Семеновна терпеливо помалкивала, понимая мое душевное состояние, не забывая при этом следить за пищеварительным трактом, стимулировать процесс переваривания пищи отвыкшим от подобной деятельности желудком. Короче: выполняла свою повседневную работу по уходу за телом незадачливого симбионта, беспрестанно попадающего в самые незаурядные ситуации.

Эх, до чего же мало надо человеку для счастья! После ужина камера уже не казалась мне склепом, последним пристанищем, из которого нет возврата в мир живущих. Тюремщики не забыли обо мне, тюремщики помнили, а значит – все-таки есть шанс выбраться из этой передряги и начать новую жизнь, далекую как от политики, так и от прочих опасных для здоровья вещей. Да, было у меня время все переосмыслить, было. Я уже не тот Илья, сломя голову кидающийся в любую сомнительную авантюру. Я другой. Илья, для которого нет ничего важнее, чем повседневная обыденность. Илья, который выпьет с утра чашку кофе в своей уютной двухкомнатной квартире, а потом пойдет в офис, отработает рабочий день от звонка до звонка, зная, что к вечеру обязательно вернется домой. Илья, у которого будет жена и возможно даже дети. Почему-то в своих фантазиях в роли жены я представлял себе именно Эльвианору, и, признаться, картинка мне эта очень нравилась. Сам не пойму, как она умудрилась в моих глазах за столь короткий период времени превратиться из тупой блондинки в милую, такую желанную и ласковую Эльви? Чудеса – да и только.

– Ну и где ты здесь офис найдешь? Не говоря уже о квартире и чашке кофе? – Антонина Семеновна, как назло, опять все испортила. Ну вот, уже и помечтать даже нельзя!

– Между прочим подслушивать чужие мысли нехорошо!

– Да как же их не подслушивать, коли они из тебя прут, как вода из сломанного бачка унитаза! Тоже мне, остепенился он! Был бы нормальным – сидел бы у себя дома, а не мотался по космосу в поисках приключений на свою…

– Антонина Семеновна!!!

Господи, ну до чего же достала меня эта старая занудливая карга! Сегодня я как никогда понимал почему все разумные существа во Вселенной после внедрении в их мозг самки лингвина тотчас же спешили покончить жизнь самоубийством. Один лишь я, прожженный пройдоха, прошедший школу выживания со своей тещей, был все еще жив и даже не бился пока головою о стены.

Спать, спать, срочно спать. Завтра будет новый день, а мне нужны свежие силы. Пропустив мимо ушей очередной поток брани, смешанной с патетическими выкриками о моей черной неблагодарности, я заставил себя принять удобную позу, закрыть глаза и расслабиться.

 

Глава 7

– Иди ко мне, милый! Да! Да! Да! Я вся твоя!!! – губы Эльвианоры совсем близко, я тянусь к ним, желая ощутить их сладостный вкус, но натыкаюсь на что-то мохнатое, влажное, пахнущее потовыделениями настолько сильно, что марево сна не выдерживает, распадается на отдельные сегменты, а затем и исчезает вовсе, оставив меня наедине с тоскливой действительностью.

– Махама? Ты-то как здесь оказалась?

– Махама спасать Илья. – Голос у Махамы звучит несколько иначе, проскальзывают в нем какие-то странные, новые нотки, и я с ужасом осознаю вдруг, что солоноватый привкус на губах, возможно, возник не из ниоткуда и не просто так, а… да ну, глупость какая!

– Хорошо, спасать так спасать. Я и сам не против. – Притворившись, как будто происходящее в порядке вещей, я торопливо поднялся и сделал несколько робких шагов по камере. Ай да Антонина Семеновна, ай да молодец! Благодаря ее стараниям, а так же плотному ужину, чувствовал я себя сегодня просто отлично.

– Нам сюда. Махама вперед, Илья бежать за Махама. Илья понимать?

Чего уж тут не понять? Я утвердительно киваю, и Махама вихрем вырывается из дверного проема, несется дальше, на бегу выдергивая из притороченного к спине чехла внушительных размеров тесак. Я спешу следом, мимоходом удивляясь, что глаза мои прекрасно видят, хотя коридор освещен достаточно сильно двумя рядами похожих на люминесцентные ламп. Почему это, кстати? По идее, после продолжительного нахождения в полной темноте, им нужно какое-то время для того, чтобы привыкнуть к свету. Меняется организм, Антонина Семеновна настраивает его словно рояль, улучшает, делает своего симбионта наиболее приспособленным к среде обитания? Что ж, вполне возможно. При случае, надо будет обязательно спросить ее об этом.

Вижу распростертое на полу тело. Охранник, с виду похожий на человека. Слегка жирноват, правда, и чертами лица напоминает Симониуса, но это скорее от сидячего образа жизни. Однако меня интересует не его скромная личность, а висящая на боку кобура. Магнитная защелка поддается легко, и вот у меня уже в руке увесистый пистолет с непропорционально коротким дулом. От оружия веет уверенностью и силой – как раз те два качества, которых сейчас так не хватает! Махама уже ждет в конце коридора с видом крайне неодобрительным. Повторяет: «Илья бежать за Махама» и снова срывается с места. Я спешу за ней, хотя чертовски хочется остановиться хоть на минуту, чтобы исследовать свое приобретение.

Еще одни двери. На вид практически прозрачные, но что-то мне подсказывает, что с ними справится не так-то легко даже при помощи динамита. Моей сообщнице однако динамит не нужен: она роется у себя в кармане и извлекает на свет божий чей-то отрубленный палец. Прикладывает его к замку двери, и та лениво отъезжает в сторону. Только сейчас замечаю, что за ней было настоящее кровавое побоище. Трупы. Штук двенадцать. Лежат вповалку там, где их застала смерть. На полу лужи крови, отрубленные конечности. На все это дело стараюсь не смотреть – просто мазнул взглядом и побежал себе дальше.

Новый коридор, на этот раз более короткий, чем первый, по сторонам металлические двери камер, как и в предыдущем. И все-таки что-то мне подсказывает, что это не совсем тюрьма. Точнее – не обычная, к которой мы все привыкли, с тысячами заключенных, столовыми, мастерскими и прочими прелестями тюремного быта, а этакая мини-тюремка для вип-персон. Уж очень тут все какое-то игрушечное что ли. Последний рывок – и вот мы уже упираемся в двери лифта. Здесь никакого пропуска не требуется – просто жми себе на нужный этаж и едь. Сейчас на табло высвечиваются какие-то непонятные символы со знаком «минус», и я понимаю, что мы, в общем-то, находимся где-то глубоко-глубоко внизу. Коготь Махамы замирает напротив одной из кнопок, она как будто раздумывает: стоит ее нажимать или нет.

– Что там?

– Опасно. Птачиков слишком много.

Не знаю уж кто такие «птачики», но шестое чувство подсказывает мне, что друг другу мы не очень понравимся. А потому начинаю вертеть в руках пистолет, силясь разобраться в его конструкции. Спускового крючка нет, предохранителя – тоже. Рукоятка абсолютно голая, без выступов. Зато хоть прицельная мушка на стволе имеется, уже какая-никакая, но радость.

– Затвор передерни, тупица, – слышится в голове раздраженный голос Антонины Семеновны, и я понимаю, что она права: верхняя часть оружия действительно снабжена искомым предметом. Не удивительно, что я сразу его не заметил – очень уж хорошо он вписывается в конструкцию. – Ручной пульсатор марки «ПР-21К», оружие ближнего радиуса действия, стреляет кратковременными энергетическими импульсами, радиус гарантированного поражения цели от нуля до стадвадцатисеми метров, максимальная дальность действия: шестьсот метров. Затвор, расположенный в верхней части оружия, играет роль предохранителя. Выстрел производится при нажатии на датчик, вмонтированный в верхней части рукоятки. Заряд батареи рассчитан на четыреста двадцать выстрелов.

– Антонина Семеновна, и откуда вы только все это знаете?

– Тебе прямо сейчас ответить или может ты все-таки заткнешься и передернешь, наконец, этот долбанный затвор?

– Хорошо-хорошо, молчу.

Затвор передергивается с тихим щелчком. Ну вот, оружие готово к бою. Махама бросает короткий взгляд в мою сторону и решается-таки нажать на злополучную кнопку. Лифт несется наверх с бешенной скоростью, проходит буквально несколько мгновений, и створки его начинают раскрываться. По какой-то неясной причине время теперь словно застывает, замораживается. Сладкой патокой текут секунды, позволяя неторопливо и взвешенно оценивать ситуацию.

Да, действительно, «птачиков» слишком много. И никакие это не «птачики» вовсе, а самые обыкновенные охранники в темно-синей униформе. Я успеваю разглядеть даже эмблему вставшего на задние лапы четвероногого животного на правой стороне груди одного из них и поразиться красоте неведомого хищника: кристальной белизны мех, оскаленная пасть с рядами острых, как иглы, клыков, на лапах – темные подпалины. Чем-то хищник весьма напоминает мне снежного барса.

Охранников на самом деле около тридцати, рассредоточены они на расстоянии около пятнадцати метров, причем двое засели за рычагами управления какого-то аппарата довольно устрашающего вида. Что это за аппарат – разглядеть я уже не успеваю, поскольку время вновь начинает свой бег теперь уже с привычной для меня скоростью.

Огонь открывается сразу, без предупреждения, причем целятся преимущественно в Махаму. Не знаю уж какими доводами они руководствуются, но именно эта их одержимость дает мне возможность безнаказанно выскользнуть из лифта и сместиться с линии огня чуть влево, под прикрытие одной из колонн то ли поддерживающих потолок здания, то ли установленных с чисто декоративной целью. Торопливо делаю несколько выстрелов и, как водится, мажу. Нет, так дело не пойдет. Успокоиться надо. Успокоиться. От притока адреналина дрожат руки, отчего дуло пистолета «рыскает» непозволительно сильно. Мимоходом успеваю подумать, что оружие мне досталось не абы какое, а очень даже приличное, скорострельность у него – дай Бог каждому. Как пулемет строчит, если палец с рукоятки вовремя не убрать. Даже не знаю теперь – хорошо это или плохо, ибо расход зарядов идет бешенный. Так, что там говорила Антонина Семеновна насчет батареи? Правильно, рассчитана на четыреста двадцать выстрелов. А потому мазать нельзя. Нельзя мазать – и точка. Высовываюсь из-за колонны и, невзирая на все свои правильные рассуждения, высаживаю длинную очередь в сторону охранников, которые даже присесть не подумали – так и стояли себе в полный рост, надеясь на преимущество в живой силе и плотность собственного огня. Зря они так, между прочим. Не понимают, что крыса, загнанная в угол, способна весьма, весьма на многое, особенно если учесть, что у нее есть стимул жить.

Ай да я, ай да молодец! Шестерых срезал как минимум. А ведь это только начало, дорогие мои товарищи! Первая победа окрыляет, придает дополнительных сил и, соответственно, уверенности. Руки мои уже не дрожат, палец давит на рукоять, в недрах которой расположен невидимый датчик, вполне уверенно. Так, словно пистолет этот не недавний «найденыш», а старый боевой товарищ, переживший со мной немало жизненных неурядиц. Падают четверо. Затем, с небольшим интервалом, еще один. Итак: одиннадцать ноль в пользу гостей.

Очень удачно, кстати, что вестибюль, в который привез нас лифт, весьма просторен и пуст, у самого входа разве что что-то вроде конторки, огороженной невысокой оградкой из серого синтетического материала. Спрятаться, по большому счету, негде. Колонны, за одной из которых я прячусь – не в счет, выстроились в ряд они, параллельно стене с лифтами, словно почетный караул. Колоннам плевать, что хозяева их гибнут один за другим на абсолютно открытом месте.

В горячке боя я почему-то совершенно забыл о своей спасительнице. А зря: выглянув в очередной раз, я понял, почему до сих пор оставался жив. Как Махама умудрилась преодолеть разделяющее ее с врагами пространство под градом выстрелов – непонятно. Да что там непонятно – непостижимо! Сейчас она носилась между ними, словно мохнатая коричневая молния, раздавая удары налево и направо гигантским окровавленным тесаком. По-моему, она даже получала удовольствие от процесса, поскольку на физиономии ее то и дело появлялась блуждающая улыбка.

С каждым мгновением количество охранников таяло. Я же, уяснив, что от помощи моей будет теперь больше вреда чем пользы, ибо ненароком попасть по Махаме на раз плюнуть, сосредоточил теперь весь свой огонь на парочке в той самой громоздкой хреновине, напоминающей смесь зенитной установки с этаким мини-трактором. Сравнение это, естественно, весьма условное, ибо у «трактора» никаких колес не было. Кабины тоже. Точнее была – но абсолютно прозрачная, как будто стеклянная. Непрозрачным оставалось лишь невысокое основание, на которое крепилась кабина с устрашающего вида многоствольной пушкой. Причем конструкция вся эта как бы парила в воздухе на расстоянии примерно тридцати сантиметров от пола, начисто опровергая мои представления о незыблемости закона всемирного тяготения Ньютона.

Сосредоточить-то я свой огонь сосредоточил, но вот толку от него не было никакого. Количество зарядов в моем оружии таяло, а вид кабины ничуть не видоизменился. Видоизменились только рожи сидевших в ней охранников, теперь прямо-таки пышущие нездоровым злорадством. Мне вот сейчас кажется или срочно надо делать ноги куда подальше, пока эта штука не начала выплевывать в мою сторону металлическую начинку из спаренных жерл орудий?

Ага, кажется, держи карман шире! Я едва успел упасть на пол, когда шибануло так, что барабанные перепонки в ушах чуть не лопнули от страшного грохота, а колонна, за которой я только что имел удовольствие прятаться, превратилась в каменную труху вперемешку с крупными булыжниками. Один из них попал мне по затылку, заставив сознание плыть. Ноги же сделались какими-то непослушными, ватными. «Откатиться в сторону пока эта дрянь не выпустила новую порцию!» – пришла в голову весьма своевременная мысль, и я тотчас же занялся ее воплощением в реальность.

Да, видимо не мой, все-таки, день сегодня. А как здорово-то все начиналось! Громовые звуки выстрелов следовали один за другим, причем те двое уродов, похоже, намеренно промахивались, стараясь продлить себе веселье. Не беспокоили их ни предсмертные крики товарищей, с которыми расправлялась Махама, ни что-либо еще, кроме моей ползающей в пыли фигуры, время от времени делающей неловкие кульбиты. Когда очередная взрывная волна отбросила мое тело в сторону, здорово припечатав при этом спиной к каменному крошеву, и пришло ясное осознание того, что новый выстрел будет последним, я ощутил вдруг, как чьи-то сильные руки сначала обхватывают меня за талию, а потом поднимают в воздух. Мгновение невесомости – и вот туловище мое уже перекинуто животом вниз через могучее плечо самки прака, а затем… затем начинается нечто такое, что и словами-то человеческими описать трудно. Хаотичные прыжки, звуки выстрелов, пол, то уходящий куда-то вниз, то приближающийся вновь. Голова моя болтается на шее так, словно я китайский болванчик на лобовом стекле, уходящей от погони «тойоты». Звон разбитого стекла, поток свежего воздуха – и вот мы уже на улице. Махама не останавливается – несется вскачь, словно боевая лошадь. Впрочем, я ее понимаю, ведь та хреновина наверняка выберется из здания вслед за нами. Ощущаю, как мы делаем несколько поворотов, ломимся сквозь какие-то кусты. Где-то вдали уже слышится вой сирен. Быстрее надо двигаться, быстрее! Скорость Махамы явно недостаточна для того, чтобы уйти из ловушки, в которую превращается этот район города. Понаставляют патрулей на каждом углу, перекроют сектор, а потом будут планомерно прочесывать его до тех пор, пока не отыщут беглецов, доставивших им столько неприятностей.

– Махама, так дело не пойдет, стой!

– Почему? – Самка прака дышит с присвистом, похоже, ей уже очень нелегко дается этот кросс.

– Нам нужен какой-то транспорт. Попутку что ли какую поймать? Я не знаю!!!

– Хорошо, – к моему удивлению она и правда останавливается. Осторожно, даже как-то бережно снимает с плеча свою ношу, и я могу ощутить, наконец, твердую землю у себя под ногами. Спешно осматриваюсь, стараясь запечатлеть в деталях и проанализировать то, что видят мои глаза. Так, мы находимся в небольшом парке. Почему небольшом? Да потому, что отовсюду доносятся звуки города. Почему в парке и так понятно: стоим мы как-никак на узкой аллее, по обеим ее сторонам лавочки натыканы. За лавочками – ряд деревьев вперемешку с кустами, газонами, цветниками и прочей дрянью. А на лавочках, между прочим, мамашки с колясками сидят с круглыми от удивления глазами и белыми лицами. Плевать нам на мамашек! И на коляски их тоже плевать – не подходит нам этот транспорт ни по скоростным характеристикам, ни по габаритам. Шоссе надо искать – вот наш единственный шанс выбраться из города, других вариантов просто нет!

– За мной! – К счастью, дважды повторять не пришлось. Махама повиновалась беспрекословно, не потеряв на раздумья ни единого лишнего мгновения. Спрашивается: ну чем не идеальная женщина?

Рванули мы прямиком через цветник, перемахнули небольшую оградку и понеслись дальше, минуя очередной ряд деревьев. Парк мало того, что действительно оказался небольшим, так еще и закончился как-то внезапно, словно обрубил его кто-то, не озаботившись понаставить предупредительных знаков. Дескать: не щелкай клювом – дальше автострада. Повезло, действительно повезло. Патрулей поблизости никаких нет, автомобили движутся широким плотным потоком. Останавливаться вот только никто желания особого не изъявляет, опасаясь то ли нашего растрепанного вида, то ли окровавленного тесака Махамы, который она очень некстати выдернула из ножен. Наоборот – даже скорости прибавляют некоторые особо несознательные граждане. Внимание мое отвлек какой-то шум, доносившийся с неба. Ба! Оказывается это наши старые знакомцы! Ну надо же, радость какая! И как только вычислить умудрились?

– Сдавайтесь, сопротивление бесполезно! При попытке малейшего движения будем стрелять на поражение!

Лиц я их не вижу – далековато все-таки, но знакомые обводы аппарата и жерла спаренных орудий говорят сами за себя. Уверен, это те самые ребята, которые охотились за нами еще в здании.

Истошный визг тормозов, и падение чьего-то тяжелого тела. Махама!!! От увиденной картины на глаза мои наворачиваются непрошенные слезы, я бегу туда, к ней. Знаю, что до дороги не добегу, знаю, что сейчас с неба посыплются снаряды в мою незащищенную спину, но знание это отчего-то не волнует, а просто принимается как данность.

– Махама, ну что же ты творишь-то, глупая? Ну слава тебе, Господи, ты жива! – Я баюкаю на коленях ее голову, стараясь не смотреть на неестественно вывернутую третью ногу, нижняя часть которой так и продолжает торчать из-под бампера сбившего ее автомобиля. – Зачем, зачем ты сделала это!

– Илья хотеть, чтобы Махама поймать попутку. Махама поймать. – Лицо Махамы неестественно спокойно, черты его стали какими-то мягкими, умиротворенными. Исчезло из него все наносное, лишнее, все то, что заставляет живущих карабкаться по пирамиде жизни, падать с нее, а потом повторять свои попытки снова и снова, невзирая на то, что в кровь разодраны колени.

– Махама…

– Илья уезжать, – сказано это тоном, не терпящим возражений, но почему-то именно этот тон и выводит меня из себя, приводит в состояние близкое к бешенству.

– Ну уж нет, хрен тебе!!!

Я уже не сижу, голова Махамы вновь покоится на гладком дорожном покрытии. Ноги же сами несут меня к машине. Рывок – и дверь со стороны водителя открыта. На меня смотрит пара перепуганных глаз, дрожащие руки вытянуты вперед в тщетной попытке защититься, огородить себя от страшной, неотвратимо надвигающейся фигуры. Водитель – женщина. Этот факт отчего-то слегка охлаждает, притупляет мой гнев, и кулак, занесенный для удара, в последний момент опускается.

– Я не хотела, правда. Это существо само прыгнуло мне под колеса!

– Просто заткнись и помоги.

Тело Махамы, с виду такое массивное, на поверку оказывается не слишком тяжелым. Вдвоем нам удается запихнуть его в салон, и мы тотчас же трогаемся с места. Странное дело – по нам никто не стреляет. Более того – глянув в зеркало заднего вида, я понял, что от преследующего нас механизма и след простыл. Что здесь происходит, черт побери?

– Куда ехать?

– Прямо.

Женщина искоса поглядывает на меня своими карими глазами, явно не зная, как себя со мной вести: то ли как с потерпевшим, то ли как с террористом. А затем над городом начинает сотрясаться небо.

* * *

Карам стоял у каюты своей дочери, в который раз прокручивая в голове тщательно отрепетированную речь. Морщился по-стариковски, тянул руку к двери, твердо намереваясь постучать, но отдергивал ее вновь и вновь с таким видом, словно та была выполнена не из обычного бронепластика, а из какой-то доселе неведомой науке раскаленной субстанции. Наконец решился таки, переступил порог после того как она отошла в сторону, да так и замер на месте.

– Проходи.

Эльвианору было не узнать: форменная юбка, белоснежная блузка. Китель с погонами блиц-адмирала пока не застегнут, он просто наброшен на плечи. На лице – ни следа косметики. Роскошные волосы уже не рассыпаны небрежно по плечам – они стянуты в тугой «конский» хвост, что делает такой знакомый облик дочери еще более чужим, непохожим на тот, засевший в памяти образ, который он так трепетно хранил в себе, извлекая его в основном лишь в те минуты, когда было особенно туго.

– Эльви, детка…

– Если ты вновь пришел убеждать меня отказаться от разработанного нами плана, то сейчас мы оба попросту потеряем драгоценное время. – Глаза дочери были холодны. Голос – тоже. Казалось, еще минута промедления и она выставит его вон. Его – из его же собственной каюты, которую он предоставил в ее распоряжение и теперь, похоже, начинал уже сожалеть об этом.

– Госпожа блиц-адмирал, впредь я бы посоветовал вести себя сдержаннее в присутствии старшего по званию. Надеюсь, намек ясен, повторять не потребуется?

– Никак нет, Ваше…

– Для вас просто господин Карам. – Голос его был строг, однако легкая улыбка так и норовила проявиться, грозя поставить под сомнение и без того эфемерную надежду на успешное завершение такого непростого для него разговора. – Да, не скрою, я пришел в последний раз попросить вас одуматься. Флот через двадцать минут выйдет в заданные координаты, еще через тридцать четыре минуты мы окажемся в зоне огневого контакта как с флотом Фаркона, состоящим из восьмидесятидвух тяжелых гелиостропов различных модификаций, так и с четырьмя боевыми орбитальными станциями. Хотелось бы напомнить также и о наличии автоматического оборонительного комплекса из пусковых установок на поверхности самой планеты. Я сам, лично, следил в свое время за его постройкой, а потому прекрасно осведомлен что тактико-технические характеристики выпускаемых им ракет позволяют уничтожить большую половину из имеющихся в нашем распоряжении машин десанта еще в стратосфере.

– Я знаю. Мы все это обсуждали уже не раз.

Взгляд Карама переменился, теперь в нем сквозила толика гнева, смешанная с чувством глубокой досады:

– Ты понимаешь что ставки слишком высоки? Это моя жизнь, твоя жизнь, жизни тех немногих подданных, которых мы успели собрать под свои знамена за столь короткий промежуток времени. Это будущее народов, рас, всех разумных существ, населяющих одиннадцать планетарных систем которые находились и, надеюсь, будут находиться под моей юрисдикцией снова. Ты это понимаешь? И все ради кого? Ради какого-то безвестного пришельца, нищего, с планеты, выговорить название которой – и то проблема?

– Он не нищий, – Эльвианора и сама уже начинала потихоньку закипать.

– Правда? Тогда кто? Каков его социальный статус?

– Не знаю. Но в тот день, когда Илья пришел тебя спасти, тебя этот вопрос почему-то интересовал мало. Скажи еще, что я сейчас не права!!!

– Хорошо, допустим, что ты права. Но повторюсь: стоит ли одна жизнь семнадцати тысяч смертей? И это при самом лучшем раскладе – в том случае, если погибнет лишь половина нашего флота?

– Военная база…

– Да, база, которую мы транспортируем при помощи ускорителей, действительно может сыграть роль непредсказуемого фактора. Огневой мощи ее ракетного комплекса «Айвар21» с лихвой хватит на то, чтобы уничтожить и более сильного противника, но ты почему-то все время забываешь, что оборудование, установленное на ней, старо как мир, старше нашей цивилизации как минимум вчетверо, и хотя технология древних до сих пор находится на несоизмеримо более высоком уровне чем наша – техника всегда остается техникой.

– Я понимаю, о чем ты.

– Сомневаюсь. Сейчас у тебя недостаточно знаний как тактики, так и стратегии ведения боев в условиях космоса. Должность блиц-адмирала, которую я тебе пожаловал, чисто номинальная, нужная лишь для того, чтобы поднять боевой дух моих людей и ни для чего более. Самой операцией будет руководить адмирал Веддингер. Надеюсь, возражений нет?

Эльвианора отрицательно покачала головой. Действительно, откуда им взяться, возражениям этим? Отец был прав, прав от начала до конца. Ее задача будет заключаться лишь в том, чтобы с безмятежным видом стоять подле отца в тот момент, когда люди, вдохновленные их примером, пойдут на верную смерть, и возврата к исходной точке уже не будет.

– Отец, давай сделаем это. Тем более, что Фаркон, как я поняла, будет руководить в этом бою своим флотом лично. Будь перевес сил на нашей стороне – и его бы здесь не было. А так исход войны можно будет решить одним боем и поверь: в этом случае потерь будет гораздо меньше, чем если бы она затянулась на многие годы.

Карам, потрясенный глубиной новой для себя мысли, на миг замер, обдумывая и анализируя сложившуюся ситуацию. А ведь действительно: стоит лишь убрать Фаркона – и империя без колебаний вновь станет на сторону сильнейшего, миры начнут присягать ему один за другим. Пройдет неделя, максимум месяц, и жизнь вновь вернется в привычное русло, словно и не было позорного свержения, пленения и мучительного, ежеминутного ожидания смерти.

– Хорошо, дочка, я согласен. Пойдем, если ты готова, нас уже давно ждут. Кстати, а как там дела у той полубезумной особи, которая в одиночку решила провести операцию по освобождению твоего, так сказать, будущего мужа? Есть о ней какие-то сведения?

– Нет. Сама Махама на связь не выходит, а сопровождавшему ее пилоту даны четкие инструкции не нарушать режим радиомолчания.

– Сейчас в режиме радиомолчания уже нет необходимости. Люди Фаркона прекрасно осведомлены как о приближении нашего флота, так и о его составе, а подруга твоя наверняка уже мертва. Приказываю выйти на связь с пилотом немедленно – пусть в последний раз свяжется с ней и в том случае, если не получит ответа – взлетает с поверхности планеты сразу после того, как мы начнем бомбардировку. Во время неразберихи ему будет гораздо легче уйти.

* * *

– И часто у вас здесь такое происходит? – каждый новый взрыв заставлял меня испуганно втягивать голову в плечи и все сильнее вжиматься в кресло. Планета словно взбесилась: тело ее то и дело содрогалось, отчего лента дороги норовила выскользнуть из-под колес, мчащегося на всех парах автомобиля, на лазурно-голубом небе теперь во множестве расцветали огненные цветы. Какие-то черные точки падали откуда-то сверху словно капли дождя, хотя никаких туч на самом деле не было. Навстречу им из недр планеты вырывались веретенообразные тела ракет, устремлялись кверху и, находя свои цели, взрывались, добавляя в палитру небосклона новые порции свежих красок. Однако, даже неискушенному наблюдателю видно было, что точек, падающих с небосклона, в разы больше чем тех, что устремлялись на них снизу. Противоракетная оборона попросту не справлялась с таким количеством инородных объектов, а потому в какофонию звуков от наземных «салютов» вплетались и хрипящие вздохи, которые, кажется, издавала сама земля, и свист, и характерный грохот рушащихся зданий вперемешку с людскими криками и истошным воем сирен. – Ты оглохла что ли? Я к тебе обращаюсь!

Хозяйка «попутки», которую так неудачно «поймала» Махама, сочла за лучшее оставить мои вопросы без ответа, – лишь в руль покрепче вцепилась, хотя костяшки пальцев и так побелели, да педаль газа вдавила по максимуму, явно горя желанием покинуть город как можно быстрее. С одной стороны, я ее понимал – город действительно вот-вот превратится в огненную ловушку, с другой – на заднем сиденье автомобиля лежала Махама, и ей наверняка требовалась срочная медицинская помощь. Улучшив момент, заставил себя оторвать взгляд от дороги и посмотрел назад. Да, действительно, дела плохи: самка прака лежит недвижимо, глаза ее закрыты, а комбинезон на груди и нижней части живота уже пропитан сочащейся из ран бурой кровью. Одна из ног сломана, перелом, к счастью, закрытый. Уже какая-никакая, но радость. Вот только насколько велики повреждения ее внутренних органов – я не знаю, и от незнания этого начинаю паниковать уже всерьез.

– Может быть стоит найти ближайший госпиталь? – я не заметил, что выговорил эти слова вслух и был немало удивлен, когда на него ответили.

– Нет. Навряд ли вам смогут сейчас там помочь. В городе настоящая паника, никто не будет в таких условиях проводить диагностику и лечение пациента.

– В таком случае, куда ты меня везешь?

– Прочь, как можно дальше отсюда. Поверьте, еще пара-тройка минут и все, кто еще не успел этого сделать, поспешат к машинам. Люди осознают, что только таким способом можно быстро покинуть город.

– Пробки?

– Да. Пробки, паника, отсюда неизбежные аварии и заторы на дорогах. Так что не отвлекайте меня, пожалуйста. – Голос у незнакомки отнюдь не казался неприятным. Не казался он и особо испуганным – похоже, ей удалось все-таки взять себя в руки.

Дорога, на которую мы только что свернули, к счастью, оказалась почти что пуста. Мы неслись по ней довольно долго и замедлили свое продвижение лишь тогда, когда она уперлась в крошево из плит и бетонных перекрытий, некогда представлявших из себя то ли жилое здание, то ли один из административных или торговых комплексов.

– Все, приехали?

– Нет, здесь должен быть где-то объезд. Одну минуту. – Указательный палец ее несколько раз коснулся какой-то кнопки, расположенной по левую сторону от индикатора скорости и озадаченно замер, словно убедившись в бесполезности дальнейших попыток. – Навигатор не работает. Наверно, атакующие сбили спутник.

– Понятно. Дворами поедем значит. Сдавай назад и заворачивай вон в тот поворот, за красной вывеской.

– Вы уверены? А может быть, стоит обратно вернуться? Не так давно мы проезжали перекресток…

Не знаю, что заставило меня повернуть голову, но в зеркале заднего вида я отчетливо увидел уверенно идущий на посадку спиралевидный объект. Вот он завис над дорогой метрах в шестистах от нас, буквально за какие-то доли секунды стал на стабилизаторы, и, тотчас же, из него начали высыпаться фигурки в иссиня-черных бронескафандрах. Десант? Этого нам еще не хватало!

– Сказал дворами – значит дворами!

Женщина, сидящая сейчас на водительском сиденье, хотела как-то возразить, но, к счастью, тревога, прозвучавшая в моем голосе, заставила ее вовремя передумать. Она лишь резко, как-то нервно кивнула, отчего уложенная на бок челка частично упала ей на лицо, сдала назад и, вывернув руль едва ли не до отказа, на скорости вписалась в тот поворот, о котором я ей только что говорил. Заметили? Как пить дать – заметили! Как уж тут не заметить? Вот только бы в погоню не кинулись, а, приняв нас за обычных граждан, старающихся в панике покинуть пределы города, занялись своими делами, не знаю уж какие они там у них. Да мне, между прочим, знать то и не обязательно.

– Кто это был? – Оказывается, она тоже увидела незнакомцев.

– Они не представились, – взгляд мой блуждал по двору, в котором мы сейчас оказались. Дома здесь стояли плотно, практически впритирку друг к другу, и только прямо по курсу виднелось нечто похожее на арку. Других выходов, ведущих из каменного мешка, попросту не было.

– Давай по прямой через арку, а там видно будет.

– Хорошо. Может быть радио включить стоит?

– Гони, потом включим.

Признаться, меня тоже изрядно интересовали личности пришельцев, посмевших посягнуть на целую планету, но отвлекаться сейчас на какие-то второстепенные задачи явно не стоило. Из города бы ноги унести, а любопытство свое можно и потом удовлетворить, тем более что бомбардировка и не думала прекращаться. Что удивительно, кстати, поскольку если десантный бот принадлежит захватчикам, то они рискуют не меньше нашего.

Сразу же за аркой оказался перекресток. Движение на нем было достаточно оживленным, причем большинство автомобилей следовали преимущественно в западном направлении. А, значит, надо туда и нам, наверно. В точности так же думала и владелица транспортного средства, в котором мы с Махамой оказались по прихоти случая: наше невзрачного серого цвета авто, взвизгнув покрышками, лихо вписалось в общий поток и, пристроившись за восьмиколесным хромированным красавцем довольно диковинной конструкции, покатило в нем, с каждой минутой удаляясь все дальше от места посадки загадочного бота пришельцев.

Я глазел по сторонам, поражаясь произошедшей с городом метаморфозой. Витрины магазинов выбиты. На тротуарах – осколки стекол вперемешку с предметами интерьера, кусками мебели, пластика, разбитой бытовой техники, искромсанными фрагментами тел, вездесущими целлофановыми пакетами, носящимися по воздуху словно парусники в регату, лоскутами одежды, баллончиками с аэрозолем, каменным крошевом… Все это тщательно перемалывается сотнями тысяч ног бегущих по тротуарам людей, в один миг растерявших всю свою индивидуальность и превратившихся в единый многоголосый организм, начисто лишенный налета цивилизации. Куда бегут? Зачем бегут? Паника затуманивает разум, заставляет выпучивать глаза, искривляет в крике рот, делает лица неузнаваемыми. Теперь это не лица даже – это белые застывшие маски, исполняющие танец смерти на костях своих соплеменников. Зрелище начинает завораживать, гипнотизировать, делает мышцы вялыми, а сердце, наоборот, заставляет биться так быстро, что оно вот-вот выпрыгнет, пробив в ребрах себе дорогу.

– Смотри прямо перед собой. Дыши глубже. – Антонина Семеновна, видя мое плачевное состояние, тотчас же раскомандовалась. Голос ее как всегда звучит в моей голове до отвращения брюзгливо, от одного его тембра волосы на ногах у любого цивилизованного человека стали бы дыбом, случись ему вдруг случайно подслушать наш разговор. У любого – но не у меня. Меня-то он уже наоборот – бодрит что ли. – Все, успокоился? Очень хорошо. Значит так, слушай сюда: сейчас ты полезешь на заднее сиденье к самке прака и приведешь ее в чувство. Тебе любой ценой надо от нее узнать, где находится транспорт, который доставил ее на планету. Уяснил?

– А откуда вы знаете что он есть? – всезнание моего симбионта воистину не переставало меня удивлять.

– Кто, транспорт? Хм-м, ну давай подумаем вместе. У Махамы есть крылья, умеет она летать?

Сам не зная зачем я это делаю, я бросил взгляд на грузное тело, мешком валявшееся на заднем сиденье. Нет, крыльев у тела, естественно, не было. Мускулы – да, сколько угодно. Они прямо-таки выпирали из могучего торса, вызывая легкое чувство неполноценности у любого, кто осмелится на него посмотреть.

– Нет у нее никаких крыльев!

– Очень хорошо, идем дальше, – продолжала изгаляться Антонина Семеновна. – А может быть Махама умеет телепортироваться?

Я прекрасно знал, что раньше за нашей общей знакомой такой пакости отродясь не наблюдалось, однако, для того чтобы хоть как-то допечь Антонине Семеновне, собрался высказать совершенно иную версию, но был остановлен тихим зуммером коммуникатора, донесшимся откуда-то сзади.

– Ну вот, проблема сама собой взяла да и разрешилась. Возьми ответь, если не хочешь провести на этой планете остаток вечности.

На этот раз никаких лишних вопросов я уже не задавал – просто полез молча к Махаме, нащупал в одном из многочисленных карманов ее комбинезона слегка вибрирующий прямоугольник коммуникатора и, недолго думая, нажал на кнопку приема.

– … если вы еще живы – немедленно возвращайтесь на корабль. Повторяю: немедленно возвращайтесь на корабль! – Голос, пробивающийся сквозь помехи, звучал весьма взволнованно. Видно было, что говорившему не терпится покинуть планету и, будь на то его воля, он в точности так бы и поступил, если бы не приказ высшего командования.

– Кто на связи?

– Младший бортльерос Кивас Гвериас, пилот транспортного гелиостропа серии «МТ-11Ю». С кем я имею честь разговаривать?

– Младший бортльерос – что-то типа младшего лейтенанта по-вашему, – услужливо просветила меня Антонина Семеновна. – Узнай, где укрыт корабль и спроси, на всякий случай, может ли он засечь наши координаты по сигналу коммуникатора.

– Илья Малышев, – представился я в свою очередь.

– Отлично! Прак, чьим коммуникатором вы сейчас пользуетесь, с вами?

– Самка прака. Да, Махама со мной, но она серьезно ранена, ей срочно требуется медицинская помощь.

Голос в коммуникаторе замолк на какое-то время, видимо мой собеседник обдумывал сложившуюся ситуацию. Затем он зазвучал вновь, на этот раз более уверенно:

– Так, я взял ваш пеленг. Вы двигаетесь по шоссе в сторону, противоположную той, где находится мой гелиостроп. Возвращаться назад смысла нет – в городе сплошные пробки. Значит, выход у нас только один – я сам сейчас прилечу за вами. Как поняли?

– Понял вас хорошо. Что нам делать? Остановиться и прижаться к обочине?

– Нет, продолжайте двигаться по шоссе. Ориентировочно через семь минут появится развилка. Сворачивайте на нее – она вас выведет к лесополосе, за которой вы увидите большое поле. Вот там меня и ожидайте. Конец связи.

– Ты все слышала?

– Да. Но что будет со мной? – Женщина, сидевшая в водительском кресле подле меня, рассеянно глядела по сторонам, явно не зная, как поступить: то ли напрашиваться, чтобы этот небритый субъект, за поясом которого торчит рукоять пистолета, взял ее с собой на свой корабль, то ли, высадив пассажиров, все-таки отправиться восвояси.

– Бомбоубежища в городе есть?

– Есть, но ими давно не пользовались. Не знаю даже, функционируют ли там системы подачи или регенерации воздуха.

– Семья, родственники?

– Никого. Иначе я не сидела бы сейчас рядом с вами. Уверена, вы и сами в состоянии вести машину.

Здесь она конечно была неправа, ибо автомобиль, с виду казалось бы вполне земной, на самом деле имел достаточно запутанную систему управления. Был руль, была педаль газа в полу. И все – на этом совпадения заканчивались. За что отвечают многочисленные шкалы, россыпи разнокалиберных кнопок на панели управления, где, в конце-концов, находится тормоз – все это, лично для меня, было тайной за семью печатями.

– Давай так: довезешь меня к месту встречи – а там сама смотри. Хочешь – возьму с собой на корабль, но лично я не уверен, что на нем тебе будет безопаснее, чем здесь. При взлете с планеты нас наверняка засекут радарами. Не факт, что получится уйти безнаказанно. Я бы на твоем месте выехал за пределы города и либо остановился в небольшом населенном пункте, который бомбить скорее всего не будут вследствие нецелесообразности, либо вообще скрылся в лесу до поры до времени, пока ситуация не стабилизируется.

– Хорошо, я подумаю, – прикусив губу, она примолкла и теперь внимательно следила за дорогой, боясь пропустить нужный поворот. Черты ее лица, и до этого лишенные природной женственной мягкости линий, стали еще более угловатыми, каменными.

Искомый поворот нашелся достаточно быстро, и теперь мы в одиночестве ехали по узкой трассе, виляющей между невысоких, поросших кустами холмов. С каждой минутой звуки бомбардировки становились все тише. Я оказался прав: бомбили действительно именно город, а точнее – определенные его участки, нанося точечные удары по объектам военного назначения. Так, по крайней мере, пояснила мне Антонина Семеновна. Объяснила она также и причину, по которой большая часть ракет, направленных на эти самые объекты, попадала не туда куда следует, а угождала в жилые кварталы, нанося воистину непоправимые разрушения и унося с собой тысячи тысяч жизней ни в чем не повинных мирных жителей. Причина была проста и крылась прежде всего в технической составляющей. Что по сути своей представляет боеголовка ракеты? Правильно: боеголовка конструктивно состоит из корпуса, заряда, взрывателя с механизмом подрыва, а также устройства наведения. Устройство наведения – миникомпьютер, защищенный от внешнего воздействия специальной оболочкой, препятствующей проникновению вредоносных излучений, могущих расплавить или как-то иначе повредить его электронную «начинку». С этой стороны повредить его никак нельзя, но… как и обычный компьютер, его можно попросту «хакнуть». Точнее даже не «хакнуть», ведь подобрать коды доступа за время полета ракеты невозможно по техническим причинам, а заставить «зависнуть», передавая на его приемное устройство излишне большие массивы информации. Именно такой тактикой и пользовались обороняющиеся, решившись, во чтобы то ни стало, на максимально длительный срок сохранить обороноспособность планеты, невзирая ни на какие человеческие жертвы. То, что ракеты, потерявшие управление, взрывались где попало, волновало их мало или не волновало вовсе.

Так кто же то чудовище, отдавшее такой циничный приказ своим подчиненным? Мне кажется, что теперь я знал кто это. Фаркон, несомненно это был он, другому просто некому. Ну а нападающим, судя по тому что Махаму я видел в последний раз в обществе Эльвианоры, был не кто иной как ее отец, Карам Берусперион. Такая вот вырисовывалась невеселая картинка. Первый, ради того, чтобы вернуть себе власть, запускает ракеты, второй – делает их неуправляемыми. Обоим плевать, что ради удовлетворения их амбиций гибнут живые люди. Вот черт! Это же в какое дерьмо я вляпался? Получается: не сверши я тогда своего сомнительного подвига, спасая отца Эльви от неминуемой гибели – и ничего этого бы не произошло? Сейчас мне очень хотелось, чтобы Антонина Семеновна опровергла мои последние выводы, но та, ограничившись короткой лекцией о боеголовках, вдруг внезапно притихла, своим демонстративным молчанием лишь подтверждая мою догадку.

– Мне кажется, что мы уже подъезжаем. Видите ту полоску леса? По-моему, это та самая лесополоса, о которой говорил пилот гелиостропа.

Действительно, метрах в шестистах впереди дорога прихотливо изгибалась, обходя узкую полоску зеленых насаждений из молодняка каких-то незнакомых деревьев, имеющих отдаленное сходство с нашими дубами.

– Вижу, – буркнул я женщине, ведущей наш автомобиль, и, услыхав слабый стон, раздавшийся внезапно с заднего сиденья, резко обернулся к Махаме. Зрелище меня невероятно обрадовало: моя спасительница уже не лежала без сознания. Более того: ее глаза вполне осмысленно смотрели сейчас на меня. Она даже попыталась улыбнуться, если, конечно, этот оскал можно было считать за улыбку.

– Ну что, как себя чувствуешь?

– Махаме хорошо, не больно. Где мы?

– В машине. Лежи-лежи, не двигайся, – видя, что она пытается приподнять голову для того, чтобы выглянуть в окно, я всерьез забеспокоился. Кто знает, какова степень повреждения ее внутренних органов? Человек бы наверняка уже скончался от полученных ран. – Еще пара-тройка минут и мы подъедем к кораблю, который заберет нас с планеты. Потерпи еще немного, ладно?

– Хорошо, – самка прака обессилено прикрыла глаза и затихла. Я же, воодушевленный тем, что она все еще жива, с удвоенным рвением принялся пялиться по сторонам, надеясь узреть корабль первым. А вот и он, кстати. Стоило нам лишь объехать узкую полоску деревьев, как в поле зрения сразу же оказалось обещанное поле, а на нем, порыкивая дюзами стартовых двигателей, действительно стоял объект, отдаленно смахивающий на броневик времен второй мировой. Тупорылый скошенный нос, крошечные блюдца иллюминаторов по три с каждой стороны, колеса самые, что ни на есть, обыкновенные, но выполнены из какого-то серебристого материала, явно не резины. Впрочем, рассматривать его более внимательно у меня не было ни желания, ни времени. Женщина, имени которой я так и не удосужился спросить, повела автомобиль прямиком через поле, невзирая на многочисленные неровности и ухабы. Повела на полной скорости, желая как можно быстрее избавиться и от своих непрошенных пассажиров, и от новых проблем, которые эти самые неугомонные пассажиры могли ей доставить в дальнейшем.

Пилот, заранее предупрежденный о тяжелом состоянии Махамы, первым подбежал к распахнутой двери и помог вытащить тело на загодя подготовленную им медицинскую тележку.

– Удачи! И простите, пожалуйста, за вашу подругу, я действительно не хотела. – Женщина напоследок протянула руку, и я ее крепко пожал. Жест этот вновь напомнил мне о Земле, и к горлу подкатил тугой ком. Черт, ну кто бы мог подумать, что я буду скучать об этом комке перезрелой слизи, на котором у меня ничего кроме неразрешимых проблем в общем-то и не было? А хотя, как знать? Быть может матушка-Земля то и не виновата, а корень всех зол заключается именно во мне, ее непутевом гражданине? Проблемы-то рядом, никуда не делись – вот они, родимые, все со мной. И, похоже, стало их даже гораздо больше, чем раньше. Размножаются они, размножаются в геометрической прогрессии.

