Глава 1. Сражение.

В Чистилище был аврал. Работники и служащие этого учреждения, уважаемого и солидного, сновали туда-сюда позабыв об привычной важности и надменности, с которой они обычно выполняли свои обязанности, пытаясь хоть как-то их исполнить, но из-за большого напряжения, вызванного огромным наплывом клиентов и ограниченности во времени, случались досадные ошибки. Ну да где их не бывает?

Заклятые грешники отправлялись на прогулку по бесконечным просторам, благоухающими самыми удивительными ароматами райских садов, а праведники, отправлялись в самое сердце пекла, где сходившие с ума от нестерпимого жара и копоти черти, круглыми от ужаса глазами, смотрели то на вновь прибывающих, то на свои котлы с кипящей смолой, в которых больше не было мест. Эти орудия праведного возмездия сейчас больше походили на рыбные консервы, забитые до отказа чуть ли не прессованными морскими обитателями. Мест не было не только для вновь прибывающих грешников, его не было даже для самой смолы, которая выливалась прямо на угли при попытке чертей впихнуть в котел еще одного несчастного. Белый, едкий дым от разлитой, перегретой смолы собирался тут-же, над головами персонала, задевая за рожки самых высоких и походил на легкие, перистые облака, только в отличие от небосклона планет класса «А», сквозь разрывы этих «облаков» не просматривалось голубое, ласковое небо, а зияла провалами кромешная тьма.

А незапланированные и неупорядоченные по значению и статусу клиенты все прибывали и прибывали в Чистилище. Они появлялись внезапно в главном холле целыми группами, целыми подразделениями, во главе со своими командирами, самые мелкие из этих команд составляли человек по двадцать, а самые большие доходили до нескольких тысяч человек; и еще не понимая, что все уже закончилось, что узы плоти больше не сковывают вырвавшиеся в самостоятельное бытие души, они по инерции продолжали воевать и здесь, благо противник, как для одной, так и для другой из сторон появлялся регулярно и в достаточном количестве. Из-за этого, главный холл, обычно строгий и практически пустынный, переполнял сейчас шум и гам, пытающихся пригробить таки друг дружку, еще не подозревающих о своем бессмертии, сущностей.

Эти приступы ярости эхом отзывались в чистых и непорочных душах служащих, трогая казалось давным-давно вырванные постом и молитвой, если не сказать темные, то наверняка серенькие струны их белоснежных душ, побуждая беспристрастных «судебных исполнителей», бросить все свои дела и сжав до бела кулаки броситься в самую гущу схватки, победить, и шумно отпраздновать победу на разгульном пиршестве, с добрым вином, высокопарными речами и неутомимыми красавицами, один взгляд которых поражает разрушительнее, чем разрывная пуля крупного калибра. После того, как в их душах вихрем проносились такие порывы, служители с удвоенным рвением и скоростью разбирали образовавшийся в их хозяйстве завал, напрочь пренебрегая законным, месячным, минимальным сроком, – гарантированным высочайшим повелением Всевышнего каждому пребывающему, отправляя в рай и в пекло чуть ли не по очереди, в слабой надежде исправить в более спокойное время все допущенные ошибки.

Филиал Чистилища, галактики 511/75 по проекту не был расчитан на такой большой наплыв клиентов.

Два флота враждующих миров сошлись в смертельной схватке. Сразу, как обычно это и бывает, в подобных ситуациях, непонятно откуда появилась фея Безумие, и сделав на своей противной рожице гримасу шизофреника с двадцатилетним стажем, раскинула свой знаменитый серебристый плащ, в котором дьявольскими огнями таинственно зажглись звезды, одновременно пугая и маня. После того, как это было сделано, и знаменитый плащ покрыл все пространство боя, сражение, не очень то вязавшееся до этого, пошло как по маслу. Пилоты кораблей делали немыслемые пируэты, наводя ужас не только на противника, командиров и собственные экипажи, но и на самих себя, внезапно появившимися гениальными способностями в навигации; стрелки с хладнокровностью опытного хирурга превращали в яркие, красивые, разноцветные вспышки все, что попадалось им в прицелы своими мощными орудийными системами; телеметристы и связисты, точно по инструкции, как это и требовалось, следили за экранами своих радаров и приказами командиров, но их никто не слушал. Сейчас всем было не до них.

Легкий челнок межгалактического, особо-малого класса, вынырнул из подпространственного перехода в реальное пространство в самой гуще схватки. Разноцветные вспышки аннигилирующих космических кораблей расцветали диковинными цветами в опасной близости от беззащитного корабля, абсолютно не приспособленного не только для ведения боевых действий, но и вообще для нахождения в области их ведения.

Исчерченное трассами энергетических зарядов и красиво расставленных линий заградительного ракетного огня пространство, походило на какой-то пространный чертеж, линии на котором постепенно исчезали и заменялись новыми, как бы следуя за ходом мысли опытного чертежника, назвать которого можно было с полной уверенностью. Это была Смерть. Таких высот, каких достигла эта госпожа в своем искусстве, следовало еще поискать. По крайней мере Жизни до ее мастерства было еще далеко, хотя и она старалась не отставать.

Челнок била дрожь от частых и близких выделений энергии. Несколько раз его бросило с огромной силой – два штурмовика были развеяны в прах прямо возле его бортов. Можно было только посочувствовать экипажу, которому так не повезло. Кто же мог знать, что при выходе в реальное пространство его ожидает такой горячий прием?.. Бортовые системы навигации с большей или меньшей долей вероятности уже могли гарантировать, что при выходе в реальное пространство корабль не окажется на месте, занятом каким либо телом естественного происхождения, но прогнозировать наличие военных действий в таких областях пространства, навигационные системы попросту не могли, и хотя такое случалось довольно редко, но все таки случалось.

После каждого энергетического импульса компьютерной системе корабля приходилось наново вводить в свои мозги эталонные программные продукты, заменяя ими подпорченные, на это тоже уходило драгоценное время, которого в сложившейся ситуации у экипажа просто не было.

Весь комизм положения заключался в том, что этот пришлый челнок не принадлежал ни к одной из противоборствующих сторон, а следовательно не реагировал на запросы систем опознавания и дружно воспринимался обеими сторонами как враг, который достоин только уничтожения и чем быстрее – тем лучше.

Пилот показывал чудеса изворотливости, демонстрируя разгоряченным в бою экипажам такие серии фигур пилотажа, что у стрелков, тщетно пытающихся захватить непонятный корабль в перекрестье своих прицелов это вызывало приступы бешенства.

Пришелец постепенно выбирался из самой гущи схватки стараясь держаться как можно дальше от штурмовиков обеих сторон, и обходя суда побольше на почтительном расстоянии и с такой скоростью, какую только позволяла силовая установка корабля.

За ним не отставая ни на метр шла пара легких штурмовиков, повторяя все маневры бьющегося за жизнь неудачника. И что самое интересное, эти два корабля принадлежали к разным конфликтующим сторонам, но это им нисколько не мешало сообща преследовать врага. Когда беглецу особенно хорошо удавался маневр и он немного отрывался от преследователей, те тоже времени зря не теряли, продолжая нагонять жертву, они расходились и открывали ураганный огонь друг по другу, а после того, догоняли беглеца, весь их гнев переключался на него, и они опять сходились борт к борту.

Пилот челнока старался во всю, но расстояние между ними постепенно сокращалось и этому были объективные причины – у загонщиков была более мощная и новая техника, изначально рассчитанная на уничтожение, и притом быстрое и эффективное. В данный момент он делал все возможное для того, чтобы выйти из этой области пространства, но для его старенького корабля требовалось время для подготовки генераторов поля, к тому же выйти из реального пространства эта модель кораблей могла только по достижении определенной скорости, которую корабль набирал очень медленно.

Выйдя из самой гущи схватки, челнок лег на прямолинейный курс и сделал отчаянную попытку последнего броска. Скорость конечно росла, но что самое обидное, она росла не пропорционально – у преследователей штурмовики разгонялись гораздо резвее. Расстояние между ними сокращалось катастрофически быстро и уже подойдя на достаточное для результативного выстрела расстояние, те синхронно открыли огонь по загнанной жертве. Импульсы выстрелов прочертили батистовую черноту пространства скрестившись на маленькой, блестящей точке челнока. В следующее мгновение отливающая металлом точка ярко вспыхнула синим, оставив в пространстве позади себя тухнущий, светящуюся красным сгусток раскаленных газов, затем непрошенного гостя объяло фиолетовое сияние и до боли яркая вспышка прекратила погоню. Корабля как не бывало, только угасающие всполохи фиолетовых тонов рассеивающейся энергии, указывали на то место, где в последнее мгновение реально находился находился материальный объект.

Преследователи как по команде разошлись, по дуге обходя почти потухшую вспышку. Им не верилось, что все так быстро закончилось. Затем экипаж одного из штурмовиков невзначай обнаружил, что в пылу погони сильно углубился во вражеские порядки и сделав крутой разворот бросился сломя голову наутек. Его недавний напарник по охоте ринулся следом стреляя из всего, из чего только можно было выстрелить.

Процесс жизни продолжался.

 

Глава 2. Землепашец.

Мужчина, определить возраст которого не представлялось возможным, сидел на краю своего малюсенького клочка земли и куском дикого камня, старательно оттачивал рабочую поверхность бронзовой мотыги. Свалявшаяся, длинная борода закрывала пол-лица, а прячущиеся под густыми, черными бровями глаза, выражали полное безразличие ко всему окружающему. Клочок обработанной земли со всех сторон обступали густые заросли кустарника, из которого то там, то здесь, вздымались к густо-синему небу величественные деревья, с трудом удерживая на своих широких ветвях невероятно тяжелое небо. На краю обработанного участка земли, находилась покосившаяся хижина, которая до такой степени обросла кустарником, что представляла одно с ним целое. Могло даже показаться, что это вовсе не результат человеческого труда, а одна из шуток природы, которыми она время от времени удивляет всех, кто способен это увидеть и осмыслить.

Редкие, безжизненные всходы какой-то культуры – это было все, что произрастало на земле этого земледельца. Судя по состоянию его корявых ладоней, даже эти невзрачные ростки, просто так здесь расти не хотели. По сравнению с окружающим их буйством дикого леса, жизни в этих побегах было не больше чем в куске камня.

Тишину дня резанул резкий вой, постепенно снизившийся до рокота. Редкие посвисты лесных птичек бесследно исчезли, уступив поле деятельности более могучему и громкому конкуренту.

Человек даже глазом не повел, продолжая полировать корявым камнем не менее корявую поверхность мотыги.

Под брюхом челнока шли сплошные заросли. Пилот внимательно всматривался то под нос машины, то на экран радара, но никакого просвета в этом зеленом море не наблюдалось. Не смотря на видимое спокойствие пилота, и даже какую-то уверенность, с которой он вел свой челнок, дела у его машины были не такими уж и хорошими. В корме зияла провалом внушительных размеров пробоина, из всей планетарно-маршевой двигательной установки осталась только третья часть, и что самое удивительное, сохранившейся мощности было достаточно для удержания в воздухе такого большого куска железа и притом на планете с достаточно высокой гравитацией.

Аппарат разрабатывался и изготавливался с расчетом на такие ситуации, но бесконечно долго ничто продолжаться не может. Уже не осталось в живых не только тех, кто непосредственно вдохнул жизнь в этот набор деталей, а отошли уже в мир иной их дети, внуки и правнуки. Около ста лет челнок служил людям меняя хозяев и галактики, детали и виды топлива, постоянно подвергаясь то нападению, то реконструкции.

Челнок погибал. Реактор вышел из теплового режима и все еще продолжал нагреваться. Видимо досталось не только двигательно установке, но и ему. Транспорант, предупреждающий об этом уже давно светился на мониторе, перед глазами пилота алым цветом, сигнализируя об опасном режиме эксплуатации, но пилот не хотел делать посадку прямо посреди зарослей и все искал подходящее место.

Среди сплошного ковра растительности, на мгновенье, черным пятном моргнул свободный участок. Не сильно надеясь, что ему удалось найти свободное место, пилот сбрасывая скорость развернулся по пологой дуге и вскоре его аппарат завис над поляной. Долго не раздумывая, раздувая рулежными двигателями грунт, он посадил машину. Посадка оказалась жесткой – шасси глубоко вошли в рыхлую почву.

Бородач отбросил свою мотыгу и вскочил. Стоя как вкопанный, широко раскрытыми глазами, он смотрел на это безобразие. От его каторжной работы, за каких-то несколько секунд не осталось и следа. Все всходы, вместе с верхнем слоем почвы теперь находились не на привычных для земледельца местах, а в перемешку лежали валом высотой в пояс по периметру огорода. Плотные как стена заросли не пропустили дальше этот венигрет из почвы и растений. Посреди ровной как стол поляны, стоял знавший и лучшие времена межгалактический челнок особо малого класса. Радужные разводы по корпусу цветов побежалости, количество заплат и сварных швов говорили сами за себя, но то, что машина добралась сюда своим ходом, неплохо характеризовало ее строителей, мир их праху.

Лязгнули блокировочные замки и с шипением отошел в сторону люк по правому борту. В проеме шлюзовой камеры появился высокий мужчина средних лет и ударом тяжелого ботинка попытался исправить технические огрехи. После третьего удара, трапик, то же много раз варенный-переваренный покинул свое место, с лязгом выскочил и уперся в грунт. Человек энергично сбежал и направился смотреть повреждения на корме. То что он увидел превзошло его самые пессимистические ожидания. Маршевая установка была буквально разворочена мощным взрывом. Нечего было и думать о продолжении полета на челноке, находящемся в таком состоянии. Вернее думать можно было о чем угодно, но от этого ничего бы не изменилось.

Больше из корабля никто не показывался. Очевидно, вышедший, был единственным человеком на борту и находился сразу во всех должностях от капитана до уборщика. На вид ему можно было дать лет сорок, хотя жизнь в космосе несколько быстрее старит человека. Гладковыбритое, овальное лицо венчала аккуратная прическа, изготовленная из черных как ночь волос. Не новый, но аккуратный и чистый коричневый костюм, хорошо сидел на еще не плохо сохранившейся фигуре.

Осмотрев пробоину и найдя это отвратительным, пилот озабочено огляделся по сторонам и заметил все еще стоящего на краю своего бывшего поля, заросшего аборигена. Увидев его состояние, он повнимательней осмотрел выдутый при посадке грунт в перемешку с салатовыми ростками. Сделав скорбное выражение на лице и подходя поближе к земледельцу, стал искать что-то в своих многочисленных карманах.

Из хижины выскочила еще довольно молодая, одетая в лохмотья, давно не мытая женщина и что-то выкрикивая на непонятном языке бросилась к своему мужу, не переставая кричать и размахивать руками.

Мужчина, что-то ей крикнув, прогнал ее обратно в хижину. Хотя и с неохотой она все же выполнила его требование.

Подойдя поближе пришелец обнаружил таки то, что искал в одном из карманов и протянул жителю этого бескрайнего леса коричневый кусочек пластика с блестящей поверхностью и закругленными краями.

– На вот, возьми, не обижайся. За это можно купить три таких урожая, по крайней мере я так думаю.

На кредитном билете значилось: «100 кредитов. Объединенная банковская система скоплений – 21/504, 21/505… 21/814. Обязателен к приему в любой из этих систем».

Земледелец осторожно взял протянутые ему деньги и внимательно их осмотрел, как человек, который видит что-то впервые.

– Ну будем считать, что мы с тобой в расчете. – Продолжал пришелец. – Мне понадобиться твоя помощь. Ты случано не знаешь где на твоей планете есть еще такие корабли как мой?

Чувствуя вопросительную интонацию земледелец несмело что-то сказал, но спрашивающий так ничего и не понял. Тогда он прибегнул к древнейшему языку жестов, сопровождая ими свой вопрос. На этом языке пришлось втолковывать свою мысль довольно долго. Он то показывал на свой корабль, то изображал пролетающий в воздухе челнок, сопровождая это представление звуками, которые отдаленно напоминали звуки, производимые пролетающим кораблем. Собеседник стоял с широко распахнутыми глазами и не понимал что случилось с пришельцем. Было видно, что он уже получил предостаточное количество впечатлений и дальше шла явная передозировка. Пилот уже было совсем отчаялся, но вдруг неожиданно человек его понял. Без видимого энтузиазма он махнул рукой на север и зло пролюлюкал что-то отрывистое на своем языке.

– Да, – задумчиво произнес пришелец, – нужно было все-таки купить коммуникатор. Обязательно куплю… если конечно еще прийдеться побывать в приличном магазине.

На командном посту, службы дальнего обнаружения системы безопасности системы Кристин 7(6) было тихо, только изредка попискивающие приборы давали понять, что вы находитесь не на кладбище, а в серьезном месте, где выполняются сложные и ответственные задачи. Писки были редкими, да и они сразу же поглощались специальными панелями на стенах, делая это место еще более тихим и уютным. За основным пультом, в кожаном, уютном кресле сидел не молодой уже человек с нашивками майора на сверкающем мундире и с неохотой разглядывал мониторы, на которых уже почти полгода ничего не менялось.

В помещение вошел еще один сотрудник сил безопасности. Этот был гораздо моложе, хотя одинаковая форма почти полностью нивелировала это различие, делая их похожими как родных братьев.

– Старший лейтенант Искар прибыл на смену. – Заявил вошедший вытянувшись на мгновение, как это и полагается по закону и закрыл за собой бронированную дверь. Сидевший развернулся в кресле и устало поприветствовал коллегу.

– Да, что ни говори, а тихое нам досталось местечко службы. Всегда о таком мечтал. Уже полгода как эта компания купила планету, а на ней все еще ничего не происходит. Даже как-то странно. Мне кажется что они просто просчитались покупая это место. Наверняка этот шарик не представляет никакой ценности и их просто надули.

Майор мог бы говорить еще долго и нудно. Человеком он был словоохотливым, а за бесконечно-долгие часы бдения перед экранами в этом бронированном склепе, у него в мозгу возникали такие необычные логические построения, что позволь он себе немного повыражаться так как думал, и его карьера в службе безопасности накрылась бы быстрее, чем он успел бы дойти до своей комнаты в расположении.

Потягивая спину он с трудом вылез из кресла, уступая место новому сменному дежурному.

– Так точно, господин майор. На прошлой планете, которую мы с вами охраняли едва успевали ловить нарушителей, а залететь на эту ни у кого не возникает желания. Даже пострелять не по кому. Так и квалификацию потерять можно, да и скука смертная.

– Ничего, это тоже входит в наш заработок, да и то, что здесь тихо, не так уж и плохо. Вы это поймете с годами и вспомните мои слова. – После этой загадочной фразы майор покинул пост и направился к себе.

Он медленно брел в свою комнату, оставив молодого лейтенанта наедине со своими надеждами и желаниями. Это было не первое место во Вселенной, которое майору приходилось охранять и действительно оно пока было самым тихим из всех. Никого и близко не было видно. Ни конкурирующих сообществ, ни проходимцев-одиночек, так и жаждущих урвать кусочек чужого, ни даже самих хозяев. Не было вообще никого, и это уже начинало действовать на нервы, и как только-что оказалось не ему одному. У его подразделения хоть была какая-никакая работа – они дежурили, держа под контролем орбиту, дальние сектора космоса, прилегающие к их объекту и используя систему спутников контролировали как могли поверхность вверенного им мира. Хуже было пилотам-перехватчикам. они вообще не знали чем себя занять. Единственным осмысленным их занятием, было облачение в противоперегрузочные костюмы перед заступлением на дежурство. И это все. Бессмысленность ситуации не развеивалась даже после регулярных внушений начальства о «бдительности и боеготовности», которые необходимо было поддерживать на «постоянно-высоком» уровне. Единственное, что согревало душу майору в трудные минуты, это было то, что не смотря на скуку и вынужденное бездействие плата регулярно перечислялась на его счет, а это, как чувствовал он с высоты своих лет, не самое последнее в жизни.

Его рассуждения прервала сирена. Сирена! Этот звук здесь еще не слышали. Городок ожил. Люди выбегали из своих походных домов-контейнеров и направлялись по своим штатным местам. Пара орбитальных штурмовиков выруливала из своего укрытия. Собравшиеся пилоты других смен с завистью смотрели на счастливчиков, которым предстоит теперь настоящее дело, а не пустые разговоры вызванные скукой. Побежал к своему пульту и майор. Хотелось поскорее узнать что случилось, ведь еще десять минут назад все было тихо и спокойно.

Вбежав в бункер слежения, он действительно увидел отметку на экране радара. Хотя не званный гость совершил посадку посреди леса и данный момент времени не мог просматриваться системой, компьютер цепко держал в памяти координаты, в которых корабль находился перед тем, как раствориться среди бескрайнего леса. Теперь в этой точке перекрещивались две тонкие, красные линии, напоминая прицел ручного оружия.

Искарт, не скрывая своего возбуждения стал рассказывать запыхавшемуся майору как все произошло:

– Вы не поверите, господин майор! Только сел за пульт, а тут бац, засветка! В четырнадцатом секторе северного полушария спутники засекли аномальное напряжение поля. Я даже не поверил своим глазам, думал кажется. Ведь только идиоту могло прийти в голову входить в реальное пространство-время так близко от материального объекта. Вы представляете, меньше четверти радиуса нашей планеты. – Он говорил «нашей планеты» потому, что за полгода никто из службы просто не привык называть этот мир по имени.

– Так вот, сижу, жду. Вдруг хозяева пожаловали. Потом все как положено – вспышка и так далее… но корабль совсем маленький. Судя по скорости и характеру вспышки межгалактический, особо малого класса. На запрос «свой-чужой» никак не отреагировал.

После того как он вышел на орбите, стал снижаться в направлении северо-запад. Пять минут назад совершил посадку. От нас к нему пять с половиной тысяч километров, через минут пятнадцать он будет наш.

Взмах руки, которым местный житель пытался ответить на назойливые приставания пришельца оказался вещим. Не успел он опустить руку, которой указывал направления базирования так милых сердцу пилота кораблей, как в той стороне показались две темные точки. Они росли буквально на глазах, превращаясь в грозные боевые машины. Скорость их полета поражала. Для полета в атмосфере это было слишком, но тем не менее это было. Как только штурмовики прошли над полем, всю округу залил оглушительный грохот их двигателей, звук не поспевающий за своими хозяевами прокатился над точкой назначения и понесся дальше, за делающими разворот и снижающимися машинами. Два человека, стоящие посреди испорченного поля завороженно, каждый по своему, глядели на происходящее. Раскаты рокота причудливо переливались, смешивались с уже отраженным от почвы звуком и терялись в дремучем лесу, устраивая напоследок удивительную разновидность эха.

Пилот приветственно замахал руками. Настроение у него улучшилось настолько, что он готов был расцеловать этого отвратительно-грязного, так далеко отошедшего от цивилизации человека, что вероятно язык животных был ему ближе и понятнее языка людей. Ему сразу стала нравиться и эта хижина, и этот лес, и эта не гостеприимная на первый взгляд планета.

– Если здесь так быстро приходят на помощь, то еще не все потеряно! – крикнул он обращаясь к земледельцу, стараясь перекричать раскаты уносящегося прочь грохота.

Спустя несколько мгновений штурмовики сбросив скорость уже были поблизости. Один из пары завис метрах в двадцати над поверхностью, почти касаясь крылом верхнего яруса леса, второй сел рядом с развороченным челноком. Пилот оставив скрывшегося в зарослях аборигена, и побежал навстречу «спасателям».

Зависший в воздухе штурмовик не выпускал из своих прицелов происходящее. Его орудийные системы находились в боевом положении. Покинув свои места в широких, толстых крыльях, они теперь возвышались над обеими плоскостями глыбами металла. Черные излучатели, не меньше метра в диаметре, походили на глаза чудовища из кошмара, готового при первом же не ловком движении метнуть в жертву молнию, испарить, превратить в ничто все, что не понравиться обыкновенному слабаку, пальцы которого сейчас лежали на спусках.

Из распахнувшегося грузового отделения севшего штурмовика, лязгая блестящими, как у игрушки, гусеницами, выползла небольших размеров боевая машина. Для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений на счет действительного предназначения этого куска железа, сверху, на подвижной турели было установлено скорострельное орудие.

Она развернулась и с достоинством пошла на только что радовавшегося сверх меры пилота. Вот здесь уж действительно от счастья до горя был один шаг, даже не шаг, а один взгляд, один импульс мысли. За медленно движущейся машиной шествовало два боевых, механических робота. Вместо локтевых, захватных манипуляторов у них были пристегнуты пулеметы среднего калибра.

Ожил громкоговоритель установленный на находящимся в воздухе корабле: – Внимание! Не предпринимайте ни каких действий и необдуманных поступков. Выходите по одному. У нас под прицелом ваш сообщник. Не вынуждайте нас предпринимать кардинальные меры, тем более, что мы имеем на это полное право.

– Я один! – Обескуражено выкрикнул несчастный. – А вы, – обратили на него внимание сверху, – снимите вместе с поясом ручное оружие и отбросте его подальше от себя. И не нужно глупостей. Напоминаю, если вы не поняли, я уже сейчас имею право вас убить.

Из находившегося на поверхности штурмовика выскочило два солдата, одетых в выстрелобезопастные, бронированные доспехи, на головах были шлемы забранные темным стеклом. Они по всем правилам боя в стесненных условиях, прикрывая друг друга «ворвались» в распахнутый люк челнока, порыскали там немного, то так ничего опасного для себя не обнаружив спокойным шагом вышли наружу.

Получив сигнал с поверхности что все спокойно сел и второй штурмовик.

После того, как было подобрано отброшенное в сторону оружие, все окончательно успокоились. Из второго штурмовика, который плавно опустился возле первого вышла целая команды и не спеша занялась грузовым отсеком поврежденного челнока. Маленькая, боевая машинка отправилась вместе с одним из роботом обратно грузиться, другой остался стоять на месте, не сводя с человека ни своих светочувствительных элементов, ни своего оружия. Предварительно предупредив своим отвратительно синтезированным голосом, чтобы тот оставался на месте. Так он и стоял, и никому не было до него никакого дела. Все внимание «спасателей» было сконцентрировано на пришлом корабле – первой их добыче за полгода круглосуточных бдений.

Их предусмотрительность поразила стоящего под прицелом хозяина корабля. Когда перед его грузовым отсеком появился компактный, шагающий погрузчик он было рванулся помешать выгрузке своего товара, в слабой надежде получить хоть какие-то объяснения, но свистящая, короткая очередь не позволила ему это сделать. Пули распоров воздух с визгом прошли чуть выше головы, а его безстрастный страж объяснил:

– Это был предупредительный выстрел. В моей программе предусмотрено проведение только одного такого выстрела. Если вы двинетесь еще раз, то восстанавливать будет нечего. Может вам это и не нравиться, но такая у меня программа.

Когда товар полностью перегрузили на штурмовики, к нему подошел худощавый офицер с маленьким, стилизованным изображением летящей кометы на черном шлеме и включив записывающее устройство спросил:

– Кто вы такой и как можете оправдать свое вторжение в этот мир? В тоне, каким был задан вопрос сквозило полное безразличие к стоящему перед ним человеку, его будущим ответам и его дальнейшей судьбе вообще. Так, простая формальность, которая не нужна была никому, но так было положено.

– Я Керон Сальс, подданный его величества Хариза, императора Кригона, правителя системы Оскерн 3,4, галактики 274/А511. – Начал было Сальс неуверено.

– Ни про вашего правителя, ни про его систему я не имею ни малейшего представления. Как вы оказались здесь?

– Как всегда я получил заказ. Мое судно было зафрахтовано фирмой «Медик фарм» для перевозки медицинского оборудования заказчику в соседнюю с вашей галактику. При входе в реальное пространство для корректировки курса, попал под огонь. Это случилось в соседнем звездном скоплении вашей галактики. Вообще то я всегда стараюсь корректировать курс подальше от галактик, в свободном пространстве, но на этот раз пришлось рискнуть. В вашей галактике идет сейчас какая-то война, и мне «повезло» вынырнуть в самом центре сражения. После того, как корабль был поврежден, пришлось срочно искать место для посадки. Бортовая навигационная система определила ваш мир как ближайший, где человек может существовать без специальных средств. Подпространственный переход проходил в автоматическом режиме, так что я даже не знаю названия мира в котором оказался. Кстати, вы мне не подскажете название и координаты?

– Это не имеет ни какого значения. – Офицер явно спешил, и хотел побыстрее покончить со всеми формальностями. – Продолжайте.

– Реактор вышел из теплового режима чудом удалось посадить челнок. Если учесть, что у вас гравитация превышает стандарт, то мне просто повезло. А то, что я испортил поле вашему жителю, так это я не нарочно, ведь если бы я сел посреди леса, меня бы было трудно искать, да и развернуться там негде, а так вы быстро меня нашли. – С сомнением в голосе он закончил последнюю фразу.

– Да, это вы правильно сделали. Все допрос окончен. – Произнес в диктофон офицер и спрятал его в нагрудный карман.

– Допрос!? Я что, преступник по вашему?

– По нашему, – в тон ответил офицер, – вы действительно преступник. По законам этой галактики, преступником автоматически стает человек, который нарушает права частной собственности, а именно это вы и сделали. В наших краях это самое незыблимое право, фундамент так сказать, на котором строится наше общество.

– Но я же не знал ваших законов! И куда же мне было деваться? Подыхать в космосе!? Вы же должны понять, что это вынужденная посадка. Ведь такое может случиться с каждым.

– Меня это не касается, я просто выполняю свою работу. К говорившему подбежал разгоряченный молодой человек, почти мальчишка, в точно такой же форме, только эмблем и побрякушек на его груди было поменьше.

– Господин капитан, – на мгновение вытянулся он, – а может запихнем его обратно в эту железяку и разнесем ее вдребезги? Как мы это сделали на Глуме и сделаем вид, что ничего не произошло. Похоже, что его товар стоит не малых денег…

– Нет Карс, на этот раз мы так делать не будем. Это же первое задержание со времени нашего найма на эту планету. Нужно предоставить хозяевам врага, а то они могут подумать, если уже не думают, что их собственность вообще охранять не надо и откажутся от наших услуг. А что до груза, так у тебя не было никакого груза, – выкрикнул он Сальсу в лицо и с силой пнул ботинком в живот. – Или был, а? Я тебя спрашиваю?

Нет, не было никакого груза, – прохрипел тяжело поднимаясь космический бродяга.

Видя, что его положение становится хуже с каждой минутой, он решил использовать последнюю, как он решил, возможность.

– Вы знаете, – сказал он отряхивая одежду, – у меня есть приличная сумма денег, и я вполне могу заплатить за свою свободу.

– Ну так давай их сюда! – Обрадовался капитан и сменил гнев на показную милость.

– Нет, их со мной нет. Они остались под залог у «Медик фарм» и забрать их обратно я смогу как только привезу уведомление о получении заказчиком оборудования. Ведь это сложное оборудование и не везде его купят, а если вы позволите отвезти его по назначению и слетать за деньгами, то они ваши. Если хотите, то пошлите со мной человека. Только конечно нужно будет восстановить мой корабль. Ваши, – он взглядом показал на штурмовики, – туда не доберуться.

– А сколько у тебя там денег? – Поинтересовался капитан.

– Почти шестьдесят тысяч кредитов.

– Спасибо, буду знать сколько просить за твое барахло.

Заберите его. И поаккуратней с ним. Чтоб ни одного синяка – он должен вызывать гнев, а не жалость.

Только теперь ему разрешили опустить руки, и лишь затем, чтобы удобнее было надевать на них наручники. После того, как раздался щелчок этого устройства, исполнительный робот опустил оружие и поволокся к своим собратьям на штурмовик, по дороге, как того требовала от него программа, оттянув затвор и выбросив из патронника патрон.

Все погрузились и только ждали команды капитана. Тот с кем-то переговорил по связи и обращаясь к специалисту спросил:

– Что скажешь по поводу этого гроба? – Указывая пальцем на выпотрошенный челнок Сальса, сиротливо стоящий посреди поля с настежь распахнутыми люками.

Заключение, больше похожее на приговор последовало незамедлительно: – Старая колымага, изношенная настолько, что ни о каком восстановлении не может быть и речи. Если ее кому-то предложить, то за нее не просить денег надо, а наоборот – доплачивать.

– Все ясно, уходим. Силовые установки двух боевых машин дружным воем откликнулись на эту команду, вертикально взлетая с крохотного клочка обработанного руками человека земли. Та, в которой находился Сальс, развернувшись и клюнув носом дала залп по брошенному кораблю. Оглушительный взрыв прокатился по округе, выдавая новую порцию ужаса каждому обитателю этой глухомани. Волна ослепительно-белого огня прокатилась по поверхности вынося к границе леса куски металла, изуродованные настолько, что даже эксперт не сказал бы с полной уверенностью, какая именно часть только-что существовавшего корабля была представлена тем или иным обломком.

Для этого корабля все уже было позади. Он отправился следом за своими создателями, хотя и с задержкой в сотню лет, из мира людей опять в мир природы. А вот для его последнего хозяина как раз наоборот, все только начиналось.

Из лесу вышел бородач провожая тяжелым взглядом две черные точки, быстро двигающиеся на север по начинающему кутаться в белоснежные облака небу. За мужем, опасливо обходя загоревшиеся сухие ветки вышла женщина. Увидев, что их хижины нет на месте она заголосила, но взглянув на мужа тут же осеклась.

Бородач прошелся по перепаханному струями газов полю, с которым еще час назад было все в порядке. Догорающие коптящим, черным пламенем груды развороченного металла захламили буквально все поле. Стараясь держаться как можно дальше от этих обломков, мужчина ступал плохо слушающимися ногами по своей земле, осматривая грустным взглядом полное торжество Хаоса. Насытившись вдоволь этим зрелищем, он вернулся к тому месту, где стояла его хижина. Женщина так и не тронулась с места, перепуганными глазами глядя то на испорченное поле, то на своего мужа.

Постояв немного в нерешительности, мужчина стал разбирать тлеющие, обугленные деревяшки, которые совсем недавно были его домом. Из завала он извлек сначала мотыгу, рукояти на инструменте не было, только пятисантиметровый, обугленный кусочек дерева свидетельствовал о том, что совсем недавно она была на месте. Порывшись еще немного ему удалось обнаружить топор. Его лезвие за годы работы сильно слизали твердое дерево и заточные камни, рукоятка, хотя и почернела, но сохранила свою прочность. Работать инструментом еще было можно. Человек улыбнулся своей находке и черной, заскорузлой ладонью протер лезвие. На синеватой стали вспыхнуло отражение приближающегося к закату, наливающегося кровью светила.

Нагнувшись еще раз над своим пожарищем он резко выпрямился – что-то кольнуло его под одеждой. Запустив руку за пазуху он достал сверкающий глянцевой поверхностью прямоугольный кусочек коричневого пластика. Несколько минут рассматривал его, поворачивая то одной, то другой стороной, проводил потерявшим чувствительность пальцем по цифровому и буквенному рельефу купюры, раздумывая, куда же приспособить эту вещь в своем хозяйстве, да так и не придумав ей никакого применения резко отшвырнул прочь. Подхватил свой топор и уже через несколько минут лесная глухомань, развлекаясь, вторила его сильным и размеренным ударам. Иногда топор замолкал, но только для того, чтобы без помех лес услышал шум падения очередного поверженного исполина.

Рядом с испорченным, медленно расширялось и росло новое поле.

 

Глава 3. Бирка на столбике.

По скованной морозом равнине порывистой ветер гнал легкую поземку. Снежинки образуя непрерывно меняющиеся узоры на ровном как стол плато, быстро перемещались, на долго не задерживаясь на одном месте, к чернеющему на востоке неясным, темным пятном горному хребту. Скитлар собирался начать на своей новой планете новый день. Хотя звезда на небе еще не появилась, но участок небосклона, сразу за хребтом, заметно посветлел, образовав красивый переход цветовой гаммы от иссиня-черного, до светло-синего, задействовав при этом все цветовые оттенки индиго.

Посреди плато, способный поразить воображение даже людей разбиравшихся в подобных сооружениях, возвышался огромный прямоугольный корпус обогатительного комбината. Правда, надо сказать, в этот утренний час он никого своими размерами не поражал – равнина вокруг вооружения была абсолютно пустынна, только ветер, привыкший за сотни тысячелетий чувствовать себя безраздельным хозяином этой местности, занимался извечным своим делом – подметал снег, вернее его жалкое подобие, на своем участке.

Комплекс действительно был огромен. Около двухсот метров в высоту. Длина его большей грани составляла километров двенадцать, а ширина не меньше десяти. правильную форму аскетичного, грязно-коричневого, бетонного строения, несколько портили разнообразные пристройки, располагавшиеся как на поверхности планеты, так и на крыше самого комплекса. От некоторых, расположенных на нулевом уровне, оборудованных широкими воротами шлюзовых камер, по такой же коричневой, как и комплекс равнине тянулись парные следы гусеничных вездеходов, исчертивших промерзлый грунт в разных направлениях. Среди хаоса оставленных следов четко просматривались несколько направлений, в которых ездили чаще всего. Вокруг не было никакого движения, будто все замерзло и это циклопическое сооружение казалось кошмарным порождением каменистой пустыни.

Не смотря на кажущуюся безжизненность и покинутость этого места, оно явно не являлось таковым. Из выходных раструбов вентиляционной системы валил пар, технологическая система комплекса, выбрасывала густой дым с едким запахом серы, а огни посадочных площадок и шлюзовых космических модулей ярко светились, не оставляя ни каких сомнений в том, что за видимым отсутствием движения скрывается бурная деятельность.

Внушительных размеров оранжевое светило, наконец выглянуло из-за одной из вершин горного хребта, казавшемся при такой подсветке обломанным в схватке зубом великана и равнодушным, не мигающим взглядом осмотрело еще один участок своей вотчины. Не обнаружив ничего подозрительного, медленно стало подниматься вверх по пологой дуге, забираясь все выше и выше, наводя ужас на ночные тени, в панике попрятавшиеся в глубоких отрогах далекой цепи гор и среди внешнего оборудования комплекса.

Планета Скитлар(2) была отвратительным местом, принципиально не приспособленная для обитания белковых существ, использующих для дыхания кислород. Только в области экватора, где поверхность прогревалась достаточно интенсивно сохранились выродившиеся остатки буйной в свое время растительности. Которая из года в год, повинуясь слабеющей жизненной силе тянула блеклые, грязно-зеленого цвета листья поближе к умирающему светилу, отдававшему своей планетарной системе последние остатки водорода.

Недостатков у этого места действительно было много: угасающая, старая и злая как мачеха звезда; атмосфера, некогда пригодная для дыхания человека, сейчас содержала одну двадцатую часть кислорода от нормы; полное отсутствие того, что можно было бы с большей или меньшей натяжкой назвать пищей и постоянный, глубокий холод, который по ночам доходил до минус ста двадцати; повышенная на треть от нормы гравитация… При желании это перечисление можно было продолжать долго, но при всех недостатках, у Скитлар(2) было одно неоспоримое достоинство – некоторые участки ее коры были буквально запакованы медью. Конечно же не чистой медью, такое богатство удается найти только некоторым счастливчикам. Это была обыкновенная халькопикриновая руда, очень чистая руда, требующая незначительной степени обогащения, после которого, почти треть ее весового состава составлял чистый металл. Метал, который охотно покупали в мирах с самым разным уровнем технологического развития.

Без него не обходился ни один из миров, если конечно в них самостоятельно не добывалось достаточное количество меди, или они не были отброшен назад в своем развитии настолько, что его обитателей не интересовали ничего, кроме доброго кремниевого топора и огромной, по возможности не очень злой зверюги.

В слаборазвитых мирах с которыми удавалось торговать, из меди и ее сплавов делали сельскохозяйственные инструменты, оружие и утварь. Почему именно из меди? Дело в том, что в таких местах была возможность для обработки именно меди и ее сплавов, хотя сталь, от низкосортной, до лигированной лучшего качества они покупали тоже. Значительно лучше дело обстояло в тех местах, где людям удалось продвинуться в развитии технологий. По мере продвижения в развитии потребность в этом элементе только росла и этот рост вызывал неописуемую радость производителей. Ни один прибор, ни одна вычислительная система, ни одна система вооружения, где в качестве носителя энергии или информации использовался электрон, не могла обойтись без меди и ее сплавов, ведь такой проводник, в котором компромис между ценой и физическими качествами был настолько идеальным, что другой такой напрасно было искать.

Палитра применения была широчайшая. С одной ее стороны сидел бородатый варвар и камнем точивший бронзовый лемех своего плуга, другая ее граница терялась среди механических роботов последних моделей, межгалактических крупнотонажных судов и оружия, представить разрушительную силу которого нормальному человеку просто было невозможно.

Исходя из всего этого и была заложена корпорацией «Либерта Ко» первая шахта в таком неприспособленном месте. дело пошло неплохо, и со временем маленькая обогатительная секция переросла в колоссальный перерабатывающий комплекс. Глубина шахт достигала двадцати километров, а длина штолен на разных уровнях исчислялась в тысячах километров. Восточная их область подбиралась к уже маячившим на горизонте горам, а западная и южная уходили далеко под безбрежной равниной.

Подобно гигантскому спруту, комплекс распустил в разные стороны под поверхностью планеты огромное количество щупалец-штолен, в алчной попытке захватить как можно больше ценного сырья.

Зуммер, отвратительный как вопль умирающего, завыл врываясь в сознание с бесцеремонностью презревшего закон полицейского. Эхо душераздирающего звука, почти физически ощутимыми волнами пронеслось по узким коридорам личных помещений. В тесных и душных боксах пробуждались от тяжелого, липкого сна люди.

Начиналось время второй смены и они были именно этой второй сменой. Почерневшие от изматывающей работы, постоянного недоедания, вернее «питания по рациону», от постоянной замкнутости, среди плохо освещенных, тесных технологических и жилых секций, они с уже доведенной до автоматизма точностью приступили к жизни «по расписанию».

Завтрак представлял собой отвратительную систему заменителей, стоивший в несколько раз дешевле своего оригинала и имел такой вид, что есть его с непривычки можно было только с закрытыми глазами.

Столовая постепенно пустела. Люди разбредались по своим рабочим местам. Те, кому было добираться далеко, старались позавтракать побыстрее, чтобы вовремя добраться до своих рабочих мест и сменить отработавшую смену.

Роберт Линк быстро уписывал свою порцию, бесстрастно отмеренную автоматом, дававшую возможность только не умереть с голоду, и попрощавшись с братом быстро убежал. Он был из тех, кто работает далеко.

Высокий по здешним меркам, молодой еще парень, он неплохо выглядел на общем фоне работающего на износ человеческого материала, завлеченного в это место размытыми обещаниями контракта, на поселение в мирах класса «А» или «В"(согласно с характером выполняемых работ и прилежности,с которой ее выполняли), после десяти лет работы на комплексе. Хотя по правде сказать, такое переселение было только несколько раз за всю историю существования на Скитларе(2) медеплавильного производства. Условия, в которых приходилось жить и работать этим людям превращали их в ходячие, ни на что не годные развалины гораздо раньше, чем заканчивался десятилетний срок контракта. Но не смотря на это, недостатка рабочей силы комплекс никогда не испытывал. Надежда на жизнь в более приспособленном для этого месте толкала людей на заключение контракта. При этом чаще всего работал тот мотив, что люди старались заработать право на жизнь в таком мире если не для себя, то хотя бы для своих детей, жертвуя ради этой цели своей свободой и здоровьем, и бесконечно ценным временем жизни, так скудно отмеренным человеку.

Десять лет – большой срок, и те, кто вопреки всему выживал, отправлялись корпорацией со станции. Как говорили ее представители, они действительно выполняли свои обязательства, взятые ими согласно контракта, но проверить это было невозможно… Такое переселение можно было сравнить с загробной жизнью – назад никто не возвращался, и невозможно было с полной уверенностью утверждать ни о ее существовании, ни о ее отсутствии.

Роберт с братом переехали на Скитлар(2) почти четыре года назад. После того, как умерли родители, их с братом ничего не задерживало ни космическом заводе, свободно летевшем среди звезд. Когда-то на нем производились какие-то электронные устройства, но Роберт этого уже не застал. Владельцы пришли к выводу, что производство стало нерентабельно и прекратили дело, оставив на произвол судьбы весь персонал станции. Вы спросите, почему именно завод должен был быть в космосе? Нет, это не было связано с технологическим процессом, это не было связано с тем, что в невесомости получаются более качественные кристаллы. Все было гораздо проще – там не требовали налогов.

Его брат, Алан Линк, работал на комплексе глубоко внутри, оператором одной из обогатительных секций. Хорошо хоть не в шахтах. Тех было заметно сразу. Долго они не протягивали. Они виделись с братом только во время отдыха, да и то только тогда, когда совпадали смены.

Роберту повезло немного больше – после двух лет работы на обогатительной линии ему удалось перейти в транспортное подразделение. Теперь у него был вездеход, на котором он возил или бригады геологов, уходящих далеко по равнине, а иногда и за нее, на территорию «большого провала», или просто колесил к двум небольшим шахтам, заложенных в тридцати километрах от базового комплекса и одной стоящейся, привозя еду и все необходимое для рабочих, забирая тяжелобольных, от которых отказывались врачи этих шахт из-за своих скромных возможностей. Была у него и еще одна обязанность – скорбная. Когда комплекс хоронил своих мертвецов, Роберт отвозил тела на импровизированное кладбище и зарывал их там, используя свой вездеход в режиме бульдозера. Именно этой части своей работы он был обязан философским складом характера, и не свойственным его годам терпимым отношением ко всякого рода несправедливостям, которые живой еще человек наблюдает в повседневной жизни.

Вывороченная в промороженной земле, рваная яма – это был финал,которым обычно заканчивалась жизнь в этом месте. На этом импровизированном кладбище покоились не только тела несчастных. Здесь были захоронены не сбывшиеся надежды, ласковые как морской бриз и несбыточные, как предания о рае.

Обычно, если не случалось никаких аварий, он делал один погребальный рейс в неделю, привозя контейнер с телами и оставляя его на месте, – на этой широте температура никогда не поднималась выше минус пятидесяти. После трех, четырех ходок, когда контейнеров набиралось достаточное количество, он рыл яму, спихивал вездеходом туда контейнеры, которые нередко от падения с высоты разбивались, и засыпал это скорбное зрелище корявыми глыбами смерзшегося грунта. Несколько раз проезжал сверху утрамбовывая гусеницами потревоженное место. Потом ему приходилось надевать скафандр и выходить наружу, чтобы установить знак. Это был обыкновенный столбик с укрепленными на нем кусочками пластика, на которых обозначались имена, даты рождения и смерти и прочими характеристиками, которые обычно заносят в такого рода пометки. Информация об умерших конечно же хранилась и на комплексе, но такой знак ставился тоже. Скорее это делалось для самого хоронившего, чем для родственников и знакомых умерших. Им в этом месте бывать запрещалось режимом. Конечно же запрещалось делать не только это…

Единственным хранителем этого последнего пристанища, был Роберт, да и то по совместительству.

 

Глава 4. Наемник по принуждению.

Межгалактический, боевой челнок среднего класса, принадлежащий объединенному, таможенно-пограничному департаменту сектора В 04, галактики 511/75, вошел в реальное пространство неподалеку от планеты. В трехстах тысячах километров от ее северного полюса. Сориентировавшись в пространстве, он лег курсом на Отстойник. Через несколько часов он уже сбрасывал скорость, снижаясь по спирали, оставлял за собой в атмосфере белый след сконденсировавшейся влаги, похожий на брошенную в разгар карнавала ленту серпантина. В километре от поверхности пилот перевел свою машину в горизонтальный полет.

