Следующее утро застало их на пути домой наслаждающимися ароматными ветерками бабьего лета. Воздух казался живым, избавленным от летней сухости осенними дождями. Каждый одурманивающий вдох усиливал ленивую удовлетворенность Валлероя.

Они ехали безостановочно, но неторопливо, оба старались насладиться мгновениями перед стремительно приближающейся зимой. Слева горный хребет, идущий параллельно дороге, протягивал к ним свои выступы, словно вцепившиеся в землю гигантские когти. Промежутки между этими выступами казались скалистыми безжизненными ущельями. Тут и там виднелись развалины строений Древних. Но по большей части не было ничего, кроме потрескавшегося камня, кое—где смягченного клочьями тумана.

Справа на равнине аккуратная россыпь ферм изредка прерывалась сельскими дорогами, отходящими вбок от главной. В такое утро приятно ощущать себя живым, наслаждаться воспоминаниями и счастливом детстве и буйной энергичной молодости.

Несмотря на эту удовлетворенность, на сознание того, что он возвращается домой, Валлерой постоянно представлял себе, как может воспринимать это утро Эйша… если она еще жива. В заключении. Она не из тех, кто прячется в ожидании смерти. Но даже у ее мужества есть пределы.

Мужество? Да, подумал Валлерой, его всегда восхищала ее храбрость, о которой она сама, кажется, и не подозревала. Он вспомнил первый раз, когда увидел проявление этой храбрости.

День был почти такой же — солнечный, тихий и почти чрезмерно прекрасный. Тогда они были почти детьми, когда улизнули в дикую местность, к страшным развалинам Древних. Валлерой вспомнил: это был последний раз, когда они говорили о саймах.

Развалины представляли собой огромную груду камней и щебня, из которой кое—где торчали скелеты сооружений, отказывавшиеся распадаться. К атмосфере неизбежного разложения и дряхлеющего достоинства прибавлялся ужас перед спятившими саймами.

Именно в эти предательские, изрезанные пещерами джунгли устремлялись жертвы перехода, чтобы их не убили в первые, самые уязвимые часы. Немногим удавалось выжить, но, те, кому удалось, порождали полные ужаса легенды, цеплявшиеся за разбитые блоки искусственного камня, как видимая, ощутимая завеса.

Валлерою это место нравилось, потому что сюда никто не ходил. Это словно была его собственность… для него совершенно необычное ощущение. Он знал, что лишь у него одного есть ключ к безопасному проходу… его звездный крест. Несколько часов они с Эйшей бродили по окраинам запретной территории. Мало—помалу заходили все глубже. И вот, подчинившись порыву, он пригласил ее в собственный тайный храм… в свое тайное убежище.

Они пробирались по каменным грудам, скрепленным вьющимися растениями, пучками травы и редкими кустами. Недавно прошел дождь, оставив свежие лужи и вновь образовавшиеся углубления, пересекавшие привычный путь. Валлерой нарочито небрежно выбирал дорогу, остро чувствуя, какое впечатление он производит на Эйшу.

Она шла за ним, бросая по сторонам взгляды вслед за звуками бегущего зверька или пролетающей птицы. Он шел на несколько метров перед ней, высоко подняв голову. Шел с гордостью владельца собственного сада. И поэтому она первой увидела тело.

Ее приглушенный возглас заставил его тремя прыжками вернуться. В стороне от их тропы и немного ниже дождевая вода заполнила углубление, образовавшееся при выработке строительного материала. Вода под голубым небом была зеркально гладкой. В центре озера плавало тело, лицом вниз, руки расставлены, словно тянутся к чему—то. Даже со своего места они видели набухшие бугры вдоль рук. Они знали, что видят наполненные жидкостью сумки щупальцев, болезненно напрягающиеся перед тем, как разорваться и высвободить сами щупальца. Эта женщина, почти сайм, умерла еще до завершения перехода, перед тем, как впервые вышли наружу щупальца, отбирающие селин.

— Не волнуйся, Эйша. Она мертва. И больше не может причинить нам вред.

Эйша содрогнулась и посмотрела на окружающие руины. Она заранее, соглашаясь прийти, знала, что здесь опасно. И теперь не просилась назад.

Несколько минут Валлерой шел рядом с ней, держа ее за руку. Но вот подъем снова стал трудным, и они пошли друг за другом. Она хорошо поднималась, не тратила лишних движений и как будто не уставала. Единственная девочка, с которой Валлерою хотелось бывать в незнакомых местах.

Наконец они добрались до убежища Валлероя. В сущности это не более чем пещера, освещенная только несколькими обломками зеркал, отражавшими свет снаружи. Но в такой солнечный день здесь достаточно светло и приятно.

Валлерой отбросил загородку из веток, которой скрывал вход, и знаком пригласил Эйшу войти.

Ее восхищенный вздох был для него достаточной наградой. Она обошла пещеру, миновала мольберт, устроенный им в углу, прошла мимо рисунков, которые ему нравились и которые он не уничтожал, и добралась до коллекции камней, разложенной на рваном, но чистом одеяле. Ее удивленная почтительность подсказала Валлерою, что Эйша понимает ценность увиденного… ценит все это так же, как и он.

Она остановилась, привлеченная одним из рисунков. Валлерой нарисовал себя самого в виде взрослого сайма; он стоял на вершине холма, подняв одну руку с щупальцами, как будто пытался дотянуться до облака. Валлерой неслышно сел на скамью перед мольбертом и быстро нарисовал Эйшу в виде сайма.

Он впервые пытался передать в рисунке ее привлекательность. Он рисовал, а она стояла перед ним… серьезная, чувствительная, открытая, неосуждающая и ничего не требующая.

Повернувшись к нему, она удивленно спросила:

— Ты не боишься… перехода?

Вместо ответа он протянул ей рисунок. Она несколько минут молча смотрела на него, время от времени переводя взгляд на поднятую руку со щупальцами на другом рисунке.

— Может, ты прав, Хью. Может, и нет никакой разницы… для тех, кто уцелеет.

— Нам обоим уже больше шестнадцати. Вряд ли у нас возможен переход.

Она снова посмотрела на рисунок холма и ветра.

— Ты разочарован?

Здесь, в своем укрытии, уверенный, что его никто не услышит и не осудит, Валлерой посмел ответить:

— Не знаю.

— И, наверно, никогда не узнаешь.

— Ты донесешь на меня?

— Нет.

Она покачала головой и провела пальцами по его мускулистой руке, задержавшись на костлявом запястье, а затем продолжая движение до изящных, с тонкими костями пальцев. Впервые в жизни Валлерой не стыдился своих рук.

— Хью… может, тебе следовало стать саймом… может, ты еще станешь… говорят, такое бывает и с семнадцатилетними.

— Не часто.

— Но, может… еще есть надежда?

— Не думаю, чтобы я когда—нибудь наделся.

— Но ты никогда не надеялся стать саймом?

— Не уверен.

— Если не станешь… что ты будешь делать с оставшейся жизнью? Рисовать?

— Нет, не думаю.

— Почему?

На это он не смог ответить. Пытался, но взгляд все время устремлялся к ветреному холму. Не очень хороший рисунок… пропорции не выдержаны… он слишком старался поместить свои своеобразные кисти на чрезмерно крупные запястья… и щупальца изображены неверно. Но он никогда не испытывал потребности переработать рисунок со своим новым мастерством.

Она кивнула.

— Потому что рисование слишком личное занятие? Потому что ты боишься, что во всем, что делаешь, можно будет увидеть твои мысли?

— Может быть. А может, и потому, что художники голодают. А с меня хватит голода. Думаю, пойду туда, где много платят и рано уходят на пенсию. В армию, может быть, или в федеральную полицию. А когда заработаю пенсию, смогу оставшуюся жизнь рисовать. И никому не стану показывать свои рисунки… если не захочу.

И вот теперь Валлерой сидит на лошади и спокойно едет за саймом по территории саймов. Он здесь, чтобы заработать пенсию, освободив Эйшу… но все, что он до сих пор сделал, было лишь рисованием ради заработка. Он подумал, что ему должно быть совестно наслаждаться жизнью, когда Эйша в такой опасности. Но ведь он ничего не может сделать, чтобы найти ее. Ничего.

Большую часть всех четырех дней, проведенных в Имиле, Клид расспрашивал недавно купленных дженов, собирал слухи и незаметно отыскивал информацию. Но не нашел ни одной нити.

Валлерой чувствовал, что ему пора взять дело в свои руки, но ведь он совершенно беспомощен в этом чуждом обществе. И поэтому он ехал за проводником, то наслаждаясь прекрасным днем, то задыхаясь от раздражения.

В полдень, когда они решили поесть в тенистой роще, Валлерой сказал:

— Если послушать Нашмара, эта дорога должна кишеть нелицензированными рейдерами, охотящимися на бродячих дженов. Но мы не встретили ни души.

Клид рассмеялся, встряхивая свою фляжку.

— Ну, впереди еще полдня. Большинство нелицензированных рейдеров сейчас на полях убирают урожай. Позже они усталые пойдут домой и будут искать возможность позабавиться.

— Я слышал, они считают проводников отличным поводом для забавы.

Клид кивнул.

— Но в это время года они ищут дженов.

— Почему именно сейчас?

— Сейчас оживленная торговля на черном рынке. Большие поля нужно убрать до того, как зима погубит урожай. Выгодней работать под ускорением, чем нанимать других саймов. Но ускорение требует большого количества селина… вдвое больше, чем при обычном потреблении. Есть и еще один фактор. Обычный сайм получает от ускорения удовольствие. Его норма дженов из загонов не позволяет достаточно часто функционировать с полной эффективностью. Это не энтран… но что—то похожее. И он отправляется на черный рынок, если может это себе позволить. Если нет средств, может попробовать поохотиться на свой страх и риск. Я слышал, что пленников, захваченных весной, кормят все лето, чтобы использовать при сборе урожая.

— Садисты!

Клид покачал головой.

— Одна из причин привлекательности Зеора в том, что я заранее рассчитываю для каждого сайма регулярный график получения ускорения. Это не просто удовольствие, Хью, это необходимость.

— Но как Зеор может себе это позволить?

— У нас лучшие проводники. От доноров обычного класса мы получаем больше селина. И товарищи у нас лучшие.

А могут рейдеры увидеть разницу между обычным дженом из общины и товарищем?

— Нет, но товарищи обычно не путешествуют в одиночку.

— Но нелицензированных рейдеров много, и добыча здесь должна попадаться редко.

— Иногда нелицензированная банда настолько раздражается, что готова на все… даже на нападение на общину. Несколько лет назад Зеор едва не погиб во время такого нападения.

— Разве закон не запрещает это?

— Конечно, запрещает. Если нападающие выживут, они будут строго наказаны и оштрафованы. Но мы, разумеется, ничего не получаем в качестве компенсации за ущерб.

— О. — Валлерой нахмурился. — Но вы оправились.

— Не вполне. Дедушка так и не выздоровел. Я потерял жену и двух детей. Был убит мой брат. Сестра умерла во время родов из—за полученных ран. Нет, Зеор окончательно не оправился. Именно поэтому нам необходим Зинтер.

Валлерой молча обдумал услышанное.

— Наверно, вы говорили серьезно… о подготовке приглашений так рано. Ребенок Енавы — надежда Зеора на будущее.

— На самом деле приглашения еще не готовы. Дедушка не одобрил выбранный Енавой рисунок. Она рассердилась и решила посылать приглашения вообще без рисунка. Но прием будет грандиозный.

Они молча ели, потом Валлерой сказал:

— Мне начинает казаться, что Эйша мертва.

— Именно тогда, когда я почувствовал убеждение, что она жива.

— Почему вы так думаете?

— Эндл что—то задумал. Чувствую это спинным мозгом.

— Саймская интуиция?

— Она существует, вы знаете. На этот раз у него что—то особенно грязное. У меня были доказательства того, что он стоял за нападением на Зеор. Не думаю, чтобы он попытался проделать это снова… но считаю, что на этот раз проигрывать он не собирается. И моя задача — чтобы это ему с рук не сошло.

— Как вы это сделаете?

— Не знаю. Но что—нибудь придумаю. Поехали. Мне скоро понадобится общество Денрау.

Подвесив фляжку к седлу, Валлерой сел верхом и пустил лошадь легким галопом. Денрау — подлинный товарищ. Почему—то эта мысль подействовала на него угнетающе. Он догнал проводника и предложил:

— Когда доберемся до дома, я нарисую приглашение… если хотите.

Клид резко потянул за поводья. Несколько мгновений он внимательно смотрел Валлерою в глаза. А когда заговорил, голос его смягчился.

— Хью, я вспомнил о Денрау не для того, чтобы вас унизить. Вы отлично справились со своей работой, но Денрау для нее специально подготовлен.

— Знаю.

Валлерой поежился под этим взглядом, уверенный, что он не ревнует к Денрау.

— Если захотите попробовать, добро пожаловать. Но дедушка прав. Даже если вы будете мне служить, присутствие Денрау все равно потребуется.

— Я ничего подобного…

Клид медленно двинулся дальше.

— Мы будем считать большой честью, если вы сделаете рисунок для приглашения.

Весь остаток дня Валлерой придумывал и отбрасывал различные замыслы рисунка для приглашения — лишь бы избавиться от мыслей об Эйше. Но еще не выбрал рисунок, когда на закате Клид свернул с дороги в сад, который как будто был покинут Древними еще до начала саймских войн.

Спешившись, он сказал:

— Отсюда до Зеора примерно двадцать четыре часа верховой езды, и это последнее приличное место на дороге.

Валлерой осмотрелся. С одной стороны ленивый ручей, с другой — небольшой каменный дом Древних с новой крышей. У входа под навесом поленница. Рядом висит неоднократно использовавшийся топор.

— Кажется, здесь живут, — сказал Валлерой с сомнением.

— Ни одной живой души в округе пяти миль. Эта станция содержится департаментом дорог.

Клид провел лошадь под навес.

Валлерой последовал его примеру и обнаружил стойло, защищенное от ветра и дождя каменной стеной, отходящей от здания, как контрфорс. Проследив взглядом остатки строений на земле, Валлерой сказал:

— Похоже на восстановленные довоенные постройки.

— Так и есть. Мы многое реконструируем. Община Фрихилл специализируется в археологических раскопках и получает от них неплохую прибыль.

Насыпая зерно в корыто для лошадей, Валлерой спросил:

— Это они заново открыли фотографию?

— Да. Одновременно с еще несколькими исследователями… но нам еще многое предстоит тут узнать. Древние в области химии совершали чудеса.

Современные саймы тоже, подумал Валлерой. Но ничего не сказал. Незачем подчеркивать слабость технологии дженов. Он работал молча.

Позаботившись о лошадях, они ненадолго задержались, глядя на закат над долиной. Это был один из тех ясных осенних закатов, которые каждое серое облачко окрашивают в яркие цвета… великолепный конец великолепного дня. Они вместе смотрели, как уходит под горизонт солнце, освобождая небо для первых звезд. И только быстро падающая температура напоминала о том, что лето не будет тянуться бесконечно.

Немного погодя они занесли дрова и развели огонь в великолепном каменном очаге. На взгляд Валлероя, маленький дом был сооружен вокруг очага, рассчитанного на гораздо большее помещение. Вскоре в комнате стало тепло и уютно. Рис, которым их снабдили на кухне Имила, издавал аромат, от которого рот заполнялся слюной.

Клид разделил приготовленное блюдо надвое, а Валлерой тем временем поджарил ореховый хлеб.

— Хочется поменять Зинтера на главного повара Имила, — сказал Клид.

Валлерой посмотрел на жилистого темноволосого сайма.

— Вы серьезно?

— Нет, но хотел бы. Очень вкусно.

Валлерой рассмеялся и с аппетитом принялся есть. Несомненно, это один из лучших его обедов. Похоже на взбитые сливки в апельсиновом соусе, но одновременно хрустит, как яблоки, а на вкус остро, как с гвоздикой, и сладко.

— Вот что я вам скажу, — заговорил Валлерой, — может, за портрет нам удастся купить рецепт этого блюда.

— Прекрасное предложение. Как только вернемся домой, отправлю делегацию для переговоров.

Они ели с аппетитом, обостренным дорогой, и не разговаривали. Потом, опустив чашки в ведро с водой, вышли, сели на деревянное крыльцо и принялись грызть яблоки. Встала огромная медная луна и зачаровывала ночь своим сиянием. На фоне треска цикад и негромкого журчания ручья изредка слышался вой койотов, бросавших вызов господству луны. Валлерой набрал полные легкие воздуха, насыщенного ароматом недавно убранных полей, и глубоко вздохнул. Зачарованная ночь, словно не знающая времени.

— Знаете, — сказал Клид, — я никогда не был так счастлив.

— Я собирался сказать то же самое. Хотя Эйшу мы не нашли, а Стэйси, вероятно, развешивает плакаты с моим портретом и надписью «Разыскивается за дезертирство»… я чувствую себя счастливым.

Бросив яблочную сердцевину в сад, Клид ответил:

— Думаю, я знаю, почему счастлив. Это временное состояние. Оно долго не продлится, но… — он помолчал, с сомнением глядя на Валлероя. — Никому не скажете?

— Мои уста навсегда запечатаны! Так в чем секрет вашего счастья?

— В расписании. Вернее, в его отсутствии. Последние восемь ночей я сплю без перерывов, ем без срочных вызовов, и мне не требуется все время смотреть на часы.

По—английски Валлерой ответил:

— Мы называем это отпуском. Делайте так каждый год.

— Отпуск. — Клид произнес это слово, подражая интонации Валлероя. Потом произнес его эквивалент на саймском. — Теперь я понимаю, почему так много споров бывает из—за назначений.

— Вы хотите сказать, что у вас не бывает отпусков?

— Ни одного с самого перехода. В Зеоре всегда не хватает проводников.

— Вам нужно начать программу профессиональной подготовки, чтобы их было больше.

— Проводниками рождаются, их не просто готовят. И рождаются они очень редко.

— Тогда нужна программа набора новобранцев, призванная привлечь больше проводников.

— Большинство проводников даже не знают, что они проводники, если не проходят разъединение вскоре после перехода. И для проводника разъединение гораздо тяжелей, чем для обычного сайма.

— Неужели проводники настолько отличаются?

— О, да. И анатомически, и психологически. Отдельная мутация. Некоторые считают ее наиболее совершенной: если бы все саймы были проводниками, Зелеродов Рок не поджидал бы нас.

— Этого я никогда не понимал. Откуда такое апокалиптическое видение?

— Подумайте сами… джанкт совершает двенадцать—тринадцать убийств в год. Каждый год своей взрослой жизни. Сто лет назад средняя продолжительность этой взрослой жизни составляла двадцать лет. Большинство саймов погибало от патологических осложнений во время перехода. Сегодня уровень выживаемости восемьдесят процентов, и продолжительность жизни саймов возросла. Обычный сайм доживает до шестидесяти—семидесяти лет. А знаете, сколько лет дедушке?

— Нет.

— Сто пять. И за всю жизнь он ни разу никого не убил. Это более тысячи дженов, которые могли бы быть убитыми.

— Теперь понимаю. — Валлерой немного подумал, выстраивая в сознании все факторы. И каждый из них приводил к увеличению числа дженов, убиваемых ежегодно. — А что будет с саймами, когда исчезнут все джены?

— Они умрут.

Проводник негромко произнёс в ночи это слово. Треск цикад поднялся крещендо, потом неожиданно на мгновение смолк, как смолкают гости на приеме, смущенные слишком откровенной ремаркой.

Валлерой затаил дыхание. Он словно боялся, что насекомые сейчас произнесут приговор судьбы… как будто они что—то знают и понимают. Но треск возобновился, и Валлерой вздохнул: странное ощущение рассеялось.

— В таком случае Тектон должен усилить набор… провести мощную профессиональную кампанию… использовать массовую психологию…

Вытянув длинные ноги и полусклонившись на ступеньках, Клид смотрел на звезды.

— Все это не только незаконно у нас, но об этом никто не слышал. Общество дженов достигло высоких достижений в области, совершенно неизвестной у нас. У нас есть фотография, есть производство удобрений, остатки электроники и определенный опыт в химии. У вас промышленность, основанная на массовом производстве, математическая социология и разнообразные фундаментальные познания, абсолютно отсутствующие у нас.

— Прекрасная ситуация для союза?

— Ситуация, требующая союза. Иного выхода нет. Вопрос только в том, проживет ли раса до создания этого союза.

Валлерой по длинной дуге пустил яблочную сердцевину к луне.

— Если проводники будут стоять между обычными саймами и дженами, у вас есть шанс.

— Но лишь очень небольшой. — Клид подобрал ноги и повернулся к джену. Во всех линиях его подтянутой фигуры чувствовалось сдерживаемое возбуждение. — Союз саймов и дженов вначале будет основан на вере в проводников. Но со временем все саймы станут проводниками. И дженам больше не нужно будет опасаться любого сайма. Тогда проводники станут обычными людьми… а не рабами своих способностей, о которых они никогда не просили. — Он сделал жест. — Посмотрите на звезды и скажите, что вы видите.

— Тысячи точек.

— В старых книгах говорится, что это солнца… множество таких солнц, как наше, и вероятно, с планетами, такими, как наша. Может, даже с людьми, как мы, кто знает? Древние лишь начинали исследовать этот мир, когда началась мутация.

— Исследовать небо?

Валлерой не мог поверить, но могучее видение, в которое верил Клид, казалось необычайно важным в этот вечер.

— Хью, они на самом деле ходили по Луне и по Марсу! И посылали корабли еще дальше. — Клид взял Валлероя за руку, сжал его костлявые запястья, чтобы показать разницу между простотой рук джена и сложной гармонией контуров сайма. — Взгляните на наши руки и скажите: разве они не принадлежат друг другу! Объединившись, человечество достигнет звезд… и пойдет дальше… Не будет предела нашим достижениям, если мы прекратим убивать друг друга и научимся использовать свои сильные и слабые стороны.

На фоне руки сайма пальцы Валлероя казались более похожими на обычные пальцы джена. Он с усилием оторвал взгляд от щупальцев сайма и посмотрел на луну. Мать рассказывала ему о людях, ходивших по луне. Но он всегда считал это сказками. И теперь грандиозность этого зрелища заполнила его глаза слезами. Хриплым голосом он сказал:

— Да… вместе мы сможем это сделать!

Он словно принес присягу делу, которое гораздо более значительно, чем его собственное существование… и это было удивительно приятное ощущение.