– Что с вами?

– Со мной? Да нет, ничего. Так, задумался просто. Прощайте. – Не оборачиваясь, я медленно побрел за повизгивающей серводвигателями медицинской тележкой.

Взлет с планеты никаких особых трудностей не доставил. Пилот вывел корабль по синергетической траектории буквально в считанные минуты, и вскоре мы уже приближались к знакомым очертаниям тритауриевого астероида, в недрах которого скрывалась старая военная база тех самых загадочных древних, на которой я уже имел удовольствие побывать с Эльвианорой. Казалось, с того времени прошла целая вечность, и вот поди ж ты, я вновь возвращаюсь туда, откуда начался мой путь в роли Его святейшества Фтарабацыля Уухмахичевари Цык-Цык Ихпоцициана, жабообразно-крокодиллоподобного негуманоида, призванного спасти отца моей белоголовой спутницы, по милости которой я был вынужден покинуть родную планету. Все возвращается на круги своя.

Впрочем, астероид выглядел сейчас совсем по-иному. Все ракетные шахты открыты, сотнями, тысячами вылетают оттуда сигарообразные тела ракет и в большинстве своем устремляются туда, где все еще плавают потрепанные остатки флота Фаркона. Остальные лениво, словно нехотя, отделяются от общей массы и начинают свой путь к клубящейся в облаке разрывов обреченной планете. Исход битвы отчетливо виден даже мне, непрофессионалу, но отчего-то я в упор не могу поймать, почувствовать законного чувства триумфа, по праву полагающегося в таких случаях победителю.

– Илья, я так рада что ты жив! – слышится в динамиках знакомый голос Эльвианоры, и хандра слегка отпускает, заставляет мои губы сложиться в нелишенную горечи, но все-таки улыбку. – Махама с тобой?

– Да. Подготовьте медицинский отсек – она серьезно ранена.

– МТ11Ю, посадку разрешаю, – вклинивается в наш разговор издерганный голос диспетчера, и наш транспортник тотчас же начинает снижение.

Ну вот и все. Приехали. Легкий толчок – и я ощущаю, как колеса нашего транспортника касаются взлетно-посадочной полосы ангара. Интересно, как принято у местных встречать своих героев?

 

Глава 8

– Вы Илья?

– Да.

– Пройдемте со мной. – Голос встречающего меня сухопарого военного был сух.

– А где Эльвианора?

– Блиц-адмирал Эльвианора Энчана Онбраузен, урожденная Берусперион, в данный момент находится в рубке флагмана «Неуязвимый» и занята руководством операции по подавлению остаточных очагов сопротивления космического флота самопровозглашенного императора Фаркона Первого.

Новость, озвученная устами военного, в каждом жесте которого угадывалась крайняя степень неудовлетворенности порученным ему заданием по сопровождению прибывшего на территорию базы гражданского, признаться, меня изрядно удивила. Эльвианора, эта наивная глупышка-блонди и блиц-адмирал – вещи в моем понимании ну совершенно несовместимые. Да и встреча такая холодная, откровенно говоря, тоже хорошего настроения не прибавляла. А тут еще и Антонина Семеновна, по обыкновению, принялась подливать масла в огонь, на все лады расхваливая несуществующую пышность приема дорогого гостя, чем окончательно подпортила мое и без того не лазурное настроение.

– У меня здесь раненый на борту, – произнес я не менее сухо, чем встречающий меня офицер с двумя полумесяцами на погонах. – Надеюсь, об этом вас хотя бы предупредили?

– Не сомневайтесь, медицинский транспорт сейчас будет. А вот и он, кстати.

Верткая продолговатая машина без верха действительно появилась откуда ни возьмись, и восседающие в ней два дроида со знаками принадлежности к медицинской службе на поблескивающих металлом грудных пластинах тотчас же, не теряя времени, помчались к гостеприимно распахнутому зеву транспортника. – Пойдемте, с пострадавшей особью все будет в порядке. Мне велено немедленно доставить вас в личные апартаменты Его Высочества Карама Беруспериона.

Я молча кивнул и, бросив напоследок взгляд в сторону транспортника, в котором уже вовсю суетились дроиды, побрел за своим провожатым.

Да, со времени моего последнего появления база успела основательно преобразиться. Теперь она уже не казалась мертвой – повсюду сновали люди всех возрастов преимущественно в военной форме, техперсонал в своих песчаного цвета комбинезонах с диковинными знаками различия, по дороге попалось даже некоторое количество цивильных, причем многие из них были женщинами. Несмотря на то, что бой все еще продолжался, никто из них испуганным или возбужденным не выглядел, все вели себя так, как будто происходящее было вполне в порядке вещей. Более того: подходя к жилому сектору я услышал даже доносящийся оттуда детский смех.

– Некоторые из нас прилетели на базу с семьями, – увидев немой вопрос в моих глазах, военный, сопровождающий меня, не поленился ответить.

– Вы настолько уверены в несокрушимости базы?

– О, поверьте, для них здесь гораздо более безопасно, чем, скажем, на поверхности любой из планет, находящихся в данный момент под покровительством Фаркона Первого. Видите ли, дело в том, что все, кто пошел за прежним владыкой, автоматически получают статус изменника, подразумевающий казнь не только самого виновника преступления, но и всех членов его семьи. Теперь вы понимаете?

– Как уж тут не понять! – Действительно, теперь все становилось на свои места. База, вырезанная в толще тритауриевого астероида, стала маленьким городом, последним пристанищем для тех, кого во всей Вселенной принято называть повстанцами.

– И много вас здесь?

– Достаточно. Точного количества я вам не скажу, поскольку не уверен что у вас имеется нужный уровень допуска. Ну вот мы и пришли. Проходите, пожалуйста.

Апартаменты Карама Беруспериона, откровенно говоря, мало чем отличались от каюты, облюбованной мной самим. По размерам они были в точности такие же, разница состояла лишь в том, что на матовые стены повесили пару картин, да в левом углу под фальшивым иллюминатором установили громоздкий письменный стол, от которого так и несло запахом прожитых тысячелетий. Ни стол, выполненный из дерева темно-вишневого цвета с фиолетовыми прожилками, ни придвинутый к нему стул из все того же материала, никакого энтузиазма у меня не вызывали, а вот диван у стены напротив, наоборот, так и притягивал взор своей манящей горизонтальной поверхностью.

– Я прилягу, если вы не против.

– Да, конечно, располагайтесь. – Офицер, удивленный до крайности развязностью моих манер, тем не менее, вида не подал. – Ожидайте. Его Величество появится сразу, как только освободится. – Отдав честь, он тотчас поспешил удалиться. Я же, посидев какое-то время, вскоре действительно прилег и очнулся лишь тогда, когда ощутил осторожные похлопывания по плечу. Передо мной стоял немолодой уже, но вполне уверенный в себе темноволосый брюнет с редкими проблесками седины. Невысокий, хотя нет – скорее даже среднего роста и опять же среднего телосложения. Приподнявшись, я смог рассмотреть его более внимательно. Несомненно, это был отец Эльвианоры, я прекрасно помнил его лицо еще с той, первой встречи, когда заявился к нему в камеру в облике уродливого земноводного, Его Святейшества Фтарабацыля Уухмахичевари Цык-Цык Ихпоцициана. Все те же маслянистые, выразительные карие глаза с сетью тонких морщин по углам, грушевидный, слегка вытянутый книзу овал лица с выдвинутым вперед подбородком и непропорционально маленьким ртом. Нельзя сказать чтобы Карам был красив. Скорее наоборот: его внешний вид казался отталкивающим, по крайней мере с земной точки зрения. Отталкивающим, но, вместе с тем, чувствовалась в нем какая-то и своя харизма. Временами так бывает: человек, непримечательный с виду, а иногда и вовсе далеко не красавец, умудряется вести за собой миллионы, не прилагая к этому никаких видимых усилий.

– Ну здравствуйте, Илья.

– Добрый вечер.

– День, дорогой мой, день. Вы проспали всего два часа.

– Всего лишь? – я недоверчиво посмотрел на отца Эльвианоры. – Странно, а мне показалось, что прошло, как минимум, часов восемь. По крайней мере, чувствую я сейчас себя просто прекрасно.

– Ну вот и отлично. Знаете ли, Эльви много рассказывала мне о вас, и вот теперь, наконец, есть возможность увидеть воочию того, о ком сказано очень много хороших слов.

Я улыбнулся. Что ж, начало нашего разговора выглядело довольно-таки многообещающим:

– Вообще-то, мы до этого уже виделись.

– Где? В камере? О, я стараюсь забыть это время, как страшный сон. Да и запомнились вы мне, говоря откровенно, больше в образе Его Святейшества Ихпоцициана. – Карам засмеялся так заразительно, что я и сам не выдержал – затрясся от хохота, вторя ему в унисон. – Знаете ли, никогда не забыть мне того момента, когда вы, чихая, выбрались из его ипостаси, – продолжил он, когда веселье наше слегка поулеглось. – Вот это была потеха!!!

«Ага, потеха, как же, держи карман шире. Потеха была вначале, а потом…»– Я едва сдержался, чтобы не высказать эти слова вслух. Потеха… перед взором моим замелькали картины недавнего прошлого, сменяя одна другую: допросы, пытки, голодовки, побои, полубессознательный бред и вечные поиски капель влаги, что конденсировалась на стенах каменного мешка, в котором держали меня мои мучители.

– Простите, я наверное не о том сейчас говорю, – Карам Берусперион, уловив каким-то образом перемену в настроении своего оппонента, замолк, а затем, когда неловкая пауза совсем затянулась, продолжил тоном, в котором сквозило неподдельное сочувствие: – Представить страшно, что с вами делали помощники Фаркона, обнаружив в камере вместо меня.

– Да уж, – я мотнул головой, отгоняя остатки тюремного морока. – Было дело. Но все это в прошлом. Как говорится: было – но прошло. Вы же хотели поговорить со мной не об этом, неправда ли? О чем-то более важном и требующем неотложного решения, иначе не позвали бы сразу после прилета к себе в каюту, не дав даже привести себя в порядок, не говоря уже о том, чтобы встретиться с Эльвианорой?

– А вы действительно очень прозорливый молодой человек. Не зря моя дочь так хорошо отзывалась о ваших способностях. Еще раз простите за то, что заставил вас ждать так долго. Обстоятельства, знаете ли, не терпящие отлагательств, иногда бывают гораздо сильнее нас.

– Вах-вах-вах! Этот старый козел замыслил против тебя какую-то подлянку, мамой клянусь!!! – до сего момента молчавшая Антонина Семеновна выдала вдруг сие изречение сиплым мужским голосом с отчетливо прослеживающимся кавказским акцентом.

– Антонина Семеновна, нельзя быть такого плохого мнения о людях. Тем более о близких. Надеюсь, вы еще помните, что Карам Берусперион является Эльвианоре родным отцом?

– А ты думаешь, что у меня начался прогрессирующий старческий склероз? Да ты посмотри только! Не видишь – он тебе зубы заговаривает!!!

– Прекратите немедленно! – мне было искренне стыдно за поведение моего лингвина. Хорошо хоть, что перепалка наша словесная происходила не где-нибудь, а у меня в мозгу, в противном случае мой собеседник непременно бы обиделся.

– Прекратить, говоришь? А что, я вот сейчас возьму – и прекращу. А ты сам свои проблемы расхлебывай потом!

К моему немалому облегчению Антонина Семеновна действительно заткнулась, тем самым дав мне счастливую возможность сосредоточиться на разговоре.

– Итак, что вы на это скажете?

– На что?

– Как, разве вы не слышали? Я же только что предложил вам…

– Одну минутку, – я примирительно поднял руки, силясь воспроизвести в своей памяти конец разговора и тотчас же с ужасом понял, что ничего, в общем-то, кроме спора с проклятой лингвинихой в ней не отложилось. – Извините, задумался просто. Не могли бы вы повторить мне еще раз то, о чем только что говорили?

– Хорошо, я повторю, – взгляд Беруспериона сделался несколько подозрительным. Глаза его некоторое время блуждали по моему лицу, затем, придя, видимо, к каким-то своим выводам, он наконец продолжил: – Итак, только что я предложил вам два миллиона туберов за то, что вы уйдете из жизни моей дочери. Навсегда. Покинете пределы моей империи и никогда больше не осмелитесь показаться ей на глаза. Идет?

– Постойте, вы хотите, чтобы я…

– Именно. Ладно, четыре миллиона. Ну хорошо – пять. И ни тубером больше!

Чувствуя, что лицо мое медленно наливается кровью, я сжал кулаки так крепко, что хрустнули костяшки пальцев:

– Ну и чем я обязан столь неслыханной щедрости?

– Вы наверное не поняли. Что ж, давайте попробую все объяснить. Эльвианора – моя дочь. Моя. И вскоре она выходит замуж за одного весьма многообещающего молодого человека с хорошей родословной и влиятельными родителями. Эта свадьба нужна всем нам: мне, моему народу, самой Эльвианоре, в конце-то концов!

– Крекопессий… – память, всколыхнувшись, выдала полузабытое слово. Действительно, когда-то давным-давно, кажется целую вечность назад, Эльви, будучи для меня еще ни кем иным, как просто безмозглой длинноногой стервой, рассказывала мне о своем будущем женихе. И правда, было дело. Как же я мог позабыть об этом?

– Крекопессий. Так вы, оказывается, в курсе дела?

Я молча кивнул. Чтож, теперь все становилось на свои места. А я то, идиот, возомнил о себе невесть что. И неотразимость моей персоны, и горячая влюбленность в эту самую персону блондинистой попутчицы не что иное как фикция, ложная реальность, выдуманная извилинами отравленного продуктами жизнедеятельности лингвина мозга. Ну какой же я все-таки идиот! Так мне и надо, кретину тупоголовому!

– Вы хотите чтобы я ушел? Я уйду. И из вашей жизни, и из ее. Но… перед этим я хотел бы поговорить с ней лично.

– Но…

– Это не обсуждается. Все, закрыли тему. И деньги свои можете мне не тыкать.

– А вот это ты зря. – Антонина Семеновна, не выдержав-таки, подала реплику, причем в интонации ее голоса читалось не просто разочарование, а целый океан беспросветного, всепоглощающего уныния. Уж лучше бы матерком своим привычным поперла, ей богу.

– Жаль, очень жаль. Ну, а как насчет того, чтобы занять один из руководящих постов в министерстве культуры например, либо получить должность капитана на одном из сверхтяжелых гелиостропов? Такие люди как вы мне очень нужны.

– Повторяю: сначала я хотел бы поговорить с Эльвианорой.

– Ну как знаете, – судя по тому, как поникли его плечи, Караму моя упертость пришлась явно не по душе. – В таком случае, ожидайте, Эльви сейчас подойдет. Я же поспешу откланяться. Сами понимаете – дела. – С этими словами он вышел из каюты, оставив меня наедине со своими отнюдь не веселыми мыслями. Итак, что мы имеем в своем активе после всех тех многочисленных злоключений, которыми меня успела наградить злодейка-судьба? А ничего, в общем. Отказаться от тепленькой должности, отказаться от благосклонности могущественного покровителя коим, несомненно, являлся отец Эльвианоры, отказаться от денег в конце-то концов! Да что со мной не так в последнее время? «Уж не заболел ли я?» – мысль эта заставила меня подойти к зеркалу в позолоченной раме и внимательно всмотреться в свое лицо. Нет, все тот же Илья. Глаза ввалились правда немного, да темные круги под ними образовались. Но это не симптомы, а так, скорее от нездорового образа жизни. Мои мучители неслабо постарались, вообще удивительно, как я до сих пор жив. Если бы не Антонина Семеновна…

– Чего в зеркало уставился, болезный ты мой? Ноги в руки и двигаем отсюда пока цел. Я что, неясно выражаюсь?

– Так ведь… Эльвианору дождаться надо. Карам сказал, что она сейчас придет.

– Эльвианору, говоришь? Да ты совсем идиот или прикидываешься? Караму твоему отчего-то позарез нужно, чтобы вы не встретились! Ты так и не понял?

– Нет.

– Ладно, давай все ненужные вопросы на потом оставим. Я сейчас не в том состоянии, чтобы тело твое под контроль брать, так что не спорь, топай ножками до ангара, угоняй первый попавшийся гелиостроп, а с Эльвианорой своей потом свяжешься по закрытому каналу. Как понял?

– Понял вас хорошо, – отрапортовал я своему лингвину и послушно двинулся в сторону выхода. Если быть предельно объективным, то следует признать, что старая карга меня еще никогда не подводила. Кто знает, может быть она права и на этот раз?

 

Глава 9

– Мм-м-м… – глаза мои все еще были закрыты. Открыть? Даже не знаю: а стоит ли? Что-то подсказывает мне, что я вновь вляпался в какие-то неприятности. Что именно? Довольно сложно описать это сосущее под ложечкой чувство, а также легкий холодок, подбирающийся от верхней части позвоночника к макушке. От холодка этого волосы словно бы электризуются, такое ощущение, что они становятся дыбом в преддверии чего-то неординарного. Я уже знаю: если такое происходит с моим организмом, значит неминуемо жди беды. Это он таким образом сигнализирует, предупреждает своего горемыку-хозяина о грядущих невзгодах.

Что это было? Газ? Возможно. Я вспомнил клубы белесого дыма, повалившие из воздухопровода в тот самый миг, когда индикатор на входном люке каюты протестующее пискнул и загорелся предупреждающим красным цветом. «Какого черта они заблокировали дверь?» – пришедшая в тот момент мысль оказалась последней, а точнее: последней, что я помнил. Или нет? Я послушно напряг извилины, силясь припомнить хоть что-либо еще, но память была чиста, как мысли пастора о раскаявшейся грешнице. Да, действительно, ни-че-го. Безграничная пустота, смешанная с чувством легкой тошноты и едва заметным, полуоформившимся ощущением голода.

Где я? Судя по ветру, который развивал мои волосы, по воздуху, насыщенному каким-то пряным, чуть сладковатым ароматом, по жужжанию насекомых, в конце-концов, можно было со стопроцентной уверенностью утверждать, что я нахожусь не на палубе космического корабля, а на планете. Какой? Ну, не знаю.

– Антонина Семеновна, куда это нас занесло? – задал я вопрос своему лингвину, но в ответ не услышал ничего, кроме гнетущей тишины. Ладно, где наша не пропадала! Приоткрыл оба глаза сразу, стараясь сделать так, чтобы со стороны стороннего наблюдателя, если он есть, это бы выглядело незаметно. Напрасные старания: никого в поле зрения не было, не считая нескольких неодушевленных предметов. Одним из этих неодушевленных предметов оказался рюкзак, аккуратно прислоненный к валуну, примостившемуся подле моих ног. Валун этот был не одинок – рядом валялись еще несколько, скрашивая убогий пейзаж песчаных дюн. Вот те раз: неужто старик и впрямь избавился от меня? Чтож, очень похоже на то. Права, права была Антонина Семеновна. Взял бы деньги – и ничего этого не произошло.

Вставать упорно не хотелось. Не хотелось окунаться в новую реальность, и только усиливающееся чувство голода да крохотная толика любопытства заставили меня подняться все-таки на ноги и оглядеться. Песчаные дюны, небо над головой привычного голубоватого оттенка. Чуть правее, метрах в четырехстах, виднеется лес. А за спиной… за спиной отчетливо слышится шум прибоя. Обернувшись, я смог насладиться прекрасной панорамой безбрежного морского простора, берущего свое начало, казалось, от самой линии горизонта.

Следовало посмотреть что находится в рюкзаке. Я присел на корточки, неловкими пальцами справился с магнитной защелкой, и принялся рыться в нем, выкладывая содержимое прямо на песок, разогретый жаром местного оранжевого светила. Ребристые прямоугольные упаковки с пищевым концентратом ложились в аккуратную стопку. За ними появился нож – самый обыкновенный, с черной пластиковой рукояткой и длинным лезвием, выполненным из какого-то металлического сплава. Тонкий цилиндр с крошечным зеленым индикатором, расположенным ближе к верхней части и кнопкой рядом с ним на поверку оказался зажигалкой – я нажал на кнопку и был вознагражден видом подрагивающего язычка пламени. Самораскладывающаяся палатка с подогревом в прозрачной упаковке с рекламным проспектом внутри и тонкой брошюркой инструкции по эксплуатации, а также гарантийным талоном от завода-изготовителя, комплект термобелья, темно-синяя штормовка, выполненная из материала толщиной в несколько микрон – вот, пожалуй, последние вещи, которые я извлек из своего рюкзака. Ни пистолета, ни какого-то более серьезного оружия, не было и в помине. Либо пожадничали те, кто снаряжал меня в это сомнительное путешествие по приказу папаши Эльвианоры, решившего избавиться раз и навсегда от назойливого претендента на руку и сердце ненаглядной дочурки, либо попросту в оружии не было нужды вследствие отсутствия на планете крупных хищников и недружелюбно настроенных существ разумных – не знаю. Аспект данный придется выяснить опытным путем, и я искренне надеюсь, что это будет нескоро.

Да, на дне рюкзака обнаружился еще один предмет, о котором я забыл упомянуть. Моя личная вещь – единственная, которую я успел нажить за время своих скитаний после того как покинул родную планету. Это был тот самый загадочный восьмигранник – толи детская игрушка, толи предмет роскоши исчезнувшей цивилизации, обнаруженный мной в трухе рассыпавшегося здания еще в то время, когда мы с Эльвианорой были в плену у черных археологов. Я повсюду таскал его с собой в память о тех днях, ведь стоило мне лишь глянуть на него – и перед глазами тотчас же вставали уродливые рожи карликов, одним своим видом напоминая о том, что жизнь, в сущности, штука переменчивая, и какой бы хреновой она ни казалась в настоящий момент – временами она бывает еще хуже. Видимо, собиравшие меня в дальний путь люди нашли его в моей каюте на базе – именно там я оставил восьмигранник перед тем, как отправиться выручать отца Эльвианоры в образе негуманоидного чудовища.

В принципе, этот сувенир можно было бы и выбросить, учитывая сложившиеся обстоятельства. Как-никак, но это лишний вес и место, занимаемое в рюкзаке. Можно было бы, но… отчего-то я не решался этого сделать. Так и стоял какое-то время истуканом, глядя как переливаются неизвестные символы при попадании на них прямого солнечного света, поражаясь совершенству граней и мысленно раз за разом ныряя в прошлое.

Так, все, хватит! Собрав волю в кулак, я сунул безделушку обратно в рюкзак. Внимательно пересчитал упаковки с пищевым концентратом(их оказалось ровным счетом четырнадцать) и, побросав свои нехитрые пожитки вослед за восьмигранником, просунул руки в широкие лямки, которые тотчас же затянулись ровно настолько, насколько это и было нужно. Ну что тут еще скажешь – цивилизация!

Куда пойти? К лесу, или наоборот: ближе к морю? Есть уже хочется немилосердно, желудок прямо-таки бурчит от голода, но от удовлетворения своих гастрономических потребностей удерживает меня сейчас лишь одно – полное отсутствие воды. Причем не просто самой воды – отсутствие даже тары под воду! Что это? Преступная халатность, или желание убить медленной смертью? Нет, пищевой концентрат употреблять сейчас в пищу никак нельзя. Я знал по опыту: стоит лишь съесть эту сухую, крошащуюся, и, чаще всего, отвратительную на вкус пакость, как во рту сразу же пересохнет, и организм потребует утроенную порцию жидкости. А, значит, куда идем? Ну правильно, к лесу. Море-то наверняка соленое, да и родника близ него не найти.

Да, родника не найти. Хотя… Пришедшая мне в голову мысль показалась настолько дельной, что, едва начав движение в нужную сторону, я тотчас же остановился. А почему, спрашивается, я меряю все по земным меркам? Почему я так непоколебимо убежден что океаны всенепременно должны быть солеными? А может быть здесь все с точностью до наоборот будет? И вообще: жидкость, с виду так похожая на воду, вполне может оказаться чем-то иным. Ну что тут еще скажешь? Не проверишь – не узнаешь.

Сходить? Позже! Махнув рукой на свои пространные рассуждения, я все-таки направился к лесу. Шел быстро, не забывая при этом внимательно смотреть по сторонам. На подходе к опушке вдруг вспомнил про нож. Остановился, сдернул с плеч рюкзак и, покопавшись чуток в его недрах, извлек на свет божий искомый предмет. Теперь, когда рукоять его удобно расположилась в моей ладони, я почувствовал себя гораздо увереннее. Интересно, почему мой лингвин не подает признаков жизни?

– Антонина Семеновна, просыпайтесь, пора вставать! – вновь обратился я к своему лингвопереводчику опять же с нулевым результатом. Умерла она там, что ли, или просто достал я ее уже со своим уникальным умением попадать во все новые передряги?

Постояв какое-то время у гигантского дерева, которое я мысленно окрестил сосной за его разлапистые ветви, состоящие сплошь из длинных зеленых колючек, я рискнул-таки углубиться в лес. Под сенью деревьев стало чуток попрохладней. Было раннее утро, видимо, когда я пришел в себя. Сейчас же солнце уже палило немилосердно и наличие лесных исполинов, кроны которых, переплетаясь, создавали почти непроницаемый зеленый ковер, оказалось весьма кстати. С каждым новым шагом, который я делал по лесу, ландшафт мне все больше и больше напоминал земной. Все та же трава, как и полагается, зеленая, кусты, то и дело цепляющиеся за рукава, серебристые нитки паутины, жужжание мух и стрекот кузнечиков. И запахи. Они шли буквально отовсюду. Ароматы цветов, которых вокруг было великое множество, смешивались с ароматами трав, хвои, влажной земли, листвы… Ветер добавлял к этому букету запах принесенной с востока морской свежести, отчего хотелось дышать полной грудью, балуя изголодавшиеся по столь редкому лакомству легкие.

Все бы хорошо, да вот даже намека никакого на воду нигде не было. Не было – и все тут. Ни родника, ни озера, ни болота. Мне кажется, что я бы сейчас уже и с лужи пил, найдись такая где-нибудь неподалеку.

К счастью, не было видно и крупных животных – с ними бы я точно не справился, имея на вооружении всего лишь столовый нож. Копье надо сделать. Так, на всякий случай. Привязать нож к палке и таскать ее у себя за спиной, приторочив каким-то образом так, как это делали дикие люди. Вот только привязывать чем? Лоскутами ткани от одежды? Ладно, об этом и потом можно подумать. Первоочередная задача – найти воду и тару, годную для ее хранения и переноски. Мысли текли неторопливо, приноравливаясь к новому, полуживотному уровню бытия. Вот оно как бывает! Совсем недавно бороздил космические просторы на сверхсовременных гелиостропах, а сейчас занят раздумьями о том, из чего можно сделать меха или, на худой конец, глиняную посудину.

Шум струящейся воды, раздавшийся совсем рядом, поначалу заставил меня вздрогнуть, а затем лосем ломануться в ту сторону, откуда слышался этот звук.

– Чего пялишься? Члена голого не видел? – бородатый, широкоплечий мужик, застегивающий ширинку, косился с явным неодобрением то на меня, то на нож, что так и оставался зажатым в моей правой руке.

– Ты кто??? – я безотрывно смотрел на свою находку не в силах поверить в то, что видели сейчас мои глаза.

– Тебе-то какая разница? Ну, допустим, лесничий. – Так нелюбезно встретивший меня гуманоид похоже был в стельку пьян. Об этом плачевном обстоятельстве говорили две вещи: его осоловевший взгляд и стойкий запах перегара, доносившийся до меня даже тогда, когда рот его был закрытым. – А ты кто?

– Человек.

– Не лесничий?

– Нет.

– Это хорошо, – данному ответу неизвестный отчего-то особенно обрадовался. – Так может быть ты это… того… Маньячина?

– С какой стати? – Поймав красноречивый взгляд в сторону ножа, я понимающе осклабился: – Нет, грибы просто тут собираю. Заплутал малость, вот и пошел на звук. – Ложь срывалась с языка легко, я уже вошел в выдуманную самим собой роль и теперь стремился перехватить инициативу в нашем разговоре на себя. – А ты что делаешь в этой глуши?

– Да ружье здесь вчера посеял. С приятелями отдыхали, вот я и… Здесь оно где-то, в общем.

– Уверен?

– Неа. Точно не помню. Но то, что оно в лесу осталось – факт. По-моему даже в этом.

С каждым произнесенным словом моего нового знакомца мне все сильнее казалось, что никакой он не лесник вовсе. Всеми повадками своими мужичина походил больше на мелкого браконьера, выезжающего временами на охоту с такими же оболтусами, как и он сам – дружками. Но не это меня беспокоило, нет. Меня беспокоил его внешний вид. Мужик ведь был не просто гуманоидом – он выглядел самым что ни на есть настоящим землянином, землянином от мозга до костей. Как же я раньше не умудрился догадаться что нахожусь на Земле? Флора и фауна то ведь один в один! Не мог, просто боялся поверить в чудо, ибо за верой всегда следует жестокая кара – разочарование. И если вера твоя сильна – разочарование будет во стократ сильнее, когда окажется вдруг что ты вновь ошибся. Так неужто же все это действительно правда? Неужто стоящий передо мной ханурик и есть землянин? Вопросов в голове вертится очень много, но вот самые актуальные задать язык просто не поворачивается. Ну не спросишь ведь ты, например, прямым текстом: «Слышь, мужик, а как называется планета, на которой мы сейчас находимся?», или: «А не принадлежишь ли ты случайно к человеческой расе?» Психов у нас не любят, особенно разгуливающих по лесу с ножами в руках.

– Человече, а домой ты когда собираешься? Мне бы в город попасть.

– В город? Ты же вроде как по грибы пришел. Набрал-то хоть чего?

– Ничего не набрал. Умаялся только как черт, – сняв с плеч свой тощий рюкзак, я для убедительности потряс его перед бордовой физиономией своего собеседника. При этом в рюкзаке что-то звякнуло, вызвав, по-видимому, у встреченного мной индивидуума какие-то свои, особые ассоциации.

– Что, еще и заплутал небось?

– Ну да, типа того. Так что, поможешь?

– Мне бы ружьишко найти. – Мужик все еще не решался ответить на мою просьбу согласием. Переминался с ноги на ногу, мыча себе под нос что-то нечленораздельное, да бросал время от времени косые взгляды то на меня, то на рюкзак, который я вновь не поленился закинуть себе за плечи.

– Давай так: с меня – литруха. Домой только довези, а там рассчитаемся. Идет? А ружье свое и потом найдешь, никуда оно не денется в таких дебрях.

Предпоследний аргумент явно оказался решающим:

– Лады. Айда за мной, у меня здесь машина неподалеку припаркована. Только чур не отставать! – с этими словами он развернулся и бодро пошлепал в сторону, противоположную той, откуда я совсем недавно пришел. Я же поспешил за ним следом, раз за разом убеждая свой разум, что происходящие в данный момент события на самом деле не являются вымыслом моего воспаленного мозга, они происходят на самом деле, и никуда нам обоим от этого не деться.

Неужто я и впрямь очень скоро окажусь у себя дома? Я попытался воскресить в своей памяти картину квартиры, которую покинул, казалось бы, лет двести тому назад и с ужасом понял, что у меня, в общем-то, это не очень то и выходит. Перед внутренним взором смутно всплывала двушка с убогим интерьером еще тех, совдеповских времен с вечно капающей водой из умывальника в ванной, да полинялыми засаленными обоями неопределенного оттенка с геометрическим узором и кое-где разбросанными по нему позолоченными вензелями. Старенький холодильник, газовая плита с заляпанными жиром конфорками, деревянные полы со щелями в палец, окна, которые давным-давно следовало бы заменить на пластиковые. Из всего интерьера новыми были разве что плазма с диагональю экрана в шестьдесят дюймов да стиральная машинка «Zanussi», приобретенные мной буквально за неделю до аварии, изменившей мою жизнь настолько, что я и сам уже себя не узнавал. Неужели воочию я скоро увижу все это великолепие? И работа… То-то старый хрен удивится, когда я заявлюсь к нему в офис!

Внезапно за деревьями забрезжило каменистое полотно дороги, и поток моих сумбурных мыслей поначалу сократился до минимума, а затем и иссяк окончательно при виде аппарата, уткнувшегося мордой в кювет. Телега? Да нет, скорее уж обитый листами железа прямоугольный короб с узкой смотровой щелью там, где должно было находиться лобовое стекло. За телегу я его принял по ошибке, поскольку мой ищущий взгляд первым делом наткнулся на напрочь лишенные шин деревянные колеса.

– Ну вот, почти пришли. Тесак-то свой спрячь, а то еще пырнешь кого ненароком.

Действительно: только сейчас я заметил, что продолжаю держать в руке нож. Торопливо сунул его в рюкзак, не отводя взгляда от загадочного агрегата. Пожалуй, при более внимательном рассмотрении транспортное средство наиболее всего походило на наспех переоборудованный вагон-теплушку, посреди ее плоской крыши даже труба торчала, из которой вился сейчас легкий дымок.

– Как тебе моя «ласточка»? – крепко сбитый детина с мутными глазами, не сбавляя хода, с выжиданием уставился в мою сторону.

– Да так, ничего себе. – Когда мы подошли совсем близко, я не преминул воспользоваться случаем и обошел «вагон» со всех сторон, желая не упустить ни малейшей детали. Так и есть: колеса действительно деревянные, с толстыми, опять же деревянными, спицами, рабочая поверхность колес обита тонким слоем желтоватого, по цвету напоминающего медь, металла. Корпус тоже деревянный, листы железа закреплены на нем довольно неаккуратно самыми обыкновенными гвоздями, между листами кое-где просветы величиной с ладонь, а то и с полторы. Сами листы металла довольно тонкие, не знаю для чего понадобилось ими оббивать деревянную обшивку. От винтовочной пули они точно не спасут, не говоря уже о более серьезном оружии. Кстати, а с чего это я решил, что сие транспортное средство неминуемо должно от чего-то спасать? Уж не потому ли, что глядя на данное чудо техники, я буквально в считанные минуты успел разувериться и в том, что нахожусь на Земле и в принадлежности к человеческому роду моего сопровождающего? А как иначе? Нигде, даже в самой забытой Богом деревне, не встретишь у нас подобного автомобиля. Да и автомобиля ли?

«Стоп, а кто сказал что оно действительно ездит? Этот пропитый алкаш в потяганном вязаном свитере и замызганных брюках?» – спасительная мысль, молнией промелькнувшая в моей голове, вернула мне мою обычную холодную рассудительность. В конце-концов, короб этот несуразный вполне мог оказаться обыкновенным прицепом, а мой спутник попросту решил подшутить, приняв встреченного грибника за доверчивого городского обывателя.

– Ну что, ты идешь? – громила уже маячил у распахнутой двери.

Что ж, сейчас мы и узнаем, так ли это на самом деле. Утвердительно кивнув, я одним махом преодолел три ступени откидной лестницы.

Все мои рассуждения рассыпались в пыль, стоило лишь мне оказаться внутри. Передняя часть бронированного монстра действительно представляла из себя кабину. Потертое водительское кресло с потрескавшейся то ли кожаной, то ли дермантиновой обивкой, лицевая панель, снабженная двумя шкалами с люминесцентной подсветкой, индикаторами и четверкой рычажков-переключателей с черными эбонитовыми рукоятками. Руль в виде самолетного штурвала – обрезанным бубликом. Правее – широкое пассажирское сиденье. Все как у людей, в общем. С одним лишь маленьким исключением: подобного агрегата и в помине на Земле не существовало. Так-то вот. А я-то, наивный, спрашивается, на что надеялся?

В край раздосадованный, я продолжал исследовать машину. Прошел в заднюю часть, минуя двухярусную кровать с выдвижным столом и двумя стульями без спинок, намертво прикрученными к полу. Отдернул ширму и ахнул: за ней во всей красе располагался самый настоящий паровой двигатель. Вместе с топкой пространство он занимал немалое – вот почему при всей своей кажущейся громоздкости в автомобиле, по сути, было не так много свободного места. Даже багаж, если бы таковой имелся, девать в принципе было и некуда.

– Что, опять вляпался по самые уши, недотепа хренов? – доселе молчавшая Антонина Семеновна не выдержала и подала наконец-то свой голос. – Ты хоть понимаешь куда мы попали по твоей милости?

– Ума не приложу. А вы?

– Господи, ну скажи, скажи, за что мне такое испытание?

Восприняв ее вопрос как сугубо риторический, я обратил свой взор на местного аборигена, который в этот момент как раз пытался мне что-то сказать, но благодаря нытью своего лингвина я в упор не воспринимал что.

– Ты оглох? Лопату говорю возьми. Топку надо раскочегарить.

– А уголь где брать?

– Странный ты, – мужик, протягивая совковую лопату, пытливо посмотрел мне в глаза. – Не местный что ли?

– Ну да, не местный. Машины никогда не видел. Живу на окраине, в поселке. – Я старательно изображал из себя полную деревенщину, мысленно решив, что ни за что, ни под каким соусом не расскажу никому, включая своего собеседника, истинные обстоятельства моего появления до тех пор, пока не пойму, что это действительно безопасно.

– Вот уголь. – Он ткнул ногой в неприметного цвета ящик, который я в полутьме умудрился не заметить. Еще раз поглядел на меня, наклонился, открыл закопченную овальную заслонку. – Уголь кидаешь до тех пор, пока я не скажу, что хватит. Все, можешь начинать.

Похоже, уважения в его голосе слегка поубавилось. Дождавшись моего кивка, громила передернул плечами и не спеша побрел в сторону рубки, как я мысленно окрестил кабину данного агрегата. Я же, сбросив с плеч рюкзак, принялся кормить топку углем, следя за тем, чтобы по полу он рассыпался по минимуму. Когда стрелка на манометре парового котла уже почти добралась до красной отметки, машина, издав душераздирающий гудок, тронулась-таки с места и бодро покатила по каменистой дороге, подскакивая на каждой неровности так, что клацали зубы.

– Заканчивай давай!

Повинуясь выкрику водителя, я вытер вспотевший лоб ладонью и захлопнул заслонку. Пошатываясь, добрался до кабины, уселся в спасительное кресло и с интересом принялся наблюдать за дорогой через смотровую щель, сделанную, на мой взгляд, чрезмерно узкой.

Смотреть, откровенно говоря, было не на что. Все тот же лес, на который я уже успел вдоволь наглядеться за время своего пребывания здесь, перемежался с редкими проплешинами полян. Некоторые из них были частично выгоревшими. Некоторые (а таких чем дальше мы ехали, тем становилось все больше) успели уже обзавестись свежим ковром из сочной ярко-зеленой растительности. Временами попадались поваленные деревья. Пейзаж уже не казался диковинным, глаз успел привыкнуть к нему в точности так же, как привыкает к любому ландшафту, и впоследствии мы потом даже не замечаем его, занятые, так сказать, решением проблем насущных.

– Кокошник одень, – внезапно озадачил меня водила.

– С какого перепуга?

– К посту подъезжаем.

Действительно: за изгибом дороги виднелось средних размеров деревянное строение: с плоской крышей, двором, огороженным бревенчатым забором из кольев. Вид постройка имела довольно неказистый. Такой, словно строилась еще во времена царя Гороха. В сибирской глубинке разве что можно увидеть такие вот срубы, да и то время их уже стремительно уходит. Зато пулемет на крыше выглядел вполне себе современно. Установленный на высокой треноге, он, повинуясь воле засевшего за ним стрелка, хищно повел своим вороненым дулом, нацеливаясь точнехонько в нашу сторону.

Видно было что мужик, сидящий сейчас подле меня за баранкой своего мастодонта, здорово занервничал. Пока я разглядывал здание, он уже успел нацепить на себя действительно нечто вроде кокошника и теперь во все глаза таращился на меня, с нетерпением ожидая, когда же я сделаю то же самое.

– А нет у меня никакого кокошника! – не видя иного выхода из ситуации, я рискнул-таки ошарашить водителя этой новостью и сейчас наблюдал за тем, как стремительно бледнеет его лицо.

– А где он?

Следовало что-то придумать, причем немедленно, ибо, судя по поведению пулеметчика на крыше и нервозностью моего оппонента, в противном случае меня ожидали серьезные проблемы, возможно даже несовместимые с жизнью.

– В лесу еще из кармана выпал.

– Фу-х, ну так бы сразу и сказал, блин. А то я уж подумал было, что ты из… Неважно! На вот, возьми, короче. – Он извлек из бардачка в точности такую же штуковину, что красовалась у него на макушке и протянул ее мне. Не мешкая, я нацепил ее на голову, втайне радуясь тому, что никто из знакомых, включая Эльвианору, меня сейчас не видит, а также отсутствию зеркала. Нацепил – и тотчас же услышал старческий голос, время от времени прерываемый возражениями более молодого диктора. Не иначе как в кокошник были вмонтированы самые обыкновенные наушники. Ну и зачем, спрашивается, весь этот маскарад?

К посту уже подъезжали довольные оба. Я – тем, что проблема так здорово разрешилась, и, скорее всего, сегодня умирать не придется, водила – оттого, что подобранный им найденыш не оказался одним из неназванных им врагов. Кто такие эти пресловутые «враги» я конечно же не знал, но расспрашивать своего нового знакомца ни о чем не стал во избежание новых подозрений.

– Меня Игнатом кличут, – тут же представился водила, стоило нам отъехать от злосчастной хибары. Фейсконтроль мы прошли вполне успешно, постовой просто глянул на нас мельком, прошвырнулся по салону и, не найдя ничего подозрительного, спрыгнул с подножки, пожелав под конец счастливого пути. Наличие кокошников сыграло здесь свою роль, видимо в этом мире они были чем-то наподобие пропуска.

– Илья, – представился я в ответ и крепко пожал протянутую руку.

Откровенно говоря, водитель мне нравился. И, хотя трехдневная щетина на щеках и крепкий запах перегара говорили сами за себя, прямота его характера скорее привлекала, нежели отталкивала.

– Ну что, Илья, куда тебе: на Млинки или в Прикополь?

Вопрос этот его невинный меня озадачил. А действительно, куда? Ясно ведь что это совершенно иной мир, не тот, который я так надеялся увидеть. И имущества у меня никакого здесь нет, не считая тех нескольких вещей, что в рюкзаке сейчас болтаются, подпрыгивая на каждой выбоине в такт с поскрипывающим агрегатом. А может быть ну ее, секретность всю эту? Выложить правду-матку, а там уж будь что будет? Тем более, что и платить за свою доставку действительно нечем. Нет «литрухи», обещанной водителю, нет квартиры, не говоря уже о счете в банке и заначке в подвесном шкафчике. Раскроется ведь, рано или поздно, моя наспех придуманная легенда, как пить дать раскроется. Так может быть лучше раньше чем позже? Глядишь, поступком своим на первый взгляд весьма неадекватным, хоть какое-никакое доверие у человека заслужу.

– Даже не думай! – в голосе Антонины Семеновны слышалось нешуточное волнение. – Ты хоть понимаешь, что эта пьянь подзаборная сможет тебя сдать потом в любую минуту? Опять в камеру захотел или в пыточной давно не был, не говоря уже о…

– Да понял я, понял. Антонина Семеновна, а вы что предлагаете? Немым прикинуться, а то может и вовсе блаженным? Или другие какие-то соображения у вас имеются?

– А никакие соображения и не нужны были бы, если бы кое-кто советы полезные от умудренной опытом женщины вовремя слушал!!!

– Ну, знаете ли, в последнее время вы меня уже здорово достали!

Мельком взглянув на водителя я понял, что наш слегка затянувшийся с лингвинихой спор ситуации не только не улучшает, но, пожалуй, с каждой минутой промедления делает ее все более серьезной. Взгляд его уже не был вопрошающим, в глазах отчетливо читалась напряженная работа мысли.

– Ты сам-то откуда? – буркнул я, желая хоть как-то потянуть время.

– Я-то прикопольский, – водила замолчал, демонстративно выдерживая длительную паузу. – А ты?

– Так, Игнат, останови-ка машину, разговор у нас будет долгим. Давай так: я тебе сейчас все как на духу расскажу, а там уж верить мне или нет – твое дело. Договорились? Его утвердительный кивок послужил мне знаком, этаким спусковым механизмом, после чего речь моя полилась плавно и размеренно. Я пожелал начать с самого начала – с дня той пресловутой аварии, когда я, ничего не подозревая, сидел за баранкой своей старенькой ауди, поглощенный немудреными житейскими заботами. Рассказывал, стараясь не упустить не малейшей подробности. Лично для меня это казалось сейчас самым важным. Найдя благодарного слушателя в лице подвыпившего аборигена, я как бы заново прокручивал свою жизнь, вновь переживал трагические и комические ее моменты. Местами улыбался, местами хмурился. Войдя в раж, даже познакомил Игната с Антониной Семеновной, вслух озвучив ее короткое высказывание, состоящее из отборного трехэтажного мата, в его адрес.