Под блестящим, покрытым свежими, керамическими теплоизоляционными пластинами брюхом челнока проносились леса, бескрайние леса, которые начинались с одной стороны горизонта и уходили за горизонт в противоположной части этого мира. Изредка однородное, зеленое море вспарывала извилистая река, или посреди изумрудных, перекатывающихся как настоящие, волн, голубым провалом показывалось озерцо, старательно отражая бирюзовое небо. Все было светло и прекрасно, спокойствие и умиротворенность пейзажа в иллюминаторе могла заразить любого, у кого только хватило бы безрассудства высунуться в иллюминатор и посмотреть на это великолепие. Но в челноке только пилот, человек закаленный и не такими штурмами психики, свысока взирал на это великолепие, да и то по долгу службы, всем остальным до этих изысков не было никакого дела. Кому было наплевать, а кому и просто запрещено.

На долго с красотой наедине челнок оставлять не захотели. Через минут пять, справа по борту засверкал серебристой точкой боевой штурмовик, неизвестной в этой галактике системы, лишенный даже намека на опознавательные знаки. Приблизившись, несколько минут шел крыло к крылу с пришельцем, а затем, видимо выяснив для себя все, что хотел, приветственно махнул крыльями и скрылся из виду так же резко, как и появился. После этого, уже по левому борту, как по могущественному взмаху руки владыки, опять появились любопытствующие. На этот раз их было двое, два отличных орбитальных штурмовика последней модели, только месяц назад начавшие поступать на вооружение всех заинтерисованных армий галактики, могучий кулак всего свободного мира. И шли они красиво, по военному. Спарка, значит спарка, а выучка, что тут скажешь, дело серьезное. Эти то же удовлетворили любопытство своих повелителей и убрались прочь.

Все было как обычно. По мере продвижения над поверхностью планеты, к челноку подлетали боевые машины, пилот о чем-то говорил с встречающими, и те убирались по своим делам. Обычная размеренная работа. На Отстойнике это был привычный ритуал. Сама жизнь так сказать, в одном из своих проявлений.

Через некоторое время на горизонте появились первые приметы начинающегося горного массива. То тут,то там хорошо просматривались светло-бурые и более темные плеши, возвышающихся над лесом горных образований. Сначала они появлялись по одной, или небольшими группами, но вскоре вечнозеленые джунгли исчерчивали уверенными штрихами гребни горных хребтов, отрезая от общего массива широкие ломти колышущейся под ветром зелени. По мере продвижения, голый, безжизненный камень все выше поднимался к недоступным небесам, несколько поднимая даже сам уровень леса, затравленно выглядывающий из глубоких провалов долин.

Сержант Уилк сидел на серо-зеленом, армейском ящике из под подствольных ракет к ручному оружию и отрешенно наблюдал закат. Утомленный за день светило шло на боковую, но ненадолго задержалось на своем рабочем месте, усевшись на кромке листвы и раскланивалось. Его оранжевый диск отражался в стеклах зеркальных очков сержанта, делая его лицо похожим на маску бога Безумие, из разрушенного и стертого временем, странного храма. Если не брать во внимание эту иллюзорную метаморфозу, то в остальном сержант, как сержант. Гладко выбритый, квадратный подбородок, иссеченный сетью мелких, и покрупнее шрамов, вдавленный, искривленный нос с горбинкой, какой бывает только у профессиональных бойцов и короткая, стоящая ежиком, седеющая прическа. В общем, обычный человек, сделавший войну основным занятием в своей жизни.

Хотя хвастливый Кармант и обольщался на свой счет, воспринимая внимание сержанта близко к сердцу и старался как мог произвести впечатление, никто на него не обращал никакого внимания. Заносчивое светило было введено в заблуждение очками Уилка. Глаза его были закрыты, а мысли витали далеко от этого места. Перед его взором вздымались желтые, поднимающиеся казалось до выцвевших небес, широкие дюны. Он лежал на гребне одной из них со скорострельным пулеметом в руках. По обе стороны от него залегли солдаты его взвода, а снизу, по пологому гребню песчаной волны, карабкались проваливаясь в рыхлый, крупный песок целая орда оборванцев. Отсутствие серьезного оружия у этих людей, с лихвой компенсировалось непостижимой волей к победе и изредка стреляя из своего примитивного оружия, падая под ливнем огня взвода они неотступно шли вперед.

Нападающих было раз в двадцать больше. Солдаты лежали и хладнокровно, как в тире, расстреливали штурмующих. Сражение больше походило на казнь, чем на честную схватку. Ну да где вы видели честную войну? Люди с криками падали, изорванные в клочья разрывными пулями, но все новые и новые повстанцы переступали через растерзанные тела и продолжали штурм. Взвод то же нес потери, хотя и не соизмеримые с потерями штурмующих.

Видя, что не смотря на все технологическое превосходство, у взвода явно не хватает огневой мощи, Уилк приказал нескольким солдатам смонтировать походный станковый плазменный излучатель. Три человека этим занимались у транспортеров, лихорадочно извлекая из контейнеров и сочленяя разрозненные детали. Покончив с этим заданием, они отдуваясь втащили по крутому склону дюны на гребень сначала треногу, а затем и сам плазмомет – оснащенное шестью мощными форсунками орудие смерти. После того, как с приготовлениями было покончено, один из солдат, пригибаясь от каждой пролетающей пули, ползком добрался к сержанту и передал пульт управления установкой.

Уилк взял в руки плоскую, металлическую коробку, с рычажками, кнопками и небольшим дисплейчиком – установкой можно было пользоваться дистанционно, из укрытия, и включил прибор. Блок из шести излучателей приподнялся над линией песка, готовый превратить в прах все, на что ему укажут. Не раздумывая больше ни секунды, сержант ориентируясь по крошечному экрану развернул установку, наводя на ближайшую цепь атакующих и нажал на спуск. Стена огня вспорола пространство между противоборствующими сторонами. С громкими хлопками разлетались в разные стороны остатки человеческих тел, и эти хлопки слились в изредка меняющий частоту, монотонный треск. Плазмомет работал безупречно. Одновременно из шести форсунок вырывались импульсы раскаленных до непостижимой температуры газов, разя любого, кто имел несчастье оказаться на этом крохотном клочке песка, обступленном сошедшимися со всех сторон, посмотреть на необычное представление дюнами.

С воем Смерть проносилась над песком, принимая из крепких рук Уилка свеженькие трофеи. Песок, истосковавшийся по дождю, с упоением утолял свою тысячелетнюю жажду человеческой кровью, алыми, рубиновыми брызгами разлетающимися в разные стороны.

Через несколько минут все было кончено. Все пространство заполнил сладковатый запах смерти, смешанный с другим – жженной плоти. Ветер, отказавшийся участвовать в преступлении отсутствовал и победители еще более близко почувствовали свою победу. Из взвода, насчитывавшего еще утром тридцать пять человек, осталось всего восемь, да и то половина с ранениями разной степени тяжести.

Под вечер пришел корабль заказчика и забрал остатки взвода и оборудование.

Уилк уже неделю не мог отойти от последнего контракта, такое иногда случается даже у самых матерых матерых воителей удачи, но всегда проходит, как впрочем и все в этой жизни. Он прохаживался туда-сюда, подолгу засиживался на одном месте раздумывая о чем-то своем, впрочем, никого это особенно не интересовало, тем более, что сержанту пока не кем было покомандовать – все его выжившие солдаты еще находились под присмотром врачей, а пополнения пока не было.

Воспоминания сержанта нарушил рев спарки штурмовиков, прошедших прямо над поляной, на которой он отдался своим мыслям. Грохот больно ударил по ушам и возвратил Уилка к действительности. Он встал и потянувшись расправил широкие плечи. «Может наконец привезли пополнение» – подумал сержант и направился к взлетно-посадочной площадке лагеря.

На прокаленной в глубину на несколько метров, твердой как каменная, грунтовой площадке все было как обычно. Стоял под погрузкой внушительных размеров транспортный корабль очередного заказчика. Наемники неспешно грузили оборудования, снаряжение и боеприпасы. Время от времени из распахнутых, широких как ворота ангара, створок грузового отсека корабля, громыхая подхватами показывался единственный погрузчик и размеренно переставляя свои шесть гидравлических ног направлялся за следующей стопкой ящиков и охапкой тюков. Больше на поле никакого движения не было.

– Что сержант, не спиться? – Поинтересовался непонятно откуда взявшийся, словоохотливый интендант. – Это для твоих орлов мы пакуем сейчас эту развалину?

– Нет, не для моих. Мои уже улетели неделю назад, а новых пока никто не везет…

Ответственный за боеприпасы-провизию понимающе кивнул, затем достал из нагрудного кармана своего камуфляжа, лишенного каких бы то ни было воинских различительных знаков маленькую радиостанцию и дал какие-то распоряжения, а затем обращаясь к Уилку сказал:

– Не переживай. Видишь, штурмовики поднялись в воздух. Наверняка кто-то пожаловал. Может даже привезли новую партию, скоро узнаем.

– Именно поэтому я сюда и приплелся. Военный человек, даже без намека на хоть какое-то звание исчез так же неожиданно, как и появился. Видимо звание в данной ситуации уже не играло никакой роли. Если война единственное дело в твоей жизни, то звание, какое бы оно ни было, не имеет никакого значения. Вся суть концентрировалась только на размере оплаты за выполненную работу.

В лагере Люиса как всегда царило полное безобразие и неразбериха. Конечно же так казалось только на первый взгляд, к тому же, человеку практически ничего не смыслящему в военном деле. На этом поприще Люис преуспел и на войне разбирался на уровне самых гениальных представителей, этого оттачиваемого десятками тысячелетий искусства. Его изворотливый ум, поставил такой прибыльный во все времена бизнес, как война на службу своей скромной персоне. Не какому-то там государству или миру, идеологии или религии, а именно самому себе и никому другому. Конечно же он не обижал и тех, кто на него работал, а так же тех, кто закрывал глаза на подобное проявления действительности. В общем никто не был забыт, что в принципе и гарантировало устойчивое состояние такого шаткого во все времена дела.

Хотя он начинал с малого, но вскоре, буквально через несколько лет, в подтверждение правильно выбранной тактики и стратегии предпринятых усилий, его бизнес набрал достаточную силу и размах. Люис Камп обрел на Отстойнике силу, не считаться с которой теперь не мог позволить себе никто.

Как можно догадаться даже неискушенному в военных делах человеку, армия стоит денег и денег не малых, к тому же такая многочисленная, какая была у Кампа. В отличие от многих армий, которые базировались в галактике 511/70, его армия непосредственно не финансировалась ни одним правительством, и на нее конкретно не работал ни один народ, но в отличие от прочих, любой заказчик, который имел достаточно средств, мог нанять на определенное время и для выполнения любой задачи начиная от взвода и больше, хоть все свободное воинство, которое по численности превышало многие армии развитых в этом отношении миров. Щедрое вознаграждение и солидный технологический потенциал вооружения и оборудования, гарантировало выполнение заключенных контрактов. Крайне редко Люису приходилось выплачивать неустойку, из-за невозможности выполнить заключенный контракт. Здесь это считалось чем-то из ряда вон выходящим и жестоко каралось – фирма трепетно относилась к своей репутации.

Не смотря на отсутствие какого бы то ни было статуса у этих сил, кроме самой силы конечно, контингент клиентуры, как ни странно был необычайно широк. Здесь были и правительства вполне добропорядочных стран и миров, ищущие защиты от непредвиденных вторжений; и захватчики, которым не хватало сил довести свою агрессию до логического конца; и маленькие царьки с огромными амбициями, пытающиеся на непонятно какие деньги, оружием Люиса, поставить на колени отброшенные в своем развитии миры и удовлетворить тем самым свою маниакальную страсть казнить и миловать. Вообще, кого среди них только не было. Попадались даже миссионеры, которые отчаявшись втолковать мирным путем в головы неразумных еретиков и варваров свои светлые догматы, при помощи разрывных пуль, порций плазмы и электромагнитного излучения убеждали неистовых в любви к ближнему, втолковывали им о милосердном боге, и о подаяниях и пожертвованиях, которых требовало их алчное в этом отношении божество, о той благодати, которая снисходит на праведника пополняющего кассу церкви, и чем больше взнос, тем более всеобъемлющее прощение ждет жертвователя на небесах. Не отказывали никому, если конечно заказчик обладал достаточными средствами. Существовало только одно правило, которое Камп придумал сам и сам постоянно следил за его выполнением. Оно запрещало использование частей его армии одновременно двумя враждующими сторонами, какие бы деньги не предлагались, своим солдатам убивать своих же Камп не разрешал. Конечно же армию можно было перекупить, предложив более высокую цену. В контракте даже было записано отдельным пунктом возможность перехода армии на сторону противника, в случае получения предложения на более выгодных условиях. Доходило до смешного. Нанятый контингент по нескольку раз переходил от одной стороны к другой, и обратно. В конце концов выигрывал как всегда более богатый, а Люис Камп получал на одном из многих своих счетов еще одну круглую сумму с приятным количеством нулей.

Хотя он имел достаточно сил для того, чтобы поставить под свой контроль всю планету, но как я уже упоминал, он был умным человеком и этого не делал, предпочитая устойчивое состояние противостояния, жестокой схватке, ничего кроме убытков не обещающей, как вначале, так и в последующее время. Слишком много самых разнообразных интересов пересекалось в этом казалось достойном только порицания и сожаления мире, тем более, что силы были представлены солидные и финансовые и человеческие, а шаткий паритет между ними достигался не одно столетие. Прошло слишком много времени, пока уравновесились раскачивающиеся чаши весов и никому не было выгодно качнуть их вновь. Наоборот, нарушевшего это равновесие ожидал непривлекательный финал.

За всей деятельностью, которую на Отстойнике никто официально не контролировал, стояли могущественные финансовые кланы, готовые перегрызть горло каждому, кто по неопытности помешал бы осуществлению их планов. Хотя в большей своей части это был частный капитал, доход от которого не облагался никакими налогами, все же заметную процентную часть этой сложной финансовой империи составляли и взносы многих правительств. Надо ли говорить, что такое распределение средств никак не афишировалась этими политиками, имеющими стабильный доход от использования секретных фондов своих бюджетов. Наиболее честные из них все же направляли часть средств, полученных от незаконной деятельности на благо своих народов, остальные все забирали себе. Здесь я наверное хватил лишнего, – где же это видели честного политика?..

Утомившись за день, Кармант плюнул на все и скрылся за горизонтом. Лагерь поглотила ночь, кое-где отступая под огнем прожекторов и светильников общего освещения. Тишину ночи нарушил приближающийся вой боевой спарки штурмовиков. Когда они показались над площадкой, оказалось, что это был не просто контрольный полет, а затерянный лагерь посетили гости. Рядом с легкими, боевыми машинами над поверхностью завис средний челнок межгалактического класса, раза в четыре превышая размерами своих провожатых. Таможенно-пограничный департамент покупал технику в соседней галактике и разбирался в этом. Корабли, находившиеся на вооружении этого ведомства отличались самыми прекрасными характеристиками и отражали самые последние веяния и достижения в военной технологи целого ряда соседних галактик, что наводило на размышления о том, что взимать налоги с ввозимых товаров и контролировать визовый режим не самое последнее по доходности дело.

Повисев несколько секунд в воздухе, кромсая темноту прожекторами пилоты сориентировались, а затем все три машины мягко опустились на поверхность – штурмовики рядом со своими ангарами, а гость посреди площадки, заняв под собой значительную площадь. На челноке распахнулись сразу несколько люков из которых вышли облаченные в великолепную сиреневую форму своего департамента служаки. В их уверенном поведении чувствовалось, что они не первый раз посещают это место с подобным визитом. Никто на поле даже не сделал попытки что либо выяснить, все выполняли обычные для себя обязанности как ни в чем не бывало. Все происходило обычно и привычно. Старший офицер таможенников отдавал короткие приказания своим подчиненным, которые те быстро и профессионально исполняли. Можно было подумать, что все происходит в какой-то добропорядочной стране или мире, а не на военной базе самой непредсказуемой военной силы в галактике, на Отстойнике.

Вскоре к командиру таможенников подошли несколько человек в неизменном в этих местах камуфляже. Быстро о чем-то переговорив, один из них удалился и вскоре вернулся с еще одним человеком. В руках у него был медицинский контейнер экспресс диагностики. Тем временем из распахнутого центрального люка челнока команда стала выводить группами, человек по десять, одетых в различные одежды людей. Пестро одетая, постепенно разростающаяся толпа, в пересекающихся лучах двух прожекторов выглядела очень живописно и резко контрастировала с одетыми в строгую, форменную одежду как таможенниками, так и представителями Кампа. Весь сброд, как выразился один из офицеров экипажа, был действительно собран по всей галактике. Об этом свидетельствовала не только одежда, различающаяся по цвету, крою, материалу, но и внешний вид самих невольников. Среди них были и высокие и низкие, цвет кожи вообще был всех мыслимых и немыслимых оттенков, черты лица, разрез глаз, волосы… Для ученого-анатома здесь было необъятное поле деятельности, способное породить огромное количество диссертаций, монографий и прочих ученых трудов, но ученные не любят подобных мест. Им вполне хватает их уютных лабораторий, с кондиционерами, хорошим жалованием и молоденькими лаборантками.

– Выстрой всех в одну шеренгу! – Скомадовал полковник с бритой, похожей на блестящий бильярдный шар головой. Причем полковник он был только справа – левый погон отсутствовал, на его месте торчали в разные стороны нитки он вырванной с мясом застежки, но это его видимо ничуть не беспокоило.

Таможенники быстро выполнили приказание, умело расставив в одну линию ничего не понимающих людей. Кто сопротивлялся, получил по порции интиллектуального внушения в голову и стояли точно так же смирно, как и те, что сообразили понапрасну не испытывать судьбу.

Люди в камуфляже, во главе с «правым» полковником несколько раз прошлись вдоль нестройной шеренги, переговариваясь о чем-то в пол голоса. Двое служак в сиреневой форме между тем проходили вдоль шеренги и торопливо снимали с каждого наручники. Несколько пограничников стояли немного поодаль и не сводили глаз со всего происходящего. Их автоматы зорко следили за разношерстным сборищем.

– Сейчас все пройдем медицинский контроль. – Заявил врач, распаковывая на принесенном шатком столике свою аппаратуру.

– По очереди подходим для проведения теста, – скомадовал невзрачный офицер, – и побыстрее… – Далее последовала отборная ругань, больше половины специфических оборотов которой Сальсу раньше слышать не приходилось.

Повинуясь команде все послушно повернулись, образовав очередь. Тест проходил быстро. Капелька крови из пальца молниеносно диагностировалась умной машиной, которая тут же выдавала результаты, не подлежащие обжалованию. Больных оказалось всего несколько человек и их тут же пинками загнали обратно на челнок, не предъявляя никаких объяснений, остальные шестьдесят восемь, как подсчитал полковник смирно стояли выстроенные в кривую линию, дожидаясь своей участи.

Полковник еще о чем-то недолго поговорил с командиром патруля пограничников, затем из рук в руки перешли наличные, обязательные к приему в тысячах галактик и они распрощались как старые друзья, или по крайней мере как близкие деловые партнеры. Невольники перешли под опеку встречающих, а экипаж пограничников-бизнесменов спешно начал грузиться. Их ожидали новые заботы связанные с их нелегкой службой.

Из темноты появился как приведение сержант Уилк и профессиональным взглядом оценил пополнение. Полковник, заметив внимание сержанта к происходящему, добродушно, по отцовски заверил старого служаку, что без солдат он не останется:

– Не переживай Уилк, уже завтра у тебя будет взвод, нормальный, полновесный взвод. Ты у меня первый на очереди. Иди спать и не волнуйся.

Обнадеженный сержант растворился в чернилах ночи так же неожиданно, как и появился, не пророня ни слова, – в армии Люиса, так же, как и в любой другой армии, инициатива не приветствовалась. От наемника вместо инициативы, очень опасной и непредсказуемой при таком положении вещей, требовалась простая исполнительность и надежное выполнение полученного приказания. Самостоятельные действия, если они не вызывались исключительными обстоятельствами, не приветствовались. Человек уподоблялся механизму или одной из частей механизма. А какому владельцу захочется, чтобы его техника работала как, и когда ей вздумается? Инициатива в подобных местах была тождественна понятию «сбой», как и практически во всех местах, где один человек или группа людей, использует умение и старание многих людей для исполнения своих целей.

Захлопнулся люк за последним представителем такой доблестной и очень необходимой профессии, как таможенник, и челнок, подняв неимоверное количество пыли, тяжело оторвался от поверхности площадки, рокоча двигателями и раскачиваясь из стороны в сторону он развернулся и набирая высоту и скорость превратился в яркую, голубую звездочку, каких было много на небосклоне этой ночью. Через несколько секунд ее уже невозможно отличить от сотен тысяч других пробоин в черном батисте небосклона, оставленных неумелыми стрелками за всю историю военного дела.

Полковник, размеренно поплелся куда-то в темноту. За ним нестройной процессией потянулись почти все участвовавшие в церемонии встречи нового пополнения. С новобранцами остались только несколько сонных сержантов и тот самый невзрачный офицер, видимо лейтенант, из-за темноты было плохо видно, к тому же Сальс не сильно разбирался в местных знаках отличия. Обнаружив, что он оказался самым главным, предполагаемый лейтенант более уверенным тоном, чем ранее произнес речь:

– Может быть вы еще не сообразили, но у вас сегодня очень серьезный поворот в вашей жизни. Вы попали в одно из немногих мест в галактике 511/70, в котором всем абсолютно все равно кто вы такие, чем раньше занимались и за какие нарушения законов вас сослали на Отстойник. Здесь все зависит только от вас. Если вы будете хорошо усваивать все то, чему вас будут здесь учить, а потом добросовестно выполнять приказы, то считайте ваше будущее обеспеченным, а рост а карьеру только делом времени.

Лейтенант говорил серьезно. Было видно, что он сам свято верит в то, что говорит.

– Правда здесь выполняют не всегда чистую работу, – он прищурился и осмотрел строй негодяев со всей галактики, – но я думаю, что многие из вас и раньше занимались подобным, иначе вы бы сейчас не стояли здесь передо мной.

– А какие условия? – Выкрикнул кто-то справа от Сальса.

Офицер оскалил великолепные, белые как снег зубы в издевательской ухмылке.

– Запомните раз и навсегда, – условия здесь ставите не вы. От вас требуется простое исполнение наших условий, а они такие: первые три месяца – время стажировки, и вам необходимо за это время показать себя как можно с более хорошей стороны, от этого зависит ваше дальнейшее положение здесь; после прохождения этого этапа, вы начинаете принимать участие в боевых действиях, но до достижения срока службы в один год, вы за это не получаете никаких денег – все заработанное вами одет в счет погашения вашего обучения, обмундирования и вооружения. По истечении годового срока вы начинаете получать денежное вознаграждение за участие в акциях. Его величина зависит от сложности контрактов, которые будет выполнять ваше подразделение.

– А почему так долго – целый год? – Не унимался все тот же голос справа.

– Во-первых, – терпеливо начал лейтенант, – обучение и вооружение стоят немалых денег, а во-вторых, сами понимаете, среди вас будут потери, которые тоже кто-то должен компенсировать. Здесь не приют для бездомных. Так что цифра в один год возникла не случайно, а является средней и более-менее точно отражает положение вещей. Кстати, если кто-то из вас надумал бежать, то советую сразу оставить эти мысли. Даже я, который прослужил здесь уже пять лет не представляю себе куда можно отсюда убежать, чтобы остаться целым. Запомните безопасно только в лагере и на прилегающих территориях, которые мы контролируем. Все остальное пространство этого материка планеты поделено между разными группировками, в которых то же побеги не приветствуются. А в нашем лагере беглец приравнивается к дезертиру и если его раньше не сожрут звери, то он просто расстреливается отделением своего собственного взвода, на общем построении всех, не занятых в операциях сил.

У многих настроение заметно упало. Не нужно было даже смотреть по сторонам, это просто чувствовалось.

– А теперь шагом марш за сержантами! – Громко выкрикнул лейтенант, рискуя сорвать свое еще не поставленный как следует, командирский голос.

В лагере Люиса все было поставлено на стандартный армейский манер, так что сразу после медицинского обследования свеженькие новобранцы проходили санитарную обработку. О размахе дела говорила камера, в которой этот процесс происходил. Не какое-то там приспособленное помещение, а настоящая камера, притом достаточно большого объема, человек на пятьдесят. Такой аппарат стоил не дешево. Сам процесс длился не больше нескольких минут. Вначале, мастерски синтезированным, похотливым, женским голосом система попросила задержать дыхание на одну минуту и зажмурить глаза. После этого из блестящих, расположенных в стенах форсунок хлынул отвратительный, желтый газ. Сальс едва успел закрыть глаза, когда волна этого газа накрыла его с головой. Как ни странно, никаких ощущений это не вызвало. После газа, который по прошествии обещанной минуты бесследно выдул мощный поток свежего воздуха, все тем же голосом, было разрешено дышать, что все с шумом и начали делать, а тем временем безмозглая железяка голосом шлюхи из борделя заявила: «не глотать», и начался второй акт представления – из потолочных разбрызгивателей ударили тугие струйки красноватого душа. После красноватого раствора, без предупреждения пошла какая-то мутная бурда, похожая на сильно разбавленное молоко, а закончилось омовение прозрачной и судя по всему чистой водой. Затем включились нагнетатели и чрез все пространство камеры заструился обжигающий, раскаленный воздух. Его поток начинался на одной стене, вырываясь из прикрытых ранее и сейчас открывшихся, широких щелей, и с силой засасывался точно такой же решеткой, расположенной на противоположной стене. В мгновенье ока этот прирученный абориген пустыни убрал с обнаженных тел оставшуюся влагу. Вслед за этим распахнулся люк, а «зашитая» в какой-то из микросхем блока управления женщина загадочно заявила, что она готова к новому циклу.

Чисто отмытых, ничего еще толком не понимающих людей, по мере того, как их выдавала камера санитарной обработки, в голом виде, не останавливаясь на противоречивых требованиях этикета, два злых до невозможности сержанта, группами отводили на склад, где сердитый и давно не бритый толстяк, без единой нашивки на мундире, одаривал каждого прибывающего комплектом солдатской, полевой униформы. Сержанты и кладовщик злились, но делали свое дело. Злились они оттого, что нормальным людям, к которым они себя несомненно причисляли, ночью полагалось спать, а продолжали выполнять порученные им обязанности оттого, что это все-таки была армия, а в армии свое недовольство принято выражать только злостью, да и то, к тем, что меньше тебя по званию. К тому же, нормальные люди находились очень далеко от этого места.

Керон Сальс, космический бродяга с приличным стажем первый раз попал в подобную переделку. Сейчас он стоял в группе отверженных галактикой местных жителей и размышлял о привратностях злодейки судьбы. Размышления давались с трудом и в голову ничего путного не приходило. Рационально оценить все случившееся за последние недели, а тем более в последний вечер, опираясь на накопленный опыт не представлялось возможным. С таким проявлением действительности пришлось столкнуться впервые. Он так и стоял, затянутый в пятнистую форму, бессильно опустив руки, пока на их группу не обратили внимание и не погнали куда-то далеко, через весь лагерь.

Ночь стояла душная и безветренная. Разогретая за день поверхность планеты отдавала накопленную за день энергию. Керон шел и размышлял, на счет того, что если у них тут такие ночи, то какие же у них тут дни? Всех подвели к бараку, сколоченному из тонких, панелей прессованного дерева, из чего была сделана крыша видно не было. Внутри стояла духота, еще сильнее той, что была на открытом воздухе. Все пространство внутри занимали аккуратно расставленные койки, места оставалось только на узкие проходы между массивами коек. То, что барак был не жилой уже долгое время было заметно сразу. На всех более-менее ровных поверхностях залег приличный слой пыли. Она была везде, а когда свежеиспеченные новобранцы заполнили помещение, то еще и в воздухе зависла. Кто-то чихал, кто-то ругался, но это никого не интересовало, их провожатые давно убрались восстанавливать жестоко нарушенные непредвиденными обстоятельствами перепетии своих снов.

Керон лежал на пыльном, покрытом подозрительными пятнами одеяле и под звуки поскрипывающих со всех сторон коек, вспоминал свой корабль, свой рейс, заказ, который не удалось выполнить, и хотя этого всего в природе уже не существовало, ему все еще казалось, что вот оно, совсем рядом, стоит только протянуть руку, шевельнуть пальцем и все вернется на свои места. Он попытался это сделать, но на этом месте его сознание неожиданно рухнуло в бездонный провал забытья и вся огромная и необъятная Вселенная прекратила свое существование, оставив в необъятно огромном, свернутом гравитацией в шар пространстве, которое она только что занимала лишь черную пустоту, холодную и равнодушную, как мерцание далеких звезд.

 

Глава 5. Бунт.

Руша узкими, стальными гусеницами комья смерзшегося грунта и вдавливая валяющиеся на поверхности камни, вездеход шел на средней скорости вдоль цепочки таких же следов, какие и сейчас оставались за мощной, бронированной машиной. Изготовленный специально для эксплуатации в подобных условиях, он никак не проявлял своего недовольства по поводу никогда не прекращающегося ветра и мороза. Сложнее было с людьми. Сложные условия обитания, были способны превратить всего за несколько лет, мужчину с железным здоровьем в старика, при взгляде на которого все чувства смолкали, уступая место рыданиям жалости.

В тесной кабине, подсвеченные только светящейся приборной панелью и маленькими плафончиками дежурного освещения, сидели пятеро, синхронно раскачиваясь в такт вездеходу, преодолевавшему мелкие неровности поверхности. Штурвал был в руках у еще молодого Роберта. Я говорю молодого, хотя в подобных местах люди взрослеют настолько рано, что никому и в голову не прийдет попрекнуть человека, прекрасно справляющегося со своими обязанностям его возрастом.

Подслеповатый свет одной-единственной, сохранившейся фары не справлялся с освещением и Роберту приходилось все время напрягать зрение, чтобы не влететь в слишком глубокую яму, образовавшуюся естественным способом при вымораживании воды из грунта, или не наскочить на большой валун, как по волшебству выпрыгивающий из темноты под гусеницы.

Геологическая экспедиция, а сейчас на борту вездехода Роберта были именно геологи, продвигалась все дальше и дальше на юг. Уже давно остались позади все более редеющие и вскоре пропавшие следы с комплекса, непонятно для чего забредавшие в такую даль. Теперь промороженная, каменистая пустыня приобрела первозданный, нетронутый вид и как бы развлекаясь, подбрасывала ничтожной по ее мнению машинке неожиданные препятствия, стараясь застать в расплох водителя.

Перед геологами, четырмя специалистами, специально прибывшими сюда на несколько месяцев для исследований, стояла простая задача – произвести исследование территорий, граничащих с Большим провалом, а по возможности, если останется время, исследовать и начало самого Большого провала, как перспективной области, с точки зрения специалистов, проводивших исследования с орбиты. Теперь ставилась задача разобраться во всем на месте.

У Роберта Линка задача была несколько проще. В его обязанности входило обеспечение исследователей транспортом, присмотр за сохранностью оборудования и вообще обеспечение безопасности поисковой команды, хотя от кого именно следовало защищать этих, забивших головы наукой людей, он не имел ни малейшего представления. Единственное скопление людей, обитающих сейчас в этом давно умершем мире осталось далеко позади. Насколько Линк знал, кроме комплекса и нескольких отдельных шахт на Скитларе(2), больше вообще никого не было. Он с недоумением взглянул на импульсный, носимый излучатель, укрепленный в зажиме приборной панели под его правой рукой. Вороненый металл и черный пластик мог придать уверенности кому угодно, хотя реально, нужно было опасаться не какого-то там мифического нападения, а простого отказа транспортера, без которого путешествующим по остывшей до предела планете, практически лишенной кислорода в атмосфере пришлось бы очень туго.

На несколько дней, а может быть недель – как пойдут дела, этот обшарпанный вездеход стал их домом, их крепостью, если не считать скафандров, в случае чего способных только продлить агонию. Так что Роберт больше опасался за исправность машины, чем нападения каких-то там мифических врагов. Никто на Комплексе и не думал о какой-то там безопасности. Вооружение экспедиции было одним из условий контракта, и без выполнения этого пункта геологи отказывались приступать к работе. Фирме ничего не оставалось делать, как вооружить экипаж. По правде говоря, на этот раз оружие первый раз попало в руки работника по контракту. До этого таких случаев не было. Администрация боялась давать силу в руки истощенных не только в физическом, но и в моральном плане людей. Тем более, для того, чтобы носить оружие, на Комплексе была специальная служба режима, которая и нанималась именно для этой цели. Контрактники же, должны были работать. Роберт Линк оказался первым человеком, который не принадлежал к правлению корпорации или службе режима, которому на этой планете доверили оружие. Надо заметить с большой неохотой.

Вчерашним утром, когда они покидали шлюз Комплекса, пассажиры Роберта были настроены весьма радостно. Много шутили друг над другом, по поводу предстоящего задания и еще над чем-то, что понимали только они сами. По истечении суток, которые им пришлось провести в жестких креслах вездехода, неприспособленного для комфортабельной прогулки, созерцая однообразный, не изменяющейся пейзаж за остеклением кабины, шуточки постепенно стихли, уступив место глубокому раздумью. Для этого занятия нашлось две темы – правильно ли они сделали, что согласились на проведения этого исследования, и не мало ли они запросили за свои услуги…

– Ну что там, далеко еще? – Не выдержал старший группы высокий, гладко выбритый мужчина, с хитрыми, бегающими глазками карманного вора.

– Судя по карте, еще километров двести, – ответил водитель, выезжая на верхушку одного из холмов, ставших попадаться все чаще и чаще, состоящих их выветренных остатков непроходимых в свое время скал.

– Здесь должно быть золото! Я сердцем чувствую, здесь должно быть золото. – Вскрикнул, а потом стал бормотать потише самый тщедушный представитель профессии геологов на этой планете.

– Бредит, – прошептал его товарищ, укрывая своего коллегу теплой курткой, – наверное опять видит какой-то кошмар.

Роберт оглянулся, у просматривающего кошмарные сериалы физиономия растянулась в алчной ухмылке, обнажив ряды белых как снег, но кривых зубов, для которых в его ротовой полости явно не хватало места и они жили там мешая друг другу.

– Понимаешь, в последнее время у нас было очень много заказов, сказал он обращаясь видимо к Роберту, – вот и переутомился бедняга.

Время от времени члены экспедиции раскрывали карты, заснятые с орбиты и внимательно рассматривали их, обсуждая свои, чисто научные вопросы. Старший экспедиции, его звали Деловер Кенг, участия в обсуждениях не принимал. Он только часто сверялся с маршрутом, светившемся на мониторе водителя прямой, оранжевой линией. На экране эта линия была не одна, ей соседствовала другая, пытавшаяся оплести первую как можно более замысловатыми узорами. Она показывала реально пройденный путь, в отличие от идеального, намеченного компьютером. Как выяснилось, и в этом случае, теория и практика совпадали между собой только в отдельных точках, в то время как во всем остальном заметно расходились.

К концу вторых, двадцативосьмичасовых суток, экспедиция добралась до области предполагаемых исследований.

Открывшийся из кабины вид был довольно сильным. Оставив позади безликую равнину, с давящим на психику однообразным пейзажем, первопроходцы попали в невероятной красоты, особенно особенно при свете заходящего Скитлара, край каньонов. Образовавшихся в трудно представимой местности мощными водными потоками. Даже по прошествии многих миллионов лет они поражали своей дикой красотой и буквально давили громадными размерами.

Конечно, никакой воды уже не было и в помине, но то, что она наваяла в свое время, было даже для человека слишком грандиозным. Система речных протоков, а может быть это были и самостоятельные реки, вымыли мягкий, податливый грунт на два – два с половиной километра, запечатлев таким образом на десятки тысяч лет следы своего присутствия. Русла этих рек шли с востока на запад, с небольшими отклонениями от этого направления. Как и везде в подобных местах, здесь четко просматривалось слоистое строение вертикально вскрытых пластов породы. Сверху буро-грязные слои отложений, постепенно, при продвижении вниз становились более насыщенного красного цвета, но такое нарастание гаммы красного прекращалось приблизительно в километре от поверхности, резко меняясь на породы с преобладанием серого цвета. Слой от слоя отличался не только цветом, но и шириной и степенью выветренности. Разница в толщине доходила до десятков разов, свидетельствуя о том, какие неравномерные периоды эволюции переживала эта область планеты в периоды образования этих геологических отложений.

– Вот здесь мы и будем искать. – Сообщил Кенг своей команде и начал раздавать распоряжения организационного характера.

Восточное крыло Комплекса пылало, выбрасывая в атмосферу клубы пара смешанного с черным дымом. Трудно было даже представить, что же именно там так страшно горело. Сигнальные огни аварийной сигнализации ярко вспыхивали и гасли, синхронно работая с отвратительного тона сиреной, от работы которой с непривычки по телу пробегала дрожь.

Бунт был в разгаре. Вторая смена, четвертой обогатительной секции вышла из под контроля службы режима и требовала отправки назад, на их родную станцию.

Служба безопасности в свое время проигнорировала тот факт, что вся смена, целой секции была набрана из одного места и поэтому была опасно сплочена, в противоположность тем бригадам, которые были загодя перетасованы и составлены из представителей разных миров, о существовании которых не имели ни малейшего представления работавшие рядом люди. Во всех остальных звеньях технологической цепочки Комплекса, как правило, работающие бок о бок люди, даже не подозревали о существовании миров, выходцами которых являлись их коллеги.

Оставшись вместе и чувствуя поддержку друг друга, работники секции решились на такой беспрецедентный шаг, и открыто выступили против службы безопасности, и против самого Закона Комплекса. Здраво рассудив, что терять больше нечего, они решились открыто выступить против.

За небольшим исключением, вся смена была набрана на заброшенной владельцами космическом заводе, свободно плывшем в никуда среди всегда черной бездны пустоты. На этой станции вырабатывали что-то связанное с электроникой, но после закрытия компании в связи с банкротством, станция перешла в безраздельное владение бывшего персонала. Через несколько поколений, во время существования которых, никто даже не попытался посягнуть на их маленьких мирок, навязать свою волю или просто покомандовать этими людьми, было получено поколение, отличавшееся исключительным свободолюбием и крайней неуступчивостью, когда дело касалось их свобод. Так и осталось загадкой, как удалось вербовщикам корпорации затащить этих людей на Комплекс. Что именно им пообещали не знал никто, но после начала бунта, стало ясно, что эти обещания не выполняются.

Конечно, трудно представить, что на какой-то, пусть даже очень большой космической станции можно было по настоящему реализовать свою любовь к свободе, видимо эта особенность их характера касалась несколько других особенностей человеческой души. Здесь речь видимо шла о душевной свободе, о свободе личности, пусть даже в таких стесненных условиях, как замкнутое пространство орбитальной станции или космического корабля.

Когда был заключен контракт с этим людьми, руководство даже отметило нескольких вербовщиков, предполагая, что проблем с людьми родившимися и выросшими в замкнутом пространстве, не видевших в своей жизни ничего, кроме металлических конструкций, не будет. Ведь условия, в которых им предстояло работать один к одному совпадали с тем, к чему они привыкли за всю свою жизнь, с момента рождения. На этот раз, непогрешимое начальство приняло неправильное решение. Все получилось по другому и закончилось бунтом.

Обогатительная секция стояла. Привычный для этого места грохот уступил место тишине, которая вообще не воспринималась в помещении, где должно круглосуточно работать и естественно шуметь оборудование. Все выходы были заблокированы персоналом, а возле транспортеров, соединяющих оборудование с агрегатами, находящимися в соседних секциях стояли рабочие, охраняя свое отделение от проникновения внутрь псов режима.

Наскоро вооружившись чем попало, они не собирались так просто отступать. В их глазах светилась решимость идти до конца. Никто не обращал ни какого внимания на призывы, обещания и угрозы, каждые пятнадцать минут передаваемые по системе оповещения. Загнанные в угол сложившейся ситуацией люди отступать не собирались. Даже те, кто был помоложе, у которых впереди была вся жизнь, которые теряли больше всего, даже они и не думали переходить на сторону властных структур Комплекса, помогая кто чем может старшим.

После трех попыток договориться с восставшими, назначили время штурма, о нем, как о последнем сроке помилования, объявили по системе оповещения.

Руководству, конечно было выгоднее решить проблему мирным путем, так как во время штурма могло пострадать оборудование, к тому же после штурма могла нарушиться четкая, трехсменная работа обогатительного участка. Да, прежде всего пострадало бы производство, а это финансовые потери – самые серьезные потери коммерческой структуры. Именно их больше всего не хотела допускать дирекция, но повстанцы своими действиями не оставляли другого выбора и к концу второй смены, если не случиться ничего непредвиденного, например конца света или еще чего-то подобного, должен был начаться штурм.

– Ничего не понимаю! – Кричал начальник службы режима в своем роскошном кабинете на шестерых своих подчиненных, понуро сидевших вокруг большого, круглого стола заваленного всякой всячиной, от папок с личными делами, до пустых бутылок и грязных одноразовых стаканчиков, время использования которых, видимо давно перевалило время жизни многоразовой, стеклянной посуды и приближалось к «вечным» металлическим образцам.

– Как так могло случиться? – Вопрошал он, неестественно хмуря реденькие, широкие брови. – Кто проворонил информацию о готовящемся бунте? Чей это блок?

Сидевший рядом с дверями, и видимо самый удрученный работник службы безопасности поднялся и не сводя глаз со своих сверкающих от каждодневной чистки и полировки ботинок промямлил что-то нечленораздельное. Все сочувственно посмотрели на своего коллегу, а разошедшийся начальник, обретя реально виноватого с новой энергией продолжал:

– Ты что мне обещал, когда тебя выкупали у Столтера? Помнишь? Так я тебе напомню. Ты клялся, что нам за тебя не будет стыдно, ты обещал, что с нашей базой никаких затруднений не возникнет, а теперь на твоей территории происходит неповиновение, самый настоящий бунт, а он стоит тут и ничего не делает. Вы только посмотрите на него и запомните это жалкое зрелище.

Присутствующие сделали как им было сказано, и дружно посмотрели на несчастного. От этого ему стало еще хуже, но он собрался и сделал попытку оправдаться:

– Я… Я хотел доложить именно сегодня на утреннем разводе… Я не думал, что все произойдет так быстро. Они только вчера вечером начали говорить об этом. Просто говорили что нужно сопротивляться, но что до такого может дойти, да так быстро, никто словом не обмолвился. Я вот записи принес. Прослушайте их, здесь нет ничего такого, что говорило бы о том, что они так скоро и так отчаянно начнут сопротивляться.

– Мне не нужны теперь никакие записи! – Рявкнул начальник, и все присутствующие опять стали изучать кто стол, а кто свои руки, примерно сложенные на коленях. – Если вы, в течении двух часов не вернете все на свои места, то я за себя не ручаюсь. Берите резервные силы и положите всему этому конец. Секция должна работать уже через два часа, и меня не волнует как вы это сделаете. Да, еще одно, если пострадает хоть что-то из оборудования, вы уже через сутки будете опять на своем Отстойнике, и я не стану разбираться, кто его сломает, мятежники, или какой-то глупый охранник, прострелит по дурости что-то ценное. А с тобой, – указал он на стоящего в той же позе виновника проишедствия, – я разберусь сам. Лучшее, что тебе грозит, просто перейти из охраны в этот самый цех простым работником, ведь наверняка, после наведения порядка там появятся вакансии… Все. Действуйте!

Он еще не закончил говорить слово «действуйте», а в кабинете уже никого не осталось.

Полторы недели прошли одним, мучительным мгновением. Трудно было даже выделить что-то особенное. Замкнутое пространство кабины вездехода надоело до такой степени, что нестерпимо хотелось вновь оказаться среди бесконечных переходов Комплекса, увидеть знакомые лица и поболтать с соседями по спальному боксу. Десять местных суток экспедиции, слились в череду сплошных блужданий по промороженной, безжизненной равнине, остановок для заборов образцов пород, постоянных жалоб со стороны деятелей науки.

Скафандры приходилось надевать и снимать по много раз в день, а делать это в тесном пространстве кабины было делом не из легких. От давно проклятых, неудобных спинок кресел, нестерпимо жгло спины, превращая даже такой желанный сон в изощренную разновидность пытки.

К концу экспедиции, на геологов было больно смотреть. Эти щеголеватые, поначалу, люди, до того осунулись, что теперь глядя на их небритые, сальные лица, в подведенные широкими синяками глазам, с трудом верилось, что они зарабатывают себе на жизнь своими мозгами и умением. Можно было подумать, что они брали жалостью. Даже невозмутимый по началу Кенг, до того издергался за все это время, что превратился в сплошной клубок напряженных нервов, который только тронь, и узнаешь все, о чем тебе даже и близко знать не хотелось.

Роберт то же выглядел не лучшим образом. Это оказалась самая дальняя поездка, которая только была у него за все время.

Вездеход натружено подъезжал к Комплексу. Их заметили издалека. Когда до ближайшего шлюзового бокса оставалось около полукилометра, на нем ярко вспыхнули сигнальные огни и створки ворот гостеприимно разъехались в стороны, открывая ярко освещенное внутреннее пространство. В течении двух лет, которые Роберт провел за штурвалом вездехода, это был первый случай, когда к его приезду относились с таким вниманием. Обычно приходилось долго простаивать перед закрытыми воротами и ждать, пока на тебя обратят внимание.

– Ну наконец-то, – с облегчением пробасил один из геологов, пододвигая ближе к выходу свою аппаратуру. – Я уже и не надеялся, что это когда-то случится. Чтоб я еще раз…

– Заткнись, – грубо оборвал его Кенг, – сколько надо, столько и будешь это делать.

Машина въехала в ярко освещенное помещение шлюзовой камеры. Как только закончилась продувка и вездеход не успел покинуть еще ни один человек, а в шлюзе уже появились представители службы режима. Их было трое. Они быстрым шагом направились к выходному люку вездехода. Один из них с нетерпением забарабанил по стеклу иллюминатора. Когда люк открыли, они не дав возможности никому выйти, ворвались внутрь и выволокли за шкирку ничего не соображающего Роберта. На возмущенные возгласы геологов никто из троицы не обратил внимания.

– Что вам нужно?! – Только и сумел выкрикнуть Роберт, инстинктивно сопротивляясь неожиданному натиску.

– Ты Роберт Линк? – Осведомился старший по званию.

– Да, – ответил тот, глядя на вопрошавшего ничего не понимающими глазами.

– Твой брат работал во второй обогатительной секции?

– Что значит работал? Он и сейчас там работает. Больше его никто ни о чем не спрашивал. На запястьях заведенных за спину рук, с сухим щелчком сомкнулись наручники. Вылезшие из транспортера геологи с интересом наблюдали за происходящим.

– Вы не имеете права! – Заорал Роберт. – За что?!

– Ах ты еще про права вспомнил?! – Озверел старший режимщик, нанося Роберту прямой удар правой. Если бы его подручные не подхватили Роберта под руки, то он улетел бы на несколько метров. Из сломанного носа заструилась кровь. – А вы чего уставились? – Заметил экзекутор геологов. – Что больше делать нечего? А ну убирайтесь отсюда! Те, низко опустив глаза, мигом выполнили требование. Ни один из них даже не заикнулся о том, что они не работают на Комплексе, что их только пригласили для консультации и что им плевать на здешние порядки. В общем, ничего из того, чем они полторы недели развлекали Роберта во время путешествия, сказано не было.

– Забирайте его, а я пойду доложу, что мы его взяли. Роберта бесцеремонно выволокли из шлюза. Когда его вели по коридорам Комплекса, все встречающиеся по дороге люди, даже не поднимали глаз на его залитое кровью лицо. Просто прижимались ближе к стене и потупив взгляд пропускали процессию. Смешно было ожидать от них поддержки. В таких условиях даже на сострадание расчитывать не приходилось.

В камере изолятора, в которую его бесцеремонно запихнули, находился еще один заключенный. На нем не осталось н одного живого места. Тело сильно обгорело. Он тихо лежал на железном полу и только отрывистое, поверхностное дыхание, свидетельствовало о том, что человек еще жив.

