Маковый рулет по рецепту Володиной мамы

Для теста:

3 1/2 чашки муки;

1 щепотка соли;

2 столовые ложки мелкого сахара;

2 чайные ложки сухих дрожжей;

3/4 чашки молока;

цедра 1 лимона;

120 г масла;

1 желток, взбитый с водой для глазури.

Для начинки:

3/4 чашки плюс 1 чайная ложка мака;

1 столовая ложка сахара;

2 столовые ложки меда;

1 чайная ложка масла;

цедра 1 апельсина;

цедра 1 лимона;

белки от двух яиц.

Для приготовления теста смешайте в миске муку, соль и сахар. Туда же добавьте сухие дрожжи. В центре сделайте углубление. Положите в кастрюлю масло, лимонную цедру, добавьте молоко и держите на огне, пока масло не растает. Затем немного охладите смесь и добавьте ее к сухим ингредиентам. Замесите тесто, выложите на присыпанную мукой доску и месите 10 минут, пока оно не станет эластичным и гладким. Переложите тесто в чистую миску, накройте влажным полотенцем и поставьте в теплое место на 45–50 минут. Тесто должно увеличиться в объеме примерно в два раза. Тем временем приготовьте начинку.

Размельчите маковые зерна в комбайне или блендере. Растопите в кастрюльке масло и добавьте к нему перемолотый мак, сахар, мед, апельсиновую и лимонную цедру. Оставьте на 1 минуту на большом огне, затем дайте остыть. Добавьте белки от двух яиц и хорошо перемешайте.

На присыпанную мукой доску выложите тесто. Раскатайте в форме длинного прямоугольника толщиной в три сантиметра. Равномерно распределите начинку по тесту (остановитесь где-то за 2,5–3 см от длинного края). Сверните тесто в рулет. Убедитесь, что начинка осталась внутри. Выложите рулет швом вниз на противень, накрытый пекарской бумагой. Оставьте на полчаса. Покройте глазурью из яйца и распределите оставшуюся чайную ложку мака по поверхности рулета. Выпекайте в предварительно разогретой до 190°С духовке в течение 35–40 минут. Перед подачей остудите рулет на решетке.

Я сидела в гостиной и обменивалась с Иваном сообщениями, договариваясь о времени нашей новой встречи, когда почувствовала, что ко мне сзади подошел Грег. Я вскочила, словно перепуганная лошадь, увидевшая змею.

— Хло, ты белая как привидение, — сказал Грег.

— Ты меня напугал, — слабо откликнулась я.

— Ты какая-то нервная в последнее время. С тобой все в порядке? — Грег как-то странно на меня посмотрел, и мое сердце затрепетало от ужаса. Неужели он что-то подозревает?

— Да вроде да. Устала только немного.

— А ты не видела мой стетоскоп?

— Он разве не у тебя в сумке? — спросила я, и Грег отрицательно помотал головой. — Грег, ну куда ты его запрятал?

Грег виновато опустил голову, словно мальчишка, которого поймали за хулиганской проделкой.

— Господи ты боже, Грег! Откуда мне знать, куда ты дел свой стетоскоп? — воскликнула я.

Муж тщательно осмотрел комнату. Вдруг глаза у него загорелись. Он уверенно подошел к тумбочке, на которой стоял телевизор, улегся на пол и вытянул руку.

— Нашел, — сказал он, довольно улыбаясь, словно маленький Джек Хорнер, доставший сливу. Потом взглянул на меня лукаво: — А я знаю твой секрет.

Мое сердце подпрыгнуло и пустило волну адреналина по телу.

— Какой секрет?

Откуда он знает про Ивана? У меня перехватило дыхание; я явственно увидела, как рушится наша жизнь: уложенные по коробкам вещи; проданный дом; рыдающие дети. И все из-за меня.

— Надо же, — удивленно уставился на меня Грег. — А я думал, только я тут переживаю из-за рецепта твоего куриного супа.

О чем это он?

— Секрет ведь в жире из той банки из холодильника, да? Вот твой секретный ингредиент! — Грег ликующе замахал перед моим носом какой-то бумажкой.