Разговор действительно у нас вышел долгим. Игната интересовала каждая мелочь. Словно ребенок, слушал он раскрыв рот, лишь время от времени позволяя вставлять себе коротенькие высказывания типа: «Ну надо же!», «Ишь ты!», «А дальше-то, дальше-то что было?» Закончив с повествованием и ответив на целую уйму вопросов своего благодарного слушателя я тоже не остался в долгу – с такой же дотошностью расспросил Игната о его мире, попросив излагать все в мельчайших деталях, какими бы незначительными они ему не казались. Уже вечерело, когда мы, словно два заговорщика, пожали друг другу руки, окончательно избавившись от взаимного недоверия и мельчайших недоговоренностей.

– Ну так что, куда едем? – не знаю почему, но после нашего разговора Игнат безоговорочно признал во мне лидера.

– Давай в Прикополь. Пустишь к себе пожить временно? Мне бы акклиматизироваться, пообвыкнуть чуток надо.

– Угу, работу еще найти. Без работы сам понимаешь – хреново. Не пожрать – не выпить.

– Так и я о том же. Так как?

– Да без проблем. Сколько надо тебе – столько и живи. Только это – кокошник в городе никогда не снимай. Вообще. Даже дома. Ты понял?

Я уныло кивнул. Дался ему этот кокошник! Мой товарищ (а именно так я теперь с полным правом мог называть своего нового знакомого), уже раз пять успел упомянуть о злосчастных наушниках, выполненных по последнему слову древнерусской народной моды. Впрочем, теперь, после продолжительного экскурса в историю и реалии этого мира, его опасения для меня стали вполне понятны. Прикрыв глаза, я принялся мысленно прокручивать в памяти весь наш разговор, стараясь разложить по полочкам и хоть как-то классифицировать весь массив полученной от Игната информации.

Итак, когда-то давным-давно, на самой заре времен, жил да был мир, населенный прадавними прародителями Игната. Был он высокоразвит настолько, что граждане его в свое время колонизировали добрую четверть галактики. Каким образом они это сделали – непонятно, ибо космических кораблей, насколько я понял, изобретено так и не было. Мой косноязыкий рассказчик упорно все твердил о каких-то порталах, открываемых при помощи особого устройства, некоего материализационного дешифратора. Впрочем, заострять его внимание на подробном описании аппарата я не стал – ни к чему это, зато здорово заинтересовался причиной, по которой его предки оказались именно на этой планете и в столь плачевном положении. Как всегда, все оказалось до банальности просто. С кем-то они там встретились в непознанных глубинах космоса. С каким-то загадочным врагом, в разы превосходящим по военной мощи и технократическому развитию. Да, как-то так, вроде. Далее была полуторатысячелетняя война на истребление, приведшая к потери подавляющего количества колоний и паническое бегство оставшихся в живых на самый край неисследованной соседней галактики. Исходя из слов Игната, планета, на которой я сейчас находился, и была последним форпостом некогда могучей древнейшей цивилизации.

Что было потом? Тяжелое становление на ноги в новом мире, долгие годы колонизации, выстраивание с нуля городов, инфраструктуры, сельского хозяйства. Осваивание целинных земель, катастрофическая нехватка продуктов и медикаментов, смешанная с извечным страхом перед тем, что настойчивые преследователи не остановятся и все-таки найдут их последнее пристанище, накрепко укоренилась в каждом гражданине, неотвратимо меняя менталитет, делая его озлобленным, подозрительным, недоверчивым не только к чужим, но и к своим собратьям, а зачастую даже агрессивно настроенным. Немногочисленная раса разумных беспозвоночных, проживающих на этой планете задолго до появления переселенцев, была уничтожена практически сразу же после того, как была найдена.

Казалось бы: развивайтесь, живите себе спокойно дальше, но нет – ростки враждебности уже посажены. Переселенцы разделились на отдельные группы, расселились, поделили территории и взаимоизолировались от соседей, объявив себя отдельными государствами. Язык, бывший некогда для всех общим, с течением лет видоизменялся, в конце-концов изменившись настолько, что граждане даже соседних государств уже с трудом могли понимать друг друга.

Дальше – хуже. Благодаря различию в климатических условиях на разных поясах планеты внешний облик переселенцев со временем тоже стал меняться. На южном полушарии Болтанки (так называлась эта планета) появились граждане с темной кожей, на северном – рыжеволосые альбиносы с голубыми глазами. В жарких, пустынных районах планеты и в условиях крайнего севера начали появляться люди с узким разрезом глаз. Такие внешние отличия, естественно, оставаться незамеченными не могли и в свою очередь стали вызывать повышенную степень недоверия у тех, чей внешний облик выглядел иначе. Так на Болтанке появились национальности.

Ну а потом, ясное дело, пошло-поехало. Кто-то кому-то что-то не так сказал, кто-то на кого-то как-то не так посмотрел… Начались войны. Одна за другой. Практически непрерывно, с интервалом от пятидесяти до восьмидесяти лет, приведшие в конечном итоге к полнейшей технократической деградации. И так, судя по словам Игната, продолжалось ровно до тех пор, пока какой-то горемыка в определенный момент вновь не открыл силу атома. И только сейчас, по прошествии стольких лет взаимной ненависти, войн и всяческих несчастий, на планете наконец-то начал царить мир. Случилось сие благотворное событие благодаря одному-единственному гражданину, истинному сыну своего народа, незабвенному царю-батюшке Иепифану Хорольскому, светлая ему память на многие, многие века, ведь именно он, одним движением своего царственного перста и остановил все это форменное безобразие, нажав на заветную кнопку запуска межконтинентальных ядерных ракет, тем самым превратив нечестивцев, окружающих государство Притское, в аккуратные горстки радиоактивного пепла.

Но и вражины, нечисть поганая, тоже, к сожалению, в долгу не остались. Ответили тем же, в результате чего на Болтанке в относительной целостности сохранились всего лишь два города – Млинки и Прикополь, со всех сторон окруженные зараженными землями. Так-то вот. Невеселая эта история, откровенно говоря, энтузиазма мне вовсе не добавляла. Даже наоборот – побаиваться как-то стал. Что ждет меня в этом мирке, искусственно суженном до величины игольного ушка? Хотя, судя по рассказу моего товарища, жизнь здесь, в общем-то, была совсем ничего. Текла потихоньку, размеренно. На оставшихся полях исправно созревал урожай зерновых с фруктами, овощами и неким подобием картофеля. На подземных фермах выращивались грибы и «мясовухи». Изредка, минуя кордоны, просачивались «муданты», но этих было совсем мало и опасности, как я понял, они особой не представляли ввиду своей худосочности и подорванного здоровья. В принципе выжить можно. Вот только заняться бы чем? Без дела я сидеть не любил, да и жить привык не так, чтобы на широкую ногу, но и чтоб все как у людей было. Не нуждаться, в общем.

Надо, надо приспосабливаться. Покинуть планету не на чем, это абсолютно точно. Вершина местной инженерной мысли вон, подо мной вздрагивает от тарахтения двигателя, да взбрыкивает на каждом ухабе словно кобылица, норовя выкинуть меня из насиженного кресла. Кстати, уголька бы пора подкинуть. Вставая, я не преминул задать интересующий меня вопрос Игнату:

– Слышь, а кокошник этот почему снимать-то нельзя?

– Я же тебе говорил: по нему указы государевы до народного уха доводят, мысли всяческие премудрые, кто, где и как жить должен. Чтобы по закону все было, по понятиям. А незнание закона, между прочим, от ответственности не освобождает. Ты все понял?

– Понять-то я понял. А много их, законов этих с указами вместе?

– Ну-у… – Игнат почесал пятерней волосы, сделав растопыренными пальцами нечто вроде расчески. – Так-то я не считал, но вообще да – много. Едва ли не каждый день новый закон выходит. Сегодня вон бабам труселя кружевные носить запретили. Так ведь где ж их возьмешь, труселя-то эти самые, – они все уже лет пять как в холщовом исподнем почитай как ходют.

– Что, и в сортир нельзя без кокошника?

– Короче: если никто тебя не видит, то можно и без кокошника. Я сам так иногда делаю, чтобы голова отдохнула, когда уж мочи совсем нет. Но если закон какой новый прогавишь – тогда уж не обессудь, а пеняй на себя.

– Да, серьезно у вас здесь все.

– Угу. А как же иначе? Порядок во всем должен быть, иначе мир наш поглотит анархия и снова наступят темные времена. – С надрывом процитировал мой собеседник. Слова были явно не его. Впрочем, теперь я прекрасно понимал откуда они. Наушники, надетые мною по необходимости, то и дело разражались подобными высказываниями. Лично мне они пока еще особых неудобств не доставляли. Разум, закаленный в бесконечных спорах с Антониной Семеновной, попросту дистанцировался от пустого трепа, делая его обычным звуковым фоном.

После того как я вновь накормил топку новой порцией уголька, машина пошла значительно резвее. В какой-то момент Игнату пришлось даже выпустить излишек пара, оглашая округу громким гудком.

В Прикополь въезжали уже поздним вечером. Миновали очередной кордон, промзону из обшарпанных зданий окруженных заборами. Уличных фонарей здесь практически не было – лишь редкие окна светились, разгоняя вокруг себя мрак, да изредка встречные автомобили освещали дорогу фарами. Зато дальше, за промзоной, ситуация кардинально менялась в лучшую сторону: неожиданно перед нами оказался настоящий город, утопающий в море огней. Высотные здания с сотнями, тысячами светящихся окон упирались вершинами в чернеющую твердь неба. Зданий настолько много и стоят они так близко друг к другу, что кажется как будто они слиты воедино, этакая бесконечная змеящаяся лента, лишь изредка прерываемая трещинами перекрестков. Все нижние этажи отданы в безраздельное владычество магазинов: их стеклянные витрины украшены россыпями разноцветных гирлянд, неоновыми бегущими строками, пульсирующими вывесками… Вот только товара, выставленного на них, почему-то совсем мало. Бросается в глаза также и небольшое количество автомобилей, причем среди транспорта, двигающегося по улицам, преобладают в основном повозки с запряженной в них живностью настолько сомнительного вида, что от увиденного у меня начинает потихоньку отпадать челюсть. Уверен, никаким там писателям-фантастам, этим оголтелым труженикам пера, никогда не выдумать создания, которые сейчас пропрыгивают, проносятся, проползают мимо нас с таким невозмутимым видом словно так и надо, словно так и должно быть. Нет, смотровой щели мне теперь уже мало!

– Рычаг вниз опусти тот, что прямо перед тобой на лицевой панели торчит, – к счастью, Игнат правильно истолковал мое волнение и решил вовремя прийти мне на помощь.

Стоило лишь потянуть рычаг вниз, как тотчас же загудел серводвигатель и круглая крышка люка надо мной принялась потихоньку отъезжать в сторону, а кресло, на вид казавшееся таким монолитным, вдруг вздрогнуло и поползло вверх, превращая таким образом место пассажира в люльку для стрелка. Ну что тут скажешь – отлично придумано. Конструкция, с виду такая неказистая, на самом деле оказалась вполне себе функциональной. Теперь голова моя и плечи торчали снаружи, открывая прекрасный обзор.

К сожалению, все это беспокойство оказалось напрасным, – стоило только мне высунуться, как поток гужевого транспорта внезапно иссяк, и лишь какая-то животина, поводя впалыми боками, с грустью проводила влажными блюдцами глаз наш автомобиль. Телега, в которую она была запряжена, едва двигалась, восседающий на козлах старик матерился почем зря, щелкал по спине несчастной кнутом, но та на его потуги никакого внимания не обращала – все также неторопливо продолжала шевелить нижними конечностями. Передние же две, безвольно свисающие едва ли не до самой земли, похоже были у нее атрофированы. Покрытая коростой и гнойными наростами сморщенная кожа шарма животному тоже не добавляла, как, впрочем, и чересчур вытянутая вперед морда с измочаленной козлиной бородкой и слюнявой губастой пастью, усеянной редкими пеньками зубов. В общем, зрелище не для слабонервных.

Внезапно автомобиль наш, ведомый твердой рукою Игната, свернул на одном из перекрестков и покатил по дороге, которая, в отличие от центральной, была практически не освещена. Здесь движения не было совсем, разве что время от времени мелькали фигуры пешеходов, почти неразличимые во тьме. Магазины, конторы разных фирм, рестораны, парикмахерские, если таковые конечно имелись, скорее всего были закрыты. Вообще, казалось, что улица вымерла. По дороге я насчитал всего три освещенных окна, – и те освещались неровным светом, в котором угадывались скорее отблески от костра.

– По-настоящему жилая улица в Прикополе только одна – Центральная. – Создавалось такое впечатление, что Игнат попросту считывает мои мысли и тотчас же, не задумываясь, находит на них ответы. – Остальные улицы заселены мало.

– Почему так?

– Первое: нет света, – он отпустил руль и принялся загибать пальцы, теперь уже совершенно не обращая внимания на дорогу. – Второе, плавно вытекающее из первого: где легче всего обтяпывать свои темные делишки? Правильно, во тьме. Жулики, щипачи, шпана уличная в таких местах как это чувствуют себя как рыба в воде. Ну и третье, самое главное: народу-то у нас раз-два и обчелся. Город большой, а населения если тысяч восемьдесят наберется – и то хорошо.

– Вот оно как значит. А остальной народ где? И света почему нет? На Центральной, по-моему, его более чем достаточно.

– Электростанция у нас только одна. И та стоит на окраине с зараженными землями. Доступ к ней затруднен, работы можно проводить внутри нее только находясь в костюме радиационной защиты. Оборудование устаревшее, рухлядь можно сказать. Комплектующих мало, заменить их нечем, а новые не производятся из-за недостатка сырья и технических специалистов. Потому и было решено руководством освещать пускай всего одну улицу, зато нормально. Ну а что касается остального народа… – Игнат слегка замешкался, пытаясь подобрать правильные слова для ответа. Затем, видимо так их и не найдя, ограничился коротким: отбраковка.

– В смысле?

– Сам увидишь. Каждую субботу на центральной площади.

Больше вытянуть из него ничего не удалось. Мой новый товарищ замкнулся, ушел в себя. Остаток пути мы проделали молча. Молча вышли из машины, остановленной в темном переулке, молча зашли в подъезд и поднялись на пятый этаж. Дверной замок открылся легко, почти без щелчка.

– Погоди, свечу дай зажгу. – Несмотря на кромешную тьму, двигался Игнат вполне уверенно. Быстро пересек холл, затопал ногами по кухне. Очень скоро вернулся, держа в лапище оплывший огарок свечи с тлеющим огоньком, норовящим потухнуть при каждом его шаге. Разгоревшись, свеча позволила мне рассмотреть часть комнаты с интерьером, а также контуры чьего-то массивного тела, возлегающего на разложенном диване под толстым байковым одеялом. Видны были только кудрявая голова и плечи.

– Васюня это, сменщик мой. – Видя неприкрытый интерес гостя к персоне спящего, счел за лучшее пояснить Игнат. – Вместе оно повеселее-то будет. Да и квартира без присмотра не остается надолго.

– Вдвоем живете?

– Нет, есть еще Тихоня, но этот редко дома бывает. Он в основном за периметром промышляет. Так что, если достать надо чего-то редкое – так это только к нему.

– Понятно. Ну спасибо, учтем.

– Да ты это, располагайся пока, а потом айда ко мне на кухню. Спать будешь в соседней комнате. Там, кстати, даже свет есть. Только без надобности не включай, а то аккумуляторы вот-вот сдохнут.

Ответив своему благодетелю словами благодарности, я поплелся в указанном направлении и вскоре уже в полутьме обозревал покои, призванные на какое-то время стать моими апартаментами. Комнатушка была небольшой – три на четыре метра и, в сущности, ничего кроме дивана в ней не было. Бросалась в глаза еще куча тряпья в углу с нездоровым запахом плесени. Вот от нее-то мы в первую очередь и избавимся, и это будет первое, что я сделаю. Бросил рюкзак на пол у изголовья дивана, критически осмотрел постельное и в целом остался доволен. Было оно сравнительно свежим, а, значит, не придется дергать Игната. Откровенно говоря – устал я что-то в последнее время. Слишком часто судьба кардинально меняла мою жизнь, причудливым образом вплетая в нее события, которые не могли бы произойти в принципе ни с кем из живущих. Кроме меня, естественно. Не знаю уж, чем я ее прогневил или наоборот – пришелся по нраву. Знаю я сегодня лишь одно: если прямо сейчас не положу голову на подушку – то непременно усну прямо на кухне в обществе готовящего ужин красномордого аборигена.

Утро нового мира оказалось неотличимым от мира земного. Все так же солнечные лучи с азартом атаковали мои прикрытые веки, стараясь проникнуть к незащищенной роговице глаза, все так же плыли по небосклону заковыристые барашки туч, а ветер, стоило лишь отворить окно, с готовностью привнес в затхлое помещение запах свежести.

Стол в кухне уже был накрытым. За ним, взгромоздившись на колченогие табуреты, восседали двое: мой старый знакомец – Игнат, и тот самый кучерявый соня с ласковой кличкой «Васюня».

– Ну что, проснулся, бродяга? – фиалковые глаза Васюни смеялись, поражая неестественной насыщенностью цвета и неприкрытой жизнерадостностью. В них словно плясали озорные бесенята, делая лицо в общем-то немолодого уже и явно повидавшего многое на своем веку человека гораздо моложе своего биологического возраста. Пухлые чувственные губы, длинный с горбинкой нос, округлое лицо с ямочками на щеках и излишне мягким, женственным подбородком делали моего собеседника весьма приятным, внушающим исключительно позитивные эмоции человеком. Игнат же наоборот, выглядел отчего-то хмурым, задумчивым. – Присаживайся.

– Сухпай будете? – я вывалил на стол все четырнадцать упаковок с пищевым концентратом и не без удовольствия заметил, что подношение мое пришлось всем по нраву. Даже на лице Игната появилась блуждающая улыбка.

– Фигасе. Удивил так удивил! Откуда добыча?

– Да я тебе рассказывал уже, – покосившись на Игната с Васюней, я успел заметить, как оба они обменялись многозначительными взглядами. Видно было, что Игнат уже успел поделиться моей жизненной историей во всех подробностях, но, судя по всему, так и не смог заставить друга поверить в ее правдивость. Упаковки же с пищевым концентратом, выглядевшие совсем новыми, явно перевешивали чашу весов в пользу моего рассказа. Да и маркировка имперская, и своеобразный стиль оформления упаковок, на которых гордо красовался взмывающий в небо пассажирский гелиостроп, заставили бы призадуматься человека и более недоверчивого, чем Васюня. – Есть еще кое-что, – решив идти до конца, я освободил часть стола, отодвинув в сторону упаковки с концентратом и принялся выкладывать из рюкзака на освободившуюся поверхность и остальной весь свой нехитрый скарб, которым снабдили меня люди Карама перед тем как высадить на эту негостеприимную планету. Нож, зажигалка, комплект термобелья, штормовка, самораскладывающаяся палатка с подогревом. Не без удовлетворения констатировал, как загорелись глаза Васюни при виде палатки, и даже Игнат, обладая от природы характером более уравновешенным, озадаченно крякнул.

– Вот так-так! А вот это уже пожалуй интересно! – Васюню так и тянуло распотрошить упаковку с палаткой, он даже заерзал на месте от нетерпения. – Это все или еще что-то есть? – Глаза его безотрывно уставились на рюкзак, на дне которого продолжала болтаться памятная игрушка – тот самый испещренный загадочными символами восьмигранник.

– Почти. – Не особо церемонясь, я вытряхнул безделушку, и она с грохотом упала, прокатившись по некогда полированной столешнице стола, а затем замерла у самого его края.

То, что произошло потом, словами уже описать весьма сложно. Глядя на побледневшие, в одночасье ставшие мраморными лица двоих друзей, на их трясущиеся руки, на глаза, замершие в мертвенной неподвижности, я и сам здорово струхнул. Даже Антонина Семеновна не выдержала и вскрикнула где-то в глубинах черепа. Видимо, в этот момент мы с ней подумали об одном и том же: а что если безделушка, которую я так беззаботно все это время таскал в своем рюкзаке, на самом деле является ничем иным как оружием массового поражения? Ведь только этим можно было объяснить странное поведение аборигенов. Страх их был неподдельным. Я даже представить себе не мог, что живой человек может так чего-то бояться. С Васюней-то я был практически незнаком, но вот Игнат, подобравший меня в лесу, по моему глубокому убеждению, воистину робостью характера не отличался. Кто знает, а может восьмигранник и есть ядерная бомба – одна из маленьких игрушек, уничтоживших едва ли не до основания все живое на планете «Болтанка»?

– Ты… где… взял… эту… штуку? – первым, как ни странно, справился с собой Васюня. Смотрел он на меня сейчас очень внимательно, причем в прищуре фиалковых глаз уже не осталось былого благодушия.

– Нашел. – Понимая, что ответ мой прозвучал скорее как отговорка и выглядит не очень естественно, я собрался с духом и принялся излагать свой рассказ в наимельчайших подробностях, описывая происходящие со мной события, произошедшие с тех самых пор, когда я оказался в плену у «черных» археологов. Тот момент, когда я обнаружил свою находку, также описал максимально подробно, не преминув добавить к рассказу все наши продолжительные потуги понять, что за вещь попала все-таки в мои руки и руки моих товарищей по несчастью. С течением моего рассказа выражение лиц слушателей постепенно менялось и сейчас, когда я уже практически закончил, на меня уже не смотрели с недоверием.

– Ты хоть представляешь себе что это? – Васюня вышел из своего ступора и первым взял в руки злосчастную штуковину. Держал опасливо, словно боясь, что она, того и гляди, действительно взорвется.

– Ума не приложу.

– Ладно, собирайся тогда.

– Куда?

– Увидишь. Игнат, ты тоже с нами давай. Идем, по дороге позавтракаем. – Подхватив три упаковки сухпая, Васюня рассовал его по карманам потяганной вельветовой куртки. Восьмигранник он тоже прихватил с собой, сунув его в один из внутренних карманов с таким видом, словно вещица принадлежала уже ему, а не мне.

Улица, как и вчера вечером, оказалась совершенно пустынна. Проехав какое-то время по ней, мы вырулили на Центральную. А вот здесь народа действительно оказалось много: люди сновали по тротуарам с видом вполне безмятежным. Кто-то выходил из магазина нагруженный, как и полагается, свертками с закупленными товарами, кто-то наоборот – только заходил в них. Парикмахерские, булочные, шашлычные, забегаловка с потешной вывеской в виде похоронного креста, на котором нарочито корявыми буквами было выведено: «Последнее пристанище» – все эти заведения без зазрения совести мы миновали. Автомобиль, ведомый твердой рукою Игната, целенаправленно катил вперед по единственной оставшейся жилой улице Прикополя никуда не сворачивая до тех пор, пока не вырулил на широкую площадь, посреди которой красовался гигантский памятник, выполненный из материала, по цвету напоминающего мрамор.

Выходили из машины втроем, на ходу догрызая брикеты сухпая и глотая по очереди тепловатую воду из фляги Игната, которая ходила по кругу, перекочевывая из рук в руки.

– Ну, узнаешь?

Я поднял голову кверху с интересом разглядывая статую старика в белоснежной хламиде до пят и строгим, суровым взглядом незрячих глаз из-под набрякших век, пронизывающим, казалось, самую суть пространства, и уходящим куда-то далеко-далеко в бесконечность. Отрицательно покачал головой, сверх меры удивленный тем, что мне предложили опознать личность какого-то безвестного старца с совершенно чуждой для меня планеты.

– На руки его глянь.

А и правда: в протянутых вперед ладонях статуи знакомо поблескивал золотистыми символами предмет, точнейшая миниатюрная копия которого покоилась сейчас в кармане Васюни. С ума сойти! Потрясенный сверх меры, я уставился на своих приятелей, ожидая немедленных объяснений.

– Ну что, теперь ты понял? – Игнат говорил с доселе несвойственным ему придыханием. Так, как будто ему не хватало воздуха. – ТЫ понял, что ТЫ принес к нам???

– Не особо. – Глядя на реакцию двоих друзей, я не знал, радоваться мне или плакать.

– Очнись же, дурья твоя башка!!! – Антонина Семеновна внезапно вынырнула из забвения и разразилась многословной тирадой, изобилующей занудными научными терминами, в которой наиболее понятным для восприятия оказалось всего лишь одно-единственное словосочетание: «материализационный дешифратор».

– А, ну так бы сразу и сказали! – после ее объяснений, в голове моей словно что-то щелкнуло, и все сразу оказалось на своих местах. Ну конечно – мой восьмигранник и есть тот самый материализационный дешифратор, о котором вчера мне рассказывал Илья! Как же это я сам-то сразу не догадался? Ну штуковина, при помощи которой древние научились покорять космическое пространство! Та самая, что заменила им космические корабли!!!

Вот теперь я, по-настоящему, прозрел. Так, выходит, не все потеряно? Выходит, я все-таки могу вернуться на Землю, или найти Эльвианору? Невероятно!

– Я правильно понял: это и есть материализационный дешифратор? – на всякий случай уточнил я, хотя заранее уже знал ответ.

– Именно. – Васюня с победоносным видом сунул руку в карман, но вытащить драгоценный артефакт так и не решился. Мало ли чьи глаза сейчас на нас смотрят?

– Отлично. В таком случае, нам срочно надо вернуться домой. – Мысленно я уже не отождествлял себя с этим миром. И квартира, в которой проживали два друга с мифическим Тихоней, которая совсем недавно по определению должна была стать и моим домом тоже, да и сами они, откровенно говоря, как-то вот так, одним махом, вдруг взяли и отошли на второй план. Очень скоро эти люди исчезнут из моей жизни вовсе, оставив о себе лишь приятные воспоминания.

– Категорически не согласен! – внезапно вдруг встал на дыбы Игнат.

Мы с Васюней непонимающе переглянулись.

– Для начала прибор надо спрятать. В надежном месте. И только потом где-нибудь в спокойной обстановке решить, что нам следует делать дальше.

– Как что? – Слова Игната меня изрядно раззадорили. – Лично я намерен покинуть эту планету при первой же подвернувшейся возможности. Дома мы активируем дешифратор, и все, я с вами распрощаюсь. Ну или… – видя, как мгновенно напряглись лица обоих, я счел за лучшее скороговоркой торопливо добавить: – можете отправиться вместе со мной.

– Да неужели? – теперь голос Игната звучал подозрительно вкрадчиво. – А с остальными людьми как поступим по-твоему? Здесь оставим?

– А что не так с остальными? Как жили – так пускай дальше себе и живут. Насколько я понимаю, жизнь здесь конечно не сахар, но, тем не менее, выжить можно.

От Игната я ожидал сейчас чего угодно: уничижительных высказываний в свой адрес, высокопарных фраз о единстве человечества, либо еще какую-нибудь словесную ересь подобного рода, но вот прямого удара в челюсть предугадать отчего-то никак не смог, а потому и стоял сейчас, хлюпая кровью из разбитых губ на квадратные плиты городской площади. Ни гнева, ни желания ударить в ответ почему-то не было. Гуманисты хреновы! Неужто за всю свою жизнь они так и не уяснили одной жестокой, но чертовски правдивой вещи: всем не поможешь??? Подавляющее количество существ разумных во вселенной на самом-то деле с гнильцой, в этом прискорбном факте я уже имел удовольствие неоднократно убедиться, а потому вполне искренне считал, что помогать нужно только тем, кто этого действительно достоин. Друзьям, хорошим знакомым, людям, которые тебе просто симпатичны, но уж никак не какому-то там гипотетическому сообществу в целом.

– Уймись. – Только сейчас я заметил, что Игнат занес руку для повторного удара, но холодный, какой-то безразличный голос Васюни тотчас же остудил его пыл. – Илья здесь человек новый, ничего толком тут не видел. Усек? Завтра суббота. Сводишь его на отбраковку. Потом и поговорим.

Игнат был чернее тучи, но руку все-таки убрал:

– Ладно. Что с дешифратором делать будем?

– Дешифратор берем с собой. Дома он будет в безопасности большей, чем если бы был зарытым где-нибудь в лесу. Установим круглосуточное дежурство. Кстати, узнать неплохо бы еще как он работает. Илюха, ты не в курсе?

Последний вопрос Васюни заставил меня слегка призадуматься.

– Нет, иначе давно бы уже воспользовался им. Но сегменты восьмигранника можно крутить, выстраивая нанесенные на них символы в разной последовательности. Думаю, что при вводе определенного кода пространственный дешифратор активируется, открывая нечто вроде туннеля в заданную точку пространства. Загвоздка лишь в том, как подобрать правильный код для того, чтобы попасть не куда-то к черту на кулички, а именно в нужные координаты. Или вообще – попасть хоть куда-нибудь, лишь бы подальше от этой проклятой планеты.

– Ну что ж, это уже кое-что. Заводи Игнат, поехали. Нечего больше положенного на площади отсвечивать.

Всю дорогу до дома ехали молча и только когда поднялись на пятый этаж, и Игнат вставил в замочную скважину заостренное жало ключа, Васюня позволил себе шепотом у него поинтересоваться:

– Тихоню давно видел?

– С прошлой пятницы его не было. Говорил, что к руинам сталелитейного собирается наведаться. А зачем он тебе?

– Да так. Мысль тут одна интересная в голову пришла. Я вот что думаю… – переступив порог, он отошел в сторону, пропуская нас мимо себя, и, захлопнув дверь, закрыл ее на оба засова: – Короче, допустим, что пространственный тоннель путем проб и ошибок мы куда-нибудь откроем. Дальше что? А если там, куда он ведет, воздух окажется непригодным для дыхания? Или вообще нас выбросит в безвоздушное пространство в зоне притяжения какого-нибудь астероида? Может такое случиться?

– Да как-то об этом я и не задумывался.

– Вот. Скафандры значит нужны или, на худой конец, видеокамера. Скафандры с радиационной защитой должны подойти. А Тихоня, сам знаешь, он везде бродит. Думаю, что такого добра у него навалом.

– Ну, не скажи. Я лично скафандров этих в глаза не видел. Но вот что касается камер – то да, есть. У безопасников несколько. Плюс еще штук двадцать во дворце понатыкано. И все. Так что насчет Тихони я не особо бы обольщался, навряд ли на окраине зараженных земель что-то кроме неработающего хлама осталось. А вглубь даже Тихоня не пройдет – там радиационный фон просто зашкаливает. Да ты сам вспомни: что он притаскивал в последнее время? Пару разряженных аккумуляторов, потекшие батарейки, соковыжималку, кухонный комбайн. Ах да, ласты еще, крем просроченный для сухой кожи, упаковку канцелярских скрепок, удочку и моток медной проволоки.

– Канистры двенадцатилитровые. Две.

– Угу, канистры.

Друзья замолчали. Мы так и продолжали стоять, едва ли не напирая друг на друга в узком коридоре. Я призадумался. По сути, Васюня был прав. Где гарантия, что тоннель, который мы откроем, приведет именно в нужное место? Без знания исходных кодов, разработанных создателями прибора, предприятие наше превращается ни во что иное, как в карточную игру, ставкой в которой были наши собственные жизни. Ни больше ни меньше. Но не это меня беспокоило больше всего. В конце-концов, проблемы с экипировкой были решаемы. Если во дворце местного царька есть видеокамеры, как только что обмолвился Тихоня, то при должном старании и не без наличия некоторой толики везения одну из них вполне можно, так сказать, приватизировать. Что же касается технической стороны вопроса, то, думаю, спустить камеру на тросе в тоннель особых трудностей не составит. Беспокоило меня другое: Васюня с Игнатом всерьез вознамерились вывести через пространственный тоннель всех оставшихся в живых жителей Болтанки. Задумка эта казалась мало того что глупой – она была попросту невыполнима и граничила с безумием.

– Антонина Семеновна, вы-то сами как думаете? – обратился я к лингвинихе и после продолжительного философского помалкивания получил вполне ожидаемый ответ:

– В точности так же, как ты!

Немыслимое дело: впервые симбионт-лингвопереводчик был со мной солидарен. Немыслимое – и наводящее на определенные размышления.

Не разуваясь, я первым переступил порог комнаты, проследовал на кухню и, подхватив со стола тарелку с завтраком, к которому с утра так и не притронулся, поспешил с ней в свою комнату. Итак, сейчас мне в спокойной обстановке следовало обдумать, что делать. Проанализировать положение, в которое я попал, скрупулезно смоделировать ход дальнейшего развития событий с учетом уже известных мне факторов и, после сравнительного анализа, только затем выработать свою собственную линию поведения. Почему именно свою? Да потому, что даже сейчас, авансом, я уже был непоколебимо убежден в том, что мои интересы идут вразрез с интересами приютивших меня аборигенов. Я реалист и прекрасно понимаю разницу между невозможным и возможным. Итак, они хотят эвакуировать всех страждущих с этой планеты. Отлично, как они планируют это сделать? Лежа на диване, я прислушался к невнятному бормотанию двух приятелей. Похоже, Игнат с Васюней так и не удосужились выйти из коридора и сейчас что-то оживленно обсуждали. Судя по обрывкам разговора, идей у них наличествует всего две. Первая: явиться с челобитной к царю-батюшке на поклон, выложить всю правду-матушку, а затем, выслушав подобающие случаю благодарственные речи на свой счет, торжественно вручить в его белы рученьки мой восьмигранник. Что из этого получится, естественно, неясно. Вторая идея заключалась в создании некоего подобия на испорченный телефон: оповестить определенную группу людей о наличии на планете пространственного дешифратора, назначить день Х, а также точку сбора, а затем уже эти люди пускай передают полученную информацию по цепочке через своих друзей-знакомых.

Если говорить начистоту, то оба этих варианта никуда не годились. При любом раскладе все упиралось в царственную особу, правящую на планете. Очень глупо было бы надеяться, что «испорченный телефон» минует уши местных царедворцев.

Хорошо, ну и как прикажете поступать мне? На благоразумие царя надеяться не стоит – слишком велик риск того, что он попросту проигнорирует просьбу пришельца, то есть меня, и использует дешифратор исключительно в своих целях. А значит вот вам – фигушки! Дешифратора своего я не отдам. «Но и вступать в прямую конфронтацию с Васюней и Игнатом тоже не стоит», – пришел я к этому неутешительному выводу, потрогав все еще саднящую челюсть. Да и ребята они, впринципе, порядочные. Все, решено: отныне я буду делать вид, что со всеми их решениями полностью солидарен, а затем, улучшив момент, улизну сам, прихватив с собой драгоценный восьмигранник. В конце-концов, эта штуковина принадлежит мне, ведь это я ее когда-то нашел!

Успокоив таким образом свою невесть с чего всколыхнувшуюся совесть, я с аппетитом принялся уплетать то, что было на тарелке. Светло-коричневая жижа на вкус оказалась неожиданно приятна и чем-то походила на пшенную кашу. К тому же она пахла дымком от костра, и это делало ее схожесть еще более ощутимой. Пережаренный же сверх меры кусок мяса возложенных на него надежд не оправдал: оказался сухим и абсолютно безвкусным, как старая подошва.

– Не занят? – Хотя дверь в мою комнату была и полуоткрыта, Игнат учтиво постучал и теперь терпеливо стоял за ней, переминаясь с ноги на ногу.

– Нет, заходи.

Оказывается, он был не один: за ним протиснулся и Васюня.

– Ты это, на нас не серчаешь?

– Да нет, чего уж там. Челюсть вот только болит очень, а обезболить и нечем.

– Так мы сейчас мигом все организуем! – Васюня был вне себя от радости. Видно было, что оба здорово корили себя за то, что обошлись так круто с инопланетным гостем и теперь вовсю стремились загладить свою вину.

Незнамо откуда появилась бутылка. Вот только что не было ее, и вот вдруг: нате, пожалуйста. Соткалась как будто из воздуха, зависнув в клешне Васюни словно охотничий трофей – утка, играя при свете свечи своим загадочным содержимым.

Неожиданно, действительно захотелось выпить. И, хотя под обезболивающим я имел в виду нечто совершенно иное, а точнее – медицинские препараты, неожиданное предложение Васюни меня даже обрадовало.

Появилась и тройка стаканов из добротной толстой пластмассы, и даже краюха похожего на ржаной хлеба. Почему-то именно им, как оказалось, и следовало закусывать. Не знаю: то ли местный обычай такой, то ли у хозяев попросту иссякли запасы продовольствия. Зацикливаться на этой теме я не стал. С благодарностью принял наполненный до краев стакан, слегка пригубил напиток и, подержав его некоторое время на языке, глотнул. На вкус жидкость чем-то была даже приятна. Чувствовался в ней горьковатый миндальный привкус смешанный еще с чем-то, чему описания на человеческом языке попросту не было.

Тостов, похоже, говорить было здесь не принято. Пили мы молча, чувствуя, как приятная истома медленно обволакивает тело, делая его расслабленным и невесомым.

Постепенно завязался разговор. Говорил в основном сам Васюня, да изредка Игнат вставлял свое веское слово. Я же преимущественно либо молчал, либо поддакивал, во всем соглашаясь с ними обоими. Единожды выработав линию своего поведения, я теперь следовал ей неукоснительно.

Разговор длился очень долго и крутился он в основном вокруг восьмигранника. Прикидывали так и этак, обсусоливали оба плана, под конец так, в сущности, ничего и не решив. Сходились мы только в одном: в самом ближайшем будущем непременно необходимо заняться опытами с пространственным дешифратором. Причем пальма первенства в этом деле с нашего общего согласия переходила именно ко мне, как к истинному владельцу загадочного артефакта.

Когда бутылка уже опустела едва ли не наполовину, а за окном медленно, но верно начала сгущаться предвечерняя мгла, я, вытащив дешифратор из ослабевших рук Васюни, поспешил в свою комнату. Не желая тратить попусту энергию аккумуляторов, зажег одну из трех свечек, выделенных специально для такого случая расщедрившимся Игнатом и, зачем-то закрыв за собой дверь, осел на диване, скрестив ноги в позе лотоса. Ну что ж, начнем. Сегменты восьмигранника крутились легко. Послушные воле моих пальцев, они меняли свое местоположение со скоростью калейдоскопа, время от времени символы, изображенные на них, вспыхивали словно бы изнутри мягким золотым цветом. Вспыхивали, гасли и снова вспыхивали для того, чтобы погаснуть вновь.

Прошло уже добрых четыре часа, а ничего особенного так и не происходило. Да что же это такое в самом деле? Ну что, что еще для активации этому окаянному дешифратору надо? Молитву что ли какую над ним прочесть, оросить кровью девственницы или попросту хряпнуть о стенку так, чтобы сегменты по всей комнате разлетелись?

– Успокойся. – Голос Антонины Семеновны был до неприличия мягок. Уж не нализалась ли старая карга инопланетного пойла? Как знать, быть может алкоголь, попадая мне в кровь, каким-то образом начинает воздействовать и на сознание самого симбионта? – Дыши глубже. Вот так. Закрой глаза. А теперь медленно, очень медленно в обратном порядке сосчитай до десяти.

Глаза мои устало закрылись, а губы послушно зашевелились, не в силах ослушаться мысленного приказа червя, клубком свернувшегося в районе затылочной части черепа и, словно коконом, опутанного мириадом наших общих с ним нейронных цепочек. Не знаю почему, сейчас я очень отчетливо увидел своим внутренним взором эту картину, но, как ни странно, никакой паники не было. Как, впрочем, не было и отвращения, и брезгливости. Раньше, месяца этак три-четыре назад, я бы непременно сошел с ума или наложил на себя руки, узнав, что в голове моей живет нечто подобное, теперь же это мало того, что воспринималось как данность, сейчас я был даже рад, что Антонина Семеновна впервые продемонстрировала мне свой истинный облик. Я и сам в последнее время чувствовал, что постепенно, шаг за шагом, мы как-то сближались, а теперь ощутил вдруг, что ощущения мои действительно меня не обманывают. Показать себя таким, каким ты есть – что это, если не акт доверия?

Сейчас, даже без малейших подсказок с ее стороны, я уже знал, что последует дальше. Мое уставшее сознание отключится, уплывет в желанный сон, а телом станет руководить разум лингвина. До самого утра без устали будет перебирать он комбинации на пространственном дешифраторе моими же собственными руками до тех пор, пока не наступит рассвет. Что ж, удачи тебе, Антонина Семеновна!

* * *

С трудом разлепив закисшие веки, я вновь, мимоходом, привычно дав себе зарок отныне никогда, ни при каких обстоятельствах не прикасаться к спиртному, вдруг совершенно неожиданно встретился глазами с Васюней, устроившимся на стуле в аккурат напротив моей постели. Вчерашнего собутыльника было не узнать: опавшие щеки, нездоровый цвет лица и горячечный блеск глаз, в которых так и плескалось безумие. Рядом стоял Игнат. По-счастью, выглядел он более адекватно, чем его сообщник. Лицо разве что побурело сверх меры, да борода стояла торчком как наэлектризованная – того и гляди посыплются из нее искры.

– Я так понимаю, что у нас на горизонте какие-то новые проблемы нарисовались?

– Можно подумать, как будто, ты сам еще не в курсе. Ну и что прикажешь нам с этим делать?

Повинуясь короткому взмаху Игнатовой руки с неухоженными, неровно погрызенными ногтями, я перевел свой взгляд в искомую сторону и обомлел. Впрочем, обомлеть действительно было отчего: вся задняя половина комнаты была занята восемью аккуратными круглыми отверстиями величиной, пожалуй, около восьмидесяти – девяноста сантиметров каждое. Все, без исключения, отверстия имели ярко выраженный контур странного, золотисто-голубоватого оттенка. Причем, если прислушаться, при желании можно было услышать издаваемое ими характерное потрескивание, словно от разрядов статического электричества. В пользу данной теории говорил и сверх меры пресыщенный озоном воздух – я только сейчас заметил это и, сделав глубокий вдох, перевел свой взгляд туда, где маняще поблескивала маслянисто-черная бездна, заполняющая ближайший ко мне контур.

Не отвечая на вопрос Игната, встал, приблизился едва ли не вплотную к висящему в двадцати сантиметрах над полом объекту и, не мудрствуя лукаво, попросту ткнул его пальцем.

Маслянисто-черная бездна на поверку оказалась чем-то наподобие мембраны. Палец, окунаясь все глубже, постепенно натягивал ее, натягивал до тех пор, пока в какой-то момент пленка, подвергнутая столь варварскому воздействию, наконец-то не лопнула.

– Что делать, говоришь? – стараясь не зацепить край контура головой, я сместился чуть влево и удовлетворенно присвистнул: тыльная часть загадочного отверстия так и осталась без изменений. Что это значит? А значит это то, что мой палец сейчас действительно оказался в какой-то иной точке пространства. Эх, знать бы еще толком в какой! – Пока ничего. Нужна видеокамера, без нее никак. Затем вплотную займемся каждым из появившихся порталов.

– Ну надо так надо. – Васюня утвердительно кивнул и вышел. Игнат же все также продолжал зачарованно глядеть на невесть откуда появившиеся в моей комнате чернеющие отверстия. Через некоторое время хлопнула входная дверь, заставив нас обоих тихо вздрогнуть от неожиданности.

– Куда это он?

– Тихоню пошел искать. Наверно. – Дождавшись когда я вытяну, наконец, палец, Игнат неспешно поковылял к выходу. То ли от обилия впечатлений, то ли по какой-то иной, более прозаической, причине, плечи детины были полуопущены. Я же, вооружившись найденным в углу подобием швабры, принялся с энтузиазмом тыкать ей в каждое из отверстий. Первые четыре портала швабра преодолела без трудностей. В пятом же была вода: стоило мне проткнуть мембрану, как на пол, едва не сбив меня с ног, тотчас же хлынул самый настоящий потоп.

– Вот те раз! – Дернув за скользкую рукоять изо всех сил, я с грохотом рухнул, поскользнувшись на скользкой тягучей субстанции с тошнотным запахом. Не-а, никакая не вода это. Хотя с виду – один в один.

– Илюха…

– Все нормально.

Появившаяся в дверном проеме бледная физиономия Игната мелькнула и тотчас же исчезла. Ну надо же, прямо на глазах умнеет парнишка. Это я один тут такой непутевый – вечно суюсь куда не надо, и жизнь меня при этом ни черта не учит. Ну что поделаешь, ну не для меня это – учиться на собственных ошибках. Пока занимался самобичеванием, попутно вытирая руки о единственную, чудом оставшуюся сухой, штанину, мембрана портала практически затянулась. Лишь тончайшая струйка еще какое-то время выбивалась из невидимого глазу отверстия, но вскоре исчезла и она.

Шестой портал никаких существенных отличий от первых четырех не имел. Рукоять швабры с растрескавшимся от времени пластиковым держаком легко прошла сквозь его мембрану и все так же легко и вышла, однако в комнате при этом наряду к привычному уже запаху озона теперь примешивался еще и явственно различимый запах аммиака.

Остальные два портала по прихоти случая располагались не где-нибудь, а именно на потолке – этакие две чернеющие язвы на засиженной мухами заплесневевшей бетонной глади. Вид они имели какой-то зловещий. То ли виною тому было так некстати разыгравшееся мое больное воображение, то ли еще что-то, чему и определение то дать сложно, но подходил я к ним с явным опасением. Приблизился, внимательно оглядел обоих. Да нет, нормально все вроде. Все та же маслянисто-черная мембрана, все тот же золотисто-голубоватый контур светится вокруг нее. Так в чем же дело? Что не так?

Так и не найдя какого-либо разумного объяснения моего тревожного внутреннего состояния, я сделал последний шаг к ближайшему порталу, оказавшись таким образом в аккурат под его распахнутым зевом. Вот мне кажется сейчас, или рябь какая-то по нему пошла?