К вечеру сокамерник пришел в себя. Он то и поведал Роберту о случившемся на Комплексе, о том, как сражалась вторая смена и чем это все кончилось. К утру он скончался.

После недавнего бунта и связанных с ним финансовых потерь, руководство Комплекса решили вести более жесткую кадровую политику, искореняя инакомыслие в самом зародыше.

 

Глава 6. Третья база Люиса.

Через мгновенье, настолько короткое которое, что оно не имело ничего общего с таким понятием, как мера времени, оказалось, что со Вселенной все в порядке, все на обычных местах, вот только Керон выпал из привычного для себя положения вещей. Он пробуждался с одной единственной мыслью – как выполнить контракт, но с удивлением обнаружил себя лежащим на пыльной койке походного, армейского образца, а какой-то наглый тип со всклокоченными, давно не мытыми волосами, с остервенением стучал по ножке койки огромным сапогом.

– Ты что, свинья, подниматься не думаешь? – Поинтересовался тип с сержантскими нашивками на погонах.

– Уже встаю, – простонал от безисходности Керон и сполз с койки.

Узкие лучи света пробивались через дырявую кровлю, нереально четко выделяясь на витающей в воздухе пыли. Почти все койки уже пустовали, лишь на некоторых еще валялись погруженные в сон тела новобранцев, напрочь потерявших в этом состоянии связь с действительностью. Теперь заспанный сержант по очереди возвращал их к жизни.

На свежем воздухе дышалось легко и привольно. Все стояли небольшими кучками и что-то обсуждали. Когда Керон подошел к одной из них, мужчина среднего роста, с черными, растрепанными волосами и удивительно голубыми глазами, прячущимися под мохнатыми, черными как ночь бровями, искренне позавидовал Сальсу:

– Вы только посмотрите на него, хотел бы я иметь такой крепкий сон, как у него.

– А что такое? – Спим мы, понимаешь, а тут вбегает это чудо селекции и как заорет нечеловеческим голосом «подъем», мне чуть плохо не стало, – только ведь со сна! Мы все встаем и к выходу, к выходу, а этот придурок все не унимается кричит и кричит. До сих пор. Слышишь?

– Да, угораздило нас с вами. Только и сказал Сальс, несколько раз махнул руками в разные стороны, разминая отяжелевшие за ночь мышцы.

Сержант уже выталкивал последнего соню из барака, но на этом его бурная миссия не прекратилась. Выкрикивая и размахивая руками он принялся строить новобранцев. Через некоторое время возникла колонна в три человека, но взыскательному служаке она показалась слишком вытянутой, и он ее мигом переделал в колонну из шести человек. Новобранцы покорно выполняли команды сопляка, который не смотря на свой юный возраст, поссорился и больше не дружил со своими мозгами уже многие годы. Половине по возрасту он годился в сыновья, но это нисколько ему не мешало. В его голове была только одна искренняя уверенность, что плюгавенькие нашивки на его погонах полностью разрешают все противоречия в общении с людьми, особенно с теми, у которых погоны были чисты, как помыслы настоящего патриота-революционера. В конце концов изысканный вкус маленького тирана остановился на колонне из пяти человек, которую он возглавив, торжественно приподняв при этом подбородок, повел в столовую.

Просторное помещение напоминало такой же сарай, который приютил их на ночь, только крыша у этого строения не имела ни одной дырки, да вместо коек, были расставлены столы. Больше различий не наблюдалось. На столах стояла свежерасфасованная пища. Изысков не наблюдалось, но все-таки это была еда, хотя и практически полностью синтетическая. Керон с интересом рассматривал содержимое мисок, когда все тот же неуемный сержант рассаживал новобранцев за столами. После того, как все формальности были соблюдены, отвратительным криком по гулкому помещения раздался приказ «приступить к потреблению пищи!». Это было сделано так профессионально, что могло бы отбить аппетит у любого, но только не у Керона. Две с половиной недели мокрого голодания, во время пребывания на челноке пограничников, когда все, что попадало в его желудок составляла лишь вода, сделали свое дело. Теперь его даже силой невозможно было оттащить от еды. Он сидел и за две щеки уписывал бледно-розовые, мелкие гранулы, щедро наваленные ему в миску, запивая отваром из какого-то сена. Желудок, смирившийся с отсутствием пищи, и уже решивший, что до конца дней в него уже больше ничего, кроме воды с набором солей так и не попадет, воспрял духом усваивал и расщеплял, расщеплял и усваивал.

Хотя пища и была самого низкого качества, но ее предлагалось много. Хозяин справедливо считал, что голодный солдат – это не солдат, и перед тем, как от солдата требовать результат, его надлежит как следует накормить.

После завтрака все почувствовали себя намного лучше. На некоторых лицах появились довольные улыбки, но жизнь на этом не заканчивалась и всех, точно такой же колонной, в которой они прибыли в столовую, отвели обратно к их сараю, обозванному одним из сержантов казармой номер 25. После чего последовала генеральная уборка помещения. Все мели, вытирали и мыли, вытряхивали одеяла и наново застилали койки. Кто поначалу артачился и попытался отлынивать от работы пришли сеанс внушения у сержантов, которых после завтрака набралось пять штук. На усиление этой силы порядка был поставлен неторопливо прибредший старший лейтенант, но он никакого участия в суматохе не принимал. Просто сидел в тени головокружительно высокого дерева и равнодушным взглядом взирал на происходящее. Если бы не форма, которая сейчас на нем была и не импульсник на поясе, то человека с его взглядом вполне можно было принять за странствующего философа, прилегшего в тени после дальнего перехода из святых мест, отдохнуть и поразмышлять над вопросом о тщетности всего сущего.

После того, как барак стал отдаленно напоминать пристойное место и внутри засверкала чистота, прибыл вчерашний полковник, только на этот раз его мундир бал в полном порядке – ни одного разорванного волокна на ткани не наблюдалось, отсутствовали только погоны, на этот раз оба, видимо он их снимал на ночь, чтобы они отдохнули и набрались сил, но забывал ставить на место, или звание здесь было чисто символическим понятием и волновало только самых маленьких.

– А ну всем молчать! – Выкрикнул он свою коронную дежурную фразу, хотя при его появлении и так все замолчали. – Бегом все собрались в одном месте и построились!

С собой полковник привел несколько офицеров помоложе и целую охапку сержантов. Уилк то же находился в общей куче. Процессия обошла строй, придирчиво осматривая пополнение и обсуждая увиденное в пол голоса и для убедительности показывая пальцами то на одного, то на другого новобранца. Первым делом полковник сдержал свое слово и повелительным жестом руки отделил от общей кучи двадцать семь человек, лично для сержанта Уилка и его специального взвода. Сальс имел неосторожность стоять именно с того края шеренги, с которой и были выделены солдаты для Уилка. Отходя с отобранными в сторону он для себя отметил, что ночному гостю достались самые высокие и статные новобранцы. Это ничего хорошего не сулило. Сальс помрачнел, но подчиниться пришлось.

Из общей толпы была отобрана еще одна группа, правда несколько меньше той, которая досталась Уилку. Ее взял какой-то младший офицер и сразу увел прочь. Остальных разбирали по два-три человека. Полковник следил за процессом, но особо не вмешивался, каждый и так знал что ему необходимо делать. После того, как распределение окончилось, так как закончились новобранцы, казарма номер 25 опустела на неопределенное время – до появления новой партии отверженных галактикой изгоев.

Место, где взводу Уилка предполагалось жить и тренироваться, находилось на другом конце лагеря, по крайней мере Сальсу так показалось, переход на новое место занял около трех часов и хотя взвод новобранцев прошел около пятнадцати километров в одном направлении, но границ лагеря или чего-то подобного видно не было. Повсюду стояли разбросанные ангары различных размеров и аналогичные этим сооружениям постройки. Листва высоких деревьев заботливо прятала их гофрированные, металлические крыши от взгляда сверху. Тропинки, протоптанные по аккуратно прокошенной траве указывали на направления наибольшего передвижения. Хотя повального передвижения в лагере не наблюдалось, но постоянно попадались люди с оружием идущие по делу или шляющиеся просто так, с одной единственной целью – убить время. Когда новоиспеченный взвод добрался до своего нового места базирования Кармант находился уже в зените и нещадно припекал, бесследно испарив утреннюю росу и вообще любую влагу, находившуюся на поверхности, подняв относительный показатель влажности почти до ста процентов. По мере того, как светило забиралось все выше и выше по небосклону, по пути стало попадаться все меньше и меньше народу, а к полудню лагерь практически опустел. Мало кому улыбалось шляться по такой жаре.

Ангар, к которому они подошли, был намного меньше по размерам большинства сооружений этого типа, в большом количестве натыканных в лагере Люиса. Уилк показал пальцем на металлические, закрытые двери и сказал:

– Вот место, в котором вы все будете жить. Это ваш новый дом и у кого такого не было, то я поздравляю с его появлением.

Новобранцы не определенно встретили это высказывание. Кто-то недовольно пробурчал что-то невнятное, но ни у кого прилива энтузиазма это не вызвало.

– А теперь, – продолжал сержант, – я хочу чтобы вы прояснили для себя окончательное положение вещей, чтоб не возникало больше никаких вопросов на эту тему. Вам всем, благодаря вашим внешним данным удалось попасть в элитное подразделение свободной армии Люиса. Можно даже сказать, что вам даже повезло, – мы пользуемся особым отношением командования. Это обуславливается характером выполняемых нашим подразделением задач. Они как правило несколько сложнее и опаснее тех, которые всегда выполняет армия в целом, но соответственно этому у нас выше и вознаграждение, так как наши контракты всегда дороже.

– А что же нам делать с теми деньгами, которые вы обещаете, в этом лагере? – Подал голос здоровенный, давно не бритый детина. – Ведь выйти, как я понял нельзя, да и не куда.

– Деньги никогда не помешают, – авторитетно заявил Уилк, – даже в таком на первый взгляд глухом месте, как это. К тому же, если вам еще не сказали, то в случае выполнения вами обязанностей в течении десяти лет, каждому из вас дается право покинуть это место и убраться в любое другое по своему усмотрению. Другими словами, если вы со всем хорошо будете справляться, то через десять лет вы свободны как птицы, получаете новое свидетельство личности и отправляетесь отсюда, конечно если вам есть куда… Сроком контракта подразделения, подобные нашему так же отличатся от всех остальных. У нас он самый минимальный. Обычно, стандартный срок у Люиса Корела пятнадцать лет. Кстати время уже пошло. —

– А как происходит отправка отслуживших свои сроки? – Поинтересовался Сальс.

Сержант бросил на него презрительный взгляд, который тут же сменился показным доброжелательным.

– Вам рано еще об этом думать. Самое главное для вас на первом этапе – это усвоить все, что вам будут преподавать, как можно лучше усвоить воинское ремесло. В первую очередь от этого будет зависеть ваша судьба и в конечном счете ваше возвращение в законный мир. Насколько я знаю, очень редко кто по истечении срока своего контракта хочет покинуть нашу базу. В основном люди наоборот стараются всеми правдами и неправдами остаться здесь как можно дольше. Здесь есть все для жизни и зачем искать это еще где-то, если оно уже здесь есть?

Закончив этим странным вопросом свою ознакомительную речь сержант разблокировал при помощи невзрачного брелка входную дверь в ангар и приказал всем зайти в помещение. Пройдя по узкому коридору возле нескольких запертых дверей, все оказались в уютном спальном помещении, рассчитанном на человек сорок. Аккуратно расставленные койки и постельные принадлежности сильно отличались от тех, на которым пришлось провести прошлую ночь. Постели были чистыми, а сами койки находились в идеальном состоянии, к тому же возле каждой постели стоял небольшой прикроватный шкаф, вероятно для хранения личных вещей солдата. Почти во всех шкафчиках из замка торчал ключ.

– Выбирайте для себя койки, возле которых стоит шкаф с ключом в замке – Скомандовал сержант и вышел на воздух.

Керон подошел к облюбованной койке и присел. Она оказалась мягче, чем вчерашняя. Затем, немного отдохнув от перехода по лагерю, он взялся за ручку шкафа. Дверца послушно открылась. Хотя на всех полках было пусто, на Керона пахнуло странным запахом. Что-то, что раньше хранили в этом шкафу пахло очень специфически. О прежнем владельце свидетельствовали только голограммы красоток, аккуратно наклеенные на дверце. Шлюшки смотрели на Керона похотливыми взглядами, призывно предлагая новому хозяину осмотреть свои прелести со всех сторон, благо снимки, выполненные с отличным качеством позволяли это сделать. Он не знал кто был предыдущим хозяином этой койки, но судя по девицам на снимках, покрытых сложной, орнаментально-растительной татуировкой от шеи до пят, вкусы он имел специфические. Керон захлопнул дверцу и провернул ключ в замке, надежно заперев пустоту шкафа, только его личную пустоту и положил ключ в карман. Лежащий в кармане ключ придавал некоторую уверенность, констатируя, что хоть что-то в этой необъятной Вселенной есть его, его собственное, контролировать которое может только он, самолично. Пусть даже странно пахнущую пустоту в шкафчике, находящуюся под постоянными призывными взглядами красоток неизвестно какого мира.

Следующий день начался с пробежки. Когда все по колено мокрые от утренней росы вернулись в свой ангар, их там уже дожидался плюгавенький канцелярист с объемным, металлическим чемоданом, на крышке которого серыми, аккуратными буквами было выведено: «ОТДЕЛ УЧЕТА». Его сопровождал громила капитан, закатанные рукава которого открывали для обзора всех желающих бугрящиеся мышцы предплечий. Когда последний новобранец пересек порог двери в казарменное помещение ангара, Уилк захлопнул двери и канцелярист приступил к исполнению своих формальностей. Распахнутый чемодан оказался переносным компьютером с какой-то механической примочкой.

– Сейчас, – обратился служитель пера к личному составу, – нам необходимо провести регистрацию. Ничего особенного в этой процедуре нет. Она нам необходима только для внутренних целей и больше никуда распространяться не будет. По правилам нашей армии регистрация у нас свободная, то есть, если по каким-то причинам у вас возникнет желание скрыть свое подлинное имя, то вы вправе назваться любым другим, какое больше нравиться или вообще не пользоваться именами, как таковыми, а присвоить себе буквенно-цифровой код. Сочетание символов которого так же оставляется на ваше усмотрение. Повторяю, это чисто внутренняя система и никакой опасности разоблачения не несет, тем более что через какой-то год потребуется для каждого из вас открыть собственный счет, ему нужно будет присвоить какое-то имя. На нем будут скапливаться заработанные вами деньги. От вас сейчас не требуется никаких документов подтверждающих что-либо. Мы же в свою очередь, согласно нашему правилу отказываемся от каких-либо запросов, для выяснения личности и деяний каждого из вас. Нас это просто не интересует. В подтверждение вашей личности, каждый из вас сейчас получит браслет со своим именем. Эта вещь у нас котируется как паспорт или удостоверение личности. Его предъявитель не нуждается здесь больше ни в каких документах. Подумайте, какое имя или код вы хотите себе присвоить в нашей армии и приступаем к делу. Вы у меня не единственные на сегодня, тем более у нас с капитаном есть дела и кроме этого, – загадочно улыбнувшись сказал он и посмотрел на капитана.

Все немного погудели и по очереди стали записываться, кому как нравилось. Процедура происходила следующим образом: новобранец подходил к компьютеру и писарь набирал с его слов имя на экране, после этого, капитан доставал блестящий, мягкий браслет из своей сумки и эта железка определенным образом вставлялась в щель браслетоприемника, находящуюся в нижней части чемодана. Срабатывало какое-то устройство и чистая до этого пластинка браслета аккуратно проштамповывалась выбранным именем. Кроме имени, на ней значилось время прибытия, номер взвода, его командир, и еще какой-то, видимо машинный код. Затем, капитан брал блестящие, никелированные ручные тиски, одевал браслет на правое запястье очередному солдату удачи и скреплял ими два болтающиеся конца. Браслет был приспособлен именно для такого применения и надевался один раз. Снять его можно было только при помощи автогена или с оторванной кисти. Всех это поначалу немного озадачило, но вольности, обещанные при регистрации, притупили бдительность и все, без малейшего сопротивления позволили сделать себе своеобразное клеймение.

Керон Сальс не чувствуя за собой никакой особенной вины, кроме невыполненного контракта, в уплату неустойки за который, впрочем, уже давно пошли его кровные, собранные за многие годы деньги, записался под своим настоящим именем.

Когда с формальностями было покончено, штабисты убрались, а каждый новобранец имел на своей руке новенькое, выполненное из высокопрочной, нержавеющей стали чудо, Уилк приступил к занятиям.

Темой первого урока стал ручной пулемет Р-459, выпущенный в одном из миров местной галактики. Конструкция оказалась настолько удачной, что вскоре уже огромное количество миров этой галактики выпускали эту разновидность ручного огнестрельного оружия как для потребностей своих армий, так и на продажу. Сержант аккуратно, как младенца, положил на единственный в помещении стол принесенный из оружейки, располагавшейся тут же, за одной из вечно закрытых дверей коридора образец. Он его любовно разбирал, поднимал вверх составляющие его детали и объяснял назначение каждой, затем ставил детали на место и доставал новые. Видно было, что это занятие доставляет ему истинное удовольствие и что с этим вороненным куском железа, его связывают самые теплые чувства.

Керон наблюдал за таким патологическим проявлением теплых чувств сержанта, но до пулемета ему не было никакого дела, – он думал о своем. Сначала он прикинул, сколько ему исполниться лет, когда по словам Уилка закончится контракт. Получалась малоприятная цифра, вплотную подбирающаяся к отметке 50. Вырваться обратно в жизнь в таком возрасте, пусть даже и с заработанными деньгами, сумма которых вербующей стороной умалчивалась, было не слишком приятно. К тому же все эти мифические «условия контракта» сразу блекли, как только он вспоминал первый вечер, вернее даже ночь, когда он впервые ступил на поверхность этой планеты. Факт передачи денег таможенникам, который он видел собственными глазами, заставлял о многом задуматься. Раньше он краем уха слышал, что в этой области галактик жизнь человека слишком часто имеет не только какую-то там мифическую цену, а и реальную, выражавшуюся в денежном эквиваленте, но слышать – это одно, а быть проданным в рабство – это совсем другое. Когда Уилк подробно рассказал про затвор, переводчик огня своего любимчика и перешел к системе питания оружия патронами, Керон уже твердо для себя решил, что верить его теперешним, абсолютным хозяевам не стоит, как бы они не объясняли свои действия.

Всю остальную часть занятия он думал о возможных путях побега, но ничего стоящего в голову не приходило. Сказывался недостаток информации. Уж очень мало он знал об этом мире в целом, и об месте в котором оказался в частности.

Когда Керон пришел к такому неутешительному для себя выводу, сержант уже справился с первым уроком и приводил своего любимчика в походное положение – пристегивал на место отведенные сошки и вставлял на место до отказа забитый патронами магазин.

– Контрольные вопросы я не задаю. – Сказал он. – Здесь это не принято. Каждый должен и так знать, что от того, насколько он внимательно будет слушать на занятиях зависит его жизнь в бою, и если кто-то что-то пропустил, то пусть обижается только на самого себя, больше не на кого. Все, что необходимо будет знать, вам будет изложено, а остальное зависит только от вас.

После теоретического занятия перешли к практике, прихватив с собой десять Р-459 и несколько металлических, похожих на большие квадратные консервы, ящиков с патронами. Уютное, обнесенное пятнадцатиметровым валом стрельбище находилось в двух шагах от казармы. Неизменным строем, за стройностью которого впрочем Уилк практически не следил, они вошли в окруженное валом пространство и заняли свободные огневые точки стрельбища. Жара спала и на стрельбище было много народу. Стреляли кто из чего хотел, но в основном это было огнестрельное оружие, хотя попадались и такие, которые предпочитали пальнуть сгустком плазмы, или коротким лучом импульсника, испарив при этом некоторый объем насыпи. Тяжелое вооружение типа ствольной и реактивной артиллерии, или его что-то помощнее, на стрельбище запрещалось. Стоял неимоверный грохот, усиленный чашей стрельбища и с непривычки казалось, что все эти люди стреляют именно в тебя, так что хотелось немедленно спрятаться. Выстрелы в основном были одиночные, но изредка их размеренные звуки с воем вспарывала очередь скорострельного автоматического оружия.

Показав на практике как и что заряжается, сержант для примера залег и установив на сошки своего любимца, дал залп по трем мишеням, находящихся в секторе обстрела этого стрелкового места. Все три мишени, изображающие человека в полный рост и отнесенные на двести метров от стрелка, упали как подкошенные после первой же короткой очереди. Полежав секунд десять они снова встали, готовые снова получить новую порцию свинца. Полутораметровые фонтанчики пыли, поднятые пулями попавшими в дерн медленно оседали. Уилк, довольный своим умением, не скрывая удовольствия от такого результата, с улыбкой поднялся со стрелкового места, и приказал разобрать и зарядить принесенное оружие первой десятке.

Стреляли долго и упорно, особенно те, у кого плохо получалось. Вокруг мишеней пыль не успевала оседать, усложняя и без того трудное упражнение. Было просто удивительно, какой огромной энергией удара обладает маленькая с виду пуля. Попадая в дерн, переплетенный за много сотен лет слой никогда не паханных корней, плотный и крепкий, она поднимала стройный, густой фонтанчик пыли. Откуда бралась пыль среди сочной, подстриженной пулями травы Керон понять не мог.

Когда подошла его очередь, он натолкал патронов в магазин пулемета, их вошло туда штук двести. Магазин был неразборным, иначе он бы обязательно разобрал его и поинтересовался, каким образом должна быть устроена пружина, чтобы подавать по одному патроны из почти квадратной коробки все до одного. Затем пристегнул его к пулемету и установив его на сошки прицелился, совместив на одной линии, как учил сержант, мушку, прорезь в прицельной планке и мишень. Оружие было центрального боя и поэтому нужно было целиться в центр мишени, а не под ее нижний край, как в свое время привык Керон. Спуск у пулемета был плавным, а отдача намного сильнее, чем он ожидал. Не помогал даже мощный компенсатор, уродливым набалдашником венчающий ствол и сильно портящий внешний вид оружия.

Пока Керон Сальс под присмотром сержанта Уилка восстанавливал безвозвратно, как казалось, утерянные знания стрельбы из пулемета, в сопровождении неизменной спарки штурмовиков на взлетно-посадочную площадку садился новенький челнок межгалактического, особо малого класса. Каждая деталь на этом корабле блестела и притягивала внимание, делая его похожим на игрушку с рождественской елки. Кораблик был не только новый, но судя по внешней отделке, по качеству и чистоте поверхности, с которыми были выполнены самые последние и незначительные детали, с уверенностью можно было заключить, что за его стоимость можно приобрести два, а то и три таких же корабля, только выполненных в стандартной комплектации. Обычно для хозяина корабля не имеет значения внешний вид его имущества, вернее как бы он не старался, со временем его корабль превращался в неприглядный кусок железа, всю поверхность которого покрывали каленные разводы цветов побежалости. Такое могло случиться с каждым кораблем, только не с этим. Гарантию на светло-бирюзовое, блестящее покрытие корпуса, фирма давала на пятьдесят стандартных лет. Теперь, это творение человеческих рук стояло на поле, выжженном адским огнем двигателей и казалось сверкающим кусочком неба, непонятно каким образом свалившимся на грешную планетарную твердь.

Силовая установка корабля быстро понижала свой шум от свиста, до басовитого рокота, не давая в этом спектре ни одного сколь нибудь заметного на слух провала, как это обычно бывает с уже достаточно изношенными кораблями. Когда двигатели замолкли совсем и окончательно осела поднятая пыль, вся до последней пылинки, превратив корпус челнока из сверкающе-глянцевого в матовый, с благородным шипением нового устройства отошел в сторону центральный люк. Из ярко освещенного пространства шлюзовой камеры, не дожидаясь пока выдвинется трапик, на грунт спрыгнули два подтянутых, хорошо одетых мужчины, находящихся, судя по прыжку, в идеальной спортивной форме. Незнакомцы подозрительно осмотрелись по сторонам, ища хотя бы малейшую зацепку для того, чтобы извлечь из красивых, кожаных кобур свои огромные пистолеты. Эти двое видно очень гордились своим допотопным оружием и носили его выставив на показ. Но как они ни старались высмотреть что-то подозрительное, такового обнаружено не было. Всем, кто находился на взлетно-посадочном поле было абсолютно наплевать, что это за корабль и какого черта его занесло в эти места. Все занимались своими делами и не обращали на гостей ни какого внимания. Видя, что пострелять сегодня не удастся, более статный, и очевидно более главный развернулся и что-то крикнул в люк. Через некоторое время, двое таких же, как и первые, телохранителей вывели под руки преклонных лет старца, который если бы не крепкие руки охраны убился бы на первой же ступеньке трапа, своего собственного корабля.

Шитый золотом, старомодный плащ старика, подозрительно напоминающий мантию, подхватил легкий ветерок и целая лавина световых бликов заструилась от сходящего с трапа таинственного гостя. За стариком шел упитанный господин, одетый более современно, но по лоску и дороговизне его наряд мало чем уступал древнему плащу. Замыкала процессию неизменная двойка охранников, готовых, судя по их решительным взглядам, отправить к праотцам любого, кто хоть косо посмотрит на все происходящее. Но на них не смотрели, даже косо. За долгие годы в этих местах навидались такого, что этот отвратительно подведенный косметикой старик и в долю не падал. Кстати не только он, но и железяка, на которой он сюда примчался тоже.

От серого в грибковых разводах, административного здания, к гостям быстрым шагом уже направлялся пожилой мужчина в штатском, в окружении целой нескольких старших офицеров. Это были единственные в лагере люди, если не считать пилотов штурмовиков и отделение поста дальнего слежения, которых заинтересовал прибывший к ним гость. Подойдя поближе и наскоро сориентировавшись кто к ним пожаловал, мужчина в штатском слегка поклонился, но только самую малость. Как раз на столько, сколько от этого требовали минимальные требования приличия и сделав рукой широкий жест, пригласил гостей в здание.

Первыми вошли гости, за ними последовал мужчина в штатском со своим окружением. Двое охранников гостей остались стоять на свежем воздухе, по обе стороны от плотно прикрытых створок двери. На каменных рожах караула ничего не выражалось, то есть вообще ничего, ни единой уловимой эмоции. Вероятно самое бездарное творение начинающего скульптора выражало бы больше эмоций, чем эти истуканы. Даже палящий Кармант не производил на них никакого впечатления, хотя пот тоненькими струйками сразу же заструился по их холенным лицам, но для караула, отличающегося элементами почетного, это видимо никакого значения не имело. Еще один такой караул остался возле оставшегося открытым люка корабля. Видимо меры безопасности переплелись в этой действии с вековыми традициями, нарушать которые никто не решался.

Через полтора часа, начиная с того момента, как Сальс впервые лег в пыль стрелкового места, на линии огня лагерного тира, ему наконец то удалось одной очередью расстрелять сразу три мишени. Двадцати сантиметровая по высоте и метровая в диаметре куча блестящих, стрелянных гильз, осталась справа от Сальса после выполнения упражнения. Чего, чего, а боеприпасов на обучение здесь не жалели, тем более что их стоимость уже давно была учтена и вычтена из предполагаемых контрактных сумм наемников по неволе. Сержант заметив успехи Сальса остался доволен и разрешил встать и передать пулемет следующему стрелку. Довольный собой Сальс так и сделал.

В ушах звенело и от этого звона казалось, что голова вот вот расколется, а свои собственные барабанные перепонки он ощущал как две безвольно повисшие тряпки. Во рту кроме пыли ничего не было. Он начал было ее отплевывать, но получалось плохо. Глаза все еще резало от пороховой гари и той же пыли, но не смотря на все эти страдания, Керон Сальс все же был доволен, доволен собой, и не только собой, а тем крошечным шансом выжить, который ему давало хорошее владение оружием. Он понимал, что не обладающему таким умением здесь вообще не на что было расчитывать.

После стрелкового тренажа все дружно убирали гильзы, а после того, как тир привели в порядок, уже в казарме чистили оружие. Сержант проверял, находил грязь, и все опять чистили. После третьей проверки грязь обнаружена не была и пулеметы отправились в пирамиду за толстую, металлическую дверь, новобранцы на ужин, а неутомимый Кармант делать день на обратной стороне планеты.

Двери, закрывшиеся за почтенными гостями так больше и не открывались. За час до наступления сумерек из челнока появился разводящий, ведя за собой красиво вышагивающих в ногу смену. Сменив караул возле дверей административного здания, он на обратной дороге поставил двух свежих мордоворотов возле входного люка челнока. Те двое, которые стояли возле дверей, как раз в том месте, где после полудня никогда не бывает тени были счастливы, что вот-вот снимут промокшие насквозь строгие костюмы, но видно это было только по глазам, да и то не каждому – школа, есть школа. После смены караула возле челнока больше никакого движения не наблюдалось.

На небосклон, плавно меняющий свой цвет от глубокого синего, до беспросветно-черного, величественно вползала неразлучная спутница этого скорбного мира, залив весь лагерь нереально мертвенным светом, не дав небосклону потемнеть до черного, а оставив его фиолетовым, плавно изменяющим этот цвет от темного, до светло синего возле самого диска спутника. Эта безымянная планета была довольно большой, и находилась так близко от Отстойника, что любой любопытствующий на базе, в бинокль средней паршивости, мог всласть понаблюдать кратеры на его безжизненной поверхности. Даже невооруженным глазом было видно неровности на диске планеты, производившие впечатление своими грандиозными размерами даже с такого расстояния. При длительном созерцании этого безжизненного набора пород, кое-как скатанного гравитацией в один комок, казалось, что вот-вот шаткое равновесие сил гравитации и скорости нарушиться и эта непостижимо огромная и тяжелая, масса спресованного до умопомрачительной плотности камня, обрушиться прямо на наблюдателя, поглотив заодно и сам Отстойник. Но время шло и ничего подобного не происходило. По большому счету вообще ничего не происходило, просто тихонько, подобно водам равнинной реки утекала жизнь, по только ей одной ведомому руслу.

Так на Отстойнике прошел еще один день, непонятно зачем брошенный безымянной, но могучей и безжалостной рукой в копилку Вселенской истории, похожую на огромный, грязный контейнер для мусора.

 

Глава 7. Торги.

Внушительных размеров крейсер вынырнул из яркой, слепяще-синей вспышки, образованной энергетическими флуктуациями внепространственного тунельного перехода. Как только погасли последние всполохи энергии, равномерно распределившиеся в окружающем пространстве, крейсер уверено развернулся и уже в реальном пространстве-времени пошел к третьей планете планетарной системы Кармант. По правому борту, между панелями орудийных излучателей, количество и размеры которых повергли бы в панический ужас боевые эскадры многих миров, расположенных в этой галактике, внимательный наблюдатель мог заметить маленькую эмблему объединенного полицейского управления – маленький отличительный знак огромной могущественной структуры, контролирующей в пространстве галактики все, что попадало в поле ее зрения. Эмблемой организации служило изображение сурка Ти из мира Хотен, имено в этом мире и возникла идея создания координирующей полицейские структуры организации, которая со временем стала безраздельным хозяином галактического пространства.

Этот сурок теперь изображался везде, где это было оправданно, а так же там, где эта эмблема была абсолютно бесполезна, начиная от космических кораблей и мундиров, заканчивая оружием, столовыми приборами и собственной кожей тех, кто имел честь служить в этом элитном объединении. Этот Ти был везде. Он сидел на задних лапках, решительно выставив вперед передние, вероятно показывая этим свое непреодолимое желание немедленно побороться с негодяями, нарушающими галактические законы. В зубах у него была зажата веточка какой-то травы, которую ему из-за неотложных дел никак не удавалось доесть, а все вместе, это умильное творение природы системы Хотен, в традиционной культуре местного социума считалось воплощением справедливости и порядка.

Так волей капризного случая, глупый норный грызун с пучком листьев во рту, стал воплощением силы, не считаться с которой нельзя было никому в галактике 511/70. Когда корабль с этим символом проходил мимо торгового судна, транспортника или челнока бродяги, то даже у самых отчаянных капитанов от осознания возможных последствий что-то опускалось в животе, а по спине пробегал своими тонкими и отвратительно холодными лапками страх. Свободными от такого мерзкого ощущения панической безисходности оставались лишь те, кто отправляясь в путь, свою голову оставлял дома и еще те, кто впервые попадал в пространственную область, которую занимала эта полицейская галактика, и не был знаком с местными правилами и порядками. Хотя таким, как показала практика, приходилось хуже всего.

Крейсер величаво шел в реальном пространстве. Эта глыба металла подействовала бы угнетающе на любого, кому довелось увидеть это зрелище, легко и беззвучно перемещаясь в черной бездне пустоты. Свет желтого карлика, значившегося в навигационной программе под непонятным именем Кармант, рельефно высвечивал все внешние детали корпуса, превращая это жуткое по своей силе и мощи орудие подавления в красивую детскую игрушку, которую казалось можно взять в руки и повертеть перед глазами. Конечно же так казалось только со стороны и с очень большого расстояния.

Третья планета системы не охранялась, если не считать нескольких автоматических спутников, зависших на ее орбиты да систем дальнего слежения, установленных на луне этой планеты. В рабочем состоянии находился только один из спутников. Все остальные системы давно пришли в негодность, превратившись в обыкновенный металлолом. Лишь спутник, чудом сохранивший работоспособность, передавал и передавал никого не интересующие данные на мертвую лунную базу. В отличие от своей младшей сестры, планета Кармант(3), была настоящей жемчужиной этой планетарной системы, единственным в ней местом, где человек мог обитать без применения специальных технологических средств. Хотя показатель гравитации несколько превышал стандарты, но по всем другим показателям, это была планета если не «А» класса, то «В» – это точно. Уже давно в местной галактике, под отстойники перестали отводить таких хорошие миры. Время от времени раздавались протесты, что такой хороший мир отдали в распоряжение преступников и превратили его в тюрьму, но во-первых, что сделано, то сделано, а во-вторых, содержание в этом месте отвергнутых обществом людей не требовало никаких дополнительных затрат, кроме доставки их к месту заключения. Всем необходимым на Отстойнике заключенные обеспечивали себя сами, по крайней мере так официально считалось. Природные и климатические условия располагали к этому.

Обойдя широкой дугой вторую планету, крейсер, с эмблемой придурковатого сурка на борту, рылом вниз пошел к поверхности планеты Отстойника. Маневр выполнялся очень уверено и на большой скорости. Чувствовалось что пилот, если это конечно была не автоматическая система, часто совершает подобный маневр в этом месте.

Душераздирающий вой взлетно-посадочных планетарных двигателей стих. Его место заняла непривычная на корабле тишина. Именно она, смешанная с чувством неизвестности, давали неприятный коктейль чувств, действовавший на нервы не меньше, чем все проишедшее за последнюю неделю.

Лязгнули засовы и дверь разблокировалась. На пороге камеры появился служитель сурковых идеалов в неизменной униформе песочного цвета. Плазменный излучатель он держал на перевес, сжимая оружие двумя руками, впрочем именно так и предписывалось по уставу.

– Все приехали, выходи по одному, – и блестящее, четырехсантиметровое рыло оружия показало в какой именно последовательности это необходимо делать.

Пока конвоир вел плохо освещенными коридорами Роберта и его соседа, молчаливого парня, подсаженного к нему в камеру во время одной из посадок, которых Роберт насчитал одиннадцать с того момента, как его самого подобрал на Скитларе(2) крейсер сурков, конвоир не проронил ни слова, да в этом и не было необходимости – в коридоре и переходах, которыми их вели не было даже намека на ответвления или боковые проходы. Он вел только в одном направлении.

Яркое, желтое светило, зависшее на небосклоне, среди белоснежных, рваных облаков, внимательно осматривало прибывших. После темных коридоров и камер, отучивших глаза от яркого света, такое внимание до боли резануло по глазам, заставляя щуриться всех, кто покидал крейсер. Но это было не единственное внимание, проявленное к прибывшим людям. На почтительном расстоянии от корабля, где испорченная частыми посадками трава переходила в однородный растительный ковер собралась группа людей. На таком расстоянии, да еще со слезящимися глазами Роберт не мог увидеть ничего определенного, кроме того, что это были люди.

Перед крейсером вобралось уже человек семьдесят, а конвоиры все выводили и выводили, по двое, по трое, все новых и новых поселенцев. В конце концов из набралось примерно сто-стодесять человек. После этого вышел капитан. Если это и не был капитан, то не последний человек на борту корабля.

Только сейчас Роберт смог разглядеть всех, кого они подбирали по дороге сюда и все смогли посмотреть на него, хотя мало кто это сделал. Люди были в подавленном состоянии.

Тем временем выскочил сержант и стал размахивая руками красиво строить солдат, которые после соответствующего внушения, в свою очередь занялись заключенными. Несколько солдат заняли боевую позицию несколько впереди, обратив свое оружие в сторону встречающих, которых заметно прибавилось. Те ничего особенного не делали, просто стояли и смотрели. Теперь их можно было рассмотреть более детально. Различие роста, цвета кожи и одежда самого разнообразного кроя, цвета и стиля, явно указывали на то, что собравшиеся ранее принадлежали к различным мирам. Мирам, отличающимся не только культурными традициями, но и чисто физическим и физиологическим строением своих обитателей. Хотя какими бы разными они не казались, это были люди, именно люди, а не деже существа более дальнего, и более разнообразного гуманоидного типа.

Роберт немного пришел в себя и с интересом стал наблюдать за разворачивающимся вокруг спектаклем.

Сержант, решив, что все сделал правильно, побежал с докладом обратно на корабль, из чего следовало, что расфуфыренный офицер, которого Роб принял поначалу за главного, таковым вовсе не является, был еще кто-то, кто решал что нужно делать.

– Всем стоять смирно и тихо, – проревел офицер опять на сбившихся в кучу каторжников, – если кто-то хотя бы подумает о побеге, это будет последним, что он сделает в своей сознательной жизни!

«Интересно, – подумал Роберт, – что еще может произойти,чего не хочет этот расфуфыренный индюк. Куда отсюда можно бежать? Ведь именно эта планета и есть конечный пункт их назначения. Почему бы суркам их просто не вытолкать из корабля и не убираться отсюда по своим делам»?

Вскоре на эти вопросы были получены ответы. Блестящий офицер взял мегафон и несколько коряво, используя общегалактический диалект, позвал кого-то из толпы встречающих. Солдаты взяли оружие на изготовку, готовые в любой момент открыть ураганный огонь, по всему, что приблизилось бы к ним на расстояние выстрела.

Спокойно и уверено к крейсеру направился крупный человек. Можно было даже назвать его толстым, но высокий рост скрывает лишние килограммы и такого человека принято считать не толстым, а крупным. По правую руку от него шел еще больший детина, метра под два ростом, держа на плече точно такой же плазменный излучатель, какие были у солдат сурка. Слева, по сравнению с этими двумя шел малыш, хотя его рост составлял ничуть не меньше метра семидесяти. Этот в руках держал вообще какое-то громадное, и судя по всему зверски убойное орудие смерти. Роберт раньше вообще ничего подобного не видел.

Теперь он не знал что и думать. Не доходя метров пятидесяти до первых солдат, здоровяк жестом показал своим громилам оставаться на месте, а сам пошел дальше без сопровождения. Охранник, что был поменьше, сразу улегся в пыль и настроив свою загадочную смертельную машинку стал водить ею из стороны в сторону, проверяя, все ли простреливается. Тот, что повыше, так и остался стоять, лениво жмурясь то на палящий Кармант, то равнодушно осматривая прибывший крейсер, солдат и изгоев.

Здоровяк, с очень загорелой кожей, круглой как шар, лишенной всякой растительности головой и широко поставленными, наглыми глазками, уверено подошел к офицеру и как старый знакомый поприветствовал его за руку.

Роберту это не понравилось, но что ему нравилось, а что не нравилось в данный момент никого не интересовало.

Разговор у них не заладился сразу. Пришедший что-то выкрикивал, хлопал себя по карманам и показывая пальцем на столпившихся людей громко смеялся, выставляя при этом на свежий воздух крупные зубы. Офицер то же старался во всю, но при этом его сдерживал не мундир, а находящиеся вокруг подчиненные, в глазах которых он хотел видимо, во что бы то ни стало сохранить о себе мнение, как о невозмутимом командире, но все равно было видно, что это спектакль ему начинает надоедать.

Тут до Роберта дошло: «они торгуются!». От этой мысли ему стало себя по настоящему жалко. Он так не жалел себя с того времени, как ему был зачитан приговор, в соответствии с которым ему назначалась мера наказания – «ссылка до исправления» на планете Отстойник К3/09. И хотя в приговоре значилась такая мера наказания, но некому было проверить или подтвердить – исправился человек или нет, так что простым языком эта формулировка означала «навсегда».

Торговавшиеся подошли поближе и Роберту стал слышен весь их разговор.

– Ну ты посмотри получше какой я тебе привез товар, не то что был в прошлый раз, все как на подбор. На них ты много заработаешь, а по три тысячи кредитов за каждого, это хорошая цена. – Внушал он своему собеседнику, пальцем показывая то на одного, то на другого.

Роберту показалось, что он показывает именно на него. Пришелец корчил рожи, показывая этим свое задумчивое состояние, но платить столько отказывался.

– Что ты мне привез? Они и года не протянут на моих плантациях. Какой же мне толк от этих дохляков? Только корми их. Если хочешь, дам по полторы, как в прошлый раз.

Они подошли вплотную и стали придирчиво рассматривать товар. Один расхваливал, другой безбожно критиковал указывая на видимые недостатки, прибавляя от себя не меньше выдуманных.

Такой торг видимо следовал за каждым прибытием космического корабля в мир Скорби, и являлся делом привычным для всех сторон, кроме «товара» – ему это было в новинку.

Офицер выдал свой последний козырь: – Если ты не возьмешь их у меня по по моей цене, то я предложу их наемникам, а уж они то не привыкли скупиться. Просто ты знаешь как я к тебе отношусь… и поэтому ты всегда видишь мой товар первым. Или предложу их охотникам в конце-концов!

– Охотники у тебя хоть раз что-то купили? – Парировал толстяк, опять поражая всех своей неотразимой улыбкой.

– А что касается наемников, то это тоже глухой номер. Я слышал дела у Люиса сейчас идут не ахти. Ему сейчас приходиться думать не о покупке новых сил, а о том, чтобы любым способом спасти свою репутацию. Он ее совсем недавно основательно подмочил, – заключил договор и не выполнил своих обещаний. Ну ты знаешь наверное…

Офицер загадочно улыбнулся, но толстяк сразу же показал, что он тут главный не по воле случая, а благодаря своим способностям:

– Если ты думаешь, что тебе удастся спихнуть весь этот сброд медикам, то ошибаешься. Никто на Отстойнике не печется так о своей репутации, как они. Ты же знаешь, что они всегда дают гарантии, и поэтому им нужен только первосортный материал, самый лучший, какой только бывает. Если бы они имели дело со всяким дерьмом, у них давно бы не осталось клиентуры.

Наконец они договорились. Сумма за одну голову составила две с половиной тысячи кредитов. Для примера, на эти деньги можно было прожить день на курорте рассчитанном на средний класс.

После того, как толстяк сосчитал прибывших, несколько раз при этом сбившись, и попинал ни в чем не повинных людей за то, что они якобы перемешиваются сами собой и сбивают его со счета, к кораблю одним из телохранителей были доставлены деньги. Передав группу в сто восемьдесят шесть, как только что выяснилось, человек на попечение одному из хозяев этого мира и его людям, сурки спешно погрузились на свой крейсер и убрались восвояси так же резво и профессионально, как и прибыли в этот мир. Только нарушенный опорами дерн, сожженая до тла трава и уходящие к лесу люди свидетельствовали о недавнем посещении.

После сортировки, которую Хандор не доверил никому, образовалось семь групп. В одной из них оказались самые сильные и высокие по росту, хотя таких и набралось всего восемь человек, в пяти остальных группах народ не был столь видным.

Два врача педантично осматривали каждого. Осмотр касался практически всего: состояния мышц, наличия паразитов, состояний рук, ног и даже зубов. Если кто-то не желал, чтобы его так тщательно осматривали, то мордовороты, неотступно следовавшие за каждым из них, проводили непокорному сеанс быстрого внушения, используя самую совершенную технику – свои кулаки и ботинки, но ногами били только в очень тяжелых случаях.

Во время каждого такого сеанса Хандор по детски сокрушался: – Не так сильно, я же только заплатил деньги. – Потом в нем пробуждался настоящий хозяин. – Кто испортит товар, сам пойдет на плантации!

Громилы слушались и били. Били сильно, но умело, причиняя страдания, но избегая повреждений.

Роберт решил не противиться осмотру и когда подошла его очередь, послушно позволил себя осмотреть, здраво решив, что ничего, кроме боли сопротивление не принесет.

Когда осмотр закончился, сопровождаемая несколькими охранниками каждая из групп, отправилась в назначенное для нее место. Вместе с Робертом в команде набралось двадцать три человека. К их группе были приставлены два конвоира, которые немного посовещавшись с поджарым бородачем, окриками погнали своих подопечных в сторону видневшегося на соседнем холме леса, который зеленой шапкой покрывал почти правильные контуры, круглого как ни рисунке холма. Возникал даже вопрос: «а природного ли он происхождения?» – такой он был правильный.

Пройдя немного и очутившись в самом центре селения, на окраине которого и проводился этот своеобразный «медосмотр» вновь прибывшие стали с любопытством смотреть по сторонам, а посмотреть было на что. Среди хаотично разбросанных деревьев, больших и роскошных, специально оставленных во время проведения вырубки джунглей, просматривались непривычные строения, по крайней мере Роберт таких никогда не видел. Поблескивая пластиком и стеклом разных оттенков стояли аккуратные постройки с палисадниками и стриженными газонами у подъездов. У некоторых домов стояли машины. В основном это были вездеходы, но попадались и более элегантные модели, имеющие движителем не гусеницы, а колеса.

Увидеть такое аккуратное поселение на планете-тюрьме вряд ли кто надеялся, и шедшие в колонне по двое, грязные и голодные люди искренне удивлялись увиденному.

Хотя долго удивляться не пришлось. Подталкивая оружием, конвоиры старались прогнать свой отряд через это место как можно скорее. Во время прогулки по этому «городу солнца», никто не проронил ни слова. Ссыльные были поражены увиденным. Это были не знакомые друг другу люди. В команде не нашлось даже двух человек, привезенных сюда из одного мира. После умелой сортировки, в каждую отдельную команду попадали только люди из разных миров.

Еще большее недоумение ждало всех, когда пройдя через городок маленький отряд наткнулся на галактический челнок, довольно приличного класса, спокойно стоящий возле ангаров. Через открытый грузовой люк в него что-то загружали такие же оборванцы как и они, тоже под присмотром охраны.

Проходя мимо ангара Роб заглянул внутрь помещения, его взору открылись стелажи во всю высоту сооружения, заставленные картонными и пластиковыми коробками различных размеров и цветов. Охранник ангара, что-то крикнул конвоирам на неизвестном Роберту наречии, и те заставили всех бегом преодолеть это место.

Пройдя еще немного по окультуренной местности, группа каторжников вошла в дикие джунгли.

Роберт не знал что и подумать. Все, что ему приходилось слышать о подобных планетах никак не вязалось в одну кучу с увиденным, то что он слышал раньше и что сейчас видел казались частями разных вещей, эпизодами, никак не могущими быть одним целым. Конечно существовало правдоподобное объяснение существования этого прекрасного городка, расположенного в самом сердце непроходимых джунглей, в экваториальной части планеты Скорби. Эти ангары, склады, и какие-то перерабатывающие мощности, которые Роберт заметил сразу за складскими помещениями. Какая деятельность могла вестись в этом богом забытом месте? «Чем бы здесь не занимались, – решил для себя Роберт, – я скоро об этом узнаю». Но что бы тут не делалось, делать это было чрезвычайно выгодно, об этом можно было судить посмотрев хотя бы на городок, через который только-что прогнали каторжников.