Меня все еще потряхивало. Я с трудом выровняла дыхание и постаралась успокоиться. Шмальц! Вот в чем дело. Пришел отчет из лаборатории — они обнаружили в моих кнедликах присутствие куриного жира. Мне еще повезло, что муж не отправил в лабораторию меня и не обнаружил во мне присутствие другого мужчины.

Позже в этот же день мы с Иваном лежали на диване в его гостиной. Он спал, я нет. Вот вам и еще одно различие между мужчиной и женщиной: он после оргазма лишается сил, а она их набирается. Бекки еще не вернулась в город. Ужасно, конечно, было спать с ее мужем в ее же доме, но не настолько ужасно, чтобы перестать с ним спать. Мы тем не менее избегали супружеской спальни, вовсю исследуя остальной дом и гордясь собственной щепетильностью. Я поведала Ивану папину теорию о взаимоотношениях: о том, как муж и жена привыкают друг к другу, становятся словно братом и сестрой, и оттого срабатывает запрет на инцест, а следовательно, и на секс. Если честно, я просто хотела узнать, занимаются ли они с Бекки сексом.

— Есть один такой русский роман девятнадцатого века, описывающий утопию, — начал рассказывать Иван. У папы на каждый случай имелась цитата из великих, а у Ивана — книга. Судя по всему, в Советской России заняться, кроме чтения, было в общем-то нечем. Ну, еще сексом, в котором Иван тоже преуспел. Секс входил в краткий перечень увлечений, не привлекавших к человеку повышенного внимания властей. В общем, я была рада такому стечению обстоятельств — благодаря этому Иван состоялся как прекрасный любовник.

— Эта книжка тогда пользовалась большим успехом, — продолжил он, — ее написал Чернышевский, и называлась она «Что делать?».

— А я думала, ее Ленин написал, — прервала его я, хвалясь своей эрудицией.

Студенткой я как-то ненадолго увлеклась коммунизмом и прочла брошюру про Ленина. Тогда же я занималась продажей «Социалистического рабочего» на улицах Камдена, но быстро сменила эту низкооплачиваемую должность на работу официантки в занюханной кафешке, что позволило мне, известной также как «мисс Селфриджез», более полно удовлетворять потребительский голод. Я рассуждала так: мои покупки суть плоды моего же труда, следовательно, предаваясь шопингу, я не изменяю марксистской идеологии. Вскоре после этого я закончила университет, заплатила первый взнос за квартиру и перестала притворяться коммунисткой, как любой работающий налогоплательщик из общества собственников, всецело отдавшись капитализму.

— Написал. Но только название он взял у Чернышевского, притом преднамеренно. В общем, в том романе он описал равноправный брак, в котором муж и жена договорились уважать личную жизнь друг друга. Они входили в комнату супруга только после приглашения и, кроме того, отвели отдельную комнату для личных встреч. Я всегда думал, что в этом что-то есть — так можно сохранить какую-то тайну, загадку между двумя людьми, поддержать сексуальный интерес друг к другу, не воспринимая его как должное.

— Мм, — протянула я, — неплохая мысль. Только вот комнат нужно много. Ну и что с ними произошло? Сработала теория?

— Ну, все получилось немного сложнее. Жена влюбилась в друга мужа, и они стали жить втроем. А потом муж инсценировал собственную смерть, чтобы жена смогла спокойно жить с его другом, ведь его она любила больше, чем мужа.

— Какой альтруист. Боюсь, ради тебя Грег на это не пойдет, — призналась я. — Правда, ты ему и не друг вовсе. — На мгновение я задумалась. — Наверное, поэтому нам с тобой так и хорошо вместе, правда? Из-за того, что мы отвлекаемся от рутины обычной жизни.

— Наверное, — ответил он, и на пару минут мы замолчали. Иван провел рукой вверх и вниз по моему плечу, по которому тут же забегали мурашки. — Знаешь, я очень жалею, что присутствовал на родах своей жены, — признался он. — Мне после этого трудно воспринимать ее как женщину. Она для меня стала в первую очередь матерью моих детей, и теперь мне кажется, что сексом с ней заниматься как-то неприлично.