– Атаааас! Ноги!!! – Громовой возглас Антонины Семеновны набатом прозвучал в моей голове, заставив меня поначалу вздрогнуть, а затем со всей возможной прытью ринуться туда, куда вел меня инстинкт. Прыжок – и вот я уже у распахнутой комнатной двери, а сзади… Сзади творится что-то невероятное. Одного-единственного мельком брошенного через плечо взгляда хватило для того, чтобы понять: до чего ж все-таки прав оказался мой лингвопереводчик!

Ноги! Ноги и как можно быстрее! Амебообразная тварь, с тихим всхлипом выпавшая из портала, уже не растекается по полу аморфной желеобразной массой, она уже в движении – бодро перебирает своими многочисленными щетинистыми отростками. Головы нет. Глаз – тоже. У твари нет даже рта, но я отчего-то твердо уверен, что это не помешает употребить ей в пищу мое бренное тело каким-то иным, более изощренным способом. Чем-то пришелец напоминает мокрицу. Такую отвратительную, что так и хочется его раздавить.

В гостиную мы врываемся вдвоем, проклятая тварь уже следует за мной буквально по пятам, и я не нахожу ничего лучшего, кроме как бегать вокруг заставленного немытой посудой стола, снова и снова наматывая круги.

Мельком успеваю заметить небритую физиономию Игната – тот столбом замер в коридоре, не делая никаких попыток выскочить из ставшей смертельной ловушкой квартиры. Эх, ружье бы сюда, ружье… А нет его. Зато я замечаю нож с засаленным лезвием. Лежит он на самом краю стола, и мне ничего не стоит подхватить его на бегу. Какое-никакое, а все-таки оружие.

Выстрел. Короткая задержка и снова выстрел. Кто стреляет я не вижу, зато слышу, как входят в студенистую массу пули, заставляя тело преследующей меня гигантской мокрицы сбиваться с ритма. Время остановилось, замерло. Времени за мной не поспеть, ведь верчусь я словно юла.

– Заканчивай давай, в глазах рябит уже. – Незнакомый мне голос звучит уверенно-бесстрастно. Именно он и заставляет меня прекратить этот бег. – Это он?

– Он самый. – Игнат стоял у двери, теперь уже распахнутой, подобострастно глядя на неизвестного стрелка, так вовремя появившегося и сделавшего за меня всю черновую работу по убиению незнамо откуда свалившегося на мою голову монстра. А я же, стараясь унять дрожь, слабость, попутно оглядываю с ног до головы незваного гостя.

Худощав, не слишком высок, но и нельзя сказать, что похож на карлика, мешковатый плащ неопределенного цвета висит на нем, словно на вешалке, скрадывая особенности фигуры. Скуластое лицо с тонкими аскетическими чертами, продолговатый череп обтянут белесого цвета кожей. Взгляд острый, внимательный. Казалось, незнакомец подмечает все вокруг, непрерывно анализируя окружающую обстановку. Его воспаленные глаза то и дело останавливаются и на мне, отчего возникает тягостное чувство как будто тебя просвечивают рентгеном. Вообще, облик у незнакомца какой-то нездоровый, болезненный.

– Знакомься, Илюха, это Тихоня. Я тебе уже о нем рассказывал. Тихоня, это Илья. – Игнат вновь прерывает слегка затянувшуюся паузу.

Рука у Тихони под стать ему – тощая, с длинными крючковатыми пальцами, однако, рукопожатие крепкое.

– Думал я грешным делом, что Васюня за нос меня водит. Байки всякие глупые рассказывает, о механизме каком-то непонятном талдычит, который, дескать, в другие миры дорогу открыть может. Бредятина одним словом. Если бы не зверь ваш… – Быстрый кивок в сторону поверженной твари ясно показывает, кого именно он имеет в виду. – Ни за что бы не поверил.

– Еще бы! Мы и сами-то поначалу поверили не сразу. Да и как в такое поверишь? Но постепенно, шаг за шагом… Рассказ о похождениях вот этого парнишки послушали с должным вниманием, вещички его нездешние поперебирали. Кстати, а сам-то он сейчас где?

– Кто где? – не понял Тихоня.

– Да Васюня, кто же еще? – Перескакивая с одной темы на другую, Игнат в процессе разговора приблизился к распростертому на полу созданию. Опасливо ткнул в тело носком ботинка. Ноль реакции. Похоже, проклятая амеба изволила наконец-то окочуриться.

– Послал я его кое за кем. Не беспокойся, ребята верные. – Заметив промелькнувшую на моем лице гримасу недоверия, Тихоня понимающе ухмыльнулся и продолжил, обращаясь теперь уже скорее ко мне, чем к Игнату: – Точно тебе говорю. Такие с кем не попадя языком трепать не будут.

Несмотря на свой непрезентабельный вид и грубоватые манеры, Тихоня внушал мне определенную толику доверия. Было, было в нем что-то. Кем он стопроцентно не был – так это простаком. А то, что прозвищу своему этот человек откровенно не соответствовал – бросалось в глаза сразу же, с самого первого взгляда. Тоже мне – Тихоня нашелся! Такому дорогу перейти – себе дороже. Навидался я таких вот «Тихонь» в свое время, и осадок от этих встреч оставался зачастую не очень приятным. Обладатели столь нетипичного облика в моем мире чаще всего оказываются обитателями мест не столь отдаленных – одиозные личности с темным прошлым, благодаря своим преступным навыкам и немалой доле личного обаяния занимающие наивысшие ступени в тюремной иерархии. Однако кодекс чести у людей такой породы все-таки имелся, и пусть он был несколько своеобразным, но все же, все же…

– И что это за люди? – Я решил, что теперь настала и моя очередь задавать вопросы.

– Люди как люди. – Голос у Тихони глуховатый, с хрипотцой.

– И чем занимаются эти твои «люди»?

– Да кто чем.

– А точнее?

– Ну вот чего ты пристал к человеку? – вступился за своего товарища Игнат. – Разные в товарищах у Тихони ходят люди. И простые работяги есть, есть и те, кто приворовывает по-крупному и не очень. Разные, в общем. Есть и такие, что и убийством человека не погнушаются. Но основная масса, в большинстве своем, состоит из нормальных – таких как и он сам. Ходят туда, куда ходить не следует, куда обычному человеку путь заказан. По-разному таких в народе у нас называют. Кто как. Ходоками, стервятниками…

– Понятно, сталкеры значит.

– Слово-то какое мудреное! Нет, сталкерами точно не кличут.

– В моем мире так называют тех, кто, несмотря на все опасности, в целях наживы посещает места, подвергшиеся радиоактивному заражению.

– Ага, ну значит мы эти самые сталкеры и есть. – Тихоня наконец-то решил освободить свою левую руку от ружья и, бросив последний взгляд на недвижимое тело гигантской амебы, выпавшей из последнего портала, быстро пристроил его на вбитом в притолоку гвозде. – Но все же, давайте поближе к делу. Времени у нас очень мало. Пока все соберутся, надо нам план действий хотя бы в общих деталях обмозговать. И еще: глянуть хотелось бы на твой пространственный дешифратор. Покажешь?

– Да без проблем. – Я поспешил вернуться в комнату, из которой совсем недавно в такой панике выскочил и в изумлении замер на ее пороге. – Быть такого не может!

– Что случилось? – Тихоня, а вслед за ним и всерьез заинтересованный Игнат, оба поспешили последовать за мной и теперь выглядывали из-за моего правого плеча, стараясь узреть то, что меня так удивило.

А смотреть, по сути, было теперь уже не на что. Все до единого портала исчезли, и лишь склизкий след, напугавшей меня до чертиков гигантской амебы, говорил о том, что они не являлись плодом моего разгулявшегося воображения.

– А где порталы? – Игнат, к счастью прекрасно видевший их до этого, в своем удивлении был со мной солидарен. – Вот те раз! Ну и что же нам теперь делать?

– Это вы о чем?

– О порталах, Тихоня, о порталах. О тех самых, что в миры иные вели. Та куча слизи, как я понимаю, выползла из одного из них?

Я утвердительно кивнул Игнату:

– Так, давайте рассуждать логически. Порталы были. Так? Так. А затем внезапно исчезли. Ну и что из этого следует? – продолжая свои рассуждения, я сделал несколько шагов вперед и нагнулся за восьмигранником. – А из этого следует то, что вечно они существовать в нашем мире не могут и открываются лишь на определенный промежуток времени. Насколько – точно не могу сказать, поскольку время появления каждого из них не засекал. (Тут я слегка приврал, ведь именно Антонина Семеновна умудрилась открыть порталы, пока я спал. Приврал вполне осознанно – ведь неприятно каждому встречному-поперечному рассказывать веселенькую историю о том, что в голове моей засел некий червеобразный то ли паразит, то ли симбионт и теперь время от времени может перехватывать контроль над моим многострадальным телом. Если вдруг попался понимающий человек – то еще ладно. А так ведь некоторые и за шизофреника принять могут!)

Лингвинихе, видимо, очень не понравилось, что я позволил себе сравнить ее лучезарную личность с сущностью паразитической. В один миг прочитав мои крамольные мысли, она недовольно зашевелилась, отчего в глубинах черепа вдруг внезапно что-то зачесалось с такой силой, что я едва не вскрикнул. Что именно? Кто знает? А может быть какая-то извилина?

– Извилина? Хе-хе! У тебя? Мне вот что интересно: через какой промежуток времени ты сможешь уяснить для себя наконец раз и навсегда что нет, ну нет в твоей убогой черепной коробке ни одной хоть мало-мальски подходящей по описанию детали, которая хотя бы отдаленно напоминала этот полезный для жизни предмет. Нету – и все тут. Просто смирись.

– Как? Нет извилин? Совсем? А что есть?

Стоп. А ведь старая карга врет. Мыслю-то я вполне разумно. А хотя кто знает – во что превратился мой мозг за столь долгое сосуществование с самкой лингвина? Так, спокойно, главное без паники.

– Жижа у тебя вонючая вместо мозгов. Ну да ладно, будем работать с тем, что есть. В принципе, не такой уж ты и рохля, как мне показалось в первые дни нашего знакомства, – примирительно пробурчала Антонина Семеновна и смолкла, давая мне наконец возможность вновь сосредоточиться на разговоре с Тихоней и Игнатом.

– Все порталы были открыты глубокой ночью. Какие временные интервалы между открытием каждого портала мы не знаем. Зато знаем, что исчезли они примерно минут пять, может быть десять назад. Сейчас… – Тихоня согнул руку в локте и поднес ее поближе к лицу, отчего замызганный рукав плаща слегка приподнялся, обнажая циферблат механических часов на его запястье. – Сейчас без пятнадцати десять. Следовательно, время существования каждого портала составляет примерно часов семь – восемь. Этого очень мало, если учесть, что в одном только Прикополе население в тысяч восемьдесят душ наберется. Плюс в Млинках еще двенадцать тысяч. За такое время при всем желании никак не успеть всех переправить.

– Это если людей переправлять через один портал. А если их будет два или даже три. Или больше?

– Нет, не вариант. – Тихоня посмотрел на Игната как на клинического идиота. Впрочем, даже мне как человеку, ознакомленному с техникой перемещения при помощи пространственного дешифратора весьма слабо, и то было ясно, что сморозил тот невиданную глупость. А хотя…

– Антонина Семеновна! – мысленно обратился я к лингвинихе. – Просветите, пожалуйста: а возможно ли в одну и ту же точку пространства открыть сразу несколько порталов? Ну или хотя бы, чтобы вели они не в одну точку, а выбрасывали на один и тот же материк на одной планете?

– Что касается установки порталов в одну и ту же точку пространства то технически да, это возможно. Однако для выполнения такой операции надо иметь столько пространственных дешифраторов, сколько вы хотите создать порталов. А пространственный дешифратор у нас только один, так что об этой идее забудь. И вообще: уж не ты ли вчера самолично решил, что не собираешься помогать этим ущербным? Или я что-то путаю?

– Не путаете. Это я так, чисто теоретически размышляю. Так сказать, на случай форс-мажорных обстоятельств.

– Илья, с тобой все в порядке? – Придя в себя, я увидел, что Тихоня не сводит испытывающего взгляда с моего лица.

– Да, в полном.

– Очень хорошо. А то иногда мне кажется, как будто ты не с нами. Витаешь где-то далеко, в облаках. Или тема нашего обсуждения тебе не интересна?

– Нет, ну почему же? Очень даже интересна. Просто мне нужно сосредоточиться, сесть где-то в сторонке и подумать самому. Глядишь – что-то и надумаю этакое неординарное.

– Уверен, что нам всем надо подумать. Хорошо подумать. А только времени нет – ведь сегодня суббота.

– Да, точно, что-то я совсем запамятовал со всеми этими вашими порталами. Давайте собирайтесь быстрее, по дороге и подумаем, и поговорим. – Игнат как-то, по-бабьи, огорченно всплеснул руками и засуетился, спеша как можно быстрее одеться.

– В чем дело? К чему такая спешка? – следуя примеру Игната, я заторопился и сам. Оделся, обулся буквально за две минуты.

– Так «отбраковка» же. Ты что, забыл?

Ну да, «отбраковка». Помню, говорили вчера о ней мои новые товарищи. И даже повести туда для чего-то обещали. Вот только для чего, интересно? А, впрочем, какая разница? Сходить, проветриться, впечатления новые получить. Как говорится: и на людей посмотреть, и себя показать.

– Нет, не забыл.

Выходя, я, по примеру остальных, прихватил с полки обязательный атрибут местных аборигенов – наушники, выполненные в форме памятного сердцу «кокошника». Ну надо же, чего только не придумают люди!

* * *

– Ну какой же ты все-таки тупой!!! – пока мы неспешно брели по умирающему городу, Антонина Семеновна раз за разом втолковывала мне принципы межпространственных переходов при помощи такой простецкой вещицы, как пространственный дешифратор, но все оказывалось бестолку, ее титанические усилия упорно никак не желали увенчиваться успехом. – Так, повторяю еще раз, для особо одаренных: в одну точку пространства действительно можно вывести сразу несколько порталов, имея при себе, конечно, соответствующее количество дешифраторов.

– Но как? Ведь если по ним одновременно пойдут люди, они будут накладываться друг на друга. Мешанина получится та еще! Сомневаюсь, что выжить умудрится хотя бы один в такой переделке! – я отчетливо представил себе месиво из тел, материализующихся друг в друге и меня едва не стошнило. Тысячи, тысячи агонизирующих ртов, оторванные конечности, кишки, вывернутые наизнанку, нечеловеческие крики и кровавые брызги, орошающие такую желанную, но жестокую землю их нового мира.

– Никто… ни на кого… накладываться не будет. Как раз во избежание таких вот «накладок» все пространственные дешифраторы снабжены встроенными предохранителями. Объекты, проходящие через пространственные пуповины, которые вы называете порталами, будут материализовываться на безопасном расстоянии друг от друга. Не спрашивай меня каким именно образом достигается такой эффект – технология пространственных переходов утеряна давным-давно.

– Одним дешифратором управиться точно никак нельзя? Ведь за достаточно короткий промежуток времени вы легко смогли открыть сразу восемь порталов!

– Не путай грешное с праведным. Все открытые мной порталы вели на разные узловые координаты.

– И как это понимать?

Имитировав тяжкий вздох, моя вынужденная наставница вновь принялась за объяснения:

– В твоей памяти я натолкнулась на механизмы, которые называются поездами. Перемещаются они по железным дорогам. Железные дороги соединены между собой в железнодорожные сети. Принцип межпространственных переходов по сути своей весьма напоминает принцип перемещения поездов по железной дороге. Здесь тоже присутствует своя сеть, свои узловые станции, свои вокзалы. Пространственный дешифратор на самом деле не что иное, как простой прибор, дающий возможность получить туда доступ.

– То есть он не в состоянии пробить туннель в любую заданную точку пространства?

– Именно. Сеть межпространственных переходов, созданная в свое время древними, хотя и имела на первый взгляд весьма разветвленную структуру, но на самом деле была относительно невелика. Она всего лишь соединяла освоенные ими миры. Задавая координаты при помощи дешифратора мы выбираем конечную точку маршрута, в которую хотим попасть. Далее дешифратор связывается с диспетчером ближайшей к нам станции и, если таковая действительно имеется и находится в рабочем состоянии, ее диспетчер создает пуповину, которую вы называете порталом, от станции к дешифратору, подавшему запрос. То есть – к вашему дешифратору. Так понятно?

– Очень даже. Действительно, сходство с железнодорожным сообщением есть. Но следуя этой логике получается, что после прохождения «пуповины», мы окажемся не где-нибудь, а именно на станции и только потом, уже оттуда, оператор переправит нас в точку пространства, координаты которой мы набрали на дешифраторе?

– Отлично, мой мальчик! Прекрасная логическая цепочка! До чего же приятно наблюдать, как детишки постепенно становятся взрослыми! Тебе как, памперс еще не жмет?

– Антонина Семеновна, прекратили бы вы изгаляться. Дело-то серьезное! Сдается мне, что воздух этой планеты не слишком-то благодатен для здоровья. Не удивлюсь, что радиационный фон здесь зашкаливает сверх всякой меры. А это невыгодно ни вам, ни мне.

– Верно мыслишь. Я сейчас только тем и занята, что вывожу радионуклиды из твоего потрепанного организма. Веришь, ни разу еще за всю мою жизнь, не было у меня такого неудачливого симбионта. С одной стороны – с тобой не соскучишься, с другой – очень уж невыгодно получается по затратам энергетических ресурсов, а они, между прочим, у меня далеко не бесконечны! И вообще…

– А ну-ка, погодите минутку! – пришедшая только что в мою голову мысль показалась настолько простой и вместе с тем дельной, что я, не колеблясь, прервал словоизвержения старой мегеры. – Антонина Семеновна, это что же получается? Этой ночью вы активировали восемь порталов и в любой, какой бы мы не вошли – то все равно оказались бы на ближайшей станции?

– Я же тебе только что об этом говорила. Снова повторить?

– Я вот к чему веду: ну и зачем нам тогда нужно иметь несколько дешифраторов для того чтобы эвакуировать отсюда большое количество народа если хоть так, хоть так какие координаты бы мы не ввели – все равно окажемся сначала на приемной станции и только потом диспетчер, если он, конечно, там все еще есть, начнет перебрасывать пассажиров по заданным координатам? Ведь все мы можем остаться там, хотя бы временно, пока не придумаем, что делать дальше. В конце-концов, всегда можно отказаться от дальнейшей поездки. Не думаю, что планета, на которой построена станция, окажется хуже, чем эта.

Лингвиниха молчала довольно долго. Затем, когда я уже начал подозревать, что она не ответит, произнесла непривычно тихо и даже почти нормальным голосом, без обычных своих сварливых ноток:

– А ведь ты прав, чертовски прав. Сама не пойму: как такое простое и изящное решение проблемы прошло мимо моего внимания. Есть, конечно, мелкие детали, которые свидетельствуют о некоторой рискованности такого плана как этот, но, в общем, не вижу ничего невозможного.

– Какие детали вы имеете в виду?

– Те порталы, которые ты частично успел исследовать при помощи рукояти от швабры, явили нашим глазам немало сюрпризов. В одном, как ты помнишь, оказалась дурно пахнущая жидкость, из второго портала здорово тянуло аммиаком, а из последнего так вообще – выпрыгнула какая-то мерзость, видовую принадлежность которой даже я не смогла идентифицировать. Мне кажется, что это не совсем нормально, такого просто не должно быть. На этой станции что-то происходит.

Уж в чем не откажешь моему симбионту – так это в умении в один миг испортить хорошее настроение. Однако на этот раз лингвиниха была стопроцентно права: на станции действительно происходит что-то не очень хорошее. Радовало одно: диспетчер, кто бы он ни был, все-таки отвечал на запросы пространственного дешифратора и любезно создавал канал, по которому можно свободно попасть на подотчетную ему станцию. В любом случае, терять нам, в принципе, было уже и нечего. Радиация могильника, в который превратилась «Болтанка», рано или поздно доконает кого угодно.

* * *

Чем ближе мы подходили к центральной городской площади, тем больше местных стало попадаться у нас на пути. Люди брели, в основном, группами, либо изредка перебрасываясь между собой ничего не значащими фразами, либо и вовсе шли молча, причем на лицах каждого из них было написано все что угодно, но только не ощущение праздника. В четверке, которая шла перед нами, внезапно засмеялась женщина, но смех ее был настолько истерическим, что заставил меня зябко поежиться, хотя на улице, в общем-то, было довольно тепло. День же, вопреки всеобщему настроению людской массы, выдался солнечным, ясным. По небесной синеве, подгоняемые неугомонным восточным ветром, иногда неспешно проползали белесые барашки туч. Временами они складывались в знакомые глазу картины, являя пытливому взору то образ огнедышащего дракона с раззявленной пастью, то высоченные стены призрачного замка… Много, много чего можно увидеть в небе, имея хотя бы толику живого воображения.

Однако сегодня природа старалась зря. Все ее потуги уходили впустую. Никто, ни один человек не задрал кверху голову, любуясь несложным представлением, затеянным игривыми облаками, никто не оценил ни яркого солнечного света, ни даже свежести воздуха, который, казалось, можно вдыхать полной грудью практически бесконечно. Люди просто понуро брели вперед, всеми своими повадками напоминая сейчас стадо, которое ведут на заклание.

Впрочем, справедливости ради следует заметить, что плохое настроение было не у всех. Точнее: лично у меня оно было просто прекрасным. После разговора с Антониной Семеновной я уже не ощущал себя намертво привязанным к агонизирующему остову умирающей планеты, ведь выход из затруднительного положения, в которое я попал по милости отца Эльвианоры, все-таки нашелся. Причем нашелся он не только для меня, а и для большинства бедолаг, которые бредут сейчас с потерянным видом, совершенно не подозревая о том, насколько же в ближайшее время изменится их обыденная жизнь. Да, именно так. Сейчас я уже твердо решил, что приложу все усилия для спасения как можно большего числа людей, ведь с какой стороны не глянь, а дело это действительно стоящее. Ну, во-первых, это попросту благородно. Будет о чем рассказать Эльви, когда я наконец ее найду. Во вторых – я все еще не мог вспоминать без содрогания о той твари, которая выпала из последнего портала, едва не угодив мне на голову. А что если такая тварь не одна? А что если на станции, в которую мы попадем через портал, их окажутся тысячи? Или десятки тысяч? Одному в таком случае никак не справиться, даже имея такого полезного симбионта, как Антонина Семеновна. Да и вообще: если дела будут совсем плохи, вполне можно будет использовать местных в качестве приманки, и пока амебы, личинки или как их там, дюжинами будут употреблять в пищу туземцев «Болтанки», мне, возможно, удастся улизнуть при помощи диспетчера через новый портал.

Кстати, а что из себя представляет этот пресловутый диспетчер? В том, что он не человек, а точнее не биологическое существо, я не сомневался ни на йоту, древние ведь вымерли давным-давно. Наверняка, в роли смотрителя станции выступает обычная компьютерная программа, все еще продолжающая функционировать, несмотря ни на что. А хотя: посмотрим – увидим.

Когда мы добрались до площади – вся она была уже со всех сторон почти под завязку наполнена народом. Пристроиться можно было только сзади, но даже оттуда вполне сносно видно было происходящее в центре, благодаря довольно высокому деревянному помосту, возвышающемуся над морем из людских голов. На помосте стояло четыре фигуры. Три в черных сутанах и островерхих шляпах, опять же строгого черного цвета. Четвертая же была облачена в настоящий генеральский мундир или нечто на него весьма похожее. Все четверо – мужчины. Лиц их, к сожалению, как следует разглядеть не удалось – очень уж велико было расстояние. Зато отлично можно было разглядеть установленное на помосте устройство, в назначении которого сомневаться не приходилось. Воочию я конечно никогда не видел гильотины, но здесь ошибиться было точно невозможно. Плоская деревянная платформа в рост человека, на лицевой стороне виднеется несложная конструкция из бруса с вырезом для шеи. Сверху, над ней, на высоте в полтора человеческих роста, из пазов держателей хищно поблескивает конец широченного металлического лезвия. То ли лезвие в ржавых разводах, то ли потемнело местами от запекшейся крови. Стоило мне уяснить, что же за устройство представлено на трибуне для всеобщего обозрения, как я сразу все понял. Нет, я конечно далеко не ангел, но специфика местных развлечений мне определенно не по душе. Дикари, одним словом, что с них взять?

Нам, можно сказать, «повезло», представление началось почти сразу. Безбожно шепелявя, господин в генеральском мундире произнес короткую речь, из которой становилось ясно, что именно сейчас, как никогда, следует бороться за чистоту расы еще более рьяно, чем раньше, ибо Укатар не спит, завоевывая души все новых и новых грешников, и если, дескать, срочные меры не будут приняты в ближайшем будущем, то миром окончательно завладеет тьма. Он еще вещал минут пятнадцать все в том же духе, затем эстафету передал «монахам». К счастью, церковная братия ограничилась песнопениями и парой молитв. А вот затем… затем началось самое интересное. Двое монахов втащили на помост человека с завязанными руками. Выглядел он вполне обыденно – обыкновенный «работяга» в замасленном рабочем комбинезоне. Неухоженная борода, лиловый синяк под правым глазом знатнее некуда. Его видно было даже оттуда, где я стоял. Остальные черты лица осужденного как-то расплывались – очень уж велико было разделяющее нас расстояние. Приговора, как такового, не было, его никто огласить не удосужился. Зато бедолагу не поленились раздеть, и тут уж даже я не смог удержаться от удивленного восклицания. И было отчего! Там, где у нормального человека должна быть грудь, у этого бугрилась гигантская опухоль, умудряющаяся к тому же каким-то загадочным образом время от времени менять свои очертания так, как будто она живая и существует отдельно от тела. Зрелище оказалось настолько отвратительным, что я, признаться, был даже рад, когда беднягу подвели наконец к гильотине и уложили животом книзу на ее узкое ложе. Быстрое падение лезвия, громкий стук. Еще миг – и голова осужденного уже отлетает в сторону людского моря вместо того, чтобы упасть в заботливо подставленный под нее таз. Толпа разражается криками, кто-то даже свистит, а счастливчик, поймавший голову, захлебывается в победном вопле. Настроение народа, доселе весьма унылое, внезапно начинает расти в геометрической прогрессии. Все, первая жертва принесена, толпа почуяла запах крови, а ведь нет ничего в мире более волнующего, чем этот запах!!!

После первой жертвы следует вторая. После второй – третья. После третьей… Толпа уже ликует, беснуется, но чувствуется, что ей все еще мало, и тогда недоросль в генеральском мундире дает новую отмашку.

На помост возводят девочку. Лет четырнадцати. Она невысокая, тощая, на голове спутанный клубок из некогда белокурых волос. Лица ее я бы так и не увидел, но предприимчивый Тихоня извлек вдруг откуда-то из складок своего плаща самый обыкновенный театральный бинокль и тотчас же вручил его мне, тихо пробурчав что-то нечленораздельное себе под нос.

Глаза… какие же у нее глаза… Такие глаза есть только у одного человека, по крайней мере я так думал до настоящего момента, но сейчас… Нет, это просто наваждение какое-то! Не должно, не может быть во Вселенной у кого-то еще таких глаз! В чертах лица девочки внезапно проскальзывает нечто неуловимое, заставляющее меня всерьез призадуматься: уж не родственница ли она Эльвианоры? Впрочем, я тотчас же себя одергиваю: такого попросту не может быть! Похожие друг на друга люди не такая уж редкость даже в том медвежьем углу, который именуется Землей, а если уж говорить о Вселенной в целом… Вот только почему, почему сейчас эти два бездонных кусочка неба смотрят именно на меня??? Чтобы избежать взгляда девчонки, я торопливо отвожу от глаз бинокль, но тщетно – каким-то чудом он достает меня даже здесь.

Черт! Черт! Черт! Кровавый морок отступает, только теперь я начинаю понимать, что же на самом деле происходит перед моими глазами. Это не театральная постановка, не фильм ужасов в 3D формате. Сейчас эту девчонку будут убивать и убивать зверски.

– Да что ж ты делаешь, ирод ты окаянный! Стой, стой, стой, кому говорят!!! – Антонина Семеновна надрывается в моем черепе так, что я едва не глохну, хотя это, конечно, физиологически попросту невозможно.

Я же продолжаю свое черное дело – ввинчиваюсь в толпу, словно сверло от буровой вышки, причем мне сейчас почему-то совершенно наплевать, что же со мной будет дальше. Повинуясь моему неожиданному напору, людское море послушно расступается, и вот я уже совсем близко, буквально метрах в пятнадцати от помоста. Монах, начавший было читать свою заунывную молитву, внезапно заткнулся на полуслове и уставился на меня выпученными от удивления глазами. Товарищи его выглядели не лучше – застыли по обеим сторонам от приговоренной парой телеграфных столбов и тоже глазели на обнаглевшего проходимца, посмевшего столь наглым образом прервать начало священной церемонии. Один лишь красномордый крепыш в генеральском мундире не растерялся – заорал что-то благим матом своим подручным, окончательно испортив тем всю мрачную торжественность свершающегося действа.

Метр, еще метр. Продолжая проталкиваться вперед, я, благодаря своему росту, краем глаза успеваю углядеть нечто такое, что заставляет меня в задумчивости приостановиться. Наперерез мне со стороны помоста движутся шестеро, в точности так же, как и я, разбрасывая народ, словно кегли. Вот только у моих предполагаемых противников это получается несравнимо лучше – ведь винтовки их снабжены тяжелыми деревянными прикладами, которые раз за разом пускаются в дело. А вот это уже совсем нехорошо. Весь мой наступательный напор как-то разом вдруг стух, скуксился, и я понял вдруг какую же только что совершил глупость. Ведь девчонке, стоящей сейчас у гильотины с высоко поднятой головой, все равно уже не помочь. Будь она хоть трижды, хоть тысячу раз похожа на Эльвианору, ее непременно убьют, и никто не в силах помешать им безнаказанно это сделать. А теперь вот, похоже, придется разделить с ней ее незавидную участь. Впрочем, какой сейчас смысл себя жалеть? Как говорится, дураком жил, дураком и помру.

А вот и первый мой оппонент. Торопится, пыжится, из кожи вон лезет, лишь бы оказаться ко мне поближе пораньше других. Здоровый. Прет, точно паровоз, и морда у него от натуги такая же красная, как и у его непосредственного начальника, от переизбытка чувств нарезающего сейчас круги вокруг гильотины.

Торопыга уже совсем близко. Пара коротких взмахов прикладом, и вот уже последняя преграда исчезла – чье-то тело падает наземь, повергая за собой еще нескольких своих сотоварищей. Ну вот и все. А теперь, ребята, мой выход. Пока здоровяк на миг отвлекается, проводя взглядом падающее тело, я делаю скользящий шаг вперед и наношу один-единственный удар, долженствующий по идее сразу же вырубить моего врага. Удар костяшками пальцев в кадык вышел не очень сильным, однако и его хватило на то, чтобы здоровила поперхнулся и, хрюкнув, постепенно начал оседать на землю. Большой шкаф громко падает, знать вот только надо куда бить.

Отлично. А вот и винтовка. Я выхватываю ее из слабеющих пальцев громилы и, щелкая предохранителем, торопливо прикладываю приклад к плечу, благо вокруг меня уже освободилось достаточно места – народ чудесным образом умудрился рассосаться. Передергиваю затвор, загоняю патрон в патронник. Это же просто счастье, что ружья у аборигенов в точности как земные!

Остальные нападающие не дураки. Завидев, что случилось с их товарищем, пыл свой наступательный они сразу поумерили и даже более того – принялись хитро прикрываться живыми щитами. Огонь почему-то так и не открывали.

Наивные. Да плевать я хотел на их щиты! Тоже мне, чего удумали! Не страдаю я излишней жалостливостью, а этот эпизод с девчонкой не более чем минута слабости. Здесь уже ставка на мою жизнь поставлена, так что…

Отдача у винтовки так себе. Приклад легонько тыкается в плечо, а живой щит одного из нападающих с тихим вскриком оседает на землю, даря чудесную возможность узреть перепуганное лицо скрывающегося за ним хитреца. Новый выстрел – и вот уже он падает наземь.

Не медля, переношу огонь на следующего, благо тот прикрылся «щитом» не полностью. Да и как тут прикроешься? «Щит» второму охраннику правопорядка попался аховый – щуплый малец лет тринадцати отроду извивается, как червяк, раз за разом вонзая при этом зубы в удерживающую его руку. А вторая рука-то занята винтовкой! Вот и получает от меня «гостинец» в бедро.

Противников осталось четверо, но я отчего-то особого энтузиазма не испытываю. Уходить, уходить отсюда срочно надо, да вот только куда здесь уйдешь? Разве что с толпой попробовать смешаться. И где, интересно, носит моих попутчиков? Отчего не спешат на помощь? Со счетов видимо списали, не иначе. Ну да ладно, мы и сами управимся. Очень хорошо, что оставшиеся в живых огня не открывают, видимо прозевал я в горячке боя приказ брать нарушителя живьем. А как же та малолетняя замухрышка, из-за которой я весь сыр-бор начал? Может, стоит все-таки попробовать прорваться к ней?

Бесполезно. Одного короткого взгляда в ту сторону хватило для того, чтобы это понять. Красномордый крикун в генеральском мундире уже не носится в панике вокруг гильотины, а пристроился к приговоренной сзади, зажимая широкой ладонью ей рот. Во второй его руке зажат нож, и держит он его у самого ее горла.

Нет, не вариант. А значит – выход только один. Резко развернувшись, начинаю орать не своим голосом и даже делаю предупредительный выстрел в воздух, в отчаянной попытке разогнать сбившееся в тугой ком стадо из перепуганных насмерть аборигенов. Расступаются те крайне неохотно и очень, очень медленно, не помогает даже окровавленное ложе от приклада, которым я начинаю работать с отчаянным остервенением.

Быстрее, быстрее, быстрее, еще быстрее! Я уже не слежу за тем, что происходит сзади, мне катастрофически не хватает времени. Быстрее…

Поначалу я даже не заметил, как что-то холодное и острое обожгло правый бок, и лишь при повторном уколе ощутил, что мне почему-то становится не очень удобно двигаться. С каждым новым шагом, с каждым ударом приклада все сильнее начинают предательски слабеть ноги, а по спине как будто струится что-то мокрое и теплое. Надо, надо развернуться. Смысла дальше идти вперед нет. Поворачиваюсь, при этом умудрившись едва не выпустить ружье из рук, сейчас оно отчего-то кажется очень тяжелым. Успеваю заметить юркнувшую влево быструю тень, которая тотчас же смешивается с толпой. Нажимаю на курок и делаю выстрел ей вслед. Попал? Неважно. Кажется, там кто-то падает. Теперь уже подводят глаза. Картинка смазывается, начинает понемногу «плыть», но меня этот факт почему-то совершенно не волнует, а волнуют меня сейчас простые арифметические вычисления. Интересно, а сколько в ружьях местного производства помещается патронов в обойме? Сколько я уже успел выпустить пуль? А вот это, пожалуй, мы сейчас посчитаем. Один…два…три…четыре… Пять?

* * *

Мое тело покоится на чем-то относительно мягком, приятно пахнущем полевыми травами. Левая рука сильно затекла, я ее практически не чувствую. Правая? Правая вот она, на месте. Если пошевелить пальцами, а потом сжать ладонь в кулак, то можно ощутить под рукой нечто колючее и, вместе с тем, мягкое. Странно. Разве такое бывает?

Ну как же! Да ведь это же просто солома! Кому уж как не мне, профессиональному «сидельцу», не знать таких очевидных вещей? Солома – это значит тюфяк. А где бывают соломенные тюфяки? Правильно – в тюрьме, а где же еще? Не в земной, конечно, ведь там даже последнему зеку полагается матрац получше, а в любой другой, скажем, где-нибудь за ее пределами. Удивительно, но, при всей своей технократической отсталости, мои соотечественники, а, точнее, если можно так выразиться, «сопланетники», к узникам своим относятся гораздо более гуманно, чем все остальные цивилизации во Вселенной. Не слишком удивлюсь, если данное мнение сможет кто-то оспорить, но лично мне все инопланетные тюремные апартаменты, в которых я имел удовольствие побывать, попадались почему-то весьма и весьма неблагоустроенные. Нужник – в лучшем случае дыра в полу, питьевая вода по праздникам, и это я еще ничего не говорил о еде!

Ну да ладно, не будем о грустном. «Сидел»-то я, можно сказать, и совсем ничего – это если в годах посчитать. А вот что касается мест… Смешно… Губы мои растягиваются в саркастическую улыбку. Где я уже только не сидел!!! Едва мне стоило покинуть Землю (ей богу – и дня не прошло!) как я тотчас же попадаю в лапы к «черным археологам», а кутузка у них и правила содержания та еще прелесть. Только удрал из нее – опять милости просим обратно. Теперь уже Симониус садит меня «под замок», причем на моем же собственном корабле. Потом папашка этот Эльвианорин, из-за которого мне пришлось вынести немало пыток в застенках Фаркона Первого… И все ради чего? Да этот неблагодарный старый пердун даже ногтя от моего мизинца на правой ноге не стоит! Тварь!

Почему, почему, спрашивается, мне так не везет? Неужто космос не для меня? Не припомню ни дня, чтобы у себя на Родине я не преступал закона и что? Ни разу ни за свои прегрешения не сидел. Несправедливость!

Мда-а, а теперь вот, пожалуй, придется посидеть еще и здесь. Кстати, а где это, «здесь»? Я ведь даже глаз пока еще не открывал, все вспоминаю и вспоминаю свои похождения, тихо жалея при этом себя, неудачника. А, впрочем, где же мне еще быть, кроме как не в кутузке, после своих последних отчаянных приключений? Странно, что я вообще остался жив.

– Не стоит дальше притворяться. Я же вижу, что вы уже не спите!

А это еще кто? Неужто по мою душу уже пришли? Ну этот сейчас точно бить будет – очень уж голос у него специфический. Властный, однако с характерными вкрадчивыми интонациями.

Делать нечего – открываю глаза. Некоторое время молча изучаю окружающую обстановку и удивленно вскидываю взгляд на незнакомца:

– Признаться, вам удалось меня несказанно удивить!

– Охотно верю. Вы ведь думали, что окажетесь в каталажке. Или изойдете кровью от полученных ножевых ран. И это в самом лучшем случае, не правда ли?

– Верно.

– Вы что-нибудь помните из последних событий?

– Конечно. Я помню все. Точнее: почти все.

– Отлично! А то я, признаться, несколько побаивался. Очень уж ребят Вы моих раззадорили, вот они и перестарались слегка. Когда Вас доставили, я думал уже, что имею дело с трупом: голова разбита в трех местах, множественные гематомы, перелом четырех ребер, два ножевых ранения в области печени. Проходит каких-то жалких три дня, и что же я вижу? Сейчас Вы находитесь практически в полном здравии. Признайтесь честно – у Вас положительная мутация? – Незнакомец приблизился, и я смог как следует разглядеть его лицо. Интеллигентное, холеное, с хищным орлиным профилем и ироничным взглядом карих с искринкой глаз. Да, такая незаурядная личность сможет, пожалуй, повести за собой целый народ.

– Нет. Не знаю даже, о чем вы говорите.

– В таком случае зачем же вы, рискуя собственной жизнью, не раздумывая, бросились на помощь Виталине?

– Опять же: не знаю о ком вы. Это имя я впервые слышу.

– Уверены?

– Такое имя я бы обязательно запомнил.

– Отлично! – мои маловразумительные ответы собеседника даже обрадовали. – В таком случае, будьте уж столь любезны, приоткройте, пожалуйста, завесу тайны. Так кто же вы, неизвестный незнакомец? Только не говорите мне, что вы родом с «Болтанки»!

– Я этого и не утверждаю.

Так, а вот теперь следует всерьез задуматься: что стоит рассказывать гостеприимному хозяину роскошных апартаментов, в которые я попал, а о чем лучше все-таки умолчать. Да, очнулся я не в тюремной камере, и за это большое ему человеческое спасибо. Осталось вот только выяснить причину такого неслыханного благородства, ведь как-никак, а я ухлопал тогда как минимум двоих его подручных. И выяснить бы как-то ненавязчиво, что именно он хочет от меня услышать…

– Антонина Семеновна! – мысленно обратился я к своему симбионту.

В голове тишина. Ну все правильно, мог бы и сразу догадаться, что после титанической работы по восстановлению моего организма она впала в нечто вроде коматозного состояния и теперь вряд ли сможет пробудиться как минимум в ближайшую пару дней. В активном состоянии, в этом случае у нее остается лишь малая часть ее мозга, ответственная за коммуникацию. Иначе говоря – она может выполнять только обязанности лингвопереводчика. А это плохо, очень плохо. Придется выкручиваться своими силами.

Восьмигранник! Ну конечно же! Отлично помню, как перед выходом я опустил его в карман потяганной спецовки, которую мне выдали для того, чтобы не выделялся из толпы своим необычным внешним видом, причем проделал это столь виртуозно, что никто из товарищей не заметил. А сейчас его там нет, как, впрочем, нет и самой спецовки. Так вот где собака зарыта!

– Знаете ли, даже не знаю с чего начать. – Поглаживая рукой колючий ворсистый плед, который я поначалу, перед тем как открыть глаза, ошибочно принял за соломенный тюфяк, я в задумчивости уставился на собеседника. – А, впрочем, давайте-ка я начну с самого главного. То, что я пришелец из другого мира, как я вижу, вы уже поняли. Как сюда попал? При помощи одной интересной вещицы, называемой «межпространственным дешифратором» или попросту: «пространственным дешифратором».

– С какой целью?

– Уверяю вас, что вовсе не с целью шпионажа. Откровенно говоря, это вышло совершенно случайно. По рассеянности, попутал координаты и, вместо того, чтобы попасть в планетомаркет «Архарионна», оказался на этой… весьма и весьма гостеприимной планете.

– Угу, угу. В гостеприимности нам не откажешь. – Оценив по достоинству мою иронию, хозяин апартаментов осклабился в ехидной ухмылке. – Как вы себя сейчас чувствуете? Ничего не болит?

– А кто такая эта Виталина? – ответил я вопросом на вопрос. – Уж не та ли юная особа, которую хотели казнить?

– Она самая. Чуть позже я расскажу вам обо всем, что происходит на этой планете. Но только после того, как получу все исчерпывающие ответы от вас. Итак: что такое планетомаркет «Архарионна»?

Я задумчиво почесал пятерней лоб:

– Хмм, как бы вам так подоходчивей объяснить… У вас ведь есть магазины или продуктовые лавки?

– Естественно. Я думаю, что вы обязаны были их видеть, проходя по центральной улице города.

– Да. Видел. Так вот: планетомаркет «Архарионна» и есть такой магазин. Только большой. Величиной с планету. Точнее: это планета и есть. Планетомаркет занимает всю ее площадь.

Видя, как округлились глаза собеседника, я поневоле вспомнил себя в тот день, когда Эльвианора впервые поведала мне об этом чуде. В самый первый день нашего знакомства. Да уж, вне всяких сомнений, вид у меня в тот момент был в точности таким же, как вид сейчас у этого ошалевшего аборигена.

– Я не шучу. Поверьте, так оно и есть. И там можно купить абсолютно все, что только пожелаете. Продукты питания, подгузники, космические корабли, как транспортные так и военные, изделия тяжелой и легкой промышленности, презервативы, духи… Да в общем все, абсолютно все, что можете себе только представить, причем в таком широком ассортименте, что вам и не снилось.

Охо-хо! А собеседник-то мой шопоголик тот еще! Да Эльвианоре умыться до него десять раз!!! Руки трусятся, глаза горят хищным блеском, а подбородок подергивается так, будто того и гляди отвалится. Все признаки шопомании налицо! Попался, попался, голубчик. Заглотил наживку так, что с крючка уже точно не сорвется. Теперь можно быть уверенным на все сто процентов, что жизни моей на этой планете уже ничего угрожать не будет. Да что там говорить – с меня пылинки будут сдувать!

– А…а…а медицинские препараты там есть? Средства для нейтрализации последствий радиоактивного заражения?

– Да все что угодно! – я ответил настолько уверенно, как будто только что вышел через главный выход этого самого планетомаркета с пакетами, доверху наполненными всякой всячиной. – В отделах, посвященных медицине, в продаже имеются даже средства, которые полностью возвращают молодость, а вы мне говорите о каких-то там «дезактиваторах»!

Во-от, теперь окончательно проняло. Контрольный выстрел грянул, и отныне этот человечишко уже мой, мой от копчика до потрохов. Алилуй-й-йа!!!

На улице вечерело, а мы все еще продолжали разговаривать. Я уже не лежал на кровати, – ходил по комнате со вполне независимым видом и даже пару раз выходил во двор дворца, любуясь его изысканной архитектурой. Никто меня не задерживал, никто не чинил препятствий в передвижениях. Я мог зайти куда угодно, хоть в спальню к самой царице – Анастасии Корятиной, законной жены моего любезного собеседника, но, конечно же, проделывать такой шалости не стал, хотя особа эта, между прочим, выглядела очень даже ничего, да и глазками стреляла весьма недвусмысленно…

Настало время и вечернего чаепития. Анатолий Корятин, он же царь, он же Владыка Всея «Болтанки», а точнее – земель Прикопольских и Млинских, удовлетворил, наконец, как мне показалось, изрядную долю своего любопытства, и теперь вполне можно было его расспросить о той самой Виталине, личность которой интересовала меня в данный момент более всего. В облике приговоренной к казни девчонки, так похожей внешне на Эльвианору, чувствовалось нечто странное, загадочное. Не знаю, как это вразумительно объяснить. Какая-то… неправильность, что ли.