Было ясно и другое – их привезли сюда не для того, чтобы наслаждаться жизнью в прекрасном месте. Что именно их ждало, какие планы имели их покупатели и о каких плантациях шла речь – это предстояло еще узнать.

Когда они миновали расчищенный и застроенный участок, шедший впереди охранник жестом приказал остановиться.

– Сейчас пойдем сквозь заросли. Не шуметь и вести себя спокойно. По дороге будут попадаться плоды. Жрать их не советую. Большинство из них для человека – отрава. Потом вам покажут какие можно есть, а сейчас не трогайте никаких.

Конвоир постоял задумавшись и продолжил: – Бежать не советую. Хотя в округе спокойно, километров через двадцать начинаются настоящие джунгли, с самым настоящим зверьем. Любого из вас сожрут в моменте, – он со скепсисом осмотрел разношерстный отряд, – да сразу же сожрут. Тут и гадать нечего. Так что советую идти спокойно и не искушать судьбу. И нас не нужно лишний раз беспокоить. Я не завидую тому, кого поймаю…

После такого конкретного инструктажа двинулись дальше. Глаза, едва-едва привыкшие к яркому свету на расчищенном участке, опять с трудом разбирали окружающее. Маленький отряд со всех сторон обступила темнота. В этом лесу сразу было столько претендентов на живительное излучение равнодушного Карманта, что к подножию исполинских деревьев, уходящих ввысь и теряющихся в зеленом буйстве жизни, света доходило очень мало. Настолько мало, что на поверхности почти ничего не росло. Не смотря на огромное количество органических остатков, сыплющихся сверху не прекращающимся потоком – идеальной питательной среды для новых поколений, не хватало одного компонента – света. Вот внизу ничего и не росло, за исключением жалких пучков блеклых растений, похожих на покрученную проволоку сероватого цвета. Оттенок зеленого в этих борцах за жизнь можно, было обнаружить только хорошо присмотревшись.

Среди огромных, как колонны древнего храма, стволов деревьев, в разных направлениях простирались лианы, в основном цепляющихся разновидностей, которые не имели своего нормального ствола, но зато обладали непреодолимой жаждой жизни, которая гнала их все выше и выше, поближе к живительному свету.

В отличие от жары и сухого воздуха на открытом участке, среди деревьев, в сумерках листвы стояла почти ощутимая на ощупь влажность. Крупные капли свисали с огромных листьев первого, самого нижнего яруса, срываясь вниз от малейшего движения и падали на головы, плечи а за шиворот измученных людей. Особенно не повезло тем, кто шел впереди – проводнику и нескольким первым невольникам. Уже через сто метров на них не осталось сухой нитки.

Заросли переполнялись криками, возгласами и возней, но заметить это колоссальное движение жизни не удавалось, сколько Роберт не присматривался. Джунгли не выдавали своих тайн при первом, тем более таком кратком знакомстве. Только изредка, перелетавшая открытое пространство тропы, ярко окрашенная птичка – это все, что видели ссыльные во время своего перехода в джунглях.

Шли молча, не останавливаясь. В хорошем темпе. Лишь иногда резкий окрик конвоира, замыкавшего колонну нарушал тишину и ему эхом вторили птицы и еще какая-то мелочь, поднимая такой переполох, что отряд уходил уже далеко, а позади него еще долго не смолкали завывания и тревожные посвисты исконных обитателей этих мест.

Услышав все эти крики, не очень то и верилось обещанию конвоира, что в округе, на протяжении двадцати километров нет ничего опасного для человека. Казалось, что стоит сойти с тропы и на несколько шагов углубиться в заросли, как твоя судьба будет решена, и притом очень быстро.

Настал вечер. Мрак как-то сразу вылез из самых дремучих зарослей и бесцеремонно стал прогуливаться по тропе, которую каторжники и их конвой ни с кем не хотели делить, но на их мнение он ничуть не обращал внимания. Настало его время, а это значило, что убираться должны были именно люди.

Конвой окриками погнал людей еще быстрее, лишив их пятиминутных привалов, которые днем милостиво разрешал. С трудом различая дорогу и стараясь не наступать друг другу на ноги они перешли на легкую трусцу, – на большее ускорение обессилевший отряд был не способен.

Когда уже казалось, что ночевать прийдется прямо здесь, на этой проклятой тропинке, укрывшись большими листьями, джунгли разжали свои цепкие объятья и отряд оказался на просторной поляне, непонятно каким способом удерживаемой свободной от вездесущих растений, в центре которой стоял большой ангар стандартного образца. Этот ангар был точно такой, какой можно встретить в любом портовом или промышленном центре, расположенном в скоплении 21/561. Тем более странно было видеть это сооружение среди вечного леса, большой влажности, отсутствия какой бы то ни было дороги к сооружению и полного отсутствия движения, кроме умчавшегося прочь по покатому, рифленому перекрытию, серого, пугливого зверька.

Обойдя сооружение, отряд невольников увидел несколько транспортеров, аккуратно припаркованных возле стены. Именно по сильно заросшей колее такого транспортера они шли сюда целый день. Техника выглядела достаточно новой и видимо содержалась с выполнением всех требований инструкции.

Возле ворот, один из сопровождающих достал из кармана небольшой брелок и направив его на дверь, нажал на одну из имевшихся на нем кнопок. Как только он это сделал, за толстой дверью что-то загудело, с сухим щелчком массивная дверь разблокировалась и услужливо распахнула правую створку. В ангаре вспыхнул свет, залив желтоватым сиянием коротко стриженную траву от ворот до стены леса. Все вошли внутрь. Больше половины светоизлучающих элементов либо отсутствовало, либо просто не светилось, но и те что работали давали достаточное количество света, особенно по сравнению с оставленным за стенами ангара мраком.

Коридоры сразу от входа расходились в три стороны, а внутренние перегородки, сделанные из того же серого металла, что и наружные стены ангара, надежно скрывали все, что не нужно было видеть изгоям на планете Скорби.

– Переночуем здесь, – заявил более высокий конвоир всей честной компании, и уже обращаясь к своему напарнику продолжил, – веди их в конец того коридора, там есть небольшая комната. Как раз для этого дела.

Все поплелись по указанному маршруту, а он, оставшись, закрыл входную дверь и нагнал группу.

«Хорошая комната» оказалась большим железным ящиком, с набросанными на полу все теми же листьями, на которые все насмотрелись за целый день. Правда здесь они были бурого цвета и сухие, как бумага. Когда на них ступала нога, они рассыпались в пыль, и эта пыль от малейшего движения воздуха поднималась вверх и долго не хотела оседать. Это была самая своеобразная подстилка для сна, которую Роберту приходилось видеть в своей жизни. Уж лучше бы на полу вообще ничего не лежало.

Когда невольники вошли, дверь за ними захлопнулась и лязгнули замки. Вместе с этим щелчком, светильники, забранные в решетчатыми колпаками, перешли в режим дежурного освещения. Приглушенный свет в сочетании с поднятой вошедшими пылью давали причудливую картину, реальность которой находилась под большим вопросом.

Измученные за день повалились в это месиво трухи и пыли. – Вот гады, – не выдержал высокий, тощий каторжник, – что же будет дальше, если они уже сейчас с нами так обращаются? – А ты понял, как делает свои дела полиция? – Вопросом на вопрос отозвался кто-то из дальнего угла. Роберту его не было видно, но он не имел ни малейшего желания выяснять кому принадлежали эти слова. – Тоже мне, доблестные защитники закона. Вы видели? Они нас просто продали! Продали этим ублюдкам, как вещь в магазине.

Никто даже не обратил внимания на эту запоздалую реакцию. Все были подавлены тем положением, в котором оказались, тем обращением, с которым им пришлось столкнуться, что никак не реагировали на эти возгласы. Проявлялась обычная стрессовая реакция.

Ссыльный, из дальнего угла еще что-то сказал, но не находя поддержки вскоре замолк и в камере установилась полная тишина, иногда нарушаемая кашлем или стоном засыпающих людей.

Роберту не спалось. События последних двух недель, а особенно последнего дня проносились у него перед глазами. Все заполняющее чувство обиды уже отступило. Нельзя сказать, что оно пропало вовсе, но события сегодняшнего дня вытеснили это чувство, и оно, хотя и с неохотой, уступило место напряженной неизвестности – отвратительному состоянию, которое внушало ужас не одному поколению людей, хотя и являлось одной из исконных черт человеческой натуры.

Да, это было кощунственно несправедливо – не совершив совершенно ничего противозаконного, попасть в мир отпетых негодяев, отфильтрованных со значительного сектора галактики, – это было перебором даже для такой отвратительно-неудачливой судьбы, какая была у Роберта. Хотя он решил для себя не поддаваться, но кошмарные картины его дальнейшего бытия, непрерывно возникали в возбужденном сознании. Хотя многие из его страхов не оправдывались до сих пор, он считал это только отсрочкой. В конце концов мозг отказался воспринимать все те ужасы, которые все с большей и большей реалистичностью рисовало сознание и Роберт забылся глубоким, тяжелым сном, который тяжелым ботинком наступил на бьющееся в агонии сознание и прервал эти моральные мучения.

Через секунду после того, как ему удалось забыться, с громким щелчком разблокировалась дверь, ярко вспыхнули лампы и вошел их вчерашний конвой. Особо не церемонясь, кого прикладом оружия, кого ботинком они быстренько привели своих подопечных в бодрствующее состояние и окриками выгнали еще ничего не соображающих со сна группу людей на свежий воздух.

Трава перед ангаром сверкала всеми цветами, которые только был способен воспринять глаз, и наверное еще многими теми, воспринять которые он был не в состоянии. Это был или только что прошедший дождь, или обильно выпавшая роса. Строение травы располагало к тому, чтобы на остроконечных, с засечками листьях, скапливалась влага большими каплями. В них отражалось, искажаясь утреннее светило, со всей своей безразличной жизнерадостностью поглядывая на грязных оборванцев, обросивших по колено штанины и трясущихся от утренней свежести.

Пока все стояли под внимательным взглядом одного из конвойных и не менее пристальным взглядом его плазменного излучателя, другой, взяв несколько человек проследил чтобы место ночлега было убрано. Они возились около часа, долго носили в красных, пластиковых мешках рассыпающуюся в пыль подстилку и видимо навели там неописуемую чистоту.

После окончания немного затянувшейся уборки, во время которой всем не участвовавшим пришлось померзнуть стоя по колено в росе, прямо тут же, на улице был устроен на скорую руку завтрак, больше напоминавший подаяние, на который каждому каторжнику был дан кусок странного хлеба, граммов на триста, больше похожий на спекшиеся опилки, чем на продукт питания. Запивали все по очереди из одной кружки, черпая воду из большой пластиковой емкости, подставленной под сток ангара.

После завтрака Роберту стало немного лучше. Отступила нарастающая уже было тяжесть в голове и немного поднялось настроение. Совсем немного, но все равно это было прогрессом.

Все еще дожевывали куски твердого, как камень хлеба, а конвоир, следивший за уборкой уже запер приютивший их на ночь ангар и подогнал ко входу один из транспортеров.

– Залезайте, – скомандовал он указывая на распахнутые створки люка грузового отсека машины, – и не сильно барствуйте. Влезть должны все.

В грузовой отсек набилось народу почти втрое больше, чем полагалось при транспортировке нормальных людей, защищенных правами человека и своими правительствами. Створки люка с лязгом защелкнулись и опять же были заблокированы замком. Приходилось привыкать к тому, что отныне с ними будут обращаться как с дикими зверями, вернее как с рабочим скотом. Роберт это понял и ему опять стало хуже.

Тем временем оба парня с плазмометами за плечами забрались в кабину, взвыв своей турбиной, мощный транспортер развернулся на месте и разбрасывая в стороны куски вырванного гусеницами дерна рванул в джунгли.

Сквозь маленькие, поцарапанные окошки транспортного отсека, ничего, кроме мелькающей листвы и стволов деревьев ничего не было видно, и уже после пятнадцати минут путешествия никто даже не старался смотреть в расположенные высоко под крышей окна. Труднее всего пришлось тем, кому досталось место на полу. Дороги как таковой не было. Видимо транспортер шел по точно такой же тропе, по которой их привели к ангару в джунглях, и шел на большой скорости, от этого машину сильно бросало на углублениях колии и на поворотах, отчего сидеть на полу не сопротивляясь было не возможно. Среди тех, кому не досталось более комфортабельных мест был и Роберт. У него уже разболелась голова от постоянно бившегося под ним в агонии пола отсека. Каково же было его удивление, когда заросший тип, сидевший напротив него, после нескольких часов путешествия уступил свое место на боковой скамейке, а сам занял его место на полу. Этот поступок, с виду отъявленного головореза, одного из самых страшных с виду в их группе, вселил надежду в душу Роберта и дал понять, что не все так безнадежно, как это могло показаться в первый день. Уже через несколько часов пути, сидевшие на скамейках придерживали расположившихся на полу и попеременно менялись с ними местами. В экстремальной ситуации люди, даже не самые лучшие, старались держаться вместе, по возможности поддерживая друг друга, расчитывая на такое же отношение.

С наступлением сумерек, замызганный грязью по самую крышу, транспортер выехал на очищенное от джунглей пространство. На площади гектаров в двадцать расположилось еще одно поселение, состоящее из небольших, отдельных домиков, сбившихся в плотную кучу справа от остановившегося транспортера и рядов одинаковых, крупногабаритных построек, с геометрической точностью занимающих все остальное место. Ангары были немного меньше того, который стоял в лесу, по дороге в это «райское место», но видимо это были модели одной и той же серии, так как отличались они только размерами.

– Добро пожаловать в Цхатур, – с ухмылкой на лице процедил из сопровождающий, как только распахнулся люк.

Все со стонами начали выбираться из транспортера. В воздухе стоял какой-то странный пряный запах, как Роберт не старался вспомнить, но так и не сообразил что же может так пахнуть. Видимо ни одному ему показалось это странным, так как каждый, кто покидал транспортер принюхивался.

– Чем это здесь так воняет? – Пробубнил низенький и шустрый изгой. – Я ничего подобного раньше не ощущал.

– Да, интересно, что же так может пахнуть? – Подал голос кто-то из толпы.

На возню возле транспортера отреагировали собаки, безсовестно разрывая в клочья своим лаем тишину теплого вечера. Вскоре ближайшего котеджа вышли три человека, и прихватив с собой нескольких собак направились к прибывшим. У встречающих, как и у конвоя было оружие, а манеры не оставляли никаких сомнений в их здешнем статусе.

Переговорив о чем-то в стороне с экипажем, они пересчитали колонистов и погнали их в поселок, а машина доставившая каторжников недовольно урча двигателем, отправилась в обратный путь, беспощадно кромсая сгущающуюся темноту узким лучом прожектора.

После такого же скудного ужина, каким был в тот день завтрак(о трехразовом питании здесь видимо не догадывались), вновьприбывших отправили в один из ангаров, стройные ряды которых составляли целые улицы поселка и среди которых с легкостью можно было заблудиться, так как эти сооружения походили друг на дружку как близнецы – штамп то один.

В этом Цхутаре уже не пришлось спать на металлическом полу. Конечно же настоящих постелей им предложено не было, но трехъярусные, деревянные нары с набросанныи на на них пластиковыми мешками, набитыми теми же листьями из леса, казались если не постелями королей, то вполне пригодным местом для сна, тем более, что сквозь мешки не пробивалась неизбежная при высыхании растительных остатков пыль. Было тепло, мягко и не пыльно, к тому же не холодно – сорванные свежими листья, начинали преть при достаточно низкой температуре, выделяя при этом тепло. Места было много, и каждый мог выбрать в пустующем помещении то, которое на него смотрело, на каком угодно ярусе. Голодный паек и насыщенный день сделали свое дело. Уже через пять минут все крепко спали, не обращая никакого внимания на свои страхи.

Наступившее утро как две капли воды походило на предыдущее. На чистое небо с трудом карабкался принципиальный в этом отношении Кармант, но так как он это делал крайне медленно, было очень свежо, если не сказать просто – холодно. Неизменная роса делала свое отвратительное дело, пропитывая влагой все, что могло намокнуть, а легкие порывы шаловливого ветерка, довершали начатое, делая и без того нелегкую жизнь еще более отвратительной.

После утренней прогулки в столовую, где каждому предложили неизменный кусок сделанного из коры деревьев хлеба и сколько хочешь воды, на вновь прибывших соизволил взглянуть один из самых главных, если не самый главный в этой местности. Одетый в добротный комбинезон и теплую куртку, он несколько раз прошелся вдоль выстроенных в одну шеренгу изгнанников, вминая в дерн высокими сапогами с водоотталкивающим покрытием густые пучки травы, которая впрочем, сопротивляясь такому обращению, почти сразу же вставала на место, будто по ней никто и не ходил.

Новые поселенцы не производили на плантатора должного впечатления, ибо этот господин недовольно хмурился и делал вид, что о чем-то раздумывает, а может он и вправду раздумывал. Кто его знает?

Роберт сильно замерз, его била дрожь, но он старался держаться прямо и по возможности не выдавать своего состояния.

После осмотра хозяин произнес приветственную речь: – Я рад, что наши трудовые ресурсы все пополняются и пополняются. Меня абсолютно не интересует кто вы такие, чем занимались раньше и за что попали на эту благословенную землю. От вас требуется только послушание, послушание и еще раз послушание. Я могу вам гарантировать, что если каждый из вас будет послушно выполнять все, что от вас будут требовать мои помощники, и помощники моих помощников, то с вами ничего плохого не случиться, в противном случае пеняйте на себя. Кому в голову прийдет мысль ослушаться, жестоко пожалеет, что не сдох по дороге сюда, и будет проклинать мягкосердечных галактических законодателей, что они вот уже две тысячи стандартных лет назад отменили смертную казнь.

Свои обязанности вы узнаете немного позже, вам все расскажут и покажут. Мне бы не хотелось задерживать вас и себя такими мелочами. Я прежде всего хочу, чтобы вы себе уяснили, что здесь мне абсолютно все равно, какими вы крутыми были до этого. Здесь главный я, и это не просто слова. Я здесь хозяин. И все здесь зависит только от меня. Я могу казнить, могу миловать и ничто мне в этом не помешает. Вы все недоноски паршивые даже представить себе не можете, сколько я знаю различных способов поставить человека на колени, смешать его с грязью, стереть в порошок и так далее… Это касается обыкновенных, защищенных законом людей, что же касается такой мрази как вы, поставленными вашими правительствами вне закона, здесь для меня вообще никаких моральных запретов не существует. С вами я буду обращаться так, как вы того заслужили своим поведением в галактике.

Оратор немного походил молча, сбивая самые высокие побеги непослушной травы свистящими ударами прутика, а потом продолжил:

– Бежать никому не советую. В этом месте, теряет смысл даже слово «побег». Во-первых, бежать просто некуда, во-вторых, до сих пор всех ловили, и не надо думать, что вы исключительнее их всех. Кстати, после того, как их отлавливали, они все сильно жалели, что их не сожрали звери в джунглях. Пасть от клыков зверя, было действительно благом, в сравнении с тем, что мы с ними делали потом.

Напоминаю! Смерть пойманного беглеца будет мучительной и такой долгой, что даже порождения преисподней будут ему сочувствовать, а чтобы их заставить испытать чувство жалости необходимо сильно постараться…

Долгой жизни я вам здесь не обещаю. Ну да что вы хотели, после того, как были осуждены на такого рода поселение? Что сделано, то сделано, и вам прийдется привыкнуть к этому, но если будете прилежно исполнять то, что от ваз здесь будут требовать, лишних несколько лет жизни я вам обещаю, что впрочем для такой мрази как вы и так чересчур много. Так что советую воспринять это как благо, а не как наказание, смириться, ибо в жизни существуют обстоятельства, перепереть которые не могут даже такие отчаянные и безголовые как вы.

Советую все это запомнить и вести себя благоразумно. На этом инструктаж-пожелание был закончен. Мердлок, так звали хозяина Цхатура резко развернулся, как это обычно делают не сильно уравновешенные представители человеческой расы и оставил преступников наедине с охраной и своими тяжелыми мыслями. Выбирать не приходилось. Все сложилось, как сложилось, и действительно, следовало это принять как факт, факт отвратительный, но реально существующий.

Труднее всего было смириться с тем, что люди, в обязанность которых входила защита законов сообщества сами, попирали эти самые законы, к тому же делали это цинично и нагло, кичась своей безнаказанностью и всесильностью. Роберт вспомнил услышанную от кого-то фразу:» в полицию идут те же преступники, только малость недоделанные, у которых не хватило смелости нарушать закон открыто». Все выходило именно так. А может бать так и надо было, ведь это все-таки преступники, а не дети… Единственное, что он теперь знал точно, что ему необходимо было выжить. Хотя если бы его спросили зачем оно ему это надо, он бы не ответил – просто так было нужно и все.

Не прошло и часа, как за ними прибыл вездеход. Выяснилось, что это поселение не последняя остановка в их маршруте. Машина как две капли воды походила на ту, что доставила их в Цхатур, только грязи на нем было побольше и в грузовом отсеке находилось еще множество контейнеров и детали какого-то оборудования, так что этот переход по джунглям обещал стать еще большим испытанием, чем предыдущий.

Так оно и стало. Дорога, даже такая, по которой их привезли в поселок Мердлока, здесь полностью отсутствовала. Вездеход воя и разбрасывая во все стороны комья грязи, высоко подпрыгивал на холмиках и проваливался в ямы, оставленные в рыхлой почве после падения старых деревьев. Эти ямы были опаснее всего, залитые покрытой листвой водой, их практически не возможно было отличить от твердого грунта. Вездеход несколько раз влетал так, что приходилось всем выходить, и при помощи лебедки и рук вытаскивать из вонючей жижи тяжелую машину, которая больше походила на цельный кусок грязи, облепленный в несколько слоев листьями.

Контейнеры, при резких бросках транспортера двигались по отсеку и подпрыгивали как живые, раня людей и показывая, как относятся теперешние хозяева к своему приобретению. Теперь приходилось не только помогать друг другу, но и изо всех сил стараться удержать проклятое оборудование, и еще что-то, что находилось в тяжелых ящиках. Все вели себя дружно, помогая друг другу чем только можно. Такое, скорее инстинктивное, чем осознанное поведение людей, присущее именно глубинной природе человека, а не каким-то там социальным или другим надстройкам наложенным на сознание. Человек – по своей природе существо коллективное, и если обстоятельства складываются таким образом, что ставиться под вопрос само существования человека, то весь индивидуализм наслоенный цивилизацией пропадает, как туман поутру и верх берет могучее коллективное начало, то начало, которое и вывело человеческую расу в ряд самых развитых рас во Вселенной.

 

Глава 8. Сделка.

Богато обставленную гостинную освещали приглушенным светом вычурной формы светильники, укрепленные на стенах, драпированных светлофиолетовой, в радужных разводах тканью. Мебель, глубокого, черного цвета казалась при таком освещении сделанной из камня, хотя без сомнения это было дерево, но настолько плотное, или обработанное таким образом, что слоенный текстуры не просматривалось. На полу лежал длинношерстный ковер с изображенной на нем стилизованной картиной мироздания, которой карнатские монахи и их предводители придавали чрезвычайное значение, считая ее своим высшим достижением на пути к высшему. В центре этой странной версии мира стоял сервировочный столик, заставленный выпивкой на самый экзотический вкус. Иногда с одного из глубоких кресел, обступивших благодатный столик, поднимался господин в сером костюме и безжалостно попирая ногами плод тысячелетних духовных исканий всех продвинутых на Карнате, брал очередную бутылку и подливал своим гостям. Гости пили безбожно, но не хмелели – сказывался обильный обед и принятый, видимо, накануне специальный препарат. Кресел было пять, два из них сейчас пустовали. На остальных сидели трое. Двое из них были гости, прибывшие накануне днем, третье занимал человек в сером штатском костюме. Его звали Ранод Кид. Кид уже восьмой год занимал должность полномочного представителя Люиса по вопросам всей контрактной деятельности третьей базы, и хотя у него было много помощников, все более-менее денежные сделки он не перепоручал заключать никому. За это рвение Люис его ценил и щедро оплачивал его неоценимые услуги.

Шел второй час по полуночи. Лагерь опустел и единственным движением было перемещение по базе караульных смен, в сопровождении разводящих. Переговоры шли туго и непросто. Ну да какой контракт заключается легко? Это понимали все трое, присутствовавшие в гостинной административного корпуса, и продолжали прилагать усилия к его заключению.

Древний старик, сидевший в кресле так и не сняв своего ритуального, шитого золотом плаща, настаивал на своем, его молодой спутник деловито поддакивал ему. Этот вел себя более раскованно, чем его старший собрат. Его пиджак, больше похожий на френч, висел на вешалке, сработанной неизвестным мастером под девицу эталонных форм, а расстегнутый ворот рубашки освободил стесненного до этого лишние подбородки.

После первого знакомства выяснилось, что гости прибыли из довольно далекой галактики, расположенной на самой окраине местного звездного скопления. Ранод Кид, был очень удивлен этим фактом, когда они ему отрекомендовались. Крайне редко силы Люиса работали в таких отдаленных местах – сказывался недостаток информации.

Господина в золотом плаще звали Горталий Смелый, по крайней мере его спутник обращался к нему именно таким образом, так что Кид, стараясь соблюсти, по возможности, протокол, так же обращался к этой развалине. Спутника Горталия звали просто Карт, без званий и прозвищ в нагрузку, просто Карт. Мир из которого они прибыли, по их словам, принадлежал к планетам класса «В» и не отличался какими-то особыми условиями, невыполнение которых означало бы неминуемую смерть. Наоборот, дикая природа довольно лояльно относилась к соседству с людьми и отличалась простым наплевательским отношением к этому факту.

Горталий Смелый, оказался потомственным правителем обширного государства, расположенного в средних широтах этого мира. Клан его родни правил народами на этом пространстве планеты с незапамятных времен. Все шло по накатанной за многие столетия, а может даже тысячелетия, колее, пока в Актании, так называлась эта страна, пока не набрала силу одна из религиозных сект, во множестве присутствующих в каждом государстве. Ее правителям стало мало той власти, которую они имели господствуя над душами поначалу ничтожной горстки людей, потом ее влияние распространилось на целую провинцию, подмяв под себя или подавив все остальные секты, находящиеся на этой территории. Но и на этом ее деятельность не стабилизировалась. Честолюбивые представители Священного Крога на этом не остановились, а уже пытались захватить контроль над всеми густонаселенными провинциями, используя не только засаленные и старые как Вселенная догматы о вечном блаженстве, любви, рае и огненной преисподней, но и более привычные для этого грешного мира методы, такие как подлог и подкуп, шантаж и физическое устранение недовольных. Подобная активность не на шутку встревожила Горталия. Сборы налогов и податей заметно снизились, лишив казну приличной части ожидаемых доходов. Все случившееся заставило честолюбивого правителя приподняться со своего трона и отправиться черт знает куда, исправлять сложившуюся ситуацию.

– А почему вы не хотите подавить это религиозное движение силами собственных вооруженных сил? Ведь у такого могучего, по вашим словам, государства должны быть и соответствующие вооруженные силы? – Спросил Кид, обращаясь безраздельному владыке Актании.

– Дело в том, – задумался на мгновенье Гортаний, – что мы неоднократно пробовали это сделать собственными силами, но с каждой такой попыткой, не смотря на то, какой она оказывалась – удачной, или неудачной, у Священного Крога оказывалось все больше и больше сторонников. В их религии есть что-то про подавление и подавляемых, и естественно о том, что гнобимых необходимо защищать и жалеть, конечно же подати, которыми обложила эта церковь своих последователей, гонением не считается, а признаны высшей благодатью. К тому же, моя армия хоть и многочисленна, но не обладает достаточным количеством вооружения, особенно нового вооружения, с помощь которого можно было бы быстро покончить с этим безобразием. Сражения затягиваются на долго и работают только на руку этим самозванцам, делая из них мучеников за веру.

Он поправил свой коммуникатор, укрепленный на широком, украшенном огромными, граненными драгоценными камнями поясе. Рассыпающийся от времени владыка не знал официального языка этого сообщества галактик и пользовался коммуникатором, диктуя в крошечный микрофон и слушая перевод из такого же маленького наушника. Его провожатый, напротив, язык знал идеально, но говорил крайне редко. Кид, с профессиональностью ювелира с двадцатилетним стажем, прикинул примерную стоимость пояска, щедро усыпанного отборными изумрудами. Выходила цифра с пятью нулями в местной валюте. «Хорошая штучка»

– подумал Кид, опять нацепив себе на лицо выражение крайней заинтересованности рассказом собеседника. Заметив опустевшие бокалы, он, как гостеприимный хозяин встал и подлил еще.

Отрегулировав свой прибор гость продолжил: – По началу у нас еще сохранялись надежды на тайные органы моего государства. Ведь не думаете же вы, что в Актании есть только войска? У нас есть все – и войска, и полиция, и созданные недавно службы безопасности, от внешних служб имеющих дело с нашими соседями, до внутренних. Но в борьбе с этой опастностью они показали свою полную несостоятельность. С удивительной легкостью они переходили на сторону этих экстремистов целыми подразделениями, не оставляя нам даже возможности понять, почему так происходит.

Он сокрушенно взмахнул руками и на мгновенье замер. – Что же вы отите от нас, – умело воспользовался паузой Кид, – отправиться на место и угробить всех последователей этой секты? Но судя по вашему же рассказу, для этого прийдеться вывести половину населения вашей страны. Уверяю вас такая масштабная акция – очень дорогостоящее предприятие, но если сойдемся в цене, то можно сделать и это.

– Нет, что вы! – Воскликнул пораженный размахом старец. – Это нам не нужно. Кем же мы тогда будем править? Тем более, что при таком глобальном истреблении населения нашу экономику ожидает неминуемый упадок, а она и так уже достаточно истощена этим конфликтом интересов.

Он замолк, чтобы сделать еще один глоток из высокого стакана, а потом продолжил:

– Нас интересует нечто другое. Мы прибыли сюда по совету наших общих друзей, чтобы заказать не глобальный вооруженный конфликт в нашем мире, а секретную операцию по уничтожению верхушки секты. Мы предполагаем финансировать использование в этой операции самые новейшие достижения военной технологии, и это делается нами не случайно, дело в том, что мы надеемся представить результаты контракта, для подавляющего большинства последователей, как кару небес, обрушившуюся на головы лживых последователей Священного Крога. В этом случае мы постараемся использовать против этих фанатиков их собственное оружие. Нужно сделать так, чтобы не осталось камня на камне от их паскудного осиного гнезда. Лишившись своей головы, постепенно исчезнет и восстание против тысячелетних устоев. По крайней мере, ничего лучшего мы не придумали и хотим чтобы вы помогли это осуществить. Всестороннюю поддержку и прикрытие вашим силам я гарантирую властью данной мне небесами.

Смелый Горталий сделал неопределенный жест, очевидно подтверждающий правдивость только что им сказанного. Его спутник только переменил позу в скрипнувшем кресле. Это были единственными звуками с его стороны, которые выдавали его присутствие.

– Тайными операциями мы то же занимаемся, – сказал Кид, – диверсии и терроризм входят в перечень предоставляемых нами услуг, но должен вас предупредить, что это самые сложные и опасные по своему характеру услуги, так что стоят они соответственно дороже.

– Я думаю мы с вами договоримся. – Только и прозвучало в ответ. После долгой паузы, во время которой договаривающиеся стороны обдумывали и обобщали только что услышанное, начались торги. Заказчик, в лице древнего старца, доживающий последние дни на этом свете, хотел до тла уничтожить город Орток, в самом центре которого и располагался центральный храм этой паскудной религии, в котором и проживали владыки таких ему близких, заблудших человеческих душ. За это он готов был выложить пять миллионов кредитов, конечно в валюте галактики 511/70. Подрядчик, в лице тертого пса Ранода Кида настаивал только на уничтожении верхушки секты, с сохранением для владыки города и его заблудшего населения, и просил за это двенадцать миллионов.

Торговались долго и отчаянно. – Я не могу выбросить на ветер двенадцать миллионов моего народа, – деланно возмущался сверкающий даже при таком слабом освещении Гортаний. – Двенадцать миллионов, да к тому же почти ничего не делая! Подумаешь, уничтожить главарей, да этим я им только лучше сделаю. Нет, своими руками мучеников я из них делать не буду. – Заключил он обиженным тоном.

– Я вас уверяю, что так как я предлагаю будет совсем неплохо. – Профессионально обрабатывал старика Кид. – Если мы так сделаем, то больше ничего делать не надо будет. Все остальное образуется само собой, без постороннего вмешательства. Поверте моему огромному опыту. – Просил Кид делая честные глаза. – А где пять миллионов, там и двенадцать.

Старик подозрительно смотрел на пытающегося убедить его в полной чуши, с его точки зрения, Кида и верить в его огромный опыт отказывался. Второй гость не принимал участия даже в такой захватывающей части переговоров, как торги, а просто тихонько сидел и не вмешивался, когда разговаривали старшие. Дело продвигалось туго, но все-таки продвигалось. Бизнес всегда был трудным делом, тем более такой масштабный. В подобных делах быстро ничего не решалось. Это знали обе стороны и строго придерживались доведенного до маразма сотнями поколений политиков ритуала.

В конце концов сошлись на том, что в руины превратиться только главный храм, так мешающей заказчику религии, захватив с собой в небытие центральную часть города, где проживали наиболее могущественные и влиятельные сторонники новой веры. Пятерых самых влиятельных лиц церкви, условия достигнутого компромисса, предполагалось захватить живьем и передать заказчику в полной сохранности. Относительно финансовой стороны, то стороны сошлись да десяти миллионах кредитов, с тридцатипроцентной предоплатой. Никаких бумаг или прочих документов составлено не было. Достаточно было одного данного слова. Тем более, какие могут быть документальные соглашения, когда мир тени, находящийся вне закона, так плотно сотрудничает со вполне законными структурами? Хотя насколько бывает заметно с близкого расстояния, эти два проявления жизни ничем друг от друга не отличались. Ведь не боги же в конце концов придумывают законы, а такие же, обыкновенные люди, и если у кого-то недостанет мозгов, и он станет верить в справедливость законов, то пусть уже заодно верит и в справедливость людей…

Заказ должен был быть выполнен через неделю реального времени. Как раз в это время в Актинии фанатики устраивали пышный праздник, по какому-то религиозному поводу. По какому именно Кида не интересовало. Так что владыка всех актинийцев решил сделать своеобразное представление, своего рода фейерверк, как раз в разгар торжества. Кид не возражал. Клиент платил и теперь был в праве хоть немного почувствовать себя хозяином положения.

Горталий Смелый и Ранод Кид пожали друг другу руки в знак достижения соглашения.

Молчаливый Карт, уловив едва заметное движение руки своего хозяина выскочил из комнаты. Он вернулся через несколько минут, неся блестящий, металлический кейс. Положив чемоданчик на одно из кресел и повозившись с замками, он отбросил крышку. Внутри лежали аккуратно упакованные в прямоугольные пачки кредитные билеты. На затянутых в пластик упаковках стояло достоинство упакованных в них купюр. Кид кинул взглядом по упаковкам,

– все билеты были одного достоинства – тысяча кредитов. Привычно сосчитал упаковки. В чемоданчике было ровно три миллиона.

Правитель Актинии, не желающий ни с кем длить свое могущество, данное ему волей случая по праву рождения, не видя больше никаких неразрешенных сторон в своем вопросе, засобирался обратно на борт своего небесного челнока. Кид, согластно инструкциям начальства и правилам этикета не пустил гостей среди ночи из дому, предложив им роскошные, гостевые апартаменты. При одном взгляде на огромную кровать, по своей площади уступающую взлетно-посадочному полю лагеря самую малость, у древнего старика за все время пребывания на Отстойнике на сморщенном лице засияла счастливая улыбка. Что-что, а толк в постелях он знал, вернее толк знало его изношенное и требующее бережного отношения тело. Гости остались на ночь.

Война всегда была развлечением только для самых богатых, и никогда не считалась дешевым делом, особенно война высокотехнологическая, так что же удивляться, что находились специалисты, способные выжать кредиты из страстно желающего войны человека, волей случая сидящего на мешке с деньгами?

Рентабельность предстоящей операции, по прикидкам Кида составляла 800 процентов. Такой результат получался после вычета стоимости боеприпасов, накладных расходов, транспортировки и отчислений на жалование непосредственных исполнителей. Это был неплохой показатель, хотя в его практике случались и более высокие показатели. Но что поделаешь, уж сильно зажимистые попались в этот раз клиенты.

Шел четвертый час по полуночи. По тропинке между ангарами прошел только-что сменившийся караул, и опять в лагере все затихло. Покорились сну даже гости, так ловко запланировавшие уничтожение большей половины одного из самых больших городов в своей стране. Все спали, кроме караула конечно.

Утро обрушилось на головы ничего не соображающих людей внезапно, как это и бывает со стихийным бедствием. Сонные, как весенние насекомые, солдаты совершали неприменную утреннюю пробежку, по колено в росе, с обнаженными до пояса телами. Жить не хотелось, но было зачем-то нужно, а отстать, или вовсе не бежать запрещалось и наказывалось.

Керон бежал со всеми, стараясь не отставать и по возможности не сбиваться с ритма. Воздуха не хватало, нестерпно кололо справа под ребрами и такие симптомы были ни у одного его, но не взирая на трудности, взвод, как целостный организм продвигался под листвой деревьев по привычному маршруту. К концу пятикилометровой пробежки, шнурованные сапоги, капитально сшитые из толстой кожи, казались чугунными. Сильно натертые ноги сопротивлялись каждому шагу. Сержант, на общие жалобы отвечал одно и то же:

– «Вы все скоро привыкните. Это просто организм перестраивается, а что до сапог, то они то же разомнутся и привыкнут к вам». Ему никто не верил, тем более, что на пробежку он всегда выходил в легкой спортивной обуви, но бегать все же приходилось. К тому же, от пробежки к пробежке, семижильный Уилк постепенно увеличивал темп. Это никому не нравилось, но на эту тему старались не распространяться.

Хотя Керон и его товарищи по несчастью и считали себя самыми несчастными в этой местности, оказалось, что есть люди, которым намного тяжелее в данный момент, но как ни странно, они от этого ничуть не страдали. Это были службы обслуги. Как в каждой уважающей себя армии, в армии Люиса, солдат должен был только воевать. От него требовалось только качественное выполнение задания. Все остальное, делали другие люди, то же качественно и быстро. В столовой началось движение за два часа до подъема, и никто из сновавших между длинными столами работников не делал из этого трагедии. Работа как работа, в конце концов никто просто так кусочек хлеба никому не давал.

Вернувшись после пробежки, новобранцы обнаружили свою казарму отпертой, а внутри во всю хозяйничали только что вернувшиеся из госпитального отделения ветераны. Кое-кто вы валил из шкафа свое барахло и теперь с энтузиазмом в нем копался, кое-кто просто отдыхал на своих койках.

– Привет Уилк! – Пробасил здоровенный детина, койка которого оказалась рядом с койкой Керона. – Как тебе новое пополнение?

– Нормальные ребята, вроде слушаются, не то что вы, – ответил сержант садясь на свою койку и переобуваясь в местную национальную обувь – тяжелые шнурованные сапоги, на высокой, рифленой подошве. – Ну как там у вас дела, вас всех вылечили?

– Не волнуйся сержант, все нормально, зашили, подклеили. Все как новенькие, вот только Кирх немного подкачал, – понес доктору в последний день какую-то чушь о справедливости. Тот заподозрил неладное и два дня его тестировал на разные там отклонения в мозгах, но ничего подозрительного не нашел. За одно и мы попали под руку этому костоправу. Сколько он нам разных вопросов назадавал! И все странные какие-то… Наука, что ты хочешь… Так что были бы здесь на два дня раньше, но и так хорошо, что отпустили. – Он замолчал, найдя наконец среди разбросанных на койке вещей бритвенный станок. Керон раньше таких вообще не видел. – А здесь что нового? Никакого нового дела не затевается?

Уилк затянул шнурок и несколько раз топнул по ровному как стекло, бетонному полу, проверяя, хорошо ли сидит на ноге, и не определенно ответил:

– Ну какие могут быть дела, с желторотыми? Так, бегаем себе по утрам, здоровья набираемся, начальство по крайней мере ничего не говорило. Вот может через месяц-другой…

Здоровяк возмутился: – Целый месяц сидеть без дела, это же с тоски помереть можно. Да и заработка никакого. Вон, когда привезли нашу группу, то мы на третий же день пошли на задание.

– Начальству видней, – назидательным тоном ответил Уилк, – кому дать контракт, и дать ли вообще. Может нет сейчас подходящего заказчика, может не нужна никому террористическая операция. Ведь им всем сейчас хочется чего-то глобального, мелочи их больше не интересуют. Кирх, – спросил Уилк издевательским тоном, – чем же ты так удивил медицину?

Низенький, по здешним меркам Кирх, потупил взгляд и сделал неопределенный жест руками. Керон уловил, что хотя умная медицина убедила воина пластиковых купюр в том, что с ним все нормально, но где-то глубоко в сознании этого человека остались вопросы, на которые тот никак не находил ответа, а игнорировать их не позволяли остатки такого невыгодного во все времена чувства, как совесть. Оно чувствовалась в глубине глаз этого затянутого в камуфляж, страшного во всех отношениях человека, наемника с огромным стажем.

– Мы ему уже все объяснили, – вмешался словоохотливый словоохотливый здоровяк, демонстративно потирая огромный кулак. – Он уже все понял и больше не будет.

– Ну и хорошо, раз так, – подитожил умный сержант. Может он еще бы что-то сказал, но ему помешал оглушительный раскат грома, прокатился по базе, поглотив все другие звуки и изгнав из сознания большинство мыслей. Сверкнула молния и следом еще раз громыхнуло. После этой прелюдии хлынул ливень, первый ливень, который который свеженькие новобранцы увидели на этой планете. Влага с потемневших, тяжелых небес заструилась сплошным потоком. За десяток метров уже ничего не было видно. Все, кому было интересно потянулись у выходу, посмотреть на неистовую силу дикой природы. Струи воды, забарабанили по гофрированной жести крыши, производя при этом страшный шум. Ветераны привычно улеглись на свои койки и каждый занялся своим любимым делом, – все в основном собрались спать, только Кирх раскрыл пухлый томик истерзанной временем и многочисленными хозяевами книжки, презрев сон и отдав предпочтение умным мыслям. Уже через пять минут все ветераны, кроме одного, храпели как кони, явно соперничая в мощности звука с разбушевавшейся стихией.

Ливни в этой местности Отстойника начинались как-то сразу и надолго. Неритмичность, с которой проявлялось это явление природы, с лихвой компенсировались неистовством и силой с которой оно происходило. В лагере даже существовало неписанное правило, согласно которому жизнь замирала на время стихии. Практически ничего нельзя было делать, и каждый делал, что хотел. Это было своеобразное свободное время, брошенная человеку природой как подачка нищему.

Уилк выглянув наружу и увидев, что это надолго, загнал всех обратно и как всегда устроил еще один урок. На этот раз предметом изучения стал ручной, поясной импульсник, доведенное до совершенства орудие убийства, прекрасное, как произведение скульптора-миниатюриста и безжалостное, как удар профессионального палача. На этот раз, сержант принес из оружейной комнаты целый контейнер, до отказа набитый новенькими импульсниками. Разрядив оружие, он раздал их новобранцам. Импульсники достались всем. Некоторые из новобранцев восторженно брали оружие и смотрели на него таким взглядом, каким смотрят на старых друзей, с которыми давно не виделись. Было хорошо видно, что это место не зря имело дурную славу скопления всякого сброда. Только несколько человек вертели в руках блестящий, металлический предмет так, как это делают впервые в жизни. Керон то же взял в руки увесистое, блестящее орудие, способное уравновесить любые интересы.

– Сегодня мы рассмотрим ручной импульсный излучатель, – тоном заправского учителя начал Уилк. – Базовая модель, которая в основном применяется у нас, есть безбатарейный излучатель типа УИС-15. Насколько я знаю, это изобретение не нашей галактики, но здесь оно быстро нашло применение. Основное отличие УИС-15 от батарейных моделей заключается в том, что для каждого отдельного выстрела используется свой заряд, который после использования выбрасывается специальным устройством, как в огнестрельном оружии. – Он достал из обоймы и поднял над головой блестящую капсулу, с мизинец длиной. – Такое питание оружия более надежно и позволяет производить как первый, так и последний выстрел обоймы с одинаковой мощностью.

Один из ветеранов особенно громко всхрапнул и выкрикнул что-то непонятное во сне. Все посмотрели в его сторону, затем сержант опять взял инициативу в свои руки.

– Раньше мы так же пользовались и батарейными образцами этого оружия, но как показала практика, оно для профессионального применения не пригодно, и хорошо только для самообороны и коллекционирования. Во-первых, как я уже сказал, это непредсказуемость мощности выстрела, а во-вторых, очень ненадежным из-за своей сложности, оказался регулятор мощности огня. Как посчитали наши эксперты и вообще, как говорится, пользователи, что есть более совершенные и надежные модели этого оружия. Вот одна из них. – Подбросил он несколько раз на ладони свой импульсник, как бы взвешивая, отдаленно напоминающий крупнокалиберный пистолет, только обладающий значительно большим смертельным потенциалом, хранящемся в точно такой же обойме пистолетного типа, в виде блестящих цилиндриков. – Еще одно немаловажное качество, которым обладает эта модель импульсников, или как про них говорят – «импульсных излучателей электромагнитного излучений», это их относительная дешевизна, в сравнении с батарейными моделями. В основном удешевление идет за счет того, что батарея, в отличие от отдельного заряда, должна длительный период времени поддерживаться в рабочем состоянии, способная в любой момент выдать требуемую мощность. Унитарный заряд же, во время его хранения и нахождения в обойме не работает, а инициируется только непосредственно при выстреле. Таким образом унитарный заряд можно хранить неограничено долго и использовать в любой момент, не опасаясь за изменения качеств выстрела. – Подытожил сержант.

Потом он вышел из спального помещения и вернулся с различно маркированными упаковками.

– На складе нашего взвода я нашел заряды, которые обычно у нас широко используются, – объяснил он вываливая упаковки на свой стол. – В основном, это заряды оптимальной мощности. – При их использовании, после попадания в человека, луч прожигает наружные ткани и углубившись довольно глубоко, все еще обладает достаточной мощностью, чтобы мгновенно испарить содержащуюся в тканях влагу. Так как все испаренное вещество не в состоянии выйти через маленькое входное отверстие, то в области поражения мгновенно создается очень высокие давление, которое рвет в куски часть организма, в которую пришелся выстрел. Даже если это и не жизненноважный орган, а конечность, например, то все равно, шок настолько велик, что после попадания, противник если не умирает сразу, то сопротивляться больше не в состоянии. Этот заряд маркируется двумя треугольными засечками нанесенными возле контактов инициатора. Остальные два типа зарядов, которые мне удалось обнаружить используются значительно реже, – он показал упаковки, – это зажигательный, значительно слабее того, что я только что показал, но в отличие от него, он не испаряет все со взрывом, а способен поджечь все, что хоть мало-мальски горит. Противнику такой заряд способен нанести только глубокие ожоги, которые вполне поддаются лечению. Маркируются они одним треугольником. И наконец третья разновидность, – с гордостью показал он коробку, – это заряды так же, как заряды средней мощности испаряющие со взрывом живую плоть, только эти в состоянии испарять более плотные вещества, например камень или металл. Правда, не каждый импульсный излучатель способен выстрелить таким зарядом. Потолок у него должен быть именно для таких зарядов. Не беспокойтесь у нас на вооружении только такие импульсники. Посмотрите на левую накладку над рукоятью, – там выбито три треугольника, что соответствует маркировке самого мощного заряда, которым можно выстрелить из данного оружия.

