«Пенелопе» бросила якорь в александрийской гавани в полдень 5 июня. Каннингхэм немедленно отправился к Дадли Паунду на «Уорспайт». С заходом солнца флаг прежнего командующего был опущен. Паунд ввел своего предшественника в курс обстановки, сложившейся на Средиземном море, а Каннингхэм по мере возможности постарался изложить ему положение дел на родине, в особенности в Адмиралтействе. На следующий день ранним утром Паунд вылетел на летающей лодке в Англию. Каннингхэм приступил к обязанностям командующего Средиземноморским флотом в 9 утра 6 июля 1939 года. В тот день все корабли, кроме «Уорспайта», находились в море.

Летом 1939 г. британский Средиземноморский флот состоял из флагманского корабля «Уорспайта», который вместе с «Бархэмом», «Малайей» и «Рэмиллисом», входил в состав 1-ой эскадры линейных кораблей под командованием вице-адмирала Джеффри Лейтона, державшего свой флаг на «Бархэме». 1-ая эскадра крейсеров под командованием контр-адмирала Дж. Д.Каннинтхэма включала три тяжелых крейсера — «Девоншир», «Сассекс» и «Шропшир». 3-ей эскадрой крейсеров в составе «Аретыюзы». «Пенелопе» и двух кораблей типа «Дели» командовал контр-адмирал Г.Р.Мур. Три флотилии эсминцев возглавлял контр-адмирал Дж. Тови, державший свой флаг на «Галатее». Флот также располагал авианосцем «Глориес», плавучей базой эсминцев «Вулвич», плавучей базой подводных лодок «Мэйдстоун», флотилией подводных лодок и флотилией торпедных катеров.

Каннингхэм унаследовал штаб флота практически в том же составе, в каком он был сформирован Паундом. Возглавлял штаб командор Алджернон Уиллис. Можно сказать, что по складу характера, Уиллис являлся полной противоположностью Каннингхэму. Однако эти два человека сразу почувствовали взаимную симпатию и потянулись друг к другу, как два противоположных полюса магнита. За годы войны они так тесно сработались, что научились понимать друг друга без слов.

Каннингхэм до конца дней сохранил самое высокое мнение о своем бывшем начальнике штаба: «Я знал его раньше, когда он служил старшим офицером-торпедистом миноносных сил в составе Флота Метрополии, и позднее, когда он успешно командовал „Нельсоном“, а затем „Верноном“. Я знал, что он считался одним из умнейших и способнейших людей на флоте среди офицеров своего поколения, но лично убедиться, сколь велики были его таланты, мне довелось только после того, как мы встретились при описанные обстоятельствах. Мне потребовалось много времен, чтобы осознать, как мне повезло, что я оставил его начальником штаба. С богатым воображением, всегда исполненный новых идей, он тщательнейшим образом делал любую работу, за которую брался, при этом он был поборником строгой дисциплины — словом, вскоре я обнаружил, что наши взгляды на жизнь практически полностью совпадают».

В целом, следует признать, что командор Уиллис был человеком с довольно ограниченным кругозором, Он неукоснительно придерживался буквы устава и был практически начисто лишен чувства юмора. Возможно, он страдал от каких-то комплексов и неуверенности в себе, поскольку психологически нуждался в постоянном одобрении и похвале от командующего флотом, о Каннингхэме Уиллис отзывался не менее комплиментарно: «…Он был замечательным человеком, хотя подчас с ним было непросто, что вполне объяснимо, если принять во внимание лежавшую на нем громадную ответственность. В отличие от Паунда. Э.Б.К. прекрасно понимал, как работать со штабом, и лично мне с ним было легче во всех отношениях. Иногда я категорически с ним не соглашался, и он проявлял понимание. Бездумных исполнителей он не жаловал».

Среди других офицеров штаба следует упомянуть командира «Уорспайта» капитана 1 ранга Виктора Кратчли. Он получил «Крест Виктории» за отвагу, проявленную при попытке блокирования Остенде в мае 1918 г. Далее следовала отлично подобранная группа молодых и энергичных капитанов III ранга: Ройер Дик (оперативное планирование), Джеффри Барнард (старший артиллерийский офицер флота), Уильям Кари (старший офицер-торпедист), Томас Браунригг (старший инженер-механик флота) и Юстас Гиннес (разведка). Позднее к ним присоединился Мэнли Пауэр — возможно, самый способный офицер в штабе Каннингхэма.

Каннингхэм принял Средиземноморский флот в отличном состоянии и высокой степени боеготовности. Корабли находились в Александрии исключительно по причине итальянской агрессии против Албании. Мальта по-прежнему широко использовалась для докования и ремонта. Однако в случае войны Александрии предстояло стать главной базой флота, хотя для выполнения такой функции в ней многого недоставало. Противовоздушная оборона города и порта оставалась слабой. Доки и ремонтная база имели весьма ограниченные возможности. Мелкий ремонт кораблей можно было осуществлять у причальных стенок силами рабочих портовых мастерских. Самый крупный в Александрии так называемый Габбари-док мог принимать корабли водоизмещением не более 4.500 т.

Вместе с тем, приготовления Александрии к войне неуклонно продвигались вперед. К лету 1939 года англичане успели обзавестись настоящей верфью с глубоким бассейном и достроить аэродром для морской авиации берегового базирования. Многочисленные склады быстро заполнялись боеприпасами, запчастями и всем прочим, что необходимо для обеспечения флота. Незадолго до ухода из Адмиралтейства Каннингхэм добился отправки в Александрию плавучего дока из Портсмута, способного принимать линейные корабли. Несколько месяцев спустя его доставили на место. Переброска большого плавучего дока с Мальты оказалась невозможной по причине его плачевного технического состояния.

В течение третьей недели июня Каннингхэм на «Уорспайте» посетил Порт-Саид, где он вместе с комендантом порта вице-адмиралом Артуром Бедфордом осмотрел инфраструктуру по обслуживанию военного флота и проинспектировал- береговые батареи, защищавшие вход в Суэцкий канал. Последние совершенно не соответствовали стоявшей перед ними задаче, поскольку были вооружены устаревшими 6-дюймовыми пушками.

В Европе события неуклонно развивались в направлении большой войны. Следующей жертвой германской агрессии со всей очевидностью должна была стать Польша. Британское Адмиралтейство издало приказ с 31 июля укомплектовать полными экипажами резервный флот и держать его в состоянии боеготовности в течение двух месяцев.

Что касается Средиземноморского флота, то здесь главной «головной болью» англичан являлась Италия. Каннингхэм придерживался мнения, что единственно правильный способ действия против Италии, с учетом имевшихся у англичан в восточном Средиземноморье сил и средств, это обеспечить надежную блокаду с моря Ливии. В случае если морские коммуникации противника будут перерезаны, в течение 6 месяцев Ливия, Эритрея. Эфиопия и Итальянское Сомали прекратят сопротивление. Капитуляция итальянской армии в Ливии и одновременные удары с моря по итальянскому побережью в тех местах, где можно причинить наибольший ущерб, сломят моральный дух и волю к сопротивлению у вооруженных сил и гражданского населения.

Летом 1939 г. Каннингхэм полемизировал с Адмиралтейством, настаивавшем на категорическом недопущении линейных кораблей к действиям против ливийского и сицилийского побережья. По мнению высшего военно-морского командования, потеря одного или двух линкоров от торпед, мин или авиабомб (поскольку итальянская авиация и подводный флот были отнюдь не слабыми) возымеют огромный пропагандистский эффект в стане врага и могут самым существенным образом повлиять на решение Японии вступить в войну против Англии. В Адмиралтействе все еще полагали, что линейный флот может срочно понадобиться на Дальнем Востоке против Японии. Любопытно, что в бытность начальником генерального морского штаба Каннингхэм обнаружил только один внятный и детально разработанный военный план — план переброски флота на Дальний Восток, существовавший еще с тех времен, когда военно-морское ведомство возглавлял адмирал Битти.

В переписке с первым морским лордом Каннингхэм категорическим образом выступил против запрещения линейным кораблям участвовать в наступательных операциях. Он считал, что это подорвет моральный дух экипажей и может привести к негодованию общественного мнения на родине, как это уже было с Гранд Флитом во время Первой мировой войны. Каннингхэм прекрасно понимал, что в каком бы направлении ни шли его линкоры по Средиземному морю, они всегда останутся в пределах досягаемости авиации противника и будут подвергаться риску получить значительные повреждения. С другой стороны, несмотря на огромную опасность со стороны самолетов и подводных лодок, в открытом море они будут в большей безопасности, нежели в таком слабо защищенном порту как Александрия. Рассчитывать на причинение ощутимого морального и материального ущерба противнику можно только в том случае, если в операциях против его побережья будут задействованы все резервы, в том числе тяжелые корабли. В ходе таких операций он также надеялся втянуть в бой линейный флот противника.

В середине июля Каннингхэм провел учения по обстрелу побережья гипотетического противника и отражению атак с воздуха. Эскадры также отработали ситуацию атаки итальянского конвоя, идущего из метрополии в Ливию и Триполитанию. Любопытно, что незадолго до этого итальянцы провели точно такие же учения, причем часть их кораблей изображала британский флот, действовавший с острова Родос. Каннингхэм, конечно, не мог знать, к каким выводам пришли его будущие противники, но поскольку после этого их линейные корабли стали часто появляться у побережья Киренаики, они сочли такую ситуацию очень вероятной.

Учения английского флота оказались очень поучительными и интересными, и дали командованию большую пищу для размышлений. Каннингхэм решил проверить, как экипажи кораблей смогут выдержать в машинных и котельных отделениях по 48 часов, а также в помещениях между палубами при жаркой погоде, в условиях, когда все водонепроницаемые двери, люки и бортовые иллюминаторы будут задраены по-боевому и оставлен только минимум вентиляции. Старые английские корабли оказались изначально неприспособленными для работы в таких условиях. На эскадре имели место восемь сердечных приступов. Каннингхэм утверждал, что в котельных отделениях некоторых кораблей температура поднялась до 130° по Цельсию. Только новейшие корабли, построенные перед самой войной, имели приемлемую систему вентиляции.

18 августа Каннингхэм получил пространное послание от первого морского лорда. Паунд сообщал, что вопрос о создании всеобъемлющей противовоздушной обороны Мальты наконец-то решен положительно. Остров получит 112 современных зенитных орудий, хотя с выполнением этого заказа придется повременить, поскольку в данный момент Мальта и Гибралтар пока отставлены на второй план, а приоритет отдан организации противовоздушной обороны Александрии, как будущей главной базе флота. Первый морской лорд развеял страхи командующего флотом относительно использования линейных кораблей.

Одновременно Паунд выразил большой пессимизм относительно того, как долго сможет продержаться «Глориес» на ограниченных пространствах Средиземного моря после начала войны, поскольку авианосец сразу станет первоочередной мишенью для самолетов берегового базирования. Однако, пока «Глориес» будет оставаться на плаву, командующему флотом стоит хорошо подумать об атаке его палубной авиацией итальянского флота в Таранто. Такая мысль Каннингхэма уже посещала. При этом он был склонен с большим оптимизмом расценивать способность своего авианосца к выживаемости. Каннингхэм считал, что корабли в открытом море, идущие на большой скорости и с полной свободой маневра, окажутся не такими уж простыми целями для авиации противника. Действительно, как впоследствии подтвердил опыт войны, для того чтобы вывести из строя авианосец, требовалось задействовать огромное численное превосходство самолетов берегового базирования.

Две недели спустя германские армии вторглись на территорию Польши. Утром 3 сентября Каннингхэм стоял на носовой башне главного калибра «Малайи», наблюдая за гонкой парусных шлюпок на рейде Александрии. В этот момент ему вручили радиограмму с сообщением о том, что Великобритания объявила Германии войну. Делать особенно было нечего. Все возможные приготовления к войне на Средиземноморском флоте уже были проведены. Адмирал писал своей тетушке, что в то день ему ничего не оставалось, как съехать на берег и попить с женой чаю. В тот же день вечером он получил еще одно сообщение: «Уинстон вернулся». Это означало, что Черчилль вновь назначен морским министром. Флот воспринял новость с чувством глубокого удовлетворения.

Вероятность войны с Италией оказалась не столь очевидной. Сразу после вторжения германских войск в Польшу последовало заявление Муссолини, что Италия не возьмет на себя инициативу развязывания военных действий. Тем не менее, Адмиралтейство немедленно издало приказ о конвоировании торговых судов через Средиземное море. Потопление пассажирского парохода «Атения» вечером 3 сентября продемонстрировало, что немецкие подводники не собираются усложняй себе жизнь соблюдением каких-то международных правил и ограничений по ведению войны на море. Средиземноморский флот немедленно приступил к патрулированию к югу от мыса Матапан и в проливе Отранто с целью проверки нейтральных судов на предмет нейтральных грузов.

К концу сентября Каннингхэм с грустью осознал, что если Италия вступит в войну, англичанам придемся отказаться от наступательных действий на суше и-на море, пока не будет обеспечена относительная безопасность метрополии со стороны Германии. Меньше чем через месяц после начала войны отлично обученный и в высшей степени боеспособный Средиземноморский флот начал постепенно таять. Этого следовало ожидать, поскольку для операций в Северном море, сопровождения конвоев в Атлантике и борьбы с германскими рейдерами потребовалось задействовать все резервы. И все же Каннингхэму было горько наблюдать. как великолепно отлаженная военная машина разрушается и растаскивается. Сначала ушла 1-я эскадра крейсеров и несколько эсминцев, за которыми последовали линейные корабли и «Глориес». В конце октября был отозван «Уорспайт», и Каннингхэм остался без флагманского корабля. Второй флагман вице-адмирала Джеффри Лейтон отбыл в метрополию, чтобы принять командование крейсерской эскадрой. С Каннингхэмом остались только контр-адмиралы Джон Тови и Генри Мур. Флотилия Тови сократилась до 5 австралийских эсминцев, укомплектованных отличными экипажами, но увы, безнадежно устаревших — все корабли 1918 г. постройки.

К концу 1939 г. все военно-морские силы Великобритании на Средиземном море состояли из трех устаревших легких крейсеров типа «К» и 5 упомянутых австралийских эсминцев. Тем не менее, Каннингхэм не сомневался, что война не минует Средиземноморья, где пока царило полное затишье. Прощаясь с офицерами и матросами «Уорспайта». адмирал выразил уверенность, что вскоре встретится с ними вновь.

В первые дни ноября Каннингхэм получил очередное послание Паунда, который обрисовал подробную картину основных тенденций войны на море в водах метрополии. Из письма адмирал узнал все известные на тот момент подробности гибели «Ройял Оука» в Скапа-Флоу, которую счел трагической случайностью. Вместе с тем, Каннингхэм не мог удержаться от невольного восхищения мастерством и бесстрашием командира германской подводной лодки Понтера Принна. Тогда же он впервые узнал о германской магнитной мине.

Большим стимулом в тихой, размеренной и почти что мирной жизни Александрии стало известие о сражении 13 декабря у берегов Южной Америки между тремя британскими крейсерами и «Адмиралом графом Шпее». Английским морским офицерам в Египте и на Мальте пока ничего не оставалось кроме как ждать и наблюдать. Каннингхэм по-прежнему пытался контролировать поток военных контрабандных грузов, стараясь при этом чрезмерно не ущемлять обидчивых итальянцев. Было ясно, что чем дольше они будут держаться в стороне от войны, тем лучше.

Особенно пристально Каннингхэм следил за действиями «своих» бывших кораблей в водах метрополии в Атлантике. Он очень опечалился, когда узнал, что 21 ноября эсминец «Джилет», «один из наших», подорвался на магнитной мине и затонул близ Гарвича. И, напротив, радовался известию о том, что подводная лодка «Сэлмон», также «одна из наших», под командой капитан-лейтенанта Бинфорда, торпедировала немецкую субмарину «U — 36». Вскоре война затронула Каннингхэма лично. 12 декабря 1939 г. на подходе к западным берегам Англии эсминец «Дачес» столкнулся с линкором «Бархэм» и затонул. На нем погиб племянник Каннингхэма лейтенант Джордж Меррей, оставив на Мальте молодую вдову с маленьким ребенком.

В первые дни января 1940 г. Средиземноморский флот получил неожиданное и совершенно бесполезное подкрепление в виде двух вооруженных торговых судов, так называемых вспомогательных крейсеров «Раипура» и «Антенор», которые собирались заняться контролем контрабандных грузов. Поскольку они имели слишком заметный силуэт для такой работы и каждый из них сам мог перевозить внушительный груз, Каннингхэм потребовал, чтобы они отправлялись туда, где им найдется лучшее применение. Они крейсеровали в течение нескольких недель, а затем покинули Александрию, о чем никто не сожалел.

В апреле 1940 г. «странная война» на Западном фронте закончилась. Германские войска вторглись в Данию и Норвегию. Надежда на то, что Италия более или менее долго останется нейтральной, становилась все более призрачной. 29 апреля первый морской лорд известил Каннингхэма, что Адмиралтейство пытается «наскрести» кое-какой флот для восточного Средиземноморья. Хотя этот флот обещал быть разношерстным, Каннингхэм находился не в том положении, чтобы жаловаться. Планировалось, что линкор «Рэмиллис», сопровождавший конвой из Австрии и Новой Зеландии через Индийский океан, останется в распоряжении командующего Средиземноморским флотом. Позднее в Александрию ожидалось прибытие «Уорспайта», «Малайи», «Ройял Соверена», эскадры крейсеров и некоторого числа эсминцев. Французы также обещали прислать свою эскадру. Первой из больших кораблей в Александрии появилась «Малайя». Неделю спустя, 11 мая прибыл «Уорспайт» и Каннингхэм перебрался на свой прежний флагманский корабль. Подкрепления подходили со всех концов света: вместе с «Рэмиллисом» прибыл австралийский крейсер «Сидней» и новозеландский крейсер «Линдер». Вскоре флот, собравшийся под командой Каннингхэма вновь представлял собой внушительную силу, по крайней мере на бумаге. К началу июня в Александрии стояли 4 линкора, 7-я эскадра крейсеров в составе 5 кораблей, 3-я эскадра крейсеров из 4 единиц, разношерстный набор из 25 эсминцев, старый авианосец «Игл», прибывший из Сингапура, дюжина подводных лодок оттуда же, плавучая мастерская «Тесорс» и плавучая база подводных лодок «Мидуэй». К ним присоединилась французская эскадра под командованием французского вице-адмирала Рене Годфруа, включавшая старый линейный корабль «Лорэйн», три новейших тяжелых крейсера, один легкий крейсер и три эсминца.

Известия из Европы приходили все мрачнее и мрачнее. Танковые армии Гудериана прорвали оборонительные линии французов, Бельгия и Голландия капитулировали, немцы появились у портов на побережье Ла-Манша, началась эвакуация из Дюнкерка. В конце месяца Каннингхэм получил очередное письмо от первого морского лорда, датированное 20 мая, в котором он сообщил, что по всем признакам Италия должна выступить на следующей неделе. По всей видимости итальянцы будут ждать, пока их гидроавиатранспорт «Мираглиа» пройдет через Суэцкий канал 25 мая и, ориентировочно, 27 мая прибудет в Маесаву, в Эритрее.

Одновременно командующим тремя родами войск на Ближнем Востоке поступил приказ подготовить экспедиционные силы для оккупации Крита и Миноса. «Если территория Греции подвергнется атаке со стороны Италии, экспедиционные силы должны быть высажены на Крит немедленно, без дальнейших консультаций с Лондоном или Парижем. Если война с Италией начнется по любому другому поводу, кроме агрессии против Греции, высадка союзных войск на Крит не должна предприниматься без приказа свыше».

4 французских крейсера немедленно вышли из Александрии в Бейрут, где они готовились принять на борт солдат. Английские войска сосредоточились в Порт-Саиде. 29 мая Каннингхэм информировал Адмиралтейство, что последние приготовления для оккупации Крита завершены. Английские войска смогут высадиться на острове в течение 24–30 часов с момента получения соответствующего приказа, французские — в течение 50 часов. Несколько ранее, в послании, датированном 27 мая. Каннингхэм счел необходимым информировать Адмиралтейство о своих ближайших планах на случай войны с Италией. Свою главную задачу он видел в том, чтобы сохранить контроль над коммуникациями в восточной части Средиземного моря и в Эгейском море, и одновременно перерезать морские пути, связывающие Италию с Додеканезскими островами. При этом он не планировал немедленно блокировать маршруты между Италией и Ливией по причине нехватки легких кораблей и авиации, а также потому что верховное командование пока не планировало наступательных операций против итальянских войск в Северной Африке. В заключении Каннингхэм осторожно добавил, что это вовсе не означает, будто он собирается оставить центральную часть Средиземного моря совсем «без присмотра». Рейды линейных кораблей в этот район будут осуществляться регулярно.

С докладной запиской Каннингхэма ознакомился Черчилль, к тому времени ставший уже премьер-министром, который счел план командующего Средиземноморским флотом «чересчур оборонительным», если не сказать пораженческим. Глава правительства в резкой форме указал на это первому морскому лорду. Паунд, которому с тех пор не раз приходилось брать на себя роль мягкой прокладки в отношениях между Черчиллем и Каннингхэмом, постарался облечь упрек премьера в максимально обтекаемые и дипломатичные формулировки: «Предполагается, что цель морской войны, сформулированная в вашем послании, является сугубо оборонительной, но я никогда не интерпретировал ее как таковую, и я знаю, что вашим настоятельным желанием является использование всех возможностей для нанесения противнику как можно большего урона даже теми ограниченными силами, которыми вы располагаете».

Однако Черчилль проследил, чтобы Адмиралтейство направило Каннингхэму жестко сформулированную официальную бумагу, в которой ему настоятельно рекомендовали еще раз обдумать точную диспозицию Средиземноморского флота и действия, которые он намеревается предпринять в ближайшем будущем, и изложить их подробнее, чем в предыдущем послании.

Эта телеграмма страшно возмутила и разозлила Каннингхэма. Даже 10 лет спустя адмирал не мог вспоминать о ней без негодования: «Колючее» послание от 5 июня было одним из первых такого рода, полученных мною от мистера Черчилля, который часто бывал тороплив и невыдержан в своих выводах. Конечно, мы понимали то огромное умственное и физическое напряжение, при которых ему приходилось работать, но ведь и нам было не легче. Такие послания, адресованные тем, кто и без того работал не за страх, а за совесть, не поощряли людей, а только раздражали их. Более того, поскольку они подразумевали просчеты в руководстве и управлении, они приносили прямой вред. Если в таком послании действительно возникала необходимость, это означало, что командующий на месте не может адекватно оценить свои шансы на успех и риск, которому он подвергается, что он не готов встретить врага в любой представившейся ситуации и, следовательно, он не соответствует занимаемой должности.

Все же Каннингхэму пришлось дать подробное и аргументированное разъяснение своих военных планов. Сгладила неприятный осадок приписка Паунда, сделанная к официальному посланию Адмиралтейства: «Я сказал премьер-министру, что он может не опасаться, что вы уйдете в оборону, но он настоял на отправке подобных телеграмм всем командующим флотами».

10 июня 2-я флотилия эсминцев находилась в море, занимаясь с помощью двух гидросамолетов поиском итальянских подводных лодок, которые мог ли выдвигаться на боевые позиции. Возможно, эта мера англичан сорвала постановку минных заграждений на подступах к Александрии. В тот день, в 19.00 Каннингхэм получил известие, что Италия объявила войну. Он немедленно отдал приказ флоту разводить пары. Текущие ремонтные работы. про ходившие на «Рэмиллисе», были немедленно свернуты. Ночью, около 23.00 эсминец «Декой» доложил об обнаружении подводной лодки, идущей в надводном положении, и атаковал ее. На рассвете следующего дня на поверхности моря обнаружилось пятно мазута длиной около 2 миль. Однако до сих пор гибель итальянской подводной лодки в том месте и подтверждается никакими источниками.

В 1 час ночи 11 июня «Уорспайт», «Малайя» «Игл», 5 легких крейсеров и 9 эсминцев вышли в море. В течение дня к ним присоединились крейсеры «Каледон» и «Калипсо». Каннингхэм намеревался подвести с эскадру к Криту с северо-западной стороны, а затем пройдя вдоль его южного берега, выдвинуться на позицию в 8 милях к югу от мыса Матапан. Крейсерам надлежало идти дальше на запад до наступления темноты, после чего они должны были повернуть на юг и атаковать любой встреченный ими итальянский патруль близ Бенгази или Тобрука 12 июня. Одновременно французские крейсеры адмирала Годфруа производили поиск в Эгейском море и близ Додеканезских островов.

Англичане были наслышаны о подвигах итальянской авиации во время Гражданской войны в Испании и потому очень удивились, не встретив практически ни одного самолета, за исключением единственного, замеченного с «Ливерпуля» и «Глочестера» когда они на рассвете 12 июня открыли стрельбу по нескольким итальянским тральщикам близ Тобрука и в ответ подверглись обстрелу береговых батарей. По этому поводу Каннингхэм сообщил в Адмиралтейство: «Я ожидал, что днем наш флот будет часами отбивать массированные атаки бомбардировщиков. На самом деле эскадра линейных кораблей не видела пи одного самолета, хотя большую часть дня провела всего в 100 милях от ливийского берега… Перспектива проводки конвоев через Красное море выглядит вполне обнадеживающей».

Однако с подводными лодками противника англичанам повезло значительно меньше. Первая кровь пролилась в 2 часа ночи 12 июня, когда легкий крейсер «Калипсо» получил торпеду у юго-западного побережья Крита и через полтора часа затонул. При этом погибли 1 офицер и 38 матросов. Итальянская подводная лодка «Багнолини» сработала отлично, поскольку крейсеры плотно прикрывались эсминцами. Флот возвратился в Александрию 14 июня. При входе в гавань корабли проявили максимальную осторожность, поскольку за время их отсутствия итальянские подводные лодки выставили несколько минных полей. Средиземноморскому флоту катастрофически не хватало тральщиков. Патрульные эсминцы утверждали, что им удалось потопить две подводные лодки и еще нескольким нанести повреждения. Однако их оптимистические реляции не подтвердились действительностью.

В те дни Каннингхэма больше всего беспокоила Мальта. С самого начала войны итальянская авиация бомбила остров день и ночь. Тот факт, что в Валлетте все еще находились его жена и две горячо любимых племянницы, не улучшал настроения адмирала. Как уже говорилось, противовоздушная оборона Мальты оставляла желать много лучшего. Истребители ПВО там отсутствовали вовсе. Начальник ПВО Мальты послал Каннингхэму запрос на разрешение использовать 4 истребителя палубной авиации «гладиатор», которые стояли в портовом ангаре в качестве резервных машин для авианосца «Глориес». Адмирал охотно дал добро. 3 из этих «гладиаторов», управляемые пилотами летающих лодок, успешно сражались с итальянскими бомбардировщиками и даже умудрились причинить им потери, несмотря на то, что их пилоты не имели опыта обращения с истребителями. Любопытно, что два месяца спустя из какого-то отдела Адмиралтейства пришел запрос, на каком основании командующий Средиземноморским флотом разрешил передать резервные самолеты палубной авиации в распоряжение ВВС. «Мне просто интересно», — писал возмущенный адмирал. — «где это должностное лицо находилось, пока шла война».

После возвращения флота в Александрию из первого боевого похода англичане не сидели в праздности. Эсминцы ежедневно прочесывали море в поисках подводных лодок, крейсеры оперировали близ Додеканезских островов, подводные лодки совершали походы через Эгейское море, патрулировали близ Аугусты, Таранто и в проливе Отранто. Французские подводные лодки работали близ Родоса, Лероса, в Мессинском проливе и у Триполи. 20 июня союзные силы под командованием вице-адмирала Джона Тови, державшего свой флаг на «Орионе», в составе французского линкора «Лорэйн», крейсеров «Нептун», «Сидней» и 4 эсминцев вышли в море с расчетом, чтобы ранним утром следующего дня обстрелять Бардию. Еще 5 эсминцев отправились в крейсерство вдоль ливийского побережья до самого Тобрука. Поскольку авиаразведка донесла о наличии в этом порту итальянских крейсеров и эсминцев, Каннингхэм направил им в помощь два французских тяжелых крейсера «Сюффреп» и «Дюге Трюэн» в компании с 3 английскими эсминцами. Бардия подверглась обстрелу в назначенный срок и с хорошими результатами.

Итальянский флот вступил в войну, имея в своем составе более 100 подводных лодок. С 10 июня 1940 года не менее 50 из них находились в открытом море. До конца месяца в Средиземном море англичанам удалось уничтожить 10 субмарин противника. Особенно отличились на этом поприще 5 эсминцев под общей командой капитана III ранга Мервика Томаса. Каннингхэм поставил перед ними задачу разогнать цепь итальянских подводных лодок, которые, по разведданным, расположились между островом Крит и побережьем Киренаики, в надежде перехватить британский флот, когда он будет двигаться в заданном направлении. В течение двух суток от этого соединения не поступало никаких известий. На третий день Томас сообщил ожидаемое время прибытия своих кораблей в Александрию и запросил транспорт для доставки пленных с двух потопленных им подводных лодок. На обратном пути его корабли атаковали и потопили третью. Это было замечательное достижение, в котором особо отличились эсминцы «Дэйнти» и «Илекс».

Успехами в борьбе с итальянскими подводными лодками корабли Каннингхэма не в последнюю очередь были обязаны действиям британской разведки. Хотя адмирал жаловался на отсутствие агентурной сети в Италии в конце 30-х гг. в связи с вторжением в Албанию, не все обстояло так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Специалисты из отдела радиоразведки в Блетчли-парке, в Лондоне, к 1937 г. расшифровали и могли читать практически все итальянские военно-морские коды, в том числе и те, которыми пользовались итальянские военно-морские атташе, аккредитованные в европейских столицах.

В своих неудачах итальянцы отчасти были виноваты сами. Как только в сентябре 1939 г. в Европе началась большая война, итальянское морское командование вышло по неофициальным каналам на представителей британского Адмиралтейства с предложением информировать англичан обо всех передвижениях своих подводных лодок с целью «избежание ненужных инцидентов». Единственное условие, которое они ставили, заключалось в том, чтобы «об этом не стало известно немцам». В результате, на протяжении 9 месяцев от начала Второй мировой войны до вступления в нее Италии англичане были в курсе всех перемещений итальянских подводных лодок и тщательно изучили их обычные маршруты.

Итальянцы, возможно, еще долго оставались бы в неведении относительно того, что англичане читают их секретные коды, если бы не случай. 19 июня английский тральщик «Мунстоун» атаковал в Красном море итальянскую подводную лодку «Галилео Галилей», которая выбросила белый флаг и сдалась. При этом англичане захватили шифровальные книги и коды. Все было бы хорошо, если бы несколько дней спустя одна из британских газет не опубликовала фотографию геройского тральщика, буксирующего «Галилея» в Аден. С 5 июля 1940 года итальянцы ввели новые коды и шифры, причем разные для подводных лодок и надводных кораблей. Английские специалисты единодушно утверждали, что новые итальянские шифры были великолепны (гораздо лучше немецких) и, скорее всего, расшифровать их так и не удалось бы. Но в конце июля англичанам удалось пленить еще одну итальянскую субмарину «Уеби Сибели» и вместе с ней заполучить новую книгу кодов.

Однако в июле 1940 года на Средиземном море имели место большие потери и среди английских подводных лодок, доставившие Каннингхэму огромное беспокойство. 3 из 10 субмарин, вышедших с началом войны на операции, — «Грэмпус». «Один» и «Орфеус», — не вернулись из похода и их засчитали как погибших. Командование не располагало информацией о причинах их гибели, но было известно, что итальянцы установили противолодочные минные заграждения большой протяженности на подходах к их портам. Каннингхэм подозревал, что молодые отчаянные командиры подводных лодок могли попытаться пройти через них и тем самым подвергли свои корабли и экипажи неоправданному риску. Поэтому он издал приказ, чтобы впредь подводники не заходили в пределы этих заграждений, за исключением тех случаев, если им придется преследовать особо важную боевую единицу противника.

До конца июня англичане провели конвой из Дарданелл и греческих портов в Порт-Саид под эскортом «Кейптауна», «Каледона» и 4 эсминцев, и еще два конвоя, 13-узловый и 9-узловый, от Мальты до Александрии. Сопровождал эти конвои адмирал Тови с 7-ой эскадрой крейсеров. Дальнее прикрытие обеспечивали «Ройял Соверен». «Рэмиллис», «Игл» и 8 эсминцев. Летающие лодки, работавшие впереди по курсу конвоя, доложили о 3 итальянских эсминцах, возвращавшихся из Ливии в Италию. Крейсеры изменили курс и полным ходом двинулись наперехват. 28 июня в 18.30 они обнаружили корабли противника примерно в 27 милях к юго-западу от мыса Матапан, идущих на высокой скорости в юго-западном направлении. Крейсеры открыли огонь на пределе дистанции, и прежде чем итальянцы, пользуясь преимуществом в скорости, успели ускользнуть, эсминец «Эсперо» был остановлен удачным попаданием и затонул,

Сам по себе эпизод был незначительным, но он резко поднял вопрос о пополнении боезапаса Средиземноморского флота в Александрии. Потопление одного эсминца, водоизмещением в 1100 т., потребовало громадного расхода 6-дюймовых снарядов. При 20-пушечных залпах «Ливерпуля» и «Глочестера» боезапас таял буквально на глазах. Ближайшие резервы Средиземноморского флота хранились в зоне Суэцкого канала и составляли примерно 800 выстрелов на орудие. Другие ближайшие склады находились в Дурбане, в 6000 миль от Александрии. Если боезапас в зоне капала разделить в пропорции по 800 выстрелов на орудие между крейсерами, участвовавшими в вечернем бою 28 июня, то они как раз израсходовали 50 % содержимого своих бомбовых погребов. Такое положение дел сильно обеспокоило Камнингхэма. Дефицит боеприпасов сохранялся в течение нескольких недель.

Бомбардировка Бардии 21 июня 1940 г. стала последней совместной операцией кораблей английского Средиземноморского флота с французской эскадрой. 24 июня 1940 г. Каннингхэм получил известие, что Франция капитулировала. Командующий и все офицеры его штаба чувствовали себя совершенно подавленными. Адмирал нервно расхаживал по квартердек, «Уорспайта». Единственным человеком, на которого эта новость не произвела удручающего впечатления. оказался Джон Тови. Он немедленно прибыл на борт флагманского корабля и, широко улыбаясь, объявил обескураженному Каннингхэму: «Теперь я уверен, что войну мы выиграем, сэр. Союзников у пас больше нет». Однако последнему было не до шуток.

Капитуляция Франции поставила массу проблем перед ее главной союзницей — Великобританией. Одним из наиболее серьезных был вопрос о дальнейшей судьбе французских боевых кораблей. Разгром сухопутной армии Франции никак не повлиял на боеспособность к флота, прочно занимавшего второе место среди флотов великих европейских держав. На его кораблях сохранялась железная дисциплина и он продолжал оставаться сбалансированным и эффективным инструментом войны под жестким контролем командующего военно-морскими силами Франсуа Дарлана.

На момент капитуляции главные силы французского флота состояли из пяти 22.000-тонных дредноутов «Бретань», «Прованс», «Лорэйн». «Курбе» и «Париж», построенных в 1913–1916 гг. Первые три в 1932–1935 гг: прошли основательную модернизацию. Далее следовали два новейших линкора «Дюнкерк» и «Страсбург», водоизмещением по 26.500 т… вошедшие в состав флота в 1937–1938 гг. Эти корабли развивали скорость хода более 30 узлов и были вооружены восемью 330 мм орудиями в двух четырехорудийных башнях. Несмотря на «скромный» по сравнению с «вашингтонскими» супердредноутами калибр, их пушки могли стрелять 560 кг снарядами на дистанцию до 42 км, а с расстояния 28 км пробивать 300 мм броню. «Дюнкерк» и «Страсбург», как минимум, на равных могли бы сразиться с германскими «Шарнхорстом» и «Гнейзеиау»,

Флот Третьей Республики вот-вот должен был пополниться еще двумя линкорами — «Ришелье» и «Жан Баром». Полное водоизмещение каждого из этих монстров, вооруженных восемью 380 мм орудиями в четырехствольных башнях, достигало 48000 т. Они могли развивать скорость до 32 узлов, а система их броневой защиты считалась лучшей из когда-либо создававшихся для линкоров. Французский флот также располагал 7 тяжелыми крейсерами с 203 мм орудиями главного калибра; 11 легкими крейсерами, от 5800 до 7600 т. водоизмещением; 28 большими океанскими эсминцами, водоизмещением от 2100 до 2800 т., 26 малыми эсминцами и 78 подводными лодками. За исключением 5 старых дредноутов, ни один из французских кораблей не имел срока службы более 14 лет. Новейшие эсминцы не уступали лучшим аналогичным образцам других флотов мира. Экипажи кораблей на 80 % состояли из опытных, прослуживших уже по многу лет контрактников.

Франсуа Дарлан вполне обоснованно гордился французской морской мощью, которую считал делом всей своей жизни. Незадолго до войны он с гордостью описал британскому морскому атташе в Париже высокие боевые качества «Дюнкерка», «Страсбурга» и новейших лидеров эсминцев, в заключении спросив: «А у вас, англичан, есть что-нибудь подобное»?

Британские политики и военные прекрасно понимали, как много в этот критический момент зависит от адмирала Дарлана. Уже после войны Черчилль писал по этому поводу: «Адмиралу Дарлану было достаточно уйти на одном из своих кораблей в любой порт за пределами Франции, чтобы стать хозяином всех французских владений вне зоны германской оккупации… Он мог бы увести с собой за пределы досягаемости немцев четвертый военный флот в мире, офицеры и матросы которого были лично преданы ему. Поступив таким образом, Дарлан стал бы главой французского Сопротивления с могущественным оружием в руках. Британские и американские доки и арсеналы были бы предоставлены в его распоряжение для обслуживания флота… Вся Французская колониальная империя поднялась бы за ним. Никто не смог бы помешать ему стать освободителем Франции. Слава и могущество, к которым он так настойчиво стремился, были в его руках. Вместо этого он прошел через два года шаткого и беспокойного правления к насильственной смерти, оскверненной могиле, и его имя навеки было проклято французским флотом и нацией, которым он некогда сослужил хорошую службу».

Когда к середине июня 1940 г. стало ясно, что поражение Франции неизбежно, англичане начали настойчиво добиваться от французского правительства и Дарлана гарантий, что флот Франции не будет сдан Италии и Германии, и намекали, что всем французским военным кораблям будет оказана самая теплая встреча в британских портах. Дарлан заверил их, что флот никогда не будет сдан фашистам. Однако в близком окружении французский адмирал неоднократно заявлял, что он «не для того создавал флот, чтобы сдать его англичанам». Так же как генералы Вейган и Петен, Дарлан принадлежал к лагерю «пораженцев». Он не сомневался, что после того, как Франция выйдет из войны, Англия продержится недолго. И потому он собирался сохранить флот «при себе», как предмет будущего торга с победителями, как нечто такое, что хотел бы иметь прозапас заключенный, собирающийся шантажировать своих судей и тюремщиков. Одновременно военный флот оставался для адмирала Дарлана чем-то очень личным, с чем была связана большая часть его жизни. В этой связи уместно будет привести высказывание Шарля де Голля: «Флот — это вотчина Дарлана. А феодал никогда не сдает свою вотчину».

Так или иначе, накануне капитуляции Дарлан увел почти все свои корабли в порты Французской Северной Африки. «Ришелье», только что закончивший ходовые испытания,18 июня покинул метрополию и 23-го бросил якорь в гавани Дакара. Днем позже в Касабланку прибыл «Жан Бар». Те корабли, которые оказались не в состоянии самостоятельно передвигаться, были затоплены. Лишь очень немногие в момент капитуляции Франции оказались в британских портах и были интернированы.

В 20-х числах июня 1940 г. основные соединения французского флота распределились между Мерс-эль-Кебиром (военная гавань в порту Оран), Дакаром, Касабланкой, Сфаксом и Александрией. Наиболее мощная эскадра, в составе которой находились линейные корабли «Дюнкерк», «Страсбург», «Прованс» и «Бретань», сосредоточилась в Мерс-эль-Кебире. Вторая по величине эскадра под командованием вице-адмирала Годфруа, стояла, как уже говорилось, в Александрии.

А что же тем временем победители? За три дня до начала германо-французских переговоров о мире Гитлер отправился в Мюнхен, чтобы увидеться с Муссолини и постараться погасить непомерные притязания своего союзника. Ибо за свою роль статиста на поле битвы дуче потребовал ни много ни мало Ниццу, Корсику. Тунис и Джибути, а затем Сирию, базы в Алжире, оккупацию итальянцами Франции до самой Роны, выдачу ему всего (!) французского флота и, если возможно, то и Мальты, а также английских прав в Египте и Судане. Однако Гитлер, занятый в мыслях уже следующим этапом войны, сумел доказать ему, что честолюбивые притязания Италии затянут победу над Англией. И дело было не только в том, что форма и условия перемирия могли бы оказать значительное психологическое воздействие на решимость Англии продолжать борьбу, — куда больше Гитлер опасался того, что наисовременнейший французский флот, будучи недоступным для него, поскольку корабли уже ушли в гавани Северной Африки, воспримет сверхтяжелые условия как повод, чтобы перейти на сторону Англии, а то и вообще, базируясь в колониях, продолжать борьбу от имени Франции. Возможно, наконец, что им чуть-чуть двигало и чувство великодушия, но так или иначе ему удалось отговорить Муссолини от алчных вожделений и в итоге убедить его в том, что самое главное сейчас — иметь такое французское правительство, которое пойдет на перемирие. И как бы ни была итальянская сторона в своей эйфории разочарована результатами этих переговоров, поведение Гитлера и его аргументы возымели действие. Министр иностранных дел Фашистской Италии Галеаццо Чианр так охарактеризовал Гитлера в своем дневнике: «Он говорит сегодня со сдержанностью и осмотрительностью, которые, после такой победы как у него, действительно поражают. Меня нельзя подозревать в слишком нежных чувствах к нему, по в этот момент я им действительно восхищаюсь».

Тем временем в Лондоне не собирались проявлять снисхождения к своим бывшим союзникам. Черчилль писал: «В вопросе, столь важном для обеспечения безопасности всей Британской Империи, мы не можем себе позволить полагаться только на слово адмирала Дарлана. Как бы благи ни были его намерения, его могут силой заставить сдаться или поставить на его место другого министра, который без колебаний обманет наше доверие. Самым важным для нас является уверенность в двух новейших линейных кораблях „Ришелье“ и „Жан Баре“. Если они попадут в руки немцев, те смогут выстроить мощную боевую линию, когда линкор „Бисмарк“ будет закончен в августе следующего года. Против этих быстроходных и мощных кораблей мы сможем выставить только „Нельсона“, „Роднея“ и устаревшие линкоры вроде „Вэлиента“. „Страсбург“ и „Дюнкерк“, несомненно, причинят нам громадный вред, если попадут в руки противника, но именно те два новейших корабля смогут изменить весь ход войны (на море)…Любой ценой нельзя упустить „Ришелье“ и „Жан Бар“, в особенности первого».