– Анатолий Вениаминович!

– Да? – Корятин отодвинул лицо от дымящейся чашки с чаем, на который только что так самозабвенно дул.

– Удовлетворите, пожалуйста, если вас не затруднит, теперь уже мое любопытство. Вы обещали рассказать, что же все-таки происходит на вашей планете.

– Простите, запамятовал. Вы принесли так много хороших новостей, что я, признаться, до сих пор в растерянности. Значит так. Диспозиция такова: есть мы, так сказать, осколки древнейшей цивилизации, цивилизации Артанов. Нас осталось совсем немного. Территория, контролируемая нами, постепенно год от года сужается. Из жилых городов, до которых еще окончательно не добралась радиация, остался только Прикополь. Млинки – это так, просто большое село. Душ там тысяч двенадцать наберется, не более. В Прикополе тоже жителей осталось немного – в районе восьмидесяти тысяч. Итого, считайте, девяносто две тысячи живого народа. И все. Дальше, за пределами наших владений, простирается безбрежная выжженная пустошь с редкими островками зеленой растительности. Естественно, вся та территория отравлена. Но это еще не все. Перейдем теперь к самой главной нашей проблеме. К моему глубокому сожалению, отравленная территория не является абсолютно пустынной, жизненные формы там есть, причем в довольно большом количестве. Все они, в той или иной степени, мутировали, мутируют или прекращают мутировать, достигнув максимальной стадии своего развития. Да-да, есть и такие, поверьте мне! Ладно бы мутации затрагивали только представителей флоры и фауны, превращая их временами в воистину устрашающих монстров – это было бы еще полбеды. Но нет – страдают также и представители моего народа, не успевшие вовремя эвакуироваться из тех мест. Казнь некоторых из них вы уже видели.

– Минутку! Я почему-то думал, что это были ваши подданные.

– Не все. – Корятин кисло улыбнулся. – Да, чистка действительно имеет место быть. Мы ее называем здесь просто: отбраковкой. Радиационный фон даже в городе оставляет желать лучшего. Вода, которую мы качаем из артезианских скважин, как вы понимаете, тоже заразна, ведь грунтовые воды сообщаются между собой. Да, мы их, конечно, очищаем, но фильтры наши справляются со своей задачей процентов на семьдесят пять, не более. И это при условии, если их ежедневно менять. Поэтому не стоит удивляться тому, что с каждым годом даже среди моих подданных количество зараженных растет. Кто-то заболевает лучевой болезнью и быстро умирает, кому-то везет меньше – его организм приноравливается к повышенному радиационному фону, претерпевая при этом всяческие мутации. Вот именно таких людей мы отлавливаем и казним. Поверьте: иначе никак нельзя! Если мы перестанем следить за чистотой генетического кода, то попросту вымрем буквально за пару поколений.

Корятин вернулся к своему чаю, однако вскоре не выдержал и продолжил:

– И это я вам еще не все рассказал. Самое сладкое, так сказать, приберег на десерт. Так вот: помните, Илья, как в самом начале нашей встречи я, поразившись необычайной способности вашего организма к быстрой регенерации, спрашивал: положительная ли у вас мутация?

– Да, как будто, что-то припоминаю.

– Вопрос этот я задавал неспроста. Положительные мутации действительно существуют. Они крайне редки, а люди, претерпевшие их, становятся невероятно опасны. Для нас, для выживаемости расы в целом. Кстати, а вы за все это время так и не поделились со мной своим секретом: откуда у вас появилось такое чудесное умение?

– Все оттуда же. Планетомаркет «Архарионна» имеет отличный ассортимент из медицинских препаратов, среди которых есть и прививки, имеющие такой эффект. – Продолжал я гнуть свою линию. О симбионте в своей голове я пока решил тактично умолчать. Осторожность никогда не помешает, в особенности если имеешь дело со вконец отчаявшимися людьми. – Продолжайте, пожалуйста, мне действительно очень интересно.

– Хорошо. Виталина – та девочка, которую вы, не раздумывая, бросились спасать, и есть одна из тех, с кем радиация сыграла свою злую шутку. У нее положительная мутация. Давайте я попробую объяснить вам, что это такое, чтобы вы понимали, насколько это явление опасно для нас. Итак: положительная мутация – это мутация, которая не наносит видимого вреда живому организму. Даже наоборот: человек или животное, подвергшиеся такой мутации, получают возможность прекрасно существовать даже в самых сильно зараженных радиацией зонах. И даже более того – зачастую получают определенные возможности, которых у них до этого не было. Кто-то становится отменным бегуном, кто-то начинает читать чужие мысли, кто-то перевоплощается словно хамелеон – может натянуть чужую личину. Возможностей таких очень много, перечислять все сейчас смысла нет.

– Да ведь это же просто отлично! – Удивленный до крайней степени, я в задумчивости уставился на своего собеседника. – Наоборот, я считаю что такие люди вам очень нужны, ведь все они вполне могут выполнять работу, которую не сможете сделать вы. Добывать полезные ископаемые, приносить из разрушенных городов необходимые вам запчасти для механизмов и многое, многое другое! Недолгая процедура обеззараживания и все!

Корятин тяжело вздохнул. Помолчал некоторое время и, словно через силу выдавливая из себя слова, тихо продолжил:

– Я вижу, что ничего вы так и не поняли. Ну хорошо. Допустим, что я доведу до своих подданных информацию о существовании таких людей. Как вы думаете, что будет? Мы здесь медленно умираем, а они, эти несколько тысяч счастливчиков, живут себе припеваючи и прекрасно себя при этом чувствуют. Да они даже город свой начинают строить с дальним прицелом на счастливое и безоблачное будущее. Это теперь их мир! Это их планета!!! Не знаете? Так я вам скажу!!! Бесконечная череда суицидов, падение дисциплины, окончательный упадок духа и, в конце-концов, быстрая, но мучительная смерть в течении максимум одного поколения! Вот что нас ждет!!! Теперь вы понимаете?

Я согласно кивнул. Перспектива, нарисованная мне владыкой последнего пристанища Артанов, и правда казалась вполне реальной.

– Пойманных «Положительных» вы прилюдно казните, выдавая их за обычных мутантов, я правильно понимаю?

– Верно.

– И как они принимают такое положение вещей?

– А пока никак. До последнего времени все было нормально. Было. Но теперь…В общем, две недели назад разведчики донесли до меня весьма и весьма удручающее известие: на западе, в двухстах километрах от города, собирается огромная армия. Основной ее костяк состоит из мутантов. Прямо скажу: вояки они так себе. Мрут как мухи, все в незаживающих гнойниках и язвах. В общем, едва на ногах держатся. Но остальные… кто бы вы думали? Правильно, наши старые знакомцы. Их немного – около четырех тысяч, но чувствуют они себя преотлично. Да и не стоит сбрасывать со счетов их сверхспособности. Поверьте, попадаются среди них такие, что… А, впрочем, ладно, не буду вас пугать. Теперь, надеюсь, вы все поняли?

– Да уж. Близится война, в которой победа, если она, конечно, будет, достанется вашему народу весьма и весьма высокой ценой, а мое внезапное появление вселило в вас новую надежду.

– Вы все правильно описали.

– И когда начнется наступление?

– Этого не знает никто. Но, думаю, дней пять в запасе у нас есть.

– Очень хорошо. – Я задумался, мысленно оценивая только что поступившую ко мне информацию. Пять дней… Антонине Семеновне для того, чтобы вернуть себе силы, понадобится как минимум еще два дня. Без ее участия об открытии порталов не может быть и речи, даже пытаться не стоит. А, значит, нужно потянуть время. Хотя, в любом случае, наверняка от меня не будут требовать немедленной эвакуации.

– Анатолий Вениаминович, когда приступать к созданию портала? Мы еще ничего толком не обговорили, но я так понимаю, что вам от меня нужно именно это.

– Верно. Доставьте меня и мой народ на планету, которую вы называете планетомаркет «Архарионна» и, уж будьте уверены, в благодарность за эту услугу получите все, что душе угодно. Мы далеко не бедны, сокровищницы наши ломятся от золотых слитков. Как вы понимаете, тратить их здесь было не на что, но и на улицу не выбрасывать же! Ей богу, как чувствовали, что они когда-нибудь на что-то да сгодятся!

– Вот с этим есть небольшая техническая проблема. – Голос мой слегка подрагивал от возбуждения. Упоминание Корятина о золотых слитках таки сделало свою черную работу, напрочь лишив меня самообладания. – Технология межпространственных переходов совсем не такая, какой вы ее себе представляете. – При помощи восьмигранника, который был у меня изъят… кстати, он ведь сейчас у вас, ведь так? – получив утвердительный кивок, я скороговоркой продолжил: – Так вот, при помощи этого восьмигранника, который мы называем «пространственным дешифратором», можно открыть портал лишь на ближайшую приемную станцию и уже оттуда попробовать добраться до искомой планеты.

– Что значит «попробовать»? – в голосе хозяина пусть и небольшого, но великолепного дворца, впервые прорезались нотки недовольства.

– Проблема в том, что после побоев, устроенных мне вашими людьми, у меня совершенно вылетели из памяти искомые координаты. Если уж совсем откровенно: координаты вылетели все, и если мы на станции не найдем нужного справочника, то, боюсь, дела наши станут совсем плохи. Тем более, что на станции явно произошла еще и какая-то авария, так что далеко не все открытые мной порталы, ведущие туда, будут безопасны. Информации у меня мало, вся она зыбкая и зачастую построенная на простых догадках. Единственное, в чем я могу быть точно уверенным – так это в том, что на территорию ближайшей к нам станции проникли некоторые агрессивные формы жизни, и нам, хотим мы этого или нет, придется иметь с ними дело.

– А зачем? Какой нам тогда смысл вообще отправляться на эту вашу станцию, если дело действительно обстоит так, как вы говорите? Чтобы рисковать своими жизнями ради какого-то мифического справочника, в самом существовании которого, вы даже не уверены? И где гарантия того, что станция все еще продолжает работать?

– Станция работает. Это абсолютно точно. Работает, по крайней мере, на прием. В целях эксперимента я уже открывал несколько порталов отсюда. А теперь по поводу смысла… Подумайте сами. Вспомните, кто вы есть. Вы – последние потомки Артанов, и именно ваши далекие предки изобрели в свое время принцип межпространственных переходов. Да не просто изобрели, а создали целую сеть, позволяющую достигнуть огромного количества планет, причем достигнуть практически мгновенно. Подумали?

Корятин задумчиво сморщил лоб. Поерзал некоторое время на стуле, а затем уставился куда-то вдаль. Я же, ожидая, пока мой собеседник разродится букетом полезных мыслей, принялся с аппетитом уплетать кусок замечательного мясного пирога, непонятно зачем выставленного к вечернему чаепитию наряду со всякими сладостями.

– Знаете, что-то ничего полезного на ум не приходит. Не подумайте обо мне плохо, голова просто предстоящим сражением занята. Да и вообще, дел по горло, а тут вы еще с целым ворохом новой информации, осмыслить которую вот так, с наскока, обычному человеку, как ни старайся, а все равно не получится. А ведь я действительно человек обычный. Да-да, не гений, уж вам-то можно признаться в этом, пока прислуга не слышит. А потому… Давайте-ка лучше уж вы поведаете мне то, что, собственно, хотели от меня услышать!

– Ну, хорошо. Когда я упоминал о том, что именно Артаны построили всю систему межпространственных переходов, включая узловые станции, то имел в виду вашу с ними полную биологическую тождественность. Ведь это же ваши предки! А значит, и среда обитания у них должна быть идентична вашей! Теперь понимаете? Они тоже дышали кислородом, им так же, как и вам, нужна была для жизнедеятельности вода и другие вещества, включающие в себя целый перечень микроэлементов. Отсюда неизбежный вывод: все до единой узловые станции построены на пригодных для жизни планетах.

– Как все просто! Теперь, когда Вы разложили передо мной все по полочкам, я это понимаю. Ну конечно – это же очевидно. И все меняет. Да, ради целой живой планеты действительно стоит рискнуть. Значит так… – теперь напротив меня сидел уже совершенно иной человек. От былой расслабленности не осталось и следа, а голос его стал настолько непререкаемым и властным, что казался даже несколько грубоватым. Он даже перешел «на ты», чего раньше за ним не водилось. – Прямо сейчас я дам приказ о начале проведения работ по подготовке гражданского населения к эвакуации. На все про все у тебя будет два дня, ни часом больше. Можешь тратить их как угодно, хоть по шлюхам ходи, но… к назначенному времени должен быть портал, или несколько порталов, через которые смогли бы пройти все девяносто две тысячи жителей «Болтанки». Сделаешь – молодец, честь тебе и хвала. А не сделаешь… – резкий короткий удар ребром ладони по шее показал, что со мной будет в случае провала. – А теперь иди!

Да, неожиданно… Метаморфоза моего нанимателя из нормального, культурного и цивилизованного человека в безбашенного вояку с ужимками обнаглевшего от вседозволенности диктатора весьма и весьма меня опечалила. И главное: ни слова о возможном вознаграждении, в случае удачного выполнения приказа! Хотя, о вознаграждении он заикался раньше, когда речь шла о том, чтобы попасть в планетомаркет, но теперь в его слова отчего-то положительно не верилось.

– Для работы мне нужен мой восьмигранник.

– Прямо сейчас?

– Да. Подбор координат требует немалого количества времени, а без них ни о каком портале не может быть и речи.

– Ладно, будет тебе восьмигранник. Условие одно: он всегда должен оставаться при тебе. Уяснил?

Коротко кивнув, я поднялся с жалобно скрипнувшего стула и вышел, не забыв, однако, прихватить оставшуюся часть мясного пирога на гигантском расписном блюде. Настроение было хуже некуда да, впрочем, оно и понятно. Окончательно впасть в депрессию не давал только тот факт, что злополучный восьмигранник мне все-таки вернут. А раз вернут – ничто не помешает в любой момент портал этот самый сделать, да через него и уйти, если дело совсем уж керосином запахнет. Долго портал не продержится, сделай я его допустим вечером, к утру от него уже и следа не останется, что позволит оставить с носом всех возможных преследователей.

Прошло около получаса, и в дверь моих апартаментов действительно постучали. В комнату вошел слуга, сопровождаемый двумя вооруженными винтовками солдафонами в неброских мышиного цвета мундирах. С поклоном вручил мне деревянную шкатулку и сразу же заспешил к выходу.

– Минутку! А как насчет того, чтобы этих забрать?

– Не положено! Отныне это ваша охрана. – Сказал – и тотчас же испарился, оставив меня наедине с этими двумя болванами, не замедлившими превратиться в пару каменных изваяний по обеим сторонам от входной двери.

Вот что значит не везет и как с этим бороться! Ситуация, можно сказать, аховая. Апартаменты-то у меня состоят пусть и из большой, но все-таки одной комнаты. Санузел невелик, ванной в нем отчего-то не предусмотрено. Ежу понятно: через портал теперь в одиночку «сдернуть» не получится. Ай да Корятин, ай да молодец! Прямо все продумал, включая даже эту крохотную возможность. Мдаа, теперь делать нечего: работать на своего нанимателя придется на совесть, рискуя при этом не какими-то там эфемерными благами, а собственной головой. Ну что, самому что ли попробовать портал сделать? Открыл шкатулку, извлек восьмигранник. Подержал его в руках, чувствуя, как он постепенно вбирает тепло из моих вспотевших ладоней. Ничего не скажешь – забавная вещица. Вот только внутренний голос почему-то подсказывает мне, что вновь ждет меня очередная неудача. Нет, пожалуй, даже и пытаться не стоит. Лучше уж оставшиеся два дня провести с комфортом, а Антонина Семеновна потом вмиг сделает то, на что у меня бы ушло бесконечное количество времени. Правильнее будет заняться изучением обстановки, поискать пути возможного отхода, контакт может быть удастся наладить с кем-нибудь из местных, – ведь кто знает, как в дальнейшем сложатся обстоятельства. Да, пожалуй, все верно, этим мы сейчас и займемся. А точнее: какое «сейчас»? Завтра. Вон на улице уже тьма-тьмущая, да и спать охота так, что просто сил нет. Умаялся я за последнее время, если честно. Домой я хочу, домой…

Пробуждение мое было внезапным. Тому виной, по всей видимости, послужил какой-то посторонний шум, доносящийся со стороны двери. Складывалось такое ощущение, как будто кто-то пытался ее открыть, но в кромешной тьме никак не мог попасть в замочную скважину ключом. Или все-таки показалось? Но нет, подозрительный шум слышится снова, а с ним и приглушенное бормотание. Похоже, что человек за дверью не один.

Разум, все еще скованный оковами остатков сна, реагировал на происходящее вяло. Вот ключ попадает наконец в скважину, и дверь открывается без единого скрипа, хотя вчера еще скрипела как миленькая, вот две темные фигуры переступают через ее порог, застывают на месте и начинают неспешно осматриваться.

Моим ночным визитерам конечно большой респект за отлично смазанные петли, скрип этот, откровенно говоря, уже успел изрядно истрепать мои и без того истерзанные нервы, но совесть, в конце концов, могли бы все-таки и поиметь. Спрашивается: ну зачем будить спящего сном праведника человека? Неужто нельзя было выполнить эту нужную и полезную работу при свете дня, или, на худой конец, утром? И телохранителей моих что-то не видно. Непорядок! Я хотел было уже открыть рот, чтобы высказать свои справедливые обвинения в их адрес, однако почувствовал вдруг внезапную дурноту, какой-то паралич лицевых мускулов. А затем… затем мое угасающее сознание медленно заволокла тьма.

 

Глава 10

Мое тело куда-то везли. Или несли. Точно сказать никак нельзя, поскольку на голове моей натянут плотный холщовый мешок, через который не то что видится – дышится и то с трудом. И это еще полбеды! Лицо мое упирается во что-то твердое и теплое. И аромат от этого «нечта» идет такой, что сразу же наводит на определенные размышления. Это «нечто» живое. Это «нечто» понятия не имеет о правилах личной гигиены. Если принять во внимание положение моего тела, то можно сделать правильный вывод о том, что переброшено оно через круп какого-то животного, возможно даже лошади. Только вот стука копыт не слышно, и это сбивает с толку, заставляет мой разум «буксовать».

– Я устала. Давайте устроим здесь привал.

– Как скажете, госпожа Всепрощенная.

Голос говорившей был юн, даже слишком. Скорее всего это был голос ребенка лет десяти, ну, может быть, двенадцати. Второй же голос несомненно принадлежал взрослому мужчине.

– Геннер, и позаботьтесь о дровах для костра. Горячая пища нам не помешает.

– Хорошо. Но сдается мне, что мы еще не так далеко отошли от города. Здесь могут рыскать патрули Усопших.

– Забудьте. О них я позабочусь сама, если понадобится. Идите же. И избавьтесь, наконец, от своей ноши! Осторожнее. Геннер, вы же его убьете!!!

– Скажете тоже! Да что с ним будет? Я же аккуратно. Видите – лежит спокойно, не шевелится. Заглядение просто. А если бы и правда больно было – орал бы он сейчас как миленький. Вы же сами знаете, как людишки орать любят, стоит лишь только их хоть пальцем тронуть. Или не орал – а выл бы вообще. У них это тоже неплохо получается.

– Не орал бы. Я ему молчанку забыла снять.

– А-а-а, ну это, конечно, меняет дело. Эй, болезный! Ты там живой или нет? – Сильный тычок под ребра заставил меня буквально скрючиться от боли. – Видите, госпожа, все нормально. А вы только переживали зря! Ну так я пойду дровишки искать?

– Сначала снимите с головы пленника мешок и развяжите ему руки!

– Хорошо-хорошо. Видите, уже развязываю. Да вы не волнуйтесь, я аккуратно.

Лучи яркого солнечного света заставили меня сильно зажмуриться, однако я успел заметить мелькнувшую у моего лица руку. Как мне показалось, для обычного человеческого существа она была слишком огромна. Постепенно зрение восстанавливалось, и вскоре я уже мог видеть все то, что меня окружает.

Город исчез. Теперь вместо обветшалых городских построек вокруг высились только горы. Были они, в общем-то, сравнительно невысокими, и только с одной стороны, напротив солнца, где-то далеко-далеко, за широкой каменной грядой просматривался тонкий как палец высокий заснеженный пик. Странное дело – слушая разговор своих похитителей, я не мог не обратить внимание на то, как мужчина обмолвился, что они отошли еще недалеко от города, и он опасается попасться на глаза патрульным. Но ведь, находясь в городе, я почему-то совершенно не видел гор, а ведь этот пик, по идее, не заметить попросту невозможно. Неужели я настолько тогда был занят своими проблемами, что не обращал внимания ни на что вокруг? Или дело в чем-то другом? Загадки, сплошные загадки.

Впрочем, в этом странном мире все не так как у людей устроено. Да и сами люди… Переведя взгляд на ту, которую мужчина называл «Всепрощенная», я не смог сдержаться от удивленного восклицания. Подле меня, удобно устроившись на плоском мшистом камне, сидела Виталина – та самая девица из «положительных», которую я в свое время так неудачно пытался спасти от ножа гильотины. Тогда, издали, мне показалось, что ей лет четырнадцать, не более. Сейчас же, при ярком солнечном свете, я видел что ей можно дать все шестнадцать. Голос вот только у нее очень тонкий, а черты лица… странные они у девушки какие-то. Не стоят на месте, словно ртуть перетекают из одних в другие. Не похожа ни на кого – и вместе с тем похожа абсолютно на всех. Вот и облик Эльвианоры проявился только что на этом удивительном лице буквально на кратчайший миг, а затем, словно устыдившись, тотчас же исчез для того, чтобы через какое-то мгновение смениться обликом чьим-то новым.

Сообщника ее я так пока и не увидел – тот уже успел спуститься ниже по склону, поросшему ельником (такое, по крайней мере, приходило в голову название при виде этих хвойных деревьев с крючковатыми стволами), и теперь оттуда слышался такой треск, что сразу же становилось ясно: заготовка дров идет полным ходом и вполне успешно.

– Все в порядке. Теперь вы можете говорить. – Не знаю, что сделала моя похитительница, – с виду она все так же безмятежно продолжала сидеть на камне, не делая никаких телодвижений, но сведенные судорогой мышцы гортани чудесным образом расслабились, и я смог, наконец, провести языком по пересохшему небу.

– Эивв…вастимаста… пазалуста…

– Не волнуйтесь, онемение скоро пройдет.

Да неужели? Еще не познакомились, а эта пигалица уже начинает меня раздражать. Мне, конечно, в последнее время не очень-то везет с женским полом, но до этого они хотя бы меня еще ни разу не похищали!

– Квак это понимать?

– Что именно? – теперь весь облик девицы выражал абсолютную невинность.

– Да все! Пришли среди ночи, связали, мешок на голову накинули, а потом бросили на спину какой-то вонючей лошади! – К счастью для всех, язык мой вновь начал обретать былую гибкость, даруя возможность нормальной коммуникации. Пить вот только хотелось до чертиков, но с таким желанием и повременить можно, – очень уж судьба моя дальнейшая меня интересует.

– Попрошу вас никогда больше не называть Геннера вонючей лошадью. Видите ли, с детства он очень обидчив, а ведь именно на его плече вы проделали весь этот немалый путь. Это очень хорошо, что он нас сейчас не слышит!

Я с тревогой покосился в сторону леса, откуда все еще продолжал раздаваться ужасающий треск отламываемых веток. Жуть! Это же какой вагон здоровья надо иметь, чтобы тащить меня на себе всю дорогу? А ведь телосложение-то у меня далеко не хрупкое!

Согласно кивнул уставившейся на меня в упор собеседнице: дескать, учел я это немаловажное обстоятельство, а затем с кряхтением заставил-таки себя подняться, разминая затекшие до невозможности мышцы.

– Так что вы от меня все-таки хотите? Теперь я ваш пленник?

– Нет, конечно! С чего вы взяли? Просто недавно вы хотели спасти меня, а я вот взяла и спасла вас. Теперь можно считать, что мы квиты. Ах, вы об этом? – Заметив мой недобрый взгляд в сторону небрежно брошенного под кустом мешка, она поторопилась продолжить: – Извините, но так было надо. У нас совершенно не было времени на то, чтобы объясняться с вами. Уходить надо было немедленно, пока охрана дворца не успела поднять тревогу.

– Странно. Но вас же собирались тогда казнить!

– Благодаря вашему вмешательству казнь временно была отложена, решено было меня еще раз тщательно допросить. Отчего-то власть предержащие решили, что мы с вами как-то связаны. Так что, можно сказать, что тогда своим безрассудным поступком вам действительно удалось спасти мне жизнь. Ну, а дальше все было просто: когда Геннер пришел за мной, то я решила, что попутно стоит вызволить из заточения и вас.

Заточения? Да эта блаженная просто бредит! Как можно было умудриться спутать мои хоть и однокомнатные, но все-таки хоромы, с настоящей тюремной камерой? Да, в комнате тогда действительно было очень темно, это правда, но все равно: ну как, как, как, спрашивается, можно было так опростоволоситься?

– Мой восьмигранник! Где он? – предчувствие беды заставило меня внезапно побледнеть и в панике зашарить по карманам коричневых кашемировых брюк – последней оставшейся в моем распоряжении части от подаренного Корятиным роскошного делового костюма-тройки.

– Не понимаю, о чем вы.

Дешифратора не было. Нигде не было!!! Выпал, пока меня носили или… Может ли быть такое, что я оставил его на столе, в шкатулке? Господи ты боже мой, ну и что теперь делать?

– Что за шум, а драки нет? – появление гигантского монстра с огромной охапкой веток в руках едва не заставило меня бежать, однако спокойное поведение ведущей со мной светскую беседу девицы в последний момент все-таки приостановило этот вполне закономерный порыв.

Да-а-а, бежать действительно было от чего. Любой нормальный человек на моем месте бы так и сделал, увидев перед собой такое чудовище. Гремучая смесь перекачанного качка с бегемотом – вот какое сравнение приходит на ум первым. Высоченный, ростом метра под два с половиной, с широкой грудной клеткой. Все тело бугрится мышцами ну просто сверх всякой меры, толстенные ручищи, ножищи в открытых плетеных босоножках, из которых вызывающе выглядывают длиннющие когти. Нет, такие садовыми ножницами не взять! Лицо… Ну его-то описать проще: оно словно вытесано из камня. Угловатое, местами скособоченное. Широкий ноздрястый нос похоже ломался уже не один десяток раз и теперь смотрит куда-то в сторону, приглашая хозяина сходить за собой «налево». В общем, персонаж этот здорово бы напоминал одного знаменитого боксера, но это при условии, конечно, если из пасти его убрать два здоровенных загнутых кверху клыка. Да еще этот гламурный фиалковый цвет его кожи…

– Знакомьтесь, это Геннер, мой очень хороший друг. Меня зовут Всепрощенная. Или можно звать просто: Виталина. А вас как зовут?

– Илья.

– Очень хорошо. Вот мы и познакомились. А теперь давайте разведем костер и сделаем похлебку. Геннер, не скупись, доставай из мешка все что есть. А вы, Илья, занимайтесь пока костром. И попробуйте описать мне предмет, который вы потеряли, возможно я помогу вам его найти. И чем он для вас так ценен? Он вам дорог, как память?

Эх, девочка, знала бы ты, что это за предмет… А, впрочем, почему бы и не рассказать? В конце-то концов – ну что от этого изменится? Наверняка ведь дешифратора теперь мне не видать никогда, остался ли он в комнате на столе, выпал по дороге – все едино. И никогда не попасть в планетомаркет «Архарионна» где я, не признаваясь в этом ранее даже самому себе, все-таки ожидал встретить свою Эльвианору. Уверен, она прекрасно помнит нашу последнюю точку маршрута, помнит, куда я обещал ее доставить и вполне может догадаться, если не прилететь туда сама, то хотя бы поставить там своего человека, на случай моего появления. Ладно, хватит себя жалеть.

Дело спорилось. Костер занялся очень быстро, с удовольствием пожирая древесину, которую принес с собой Геннер. Была она хоть и сухой, но на редкость тяжелой, гораздо тяжелее земных хвойных пород, не отличаясь при этом от них ни фактурой, ни цветом. И прогорала долго, давая хороший жар. Пока готовилась похлебка, я, подбрасывая время от времени в костер дрова, в деталях рассказывал, что же представляет из себя потерянный мной восьмигранник, и почему он для меня так важен. Рассказ вышел длинным. Очень часто слушатели прерывали меня на полуслове, прося разъяснить тот или иной непонятный для них термин. Сама концепция перемещения в пространстве на столь длинные расстояния, как расстояния от планеты к планете, казалась им настолько невероятной, что здорово походила на сказку. И Геннер, и Виталина слушали меня, раскрыв рот, даже совершенно позабыв о том, что похлебку нужно мешать.

Рассказать пришлось и о себе, и о своих нескончаемых злоключениях на планетах, на которые меня закидывала злодейка-судьба, причем, следует заметить, этот мой рассказ они слушали даже с гораздо большим интересом.

– Ну вот, теперь вы все знаете. Пришло время решать, что нам следует делать дальше. Должен предупредить: я о вашем мире не знаю почти ничего. О том, что происходит за стенами города – и того меньше. Знаю одно: эта планета заражена радиацией настолько, что очень скоро я непременно умру.

– Кто вам сказал такую глупость? – лоб Виталины пошел морщинами. – Люди из города?

– Ну да. Больше как бы и некому.

– Недаром у нас их называют Усопшими. Закрылись за стенами своих полуразрушенных жилищ и ничего вокруг не видят и не слышат.

– Госпожа Всепрощенная, там уже похлебка поспела, а вы все о делах, да о делах разговариваете. И вы, Илья, присоединяйтесь. Желудку-то ведь пища нужна. А что может быть лучше хорошей похлебки? – Гигант первым подал пример, насыпая себе доверху в миску сдобренного кусочками засушенного мяса ароматного травяного супа.

Действительно: на вкус тот был очень даже ничего. Среди незнакомых трав попадались в нем и нарезанные кубиками корнеплоды, и крупа, по внешнему виду, похожая на рис.

Насытившись, я с ожиданием уставился на своих попутчиков:

– Ну что, решили куда путь-дорогу теперь держать будем?

– Илья. – Девушка вытерла свои сальные губы домотканой тряпицей, при этом лицо ее снова умудрилось неузнаваемо видоизмениться. К счастью, хоть волосы остались те же. Не знаю как кого, но лично меня такие метаморфозы здорово утомляли. – Прежде чем мы сообща примем какое-либо решение, вы должны кое-что знать. Усопшие вас обманули. Пусть ненамеренно, но все же… Наша планета только в их понимании мертва, на самом деле, никакой скверны здесь уже давно нет. Природа обновляется даже здесь, а ведь мы отошли пока не очень далеко от Проклятого Города. Видите? По небу летают птицы, вокруг нас растут деревья, а из норок, вырытых в скале, выглядывают любопытные мордочки склисов? Все, все вокруг нас наполнено жизнью. Вы только посмотрите вокруг! А как пахнут высокие горные травы!

А ведь девчонка права! Только сейчас я обратил внимание на то, что происходит вокруг меня. Занятый собственными проблемами, я и не заметил, что местность, в которую доставили меня мои то ли спасители, то ли похитители, разительно отличается от той, которую я видел в городе и за его чертой. Да, жизнь действительно бьет здесь ключом. Так в чем же тогда дело?

Виталина правильно истолковала мой вопросительный взгляд:

– Скверны нет. Правда. Осталась она только в нескольких местах. Таких, как этот Проклятый Город. Мы не знаем почему так случилось, никто не знает. Ктарах думает, что в недрах проклятых земель сокрыто что-то плохое, которое продолжает их отравлять даже после того, как Иннииш явил нам свое прощение. Это что-то надо найти. Мы и искали. Но Усопшие никак не дают нам это сделать. Ловят нас и убивают. И так всегда. А найти надо, очень надо. Ведь это очень плохо, когда в таком красивом мире все еще остаются кусочки скверны!

– Так вот зачем ты крутилась возле города!

– Да. А потом меня поймали.

– Я понять не могу: горожане что, совсем не подозревают об этом? О том, что заразы вокруг больше нет? Ведь достаточно просто выйти за периметр с дозиметром радиации и все!

– Не знаю, о чем вы говорите, но скверна есть. У них есть. А у нас нет. Свои земли Усопшие покидать боятся, потому что мир вокруг них сильно изменился.

Еще бы! Глядя на восседающую подле меня у костра удивительную парочку, я нисколечки не сомневался в том, что все, сказанное только что Виталиной о горожанах, окопавшихся на своем последнем форпосте, – это правда. Да уж, точнее не скажешь: что Усопшие, то Усопшие. Но… в чем-то их понять все-таки можно. Мир ведь вокруг них и правда изменился, причем кардинально. Человека, непривычного к столь разительным переменам, давно бы Кондратий хватил, случись ему увидеть хоть малую толику того, что успел уже повидать здесь я. Это у меня теперь психика железная, ведь за время моих путешествий среди звезд, я успел уже навидаться столько всякой всячины и страшнейших рож, что меня толком ничем и не удивишь. Точнее удивишь, конечно, но вот чтобы до смерти напугать – нет.

– Вы пытались выйти с Усопшими на контакт?

– В смысле поговорить? Конечно! И не раз! Много хороших людей тогда погибло.

– Не поверили?

– Да, Илья. – Виталина быстро опустила голову, стремясь скрыть выступающие из глаз слезы. – Они решили, что это ловушка, что мы хотим выманить их из укрытия и съесть. Или просто уничтожить. Они странные. Очень странные.

Ну да, кто бы уж говорил: гигантский фиолетовый Халк с физиономией Валуева и девочка-хамелеон, на которой в прямом смысле слова даже лица нет. А хотя есть, вру. Да вот только меняется это лицо настолько часто, что даже меня оторопь временами берет. Эх, в жены бы такую взять, когда подрастет! Сегодня спишь с одной, а завтра как будто бы уже и с другой. И так до бесконечности. Лепота!

– Илья!!!

– Да тут я, тут.

– Ты на меня как-то очень странно сейчас смотришь!

– Все нормально. Я думаю.

– Ну тогда думай, пожалуйста, быстрее. А то мне как-то не по себе.

– Ладно. – Мысленно обругав себя последними словами, я отвел взгляд от Виталины и вперил его в костер. Так, и что мы имеем? А ничего. Умных мыслей в голове как не было, так и нет. Зато Виталина меня на «ты» уже называет. И это хорошо, это признак доверия. Наверно.

– Не знаю как кто, а я лично думаю, что надо идти в осадный лагерь. А то еще, не дай Иннииш, без нас начнут, и всю потеху пропустим! – подал голос, сидящий до этого истуканом, Геннер. – Всепрощенная, Илья, похлебки больше никто не желает? Нет? Ну тогда я, пожалуй, доем.

– Что за осадный лагерь? Первый раз слышу.

– Это идея Ктараха. Мне кажется, что она не очень хорошая. Очень много людей умрет: Прощенные, Непрощенные, Всепрощенные. И Усопшие тоже умрут. Но только не много, а все.

– И в чем заключается эта идея? – Даже и без ее ответа, мне кажется, я начал понимать. В нашей недавней беседе Корятин упоминал о том, что неподалеку от города собирается армия мутантов во главе с «Положительными», к числу которых относится и Виталина. В среде своих таких «Положительных» скорее всего называют Всепрощенными, ведь Геннер почти всегда обращается к своей спутнице именно так. Интересно, а к какой подгруппе мутантов относится он сам?

– Ктарах собирает людей со всего побережья и Латманского плоскогорья для того, чтобы напасть на город Усопших и уничтожить их всех, если они будут пытаться мешать ему искать место одного из последних пристанищ скверны. Даже некоторые люди гор откликнулись на его зов.

– У горожан есть ружья, я сам видел. Навряд ли ваш Ктарах сможет им что-нибудь противопоставить.

– Ружья… Хех! Скажете тоже… А сможет ли ваше ружье сделать вот так? – Фиолетовый увалень поднялся, с явной неохотой оторвавшись от котелка, из которого он только что так самозабвенно хлебал свое пойло, выбрал из оставшейся охапки дров дубину поухватистее, застыл на миг, прицеливаясь куда-то в одному ему видимое место, а затем, распрямившись, словно гигантская пружина, запустил свой снаряд прямиком в дерево, верхушка которого виднелась над самым склоном.

Хлесткий звук удара, словно выстрел, прорезал воздух, заставляя в панике заметаться среди скал испуганное эхо, а дерево, простояв некоторое время, словно в раздумьях, вдруг с треском стало валиться на бок. Миг – и вот уже его верхушка из поля зрения исчезла.

О-бал-деть. Мдаааа, похоже что у Корятина серьезные проблемы намечаются. А я-то, наивный, думал… Ну хорошо, как я понял – смерть от радиационного заражения мне не грозит. И это плюс. Большой плюс. Ну а дальше: с восьмигранником-то что делать? Искать его? Искать, по-любому, искать. Землю носом рыть, если не хочу провести остаток жизни среди этих… скажем так… весьма оригинальных людей. Нет, они, конечно, ребята неплохие, мне даже успели понравиться, но не мое это, не мое. Покоя хочу, Эльвианору увидеть, да и вообще, даже по Земле-чертовке соскучился. Одно дело, когда у тебя в кармане есть ключ, и ты тешишь себя надеждой, что в любой момент сможешь, подобрав код, вернуться домой, и совсем другое – когда у тебя этого ключа нет.

– Меня конечно очень впечатлило… это ваше показательное выступление… но я все-таки хочу найти свой дешифратор. Это возможно?

– Почему же невозможно? Очень даже возможно. В лагерь надо идти, как я и говорил. Ктарах медлить не станет – выступим быстро. А там уже, когда дело закончится, на городском пепелище его и поищете. Судя по Вашему описанию, вещица эта довольно заметная, жаль вот только что не очень большая.

Да уж… Отчего-то перспектива, нарисованная Геннером, меня совершенно не радует. Восьмигранник и правда очень мал – в кармане легко помещается, да еще и места при этом прилично остается. Искать его после кровавого побоища среди завалов и полыхающих руин города станет той еще проблемой, и при этом еще не факт, что найдем. Мало ли что случиться может? Тот же Корятин, если ему или кому-то из его свиты, посвященному хотя бы частично в историю моего появления, удастся вдруг каким-то образом бежать, что он с собой уносить будет? Правильно: самое дорогое. А самое дорогое ведь здесь не золото, нет. Самое дорогое здесь – это предмет, при помощи которого можно покинуть смертельно опасное радиоактивное пепелище, в которое превратилась, по их мнению, эта почти полностью возвращенная к жизни удивительная планета.

– Давайте сначала вернемся по нашим следам обратно к городу. Надо исключить вероятность того, что восьмигранник по дороге мог выпасть у Ильи из кармана брюк, пока Геннер нес его на своем плече.

– Госпожа Всепрощенная, никак нельзя! Если все то, о чем рассказал нам Илья, правда, то для Усопших сейчас нет ничего важнее, чем поймать и вернуть его обратно. Не удивлюсь, если при всей своей боязни Открытых земель они отважились все-таки отправить за нами отряд преследователей. А Илья на обманщика не похож. Свой человек, вы же видите. И еще он вас спас, и огромное ему за это человеческое спасибо.

– Геннер, здесь вы правы. Я почему-то об этом не подумала. Илья, вы не против того, чтобы отправиться к осадному лагерю сразу?

Ну вот. Опять меня называют на «вы». Настроение и манера общения этой странноватой Всепрощенной переменчиво как, впрочем, и само ее лицо.

– А у меня есть выбор?

– Ну… вы можете поступать так, как вам заблагорассудится, ведь вы человек свободный.

– Свободный… Что ж, и на том спасибо. Я уже сказал: мне нужно найти свой дешифратор. Если для этого надо идти в осадный лагерь – я пойду, ведь иного выхода и сам пока не вижу. Мог бы, конечно, вернуться назад в город Усопших, примут-то они меня наверняка с распростертыми объятиями, но что-то подсказывает мне, что лучше этого делать не следует.

– Очень хорошо, что вы решились. Давайте тогда не будем даром терять времени. Через четыре часа сядет солнце, а значит – мы должны успеть добраться до отвала. Перебираться через него станем уже утром.

В путь собрались за считанные минуты. Быстро затушили костер комьями сырой земли, благо у здоровяка Геннера к рюкзаку оказалась приторочена совсем небольшая лопата, используемая, по всей видимости, как раз для таких или им подобных дел. Котел, наскоро протертый пучком травы, тоже отправился в его рюкзак.

– Туда. – Виталина первой вышла на едва видимую глазу тропку, следом за ней двинулся примолкший Геннер. Я же отправился в путь последним, бросив напоследок прощальный взгляд в ту сторону, откуда, по моему мнению, мы пришли.

Местность, по которой мы сейчас брели, ничем особенным пока не удивляла. Пейзаж очень сильно был похож на земной с той лишь разницей, что почва под ногами имела сейчас характерный красноватый оттенок. Всепрощенная, заметив мой интерес, пояснила коротко:

– Красная глина.

Незадолго до вечера, гористая местность стала все чаще и чаще перемежаться с лесистыми холмами, покрытыми богатой растительностью, а когда мы прошли еще дальше, то имели чудесную возможность лицезреть то, что Всепрощенная называла отвалом. Перед нами виднелась гигантская груда камней, стиснутая с обеих сторон сопками, настолько сильно заросшими кустами вперемешку со знакомым уже ельником, что перебраться через них не было решительно никакой возможности.

– На ночь остановимся здесь. – Виталина первой добралась до облюбованной ей полянки и занялась приготовлением травяной подстилки. – Тут неподалеку есть родник. Геннер, ты знаешь где. Сходи, а Илья пусть пока натаскает дров.

– Как скажете, госпожа Всепрощенная. Но я бы советовал на всякий случай костра не разжигать, ночью пламя от него далеко видно. А преследователи могут быть рядом, следопыты у них очень хорошие. Вспомните, как выследили нас, и спеленали как младенцев. Это хорошо еще, что веревки у них ни на что не годные оказались, а иначе ни за что бы мне от них не уйти. И кто тогда, скажите на милость, вытащил бы вас потом из Проклятого города? Молчите? То-то же. Послушались бы лучше старого Геннера.

– Не говорите глупостей. Усопшие от города никогда так далеко не отходят. А если и посмеют отойти – неслышно подобраться к нам ночью у них никак не получится. Спать мы будем по очереди. Первой покараулю я, вторым пусть будет Илья. А последним уже будете Вы, Геннер.

– А почему это я последний? Под утро как раз лучше всего спится! Пускай лучше Илья последним будет, он в нашем отряде новенький, вот пусть и помучается. То есть – докажет нам чего стоит. Ну разве я не прав? Илья, скажите хоть вы ей!

– Мне все равно когда дежурить. Могу и под утро. – Успокоив возмущенного гиганта своим согласием, я неторопливо направился туда, где сквозь древесные стволы просвечивала груда камней. Была она метрах в трехстах от места, отведенного Виталиной под лагерь, и манила меня немилосердно. Вечер еще не наступил, тьмы как таковой пока не было. Под предлогом сбора дров для костра вполне можно и отдалиться на требуемое расстояние, благо никто за моей личностью пристально не следит. А на обратном пути и топливо по дороге собрать можно. Так сказать: совместить приятное с полезным.

Не знаю почему, но никакого страха я сейчас не испытывал. То ли так успокаивающе влияли на меня мои компаньоны, доказавшие уже, что благодаря своим сверхспособностям они вполне могут защитить не только себя, но и меня от всех враждебных проявлений животного и растительного мира этой планеты, то ли сыграл здесь свою роль тот факт, что по дороге сюда мы ни на что угрожающее так и не наткнулись – не знаю. В любом случае – любознательность оказалась сильнее осторожности.

Груда камней, которую Всепрощенная почему-то называла отвалом, на самом деле оказалась ничем иным, как развалинами некогда весьма впечатляющей по своим размерам башни. Что она делала в такой глуши, для каких нужд была построена именно здесь – непонятно. Теперь от нее осталась лишь часть фундамента, да и та едва виднелась из каменного крошева вперемешку с остатками блоков из неизвестного мне янтарно-желтого материала с намертво впаянными в них кусками толстой металлической арматуры. Увидел я и причину, по которой Виталина так стремилась именно сюда: за развалинами виднелась лента самой настоящей дороги. И хотя покрытие ее было уже далеко не идеальным, а на отдельных участках его вообще почти не существовало – все равно шагать этой дорогой было гораздо проще, чем пробираться по нетронутым топором лесным дебрям.

– Я бы на вашем месте не рисковала так далеко отходить от места ночевки. – Тонкий голос моей юной спутницы прозвучал из-за спины настолько внезапно, что заставил меня поневоле вздрогнуть.

– Не стоит так беспокоиться за мою жизнь. Я и сам вполне могу за себя постоять.

– Как скажете. Да только при вас я не вижу никакого оружия. Уже вечереет, а ночами, поверьте уж, здесь очень, очень, очень и очень небезопасно. На охоту выходят трирды, трехрогие кавлисы и уродливые ямарлдуны, а арсагаты – так те вообще бродят стаями, охотясь на такую лакомую добычу, как отбившиеся от стада тревоны. Но и людьми такие твари тоже не побрезгуют. Уж будьте уверены!

– При вас я почему-то тоже никакого оружия не заметил. – Язвительно заметил я, хотя умом прекрасно понимал, что замечание Виталины в общем-то справедливо. На родной своей планете – и то если клювом щелкать то выйдет себе дороже, а уж здесь… Права, права девчонка по всем статьям. Расслабился я, размяк.

Но ничего, это дело мы сейчас исправим! – мой острый взгляд приметил на развалинах как раз то, что я сейчас и искал: один из кусков арматуры как будто бы просто валялся, не прикрепленный ни к чему. Какая удача!

– Я мигом! – крикнул я через плечо и заспешил вперед, боясь потерять из виду лакомую добычу.

– Остановитесь! Стойте! Туда нельзя!!! Илья!!!

Уже на четвертом шаге по остаткам развалин я понял, что вокруг все-таки происходит что-то неладное. Начнем с того, что поверхность вся здесь была словно изрыта. Точнее – на нормальных развалинах камни не должны сдвигаться со своих мест, они веками лежат недвижимо, а здесь же они были как будто разбросаны, причем разбросаны совсем недавно. Нет, не зря Всепрощенная называла этот странный объект древних «отвалом»! Стоило мне подняться по камням выше, как я сразу же обратил внимание на то, что остатки башни оказались раскиданы не в хаотичном порядке, а как бы в форме неправильного эллипса, а впереди, в самом его центре, виднеется чернеющий зев глубокого отверстия шахты. Выходит, никакая это была не крепость. Древние Артаны здесь что-то добывали в свое время, а вход в шахту по каким-то причинам скрыли за стенами высокой башни. Зачем это было сделано – непонятно.

А вот и кусок арматуры, ради которого я рискнул подняться, невзирая на предостерегающие крики Виталины. Ухватил его за выступающий из каменной осыпи конец, дернул. И тотчас же охнул и испуганно присел, почувствовав как под ногами внезапно задрожала земля.

– Бегиииии!!! – Виталина уже не кричала – выла на одной ноте.

А затем… То, что я увидел дальше, заставило меня даже забыть, как надо правильно дышать: из недр земли через ствол шахты с силой начало ввинчиваться вверх гигантское тело белесого червя. Казалось, что ему не будет конца, все новые и новые сегменты появлялись наружу, грозя заполонить собой небо, тварь извивалась, вертела во все стороны своей башкой выискивая того безумца, который посмел потревожить ее покой. А еще – существо было отвратительно слизким. Слизь эта разлеталась во все стороны, разбрызгивалась по камням и блокам мучнистой желеобразной субстанцией.

Вот оно развернулось в мою сторону, и я почувствовал, что тварь на меня смотрит. Не знаю как – ведь глаз на плоской морде чудовища не было. Не было ничего, кроме подвижного хобота с гипнотически то сжимающимся, то разжимающимся отверстием на его конце.

Я бы так и продолжал стоять вечность, потрясенный до глубины души невероятным зрелищем, если бы чьи-то сильные руки не подхватили меня и не забросили на плечо.

– Быстрее, Геннер, магур сейчас бросится!

– Да бегу я уже, бегу. Сами бы попробовали, госпожа Всепрощенная, тушу такую на своем плече потаскать. Ей богу: ох и везет же нам с попутчиками!

Не переставая брюзжать, гигант умудрился набрать на бегу такую крейсерскую скорость, что чудовище, метившее в свою добычу, все-таки промахнулось – ударилось мордой об один из каменных блоков буквально в метре от его ноги и теперь жаловалось на судьбу где-то сзади, издавая протяжные жалобные звуки.

Стоило нам преодолеть последние метры каменной осыпи, как Геннер сразу же остановился. Сдернул ношу со своего правого плеча, аккуратно поставил наземь, не забыв при этом недовольно пробурчать:

– Все, дальше пойдете сами. Вот ведь незадача! Вроде бы и человек достаточно взрослый, а одни только проблемы от вас. Дитя малое – и то поумнее вас будет.

Ответить на столь резкую критику в свой адрес действительно было нечего. Да, я был кругом неправ. Уверен, когда-нибудь излишняя любознательность меня погубит, и это случиться очень скоро, если, конечно, не принять экстренных мер. Решено: отныне никакой самодеятельности. Иду хвостиком за своими поводырями и делаю только то, что они говорят.

К месту стоянки добирались в угрюмом молчании. Молча насобирали дров, и лишь только после того, как костер весело затрещал, разгораясь, между нами завязалась неторопливая беседа.

– И все-таки, что это было? – я первым позволил себе нарушить затянувшееся молчание.

– Магур. – Коротко ответила Виталина. Лицо ее все еще было хмурым. – Скажите, Илья, зачем вы туда полезли?

– За этим. – Продемонстрировав длинный прут арматуры, который я умудрился не выронить из рук за время бегства, я невесело улыбнулся. – Ведь вы сами говорили мне, что бродить по этим местам без оружия очень опасно. Вот я и решил, что…

– Неправильно вы решили. Геннер, спасая вас, легко мог погибнуть. Да и вы, впрочем, тоже. Отныне попрошу вас никогда ничего подобного больше не делать. Вам все ясно?

– Более чем. Простите, больше такого не повторится.

– Очень на это надеюсь. Вы что-нибудь еще хотели узнать?

– Червяк… магур этот ваш… откуда он взялся? Это чудовище тоже результат мутации?

– Нет, с чего вы взяли? Магуры издревле существовали на этой планете. Они, можно сказать, ее первоначальные жители. Появились задолго до нас. Древние артаны едва не истребили их полностью, но вовремя остановились, узнав, что продукты жизнедеятельности, вырабатываемые этими странными ленточными червями, обладают высокой ценностью и высоко востребуемы в фармакологической промышленности. Для того, чтобы защитить от вымирания последних оставшихся в живых представителей этого вида, а так же ради безопасности окружающих, вокруг их мест обитания и были построены эти башни, остатки одной из которых вы только что видели.

– Понятно. Могу я еще кое-что узнать?

– Можете. – Виталина извлекла из рюкзака Геннера несколько кусков вяленого мяса и поделила их на три равные доли. Одну из них протянула мне.

– Геннер часто вас называет Всепрощенной. Почему? А еще в одной из наших бесед вы упоминали о существовании Непрощенных и, если память мне не изменяет, Прощенных. Кто эти люди, каковы между ними различия, если они, конечно, есть? До того, как мы доберемся к осадному лагерю, я должен знать как можно больше о вашем народе. И еще: как мне себя там вести? Не встретят ли меня там как врага? Проблем никаких не возникнет?

Виталина почему-то решила ответить с конца:

– Нет, конечно. Какие могут быть проблемы? Просто ведите себя естественно и все.

Среди людей у нас нет врагов. Вы не наш враг, Усопшие нам не враги – они просто по незнанию своему мешают нам выполнить то, что мы обязаны сделать. Наш враг – только скверна. Что касается первого вопроса – то здесь необходим короткий экскурс в историю. – Облик Виталины вновь претерпел существенные изменения. Теперь у нее было лицо этакой зубрилки-всезнайки. Очков вот только не хватало с N-ным количеством диоптрий, а так один в один. – Итак: слушайте. Давным-давно, когда древние решили нарушить вселенское равновесие и, полные ненависти друг к другу, осмелились открыть сундуки со скверной, Иннииш, великий Бог всего Сущего, проклял их всех, от мала до велика, проклял их будущих детей и детей их детей. Чьи-то жизни он забирал сразу, и это почиталось за счастье, а на тех, кто остался, стал насылать такие страшные болезни, от которых начинали быстро выпадать волосы, а потом кожа их отслаивалась кусками, обнажая покрытую незаживающими язвами плоть.

Но Иннииш этим не ограничился, ведь гнев его все еще был слишком велик. Самых страшных грешников он стал превращать в ужасающих монстров, обязав ходить по земле в таком виде до самой смерти в назидание окружающим и их потомкам. И они ходили. Шли годы, менялись поколения одно за другим. Неизменным оставалось только одно: гнев Великого Созидателя.

Но даже самый твердый камень со временем все равно подтачивает вода. Так случилось и на этот раз: гнев Иннииша стал постепенно слабеть, истаивая словно айсберг, попавший по воле волн в южные воды, и вот, наконец, наступил тот день, когда он почти совсем исчез.

И только тогда наступило время прощения. Иннииш вновь возродил планету, и стала она даже краше, чем была до Судного Дня. А потом нашел в себе силы простить Иннииш даже некоторых из грешников, но только тех лишь, души которых стали чище кристаллов горного хрусталя. И назвал их Иннииш Всепрощенными, и даровал им капли благодати своей, и смогли они теперь делать то, что до этого было недоступно ни одному из смертных.

А потом простил Иннииш грешников, которых до этого превратил в ужасных чудовищ, но только тех из них, чьи души стали чище белого мрамора. И даровал Иннииш им силу великую. И назвал их Прощенными.

«Но как же так?» – Вопросили остальные грешники, души которых были не совсем чисты. Прости и нас, ведь страданиями своими мы тоже заслужили это!

«Нет», – ответил непреклонный Иннииш. – «Ваше время еще не пришло». И назвал он таких людей Непрощенными.

Юная рассказчица закончила, наконец, свое повествование и, зажав в руках внушительный кусок пересушенного до состояния кирпича мяса, принялась грызть его с видом оголодавшей белки.

– Сложно как-то все у вас здесь. Неужто так все и было?

– Ага. – За Виталину ответил Геннер. – Он уже успел прикончить свою порцию и теперь старательно отводил взгляд от не первой свежести тряпки, которая служила нам сейчас импровизированной скатертью.

– Ладно. Виталина – Всепрощенная. А вы тогда кто?

– Гы. Я? А сами-то как думаете?

Глянув на устрашающую морду своего собеседника, главным украшением каковой служили, пожалуй, даже не длиннющие клыки, а непомерной величины нос, из ноздрей которого гирляндой свешивалась книзу сдобренная засохшей зеленой слизью непривлекательная черная поросль, а также вспомнив, с какой легкостью Геннер ломает стволы вековых деревьев, я тотчас же озвучил свою версию:

– Думаю, что Вы Прощенный. Я угадал?

– Верно. Прощенный я. Кем же мне еще быть?

– Действительно: больше некем. Под Непрощенными, я так понимаю, имеются в виду больные люди, геном которых под воздействием радиации претерпел изменения в отрицательную сторону?

– Мудрено вы как-то говорите, конечно, но в целом верно. Непрощенные болеют. Быстро теряют волосы и зубы, зуд у них часто, болячки на теле всякие. Ну и забирает их, конечно, Иннииш к себе рано. И еще: страшные они как смертный грех. Ну как увидите хотя бы одного из них – так сразу все и поймете. Это я вам точно гарантирую. И смердит от них…

Ну да, кто бы говорил. Подумать только: неужели Геннер не видит себя со стороны?

– Геннер, перестань, они такие же люди как и мы. Со временем, Иннииш обязательно простит и их, вот увидишь!

– Вы Всепрощенная, вам виднее. А давайте, может, еще по кусочку мяса съедим? Желудок что-то совсем ссохся со всеми этими походами, ни конца ни краю им не видно. Да и вообще: где два куска мяса влезут – там и для третьего местечко найдется. Надо только поискать хорошенько.

– Нет, это последние. Завтра с утра, как только переберемся через отвал, так сразу же попробуем поохотиться.

– Ну и ладно. Я тогда спать лягу. А вы, Илья, покараульте пока, будьте уж столь любезны. И вы, Всепрощенная, тоже ложитесь. Завтра тяжелый день, идти придется много и быстро, ведь времени все меньше остается. Как бы не получилось так, что Ктарах выступит раньше, и тогда прибудем мы в опустевший осадный лагерь.

– Я почему-то думал, что осадный лагерь ставят неподалеку от города.

– Нет, что вы, неподалеку нельзя. Заразы там очень много, потому и обосновались как можно дальше. А до города дойти – не проблема, напасть и разрушить его – тем более. Усопших вот только жалко, да что поделаешь, если они слепые?

– Сколько нам еще идти?

– Послезавтра к обеду доберемся точно. – Геннер улегся на свою травяную подстилку и отвернулся, давая тем самым знать, что разговор окончен.

Его примеру последовала и Виталина, оставив меня наедине со своими мыслями. А были они, мягко говоря, не очень веселыми. Меня до чертиков пугала твердая уверенность моих новых товарищей в том, что их армия легко разрушит Прикополь, уничтожив при этом всех, ну или почти всех его жителей. Да, миссия у мутантов, несомненно, весьма благородна – найти и нейтрализовать источник радиоактивного заражения, говоря на их языке – скверны. Уверен, что он действительно в городе где-то есть, ведь не зря же радиационный фон там зашкаливает, но… лично мне те люди ничего особо плохого, в принципе, и не сделали. По сути – они просто рабы обстоятельств, не более. Вся их вина сводится лишь к одному – к убийствам мутантов, пришедшим к ним с миром с целью предупредить о существующей опасности. Причем виновны не все – ведь приказы о казнях дает лишь верхушка, а именно: только Корятин собственной персоной.

Мда-а-а, такие вот невеселые расклады получаются. И Игнат, и Тихоня с Васюней ни за что ни про что должны будут скоро умереть, и вовсе не факт, что смерть их будет не очень мучительна. Так неужто же нет никакого выхода из этой трагичной ситуации? Эх, жаль, до чего же жаль, что Антонина Семеновна до сих пор не отвечает – ее совет бы сейчас здорово помог.

Ночь прошла без особых эксцессов, не считая того, что выспаться нормально мне так и не удалось. Тем не менее, поутру шагал наравне со всеми.

Через отвал шли быстро, не таясь. Гигантские черви, как оказалось, к дневному свету относятся весьма отрицательно, предпочитая проводить светлое время суток в своих норах, и только к вечеру выходят на охоту, да и то лишь только в том случае, если кто-то осмелится потревожить их покой.

За отвалом сразу же начиналась лента дороги, однако по ней мы почему-то не пошли, а свернули немного влево, в сторону кромки леса из странноватых иглообразных деревьев, что росли вперемешку со знакомыми уже то ли елями, то ли соснами. Как их называть я еще и сам пока толком не определился.

Видимо, спутники мои были здесь уже не в первый раз, поскольку безошибочно вывели меня на поляну, вдоль и поперек изрытую довольно большими норами. В живности я, откровенно говоря, разбираюсь не очень: что можно взять с городского жителя? А потому сразу же окрестил зверьков, которых с энтузиазмом отлавливали сейчас Виталина с Геннером, попросту хомяками. Сходства особого там, конечно же, не было, если не считать безразмерные щеки. Будучи размером с кролика, короткошерстные, с розовыми, чуть приплюснутыми носами и тонкими щеточками усов, окрас зверьки имели самый разный: начиная от буланого и заканчивая рыжим в яблоках. Людей они почему-то особо не боялись, уделяя им внимания не больше, чем, скажем, какой-то детали обстановки, абсолютно бесполезной и заведомо непригодной для употребления в пищу. Гораздо больше зверьков интересовали сновавшие в траве громадные коричневые муравьи, вот за ними-то они как раз и охотились, выстреливая в заветную цель тонкими, как у ящерицы длинными раздвоенными языками.

Дело спорилось. Не прошло и пятнадцати минут, как в нашем распоряжении оказалось целых восемь таких животных. Сейчас они недовольно попискивали в необъятном рюкзаке Геннера.

– Геннер, прекрати, я думаю, что нам уже хватит! – Виталине первой удалось справиться с охватившим ее азартом. – Давайте позавтракаем. Здесь неподалеку есть отличное место.

– А почему бы не развести костер прямо здесь?

– Нельзя. Это место принадлежит шушам. Мы и так забрали только что несколько их собратьев.

– Как скажете. – Я торопливо засеменил за остальными, внимательно следя за тем, чтобы нога моя случайно не провалилась в одну из нор. Не хватало еще перелом или растяжение получить – Антонина Семеновна такому повороту событий вовсе не обрадуется. Очень жаль, кстати, что она все еще не вышла из своего странного состояния: то ли летаргического сна, то ли спячки, то ли еще чего-то, чему и названия-то на человеческом языке нет.

– Я уже здесь. – Голос самки лингвина прозвучал невероятно устало, но сварливые нотки из него никуда так и не делись. – Ну и как это понимать? С кем ты связался на этот раз? Кто этот фиолетовый громила? А эта фифа? Странное что-то у нее с физиономией твориться, да и по годкам помоложе тебя будет как минимум раза этак в два! Что, на мясцо молоденькое потянуло, касатик? Все вы мужики одинаковые: седина в бороду – бес в ребро!

– Насчет седины в бороду – это вы несколько погорячились, все-таки я не настолько стар. Ну, а что касается всего остального – долго рассказывать. Вы уж в памяти моей лучше поройтесь, как вы всегда это делаете. А потом может и советом каким дельным порадуете.

– Ишь ты, чего захотел: совет ему подавай! Да не абы какой, а еще и дельный! Да когда ты советы мои-то слушал?

Лингвиниха наконец заткнулась, даруя мне шанс вновь насладиться блаженным безмолвием. Не иначе как и правда уползла копошиться в архивах моей памяти, выискивая последние скабрезные факты из моей запятнанной биографии. Я же продолжал шагать за остальными, непрестанно при этом поглядывая по сторонам.

Место, куда привела наш небольшой отряд Виталина, на мой взгляд ничем таким особенным не отличалось: обычная небольшая поляна, окруженная все теми же деревьями с игольчатой кроной, разве что вместо привычной уже травы вперемешку с редкими полевыми цветами всех расцветок, здесь землю укрывал толстый ковер из зеленого мха. И сидеть, и шагать по нему было приятно – он пружинил под ногами, словно матрац. Так и хотелось прилечь, отрешившись от тягот пусть и недолгого, но все-таки пути.

К несчастью, по достоинству оценить его мягкость мне не дали. Геннер снял шкуры и распотрошил зверьков очень быстро, тушки нанизал на импровизированные деревянные вертела. Минута – и вот они уже висят над дымящимися углями от большого костра, уложенные на пару поперечных перекладин.

Приготовились они довольно быстро. Мясо, такое нежное, что буквально таяло во рту, пришлось по вкусу всем, даже мне. Геннер так вообще: прикончил три тушки за один раз и уже с вожделением поглядывал на четвертую, когда Виталина отдала приказ выступать. Вернулись к дороге, благо поляна наша была от нее совсем неподалеку, дальше уже двинулись по ней.

К обеду следующего дня дорога вывела нас к лагерю. Откровенно говоря, невзирая на уверения Виталины и Геннера я все-таки переживал, насколько теплой будет моя первая встреча с его обитателями, однако, действительность превзошла все мои самые смелые ожидания. Вероятнее всего, за нами следили – поскольку на воротах нас уже встречала целая делегация из старейшин во главе с самим Ктарахом.

– Приветствую тебя, Всепрощенная! – кряжистый седоусый старик подошел первым, первым протянул руку для приветствия, изобразив перед этим пальцами какой-то знак.

– И я приветствую вас, Ктарах! – Виталина повторила знак старца, но уже пальцами другой руки и только потом ответила на рукопожатие. – Слава Инниишу, вы все еще здесь, а то я очень переживала: уж не отправились ли вы к городу. Со мной Прощенный Геннер, я думаю что вы помните его, а это, – короткий кивок в мою сторону показал что речь сейчас ведется именно обо мне, – Илья. Он… это долго рассказывать, да боюсь, что вы не сразу во все и поверите… Он чужак. Из другого мира. Утверждает, что попал сюда при помощи одной странной машины.

– Машины? – Физиономия Ктараха перекосилась так, как будто он только что дольку лимона съел.

– Старинного амулета, выполненного в форме восьмигранника. – Быстро поправилась Виталина. Губы ее при этом значительно побледнели, зато Ктарах, наоборот, внезапно расплылся в улыбке.

– Деточка, каждый раз когда ты пытаешься меня обмануть, лицо все равно выдает тебя. Не беспокойся, с твоим другом ничего плохого не случиться, он будет нашим гостем ровно столько, сколько сам того пожелает. Почему? Поверь: я не настолько глуп и невежественен и понимаю, что никакой амулет, даже самый сильный, не в состоянии проложить дорогу между мирами. Сотворить такое может только машина, – одна из тех, что делали древние. А ты знаешь, как мы относимся к машинам после того, как при помощи некоторых из них артаны уничтожили этот мир. Но, с другой стороны, Иннииш оставил этого путника в живых и даже позволил тебе привести его к нам. Кхм… Думаю, что поступил он так памятуя о нашем добросердечии, а вовсе не для того, чтобы мы его здесь убили.

– Верно. А еще этот чужеземец меня спас!

– Ну вот видишь! Значит, я оказался прав. Чужеземец ниспослан к нам свыше. Это знак. Очень хороший знак.

– И что же он означает?

Во внезапно наступившей тишине слышно было, как один из старейшин, стоящий чуть поодаль от Ктараха древний старик в потасканной серой хламиде, потрясенно охнул и обессилено оперся о плечо одного из своих сотоварищей, не переставая при этом во все глаза таращиться на меня.

– Нет, Геридий, я не думаю, что пришелец этот и есть Велеречивый Апострум, Спаситель Душ и Глашатай Господа нашего Всемогущего, Иннииша, да благословенно имя Его будет во все веки во языце и на устах. Сдается мне, что Иннииш просто ниспослал нам этого ходока между мирами как знак. Знак того, что дело, задуманное нами, воистину свято. Ведь что значит кровь нескольких десятков тысяч неверных, когда речь ведется о деянии, значимее которого нет: окончательном очищении мира от скверны?

– Святоша. Ненавижу святош. Куда ни плюнь – везде одинаковые. – Антонина Семеновна недовольно заворочалась в моем черепе, послав довольно пикантную картинку, на которой пастор вовсю отпускает грехи раскаявшейся грешнице при помощи собственного детородного органа. Картинка эта была настолько забавна, что невольно вызвала на моем лице широкую улыбку.

– Илья, а чему это вы так улыбаетесь?

– Да так, не обращайте внимания, уважаемый Ктарах. Просто доволен, что нашел, наконец, в бесконечной череде увиденных мною миров тот, в котором люди воистину живут огнем истинной веры и души их невыразимо чисты. Кто бы мог подумать? И где? В таком мире как этот!

– Да, возможно со стороны и кажется, что наш мир убог и уродлив, покрыт шрамами далекой войны, остовами давно покинутых зданий, в которых побрезгуют поселиться даже призраки, но поверьте мне: для нас, его жителей, нет ничего более прекрасного. – Видно было, что и Ктараха, и остальных старейшин весьма польстило мое предыдущее высказывание, и, если некоторые из них до этого все еще продолжали смотреть на меня волком, то теперь ситуация в корне изменилась. Что тут сказать? Не придумано еще в мире оружие лучшее, чем лесть.

– Уважаемый Ктарах, наш путь был очень труден…

– Понимаю, понимаю, дитя мое. Ну что ж, идите. Карин проводит вас.

– Спасибо, мы сами доберемся!

– Как знаете. Всепрощенная, жду вас сегодня вечером в палатке совета. Посыльный уведомит вас о его начале. И вы, Илья, тоже приходите. Ваша информация о других мирах не то чтобы очень ценна, но потешить свое любопытство все-таки желание есть. Старость, знаете ли.

Я молча кивнул. Странно, Геннера почему-то не пригласили. Что это: дискриминация Всепрощенных по отношению к Прощенным, или попросту личная антипатия Ктараха к клыкастому товарищу Виталины?

– Пойдемте. – Виталина сделала нам с Геннером приглашающий жест рукой. – Всенепременно, уважаемый Ктарах. Мы обязательно будем.

– Похоже, старый пень не очень-то уважительно относится к механизмам. – Буркнул я, стоило лишь нам отойти на пяток шагов от встретившей нас только что делегации, сплошь и полностью состоявшей из высохших до полумумифицированного состояния старцев мужского пола. Выгодно от них отличался лишь сам Ктарах: могучей статью и пронизывающим взглядом пускай и водянистых, но все еще живых глаз.

– Тише Вы! Не дай Иннииш услышит кто – проблем потом не оберешься!

– Да неужели? А я-то грешным делом подумал, что у вас здесь просто идиллия. Прощенные, Непрощенные, Всепрощенные и все как один духом чисты настолько, что хоть в баню не ходи.

– Нет, Илья, нет. Идеального мира не бывает. Даже у нас все не так просто, хотя вы правильно заметили: люди у нас действительно чисты настолько, насколько это вообще возможно.

– Ну не знаю, я бы поспорил. Лично мне Ктарах доверия почему-то не внушает.

Виталина не ответила. Теперь она просто молча вела нас с Геннером по лагерю, погруженная в какие-то свои мысли. Видимо, были они у нее не очень веселыми, потому что лоб Всепрощенной время от времени морщился. Я же с удовольствием глазел по сторонам, впитывая в себя новые впечатления, словно истосковавшаяся по влаге сухая губка.

Лагерь был велик, очень велик. По периметру его окружали странного вида телеги: по ширине стандартные, в полтора метра, зато длина удивляла – вместо привычных трех, как было принято у нас на Земле, эти имели все семь. Причем все они были одинаковыми. Такими, словно сошли с одного конвейера. Все крытые материалом наподобие брезента, все выкрашены в одинаковый белый цвет, все имеют большие деревянные колеса с широкими ободами, обитые листовым железом. На каждой намалеван знак: выгнутый наружу полумесяц опалового цвета и три точки с противоположной стороны, расположенные в форме равнобедренного треугольника.

Внутри же периметра из фур, как я не без основания окрестил эти телеги-переростки, располагался палаточный городок. Попадались, правда, изредка и разборные здания, выполненные из шероховатых на ощупь блоков из неизвестного материала – к одному из которых мы как раз только что и подошли.

– Я на минутку. – Виталина впорхнула в жалобно скрипнувшие двери, оставив нас с Геннером стоять на улице.

– Далеко еще?

– Нет, скоро будем дома. – Здоровяк явно был не расположен к продолжению беседы. Впрочем, мне и без него было чем заняться, – ведь лагерь так и кишел диковинными обитателями. Процентов восемь из них вид имели вполне человеческий, зато вот все остальные… Мдааа, умеет матушка-природа поизгаляться над биологическим материалом! Некоторые из проходящих мимо нас особей выглядели настолько ужасающе, что язык не поворачивался причислить их к человеческому роду. Да что там говорить – Геннер среди них казался настоящим красавчиком! Кто в язвах, кто в гнойных шишаках, у кого-то опухоль на пол лица, из которой выглядывает покрытый слизью оголенный носовой хрящ, с горбами и без, исковерканные, изломанные, изогнутые под невероятными углами гротескные человеческие фигуры. Уверен: любой другой попавший сюда землянин давно бы рассудком тронулся, я же по какой-то непонятной, даже для самого себя, причине преспокойно взирал на эту вакханалию и при этом умудрялся подмечать некоторые детали. Вот горбатый карлик идет в обнимку с дамой, лицо которой перекошено настолько, что правый глаз сантиметров на шесть находится ниже левого, о чем-то они мило беседуют, хотя ума не приложу, как можно беседовать не имея рта, вот ковыляет седая как лунь старуха с клюкой. Издали она ничем особенным не отличается, но когда подходит чуть ближе, то даже я спешу отвернуться, ведь лицо старой карги сверху донизу покрыто безобразной коростой.

Чем дольше я стоял, глазея по сторонам, тем мне все более и более становилось не по себе, так что появление Виталины я воспринял с великой радостью. Даже Геннер, отчего-то сегодня хмурый, и тот позволил себе улыбнуться.

– Ну что, пойдем? – Всепрощенная, в отличие от нас, наоборот была весела. Лицо ее так и искрилось, а в глазах, сейчас похожих на два бездонных омута, так и плясали озорные бесенята. – Илья, вы уже успели здесь немного осмотреться?

– Успел.

– И как вам у нас нравится?

К счастью, ответить мне не дали. Стоило нам миновать ряд палаток, как навстречу из широкого прохода вынырнул экипаж, ведомый явно слепой клячей с белыми бельмами на глазах. С подножки его бодро спрыгнул старец в точно такой же хламиде, что и совсем недавно встречающие нас члены совета.

– Виталина, детка, как же я рад что ты вернулась!

– А я то как рада, Всепрощенный Рин!

Обнимались они так рьяно, что сразу же становилось ясно: если Виталина с новоприбывшим и не родственники, то, по крайней мере, как минимум, лучшие друзья.

– Знакомьтесь, это…

– Илья, пришелец с мира Земля. А с ним… Мое почтение, Антонина Семеновна!

Мое удивление было столь велико, что я замер истуканом, не смея даже пошевелиться. Виталина же, заметив мое изумление, вдруг задорно засмеялась:

– Не беспокойтесь, Илья, Всепрощенный Рин настолько деликатен, что никогда не позволит себе читать абсолютно все ваши мысли. Только что он прочитал лишь то, что лежит на самой поверхности. Все сокрытые в глубине вашей сущности тайны останутся при вас, если вы, конечно, сами не пожелаете ими с нами поделиться.

– Вот оно значит как? Ну что ж, и на том спасибо.

Пока Виталина щебетала со старцем, действительно оказавшимся одним из членов совета, я внимательно присматривался к этому Всепрощенному и, странное дело, почему-то никакой антипатии к нему не испытывал. Этот старик был совсем непохож на Ктараха – глава Совета вел себя совсем иначе, при всем своем показном гостеприимстве повадками напоминая напыщенную склизкую жабу. Точно такого же мнения придерживалась и Антонина Семеновна, видимо, лингвинихе польстило столь уважительное отношение к ее персоне.

– Да что я все о делах, да о делах! Вы, наверное, голодны.

А у меня уже и снедь, и вино – все на столе. Как только весточку о вашем приходе получил – так сразу же и готовиться начал.

– Устали мы очень. – Виталина явно была не в восторге от щедрого предложения старейшины.

– Знаю, что устали. Знаю, что домой хочется, дома ведь и стены помогают. Хотя какой может быть дом во временном лагере? И о том, что на совет вечерний вы приглашены – тоже знаю. А потому и зову – потому как времени осталось мало. Обсудить многое надо, подумать, посоветоваться. Да я, между прочим, и баньку повелел натопить. Да-да, соорудили, пока вас с Геннером не было. Ну так как?

Мы все дружно переглянулись.

– Банька… – протянул внезапно повеселевший Геннер.

Виталина же провела взглядом по подолу своего короткого черного платья с таким видом, что сразу становилось ясно: лично ее наиболее всего заботит сейчас именно стирка, а не какие-то там деловые разговоры или отпаривание разморенного тела при помощи добротного веника.

– Мы согласны. – Подытожил я после короткого перемигивания с товарищами и первым полез в телегу, которая скрипнула под моим весом так жалобно, что заставила тяжко вздохнуть запряженную в нее слепую лошадь.

Палатка у Всепрощенного Рина оказалсь настолько велика, что больше напоминала цирковой шатер. Внутри она была перегорожена на секции: восемь небольших комнатушек, отведенных то ли для ближайших родственников, то ли для охраны, шли по кругу, оставляя в центре место для овального зала с очагом для кострища посередине.

Там же, в этом зале, и был накрыт длинный стол, за которым уже сидели люди. Никто из них ничего не ел – нас явно ожидали. Ожидающих было семеро – как раз по количеству комнат, если учесть что одна из восьми отведена для самого Рина. После короткого взаимного представления, устроенного Рином, мы тоже присели вместе со всеми – благо за столом еще мест хватало.

Почти сразу приступили к трапезе. Говорили мало, причем общались между собой в основном не мы, а прибывшая перед нами семерка неизвестных, оказавшихся, как выяснилось впоследствии, точно такими же старейшинами совета, как и сам Рин.

Когда все более-менее насытились, Рин вновь взял себе слово:

– Виталина, дорогая, видишь ли, пока тебя не было, в лагере произошли определенные изменения. Как ты помнишь, еще до твоего ухода мнения старейшин по поводу дальнейшей участи Усопших и самого Проклятого города разделились. Разделились не только мнения старейшин, но и мнения простого люда и теперь, впервые за несколько веков, благодаря бесконечным спорам, равновесие среди Прощенных, Непрощенных и Всепрощенных оказалось нарушенным. Виною тому сам Ктарах: ему удалось убедить большинство Непрощенных, а так же часть Прощенных в том, что если все Усопшие омоют своей кровью стены Проклятого города, то скверна исчезнет сама. По его уверениям она находится не в каком-то сокрытом под землей сосуде, как утверждаю я и мои последователи, а в душах самих Усопших. И что только после исчезновения скверны, великий Иннииш, наконец, ниспошлет прощение всем тем, кто так долго его ждал: Непрощенные станут Всепрощенными, Прощенные станут Всепрощенными. Всепрощенными станут все, исчезнет духовная хворь и недуги телесные. Вот так говорил Ктарах на последнем совете. Повторил он свои слова и прилюдно, на великом сходе и теперь… народ взбудоражен, напряженность так и витает в воздухе. Слова Ктараха стали той самой крохотной искрой, которая воспламенила… не знаю… не умею изъясняться красиво и внятно… наверное потому место главы совета в свое время досталось именно Ктараху, а ни мне, но… я думаю что ты понимаешь, детка, о чем я сейчас говорю.

– Понимаю. – Юная Всепрощенная была серьезна, как никогда. – Ктарах дал наконец людям то, что они желали больше всего. Он подарил им надежду.

– Верно. – Рин затих, понуро склонив голову. Пища на его тарелке все еще оставалась нетронутой. Замолчали все. Тишина в комнате стала настолько невыносимой, что, казалось, пролети сейчас муха, и каждый из нас оглохнет от сотрясения воздуха, производимого ее крыльями. – Верно. – Повторил он снова и почему-то посмотрел сейчас именно на меня. – Чужеземец, а ты что думаешь? Ты уже успел побывать в городе Усопших, я прочитал это в твоих мыслях, да простит меня всемилостивый Иннииш за столь неслыханное прегрешение. Что ты там видел? Уж не видал ли ты там сосуда со скверной? Или может быть знаешь место, где его сохраняют? Или Ктарах все-таки прав, и скверна нашла пристанище в заблудших душах самих Усопших?

– Чего молчишь? Отвечай давай! – внезапно встряла Антонина Семеновна, заставив тем самым окончательно сбиться меня с мысли. – Но имей в виду: межпространственный дешифратор нужен нам позарез. Я не собираюсь оставшиеся годы жизни торчать в этом ущербном мире в окружении святош в запыленных балахонах и уродцев. Страшнее даже у тебя в роду родственников не было!

– А вы не поможете?

– Сам выкручивайся! – Лингвиниха замолкла, оставив в моих мыслях лишь сумбурный разброд.

– Ээээммм. – Нерешительно начал я. Что касается наличия скверны в душах Усопших – то ее там нет. В этом я точно уверен, потому что общался с некоторыми из них. Все они люди, в точности такие же, как и все мы. Да, они не идеальны, многие из них порочны даже более самого последнего Непрощенного, но… думаю, что смерти они все-таки не заслуживают. Место, в котором скрывается скверна, я тоже не видел. Не мог увидеть, потому что провел в Проклятом городе не так много времени. Что еще? Пожалуй, я мог бы дать вам хороший совет: с Усопшими стоит попробовать договориться. Вдруг они пропустят ваши поисковые команды беспрепятственно в город? И ищите там свою скверну столько, сколько вам заблагорассудиться. Думаю, что они будут даже рады избавиться от нее, – ведь она не приносит им ничего, кроме одних только болезней.

Все сидящие за столом дружно заулыбались, а Геннер – так тот вообще даже захохотал, отчего тарелки на столе задрожали.

– Ну и Илья, ну и уморили же вы меня! – выдал он, наконец, после того, как все-таки умудрился успокоиться. – Да мы в последнее время только тем и занимались, что по приказу Рина то и дело пытались договориться с этими безумными пожирателями мухоморов. Разве Всепрощенная Виталина раньше не говорила вам об этом?

– Не помню, может быть и говорила. Но все-таки: давайте попробуем в последний раз. Я готов выступить с вашей стороны в роли переговорщика.

– Нет, это плохой вариант. – Рин отрицательно покачал головой.

– Ну хорошо, есть еще кое-что, что вы должны знать. – Окончательно взвесив все за и против, я глубоко вобрал в себя воздух, а затем, коротко и сжато, чуть ли не на едином выдохе, выдал целую тираду о предполагаемом виновнике моего попадания в этот мир – злосчастном восьмиграннике, могущем переместить целый народ на другую планету при помощи односторонних порталов.

В этот раз меня выслушали даже гораздо более внимательно, чем в первый. Один только Геннер все еще не понимал, к чему я клоню.

– Ну и что? – Здоровяк недоуменно косился на меня, сжимая и разжимая зажатый в кулаке край не первой свежести полотенца, которым он только что вытирал губы.

– А то, что Корятин, глава Усопших, только о том и мечтает, как бы побыстрее покинуть планету, которая, по его мнению, загажена настолько, что жить на ней попросту невозможно. И о восьмиграннике он знает. Он, скорее всего, остался у него. И еще: Усопшие болеют, болеют многие. Скверна не знает пощады. Пройдет сто, ну, может быть, двести лет, и в живых из Усопших не останется почти никого. Теперь вы все понимаете?

– Ну и почему тогда они до сих пор этого не сделали? – Один из советников, имени которого я не знал, задал свой вопрос.

– А вот по вине этой самой девицы! – решил, наконец, открыть я свои последние карты и картинно указал рукой на скромно сидящую на углу стола Виталину. Ведь именно она с Геннером похитила меня прямо под самым носом у Корятина из дворцовых апартаментов, отчего-то решив, что нахожусь я там в роли узника, а не в роли узкого специалиста по межпространственным технологиям Артан!

Вновь воцарилась тишина.

– Детка, зачем ты это сделала? – затем вопросил Рин.

– Чужеземец спас меня от казни, а потому я решила, что следует спасти и его. Откуда мне было знать, что он не пленник? Ночь темна, а наши с Геннером глаза не настолько совершенны, как глаза у Всепрощенной Инги!

– Смешнооо… – Великан оторвался от своего полотенца и воззрился на меня так, как будто я был какой-то местной достопримечательностью. – Так это что же получается? – Голос его, от природы и так очень громкий, теперь набатом разлетался по всему залу. – Не спаси мы этого… путника между мирами… и Усопшие бы сами, по своей воле, покинули город?

– Именно так. – Почему-то я никак не мог скрыть своего злорадства.

– Охохохохо!!! – Теперь уже Геннер смеялся в полную силу, и ему вторили абсолютно все.

– Неисповедимы дела твои, Господи! – Советник Рин опомнился первым и, вытирая платком проступившие из глаз слезы, обратился ко мне уже вполне спокойно: – Вы потому и хотели пойти на встречу с главой Усопших в роли переговорщика? Потому что ему нужны только вы и никто другой?

– Да. Я думаю, что только таким способом можно предотвратить кровопролитие.

– Ну хорошо, хорошо, возможно, что вы правы. Илья, не были бы вы столь любезны…

– Хотите чтобы я вышел – выйду.

– Да, если не возражаете. Нам надо посоветоваться, так сказать, в узком кругу.

– Без проблем. – Грузно поднявшись из-за стола, я пошел в сторону выхода и вскоре стоял уже на улице, вдыхая полной грудью воздух, свежее которого, пожалуй, не встречал еще ни в одном из увиденных мной миров.

Очень скоро ко мне присоединился Геннер.

– А ты почему не остался? – Спросил я, весьма удивленный.

– Нечего мне там делать. Они Всепрощенные, я Прощенный. Вот пускай сами и решают. Им виднее.

– Ну, как знаешь. – Рассеянно глядя по сторонам, я мысленно прокручивал калейдоскоп последних произошедших со мной событий, силясь понять: правильно ли я сделал, предложив Рину и поддерживающим его советникам такой простой выход из казалось бы столь безвыходной ситуации. И что сделает со мной Корятин, увидев меня в роли парламентера от своих заклятых врагов? Нрав-то у местного владыки весьма крут – в этом я уже успел убедиться. Впрочем, и идиотизмом он не страдает. Корятин не дурак, далеко не дурак, и выгоду свою знает четко. А ведь я ему нужен. Очень нужен. А значит… Эх, только бы он сам портал не умудрился открыть! А что будет если он все-таки его откроет? Правильно, хана мне будет. В этом печальном случае необходимость во мне как в специалисте резко отпадает, и нож гильотины в списке наказания за непредумышленный побег станет далеко не худшим вариантом. Ладно уж, выхода-то другого все равно нет.

Полог палатки внезапно отошел в сторону, выпуская на свет седовласого старца с бакенбардами столь неимоверной длины, что они обрамляли едва ли не все его лицо, оставляя свободной от растительности лишь малую часть квадратного подбородка.

– Обсуждение уже закончено, вы можете войти.

– Геннер, идешь?

– Нет уж, спасибо, я тут постою. Толку нет мне эти разговоры бесполезные выслушивать. Вы главное про баньку хозяевам напомните, будьте уж столь любезны. А то, не дай бог, забудут еще, а без баньки, сами понимаете, в нашей походной жизни ну никак обойтись нельзя. Да и телу приятно, не говоря уже о душе. Ну так как, сделаете?

* * *

Был бы жив хитроумный затейник Данте Алигьери, создатель «Божественной Комедии», и по сей день, и случись ему вдруг каким-то непостижимым образом оказаться здесь, неподалеку от полотнища древней дороги, ведущей к последнему убежищу Усопших – городу Прикополю, то он всенепременно и сам бы поверил в существование демонов, чертей, ну и, конечно же, самого Люцифера, бессменного владыки Ада. А возможно бы даже и круг новый в своем произведении добавил – Десятый, специально для выживших жителей Болтанки, ибо подавляющее большинство из них вид имело настолько устрашающий, что легко по этому параметру могло заткнуть за пояс всех без исключения демонов. Ну и перепугать их всех, естественно, насмерть, тем самым внеся немалую неразбериху в нормальное функционирование такого благопристойного заведения как Ад.

Но, к сожалению, Данте Алигьери был давно мертв, и по этой причине не мог наслаждаться видом воинства, которое сейчас змеей двигалось по растрескавшемуся покрытию дороги, поднимая за собой громадные облака пыли. Впереди и в середине колонны шли Непрощенные. Это был костяк, основные ударные силы армии Перерожденных. Медлительные, в большинстве своем неизлечимо больные, все в язвах, болячках, с сочащимися гноем глазами. Тела многих из них мутации видоизменили настолько, что и на людей они походили весьма слабо – угловатые силуэты с зачастую нечетным количеством конечностей наиболее всего были похожи на персонажей из сна какого-то законченного шизофреника, но уж никак не на реально существующих личностей, которые вполне могли самостоятельно мыслить и у которых были даже имена. Армия живых мертвецов – вот, пожалуй, самое подходящее сравнение для тех, кто увлекается низкопробными фантастическими фильмами ужасов. Хотя нет. Для Непрощенных не существует никаких аллегорий. Это Непрощенные. Они одни такие. Других таких во Вселенной просто нет.

Ближе к арьергарду колонны двигались Всепрощенные – эта часть Перерожденных наиболее всего была похожа на людей. Были, конечно, и исключения в виде той же Виталины, лицо которой чуть ли не постоянно находилось в движении, то и дело видоизменяясь. Но таких было мало, ведь Всепрощенные отличались от людей в основном внутренне, что на внешнем облике практически никак не отображалось. Это, так сказать, была элита. По сравнению со всеми остальными, группа эта была крайне немногочисленна, но в силу довольно-таки специфических умений именно на нее делались ставки в предстоящей битве если той, конечно, суждено будет произойти.

Ну и, наконец, в самом арьергарде колонны, прикрывая ее от нападения с тыла, сразу же за телегами обоза шли Прощенные, можно сказать кровные братья Геннера. Здесь природа почему-то на разнообразие поскупилась, за редким исключением, почти все они выглядели одинаково. Гиганты с фиолетовым цветом кожи двигались нога в ногу, слаженно. Именно они-то и походили более всего на настоящих воинов. У кого-то в руках были копья, у кого-то топоры с аномально длинными рукоятками. Были и такие как Геннер – тот на плече нес внушительных размеров дубину. За спиной же у него болтался рюкзак, доверху набитый камнями. В точности такие же рюкзаки с аналогичным содержимым были у каждого его собрата – ведь именно Прощенным в предстоящей битве отводилась роль артиллерии. Да-да, я не оговорился – именно артиллерии. Я уже наблюдал в свое время, как Геннер камнем, играючи, перебил ствол векового дерева, а за время пребывания в лагере Перерожденных успел проникнуться уважением и к остальным его собратьям. Все они были невероятно, нечеловечески сильны. Камни, запущенные их руками, летели в цель со скоростью реактивного снаряда, с легкостью прошивая как бетон, так и каменную кладку стен. Единственным минусом было то, что камни, в отличие от артиллерийских снарядов, при попадании в цель не взрывались. Но даже учитывая этот неприятный момент, можно было смело утверждать, что такое оружие вполне может решить исход любой битвы. А в том, что эта битва неминуемо произойдет, с каждой минутой пребывания в пешем строю войска, я уверялся все больше и больше.