После порции теории все немного попрактиковались. Стрелять сержант конечно не разрешил, но заряжали и разряжали оружие, снаряжали зарядами магазины кто сколько хотел.

Ближе к обеду стихия несколько успокоилась, гремело реже, но ливень не прекращался, наоборот, он вошел в устойчивое состояние, как сказал Уилк, и теперь обещал идти долго. Ветераны, проспавшие до обеда, дружно, как по команде проснулись и с остальными отправились в столовую – сказывался отработанный годами условный рефлекс на пищу. Не помогли выданные Уилком длинные плащи, изготовленные из тонкой, полупрозрачной пленки, по бесшовной технологии. Вернулись все по колено мокрые.

После обеда старожилы отправились в ангар, расположенный рядом, смотреть какой-то фильм, а новобранцы продолжили изучение вооружения.

Под вечер занятия прервал зуммер вызова радиостанции взвода, круглосуточно находящейся на приеме. Сержант молчаливо выслушал кого-то и закрыв свои игрушки в оружейке испарился, оставив всех наедине со своими мыслями. Появился он только через час, неся под мышкой увесистый пакет и кутая в свой плащ чемоданчик с проекционным визором.

– Я только что от руководства. – Сказал он вытирая полотенцем мокрые волосы. – Для нашего взвода есть неплохая работенка, которую необходимо выполнить через неделю, это задание и станет вашим экзаменом. У нас есть еще неделя, которую мы всецело посвятим подготовке именно к этой операции.

Вслед за сержантом притащились промокшие старожилы взвода, прибитые бездельем и несколькими фильмами подряд.

– Ух ты, – воскликнул один из них увидев пачку карт со спутника и проектор на столе, – наконец-то и мы понадобились.

– Вы явились как раз кстати, я уже собирался посылать за вами. – Сержант как-то сразу изменился, превратившись из терпимого наставника в требовательного командира. – Только что мы получили заказ.

– А где это находиться, – не выдержал и спросил кто-то из солдат. – Сальс до сих пор не знал имен большинства сослуживцев, никто не шел на контакт. Все держались обособленно, присекая любую попытку сближения, а никто и не настаивал.

– Это для нас не имеет ни какого значения, даже можно сказать, что это секретная информация, знать которую нам просто не полагается. – Настоятельно разъяснил сержант и развернул карты и планы местности снятые с орбиты на очень высоком профессиональном уровне. – Карты и подробный план местности мы с вами изучим позже, а сейчас наглядно познакомимся в миром, в котором нам предстоит поработать через неделю.

Он установил визор на столе, на котором еще час назад лежала груда оружия и направил его на висящую на противоположной стене, натянутую видимо именно для этих целей простыню и немного приглушив свет в помещении включил прибор.

На экране появилась немилосердно выжженая желтой звездой равнина, кое-где, слегка изгибая линию горизонта возвышались лишенные растительности, покатые холмы. Оператор плавно вел панораму, для того, чтобы смотрящие четко представили себе место, которое снимали. В кадр медленно вполз караван, или что-то похожее на караван. По крайней мере процессия состояла из уныло бредущих людей и нагруженных до невозможности, тюками и грубо сколоченными ящиками, вьючных животных. Животные таращили от усталости и натуги глаза, но двигались вперед опасаясь удара толстым шестом, на который опирался при ходьбе каждый из погонщиков. Оставив караван на едине с его проблемами, оператор вел панораму дальше, и вскоре из-за холмов выглянули первые глинобитные постройки, опасливо сбившиеся у высоких городских стен. Город был великолепен, точь в точь как из фильмов про старину. Высокие, каменные стены, на изгибах скрепленные высокими башнями, увенчанными массивными надстройками, с узкими окнами-бойницами.

– Это город Орток, – пояснил картинку Уилк, сверяясь с картой на столе.

– Да, не очень приветливое место, – пробасил один из ветеранов.

Пыльная, избитая тысячами ног и копыт дорога вела к широким и массивным городским воротам. Ворота были заперты. Стражи снаружи видно не было. Справа от Ортока, с точки зрения наблюдателей, с трудом катила свои мутные воды достаточно широкая и полноводная река. По ее берегам, сколько видел глаз в этом направлении, вся поверхности была испещрена пестрыми лоскутами обработанной земли. Насколько было видно, к каждому такому участку вел небольшой каналец, отводящий речную воду для орошения. Между крошечных полей сиротливо стояли жалкие лачуги местных хлебопашцев, больше походивших на логово зверя, чем на жилище существ с высокоорганизованной психикой и сложным образным мышлением.

Керон внимательно посмотрел по сторонам – все тридцать шесть человек, включая самого сержанта, с интересом смотрели на экран.

Следующий план был снят в самом городе. Оператор шел узкими, до невозможности грязными улочками. Народу в городе было много. В основном бедно одетые, грязные и нечесанные, они шли по своим делам или просто шатались в поисках приключений. Насколько Керон мог определить, в основном это были ремесленники. Изредка пестрым пятном в толпе появлялся богатый наследник или приезжий купец, только контрастнее оттеняя своими пышными одеждами окружающую его нищету. По мере продвижения оператора улочки становились немного шире, а жалкие глинобитные строения стали приобретать вторые, а потом и третьи этажи. Как удавалось местным жителям из грязи строить трехэтажные дома оставалось загадкой. После тридцати минут блужданий, по оказавшемуся довольно большим укрепленному городу всех в казарме потянуло на сон. Бесконечные лавки торговцев, плавно переходящие в мастерские ремесленников и мастерские имеющие торговые лотки. Некоторые нехитрые товары умельцы изготавливали тут же на улице, загораживая проход блуждающей толпе, но это никого не смущало.

– Ну почему нам всегда попадается средневековье с его постоянной вонью?.. – В сердцах выкрикнул один из старожилов, окончив свой риторический вопрос отборным ругательством.

– А ты хотел, чтобы тебя отправили в развитый мир, где в тебя стреляли бы не из лука, а точно таким же плазменником как у тебя? – Вопросом на вопрос парировал сержант.

Возмущавшийся этого видимо не хотел, потому что заткнулся и больше не возникал до конца просмотра.

Стены глинобитных домиков, удивительным образом, граничащим с чудом, переместившиеся на ветхую от многочисленных стирок простыню, внезапно расступились, освободив огромную площадь для центрального строения города – громадного и величественного, возвышавшегося казалось до самых небес, храма Священного Крога. Остов сооружения, богато украшенный лепниной и прочими цацками, был воздвигнут из чисто обработанных каменных плит внушительных размеров. После крепостной стены, это было второе каменное сооружение в городе, вернее, это было первое, вторым была стена. Больше каменных построек не наблюдалось. Даже у предполагаемой здесь знати были глинобитные дома. Вероятно простой камень в этой местности представлял собой огромное богатство и заводился издалека.

– Вот этот сарай и есть наше задание. – Прокоментировал картинку сержант и предвосхищая тридцать пять одинаковых вопросов, после выразительной паузы продолжил. – Его нужно сровнять с поверхностью.

Оператор несколько раз обошел вокруг циклопического сооружения, показывая с разных сторон на что способен человек с сознанием, забитым религиозными догмами и как этим могут воспользоваться их владыки.

Входов у храма оказалось множество, но все кроме одного были заложены камнем и уже долго не использовались. Как ни странно, но самый большой, центральный вход то же не использовался. Люди входили и выходили из сооружения через один из боковых, второстепенных входов, оснащенного толстыми, обитыми железом воротами. Камера приблизилась к ним. Вблизи они еще больше походили на ворота крепости, чем на двери храма. По обе стороны от них стояло по огромному стражнику, на их поясах висели длинные, прямые сабли и широкие кинжалы в ножнах. Довершали вооружение этих молодцев внушительные алебарды, которые те не взирая на свою комплекцию с трудом удерживали в вертикальном положении. Когда план еще увеличился, оба стражника синхронно пришли в движение и два грубо выкованных алебардных наконечника уставились с экрана-простыни в пространство казармы. План съемок больше не увеличивался, наоборот, оператор отступил на несколько шагов назад, а из-за приоткрывшейся створки ворот вышел крикливо одетый человек. Если бы не кожаные перивязи, на которых болтались всевозможные приспособления для убийства, его можно было принять за торговца, не званного пришельца далеких стран. Вышедший внимательно посмотрел в рассевшихся на своих койках солдат удачи. Всем показалось, что этот тип смотрит именно на него колючим, не мигающим взглядом.

– Вот гад, – ожил сержант, – он заметил камеру. В подтверждение слов Уилка пестрый как тропическая птичка человек на экране выхватил свою саблю и холодная сталь синеватой молнией сверкнула сверху вниз по экрану. Стена храма, на фоне которой все происходило, покачнулась, стараясь опрокинуть в пропасть мрака обидчиков несчастного оператора, но это была всего лишь иллюзия, впрочем как и почти все, что можно увидеть на экране. Картинка на экране перевернулась на правый бок и несколько раз дрогнув, видимо камера подпрыгивала на мощенной камнем площади, остановилась. В следующее мгновение ее кто-то подхватил и с поразительной скоростью понесся обратно к узким улочкам спасительного городского лабиринта. Еще с минуту камера снимала пролетающие лавки, толпу и строения в самых неожиданных ракурсах, но потом экран погас, видимо ее упрятали в сумку или завернули во что-то. Ознакомительный фильм кончился.

– Значит так, – взял слово Уилк, – перед нами стоит задача разровнять этот храм ровным слоем по площади. Именно этого хочет заказчик.

– Нет ничего проще! – Бодро выкрикнул один из ветеранов. Все новобранцы помалкивали.

С таким размахом нарушать закон видимо всем было в новинку, и мало кто из них догадывался, что это уже никакое не нарушение закона, а обыкновенное политическое мероприятие.

– Не так все просто, – заявил сержант, – по условиям контракта, перед нами стоит еще одно обязательство – мы должны взять в плен и доставить заказчику живыми и невредимыми верхушку секты. Их голографии находятся у меня в этой папке. – Он показал папку, как будто это имело какое-то значение. – Вот две задачи, которые нам предстоит выполнить. Местную одежду и деньги нам доставят через несколько дней, а пока займемся уточнением разработанного в штабе плана и распределением ролей.

 

Глава 9. Захват.

Штурмовик среднего класса, необычной для этой галактики системы, без каких бы то ни было опознавательных знаков по бортам, шел на предельно допустимой высоте, для машин такого класса. Машина имела такой вид, будто ее уже выбросили и это был ее последний перелет на свалку. Свалки поблизости не наблюдалось, хотя то, что этот космический корабль уже однажды выбрасывали было правдой. Под брюхом штурмовика, насколько видел глаз, во все стороны распласталась унылая равнина. Время от времени внизу проносились невысокие, покатые холмы, внося незначительное разнообразие в довольно однообразный пейзаж.

В обшарпанной кабине, на ободранных креслах пилотов сидели двое и сосредоточенно наблюдали за показаниями приборов и за пейзажем вокруг. Остекление кабины корабля сильно помутнело за годы эксплуатации, так что нынешним хозяевам, некогда грозной боевой машины, приходилось напрягать зрение, чтобы хоть приблизительно рассмотреть окружающюю их действительность.

– Что-то я не наблюдаю никаких поселений, – с нотками разочарования сообщил один из пилотов другому.

Эти двое были примерно одного возраста. Обоим было около сорока. Давно не бритые, сальные лица, ясно давали понять, какого они мнения о гигиене вообще и об отношении к своему внешнему виду в частности. Старая, сильно потертая одежда этих людей не свидетельствовала о достатке. В пилотном отсеке корабля царил такой беспорядок, что это помещение больше напоминало помойку, нежели главное место на корабле.

– Не может быть, что бы Кларик говорил неправду. Он мне многим обязан, мы выросли вместе в конце концов.

– Время сильно меняет людей. – Загадочно заявил затеявший разговор и налегши всем телом, отвел рычаг штурвала вправо.

Корабль круто пошел на правый вираж. Пол в рубке наклонился к линии горизонта градусов на сорок. Потеряв устойчивое положение на полу, консервные банки, пустые упаковки и прочий хлам с шумом, поднимая пыль, съехали вправо, образовав вдоль стелажа навсегда погасших приборов полуметровый мусорный валик.

– Ты что, Хас, убить меня хочешь? Столько пыли поднял! – Надо было просто убрать корабль, как я тебе и говорил. – Хас, ты же знаешь, что нам не везет на чистых кораблях. Каждый раз, как только мы вылетаем куда-то на вымытом корабле, сразу же происходит какое-то безобразие и мы как правило остаемся без корабля, а если его у нас и не отбирают, то он превращается просто в глыбу ни на что не годного железа. О боже, как трудно добираться обратно домой. Так что лучше потерпеть и лишний раз не искушать судьбу…

Он еще долго говорил, но его менее словоохотливый компаньон его не слушал. За долгие годы совместной борьбы за выживание, он столько наслушался своего друга Уртара, что знал заранее, что он будет говорить в той или иной ситуации.

Произведенный пилотом маневр не принес ожидаемого результата. Равнина под брюхом бывшего штурмовика, изредка переходящая в жиденькую рощицы была девственно чиста, как во времена до сотворения человека. За три часа блужданий среди этих опостылевших, однообразных холмов, двое друзей не заметили даже ни одного достаточно крупного зверя, не говоря уже о поселении людей. На лице Хаса время от времени проступала презрительная ухмылка. Его презрение касалось как всего человечества вообще, так и их последнего наводчика в частности.

«Нельзя никому верить», – сонно рассуждал он, – «до чего же мы все дойдем»?

Его словоохотливый спутник уже крепко спал. Подголовник на его кресле отсутствовал и при маневрах, запрокинутая назад голова, болталась из стороны в сторону, впрочем, спать это ему ничуть не мешало.

– Ну и свинья, – ласково улыбнувшись посмотрел на него Хас. Не смотря на отталкивающую наружность, для Хаса это был самый близкий во всей необъятной Вселенной человек. Они вдвоем пытались уже долгие годы всплыть на поверхность, среди неисчислимого хаоса миров, но это им никак не удавалось. Каждый раз, как только Удача, казалось вот-вот повернется к ним лицом, происходила очередная неприятная случайность и начисто развеивала дым их надежд. Чем они только не занимались! Эти двое, казалось, перепробовали все доступные им способы заработка, но если не считать приобретенного негативного опыта, то все оказывалось впустую потраченным временем. Все их попытки легальной и полулегальной торговли потерпели поражение, контрабанда так же не оправдала возложенных надежд. Они было попытались просто предоставлять услуги фрахта, но не нашлось смельчаков отправиться в путешествие на отслужившем все мыслимые и немыслимые сроки, рассыпающемся на глазах корабле. Не то что свою жизнь, не нашлось желающих доверить этой парочке даже своего груза, так что от этой идеи то же пришлось отказаться.

Как только они начинали заниматься очередным делом, находился могущественный конкурент, который сводил на нет все их стремления. Как правило, то чем они в данный момент занимались, у кого-то было лучше, дешевле, быстрее или надежнее, но не смотря на это, с решительностью обреченных, они предпринимали все новые и новые попытки добиться своего. Богатство манило этих двоих, всегда находясь на безопасном расстоянии. Они слепо шли на этот зов, хотя не смотря на это, расстояние, отделяющее их от желанной цели нисколько не сократилось.

Единственное, что позволяло Хасу и Орлаку не прекращать своих попыток, было место где они родились. По своей сути это было откровенное захолустье, где никогда ничего не происходило. По каталогу Корела их мир числился под именем Маринта(4), шаровое звездное скопление 234/2, галактики 511/74. Не смотря на всю свою непривлекательнось, их, по сути дела давно умирающий мир отличался одной особенностью – там располагалась одна из самых больших свалок космических кораблей во всем скоплении 234/2. Благодаря этому, двум авантюристам от природы удавалось практически бесплатно выходить в космос, правда перед этим нужно было как следует потрудиться.

То, на что они решились на этот раз, было им в новинку, но это их не останавливало. Дело обещало хороший барыш, к тому же без каких-нибудь существенных первоначальных капитальных вложений, которыми впрочем, друзья и не располагали.

После трех часов блужданий над безжизненной равниной, во время которых под кораблем не пробежала ни одна перепуганная гулом зверюшка, Хас заметил далеко слева две тоненькие струйки дыма, вертикально поднимающиеся из-за холма. Дым свидетельствовал о двух вещах – о полном безветрии, и о стоянке людей. До наличия ветра этим двум не было никакого дела, а вот кочевники их интересовали. Хас с трудом отклонил рычаг штурвала влево – что-то было не так с системой управления – и развернул корабль в нужном направлении. Перегруженная всяким хламом, который эти двое гордо называли запчастями, и грузом лет, перевалившим за третий расчетный срок полного износа, машина сделала очередное одолжение своим хозяевам и с заметным опозданием по времени выполнила маневр.

– Просыпайся, негодяй, – толкнул он Оралка, – вечно мне все приходиться делать за тебя. Пошевеливайся, наконец то мы их нашли. Теперь только держись. Не соврал таки старый подлец, а я уже мысленно его четвертовал.

– Что, где, – оглядывался по сторонам ничего не понимающими глазами Оралк.

Понадобилось секунд десять, что бы он вспомнил кто он такой и где находиться, но с вопросом что он здесь делает возникли определенные проблемы, которые Хас со знанием дела разрешил парочкой крепких высказываний. Оралк с сонными, едва раскрытыми глазами, мигом бросился прочь прочь из командного отсека корабля, чудом попав в узкий проем открытого переходного люка. Через несколько секунд он вернулся, на ходу открывая замки на новеньком, сверкающем свежим глянцем длинном кейсе. Достаточно было беглого взгляда, чтобы определить, что эта вещь была самой новой вещью на борту. Так оно и было. Всего около трех стандартных суток эта вещь находилась в их собственности. Справившись с замками, Оралк отбросил крышку и аккуратно, как ребенка, достал заскорузлыми пальцами из батистового, синего ложа, новенькую автоматическую винтовку, повышенной дальности, раскрыл пачку со специальными патронами-капсулами и принялся неумело заталкивать их в магазин.

Это изящное, грозное оружие было их гордостью и играло решающую роль в намеченном плане. Конечно оно стоило недешево и его покупка съела почти все их наличные сбережения, но судя по рассказам бывалых, игра стоила свеч, по крайней мере компаньоны сильно на это надеялись.

Хас максимально сбросил скорость, уменьшив тем самым до минимума производимый их кораблем шум. До предполагаемого лагеря было гораздо дальше, чем показалось вначале. Тонюсенькие, поначалу, струйки дыма по мере приближения медленно набирали силу, говоря о солидности готовившегося трапезы.

– Вон они, видишь?

– Вижу. Действуем как намечали?

– Да. Оралк Прижал винтовку к плечу и рассматривал заинтересовавшее их явление в круглосуточный оптический прицел. Как он не старался менять фокусное расстояние прибора, ничего кроме поднимающегося из-за холма дыма он не заметил. Положив в карманы все имеющиеся в их распоряжении патроны, он поднялся и покинул пилотский отсек.

Хас вплотную подошел к холму. В следующее мгновение ему открылась удивительная панорама растянувшегося на стоянке лагеря кочевников. Приземистые, покрытые шкурами животных, походные лачуги, были установлены вдоль подножья холма, видимо на случай возможных ветров. Стадо приличных размеров неподалеку от лагеря, приходило в себя после дневного перехода. Посреди заставленного шалашами участка, на двух больших кострах, в огромных котлах кипело какое-то варево. Под котлами пылали, сложенные особым образом, высохшие лепешки навоза. От шалаша к шалашу сновали женщины, помогая друг другу готовить общий обед. Род был большой, как минимум человек семьдесят взрослых. Хас приветливо улыбнулся самой шедшей в руки удаче и бросил свою развалюху вниз вдоль склона.

В лагере гостей заметили сразу. На некоторое время все застыли с поднятыми вверх лицами, пытаясь осмыслить невиданное до селе явление природы, но потом, видимо поняв, что с природой оно имеет очень мало общего и интуитивно почувствовав агрессию бросились кто куда. Женщины хватали детей и бегом прятались в лачугах, мужчины взявшись за оружие угрюмыми взглядами сопровождали подлет не званных гостей, с решимостью ожидая дальнейших событий. По стаду животных, испуганных ревем силовой установки корабля, прокатилась волна паники, но опытным загонщикам удалось сдержать на месте порывающихся унестись прочь животных. Сверху Хасу все это было прекрасно видно.

Оралк тем временем добрался до бокового шлюзового отсека, располагавшегося по правому борту корабля. Повозившись, он отпер первый люк, потом второй, затем заблокировав оба люка в открытом состоянии, пристегнул страховочный фал к своему поясу и улегся на живот посреди маленькой шлюзовой камеры, выставив в проем открытого люка ствол винтовки. Корабль, с опозданием реагирующий на штурвал пилота болтало сильнее обычного, но Оралка это не смущало. То корыто, на котором он сейчас находился было не самой последней паршивости, среди тех, на которых ему приходилось в течении своей жизни наплевательски относиться к гравитации многих миров.

Оказавшись над равниной, Хас пошел в метрах пятнадцати над поверхностью. Оралк щелкнул рычагом затворной рамы и прицелившись открыл огонь. Стрелял, тщательно прицеливался и опять стрелял. Когда заканчивался магазин, он вставлял полный и все начиналось опять. Почти после каждого выстрела на поверхности падал очередной кочевник, да так оставался лежать на том месте, где его настигла капсула. В основном это были молодые, внешне здоровые мужчины. Фонд племени, его основная сила. Женщины, позабыв про опасность, бросались к распластанным в пожухлой траве телам своих кормильцев. Их истошные вопли доносились до ушей Оралка, перекрывая свист реактора и рокот двигательной установки. Оставшиеся мужчины, от стариков до желторотых юнцов, ожесточенно сопротивлялись утюжащей их лагерь напасти. Кто стрелял из лука, кто пытался метнуть в обидчика что-то, отдаленно напоминающее копье. Больше десятка стрел валялись в шлюзе за спиной Оралка, но ни одна так и не нашла свою цель.

После двенадцати проходов, над вытянувшимся в линию лагерем, внизу кроме женщин, стариков и детей никого не осталось. Больше вверх не летели грубо сделанные стрелы и палицы, лишь страшные проклятья доносились до ушей Орлака, впрочем и они выкрикивались на языке, который он слышал первый раз в своей жизни.

На последок Хас включил форсированный режим работы планетарно-маршевой группы и пролетев над стадом разогнал в разные стороны обезумевших от страха животных. Те бросились прочь, поднимая облака пыли, которые уносил прочь налетевший вдруг легкий ветерок, как смутные надежды на жизнь свободного и вольнолюбивого рода.

– Неплохой улов! – Закричал разгоряченный Оралк вновь появившись в пилотском отсеке. – Я настрелял человек сорок, как минимум. Как же мы их всех заберем? На этом проклятом штурмовике некуда девать такую тучу народа.

– Не переживай, было бы что девать, а куда деть разберемся, – ответил Хас в своем загадочном стиле.

Жизнь в нищете накладывает на человека определенный отпечаток, одной из граней которого и является философское отношение ко всему происходящему. Философия у Хаса была своя, ни на что не похожая, впрочем, как и любая другая система взглядов на жизнь, сформированная самой жизнью так сказать, а не опытными преподавателями, в процессе праздного изучения.

Челнок мягко сел возле только что спокойного лагеря. С нескольких крайних шалашей, тугими струями газов сорвало шкуры и разбросало их в разные стороны. Деревянные скилеты этих мобильных строений хотя и поломало, но они устояли, обозначая места, в которых люди, валяющиеся сейчас среди осенне-безжизненной травы, только что пытались хоть как-то устроить свой скотский быт. Медленно замолкала двигательная установка. Хас, впервые за много часов оторвал руки от штурвала и демонстрируя гримасу страдания на заросшем лице со скрипом распрямил затекшую спину.

– Что опять схватило? – С нотками сострадания в голосе поинтересовался Орлак.

– Не так чтоб сильно, но еще побаливает. Ну что, пойдем посмотрим на трофеи?

Старые друзья понимали друг друга с полу слова. Покидая рубку, Хас достал из огромного, засаленного нагрудного кармана старинный, видимо дедушкин, импульсник и дослав капсулу в разрядник несколько раз выстрелил в пол рубки. В рифленном, пятимиллиметровом железном листе пола, появились три аккуратные пробоины. Метал на их месте бесследно испарился.

– Что ты делаешь? – Отреагировал Оралк. – Как раз на проходе – переломаем себе все ноги.

– Ты смотри, еще работает, – изумился хозяин древнего оружия, потом сообразив, что пробовать стрелять на самом проходе действительно некультурно, полным энтузиазма голосом добавил, – ничего страшного. После первой же сделки, у нас будет новенький челнок, – он задумался, – ну или почти новенький.

Орлак достал из винтовки обойму с капсулами и зарядил оружие обычными патронами с разрывными пулями.

Планета Кристи(2) встретила их зноем полудня. Душный, сухой воздух, насыщенный пылью и напоенный насыщенным коктейлем запахов степи, непривычно щекотал ноздри. Хас спрыгнул на грунт и осмотрелся. Никто не проявлял враждебности, вернее ее больше некому было проявлять. Только безутешно голосили женщины да ревели на все лады перепуганные дети.

Под брюхом бывшего штурмовика что-то лязгнуло, потом еще раз, затем со скрежетом распахнулись створки люка бомбового отсека, некогда служившие для загрузки штурмовика боеприпасами.

– Его не открывали уже лет десять, если не больше, – изумился своему открытию Орлак и повиснув на руках спрыгнул на поверхность. – Как же мы их будем грузить? Что-то мы об этом не подумали. У нас на корабле нет ни одного трапа, даже лестницы и то нет.

– Было бы что грузить, – в своем духе ответил Хас, – а как погрузить – придумаем.

Готовые к любой неожиданности, держа оружие наперевес, они опасливо направились в лагерь кочевников. Дети, повинуясь древнему, как сама жизнь инстинкту,тут же бросились в рассыпную, мигом затерявшись в рыжей, осенней траве. Женщины со страхом в заволоченных слезами глазах, следили за подходящими фигурами. Одна из них, подхватив копье своего мужа, бросилась в сторону обидчиков. Ее лицо не выражало никаких чувств, кроме заслонившей собой всю Вселенную, непреодолимого желания крови врага. Орлак Вскинул винтовку и несколько раз выстрелил под ноги бегущей, но это на нее никак не подействовало. Расстояние между острием ее копья и сердцами двух искателей приключений быстро сокращалось. Глаза Орлака сузились в две тоненькие щелочки, на переносице залегла морщинка. Он еще раз прижал приклад к плечу, тщательно прицелился по ногам и плавно нажал на спуск. Грохнул еще один выстрел. Пуля попала в правую ногу, чуть пониже колена. Несчастную развернуло и она со всего размаху рухнула в пыльную траву.

– Сама виновата. – Прокомментировал происшествие Хас. Они подошли ближе. Женщина, еще довольно молодая, извивалась в траве, сжимая двумя руками правое бедро, ее голень болталась на тонком промежутке чудом уцелевших тканей, как привязанная на веревочке. По ее рукам, пульсируя, стекала в пыль алая кровь.

– Самым милосердным, было бы ее просто пристрелить. – Со вздохом произнес Орлак. – Все равно она здесь просто не выживет, а если и случиться чудо, и она победит все инфекции, то без ноги своему племени она все равно не будет нужна.

Они еще немного постояли над несчастной. – Ладно, – оборвал нахлынувшие неприятные ассоциации Хас, – мы здесь не затем, чтобы кому-то сочувствовать. В конце-концов! – Сорвался он. – Почему мне никто не сочувствует!? Почему до меня никому нет дела!? Почему я должен за кого-то переживать, если за меня никто не переживает? Ну почему?

– С одной стороны ты конечно прав, а вот с другой… – Нет никакой другой стороны. – Безапиляционно заявил Хас. – Весь мой жизненный опыт говорит о том, что нет никакой другой стороны, кроме самой жизни, а на слово я никому не привык верить. Шевелись давай, пока все эти сучки не опомнились и не бросились на нас как эта.

Когда они вошли в лагерь, все, кто был способен ходить, а здесь остались только женщины и старики отбежали на безопасное, с их точки зрения расстояние, поднявшись на склон холма или рассыпавшись по степи. Хас придирчиво рассматривал добычу, переходя от одного распластанного тела к другому. Во время осмотра его обычно суровое лицо даже посетила умиротворенная улыбка, предвещая скорый барыш. Кочевники лежали смирно, ровно дыша и абсолютно не реагируя на внешние раздражители. Только на теле, в месте куда попала капсула, имелось пятимиллиметровое отверстие, покрытое коркой запекшийся крови. Через восемь часов все они очнуться и физически будут готовы делать все, на что только способен человек. Одному из кочевников правда не повезло, – капсула с наркотиком угодила ему в левый глаз, теперь из-за непроизвольно распахнутых век, на месте глаза просматривалось сплошное кровавое месиво. Хас его забраковал. Не считая его, добыча составила тридцать четыре человека. Почти все были ходового возраста, с крепкими мышцами, а неприхотливость и выносливость, которыми обладали эти люди ценились отдельно и особо. Правда немного подводило состояние зубов – почти у всех что-то не в порядке, ну да в степи дантисты не водятся, да и какой разговор можно было вести о дантистах, если во всем этом огромном мире и кресла то достойного еще не изобрели, а всем известно – дантист без кресла, что солдат без бирки. В конце-концов, состояние зубов было не основным критерием, к тому же делом поправимым.

Хас поджег из своего импульсника несколько ближайших шалашей, окончательно наведя ужас на сохранившуюся часть племени, затем вернулся на челнок и подняв его в воздух, посадил вплотную с площадкой побоища. Выбросив через бомбовый люк несколько пустых контейнеров, оставшихся непонятно с каких времен на борту, он поставив их один на другой, соорудил некое подобие ступенчатого помоста, облегчившего погрузку. Затем они принялись собирать тела и перетаскивать их на корабль. Действительно, труднее всего оказалось грузить тела на корабль. Их приходилось поднимать более чем на двухметровую высоту и укладывать, чуть ли не стелажами вдоль ощетинившихся зажимами для ракет переборок. Места не хватало.

Пот заливал покрасневшие от напряжения лица, Хас и Орлак останавливались ненадолго, делали короткий перерыв и продолжали работу. Дело продвигалось медленно, но все-таки продвигалось. Бомбовый отсек постепенно наполнялся телами. Когда класть было некуда, одну створку закрыли и грузили прямо на нее.

– У нас не хватит места. – Волновался Орлак. – Когда они прийдут в себя, то встанут на ноги, и места хватит всем. Наконец погрузка окончилась. Отдуваясь Орлак влез внутрь и манипулируя на побитой ржавчиной, крошечной приборной панели, закрыл бомбовый люк. Тест на герметичность оказался отрицательным, пришлось еще раз распахнуть створку и поправить отслоившийся уплотнитель. Когда створка встала на место, показатель герметичности оказался удовлетворительным.

– Ну что, пора отправляться? – Воровато осматривая равнину поинтересовался Орлак.

– Нет, осталось еще одно дело. Давай осмотрим лачуги этих дикарей, может попадется что стоящее, тем более, что нужно собрать и прихватить с собой хоть немного еды. У нас же их нечем будет даже покормить. Никто даже смотреть не захочет в сторону дохляков.

Хас прихватил контейнер от инструментов, походивший на большой чемодан, который смело можно было обозвать «мечтой мародера» и они вдвоем пошли осматривать лагерь. Они методично обследовали шалаш за шалашом, не брезгуя рыться в кучах вонючих шкур и грязного, сотканного врукопашную из толстенных нитей тряпья. Получаса хватило на осмотр всего лагеря. Из ценностей на глаза им попалась только толстенная, отлитая видимо прямо в углубление в грунта бляха, из желтоватого металла, висевшая на одной из подпорок самого большого шалаша с примитивным рельефным профилем жвачного животного. Вероятно это был отличительный знак этого рода. Орлак повесил его себе на шею. Тонкий, кожаный ремешок глубоко врезался в его загривок, стараясь подтянуть негодяя поближе к земле, но он только улыбался, время от времени похлопывая ладошкой по трехкилограммовой железяке.

– Наверняка золото. – Не мог нарадовался он. Из пищи удалось обнаружить только залежи сыра, имеющего подозрительный синеватый цвет и отвратительный запах, да засоленное крупной, с включениями какого-то постороннего минерала солью, мясо. Мясо благоразумно решили не брать, а вот сыр забрали весь, что попался им на глаза.

Разбежавшиеся остатки племени с безопасного расстояния наблюдали за тем, как хозяйничают в их жилищах двое людей с неба. Каких-нибудь попыток помешать им больше не предпринималось, хотя и Хас и Орлак ни на минуту не теряли бдительности. Их оружие зорко следило по сторонам, неотрывно следуя за каждым брошенным взглядом своих хозяев.

Под конец своеобразной экскурсии, Хасу на глаза попались несколько огромных кожаных бурдюков. Он откупорил один из них и без тени брезгливости попробовал на вкус содержимое.

– Молоко. – Бесстрастно выдал он свое заключение. – Вонючее и противное. Прихватим несколько бурдюков с собой. Пусть наши пассажиры попьют напоследок того пойла, к которому они привыкли.

Так и сделали. Контейнер сыра и два бурдюка с молоком они перетащили на корабль. Через узкий, технологический люк, они впихнули съестное в бомбовый отсек. Когда последний бурдюк шлепнулся на тела еще находящихся без сознания кочевников, Хас с лязгом захлопнул люк. Как только сработали блокировочные замки, рядом с люком мертвенно-зеленым светом замерцал индикатор блокировочного устройства, снимающего блокировку только в случае введения в систему шестизначного цифрового кода.

– По моему, для первого раза совсем не плохо. – Сказал Хас. – Нужно будет запомнить это место. Да, и выставить Кларику хорошее угощение. Наводка, которую он нам дал действительно оказалась хороша. Такое дикое место еще надо поискать. Ну что, пошли посмотрим в каком состоянии опоры этой развалины и можно будет отправляться.

Они вышли наружу. Беглый осмотр уверенности в завтрашнем дне не добавил. Обе задние опоры, которые несли девяносто процентов нагрузки при посадке находились в жутком состоянии. Сеть мелких, свежих трещин, изморозью покрывала изъеденный ржавчиной металл, обходя свеженькие сварные швы, положенные совершенно недавно. Давно переставшие исполнять свое прямое назначение амортизаторы, сейчас были заварены и выполняли роль дополнительного несущего элемента, удерживающего конструкцию от немедленного разрушения. В сравнении с задними, единственная передняя опора, поддерживающая нос машины, выглядела только что сошедшей с конвейера.

– Ну что, – начал неуверено Орлак, – похоже с опорами все в порядке.

– Да, все в порядке, – поддержал шутку Хас, – еще несколько таких посадок, и этому кораблю сможет только помочь плазменный резак робота-утильщика.

– Может подварим?

– Да тут на сутки работы, да и электродов у нас почти не осталось. Так оставим. Что первый раз, что ли?

– Ну тогда спасибо этому миру, за гостеприимство. – Сделав широкий жест начал было выламываться Орлак. – Было очень при… – Жуткая волна паники внезапно прокатилась сквозь его сознание, с легкостью очистив мозги от всех мыслей. Всепоглощающий, беспричинный страх заполнил весь мир, всю Вселенную.

Двое авантюристов так и застыли под открытым люком своего корабля. С того момента как нахлынула на них неожиданная напасть, ни один, ни другой даже не пошевелил рукой, не сказал ни слова. Парализованный страхом мозг паниковал сам по себе, абсолютно позабыв о существовании тела. Казалось, что остановилось само Время. Орлак, потеряв равновесие, выронил винтовку и рухнул в пыль. Хас так и остался каким-то чудом стоять, с поднятой вверх правой рукой. На его лице маской застыло удивленное выражение, делая его похожим на манекен из неприлично дорогого магазина, вдруг оказавшимся облаченным в лохмотья.

Крейсер малого класса висел посреди черного провала пространства. Ярко горящие бортовые огни и орудийные системы внушительной мощности явно свидетельствовали о том, что хозяева этой штуки никого не бояться и самые главные в этом месте. Рядом с грозной машиной, почти борт к борту, находился легкий прогулочный межгалактический челнок, класса «яхта». Внешняя отделка миниатюрного, в сравнении с крейсером кораблика не оставляла ни каких сомнений в том, что это очень скоростная, комфортабельная и дорогая штука.

На командном посту крейсера, уже двадцать минут шел серьезный разговор, можно даже сказать словесная порка. У входного люка, демонстрируя крайнюю степень раскаяния, понуро стоял холенный старший лейтенант, неосознано сминая и расправляя в безвольно опущенный руках фуражку с высокой тульей.

Командное отделение корабля было обставлено и оформлено с определенной претензией на изыск. Пол покрывали сверкающие пластиковые панели бирюзового цвета, кресла пилотов и командного состава, затянутые в натуральную, черную кожу, гармонично вписывались в интерьер, казались не предметом роскоши, а непременной его частью. Огромные, цветные мониторы обзорных и навигационных экранов, выполненные по самой последней, из местных технологий, то же, сразу почему-то наводили мысли о деньгах, а не об удобствах этого оборудования для экипажа.

Плюгавый, подтоптанный майор, обладатель выпуклого, узкого лба, покрытого непривычным рисунком морщин, едких, слезящихся глаз и резкого противного голоса, расхаживал туда-сюда вдоль ряда кресел и как только мог обидно распекал старлея:

– Первый раз вижу такого безинициативного простака. Что значит «мы их только заметили»? Вас что, для того здесь поставили, чтобы вы замечали? Вы должны действовать и исполнять приказы. Это все что от вас требуется. За это, и только за это вы получаете свое жалование. И заметьте не маленькое.

Старший лейтенант постарался что-то сказать в свое оправдание внезапно нагрянувшему инспектору, но на гора получилось выдать только нечленораздельные звуки. Это еще сильнее завело разошедшегося майора и он взял еще на одну ноту выше:

– Да вы же не можете пару слов связать! Я просто удивляюсь вашему командованию, что они доверили вам такое ответственное место. Не будь вы отпрыском достойного рода, то вы бы давно меняли отработанные элементы в реакторе моего корабля.

Запомните раз и навсегда – пока вы служите на нас, вам волей не волей прийдеться выполнять то, что от вас требуется. Сектор пространства, который вы обязаны контролировать, испокон веков находиться под контролем нашей организации. Вся роскошь к которой вы привыкли с детства, оплачена за счет умелого использования ресурсов таких миров и государств, расположенных в этих мирах, как те, что входят в состав и вашего сектора. Вы для того здесь и поставлены, чтобы больше никто не смог воспользоваться этими ресурсами. Поймите наконец, что вы страж, обыкновенный страж, хоть и с несколькими ультрасовременными космическими кораблями, несущими кучу вооружения. Хочу вас предупредить, что плохих стражей ожидала непривлекательная участь во все времена.

– Это первый случай за всю мою службу, – наконец нашелся старший лейтенант. – Просто у корабля-нарушителя такой старинный генератор полей подпространственного перехода, что выделенная им энергия при входе в реальное пространство, нашими приборами была классифицирован как естественный всплеск энергии. Только спустя час, при повторном запросе, выяснилось, что произошло не санкционированное проникновение. Штурмовики уже на подходе. Наверное в это время они уже их берут.

Старший лейтенант перевел дух. Сразу было видно, что этот рапорт ему просто так не дался.

– Ну хорошо, хорошо, – неожиданно сменил гнев на милость майор. Он был глубоко уверен, что хорошая нахлобучка никому не помешает, тем более подчиненному. – Не смотря на некоторые огрехи, в целом вы действуете правильно. Я так и доложу командованию. Кстати, когда возьмете нарушителей, я думаю вы знаете, что с ними делать?

– Так точно. – Радостно ответил старший лейтенант, шокированный резкой сменой настроения проверяющего. – Они, сколько бы их не было, уже заочно включены в списки по плановому переселению.

Слова «плановое переселение» он произнес с загадочной интонацией, понять которую мог только человек, находящийся в курсе всех дел.

– Ну, вот и хорошо, – окончательно успокоился майор, даже улыбка посетила его лицо. Обыкновенная человеческая улыбка, но всего на мгновенье, а потом, как бы сообразив, что здесь ей делать нечего бесследно растаяла, как сон поутру.

В разговоре возникла пауза. Чем дальше она затягивалась, тем больше рисковала перейти в новый суббординационный конфликт, осложненный конфликтом поколений. Огромный жизненный опыт подсказал майору, что до этого доходить не стоит, что еще одной нахлобучки молодой лейтенант может не выдержать и он решил взять инициативу в свои руки:

– А что, – начал он заискивающим тоном, – кормить нас сегодня будут или нет?

– Так точно. – С облегчением, что все закончилось выдохнул старший лейтенант. – Прошу вас в кают компанию. Все уже готово.

Оба, если не считать незначительных мелочей, были почти счастливы. Старший лейтенант оттого, что внезапно обрушившаяся на его голову гроза милостиво прошла мимо, едва обдав только порывами ветра, а майор, от осознания того, какой он хороший специалист, требовательный, но справедливый.

Широко накрытый, со вкусом оформленный стол, только укрепил эти, поначалу неосознанные чувства, а после третьего бокала, искристого, с невероятно длительной выдержкой пойла, оба вояки уже чувствовали себя если не родными братьями, то друзьями с детства – это точно.

В следующее мгновение, из-за вершины холма, прикрывающего от ветров лагерь кочевников, показался штурмовик, затем еще один. Внизу, под ними никто никак не отреагировал на их появление. Повинуясь могучей силе, ни остатки племени, ни не званные гости оставались на тех местах, где их застал безжалостный удар по психике. Двигатели на штурмовиках, вероятно выполненные по специальной технологии, работали практически бесшумно. Можно было только догадываться, сколько стоило заказчикам такая модернизация конструкции реактора, а особенно маршевой двигательной установки. На равнине в движении была только трава, колышась нестройными волнами, под набирающем силу ветром.

Оба штурмовика сделав несколько кругов и убедившись, что кроме старой развалины и двух недоумков возле нее, больше никого нет, сели. Тут же распахнулись люки, из них высыпали одетые в серые форменные комбинезоны, одинаковые, как братья, представители достойного суркового воинства. У каждого на голове был шлем, забранный толстым, герметично пристегнутым стеклом, сильно напоминавший скафандровый, хотя были и некоторые отличия. Их было человек десять. Половина «сурков» с оружием наготове, сразу отправилась к кораблю-нарушителю, который на фоне стоящих рядом своих новеньких собратьев по классу, выглядел еще более древним и раздолбанным. Остальные рассыпались по лагерю кочевников, с видом хозяев, равнодушно осматривая причиненный своей собственности ущерб.

Через минут десять, из корабля нарушителя, помогая друг другу, вылезли наружу двое солдат. Один из них что-то доложил в закрепленную на клапане нагрудного кармана миниатюрную радиостанцию. Поле непонятной природы тут же было снято.

Весь мир медленно становился с головы на ноги. Хас с удивлением посмотрел на свою вытянутую несколько вверх руку. Кровь оттекла вниз и ему стоило усилий опустить ее вниз. Оралк с кряхтением перевернулся на спину и еще ничего не понимающими, широко раскрытыми глазами уставился в наливающееся густой синевой, вечернее небо.

– Что это было? – Плохо слушающимся голосом спросил он. Хас, которому, в отличие от Орлака, трава не закрывала обозрения окружающего жизненного пространства, уже заметил приближающихся «сурков», на ходу снимающих свои шлемы, вероятно защищающие от парализующего центральную нервную систему излечения. Ответом на вопрос Оралка был только стон отчаянья.

– Что же происходит? – Не унимался тот.

– Прикрывают и этот наш бизнес, – отрезал Хас, поднимая вверх руки, повинуясь безмолвному приказу наведенного на него оружия. Орлак тут же вскочил и встретившись с нетерпящим возражений, твердым взглядом ближайшего из солдат сделал то же самое. Через мгновенье, их оружие лежало далеко в траве, а на запястьях заведенных за спину рук защелкнулись наручники. Решительность и профессиональность с которыми воины «сурка» проделали эту операцию, не потребовали никаких дополнительных объяснений. Все, чего они хотели, четко читалось в их взглядах и жестах.

– Ну и что теперь будет? – Со слабой надеждой уставился Орлак на Хаса.

– Сейчас узнаем, – угрюмо ответил тот и сплюнул себе под ноги. По трапику одного из штурмовиков лениво спускался офицер. Оказавшись на поверхности он зашагал к нарушителям, высоко поднимая ноги, стараясь не попортить глянец своих образцово-показательных сапог о начинавшую сохнуть, жесткую, переплетенную ветром траву. Возле скованных нарушителей остались только двое солдат, остальные разбрелись кто куда. Подошел офицер, какое звание он имел сказать было трудно – ни Хас, ни Орлак не ориентировались в такой замысловатой системе нашивок и металлических бляшек, обильно разбросанных по его мастерски скроенному мундиру.

– Кто вы такие и что здесь делаете, – бесцветным тоном поинтересовался офицер.

Хас сделал каменное лицо и глядя прямо офицеру в глаза молчал, взгляд Оралка метался то к офицеру, то перебрасывался на солдат, то на почерневшие от нагара рыла их импульсников, это паническое состояние захватило его полностью и он вообще не имел времени отвечать на какие-то там вопросы. Резкий удар прикладом в живот вывел его из этого состояния. Разогнувшись, он взмолился:

– Хас, расскажи им все, что они хотят.

– Да мне вообще нечего рассказывать. – Взорвался гневом Хас. – Как ты не понимаешь? Мы же никто! Офицер бросил взгляд на солдата и то занес свое оружие для нового удара.

– Хорошо, – согласился Хас. – Я все расскажу.

– Давай, давай, – милостиво разрешил офицер. – И когда будешь сочинять свои сказки, не забудь хоть как-то объяснить, как в бомбовом отсеке твоего корабля оказалась половина свободного племени нашей галактики. Я думаю ты знаешь, что эти люди защищены всеми правами свободного человека, как и любой представитель развитого мира?

– Мы с планетарной системы Маринта(4), расположенной в шаровом звездном скоплении 234/2 этой галактики.

– Ага, значит местные, – уяснил для себя офицер. – Конечно, ваша развалюха не долетела бы сюда даже из соседней галактики. Продолжай.

– Ну вот, решили немного заработать, – продолжал Хас. – Но если бы мы знали, что эти земли принадлежат вам, то мы бы ни за что этого не сделали бы. Просто нам сказали, что они ничьи и никем не контролируются. Вы нас отпустите?

– Ага, как же, отпустим… Хотя возможен один вариант. Я думаю, что вы догадываетесь, сколько стоит пригнать сюда эти два штурмовика, – он жестом показал на свои боевые машины, – к тому же система глубокого слежения то же денег стоит и там то же работают живые люди. Так что если вы в состоянии возместить нам убытки, включая конечно моральный ущерб от горького разочарования в людях, то тогда вы действительно можете быть свободными.

– Сколько это стоит? – Поинтересовался пришедший в себя Орлак.

– Я думаю, что тысяч тридцать кредитов удовлетворили бы всех. Надежда тут же слетела с лица Орлака, изгнанная гримасой безисходности.

– А что будет, если мы не заплатим? – Поинтересовался Хас.

– Скоро сами увидите, – загадочно сказал офицер. – Если что, то мы можем сойтись на двадцати тысячах, но это мое последнее слово. – Он постоял, по выражению лиц определяя платежеспособность своих неожиданных подопечных.

– Но насколько я понял, платить у вас нечем.