На совещании кабинета министров, проходившем с участием первого морского лорда и офицеров генерального морского штаба, все же было решено первой нейтрализовать самую большую французскую эскадру во главе с «Дюнкерком» и «Страсбургом», стоявшую в Мерс-эль-Кебире. Эта миссия возлагалась на соединение «Н» под командованием вице-адмирала Джеймса Сомервилла, которое спешно сформировали с тем, чтобы заполнить «вакуум силы», образовавшийся в западной части Средиземного моря с выходом из войны Франции. В состав новой эскадры вошли линейный крейсер «Худ», линкоры «Вэлиент» и «Резолюшн», авианосец «Арк Ройял», 2 крейсера и 11 эсминцев. Сомервиллу надлежало в ультимативной форме предложить командующему французской эскадрой вице-адмиралу Марселю Жасулю четыре альтернативы на выбор: присоединиться к английскому флоту и продолжить участие в войне; увести корабли в английские порты, списать экипажи на берег и репатриировать их во Францию; увести корабли в порты французской Вест-Индии и там их разоружить; затопить корабли прямо в гавани. В случае непринятия одного из предложенных вариантов Сомервилл имел приказ уничтожить французскую эскадру прямо в Мерс-эль-Кебире.

С капитуляцией Франции эскадра адмирала Годфруа в Александрии превратилась для Каннингхэма в громадную обузу. Он не мог вывести свой флот на боевые операции, оставив позади себя в бухте полностью боеспособное соединение французского флота. Адмирал не без основания предполагал, что едва его корабли исчезнут из вида, как Годфруа уведет свою эскадру в Бейрут или даже во Францию, где она может попасть в руки немцев или итальянцев. 29 июня Каннингхэм получил радиограмму из Адмиралтейства, извещавшую о желательности захвата французских кораблей в Александрии, одновременно с операцией в Оране, которая должна была начаться утром 3 июля. Адмиралтейство также запросило командующего флотом «изложить свою точку зрения на лучший способ достижения этой цели с минимальным риском кровопролития и возможности применения оружия французами».

«Для меня сама идея была абсолютно неприемлемой», — писал Каннингхэм, — «офицеры и матросы на французских кораблях были нашими друзьями. Со многими из них у пас сложились добросердечные отношения, поскольку мы сражались плечом к плечу. Более того, вице-адмирал Годфруа являлся человеком чести, которому мы могли полностью доверять. Неожиданно и без предупреждения атаковать и захватить его корабли, в результате чего среди матросов наверняка был бы большие жертвы, казалось мне не только актом чистейшего вероломства, но и совершенно излишним»

Каннингхэм понимал, что если французскими экипажам станет известно о готовящемся насильственном захвате их кораблей, это может привести к ожесточен ному сопротивлению с их стороны и настоящему сражению между двумя эскадрами прямо на внутреннем рейде Александрии. Такой бой мог иметь своим последствием большое кровопролитие и затопление корабля в «самых нежелательных местах». Для английского командующего было совершенно ясно, что в Александрии проблема могла решаться только путем переговоров. Свою точку зрения он подробно обосновал в ответной телеграмме Адмиралтейству, отправленной 30 июня. 1 июля из Лондона пришел ответ, который, по выражению Каннингхэма, «уже в большей степени соотносился с реальной ситуацией». Командующий флотом получил «добро» на ведение переговоров.

Самым лучшим вариантом британское высшее морское командование считало включение французский кораблей в состав английского флота и использование их в боевых операциях. Каннингхэма уполномочил сообщить, что всем представителям личного состава, которые пожелают продолжить службу, будет выплачиваться жалование и предоставляться такие же льготы, как и английским морякам. Остальных надлежало репатриировать на родину. Если такая возможность окажется неосуществимой, французскому адмиралу, предлагалось на выбор два варианта. Первое: корабли останутся в Александрии с неполными экипажами. по будут немедленно приведены в состояние негодности к боевым действиям. С условием, что англичане смогут использовать их только в том случае, если немцы или итальянцы нарушат договор о перемирии. Правительство Великобритании брало на себя ответственность за выплату жалования экипажам и содержание кораблей. Если адмирал Годфруа начнет настаивать на разоружении своих кораблей, прежде чем он их покинет, Каннимгхэму разрешалось принять это условие. Второе: корабли должны быть выведены в море и потоплены на большой глубине.

Каннингхэм получил указание ознакомить французского адмирала с означенными условиями в 7.00 утра 3 июля, особо при этом подчеркнув желательность видеть его моряков сражающимися против держав фашистского блока. Время было выбрано намеренно, поскольку действия против французского флота в Мерс-эль-Кебире планировалось начать ранним утром 3 июля. Поскольку Каннингхэм также получал все радиограммы, адресованные Адмиралтейством Сомервиллу, он был хорошо осведомлен о содержании всех приказов и ходе операции в Оране.

Вторник 2 июля стал для британского Средиземноморского флота днем напряженного ожидания. До начала переговоров Каннингхэм ознакомил всех британских флагманов и командиров кораблей с тем, что предстояло делать, а также провел необходимые приготовления для захвата французских кораблей на тот случай, если правительство будет на этом настаивать. Французскому адмиралу передали приглашение прибыть на линкор «Уорспайт» к 7 утра на следующий день. Весьма неурочный час для переговоров наверняка заставил французского командующего заподозрить что-то неладное. Годфруа прибыл точно в назначенное время в сопровождении своего начальника штаба и был встречен почетным караулом морской пехоты с оркестром. Каннингхэм принял его в присутствии тех офицеров, кому обычно положено участвовать в подобных встречах. Переговоры прошли в дружественной, но полностью официальной обстановке. Все говорили по-английски, если возникало какое-то недопонимание, капитан III ранга Ройер Дик переводил. Годфруа пытался держаться дружелюбно и непосредственно, но от его собеседников не укрылось большое внутреннее напряжение, которое он тщательно пытался скрыть. Годфруа наотрез отказался передать свою эскадру в распоряжение британского правительства — его корабли не могут сражаться ни под каким другим флагом, кроме французского. В любом случае, ему потребуется время для консультаций с правительством. Начало было не слишком вдохновляющим. Тем не менее, Каннингхэм настоятельно рекомендовал своему vis-a-vis информировать об этом предложении французские экипажи с тем, чтобы они имели свободу выбора. Он пригрозил, что в противном случае обратится к ним непосредственно, «через голову» французского адмирала.

Когда Каннингхэм перешел ко второму варианту, т. е. консервации французских кораблей в Александрии в небоеготовном состоянии, лицо французского адмирала «определенно просветлело». Годфруа сказал, что он, пожалуй, примет это предложение. Правда, ему потребуется немного времени на обдумывание. К возможности затопления своей эскадры в открытом море французский командующий отнесся «без восторга». Британский адмирал постарался укрепить решимость своего французского коллеги в принятии второй альтернативы, подчеркнув, что тем самым он сохранит корабли для Франции после окончания войны. Если же итальянцы нарушат перемирие, то боеготовность эскадры можно будет быстро восстановить и возобновить ее участие в военных действиях. На этом переговорщики расстались.

Тем временем эскадра Сомервилла появилась перед Мерс-эль-Кебиром. Начались тяжелые многочасовые переговоры. Кровавый закат уже окрасил водную гладь, срок ультиматума давно истек, а британский адмирал, постоянно понукаемый радиограммами Черчилля, все не решался открыть огонь. Уж очень невероятной казалась Сомервиллу сама мысль стрелять в своих вчерашних союзников, с которыми он еще совсем недавно сопровождал атлантические конвои и охотился за германскими рейдерами. Наконец, в 17.54 гром орудий на десятки километров прокатился над африканским берегом: британские линкоры начали обстрел стоявшей в гавани Мерс-эль-Кебира эскадры адмирала Жансуля. Впервые за 125 лет, прошедших со времен битвы при Ватерлоо, англичане и французы нацелили пушки друг на друга.

В непредсказуемом и извилистом пути великой войны нет ситуации более печальной и отвратительной, когда вчерашние союзники начинают уничтожать друг друга на глазах торжествующего общего врага. Французские корабли метались в тесной гавани, не имея свободы маневра и даже возможности задействовать против англичан все свои пушки. 36 15-дюймовых орудий тяжелых кораблей соединения «Н» молотили беспрерывно, круша всех и вся своими 800 кг снарядами. В считанные минуты трехснарядный залп поразил «Дюнкерк». Один из снарядов вывел из строя вторую башню главного калибра, перебив половину орудийной прислуги. Два других взорвались во внутренних помещениях, сокрушив котельное отделение и электрогенераторы. На «Дюнкерке» прервалась подача электроэнергии, вышла из строя система управления огнем главного калибра, начались пожары. В 18.13 «Дюнкерк» сел на дно.

Многократные попадания громадных снарядов в «Бретань» вызвали взрыв боезапаса. Объятый черным дымом и пламенем с носа до кормы, французский линкор с грохотом опрокинулся вверх килем, похоронив в своей стальной утробе больше тысячи офицеров и матросов. Несколько минут спустя сел на дно подбитый «Прованс». Взрывом 15-дюймового снаряда эсминцу «Могадор» оторвало корму, но он каким-то чудом остался на плаву, медленно дрейфуя по акватории. Все было кончено за 15 минут — в 18.1 °Cомервилл приказал прекратить огонь.

И только «Страсбург» среди всеобщей сумятицы, скрытый тучами черного дыма от горящих кораблей и портовых сооружений, незаметно прошел вдоль самого берега вырвался в открытое море. Сомервилл считал, что ни один корабль бывших союзников не сможет выйти в море, поскольку незадолго перед операцией у входа в гавань Орана было выставлено заграждение из магнитных мин, и французы знали об этом. Однако между минным полем и берегом остался свободный проход, шириной в три кабельтовых, которым и воспользовался «Страсбург».

Неожиданно в 18.20 пришло сообщение с самолета-разведчика с «Арк Ройяла»: «Линкор типа „Дюнкерк“ в открытом море. Движется с большой скоростью курсом на восток». Вначале Сомервилл этому просто не поверил. Однако примерно 20 минут спустя второй самолет полностью подтвердил сообщение первого. «Худ» и несколько эсминцев немедленно ринулись в погоню, — но куда там! Французский линкор подвергся двум атакам с воздуха. Первый раз 6 «суордфишей» отбомбились по нему 250 кг «полубронебойными» бомбами. Примерно час спустя еще 5 самолетов с «Арк Ройяла» пытались его торпедировать. Участники обоих налетов божились, что поразили «француза» как минимум одной бомбой и одной торпедой. Тем не менее, в 20.2 °Cомервилл остановил преследование, осознав, что за «Страсбургом» ему не угнаться.

В Александрии ситуация поначалу развивалась в желаемом для англичан направлении. Дипломатический такт и терпение, проявленные Каннингхэмом, поразили офицеров его штаба. Все были уверены, что Годфруа станет действовать соответственно второму варианту. Английский командующий поспешил известить об этом Адмиралтейство, и напрасно. В полдень Каннингхэму принесли пространное письмо, написанное по-французски. После многословных разъяснений своего понимания воинского долга, Годфруа объявил, что он вправе единолично принять решение о разоружении своих кораблей без консультаций с французским правительством. Поэтому он решил затопить свою эскадру в открытом море и просил дать ему 48 часов на подготовку к эвакуации экипажей.

Тогда Каннингхэм направил французскому адмиралу письмо личного характера, в котором убеждал его отказаться от опрометчивых действий. Наконец, в 17.30 английский командующий получил известие, что на французских кораблях начали сливать топливо и свинчивать боеголовки с торпед. Полчаса спустя пришла радиограмма с известием, что эскадра Сомервилла открыла огонь по французскому флоту в Мерс-эль-Керибе. В 20.15 поступило сообщение из Адмиралтейства с припиской Черчилля: «Адмиралтейство в курсе, что на французских кораблях сливают топливо. Сокращение экипажей, особенно старшинского состава, должно начаться немедленно посредством высадки их на берег или перегрузки на транспорты, и завершиться до наступления темноты. Возражения не принимаются».

Эта критика заставила Каннингхэма «скрипеть зубами от ярости». В Лондоне явно были недовольны слишком медленным развитием событий и совершенно не отдавали себе отчета в том, насколько напряженная и взрывоопасная ситуация царила в александрийской гавани. Каннингхэм немедленно собрал флагманов на борту «Уорспайта» и ознакомил их с последними новостями из Лондона и Орана. Он также сообщил им. что намерен принять, по его мнению, единственное правильное на тот момент решение — игнорировать приказ из Лондона. Все, без исключения, с ним согласились.

Ночью Годфруа получил полную информацию о трагедии в Мерс-эль-Керибе. Он прекратил слив топлива и приказал экипажам оставаться на кораблях. Начальник штаба флота Алджернон Уиллис отправился на французский флагман урезонивать Годфруа. У них получился длительный и очень болезненный диалог никакие уговоры или угрозы применения силы не произвели на французского адмирала должного впечатления. Прослышав об ультиматуме, предъявленном французскому флоту в Мерс-элъ-Керибе и получив приказ своего командования выйти в море любой ценой, применив силу, если потребуется, он теперь наотрез отказывался продолжать слив топлива и отпустить матросов со своих кораблей. Теперь Годфруа уже отказывался выйти в море и добровольно затопить свои корабли на глубокой воде. Он кричал, что если ему не позволят выйти из бухты, он станет пробиваться силой, хотя прекрасно понимал, что это приведен: сражению. Он дошел до того, что обещал потопить свои корабли прямо в гавани, если к ним попробуют применить силу, заверяя в то же время, что он сделает это максимально удобным для англичан способом Словом, Годфруа был на грани истерики и едва контролировал свои слова и поступки.

На рассвете 4 июля Каннингхэму доложили, что на французских кораблях расчехляют орудия и разводят пары. Эскадра Годфруа готовилась с боем прорываться в открытое море. Это был самый драматический момент. Буксиры уже начали разворачивать стоявшие на якорях британские линкоры так, чтобы они получили возможность вести стрельбу по французским кораблям полными залпами. Эсминцы и подводные лодки получили приказ выпустить торпеды во французские корабли, если те начнут двигаться к выходу из гавани или откроют огонь.

Однако, несмотря на нервное напряжение предшествующего дня и две бессонные ночи, английский командующий не потерял способности действовать хладнокровно и расчетливо. Он знал, что пройдет 6–8 часов прежде чем французские корабли разведут пары в смогут стронуться с места. По поручению Каннингхэма Ройер Дик быстро набросал текст обращения ко всем французским офицерам и матросам, в котором заклинал их воздержаться от безрассудного кровопролития и сообщал условия сдачи, предложенные английским правительством. Текст обращения несколько раз передали семафором всем французским кораблям. Каждому английскому кораблю Каннингхэм поручил «шефство» над соответствующим французским кораблем с тем, чтобы их командиры и офицеры убедили бывших союзников принять разумное решение.

На рейде Александрии засновали катера и шлюпки. На палубы и мостики французских кораблей высыпали люди. Там начались настоящие митинги. Около полудня Канмингхэм, стоявший все это время на мостике «Уорспайта», увидел, что командиры кораблей французской эскадры собираются на борту их флагманского крейсера. Примерно час спустя английского командующего известили, что Годфруа желает с ним встретиться. Каннингхэм тут же согласился его принять. Адмирал Годфруа, бледный, звенящим от нервного напряжения голосом сообщил, что он вынужден подчиниться превосходящей силе. После этого адмиралы без проблем договорились о порядке слива топлива с французских кораблей, выгрузке боезапаса и списании экипажей на берег.

«Никогда в своей жизни», — писал Каннингхэм, — «я не испытывал такого всепоглощающего чувства благодарности и облегчения, как при заключении этого соглашения, и то же чувство испытал каждый офицер и матрос нашего флота. Мы всей душой стремились избежать любого конфликта с нашими союзниками. Большую роль в предотвращении непоправимого сыграли наши командиры кораблей, побывавшие на французских кораблях».

Все последующие долгие и изнурительные месяцы вице-адмирал Годфруа провел на борту своего флагманского корабля крейсера «Дюкен» в Александрии. Он практически не сходил на берег. Все его помыслы были заняты судьбами Франции и трагедией в Мерс-эль-Керибе. Экипажи кораблей его эскадры были сокращены на 70 %. Вместо ожидаемой деградации по причине вынужденного безделья его матросы и офицеры оставались отлично дисциплинированными и подтянутыми. Позднее представители «Свободной Франции» возводили обвинения на Годфруа, будто он тайком возвращал на корабли механизмы орудий, выгруженные на берег в соответствии с соглашением. Проверка показала, что эти обвинения не имели под собой почвы. После высадки союзников в Северной Африке в ноябре 1942 года Годфруа не пожелал присоединиться к Антигитлеровской коалиции. Возможно, одиночество и бездеятельность в течение двух с половиной лет повлекли за собой определенную зацикленность его ума. Ни уговоры адмирала Генри Харвуда. ни французские эмиссары из Алжира не возымели действия. Видимо, события 3–4 июля 1940 года оставили в его душе слишком глубокий след. «Меры экономического воздействия», предпринятые против его эскадры, только усугубили его упрямство. Однако после окончания войны на родине Годфруа не сочли пособником вишистов и он доживал спокойную и обеспеченную жизнь военного пенсионера на юге Франции.

Вечером 4 июля, когда стало ясно, что проблема французской эскадры в Александрии пришла к благополучному завершению. Каннингхэм получил персональную телеграмму от морского министра и первого морского лорда: «После напряженной и чреватой самыми непредсказуемыми последствиями ситуации ваши переговоры увенчались полным успехом. Мы шлем вам самые искренние поздравления. Премьер-министр также желает, чтобы мы передали вам его поздравления». Действительно, 3–4 июля 1940 года в Александрии Каннингхэм добился блестящего дипломатического успеха, благодаря которому были сохранены жизни тысяч моряков и военные корабли. Он и до того пользовался непререкаемым авторитетом у офицеров штаба Средиземноморского флота, его качества решительного и опытного военачальника ни у кого не вызывали сомнений. Но совершенно неожиданно проявленные им исключительный такт, терпение и несомненный дипломатический талант в переговорах с французским командующим, стали для них полнейшим сюрпризом. «Моральные качества и широта взглядов, проявленные Каннингхэмом в тот момент», — писал Ройер Дик, 4 «впервые позволили нам осознать, что он обладает качествами истинного величия. Конечно, мы знали его как прекрасного военачальника, но он так мастерски решил французскую проблему, что остается только сомневаться, кто еще на его месте смог бы проявить такую выдержку и изобретательность ума, не говоря уже о моральном мужестве проигнорировать приказ свыше. Это было воистину по — нельсоновски».

Дипломатический успех Каннингхэма в Александрии выставил в совершенно противоположном свете, с моральной и политической точки зрения, позицию Черчилля, который буквально заставил Сомервилла расстрелять французские корабли в Мерс-эль-Керибе. Ройер Дик впоследствии утверждал, что «Уинстон никогда не простил Каннингхэму Александрию». Каннингхэм также до конца жизни остался убежденным в своей правоте. Пять лет спустя после окончания войны он писал: «90 % старших морских офицеров, включая меня, считали и продолжают считать Оран страшной ошибкой».

В связи с вышеизложенным возникает вопрос, если Оран являлся «страшной ошибкой», можно ли было ее избежать? Как уже говорилось. Гитлер не собирался настаивать на сдаче Французского военного флота державам-победительницам. Напротив, он стремился максимально смягчить условия перемирия, чтобы не спровоцировать французские корабли перейти на сторону Великобритании. В этом случае особенно ценным приобретением для англичан стали бы новейшие французские эсминцы, чей вклад в противолодочную оборону атлантических конвоев при таком сценарии был бы неоценим. Фактически, Гитлер считал наилучшей альтернативой потопление французского флота. Среди массива документов, открытых после окончания Второй мировой войны, нет ни одного свидетельства, которое бы подтвердило, что Редел или Дениц требовали раздела французского флота или всерьез обсуждали вопрос о возможном укомплектовании французских кораблей немецкими экипажами.

Современные английские историки оправдывают торопливость действий Черчилля и избранный им наиболее жесткий и кровавый вариант решения проблемы французского флота тем, что на тот момент англичанам не были известны истинные намерения Гитлера. Напротив, ходили упорные слухи, будто немцы уже готовятся отправить своих моряков самолетами в Оран, Дакар и Касабланку для укомплектования французских кораблей. Но ведь в британском Адмиралтействе сидели профессионалы и любой из них понимал, что это чистейший нонсенс. Ни один немецкий политик или адмирал, находившийся в здравом уме, не мог требовать включения в состав германского флота французских кораблей вместе с их экипажами. В этом случае они не могли бы на них положиться, как на эффективный и надежный инструмент ведения войны. Для того чтобы укомплектовать четвертый по величине флот в мире своими экипажами, потребовались бы немедленно десятки тысяч обученных матросов, офицеров и старшин. Такого резерва в Германии просто не было.

Зато имеется немало документов, свидетельствующих, что Черчилль намеренно избрал самый кровавый вариант решения этого вопроса. Беседуя с госсекретарем США Корделлом Хэллом в декабре 1941 г… Черчилль обмолвился, что «поскольку многие люди во всем мире считали что Великобритания готова вот-вот капитулировать, он хотел этими действиями (3 июля 1940 г. в Мерс-эль-Кебире. — Д.Л.) показать, что она по-прежнему намеревается сражаться». Некоторые английские историки утверждают, что этот аргумент пришел на ум Черчиллю уже пост-фактум, после событий 1940 г. Но отрывок из неопубликованной автобиографии личного секретаря Черчилля Эрика Сила свидетельствует о том, что этот аргумент довлел над британским премьером с самого начала: «Он был убежден что на американцев произведет впечатление безжалостность в отношении безжалостного врага; и в его понимании, самым важным в нападении на французский флот в Оране будет реакция Америки, поскольку это станет самой ясной демонстрацией того, что мы убеждены в своем намерении сражаться до конца и готовы дойти в этой борьбе до любых пределов. Демонстрация этой безжалостности была, естественно, рассчитана не на англичан, поскольку ему пришлось принуждать к ней своих подчиненных, в особенности, адмиралов, не желавших стрелять в своих бывших товарищей по оружию. Но такова была политика Черчилля; он остался тверд и непреклонен в осознании ее необходимости и всеми силами стремился проводить ее в жизнь».

Таким образом. Оран был «случайной ошибкой», он являлся результатом намеренной политики Черчилля, стремившегося к самой кровавой развязке. В этом-то и заключалась ошибка. Когда в Марсель начали сотнями прибывать гробы с телами погибших военных моряков из Орана, по Франции прокатилась волна возмущения. Германский историк генерал Курт Типпельскирх совершенно прав, утверждая, что при более продуманной пропагандистской политике, Гитлер мог бы извлечь из этой ситуации огромные политические дивиденды. Действия Каннингхэма в Александрии продемонстрировали всему миру, как можно было решить этот вопрос по-другому. Поэтому адмирал Каннингхэм превратился для Черчилля и его последующих апологетов в весьма неудобного свидетеля.

Возьмем самую подробную и обстоятельную биографию Уинстона Черчилля, вышедшую в Англии в 1966–1988 гг. Она насчитывает 8 томов, свыше тысячи страниц каждый. Все они имеют по 2–3 «сопроводительных тома» документов. Ее авторов Мартина Гилберта и Рандольфа Черчилля никак нельзя упрекнуть в торопливости или незнании каких-то факта Событиям в Оране 3–4 июля 1940 г. посвящена целая глава. В ней ни разу не упомянуто имя Каннингхэма, Сказано только, что в Александрии также находилась крупная французская эскадра. Что с ней произошло, куда она потом делась, читатель не узнает, сколько бы он ни вчитывался в соответствующие страницы этого тома.

Потребовалось несколько дней, чтобы сократив экипажи французских кораблей до 30 % комплекта, согласно договоренности. 7 июля 1940 г. остальные отправились домой на французских транспортах. При виде этой картины Каннингхэм испытал громадное облегчение. Теперь его флот мог выходить в море, не испытывая беспокойства по поводу ситуации в Александрии

В те дни британское морское командование более всего беспокоила ситуация на Мальте. Каннингхэм всегда рассматривал сохранение контроля над островом как ключ к победе на Средиземном море, и считал, что его надо удерживать любой ценой. Так находились первоклассные доки для ремонта и профилактики самых больших кораблей, остров был буквально напичкан военно-морской амуницией, запчастями и боеприпасами. Однако с началом войны на Мальте вполне отчетливо обрисовалась перспектива нехватки продуктов питания, если не сказать, форменного голода. В 30-х гг. Мальта являлась одной из самых густонаселенных территорий Европы. В мирное время большинство продуктов питания для гражданского населения доставлялось малыми судами из Италии, Сицилии и Туниса. Более крупные партии при бывали на больших пароходах, разгрузка которых не занимала больше нескольких часов. Это была система, при которой привозимое сразу же потреблялось, и на Мальте отсутствовало оборудование для хранения больших запасов, сделанных впрок.

После консультаций с губернатором, командование Средиземноморского флота решило в качестве первого шага в ближайшее время вывести с острова все «лишние рты». Среди таковых в первую очередь подлежали эвакуации семьи матросов и офицеров военного флота. Нашлось также немалое число коренных жителей, пожелавших найти более безопасное местопребывания. На Мальте в начале июля были сформированы два конвоя. Один быстроходный из трех пассажирских лайнеров с беженцами, а второй тихоходный из четырех пароходов, груженных флотским имуществом, в котором остро нуждалась Александрия.

Поздним вечером 7 июля из Александрии вышли «Уорспайт», «Малайя». «Ройял Соверен», авианосец «Игл», 5 крейсеров и 17 эсминцев. Они собирались принять под свою охрану оба конвоя и сопроводить их в Александрию. Примерно за сутки до того из Неаполя в Бенгази вышли 5 больших итальянских транспортов с важными грузами для армии в Ливии, включая танки и горючее. Переход этого конвоя обеспечивала огромная эскадра в составе линкоров «Джулио Чезаре», «Конте ди Кавура», 16 крейсеров и 32 эсминцев, под началом самого командующего флотом Анджело Кампиони.

8 июля, вскоре после 8 утра Каннингхэм получил донесение с подводной лодки «Феникс», что в 5.15 она заметила два линейных корабля и 4 эсминца противника примерно в 200 милях к востоку от Мальты и 220 милях к северу от Бенгази. Итальянские корабли двигались в южном направлении, из чего Каннингхэм предположил, что они прикрывают важный конвой, идущий в Ливию. В тот момент его корабли находились к югу от Крита и двигались в северо-западном направлении со скоростью 20 узлов — предел, на который были способны старые немодернизированные линкоры «Ройял Соверен» и «Малайя».

Этот переход британского Средиземноморского флота в корне отличался от той мирной экскурсии, которую он проделал всего месяц тому назад, сразу после вступления Италии в войну. В течение всего дня 8 июля английские корабли подвергались массированным атакам итальянских бомбардировщиков, действовавших с Додеканезских островов. Самолеты противника работали на больших высотах, оставаясь почти недосягаемыми для корабельных зениток и практически невидимыми. Подчас первым признаком очередной воздушной атаки становился пронзительный свист падавших бомб. Такая тактика итальянской авиации держала экипажи кораблей в постоянном нервном напряжении.

Ближе к вечеру итальянская бомба угодила в мостик «Глочестера», в результате чего были убиты командир корабля капитан I ранга Ф.Р.Гарсайд и еще 17 офицеров и матросов. После этого крейсером и его артиллерией пришлось управлять с кормового поста.

Англичанам очень скоро пришлось убедиться, что у итальянцев имеются несколько эскадрилий, специально подготовленных для борьбы с кораблями. Их авиаразведка оказалась в высшей степени эффективной, и лишь в очень редких случаях ей не удавалось обнаружить английские корабли в море и доложить об их местонахождении. После обнаружения бомбардировщики неизменно появлялись по истечении 1–2 часов. Атаки они осуществляли на отличном уровне, с высоты примерно 4000 м. не обращая внимания на плотный зенитный огонь кораблей. Точность их бомбометания неизменно оставалась высокой. Англичанам очень везло, если удавалось избежать попаданий.

Во время описываемой операции «Уорспайт» 6 эсминцев сопровождения подверглись атакам 35 раз за 4 дня, при этом на них сбросили свыше 400 бомб. Каннингхэму особенно запомнился налет 12 июля, на обратном пути в Александрию, когда 24 тяжелых авиабомбы упали справа по борту линейного корабля, и еще дюжина слева, — все в пределах 200 метров. Другим кораблям пришлось испытать то же самое. Каннингхэм видел, как шедший в параллельной колонне крейсер «Сидней» полностью исчез из вида за лесом водяных столбов, каждый высотой с церковный шпиль. Когда он снова появился в поле зрения, адмирал приказал послать ему запрос: «С вами все в порядке»? На что последовал неуверенный ответ: «Вроде бы да».

Каннингхэм утверждал, что в первые месяцы войны работа итальянских бомбардировщиков на больших высотах была самой лучшей, какую ему когда-либо приходилось видеть, гораздо лучше, чем у немцев. Во время их налетов моряков не покидало ощущение, будто они голые и беззащитные. Позднее, когда корабельные зенитчики поднабрались опыта, а отлично обученные эскадрильи Региа Аэронотика стали нести потери от истребителей британской палубной авиации, работа итальянских ВВС над морем ухудшилась.

В 15.10 8 июля летающая лодка с Мальты доложила о двух линейных кораблях, 6 крейсерах и 7 эсминцах противника, идущих в южном направлении, примерно в 100 милях к юго-западу от Бенгази. Часом позже они развернулись и пошли курсом на север. Эта информация вкупе с интенсивными бомбежками создала у англичан впечатление, что итальянцы хотят их отвлечь от центральной части Средиземного моря и что обнаруженные корабли прикрывают важный конвой, следующий в Африку. У англичан имелся шанс отрезать их, поэтому Каннингхэм решил временно отложить операцию по сопровождению конвоев и повел свою эскадру на предельной скорости в направлении Таранто, чтобы оказаться между противником и его базой.

Ночь прошла без приключений. На рассвете 9 июля «Игл» выслал 3 самолета на разведку. Однако только в 7.30 еще одна летающая лодка с Мальты донесла, что флот противника находится примерно в 145 милях прямо по курсу английской эскадры. На сей раз оценка итальянских сил английским пилотом была почти абсолютно точной: 2 линкора, от 16 до 18 крейсеров, от 25 до 30 эсминцев. Они двигались очень растянутым ордером на обширной акватории.

К полудню расстояние между двумя флотами сократилось до 90 миль. В 11.45 с «Игла» поднялись 9 торпедоносцев для атаки кораблей противника. Однако расстояние в 90 миль все же оказалось слишком большим, чтобы пилоты смогли рассчитать правильный курс. В какой-то момент итальянцы повернули на юг и пошли фактически в обратном направлении. «Суордфиши» обнаружили только одиночный крейсер и атаковали его. Хотя английские пилоты утверждали, что добились одного попадания, в действительности все их торпеды прошли мимо.

Около 13.40 итальянские корабли вновь повернули на север. С этого момента оба флота быстро двигались навстречу друг другу. Для англичан ситуация складывалась далеко не идеальная. «Это был не тот момент, который бы я выбрал для сражения», — вспоминал Каннингхэм. Но другой момент мог и не представиться.

Английский адмирал располагал только 4 боеспособными крейсерами против 16 итальянских. К тому же все английские крейсеры были легкими, вооруженными 152 мм пушками, и имели в бомбовых погребах только половину боезапаса. Среди итальянских крейсеров имелось несколько тяжелых с 203 мм артиллерией главного калибра. К тому же ордер англичан оказался сильно растянутым. Первыми шли 4 легких крейсера Джона Тови. Флагманский «Уорспайт» отставал от них на 10 миль. Он шел с максимально возможной для него скоростью — 24,5 узла. Еще в 10 милях у него за кормой, прикрытые 9 эсминцами, тащились тихоходные «Малайя» и «Ройял Соверен», которые были не в состоянии выдать и 20 узлов. Примерно в 10 милях слева по борту от «Уорспайта» шел авианосец «Игл» с 2 эсминцами. Подбитому «Глочестеру» Каннингхэм приказал покинуть колонну крейсеров и присоединиться к авианосцу. При таком растянутом порядке существовала опасность, что соединения англичан начнут втягиваться в бой с превосходящими силами противника поочередно, и они успеют «смолотить» одного за другим, прежде чем британские корабли сомкнутся в монолитный ударный кулак. Но Каннингхэм был убежден, что итальянцы на такие подвиги не способны и потому решил рискнуть.

Стоял отличный летний денек, какие обычно бывают в июле на Средиземном море. С северо-запада дул легкий бриз, на море было небольшое волнение, по небу двигались тонкие перистые облака. Видимость составляла от 15 до 20 миль. В 14.27 с «Ориона» и «Нептуна» увидели эсминцы и крейсеры противника. В 15.08 капитан 1 ранга Рори О'Коннор на «Нептуне» заметил итальянские тяжелые корабли. Его крейсер стал британским кораблем на Средиземном море со времен Нельсона, поднявшим сигнал: «Линейный флот противника в пределах видимости». 6 минут спустя колонна 4 итальянских тяжелых крейсеров открыла огонь из 203 мм орудий. 4 крейсера Тови немедленно им ответили.

В бой быстро втягивались остальные крейсеры противника. «Орион», «Нептун», «Ливерпуль» и «Сидней» вскоре попали под сосредоточенный огонь 16 итальянских крейсеров. Хотя Тови великолепно управлял своими кораблями, его эскадра оказалась в чрезвычайно затруднительной ситуации. Им пришлось бы совсем плохо, но в 15.26 перекрывая грохот канонады, над морем прокатился гром залпа 15-дюймовых орудий: с дистанции 25 км по итальянским крейсерам открыл огонь «Уорспайт». Каннингхэм, стоявший на мостике, с удовлетворением наблюдал четкую работу артиллеристов. Им потребовалось всего 4 минуты, чтобы разогнать легкие силы противника. Попав под меткие залпы «Уорспайта», итальянские крейсеры отвернули и поставили дымовую завесу.

«Уорспайт» описал полный круг, чтобы дать время подтянуться к месту боя «Малайе». Флагману пришлось дать еще несколько залпов по итальянским крейсерам, которые попытались обогнуть английскую эскадру с востока и напасть на «Игл». Наконец, из дымовой завесы показались итальянские линкоры. В 15.53 «Джулио Чезаре» и «Конте ди Кавур» открыли огонь по «Уорспайту» с дистанции 26,4 км. Итальянские залпы ложились кучно, самый удачный из них упал при мерно в двух кабельтовых слева по борту от британского флагмана. Однако «Уорспайт» стрелял лучше. Его залпы раз за разом накрывали цель. Через 7 минут после начала дуэли тяжелых кораблей, ровно в 16.00 Каннингхэм увидел огромную оранжевую вспышку взрыва у основания дымовой трубы флагманского корабли противника. За ним последовал выброс дыма, из чего английский адмирал заключил, что артиллеристы «Уорспайта» добились удачного попадания.

850 кг снаряд снес часть вспомогательной артиллерии «Джулио Чезаре» и, пробив верхнюю палубу позади второй дымовой трубы, взорвался во внутренних помещениях, перебив 115 человек. Скорость хода итальянского линкора упала с 27 до 18 узлов. Каннингхм остался верен своей нелюбви к артиллеристам, тут же объявив это попадание «чистой случайностью». Однако его оказалось достаточно, чтобы у итальянского адмирала окончательно сдали нервы. Линкоры противника отвернули и под прикрытием дымовой завесы пустились наутек.

Сделав в общей сложности 17 залпов, в 1604 «Уорспайт» прекратил стрельбу, поскольку весь горизонт на западе затянуло густой дымовой завесой, пол и остью скрывшей итальянские корабли. «Малайя» успела пострелять дважды, сделав по 4 залпа. Для «Ройала Соверена», прибывшего к «шапочному разбору», достойной цели уже не нашлось. По следу итальянских линкоров на полной скорости радостно устремились английские эсминцы. Чуть позже они попали под интенсивный огонь крейсеров противника, а еще несколько минут спустя они вместе с крейсерами Тови завязал бой с итальянскими эсминцами. Водную гладь то тут то там прорезали дорожки от выпущенных торпед, но атаки итальянских эсминцев выглядели какими-то не решительными и не достигли цели.

Самолет с «Уорспайта», поднявшийся в воздух во время сражения, вился над флагманским корабле противника и держал англичан в курсе происходящего. Летчик передал немало интересных сообщений включая и то, что флот противника находится в со стоянии полной неразберихи и замешательства, и что все боевые единицы на полной скорости уходят на запад и юго-запад, в направлении Мессинского пролива и Аугусты. Он сообщил, что только к 18.00 итальянцам удалось привести себя в порядок, причем этого времени они подверглись атаке собственны бомбардировщиков.

Около 17.00 эскадра Каннингхэма обошла дымовую завесу с наветренной стороны, но к тому времени итальянские корабли уже исчезли из вида. Между тем, в дело пошла итальянская авиация. Между 16.40 и 19.25 англичанам пришлось выдержать серию массированных атак крупных соединений бомбардировщиков. Главными целями, по всей видимости, были назначены «Игл» и «Уорспайт», поскольку каждый из них подвергся атакам 5 раз — больше чем любой другой корабль. Временами флагманский линкор полностью исчезал за огромными всплесками от падавших бомб и появлялся, словно из темного густого леса водяных деревьев. Каннингхэм особенно беспокоился за старые корабли — «Ройял Соверен» и «Игл», — имевшие недостаточно хорошее горизонтальное бронирование. Удачно сброшенная пачка авиабомб запросто могла отправить на дно любой из них.

С учетом всех обстоятельств, сражение у Калабрии прошло для англичан вполне успешно. Если бы итальянцы распланировали свои атаки лучше и задействовали в них все виды оружия, которыми располагали, для британского Средиземноморского флота этот бой мог обернуться большими потерями. По сути дела, противникам Каннингхэма не хватало только одного — решительности и воли к победе. Единственное попадание 15-дюймовым снарядом с «Уорспайта», которое, судя по причиненным повреждениям, имело скорее психологическое воздействие, полностью выбило их из колеи. Таковы были итоги первого крупного боевого столкновения английского и итальянского флотов.

К 17.35 эскадра Каннингхэма находилась всего в 25 милях от побережья Калабрии. Поскольку никакой надежды возобновить сражение с противником до того как он достигнет Мессинского пролива не оставалось, англичане взяли курс на юг, к Мальте. Комендант Мальты получил сообщение задержать выход конвоев в Александрию. Однако узнав, что флот вступил в сражение, он мудро рассудил, что итальянцам некогда будет гоняться за конвоями, и поздним вечером 9 июля отправил быстроходный конвой из 3 лайнеров с эвакуированными в сопровождении 4 эсминцев.

Утром 11 июля флот подошел к Мальте, после чего его соединения разделились. Командующий на «Уорспайте» с 4 эсминцами немедленно ушел в Александрию, поскольку ему нужно было обязательно принять участие в важном совещании командующих британскими вооруженными силами на Ближнем Востоке в Каире. Остальные корабли под командованием контр-адмирала Придхэм-Уиппелла двинулись обходным маршрутом, сопровождая конвой тихоходных транспортов. На пути в Александрию английские корабли вновь подверглись нещадным бомбежкам. Все внимание итальянцев было приковано к военному флоту тихоходному конвою. В результате они полностью «проморгали» быстроходный конвой, вывозивший с Мальты людей. Это обстоятельство очень порадовало Каннингхэма, поскольку на одном из кораблей находились его жена и две племянницы. Конвой благополучно прибыл в Александрию в 9.00 13 июля. «Уорспайт» пришел за три часа до этого.

Каннингхэм поселил жену и племянниц на квартире в 6 милях от Александрии, откуда они могли только слышать разрывы бомб и стрельбу зениток во время налетов на город. Надо заметить, что итальянская авиация упорно бомбила только александрийский порт. Когда же на Средиземном море появились эскадрильи Люфтваффе, они нещадно бомбили весь город, особенно арабские кварталы, густо населенные местными жителями. В первые месяцы войны с Италией ПВО Александрии оставляла желать много лучшего. Адмирал Тови вспоминал, как во время одного из ночных налетов какая-то зенитная пушка на берегу дала длинную очередь трассирующими снарядами, которая прошла абсолютно горизонтально, прямо над палубой «Уорспайта». В ответ на немой вопрос командующего один из офицеров штаба пояснил, что египетский зенитный расчет, по всей видимости, хочет таким способом поднять англичанам боевой дух. Каннингхэм хмыкнул и раздраженно проговорил: «Моему моральному духу от этого мало пользы. Если так пойдет и дальше, то мне, пожалуй, придется носить сковороду на заднице».

По прибытии в Александрию Каннингхэм составил подробное послание первому морскому лорду с разбором сражения у Калабрии и сделанными из него выводами. Одна из наиболее серьезных проблем заключалась в том. что из 3 престарелых линкоров Средиземноморского флота только «Уорспайт» прошел капитальную модернизацию и потому оказался единственным крупным кораблем, способным вести сражение на дистанции, с которой итальянские линкоры и крейсеры с 8-дюймовыми орудиями накрывали английские корабли совершенно свободно. Ни «Малайя», ни «Ройял Соверен» в ходе сражения не смогли накрыть цель. Каннингхэм просил прислать «хотя бы еще один корабль, способный вести бой на хорошей дистанции». Он также указал на нежелательность участия не модернизированных линкоров в дневных сражениях с флотом противника вблизи его берегов по причине господства в воздухе вражеской авиации. В связи с последним обстоятельством флот нуждался в современном авианосце с бронированной палубой типа «Илластриес», а также в крейсерах ПВО типа «Карлисл». Престарелый «Игл» имел на борту всего 22 самолета, и среди них ни одного истребителя.

Наконец, 9 июля 4 легким крейсерам Тови пришлось сражаться против 6 или 7 крейсеров с 8-дюймовыми орудиями, не считая 4 или 5 легких крейсеров. Поэтому желательно заполучить хотя бы 2 тяжелых крейсера на Средиземном море. Каннингхэм писал, что он предпочел бы «Йорк» и «Экзетер», которые имели водоизмещение по 8.400 т., скорость хода — 32 узла, и были вооружены шестью 8-дюймовыми пушками.

По сравнению с этим почти что пессимистическим донесением, сообщения пропаганды противника о сражении у Калабрии выглядели полной противоположностью. Итальянское радио в специальном выпуске новостей 10 июля объявило: «9 июля наш самолет и подводные лодки обнаружили в восточной части Средиземного моря три группы боевых кораблей противника, шедших в западном направлении. В результате энергичных атак нашей авиации несколько вражеских кораблей получили попадания, вызвавшие пожары. Один из них затонул». Несколько дней спустя английские матросы в Александрии громко хохотали над добытой где-то итальянской газетой. На первой странице красовалась большая фотография, запечатлевшая «Ройял Соверен». Старый дредноут изрыгал из трубы клубы черного дыма, тщетно пытаясь нагнать ушедшую далеко вперед эскадру. Подпись под фотографией гласила: «Горящий британский линкор».

Венцом же пропагандистских усилий держав Оси стал официальный бюллетень, зачитанный по Римскому и Берлинскому радио: «Победоносное морское сражение близ берегов Италии является крупнейшей морской битвой войны и, возможно, самым решающим боем на море всех времен, достойным стоять в одном ряду с величайшими достижениями Венецианской и Генуэзской республик, выметших варваров с континентальных морей. Отныне „Маре Нострум“ есть не риторическое выражение, но свершившийся факт. Британскому господству на Средиземном море положен конец».