Еще три дня назад мне казалось, что все выйдет как раз наоборот. После того, как на военном совете Ктарах под давлением Рина и его сторонников согласился на мое предложение по проведению последних переговоров с Усопшими, я был на седьмом небе от счастья. Как ни крути, а ведь это кратчайший путь к тому, чтобы вновь заполучить в свои руки драгоценный восьмигранник! Но… часы шли, решение Ктараха было озвучено народу глашатаями, однако, по какой-то причине почему-то не вызвало ожидаемого энтузиазма. Сам бы я никогда не разобрался в чем дело – психология мутировавших потомков Артан, называющих себя Перерожденнными, все еще была мне абсолютно чуждой, однако тут внезапно пришла на помощь Виталина, напомнив о предыдущем, прилюдном выступлении Ктараха перед народом и его пустопорожних обещаниях, воспринятых сообществом Непрощенных, а также некоторыми из Прощенных, весьма и весьма серьезно. Еще бы: ведь он обещал, что если стены города Прикополя омоются кровью всех без исключения Усопших, то Иннииш всем Непрощенным, а так же Прощенным дарует свое полное прощение, и все они станут Всепрощенными. Иначе говоря, если говорить человеческим языком, то все эти несчастные после свершенного кровавого действа станут абсолютно здоровыми людьми и даже более того – обретут определенные сверхвозможности, которыми в настоящий момент наделена всего лишь жалкая горстка счастливцев. Так-то вот. А что будет, если Усопшие вдруг примут предложение странного иномирянина (то есть меня), и вместо того, чтобы драться за свой Проклятый Город, просто возьмут и «сдернут» с планеты? Правильно – ничего не будет! А точнее – не будет ожидаемого выздоровления! Так что же все-таки лучше: вступить в битву с противником, имея шанс в ней погибнуть, но зато в случае удачного исхода получить здоровье, а возможно даже и молодость, не говоря уже о чем-то другом, или дать врагу просто уйти, а самому потом долгое время продолжать гнить заживо, год за годом проклиная свое неуместное миролюбие?

Теперь, когда Виталина расставила все по полочкам, я прекрасно понимал Перерожденных и, даже более того, – глубоко сочувствовал им, но… маразм – он и есть маразм. Верования-верованиями, но уничтожать целый народ из-за каких-то там своих церковных бредней – это уже явный перебор. И как объяснить этим дикарям, что во всех их бедах виновата только радиация, а…? Впрочем, проехали. Бесполезное это занятие.

Шагая в окружении фиолетовокожих гигантов, я чувствовал себя абсолютно спокойно. Почему-то сородичи Геннера внушали мне гораздо больше симпатии, чем все остальные представители Перерожденных. Непрощенные выглядели неэстетично и крепко подванивали чем-то нездоровым, трупным. Всепрощенные же меня откровенно пугали, пугали своей странностью, непонятными, недоступными для простого смертного способностями.

Мы так и держались втроем: я шел посередине, по левую руку от меня брел Геннер, по правую же шла Виталина. Не знаю, почему девчонка выбрала нас, а не себе подобных. Возможно, тому виною был ее слишком юный возраст, и ей было с ними просто неинтересно, а может быть Всепрощенные ее тоже пугали, как и меня. Спрашивать ее об этом я не решался, мне было достаточно того, что она просто идет с нами.

Пригород Прикополя встретил нас тишиной. Казалось, что вымерли даже птицы. Ветер – и тот, словно нашкодивший кот, боялся лишний раз взъерошить кроны одичавших фруктовых деревьев, что росли в некогда ухоженных частных дворах, теперь окончательно и бесповоротно превратившихся в руины.

Людей видно не было. Не было видно и следов их деятельности. Вообще, создавалось такое впечатление, что местность эта давным-давно покинута. Несомненно, я бы так и решил, случись мне оказаться здесь впервые, однако, совсем недавно я уже успел побывать в этом городе и прекрасно знал: он хоть и частично, но все-таки заселен. Все въездные дороги контролировались блокпостами, а также пешими патрулями, полностью исключающими проникновение на подконтрольную территорию нежеланных визитеров.

Так в чем же дело? Неужто Корятин или кто-то из его подручных смог все-таки по назначению воспользоваться восьмигранником? Ответ на этот вопрос я получил через несколько часов – когда пригород закончился и частные дома сменились первыми многоэтажками, откуда-то спереди послышался равномерный перестук пулемета, а чуть позже одна за другой грохнули сразу две гранаты.

Войско остановилось. Прощенные в предвкушении боя засуетились, принялись набивать камнями из рюкзаков закрепленные на поясах специальные подсумки.

– Надо найти Ктараха. Если вы все еще желаете провести с Усопшими переговоры, то сейчас для этого как раз самое время.

– Не поздновато ли? По-моему, заваруха уже началась нешуточная. Глупо было бы попасть под шальную пулю.

Виталина отрицательно покачала головой:

– Нет. Битва еще не началась. Скорее всего, это наши разведчики наткнулись на один из дозоров Усопших.

– Почему ты так решила?

– Выстрелов слишком мало. Но как только мы подойдем ближе к центру города – обстановка резко изменится.

– Ну хорошо, веди. – Проталкиваясь за Виталиной сквозь группы воинов, я случайно напоролся на древко от копья одного из них и теперь отчаянно прихрамывал, матерясь сквозь зубы и выслушивая злорадное хихиканье зловредной старушенции, что обосновалась в моем мозгу в виде самки лингвина и все это время измывалась надо мной почем зря.

Ктараха, а вместе с ним и Рина, мы нашли ближе к середине растекшейся по улице и тротуарам колонны. Те сидели на корточках в стороне от дороги в окружении остальных членов совета и о чем-то отчаянно спорили, оживленно при этом жестикулируя. Завидев нас, замолкли оба.

– Что там происходит?

– Несколько Усопших забаррикадировались в одном из зданий. Завидев передовой отряд открыли огонь без разговоров. У нас четверо убитых, один раненый. Скажи мне: и с этими людьми ты хочешь договориться? – Ктарах был не на шутку взвинчен. Да и у самого Рина, похоже, значительно поубавилось миролюбия.

– А чего вы хотели? Вы сами пришли на их землю, причем пришли далеко не с пустыми руками. – Стараясь, чтобы голос мой звучал ровно, я с показной уверенностью продолжил: – Давайте так: я пойду к ним прямо сейчас. Один, без оружия. А вы пока ничего не предпринимайте до тех пор, пока я не вернусь. Идет?

– Как же, не предпринимайте! Да я этих… – так и не найдя подходящего эпитета, глава совета Перерожденных грязно выругался, чего за ним доселе не наблюдалось. – В порошок сотру! По брусчатке их грязной раскатаю! Сгною! Кишки выну!!! Халупу их древнюю разнесу, камня на камне от нее не оставлю!

– Я так понимаю, что здание, в котором они скрываются, уже окружено?

– Да, им не выбраться.

– Очень хорошо. Пока меня не будет, я бы советовал кольцом окружить центр города. Уверен, что остальные Усопшие скрываются именно там. Отдельные заградотряды, которые будут попадаться на вашем пути, окружайте тоже. Попыток штурма пока не предпринимайте. Вам все ясно?

– А не слишком ли много ты на себя берешь, путник, бродящий между мирами? – Даже Рин после произошедшего теперь смотрел на меня волком.

– Я просто прошу. Дайте мне день. Всего один день. Это и в ваших интересах тоже. Пока я буду вести переговоры, вы сможете без помех окружить центр города. Идти в наступление напролом всем войском небезопасно: кто знает, какое оружие припасено у Усопших на этот случай? Городские улицы для такого количества воинов слишком узки, развернуться на них негде, а ловушки устроить легко. Ктарах, Рин, уверен, что вы и сами это понимаете.

– Уж не думаешь ли ты, что ты один такой умный? Войско, которое выступило с нами, всего лишь третья часть одной великой армады. Остальные воины заранее выступили другими дорогами и очень, очень скоро весь город и так окажется в плотном кольце, выбраться из которого будет не под силу даже Усопшим с их богопротивным оружием. Нашей же задачей является окружение юго-восточной части центра города, чем мы как раз сейчас и займемся, так как ты правильно заметил, что улицы этого города действительно очень узки и по запутанности своей напоминают скорее крысиные лабиринты. Вопрос сейчас в другом: а надо ли нам, чтобы Усопшие ушли? А что, если ты ошибаешься, и скверна действительно находится в их душах, а не в одном из каких-то сокрытых подземелий, которых полным-полно нарыто с незапамятных времен под этим рассадником гордыни и разврата? Что скажешь? Где гарантия того, что ты прав?

Ну вот, опять двадцать пять! Да уж, дилемма. Попал, так попал, что называется. Я уже начал было отчаянно искать выход из создавшегося положения, но вдруг внезапно вмешалась Виталина:

– Всепрощенный Ктарах, верите ли вы брату своему, Всепрощенному Рину так, как верите самому себе? Давал ли он вам повод хоть раз усомниться в том, что помыслы его чисты, как чисты помыслы Господа нашего, Иннииша, и речи его правдивы, что он никогда не осквернит язык свой ложью, даже в том случае, если это будет стоить ему жизни? Остальные члены совета, верите ли вы брату своему, Всепрощенному Рину?

– Верим, верим, верим… – один за другим стали раздаваться тихие возгласы. Не остался в стороне даже Ктарах:

– Верю. – Протянул он вместе со всеми. – У нас с братом Рином есть конечно определенные разногласия, но… верю.

– Девочка моя, будь добра, объясни нам, что ты хотела донести до нас своей речью? – Сам Рин был безмерно удивлен. Даже левая щека его стала подергиваться нервным тиком.

– Всепрощенный Рин! Всем известен дар ваш, вы один из тех немногих, кто умеет читать чужие души. Все помыслы, даже самые сокровенные, все события, хранящиеся в памяти любого, даже самого скрытного существа, для вас, что раскрытая книга. Я понимаю, что вы считаете свой дар греховным, но посудите сами: стал бы Иннииш одаривать кого-то из Всепрощенных нечистым даром?

Рин долгое время молчал, обдумывая слова юной Всепрощенной. Наконец губы его раздвинулись, и он нехотя произнес:

– Значит, ты хочешь, чтобы я…

– Да, я хочу, чтобы вы прочитали мысли путника между мирами и сами убедились в том, что все то, о чем он нам говорил – истинная правда. Илья, вы не против?

– Я согласен.

– В таком случае, давайте начнем прямо сейчас. Воины волнуются, им не терпится начать сражение. Есть большая вероятность того, что начнется смута, так как решение совета о проведении переговоров с Усопшими пришлось по душе далеко не всем.

– Хорошо, начинайте. Я готов.

– Тогда подойди ближе, путник между мирами. Закрой глаза… – Голос Рина зазвучал настолько гипнотически, что мои ноги сами по себе выполнили его команду, а затем… время словно остановилось, застыло, и вся моя жизнь замелькала перед глазами кадрами ускоренной кинохроники.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне позволили, наконец, очнуться. Очнуться и встретиться глазами с Рином, лицо которого было белее мела. Не лучше выглядел и Ктарах, и остальные члены совета. Не знаю, что он наговорил им, но только одна Виталина почему-то умудрялась сохранять спокойствие.

– Как все прошло? – стараясь не выдать своего волнения, будничным голосом проговорил я.

За всех ответила Виталина:

– Все хорошо, Илья, вы можете идти. Мы с Геннером проведем вас к дому, в котором засели, расстрелявшие передовой отряд, Усопшие. Вы готовы? Хорошо себя чувствуете?

– Да, все нормально.

Прощание с членами совета вышло каким-то сумбурным, скомканным. Казалась, им не терпелось избавиться от моего присутствия как можно быстрее. Даже руки никто не подал, и это весьма настораживало. Прислушавшись к себе, я понял вдруг, что почему-то совсем не ощущаю присутствия Антонины Семеновны, и это меня настолько испугало, что я едва не закричал, лишь в последний момент умудрившись справиться с нахлынувшими эмоциями.

– Антонина Семеновна, где вы? – Тишина. Тишина и холод. Холод постылого одиночества. Как странно: раньше я и не понимал, насколько тесно сжился со сварливым призраком безвременно почившей тещи, облик которой по причине полной совместимости характеров приняла самка лингвина. В голове пустота: никто не пилит, никто не говорит, что и когда тебе следует делать, пересыпая нравоучения и подначки крепкими матерными ругательствами. И это страшно. Страшно настолько, что хочется закрыть глаза, отрешившись от реальности ради того, чтобы назвать ее сном.

– Что вы со мной сделали?

– Ничего. – Виталина почему-то отводит взгляд, стараясь смотреть куда-то в сторону. Мы сворачиваем за угол и бредем по каменному крошеву, в которое превратилась одна из стен. Из-за угла следующего здания, сохранившегося чуть лучше, чем предыдущее, выныривает знакомая фигура, и я узнаю в ней Геннера.

– Всепрощенная, Илья, ну что ж вы так долго-то? Я уже здесь вас заждался. – Великан явно ничего не знает о произошедшем и ведет себя как обычно.

– Ты же знаешь Ктараха! Для того, чтобы убедить его хоть в чем-то, могут понадобиться целые сутки.

– Ааа… Ну пойдемте тогда скорее, пока Непрощенные атаку не начали. А то у них уже прямо свербит в одном месте – очень уж хочется за товарищей своих погибших отомстить. Да оно и немудрено, конечно. Фасибу помните? Так вот: ее первой же очередью и убили. Сразу две пули в грудь попало. Хвала Инниишу, хоть недолго мучалась, бедняжка.

– Помню. – Лицо Виталины помрачнело еще больше, а затем пошло волнами, принимая облик той, о которой только что говорил Геннер.

– Ага, да, она самая. Хорошая была девушка. И зла никогда никому не делала. Хотя страшна была, конечно, как смертный грех. Вы бы лицо свое на прежнее поменяли, а то не ровен час прилипнет вот так на веки вечные, и будете потом остаток жизни уродиной ходить, прости Господи меня за подобные предположения. И кто вас тогда замуж такую возьмет?

Виталина презрительно фыркнула, однако, тем не менее, поспешила облик свой все-таки сменить, на этот раз представ в виде довольно-таки миловидной девицы с пухлыми, чувственными губами и румянцем во всю щеку.

– Воот, так то лучше. – Геннер прибавил шагу, заставляя нас чуть ли не бежать за собой. – Идти недалеко – через два квартала будет перекресток, вот в одном из крайних домов эти стрелки как раз и засели. Место удобное, дорогу хорошо видно. Да и дом сохранился в приличном состоянии, даже крыша на вид целехонька.

Насчет приличного состояния дома Геннер конечно преувеличил – искомая пятиэтажка выглядела так, будто только что попала под бомбежку. Впрочем, возможно, что так оно и было: окна зияют пустыми провалами глазниц, парадные двери выбиты, а сами стены превратились в настоящее решето – того и гляди рухнут, похоронив под собой последних, оставшихся в живых, защитников. Причина такого положения вещей обнаружилась сразу: за углом соседнего здания засело человек пятнадцать воинов, соплеменников Геннера. Фиолетовокожие гиганты раз за разом дружно высовывались из-за угла, осыпали пятиэтажку градом камней и тут же скрывались обратно, не дожидаясь, пока их накроют винтовочным и пулеметным огнем. Сюда, через перекресток, гранаты защитников не долетали, и это еще более усугубляло ситуацию, делало ее по настоящему плачевной для обороняющихся. Непрощенных, окруживших здание по периметру, видно не было – видимо они попрятались по укрытиям, не желая подставиться под какую-нибудь шальную пулю.

– Кто приказал? – голос мой звучал обманчиво спокойно, однако я чувствовал, что еще мгновение – и я заору благим матом на всю улицу.

– Никто. – Завидев нашу троицу, один из гигантов с невыразительным лицом и нашивками десятника на правом плече своей форменной кожаной безрукавки никакого удивления не высказал. – По нам стреляют – мы отвечаем. У меня приказ: никого из этого дома живым до вашего прихода не выпускать.

– Понятно. Прикажите тогда на время своим воинам прекратить обстрел.

– Как скажете. Да только затея эта ваша с переговорами просто глупость. О чем можно договариваться с этими… – не договорив, воин сплюнул себе под ноги, высказав тем самым свое презрительное отношение, как к засевшим в здании защитникам в частности, так и ко всем без исключения остальным Усопшим. – Вот увидите: не успеете вы и шагу из-за угла ступить, как пожиратели падали сразу же вас прихлопнут. Помяните мое слово, когда лежать будете на плитах мостовой с развороченным брюхом.

– Решением совета было постановлено предпринять последнюю попытку переговоров с Усопшими. И я сделаю то, за чем пришел, с вами или без вас.

Десятник из Прощенных криво ухмыльнулся, отчего загнутые кверху клыки на его физиономии обнажились еще больше. Коротко и громко рявкнул команду, после которой метатели камней тотчас же прекратили свое занятие и вновь заняли позицию за углом здания.

– Ну что еще сказать? Идите, раз вы такой ненормальный. Девчонку только с собой не берите. Простите уж, госпожа Всепрощенная, за столь вопиющую фамильярность. Я всего лишь простой воин и говорить красиво не привык, зато…

– Я пойду вместе с чужеземцем. И Геннер тоже. – Голос Виталины был настолько холодным и непреклонным, что десятник даже не закончил свою речь, прервав ее на полуслове. Насупившись, кивнул и молча отступил в сторону, давая нам дорогу.

– Никуда ты не пойдешь! – Разозленным змеем зашипел я, но Виталина словно бы и не слышала. Несносная девчонка уже примеряла на свое лицо новый образ – этакой двоечницы-раздолбайки, которой даже море по колено. – Приказ совета! – Коротко вымолвила она и тотчас же рванула за угол с такой прытью, что Геннер едва успел поймать ее за шиворот воротника.

– Госпожа Всепрощенная, ну нельзя же так! Раз уж головой своей в который раз опять решили рискнуть – так хотя бы идите, как полагается. Неспешно, с ленцой, чтобы вражина никоим образом не подумал, что вы нору его крысиную наскоком хотите взять. И желательно улыбаться при этом во все тридцать два зуба и слова какие-то добрые говорить, а то уж очень вид у вас сегодня угрожающий.

– Правда? – Польщенная Виталина от переизбытка чувств даже потупила глазки. Естественно, угрожающе она совсем не выглядела. Как может выглядеть угрожающе худосочная девчонка, которой на вид не исполнилось даже тринадцати? Впрочем, возможно, что именно ее присутствие в нашем мирном шествии и перевесит чашу весов в нужную сторону: противник не решится стрелять и, может быть, даст даже нам возможность объясниться.

– Эй, есть кто живой? – В ответ тишина. Мы подходили все ближе и ближе, но ни звука, ни пол звука слышно не было. Однако никто по нам и не стрелял, что, откровенно говоря, радовало безмерно. – Ауу!

Переступив по очереди через чье-то бездыханное тело, распростертое у парадного входа, мы оказались в большом вестибюле, мраморный пол которого был щедро посыпан пылью вперемешку с камнями, осколками стекла и остатками мебели. Там обнаружилось еще четыре трупа, все они лежали в позах, в которых их застала смерть, и только последний – труп мужчины средних лет в окровавленной форме гвардии Корятина, был оттащен чуть в сторону и усажен у стены так, чтобы голова его не лежала на полу. Видимо совсем недавно он был еще жив – так, по крайней мере, мне показалось.

– Всем стоять, никому не двигаться! Руки за голову! – Неизвестно откуда взявшаяся четверка Усопших как будто материализовалась из воздуха, каким-то образом оказавшись сразу же позади нас.

– А «всем стоять» и «никому не двигаться»– это одно и то же! – начала было полемизировать Виталина, однако тотчас же охнула и застонала, получив увесистый тычок по спине прикладом.

– Кто такие?

Я попробовал было повернуться в сторону говорившего, но мне не дали.

– Не двигаться! Кому было сказано?

– Я к Корятину с деловым визитом. А это мои компаньоны из Перерожденных. Они вызвались меня сопровождать.

– Да неужели? Васюня, обыщи их всех. Что-то рожа одного из них мне жутко напоминает физиономии тех, кто обстреливает нас камнями. Девчонку тоже. Мало ли, что у нее там под одеждой припрятано?

– Васюня? – Я выговорил это имя вслух и, судя по удивленному бормотанию, мой голос, наконец, был узнан.

– Ииилья, это ты?

– Да, я. – Радости моей не было предела. Иисус или Иннииш – не знаю кто там сейчас сидит на местных облаках, но он явно только что очень помог мне, ведь среди пленивших нас Усопших оказался именно Васюня, тот самый Васюня, приятель Игната и Тихони.

– Ты его знаешь? – Хрипловатый голос того, кто, видимо, был сейчас у оставшихся в живых Усопших за главного, все еще звучал настороженно, однако истерических ноток в нем явно поубавилось.

– Знаю. Это тот пришелец, на поиски которого нас и послали. Да он это, он, точно вам говорю!

– Уверен?

– Абсолютно! Илья, повернись. Ну вот, теперь видите?

Похоже, что моя персона среди жителей Болтанки оказалась довольно-таки популярной, поскольку стоило мне повернуться, как я обнаружил, что обладатель хрипловатого голоса, а вместе с ним и Васюня, подслеповато щурясь в полутьме полуразрушенного вестибюля, при свете колеблющегося язычка пламени от зажигалки внимательно рассматривают фотографический снимок, то и дело поднимая головы ради того, чтобы свериться с оригиналом. В том, что на нем изображено именно мое лицо, сомнений никаких не возникало – видимо осторожный Корятин подсуетился, дав приказ своим людям тайно сфотографировать меня еще тогда, когда я был у него в «гостях».

Что ж, такой поворот событий ну никак не мог меня не радовать. По крайней мере, нас не убьют сразу – а это уже немало, учитывая ситуацию, в которой мы сейчас находимся. Что делать? Предложить осажденным выйти без оружия и с поднятыми руками, а затем, узнав от них месторасположение ставки Корятина, самим уже потом отправиться туда? Идея неплохая, не думаю, что совет позволит устроить самосуд над военнопленными. Или может быть стоит взять всех с собой, естественно, перед этим тоже заставив их разоружиться?

Впрочем, долго над этим вопросом поразмышлять мне не дали. Командир, краснолицый крепыш в маскхалате песочного цвета и высоких солдатских ботинках, едва убедившись в стопроцентном сходстве снимка с оригиналом, тотчас же развил бурную деятельность, результатом которой стал быстрый сбор оставшихся в живых участников поисковой группы со всех огневых точек, оборудованных на нескольких этажах здания, и не менее быстрая передислокация получившегося отряда из семнадцати человек, включая нас, в одно из полузасыпаных подвальных помещений, в бетонном полу которого виднелся раскрытый зев коллекторного люка.

Путешествие по коллекторным тоннелям вышло долгим и по настоящему трудным… Настолько, что даже Геннер – и тот выбился из сил, не говоря уже обо мне и, тем более, о Виталине. Разговоры между собой нам вести не давали, при малейшей задержке тотчас же следовал немилосердный тычок в спину, после которого часто приходилось падать плашмя на загаженный грызунами пол. Когда же мы наконец выбрались из бесконечного лабиринта мрачных темных тоннелей, то оказалось, что мы находимся где-то далеко за чертой города. Нас окружали руины, оказавшиеся остатками очистных сооружений, а за ними вокруг, на многие километры, расстилался лес.

– Где это мы? И почему вы нас сюда привели? – Виталина первой осмелилась подать голос, однако, вместо ожидаемого тычка в спину услышала вполне конкретный ответ от самого командира небольшого отряда, который в этот момент как раз оказался рядом.

– За городом. Потерпите немного, уже недалеко. Дальше поедем с комфортом.

– Куда? – это уже спросил я, поскольку тема разговора меня несказанно заинтересовала.

– На Млинки. В Прикополе больше теперь делать нечего. Мы и оставались-то там исключительно ради того, чтобы найти вас.

– Меня? Но зачем? – Мое притворное удивление заставило крепыша криво улыбнуться. – И почему вы решили, что я окажусь именно там? Именно в этом месте и в это время?

– У каждого свои секреты. Мы примерно знали где, когда и с кем вы появитесь. На этом все. Время для вопросов подошло к концу. Скажу вам только одно: вы нам очень, очень и очень нужны. Город Прикополь жителями покинут. Ставка главнокомандующего, а также последний рубеж обороны находятся в Млинках. Это все, что вам положено знать.

Вот оно значит как? Ну что же: похоже что Корятин на этот раз смог обмануть судьбу. Но ведь это только на время… Неужели он этого не понимает? Да, в своих планах Перерожденные совершенно не уделили внимания Млинкам, все свои силы направив на окружение Прикополя. Впрочем, оно и понятно: Млинки – маленький городишко, расположенный на периферии владений Усопших, никакого стратегического значения по их меркам совсем не имеет. Расправившись с основными силами противника его можно будет захватить последним. И пусть этот ход Анатолия Вениаминовича, верховного владыки оставшихся в живых потомков некогда цветущей цивилизации артанов и не лишен определенного изящества, ведь таким образом ему удалось в полной боеспособности сохранить свою армию и предотвратить потери среди мирного населения, но все равно это не более чем оттягивание неизбежного конца. Хотя быть может я чего-то не знаю, и незнание это мешает мне правильно оценивать ситуацию.

Кстати, а почему это я никогда не задумывался над тем, насколько же мы между собой похожи: жители планеты Земля и Болтанки? Странно, а ведь это сходство бросается в глаза сразу же. Внешний вид, речевые особенности, да что там – даже имена! Одно только имя самодержца Усопших чего стоит: Анатолий Вениаминович! Своеобразный менталитет, славянские черты лица… Прекрасно помню свою первую встречу с Игнатом – тогда я решил, что пособники Карама Беруспериона, отца Эльвианоры, вернули меня на родную планету, причем высадили не где-нибудь, а именно на территории России. Может ли быть такое, что и Земля когда-то была колонией Артанов? Может, конечно может. А раз так – значит действительно должна быть соединена с общей сетью, ведь, насколько я знаю, Артаны межпространственные переходы проводили к каждой из своих колоний.

Руины очистных сооружений внезапно закончились дорогой, извивающаяся лента которой терялась в редком подлеске. Там же, у начала подлеска, наш небольшой отряд ожидал и транспорт: нет, не те уродливые развалюхи с паровым котлом вместо нормального двигателя, дым от работы которого было видно за тридевять земель, а самые настоящие конные повозки с запряженной в них живностью. И пусть язык не поворачивался назвать эти страхолюдины лошадями, но все-таки я лично при виде такого транспорта испытал невероятное облегчение.

– Не нравится мне что-то наше путешествие. – Геннер, недовольно бурча себе под нос, вскарабкался-таки на одну из повозок и, с трудом умостившись на узкой деревянной лавочке, недобро покосился на одного из конвоиров – рыжеволосого детину с усами, свисающими чуть ли не до самого подбородка. – Госпожа Всепрощенная, как думаете: а может быть они нас сейчас в лес завезут, да там и прикопают? Я смотрю земля здесь уж больно мягкая, ну прямо как пух, – для нечистого дела в самый раз подходит.

– Геннер, не болтай ерунды! Ты разве не слышал? Усопшим удалось тайно покинуть город до того, как наша армия взяла его в кольцо. И теперь нас везут в город поменьше, к правителю.

– Слышать-то я слышал, да вот только сказать можно все, что угодно. А сделать как раз с точностью до наоборот. Мне то что: я, можно сказать, уже свое отжил, а вот вам еще бы жить, да жить. И детишек растить, и внуков, и правнуков, если Иннииш окажется к вам милосердным. А он окажется, я знаю. Если только, конечно, я не прав и… Илья, а вы как думаете: Усопшие нас здесь закопают или все-таки в город повезут? Слышал я, что у них в каждом городе штука такая забавная есть, на которую человека кладут, а потом лезвие здоровенное его по шее БАЦ! И все – головных болей как не бывало.

– Думаю, что все-таки в город. – Пряча улыбку, я пристроился рядом с Виталиной и едва не упал навзничь, когда повозка, резко стронувшись с места, покатила вослед за остальными своими товарками, некоторые из которых уже успели скрыться за одним из поворотов дороги.

Мы с Виталиной оказались правы: по дороге к городу никто на нашу жизнь покушаться и не думал, да и в самом городе, впрочем, тоже. Небольшой городишко встретил нас довольно приветливо: несмотря на всеобщую суету, что царила за его низкими, явно сооруженными на скорую руку, стенами, прохожие находили время для того, чтобы поприветствовать наш кортеж, причем видно было, что моя персона им прекрасно знакома. Обнаружилась и причина столь странного поведения горожан – чуть ли не на каждой из стен были наклеены большие плакаты с моей фотографией в полный рост и набранным крупным шрифтом текстом. Очень жаль, что с местной письменностью за все время пребывания на этой планете я так и не успел ознакомиться, иначе непременно прочитал бы, что там написано, а потому оставалось лишь надеяться, что очень скоро мое любопытство будет удовлетворено.

Так оно и вышло. Как только наши повозки миновали широкие металлические ворота в потеках ржавчины и въехали на территорию большого двора, основную часть которого занимало приземистое здание из красного кирпича, как нас тут же взяли в оборот: под эскортом из шести гвардейцев в парадной униформе провели вовнутрь здания, и, после небольшого похода по коридору с пронумерованными дверями кабинетов, мы оказались не в царских покоях, а в комнате, очень напоминающей приемную, где улыбчивая то ли фрейлина, то ли секретарша с миловидным личиком тотчас же усадила нас в мягкие кожаные кресла.

– У Анатолия Вениаминовича сейчас совещание. Если вы не против, то можете немного подождать. Может быть чаю?

Геннер, крайне раздосадованный тем, что кресло для его габаритов оказалось слишком уж узким, первым взял инициативу в свои руки:

– Давайте. А к чаю можно еще что-нибудь заказать?

Девчушка зарделась:

– Конечно! Что именно вы хотите?

– Палку колбасы например. И хлеба. И чеснока: две головки. И еще… – Чем дольше продолжал перечислять фиолетовокожий широкоплечий увалень свой список, тем сильнее с каждой минутой бледнело лицо секретарши. От полного ступора ее спасло только появление самого Корятина: растрепанный, взъерошенный, он молнией вылетел из своего кабинета. Царя, Владыку Всея Болтанки, вошедший напоминал сейчас очень слабо – способствовала тому как сама обстановка помещения, далекая от его дворцовых покоев в Прикополе, так и не первой свежести костюм с расстегнутой верхней пуговицей на воротничке, делающий его скорее похожим на мэра какого-то заштатного городка. А еще – от него почему-то здорово попахивало алкоголем.

– Очень хорошо что вы уже здесь! Что, удивлены столь теплым приемом? Думали в каталажку вас упеку? И правильно. Не расслабляйтесь. Надо будет – и упеку. А пока пройдемте со мной. Времени нельзя терять ни минуты!

– Что-то случилось? Перерожденные пронюхали о ваших планах и теперь вместо Прикополя готовятся штурмовать Млинки? Или вам удалось подобрать код для открытия пространственного тоннеля при помощи дешифратора?

– И да, и нет. Точнее, скорее да, чем нет! – Повелитель Усопших был сильно возбужден, а потому выражался весьма расплывчато. Вопреки моим ожиданиям, повел он нас вовсе не в свой кабинет, в котором, как я подозревал, никакого совещания сейчас и в помине не было, а на этаж ниже, где сразу же за караульным помещением был расположен вход в подвал. – Готовьтесь! Сейчас вы кое-что увидите, но в обморок попрошу не падать!

Мы с Геннером напряглись. Виталина же наоборот – довольно заулыбалась в предвкушении новых впечатлений. Не знаю почему, но отпрыски ее возраста просто обожают находить приключения на свою… нижнюю часть туловища. Потому, вероятнее всего, эта чертовка и поперлась со мной, прихватив для массовки своего неразлучного дружка – Геннера.

– Ну так как, готовы? – Я молча кивнул, и Корятин, оттерев плечом одного из охранников, самолично завозился у двери, отпирая многочисленные замки и затворы.

Зрелище, представившееся перед нами сразу же за отпертой дверью, и правда было несколько… необычным. Откровенно говоря, я ожидал увидеть в этом огромном подвальном помещении один из порталов, в точности такой же, как и те, которые успела открыть в свое время Антонина Семеновна. В принципе так оно и вышло: перед нами действительно предстал открытый портал, а за ним… Нет, это в корне неправильная формулировка. Не за ним, а из него торчала гигантская вытянутая морда какой-то рыбоподобной твари. Ворочая выпученными от усердия блюдцами глаз, монстр судорожно дергался, пытаясь вывернуться из ловушки, но все его усилия оставались тщетными: выпуклые наросты по бокам мешали ему это сделать, не позволяя втянуть голову обратно. Но и сюда, в наш мир, монстр выпасть тоже не мог, поскольку туловище его за головой расширялось, не позволяя ему целиком протиснуться через отверстие портала.

Так он и торчал, словно пробка из бутылки, а мечущиеся вокруг него люди в белых халатах и взвод солдат с оружием наизготовку, занявших позицию у противоположной стены подвала, только добавляли картине своеобразного колорита. Мы все застыли на какое-то время, не смея вымолвить ни слова, ни полслова, и только Виталина, которая, похоже, вообще не ведала, что такое страх, первой смело переступила порог подвального помещения.

– Неужели оно живое?

– Живое, деточка, живое. – Корятин обращался со Всепрощенной подчеркнуто ласково, словно и не он, а кто-то другой совсем недавно приговорил ее к казни и непременно привел бы свой приговор в исполнение, не окажись я в тот момент рядом и не помешай ему в этом.

– И что вы будете с ним делать?

– Вот это я и хотел спросить у вашего уважаемого спутника: Илья, что нам следует делать с этим… существом, если можно так выразиться?

Слова Корятина вывели меня из состояния созерцания. Страх исчез, сменившись, по своему обыкновению, острым приступом любопытства. Теперь мне не терпелось подобраться к монстру поближе, однако остальная часть нашей маленькой группы, исключая разве что Виталину, похоже совершенно не разделяла моего самоубийственного желания.

– Вам нечего опасаться. Очень скоро портал исчезнет, а гостя нашего разрежет пополам, причем первая и вторая его половины окажутся в разных мирах.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Портал в активном состоянии может продержаться часов семь, ну, максимум, восемь.

– Да неужели? А вот здесь вы как раз ошибаетесь! Этот зверь уже четвертые сутки изводит нас своим присутствием! У нас семеро погибших, еще один лежит в реанимации с инфарктом. А портал закрываться так и не думает!

– Странно. Очень странно.

– Странно, что он все еще жив?

– И это тоже. Животное очень сильно напоминает жителя подводного мира, однако будь это действительно так – из портала ручьем бы текла вода, ведь полностью закупорить его своим телом оно не в состоянии. Но меня сейчас гораздо больше волнует другое: почему портал до сих пор не закрылся, ведь время его существования давным-давно подошло к концу. Уж поверьте, это я точно знаю. Кстати… а почему вы приказали своим людям покинуть Прикополь, и что означают расклеенные по всем Млинкам плакаты с моей фотографией?

Корятин замялся:

– Подозреваю, что вы и сами это понимаете. Прикополь мы покинули ради того, чтобы выиграть время, а также спасти людские и материальные ресурсы. Ну, а что касается плакатов… то я попросту решил воспользоваться ситуацией, ведь все равно уже произошла некоторая утечка информации, причем по вашей вине, через лиц, с которыми вы, Илья, начали контактировать еще до знакомства со мной. Мои подданные узнали, что с этой планеты существует возможность убраться с вашей помощью и вовсю за нее ухватились, ведь в войне против мутантов – косой взгляд на Виталину и Геннера показал, кого именно владыка Усопших имеет в виду – у моего народа никаких шансов на победу нет. Да я и сам, признаться, тоже это понимаю и понимал еще тогда, до того, как вы были похищены. Тогда вы мне очень были нужны для открытия портала. Сейчас же, когда мои ученые решили эту задачу и без вас, вы мне понадобитесь не только для того, чтобы справиться с возникшей ситуацией и каким-то образом освободить от этого животного портал, а затем переправить по нему на другую планету нас всех, до последнего моего человека, но и для того, чтобы… я мог переложить на вас вину в случае, если что-то пойдет не так.

Я невесело улыбнулся. Ага, вот оно значит как! С тех пор, как меня угораздило покинуть родную планету, я постоянно убеждаюсь в том, что все и везде во Вселенной происходит одинаково. Точнее: не меняются существа, наделенные разумом. И теперь вот Корятину понадобился Козел Отпущения. А ведь Козел Отпущения это, можно сказать, уже моя вторая профессия, потому что в последнее время я только тем и занимаюсь, что разгребаю за другими то, что они уже успели наворотить, получая за это дивиденды в виде побоев и тюремных отсидок. Очень жаль, что Антонина Семеновна почему-то молчит – сейчас бы она вдоволь насмеялась.

– Имейте в виду: времени остается все меньше, очень скоро наши враги узнают, что Прикополь покинут и сразу же направятся прямиком сюда!

– Не подгоняйте меня, я думаю. – Подойдя к порталу, я обошел его со всех сторон, с разных ракурсов осматривая видимую часть чудовища. Первое мое предположение оказалось ошибочным: то, что я первоначально принял за туловище, на самом деле было ни чем иным, как шеей. Толстая, морщинистая, даже без намека на чешую, она сразу же переходила в голову, а выпуклые наросты по бокам оказались не жаберными крышками, а чем-то вроде затвердевших ушных раковин.

– Осторожно! Илья!!! – Истошный крик Виталины подстегнул меня, и я резко дернулся в сторону, с перекатом уходя от слюнявой зубастой пасти, которая внезапно оказалась совсем близко от моей щеки. Я уже начал было подниматься на ноги, но хищная тварь, попавшая в «капкан» портала, оказалась неожиданно прыткой: извернув под невероятным углом свою подвижную шею, она пошла на новый заход и если бы вовремя подбежавший Геннер не оттащил меня еще дальше в сторону, то мощные челюсти, снабженные острыми резцами, наверняка бы уже впились в мое беззащитное тело. К счастью, на этот раз я отделался лишь испугом, хотя смрадное дыхание хищника едва не опалило мне ноздри.

– Итак, пришло время подвести итоги. – Подойдя к своим спутникам, я с шумом перевел дух и, сделав вид, что ничего страшного не произошло, принялся загибать на руке пальцы. Первое: увиденный нами только что экземпляр – это явно не рыба, а животное. Второе: животное кислорододышащее. Этот вывод следует из ваших слов, уважаемый Анатолий Вениаминович, ведь именно вы утверждаете, что оно продолжает существовать в таком положении уже четвертые сутки. Третье: животное это представляет для нас вполне осязаемую угрозу. Только что я выяснил это, так сказать, опытным путем.

– До вас это выяснили уже семеро моих подручных! – Вклинился Корятин.

– Не перебивайте! На этом с животным все, и переходим к порталу. Он до сих пор так и не закрылся, хотя давно уже должен был. А помешало этому что? Правильно: нахождение в нем тела ящера или… не знаю, к какому виду можно отнести это существо, а, впрочем, это и неважно. Важно другое: попав в «ловушку» портала, ящер (давайте будем называть его пока что так), сам того не ведая, оказал нам неоценимую услугу. Какую? Да благодаря этому событию мы выяснили, что механизм, управляющий порталом, оказывается, снабжен предохранителем. А значит до тех пор, пока в поле межпространственной пуповины находится живая материя, он не закроется.

– И что это нам дает?

– Как что? – Я посмотрел на Корятина в упор и, так и не найдя в его глазах ни проблеска понимания, горестно вздохнул, и продолжил: – Портал этот довольно велик. Он самый большой из тех, что я видел. Уверен, что мы сможем провести по нему всю вашу ораву. Главное – просто продолжать держать его открытым, а так как мы знаем теперь, как это сделать, то основная наша проблема отныне полностью разрешена.

– Но ящер? Ведь если мы его вытащим, то…

– А кто вам сказал, что мы будем его вытаскивать?

Первой, как ни странно, мою задумку поняла Всепрощенная:

– Илья, а вы уверены, что нет другого пути? Ведь все это как-то так… грязно.

– Уверен. Время не ждет. На открытие второго портала его у нас просто нет.

– О чем говорят сейчас эти двое? – Корятин обратился к Геннеру, но здоровяк всего лишь недоуменно повел плечами. Я же, растянув во всю ширь одну из самых своих коронных улыбок, продекламировал так, чтобы слышно меня было на весь зал:

– Господа! Пришло время направиться к выходу!!!

* * *

Что ж, возможно, историки Артанов когда-нибудь и осудят меня. Дескать: Исход с Болтанки вышел каким-то неэстетичным, сумбурным, а так же напрочь лишенным полагающейся по такому серьезному поводу торжественности и помпезности. Ерунда! Я лично с их выводами, в таком случае, буду категорически не согласен. А, впрочем, посудите сами: ну чем плохо, если вместо того, чтобы просто пройти сквозь портал, не испытав при этом практически никаких новых ощущений, вам повезет, и кто-то предложит ступить в распахнутую пасть чудовищного монстра, челюсти которого по максимуму растянуты специальными домкратами, а дополнительные распорки из пустотелых металлических труб диаметром в четыреста пятьдесят миллиметров каждая гарантированно не дают ей захлопнуться? Правильно, ничем. А если еще и учесть, что шея животного зафиксирована очень крепко, а потому путешествие это будет абсолютно безопасным, то вообще становится неясно: почему перед тем, как пройти по прибитому к полу ярко-алому языку внутрь и исчезнуть в зеве живой пещеры буквально все, включая даже Геннера с Виталиной, одаривают меня не предвещающими ничего хорошего взглядами? Неблагодарные! Вздохнув, я последовал за Корятиным, который, надо отдать ему должное, словно капитан погибающего судна, покидал свою родную планету последним.

К сожалению, путешествие и правда вышло не настолько приятным, как я ожидал. Внутри ящера жутко воняло, ноги то и дело проваливались в какую-то мутную жижу, о путешествии по желудочно-кишечному тракту я и вовсе умолчу. Не слишком триумфальным вышло и наше появление из анального отверстия ящера, хотя встречающая нас толпа из вынужденных переселенцев аплодировала стоя, а придворный фотограф даже сделал несколько снимков, запечатлев этот исторический момент навеки для грядущих потомков.

Зато планета, на которую мы прибыли, порадовала невероятно. Так как Антонина Семеновна в своих объяснениях относительно принципа работы сети межпространственных переходов Артан сравнивала ее с железнодорожной сетью и называла эту планету «узловой станцией», то я ожидал увидеть здесь что-то вроде вокзала или его руин. Однако, на деле вышло иначе: когда-то это место было ухоженным парком. Об этом говорили полузасыпанные высохшей листвой аллеи, поросшие бурьяном клумбы, деревья, а также бесконечные ряды лавочек, выполненные из похожего на мрамор материала и дожившие каким-то образом до наших дней в довольно-таки приличном состоянии. Да и сами аллеи все еще были гладкими, как стекло – словно пролетевшие тысячелетия не более чем мгновения, и хозяева их вот-вот вернутся, просто они отошли ненадолго по своим, не терпящим отлагательства, загадочным хозяйским делам.

Парадокс, игра господина-случая, но аллеи действительно оказались правы: их хозяева и правда вернулись, и теперь с жадным любопытством осматривали каждый листик, каждую мелочь, ведь они пришли сюда не просто так, не в гости и даже не для того, чтобы полюбоваться наследием предков – отныне им предстоит здесь жить. Я и сам, признаться, несколько выпал из реальности: глазел по сторонам наравне со всеми, поражаясь неслыханной свежести воздуха, сдобренного каким-то волнующим, пряным ароматом, обилию птиц и насекомых, слепяще-яркому свету, даруемому одиноким, по размерам чуть меньше Солнца, светилом. Из всех переселенцев, а точнее можно даже сказать, беженцев, один лишь только Корятин сохранил трезвость мысли.

– Как портал закрывать будем? – обратился он ко мне с этим несложным вопросом, тем самым сразу же вернув меня к делам насущным.

– Как у нас дела со взрывчаткой?

– Нормально.

– Ну вот и отлично. Прикажите только своим ребятам, чтобы не перемудрили: взрывчатку класть по минимуму, основной заряд уложить в районе брюха ящера. Не знаю, как отреагирует на взрыв аппаратура, удерживающая портал в открытом состоянии и вообще где эта самая аппаратура находится. А потому…

– Я понял. – Корятин отошел и буквально через пару часов вновь поступил приказ выступать. Артан, все еще не оправившихся от шока после перехода в другой мир, снова построили в колонну и погнали куда-то на восток, подальше от портала, у которого вот-вот должен был прогреметь взрыв. Колонну «вели» грамотно, под прикрытием со всех сторон из легковооруженных отрядов пехоты. Предосторожность эта не оказалась излишней: уже совсем скоро где-то в стороне послышалась трескотня автоматных очередей. Когда же с той стороны, откуда мы вышли, прогремел взрыв, сопровождаемый громким хлопком – таким, словно у самого моего уха только что выстрелила пробка из бутылки, меня, Виталину и Геннера пригласили в штабной фургон. Признаться, я был немало удивлен расторопностью подданных Корятина. О том, что они перетащили через «живой портал» восемнадцать орудийных стволов диаметром от восьмидесяти пяти до ста пятидесяти миллиметров, я знал. Знал и то, что они были без лафетов. К сожалению, у ящера оказалась не настолько широкая пасть, чтобы протащить сквозь нее еще и их. Лафеты решено было сделать на месте, из подручных материалов. Удивило меня другое. А именно: каким образом удалось переправить фургоны. Впрочем, удивление мое очень скоро оказалось удовлетворено. Фургоны были разборными, собранными из взаимозаменяемых, малогабаритных стандартных частей, в которых не было даже намека на дерево. Спицы на колесах, рессоры, крепеж – все это было из металла, остальные же части конструкции оказались выполнены из белесого материала, напоминающего пластик. Я воочию убедился в этом, когда мы достигли хвоста колонны и подошли к одному из них поближе – ушлые мастеровые как раз заканчивали сборку, умудряясь выполнять все остаточные работы прямо на ходу, не останавливаясь, да еще и успевая весело при этом переговариваться. Штабной фургон оказался по счету третьим, всего же «на глазок» в колонне их насчитывалось около тридцати. Естественно, ни о каких паровых двигателях не могло быть и речи – все они были запряжены лошадьми.

Нас уже давно ждали. Фургон был забит до отказа, свободными оставались только три места на одной из лавок. Туда мы и сели, повинуясь повелительному взмаху Корятинской руки. Сейчас как раз шло совещание. Решались в основном вопросы организационные: назначались руководители на те или иные должности, составлялись списки имущества, которое удалось вывезти, а так как делалось все это дело впопыхах, на скорую руку, то, естественно, постоянно появлялись нестыковки. Основной вопрос все еще оставался открытым: где именно основать свое первое поселение? Сейчас колонна двигалась по одной из самых широких аллей, которая, в отличие от всех своих товарок, петляющих как и куда попало, была прямая как стрела и вела строго на восток. Для того, чтобы решить этот животрепещущий вопрос, следовало где-нибудь остановиться и уже оттуда разослать во все стороны исследовательские отряды.

Решение пришло само. Не прошло и полутора часов, как разведчики принесли весьма приятную новость: дорога, по которой мы двигаемся, выходит на широкую автостраду, а уже за ней, немного правее, сразу же за небольшой лесополосой, виднеется узкая полоска речной глади. Туда, естественно, мы и направились. И хотя река действительно оказалась невелика – наличие пресной воды свое дело сделало. Решено было пока обосноваться там, построить временный лагерь и уже потом, отсюда, начать постепенное освоение планеты.

 

Глава 11

– Никуда ты без нас не пойдешь!!! – Виталина сверкала глазами и выглядела настолько грозно, что даже Геннер съежился в поддельном испуге.

– Это почему же? – окрысился я. Я к вам в няньки не нанимался и вообще… я человек свободный. Куда хочу – туда и иду.

– А вот и нет! Кто нас сюда затащил? Ты! А я, между прочим, несовершеннолетняя, и Геннер то… – глянув на здоровяка, клыкастая физиономия которого от удивления вытянулась, Виталина сочла за лучшее замолчать, но, тем не менее, все равно продолжала злобно поедать меня взглядом.

– Госпожа Всепрощенная! Илья! А может быть хватит уже? Ну какой толк ругаться, стоя при дожде, на промозглом ветре, да еще и на голодный желудок? Давайте-ка лучше пройдем в палатку и там уже, в нормальных условиях, сидя за рюмочкой горячего жмяка и мискою жареного на противне мяса молодого хрюпика продолжим это невероятно увлекательное занятие. Вы как, согласны? Ну и хорошо. А то я смотрю, вы оба вон уже замерзли совсем, зуб на зуб не попадает. Особенно вы, госпожа Всепрощенная. Это надо же так: в такую погоду выйти на улицу без штанов, в одном платье…

Поняв, что Виталина только что нашла для себя новую жертву и вот-вот вцепится Геннеру в волосы, я поспешил последовать совету гиганта и действительно направился в сторону палаточного городка, оставив наедине эту неразлучную парочку.

Да, в чем-то Виталина была права. Не будь меня – и они с Геннером сидели бы сейчас тихо-мирно на Болтанке, не подвергая свои жизни практически ежедневным опасностям в этом не то что аду, а винегрете из монстров и таких страшных чудовищ, каких не увидишь даже после постъядерного апокалипсиса. Живность Болтанки по сравнению с живностью, встреченною здесь, не то что отдыхает – а тихо курит в сторонке. А самое странное – живность эта мало того, что не переводится, хотя отряды зачистки перестреляли ее уже немерено, а, наоборот, создается такое ощущение, что с каждым днем ее становиться все больше. И откуда она только берется?

Впрочем, волновал меня не только этот вопрос, а и то, что я совсем недавно услышал от Виталины. Оказывается, Антонина Семеновна не просто отказывалась со мной разговаривать в последнее время из-за сквалыжности своего характера – Всепрощенные перед тем, как отправить меня в логово Усопших ее попросту выключили, одним только им известным способом отсоединив ее нервные окончания от моего мозга, и теперь она могла лишь молча наблюдать за моими действиями, не будучи в состоянии что-либо сделать. В рабочем режиме оставили всего лишь один канал, отвечающий за коммуникацию. Иначе говоря – позволяющий выполнять обычные функции лингвопереводчика. Почему Всепрощенные поступили таким подлым образом, из Виталины вытянуть так и не удалось. Сказала только, что так было надо. И все. Никакие уговоры, скандалы, попытки подкупа, лесть и прочее не помогали – упрямая девчонка упорно стояла на своем, раз за разом повторяя только то, что я от нее уже слышал. Именно по этой причине я и отказывался брать их с Геннером в задуманное мной путешествие, аргументируя это тем, что до тех пор, пока в нашей маленькой группе не будет достигнуто абсолютное, полное доверие между ее членами, исключающее всяческие недоговоренности и секреты, идти таким составом, лично для меня, не представляется возможным.

Однако, существовал еще один фактор, послуживший, пожалуй, основным поводом для такого моего решения. Это был фактор риска. Чего греха таить? За время наших совместных приключений я успел очень крепко привязаться к этой колоритной парочке и теперь приходил в ужас при одной только мысли о том, что с ними, не дай Бог, может случиться что-нибудь нехорошее. А «нехорошего», надо сказать, случиться в дороге может очень и очень много, ведь собрался я все-таки не за грибами сходить, не по ягоды, а ни много ни мало: отправиться на поиски базы, на которой была смонтирована аппаратура, отвечающая за создание и работу межпространственных тоннелей.

На территории, обследованной картографами и разведчиками, ничего похожего найдено не было. Вокруг палаточного городка беженцев с Болтанки, расположенного неподалеку от маленькой речушки, на многие километры расстилался девственный лес, бывший некогда чем-то вроде парка. Именно он-то и служил основным поставщиком пищи и древесины для колонии. Грибов, ягод и дичи в нем было предостаточно для того, чтобы пережить надвигающуюся зиму. Как я уже говорил, водились в нем и монстры, размеры и внешний вид которых временами просто поражали воображение. К счастью, мясо большинства из них было съедобным, а некоторые образчики шкур, кости, рога и хитиновые панцири даже использовались для нужд начинающей колонии. Древесина же шла преимущественно на постройку новых жилищ, поскольку в палатках с каждым днем становилось все холоднее.

Работа спорилась. В данный момент была возведена четвертая часть от того, что задумано было построить, сообразуясь с нуждами переселенцев. Длинные нестройные ряды деревянных бараков и прилепившийся к ним городок из палаток даже успели обнести высоким деревянным частоколом с прямоугольными дозорными башнями, на каждой из которых было установлено по одному артиллерийскому орудию. Пулеметные расчеты ютились на башнях поменьше, выстроенных не вровень, а за частоколом.

В общем, Корятин со своей администрацией не зря ели свой хлеб. Никаких глупостей, излишеств, никаких ненужных законов. Все, абсолютно все в новой обители Усопших, как их называли в свое время Перерожденные, было теперь ориентировано на выживание. Даже фундамент дворца не закладывали, выделив по настоятельному требованию правителя ему с семьей всего лишь один из бараков поприличнее.

Изменились и рядовые Артаны. По привычке, я упорно называл их людьми и это, в сущности, было абсолютно правильно – ведь ничем от людей они, в общем-то, и не отличались. Теперь, когда над каждым из них дамокловым мечом уже не висела постоянная угроза жуткой, медленной смерти от радиации, а отвратительная процедура обязательной еженедельной прилюдной «отбраковки» отошла в прошлое, они все до единого воспряли духом и трудились с таким энтузиазмом, что сразу же становилось ясно: этой колонии суждено будет не просто выжить, а достигнуть чего-то большего.

Когда я уже добрался до нашей палатки и, взгромоздившись на неказистую лавку у самого очага, принялся с наслаждением согревать ноги, прихлебывая при этом горячую, ароматную настойку из трав, через полог просунулась всклокоченная голова Виталины.

– Можно?

– Заходи. – Милостиво разрешил я, удивленный столь неслыханным в последнее время проявлением вежливости.

Она долго себя не заставила ждать – быстро юркнула к очагу, дрожа, как осиновый лист, распростерла руки над огнем. Следом за ней в палатку протиснулся Геннер и тоже направился к нам. Выражение лица его нельзя было назвать очень веселым, а еще на нем виднелась свежая отметина: длинная багровая царапина через всю щеку.

– Твоя работа?

Всепрощенная пристыженно потупилась, переворачивая руки кверху ладонями так, чтобы не было видно ногтей.

– Вы уж простите ее, госпожа Всепрощенная сделала это не со зла. Характер у нее просто немного вспыльчивый, а так она вообще-то…

– Ага, белая и пушистая. – Прервал я словоизлияния Геннера и грозно сдвинув брови, посмотрел на виновницу скандала. – Ну так что, каяться будем или как?

– Будем… Прости.

– Вот так-то лучше. Полотенцем голову вытри и в сухое переоденься. И одеяло на себя теплое накинь!

– Потом. Я вообще-то поговорить хотела.

– А есть что сказать?

Украдкой скосив глаза, Виталина внимательно изучила мое лицо:

– Есть. А что если я… мы… расскажем тебе все про твоего (слово «лингвопереводчик» давалось ей сейчас явно с трудом, видимо чересчур уж замерзла) лингва, то ты возьмешь нас с собой в поход?

– Кого это нас? Тебя с Геннером? – уточнил я просто так, для проформы.

– Ага.

– А если я скажу, что подумаю?

– Думай. Сколько хочешь думай! – Чертовка уже не корчила из себя кающуюся грешницу – она улыбалась, всем своим видом показывая насколько сильно уверена в своей победе. Еще бы: ведь эта малолетняя вертихвостка прекрасно знала, что одна из самых поганых черт моего характера, а именно – неуемное любопытство, все равно, при любом раскладе, рано или поздно решит спор не в мою, а в ее пользу. Эх, видит Бог, до чего же мне хотелось сказать ей: нет!

* * *

Аудиенция у Корятина прошла довольно гладко. Да, он конечно был не в восторге, что один из его советников (а мне это почетное звание присвоили буквально на днях), решился отправиться в столь опасное путешествие, да еще и наотрез при этом отказался от взвода охраны, выбрав в попутчики всего лишь взбалмошную девчонку с туповатым верзилой, но, взвесив все за и против, все-таки, скрипя сердцем, согласился на мое предложение. По сути, в лагере я ему был уже не нужен, поскольку основную свою задачу я выполнил, а для налаживания быта новой колонии людей и так хватало. Да и если соотносить свои планы с прицелом на будущее, то знание о месторасположении базы, на которой была смонтирована аппаратура, отвечающая за работу и создание пространственных тоннелей, было бы совсем нелишним. Мало ли что? Вдруг придется искать способ убраться и с этой планеты?

Была еще одна причина, по которой Корятин не просто согласился на мое предложение, но и распорядился мне выдать все то, что я посчитаю необходимым для выполнения своей далеко небезопасной задумки. Когда-то, еще на Болтанке, я рассказал ему о существовании планетомаркета «Архарионна», в котором можно приобрести все, что угодно, включая медицинские препараты для омоложения и продления жизни. И владыка Усопших отнесся к моему рассказу настолько серьезно, что вместо того, чтобы при переселении на новую планету взять с собой дополнительный запас семян или еще чего-то, действительно необходимого для выживания, он прихватил золото, все, до последней крупинки, которое долгие века пылилось в его сокровищницах. А потому мне дан был негласный приказ: в первую очередь выяснить, возможно ли осуществить открытие межпространственного портала туда, или хотя бы на планету, где есть возможность купить транспортный гелиостроп нужного тоннажа и отправиться на Архарионну уже своим ходом.

Для того, чтобы путешествие наше вышло довольно-таки комфортабельным, я выбрал один из фургонов, дав задачу умельцам Корятина переоборудовать его с учетом местных реалий. Тент из материала, отдаленно напоминающего парусину, был снят и заменен глухим коробом из легких пород дерева. Внутри была установлена небольшая стационарная «буржуйка», с выведенной на крышу печной трубой, а также три раскладных кровати с прикрученными к полу ножками.

Геннеру я поручил заняться снабжением нашей маленькой экспедиции продуктами питания. И не прогадал: гигант правдами и неправдами ежедневно выбивал их из толстомордого советника, заведующего продуктовым складом, грозя тому то карами небесными, то карт-бланшем от Корятина в виде писульки с неровной подписью и гербовой печатью владыки. Результатом такой кипучей деятельности стало то, что фургон наш оказался снизу доверху забит ящиками с копченым мясом, крупами, мешками с мукой, засушенными фруктами и восьмилитровыми кадками со «жмяком» – новомодным спиртным напитком, который предприимчивые переселенцы научились гнать из листьев дерева неизвестной породы, в изобилии произрастающего неподалеку от городка.

Не отказался я и от двух пулеметов с четырьмя ящиками патронов, двух семизарядных пистолетов, а так же трех винтовок с примкнутыми штыками. Патронов к ним тоже выдали более чем достаточно – их мы расфасовали по отдельным ящикам и устроили под кроватью Геннера.

Пока мы вовсю занимались подготовкой к походу, Виталина тоже не била баклуши – она усадила за работу целый штат портных и сапожников. В результате их недельного труда мы теперь щеголяли в обновках: Геннер обзавелся самой настоящей пуховой курткой с накладными карманами, мне перепало пальто из непромокаемого материала с меховой подкладкой, Виталина же щеголяла в роскошной шубе огненно-рыжего цвета и в точно такой же шапке из меха весьма часто встречающегося, но жутко пугливого зверька, охотиться на которого не так-то просто. Ну и, естественно, каждый из нас стал счастливым обладателем теплых штанов, а так же отличных кожаных сапог, причем у Виталины они были просто сногсшибательными: новомодные, отороченные мехом, с какими-то кисточками-висюльками, вставками… Единственное, что осталось неизменным – так это ее черное короткое платье, с которым она упорно не хотела расставаться, а потому взяла его с собой, игнорируя наши с Геннером осуждающие взгляды. Спрашивается: где она собирается его носить, если на улице уже мороз и с каждым днем становится все холоднее?

Отъезд наш стал для города, в который все больше и больше превращалось некогда совсем уж убогое поселение, самым настоящим праздником. То ли мы всем уже так надоели, что от нас просто не терпелось избавиться, то ли расстарались пиар-менеджеры Корятина, придав нашему отъезду ореол этакой романтической значительности – не знаю. Но проводы и правда вышли, что надо, плавно перетекая из грандиозной попойки в торжественное прощание с криками «ура!» и слезами на глазах у особ наиболее впечатлительных. Дамы нам махали платочками, мужики своими заскорузлыми «граблями», в которые превратились их руки от ежедневных тяжких трудов. В общем, мы с Геннером были довольны. И только Виталина, не сдержавшись, презрительно фыркнула, когда одна из распутных дочурок Корятина, черноволосая Виолетта, подбежала к фургону и крепко меня обняла, приложившись поцелуем к побритой, по такому случаю, щеке.

В какую сторону ехать споров у нас не возникло. Автострада, найденная нами в первый же день нахождения на этой планете, завладела умами всех, а потому Геннер без лишних разговоров направил лошадей налево – туда, где сквозь грязь, подмерзшие лужи и земляные наносы местами проглядывала ее серебристая поверхность.

Сейчас мы сидели на козлах все втроем и молчали. Разговоры вести не хотелось. Да и о чем разговаривать? Хорошее настроение постепенно истаивало, плавно переходя из праздничного к созерцательному. Кто знает, что с нами будет дальше? Кто знает, куда мы сейчас едем? Что мы там встретим, на конце своего пути? И зачем? «Зачем?» – Знаю только я. Я лично ищу свою дорогу. Дорогу к Эльвианоре. Быть может, она уже и вышла замуж за своего Крекопессия, как хотел ее настойчивый папаша, да только что-то очень уж я в этом сомневаюсь. А вот зачем со мной едут эти двое? Впрочем, после того как Виталина, как и обещала, рассказала мне все, что знает по поводу моего лингвина, завеса этой тайны несколько приоткрылась. Оказалось, что все очень просто: мой симбионт-лингвопереводчик, дражайшая Антонина Семеновна, принадлежит к виду, некогда покорившему более чем восемьдесят процентов галактики и уничтожившему всю цивилизацию древних Артанов, в то время весьма развитую.

«Ланиты» – так называла себя в прошлом эта паразитическая форма жизни. У самок-ланитов жизненный цикл практически никогда не прекращается, они абсолютно бессмертны и могут существовать вечность, исключая разве что случаи насильственного умервщления или гибель своего носителя до того, как они успеют покинуть его тело, переходя в носителя другого. А «лингвинами» они стали называть себя гораздо позже и, начав позиционировать себя в роли простых лингвопереводчиков, искусно принялись скрывать остальные свои навыки и умения. Теперь, когда благодаря такой хитроумной политике буквально каждый житель галактики просто мечтал о том, чтобы в его мозг внедрили лингвина, и даже готов был за это платить, надобность захватывать, колонизировать и уничтожать миры, неподвластные ланитам, полностью исчезла.

Дааа, такие вот невеселые дела получаются. Так вот почему Виталина так долго молчала, скрывая от меня эту информацию! Ведь не дай Бог, стоило мне проговориться кому-то из Усопших или простых Перерожденных, исключая разве что Всепрощенных, которые все как один были в курсе, и меня непременно бы убили, поскольку страх перед древними смертельными врагами оказался бы сильнее доводов разума.

А Виталина с Геннером? Почему они всегда со мной? Ведь они даже свой народ покинули только ради того, чтобы постоянно находиться рядом! Ответ напрашивается только один: Совет Всепрощенных приказал им следить за Антониной Семеновной и в том случае, если это будет необходимо – уничтожить ее носителя, то есть меня.

– О чем ты думаешь? – Виталина, пригревшаяся на моем плече, заелозила, меняя положение ног.

– О том, что у меня в голове.

– Не думай об этом. Самка лингвина теперь совсем не опасна.

– Я знаю. Но и раньше что-то особых бед у меня от нее не было. Даже наоборот: она мне всегда и во всем помогала. Где делом, где советом. Если бы не она – я бы сейчас точно с тобой не разговаривал. Веришь?

– Раньше бы ни за что не поверила. А сейчас – верю. Ты странный! – Вынесла Виталина неожиданный вердикт и задорно улыбнулась. – Между прочим – она нас слышит. Как думаешь: что она сейчас скажет, если я верну ей обратно возможность разговаривать?

– А ты и правда можешь это сделать?

– Конечно. Смотри!

То, что произошло после, перевернуло все мои представления о том, как надо правильно, как с точки зрения грамматики, так и смыслового наполнения, выражать свои мысли, а также эмоции при помощи слов исключительно нецензурного содержания. Антонина Семеновна материлась так, как до этого не матерился никто ни в этой галактике, ни за ее пределами. Все сапожники, слесаря-сантехники, столяра, таксисты, завсегдатаи забегаловок и шашлычных, строители и даже дворники – все, все они сейчас бы просто сдохли от зависти, случись им услышать этот монолог, плавно переходящий в речитатив, бессвязные крики и бесконечные уверения в моей черной неблагодарности.

– Ты все функции ей восстановила? Или она в состоянии только говорить? – вытирая рукавом струящийся по виску пот, я едва сдерживался, чтобы не попросить Виталину вернуть все, как было.

– Все. Теперь самка ланита, или «лингвина», как они себя называют, вновь может руководить всеми физиологическими процессами, протекающими в твоем организме, а также при надобности принять управление над твоим телом. Ведь ты же этого хотел, правда? А в том случае, если она поведет себя как-то неправильно – я всегда могу ее снова отключить.

– Да. – Не стал я отнекиваться. – Там, куда мы едем, ее помощь может оказаться неоценимой.

Автострада, построенная древними строителями, упорно не хотела заканчиваться. Солнце уже клонилось к закату, а колеса фургона все еще продолжали катить и катить по застывшей земляной корке, накрывающей ее полотно почти полностью. К счастью, определить куда нам следует ехать было легко: саженцы деревьев, кусты, не могли выбиться на поверхность сквозь такую преграду, – почетным караулом стояли по бокам. Изредка встречались и перегораживающие автостраду поваленные стволы деревьев, и тогда зычный крик Геннера возвещал нас с Виталиной о том, что пора бы выбраться из фургона, в недрах которого мы недавно скрылись, спасаясь от холода и помочь ему определиться с выбором объездного пути. Бывало так, что деревья оказывались сравнительно небольшими, и тогда он вызывал нас для того лишь, чтобы мы покараулили с оружием в руках, пока он самолично занимается расчисткой.

Фургон остановился лишь тогда, когда стало совсем темно. Жутковатого вида лошаденок распрягли, привязали неподалеку, не позабыв напоить и щедро насыпать им в торбы злака похожего на овес. Сами же, быстро насобирав дров для растопки, скрылись внутри и приникли к печке, согревая замерзшие руки. К сожалению, Виталина позаботилась обо всем, но вот про перчатки, или, на худой конец, рукавицы, почему-то забыла.

– Неспокойно у меня как-то на душе сегодня. Как бы наших лошадок ночью не съели. – Хмуро пробормотал Геннер и придвинул к себе ружье поближе. – Караул может ночной стоит организовать? Как думаете? Илья? Госпожа Всепрощенная?

– Может быть и стоит. – Откровенно говоря, спать мне сейчас хотелось просто мучительно. Так, что даже от ужина отказался. Но затея Геннера была недурна. Потерять лошадей, когда мы уже так далеко от города – это значит потерять все. Все припасы, оружие, боезапас… На горбу ведь многого не утащишь, каким бы здоровяком ты ни был. Даже фиолетовокожий гигант Геннер – и тот имеет предел своих возможностей. – Лады. Разбуди меня ближе к полуночи. Пост на крыше организуем. Оттуда и обзор лучше, и со спины никто не подберется. Пулемет наверх затащи, цинка два патронов к нему. И теплое что-то, чтобы простелить можно было.

– А я? Когда моя смена?

Спорить со Всепрощенной, убеждая ее в том, что караулы по ночам это вовсе не детская забава, сегодня у меня не было ни сил, ни желания. А потому, коротко рявкнув: «завтра отдежуришь!» поспешил отправиться на боковую.

Геннер как в воду глядел: длинная пулеметная очередь и дикий рев разъяренного хищника в полуночной тиши прозвучали практически синхронно, заставив меня подпрыгнуть на койке так, что я едва не пробил головою крышу фургона. С сильно бьющимся сердцем я поспешил к приставной лесенке, которая вела к люку на крыше. Ну вот – опять! Пулеметная очередь прозвучала снова. За ней еще одна, а после – пулемет застрекотал практически не замолкая, выплевывая рой трассирующих пуль со стальным сердечником в темную черноту ночи. Плохой знак, очень плохой.

Высунувшись, я окинул взглядом представившуюся картину, да так и замер, хлопая глазами от удивления. Мать честная! А это еще что??? Метрах в сорока от фургона из невесть откуда взявшегося зева портала один за другим степенно выползали хвостатые двулапые ящеры и, переваливаясь с одной лапы на другую, словно пингвины, неспешной походкой направлялись к нам. К счастью, луна этой ночью светила достаточно ярко, их сгорбленные силуэты можно было разглядеть без труда. Этим-то и пользовался Геннер, посылая очередь за очередью в их сторону. Трупов уже по земле было разбросано столько, что новые ящеры то и дело падали, перецепаясь через останки своих собратьев. Однако никого это не останавливало: оставшиеся в живых упорно продолжали идти вперед.

Внезапно черноту ночи прорезал новый сполох и Прощенный сквозь зубы выругался, вставляя в пулемет новую ленту. И было отчего! Неподалеку от первого портала возник еще один, новый, и сразу же выпустил из себя могучее тело хищника, отдаленно похожего на медведя. Рассмотреть его как следует я уже и не старался – в один миг скатившись с лестницы рванул к оружейному ящику, выхватил из него пулемет и, сгибаясь под его тяжестью, вновь поспешил обратно. Расположился возле Геннера, упав плашмя на холодную крышу фургона, поставил пулемет на сошки и только после того, как навел его ствол в сторону новой опасности, понял, что патронов к нему прихватить так и не удосужился.

– Виталина! Ленты к пулемету тащи! Живо!!! – перекрывая разъяренный рык раненого хищника, в которого попала одна из пуль, выпущенных Геннером, заорал я во всю глотку.

Всепрощенная не подвела: не прошло и пары минут, как ее тонкая фигурка в белой ночнушке как бабочка заметалась по крыше фургона, поднося к нам с Геннером цинки с уложенными в них набитыми уже патронными лентами. Теперь дело пошло лучше – два пулемета заговорили разом, веером пуль окатывая волны нападающих.

Казалось, что этому дикому светопреставлению не будет конца: «ящеры» и «медведи» шли и шли нескончаемым потоком, как будто те миры, на которые были настроены порталы, выдавливали их, словно зубную пасту из тюбика. Один из пулеметов замолчал – ствол его пришел в негодность от перегрева. Еще один внезапно заклинило, и нам с Геннером пришлось спешно устранять неполадку, пока Виталина отстреливала из винтовки, особенно близко подобравшихся к фургону, тварей.

Рассвет наступил как-то внезапно. Лучи вышедшего из-за горизонта солнца в один миг осветили картину кровавого побоища, заставив нас прищуриться от неожиданно яркого света. И тотчас же, словно по мановению волшебной палочки, беззвучно схлопнувшись, исчезли и пространственные пуповины, которые по необразованности своей мы называли порталами. Оставшаяся без подкрепления восьмерка двуногих рептилий и четверка «медведей», не выдержав ураганного огня из единственного остававшегося работоспособным пулемета сначала попятилась, а затем и вовсе «дернула» в лес.

И вот наступил, наконец, момент, когда мы остались наедине. Наедине со своими проблемами.

– Да уж… – обводя взглядом окровавленное месиво из тел вперемешку со взрыхленной землей и разбрызганными там и сям мозгами, я, свесив ноги, устало присел на краю крыши фургона. От увиденного мутило. Мутило до такой степени, что я едва сдерживался, чтобы не опорожнить содержимое своего желудка прямо под колеса. Рядом со мной примостилась Виталина. Девчонку всю трясло от пережитых переживаний, сдерживаемые рыдания из нее так и рвались, однако каким-то образом она все еще умудрялась молчать. Один лишь только Геннер, в силу своего характера, продолжал оставаться невозмутимым. Мельком оглядев место побоища, он поспешил спуститься по приставной лестнице внутрь фургона и вскоре вернулся на крышу с шубой Виталины. Молча, ни слова ни говоря, накинул ее Всепрощенной на плечи и только потом обратился ко мне с вопросом, который тотчас же заставил меня позабыть о собственных проблемах:

– Илья, а вы лошадок наших случайно не видели?

Солнце уже клонилось к зениту, когда наш маленький отряд вновь выдвинулся в путь. А поскольку без фургона путешествие наше обещало стать длинным, то с собой решено было взять лишь самое необходимое – только то, что могло уместиться в небольших заплечных рюкзаках. Единственный пулемет, который после ночного боя все еще продолжал оставаться в рабочем состоянии, а также диски к нему, тащил на себе Геннер. В моем же мешке, и в мешке Виталины, наряду с небольшим запасом патронов к винтовке и пистолету были только продукты. И все. Остальные все вещи остались там, позади, в сиротливо стоящем фургоне, окруженном смердящими тушами уродливых визитеров, над которыми уже начинали кружить мухи.

Настроение было паскудным. Никто из нас не верил, что появление порталов на нашем пути было случайным. Смущало и поведение хищников: создавалось такое впечатление, как будто кто-то их гнал вперед мысленными командами, напрочь отключив при этом чувство самосохранения. А ведь впереди еще была новая ночь!

– Значит так, касатик! Очень бы мне хотелось сейчас ошибиться, но… ужимки нашего неизвестного доброхота довольно сильно мне кого-то напоминают. И если это действительно так, и ОНА все еще жива, то мне следует оказаться как можно дальше от того места, в которое мы сейчас направляемся. Уяснил?

– Это еще почему? И кто такая ОНА? – Вкрай заинтригованный, я даже шаг замедлил, ожидая, что же мне поведает сейчас мой симбионт.

– Не твое дело! Просто слушай, что тебе говорят и все!

Странно: мне вот кажется сейчас, или в голосе лингвинихи впервые за все время нашего знакомства и правда проскальзывают нотки страха? А я-то, грешным делом, был непоколебимо убежден, что старая карга не боится никого и ничего во Вселенной!

– Но ведь если мы не найдем способа убраться с этой планеты, то окажемся привязанными к ней навсегда! Вас устраивает такой поворот событий?

Лингвиниха заткнулась, то ли игнорируя мой вопрос, то ли всерьез обдумывая сложившуюся ситуацию и только через некоторое время, когда я уже решил, что она и не ответит, тихо пробормотала:

– Еще одна ночь. Только одна ночь. И если я пойму, что это действительно ОНА сейчас стоит у нас на пути, то хочешь ты этого или нет, а мы отправляемся назад в лагерь. Все, это мое последнее слово. Попробуешь пойти наперекор – возьму контроль над твоим телом на себя, и даже твоя Всепрощенная не сможет ничего со мной сделать.

Дальнейшие расспросы ничем не помогли. Симбионт упорно молчал, совершенно не реагируя ни на какие, даже самые соблазнительные, мои просьбы и посулы. Ни Геннеру, ни Виталине я о разговоре нашем решил не рассказывать: юная Всепрощенная все еще никак не могла оправиться от пережитого, а Геннер… а что Геннер? Чем этот флегматичный здоровяк сможет мне помочь? Правильно – ничем.

Место для ночной стоянки было выбрано довольно удачно: по левую руку от узкой полосы из прибрежного песчаника, на котором мы расположились, тянула свои ветви к солнцу чахлая древесная растительность, ее даже язык не поворачивался назвать лесом. Спереди и по правую – расстилалась степь, пожелтевший травянистый ковер которой очень редко разбавлялся низкорослыми кустами. Сзади же спины наши прикрывала река, причем была она настолько широкая, что даже берега противоположного почти не было видно – просто тонкая полоска у самого горизонта. Это очень хорошо, что в целях безопасности мы решили подальше отойти от дороги, ведь не сделай мы этого – и непременно прошли бы ее стороной, так и не совершив своего самого значимого за все время путешествия открытия. Ведь река, настоящая река, а не тот ручей, что течет возле лагеря и только номинально числится речкой, нужна беглецам с Болтанки, как воздух. Да и добираться-то сюда сравнительно недалеко, в общем. «Нет, надо, надо уговаривать Корятина на новое переселение! И места под пашню здесь хватит с избытком!» – С этими радужными мыслями, совершенно выбросив из головы угрожающие обещания Антонины Семеновны, я прилег на куче из опавших листьев в опасной близости от костра, да так и заснул там, в позе эмбриона, рискуя опалить себе бок или ногу.

– И этого тоже грузите! – Голос, вырвавший меня из оков сна, был мне совершенно незнакомым. И хотя в нем отчетливо звучали повелительные нотки, они не делали его грубым. Более того: низкий, грудной, он казался настолько привлекательным, что очень сильно хотелось посмотреть на его хозяйку. Так сильно, что я даже рискнул открыть глаза, хотя умом прекрасно понимал, что нас снова угораздило влипнуть в очередную переделку.

Неприятности и правда были. Куда же без них? В пяти метрах от нашей стоянки буквально над самой землей висел небольшой пассажирский гелиостроп с открытой створкой задней шлюзовой камеры, причем оттуда уже слышались возмущенные крики Виталины, перемежающиеся то ли со звуками пощечин, то ли ударов. Геннер же лежал рядом, совсем неподалеку от меня. Бедолагу упаковали в силовой кокон, и теперь он мог только голосом выражать свое вполне обоснованное возмущение. Чем он и занимался, в принципе, громогласно обзывая пленивших его пришельцев то грязными ушригами, то коварными крахдами, причем в виду крайней степени ярости, в которую Прощенный впал вследствие своей полной беспомощности, он то и дело повторялся, раз за разом выплевывая одни и те же ругательства.

Ах да, кстати, стоило мне повернуть голову, как я убедился, что оказался абсолютно прав: обладательница чарующего голоса и впрямь производила сногсшибательное впечатление. Она была красива? Да!!! Она была просто невероятно, восхитительно красива! Нежный овал лица, смуглая кожа, пухлые чувственные губы, теплые карие глаза, от ироничного взгляда которых так и бросает в жар, а волосы… Какие у этой красотки волосы! Иссиня-черные, цвета воронова крыла, они искрящимся водопадом спускаются по плечам до самых бедер, обтянутых узкими черными брюками, позволяющими воочию убедиться, что фигура незнакомки так же совершенна, как и весь ее облик. Эх, если бы не горячая любовь к Эльвианоре, то я и сам, пожалуй, приударил бы за такой…

– Я бы на твоем месте не стала этого делать. – Голос Антонины Семеновны был таким кислым, как будто она только что съела лимон.

– Почему же?

– Ну, во-первых, потому что она старше тебя по возрасту на семь с половиной тысяч лет. А, во-вторых, потому что это – моя мать!!!

 

Глава 12

Как говаривал частенько почтенный профессор Буальвинар, с которым мне выпала однажды честь познакомиться, будучи в плену у карликов, промышлявших разграблением реликвий, канувших в прошлое цивилизаций, время – величина относительная. Иногда вам кажется, что его катастрофически не хватает, иногда – наоборот, в распоряжении вашем его внезапно оказывается слишком много. Настолько, что вы даже хотели бы и поделиться им с другими. Хотели бы, но, увы – просто не знаете, как это сделать. Вот и сейчас у нашей троицы в жизни возник именно такой период. Времени хоть отбавляй, хоть залейся, а тратить его в сущности то и не на что. Обстоятельства, знаете ли, не позволяют. Нахождение в тюремной камере, пускай и довольно комфортабельной, накладывает табу на целый ряд занятий, которыми мы привыкли заниматься на свободе. И нам остается только одно: развлекать себя разговорами. Разговорами, бесконечными разговорами.

Все три тысячи раз обговорено, обсусолено. Ни меня, ни Виталину, ни уж тем более непоседливого Геннера уже совершенно не радует, что цель нашего путешествия, в общем-то, наконец достигнута. Да, мы находимся сейчас на территории подземной базы, с которой осуществляется управление межпространственными тоннелями. Также на ней установлено оборудование, которое может эти самые тоннели создавать. Иначе говоря – это та самая пресловутая «станция», один из сегментов сети, построенной в незапамятные времена древними Артанами, о которой рассказывала Антонина Семеновна еще задолго до нашего пленения.

Что же касается похитивших нас личностей – то они оказались членами некогда довольно сильной группировки «Ишь Хааадда». Точнее – последними ее членами. Было их всего восемь и руководила ими та самая девушка – Урланда, которая так понравилась мне в первые минуты нашей встречи. В то, что она являлась матерью Антонины Семеновны, я поначалу не поверил, однако после пространного рассказа моего симбионта сомнений в этом уже не осталось.

А дело было так: древние Ланиты после уничтожения своих конкурентов – цивилизации Артанов, получили, наконец, контроль над восьмьюдесятью процентами цивилизованных миров галактики и на какое-то время притихли, затаились, словно удав, переваривающий добычу. В дальнейших завоеваниях смысла теперь не было – ведь они и так смогли захватить территорий намного больше, чем рассчитывали. Наиболее всего этому успеху поспособствовала захваченная сеть межпространственных переходов Артанов, позволившая мгновенно перемещать свои войска и ресурсы в совершенно разные точки пространства.

Но Ланитов было мало, чертовски мало. Долго удерживать контроль над захваченными территориями они не могли, даже не смотря на то, что представители их народа, в определенном смысле, были бессмертны, а потому их руководящей верхушкой и было принято довольно оригинальное решение, изменившее впоследствии не только все моральные устои и менталитет жестоких захватчиков, но и саму нашу галактику. Да, галактика стала совершенно другой, когда паразиты, эти мозговые черви, силком занимающие тела существ разумных, берущие целиком и полностью под контроль все функции, протекающие в их организмах, а также навсегда «гасящие» разумы своих носителей, внезапно испарились, исчезли, а вместо них через какое-то время появились безвредные симбионты-лингвопереводчики. Или, как их стали называть в простонародье – лингвины.

Но, как это часто бывает, нашлась в среде Ланитов и группа недовольных. Некоторые особи в силу своего характера упорно не хотели менять свой уклад жизни таким коренным образом. Превращаться из хищника, из паразитической формы жизни в добропорядочного симбионта, пускай даже и ради осуществления планов всегалактического господства, оказалось для них совершенно неприемлемым. Так и появилась группировка «Ишь Хааадда», остатки которой в настоящее время и осели здесь, на этой базе. Что они здесь делают? Ни мы, ни Антонина Семеновна, не могли дать четкого ответа на этот вопрос. Лично я считал, что они попросту скрываются, спасая остатки группировки от полного разгрома, ведь стоит им появиться на горизонте – и лингвины тотчас же уничтожат своих строптивых и агрессивно настроенных сородичей.

К счастью или к сожалению, но нас никто не трогал. Только раздаточное оконце открывалось время от времени, пропуская через себя подносы с пищей, и лишь когда начала подходить к концу третья неделя нашего заточения, матовая металлическая дверь камеры наконец-то отошла в сторону. На пороге стояла Урланда.

– Ну здравствуй. Ты уж прости, милая, что заставила тебя ждать. Эти беглецы с Болтанки, которых ты прихватила с собой, просто прелесть! Отличный подарок! Давно уже хотела сменить свое тело. Старое, как видишь, немного поизносилось. – Коснувшись крохотного намека на морщинку у правого кончика глаза, девица безбоязненно переступила порог камеры и жеманно продолжила: – Мы все это время занимались исследованиями новоприбывших, и ты знаешь: несколько оболочек меня вполне устраивают. Что ты можешь сказать о кандидатуре младшей дочери их предводителя? По-моему, она просто милашка!

Странно, однако, черноволосая красотка явно обращалась ко мне. По крайней мере, таращилась она все время в мою сторону. Но в таком случае, почему она имеет наглость говорить о моей персоне в женском роде? Понимание пришло лишь тогда, когда губы мои сами по себе раздвинулись. Речь была не моя, язык – тоже. И тело, тело также стало словно чужим – ноги сами сделали несколько шагов вперед:

– Приветствую тебя, Урланда Катарсис Исинда Арчи Иннаса Благословенная! Ты обвиняешься в игнорировании первого пункта договора о взаимодействии, а также в физическом устранении шестидесяти семи тысяч трехсот двадцати семи разумных носителей.

Черноволосая красавица в ответ на это обвинение лишь смешливо сморщила свой носик, а затем, сделав удивленное лицо, покачала головой из стороны в сторону:

– Поражаюсь: сколько времени прошло, а ты ничуть не изменилась – все та же миленькая малышка Джви! Ты все еще сердишься на меня? Забудь! Пойдем, я лучше покажу тебе картотеку!

– Забудь? – Моя лингвиниха определенно начала «закипать». Еще минута-другая – и она всенепременно вцепится в волосы своей прекрасной собеседницы. И сделает это, между прочим, не чьими-нибудь, а именно моими руками! Нет, с этим надо срочно что-то решать! Я должен, просто обязан вмешаться, иначе, если драку не остановить – мы все вновь окажемся в закрытой камере безо всякой надежды когда-либо отсюда выбраться.

– Конечно, забудь. Друг без друга мы почти ничего не стоим, а вместе мы сможем добиться гораздо большего! Как ты уже поняла, мне удалось получить ключи доступа к искусственному интеллекту, управляющему базой.

– Пространственные тоннели на нашем пути – твоя работа?

– Да.

– Антонина Семеновна! – Мысленно взмолился я. Очень вас прошу: держите себя в руках. Не накаляйте обстановку, иначе мы отсюда ни за что не выберемся!

Сейчас я испытывал двоякие ощущения. Я оказался как будто на месте своего симбионта, наблюдая со стороны развитие событий и давая время от времени дельные советы другому разуму, в данный момент управляющему моим телом. Ранее я этого делать не мог – стоило Антонине Семеновне перехватить управление, как мое сознание тотчас же уплывало.

Первое время я думал, что лингвиниха никак не отреагировала на мою просьбу, однако чуть позже, прислушавшись к разговору, который продолжали вести мать с дочерью, я обнаружил, что тон его несколько изменился. Нет, их диалог все еще не казался разговором двух друзей, или, тем более, родных людей, однако гневные, и вызывающие нотки из голосов обеих исчезли. Теперь это была уже скорее деловая беседа, а не шипение мартовских котов в преддверии драки.

Ни Геннер, ни Виталина сделать ничего не пытались. Сидя на койке в самом дальнем углу камеры, они просто молча следили за происходящим. Впрочем, я и сам не обманывался на счет бессменной главы группировки «Ишь Хааадда» – Урланда хоть и вошла в камеру в гордом одиночестве, но, несомненно, сценарий событий на тот случай, если мы вздумаем вдруг заартачиться, был у нее давно продуман. Не удивлюсь, если стены камеры под завязку напичканы скрытым оружием, и стоит ей подать знак, как оно активируется.

Оставаться в сознании долго я так и не смог, и пришел в себя лишь тогда, когда Антонина Семеновна вернула мне контроль над моим телом. В камере сейчас были только мы трое – Урланда ушла, оставив о себе в качестве напоминания лишь сладковатый аромат духов.

– Рассказывайте, что у вас здесь происходит?

– У нас ничего. – Виталина испытывающе посмотрела мне в глаза, силясь понять, кто из нас двоих сейчас говорит: я – или мой симбионт. – Ты ушел с ней, с этой Урландой, потом через три часа вы вместе вернулись и все. Она попрощалась и опять вышла, а ты молча лег и уснул. Потом проснулся и…

– Я понял.

– И вообще, не кажется ли тебе, что ты слишком много воли даешь своему лингву? Она у тебя разрешение спрашивала, перед тем как тело твое занять?

– Не помню. – Соврал я. Откровенно говоря, Антонина Семеновна и правда повела себя сегодня по-свински. Но, с другой стороны, кто, как не она сможет сладить с собственной матерью? Мдааа, и кто бы мог подумать? Девица с такими аппетитными формами и… стара по возрасту настолько, что даже Ленин в мавзолее – и тот помоложе ее будет. Да что там Ленин! Подумать только: это ж сколько Урланде лет? Неужто и вправду семь тысяч?

– Семь с половиной. – Крайне недовольный тон Антонины Семеновны ничего хорошего явно не предвещал. – Значит так: сейчас я буду говорить, а ты меня дословно станешь озвучивать этим двум остолопам. Готов? Вижу, что готов. Начинаем.

* * *

Всепрощенная едва не плакала:

– Илья, а ты уверен, что сделать точно ничего больше нельзя?

– Виталина, ты же сама все только что слышала. Антонине Семеновне и так удалось совершить невозможное.

– Я знаю. Но все-таки: а что если есть какой-то другой выход, но мы сейчас его просто не видим? Можно попробовать использовать нечеловеческую силу Геннера и выломать дверь, или… или наброситься на Урланду всем вместе, как только она войдет, или сделать вид, что кому-то из нас плохо, а потом, когда дверь откроется, перебить всю охрану за ней и убежать! Геннер, ну что же ты молчишь? Скажи хоть ты ему! Неужели ты тоже думаешь, что все потеряно?

– Госпожа Всепрощенная! Я думаю, что не надо вам так сильно убиваться и переживать. Илья дело говорит: лучше уж такой выход иметь из положения, в которое мы попали, чем вообще никакого. Вечно в камере мы сидеть не сможем – скука смертная, я уже все ваши сказания и истории наизусть знаю. И на базу мы тоже не прорвемся. Убьют эти ланиты нас, и шагу ступить не успеем. Так не лучше ли тогда закончить с того, с чего начинали?

– Нет, не лучше! Я категорически против!

– Да вы только подумайте: ну что в том плохого, если мы с вами обратно вернемся домой, а Илью вернут на его родную планету?

– Ничего. Но я хочу, чтобы Илья тоже полетел с нами! Пусть его лингв снова поговорит с Урландой, быть может она все-таки согласится!

Подойдя к Виталине, я присел рядом с ней на койку и притянул к себе ее тщедушное тело, обнимая за хрупкие плечи, которые тотчас же начали мелко вздрагивать от сдерживаемых рыданий. Как ни крути, а, по сути, Всепрощенная все еще оставалась ребенком. Взбалмошным, импульсивным, неуправляемым временами настолько, что очень сильно хотелось применить розги. Идиот! Какой идиот! А я-то долгое время думал, что они с Геннером отправились со мной исключительно из-за каких-то своих шкурных побуждений, но уж никак не из ощущения личной привязанности. Глядя на угрюмого здоровяка, который и сам едва не плакал, на хлюпающую носом девчонку, уткнувшуюся мне в грудь, я ощутил вдруг нечто такое, что заставило мои губы искривиться в одной из самых горьких своих улыбок. Надо же: после стольких лет бестолковой, совершенно бессмысленной жизни на Земле найти вдруг себе семью здесь, в этом медвежьем углу на самой окраине галактики! Найти – и снова ее потерять! Как Эльвианору! Что тут еще сказать? Нет, такое только со мной бывает. Ну и кто же, в таком случае, я тогда? Правильно – Космический Лузер.