– Как вы догадались? – С издевкой в тоне поинтересовался Хас.

– Это у меня профессиональное качество, – похвастался офицер. – За него меня и ценят. Уведите этих двоих, – распорядился он, – и начинайте разгрузку.

– Мы уже начали, господин лейтенант, – отрапортовал в собачей стойке солдат и пинками погнал двух неудачливых бизнесменов к одному из штурмовиков.

Хас шел полный достоинства. Единственным компонентом этого чувства, была его врожденная гордость, ни на йоту не поддержанная материальным положением. Орлак сгорбившись следовал за ним, еле переставляя ноги. Как человек более эмоциональный, он тяжело переживал каждый удар судьбы, тем более такой сильный, как этот.

Створки бомбового люка корабля неудачников были распахнуты. По установленному, переносному трапику они выносили все еще находящееся без сознания тела кочевников и грузили их в свои штурмовики. Господин лейтенант расхаживал вдоль цепочки солдат и отвлекал себя от мрачной повседневности тем, что пересчитывал бездыханные тела, множа в уме эту цифру на коэффициент своего будущего вознаграждения. Сумма его устраивала и он время от времени загадочно улыбался.

Хаса и Орлака, тем временем препроводили на штурмовик. В отличие от их корабля, этот сверкал не только снаружи, но и внутри. По узким и низким, похожих на норы переходам, они добрались до места назначения. С левой стороны коридора, заканчивающегося тупиком, было около десятка гостеприимно распахнутых настеж, металлических дверей. Хмурый конвоир втолкнул их в первый по ходу проем и последовав следом пристегнул каждого пленника за правую руку к специальному зажиму, а затем снял с обеих наручники. Зажимы располагались на уровне пояса среднего человека и давали милостивую возможность пленникам и стоять, и сидеть на металлическом, рифленом для жесткости, полу. В крохотной камере, площадью около пяти квадратных метров, было десять зажимов.

– Видишь, как у людей все конкретно придумано, – с досадой в голосе прошипел Хас. – Не то, что мы с тобой, дилетанты.

Орлак был подавлен и разговор поддерживать не захотел. Рядовые «сурки» заканчивали погрузку. Двери в камерах педантично отпирались и захлопывались после каждого доставленного на борт кочевника. Звук захлопывающихся металлических металлических дверей наводил тоску безисходности на двух находившихся в сознании пленников. Орлаку больше всего на свете хотелось вырваться из железной коробки камеры и бежать, бежать, диким лесом, которого он всегда боялся, безлюдными равнинами, самое главное подальше от людей. Хасу же больше всего хотелось огромный кусок ягодного торта, который он ел в детстве, всего несколько раз, по очень большим праздникам. Друзья неодинаково реагировали на опасность – одним овладевала паника, у другого разыгрывался волчий аппетит. Что поделаешь? Люди вообще очень неодинаковы.

Бравый, но сопливый еще лейтенант, заметил пилота одного из челноков, неосторожно вышедшего подышать свежим воздухом. Подойдя поближе к далекому от мирских дел небесному соколу, он взял его под руку и пригласил прогуляться, а заодно и осмотреть лагерь как он выразился «первобытных людей».

– Все знаете ли, за делами как-то некогда поближе познакомиться с суровым бытом этих не испорченных цивилизацией людей.

Старый пилот, проклиная свою любовь к свежему воздуху, понуро поплелся за командиром группы быстрого реагирования, а лейтенант, найдя по его мнению достойного своего положению собеседника, широким жестом указывая на перевернутые шалаши и опасливо бродящих вдали женщин и детей племени, тоном человека, съевшего на своем деле все зубы рассказывал:

– Понимаете, очень редко выпадает такая возможность, как сейчас. Обычно как? Прилетаем, включаем поле и бегом делаем свое дело. Все бегают как заведенные. Сразу тут же врачи, всякие. Но эти двое, я должен сказать, то же профессионально поохотились. Все как положено. Самок с детенышами не брать, ну вы понимаете, чтобы не нарушилось воспроизводство.

Они проходили мимо вонючих лачуг и огромных котлов, под которыми огонь уже погас, но варево, накопив приличную порцию энергии, все еще парило. То здесь, то там, в траве валялись брошенные грубо сделанное оружие. Пилот заинтересовавшись, поддел ботинком колчан со стрелами и достал одну.

– Берите все, – посоветовал практичный лейтенант. – А на что они годятся? – Впервые подал голос пилот. – В развитом мире, коллекционеры за настоящий колчан стрел дают неплохие деньги. Вы же летаете в такие миры, вот и предложите их кому-то, не то что я, – практически безвылазно сижу в этом секторе.

Пилот недоверчиво пожал плечами, но колчан взял. Скоро не ахти какие достопримечательности кончились и они повернули обратно к кораблям. Солдаты покончили с погрузкой и занимались своими делами, кто спокойно сидел в траве и щурился за заходящее, малиновое светило, кто занялся кораблем-нарушителем, пытаясь обнаружить в его потрохах хоть что-то ценное.

– Видите, вот так люди живут почти во всех мирах сектора, который мы с вами контролируем, – лейтенант продолжал показывать блистательную для своего возраста и звания эрудицию. – Так жили и наши с вами предки. Знаете, как подумаю об этом, становиться как-то не по себе.

Было видно, что старому пилоту уже очень много лет не по себе, но только он не любил распространяться об этом на каждом углу, а тем более при отсутствии таковых. Жестокая, но справедливая учительница Жизнь, научила его держать свое мнение всегда при себе. Следуя этому правилу, он даже стал получать довольно хорошие деньги и занял не самое последнее место в этой жизни.

Вернулись обратно к кораблям. Пилот, с колчаном стер под мышкой, отправился на свое рабочее место, а лейтенант еще несколько раз построил, разболтавшихся, как ему показалось солдат, заставил самых дерзких на всякий случай несколько раз отжаться, и окончательно удовлетворив свое тщеславие, прогнав всех попавшихся ему на глаза солдат, пять раз вокруг одного из штурмовиков, разрешил грузиться. Проходя через отсек десанта к своему командирскому месту, он обнаружил на себе недовольный взгляды нескольких ветеранов.

«Надо будет придумать что-то более эффективное, чем пробежки и отжимания, а то так они скоро вообще на голову сядут!» – подумал он усаживаясь в свое кресло.

Немного успокоив себя этой мыслью, он отдал короткие приказания: – Ястреб-1, приказываю вам идти на базу. Доложите о случившемся. Я иду на Отстойник К3/09. Буду на базе примерно через одиннадцать часов.

– Лейтенант, – развернулся к нему пилот, – а что будем делать с этой развалюхой? Может расстрелять ее на фиг? Лейтенант немного подумал и ответил: – Просто оставим ее здесь. Надо же из чего-то этим кочевники делать себе ножи!

 

Глава 10. Орток.

Верховный жрец Священного Крога, повелитель Индинар быстрым шагом, отнюдь не свойственным человеку в его годах шел по длинному, обходному коридору центрального храма. Шум шагов глушила роскошная ковровая дорожка, постеленная посреди коридора и уходящая в перспективу, слегка изгибающегося вправо и кажущегося бесконечным прохода. В отличие от многих других случаев, то что казалось, то и было на самом деле – коридор огибал все овальное сооружение храма и был действительно бесконечным. С плеч владыки сверкая всеми цветами радуги ниспадали просторные одежды, богато украшенные искусной вышивкой и платиновыми бляшками, на которых древние ювелиры проявив весь свой талант, реалистично запечатлели на века религиозные сюжеты. Развеваясь при ходьбе, легкая ткань натыкаясь на тугие лучи света, пробивающиеся сквозь узкие бойницы храма, через одинаковые расстояния пробитые по правой стене коридора, отражала его своими многочисленными нашивками, неряшливо разбрасывая блики света по побитым плесенью и сыростью каменным блокам, из которых искусно был выложен высокий свод. По правую руку от владыки тянулся нескончаемый ряд дверей, массивных, обитых железом, плотно прикрытых и запертых на изъеденные временем и влагой тайные запоры. Седые, белый как снег, длинные волосы владыки развивались в такт его шагам. Нереально белая, особенно для этих выжженных жаром светила долин, кожа, выдавала в нем действительно потомка правящего клана, который непонятно в какие времена и каким ветром занесло в эти измученные земли. Светло-голубые, широко поставленные глаза, кстати то же исключительное явление для этих мест, глядели прямо и уверено, и вообще от этого человека, веяло непоколебимой уверенностью. Это было заметно в каждом его движении, взгляде или повороте головы – сказывались десятилетия проведенные на троне главного Храма Корга, к тому же это время было не само по себе, оно множилось на века, которые его предки провели именно в этом троне, а в таких условиях безраздельного подчинения любого в округе на много сотен километров, уверенным станет кто угодно, даже самый отчаянный трус. В отличие от трона правителя страны, на который претендовало множество разных кланов, и который без боя отдавать никто не хотел, с троном Крога было все намного проще – никому даже в голову не могла прийти мысль, отобрать у высшего представителя этого божества на планете его священную сласть.

Одна из дверей коридора была немного приоткрыта. Плотно встать на свое место ей мешал тонкий, в фиолетовой оболочке кабель, тянувшийся поперек коридора и исчезающий в одной из бойниц внешней стены. Дверь ничем не отличалась от десятков своих сестер – такое же ржавое железо навечно наложенное на почерневшее от времени дерево. Индинар остановился и приблизившись к бойнице, в которую уходил кабель выглянул наружу. Кабель лентой серпантина струился вниз, вдоль высокой стены храма и вел к установленной на массивной треноге, серебристому зеркалу параболической антенны. Возле непонятной наследственному жрецу штуки, постоянно дежурили два стражника, не спуская глаз со странной железяки ни днем, ни ночью и отгоняя всех, кто смел приблизиться к этой штуковине ближе чем на двадцать шагов. Иногда антенна дальней пакетной связи оживала и корректируя свое направление в пространстве, с гудением поворачивалась на нужный угол, наводя неописуемый страх на своих грозных стражей. Горько задумавшись о своем невежестве, так, что даже глубокие борозды морщин начертили на его высоком челе гримасу крайней озабоченности, гримасу, которую ранее нельзя было даже представить себе на лице уверенного в себе владыки, он развернулся, и уже не то что с уверенностью, которая совсем недавно чувствовалась за километр, а скорее с некоторой растерянностью отворил странную дверь.

Помещение оказалось просторным и мрачным, пахло привычной плесенью, сыростью и еще чем-то, что у Индинара ни с чем не ассоциировалось. Даже высокий свод потолка не уменьшал, а наоборот усиливал давящее ощущение. Это то, что касалось самого помещения, которое вполне тянуло на то, чтобы быть обозванным залом, что же касалось обстановки, то тут изощренный и явно не ординарный разум полномочного представителя Крога в Актании делался бессильным, как младенец против удара разбушевавшейся стихии. Сразу возле дверей, справа от входа стоял автономный атомный генератор электроэнергии, никак иначе не ассоциируясь у Индинара, кроме как с сундуком, последним изделием свихнувшегося на свое ремесле мастера; к тому же этот сундук, в отличие от всех прочих постоянно пищал, на нем загорались и гасли разноцветные слюдяные точки, что наводило на наместника Крога тягостные мысли о нечистой силе, в борьбе с которой его божество и сделало себе громкое имя, завоевав огромное число последователей и высокие храмовые сборы. Все остальное, что происходило в унылом, затхлом помещении просто не находило в мозгу Индинара даже отдаленных ассоциаций.

От генератора тянулись в разные стороны разноцветные кабели, заканчиваясь силовыми разветвителями, к которым в свою очередь и подключалась находящееся в зале изобилие самой разнообразной аппаратуры. На многочисленных столах из белого пластика мерцали экраны компьютеров. За некоторыми из них сидели люди в белых, лабораторных комбинезонах и что-то сосредоточенно делали, остальные рабочие места пустовали. В средневековом, мрачном зале древнего храма, своей начинкой больше походившим на серьезную лабораторию, работало человек десять, мужчин и женщин. Все были заняты и никто не обращал внимания на вошедшего, кроме толстого господина в таком же белом комбинезоне походившем по размерам на чехол от танка.

– Доброе утро. – Поприветствовал он вошедшего. Индинар в ответ на приветствие слегка кивнул. Бегающие, плутливые глазки человека в комбинезоне с презрением глядели на вошедший собственными ногами музейный раритет, а скользкий ум лихорадочно подсчитывал рыночную стоимость всех побрякушек этого ходячего ископаемого. На широкой груди толстяка, слева, над узким накладным кармашком искрилась разбрасывая блики в разные стороны, прямоугольный значок из толстого металла, своей массивностью напоминая миниатюрную плиту на богатом, каменном надгробии. Впрочем, содержание барильефа мало чем отличалось от надписи на надгробной плите. Оно гласило:"Корпорация Индастриэел Кид, руководитель отдела организации спроса Тирас Кут». Как можно было заметить отсутствовали только даты, проставлять которые было рано, ведь Кут вполне мог шагнуть еще на несколько ступенек вверх по служебной лестнице, но в остальном сходство было потрясающим.

– Как продвигается ваша работа? – Поинтересовался Индинар. – Хоть немного продвинулись в создании гимна и флага?

– Мы стараемся, – ответил Кут, – уже есть некоторые результаты, но о конце работы говорить пока рановато. Очень объемные массивы данных приходиться анализировать и учитывать. Но вы не волнуйтесь, мы справимся, и не с таким справлялись, просто привязка к местным понятиям и системе ассоциаций занимает много времени.

Дорогой коммуникатор Кута выдавал в окружающее его пространство странную белиберду из звуков, но верховный жрец прекрасно понимал свой родной язык, вот только до него никак не могло дойти, как это удалось этим плутам спрятать переводчика в такую маленькую, черную коробочку, ну да эти странности не имели отношения к их соглашению. Главное, что эти странные люди пунктуально выполняли взятые на себя обязательства.

– Вы же видели, – продолжал тараторить неуемный Кут, – что с пробным текстом мы справились превосходно и он превзошел даже наши самые смелые ожидания, а вот с гимном, не бессвязным набором слов, а текстом, имеющем свою сюжет немного сложнее, но и эту задачу мы решим. Будьте уверены. Корпорация «Индастриел Кид» если берет на себя определенные обязательства, то она их обязательно выполняет. В свою очередь мы надеемся, что вы выполните и свою часть нашего договора.

Индинар утвердительно кивнул и поспешил покинуть заколдованное помещение, которое оккупировали обуреваемые страстями люди. У владыки разговор оставил неприятное ощущение, а вот Тирасс Кут был вполне собой доволен. Как только за хозяином затворилась дверь, он достал из кармана только что открученную платиновую бляшку, на которой изображался какой-то герой, повергающий странную гадину. Повертев ее перед глазами он отправил ее обратно в карман и загадочно улыбнулся, – это была уже третья его бляшка, добытая с одежд Индинара.

Какими бы они странными не казались эти люди, рассуждал про себя властитель, но предложение они сделали ему очень даже заманчивое. Корпорация, которую они представляли имела вес в галактике, впрочем, владыка имел об это весьма смутно представление. Без их помощи он бы даже и мечтать не мог о тех перспективах, которые открывало лично для него и его паствы это сотрудничество.

Все началось четыре месяца назад, когда Орток посетили гости с очень далеких мест, как они сами себя назвали, и сделали хозяину местной паствы предложение стать на склоне лет полноправным правителем всей Актании, за это они хотели получить возможность после разрабатывать нефтяные месторождения, находящиеся на севере страны. Ставке не званных гостей на переживающую упадок секту, предшествовали длительные переговоры с полновластным правителем страны, которые не принесли никаких результатов. Горталий Смелый упорствовал и не хотел уступать месторождения пришельцам, считая предложенную ими сумму сильно заниженной. Вот почему корпорация «Индастриел Кид» не желая так просто отказываться от своих притязаний, предприняла обходной маневр, сторговавшись с Индинаром, поставив против обещанной ему власти, необходимые ей месторождения. В принципе, так для корпорации получалось даже намного дешевле, вернее вообще даром, если не учитывать обязательные в каждом деле накладные расходы, то в последствии за месторождения вообще ничего не надо было платить. Индинара предложение заинтересовало сразу, и уже через пятнадцать минут общения с гостями он поставил вычурную, но кривоватую загогулину под текстом контракта.

Зачем могучей корпорации понадобилась природная нефть, притом не самого лучшего качества, и чем их не устраивала синтезированная из водорода и кислорода чистейший продукт,мало кто знал. В Актании такого знатока не было.

Через неделю в Орток прибыла рабочая группа «Индастриэл Кид», которая спустя месяц, применив технологию организации ажиотажного спроса, выдала на гора результат, превзошедший все ожидания. Не смотря на кажущуюся ничтожность этого достижения, вся группа не скрывая своих чувств ходила бесконечными коридорами и переходами храма и откровенно гордилась своим достижением. Секта быстро росла и набирала силу, число сторонников увеличивалось с каждым днем, постепенно усиливая власть Индинара.

В течении последних четырех месяцев каждодневные храмовые богослужения он уже не отправлял, перепоручив их одному из своих заместителей, у него для этого уже не осталось ни времени, ни желания. Все его мысли занимал трон Актании, неожиданно оказавшийся так близко, только руку протяни.

Неизвестное Керону светило, заходило за горизонт планеты, то же с засекреченным названием. Было известно одно – под ногами во все стороны простирается древняя страна Актания, а в направлении, котором движется их взвод где-то, совсем рядом расположен город Орток – цель их путешествия.

Нестройной цепочкой взвод тяжело поднялся на холм и перевалил через его верхушку. За спиной остался доставивший их сюда челнок. Грозная, боевая машина, с вершины холма казалась маленькой птичкой, устроившейся на ночь в ямке между двух бугорков. Хотя так и казалось, но у этой птички было столько оружия и оно обладало такой мощностью, что его хватило бы на то, чтобы не один такой город как Орток превратить в руины, из которых больше бы никто ни когда не вышел. Мало того, что челнок доставил сюда взвод, он был так же резервной силой, готовой при непредвиденной ситуации в любой момент нанести удар и забрать группу. В челноке остался экипаж и группа охраны.

Шли молча не говоря ни слова. Все роли были расписаны заранее. Каждый шел и мысленно повторял что и как он должен делать. Возглавлял колонну Уилк, в шлеме и со всевозможными цацками на поясе, которые поблескивали, тревожа сгущающиеся сумерки и монотонно лязгали при ходьбе. Керон шел одним из последних. В руках у него был Р-459, с навинченным на ствол глушителем, выполняющим так же роль компенсатора. С этой железякой пулемет становился тяжелее еще на двадцать процентов, но зато стрелял очень тихо. За спиной, цепляясь широкими лямками за плечи и обхватив поясом за талию возвышался титановый контейнер, до отказа набитый запасными обоймами к пулемету. Весил он килограмм под тридцать, но давал возможность стрелять долго и уложить тьму народу. На поясном ремне болтался килограммовый, пятисуточный паек из сублиматов и довершала экипировку двухлитровая фляга с водой, и капли которой не находилось в пайке. Замыкал колонну еще один новобранец, то же с Р-459 в руках и с точно таким же ящиком патронов. Вообще то во взводе десять человек удостоились счастья выйти на задание с пулеметами, остальные просто не подходили по комплекции к этому оружию, и сержант их милостиво вооружил импульсными излучателями, но чтобы служба медом не казалась каждый получил в придачу увесистый ранец, с ракетами, провизией, аптечками и другими мелочами, без которых не обходиться ни одна война. Каждому из солдат был так же выдан коммуникатор и пригоршня местных монет.

Ветераны, как и сам сержант шли на легке. Только трое из них несли маленькие, в половину от обычного, ранцы-контейнеры, каждый на тридцать килотонн. Как сказал эксперт просматривая запись храма, что для этой развалины и одного такого заряда слишком много, но для гарантии он выдал три.

Вначале предполагалось проводить акцию тайно, в местной одежде, но корабль заказчика, на котором должны были их привезти не прибыл к моменту начала операции, так что в аварийном порядке было решено проводить акцию нагло и открыто.

– Ну как настроение? – Бодрым тоном поинтересовался Уилк. Ответа не последовало. Всем было не до его дурацких вопросов. – Значит хорошее. – Сделал заключение сержант и легко пробежавшись опять занял место во главе колонны. До Ортока оставалось не больше двух километров. Звезда без названия уже полностью закатилась за небосклон. На черном бархате неба вспыхнули небрежно разбросанные, крупные звезды, давая света ровно столько, чтобы случайный путник не убился. Глаза медленно привыкали к темноте. Отряд поднялся еще на один холм и все увидели цель своего путешествия. Справа, темным, чернее самой ночи, пятном возвышался посреди пустынной равнины город Орток. За высокими стенами рвался в небеса центральный корпус храма, тщетно пытаясь своим острым шпилем сделать на небе еще одну сверкающую и переливающуюся всеми цветами радуги дырочку, каких уже накопилось огромное количество за миллионы лет, но до сих пор у него ничего не получилось, и судя по всему, уже никогда и не получиться. Уилк скорректировал слегка отклонившийся курс движения и отряд двинулся дальше.

Двое стражников сидели у городских ворот и при свете медной лампы, топливом для которой служил топленный жир, подводили итоги трудового дня. Уже прошло больше часа, как в город вошел последний путник и давно уж стоило запереть ворота и отправиться спать, но дело едва сдвинулось с мертвой точки. Алебарды стояли прислоненные к стене, а стража сидела в пыли и делила деньги. Перед ними лежали три кучки монет, одна большая и две поменьше, и они шевеля губами и загибая корявые пальцы перекладывали их с кучки на кучку.

– Начальнику городской стражи мы должны дать десять золотых, остальное наше, – напомнил один другому.

– Само собой. – Согласился его напарник и они продолжили вычисления.

Монет хотя и было много, но в основном это была медь, только кое-где поблескивало серебро, и все это богатство с очень большим скрипом переводилось в мозгах стражников в золотой эквивалент. Страсть к регулярному заработку(в конце концов, зачем они пошли служить стражниками?) не давала бросить дело и они настойчиво продолжали считать. Отвлек их от этого занятия только шум приближающихся шагов и незнакомая речь. Один из стражников быстро сгреб деньги обратно в одну кучу и вместе с пылью стал ссыпать их обратно в кожаный мешочек, а второй взялся за свою алебарду.

– Слушайте меня все, – внезапно сержант подал голос почти у самых городских стен, – командованием было принято решение начинать на рассвете, и предполагалось, что мы прибудем на на рассвете, но получилась накладка и уже темно, а у нас ни фонарей, ни приборов ночного видения… – дальше он ввернул словечко покрепче, так того, что означало это слово у них то же в данный момент не было, – не штурмовать же нам эту крепость маразма с факелами. Так что я, как командир принимаю решение о переносе операции на утро. Ночь проведем в каком-нибудь трактире, или еще где, ну там посмотрим по обстоятельствам. Самое главное не поднимать до поры шум. Все поняли?

– Да, угу, гу. – Прозвучало в ответ с разных сторон. Стражник с алебардой стоял как можно шире расправив костлявые плечи, прикрывая своего напарника, все еще собирающего дневную выручку, от взглядов непрошенных гостей и округлившимися от удивления глазами глядел на появляющихся из ночи странно одетых людей. Когда они появились все он удивился еще раз их количеству, хотя на этот раз с большим энтузиазмом – неожиданно под конец дня свалился неплохой куш.

– Кто такие? – грубо поинтересовался никогда не мывшийся в своей жизни страж.

От него несло таким тугим коктейлем вони, что для выполнения его работы алебарда ему была не нужна, достаточно было посадить этого человека в проеме городских ворот и можно было быть уверенным, что в город никто войти не посмеет.

– Путники из далеких мест, паломники, – загадочно ответил сержант, и найдя эту мысль удачной продолжил, – мы прибыли из очень далеких мест поклониться вашим святыням.

Его коммуникатор перевел фразу. К первому стражнику присоединился его напарник, уже собравший деньги и они вдвоем стали подозрительно рассматривать стоявших перед ними людей, очень смахивающий на военный отряд. На всех была одинаковая форменная одежда, действительно походившая на обязательную для какого-то монастыря форму. Оружия, как ни старались разглядеть стражники, не наблюдалось, только какие-то неизвестные штуки ночные монахи держали в руках и подвесили себе на пояса. Ни сабель, ни ножей или кинжалов видно не было, даже не было палок. Было даже странно, как этот не вооруженный отряд преодолел огромное пространство пустыни и не напоролся ни на одну из шаек разбойников, промышляющих по всей округе торговые караваны.

– А это что у вас такое? – Указал страж на ближайший Р-459, находящийся в крепких руках наемника по неволе.

– Это священные музыкальные инструменты. При их помощи мы восхваляем великого Крога. Мы бы вам с удовольствием продемонстрировали их великолепное звучание, но Великий Закон, запрещает нам играть на своих инструментах по ночам, когда силы тьмы приобретают безраздельную власть над всем, кроме душ праведников.

– Ага, понял. – Стражник сделал вид что понял. Сержант говорил бы еще, но осекся, увидев, что пулеметы стражников больше не интересуют.

– Первый раз вижу таких странных паломников, – буркнул один другому, а тот в свою очередь понес что-то о темном времени суток, о предписании начальника и о том, что после наступления сумерек им запрещается кого бы то ни было пускать. Ведь как ни крути, всякая наволочь шатается именно по ночам, но потом у него в голове что-то щелкнуло, и он выдал:

– Паломники вы или не паломники, а все равно платить будете. За вас всех десять золотых.

Сержант сунул руку в карман, достал пригоршню монет, отсчитал десять штук и вручил их озадаченному невиданной щедростью стражу, стараясь держаться подальше от источающего зловоние жителя бескрайней степи. Тот не веря в удачу схватил монеты и пересчитал, их было ровно десять. Больше страже крыть было нечем и в следующее мгновение створка ворот распахнулась, открывая черный провал городской улицы.

На отряд пахнуло густым ароматом общественной уборной. – Терпеть не могу я этого средневековья… – пробурчал один из ветеранов и закончил свою мысль отборными ругательствами. Когда взвод удалился достаточно далеко по темной, кривой, как судьба улочке, страж, все еще сжимавший в кулаке горсть монет радостно воскликнул:

– Слава Крогу!

– Ты что, тоже стал последователем Крога? – с ужасом поинтересовался его напарник. – Нет конечно, но если есть Крог, то есть и паломники, а некоторые из них платят звонкую монету не только в казну храма, но и у городских ворот то же. Вот это, – показал он сжатый кулак своему другу, – мы отдадим начальнику стражи, а это, – указал он пальцем с начавшим уже загибаться от своей длины, черным ногтем, на кожаный мешочек висевший на поясе у напарника, – мы поделим между собой.

Толстый и длинный засов городских ворот, сделанный из слегка обработанного бревна с шумом встал на место, и двое коллег направились в ближайшую забегаловку, из тех, что не закрывается ни днем, ни ночью, делить честно заработанные деньги.

Через два квартала, узкая улочка, заваленная никому не нужным хламом, мусором и догнивающими остатками вывела взвод на постоялый двор. О том, что заведение работало свидетельствовал горящий у входа со страшной копотью факел. Сержант пнул облезлую дверь ногой и все вошли внутрь. Внутри от дыма ничего не было видно. За колченогими столами сидели мужчины, женщин не наблюдалось – видно уже всех разобрали. Кто ел, запивая свой скромный ужин чем-то из больших, глиняных кружек, кто наевшись и напившись спал, рухнув головой на стол. Низкий, закопченный потолок глинобитного строения просел от времени, опасно прогнув основную несущую балку, грозя обрушиться в любой момент. Самым высоким из взвода пришлось даже немного пригнуться.

– Остановимся здесь до утра, – скомандовал сержант и подозвал жестом хозяина.

И уже обращаясь к сморщенному и высушенному до невозможности, уже не молодому человеку продолжил:

– Мы паломники и нам необходим недорогой ночлег на одну ночь. Завтра мы уходим дальше по святым местам. Особых условий нам не надо, но нужна большая комната или что-то подобное, где бы мы могли спокойно переночевать, и где бы мы никого не потревожили.

– Чего пожелаете? – С надеждой поинтересовался хозяин.

– Нам кроме ночлега ничего не надо. Мы не питаемся мирской пищей. – Дорого стоит, – мгновенно начал торг хозяин, – боюсь, что бедным паломникам это будет не по карману. – Может переждете ночь в зале, это будет стоить гораздо дешевле.

– Ты меня не путай, скотина, – бедного паломника как не бывало, его место занял не признающий ни каких условностей, привыкший командовать человек, – мне нужно место для моих людей. Сколько ты хочешь?

– Три золотых. – Заплетающимся от страха языком ответил засушенный степными ветрами человек, ожидая в любой момент удар в лицо, но его не последовало.

Воинствующий сержант-монах достал из кармана три тускло блеснувших желтым кругляка и бросил их на стол. Они тут же исчезли среди складок одежды засиявшего счастьем хозяина, а уже через минуту взвод находился в обширном сарае, располагавшемся сразу за заведением. Пахло прелым сеном, навозом, гниющей древесиной и терпким потом вьючных животных. Впрочем, животных сейчас в сарае не было. Все располагались как кто мог. Самые хорошие места на сене, были заняты в мгновение ока, остальным пришлось пристроиться в более неприспособленных местах.

Керон присел в углу на стопке связанных пеньковым шпагатом охапок хвороста и вскрыв одну из упаковок своего пайка, принялся размачивать брикет обезвоженного хлеба водой из фляги, тот на глазах набухал и вскоре принял форму куска вполне приличных размеров. Разложив на этом ломте кусочки чего-то мясного из маленького пакетика, он приступил к ужину, запивая свой бутерброд водой. Все ели молча. После ужина Уилк распределил караул, отобрав несколько пар солдат, которые должны были сменять друг друга через каждые три часа. Керону Сальсу выпало дежурить в первую смену, а напарником у него оказался грузный, неразговорчивый, приветливый, как танк в бою, каторжанин.

Вскоре все уснули. Ничего не нарушало тишину ночи, только изредка, то ли от голода, то ли от тоски взвывала какая-то тварь, но тут же умолкала, видимо понимая, что таким образом свое горе можно только выразить, а не помочь ему, тем более, что помогать никто и не собирался.

Ночь погостила пложенное ей время и незаметно ушла, уступив место шумному дню, с его вечными проблемами и нескончаемыми заботами.

– Подъем! – Сержант уже ходил от одного каторжанина к другому и приводил их в чувство своей коронной утренней командой.

Все его цацки уже болтались у него на ремне, а сам он был бодр и свеж, как новый день, заглядывающий в маленькие, лишенные и намека на стекла окна.

– Все быстро приняли пищу. – Продолжал он раздавать указания. – Проверить оружие, привести его в боевое состояние. Надеть и пристегнуть шлемы. Я сказал пристегнуть, – повторил он заметив как один из старожилов небрежно отбросил застежки пластикового ремня себе за спину, – а то по возвращении за каждую утерянную вещь вычту из жалования в пятикратном размере.

Бравый старожил неохотно застегнул неудобный, тонкий ремень у себя на подбородке.

Покинули приютивший их на ночь сарай той же дорогой, только на этот раз факел не потребовался. Выбравшись на улицу, Уилк повел свой взвод сворачивая то вправо. то влево, поминутно сверяясь с сильно увеличенным орбитальным снимком, навстречу неизвестности. Местные жители, уже появляющиеся на улицах с удивлением глядели на непривычно одетых пришельцев и со страхом уступали дорогу крепким мужчинам, одетым в одинаковую форму, предпочитая вступить в нечистоты, чем столкнуться с молодчиками, судя по их виду, зарабатывающими себе на жизнь не прибегая к нудной и тяжелой работе. Через двадцать минут пути взвод оказался на храмовой площади города.

Запись, которую они смотрели на кануне на базе не передавала того впечатления, которое производил храм, эта куча красиво поставленных друг на друга камней, когда человек находился в непосредственной близости. Храм был действительно огромен. Стройные колонны, поддерживающие выступающую наружу блюстраду, тянулись в небеса, указывая верующим направление, в котором нужно продвигаться в своих духовных исканиях. Сооружение подавляло своей грандиозностью уже с расстояния в сто метров. Находясь рядом с храмом, человек с незакаленной психикой уже был готов поверить во что угодно. Чего чего, а труда было приложено много. Можно было только догадываться, сколько сотен тысяч народу положило свои жизни на то, чтобы в пустынной местности, где ничего кроме песка, глины и нещадно палящего светила ничего не было, доставить непонятно откуда такое количество камня и возвести храм.

– Все, теперь начинаем действовать строго по плану. Никто ничего не забыл?

Ответом сержанту была тишина. Больше не говоря ни слова, он бодрым шагом, направился к центральному храмовому входу. Два стража с удивлением наблюдали целую толпу народа, уверено шагающую к входу через площадь. До них никак не могло дойти, на чем же основывалась уверенность этих людей, у которых не то что сабли, даже ножа не было за поясом. Восемь человек сержанта отделились от основной группы и теперь обходили площадь кольцом, прикрывая группу на случай прибытия возможной подмоги.

– Кто такие!? – Выкрикнул стражник, но в голосе его не чувствовалось уверенности.

В ответ на его вопрос оружие пришло в движение – досылались патроны в патронники, капсулы в разрядники, щелкали высвобождая импульсники поясные зажимы.

– Нам нужно войти внутрь, – сообщил ничего не соображающему стражу Уилк и навел на него свой импульсник.

Тот долго не раздумывая, вместе со своим напарником синхронно извлекли из ножен сабли. Сверкнула синеватая сталь, отразив лучи засекреченного светила. Стоящий впереди всех сержант отвел свое смертоносное оружие немного в сторону и нажал на спуск. Ослепительная вспышка охватила плотно запертые ворота. Последовавший за ней взрыв с легкостью сорвал с внушительных петель правую створку и бросил ее разом с оторопевшими стражами. В следующее мгновение брошенные сабли лежали радом с догорающими обломками, а пара неустрашимых стражей неслись в только им одним известном направлении. Внутри больше никого не оказалось.

– Следите внимательно, – давал последние наставления сержант, – на шум может сбежаться много народу. Не давайте застать себя в расплох, а в остальном мы их намного сильнее. Если будут сопротивляться уничтожать не задумываясь. Мне потери не нужны. Я только тем и занимаюсь, что учу и учу вашего брата. А теперь все выполняют как мы и намечали. Задача всем, кроме подрывников – найти эти морды. – Он достал из кармана пять голографий изготовленных в формате для бумажника. Никто их не потерял?

– Нет… Все нормально… Найдем… – Затараторили все в ответ.

– Тогда приступаем. Запомните, на все у нас пятнадцать минут. Через пятнадцать минут встречаемся здесь на этом же месте и организованно отходим. При возникновении чрезвычайной ситуации докладывать мне немедленно. Ну все, пошли.

Три старожила с ранцами, сразу отправились в подвальные помещения, устанавливать свои игрушки. Их прикрывали двое новобранцев, один с пулеметом, другой с импульсным излучателем. Остальные разбившись на пары стали обследовать закоулки древнего строения. Уже через минуту храм заполнили пулеметные очереди и редкие разрывы. Покрытые плесенью стены, привыкшие за многие века к тишине и хоровому пению, с удивлением отражали непривычные для них звуки, добавляя гармоник и усиливая их эффектным эхом.

Керону в напарники достался Арат, шустрый мужчина, немногим моложе его. Они вдвоем должны были обследовать первый этаж левого крыла храма, что они сейчас и делали. Двери на этом этаже располагались по обеим сторонам и приходилось быть особенно внимательным. Арат легко двигался впереди, проверяя не заперта ли очередная дверь, которая как правило всегда оказывалась запертой. Только один раз они наткнулись на открытую комнату, но в ней ничего не оказалось. Вообще ничего, только голые стены. Керон двигался сзади и из пулемета вскрывал ржавые запоры, затем входил в комнату, осматривал ничего не стоящий хлам и они продолжали двигаться дальше. В комнатах, которыми явно давно не пользовались, были свалены какие-то ящики, наполовину разрушенная, старая мебель и прочий хлам, следов пребывания людей не наблюдалось. Видно это крыло было давно и капитально заброшено.

Время бежало, а конца коридору, с его бесконечными комнатами не было видно. Керон и Арат проверили комнат двадцать и на это у них ушло половина времени, отведенного до отхода.

– Слышишь, так мы ни за что не успеем проверить все, – выкрикнул Керон, задыхаясь от тяжести своего Р-459, – встаем спина к спине и работаем сразу по двум дверям.

– Хорошо. На этот раз дело пошло значительно быстрее, только шуму прибавилось – плазменник Арата никак не хотел жечь, а все стремился только испарять со взрывом. Никто даже и не попытался им помешать, правда однажды, с той стороны прохода, к которой они стремились, показались двое вооруженных саблями и одетых в ниспадающее тряпье стражников, но увидев двух мужчин за работой, удалились так же быстро, как и появились. Дверь за дверью слетала с ржавых петель. Судя по всему двум наемникам-каторжанам попалось давно не использовавшееся для жилья и богослужений крыло здания, но не смотря на это, необходимо было довести дело до конца, что они и делали.

Уилк в это время уверено продвигался по другому коридору, в сопровождении двух солдат. Этот проход оказался обходным и имел только один ряд дверей, которые солдаты вскрывали со сноровкой опытных медвежатников, сержант же в этом безобразии не участвовал, у него были другие обязанности – он руководил всей операцией. Вдруг впереди он заметил движение, выхватил свой импульсник и присев, приготовился стрелять. Дверь, находящаяся через десять дверей от разбушевавшихся, громко стреляющих солдат, слегка приоткрылась и в образовавшейся щели показалось бледное, перекошенное от ужаса, заплывшее жиром лицо. Сержант приказал прекратить огонь. Один из солдат остался караулить еще не вскрытые двери и сам проход, а второй рванул за сержантом, посмотреть, что же там такое случилось.

Подбежав поближе они увидели неприглядную картину – перепуганный до смерти толстяк, стоял на еле державших его ногах с поднятыми руками, прислонившись к дверному косяку. Если бы не этот косяк, то незнакомец вероятно уже давно лежал бы на каменном полу. Три запасных его подбородка ритмично вздрагивали в такт судорожным попыткам вздохнуть, а бледное лицо казалось белее белоснежного комбинезона, в который были затянуты его телеса. Схватив его за шиворот, сержант выволок тушу в коридор, освобождая себе проход. Выглянув из-за дверного косяка, соблюдая все меры предосторожности, он и его одноглазый друг – УИС-15, осмотрели помещение, но в открывшемся его взору зале опасности не наблюдалось, скорее наоборот, все, кто там находился, а их было человек десять испытали приступ панического ужаса при его появлении. Такая реакция сержанта всегда устраивала.

Всех обнаруженных в помещении вытолкали в коридор и выстроили вдоль стены. Некоторых с трудом достали из под столов, под которыми они надеялись укрыться от рентгеновского взгляда опытного вояки. Затем, сначала сам сержант, а потом и двое других солдат достали по пакету голографий и стали сосредоточенно сличать копии с предполагаемыми оригиналами. После нескольких минут упорного мозгового штурма выяснилось, что искомых лиц среди стоящих у стены, одетых не по местной моде людей, нет.

Сержант потеряв всякий интерес к людям в белых комбинезонах и уже собрался было отправиться дальше, но тут наконец пришел в себя толстый Тирас Кут. Он судорожно сделал большой вдох, все еще плохо слушающимися его легкими и сорвавшись в истерическое состояние выкрикнул высоким фальцетом:

– Какое вы имеете право нас терроризировать?! Мы не какие-нибудь бродяги! За нами стоит огромная корпорация, которая не позволит издеваться над своими сотрудниками!..

Сержант развернулся и открытой ладонью влепил толстяку пощечину. Могущественная, по словам Кута корпорация наплевательски отнеслась к этому факту. Кут заткнулся проглотив заключительную часть своей очередной фразы. Истерика прекратилась, а в его глазах стал четко просматриваться страх. Больше вопросов не возникало.

– Я не знаю кто они такие и что здесь делают, – пояснил сержант находящимся рядом солдатам ход своих мыслей, – но это нас никак не касается. На счет их у нас нет никаких распоряжений. Гоните их отсюда и пошли дальше, у нас осталось мало времени.

В шикарно обставленной зале, располагавшейся в самом сердце древнего храма, в который не имел права проникнуть ни один посторонний звук из огромного внешнего мира, господствовал полумрак. Забранные мутным стеклом, узкие, но невероятно высокие окна крайне экономно пропускали свет, усиливая атмосферу таинственности, которая всегда присутствует в подобных местах. Под высоким, куполообразным потолком висела вычурная люстра из кованного, почерневшего от огня горна и времени железа, вся утыканная толстыми, жировыми свечами. Свечи еще не зажигали, но зато в курильнице, располагавшейся в самом центре переплетенного металла, процесс окисления шел во всю. В ней, источая во все стороны приторную, сладковатую вонь тлели какие-то благовония. Жрецы таким способом пытались видимо одурманить свое божество и доведя его эйфорического состояния, заставить решать их насущные проблемы. Процесс шел плохо, но надежда их не оставляла.

На главном троне, богато украшенном золотом, платиной и драгоценными камнями, сверкающем как водопад в лучах солнца, слезами сирот многих поколений, восседал старик надменно задрав вверх жиденькую, куцую бородку. На уступе, располагавшемся немного пониже, стояли еще три кресла, правда украшенные несколько скромнее и они то же не пустовали. Древние, как мир старцы сидели на своих местах и сосредоточенно делали вид, что разговаривают с небесами. Кто находился на другом конце провода по их безжизненным лицам определить не представлялось возможным. Внизу, в центре круглого зала, как клоуны в цирке, разодетые в ритуальное оранжевое тряпье, кружились в своеобразном танце человек пятнадцать. Хотя они отличались по возрасту, но в основном это были мужчины, поступившие на службу в храм совсем недавно и разговаривать с небесами им еще не полагалось. Все, что от них требовалось на этом этапе их карьеры, так это создание требуемой для этого процесса атмосферы. Ритм танца постепенно увеличивался. Чувствовалось, что вот-вот наступит развязка, логический конец, ради которого все это и устраивалось. И она наступила, только несколько раньше, чем ожидали сами устроители.

Тяжелая, деревянная дверь, окованная золотыми пластинами искусным мастером, давно-давно перешедшим с состояние липкой глины у городских стен, распахнулась от сильного удара армейского сапога с рифленой подошвой. Иртас и Картор, неразлучные друзья, которые держались всегда вместе и не подпускали к себе никого, с оружием на перевес, ввалились в ритуальный зал. Танцоры растерянно остановились. Задававший ритм барабан, сделал еще несколько неуверенных ударов и затих.

– А ну ка встаньте все в одну шеренгу, – скомандовал потомственный бандит Истар, – против света, что бы я вас всех хорошо видел.

Танцоры покорно исполнили приказание, а старцы на разукрашенных ювелирами креслах даже не пошевелились.

– Вам что, особое приглашение требуется? – Вспыхнул Истар и в подтверждение своих серьезных намерений дал очередь из пулемета поверх голов отцов церкви.

Десятка три разрывных пуль разнесли в щепки намалеванную на деревянном щите очень старинную картину, оставив в стене глубокие выбоины. Это возымело действие и в следующее мгновение старцы были уже среди танцоров. От их прежней медленности не осталось и следа. Истар достал голографии и стал сосредоточенно сличать копии и предполагаемые оригиналы. Когда он попадал на нужное лицо, то грубо отталкивал его владельца в сторону и продолжал дальше.

Картор то же зря времени не терял. Он находился уже на возвышении среди драгоценных кресел. Используя как рычаг брошенный в панике одним из властителей человеческих душ жезл с металлическим, острым наконечником, он отдирал от главного трона драгоценную инкрустацию. Декор капитально держался за дерево, но перед таким натиском устоять не мог. Пластины отслаивались одна за одной и падали к ногам Картора.

Истар закончил отбор и ждал, когда его друг закончит работу. Четыре человека, изображения которых лежали сейчас в его нагрудном кармане стояли понуро опустив головы и ждали разрешения своей участи. Танцоров и музыкантов Истар прогнал. Те с трудом веря в свою удачу унеслись прочь быстрее ветра.

Набив золотом свой ранец, Катор спустился вниз. Нужно было спешить. Времени почти не осталось.

– Неплохой улов, – порадовал он своего друга, – редко такое выпадало нам даже на свободе, если вообще когда-нибудь выпадало…

Подталкивая впереди себя еле плетущихся стариков, они направились к месту сбора.

У догорающих входных ворот храма собралось уже достаточно много наемников, остальные все подходили и подходили. Двое ветеранов, заложивших в подвалах свои игрушки сейчас были заняты тем, что разбирались с устройством дистанционных взрывателей, изучая три небольших, походивших размерами на радиостанцию пульта. Все, кто находился поблизости и разбирался чем они занимаются, не сводили глаз и их рук и манипуляций, которые они производили этими самыми руками на кнопках своих приборов.

Керон стоял прислонившись к стене и тяжело дышал. Даже при его комплекции, Р-459 для него оказался тяжеловат, зато было и приятное обстоятельство – ранец с патронами опустел на половину и обратный путь к челноку, в связи с этим, обещал быть немного легче пути сюда.

Уилк сличал доставленных Катором и Истаром пленников и найдя их подобными тем, что на портретах обрадовался, оскалив в довольной улыбке все свои тридцать два пластиковых зуба.

– Эх, нам бы еще главного ихнего найти, то нам бы вообще цены не было…

Неуловимые и могущественные силы Хаоса услышали его пожелание и в конце коридора показался старик с развевающимися при ходьбе белоснежными, длинными волосами. Сзади него искусно ругаясь и подталкивая пленника через каждых два шага шел Шартап, – вор-одиночка выходец неизвестного никому из присутствующих мира. Он всегда работал один. Это стало его потребностью, его натурой. Даже когда сержант разбивал всех на пары, то даже тогда Шартап не изменил своей многолетней привычке.

– Вот и хорошо, – подытожил Уилк, – если все собрались, то выдвигаемся.

Он сосчитал свой взвод и остался доволен. Солдат было ровно двадцать девять человек, столько, сколько и прибыло сюда. Он посчитал это хорошим знаком. Такой удачи с ним уже давно не случалось, всегда обязательно были потери.

Орток встретил обидчиков своих владык обычными для обеденного времени толпами народу, заполонившим хотя и центральные, но тем не менее кривые, узкие улочки. Торговцы, местные и пришлые, занимались привычным для себя делом – выискивали в толпе потенциального клиента и пытались всучить ему свои товары, захваченные врасплох внезапным предложением люди начинали отчаянно торговаться, но вскоре искусство продавца брало верх над дилетантским подходом к делу покупателя и еще один человек становился счастливым обладателем какой-нибудь дряни. Деловито сновали в толпе воры, высматривая кошель поувесистей. Этого брата можно было безошибочно определить по рыскающим, ни на минуту не останавливающимся на месте глазкам. Начали просыпаться и выставлять на обозрение новому дню свою покрытую синяками кожу первые жрицы любви, а в мастерских мастеровых уже давно кипела работа, обещавшая вскоре прерваться на короткий и скудный обед. В общем город жил своей, ни на что не похожей жизнью и всем этим работягам и торгашам, ворам и рабам, наложницам и хозяйкам трактиров, нищим и богатым хозяевам, было глубоко плевать на все, что не касалось их непосредственно, в данную минуту.

Единственной реакцией на необычную процессию было то, что горожане со страхом уступали проход отряду, да кое-кто, узнав в пленниках своих владык, низко кланялся.

 

Глава 11. Варгуст.