— Как ты можешь так говорить? — удивилась я. — Они ведь и твои дети тоже.

— Я знаю. Просто я не вру сам себе, да и тебе говорю чистую правду. Так это на меня повлияло. Да и не только это. Еще эти вечные: «Куда ты положил мыло?» и «Почему нельзя закрыть за собой зубную пасту?»… Все это разрушает таинство, верно? Ты слышала о таком русском поэте — Маяковском?

Я кивнула.

— Он очень здорово описал это в одной из своих поэм: любовная лодка разбилась о быт.

Я поняла, что меня страшно заводит, когда он говорит по-русски.

— А как насчет нашей лодки? — кокетливо спросила я, лаская его между ног.

— А наша лодка, милая, только-только вышла в море, — ответил он и, притянув меня к себе, поцеловал. — Я никак не могу тобою наесться, — прошептал Иван, и мы снова занялись любовью.

Сидя в кафе в парке, я наблюдала, как какая-то женщина, явно стыдясь, поедала яичницу с беконом, прикрывая второй рукой жующий рот. Как будто есть в общественном месте страшно неприлично. Рядом с ней сидел мужчина за пятьдесят, с жидкими волосенками, затянутыми в хвост. Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не заорать ему в ухо, что он выглядит нелепо, и не отчекрыжить хвостик маникюрными ножницами. Настроение у меня было не ахти, и я срывалась на всех и вся. Бекки раньше времени вернулась домой, поэтому Ивану пришлось отменить наше следующее свидание. Свою досаду я вывалила на Грега, и мы жутко поругались. Любая супружеская пара со стажем проводит ссоры легко и виртуозно. Каждый из супругов, до бесконечности повторяя свои аргументы в споре, запоминает их в совершенстве. У нас «хитовые» фразы звучали так: «Ты всегда в плохом настроении, уставший и никого не хочешь видеть» и «Ты всегда права, а все вокруг ошибаются». В общем, в результате разговора я теперь ненавидела все живое: Грега — за то, что он зануда, Ивана — за то, что отменил свидание, Бекки — за то, что зачем-то приперлась домой и мешает мне спокойно жить и трахаться с ее мужем.

Через окно я увидела Сэмми и Даму-с-голубями. Они сидели рядышком на скамейке. Интересно, что за тему для разговора они нашли? Вдруг Сэмми поднял голову, заметил меня и жестом пригласил присоединиться. Мое настроение не очень-то располагало к общению, но потом я заметила кое-что интересное — правая рука у Сэмми двигалась то вверх, то вниз. Он играл на гитаре. Насколько я знала, с момента маминой смерти он ни разу не брал в руки гитару и тем более не играл, и сейчас я страшно удивилась и растрогалась. Допивая кофе, я натягивала куртку, намереваясь присоединиться к ним, как тут зазвонил мой мобильник. Может, это Иван? Может, мы все-таки встретимся? В глубине моей души встрепенулась надежда, но быстро зачахла и умерла — звонила Джина, да еще и очень взволнованная.

— Я собираюсь отменить свадьбу, — заявила она.

Мои мысли все еще занимал Сэмми с гитарой, так что я вяло откликнулась:

— Да?

— Я ведь не смогу прожить с одним-единственным мужчиной всю оставшуюся жизнь!

Я попыталась сконцентрироваться на ее словах:

— Джина, не предпринимайте ничего, пока мы не увидимся. Вам нужно все серьезно обдумать. Возможно, вам просто страшно.

— В смысле?

— Вы боитесь серьезных отношений, боитесь стать счастливой. Мы сегодня во время сеанса все это обсудим, — пообещала я.

— Я не достойна такого мужчины, как Джим, — отозвалась Джина, но в конце концов пообещала потерпеть до нашей встречи и ничего пока не делать.

Как только я вышла из кафе, мобильник снова разразился звоном. На этот раз звонила ПП.

— Джесси у тебя? — поинтересовалась она. — До меня тут дошло, что я ее уже давно не видела, вот и решила уточнить, у тебя она или как.

— У меня, и с ней все в порядке. Но вообще-то могла бы и позвонить ей хоть разок.

— Позвоню-позвоню, — пообещала ПП. — Просто я так занята, ну, сама знаешь. Пойдешь со мной на бал, который дает Элтон Джон? У меня есть лишний билет, а Джереми не может. Странно, но мне так тяжело, когда его нет рядом.

«А когда твоей дочери рядом нет, тебе наплевать», — подумала я, но промолчала и вместо этого спросила:

— Что же тебе в нем так нравится?

— Он божественно делает куннилингус. Обязательно приходите с Грегом к нам на ужин, я вас познакомлю. Ну, мне пора, — прочирикала она и бросила трубку.

Я мысленно передернулась, представив себе картину божественного орального секса, выключила телефон и направилась к Сэмми.

Он все еще сидел на скамейке рядом с Дамой-с-голубями и играл «Это могла быть только ты». Старушка с голубем на плече тихо и мелодично подпевала ему:

Когда она пела, голос у нее становился как у молодой девушки. На какое-то мгновение я увидела, какой она была: юной девчушкой, ребенком, чьей-то дочкой. Все мы чьи-то дети, все мы появились на этот свет из материнской утробы. И вот теперь та девочка стала странной, дикой и одинокой старухой, почти карикатурным персонажем, бродящим по улицам Квинс-парка и разговаривающим с голубями. Что за шутку сыграла с ней жизнь, чем довела до такого? Когда я подошла поближе, Дама согнала голубей со скамейки, чтобы я смогла сесть.

Сэмми нас познакомил:

— Хло, это Мадж. Мадж, это Хло.

Последние десять лет я неоднократно видела ее на улице, но ни разу не поинтересовалась, как же ее зовут. Мне стало стыдно.

— Да-да, — кивнула Дама, — мы с Хло давние подруги, правда ведь? Но ты всегда так занята, все время какие-то дела-дела-дела, так что мы никак не можем улучить момент и поговорить по душам.

Впервые я внимательно взглянула на нее. На измученном заботами лице сияли миндалевидные, удивительно зеленые глаза, полные грусти и печали. Ей было где-то около семидесяти, и что-то в ее поведении подсказывало, что раньше она жила благополучной и счастливой жизнью. Возле ее ног покоилась груда пакетов, без которых она не выходила из дому. В одних виднелись какие-то тряпки, вроде тех, что висели у нее над крыльцом; в других лежали корки хлеба для голубей.

— Мадж раньше была дизайнером по тканям, — сообщил Сэмми.

Мадж кивнула, закачав растрепанной головой.

— У меня двое детей, — добавила она. — Славные мальчик и девочка, совсем как вы с братом.

— Ты снова играешь, — заметила я Сэмми, прикасаясь к гладкой поверхности гитары.

— Да, пришло время. Мадж говорит, мы все обязаны делать то, для чего появились на этот свет, — сказал Сэмми, и Дама похлопала его по плечу. Сэмми взглянул на свои пальцы, удивляясь, как же после такого долгого перерыва им удается так шустро перебирать струны. — Я как будто встретил старого друга после долгих лет разлуки, — сказал он. Его глаза были полны слез.

— Сэмми поможет мне найти моих малышей, — поделилась Мадж.

Я, немного обеспокоившись, посмотрела на брата. Интуиция велела мне держаться подальше от людей, которым нужна моя помощь, только если они не собираются за нее платить, — в таком случае я могла бы контролировать наши взаимоотношения, определяя их строгими, сугубо профессиональными рамками. С другой стороны, Сэмми всегда был добр к бродягам и бездомным. Он никогда не пройдет мимо нищего — всегда даст денег, чтобы хватило на чашку чая, а потом вместе с ним его и выпьет, заодно угостив несчастного полноценным английским завтраком, во время которого будет углублять знакомство и строить планы на завтрашнюю встречу.

— Мадж не видела своих детей уже тридцать пять лет, — объяснил Сэмми.

Мадж откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза, чтобы ничто не отрывало ее от воспоминаний, и начала свой рассказ.

Она познакомилась со своим мужем Регом в двадцать лет. В 1958 году, после двух лет ухаживаний, они поженились. Она работала дизайнером на текстильной фабрике, он был бригадиром. У нее, в отличие от мужа, было хорошее образование — после средней школы она окончила факультет дизайна в колледже.

— Он был невероятно красивым. О нем мечтали все девушки города. А выбрал он меня, — гордо сказала Мадж.

Когда Мадж забеременела, ей пришлось оставить работу. В 1962-м родилась дочь, а через два года появился и сын — в те же годы, что родились и мы с Сэмми. Такая же семья, как у нас, в том же городе, жила такой же жизнью.

— Поначалу у нас все шло прекрасно, — добавила Мадж.

Рега радовала роль отца и кормильца семьи. Они жили в маленьком доме с террасой в Килбурне, и Мадж была счастлива готовить, убираться и просто растить своих детей. Сначала. Когда же дети пошли в школу — Рози было семь, а Джимми пять, — Мадж потеряла покой.

— Если бы Рег просто позволил мне вернуться на работу, все было бы совсем иначе, — вздохнула она.

Но ее муж был обычным трудягой, убежденным, что работающая жена — позор для мужчины, подтверждение того, что он — неудачник, который не в состоянии обеспечить семью. А у Мадж было слишком много свободного времени и энергии.

— Мне было так одиноко. Рег приходил домой с работы и засыпал на диване перед телевизором. Я целый день сидела дома одна и, уложив детей спать, вечера проводила тоже в одиночестве. Мне так хотелось хоть с кем-нибудь поговорить.

Этим кем-нибудь и стал Армстронг (Арми), ее любовник. Он не только ее слушал, он еще и говорил с ней. Они познакомились в 1969 году в Кентиш-тауне, когда Мадж поскользнулась и упала на скользкой дорожке. Он помог ей встать, обработал содранные коленки и пригласил на чашку чая, чтобы помочь оправиться от стресса. Арми был на пять лет младше Мадж, имел диплом преподавателя, но работать сумел устроиться только автобусным контролером. Он приехал с Ямайки и, сойдя с корабля, разочаровался в стране, которая не ответила его ожиданиям.

Они влюбились, и Мадж, погрузившись в мир тайных свиданий и сорванных украдкой поцелуев, снова стала счастливой. Довольно скоро она сообщила Регу, что уходит от него к другому и забирает с собой детей. Когда Рег узнал, что Арми черный, он заявил, что его дети с черномазым жить не будут только через его труп.

— Я не знаю, что случилось потом, — завершила свой рассказ Мадж. — Это все, что я помню. Видимо, я заболела и попала в больницу. — Она затрясла головой, словно пытаясь вытрясти забытые воспоминания — она точно знала, что они есть, но никак не могла их вызволить.

Внезапно Дама вскочила со скамейки.

— Мне пора домой. Джимми и Рози скоро вернутся домой пить чай.

Туман в ее голове, на время рассказа немного прояснившийся, опять заволок ее сознание, и теперь Мадж снова выглядела не совсем нормальной. Подхватив мешки, она поспешила домой, отгоняя прочь с дороги голубей.

— Бедная старушка, — покачал головой Сэмми. — Я собираюсь ей помочь — хочу выяснить, что все-таки произошло с ее детьми.

— А ведь маме сейчас было бы столько же, сколько ей, — заметила я.

Над парком медленно сгущались сумерки. Вокруг радостно носилась парочка собак — далматинец и чихуахуа. Время от времени они застывали на мгновение, но потом снова принимались валять друг друга в траве. Позади псов в полной тишине брели их хозяева — видимо, случайные знакомые, объединенные лишь дружбой своих питомцев. Неподалеку мужчина с аккуратным красным тюрбаном на голове, склонившись над священной книгой, ходил кругами по периметру детской площадки, как делал это каждый день.

— Мог бы уже ее и дочитать, — шепнула я Сэмми, пихая его локтем в бок.

Мы захихикали, как малые дети, но скоро затихли; Сэмми нежно тронул гитарные струны, совсем как в старые времена.

— Я тут подумал… — произнес он. — Может, мне переехать обратно в Лондон? Ничего, если я еще немного поживу у тебя?

— Я буду только рада, — сказала я, крепко его обнимая. — Живи сколько хочешь.

После рассказа Мадж я не могла найти себе места — мне так хотелось увидеть Лео и Китти, что я сразу же отправилась домой, но там было тихо, пусто и безлюдно. Внезапно мне страшно захотелось услышать голос Грега.

— У доктора больной, — сказала Марджори, секретарь в приемной госпиталя.

Несмотря на то что Грег был моим мужем, для меня она не делала никаких исключений. Даже когда я приезжала в больницу, она меня к нему не пускала.

— Доктор занят. Присаживайтесь и ждите своей очереди, — говорила она, морща идеально накрашенный рот и плотнее запахивая вязаный жакет, надетый поверх чистой и аккуратной блузки.

Я испробовала все, что только можно: очаровывала ее изо всех сил, дарила невообразимо дорогие подарки на Рождество, приносила домашние пироги, обдавала ледяным презрением, уверяла, что разговор совершенно неотложный, в конце концов, просто угрожала. Но ничто не помогало; с тем же успехом она могла быть одной из мам одноклассниц Китти.

— Марджори, это Хлоя. Позовите, пожалуйста, Грега. — Видимо, что-то было в моем голосе, потому что впервые она не стала возражать, и следующим голосом, который я услышала, был голос Грега.

— «Это могла быть только ты», автор и дата? — спросила я.

— Гус Кан и Ишем Джонс, тысяча девятьсот двадцать четвертый.

— Ты просто чудо.

— Я знаю. Но мне пора, милая. У меня сегодня просто аншлаг, — попрощался Грег.

Казалось, весь наш дом заполонили призраки и тени. Вот как оно все будет, если мы разведемся. Останется пустой дом, в котором когда-то дети жили со своим папой, и тоска по детям, когда по средам и выходным их не будет. А их отцу будет еще хуже — большую часть недели он будет предоставлен сам себе. Каждый из нас в любое время мог сделать этот кошмар реальностью. Для создания семьи нужны двое, зато для того, чтобы ее разрушить, достаточно всего одного. И не важно, как сильно брошенному партнеру хочется все вернуть, если супруг решил уйти, то все кончено, навсегда.

В этот серый день воздух был пропитан мелким моросящим дождиком. В комнату через откидную дверцу вошла Дженет. Кажется, ей понравилось, с каким изяществом она сквозь нее проскользнула. К Володе недавно приезжала из России мать, которая привезла огромное количество маковых рулетов. Часть из них, как только мама уехала обратно, Володя передарил мне. Он ненавидит мак, я же, наоборот, обожаю. Рулеты напоминали мне о бабушке Белле (она тоже их готовила), о том, как она вытирала своим платком мне липкий рот, весь черный от сладкой и липкой маковой начинки. Пациентов у меня не предвиделось до шести вечера, так что я отрезала себе большой кусок рулета и устроилась на диване, намереваясь немного насладиться запретным теликом и посмотреть «Ричарда и Джуди». Они казались такой счастливой парой; интересно, как им это удается? Мне даже захотелось написать им письмо, чтобы выяснить их секрет.

«Дорогие Ричард и Джуди!

Вы живете вместе, работаете вместе и, хоть иногда вы и ссоритесь, все равно кажетесь такими счастливыми и добрыми друг к другу. Как вам это удается?

С уважением, Хлоя Живаго, 43 года.

P.S. А как часто вы занимаетесь сексом?»

Одинокую тишину прервал звонок в дверь. На крыльце стояла Рути. Выглядела она увядшей, вокруг глаз темнели круги.

— У вас открыто? — спросила она.

— Кветчориум?

Она кивнула.

— Открыт всегда.

— Ненавижу свою жизнь, — вздохнула Рути.

Я затащила ее в дом, сделала ей чашку чая и отрезала кусок макового рулета. Рути сильно похудела и, как бы странно это ни звучало, выглядела просто ужасно.

— Какую именно ее часть? — уточнила я.

— Я просто больше так не могу. Я просыпаюсь каждое утро и понимаю, что просто не в состоянии прожить очередной день. Я лежу в кровати, думаю обо всех встречах, которые у меня сегодня будут, о людях, которых мне нужно увидеть… Вставать, умываться, мыть голову, завтракать, выходить из дома, ехать до работы… Никаких сил нет. А потом, когда я все-таки добираюсь до работы, этот мерзкий идиот, Дэвид Гибсон, говорит мне что-нибудь вроде: «Мы все на той же странице», а я отвечаю ему: «Так добавьте что-нибудь еще». Я все чаще и чаще беру выходные за свой счет. Чувствую себя жалкой депрессивной наркоманкой.

— А Ричард знает, что с тобой происходит?

— Нет. Он никогда ничего не замечает. Кроме, конечно, какой-нибудь антикварной хрени, в которую я, если продолжу вести тот же образ жизни, скоро тоже превращусь. Хотя это вообще не важно — все равно меня уволили по сокращению штатов.

— Как это — уволили? Ты же главный редактор! — удивилась я.

— Они там перераспределяют обязанности… Как они утверждают, то, чем я занималась, больше не требуется. Я могла бы поспорить, но мне кажется, это такое своеобразное благословение. Вроде как знак, что пришло время менять жизнь.

— Тебе надо перестать принимать кокаин; тогда ты снова сможешь взять все под контроль, — не сдержалась я.

— Хло, я разве просила тебя о советах? Или просила объяснить мне подоплеку моих проблем? Нет, я же пришла просто поныть, чтобы ты говорила в нужных местах моего рассказа: «Бедная ты моя крошка» и «Ты только не расстраивайся».

— Прости, дорогая, — извинилась я.

Рути всегда сохраняла отменное чувство юмора, даже в самых сложных ситуациях.

— Может, ну его, этот чай? Давай бутылочку разопьем? — предложила я и отправилась к холодильнику, где за залежами несвежих овощей обнаружила припрятанную бутылку шампанского. — О, это даже лучше, — сказала я, размахивая бутылкой. — Теперь мы прямо как парочка старых, отчаявшихся, но все еще шикарных алкоголичек, которые пьют средь бела дня. Интересно, сколько таких бутылок понадобится, чтобы мы очутились на скамеечке в парке? Ну, или в компании голубей, — добавила я, вспомнив о Мадж.

— Бедная старуха, — покачала головой Рути, когда я передала ей рассказ Мадж. — Так ужасно, я ведь ни разу не подошла к ней, не поговорила. Как думаешь, что с ней случилось?

— Видимо, что-то ужасное, раз она ничегошеньки не помнит, — предположила я.

Мы затихли, пытаясь представить, что же за событие могло свести Мадж с ума и отправить на задворки общества.

— А можно мы опять поговорим обо мне? — спросила Рути.

Я кивнула и подняла бокал в ее честь.

— Поверить не могу, я все эти годы пахала, чтобы стать редактором, а теперь для меня это вообще ничего не значит, — говорила Рути. — Какая вообще разница, о чем мы будем писать — о девице, которая учит других девиц, как заарканить миллионера, или о борьбе с алкоголизмом какой-нибудь сериальной звездишки? — Рути налила себе еще шампанского, упиваясь сарказмом. — Нет, просто если взглянуть на дело с глобальной точки зрения — все эти статьи завтра будут мусором. Хотя нет, больше не будут; мы ведь теперь используем перерабатываемую бумагу! — Она оценивающе взглянула на меня. — Ты просто чудесно выглядишь, Хло. Может, мне тоже завести интрижку; помимо всего прочего, на кожу романы влияют гораздо лучше кокаина.

— Тебе правда пора завязывать с коксом, — напомнила я.

— Завяжу, обещаю. Завтра же. Мне просто нужно еще немного продержаться, чтобы смириться с увольнением, — сказала Рути. Вдруг запиликал ее мобильный. — О-о, орел приземлился. Мне пора, надо встретиться с Карлосом. До встречи!

Рути была права — моя страсть к Ивану не так уж сильно отличалась от ее пристрастия к кокаину; этот роман нарушал спокойное равновесие моей жизни, делал меня какой-то невротичкой с маниакально-депрессивным синдромом. Сперва тебе кажется, что ты держишь ситуацию под контролем, но потом страсть затмевает все вокруг, и ее удовлетворение становится важнее многих других, гораздо более значимых вещей. Вдали от Ивана я превращалась в раздражительную замкнутую мегеру, а рядом с ним расцветала и впадала в экстаз.

«Я тоскую без тебя. Мы обязательно встретимся — я придумаю где», — пришла на мобильник очередная доза моего наркотика.

«Уровень поцелуев в моем организме упал до критического уровня, пожалуйста, поторопись», — отправила я ответную эсэмэску. Настроение у меня мгновенно улучшилось, и я, вальсируя, упорхнула в подвал, где меня дожидалась Джина.

Едва успев присесть, она тут же начала тараторить. Своей неуемной энергией она почему-то напомнила мне меня же. Скоро я выяснила почему.

— Я переспала с другим мужчиной, — объявила Джина. — Я решила, что мне необходимо избавиться от этой навязчивой идеи до свадьбы.

— Так, значит, вы все-таки выходите за Джима? — уточнила я.

— Да. И извините за тот истерический звонок. Сейчас я уже в порядке. Я поняла, что мне просто необходимо было так поступить, а теперь я готова к спокойной жизни.

— Ну и как вам этот опыт? — спросила я, и взгляд у Джины затуманился воспоминаниями о недавней похоти.

— Восхитительно, — призналась она. — И мне ни капельки не стыдно. Ну, не очень стыдно. В конце концов, мы ведь с Джимом еще не женаты.

— А вы бы повторили этот опыт еще раз? — поинтересовалась я.

— Нет. Да. Не знаю, может, еще разок. — Мой вопрос ее явно обеспокоил. — Черт, да. Я-то думала, одного раза с меня будет достаточно, но теперь понимаю, что хочу это повторить. Я просто чудовище, да? Вы точно так думаете, я знаю!

Я покачала головой.

— То, что думаю я, совершенно не важно, Джина. Важно только то, что думаете вы. Все мы одновременно чудовища и ангелы, честные и двуличные, щедрые и скупые. В каждом из нас есть все эти черты, но не в этом дело. Важно то, как мы справляемся с плохими проявлениями своего характера, — сказала я и поняла, что обращаюсь не только к ней, но и к самой себе.

Джина, мгновенно просветлев лицом, откинулась на спинку кресла.

— У меня ведь еще два месяца до свадьбы, так что, если я еще разок увижусь с тем парнем, это как бы не будет считаться, правда? — спросила она.

Видимо, именно так она оправдывала свою «нехорошесть», но, по правде говоря, она ничем не отличалась от наркомана, который каждый раз клятвенно обещает, что эта доза будет последней. Все мы одинаковые.

— Мы с ним познакомились сто лет назад, — рассказывала Джина. — Между нами всегда было какое-то притяжение, но мы никогда не затрагивали эту тему. Ну вот я и подумала, что стоит выяснить все до конца.

— Чем он так вам понравился?

— Он совсем другой, восхитительно незнакомый и новый, — объяснила она.

Я кивнула. Я прекрасно ее понимала.

— Но все будет хорошо, — утверждала Джина. — Я пройду этот этап, выйду замуж, рожу детей и буду жить долго и счастливо. А вы придете на свадьбу?

Вообще-то вступать в личные отношения с пациентами против моих правил, но Джина уже так давно ходила ко мне на сеансы и мне так хотелось, чтобы она была счастлива, что я решила нарушить свой кодекс и согласилась прийти если не на прием, то хотя бы на церемонию.

«Это ведь ты во всем виновата, — посмотрев на ее милое личико, вдруг подумала я. — Если бы не ты со своими сомнениями, во мне не прижилось бы семя предательства. И перед тобой не сидела бы сейчас женщина, имеющая любовника и ведущая двойную жизнь.

Что, неужели она приставила пушку тебе к голове и заставила изменить мужу?» — поинтересовался мой внутренний голос.