Вскоре англичане преподали итальянскому флоту очередной урок морального превосходства. 18 июля небольшая эскадра, состоявшая из легкого крейсера «Сидней», под командованием капитана I ранга Дж. Коллинза, и 5 эсминцев 2-й флотилии, вышла из Александрии в Эгейское море для операций против итальянского судоходства в районе Додеканезских островов. По прибытии в район боевых операций английские корабля разделились. «Сидней» в сопровождении одного эсминца направился к побережью Греции в надежде повстречать там итальянские пароходы. 4 эсминца под командованием капитана III ранга Г.А.Николсона занялись поиском подводных лодок вдоль северного берега Крита.

На рассвете следующего дня эсминцы Николсона, находившиеся у северо-западной оконечности Крита, обнаружили два итальянских легких крейсера, идущих с запада. Они послали сообщение «Сиднею», находившемуся всего в 45 милях к северу, и стали поспешно уходить навстречу своему крейсеру. Итальянские крейсеры «Джиовани делла Банде Нере» и «Бартолмео Коллеони» немедленно погнались за ними на полной скорости, открыв по английским эсминцам интенсивный огонь. «Сидней» немедленно повернул им навстречу, увеличив ход до полного.

Каннингхэм, получавший их радиограммы в Александрии, «сидел как на иголках». Командующий переживал, что итальянские корабли могут оказаться тяжелыми крейсерами, и тогда «Сиднею» с эсминцами придет верный конец. Но даже в реальности техническое соотношение сил обстояло для англичан не лучшим образом. Итальянские крейсеры были практически идентичны «Сиднею» по водоизмещению (7500 т.) и вооружению (восемь 152 мм орудий в 4 башнях) и превосходили его по скорости хода (36,5 узлов против 32уз лов). После сообщения диспозиции на 2 часа воцарилось мертвое радиомолчание.

Несмотря на двукратное превосходство против ника в артиллерии, «Сидней» без колебаний вступили в бой с двумя итальянскими крейсерами. После продолжительной артиллерийской дуэли «Бартолмео Коллеони» получил попадание в машинное отделение и остановился намертво. «Сидней» погнался за вторым крейсером, но тот, пользуясь преимуществом в скорости, сумел оторваться. К тому же английские корабли расстреляли почти весь боезапас. Эсминцы добили «Коллеони» торпедами и принялись вылавливать из воды утопающих. В общей сложности они подобрали 545 матросов и офицеров. Итальянские самолеты, заставшие их за этим занятием, отбомбились по ним без колебаний Но безрезультатно. За этот блестящий бой, показавший блестящую боевую выучку австралийского экипажа, Коллинза представили к Ордену Бани, а Николсон получил наградную планку к своему ордену «За Отличную Службу».

Получив сообщение об этом бое часть флота вышла из Александрии и произвела поиск в северо-западном направлении, поскольку существовала вероятность, что второй итальянский крейсер пойдет в Тобрук. На рассвете 20 июля 6 торпедоносцев с «Игла» совершили налет на гавань Тобрука. Крейсер там не обнаружился, но они подожгли танкер и два малых судна. Английская палубная авиация уже атаковала Тобрук ранее, том же месяце, потопив 2 эсминца и 2 торговых судна. После второго налета итальянцы прекратили использовать Тобрук в качестве пункта снабжения своей армии и базы для легких сил флота.

На совещании командующих вооруженными силами на Ближнем Востоке, проходившем в Каире, Каннингхэм узнал, что итальянцы в Ливии по-прежнему не проявляют активности, но они немного продвинулись в Южном Судане и захватили Кассалу, прервав тем самым железнодорожное сообщение между Гедарефом и Порт-Суданом. Само по себе это не означало ничего серьезного. В Африке, к югу от Египта военные действия прекратились из-за дождей, но генерал Уэйвелл пообещал, что в августе вверенные ему войска должны добиться определенных успехов. Переживания Каннингхэма по поводу судоходства в Красном море вдоль берегов Эритреи оказались абсолютно беспочвенными. Конвои проходили регулярно и без особого риска, благодаря отличной работе ВВС, которые оказались в состоянии оградить их от воздушных налетов на этом крайне уязвимом участке. Итальянские эсминцы и подводные лодки в Массаве находились в состоянии полной летаргии.

Что касается Средиземноморского флота, то его не удовлетворяла ситуация в воздухе. Летающие лодки действовавшие с Мальты и из Александрии делали все от них зависящее, но их было слишком мало. В результате, огромная акватория оставалась без осмотра. К тому же летающие лодки являлись не тем типом самолетов, которым можно было поручать разведку вблизи берегов и портов противника. Для этого они оба слишком медлительны и слишком уязвимы. Итальянцы, напротив, имели полную информацию обо всех передвижениях английского флота. Стоило соединению кораблей покинуть Александрию, как над ними нависал самолет-разведчик противника, а через час или два появлялись бомбардировщики.

Флот практически не имел истребительного прикрытия. Хороших истребителей дальнего действия у англичан в Африке попросту не было, хотя ВВС делали все от них зависящее, чтобы обеспечить прикрытие флоту вблизи берегов. Временами армейские истребители попросту не желали воевать над морем. Однако на присылку истребителей из метрополии в тот период никто особо не надеялся. Битва за Англию только начиналась игам на счету был каждый самолет. Только 12 августа 1940 г. старый авианосец «Аргус» доставил на Мальту несколько истребителей.

В Александрии англичане закончили строительство берегового аэродрома, где могла разместиться морская авиация берегового базирования. Этот аэродром располагался в 8 милях к западу от города. Когда «Игл» стоял в бухте, 3 или 4 из его «суордфишей» работали с передового аэродрома ВВС. Их задача заключалась в нанесении ударов по итальянскому судоходству на подходах к Тобруку и другим портам на побережье Киренаики в пределах их досягаемости. В июле — августе торпедоносцам удалось осуществить серию отличных и результативных атак. В тот период экипажи английской палубной авиации не имели покоя ни в походе, ни на стоянке. Остаток июля прошел вполне спокойно. Флот не предпринимал каких-либо крупных операций, хотя крейсеры и эсминцы постоянно выходили в море. Во время одной из таких вылазок «Ливерпуль» получил попадание тяжелой авиабомбой в районе мостика, которая, по счастью, не взорвалась.

На Средиземное море начали прибывать новые подкрепления. Каннингхэм неоднократно жаловался первому морскому лорду на большие потери подводных лодок. До 1 августа, т. е. менее чем за два месяца с начала войны с Италией, английский флот потерял 5 субмарин. Вскоре в Александрию начали прибывать нз английских баз в Китае подводные лодки типа «О». «R» и «Р». Однако такая «подмога» Каннингхэма отнюдь не обрадовала, поскольку они представляли собой крупные подводные корабли с надводным водоизмещением в 1.475 т. Они явно были слишком велики, слишком стары, а их изношенные силовые установки производили слишком много шума, чтобы успешно действовать в Средиземном море. Молодые командиры этих субмарин проходили подготовку в мутных водах близ китайского побережья и не вполне осознавали, с какой легкостью их крупные и неповоротливые корабли могли быть обнаружены с самолета даже на приличной глубине в чистых и прозрачных водах Средиземного моря. Однако некоторые из них быстро приспособились к новым условиям, как командир «Партиана», капитан-лейтенант М.Дж. Раймингтон, который уже несколько месяцев спустя «сидел у итальянцев в печенках».

С началом войны на Средиземном море сразу же дало себя знать отсутствие необходимой ремонтной базы в Александрии. Только портсмутский плавучий док, доставленный туда незадолго до начала войны с Италией, мог принимать корабли длиной свыше 200 метров, и он же оставался единственным на Средиземном море под английским контролем. Воды Александрии славились тем, что в них днища кораблей особенно быстро обрастали морской растительностью и ракушками, а это, естественно, вело к снижению скорости хода. Докование тяжелого корабля представляло собой сложное мероприятие, требовавшее полной выгрузки боезапаса, не говоря уже о топливе. Эти работы постоянно прерывались из-за налетов. Египетские портовые рабочие наотрез отказывались работать под бомбежками. В конце июля Каннигхэм сообщил в Адмиралтейство, что при таком положении вещей, ему придется перенести часть этих работ в Порт-Саид и Суэц, где имелась ремонтная база для обслуживания малых кораблей. Если большому Александрийскому плавучему доку суждено было быть разбомбленным. Каннингхэм мечтал только об одном — чтобы в нем в тот момент не стоял линейный корабль. Что делать, если линкору или крейсеру потребуется капитальный ремонт, командующему не хотелось даже думать.

Все же в безлунные августовские ночи англичанам удалось отремонтировать «Уорспайт» и «Малайю», что в тех условиях Каннингхэм считал большим достижением. В целом, крупные корабли Средиземноморского флота находились в плачевном состоянии. Во время операций на «Малайю» нельзя было положиться по причине постоянных поломок холодильников. Котлы «Рэмиллиса» и «Ройял Соверена», прослужившие без малого 25 лет, практически пришли в негодность. Тяжелый крейсер «Кент» также страдал от хронических поломок конденсаторов. Фактически, перечисленные корабли нуждались в капитальном ремонте. Следует признать, что Каннингхэм нещадно эксплуатировал вверенные ему боевые единицы и очень неохотно соглашался на временное изъятие кораблей из состава флота, даже для самого короткого профилактического ремонта. Контр-адмиралу Артуру Пауэру с большим трудом удавалось убеждать командующего, что современные корабли, в техническом отношении, гораздо более сложные и деликатные создания, нежели маленький, работающий на угле «Скорпион», которого Каннингхэм любил всем ставить в пример.

В августе 1940 года обе противоборствующие стороны активизировали свои действия. Хотя итальянцы на ливийском фронте не демонстрировали признаков готовности к серьезным операциям, бои местного значения там не прекращались. Каннингхэма, как человека, имевшего большой опыт взаимодействия армии й флота в предыдущей войне, очень удивлял тот факт, почему итальянцы, имея фланг, упиравшийся в море и владея прибрежной дорогой, не привлекали к содействию военные корабли. В августе на одном из совещаний в Каире он предложил нанести удар по приморскому флангу противника тяжелой артиллерией флота. Операция была тщательно спланирована и подготовлена. Планировалось, что «Уорспайт», «Малайя», «Рэмиллис» и тяжелый крейсер «Кейт», недавно присоединившийся к флоту, подвергнут обстрелу Бардию — маленький порт, через который поступало снабжение для итальянской армии, и форт Капуццо — укрепленный пункт неподалеку от Саллума. Командование ВВС обещало обеспечить флоту истребительное прикрытие на обратном пути в базу.

Все прошло в соответствии с планом. Бардия и Капуццо подверглись 20-минутному прицельному обстрелу, за время которого флот осыпал их целым градом снарядов, калибром от 152 до 381 мм. Зрелище было впечатляющим и результаты ему соответствовали. Как и ожидалось, когда корабли легли на обратный курс в направлении Александрии, в большом числе появились бомбардировщики «савойя». 12 из них тут же были сбиты армейской авиацией, что весьма порадовало всех моряков, успевших столько натерпеться от итальянских ВВС. Неделю спустя, в ночь с 22 на 23 августа хороший успех выпал на долю британской палубной авиации. Три торпедоносца «суордфиш» с «Игла» совершили очередной налет на Тобрук. В бухте они обнаружили итальянскую плавучую базу. С одного борта к ней пришвартовался эсминец, а с другого — подводная лодка. Еще одна большая субмарина стояла за кормой. Атаковав с трех сторон эту связку, английские самолеты потопили все четыре корабля.

Однако противник взял реванш на суше. 3 августа итальянцы вторглись в британский Сомали. Силы англичан оказались слишком малы, чтобы сдержать их. После упорных боев корабли Ост-Индской эскадры забрали все войска в Бербер, за исключением так называемого «Верблюжьего корпуса», который пришлось расформировать. Оккупация противником Британского Сомали имела серьезные последствия для ситуации на море. Итальянцы появились на южном фланге жизненно важного маршрута британских конвоев через Аденский залив в Красное море. И хотя они извлекли мало пользы из своего преимущества, верховное командование в метрополии сочло ситуацию, сложившуюся в Африке и на Средиземном море, нетерпимой.

Еще в конце июля Каннингхэм получил очередное письмо от первого морского лорда, содержавшее хорошие новости о том, что вскоре Средиземноморский флот получит большое подкрепление. В том числе, прошедший модернизацию линкор «Вэлиент», крейсеры ПВО «Калькутта» и «Ковентри», а также новейший авианосец «Илластриес» с бронированной полетной палубой, несущий помимо прочих самолетов истребители «фулмар», вооруженные 8 пулеметами. Позднее, в связи с неблагоприятной обстановкой на фронтах в Африке, в дело вмешался Черчилль. Он потребовал отправить вместе с боевыми кораблями 4 больших транспорта с грузами и снаряжением для армии Уэйвелла. и вести этот конвой не вокруг Африки, а прямиком через Средиземное море. В числе прочих грузов на транспортах находилось большое число грузовиков и 50 танков «матильда», из которых планировалось сформировать отдельную бронетанковую бригаду.

Намерение Черчилля встретило ожесточенное противодействие со стороны первого морского лорда, Паунд «с пеной у рта» доказывал, что присутствие четырех 16-узловых транспортов поставит под угрозу всю операцию. Как только эта армада войдет в Средиземное море, итальянцы сразу поймут, что она движется в направлении Мальты. У противника будет 2 полных дня, чтобы как следует подготовиться к встрече с английской эскадрой у берегов Сицилии. Боевые корабли окажутся «привязанными» к медлительным транспортам и не смогут избежать атак итальянских эсминцев и торпедных катеров, не говоря уже об авиации. Вставил свое слово и Уэйвелл, находившийся в тот момент в Англии. Он заявил, что предпочитает получить свои грузовики и танки «на 3 недели позже, чем их утопят в море».

Но Черчилль безапелляционно отверг их аргументы. Уэйвеллу он указал на настоятельную необходимость скорейшей доставки бронетанковой бригады в Африку с тем, чтобы упредить готовящееся итальянское наступление на Египет. Паунду премьер-министре неподражаемым апломбом объяснил, что «военные корабли на то и сделаны, чтобы ходить под обстрелом». В отчаянии Паунд настоял на том, чтобы запросить мнение Каннингхэма, в надежде, что последний его поддержит. Каннингхэму затея Черчилля не очень понравилась. Присутствие транспортов могло поставить под угрозу всю операцию. Итальянцам ничего не стоило собрать в кулак все свои силы и постараться воспрепятствовать проходу конвоя мимо Сицилии. При таком сценарии Средиземноморский флот получил свои подкрепления в лучшем случае в поврежденном состоянии. Прохождение мимо Сицилии представлялось весьма рискованным, поскольку пролив был плот но заминирован, а протяженность и точное местоположение минных полей англичанам установить не уда лось. Всего за неделю до запроса из Лондона на итальянских минах близ мыса Бон подорвался и затонул эсминец «Хостайл». Не следовало забывать, что при переходе от Гибралтара до Александрии всегда требовалась дозаправка эсминцев, а то и линейных кораблей на Мальте. Это означало, что встречающей эскадре придется провести целый день к югу от Мальты, ожидая пока прибывшие корабли заправятся.

11 августа Каннингхэм направил в Лондон обстоятельный ответ. Он не исключал возможности успешного прорыва транспортов, хотя и признавал, что их всех могут потопить. Одним словом, наверняка ничего утверждать нельзя, пока не попробуешь воплотить эту идею на практике. В конечном итоге Черчилль сдался.

Транспорты с грузовиками и бронетехникой вышли из Англии 22 августа. 26-го они уже находились на траверзе Гибралтара. Все это время вопрос об их прорыве через Средиземное море оставался открытым: если Уэйвелл сигнализирует, что итальянцы начали наступление на Египет, им надлежало поворачивать в Гибралтарский пролив и идти прямиком в Александрию. Однако Уэйвелл такого сигнала не подал, и конвой отправился дальним маршрутом вокруг Мыса Доброй Надежды. Что касается боевых кораблей, то они, выйдя 30 августа из Гибралтара, двинулись коротким путем — через Средиземное море. Как и обещал Паунд, в подмогу Каннингхэму шли авианосец «Илластриес», линкор «Вэлиент», крейсеры ПВО «Ковентри» и «Калькутта», в сопровождении 9 эсминцев. От Гибралтара их сопровождало соединение «Н» под командованием Сомервилла в составе линейного крейсера «Ринаун», авианосца «Арк Ройял», тяжелого крейсера «Шеффилд» и 7 эсминцев. У южной оконечности Сардинии кораблям Сомервилла надлежало лечь на обратный курс. Остальные должны были ночью самостоятельно пройти самый опасный отрезок пути — узкое место между Сицилией и африканским берегом. Флот Каннингхэма встречал подкрепления к востоку от Сицилии, в районе между Мальтой и Пантеллерией. Всю эту комбинацию назвали операция «Хэтс».

30 августа британский Средиземноморский флот в полном составе вышел из Александрии для участия в означенной операции. Вместе с боевыми кораблями на Мальту отправился первый конвой в составе 2 грузовых судов и танкера. Южнее Крита медлительный конвой, шедший отдельно в сопровождении 4 эсминцев, подвергся массированной бомбежке. Самый крупный из транспортов — «Корнуэлл», — получил очень неприятное попадание. Взрывом тяжелой авиабомбы ему оторвало кормовую оконечность вместе с двумя пушками, стоявшими на верхней палубе, и рулевыми лопастями. От взрыва боезапаса начался пожар, распространившийся в один из трюмов. Казалось, что «Корнуэллу» пришел конец, но его экипаж проявил завидное присутствие духа. После упорной борьбы с огнем морякам удалось локализовать пожар. Капитан Ф.К.Претти просигналил, что он сможет управлять кораблем одними винтами и держать скорость хода наравне с остальным конвоем.

Вечером 31 августа, вначале самолет-разведчик «Игл», а затем подводная лодка, доложили об обнаружении в открытом море итальянского флота, всего в 130 милях к северо-востоку. 2 линкора, 7 крейсеров и 8 эсминцев шли юго-восточным курсом, т. е. сближались с английской эскадрой. По причине наступавшей темноты и дальности расстояния, высылать в атаку самолеты-Торпедоносцы было уже слишком поздно. Каннингхэм расположил свой флот таким образом, чтобы прикрыть конвой в течение ночи. Он очень надеялся, что с рассветом сможет навязать противнику сражение.

Однако на следующее утро итальянскую эскадру обнаружить не удалось. Только к вечеру летающая лодка с Мальты доложила, что корабли противника входят в залив Таранто. По всей видимости ночью итальянский адмирал принял решение возвратиться на базу. Операция «Хэтс» прошла по плану. В 9.00 2 сентября появились «Илластриес», «Вэлиент», «Ковентри», «Калькутта» и эсминцы. Их прибытие означало существенное увеличение возможностей британских военно-морских сил в восточной части Средиземного моря. Присутствие большого авианосца обеспечивало флоту истребительное прикрытие во время похода. Не лишним был и защитный зонтик зенитной огневой мощи двух крейсеров ПВО. Наконец. Каннингхэм получил два корабля («Вэлиент» и «Илластриес»), оснащенных радарами, которые позволяли обнаружить приближающиеся самолеты противника на расстоянии 70–90 км. До этого Средиземноморский флот полагался исключительно на остроту зрения своих матросов.

Истребители «фулмар» с «Илластриеса» вступили в дело немедленно. Как только флот начал движение на восток, как обычно, появился самолет-разведчик противника. Крейсера Тови. подошедшие с северного направления, где они патрулировали в течение ночи, привели с собой еще одного итальянского «друга». «Фулмары» немедленно взмыли в небо и. под радостные крики корабельных команд, завалили обоих в море. Этот инцидент произвел неизгладимое впечатление буквально на каждого, не исключая командующего флотом, привыкшего к безнаказанности итальянской авиации. С этого момента всякий раз, когда бронепалубный авианосец выходил в поход, господство в воздушном пространстве над флотом оставалось за англичанами.

Возвращаясь в Александрию, флот разделился на две эскадры, одна из которых обошла Крит с севера, а другая — с юга. На рассвете 4 сентября все самолеты с «Илластриеса» и «Игла» атаковали аэродромы на острове Родос, авиация с которых доставила англичанам столько бессонных ночей в Александрии. Следует признать, что эта спонтанная акция британской палубной авиации прошла не слишком успешно. Самолеты с «Игла» взлетели с опозданием на 15 минут, и, соответственно, появились над целью, когда итальянцы, порядком встревоженные первым налетом, уже подняли истребители в воздух. В результате 4 «суордфиша» были потеряны вместе с опытнейшими экипажами, которые Каннингхэм назвал «цветом морской авиации». Авианосное соединение едва ли могло позволить себе такие потери.

На «Илластриесе» прибыл контр-адмирал Э.Л. Листер, который принял командование авианосным соединением. Его прибытие оказалось очень своевременным, поскольку он освободил штаб флота от ответственности за палубную авиацию. В первом же разговоре с командующим флотом он высказал идею атаковать итальянские корабли в гавани Таранто, и Каннингхэм его всячески одобрил. Он уже предлагал осуществить такую операцию в одном из писем Паунду, отправленном вскоре после вступления Италии в войну. Однако первый морской лорд в ответном послании безапелляционно заявил, что такая попытка станет для средиземноморских авианосцев последней, перед тем как их отправят на дно. Несмотря на категорический отказ главы военно-морского ведомства санкционировать такую операцию, Каннингхэм остался при своем мнении и не считал ее чрезмерно опасной.

5 сентября Средиземноморский флот вместе с пришедшим пополнением возвратился в Александрию. Три дня спустя Каннингхэм получил радиограмму от Черчилля с поздравлениями в связи с успешным завершением операции «Хэтс». В том же послании глава правительства не преминул выразить сожаление, что бронетанковой бригаде предстоит три лишних недели провести в путешествии вокруг Африки и указал на «огромную важность нанесения Италии решающего удара „нынешней осенью“» и «преимущества обретения инициативы в войне». Черчилль также намекнул, что Средиземноморский флот недостаточно активен в действиях против итальянских ВМС, но теперь, с прибытием «Илластриеса» и «Вэлиента» у него появилась надежда, что моряки будут способны на большее. Текст изобиловал язвительными фразами, типа «преимущества итальянского флота на бумаге» и т. п.

Каннингхэма очень раздосадовала очередная колкая радиограмма главы государства. Адмирал немедленно направил пространное послание первому морскому лорду, с раздраженными и многословными разъяснениями ситуации, в которой приходилось действовать Средиземноморскому флоту. Начиналось оно следующими словами: «Прошу поблагодарить министра обороны (Черчилль совмещал этот пост с должностью премьер-министра. — Д.Л,) за его телеграмму. Надеюсь, ему вполне доступно объяснили, что необходимым условием успешных операций в центральной части Средиземного моря является постоянная и всеохватная воздушная разведка, но как раз в этом плане мы сильно отстаем, и к тому же флот резко ограничен в своих возможностях по причине недостаточного количества эсминцев».

Каннингхэм считал, что в высших эшелонах власти в Лондоне не в полной мере осознают те трудности, с которыми приходится сталкиваться морякам в Восточном Средиземноморье. В своем резком письме к первому морскому лорду он указал, что примерно 1/3 его эсминцев полностью вышла из строя, тогда как число остальных совершенно не отвечает обширности тех задач, которые надлежало решать флоту. Англичанам постоянно приходилось использовать ценные эсминцы для эскортирования многочисленных тихоходных конвоев, следовавших в Хайфу, Порт-Саид и на Кипр. Хотя Каннингхэм неоднократно обращался с просьбой прислать несколько специальных эскортных кораблей, ответа на его запрос не последовало.

«Я понимаю, как трудно выполнить эту просьбу за счет метрополии, и как остро вы сами нуждаетесь в таких кораблях», — продолжал он. «Я бы не возражал против отклонения моих просьб, при условии ясного осознания нашим командованием того, какие жестокие ограничения это накладывает на наш флот. Прежде чем начать любую крупную операцию силами флота, мне необходимо приостановить все операции местного значения и собрать вместе все имеющиеся в наличии эсминцы». Далее Каннингхэм упомянул Мальту, куда до 1 апреля 1941 г. ему предстояло доставить не менее 400.000 т. грузов. Это означало отправку в среднем двух конвоев в месяц, что в свою очередь требовало участия флота в такой операции в полном составе, включая обеспечение обратного перехода порожних судов. проводка конвоев создает хорошие возможности для операции против итальянцев, хотя силы флота будут связаны по причине нехватки эсминцев для прикрытия всех тяжелых кораблей одновременно. Ведь конвой также нельзя оставить без эскорта.

Вскоре проблем у Средиземноморского флота прибавилось. 13 сентября итальянцы начали давно ожидавшееся наступление в Ливии. Неторопливо и осторожно продвигаясь вперед, они оккупировали Саллум, что на самой границе с Египтом, дошли до Сиди Баррани и там остановились. Между армией с одной стороны, и флотом и авиацией с другой, возникли принципиальные разногласия относительно того, где и как остановить наступление противника. Армейскому командованию хотелось чтобы итальянцы прошли до Мерса-Матруха, расположенного в 130 км дальше к востоку, где армия имела подготовленные позиции и была уверена, что сможет разбить наступающих. В связи с чем остановка маршала Грациани в Сиди Баррани сильно разочаровала английских генералов. Флот и авиация выступали против такой легкой сдачи территорий, поскольку это приближало аэродромы противника к Александрии и другим важным центрам. В конечном итоге возобладала армейская точка зрения.

Средиземноморский флот помогал армии по мере сил. Во время наступления итальянцы выдвинули свой левый фланг к самому морю. Эсминцы и канонерские лодки обстреливали скопления итальянских войск практически каждую ночь. И хотя их стрельба едва ли причиняла значительный ущерб, они держали противника в постоянном напряжении. Каннингхэм с большой похвалой отозвался о своих канонерских лодках. Они представляли собой совсем небольшие судна, по 625 т. водоизмещением, с очень малой осадкой, построенные в 1915 г. для действий в реках Месопотамии в годы Первой мировой войны. В 20 — 30-х гг. они служили на Янцзы, защищая «британские интересы» в Китае. С началом войны Каннингхэм охотно принял несколько этих малых судов для службы на Средиземном море. Небольшие размеры и малая осадка делали их трудными целями для бомб или торпед, в то время как две 152 мм пушки, хотя и старые, оказались очень полезным оружием. Канонерские лодки «Лэдибирд», «Эфис» и «Гнэт», к которым впоследствии присоединился монитор «Террор» с двумя 381 мм орудиями, сослужили отличную службу у ливийского побережья в 1940–1941 гг. Они выходили на бомбардировки практически каждую ночь, уделяя особое внимание Бардии и Тобруку, поскольку военные действия на суше велись в основном вокруг этих двух городов.

В первые недели итальянского наступления в Западной пустыне в сентябре 1940 г. Каннингхэм задействовал для бомбардировки Бардии и крупные корабли. Однако практика показала, что это подвергает их излишнему риску. Во время одной из таких операций в лунную ночь тяжелый крейсер «Кент» был торпедирован итальянским самолетом. Торпеда попала в корму, рядом с винтами, и лишь с величайшим трудом эсминцам удалось отбуксировать его в Александрию.

С активизацией военных действий в Северной Африке командующий сухопутными силами генерал Арчибальд Уэйвелл и генерал ВВС Артур Лонгмор принялись настойчиво побуждать Каннингхэма перенести свою штаб-квартиру в Каир. Они считали, что это облегчит взаимодействие между тремя родами вооруженных сил и избавит адмирала от утомительных разъездов между Каиром и Александрией. Каннингхэм отказался наотрез. Он считал, что пока флот существует и есть шанс встретить в море противника, адмирал должен находиться на флагманском корабле и разделять все трудности и опасности морской службы со своими офицерами и матросами. Генералы было обратились за содействием в Комитет начальников штабов в Лондоне. но первый морской лорд целиком поддержал командующего Средиземноморским флотом, и им пришлось смириться. В качестве компромисса Каннингхэм направил в Каир своего постоянного представителя капитана I ранга Г.Дж. Нормана. Ему надлежало «сообщать Каннингхэму все самое важное, но не докучать ему излишними подробностями, оказывать всяческое содействие армии и ВВС, но не обременять командующего невыполнимыми обязательствами». Проще говоря, Норман всегда был во всем виноват.

Свои поездки в Каир Каннингхэм сократил до минимума. На важные совещания командующих родами войск на Ближнем Востоке его доставлял двухместный истребитель «фулмар». После окончания встречи, адмирал, не задерживаясь ни единой лишней минуты, тут же вылетел обратно. Обычный день в Александрии Каннингхэм начинал со встречи с офицерами штаба, которая назначалась сразу после завтрака. Первую половину дня командующий флотом посвящал либо работе с документами, которую он терпеть не мог, либо посещал корабли и подчиненные ему корабли и береговые сооружения, что ему очень нравилось. После полудня он мог съехать на берег, поиграть в теннис или гольф, но до 18.00 обязательно возвращался на «Уорспайт». Офицеры штаба флота придерживались такого же распорядка дня, поскольку командующий всякий раз выходил из себя, если выяснялось, что нужный ему человек по какой-то причине съехал на берег. В результате штабные офицеры неделями и даже месяцами не сходили на твердую землю. Джеффри Бернард жаловался, что только месяц спустя после начала войны с Италией ему удалось выкроить 2 часа, чтобы «побегать по городу».

Персонал штаба Средиземноморского флота насчитывал всего 50 человек. В сравнении с объединенным штабом в Каире, разросшимся почти до 1 тысячи, это было совсем немного. Как следствие, все они были перегружены работой и находились в состоянии постоянного переутомления. Поэтому одна из любимейших поговорок командующего, которую он часто повторял, — «еще ни один штабной офицер не помер от перетруждения», — очень обижала персонал.

Из всех офицеров штаба наибольшим доверием Каннингхэма пользовался Артур Пауэр. «Я приобрел репутацию составителя оперативных приказов необычайной краткости и ясности», — вспоминал Пауэр, — «У Э.Б.К. вошло в привычку подписывать мои приказы, не читая, приговаривая при этом: „Полагаю, тут все в порядке. В любом случае, я все равно не смогу разобрать ваш штабной жаргон“. Я был самым молодым и неопытным капитаном III ранга в штабе, но получилось так, что он стал полагаться на меня полностью и безоговорочно в том, что касалось планирования боевых операций…», Каннингхэм всегда писал красными чернилами. Он отказывался принимать тексты, напечатанные на машинке, утверждая, что в них невозможно понять, кто и что предлагает. Поэтому Уиллису приходилось писать зелеными чернилами, а Пауэру — черными.

Когда Средиземноморским флотом командовал Паунд, для штабных офицеров считалось признаком хорошего тона появляться на мостике флагманского корабля с охапкой книг по вопросам тактики. Когда в первый день войны с Италией Пауэр во время похода вышел на мостик «Уорспайта», прихватив с собой несколько таких руководств, Каннингхэм проворчал: «Убери все эти книги подальше. Мы — на войне, и теперь сами должны знать, что делать».

Зато Каннингхэм огромное значение придавал состоянию морального духа экипажей своего флота и считал архиважным сломить противника, прежде всего, психологически. Томас Браунригг приводит весьма красноречивый эпизод, имевший место летом 1940 г.: «Флот только что возвратился из похода, экипажи измучены, корабли нуждаются в профилактике. Поступили разведданные, что очень старый и практически небоеспособный итальянский миноносец вышел из Таранто в Тобрук. Каннингхэм сказал нам: „Пошлите дивизион эсминцев и потопите его“. Мы стали протестовать, что эсминцам нужна чистка котлов, и что в любом случае, этот итальянец не сможет причинить нам никакого вреда. И тогда Э.Б.К. сказал нам: „Мы не должны позволять противнику даже думать о том, что он сможет безнаказанно выйти в море; мы должны заставить его осознать, что в безопасности он будет только в своей гавани. И, напротив, наш флот должен считать вполне естественным для себя находиться в море. Поэтому идите, высылайте эсминцы и потопите эту несчастную безвредную посудину“!»

Но вернемся к хронологической последовательности боевых действий в Средиземном море. В начале октября 1940 года Средиземноморский флот провел очередной конвой на Мальту. Во время перехода самолет-разведчик с «Илластриеса» обнаружил всего в 80 милях к северо-западу огромную итальянскую эскадру в составе 5 линейных кораблей, 11 крейсеров и около 25 эсминцев. В их числе были два новейших линкора «Литторио» и «Витторио Венето», недавно вошедшие в состав флота. Эти корабли имели полное водоизмещение свыше 45.000 т., могли развивать скорость до 31 узла и были вооружены 9 381 мм орудиями главного калибра в трехорудийных башнях. Несмотря на устрашающую концентрацию итальянской морской мощи, Каннингхэм решил продолжить выполнение задачи. На сей раз он не рискнул оставить конвой и идти на сближение с противником. Решение вполне разумное и объяснимое.

Аналогичное решение принял и адмирал Кампиони, хотя его действия в меньшей степени извинительны. Итальянские самолеты в точности сообщили местоположение и состав английской эскадры. Кампиони располагал значительным перевесом в силе: его корабли были новее, превосходили боевые единицы англичан в скорости хода и дальнобойности артиллерии. Конвой добрался до Мальты почти без приключений. Уже на подходе к острову эсминец «Империал» был поврежден взрывом мины, установленной на значительной глубине.

В обратном направлении эскадра Каннингхэма также повела небольшой конвой. В первую же ночь в море, с 11 на 12 октября легкий крейсер «Аякс» под командованием капитана 1 ранга Э.Д.Маккарти, шедший крайним в шеренге крейсеров, развернутой к северу от основной колонны, столкнулся с флотилией итальянских эсминцев. В последовавшем скоротечном сражении на дистанции около 3,6 км он потопил два эсминца и повредил третий, на котором начался пожар. Затем он вступил в перестрелку еще с двумя кораблями, которые вскоре после открытия огня исчезли за дымовой завесой. «Аякс» также не избежал повреждений. Он получил в общей сложности 7 попаданий, почти разрушивших его мостик и радарную установку и вызвавшие пожар в нижних помещениях. Дополнительные трудности создавал слепящий эффект от вспышек выстрелов орудий «Аякса», тогда как итальянцы использовали заряды, не дававшие ярких вспышек, и стреляли трассирующими снарядами.

Каннингхэм остался очень доволен результатами этого боя. В своем донесении в Лондон он отметил, что командир «Аякса» управлял кораблем с «решимостью и мастерством». Одним словом, «Аякс» в очередной раз подтвердил свою высокую боевую репутацию. заслуженную в сражении с «карманным линкором» «Адмирал граф Шпее» в декабре 1939 года.

На следующее утро летающая лодка с Мальты сообщила, что поврежденный эсминец взят на буксир другим эсминцем и они движутся в ближайшую укрытую бухту. С «Илластриеса» немедленно поднялись в воздух три «суордфиша». Каннингхэм также отправил в указанном направлении крейсер «Йорк», добивать уцелевшего «инвалида».

Как только английские самолеты пошли в атаку, буксирующий эсминец бросил своего товарища и полным ходом помчался в северном направлении. При появлении «Йорка» матросы тяжело поврежденного «Артиглиери» принялись махать белыми простынями и салфетками, в знак того, что они сдаются. Место находилось в пределах досягаемости итальянской авиации. Поэтому капитан 1 ранга Р,Х. Портал, памятуя о той, как самолеты противника бомбили английские эсминцы, пока те подбирали тонущих с «Бартолмео Коллеони», не стал отдавать приказ застопорить машины и спустить шлюпки, чем заслужил полное одобрение Каннингхэма. Вместо этого он приказал сбросить надувные плотики близ кормы «Артиглиери». Итальянцы быстро попрыгали в воду, а «Йорк» в два счета расстрелял их эсминец своей артиллерией.

Каннингхэм послал открытым текстом радиограмму итальянскому морскому командованию с сообщением местоположения плотиков с потерпевшими. Три дня спустя в адрес командующего пришла радиограмма из Лондона за подписью первого морского лорда, но явно инспирированная свыше. Завершался этот текст следующим абзацем: «Премьер-министр также очень доволен… но просил меня передать, что принимая во внимание настроения нашей общественности, страдающей от непрекращающихся и безжалостных бомбежек, впредь следует воздерживаться от посланий с комплиментами по поводу отважных действий противника, тем более, выдающих ему местоположение вашего флота». «Возможно, я был не прав…», — вспоминал Каннингхэм, — «но… что касается выдачи местоположения флота, то бой „Аякса“ уже давно осведомил противника о том, где мы находимся».

На обратном пути в Александрию флот подвергся бомбежке, правда, не очень сильной. На борту «Уорспайта» находился американский военный корреспондент. Он сидел в кают-компании и печатал на своей машинке, когда поступило сообщение о приближении самолетов противника. Каннингхэм посла за ним своего флаг-лейтенанта, пригласить его на верхнюю палубу, чтобы он мог получить материал, увиденный своими глазами. Американец отказался подниматься наотрез, объявив, что его «народу нужен живой репортаж, а не мертвый корреспондент». По всей видимости, он не понимал, что в кают-компании он был не в большей безопасности, чем в любом другом месте.

В ночь с 13 на 14 октября, в рамках проводимой операции, самолеты с «Илластриеса» и «Игла» совершили налет на Лерос и Додеканезские острова. «Суорлфиши» сбросили около сотни бомб на ангары топливные цистерны, причинив противнику значительный ущерб.

В наступавших сумерках на подходе к Александрии флот подвергся атаке самолетов-торпедоносцев. На сей раз англичанам повезло в меньшей степени: крейсер «Ливерпуль» получил попадание торпеды в носовую часть. Повреждение оказалось не очень сильным, но оно привело к пожару, охватившему емкости с запасом топлива. От взрыва топливных цистерн детонировал боезапас носового бомбового погреба, в результате чего у «Ливерпуля» оторвало носовую часть до самого мостика, хотя она продолжала болтаться на каких-то перемычках. «Орион» взял поврежденный крейсер на буксир кормой вперед. Однако буксировка оказалась весьма непростой задачей, поскольку нос «Ливерпуля» продолжал болтаться позади, действуя то как плавучий якорь, то как рулевая лопасть. Через 100 миль пути буксирный трос порвался. По счастью, пока заводили новый, носовая часть окончательно отвалилась и движение обоих крейсеров существенно ускорилось.

Возвращение флота в Александрию около 1 часа ночи выглядело очень эффектным, о чем упомянутый американский корреспондент дал полный отчет в своих статьях в «Нью-Йорк Таймс». Эскадра входила в гавань как раз во время массированного авиационного налета. Корабли шли на большой скорости, ведя заградительный зенитный огонь на оба борта, из-за чего вспышки орудийных выстрелов, трассы и взрывы зенитных снарядов освещали весь горизонт.

В октябре вице-адмирал Джон Тови отбыл в Англию по вызову Адмиралтейства. Вскоре пришло известие, что его назначили командующим флотом Метрополии. Вторым флагманом Средиземноморского флота на должности вице-адмирала и командующим крейсерскими силами стал контр-адмирал Г.Д.Придхэм-Уиппелл. Как и Каннингхэм, Уиппелл долгое время командовал эсминцами и знал своего непосредственного начальника еще со времен Дарданелльской операции. Каннингхэм также доверял своему новому второму флагману и целиком полагался на его суждения. Хотя и понимал, что он вряд ли станет равноценной заменой Джону Тови. Соответственно, пост командующего эскадрой линейных кораблей перешел к капитану 1 ранга Г.Б. Роллингсу, вместе с контр-адмиральской должностью. Он уже зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, командуя «Вэлиентом». В целом. Роллингс проделал весьма извилистую карьеру. В годы Первой мировой войны он также служил на эсминцах. Затем около 2 лет он провел с военной миссией в Польше, во время войны последней с Советской Россией. В 20 — 30-х гг. командовал различными кораблями, 3 года прослужил военно-морским атташе в Японии. Каннингхэм считал его отличной кандидатурой на новую должность.

28 октября посол Италии в Афинах предъявил греческому правительству ноту протеста, в которой Греция обвинялась в несоблюдении нейтралитета. Обвинения итальянцев нельзя назвать абсолютно беспочвенными. Английские танкеры неоднократно появлялись в бухтах у греческого побережья и осуществляли дозаправку военных кораблей в греческих территориальных водах. Итальянская авиация наносила по ним бомбовые удары. Греция, естественно, заявляла Великобритании протесты и требовала отозвания английских кораблей из своих территориальных вод. Но правдой было и то. что Италия искала предлог для агрессии против Греции и благодаря англичанам нашла его очень быстро. Итальянская нота, по своей сути, являлась ультиматумом, поскольку требовала предоставить в распоряжение итальянских вооруженных сил несколько стратегически важных пунктов на территории Греции.

Ультиматум был отвергнут, и через несколько часов Италия и Греция находились в состоянии войны. По этому поводу состоялось экстренное совещание командующих родами войск на Ближнем Востоке с участием прибывшего в Каир министра иностранных дел Энтони Идена. Идеи и генералы пришли к выводу, что, в отличие от Египта, оборона Греции не является жизненно важной для интересов Великобритании. Но с политической точки зрения, оказать помощь грекам очень желательно. Со своей колокольни, Каннингхэм никак не мог решить, является ли известие о вступлении в войну Греции плохим или хорошим. С одной стороны, это означало, что теперь флот сможет использовать залив Суда на Крите в качестве передовой базы обеспечения для операций в центральной части Средиземного моря. С другой стороны, поскольку правительство решило помогать Греции войсками и военными материалами, это означало, что через Восточное Средиземноморье и Эгейское море пойдет непрерывный поток конвоев в обоих направлениях, и все они будут подвергаться атакам подводных лодок и самолетов с аэродромов на Додеканезских островах.

А это, в свою очередь, означало, что оборона конвоев дополнительным бременем ляжет на Средиземноморский флот, в особенности, на его и без того изношенные эсминцы. Так оно и получилось. Командующий ВВС Артур Лонгмор, под свою ответственность, отправил эскадрилью истребителей в Грецию, а вскоре получил приказ отправить туда еще несколько. Генералу Уэйвеллу поручили обеспечить поставку зенитных орудий и других средств ПВО, хотя таковых у него не было. Впоследствии, в марте 1941 года на флот свалилась обязанность обеспечить безопасную доставку в Грецию 58.000 солдат со всем необходимым автотранспортом, боеприпасами, продовольствием и подвозом всего остального на протяжении того времени, пока они вели там боевые действия.

Крит также следовало обеспечить оборонительными сооружениями, аэродромами и гарнизонами, а залив Суда превратить в передовую базу флота. Главная трудность заключалась в доставке необходимых боновых заграждений. Их подвоз ожидался не ранее, чем через несколько месяцев.

В 1.30 29 октября, вскоре после нападения Италии на Грецию, Каннингхэм вывел в море главные силы флота в составе 4 линкоров, 2 авианосцев, 4 крейсеров и всех боеспособных эсминцев. На рассвете 31 октября эскадра появилась у западного берега Крита, прикрывая подход транспортов с войсками в залив Суда. 1 ноября весь день шла разгрузка транспортов. Одновременно сетевой заградитель «Протектор» поставил противолодочную сеть. Правда, в течение нескольких месяцев, до появления хороших боновых заграждений, залив Суда не мог считаться вполне безопасной стоянкой для кораблей.

Вдохновленное успехом операции «Хэтс», высшее военно-морское командование в Лондоне запланировало в начале ноября 1940 года провести через Средиземное море еще один конвой. Командование рассчитывало таким образом усилить гарнизон Мальты войсками и артиллерией, перебросить солдат и технику в Грецию и на Крит, а также пополнить Средиземноморский флот еще несколькими кораблями. Новая операция получила кодовое название «Коут».

6 ноября 2150 солдат, артиллерия и танки прибыли в Гибралтар. В тот же день людей перегрузили на военные корабли, предназначавшиеся Каннингхэму. Линкор «Бархэм» взял 700 человек, тяжелый крейсер «Бервик» — 750, легкий крейсер «Глазго» — 400, 6 эсминцев приняли по 50 солдат каждый. 7 ноября эти корабли в сопровождении соединения «Н» вышли из Гибралтара. Танки и грузовики планировалось отправить в конце месяца на транспортах.

Тремя днями ранее, 4 ноября два конвоя вышли из Александрии: «AN — 6» следовал в Грецию и на Крит с грузом угля, продовольствия и авиационного бензина; «MW — 3» шел на Мальту и в залив Суда, имея на борту зенитную артиллерию, продовольствие, горючее для грузовиков и танков. Прикрытие конвоям обеспечивали главные силы флота в составе 4 линкоров, «Илластриеса», 2 крейсеров и 13 эсминцев.

«MW — 3» практически без приключений добрался до Мальты к 9 ноября. Зато военные корабли, проходя самое опасное место между Сицилией и африканским берегом, подверглись массированным бомбовым ударам. «Бархэм» и крейсеры получили небольшие повреждения от близких разрывов авиабомб. Они опоздали к месту рандеву почти на 2 часа, заставив Каннингхэма понервничать.

Готовясь к операции «Коут», Каннингхэм решил совместить ее с атакой итальянского флота в Таранто силами палубной авиации. Командующий авианосным соединением контр-адмирал Листер уже давно готовился к этому событию и тщательно тренировал своих пилотов. Для достижения верного успеха он установил тесное взаимодействие с авиаразведкой ВВС на Мальте, поскольку осуществление такой операции во многом зависело от получения постоянных данных о дислокации флота противника. При этом было очень желательно иметь фотографии кораблей, стоявших в бухте. Листеру в каком-то смысле повезло, поскольку в авиаразведывательных силах Мальты к тому времени появились самолеты «гленмартии». Они имели громадное преимущество над летающими лодками «сандерленд». Как бы ни были ответственны экипажи последних, их машины совершенно не годились для таких целей. «Суордфиши» пришлось снабдить дополнительными топливными баками, с тем, чтобы авианосцу не пришлось подвергаться чрезмерному риску, приближаясь к итальянским берегам на недопустимо близкое расстояние.

К середине октября у Листера было все готово, Каннингхэм хотел осуществить атаку в годовщину Трафальгарской битвы, 21 октября. Однако из-за пожара в ангаре «Илластриеса» операцию пришлось отложить. Ее перенесли на 11 ноября, когда ожидалась подходящая лунная ночь. Промедление оказалось англичанам на руку. Последующая авиаразведка и фотографии Таранто, при их тщательном изучении показали, что итальянцы защитили якорную стоянку аэростатами, а линкоры — противоторпедными сетями. Это заставило в корне пересмотреть методы атаки.

Планировалось, что в операции примут участи оба авианосца, но за два дня до выхода в море на «Игле» обнаружились серьезные неисправности в главной силовой установке, скорее всего, причиненные близкими разрывами авиабомб во время последнего похода. Вся команда корабля страшно расстроилась, но им ничего не оставалось, как только перегрузить свои «суордфиши» на «Илластриес» вместе с наиболее опытными экипажами. Так что лишь небольшая часть летчиков с «Игла» смогла принять участие в этом рискованном предприятии.

В 10.15 10 ноября флот Каннингхэма встретил долгожданное подкрепление из метрополии, после чего все корабли двинулись на северо-восток, чтобы занять позицию к западу от Ионических островов для прикрытия конвоя, вышедшего с Мальты в Александрию. Выполнив свою миссию, флот совершил скрытый переход к месту, примерно в 40 милях к западу от острова Кефалия и в 170 милях от Таранто. Здесь «Илластриес» должен был отправить свои самолеты в атаку и дожидаться их возвращения. Из-за аварии на «Игле» в операции могли принять участие только 21 «суордфиш» вместо 30, как планировалось.

По дороге с авианосца отправили на Мальту истребитель, который доставил последние аэрофотоснимки. Они показали 5 линейных кораблей в гавани Таранто. Действующий патруль самолетов-разведчиков доложил, что все 6 линкоров входят в бухту.

Одновременно с налетом на Таранто было решено осуществить рейд в пролив Отранто, чтобы нанести удар по итальянским коммуникациям с Албанией. Для выполнения этой задачи Каннингхэм отрядил эскадру вице-адмирала Придхэм-Уиппелла в составе крейсеров «Ориона», «Сиднея», «Аякса» и двух эсминцев. Они расстались с главными силами около 13.00 И ноября.

В 18.00 контр-адмирал Листер на «Илластриесе» получил приказ приступить к выполнению операции «Джаджмент». Каннингхэм приказал просигналить авианосцу: «Удачи вам, парни, в этом предприятии. Ваш успех может изменить весь ход войны на Средиземном море». Согласно оперативному плану, налет должен был осуществляться двумя волнами, по 12 самолетов в каждой, с интервалом в 1 час между ними. Двум самолетам надлежало сбросить осветительные бомбы вдоль восточного берега бухты Map Гранде, чтобы обозначить силуэты линейных кораблей и облегчить тем самым работу торпедоносцев, заходящих в атаку с юго-запада. Предполагалось, что осветительные бомбы помогут и пикирующим бомбардировщикам, которым предстояло атаковать крейсеры и эсминцы в бухте Map Пикколо.

В назначенное время авианосец вышел на стартовую позицию в 310 км к юго-востоку от Таранто. В 20.57 в воздух поднялась первая волна из 12 «суордфишей» ведомая капитан-лейтенантом К.Уильямсоном, командиром 815-ой эскадрильи морской авиации. 6 самолетов несли торпеды, 4 — бомбы и 2 — осветительные снаряды. Один из торпедоносцев почему-то летел значительно быстрее остальных и появился над гаванью Таранто на 20 минут раньше, встревожив итальянских зенитчиков. В результате, остальные были встречены мощным заградительным огнем береговых зенитных батарей и корабельной артиллерии.

В бледно-желтых отсветах осветительных бомб «суордфиши» стремительно пикировали навстречу разрывам зенитных снарядов и неслись к кораблям в каких-то 10 метрах над водной поверхностью. Казалось, они решили не возвращаться живыми, не достигнув поставленной цели. Первым добился успеха командир эскадрильи Уильямсон. Торпеда с его «суордфиша» ударила в борт «Конте ди Кавура», в районе мостика. Командир линкора, видя, что его корабль быстро погружается, принял решение отвести его на мелкое место, но было уже поздно. «Кавур» затонул, накренившись на правый борт, так что над поверхностью воды остались только надстройки, дымовые трубы и башни главного калибра.

Почти одновременно, в 23.15 торпеда попала в правый борт «Литторио», чуть позади первой башни главного калибра. Она пробили громадную брешь, размером примерно 7,5 х 6 м. Вторая торпеда ударила в корму, проделав сквозную пробоину с левого борта на правый. Взрыв повредил лопасть основного руля и разрушил рулевую машину. Остальные торпеды либо прошли мимо, либо не взорвались. Бомбовые удары по легким кораблям на внутреннем рейде Map Пикколо закончились безрезультатно. Самолет Уильямсона был подбит. Командир эскадрильи и его стрелок-радист попали в плен. Остальные 11 самолетов благополучно возвратились на «Илластриес», проведя в полете 4,5 часа.

9 «суордфишей» второй волны, возглавляемые командиром 819-й эскадрильи капитан-лейтенантом Дж. У. Хэйлом, начали взлетать в 21.13. 5 самолетов несли торпеды, 2 — бомбы, 2 — осветительные снаряды. Один из самолетов вынужден был возвратиться, поскольку на пол пути у него оторвался дополнительный топливный бак. Вторая волна появилась над гаванью ровно в полночь и, несмотря на ожесточенный огонь зенитных батарей, также добилась успеха. «Кайо Дуилио» был поражен торпедой в правый борт и выбросился на берег. «Литторио» получил третью торпеду, ударившую в носовую часть в районе 192-го шпангоута, где отсутствовала конструктивная подводная защита. Если после первых двух попаданий гибель ему еще не грозила, то третья торпеда добила громадный линкор окончательно. В огромную пробоину, площадью 8 х 12 м, с ревом и свистом устремились тонны забортной воды. «Литторио» прочно сел на грунт. «Суордфиш», атаковавший крейсер «Гориция» был сбит. Его экипаж погиб. Остальные 7 самолетов около 3.00 возвратились на «Илластриес». На заре 12 ноября авианосец присоединился к эскадре.

В 11.00 к главным силам присоединились крейсеры и эсминцы Придхэм-Уиппелла. Ночью в проливе Отранто им удалось перехватить конвой из 4 грузовых судов, шедших в сопровождении эсминца и миноноски. Эскорт сразу же ретировался. Англичане потопили два судна, а остальные два оставили в безнадежном состоянии, охваченными пожарами с носа до кормы. Результаты налета на главную базу итальянского флота, осуществленного столь ничтожными силами, превзошли самые смелые ожидания. За несколько часов половина линейных кораблей Италии была выведена из строя. Потребовался месяц, чтобы вернуть плавучесть «Литторио» и «Кайо Дуилио» и поставить их в доки. С «Конте ди Кавуром» возились еще дольше. Его пришлось полностью разгрузить. «Литторио», пострадавший больше всех, вернулся в состав флота только в марте 1941 г. В ночь с 11 на 12 ноября 1940 г. стратегический баланс сил на Средиземном море изменился самым кардинальным образом. Каннингхэм нисколько не преувеличил, когда писал: «В обшей сложности за пять с половиной часов летного времени — с авианосца и обратно, — двенадцать самолетов нанесли итальянскому флоту больший урон, чем тот, который понес германский Флот Открытого моря во время дневного боя в Ютландском сражении».

14 ноября, когда корабли британского Средиземноморского флота возвратились в Александрию, поздравления посыпались на моряков отовсюду: из Адмиралтейства, от адмирала Годфруа, от адмирала Сомервилла, от бывших сослуживцев Каннингхэма, от его величества короля Англии. Последний прислал телеграмму: «Недавняя успешная операция флота под вашим командованием стала источником гордости и вдохновения для всех в Англии. Передайте мои самые теплые поздравления Средиземноморскому флоту и, особенно, морской авиации за их блестящие действия против итальянских военных кораблей в Таранто». Первый морской лорд писал Каннингхэму; «До того как пришли известия с Таранто, правительственный кабинет находился в упадническом настроении, но Таранто оказал на них буквально магическое воздействие».

Командующий ВВС на Ближнем Востоке сэр Артур Лонгмор прибыл в Александрию и лично поднялся на борт «Илластриеса», чтобы поздравить экипажи самолетов. Это было очень символично, ибо Лонгмор стоял у истоков морской авиации, начав службу в пей еще за несколько лет до Первой мировой войны. Именно ему, первому из английских морских летчиков, довелось испытывать авиационную торпеду в июне 1914 г.

Нет никаких сомнений, что это была блистательная победа, и люди, ее одержавшие, заслуживали самых высоких почестей. На флоте все пребывали в уверенности, что Уильямсон и Хэйл получат награды никак не меньше «Креста Виктории». Моряки с «Илластриеса», естественно, ожидали, что и все остальные будут награждены по нисходящей линии, в соответствии с вкладом каждого. 20 декабря пришло известие, что Уильямсон и Хэйл награждаются «всего лишь» орденами «За Отличную Службу», а их наблюдатели — крестами «За Отличную Службу». Аналогичные награды получил один из экипажей «суордфиша» с «Игла», принимавший участие в налете. И все!!! Больше никто ничего не получил и даже не был упомянут ни в каких правительственных сводках.

В первые дни января 1941 г. в новогоднем наградном бюллетене правительства Великобритании было объявлено, что контр-адмирал Листер произведен в кавалеры Ордена Бани III-й степени, а командиры обоих авианосцев капитаны I ранга Д.Бойд и А.Бридж — в кавалеры «Ордена Британской Империи», также 3-й степени. Наконец, ровно пол года спустя, 20 мая 1941 г. еще 13 пилотов самолетов-торпедоносцев получили ордена «За Отличную Службу», а их наблюдатели — кресты «За Отличную Службу». Ни один инженер-механик или старшина из обслуживающего персонала авиакрыла, не удостоился никакой почести. Сказать, что команды авианосцев были разочарованы, значит не сказать ничего. Капитан I ранга Бойд вспоминал, что разгневанные матросы сорвали списки награжденных с судовой доски объявлений.

Главная вина за эту несправедливость целиком лежит на Каннингхэме. Наградная комиссия Адмиралтейства приняла бы любую его рекомендацию безоговорочно. Каннингхэм являлся не просто командующим Средиземноморским флотом в чине полного адмирала, а старшим по званию и по выслуге лет во всем плавсоставе британских ВМС. Вверенные ему соединения одержали «чистую победу», которая изменила соотношение сил на всем ТВД. И не было лучшего финала такому достижению, чем впечатляющий дождь наград, осыпавший мундиры участников этой операции.

В каких бы высокопарных выражениях не описывал Каннингхэм рейд на Таранто много лет спустя по-видимому ни в годы войны, ни некоторое время спустя после ее окончания, он оказался не в состоянии осознать истинное значение этой операции. В те ноябрьские дни 1940 г. Листер и Бойд были очень удивлены и разочарованы почти полным безразличием, с которым командующий выслушал их рапорты по возвращении s Александрию. В 1949 г. Каннингхэма пригласили почетным гостем на торжественный «Ночной Обед Таранто», который командование морской авиации устраивало каждый год в честь знаменательной победы. «Признаюсь», — сказал старый адмирал в застольной речи. — «что я только сейчас осознал, какой сокрушительный удар мы тогда нанесли. Я думаю, адмирал Листер инперанг Бойд были разочарованы тем, как я это воспринял». И, видя замешательство присутствующих, добавил: «Но тогда мне казалось, что так и должно быть всегда, когда работает палубная авиация»!

После налета на Таранто итальянцы перевели все свои ценные боевые корабли в порты западного побережья, распределив их между Неаполем, Генуей и Специей. Они по-прежнему продолжали действовать в восточной части Средиземного моря, но теперь им приходилось всякий раз выходить через Мессинский пролив. При этом они неизбежно оказывались под неусыпным надзором английских самолетов-разведчиков, базировавшихся на Мальте. При новом раскладе сил резко уменьшилась угроза нападения итальянских военных кораблей на английские конвои, беспрерывно идущие на Грецию и на Крит. Каннингхэм известил Адмиралтейство, что теперь он сможет обойтись без «Малайи» и «Рэмиллиса». Высшее морское командование охотно согласилось вернуть их в метрополию. В Лондоне считали, что они хорошо пригодятся для эскортирования атлантических конвоев, которым постоянно угрожали немецкие рейдеры. В конце ноября старые дредноуту отбыли на родину.

Пользуясь временным ослаблением итальянского флота, в Адмиралтействе решили отправить очередной конвой из Англии через Средиземное море с грузами для Мальты и Александрии. Как обычно, от Гибралтара до Сардинии транспорты сопровождало соединение «Н», а к востоку от Сицилии их встречал Средиземноморский флот. На рассвете 25 ноября Каннингхэм вывел свои корабли в море для участия в операции «Коллар».

В назначенный час они встретили конвой в точке рандеву и сопроводили к месту назначения. Для эскадры Каннингхэма это крейсерство в центральной части Средиземного моря оказалось весьма необычным, поскольку в течение всех 7 дней плавания его корабли не сделали ни единого выстрела. Чего нельзя сказать об эскадре Сомервилла. 27 ноября, двигаясь к месту рандеву, на «Уорспайте» перехватили радиограмму, сообщавшую, что крейсеры соединения «Н» вступили в контакт с противником. Каннингхэм с завистью читал их сообщения. После непродолжительного боя итальянские корабли разорвали контакт и ушли в направлении Сицилии.

Этот бой едва не стал роковым для Джеймса Сомервилла. Правда, опасность подстерегала его отнюдь не со стороны вражеской эскадры. В 8.00 соединение «Н», сопровождавшее транспорты, а также крейсеры «Манчестер» и «Саутгемптон», каждый из которых имел на борту по 700 солдат и летчиков армейской авиации, находилось в 100 милях к юго-западу от мыса Спартивенто (южная оконечность Сардинии, которую не следует путать с мысом на побережье Калабрии, имеющим аналогичное название). В этот момент в пределах видимости появилась сильная итальянская эскадра в составе линейных кораблей «Витторио Венето», «Джулио Чезаре», 7 тяжелых крейсеров и 16 эсминцев. Последовал обмен залпами на предельных дистанциях, длившийся около 1 часа. В ходе этого нерешительного боя английский крейсер «Бервик» и итальянский эсминец «Ланчиере» получили по одному попаданию. После этого Кампиони решил разорвать контакт. Английские крейсеры некоторое время преследовали противника, но тщетно. В годы Второй мировой войны итальянские корабли, обладавшие великолепными скоростными качествами, показали себя весьма «скользким» противником. По выражению английского историка Дж. Уинтона, все попытки британских кораблей навязать им решительный бой на коротких дистанциях напоминали удары молотком по шарику ртути. Видя, что ни один из кораблей противника не получил серьезных повреждений, Сомервилл решил прекратить преследование. На всякий случай он запросил контр-адмирала Ланселота Холланда, ушедшего далеко вперед со своими крейсерами, есть ли надежда нагнать итальянцев. Холланд ответил отрицательно.

На том все и закончилось. Сомервилл решил, что его главная задача заключается в обеспечении безопасности конвоя, а не в том, чтобы бессмысленно гоняться за кораблями противника, да еще вблизи его берегов. Однако в Адмиралтействе рассудили по-другому. К своему глубокому возмущению, Сомервилл по возвращении в Гибралтар застал там только что прибывшую из Лондона следственную комиссию, которая всерьез собиралась выяснять, кто виноват в том, что противник ушел безнаказанно. Случай беспрецедентный в британской военно-морской истории: в Адмиралтействе даже не дождались рапорта командующего эскадрой с описанием хода сражения. В кают-компаниях соединения «Н» офицеры и командиры кораблей были просто вне себя от возмущения.

Следственное разбирательство длилось 3 дня. В конечном итоге Сомервилл остался на занимаемой должности, но получил строгое порицание «за нерешительность действий». Все это дело имело явно выраженный политический подтекст. Сомервилл определенно «подмочил» свою репутацию в Адмиралтействе и на Даунинг-стрит,10 своими нерешительными действиями и стремлением взвешивать все «за» и «против» во время операции по уничтожению французского флота в Оране и Дакаре. Первый морской лорд написал об этом Каннингхэму с подкупающей простотой: «С некоторых пор мы не вполне удовлетворены действиями Джеймса Сомервилла, и есть мнение, что его следует освободить от занимаемой должности. Когда мы узнали, как он преследовал итальянцев, мы, естественно, решили этим воспользоваться». Спасло Сомервилла только то. что в тот момент ему не нашлось подходящей замены. «Мы хотели заменить его Фредом Коллинзом», — писал Паунд, — «но политиканы воспротивились…».

Каннингхэма также крайне возмутило обращение высшего морского командования с Сомервиллом, и он не остановился перед тем, чтобы напрямую высказать свое мнение в письме к первому морскому лорду: «В то же время я считаю недопустимым, чтобы флагман, сделавший все от него зависящее в трудной ситуации, постоянно находился под угрозой обнаружить следственную комиссию, поджидающую его по возвращении в базу, в случае, если его действия пришлись не по нраву тем, кто находится в Англии, хотя и не знает о реальных обстоятельствах дела. Такое предубеждение не есть лучший способ обращения с лояльной службой». В письме к Сомервиллу Каннингхэм высказал предположение о политической подоплеке расследования: «Я не верю, что он (Паунд. — Д.Л.) сидит на самом дне этой бутылки, он просто позволил У.Ч. втянуть себя в это дело».

В отличие от Сомервилла, Каннингхэм, несомненно, являлся более масштабной и авторитетной фигурой, и «подцепить» его было гораздо сложнее. К тому же на его счету был недавний блистательный успех атаки итальянского флота в Таранто. Но и Каннингхэму хорошо «попортили крови». По возвращении флота в Александрию после операции «Коллар», он получил радиограмму, что Адмиралтейство готовит операцию по захвату Пантеллерии — гористого итальянского острова, площадью примерно 118 кв. миль, расположенного в 150 милях к северо-западу от Мальты, т. е. на пол пути между Сицилией и Тунисом. Его население составляло около 9 тыс. человек, и на нем практически отсутствовала пресная вода. Операцию под кодовым названием «Уоркшоп», планировалось осуществить силами 3.500 специально обученных командос. К месту высадки их должны были доставить «Тленирн», «Гленджил» и «Гленрой» — отличные дизельные грузопассажирские лайнеры, способные развивать скорость до 19 узлов и оснащенные специальными десантными плавсредствами, вместо обычных шлюпок. Руководство всей операцией возлагалось на адмирала флота лорда Кейса!

Того самого Роджера Кейса, который был начальником штаба эскадры, штурмовавшей Дарданеллы в 1915 году, а затем командовавшего Дуврским патрулем. Как уже говорилось, он до конца остался убежденным сторонником форсирования проливов силами флота и требовал продолжения операции. По этой причине он пользовался неизменной благосклонностью Черчилля. Кейс уже давно вышел в отставку. Однако с началом Второй мировой войны отставному адмиралу нестерпимо захотелось вернуться на действительную службу. Операция «Уоркшоп» была одной из интриг Кейса. Он убедил Черчилля, что захват Пантеллерии даст англичанам важные стратегические преимущества. Во-первых, на острове имелся хороший аэродром, с которого можно осуществлять налеты на Сицилию и собственно Италию. Обладание Пантеллерией давало возможность контролировать коммуникации в центральной части Средиземного моря и угрожать вишистам в Тунисе. Черчилль с восторгом ухватился за идею и стал оказывать давление на Паунда, чтобы флот как можно скорее приступил к претворению ее в жизнь. Поскольку Пантеллерия находилась в зоне ответственности Каннингхэма, его попросили высказать свое мнение.

Каннингхэму не потребовалось вникать в детали, чтобы с ходу испытать стойкое неприятие плана этой операции. По его собственным словам, он счел «эту схему просто дикой». Адмирал нисколько не сомневался, что остров можно легко захватить и удерживать впоследствии. Его возмущало, что к и без того обширным обязанностям Средиземноморского флота добавится еще один остров, причем в районе бесспорного господства авиации противника. Ему вполне хватало трудностей со снабжением Мальты, Крита и Греции. Добавить к ним Пантеллерию с гарнизоном и достаточно многочисленным гражданским населением, которое также пришлось бы снабжать водой и продовольствием, казалось верхом глупости. Польза от обладания Пантеллерией также представлялась сомнительной. Там действительно имелся аэродром, с которого могли действовать истребители. Но для истребителей понадобятся горючее, боеприпасы, запчасти и база по их обслуживанию. Остров не имел даже подобия бухты и превратился бы для флота в натуральный кошмар.

Захват Пантеллерии, так близко расположенной к Сицилии, несомненно имел бы большой общественный резонанс в Англии и хорошо смотрелся бы в газетных аншлагах, но в остальном потери значительно превышали преимущества. Итальянский гарнизон на Пантеллерии не причинял англичанам никакого беспокойства. И, наконец, имелось еще одно немаловажное обстоятельство, о котором Каннигхэм позволил себе откровенно высказаться только пять лет спустя после окончания войны в своих мемуарах. Роджер Кейс должен был вернуться на службу в том звании, в котором вышел в отставку — в звании адмирала флота. Руководство независимой операцией человеком в таком чине в зоне командования Каннингхэма неизбежно привело бы к осложнениям.

Все эти соображения, кроме последнего, командующий Средиземноморским флотом передал радиограммой в Адмиралтейство. Он уже знал, что пер вый морской лорд разделяет негативное отношение к операции «Уоркшоп». Начальники штабов других родов войск также особо на ней не настаивали На протяжении декабря 1940 года шел обмен радиограммами — с протестами из Александрии и настойчивы ми уговорами из Лондона. Наконец, Каннингхэма, информировали, что по какой-то причине операция отложена до периода безлунных ночей в январе. По том ее осуществлению помешали еще какие-то события, и от захвата Пантеллерии окончательно отказались. В свете того, что случилось позднее на Средиземноморском ТВД, Каннингхэм мог с полным основанием считать счастливым стечением обстоятельств, что экспедиция на Пантеллерию так никогда и не была предпринята.

4 декабря 1940 года в Каире состоялось важное совещание, на котором обсуждался окончательный вариант наступления в Западной пустыне, назначенное генералом Уэйвеллом на 7 декабря. Из соображений секретности Уэйвелл не сообщил о сроках даже Черчиллю в Лондон. Своими планами он поделился только в личной беседе с Иденом, посетившим незадолго до этого Каир и Александрию. Однако Идеи, озабоченный отправками подкреплений в Грецию, толком ничего не понял, посчитав, что Уэйвелл собирается вести какие-то оборонительные бои.

Военному флоту надлежало обеспечить поддержку приморского фланга наступающей армии. По возвращении в Александрию, Каннингхэм сформировал прибрежную эскадру в составе монитора «Террор» и уже упоминавшихся выше старых канонерских лодок «Лэдибирд», «Эфис» и «Гмэт». Время от времени им на помощь должен был приходить полудивизион австралийских эсминцев под командованием капитана I ранга Г.М. Уэллера. Командование Прибрежной эскадрой было возложено на контр-адмирала Г.Б. Роллингса. Он получил единственный приказ — оказывать помощь армии всеми доступными средствами. В его обязанности также входило обеспечение подвоза боеприпасов, горючего и продовольствия к линии фронта по морю. Эти перевозки, вначале спорадические, вскоре превратились в беспрерывный поток, по мере эскалации военных действий и удаления наступающей армии от тыловых баз.

Как известно, английское наступление в Ливии в декабре 1940 — январе 1941 гг. имело полный успех. Операция продемонстрировала, что Уэйвелл действительно являлся незаурядным военным руководителем. Он не упустил ни одной ошибки, допущенной противником, и обратил их в свою пользу. Стремительным ударом итальянцы были разбиты под Сиди-Баррани и обращены в бегство. 16 декабря англичане захватили Саллум и форт Капуццо. На следующий день контр-адмирал Роллингс прислал радиограмму, что он намеревается использовать портовые сооружения в Саллуме и Бардии, и просил доставить туда зенитные батареи. К тому времени англичане захватили свыше 30.000 пленных. 5 января 1941 г. пала Бардия.

Все это время «Террор» и канонерки активно действовали на приморском фланге, обстреливая итальянские войска, отступавшие по прибрежным дорогам. Иногда кораблям приходилось выполнять необычную работу. «Террор», например, несколько раз доставлял в Саллум пресную воду для наступающих войск. Несмотря на песчаные бури и ветры, вдоль берега между Александрией и линией фронта беспрерывно курсировали грузовые суда и малые плавсредства. Они везли продовольствие, воду, боеприпасы, горючее, доставляли обратно больных, раненых и тысячи пленных итальянских солдат.

Наступательная операция в Ливии имела одно очень важное последствие, которое поначалу осталось практически не замеченным. Она сблизила командующих арией, авиацией и флотом, заставила их осознать, что успех может быть достигнут только в результате тесного взаимодействия, что каждый из родов войск зависит от другого, и что кампании на море, на земле и в воздухе на самом деле одно целое. До этого каждый из трех военачальников был склонен преследовать свою. смутную и расплывчатую цель, используя вверенное ему оружие без консультаций с другими. После первого наступления в Ливии тесные консультации по всем важным мероприятиям стали сами собой разумеющимися. Каннингхэм стал чаще бывать в Каире, а Уэйвелл и Лонгмор появляться в Александрии, иногда в очень ранние утренние часы.

Пока продолжалось успешное наступление в Западной пустыне, главные силы флота также не бездействовали. В 1.00 16 декабря «Уорспайт», «Вэлиеит», «Илластриес», 2 крейсера и 11 эсминцев вышли в море для прикрытия конвоев, попутно собираясь выполнить весьма насыщенную программу других операций. Утром следующего дня самолеты с «Илластриеса» бомбили Родос, а также различные цели на Додекаиезских островах. Позднее в тот же день весь флот зашел в залив Суда на дозаправку. В ночь на 18 декабря эскадра Каннингхэма разделилась. Командующий с двумя линкорами решил нанести артиллерийский удар по Валоне — главной базе снабжения итальянской армии в Албании. Тем временем крейсеры с тремя эсминцами должны были совершить рейд в Адриатическое море до линии Бари — Дураццо (ныне — Дуррес) и посмотреть, что там можно «прихватить».

18 декабря погода стояла отвратительная: порывистый, часто меняющийся ветер, сильное волнение и плотный дождь. Каннингхэм счел, что использовать самолеты в такую ночь будет невозможно, поэтому «Илластриес» отделился от остальной эскадры. Однако около полуночи, когда британские корабли подошли к Валоне, установилась чудесная, ясная лунная ночь и полный штиль. Правда, при этом стоял жуткий холод и окрестные холмы покрывал снег, к чему английские моряки оказались совершенно не готовы. Два линкора сделали 100 выстрелов по Валоне — 15-дюймовыми снарядами. Результаты стрельбы остались неясными, поскольку эскадру отделяла от города и бухты гряда высоких холмов. Можно предположить, что в отсутствии корректировки стрельба англичан вряд ли могла причинить существенный ущерб городу и порту. Достоверно лишь то, что для итальянцев этот обстрел стал полной неожиданностью. Только после того, как бомбардировка прекратилась, включился одиночный прожектор, и с берега пустили осветительный снаряд. Это было все.

По завершении операции Каннингхэм рискнул ввести «Уорспайт» в Гранд-Харбор на две ночи, пока эсминцы заправлялись топливом. Ему очень хотелось осмотреть мальтийские доки, встретиться с губернатором и военно-морским комендантом острова. «Уорспайт» вошел в Гранд-Харбор утром 20 декабря. Это был первый визит на Мальту флагманского корабля британского Средиземноморского флота с мая 1940 г. Весть об этом разнеслась по городу очень быстро. Причалы и крыши казарм были черны от народа. Эскадру ждала самая трогательная и душевная встреча.

Когда на следующее утро Каннингхэм ехал в автомобиле в сопровождении военно-морского коменданта Мальты вице-адмирала Уилбрэхема Форда, их окружила толпа возбужденных рабочих, распевавших «Боже Храни Короля» и «Правь Британия». Они несколько раз порывались качать командующего флотом, и ему лишь с большим трудом удалось от них вырваться. Каннингхэму пришлось произнести около дюжины импровизированных речей, рассказывая мальтийцам как сильно от них зависит флот и благодарить их за то, что они отлично держатся и продолжают работать, невзирая на непрекращающиеся налеты.

Тем временем «Илластриес» совершил крейсерство в направлении Пантеллерии. В полдень 21 декабря один из его самолетов-разведчиков обнаружил конвой из 3 итальянских грузовых судов, направлявшихся в Триполи в сопровождении эсминца. 9 «суордфишей» пошли в атаку, в результате которой одно судно взорвалось, а другое просто затонуло.

Таким образом. 1940 год в Средиземноморье завершился для англичан на оптимистической ноте. Их флот в значительной степени контролировал центральную часть Средиземного моря и имел возможность проводить конвои в обоих направлениях. Корабли Каннингхэма провели ряд наступательных операций в Адриатическом море и нанесли большие потери конвоям противника, шедшим в Триполи, лишив тем самым итальянскую армию в Ливии значительной части жизненно необходимых грузов. Мальта, хотя по-прежнему не обладавшая приемлемой противовоздушной обороной, почти вернулась к нормальному функционированию, особенно в плане ремонтных работ. Бомбардировщики ВВС, базировавшиеся на острове, наносили чувствительные удары по Триполи. Одним из важнейших преимуществ флота являлось присутствие в его составе новейшего бронепалубного авианосца «Илластриес», который обеспечивал господство в воздухе непосредственно над флотом, где бы он не находился.

На суше армия одержала убедительную победу. Вторжение в Египет было отбито, итальянские войска откатились обратно через границу, понеся большие потери в живой силе и технике. Одним словом, на Средиземном море и Ближнем Востоке англичане встречали новый 1941-й год, что называется, на гребне волны. Однако их торжество длилось недолго.

7 января весь Средиземноморский флот вышел в море для проведения операции под кодовым названием «Эксесс». Задача флота заключалась в том, чтобы провести через Средиземное море следовавший с запада конвой из 4 больших транспортов, 3 из которых направлялись в Пирей со срочными грузами для греческих союзников. Четвертый с еще более важным грузом из 4000 т. снарядов направлялся на Мальту. Пользуясь случаем, флот Каннингхэма вел из Александрии конвой из 3 судов: танкера, направлявшегося в залив Суда, и двух грузовых судов с продовольствием и горюче-смазочными материалами для Мальты. После прибытия конвоев к месту назначения командующий намеревался нанести удар по судоходству у итальянского побережья.

Отличительная черта данной операции по сравнению с прошлым заключалась в том, что крейсеры «Глочестер», «Саутгемптон» и 2 эсминца под командой контр-адмирала Э.Ф.Реноуфа, должны были пройти вперед через Тунисский пролив и принять конвой у соединения «Н», сопровождавшего его от Гибралтара.

Операция «Эксесс» началась согласно плана. В 4.30 10 января «Уорспайт», «Вэлиент», «Илластриес» и 7 эсминцев находились к северо-западу от Мальты, двигаясь навстречу конвою. День начинался хорошо. Вскоре после 7.30, когда начало рассветать, поступило сообщение с крейсера «Бонавенчер», шедшего с западного направления, что он обнаружил 2 эсминца противника. Почти одновременно с линкоров увидели вспышки орудийных выстрелов на западе и увеличили ход до полного, на тот случай, если конвой нуждался в поддержке. Линкоры пронеслись совсем близко от транспортов, прямо через порядки эсминцев сопровождения. На грузовых судах можно было рассмотреть изумленные лица солдат. Каннингхэм подумал, что они должно быть здорово напугались при виде двух огромных кораблей, неожиданно вынырнувших на полной скорости из утренней дымки и скрывшихся в направлении отдаленной канонады. Это было действительно грандиозное зрелище в сером свете наступавшего утра.

После 8.00, когда окончательно рассвело, корабли Каннингхэма находились всего в 5 или 6 милях от Пантеллерии. Они увидели, что «Бонавенчер» и «Херевард» все еще ведут интенсивный огонь с короткой дистанции по разбитому и охваченному пожаром эсминцу противника. Второму удалось ускользнуть. Пока линейный флот разворачивался, чтобы последовать за конвоем, итальянский эсминец взорвался.

Затем события начали принимать плохой оборот. Каннингхэм наблюдал, как корабли сопровождения перестраиваются в новый ордер — всегда захватывающее зрелище для старого моряка, всю жизнь прослужившего на эсминцах. Неожиданно под полубаком «Гэланта» взметнулся огромный столб воды от взрыва. Эсминец подорвался на мине как раз в том месте, через, которое только что прошел линейный флот. Нос корабля был начисто оторван и он оказался в совершенно беспомощном положении. «Мохаук» взял его на буксир, а контр-адмирал Реноуф с «Глочестером». «Саутгемптоном» и «Бонавенчером» получил приказ сопроводить их до Мальты. Они добрались до места к утру следующего дня, «Тэлант» был поставлен в док, но его так никогда и не отремонтировали.

Главные силы двигались за конвоем в юго-восточном направлении, когда их обнаружил итальянский самолет-разведчик. Его тут же сбили «фудмары» с «Илластриеса». Как раз в тот момент, около 12.30 линкоры подверглись атаке двух итальянских торпедоносцев. подкравшихся на бреющем полете. Их торпеды прошли за кормой «Вэлиента». Истребители, до того патрулировавшие над флотом на больших высотах, немедленно снизились. Лучше бы они этого не делали.

Практически сразу с северного направления возникло большое соединение самолетов, которые очень быстро оказались прямо над кораблями. На их крыльях и фюзеляжах красовались немецкие опознавательные знаки: три эскадрильи пикирующих бомбардировщиков «Юнкере — 87 — штука» и «Юнкере — 88». С «Илластриеса» поднялись еще несколько истребителей, но ни они, ни те, что уже патрулировали в воздухе, не успели набрать достаточную высоту, чтобы что-либо предпринять. Корабли открыли огонь из всех зенитных орудий, в то время как «штуки» один за другим ныряли в пике, сконцентрировав все свои атаки на «Илластриесе». Временами авианосец полностью скрывался за лесом водяных столбов от падающих бомб. Британскому морскому командованию уже давно было ясно, что немцы рано или поздно придут на помощь своему итальянскому союзнику. 20 ноября 1940 г. Гитлер обратился к Муссолини с предложением направить в Италию соединение немецких бомбардировщиков для действий против британского судоходства в Средиземном море. В начале декабря в Италию прибыл германский министр авиации фельдмаршал Эрих Мильх, который провел подготовительную работу для операции «Миттельмеер». Миссия оказания помощи союзнику была возложена на «Флигеркорпс — X» — соединение Люфтваффе, специализировавшееся на действиях против морских целей. К началу января в Италию прибыли 120 высотных бомбардировщиков, 150 пикирующих бомбардировщиков и 40 истребителей. Теперь они пошли в дело.

Предоставим слово Каннингхэму: «Эта новая форма атаки пикировщиков оказалась настолько интересной, что мы следили за ней, забыв о страхе. Несомненно, что мы наблюдали величайших мастеров. Сомкнувшись в огромный круг над флотом, они один задругим выходили в атаку, стремительно ныряя вниз. Мы не могли не восхищаться их мастерством и точностью. Выход из пике происходил в предельно низкой точке, некоторые из них проносились над взлетной палубой „Илластриеса“ ниже его дымовой трубы. Я видел как в первый же заход он был поражен бомбой позади мостика, и через каких-нибудь 10 минут, получив 6 попаданий 1000-фунтовыми бомбами, он выкатился из строя, охваченный пламенем — его рулевые лопасти были заклинены, самолетоподъемники выведены из строя, экипаж понес тяжелые потери».

Наблюдения Каннингхэма о повреждениях «Илластриеса» весьма точны. При первом же прямом попадании. 500 кг бомба пробила бронированную полетную палубу и взорвалась в нижнем ангаре, разворотив кормовой самолетоподъемиик и уничтожив все стоявшие там самолеты. От ее взрыва начался большой пожар. Всего авианосец получил 6 прямых попаданий и 3 близких разрыва бомб в воде, заклинивших его рули. Вся корма корабля была окутана клубами черного дыма, через который время от времени пробивались языки пламени. Из числа его экипажа 13 офицеров и 113 матросов были убиты, 7 офицеров и 91 матрос — ранены. Если бы не бронированная полетная палуба, этот поход наверняка стал бы для «Илластриеса» последним.

«У меня защемило сердце», — писал Каннингхэм, — «когда я смотрел на него и думал о полученных им тяжелых повреждениях и о тех, которые ему предстояло получить». Однако уже к 15.30 рули авианосца начали действовать и он пошел более или менее ровным ходом, держа скорость 17 узлов. Линкоры старались держаться к нему поближе, чтобы обеспечить поврежденному кораблю зенитное прикрытие. Они практически не пострадали в ходе этого налета. В «Уорспайт» попала всего одна бомба — в подъемник правого носового якоря, но линкору она не причинила серьезных повреждений. Хотя одному из штабных офицеров, видевшему с кормы, как бомба пролетела за мостик, она «показалась величиной с диван… стоявший в кают-компании».

Эскадра взяла курс на Мальту. На обратном пути, между 16.00 и 17.00, когда пожар на авианосце все еще продолжался, корабли Каннингхэма подверглись еще одной атаке 20 пикирующих бомбардировщиков. Команда «Илластриеса», по-видимому, окончательно пришла в себя после полученного шока. Все зенитные орудия авианосца немедленно пошли в дело. Более того, его «фулмары», улетевшие на Мальту, после того как корабль-носитель получил повреждения, заправились топливом и возвратились назад. 7 «штук» они сбили и несколько других повредили. «Илластриес» все-таки добрался до Мальты и в 21.45 благополучно вошел в гавань.

Каннингхэму было над чем призадуматься. За несколько минут ситуация в корне изменилась. Флот одним ударом лишился авианосца и его господство на Средиземном море было поставлено под вопрос посредством оружия, гораздо более грозного и эффективного, нежели все, с чем англичанам приходилось иметь дело до сих пор. Все усилия итальянской авиации оказались ничтожными по сравнению с этими смертоносными «штуками» Люфтваффе. Не следовало забывать, что «Илластриес» укрылся на Мальте, буквально у них под носом, и немцы не пожалеют сил, чтобы добить его.

Тем временем контр-адмирал Реноуф, проводив «Гэлант» до Мальты, покинул остров с «Глочестером» и «Саутгемптоном» в 5.00 11 января, чтобы присоединиться к флоту, идущему на восток. Ни один из его кораблей не был оснащен радаром, поэтому около 15.00 их совершенно неожиданно атаковали 12 пикирующих бомбардировщиков, зашедших со стороны солнца. Оба крейсера получили попадания. На «Глочестере» бомба пробила крышу центрального поста управления артиллерийским огнем, но не взорвалась. Тем не менее, она убила 9 человек и 14 покалечила. Контр-адмиралу Реноуфу явно везло. Это был уже второй случай, когда крейсер, на котором он держал свой флаг, получал попадание в носовую надстройку неразорвавшейся бомбой. «Саутгемптон» получил 2 попадания совсем другого характера. По несчастливому стечению обстоятельств атака совпала с отдыхом экипажа после 48-часовой напряженной работы на боевых постах. В тот момент они пили чай. Две бомбы пробили верхнюю палубу и взорвались в кают-компании и столовой старшин, так что все самые квалифицированные специалисты команд по борьбе за живучесть корабля сразу погибли. На крейсере 80 человек были убиты и 88 получили ранения.

На удивление, «Саутгемптон» в течение часа еще продолжал двигаться со скоростью 20 узлов и даже отбил вторую атаку высотных бомбардировщиков. Однако пожары в его внутренних помещениях продолжали разрастаться. Из-за быстрой утечки технической воды из котлов скорость крейсера начала падать и вскоре он вовсе остановился. Огонь подобрался к погребам боезапаса, и их пришлось затопить. К вечеру на крейсере бушевал уже такой пожар, контролировать который не представлялось возможным. В 19.00 Каннингхэм разрешил команде покинуть корабль. Оставшиеся в живых перебрались на «Дайомонд» и «Глочестер». Около 22.00 «Орион» добил горящий крейсер тремя торпедами.

Борьба за господство на Средиземном море вступила в новую стадию.