Варгуст – столица Актании, встретила гостей проливным дождем. Этот город располагался значительно севернее Ортока в более благоприятном для жизни климатическом поясе, кроме того, близость моря, на побережье которого раскинулся этот город, делали климат мягким, а годовые колебания температуры незначительными. По пологим склонам, крохотные, при взгляде с высоты домишки, жались друг к другу, как бы желая согреться и начинались далеко на материке среди разноцветных лоскутов возделанной земли и заканчивались на пристани огромного, по здешним меркам порта. В порту стояли на разгрузке несколько крупных судов. Их мачты, со спущенными парусами напоминали объеденные рыбьи хребты, зачем-то направленные в небеса. Центральным местом в городе, помимо базарной площади конечно, был роскошный дворец правителя Актании, на троне которого сейчас гордо восседал непобедимый владыка Горталий Смелый, достойный потомок славной и древней династии.

Пилот посадил перегруженный, для местной, несколько превышавшей стандарт, гравитации, челнок в трех километрах к северо-востоку от города, на границе дремучего леса и крошечных, пустующих в это время, полей. Лапы опор глубоко ушли в размокший грунт. Людей на полях не наблюдалось – непогода разогнала всех по их лачугам, единственным, кому хотелось прогуливаться по превратившимся в болотную жижу полям, был дождь, и он с удовольствием это делал.

– Всем оставаться на своих местах. – Отдал распоряжение сержант, когда заметил, что некоторые члены его славного взвода отстегивают ремни кресел и собираются куда-то идти.

Те с неохотой заняли опять свои места. Бравый офицер с нашивками капитана и металлическим кейсом внушительных размеров, скучавший до этого на борту челнока, вдруг проснулся от толчка о поверхность и отправился в носовое отделение к пилотам, тарахтя по подлокотникам кресел своим чемоданом, с которым он видимо ни когда не разлучался.

Несколько человек вопросительно посмотрели на Уилка и тот объяснил:

– Этот капитан представляет финансовый отдел, и как доверенное лицо командования, вправе принимать любые решения, вплоть до уничтожения заказчика, если он конечно не захочет расчитаться за предоставленные ему услуги.

– Так что, если они сейчас не заплатят, то мы опять пойдем на задание?

– Нет, даже если это и случиться, то ни на какое задание мы больше ходить не будем. Просто пилоты пройдутся несколько раз над этим городком, разутюжат его хорошенько, на этом все и кончиться. Насколько я помню, такое уже когда-то бывало.

Двигательная установка смолкла и наступила полная тишина. За толстыми, бронированными стеклами редких иллюминаторов, крупные капли беззвучно падали ни листву раскидистых деревьев. Вдруг в области кормы что-то лязгнуло, через несколько секунд звук повторился. Из носового отсека появился капитан по деньгам и деловым тоном, не терпящим возражений, распорядился:

– Сержант, возьмите шестерых человек, я думаю больше не понадобиться, и ступайте за мной.

Уилк пальцем указал кто пойдет. Все шестеро оказались вооружены пулеметами. Керону то же посчастливилось прогуляться.

В грузовом отсеке, в который они попали по замысловатому обходному каналу, огибающему силовую установку челнока, находились два техника, которые колдовали над гусеничным вездеходом, первым стоящим перед отброшенным люком, панель которого начиналась сразу под первым катком вездехода и заканчивалась в обширной луже. Двое его братьев, даже выкрашенных в точно такой же цвет, стояли немного подальше с наглухо пристегнутыми к полу гусеницами. Техники уже разблокировали зажимы, удерживающие машину во время полета и возились в кабине пытаясь запустить непослушный механизм.

Привели пленных. У них шок еще не прошел, скорее даже наоборот, психическое напряжение, которое испытывали эти хладнокровные по жизни люди, от увиденного за день и все не прекращающегося кошмара, вот-вот рисковало перейти критическую границу, после чего от болезни могло помочь только одно средство – таблетка калибром не меньше девяти миллиметров. Но увидев через распахнутый люк грязь родного мира служители культа немного успокоились.

Неожиданно громко взревел мотор вездехода, вбросив из выхлопной трубы синеватое облачко вони. Все погрузились и медленно наворачивая на блестящие гусеницы первые комья грязи вездеход съехал с трапа. Дорога, вернее место среди полей, отведенное для повозок, оказалась узковатой для вездехода и он то и дело срывался как не вправо, то влево, оставляя глубокие рытвины на обработанной почве, которые почти сразу заполнялись мутной, дождевой водой. Не смотря на распутицу и не прекращающиеся осадки, в кабине было тепло и сухо, а мягкая подвеска оказалась вообще не нужна в данной ситуации – размокшие кочки разлезались под гусеницами даже не обнаруживая своего присутствия на колее. Казалось, что машина идет если не по хорошо залитому бетону, то уж по укатанному асфальту – это точно. Вскоре стали появляться убогие, облезлые домишки, но людей по прежнему видно не было. Никто не выскакивал на дорогу, никто не тыкал пальцем вслед.

Недалеко от городских стен водитель заметил первого прохожего. Он показал на него пальцем и все, включая пленников посмотрели в ту сторону. Это была довольно молодая женщина. Закутавшись в длинный, рваный и давно промокший плащ, она брела по щиколотку в воде прочь из города. Низко надвинутый капюшон не скрывал безразличных, переполненных тоской, больших глаз. Ничего не изменилось у нее на лице, когда они заметила идущий по дороге вездеход. Просто отступила не несколько шагов в сторону, как это она делала может тысячи раз, уступая дорогу повозке. Вездеход не снижая скорости прошел в полуметре от нее, обдав несчастную тугой струей перемешанной с грязью воды, но и это не изменило отстраненного выражения ее лица. Водитель вездехода слегка улыбнулся своей удачной шутке, а молодя еще женщина побрела дальше в дождь, прибитая жизнью и горем, которое так любит подсовывать эта самая жизнь.

У городских ворот, как и было договорено, их ждали. В вездеход подсел шустрый человечек и резкими, порывистыми движениями рук стал указывать водителю дорогу в лабиринте городских улочек. На улицах ни кого не было, все попрятались по домам, лишь иногда на дорогу выскакивал заспанный мастеровой или торговец, посмотреть, что же это такое только что прогрохотало у него под окнами, да изредка из под гусениц выпрыгивал как заяц малолетний подмастерья, посланый за чем-то хозяином не смотря на непогоду.

У массивных ворот первой стены, отгораживающей дворцовый массив от городских кварталов, провожатый, который так и не представился, настоял на том, что бы вездеход оставили здесь. Делать было нечего, и сверкающее никелем и защитным покрытием серо-зеленого цвета порождение высокоразвитого мира, заняло место в местной разновидности конюшни, среди затравленных жизнью и ласковым обращением вьючных животных, больше походивших на больших собак, чем на животных, способных тащить повозку или нести седока в седле. Все выгрузились. Запах в конюшне оказался соответствующим. Дальше пошли пешком. В здешней стране о каких-то там зонтах или защищающих от дождя, водонепроницаемых плащах вообще не имели ни какого представления. Какому-нибудь гению еще предстояло изобрести эти вещи. Керон шел под дождем, с трудом удерживая скользкий от влаги пулемет и надеялся, что по крайней мере этот умник уже родился.

Так неспешно они преодолели вторую и третью стену укреплений, отгораживающих от города и одно от другого поселения знати разных сословий. Различия в социальном статусе явно проявлялись в величине и пышности домов, в которых они обитали. В отличие от Ортока, Варгуст располагал огромными запасами строительного камня. В этом не последнюю роль сыграло море, обнажавшее во время весенних и осенних штормов огромные массивы этого строительного материала, унося далеко от этих мест рыхлые, осадочные породы, скопившиеся здесь на протяжении миллионов лет. Хотя камня и было предостаточно, но все-таки построить себе каменный дом мог только очень состоятельный человек, а простой люд, как впрочем и везде, вынужден был довольствоваться лачугой из высушенной смеси грязи и навоза.

Уилку уже начало надоедать это пешее путешествие, он рефлекторно отстегнул от пояса свой импульсник и дослал капсулу в разрядник. Все шестеро солдат, в том числе и Керон, не сговариваясь повторили эру процедуру со своими пулеметами. Пленники, никогда в жизни не видевшие подобного оружия и не догадывающиеся как именно оно убивает, спинным мозгом почувствовали опасность и засеменили так быстро, как только позволяли им их состарившиеся в борьбе за религиозные идеалы тела.

Когда все наконец-то добрались до дворца, ни на ком не осталось сухой нитки. Провожатый перепоручил маленький отряд с их пленниками появившемуся на стук из крохотной, незаметной двери в стене, огромному детине, сплошь покрытому кружевами, оборочками и прочими пакостями, вероятно по последней дворцовой моде и бесследно растворился среди мокрых кустов запущенного сада. Толстыми, как сосиски, пальцами тот сжимал резной, деревянный жезл, напомнивший Керону черенок от лопаты. Стукнув этой деревяшкой по каменной плите пола, он низко поклонился, чуть не ударившись головой о камень. Было удивительно наблюдать подобную гибкость у такого толстого человека, хотя видимо это было единственное физическое упражнение, кроме еды конечно, которое он постоянно выполнял по долгу службы, вот и натренировался.

– Везде свои порядки, – назидательно прокомментировал увиденное сержант.

Капитан только поморщился, то ли от пахнувшей ему в лицо тошнотной вони

– противной смеси запаха давно не мытого тела и не менее отвратительных духов, которыми предполагалось замаскировать основной запах, исходивший от этого откормленного борова; то ли от внезапно нахлынувшего на него со всех сторон ощущения средневековья, то ли еще от чего-то. Кто может понять этих капитанов? Только майор, да и то не каждый.

Узкими коридорами потайных проходов, о существовании которых во дворце знали только те, кому это было положено по долгу службы или по праву рождения, расфуфыренный толстяк повел их в святая святых Актании – покои Горталия Смелого. То, как он старательно прятался от своего народа не сильно гармонировало с его громким прозвищем, но во дворце об этом мало кто задумывался, если вообще хоть кто-то занимался подобной ерундой. Во дворце думать не полагалось. Здесь полагалось только веселиться и развлекать владыку. По этому критерию и подбирались придворные. Думать же имели право только избранные, всем остальным это просто запрещалось.

По ходу движения то справа, то слева за стенами звучала музыка и заливистый женский смех, шум застолья или вой обезумевшей от представления придворных лицедеев публики. Знать развлекалась как могла.

Наконец бредущий впереди провожатый, со своим жезлом в одной руке и коптящим факелом в другой, остановился и немного повозившись отпер ничем не примечательную дверь, каких уже много встречалось по дороге. Как только дверь распахнулась, коридор заполнило тоскливое завывание флейты. Наслушавшись подобной музыки можно было со спокойной совестью стреляться. Провожатый одернул тяжелый, пыльный ковер, прикрывающий вход в тайный коридор снаружи и придерживая его пропустил всех в небольшой, уютный зал, после чего опять выдал свой коронный поклон и удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

В зале царил полумрак. Единственными источниками света были пять расставленных по кругу масляных светильников. В масло видимо было добавлено какое-то благовоние, запах которого заполнил все пространство, от покрытого длинношерстными коврами пола, до теряющегося во тьме, высокого сводчатого потолка. В круге колеблющегося света медленно извивались в странном танце три женских тела, как бы придавая материальные формы тоскливой музыке флейты, доносившейся непонятно откуда. Просвечивающаяся, воздушная ткань слегка прикрывала самые выдающиеся достопримечательности красавиц, нисколько не скрывая их красоту, скорее наоборот, стимулируя фантазию зрителя и тем самым усиливая их и без того сногсшибательную сексуальность до не контролируемых сознанием пределов.

– Вот это я понимаю прием. – С энтузиазмом воспринял происходящее один из воинов.

Его голос произвел неожиданные результаты. Откуда-то из темного угла зала раздался хлопок в ладоши, мгновенно прервав представление. Девушки остановились, танец прекратился. Флейтист, находящийся где-то за пологом, видимо для того, что бы не нарушать создававшийся здесь интим, взял еще несколько своих тоскливых нот и прекратил играть. В следующее мгновение вспыхнули дешевые, но очень экономичные ртутные светильники, располагавшиеся по своду потолка и кое-где на стенах, залив весь зал мертвенно белым, нереальным светом, больно резанув по привыкшим уже к полумраку глазам. Было интересно наблюдать старинные, в ранах выбоин, древние стены в таком освещении. Из голубого, удивительного большого дивана, стоящего в углу, выбрался Карт и с довольной улыбкой направился к гостям.

Танцовщицы с разочарованным видом, что их танец любви не нашел своего логического завершения, собрали сброшенную до этого одежду и важно удалились, все как одна задрав высоко подбородки, выставив как можно дальше вперед высокую нагую грудь и так размашисто покачивая бедрами, что солдаты Уилка застыли на месте, парализованные проснувшимися вдруг вполне конкретным желанием.

– А мы вас ждали еще вчера. Случилось что-то непредвиденное? – Поинтересовался он.

– Нет, – взял слово капитан по праву старшинства, – все прошло как и было намечено, просто произошла досадная ошибка в наших расчетах и мы прибыли сюда не утром, как надеялись и поздним вечером. Поэтому пришлось перенести операцию на утро сегодняшнего дня.

– Ничего страшного, – днем раньше, днем позже. Какая разница? – Милостиво простил оплошность консультант правителя. – Я сейчас пошлю доложить Горталию о том, что вы здесь, и судя по всему, – он с нескрываемым презрением бросил взгляд на пятерых пленников, со скованными наручниками руками, – акция прошла как и планировалось.

– Нечего было и беспокоиться, – небрежно взмахнул рукой капитан, – по договору мы должны были выполнить определенную работу, и мы ее выполнили. – Он это сказал таким тоном, вроде сам только что бегал с пулеметом по бесконечным коридорам, а не отсиживался в челноке.

Примчавшийся на звук почерневшего, бронзового колокольчика посыльный выслушал приказание и умчался прочь. Не прошло и нескольких минут, во время которых Карту и капитану даже не удалось толком обсудить нахлынувшее на Варгуст ненастье, как двери распахнулись и в сопровождении свиты прибыл посмотреть на поверженных врагов Горталий Смелый.

Все пленники, кроме владыки Индинара, безраздельного правителя Ортока, понуро склонили головы, всем своим видом демонстрируя чувство полного раскаяния, только сам владыка гордо встретил взгляд Горталия. Они долго смотрели друг на друга, не желая проигрывать это состязание воли. Начавшееся затягиваться состязание, выиграл недавний повелитель человеческих душ, лишний раз доказав, что сила духа способна сокрушить любую другую силу, если присутствует стопроцентная уверенность в собственной правоте. Слегка расстроенный тем, что его враг даже в такой ситуации не теряет присутствия

духа, Горталий обратил свое внимание на солдат. Завистливо осмотрев их оружие он мечтательно прикрыл глаза и выдал:

– Мне бы таких солдат, как в вашей армии, да еще такое же оружие, то вряд ли случилось то, ради чего нам пришлось вас побеспокоить.

– Мы для этого и существуем, чтобы нас беспокоить. Это наша работа. – Все скромно молчали, говорил только капитан, вдруг почувствовав себя среди знати целой страны очень важной птицей.

Горталия порадовала такая преданность своему занятию. Легкая улыбка скользнула по его изъеденному временем и государственными заботами лицу.

– Ну как, вы разрушили это осиное гнездо? – Поинтересовался он.

– Нет мы этого не сделали, – ответил капитан, и заметив удивление в глазах правителя мигом поправился, – командование решило, что вам самому будет приятно стереть с поверхности планеты своих врагов.

Капитан протянул Горталию небольшую пульт дистанционного управления.

– Достаточно переключить этот переключатель и нажать вот на эту кнопку,

– объяснил он. Правитель аккуратно взял в руки прибор. Улыбка долго сдерживающего себя садиста обнажила несколько сохранивших преданность своему хозяину, желтых зубов.

– Нажать на это, и Орток превратиться в прах?

– Да. – Было бы у Актании достаточно средств для закупки такого вооружения, нашим бы соседям пришлось не сладко. Все эти страны в месяц стали бы провинциями Актании. – Помечтал Горталий и щелкнул переключателем прибора.

Вдруг Индинар встрепенулся и подал голос:

– Великий владыка Актании, прежде чем ты исполнишь свой справедливый приговор Ортоку и его жителям, беззаветно преданным твоему великому престолу, я бы хотел, чтобы ты узнал все подробности, которые необходимо знать для принятия такого важного решения.

– Что ты хочешь мне сообщить, презренный, предавший свою страну и своего правителя? Только не стоит оправдываться, никакие твои оправдания тебе уже не помогут. Я принял решение и не существует в мире силы, способной заставить меня его изменить.

– А ничего не нужно менять. Все будет так, как и должно быть. – Загадочно промолвил он и протянул Горталию сложенный в четверо, сильно потертый листок бумаги, с аккуратно напечатанным на ней текстом, стилизованным под местную рукописную версию. Текст состоял всего из десяти коротких строчек. – Прочти это, а потом делай все, что ты задумал.

Горталий с неохотой взял листочек и вслух прочел первую строчку, состоящую из никак не связанных между собой слов:

– «Горы, плавать, золотой, короб, пустыня, скиталец»… – Прочел он первую строку. – Ты что, презренный, захотел подшутить на до мной напоследок?! Если я раньше хотел приказать просто отрубить тебе олову, то после таких насмешек ты будешь умирать долго и мучительно. Так долго, что даже твой равнодушный ко всему Крог умоется на небесах слезами сочувствия.

– Не гневайся, владыка. Прочти все до конца, – пошел вабанк Индинар, – а после этого уж прикажешь сделать со мной, моими людьми и Ортоком все, что тебе заблагорассудиться. В конце-концов это моя последняя просьба, так распространенная в цивилизованных мирах, которые ты так обожаешь.

– Хорошо, я прочту этот бред, но не потому, что ты об этом меня просишь, просто я, как владыка, должен учитывать в своих решениях все нюансы дела. «…чернила, побег, двенадцать»… – продолжил сражаться он с непонятным сочинением.

– Переключить шлемы с коммуникаторов на радиостанции, – приказал сержант своим людям, – включить радиостанции на прием и отключить режим шумоподавления.

Керон выполнил приказание. В наушниках зашипела несущая частота, прощупывая девственно-чистый эфир Актании, отделив своим шумом его сознание от раздававшегося в гулком зале, скрипучего голоса местного властелина. Вслушиваясь в это шипение, Керон с удивление наблюдал, как по мере продвижения по тексту, меняется выражение лица Горталия, от надменно-высокомерного, до удивленно-нерешительного. Когда он кончил, стоящий рядом солдат толкнул Керона плечем, показав, что время снять наушники.

Старина Тирас Кут, тертый калач корпорации «Индастриэл Кид», остался бы вполне доволен произведенным эффектом, если бы он присутствовал при этой метаморфозе, но сейчас ему было не до гордости за свои профессиональные качества. Сейчас он неприкаянно бродил в лабиринте узких, вонючих улочек Ортока, в слабой надежде встретить хоть кого-то из своих разогнанных во все стороны сотрудников. Он был голоден, ему было холодно и противно на душе. Кут проклинал тот день когда он согласился отправиться в этот варварский мир, для выполнения «плевого дела», как выразился его непосредственный начальник. Через месяц после прибытия, действительно, были получены удовлетворительные результаты. Технология организации ажиотажного спроса оправдала ожидания своих создателей даже в такой неожиданной области применения, как религия. Его лаборатория выдала на гора маленький листочек бумаги, который содержал десять строчек бессвязного и абсолютно непостижимого логически текста. Не смотря на казалось бы ничтожность этого достижения, вся группа не скрывая своих чувств ходила бесконечными коридорами и переходами храма и откровенно гордилась своим достижением. Не связанные логикой слова, из которых состоял текст, имели на человека потрясающее действие, каждый, кто прочитал хоть раз или услышал как кто-то читает эту тарабарщину, мгновенно становился фанатичным последователем Священного Крога, готовым за свои новые идеалы оторвать голову каждому, на кого только укажет пальцем полномочный представитель божества.

До самого последнего момента, когда в лабораторию ворвались вооруженные солдаты, люди Кута занимались тем, что пытались превзойти свои достижения и создать вместо непонятного набора слов, гимн, связный, нагруженный маскировочным смыслом текст, основанный на местной системе понятий и ассоциаций, понимать и петь который мог бы любой человек в Актании. В планах лаборатории был еще и флаг, при одном взгляде на который хотелось бы все бросить и совершить жертвоприношение Крогу, хотя визуальная кодировка сознания считалась трудным делом даже среди высококлассных специалистов корпорации.

Теперь эти специалисты бродили на умопомрачительном расстоянии от дома, в грязном городе, находящемся то ли начальной, то ли на конечной стадии своего развития и пытались втолковать местным торговцам, что те пластиковые кредиты, которые они им предлагали, намного дороже медных монет, которые требовали несговорчивые торговцы. Торговцы их терпеливо выслушивали, но продавать приготовленную и хранящуюся в условиях жуткой антисанитарии еду, за сверкающие глянцем куски пластика отказывались.

А с Смелым Горталием творилось что-то несуразное. Он то садился прямо на пол, то вскакивал и длинными шагами наворачивал круги по залу, сжимал руками голову в области висков и корчил непередаваемые гримассы, которые на его старческом, сморщенном лице выглядели совершенно не так, как на это надеялся Горталий, а производили комический эффект. Через минуту приступ кончился и властелин этого подзвездного мира вернулся в свое обычное состояние, только бесовский огонек в глазах выдавал произошедшую с ним перемену.

– Почему мне никто раньше не сказал, что Крог настолько велик, а его церковь так мудра и милостива? – Спросил с укоризной он обращаясь к своей свите. – Вы что, подлые, хотели это скрыть от своего властелина?! Хотели спастись сами, а на своего владыку вам наплевать? Всех в темницу! Немедленно!

На крик вбежали гвардейцы, каждый с натугой нес на перевес тяжелую, сработанную топором алебарду.

– Всех в подземелье. – Скомандовал Горталий, указывая на ничего не соображающих от страха подданных. – Освободите же этих несчастных страдальцев за веру! – Вскричал он обращаясь к пришельцам, глядя капитану прямо в глаза. – Немедленно их отпустите, а то следом отправитесь в казематы, следом за моими негодяями и покажите, как мне выключить эту адскую штуку.

Капитан только открыл рот от неожиданности, да так и остался стоять, ни на что не реагируя.

Индинар удовлетворенно улыбнулся и протянул руки, скованные наручниками к Керону, чтобы тот расстегнул замок.

– А ну, не обращать внимания на этого козла, оружие к бою, – взял инициативу в свои руки Уилк, извлекая из зажима свой верный импульсник и досылая капсулу в разрядник, – плевать мне на то, кто он такой. Стрелять по моей команде.

Солдаты сбились в кучу, ощетинившуюся стволами пулеметов, прижав пленников к стене, и просто так сдаваться не собирались.

– Всем, кто меня слышит, – включил радиостанцию сержант, – непредвиденные обстоятельства. Действовать по плану критической ситуации. Контакты с местными запрещаю. Ждите дальнейших распоряжений. Ситуацию пока контролирую.

Команды были отданы четко и профессионально.

– Вы что, с ума сошли? – Кипятился заказчик. – Держать скованными, как рабов, достойнейших представителей нашего общества! Отпустите их немедленно! Скоты! Теперь то я понял, с кем имел дело. Как я ошибался. Вы поплатитесь за свою жестокость, еще как поплатитесь, не будь я правителем Актании. Не пожалею никаких денег.

Когда Горталий упомянул про деньги, капитан встрепенулся, пришел в себя и вспомнил, зачем он здесь находиться.

– Мы здесь только затем, чтобы получить причитающееся. – Сказал он. – Как только вы расчитаетесь, мы уберемся отсюда и вы нас больше никогда не увидите. С вас семь миллионов кредитов.

От этих слов у правителя побелело от ярости лицо и истерика перешла в не контролируемую фазу.

– Не получите вы у меня ни одного кредита. Стража! – Позвал он голосом, готовым сорваться в любой момент.

В зал вбежали запыхавшиеся стражники. Их было человек пятнадцать. Встав полукругом, они окружили людей Уилка и их пленников, направив на непослушных остро отточенные наконечники, богато украшенных, ритуальных копий. Шлемы стражников поблескивали замысловатым орнаментом и производили впечатление.

– Сдавайтесь. – Повелительным тоном потребовал Горталий и для убедительности взмахнул сухоньким кулачком.

Уилк несколько раз выстрелил под ноги страже. Гулким эхом по большому помещению разнеслись взрывы испаряемых каменных фрагментов пола. В ковре остались дымящиеся дыры. Надо отдать должное выучке и дисциплине стражников, только некоторые из них отступили на несколько шагов, остальные остались на месте, правда в глазах этих людей четко читался страх, но страх наказания был сильнее.

– Чего вы ждете? Схватите их. Один из стражников, судя по одежде главный, нерешительно двинулся вперед. Заработало сразу два пулемета. То, что осталось от смельчака разлетелось далеко по залу, испачкав одежду и испортив настроение хозяевам, а разошедшиеся Катор и Истар еще некоторое время поливали разрывными пулями древние, безвкусные фрески, искусную лепнину и огромные картины в богатых рамах, прямо на глазах приближая ценность этих сокровищ к нулю. Сержант не препятствовал.

Когда пулеметы замолчали, Горталий медленно встал с пола, на который повалился, при первых же выстрелах и не в состоянии сказать ни слова, примирительно замахал руками, лишний раз доказывая, что сколько бы гонору не было, а против танка не попрешь, с голыми руками по крайней мере.

– Хорошо, хорошо, – сказал он потерявшим бодрость голосом, – вы получите свои деньги, но только знайте, всемогущественный Крог этого так не оставит.

– Кто не оставит? – Не понял капитан.

– Он имеет ввиду своего бога. – Пояснил Уилк.

– Ну, это нам без разницы, – махнул рукой безымянный капитан, воспитанный в духе ортодоксального атеизма. Что-что, а такой своеобразный продукт, зацикленного на себе сознания как божества, интересовали его меньше всего, если конечно вообще интересовали.

– Карт, – позвал Горталий залегшего за массивным диваном казначея. – Принесите сюда семь миллионов кредитов. Прийдеться заплатить этим разбойникам, а то они разнесут весь дворец.

– Вот это другое дело. – Оживился капитан в предвкушении окончания слегка затянувшейся операции.

В его сознании возникла его уютная комната в лагере, дымящийся на столе горячий обед и симпатичная официантка, даже не подозревающая о существовании слова «нет». Из лирического состояния, капитана вывел сержант:

– Капитан, вы видите, как долго нет этого типа? Нам нужно побыстрее покончить с этим делом и убираться отсюда. Насколько я понимаю, они сейчас, как смогут, будут стараться тянуть время, а за время заминки постараются подготовить какую-то пакость.

Проныра Карт действительно не спешил возвращаться. Прошло десять минут, а его все не было. Капитан нарушил затянувшуюся тишину:

– Вы что, решили нас водить за нос? – Нейтральным тоном поинтересовался капитан. – Мы ждем еще три минуты и начинаем разносить здесь все в куски.

– Всем кто меня слышит, – опять включил свою радиостанцию Уилк. – Непредвиденное осложнение. Пилотам челнока – срочный взлет. Посадите корабль прямо у городской стены, в пятидесяти метрах от городских ворот. Там их видно, они одни такие в вашем направлении. Взводу и группе поддержки – после посадки высадиться и занять круговую оборону. Приказываю стрелять по собственному усмотрению. Мы будем прорываться, в случае необходимости поддержите огнем. В город без моего распоряжения не входить. Пилотам челнока

– держать корабль в готовности к старту и находиться на своих боевых местах. Будьте готовы к нанесению ракетного удара. Цели, в случае необходимости я укажу. Всем оставаться в режиме дежурного приема. Конец связи.

Капитан педантично смотрел на свой навороченный сервер, цепко обхвативший пластиковым ремнем его левое запястье. Цифры на индикаторе перебрасывались отвратительно медленно и стоило больших трудов дождаться окончания трехминутного срока, определенного им самим.

Керон, сообразив, что дела развиваются немного не так, как ожидали его командиры, достал из своего ранца свежий магазин и заменил им опустевший на половину, а после этого передвинул рычажок управления скорострельностью оружия в крайнее положение. Остальные наемники сделали примерно те же действия со своими пулеметами. Уилк, распаковал один из своих подсумков и раздал всем, в том числе и капитану, миниатюрные гранаты.

– Вот здесь, сверху находиться кнопка, – объяснил он, – перед броском ее нужно разблокировать, повернув вот эту шайбу вправо или влево. После того, как кнопка будет разблокирована, нажимайте на нее и держите – граната готова к применению. Если с кнопки снять палец, граната взрывается через три секунды. Так что поаккуратнее с этими штуками. А если передумаете бросать, то нужно вернуть шайбу в прежнее положение и положить гранату обратно в карман, хотя я вам этого делать не советую, – все равно может взорваться. Более подробных объяснений не потребовалось.

Время истекло. – Я по прежнему не вижу денег, – злым, холодным тоном процедил капитан, доставая свой импульсник и направляя его в грудь не сдержавшему своего слова заказчику.

Двое стражников, видимо самые преданные, находящиеся подле своего хозяина и днем и ночью, вскинули над головами сверкнувшие электрическим, ртутным светом клинки, и не сговариваясь бросились на обидчика своего хозяина. В этом порыве было что-то от собачей преданности и благородного самопожертвования. Они успели только прыгнуть вперед. Четыре пулемета коротко огрызнулись. Доблесть стражников разлетелась в разные стороны, догоняя куски изорванной в клочья плоти. Владыка Актании стряхивал с одежд кусочки плоти и капли крови, сейчас, не смотря на его богатый наряд, он походил на мясника с бойни, на очень богатого мясника.

Горталию больше никаких аргументов не потребовалось. Он жестом подозвал одного из стражников и что-то шепнул ему на ухо. Тот мигом унесся выполнять поручение. Один из пленников Уилка жалобно завыл о чем-то своем, наболевшем, но тут же осекся под тяжелым взглядом сержанта.

Не прошло и сорока секунд, как в зал вбежал запыхавшийся Карт, неся перед собой, обхватив обеими руками, увесистый тюк, забитый стандартными, банковскими упаковками. Замедлив свой бег он в нерешительности остановился в нескольких шагах от капитана, быстро бросая испуганные взгляды то на своего владыку, то на черные стволы пулеметов. Горталий повелительным кивком головы разрешил своему прихвостню отдать деньги. Тот с облегчением обрушил тяжеленный мешок у ног капитана и проворно убрался с линии огня, только тяжелое дыхание говорило о его присутствии в помещении.

Капитан пристегнул свое оружие к ремню и стал профессионально упаковывать деньги в свой необъятный кейс, одновременно подбивая в уме сумму. Когда последняя упаковка заняла свое место в чемодане, она составила семерку с шестью нулями. Щелкнули замки, код которых не знал даже сам капитан. Это кое-что говорило о доверии руководства к своим людям, но с деньгами всегда так – как только они появляются, их тут же закрывают, чтобы не мозолили глаза кому попало.

Недавние пленники, все еще не веря в свою удачу стояли плотной группой между двумя противоборствующими сторонами и растирали следы наручников на своих запястьях, маска страха еще не покинула их сморщенных временем лиц.

– Вы можете идти, мы с вами в расчете. – Процедил сквозь зубы Горталий и небрежно, по царски взмахнул рукой, указывая на прикрытую покрывалом дверь.

– Не нравиться мне все это, – доложил Уилк обращаясь к капитану, – мне кажется эти жулики что-то задумали. Ты только посмотри на рожу их главного…

Действительно, лицо Горталия выражало целую гамму чувств одновременно. Это был и восторг от освобождения Индинара, главы так внезапно ставшей близкой ему секты, и сожаление от расставания с очень крупной для этих мест суммой денег, но вместе с этим, в его взгляде было что-то такое, что сразу не понравилось успевшему за свои годы научиться разбираться в людях сержанту. Керон то же подозрительно глядел на происходящее. Оно ему то же не нравилось. Карт тем временем откинул покрывало маскирующее от посторонних взглядов вход в тайные подземелья дворца. Дверь, находилась в таком же полуоткрытом состоянии, в каком они ее оставили, когда входили сюда. Карт несколько раз выкрикнул что-то в пустоту, но их недавний провожатый, совсем недавно обещавший явиться по первому требованию, не появился.

– Ну вот, начинается. – Загадочно сказал сержант и все шестеро находящихся подле него солдат удачи, одновременно почувствовали беспокойство.

Больше не говоря ни слова, Уилк метнулся к плотной кучке недавних узников, уже начинающих чувствовать свободу и крепкой рукой выхватил полноправного полномочного представителя Крога на этой планете. Стражники, все как один дернулись в его сторону, но моментально вскинутые стволы пулеметов заставили их так же дружно отпрянуть.

– Индинар пойдет с нами, – пояснил свои действия сержант, – если с нами что-то случиться, то он умрет первым.

Когда коммуникатор сержанта закончил перевод этой фразы, Горталий опешил. Он не знал, что ему сделать или сказать. В этом мире, где человеческая жизнь не имела практически никакой оценочной стоимости, где государство никак не участвовало в жизни простых людей, кроме как драло с них налоги, вместе с тем не вкладывая в любого отдельного человека ни кредита, с таким понятием, как заложник он встретился впервые за свою долгую жизнь.

Недавний пленник, неожиданно перешедший в заложники, трясся всем телом, на него опять накатился приступ ужаса, а страх вновь сомкнул свои отвратительно холодные руки на его тощем горле. Он попытался было слабо возражать, но его грубо схватили за шиворот и впихнули в пахнувший плесенью мрак узкого прохода. Несколько раз гулко хлопнуло и мрак прохода осветили своим дрожащим светом сигнальные шашки. Одну из них держал в поднятой руке шедший впереди Уилк, таща за руку, как упирающегося ребенка, древнего старца из эпохи легенд. Замыкал колонну Катор, у него и был второй факел.

Проход петлял, как сознание алкоголика в поисках спиртного, ветвился боковыми, темными проходами. Иногда его пересекал подобный проход, но в основном это были простые ответвления. Снова то справа, то слева, слышались голоса и шум развлекающейся знати, непривычные звуки местных духовых и струнных инструментов, похотливый смех фавориток и звуки шумного застолья. Насколько вспоминал Керон, все эти звуки уже были, только сейчас они меняли друг-друга в обратном порядке. Как сержанту удавалось находить обратную дорогу в этом мрачном лабиринте? Подземелью казалось не будет конца. Несколько раз сержант ошибался, но тут же брал след вновь, так что возвращаться было не далеко.

Неожиданно он замер на месте. Почти бегущий за сержантом Сальс буквально налетел на своего командира, но тот даже не отреагировал на столь непростительную оплошность своего подчиненного, а стоял и прислушивался к чему-то впереди. Во мраке подземелья затаилась опасность и сержант ее почувствовал. Жажда жизни, если она действительно сильна, в состоянии делать разные невозможные на первый взгляд вещи, так что Керон стоял спокойно и не удивлялся.

– Впереди кто-то есть, – прошептал ему сержант снимая с предохранителя оружие, – передай остальным.

Сержант не ошибся, за углом их ждала засада. Больше десятка крепких воинов дожидались своих жертв в двух боковых ответвлениях основного прохода, как охотники дичь. По синеватой стали их клинков изредка пробегали едва различимые блики, казалось единственным, что можно было заметить во мраке, это были белки их широко раскрытых глаз. Ровное дыхание воинов, перед самой схваткой, выдавало в них настоящих профессионалов, всецело посвятивших себя военному искусству.

Уилк включил радиостанцию:

– Сержант Уилк, вызываю всех.

– Челнок слушает. – Раздалось в ответ.

– Взвод слушает.

– Команда прикрытия слушает.

– Вездеход слушает.

– Кто ни будь из наших находиться сейчас во дворце? – Спросил он. Из сбивчивых докладов следовало, что никого во дворце из своих нет. – Вездеход, вас никто не беспокоил, после того как мы расстались, – поинтересовался сержант.

– Крутились тут какие-то подозрительные типы, – раздалось из динамика в ответ, – пришлось выйти и разогнать их из пулемета. Больше никого не было.

– Оставайтесь на месте и не покидайте машины, мы скоро будем на месте.

Последняя фраза сержанта вселила некоторую уверенность во всех присутствующих, кроме Индинара конечно.

– А ну выходи по одному! – Скомандовал через свой коммуникатор неожиданно для всех проснувшийся капитан. Никакого ответа или действия не последовало. Капитан подумал, что нужно еще как следует потренеровать свой командирский голос, но вслух предположил:

– Может там и нет никого. Ответ на его вопрос последовал неожиданно быстро. В полной тишине, без обязательного в таких случаях боевого клича, воины ринулись в атаку. Широкие, темные одежды скрывали фигуры нападавших и мозг выделял только две детали – вскинутые для удара клинки и мечущие стрелы ненависти глаза.

Сержант метнул в сторону нападавших свой факел, вырвав у мрака его воинов и отпрянул в сторону, освобождая Керону зону обстрела. Воины стремительно приближались. Керону ничего не оставалось делать, как нажать на спуск. Пулемет в его руках ожил, озарив низкий свод над головой трепещущими квадратами синеватого света – это из прорезей пламегасителя вырывались раскаленные пороховые газы. Через мгновенье к пулемету Керона присоединился еще один, бивший откуда-то снизу и сзади. Видно стрелок присел и вел огонь с колена. В десяти метрах от ствола пулемета Керона стремительно разворачивалась маленькая трагедия, – крохотная песчинка, из которых складывается общая картина необъятного и трагичного по своей сути бытия.

Воины Горталия бились в агонии под градом пуль, умирали, но даже мысли об отступлении не возникало в их головах. Вероятно приказ, полученный ими накануне в случае отступления так же гарантировал смерть, вот воины и сражались, в отчаянье пытаясь пытаясь использовать ничтожный шанс выжить.

Керон первый раз столкнулся с такой ожесточенностью, с такой слепой решимостью победить или умереть, какая сверкала в глазах этил людей. Хотя стычка и длилась не больше пятнадцати секунд, но для него это время неимоверно растянулось – бессмысленная смерть всегда сильно действует на человека. Пулемет в его руках казался живым существом, жившим отдельной, совершенно непонятной в данный момент для Керона жизнью. Когда стрелять уже было не в кого, он еще несколько раз прошелся поперек прохода и умолк. После грохота очередей, тишина буквально звенела в ушах.

Сержант Уилк, с импульсником наготове, поднялся и отряхнувшись прошел немного вперед, осматривая изорванные в клочья тела. На влажном от крови полу, выстеленном ровными, прямоугольными плитами в самых неестественных позах валялось двенадцать трупов. Правители Актании не задумываясь бросили еще двенадцать жизней на алтарь своих амбиций.

– Что же это такое делается?! – в сердцах воскликнул сержант, еще не до конца отошедший от предыдущего задания, – неужели они не соображают, что ничего не могут нам сделать, что у нас просто другой уровень?

Зажгли свежие сигнальные факела, в замен потухшим и потерянным во время короткой схватки и переступая через тела пошли дальше. До двери, через которую они вошли в это подземелье добрались без приключений. Уилк толкнул дверь, но она оказалась запертой. Он с размаху двинул по двери своим огромным сапогом, но вновь ничего не изменилось. С таким же успехом можно было лупить ногами в каменную стену, но до сержанта это дошло после десятого удара.

– Отойдите все назад. – Приказал он. Еще не соображая, что же придумал сержант, все попятились и от греха подальше укрылись в первом же ответвлении коридора после дверей, в двадцати метрах зиявшем непроглядным провалом слева по ходу движения. Этот проход, в отличие от основного был намного уже. За всеми, подгоняя потерявшего надежду на своего Крога старика, последовал и сержант. Он достал из своего подсумка три гранаты, затем связав их вместе оторванным от униформы ремешком, повернул предохранительное кольцо на одной из них, как рассказывал ранее, и метнул свое произведение в сторону двери. Строго через три секунды, как это и задумывали конструкторы, раздался оглушительный взрыв. Ударная волна пронеслась мимо спрятавшихся людей и помчалась дальше по подземелью, пугать придворных и наводить ужас на челядь. Из межблочных стыков низко нависших сводов кое-где посыпались струйки песка и пыли.

– Старый казимат, – прокоментировал кто-то сзади, – того и гляди все завалиться к чертям.

Не дожидаясь, пока он разовьет как следует свою мысль, все бросились вдогонку за рванувшим вперед сержантом.

Двери как не бывало. Отсутствовали даже петли, только глубокие дыры в камне свидетельствовали о том, что они совсем недавно были на месте. За дикий камень сумел удержаться только фрагмент замысловатого замка, на который была заперта дверь.

Проскочив через сплошную пелену пыли, отряд вырвался наружу и оказался в том же запущенном саду, в котором их покинул обладающий удивительной жестикуляцией проводник, но сейчас он нигде не наблюдался. Если не считать причудливо разукрашенных, походивших на голубей птичек, занятых своими брачными игрищами, которое целиком поглотило их не бог весть какое внимание, то в парке больше никого не было.

– Туда. – Скомандовал сержант, рукой указывая направление. Когда они пробегали довольно широкими улицами привелегированной части города, навстречу им, ориентируясь на производимый отрядом шум, выбежал заспанный страж, но обнаружив, что предполагаемых врагов гораздо больше, чем он в состоянии победить, в тот же момент скрылся, позорно бросив на вымощенную из огромных булыжников мостовую свою тяжеленную алебарду. Она Хоть и считалась грозным, по местным понятиям, оружием, но сильно затрудняла бег.

Когда им удалось добраться до небольшой площади, на скотном дворе которой они оставили свой транспортер, им открылось удивительное зрелище. Транспортер уже покинул некое подобие хлева, в котором они его оставили, а стоял посреди площади. Его мотор натужно ревел. Около пятидесяти лучников, вооруженных короткими, но мощными луками, стояли полукругом и беспощадно обстреливали своими стрелами, сверкающую глянцем свежей эмали, грозную машину. Стрелы летели в бронированное остекление кабины, в систему катков гусеничного привода, с силой ударялись и отлетали. Сержант даже остановился, изумленный скоростью, с которой распространялись распоряжения главнокомандующего в этом примитивном мире. Когда водителю надоедал град осыпающих его машину стрел, транспортер, как дикий зверь, резко брал с места и бросался на толпу лучников. Те, с дикими криками кидались в рассыпную, перепрыгивая через высокие заборы ближайших усадьб и запрыгивали в раскрытые окна первых этажей с ловкостью, на которую способен человек только в режиме спасения собственной жизни. Как только машина замирала на месте, они тут же собирались в свой неизменный полукруг, вероятно так требовали местные представления о стратегии, и производили очередной залп.

– Давно воюешь? – Спросил по радиостанции сержант у водителя вездехода.

– Уже минут пятнадцать… – Сразу откликнулся водитель, завершив фразу мастерски составленным набором ругательств. – Поцарапали мне своими дурацкими стрелами все стекло…

– А почему не выходил на связь? – Оборвал его грозивший затянуться доклад.

– Так был же приказ – «оставаться на песте и ждать распоряжений», тем более, что никакого урона они этому транспортеру они нанести не смогут, тем более, что я их близко не подпускаю. Просто эти сволочи меня уже достали.

К гулу работающего в холостом режиме двигателя, добавился еще один, едва различимый звук, поначалу еле слышный, нарастающая с каждой секундой монотонная дробь. Это был стук копыт о булыжную мостовую.

– К тебе еще гости, – прокомментировал услышанное Уилк, – на подмогу лучникам скачет конница.

И действительно в следующее мгновение из-за поворота улицы показались богато разукрашенные, закованные в тускло сверкающие латы всадники. Шлемы видимо представляли особенную гордость этих воителей, так как на них висели самые выдающиеся достижения местной абстракции – яркие лоскуты прозрачных и тонких, как намек фаворита, тканей, соседствовали с пучками длинных, цветных перьев, красиво развевающихся на ветру и болтающимися на шнурках, маленькими деревянными скульптурками. Каждый из всадников держал на перевес внушительных размеров штурмовое копье, больше похожее на только что срубленное молодое дерево. Но от побега-десятилетки это оружие отличала одна деталь – узловатое древко венчал тяжеленный, литой наконечник, его четыре грани правильно сходились к центру, максимально уменьшая площадь приложения силы и тем самым приближая к нулю шансы врага при точном попадании.

Под всадниками были какие-то копытные животные. С такого расстояния вид определить было трудно, тем более, что Керон никогда не интересовался проблемой верховых животных, и даже никогда с ней не сталкивался.

– Ты там не расслабляйся, – вновь обратился сержант у водителю транспортера. – Сейчас ты приймешь участие в настоящем рыцарском турнире.

Его уже этот спектакль начинал смешить. Совершенно неожиданно с его лица исчезла гримаса озабоченности, к которой все так привыкли. Ее место заняла мальчишеская ухмылка – широкая и счастливая. Почему счастливая? А просто так.

– Это как? – Не понял водитель, но тут же в динамике послышалось: – О боже! – Он заметил расфуфыренных, всех в плюмаже наездников. – Ребята, сделайте что-нибудь. Транспортер хоть штука и крепкая, но я сомневаюсь, что он удержит удары наконечников их палок.

– Это точно, – согласился сержант, – мы находимся за кустами. Видишь их?

– Да, вижу. Они здесь единственные на этой площади. Машина развернулась и стала сдавать назад, водитель тем самым прикрывал корпусом транспортера маленький отряд Уилка от стрел лучников. В рядах атаковавших раздался отрывистый боевой клич. Один из пяти всадников стегнул свое животное по крупу короткой, толстой плетью. Тварь под ним походила на помесь быка с ослом. Длинные, массивные рога венчали стальные наконечники, крепившиеся кожаными ремнями за пропиленные в рогах отверстия. Из-за массивных рогов торчали огромные, обвисшие уши. Животное испуганно косилось в разные стороны и время от времени раскрывало свою огромную пасть, демонстрируя всем желающим великолепный набор тупых, как пеньки, зубов жвачного животного. Животное немного побрыкалось, но всаднику вскоре удалось направить свою скотину в сторону отступающего, как все решили, транспортера. Находясь в шагах тридцати от машины местный рыцарь мотнул головой, забрало с лязгом захлопнулось, скрыв лицо своего хозяина толстой, металлической сеткой и развернул свое копье, до этого стоявшее на подъеме его правой ноги в горизонтальное положение.

– Сейчас ударит! – Послышался визг водителя из радиостанции Уилка. А сам он, бросив штурвал своей машины, бросился в грузовой отсек транспортера, в слабой надежде, что среди переборок и внутреннего оборудования, острие копья его не достанет.

В следующее мгновение из кустов ударила короткая очередь. Животное под всадником, как подкошенное, рухнуло на мостовую. Всадник, перелетев через голову своего друга и чуть не раскроив себе слабозащищенный живот о наконечники рогов своего боевого друга, рухнул на мостовую, несколько раз перекувыркнулся через голову, издавая звук брошенной консервной банки, да так и остался лежать, раскинув в разные стороны руки. К правому переднему катку транспортера доехал только шлем, с развивающимся на ветру пучком белоснежных перьев.

– Ну наглые дикари! – Возмущался капитан влезая в транспортер. – И что самое интересное, всегда так, как только попадешь в отброшенный мир, всегда такое случается.

– Я то же заметил. – Поддержал разговор Уилк. Только этим двоим хотелось говорить. У всех остальных была явная передозировка впечатлений, тем более, что все кроме сержанта и капитана первый раз находились в подобном мире.

Развернувшись на месте с пробуксовкой, машина рванула прочь из города. Все, кто находился на ее пути, включая уцелевших рыцарей, бросились врассыпную, уступая перед напором до ужаса живучей зверюги. Только один из рыцарей не растерялся. На его щите притороченном к седлу, сиял самый гордый герб этого королевства. Он пришпорил свое животное и бросился следом, громко что-то выкрикивая. Он несся на своем скакуне быстрее молнии – примерно километров двадцать в час – и был похож на юного бога, разгоряченного в схватке. Русые, длинные волосы развевались на ветру. Все находившиеся в транспортере, кроме водителя, рискуя вывихнуть себе шеи, следили за разворачивающимся спектаклем. Некоторое время он не отставал от набирающего скорость транспортера, но не прошло и половины квартала, как его ужасно саркастическая карикатура на коня, стала задыхаться, широко разинула пасть и сбросила скорость. Из-за следующего поворота он уже не показался.

Рыцарь с достоинством развернул свое животное и оно его понесло размеренной трусцой обратно к соратникам. Удары копыт о мостовую гулко разносились по безлюдным, пустынным улицам. Охочие до впечатлений зеваки, только высовывались из окон своих домов поглядеть на происходящее, хотя все уже закончилось. Вечером, соратниками, для героя дня, повергшего в паническое бегство невиданное чудовище, был устроен огромный пир, во время которого славный рыцарь Яйцелот радостно купался в пенных брызгах славы, шумно празднуя свою великую победу. Весть об этом подвиге со временем разнеслась далеко по округе, и когда правителю доложили об этом геройстве, тот наградил славного рыцаря целой кучей поместий и несколькими титулами сразу, ведь не каждому же смертному удается вот так запросто прогнать прочь из города зарвавшегося дракона…

На максимально допустимой скорости транспортер громыхал своими гусеницами по корявому булыжнику. Вскоре показались городские ворота. Возле них было какое-то движение, но из-за вновь припустившего ливня, с потоками которого не справлялись дворники лобового стекла, было трудно рассмотреть что же именно там происходит.

Пятеро воинов королевской гвардии – отборных сил Актании, с тяжелыми, обоюдоострыми мечами наголо, перегородили створ ворот, створки которых за их спинами были плотно сомкнуты, в грубо сработанных, ржавых скобах, вбитых в дерево створок, был вложен исполинский засов. Лица воинов озаряла угрюмая решимость исполнить все, только что полученные приказы. Неподалеку возвышалось стенобитное орудие, самое примитивное, которое Керон мог себе представить. На двух деревянных поперечинах, на коротких, ржавых цепях болталось схваченное двумя широкими, кованными обручами здоровенное бревно. Обитатели мира, с остановившемся казалось навсегда временем, решили видимо при помощи этой штуки вскрыть железяку на которой передвигались нечестивцы и вернуть в такой способ свои кровные и все-таки добраться до глоток негодяев.

Безумством было бы таранить такие массивные ворота столь неприспособленной для этого машиной и водитель нажал на тормоза. Заблокированные гусеницы заскользили по камню и машина развернувшись правым бортом к врагам, качнувшись остановилась. Сержант схватил первый попавшийся ему в руки пулемет и распахнув люк выскочил наружу и начал стрелять. Решимость гвардейцев мгновенно сменилась ужасом, да и то всего на мгновение. Пули сержанта положили всех пятерых быстро и четко. Смерть настигла их быстро, так что они даже ничего не успели сообразить. О такой хорошей смерти мог только мечтать каждый из воинов этого мира. Обычно, почти всегда было наоборот, хотя рана полученная в бою и оказывалась смертельной, но человеку приходилось умирать долго и мучительно. Что поделаешь, холодное оружие – есть холодное оружие.

Вслед за своим командиром выскочили еще несколько человек, в том числе и Керон. Первое, что услышал Сальс, это были редкие очереди, раздававшиеся по ту сторону городской стены. С десяток человек, возившиеся возле стенобитного орудия, видя как стремительно развиваются события не в их пользу, со всех ног бросились наутек. Катор пустил им вдогонку длинную очередь, стараясь брать поверх голов. Те помчались еще быстрее, теряя по дороге оружие и доспехи.

Тем временем, по верхушке городской стены, к месту стычки бегом подтягивался отряд лучников. По мере продвижения отряда от него отделялись по несколько человек и оставались за массивными защитными зубцами стены, которые были построены не только снаружи, как в нормальных городах снаружи, но и с внутренней стороны тоже. Как только лучники достигали своего рабочего места, они тут же доставали из туго набитых колчанов первую стрелу, натягивали луки и бесстрашно высовываясь по пояс из-за своих укрытий, начинали стрелять в своих врагов. Стрелы градом посыпались сверху. Смелость, с которой они противостояли значительно более совершенной технологии, чем у них, поражала.

Маленький отряд из другого мира с ожесточением отстреливался. Решимости победить было предостаточно у обеих сторон. Под стеной шесть пулеметов и два импульсника работали не умолкая, оружие замолкало только тогда, когда нужно было заменить опустевший магазин. Лучники в свою очередь переставали стрелять только в двух случаях – либо в человека на стене попадала пуля, либо у него просто кончались стрелы.

Когда на стене количество лучников заметно уменьшилось, сержант жестом приказал двум солдатам выйти из-за прикрытия машины и попробовать открыть засов. Те хотя и без особого энтузиазма, но-все таки пошли. Керон и Истар остались рядом со своим командиром прикрывать вынужденных смельчаков. Пули с легкостью крошили сильно выветренный камень стены, отбивая куски крупного щебня, который сыпался вниз после каждого прохода пулемета. В отличие от крупных кусков, белая пыль, не смотря на не прекращающийся дождь, белой вуалью прикрывала раны на камнях, нанесенные временем и человеком.

Тяжеленное бревно засова не смотря на прилагаемые героические усилия, не хотело сдвигаться ни на миллиметр. Видимо оно как-то фиксировалось на своем месте, но как именно, когда в тебя постоянно летят стрелы, разобраться было невозможно. Ржавые скобы плотно охватывали узловатый, не имевший даже намека на обработку ствол дерева.

Стрелы градом сыпались со стены. Хотя почти все, кто составлял первый отряд лучников были уже в лучшем мире, но свежие силы все подходили и подходили. Пятиминутной задержки возле запертых ворот местным гвардейцам было вполне достаточно для организации вооруженного сопротивления. Керон, когда менял очередной магазин, заметил, что у сержанта из левого плеча торчит короткий обломок толстой стрелы, которую тот обломал чтобы та приносила ему меньше страданий. В жилет и шлем Керона то же несколько раз попадали стрелы, но ему пока везло – ни одна из них не попала в незащищенное место. Вдруг он получил неожиданный удар в спину, развернулся и обнаружил, что лучники зашли с тыла и обстреливают его и сержанта из-за низкого забора ограждающего бедные, приземистые домишки. Керон не раздумывая дал очередь по врагам. Воины Горталия видимо уже уяснили для себя связь между грохотом, который производило странное оружие пришельцев с рванными в клочья телами своих соплеменников и мигом попрятались. Вообще, как доказывает опыт десятков тысячелетий, человек – существо быстрообучающееся, и хотя он теряет усвоенные знания с такой же скоростью, с какой и способен приобретать, но это уже совсем другой вопрос.

У возившихся возле ворот солдат дела были не лучше. У одного из них стрела торчала из бедра, принося страшную боль при каждом шаге. У второго две стрелы сидели в правой руке, в плече и предплечье. Используя здоровую руку и зубы он их старался вытащить, ведя при этом отчаянную борьбу с бившими о сознание волнами боли. Одну из стрел ему удалось достать, правда ее наконечник остался глубоко в руке, вторую он решил не трогать вообще. Теперь его левая рука висела как плеть вдоль туловища, по пальцам тоненькими струйками стекала кровь, которую тут же смывал дождь. Он в отчаянии пытался справиться с тяжеленным пулеметом одной рукой, но из этого ничего не выходило.

Все это бросилось в глаза Керону, в коротких паузах между очередями, пока он взглядом искал очередную жертву.

– Давайте быстрее, – кричал сержант, стараясь перекричать работающие рядом пулеметы, – делайте что-то с этими воротами, а то нас тут всех перестреляют.

Наконец ребята возле ворот вспомнили о существовании гранат. Инданар, сидя в вездеходе, истошно вопил во всю глотку что-то воинственное. Водитель, которому платили только за ро, что он ездил, а не воевал, как мог успокаивал старика, но его удары еще больше заводили бесстрастного служителя культа. Старик все отчаянее демонстрировал свою радость близкого освобождения.

Крохотную площадь перед городскими воротами захлестнула волна неудержимой ненависти, так иногда явственно проявляющаяся в человеческих поступках и принципиально свойственная лишь человеку. Если бы у противоборствующих сторон не осталось никакого оружия, то они бы наверняка рвали бы друг друга зубами.

Наконец возившимся возле ворот солдатам удачи надоели попытки сдвинуть засов и они достали гранаты. Сложив их кучкой на исполинский ригель, они активизировали одну и метнулись прочь. Катор за шиворот тащил прочь раненого в руку собрата, хотя и у него из бедра правой ноги торчало оперение стрелы, увлекая за спасительный выступ стены. Как только они скрылись за стеной, прогремел взрыв, отраженное от высокой стены эхо понеслось куда-то в городские кварталы. Все кто находились под прикрытием вездехода разом посмотрели в ту сторону. Перебитое пополам бревно валялось в нескольких метрах от ворот, неподалеку валялись вырванные скобы, на которых он только что крепился, но тяжеленные ворота, способные сутки удерживать работу массивного тарана устояли, лишь правая створка слегка приоткрылась. Медленно оседала белая пыль.

– Все в машину! – Высунувшись из-за укрытия скомандовал сержант и получил еще одну стрелу в ногу. – Сволочи! – Закричал он и стал беспорядочно стрелять в разные стороны.

Пулемет замолк только тогда, когда кончились патроны, затем он заполз в салон и захлопнул люк. В его остекление тут же ударилось несколько стрел, оставив глубокие царапины в толстом стекле.

Увидев, что положение вещей несколько изменилось не в его пользу, Индинар сник. Его истерическое, ничем не сдерживаемое предвкушение победы как-то сразу улетучилось и без перехода, мгновенно, он погрузился в глубокую, безисходную печаль. Под его левым глазом наливался концентрированным фиолетовым тоном огромный синяк – работа рассердившегося на его поведение водителя.

Перед прикрытыми еще воротами, вездеход немного сбросив скорость и с легким толчком уперся своим рылом в массивную створку. Натужно взревел двигатель и она с неохотой распахнувшись выпустила ревущего, изрыгающего дым зверя из негостеприимного города.

– Это мы, не стрелять, – сообщил сержант в свою радиостанцию, хотя сверкающую хромом и свежей эмалью машину, можно было принять за местную вещь, только после сильного, затяжного перепоя.

Картина, которая предстала перед взглядом только что покинувших торжество гостей, всех в транспортере, кроме Индинара, несколько успокоила. За городскими воротами было все более-менее спокойно, если не считать растянувшихся на метров двести редкую цепь солдат взвода и группы прикрытия, которые стоя по щиколотку в воде изредка стреляли по верхушке городской стены. Защитники Варгуста ожесточенно отстреливались, но их стрелы не пролетали и половины расстояния до солдат Уилка. В ста метрах за их спинами, заботливо прикрытый плотным пологом дождя, грубо очерченной глыбой металла возвышался челнок.

Погрузка заняла около десяти минут. Из города больше никто не показывался. Створка ворот была по прежнему распахнута, но в их проеме никто больше так и не показался.

Один из пилотов стоял возле десантного люка и смотрел, как в его машину вносят на сапогах, оружии и обмундировании непомерное количество грязи, непрерывно ругался, предвкушая капитальную уборку. Везти через три галактики столько грязи ему не хотелось, но делать было нечего.

Смирившийся с неизвестностью плена Индинар понуро стоял в проходе между рядами кресел.

– Взлет. – Приказал капитан, с трудом взвешивая на руке свой чемодан.

Пилот бегом отправился в кабину. Сержант схватил за грудки представителя культа и легко оторвал сухонькое тело от пола. Ноги старика повисли в воздухе. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, полными ненависти взглядами. Схватку характеров выиграл сержант. Тут в сознании сержанта вспыхнуло смутное представление о симметрии и он не дожидаясь логического подтверждения, тут же воплотил его в реальность, заехав в лицо служителю культа слева. Тот вылетел через еще распахнутый люк и приводнился в глубокой луже. Люк захлопнулся и челнок тяжело поднялся вверх, слегка раскачиваясь в воздухе и выдувая из луж влагу, дробя ее на неисчислимое количество мельчайших капель, которые не хотели даже падать на поверхность, а замысловато струились в воздушных потоках.

Вскоре грозная боевая машина превратилась в маленькую, черную точку, которая бесследно пропала среди плотной облачности.

Древний старец, всю жизнь проведший на украшенном золотом троне, сидел в мутной луже. Вода доходила ему до пояса. Под правым глазом у него наливался кровью точно такой же синяк, что и под левым. Он сидел и блаженно улыбался. Почему именно, наверное он бы затруднился ответить, но на душе у него было легко и спокойно. Все страхи мучившие его в течении дня умчались прочь, в безуспешной попытке догнать удивительную машину, посредством непостижимой силы отправившейся в небеса, в исконную обитель богов и демонов.

Затем он встал, осенил себя на всякий случай священным знаком и проваливаясь глубоко в раскисшую грязь, пошлепал обратно в Варгуст.

 

Глава 12. Ариноск обыкновенный.

Через две недели выяснилось, что работать на плантациях – дело неблагодарное, тем более на таких как эти. В экваториальной части планеты занимались в основном аграрным хозяйством и возделывали одну единственную культуру, со странным названием «Ариноск обыкновенный». Он не принадлежал к этому миру, но из какого он именно, Роберт так и не узнал. Хотя он и был «обыкновенный», но это чахлое, безжизненное растение, с листьями темно-зеленого цвета и тоненьким стебельком, с которым самый слабый ветер мог сделать все, что ему заблагорассудиться, имел на человека не передаваемое действие, превращая нормального члена общества за несколько лет в развалину, в полном смысле этого слова, взамен на это, распахивая двери в призрачный мир иллюзий и параноидальных состояний, разобраться в которых не могли опытные психоаналитики, не то, что сам пропащий. За это «счастье» приходилось дорого платить, и это выражалось не только в денежном эквиваленте, хотя и он играл не последнюю роль; человек, после нескольких лет приема препаратов, изготовленных на основе вытяжки Ариноска, становился схожим с этим чахлым и безжизненным растением, платя за свое пристрастие не только деньгами, но силой, здоровьем, жизненной энергией и в конце концов самим желанием жить.

Человек устроен довольно примитивно, к тому же при самом акте творения было допущено немало ошибок, одной из них в этом месте умело пользовались, превращая постоянное человеческое стремление к новому в звонкую монету.

Всего нескольких доз любого препарата содержащего эту вытяжку, было достаточно для выработки такой глубокой зависимости, что никакое кодирование мозга, пусть даже самое изощренное, ничем уже не могло помочь несчастному, решившему испытать судьбу. Даже если по каким либо причинам приходилось прекращать прием наркотика, то человек, даже единожды попробовавший это зелье, был готов принять его опять при первой же возможности. Пережитые состояния мозг помнил десятилетия, и что самое главное – стремился их пережить вновь.

Надо ли после этого говорить, что люди, контролирующие производство этого наркотика, который можно было за сравнительно небольшую цену приобрести в любом уголке этой галактики, могли себе позволить не только покупку практически дармовой рабочей силы, но и лояльное отношение полиции к их темным делишкам? Их возможности были гораздо шире. Ведь кто бы что не говорил, только наличные деньги были конечным аргументом при решении любого вопроса.

Время тянулось медленно-медленно, иногда казалось, что остановилось вовсе. Скорее всего так оно и было. С раннего утра и до захода Карманта, пропалывая бесконечные грядки Ариноска. Поля располагались среди буйствующего моря джунглей, природе никак не могло прийти на ум, что исчерченные штрихами тщедушных растений участки, вовсе не являются свободным местом, которое ждет не дождется быть занятым непролазными зарослями джунглей. Хотя природа, как мы знаем из многих поговорок мудра, но на это простое знание ее мудрости было явно маловато. Это до нее не доходило.

Заносимые ветром, и спускающиеся не прекращающимся десантом на парашютиках разных систем семена, прорастали буквально на глазах, нещадно глуша окультуренный вид. Ариноску, как выходцу другого мира в здешних условиях приходилось несладко, хотя надо отдать ему должное, он все же рос и приносил отдачу, на которую и надеялись производители.

Работы было так много, а надсмотрщик уделял своим обязанностям столько внимания, что под конец дня Роберт не мог сказать с полной уверенностью на каком он имено свете. Больше всего доставал этот противный запах, который они все почувствовали впервые в поселении Мердлока. Это была именно та вонь, которая уже две недели преследовала его целыми днями на плантации, вызывая головную боль и головокружение, а по ночам приводя в гости ужасные кошмары, от которых, казалось, он уставал больше чем от самой работы. Труднее всего приходилось в особо жаркие дни, когда облака брали выходной и не являлись на свое рабочее место. В эти дни растения прогревались особенно сильно и выделяемые ими летучие вещества достигали такой концентрации, что каторжники валились без сознания прямо посреди поля. Не спасали грязные, матерчатые повязки, которые здесь смачивали водой и повязывали на лице, как можно плотнее закрывая нос и рот, оставляя только глаза. Это жалкое подобие респиратора помогало примерно так же, как как мог помочь обтянутый кожей, деревянный щит, против автоматной очереди. Хотя смоченная водой тряпка являлась чисто психологической мерой, все, кто сопротивлялся отвратительному действию этого растения снимали ее только в лагере, перед отходом ко сну.

Прекрасным временем, буквально подарком небес, считались те не долгие часы, когда с востока налетал ветер, приносивший дожди и облегчение каторжникам. Ветер здесь буквально боготворили. Сдувая с плантаций это жуткое, пряное зловоние, но давал возможность вдохнуть на полную грудь чистого, свежего воздуха, не беспокоясь о состоянии своего сознания.

Те же, кто покорился этому совместному порождению природы и человеческой алчности, наоборот, проклинали и сам ветер и приносимую им свежесть. Таких тоже было довольно много. Не имея возможности получать достаточную дозу культивируемой здесь дури, им приходилось тайком обрывать листья и жевать их, стараясь остаться без внимания надсмотрщика – здесь не поощрялось бесплатное потребление, пусть даже самых обедненных, исходных материалов. Каторжанин должен работать, а не валяться посреди поля погруженный в только ему видимые грезы. Это было дело принципа. Хотя это и запрещалось, стоило только взглянуть в глаза первому встречному надзирателю или работнику, со стажем в несколько лет, и неизменно там можно было заметить ту безграничную силу хаоса, которую имело это растение.

Дни, слившиеся в сплошную цепочку и проносившиеся мимо сознания,походили один на другой, как капли осеннего ливня. Отличался один от другого только количеством полученных плетей, на которые не поскупился еще ни один надсмотрщик. Работы и плетей здесь было избытке и хватало даже тем, кто не то что к ним стремился, а покорно исполнял одно и избегал другого. Этого было сколько угодно, вот с хлебом было труднее.

Роберт шел с тяжелой тяпкой в руках и выкапывал насеявшиеся за ночь сорняки. Грубо сделанная рукоять инструмента, блестела в лучах Карманта – отполированное руками многих изгоев дерево светилось изнутри и уже казалось жило своей собственной жизнью. Широкое, поставленное под прямым углом к ручке лезвие, когда выходило из распушенной длительной обработкой почвы, то же бросало в разные стороны блики – покрыться металлу ржавчиной, при постоянной работе не представлялось возможным.

Подрезав побег молодого растения Роберту приходилось нагибаться, как можно тщательнее вырывать непрошенного гостя, не оставив ни одного корешка. Он не против бы их и оставлять, но после нескольких дней, в местах плохой прополки всходил буквально лес новых побегов, а тогда, во-первых, приходилось все исправлять самому, а во-вторых, подставлять свою спину под плеть. И первого, и второго делать не хотелось. Сорванные сорняки он бросал через плечо в корзину, которая на узких, веревочных лямках была закреплена у него за спиной, и продвигался дальше, подрезал, тщательно выбирал руками корешки и бросал в корзину…

Именно для этого он и был сослан на эту мерзопакостную планету, на этом заканчивались все его обязанности, которые ему предопределила галактика и казалось не существовало такой силы, которая могла изменить так паршив сложившееся положение вещей.

Поле, на котором работал Роберт, занимало площадь примерно в десять гектаров и находилось на самом отшибе. С трех сторон его обступали джунгли, высеивая с трех разных сторон свои семена, на такую для них желанную, свободную почву. Кроме Роберта, на этом участке работало еще три человека, выходцы окраинного мира. Сколько он ни пытался наладить с ними контакт, но это никак ему не удавалось. Эти трое держались обособленно даже в бараке, в который всех загоняли на ночь. Роберт уже начинал на них злиться, говоря про себя, что эти трое понимают только язык плетей. После многих попыток сблизиться с этими невольниками он плюнул на это занятие.

Скотское обращение, каторжная работа и особенно это ужасное растение, его дурманящий запах, пропитывающий одежду, волосы, все в округе, избавиться от которого казалось уже никогда не удастся, делали свое дело. Роберт решил, что необходимо бежать, но возможность пока не представлялась. Конвоиры и надсмотрщики проявляли столько внимательности к своему делу, что не замеченным не оставался ни один шаг работников. Группы каторжан находились под постоянным контролем везде, где бы они ни находились, чем бы они не занимались. Контроль снимался только тогда, когда за последней группой, приходившей откуда-то с дальних полей, плотно закрывались тяжелые двери ангара и щелкал замок.

При свете дежурного освещения, выкраивая время у драгоценного в его положении сна, Роберт подолгу размышлял о побеге, но пока в голову ничего реального не приходило. Сознание рисовало ему планы один фантастичнее другого, но пока ни один из них не вязался с действительностью. Каждый вечер перед ним вставала целая куча неразрешимых вопросов, ни на один из которых он не мог с уверенностью ответить. Одно было окончательно ясно – оставаться здесь означало верную смерть, и чем больше он находился в этом лагере, тем более вероятным это становилось. Его силы таяли и он чувствовал это. Дневного рациона и короткого отдыха не хватало на восстановление, к тому же не прекращающееся действие наркотических эфирных масел, действию которых он отчаянно сопротивлялся, тоже отнимало много сил, как душевных, так и физических, отнюдь не придавая уверенности в завтрашнем дне.

Необходим был случай, именно тот капризный случай, который в состоянии потревожить даже самые стабильные закономерности, который своей капризной игрой дает шанс изменить многое к лучшему, или все потерять, если предоставившейся возможностью пользовались неумело или ее игнорировали. Конечно надеяться на случайность не пристало настоящему, цивилизованному человеку, но если у него отбирают все остальные надежды, то вполне годилась и эта.

Роберт с благоговейным чувством ждал такой возможности, сам делая все от него зависящее, чтобы оказаться наиболее подготовленным к встрече благоприятных обстоятельств. Как бы это не выглядело самоубийственно и неправильно, ему все-таки удавалось немного экономить еду, и собирать себе скромные припасы, которые, как он верно предполагал ему пригодятся в джунглях. Сложнее всего было с оружием, хоть с чем-нибудь, что могло бы применяться в таком качестве. Такие предметы или не попадались ему на глаза, или очень хорошо лежали, и чтобы попытаться их добыть нужно было идти на большой риск, не оправданный в его положении. Конечно, если бы представился случай бежать прямо с поля, а для этого могли возникнуть вполне реальные шансы, ведь его поле с трех сторон окружали джунгли, то в качестве оружия, хотя бы от мелкого зверья могла послужить его тяпка. В поселке же у него вообще ничего не было, и с этим приходилось мириться.

К середине второго месяца, ему удалось скопить небольшой запас еды и припасти емкость для воды, под которую он намеревался приспособить пластиковые мешки, разбросанные в большом количестве по лагерю. Во время одной из уборок Роберту удалось незаметно подобрать себе несколько таких мешков. По его плану, еды ему должно было хватить как минимум на неделю пути. Именно в это время его будут активно искать, и прийдется идти столько, сколько он сможет, чтобы как можно дальше убраться от плантаций. Чем дальше ему удастся уйти за первые несколько дней, тем больше у него будет шансов на то, что его не поймают вообще. Поэтому он решил, что ему некогда будет заниматься поисками еды и воды, приготовлением найденного, и нещадно экономя, создавал запас провизии.

В бараке, в котором их закрывали на ночь, в основном содержались доставленные вместе с Робертом и после него поселенцы, не считая трех старожилов, которые держались обособленно, стараясь не поддерживать никаких контактов. Наверное им уже не нужно было поддерживать такие отношения, наркотик их поработил до такой степени, что лишь изредка они покидали свой призрачный мир иллюзий и кошмаров, ничего не понимающими глазами смотрели на этот, такой же непонятный и загадочный для них мир мир, как и их для всех остальных и обратно возвращались к своим грезам. Эти трое уже во всю ели листья и уже больше походили на оживших мертвецов, чем даже на измученных рабов. Все попытки расспросить кого-нибудь из них об этой планете, никогда не давали никаких результатов. Старожилы только отмалчивались уставившись в одну точку не мигающим взглядом. Вероятно только плеть могла способствовать началу диалога, но во-первых, ее не было, а во-вторых, было как-то неэтично бить такого же бедолагу как и ты. Но однажды у одного из них что-то замкнуло в голове и его сознание настолько прояснилось, что он оказался способен отвечать на вопросы и вообще рассуждал как вполне нормальный человек.

Вот что удалось выяснить Роберту для себя про эту планету. Это было все, что знал этот человек:

Планета, по его словам, оказывается достаточно густо населена. Благодаря джунглям или вопреки им, в экваториальной части, все что делается на поверхности практически не поддается никакому контролю. Наркотики не единственное занятие преступных кланов, правящими различными регионами этого континента. Ссыльный рассказал что есть и и другие континенты на этой планете, но сколько их и что на них происходит он не знал. Клан, на который сейчас работал Роберт не был единственным в округе, который занимался наркотиками. Существовало еще несколько, по крайней мере этот человек так сказал, что их существует несколько и что они постоянно враждуют между собой, хотя для вражды серьезных причин в принципе не было, кроме цены на продукцию, потому что спрос на наркотики сильно превышал возможности этих группировок. Кроме кланов по производству наркотиков, на этом континенте существовали и другие силы, хозяином самой примечательной и влиятельной из которых, был Люис Камп, командующий самыми большими наемными силами преступников, которые превышали численностью все подобные формирования в этом секторе галактики. Одна из его баз располагалась совсем рядом. Его наемники сражались за что угодно и против кого угодно, если конечно за это хорошо платили. На этом континенте скорби, Камп имел огромные лагеря и базы по подготовке высококвалифицированного пушечного мяса. Он скупал невольников в большем количестве, чем все наркотические кланы вместе взятые, но может это была и неправда. Кроме этого, в непролазных джунглях этого континента находили себе пристанище и мелкие образования, не такие влиятельные и сильные, но как правило грозящие опасностью всем, кто попытается влезть с их грязные делишки.

Конечно эта мелочь досаждала большим, давно сформировавшимся кланам, но специфические особенности этого мира, а именно его джунгли, не оставляли много шансов на успешную борьбу с ними даже таким колоссальным группировкам, как производителям наркотиков и головорезам Люиса, к тому же им и самим было выгодно содержать как можно в большей сохранности этот широкий пояс экваториального леса, надежно скрывающий все, что происходило под его вечнозеленой листвой.

Любой силе, желающей хоть в небольшой степени проконтролировать все, что происходило под этим колышащимся, зеленым морем, на изрезанной поверхности материка, пришлось бы сложить огромные средства и усилия в это мероприятие. Такие затраты не могли себе позволить подавляющее количество правительств и правителей миров, правящих в галактике 511/70. К тому же, зачем им все это было затевать? Все что их заботило, – это отправить преступников подальше от своих вотчин, а что происходило с ними дальше, и какими именно путями шел импорт преступности обратно к их мирам, было делом десятым и мало кого интересовало.

Для себя Роберт сделал вывод о месте в котором оказался, как о сложном образовании, заключившим в себе огромные потенциальные финансовые силы, имеющем возможность позволить себе при необходимости пользоваться лучшими и самыми эффективными технологическими средствами, которые только могла предоставить галактика. Цену здесь могли заплатить любую, вопрос стоял только в эффективности и выгодности приобретенного продукта.

На Отстойнике, существовало множество сил, представляющих разные интересы. В принципе, заурядная тюрьма, только без персонала, силой и разумом самих заключенных была превращена в прибыльное коммерческое предприятия, вернее в целую группу предприятий, девидендов от которого хватало не только главарям преступных группировок и их свите, оставалось на поддержание и развитие самого дела, а так же хватало денег и силам, призванным охранять общество от преступности, да и тем, кто контролирует эти силы в мирах-поставщиках.

На этом рассказ обрывался. У тридцатилетнего старика мозги отключились, опять превратив его в послушную игрушку, машину для выдергивания сорняков, способную даже эту работу делать только после нескольких взмахов плети. Больше Роберт от него ничего членораздельного не слышал. Вечером следующего дня, после работы на поле этот человек оказался сильно избитым. Он был так плох, что ему даже помогли лечь – сам он был не в состоянии забраться на нары своего первого яруса. Ночью он тихо скончался.

– А вы знаете, я слышал, что такое бывает, – пробубнил Рик, шуллер, обставивший не одно казино в галактике, – так действует Ариноск, который мы здесь выращиваем. Я подслушал разговор надсмотрщиков, и один говорил другому, что у него недавно умер предшественник, и он очень хотел послушать его исповедь, он говорил, что всегда перед смертью эта зараза отпускает человека и дает ему излить душу, но что-то там не получилось.

– Точно, – отозвался из угла тщедушный мальчишка, может он был и старше чем выглядел, но годы не поспевали за бурной жизнью, – я на Артабуке торговал этим наркотиком на улице. Неплохую копейку иногда удавалось заработать… Так часто приходилось слышать, что пред смертью, наркоманов на несколько часов наркотик полностью отпускал, и люди даже не верили, что находятся в зависимости одного из сильнейших наркотиков нашей галактики. Некоторые даже не верили, когда им показывали следы от инъектора по всему телу.

Высокий, заросший до глаз черной бородой ссыльный, остановившийся на голос и слушающий непривычный для барака разговор перебросил через плечо выцвевшую, пропитанную солью майку высказал свое мнение:

– Нам и вводить ничего не надо будет внутрь, это дерьмо нас доконает непосредственно, и абсолютно бесплатно. Еще не было такого дня, чтобы у меня под вечер не болела голова, у меня, у которого она вообще никогда не болела. Все даже шутили, что там просто нечему болеть. Я и сам так думал…

Шутки не получилось. Все замолчали. Кто-то вспоминал о чем-то своем, когда-то пережитом, и все без исключения думали о том, что им еще предстоит пережить.

Прошло еще три бесцветных, монотонных дня, загруженных руганью, издевательствами и действительно каторжной работой. Если бы не действие наркотика, все остальное очень даже можно было терпеть, но въедающийся казалось в самую душу туман, покрывал сознание своим нереальным саваном, размывая четкую грань между реальностью и вымыслом, внушая человеку его ничтожность, по сравнению с нереальными, пугающими образами все чаще и чаще возникающими в сознании.

Нужно было бежать. Бежать как можно быстрее и дальше от этого гиблого места, синонимом которого была медленная, наполненная кошмарами смерть. Роб ждал случая, вероятно как и все остальные, но пока ничего необычного не происходило. Лагерь жил своей обычной, размеренной жизнью. Ничего не нарушалось в распорядке, поддерживаемом вероятно многими поколениями охраны, надсмотрщиков и их рабов. О, эта охрана, здесь ей завидовали все кто работал на полях и многие, кто на этих же полях присматривал за процессом и подгонял ленивых и быстроустающих плетью. Казалось, что они вообще ничего не делали, кроме того, что жрали в своей уютной, маленькой столовой, спали в просторных котеджах и прогуливались над лесом в маленьких, маневренных штурмовиках, которые так красиво смотрелись в лучах заката.

Это была самая привилегированная каста, которую Роберт выделил в своих наблюдениях. Видимо только они в процессе производства наркотиков были настоящими профессионалами и поэтому пользовались значительным расположением клана. Хотя, когда Роберт подумал над этим побольше, то сделал для себя одно маленькое открытие – они и есть клан, его костяк. В подтверждение этому служило не только то, что они жили наиболее комфортно во всем поселке, но и тот факт, что в их котеджах можно было встретить и женщин – видимо самую большую роскошь в этих позабытых Богом местах. Ведь содержание человека, не приносящего доход, а наоборот убытки, могли себе позволить только те, в чьих руках оказывался процент этого самого дохода. Сурки почти не привозили женщин на плантации. Это был не тот товар, за который здесь готовы были платить. Для этих мест это была скорее экзотика. Даже надсмотрщики, стоящие на иерархической лестнице гораздо выше простого раба, не могли себе позволить многого из того, что для этих людей, никогда не расстающихся с оружием было делом привычным.

Мысль о побеге не покидала Роберта ни на минуту. Он обдумывал все возможные варианты во время работы, перед сном, во время коротких, вынужденных перерывов на плантации, но в голову ничего стоящего не приходило. Сильно путал все возникающие планы надсмотрщик, который уж очень рьяно исполнял возложенные на него обязанности, явно пытаясь доказать тем самым свою лояльность здешним правителям. Этот пес буквально по пятам бродил за своими подопечными не снимая правую руку с постоянно висевшего у него на шее плазмомета. Иногда Роберту казалось, что этот человек так и родился с оружием в руках. Как только удавалось бросить взгляд назад, Роберт сначала видел черную как ночь форсунку оружия, направленного ему в спину, а потом уже и его хозяина, готового в любой момент отправить в небытие любого, кто попытается изменить сложившееся годами положение вещей.

Запасы, собранные Робертом достаточно наполнились. Теперь он уже не подкладывал новые порции, а менял новые на старые, сильно подпорченные, держа свои припасы в постоянной готовности к побегу. Здраво рассудив, что такая возможность может возникнуть не только когда он будет находиться в лагере или своем бараке, но и когда будет работать в поле, он за несколько заходов перенес часть провизии на плантацию. Конечно в этом была определенная доля риска – его могли перевести работать на другое поле и он мог потерять значительную часть своих припасов, но учитывая значительно большие шансы на побег с плантаций, чем из наводненного охраной лагеря, он пошел на такой риск. Теперь его провиант лежал среди пышной зелени какого-то куста, на самом краю поля, от глухих джунглей это место отделяла только узкая тропинка, по которой прохаживался надсмотрщик и жиденький забор, наскоро сделанный из деревянных столбиков, между которыми была густо натянута блестящая, тонкая проволока. Эта проволока явно была обделена создателями способностью ржаветь и висела как новая, хотя подгнившие столбики давно пора было менять.

Какую именно опасность может в себе таить этот хлипкий заборчик, Роберт для себя пока не уяснил, но намеченный им путь побега, казавшийся ему самым реальным проходил именно через эту преграду. Все остальные места, где он мог беспрепятственно появиться были слишком далеки от спасительного леса, и имели значительно больше препятствий, чем густо натянутая проволока-нержавейка, хотя насколько он заметил, что надсмотрщик во время обхода плантации старается держаться ближе к полю, чем забору, и если у него возникало препятствие, и необходимо было обойти внезапно окрепший куст или еще какое-то растение, бурно рванувшее к Карманту, то их он то же обходил всегда со стороны возделанной земли, стараясь не приближаться к забору.

Необходим был только случай, и он, как это не странно, не заставил себя долго ждать.

Пара штурмовиков на предельной скорости шла над джунглями. За ними по неправдоподобно-зеленой листве верхнего яруса неслись две черные тени, в точности повторяя маневры своих хозяев. Распластавшиеся над диким лесом черные, матовые корпуса боевых машин походили на два огромных ската, вышедших из своего логова поутру на охоту. Штурмовики предназначались для ведения боевых действий за пределами атмосферы, но и в атмосфере они чувствовали себя превосходно. Иногда одна из машин врезалась корпусом в верхушку дерева, выросшую несколько выше общего уровня, и тогда все пространство вокруг штурмовика заполнял своим взрывом зеленый фейерверк срезанных листьев, причудливо изменяя свои очертания в завихрениях воздуха, оставленная грозной боевой машиной. Судя по всему, за штурвалами обеих штурмовиков сидели люди четко представляющие что и как необходимо делать. Ведущая машина уверено прокладывала курс, ведомая, следовала всем маневрам командира и находилась справа, и на два корпуса сзади.

Пройдя еще некоторое расстояние и прижимаясь при этом как можно более плотно к джунглям, пара штурмовиков синхронно снизила до минимума скорость и вышла на открытое пространство, расчищенного под плантации леса, оказавшись над владениями Мердлока.

Как только под ними открылись плантации, штурмовики сразу открыли огонь. Дешевые, неуправляемые ракеты вылетали из брюха машин и подвесных, подкрыльных держателей с такой скоростью, что взрывов от старта отдельных ракет ухо просто не улавливало. Ракетные установки работали с такой скоростью, что окрестности рвал только сплошной, высокий вой, смешивающийся с гулом разрывов на поверхности. Нападавшие имели такое неоспоримое преимущество, буквально давили на нервы мощью своей техники что даже не попадая в плоть, взрывали психику изнутри.

Комья грязи и большие куски вырванной взрывами почвы разлетались в разные стороны. Экипажи штурмовиков разделились и методично простреливали плантацию за плантацией, хладнокровно уничтожая все, что попадалось им в прицел.

Охранники и надзиратели в истерике бегали среди горящих и разлетающихся в прах при новых построек поселка, хотя это наверно громко сказано. Поселка, как такового, уже через полторы минуты налета не существовало. Теперь все, что от него осталось больше напоминало внушительных размеров костер, ярко пылающий костер, который грел и без того жаркий день.

Роберта налет застал на плантации. Да и где еще может быть среди бела дня ссыльный, как не на плантациях? Он как раз находился возле дальнего края поля, вплотную примыкавшего к казавшейся сплошной, стене экваториального леса, так что он одним из первых испытал на себе гнев небес.

Как только ракеты начали перепахивать на свой манер поле, он упал ничком между рядками этого отвратительного растения и как можно плотнее вжался в почву. Полоса огня, оставляемая разрывами двигалась прямо на него. Он с ужасом смотрел на это совместное порождение ада и человеческой мысли широко раскрытыми глазами. Вспышки взрывов приближались все ближе и ближе, и с каждым, новым процесс замедлялся, будто кто-то притормаживал запись. Роберт уже видел во всех подробностях подлетающие к поверхности ракеты, видел их окраску, видел, как они входят в грунт, поднимая фонтанчик пыли, проходило много времени, целая вечность и ничего не происходило, казалось все уже кончилось, но нет, под не старающимся осесть, стоящим как вкопанный столбиком пыли, вспыхивало, и большими кусками в стороны разлетался грунт, оставляя после себя глубокую, заполненную белым дымом воронку. Еще куски почвы не отлетали и на несколько метров от воронки, а уже подлетала новая ракета и все повторялось снова. Смерть неудержимо приближалась и природа милостиво разрешала прочувствовать своему детищу этот процесс во всех подробностях.

Единственным желанием, которое переполняло все его естество было бежать, бежать без оглядки, как можно дальше от приближающейся стены небытия, мозг в панике посылал импульс за импульсом безвольно лежащему телу, но оно никак не реагировало. Или не успевало реагировать? Странная штука – время.

Больше смотреть на этот ужас Роберт был не в состоянии. Во время последнего взрыва, как он для себя решил, проишедшего на безопасном расстоянии, ему только и удалось, что закрыть глаза, медленно-медленно.

Одна из ракет, вероятно в следствии какого-то дефекта или своей дешевизны, изменив траекторию своего полета прошла прямо над его головой, обдав Роберта тугой струей раскаленных газов и залетев за ограждение врезалась в одно из деревьев, срезав взрывом не менее, чем метровый в диаметре ствол с такой легкостью, как лезвие острой бритвы срезает тоненький стебелек молодого растения.

Дерево с хрустом, ломая все, что за многие годы выросло возле него покачнулось, увлекая лианы, сухие ветки и гнилые остатки всего, что обитало, росло и тянулось к свету. Зеленая, раскидистая крона, руша все на своем пути, продравшись через сплетение ветвей вынырнула из леса и рухнула, на перепаханное старательными пилотами поле, накрыв листвой ничего не соображающего от ужаса Роберта.

Когда он пришел в себя, взрывы грохотали где-то в стороне, но где именно он определить не мог – мешал шум в голове, да и листва, укрывшая его от посторонних глаз искажала звуки.

Он попробовал выбраться и это у него получилось. Ни одна более-менее толстая ветка кроны, не достала до того места, где он лежал, а тонкие и длинные побеги не могли причинить никакого вреда, даже при таком падении. Хотя они были и тонкие, но выбираться из под них было трудно. Росли они густо, к тому же давала знать о себе жесткая листва. Когда Роберт выбирался, ему показалось, что листья на этом дереве не настоящие, а сделаны из пластмассы, – такие они были жесткие на ощупь, и с острыми краями.

Выглянув из своего убежища, он увидел неприглядную картину. От поселка практически ничего не осталось. Руины уже не горели, а разделившиеся уже штурмовики летали над перепаханными полями и руинами поселка, выискивая уцелевших и добивая раненых. Время от времени слышался одинокий выстрел, за ним незамедлительно следовал взрыв, и все опять погружалось в такую, казалось нереальную, после недавнего воя и грохота, тишину, нарушаемую только далеким свистом двигателей налетчиков.

Осмотревшись, Роберт поглубже забрался в свое неожиданное убежище, на все лады благословляя ракету, пролетевшую прямо над ним, ее проявившего халатность создателя, дерево, которое срезала эта ракета и свою удачу, благодаря которой он оказался именно в этом месте, а не на любом другом открытом участке. После долгих неудач Фортуна в первый раз бросила на него свой быстрый, удивленный взгляд.

Взрывы прекратились. Штурмовики ушли в том же направлении, откуда появились. Больше ничто не нарушало тишину.

Нужно было немедленно действовать, подальше убираться отсюда. Он прикинул, что в главном поселении скоро узнают о случившемся, если они уже не знали… Хотя на вездеходе оттуда и было добираться полдня, но челноки, которые он видел в Цхатуре, преодолеют это пространство за минут десять – пятнадцть.

Риск того, что кто-то из охранников или надсмотрщиков остался в живых конечно был велик, но выбирать не приходилось. Нужно было рискнуть и пробраться в поселок, забрать припасы – того что сейчас лежало на краю поля хватило бы только на несколько дней при строжайшей экономии. В ангаре, за стойкой нар лежал еще один сверток с сухарями, предусмотрительно отложенный в надежде на счастливую случайность, который нужно было забрать во что бы то ни стало.

Хотя, если рассмотреть все варианты и взвесить все за и против, то вероятно бы выяснилось, что возможность такого расклада, какой выпал сегодня Роберту, имела вероятность один на многие миллионы, и лишь по капризу шаловливого случая он воплотился в жизнь. Но ему некогда было думать о привратностях судьбы и о капризных случайностях. Во-первых, у него на это не было времени, а во-вторых, у него слишком болела голова, чтобы в ней могли возникнуть рассуждения подобного рода.

Он вылез из-под спасительной листвы и опасливо озираясь по сторонам, направился к дымящимся остаткам поселения отверженных. Посреди растерзанных грядок валялись в самых неестественных позах бывшие рабы, вернее то, что от них осталось, а при прямом попадании ракеты такого класса в человека от него действительно мало что оставалось. Кое-где дымилась даже земля. Видимо в таких местах ракеты попадали несколько раз в одно и то же место, а теперь из рыхлого грунта просто выходил дым от разорвавшегося на большой глубине заряда. Пройдя еще немного Роберт заметил остатки своего надсмотрщика, валяющиеся по сторонам от неглубокой воронки и свисавшие с низких ветвей одинокого дерева. Подойдя поближе, недалеко от места трагедии, он заметил почти полностью прикиданный грунтом плазменник. Только смерть смогла вырвать оружие из рук этого человека. Откопав его, и убедившись что оружие не пострадало, он прихватил его с собой. Правда запасных источников питания видно нигде не было. Или их далеко разбросало при взрыве, или их не было вообще. Тот, что стоял в оружии, показывал на своем индикаторе половину емкости, а это уже было не плохо.

Чем ближе Роберт подходил к поселению, тем больше ему попадалось на пути растерзанных взрывами тел. Большинство из них не возможно было даже опознать. Только с некоторой долей вероятности можно было определить, ссыльный или надсмотрщик, да и то только по остаткам одежды.

В самом поселке разгром был абсолютным, только по кучам битого камня, рванным дюралевым листам и дымящимся остаткам, можно было определить, как располагались постройки, какое назначение они имели раньше. Все было тщательно заровнено и перемешано.

Обойдя дымящуюся кучу битого камня, которая совсем недавно представляла собой элитное место поселения, и в котором Роберту никогда не приходилось бывать, он направился по одной из центральных «улиц» к своему бараку. Оружие держал на готове, готовый выстрелить в любой момент, тем более, что раб с плазменным излучателем в руках не вызовет жалости ни у кого в этом месте. Пройдя еще немного, и свернув для уверенности несколько раз он добрался до своего барака, который исчез точно так же, как и все остальное. В огромной куче мусора тщетно было даже пытаться найти свои припасы.

«Что же я дурак сначала не подумал про столовую? – Подумал Роберт. – Там наверняка есть не только хлеб и сухари. Наверное там можно найти кое-что и получше»!

Когда он свернул на тропинку ведущую в столовую, то заметил, что в конце дорожки кто-то ползет. Он присел и прицелился. Приклад коснулся щеки и плотно прижался к плечу. Если бы его плазмомет мог говорить, то он бы сказал: «не волнуйся, все будет в порядке». Что-что, а уверенности оружие придавать умеет, – в этом и состоит одна из его главных задач, кроме основной, конечно, – убивать. Посидев немного Роберт набрался смелости и пошел вперед, готовый в любой момент разнести в дребезги выбирающегося из пекла человека.

Тот изо всех сил полз по тропинке, непонятно куда и зачем. По залитому кровью лицу пробегали судороги напряжения. Роберт остановился, не доходя до него метров десять. Человек, медленно полз подтягиваясь на локтях. Обеих ног у него не было. Не было вообще. По зеленой траве, тянулась полоса нереально алой, еще живой крови. Раненый бал из охраны. Он полз и полз, выбрасывая вперед руки и подтягиваясь, выбрасывая и подтягиваясь. Ничего не видя перед собой от болевого шока и потери крови, и только когда до остановившегося Роберта оставалось метра два, он его заметил, замер, а затем прогнувшись, запрокинул голову вверх и щурясь посмотрел на него. Взгляд длился долго, на этот раз Роберт выдержал его взгляд и не отвел глаза.

Наконец до охранника стало доходить, кто стоит перед ним. Он со стоном перевернулся на спину, потянулся не слушающейся, окровавленной рукой к зажиму на поясе, которым к нему крепился импульсный излучатель, отстегнул оружие, зажав его двумя руками стал медленно наводить на Роберта.

Роберт отступил немного в сторону, но черный глазок излучателя неуверено последовал за ним, тогда он прицелился и выстрелил. Потроха разлетелись в разные стороны, забрызгав Роберта с ног до головы. Он брезгливо обтер лицо и отряхнул одежду. Поискав немного вокруг, нашел ручной импульсник, который до сих пор судорожно сжимала оторванная рука, морщась, разжал пальцы и забрал оружие. Потом нашел пояс с зажимом этого оружия, снял его с пояса, вставил в него излучатель и положил себе за пазуху. В зажиме была вставлена запасная обойма. Хотя у Роберта не было куда повесить зажим, пояс он брать не стал, тот уж через чур был в крови и потрохах.

Возле столовой контролирующего персонала, удалось найти разбросанные около развалин сублимированные концентраты. Продуктов было очень много и Роберт быстро набил подобранный тут же пластиковый мешок. Сначала он брал все, что попадалось на глаза, потом стал перебирать, выбирая только целые, непомятые упаковки. Когда мешок наполнился, он соорудил из него при помощи валявшихся тут же, упаковочных лент, подобие заплечного рюкзака, подвязав ими свой мешок за углы и верхушку. