Диме четыре года, как и тебе, дорогой читатель. Ты уже научился читать? Молодец, тогда погнали.

На выходные Дима с мамой едет в гости к тете Вере. Тетя Вера – мамина подруга, она недавно развелась с мужем. У нее есть сын Сережа, которому тоже четыре года, и такса Эдик.

Мама с Димой садятся на метро и едут в Химки. У станции «Речной вокзал» они покупают большой вкусный торт, потому что приезжать без подарка – невежливо. До тети-Вериного дома еще нужно ехать на маршрутке. Маршрутку ведет веселый азербайджанец. Какой-то дядя говорит шоферу: «Слы, останови на углу!» От дяди противно пахнет пивом, и у него на шарфике написано: «Спартак – чемпион».

– ОстановиТЕ, пожалуйста! – говорит мама. – Запомни, Дима, только тупые уроды не уважают людей другой национальности.

– А тупые либерасты вроде тебя сосут у хачей, – говорит дядя, но мама с Димой этого не слышат, потому что уже идут к дому тети Веры.

Тетя Вера живет в красивой блочной пятиэтажке, вокруг дома растут высокие тополя и кусты, а во дворе – детская площадка с горкой и качелями. Там всегда много ребят и есть с кем поиграть. А вот и тетя Вера – они с Сережей выгуливают Эдика.

Тетя Вера целует маму, они очень рады, что встретились. Мама говорит:

– Берите собаку и идите играть, а мы с тетей Верой поговорим о важных делах.

Дима и Сережа бегут с Эдиком на детскую площадку.

А что там за девочка в розовых колготках? Это Света, она гуляет с пекинесом Чапой. Собачья площадка далеко, и Свете лень туда ходить, поэтому Чапа какает в песочнице, пока никто не видит. Света уже учится в школе, ей целых восемь лет, и она очень много знает.

Чапа и Эдик – большие друзья. Чапа нюхает у Эдика под хвостом, а Эдик облизывает Чапину попу. Потом Чапа ставит передние лапы Эдику на спину и начинает дергать хвостиком. Это очень весело, Сережа с Димой смотрят и смеются.

– Света, зачем они так делают? – спрашивает Дима.

– Они пидорасы, – объясняет Света.

– А кто такие пидорасы? – спрашивает Сережа.

– Дурак! Это все знают! – отвечает Света.

– Мама, кто такие пидорасы? – кричит Сережа.

Тетя Вера и мама подбегают к песочнице.

– Как тебе не стыдно, Света? – сердится тетя Вера. – «Пидорас» – это очень плохое и обидное слово!

– Простите, я больше не буду, – говорит Света.

– Надо говорить не «пидорас», а «гей», – добавляет мама. – А еще лучше – человек нетрадиционной сексуальной ориентации. «Пидорас» говорят только тупые уроды и невежи. Ты же не хочешь, чтобы тебя считали невежей?

– Значит, гей – это человек? – спрашивает Дима.

– Конечно, человек, – говорит тетя Вера. – Такой же человек, как и ты. К нему нужно относиться с уважением.

– Например, называть на «вы»?

– Правильно, Дима.

Они идут пить чай с тортом, а Свете торта не дадут, потому что она – гомофоб. Гомофобы – это люди, которым не нравятся геи. Запомни, дорогой читатель: любишь торт – люби и геев.

Пока они пьют чай, тетя Вера рассказывает еще много интересного про геев. Например, геев нужно отличать от педофилов. Педофилы – это незнакомые дяди, которые подходят к вам на улице и пытаются угостить конфеткой. Так они хотят заманить вас в подвал и изнасиловать. Педофилов уважать не нужно. Если дядя хочет угостить вас конфеткой, сразу зовите милиционера, чтобы этого нехорошего дядю посадили в тюрьму. А геи – хорошие. Они угощают конфеткой только тех, кому уже исполнилось 18 лет.

– А все-таки, кто такие геи? – спрашивает Сережа.

– Это мальчики, которым нравятся другие мальчики. Их еще называют «гомосексуалы», – объясняет тетя Вера. – Большинству мальчиков нравятся девочки, таких мальчиков называют «гетеросексуалы». Есть еще мальчики, которым нравятся и девочки, и мальчики, – это называется «бисексуалы».

– А мне не нравится играть с девчонками, – говорит Дима. – С ними скучно.

– Мне тоже, – говорит Сережа. – А еще у Светы Чапа срет в песочницу. Я там вчера копал подземный ход и нашел какашку.

Мама и тетя Вера улыбаются, они рады, что у них такие понятливые дети.

– А давайте посмотрим один хороший мультик про щенка, – предлагает тетя Вера. – Другие собаки не хотели с ним играть, потому что он голубой. (Подарочный компакт-диск с мультфильмом «Голубой щенок» приклеен к обложке с другой стороны, дорогой читатель. Постарайся не порвать книжку, когда будешь его отдирать.)

Диме и Сереже мультик не понравился, потому что в нем отстойные песенки и вообще все нарисовано акварелью, но тетя Вера сказала, что мультик все равно очень хороший, он учит детей быть толерантными. То есть уважать тех, кто не такой, как ты. Например, Эдик уважает Чапу, хотя он сам такса, а Чапа – пекинес. Эдик – толерантная такса.

Потом тетя Вера учит Диму играть в шахматы. Если он будет хорошо играть в шахматы, то вырастет очень-очень умным, совсем как Гарри Каспаров. Через несколько лет Гарри Каспарова обязательно выберут президентом за то, что он умный. А сейчас его не выбрали, потому что в России живет совковое быдло, нация рабов. Если они пьют пиво и смотрят футбол, им наплевать, кто управляет страной. Они алкаши, гомофобы и фашисты.

– А кто такие фашисты? – спрашивает Дима.

И тетя Вера рассказывает про трех очень злых президентов – Гитлера, Сталина и Муссолини. Фашизм – это когда государство контролирует все сферы жизни общества, подавляет инакомыслие, культивирует консервативные, националистические идеи, вождизм, неприятие принципов либеральной демократии и тотальную систему идеологического контроля, целью которого провозглашается развитие и приумножение нации, сплочение народа под единым идеологическим строем.

Тетя Вера очень умная, недавно она защитила кандидатскую диссертацию по философии. Она очень хорошо все объяснила про фашизм, только Дима половину слов все равно не понял.

Вот и день прошел. Пора на горшок и спать. У тети Веры в доме есть большой раскладной диван и Сережина кроватка, места на всех хватит. Дима будет спать с Сережей, а мама – с тетей Верой.

Мальчики пожелали мамам спокойной ночи и легли под одеяло, но сон к ним не шел, потому что на улице было еще совсем светло.

Мама за стенкой сказала:

– Не надо, дети услышат.

– Они все равно пока не понимают, – ответила тетя Вера.

И они еще долго болтали про то, какая сволочь Сережин папа, а потом что-то делали вдвоем. Сережа хотел пойти посмотреть, но Дима его не пустил, потому что подглядывать – некрасиво.

– А хочешь, я тебе покажу писю? – предложил Сережа.

– У меня своя есть, – ответил Дима.

– Дай потрогать, – попросил Сережа.

Но Дима не дал. Баба Валя вчера говорила, что если мальчик трогает писю, у него на ладошках вырастает шерсть.

На следующий день Дима и Сережа долго гуляли с толерантной таксой Эдиком. Эдик снова играл с Чапой и с еще одной собачкой – карликовым пуделем. Было очень весело, а вечером Дима с мамой поехали домой.

Папа как раз пил пиво и смотрел футбол. Он посадил Диму к себе на колени и сказал, что наши выигрывают со счетом 3: 0.

– Папа, а это правда, что те, кто смотрит футбол, – тупое быдло и фашисты? – спросил Дима.

Папа почему-то очень разозлился и выключил телевизор, а потом спросил, что еще интересного Дима узнал в гостях. А Дима рассказал папе про геев, гомофобов, Сережину писю и толерантную таксу.

Тогда папа ушел на кухню к маме, затопал ногами и заорал, что тетя Вера – тупая лесбийская сука и он не позволит возить ребенка к этой бляди и ее ебанутому сынку.

– Не матерись при ребенке! – велела мама.

И папа спросил:

– Что, пизду лизать при ребенке можно, а материться нельзя?

– А что такое пизда? – спросил Дима.

Мама хотела заткнуть папе рот, но папа послал ее на хуй и все очень толково объяснил. У теть есть половой орган, который называется нехорошим матерным словом «пизда». Когда правильные дяди занимаются с тетями любовью, они засовывают туда мужскую писю, которая называется неприличным словом «хуй». И через девять месяцев у них рождаются детки. Но есть неправильные дяди – сраные пидоры и толерасты, которые сосут и долбят друг друга в очко, то есть попу, и потом болеют СПИДом. Еще они пьют мочу, жрут говно и ходят на марши несогласных. А есть неправильные тети, такие как тетя Вера, которой он скоро набьет ее поганую морду, хоть она и женщина.

Баба Валя услышала, что говорит папа, и закричала, что такую скотину, как он, нельзя подпускать к ребенку. И папа сказал, что пусть она выкатывается из его квартиры и воспитывает свою дочечку-лесбиянку, а сыном он займется сам. Тогда мама собрала вещи и уехала обратно к тете Вере, бабушка уехала к себе в Мытищи, а папа остался без сладкого.

Зато теперь Диму и папу не заставляют каждый день хлебать противный суп, потому что они едят в «Макдональдсе».

 

Оставайся белым, сын!

На эти выходные Дима едет в гости к бабе Вале. Баба Валя – это папина теща. Она теперь живет в Мытищах, потому что они с папой не коррелируют. А папа поехал к тете Вере, чтобы поговорить с ней как мужик с мужиком.

Рано утром баба Валя забирает Диму, и они едут на настоящем поезде. Вот здорово! Если ты живешь в Мытищах, можно кататься на поезде хоть каждый день.

У бабы Вали во дворе тоже есть детская площадка, и там играет много детей. Дима хотел с ними подружиться, но бабушка запретила: сначала надо съесть суп и котлеты с макаронами. Наконец-то Дима будет есть нормальный суп с капустой, а не бигмак с кока-колой. Весь прошлый месяц папа с Димой ели в «Макдональдсе», поэтому у Димы начался понос, а папа растолстел на целых пять килограммов. Сосед дядя Витя увидел папу с обедом «Хэппи Мил» и сказал: «Ты еще в чебуречную на Казанском вокзале сходи». А папа ему ответил: «Сходи в баню». Потому что нельзя говорить неприличные слова при ребенке.

Дима съел весь суп, а не вылил в унитаз, как обычно. Баба Валя обрадовалась и разрешила погулять. Во дворе как раз играли четыре мальчика. Дима с ними сразу познакомился. Их звали Руслан, Мехман, Аббас и Реваз. Руслан и Мехман приехали из Баку, а Реваз – из Ткварчели. Только Аббас ниоткуда не приехал, потому что он татарин и всегда здесь жил.

Дима играл с ними в прятки, в догонялки и в индейцев. Было очень весело, только Диме разбили нос.

Баба Валя намазала Диме нос зеленкой и запретила дружить с этими хулиганами. И все выходные она водила его по улице за руку. У бабы Вали нет дивиди-проигрывателя, и компьютера у нее тоже нет. У нее есть только радио, старый телевизор и много отстойных книжек. Она неинтересная бабушка. Дима с ней больше не коррелирует, как папа.

А вот и понедельник. Дима вылил щи в унитаз и отдал котлету с макаронами кошке Марианне. Пора домой!

У Димы сильно чешется голова.

– Баба Валя, а что это такое зеленое ползет у меня по лбу?

– Это мышка-грязнушка, она кусает мальчиков, которые не умываются.

Но бабушка наврала, дорогой читатель. Никакая это не мышка. Это вошь.

Бабушке очень стыдно. Она берет ножницы и остригает Диме волосы, а потом бреет то, что осталось, женским станком «Венус». У бабушки в кладовке хранится керосин. Баба Валя мажет Димину голову керосином и надевает сверху полиэтиленовый пакет. Мышка-грязнушка ненавидит керосин. Эта мышка – просто дура, потому что керосин очень вкусно пахнет.

– Ну что, Дима, ты видел, как убежала мышка-грязнушка? – спрашивает баба Валя.

Но на самом деле Дима видел никакую не мышку, а обычные глюки.

Дима теперь лысый. Бабе Вале снова стыдно. Что же делать? Она идет с Димой в магазин и покупает красивую шапочку. На шапочке полоски всех цветов радуги. Тетя-продавщица говорит, что она очень модная.

А вот и папа.

– Смотри, папа, у меня новая шапочка!

Но папе что-то не нравится.

– Валентина Ивановна, вы не охуели – ребенку пидорские шапки покупать?

Кстати, папа приехал не один, а с мамой, она ждет в машине.

– Мама, почему папе шапочка не нравится? – спрашивает Дима.

– Конечно, не нравится! – говорит мама. – Такие шапочки носят только наркоманы.

– Сами вы наркоманы, – обижается бабушка. – При чем тут шапочка?

Даже бабушкам известно, что наркоманы носят никакие не шапочки, а шприцы, от которых можно заразиться гепатитом и СПИДом.

– Мой сын не будет это носить! Немедленно сними! – злится мама.

Дима плачет, ему жалко шапочку. Но раз мама сказала, надо снять.

– Изверги вы, а не родители! Как же он, с голой головой? – бабушка тоже плачет.

– Не нойте, Валентина Ивановна, я ему другую куплю, – говорит папа.

И Дима с папой и мамой едут в большой-пребольшой магазин. Мама сразу бежит покупать себе сумочку и туфли. Как ты думаешь, дорогой читатель, тетя Вера подарила бы маме новые туфли? Конечно, нет.

Дима рассказывает папе, как нюхал керосин в пакете и играл в индейцев с мальчиками, которых звали Руслан, Мехман, Аббас и Реваз.

– Все понятно, – говорит папа. У Димы очень умный папа, он всегда все понимает. – Запомни, сын! Не играй с Мехманом, он вшивый. Этот Мехман еще маленький, а уже помогает своему папе продавать наркотики и оружие. Каждый мальчик должен жить там, где он родился. Мы с тобой родились в Москве, поэтому живем в Москве. А эти мальчики – черные и родились в Мухосранске. Так что твой Мехман-токсикоман может валить обратно в Таджикистан вместе со своим папой. Москва – не резиновая.

И папа рассказал Диме про настоящих арийцев. Арийцы – это раса белых людей, они высокие и голубоглазые. Некоторые арийцы бреют голову, чтобы в драке их не схватили за волосы. Таких арийцев называют скинхедами. Они хотят, чтобы везде был порядок и все народы хорошо жили у себя дома, а не перлись к нам и не отнимали наши рабочие места. Они слушают правильную музыку в стиле «Oi!», ходят в качалку, пьют пиво и смотрят футбол, как папа. Они никогда не принимают наркотики. Арийцы – самые умные, сильные и смелые.

– Хочешь быть настоящим арийцем, Дима?

– Конечно, хочу!

– Оставайся белым, сын!

Папа купил Диме новые джинсы, подтяжки и красивые черные ботинки на толстой подошве. Такими ботинками хорошо пинаться. В них много-много дырочек и белые шнурки. Папа сказал маме, что это помогает развивать мелкую моторику.

Завтра у Сережи день рожденья. Дима поедет в гости и подарит Сереже полосатую шапочку. А потом они будут играть в арийцев.

 

Интеллигентный город

Папа Димы болеет за «Спартак». А за какую команду болеешь ты, дорогой читатель? Ни за какую? Это ахтунг. Спроси любую тетю Веру, и она тебе скажет, что геи не интересуются командными видами спорта. Правда, некоторые геи делают вид, что их интересует счет. Пиздеж, пиздеж, пиздеж. На самом деле они даже не знают, в какой форме наши и где наши ворота. Спорим, что и ты не знаешь?

А Дима знает, в какой форме наши. Недавно папа купил ему красивую красную футболку и спортивные трусы. Дима сейчас сидит в поезде вместе с мамой и папой, они едут в очень культурный город, где много музеев, рек и каналов.

А вот и вокзал. Сейчас утро, но уже очень жарко.

– Дима, сними куртку! – говорит мама. – А что это тут написано? «Лукойл»?

А что у Димы на спине? Титов, номер 9! Папа гордится Димой: сын теперь настоящий фанат.

Какой-то дядя спрашивает:

– Мужик, ты совсем оборзел? Че у тебя пацан в мясном прикиде ходит?

А папа отвечает:

– Утя че, какие-то проблемы?

Дядя покрутил пальцем у виска и отстал, потому что папа большой и сильный.

У мамы дела, а папа с Димой могут пока погулять, сходить в Эрмитаж. Папа ведет Диму на большую площадь со столбом посередине. Вокруг столба лежит что-то коричневое, это лошадиные какашки. А рядом стоит автобус, от него тоже пахнет какашками. Вот здорово, можно какать прямо в автобусе!

На площади две большие очереди – одна в музей, другая в автобус. Папа спрашивает:

– Ты куда больше хочешь, в автобус или в музей?

Они стояли сначала в очереди в автобус, потом в музей, потом снова в автобус, а потом папа сказал, что ссал, срал и клал на этот Эрмитаж.

Папа с Димой хотели поесть в «Макдоналдсе», но там тоже была очередь. Тогда папа купил два чебурека, и они пошли искать садик. В одном садике тусовались какие-то девочки в розовых колготках, и папа сказал, что это на самом деле мальчики, а точнее – сраные эмопиды. Когда Дима вырастет, он не будет дружить с эмо, потому что они лохи. В другом садике вообще никто не тусовался. Вокруг стояло много автобусов для туристов, и папа сказал, что это не садик, а газенваген.

Потом какая-то тетенька пригласила их на увлекательную прогулку по рекам и каналам Петербурга. Диме очень хотелось покататься на катере, но папа узнал цену и не пригласился.

Следующий садик был заперт на замок, чтобы туристы не топтали газон. Потом они дошли до садика, где стоял памятник какой-то толстой тетеньке в пышной юбке. Тетенька на памятнике была не одна, вокруг нее сидели важные дяди в чулках и париках. Папа плюхнулся на скамейку под сиреневым кустом и начал есть чебурек. К нему подсел какой-то мужчина в белых штанах и сказал, что недалеко отсюда у него есть трехкомнатная квартира, где он живет совсем один. Тогда папа выбросил чебурек в урну, очень крепко взял Диму за руку и ушел оттуда. На этого папу не угодишь.

Наконец папа нашел очень хороший садик – с большим прудом, в котором плавали уточки.

Какой-то мальчик стоит у самой воды и кормит уточек булкой. На мальчике красивая синяя футболка. Как ты думаешь, дорогой читатель, что на ней написано? Правильно, Зырянов, номер 18.

– Столкни его в воду, – говорит папа.

Но Диме не очень хочется это делать, потому что мальчик выше и сильнее.

У мальчика кончилась булка. Он повернулся, увидел Диму и сказал:

– На банке тушенки ромбиком знак, здесь похоронен московский «Спартак».

«Бить будет», – подумал Дима.

А мальчик понял, что Дима испугался:

– Не сцы, я тебя бить не буду. Потому что я живу в интеллигентном городе, а не в большой деревне, как ты. И вообще, ты еще мелкий и тупой.

– Я не тупой, – говорит Дима.

– А ты знаешь, что такое офсайд? – спрашивает мальчик.

– А ты-то сам знаешь?

– Знаю. Но тебе не скажу.

Вот какой умный этот мальчик, он все знает.

– А ты знаешь, из какой команды в «Спартак» пришел Быстров? – спрашивает мальчик.

– Дурак! Это все знают, – отвечает Дима.

– Ну, если все знают, так скажи.

Дима молчит.

– Владимир Быстров пришел в вашу мясную лавку из нашего питерского «Зенита». «Зенит» – чемпион, понял?

– Это «Газпром» – чемпион, – говорит папа. – Заплатил и выиграл раз в сто лет.

– А давай поиграем! – говорит Дима.

– Давай, – говорит умный мальчик. – Только мне нечем, я мячик с собой не взял.

Тогда Дима нашел в урне банку из-под пепси-колы, и они долго пинали банку.

А когда настало время уходить, папа дал умному мальчику по шее – чтоб не выебывался.

 

Футбол и бейсбол

Вчера у Димы был день рожденья. Ему исполнилось целых пять лет! Завидуешь, дорогой читатель? Ничего, у тебя тоже будет день рожденья, и тебе тоже подарят много полезного. Например, бейсбольную биту. Это ведь так здорово – играть в бейсбол.

Папа говорит, что на самом деле бейсбол – вовсе не американская игра, а русская, и называется «лапта». В нее играли еще древние русичи, а вшивые пиндосы с наших все слизали. Дедушка в детстве все время играл в лапту и папу тоже научил, а теперь папа будет учить Диму. Правда, мама говорит, что лапта – вовсе не русская национальная игра, потому что аналогичные игры есть у европейцев и у многих народов Кавказа, и в Средние века она пришла в Европу из Индии. Мама очень умная, но в лапту все равно играть не умеет.

Дима с мамой и папой поужинал, помыл свою тарелку, ложку и кружку, почистил зубы и сходил на горшок. Пора спать.

А папе пора смотреть футбол. Папа даже хотел поехать на чемпионат, но мама ему не позволила, потому что это дорого. Мама сказала, что если он такой идиот и потратит все деньги на какой-то говенный матч «Россия – Голландия», она снова уйдет к тете Вере.

А папа теперь после каждого матча ходит на улицу пить пиво, кричать и бить бутылки.

– Сделай потише! – говорит мама.

– И так заснет, – отвечает папа. – Всегда засыпал, а тут вдруг не заснет?

И Дима действительно очень хорошо заснул. А потом испанцы забили нашим гол, папа вскочил и заорал: «Лохи!» И Дима проснулся. А мама отругала папу за то, что ведет себя как подросток.

Дима узнал, что испанцы забили нашим гол, и ему стало очень страшно, а потом нашим забили еще гол, и Дима заплакал. А потом нашим забили третий гол, и папа сказал:

– Все, не могу больше на это смотреть.

А мама накапала Диме валерьянки.

Дима снова лег в кровать, но никак не мог заснуть, потому что на улице какие-то дяди орали и били бутылки. Потом где-то зазвучало приятное трынь-брынь на гитаре, и кто-то запел тихим голосом на иностранном языке.

Папа высунулся в окно и заорал:

– Слы, мудак! Выключи свое латинское говно, ребенок заснуть не может!

А там кто-то сделал погромче. И папа снова высунулся в окно:

– Слы, блять, хосе игнасио сраный, вырубай свою шарманку!

А из дома напротив кто-то крикнул:

– Соси, быдло фанатское!

Мама пришла с кухни и сказала:

– Вот видишь, Дима, футбол – это не повод для национальной гордости. Голландцы нашим проиграли, но у них хорошие дороги, большие пенсии и высокий уровень жизни. А испанцы у наших выиграли, но у них как была безработица, так и осталась.

А папа сказал:

– Травокуры твои голландцы.

Дима уже хотел спросить, что такое травокуры, но хосе игнасио снова прибавил звук.

– Что за идиот? – спросила мама.

Она тоже высунулась в окно и заорала:

– Нельзя после одиннадцати шуметь! Я милицию вызову!

– Вызывай! – крикнул хосе игнасио.

И мама вызвала милицию, а папа с Димой стали ждать.

Через час пришел пожилой дядя в милицейской форме и крикнул:

– Ребятки, нельзя ли потише? Тут на вас жалоба поступила.

Хосе игнасио выключил шарманку, а когда дядя ушел, снова включил, еще громче, чем было. А мама засунула себе в уши ватные тампоны «тампакс-мини» и легла спать.

Незнакомые дяди запели на улице:

– Оле-оле-оле-оле! Россия, вперед!

– Идиоты, – сказал папа.

А хосе игнасио тоже это услышал и врубил музыку на полную громкость. И заорал в микрофон:

– Русское быдло, соси испанский хуй!

Папа сказал:

– Димон! Месть – это блюдо, которое надо подавать холодным. – И пошел в душ.

Он помылся, оделся и повязал лицо спартаковским шарфиком, хотя на улице было тепло.

– Куда ты идешь, папа? – спросил Дима.

– Играть в бейсбол, сынок.

– А можно я с тобой?

– Ладно, учись.

Папа с Димой взяли биты и отправились в дом напротив. Они быстро нашли квартиру хосе игнасио и позвонили в дверь, но никто не отозвался.

– Он глухой, что ли? – спросил папа.

– Не знаю, – ответил Дима.

А потом дверь сама открылась и вышел низенький тощий дядя с сигаретой и в наушниках.

Папа дал ему битой по лбу, а потом выключил музыкальный центр, оторвал шнур и начал бить по корпусу, пока весь не раздолбал. И выкинул в окно колонки.

Низенький дядя приложил ко лбу пепельницу и сказал:

– Я милицию вызову.

А папа ответил:

– Вызывай, Пуйоль-хуйоль.

Но дядя так никого и не вызвал.

 

Грязный извращенец

Диминого папу пораньше отпустили с работы, он забрал Диму из детсада, и они пошли гулять. А ты любишь гулять с папой, дорогой читатель? Нет? А Дима любит. Папа никогда не ходит примерять платья и туфли и не заставляет стоять в очереди, как мама. Он не встречается с тетей Верой и не запрещает пить холодный лимонад, от которого болит горло. Папа – хороший.

Сначала папа купил Диме мороженого, а потом они нашли очень хорошую детскую площадку с качелями. Дима тут же влез на них и начал качаться, а папа отправился в соседний магазин за пивом, потому что он большой и на качелях не помещается.

Пока папы не было, на площадку пришла какая-то жирная тетенька с тремя противными детьми. Они встали рядом и смотрели открыв рот. Им тоже хотелось покачаться, но Дима не слезал.

– Не будь эгоистом, мальчик, ты уже целый час тут качаешься, – сказала тетенька.

У тетеньки были замечательные черно-желтые волосы и синие тени на веках. Тетенька была одета в розовую кофточку и белые штанишки до колен, чтобы попа и сиськи казались еще больше. Диме это очень понравилось. Если бы мама так одевалась, она была бы красивая, как принцесса.

Дима загляделся на тетенькины волосы, а в это время один из тетенькиных детей ударил Диму сзади палкой по ногам. Дима свалился, и тетенькины дети тут же стали драться, потому что каждый хотел покачаться первым.

А вот и папа с пивом. Он подбежал к Диме и спросил, почему у него вся морда разбита.

Но Дима ничего не ответил, потому что плакал.

– Надо смазать йодом, – сказал папа.

– Не хочу йодом! Он щиплет!

И Дима побежал от папы, потому что йод – это очень больно, а папа догнал его и взял на руки.

– А куда это вы ребенка тащите? – спросила тетенька.

Она тяжело дышала и обливалась потом, потому что все это время бежала за ними.

– Не ваше дело, – ответил папа.

– Нет, мое, – сказала тетенька. – Потому что я женщина и мать.

– А я мужчина и отец, – сказал папа. – Так что иди на хуй, овца, тебя не вызывали.

Тогда тетенька дала ему по морде сумочкой и сказала:

– А вы еще докажите, что отец. Я вас тут не видела!

В это время подбежали другие тетеньки и начали спрашивать:

– Почему ты плачешь, мальчик?

– Он мне палкой дал по ногам, и я упал с качелей, – объяснил Дима.

И какая-то старушка начала рассказывать, как в Новгороде одна тетенька запихала девочку между перил, девочка упала с третьего этажа и ушибла голову. Это тетенька нарочно сделала, чтобы все выглядело как несчастный случай. И теперь эту тетеньку судят за то, что она хотела убить ребенка.

Папа сказал:

– Бабуля, у вас что, проблемы с головой? Меня тут вообще не было, когда он упал.

– Да вы его не слушайте, он педофил, – сказала тетенька в розовой кофточке. – Приставал к мальчику на детской площадке. Хорошо, я вовремя заметила, а то бы завел куда-нибудь и изнасиловал.

– Он не педофил. Он мой папа, – сказал Дима.

– А разве папа не может быть педофилом? – спросила тетенька. – Это называется насилие в семье. А ты на этого мужчину даже не похож. Просто у тебя нет папы, и ты видишь папу в каждом мужчине, а мужики этим пользуются.

Папа сказал, что бесполезно что-то объяснять дуре, а тетенька начала вызывать по мобильному милицию.

– Пойдем отсюда, – сказал папа.

Но тетенька встала на дыбы, зашипела и выставила длинные розовые когти:

– Отойди от ребенка, извращенец!

Тогда папа сказал, что стыдно драться с бабой. И они ждали, когда приедет милиция.

А пока они ждали, тетенька рассказывала Диме, как злые дяди-педофилы заманивают маленьких мальчиков в лес, вставляют им в попу большую красную палку, а потом режут мальчиков на кусочки и съедают. Злые дяди так делают, потому что не могут другим способом получить сексуальное удовлетворение.

Пришел молодой дядя в милицейской форме, и папа показал ему штамп в паспорте.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросил милиционер.

– Дима.

– Все свободны.

А тетенька еще долго возмущалась, что милиция плохо работает. Менты наели жирные морды, берут взятки и хватают невиновных, а убийцы и педофилы разгуливают на свободе.

 

Как мужик с мужиком

Как ты помнишь, дорогой читатель, папа недавно купил Диме классные ботинки с белыми шнурками. Дима теперь страдает. Во-первых, они натирают ноги. Во-вторых, в них неудобно бегать. В-третьих, шнурки все время путаются. В общем, пользы от них – никакой. Дима даже поругался с папой. Пусть сам такие носит.

Папа сходил на кухню за пивом, посадил Диму к себе на колени и спросил:

– Ты знаешь, Димон, что у тебя на ногах?

– Боты…

– Неправильно. В ботах только суки ходят. Ну, кошелки там, тещи всякие. А мы с тобой ходим в берцах. Берцы – это голенища высокие, потому и ботинки так названы. Их и солдаты носят, и ОМОН, и вайтпа, и сраные раши, и панки вонючие, и готы-пидоры. Даже твоя мама ходила в берцах, когда мы с ней познакомились. А знаешь почему? Во-первых, берцами хорошо пинаться. Берцы носят все, кто любит махачи. Во-вторых, в них зимой не холодно. Ну а в-третьих – они охуенно смотрятся на ноге. Мама, например, носила их с коротеньким розовым платьицем, чтобы ноги было виднее.

Конечно, берцы берцам рознь. Реальные пацаны покупают мартинсы и гриндера, кто победнее – в армейских магазинах закупаются, а клованы всякие типа готов берут китайскую хуйню. Опять же, и шнурки имеют значение. Раши, например, ходят в красных. Если увидишь кого-то в красных шнурках – сразу в пятак. Я тебе купил белые, но чисто в виде бонуса. Белые, сын, еще заслужить надо. Их носит тот, кто замочил нацмена. Это быдло всякое считает, что можно просто так забрить башку и вдеть белые шнурки. Ну, трады еще белые шнурки иногда вдевают, потому что слушают ска, но вообще это не приветствуется, за такое свои же могут дать по роже.

Короче, берцы, сынок, – очень полезная вещь.

Дима все равно не понял, какую пользу приносят берцы. И папа рассказал ему очень странную историю.

Помнишь, как я к тете Вере ездил? В общем, слушай. Тебя я к теще отправил, к бабе Вале то есть. Сам собрался как на парад: надел джинсы «Фред Перри», мартинсы и последнюю чистую футболку. Приехал, в дверь позвонил – никого. Ну а погода была хорошая, я решил подождать. Смотрю – на скамейке у подъезда сидит мужик моего возраста, тоже в берцах и бритый. В одной руке пиво держит, в другой – сигарету и поводок. А на другом конце поводка припизженная такса.

Я вспомнил, что у той коровы тоже вроде такса была. Спрашиваю:

– Это не Верино животное, случайно?

А он:

– Точно. Вера уехала с малым и еще с какой-то бабой, а меня оставила за этой тварью приглядывать.

– А когда вернется, не в курсе?

– Может, сегодня, может, завтра. Может, на неделе.

Короче, облом.

Ебучая такса мою ногу передними лапами обхватила и засопела, а мужик ее так за поводок дернул, будто повесить хотел.

Говорит:

– Я этого пидора ушастого скоро придушу. Невозможно с ним гулять, ко всем кобелям клеится. Иду с ним вчера, навстречу – какая-то девочка с пекинесом. До сих пор перед ребенком стыдно.

Я ему:

– Каков поп, таков и приход. Чего от собаки ждать, когда у нее хозяйка лесбиянка?

Ну и рассказал мужику, как твоя мама нас бросила.

Он:

– Да быть такого не может. Ты молодой, красивый, а Верка – уебище лесное. Налево ходил, что ли?

А я твоей маме в жизни не изменял, даже когда на Новый год Аня-менеджер нажралась водки и плясала на столе без трусов.

Сказал ему это, а он:

– Вот блядина какая… Бедный мальчик.

Я психанул:

– Сам ты бедный мальчик, мне уже двадцать три.

Он:

– Да мне столько же. Кстати, меня зовут Максим.

Руки пожали по-нашему, вена в вену, и, знаешь, такое чувство появилось, будто мы всю жизнь знакомы. У баб ладошки мелкие, потные и холодные, а это чисто на ощупь приятно, ладонь широкая и теплая. И глаза его мне понравились – добрый такой, открытый взгляд.

Он спрашивает:

– Это что у тебя, настоящие мартинсы?

– Ага, в прошлом году в Англию ездил, там и брал.

– Респект.

У него у самого армейские берцы были, но тоже очень хорошие. И шнурки черные – скромный, значит. Максим этот приехал из Воронежа на несколько дней, они с тетей Верой познакомились на каком-то форуме в интернете. Я еще подумал: раз встречается с таким мужиком, значит, не все потеряно. Из нее еще можно сделать достойного члена общества.

Говорю:

– Ну, ладно, я поехал.

А он:

– Может, лучше выпьем за знакомство?

Я начинаю прикидывать, где в этих Химках можно выпить, пожрать и не отравиться. А Максим:

– Чего деньги тратить, я и сам приготовлю.

Я, конечно, обрадовался:

– Во! Тема!

Сходили в магазин, купили пива, сколько могли унести, мяса, картошки и еще разной поебени. Пришли в Веркину хавиру, и он действительно сделал очень вкусно пожрать. Сказал, что пару лет жил с другим мужиком, поэтому готовить умеет.

Я такой голодный был, что прямо в сковородку на плите вилкой полез. Даже пошутил: типа, если ко мне жена не вернется, можешь у меня пожить. Потому что реально заебал фастфуд, а жена с тещей – хуже фастфуда.

Он улыбается:

– Не вопрос. Могу еще пол мыть, белье стирать, за дитем приглядывать.

А я уже как следует выпил в процессе и начал эту тему развивать. Танька готовить не умеет, в квартире не убирается – все хозяйство на теще. Ребенку голову черт знает чем забивает. Секса у меня с ней уже полгода нет: то на марш убежит, то у нее месячные, то спать хочет, то не может при ребенке. Русских всех рабами и быдлом называет. Чурку обидеть не моги. Русские вообще сдохнуть должны, чтобы азерам всяким, таджикам и китайцам в России лучше жилось.

Еще хуйню всякую несет про общего врага, либерализм, демократический строй и прочие огээфы. Я, походу, не на Каспарове женился и в «Другую Россию» не вступал. А главное, хуй проссышь, кто у Татьяны общий враг – Путин или мы с Димоном.

Вот, Танька говорит, она борется за свободные демократические выборы. Типа, если у всех кандидатов будут равные шансы, народ кинется за либерастов голосовать. Я ее спрашиваю: а ты уверена, что народ за таких голосовать захочет? И знаешь, что она отвечает? Ее не интересует мнение быдла. Вот мнение пидоров ее интересует. И лесбиянок всяких. Я бы этих пидоров и лесбиянок первым делом в газенваген отправил, чтоб нормальным людям жить не мешали. Лежишь в постели с женой, а она тебе про гей-парад втирает. Типа, сексизм и гомофобию – на свалку. Так ваще импотентом станешь.

Макс меня обнял, по плечу похлопал:

– Не бери в голову, братуха.

– А как тут в голову не брать, когда тебе все мозги проебали?

Он говорит:

– Меня тоже этими гей-парадами задрали. Сколько раз им доказывал, что на парады бегать – только гомофобов дразнить. Ну, добьетесь вы гей-парада. Может, даже однополые браки разрешат. А толку? Я хочу не сраной толерантности, а чтоб меня реально уважали. Чтоб мужик-натурал меня любил, а не боялся.

– Не понял? Ты пидор, что ли?

– Не, – говорит, – я этих пидоров ненавижу. Женоподобные твари. Приперлись в прошлом году на марш, всю оппозицию опозорили.

Я ему тогда рассказал, как с ремонтной бригадой тусил, героев Плевны по ночам ходили пиздить.

Он спрашивает:

– Что, приятно пиздить пидоров?

– А ты-то сам как думаешь?

Он вдруг, ни с того ни с сего:

– Ты топ?

– Нет, – говорю, – до топа еще не дослужился. Но, может, скоро начальником отдела стану.

– А я боттом.

Я не подрубил, что такое боттом. Это у них в Воронеже простой манагер, наверное.

Он спрашивает:

– Ролевые игры любишь?

А я и правда раньше на ролевухи ездил. Там всегда много телок тусовалось. Правда, были еще всякие эльфы-недоноски, мы по ним стреляли из пневматики.

Я и отвечаю:

– Любил, пока не женился.

И тут он хуйню понес. Начал мне втирать, что сам из антифы и бонов ненавидит, а я – русское быдло, раб кремляди, гомофоб и сволочь фашистская. Так что я его могу избить прямо сейчас.

Я, конечно, удивился – сидели, пиво пили, и вдруг на тебе. Нет чтобы цивильно следующего марша дождаться и дать себя отпиздить. Не терпится ему. И вообще, меня от пива нехило развезло. Я даже футболку снял, она от пота вся мокрая стала.

Смотрю, он тоже футболку снимает.

Просит:

– Надень свои мартинсы, пожалуйста.

Я:

– Зачем это?

Он:

– Я их тебе вылижу.

А что, – говорю, – это мысль. Приятно видеть, что раши свое место знают.

Ну и надел, мне жалко, что ли? А он уже весь дрожит от нетерпения. На колени рухнул, ногу мою обхватил – и давай лизать. Так и впивается. Я прямо сквозь кожу его язык почувствовал.

Говорю:

– Дай я помою сначала, на них же типа бациллы всякие.

А он уже второй вылизывает, подошву, где самая грязь.

Такса тоже сунулась лизать, хоть в антифа и не состояла. Максим на нее как зарычит! Мне даже не по себе стало.

А он, значит, подбирается к джинсам.

Я ему:

– Не надо, они два месяца не стираны.

Он:

– Да, мой фюрер! – И снова мартинсы лижет. Послушный, хуле. Если вся антифа такая будет, я только за.

Спрашиваю:

– Ну, кто из нас раб и русское быдло?

Он:

– Я, мой фюрер! Я твой раб и быдло.

Я:

– Повтори.

И он повторяет.

А я ему:

– Скажи, что ты ссаное чмо и пидор сортирный.

И он говорит:

– Да, я ссаное чмо и пидор сортирный. И ты можешь на меня нассать.

Я смутился немного, все-таки квартира чужая. Неудобно этой тете Вере на пол ссать, хоть она и ОГФ.

Отвечаю:

– Нет, это для другого раза отложим. Я тебя где-нибудь на помойке обоссу.

Макс обрадовался. Сказал, на помойке даже интереснее. А я ему ногу на спину поставил. Чтобы не отвлекался. Он задышал тяжело и снова лизать начал, а мне так хорошо стало, не передать. Когда я два года назад руку рэперу сломал, и то так приятно не было. Стою, балдею.

И тут мне что-то бабах по затылку!

Оборачиваюсь, а там твоя мама с тетей Верой и с малым. Это мне твоя мама врезала сумочкой. Тетя Вера сразу таксу в охапку схватила и орет ребенку:

– Иди с Эдиком погуляй!

Сама быстренько камеру достала и снимает. Типа, нравится ей, настоящий артхаус. Про какой-то фут-фетиш пиздеть начала, сроду о таком не слышал.

Макс не заметил даже, что они вернулись. В ногу мне вцепился и лижет, а мама твоя смотрит разинув рот, как дура.

И вдруг ее прорывает:

– ПИДОР ВОНЮЧИЙ, ОТОЙДИ ОТ МОЕГО МУЖА!

А Макс – не вставая с колен:

– Что, завидуешь?

Я говорю:

– Чо ты взъелась? Как пизду лизать – она первая, а как берцы – так сразу ахтунг?

И тут твоя мама принялась орать. Она где-то полчаса орала. Сначала – что пидоры позорят оппозицию перед лицом общего врага. Типа, когда вы стоите у стенки с завязанными глазами и чувствуете запах оружейной смазки, а на вас направлены винтовки ебаной кремляди, вам не до анального секса. Потом начала втирать, что пидорам насрать на общие интересы. Они их подменяют своими, шкурными. И вообще, гомосексуализм – это психическая болезнь, так что в «Другой России» пидоров быть не должно.

Тетя Вера говорит:

– Так-так… Что за гомофобские настроения? Один взрослый человек лижет другому боты по взаимному согласию. Не член сосет, заметь. Что в этом плохого? Или мы теперь ненавидим всех, кто не такой, как мы?

Танька аж покраснела от злости:

– Кто это не такой, как мы? Он всю жизнь гомофобом был!

А я так, спокойно:

– Кто это гомофоб? Я толерантен. Сексизм и гомофобию – на свалку.

Тут твоя мама за руку меня схватила – и тащит. Я машину вести не мог, потому что сильно нажратый был, так она за руль села, и ничего, доехали – правда, без переднего бампера и правой фары…

Папа допил пиво и замолчал. Диме стало очень жаль папу – такой он был грустный.

– Пап, ты чего?

– Ничего, сын. В жизни каждого мужчины бывает момент, когда он понимает, что делал что-то неправильно. И чем скорее ты это осознаешь, тем меньше времени будет упущено.

Дима честно признался, что ничего не понял. А папа погладил его по бритой голове и сказал:

– Вырастешь – поймешь.

И тут, дорогой читатель, зазвонил телефон. Мама на кухне хотела взять трубку, но папа отобрал:

– Это меня, – и долго с кем-то трепался про ремонт, а потом повеселел, переоделся и начал зашнуровывать ботинки.

– Ты куда это собрался? – спросила мама.

А папа покраснел и ответил:

– На помойку. Мусор выносить.

 

Папа и постмодернизм

Любишь ли ты читать, дорогой читатель? Что, серьезно? И Димина мама тоже любит, поэтому она очень умная, а папа глупый. Мама весь вечер сидит за компьютером, а папа моет пол, выносит мусор и играет с Димой. Папа мог бы поиграть и с мамой, но мама говорит, что у них с папой когнитивный диссонанс.

Раньше папа читал Диме перед сном хорошие книжки – про советского мальчика по имени Дениско, про Маугли, про Винни-Пуха, про Карлсона и про немецкую девочку, с которой детям не разрешали водиться. Диме это нравилось намного больше, чем отстойный голубой щенок, которого любит мама.

Но две недели назад с папой что-то случилось. Он, как обычно, забрал Диму из садика, привел домой и сказал:

– Займись чем-нибудь.

Потом папа взял какую-то толстую книжку и начал читать про себя, а Дима пускал в ванной кораблики и залил соседей. Папа испугался, быстренько все вытер, а когда позвонили в дверь, притворился, что никого нет дома.

Дима долго просил папу поиграть с ним, но папа сказал, что Дима ему мешает. Тогда Дима попросил читать не про себя, а вслух, как все нормальные люди, но папа ответил, что это книжка для взрослых и Дима все равно ничего не поймет. Диме пришлось смотреть отстойную передачу «Спокойной ночи, малыши», «Дом-2» и фильм с тремя голыми дядями в берцах, который папа забыл в плеере.

И так всю неделю. Папа сидел на диване с книжкой, переворачивал страницы и тихо матерился.

– Что, хорошая книжка? – спрашивал Дима.

– Говно, – отвечал папа. – «Винни-Пух» лучше.

– А зачем читаешь? – удивлялся Дима.

Папа долго стеснялся, но потом все-таки объяснил: когда мама узнает, что он читал Джойса, она обосрется.

– А про что это? – спросил Дима.

– Да про херню всякую. Я сам еще не понял. Походу, у этого Джойса не все в порядке с головой.

А Дима решил, что у папы у самого не в порядке с головой. Дима очень обиделся и нарисовал сумасшедшего папу на обоях в коридоре, но папа снова ничего не заметил.

В полночь мама выключила компьютер, пошла в туалет и увидела на обоях человечка с большой красной палкой.

– Ты почему не следишь за ребенком, скотина? – строго спросила мама, но папа не услышал, потому что спал мордой на книжке. Тогда мама начала колотить папу книжкой по голове, а Диме сказала, что мужика можно обучать только таким способом.

Папа проснулся и спросил:

– Что, уже и почитать нельзя?

А мама ответила:

– Ты глуп.

Папа обиделся и ушел ночевать к дяде Максиму. Дядя Максим очень умный, он недавно приехал из Воронежа и снял квартиру в соседнем доме. Папа пожаловался ему на маму, а дядя Максим сказал, что Джойс – это позавчерашний день и для понимания современной культуры нужно осилить какого-то там Лиотара или Бодрийяра.

Папа вернулся с новой книжкой, улегся на диван и начал читать, чтобы стать умным. Быть умным очень полезно, дорогой читатель. Если ты умный, то можно работать одними мозгами, а если не очень умный, надо напрягать и другие части тела.

– Вынеси мусор, – велела мама.

Но папа не услышал.

Тогда мама принесла пылесос и сказала:

– Надо сделать уборку.

Но папа снова не услышал.

– Совсем сдурел? – спросила мама.

А папа ответил:

– Оптимизация рабочих характеристик системы, ее эффективность становятся критериями ее легитимности, где социальная справедливость понимается как научная истина. Применение этого критерия ко всем нашим играм сопряжено со своего рода террором, мягким или жестким: «Будьте операциональными, тэ е будьте взаимосоразмерными или убирайтесь».

– Щас ты сам уберешься, – сказала мама и врезала папе трубой от пылесоса.

Папа приложил к левому глазу холодную бутылку, заглянул в книжку и ответил:

– Что же касается информатизации общества, то теперь мы видим, как она влияет на эту проблематику. Она может стать «желанным» инструментом контроля и регуляции системы на ходу, простирающимся вплоть до контроля самого знания, и управляться исключительно принципом перформативности. Но тогда она неизбежно приведет к террору. Она может также служить группам, обсуждающим метапрескрипции, и дать информацию, которой чаще всего не хватает лицам, принимающим решения, чтобы принять его со знанием дела. Линия, которой нужно следовать, чтобы заставить свернуть в этом последнем направлении, в принципе, очень проста: нужно, чтобы доступ к носителям памяти и банкам данных стал свободным. Языковые игры станут тогда играми с исчерпывающей на данный момент информацией. Но это будут игры не с нулевым итогом, а потому дискуссии не рискуют навсегда остановиться на позиции минимального равновесия, исчерпав все ставки. Ибо сами ставки тогда будут формироваться через знания (информацию, если угодно), а запас знаний, также как и запас языка возможных высказываний, неисчерпаем. Политика, в которой будут равно уважаться стремление к справедливости и стремление к неизвестному, обретает свои очертания.

Вот какой молодец Димин папа! Правда, он так ничего и не понял про языковые игры, но дядя Максим ему потом все объяснил в очень доступной форме.

А еще папа нашел в интернете какую-то неинтересную игру, в которой надо было подбирать циферки, фигурки и слова. Папа немножко поиграл и набрал 170 баллов. Мама тоже сыграла, но у нее получилось только 50. Тогда мама сказала, что все эти тесты – забава для дебилов и пустая трата времени, а папа весь вечер ходил очень веселый.

Дима решил, что папа стал совсем сумасшедший, и пошел чистить зубы перед сном. Чистить зубы очень важно, дорогой читатель. Если не чистить зубы, можно попасть в клинику «Добрый стоматолог», где их вырвут добрыми щипцами и вставят добрую металлокерамику. Так вот, Дима чистил зубы и вдруг почувствовал сильную мужскую руку на своем плече.

– Хочешь, я тебе почитаю? – спросил папа.

– Конечно, хочу! – обрадовался Дима, сунул папе «Винни-Пуха» и залез под одеяло.

Папа прочитал, как у ослика Иа-Иа был день рожденья, а потом сказал, что этот самый ослик мудак, потому что считает Пуха и Пятачка тупыми, но не стесняется пользоваться их услугами. А Пух – настоящий друг, потому что взял к себе жить Пятачка, когда Пятачок стал бомжом. И вообще, медвед в этой книжке – самый правильный мужик.

Мама в соседней комнате услышала про медведа и крикнула:

– Запомни, сын, Медвед – это безвольная марионетка правящей шайки.

А папа очень тихо ответил:

– Будьте операциональными или идите на хуй.

 

Конец критического дискурса

Сегодня четвертое ноября, дорогой читатель. Ты знаешь, что бывает четвертого ноября? Это такой праздник, когда настоящие арийцы все вместе ходят на демонстрацию, пьют пиво и бьют черных. Праздник так и называется – «День народного единства». Конечно, пить пиво можно и одному, но черных лучше бить вместе, дорогой читатель. Без единения тут никак.

Папа с друзьями долго готовился к этому дню – посылал какие-то письма в мэрию, печатал на работе листовки, рисовал плакаты, сидел в интернете и ходил в магазин за пивом. Дима тоже готовился изо всех сил, теперь он знает приемы самбо и песенку «Россия – для русских, Москва – для москвичей». Папа проснулся рано утром, помылся, побрил голову и разбудил Диму. Дима тоже пошел мыться, но не успел, потому что в ванну залезла мама. Мама вообще не просыпалась, потому что еще не ложилась.

– Иди немытый, а то опоздаем, – сказал папа Диме.

– Куда это ты опоздаешь? – крикнула мама.

– Да так. Никуда, просто погулять идем, – ответил папа ненатуральным голосом.

– Можешь не возвращаться, – предложила мама.

Ведь это очень здорово, дорогой читатель, когда можно не возвращаться. Но Димин папа так не считает. Папа поддерживает семейные ценности, потому что он настоящий ариец.

Мама поцеловала его и сказала, что раз сегодня день какого-то там единства, совсем не нужно пить пиво, орать песни и бить кому-то морды. Лучше культурно сходить на очень интересную выставку.

– Чо еще за выставка? – спросил папа.

И мама дала ему буклетик, на котором было написано:

ХУЙ, ИЛИ КОНЕЦ КРИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Арт-мастерская Дмитрия Тер-Иваняна

Папа прочитал буклетик и сказал:

– Я, походу, и так знаю, что хуй – это конец. Стыдно ребенку концы показывать.

А мама быстренько послала папу на хуй и объяснила Диме, что если просто так говорить «хуй» – это некультурно, а когда хуй становится предметом искусства, его и показать не стыдно.

– А я уже видел писю, – похвастался Дима. – Мне Сережа показывал. А потом мы с ребятами в садике смотрели, у кого пися больше, и я победил.

Вот какой молодец этот Дима!

Папа покраснел от гордости и сказал:

– Весь в меня.

Мама хотела что-то добавить, но передумала.

– А может, все вместе пойдем на марш? – как бы невзначай предложил папа. – Классно оттянемся. Ну, там, пива выпьем, побазарим с камрадами. У меня еще лишний плакатик под кроватью остался. Ты ведь любишь всякую хуйню на палках носить?

– Не зли меня, – тихо сказала мама, и ее рука сама собой потянулась к трубе от пылесоса.

Тогда папа очень быстро проскочил в туалет, заперся там и крикнул:

– А на вечер у нас запланирована теплая дружеская встреча с чебуреками! Ты ведь любишь чебуреков?

А мама заорала:

– Выходи, свинья! – и начала пинать дверь.

– Мама, ты не любишь чебуреки? – спросил Дима. Но его никто не услышал.

Через полчаса мама перестала ругать папу, он вылез из туалета, и они всей семьей поехали на выставку. Ты любишь выставки, дорогой читатель? И Димин папа тоже не любит. Он даже сделал вид, что не может завести машину.

– Я сама, – сказала мама и начала отбирать ключи. Папа испугался и довез маму с Димой до большого серого дома со стеклянными дверями. На ступеньках сидели какие-то дяденьки с папиросами и громко смеялись. Наверное, им очень понравилась выставка. Папа принюхался и сказал:

– Вы идите, а я тут с мужиками побазарю.

Мама ответила:

– Не зли меня.

И они пошли дальше.

Внутри оказалось очень просторно и красиво, на первом этаже было большое кафе, а у лестницы – автомат с мороженым. В этот автомат надо сунуть деньги, потом нажать на кнопочку и подождать. Он страшно завоет и выдаст вафельный рожок или кому что нравится.

– Папа, дай пятьдесят рублей, – попросил Дима.

– Нам бесплатно, – сказала мама и потащила их дальше.

Они поднялись на третий этаж и долго искали выставку.

А что там за тетенька с молотком? Это же тетя Вера! Она прибивает стрелочки с надписью: «На ХУЙ – это туда».

– Ого! Концептуально, – говорит мама.

– А что такое концептуально? – спрашивает Дима.

– Это когда в произведении содержится некий мессидж, – объясняет тетя Вера. – И мы переосмысляем затертые до дыр клише.

Тетя Вера большой специалист по всяким дырам и клише. Ее хлебом не корми – дай клише потереть.

Папа покраснел и сказал:

– Ну, понятно. В общих чертах. Где конец, там и клише.

И они пошли по стрелочкам туда – там оказался большой зал с белыми фанерными стенками, на которых большими розовыми буквами были написаны разные слова. А на самой главной стенке была нарисована огромная розовая пися в виде буквы S.

Папа осмотрел букву-писю, хмыкнул и сказал:

– Впечатляет.

Стоявшая рядом тетенька улыбнулась.

Это была очень красивая тетенька, дорогой читатель. Стройная, черноглазая, с длинными черными локонами. Если бы ты увидел эту тетеньку, ты бы обязательно влюбился. Папа и Дима уставились на тетеньку и больше не обращали внимания ни на какие розовые писи. Дима понял, что ему тоже нужно что-то сказать, и добавил:

– Концептуально!

– Ах ты, моя рыбка! – умилилась тетенька и расцеловала Диму. – Как тебя зовут?

– Дима.

– Меня тоже, – обрадовалась тетенька. – Вот видишь, Вера, я говорил, что такой концепт понятен даже ребенку! Это не вторичный по сути своей поп-арт или концептуализм в ущербном понимании постмодернистов. Язык моей живописи настолько универсален, что сродни некой первичной знаковой системе, некому праязыку, который могут свободно интерпретировать любые реципиенты независимо от пола, возраста, социального статуса и эээ… ориентации.

– Отчего же, – вмешалась мама, – тендерный фактор играет решающую роль в интерпретации вашей живописи. Как и социокультурная составляющая.

– Умничка, – сказала черноглазая тетя и похлопала маму по плечу. – Но все же есть некие универсальные концепты, на которых критический дискурс кончается, поскольку они вне субъективной интерпретации и вне вообще какой бы то ни было интерпретации. Это как черный квадрат, как вещь в себе, как… – тетя замялась.

– Как хуй, – подсказал папа.

– Как хуй?! – переспросила тощая тетенька с диким взглядом. – Как хуй?!!! Что есть ваш жалкий писюн в сравнении с Большим Языком? Как ваш стручок может претендовать на Универсум?

– Леночка, успокойтесь, – сказала тетя Вера и попыталась увести сумасшедшую тетеньку.

Но тетенька не унималась. Сначала она говорила про какой-то тендерный террор, потом сняла туфлю, начала стучать каблуком по большой розовой писе и закричала:

– Вы, господа, – пидорасы!

Тогда мама сказала, что это старо, сняла обе туфли и кинула в тощую тетеньку, а тощая тетенька взяла розовую тележку из супермаркета, которая стояла рядом с писей для красоты, и побежала в атаку на маму. Мама упала, и тощая тетенька сказала, задыхаясь:

– Критический дискурс вечен, а вы – говно!

Мама высморкала красную соплю и пнула тощую тетеньку между ног. Прибежало еще несколько тетенек, они тоже поснимали туфли и начали ими кидаться, а тетя Вера влезла на табуретку, взмахнула молотком и воскликнула:

– Уведите детей!

И папа увел детей, а заодно и красивую черноглазую тетеньку.

– Папа, дай пятьдесят рублей, – попросил Дима.

Но папа сказал, что у него нет мелочи. Тогда тетенька протянула папе полтинник и спросила:

– Вам правда понравилось?

– Конечно, – ответил папа. – Такого даже на Русском марше не увидишь.

– А по-моему, хуйня, – задумчиво сказала тетенька. – Но вы приходите в следующий раз, у нас запланирована акция «Юный безбожник». Будем иконы рубить.

Папа сказал, что придет обязательно, а Дима сунул в щель пятьдесят рублей, достал мороженое и начал его лизать.

Откуда-то сверху свалился горящий кусок фанеры с розовыми буквами и т. Д.

– И все-таки критический дискурс вечен, – вздохнула тетенька и пошла вызывать охрану.

 

Новый мальчик

Дима любит ходить в садик, потому что там у него много друзей. Ведь это так здорово, когда у тебя много друзей, дорогой читатель! Дима играет в интересные игры с Колей Раагом, Котэ Мамардашвили, Гариком Мовсесяном, Соней Гельман и Илхомом Хакимжановым. Про остальных ребят я писать не буду, потому что у них очень трудные фамилии.

Вот и сегодня утром Дима пришел в садик очень довольный, снял бомбер и берцы и понес их в свой шкафчик. Но в шкафчике уже стояли чьи-то рваные кроссовки, от которых невкусно пахло. Дима взял их за шнурки и спросил:

– Это чье?

– Нэ трожь, русский свинья, – ответил какой-то незнакомый мальчик и плюнул Диме под ноги.

Дима очень удивился и решил, что он – иностранец, потому что у мальчика были голубые глаза и русые волосы. Дима тоже захотел в него плюнуть, но мальчик убежал.

После завтрака Марья Петровна громко сказала:

– Ребята, у нас в группе появился новый мальчик. Его зовут Аслан, он приехал из… эээ… с гор. Давайте все вместе его поприветствуем!

– Привет, Ослан, – поздоровался Дима. – Можешь унести свои кроссовки обратно в горы.

– Пащол на хуй, – дружелюбно ответил мальчик.

– Как тебе не стыдно, Дима! – Марья Петровна покачала головой. – Мы должны вести себя культурно с гостями столицы. Сейчас же пожми Аслану руку и скажи, что больше так не будешь.

– А у меня рука в какащке, – шепнул Аслан. – Можешь аблизать.

– Я его не буду брать за руку, она в какашке, – сказал Дима.

– Тогда стой в углу, – ответила Марья Петровна. – А мы поприветствуем нашего гостя из… эээ… с гор.

И вся группа сказала хором:

– Здра-ствуй, О-слан.

Аслан показал всей группе средний палец, но Марья Петровна ничего не заметила.

Потом они всей группой рисовали медведя. Только Дима не рисовал, потому что стоял в углу, и Аслан тоже не рисовал. Он сказал, что это не мужское дело.

– А какое же дело – мужское? – спросил Котэ.

– Защищать свой родына от русский свинья, – гордо ответил Аслан.

И дети рисовали медведя, а Аслан ходил по комнате и всех толкал.

– Аслан, веди себя культурно, – попросила Марья Петровна.

Тогда Аслан сел рядом с Соней Гельман и культурно спросил:

– Слющи, у тэбя ебырь ест?

А Соня ответила, что по-кавказски не понимает.

Потом ребята дорисовали медведя и пошли на прогулку. Дима и Котэ построили замок в песочнице, а Аслан его поломал и начал кидаться песком. Потом он сделал подножку Илхому, дал Коле камнем по голове, начал бегать и задирать юбки девочкам. Но Марья Петровна ничего не заметила, потому что говорила с кем-то по телефону.

Тогда Гарик Мовсесян поймал Аслана за воротник и крикнул:

– Бей чурку!

И вся группа накинулась на Аслана с совками, ведерками и формочками. Аслан кусался, пинался и плевался, а девочки громко визжали. Даже Марья Петровна что-то услышала и убрала телефон в сумочку.

– Что это вы делаете? – спросила Марья Петровна.

– Чурку бьем, – ответил Илхом.

– Как вам не стыдно! – покачала головой Марья Петровна. – Во-первых, «чурка» – очень нехорошее, бранное слово. А во-вторых, вы не должны бить приезжих, потому что все люди – братья.

– А почему это все люди братья? – удивился Илхом.

– Патамущта мой папа твой мама эбал! – крикнул Аслан и убежал.

Дима очень проголодался, пока бил чурку. Когда же обед? А вот и нянечка с большим мусорным баком, в котором варят суп. Суп – это параша, дорогой читатель. Особенно в детском саду. Дима не ест суп, поэтому он сбегал в туалет и все вылил, а потом попросил второе. На второе была сосиска с макаронами, Дима быстренько ее съел и начал ждать, когда ему нальют компот. А где же Аслан? Его нигде не видно. Как ты думаешь, что делает Аслан, дорогой читатель? Правильно, застегивает штанишки у ведра с компотом. Нянечка приносит ведро и разливает компот по стаканам.

– Пей, русский свинья, – говорит Аслан. – Я туда ссал.

– Не ври, чурка, – отвечает Котэ Мамардашвили. – Ты же сам его пить будешь.

– Я уже пил, – улыбается Аслан. – Я на кухня пил.

А что делает Соня Гельман? Она уже пьет. Эх ты, Соня.

– Ребята, почему вы не пьете компот? – спрашивает Марья Петровна.

– Ослан туда пописал, – объясняет Дима. – Там теперь заразно.

– Глупости какие, никто туда не писал! – злится Марья Петровна. – Аслан совсем не заразный. А вы себя ведете как настоящие фашисты. Стыдно быть фашистами, ребята!

И Марья Петровна выпила целых три стакана, чтобы доказать, что она не фашистка. Компот почему-то был соленым, но Марья Петровна не обратила на это внимания.

– А теперь, дети, мы будем играть в одну интересную игру, – громко сказала она. – Те, кто выпьет компот, будут доблестными бойцами Красной армии, а остальные – злыми, вонючими фашистами.

Но дети все равно не стали пить компот. А Соня Гельман сбегала в туалет, потошнилась и сказала, что тоже хочет быть фашисткой.

– Злые дети! – воскликнула Марья Петровна, расплакалась и ушла курить.

И тогда Гарик запел:

Котэ стукнул Аслана поварешкой и подхватил:

А потом вся группа взялась за руки и начала петь:

Они так здорово пели, что нянечка им даже похлопала. Только Аслану почему-то не понравилось. Он плюнул в остатки компота и крикнул:

– Я скажу мой папа, он вас убьет! – А потом убежал, как обычно. Очень быстро бегает этот Аслан.

На следующее утро Димин папа встал пораньше, приготовил завтрак и разбудил сына. Но Дима сказал, что ни в какой садик не пойдет, потому что там противный мальчик Ослан, который ругается матом на русских и писает в компот.

– А ты ему в пятак! – сказал папа. – И он больше не будет ругаться.

Дима пошел в садик и дал Аслану в пятак. Аслан тоже дал Диме в пятак и снова пописал в компот, а Марья Петровна снова ничего не заметила.

Через несколько дней Димин папа вместе с другими папами дождался папу Аслана и вежливо спросил:

– Чо твой пацан руки распускает? Если ты гость столицы, то и веди себя как гость.

Папа Аслана ответил:

– Слищь, гопник, я тебя эбал, когда жопа памоэщь.

Папа Димы не растерялся и сказал:

– Слышь, чебурек, по твоей жопе рельса плачет, захлопни уже калорезку, бери своего щенка и вали в свой чуркистан, гавнина ты смердящая и хуй дрисный.

Папа Илхома откашлялся и добавил:

– Вот-вот, Россия – для русских.

А доктор Мамардашвили поправил очки на горбатом носу и произнес:

– В Бобруйск, животное!

Папа Аслана плюнул доктору Мамардашвили на ботинок и сказал:

– Я тэбя рот эбал, Гоги ачкарик, береги ачко, ано у тэбя гавно нэ дэржит.

Доктор Мамардашвили блеснул очками и ответил:

– Слы, афца немытая, вали в свой кишлак и лизни залупу вонючего барана. Сюда тебе кагбе вход заказан.

– Я друзэй приведу и разбэрусь с вами за щэст минут, – пообещал папа Аслана, покраснел и убежал.

А папа Гарика сказал, поигрывая битой:

– Истеричка…

Потом они все вместе хотели пойти за пивом, но вспомнили, что надо забрать из садика детей.

После этого Аслан куда-то пропал на три дня, а потом снова пришел, но с ним никто не хотел играть и разговаривать.

Марья Петровна это заметила и сказала:

– Стыдно, ребята. Вы себя ведете так, будто Аслан не такой, как все. А на самом деле он обычный мальчик, как вы и я.

Аслан ужасно разозлился, топнул ногой и закричал:

– Савсэм дура, да? Я нэ такой, как вы! Я лучще!

Он расстегнул штанишки и показал обыкновенную писю, только очень грязную и без шкурки на конце.

– Подумаешь, у моего братика тоже такая, – фыркнула Соня.

А Илхом опустил глаза, потому что он очень скромный.

Ты спросишь, дорогой читатель, что же сделала Марья Петровна? Она привела трех важных тетенек – логопеда, невропатолога и детского психиатра. Тетеньки показывали Аслану интересные картинки и задавали всякие вопросы, а потом Марья Петровна сказала, что Аслана пригласили в специальный садик для особо одаренных детей.

И Аслан ушел очень довольный. Но Дима ему почему-то не завидует.

 

Освободите маму!

Ты включаешь телевизор, дорогой читатель? И я тоже. Но вообще телевизор – очень полезная вещь. Папа с Димой смотрят по телевизору футбол, хоккей и всякие интересные передачи о спорте, едят чипсы и пьют пиво. Папа любит «Клинское», а Дима – безалкогольное. Запомни, дорогой читатель! Если ты ребенок до 18 лет, тебе нельзя пива. Димина бабушка говорит, что дети, которые пьют пиво, умирают от цирроза печени. Один раз Дима перепутал банки, а потом очень испугался и попросил папу вызвать врача, но папа почему-то никого не вызвал, а просто сказал:

– Закуси.

Дима закусил и не умер, только утром сильно болела голова.

Вот и сегодня папа с Димой смотрели хоккей и пили пиво. Потом начались новости и папа ушел на кухню за следующей бутылкой, а Дима увидел в телевизоре маму. Она что-то кричала и размахивала маленьким ножичком, и ее хватали за руки дяденьки в серой форме, а потом в телевизор залезла тетя Вера и тоже что-то крикнула, но Дима ничего не понял.

Когда папа вернулся со следующим пивом, по телевизору уже показывали рекламу прокладок.

– А я видел маму, – похвастался Дима.

– Я тоже, – ответил папа. – Не слепой, походу.

– Я в телевизоре видел! – обиделся Дима.

– Дыхни, – попросил папа.

Дима еще больше обиделся, а потом кто-то позвонил в дверь, но папа долго не открывал, потому что у мамы есть ключи. Тогда кто-то начал пинать дверь, папа встал с дивана, заглянул в глазок и впустил дяденьку с бритой головой.

– Таньку повязали, – сказал дяденька-скинхед.

Папа схватил дяденьку за плечи, посмотрел ему в глаза страшным взглядом, совсем как Терминатор в фильме, и рявкнул:

– Врешь!

– Это правда, – ответил дяденька. – В новостях должны показать.

И тут папа зарычал и завыл, как настоящее дикое животное, схватил Диму и начал кружиться с ним по прихожей, потом несколько раз подбросил до потолка, поставил на пол и начал кружиться с дяденькой, а Дима на всякий случай отбежал в сторонку, чтобы не зашибли берцами.

Дима понял, что случилось что-то очень радостное и важное, как первый запуск космического корабля или победа «Спартака» в кубке УЕФА. Он подождал, пока папа успокоится, и спросил:

– Вы – дядя Максим?

Дяденька-скинхед потупился и спросил, с чего Дима так решил, а папа сказал:

– Он уже все знает.

Вот видишь, дорогой читатель, уроки толерантности не прошли для Димы даром. Они пригодятся и тебе, если твой папа познакомится с ахтунгом.

Папа, Дима и дядя Максим пошли в большой магазин, купили много пива и вкусной еды, а когда куранты пробили двенадцать, спустились вниз, воткнули в снег ракеты и устроили салют, как на Новый год, и это было очень весело и здорово. Соседи кричали с балконов, что вызовут милицию, а папа целовался с дядей Максимом и слал всех на хуй.

Утром дядя Максим приготовил Диме завтрак и отвел его в садик, а папа позвонил на работу и сказал, что у него болит голова и температура под сорок. Потом папе позвонила тетя Вера и спросила:

– Тебя не волнует, что твоя жена в милиции?

Папа ответил, что его это волнует непадеццки, и выключил телефон.

Как ты думаешь, дорогой читатель, чем сейчас занимается Дима? Правильно, он вместе с другими детьми вырезает медведя, чтобы сделать аппликацию. У Димы получился очень красивый медведь, он наклеил медведя на ватман, а Соня Гельман написала сверху большими буквами:

СИЛЬНАЯ РАСИЯ ЕДИННАЯ РАСИЯ!!!!!

Очень умная девочка эта Соня. Дима уже решил на ней жениться, когда вырастет.

А вот и Марья Петровна. Пока дети вырезали медведя, она ходила на улицу покурить.

– Собирайся, Дима, за тобой пришла мама с братиком и собачкой, – говорит она.

– Ее что, уже выпустили? – удивился Дима.

Ты, конечно, понял, дорогой читатель, что никакая это не мама, а тетя Вера с маленьким Сережей и толерантной таксой Эдиком.

– Скорее! – воскликнула тетя Вера. – Нам дорога каждая минута!

Она схватила Диминого медведя, перевернула и написала на другой стороне:

ОСВОБОДИТЕ МАМУ!

Потом Дима одевался и обувался, а тетя Вера стояла рядом, помахивала медведем, чтобы побыстрее высох, и говорила:

– Потом зашнуруешь.

Они поймали такси и приехали к большому серому дому с решетками на окнах. Там уже собралось много всяких дяденек и тетенек, а чуть подальше стояли какие-то автобусы, из которых тянулись длинные черные кишки. Тетя Вера объяснила, что это с телевидения. Она развернула Димин плакат и сказала:

– Держи.

– А сколько надо держать? – спросил Дима.

– Пока маму не выпустят, – улыбнулась тетя Вера.

– А ее скоро выпустят? – спросил Дима.

Тетя Вера потрепала его по щеке, подбежала к автобусу и привела тетеньку с микрофоном и дяденьку с камерой на плече. Телевизионная тетенька повернулась к Диме спиной и закричала:

– Сейчас мы находимся рядом с отделением милиции, где находится задержанный вчера депутат Национальной ассамблеи Татьяна Корчажная! Татьяна – мать двоих маленьких детей, и сейчас она на седьмом месяце беременности! Пребывание в камере предварительного заключения негативно сказывается на ее здоровье! И здоровье ее будущего ребенка! Друзья и соратники Татьяны Корчажной устроили митинг в ее поддержку! Они взывают к милосердию правоохранительных органов и надеются, что Татьяна в ближайшее время будет отпущена на свободу! Татьяне инкриминируется участие в несанкционированном шествии и нападение на сотрудника милиции с холодным оружием! Но ее близкие и друзья утверждают, что Татьяна по профессии врач, хирург! И скальпель она носит с собой постоянно, как рабочий инструмент!

Дима подергал тетеньку за пальто и сообщил, что мама на самом деле никакой не хирург, а логопед. Но тетенька с телевидения подставила микрофон тете Вере и начала задавать вопросы, а потом велела дяденьке с камерой:

– Возьми этих детей крупным планом.

Дима обиделся, что его никто не слушает, и заплакал. Дяденька присел на корточки и сказал:

– Мальчик, держи плакатик ровно.

Дима еще больше обиделся и перевернул плакатик медведем вперед, потому что так красивее.

Потом телевидение уехало, а Дима остался у большого серого дома с плакатиком в руках и с толерантной таксой Эдиком.

Но где же тетя Вера, дорогой читатель? Она с Сережей сидит в «Кофехаузе», пьет кофе и ест мороженое. Ей стоять с плакатиком не обязательно, ведь ее маму в милицию никто не забирал.

– А давай принесем мороженого Диме! – говорит Сережа.

Очень добрый мальчик этот Сережа. Когда на улице дует ветер и падает снег, нужно как следует подкрепиться мороженым.

Сережа принес Диме мороженого в стаканчике, но Дима не смог поесть, потому что замерзли пальцы. Тогда Сережа покормил его сам – вот что значит настоящий друг!

А где же тетя Вера? Она уже уехала. Ее пригласили на какую-то передачу, а Сережа с Эдиком поедут домой сами. Эдик найдет дорогу по запаху.

– Эдик, домой! – командует Сережа. – Ищи Химки!

Но Эдик не знает, где Химки. Он не милицейская ищейка, а толерантная такса.

– Будем стоять, пока маму не выпустят, – предложил Дима.

Они очень долго стояли и ждали, а снег все падал и падал, и тетеньки и дяденьки с плакатами уходили по одному, чтобы никто не заметил. Потом на улице стало темно и зажглись фонари, а Эдик завыл на луну, как настоящая бездомная собака.

– А если ее выпустят через три года? – спросил Сережа и заплакал.

– Больше трех суток держать не будем, – ответил какой-то дяденька с забинтованной рукой.

Дима сразу понял, что это очень важный дяденька: на нем были серая меховая шапка с кокардой, берцы и пальто с погонами.

– Хотите, я отвезу вас домой? – ласково спросил дяденька.

– Вы бойлавер! – догадался Сережа.

Но дяденька не знал, кто такие бойлаверы. Он заметил Димин плакатик и поцокал языком:

– Какой красивый медведь!

– Хотите, подарю? – ответил Дима и покраснел от гордости, потому что это и правда был очень хороший медведь.

– Хочу! – обрадовался дяденька. – Я его в кабинете повешу.

Дяденька пригласил Диму с Сережей к себе в кабинет и налил чаю, а пока они пили чай, всем показывал плакатик с медведем. Дяденьки и тетеньки в форме улыбались, а Дима так согрелся, что уже мог сам держать кружку.

– А почему у вас рука забинтована? – спросил Сережа.

Дяденька сильно смутился и рассказал, как на него напал один депутат Национальной ассамблеи.

– А вы не сердитесь на маму? – спросил Дима.

– Конечно, не сержусь, – ответил дяденька. – Работа такая.

Он посадил их в свою машину и отвез домой.

Дверь открыл пьяный папа с баночкой корвалола. Дима сразу понял, что папа сильно волновался. Папа очень долго благодарил дяденьку-милиционера за то, что нашел детей и собаку. Запомни, дорогой читатель, если ты оказался один в большом городе и не помнишь, где твой дом, спроси милиционера, он тебе обязательно поможет.

– Хорошие у вас пацаны, – сказал на прощание дяденька. – Ну что, ребята, подрастете – пойдете в милицию работать?

– Конечно, пойдем! – хором ответили Дима и Сережа.

Дядя Максим приготовил ужин, а папа сбегал в магазин и купил большой вкусный торт со взбитыми сливками. Торта на всех хватило, даже Эдику дали кусочек, и папа съел немного, хоть и не любит сладкого.

– А ты разве толерантный? – удивился Дима.

– Что значит «толерантный»? – поморщился папа. – Толерантность – это когда к лекарствам или наркоте всякой привыкаешь и нужна большая доза. Или когда иммунитета нет. Я что, наркоман какой-то?

Дядя Максим тронул его за плечо и попросил:

– Можно я тебя перебью?

– Валяй, ахтунг, – разрешил папа.

– Толерантный – значит терпимый, – объяснил дядя Максим. – Конечно, ты не обязан терпеть, когда тебя… гм… унижают. Это значит, что тебе просто все равно, как живут другие люди. Ты не обязан думать, как они, а они не обязаны думать, как ты. Вы можете друг друга не любить, но у вас нормальные отношения.

В Москве полночь. Пора спать, дорогой читатель. Толерантная такса Эдик устроилась в прихожей на маминой дубленке, папа с дядей Максимом пошли в гостиную обсуждать нормальные отношения, а Дима с Сережей легли в кроватку, но по традиции долго не могли заснуть.

– Что значит «вы можете друг друга не любить»? – спросил за стенкой папа.

– Извини, я не это имел в виду, – ответил дядя Максим. – Кстати, что ты будешь делать, когда она выйдет?

– Понятия не имею, – прошептал папа. – Все то же самое, что и сейчас. Тебе разве плохо?

– Да нет, нормально, – очень тихо ответил дядя Максим. – Только давай при детях без СМ.

Сережа решил посмотреть, чем они там занимаются, но Дима его не пустил, потому что это ахтунг. Сережа очень хотел узнать, что такое ахтунг, но спорить не стал, потому что Дима – его друг.

Он решил, что Дима, наверное, скучает по маме. Ему тоже стало очень грустно без мамы, он крепко обнял Диму и сказал:

– Ты не бойся. Хороших людей просто так в милиции держать не будут. Твоя мама ведь хорошая?

– Не знаю, – ответил Дима.

– А дядя-милиционер хороший?

– Я думаю, все люди хорошие, – объяснил Дима. – Просто у них работа такая.

А ты как думаешь, дорогой читатель? Интуиция подсказывает тебе, что на самом деле все козлы? Если так, будь толерантен и береги нервы.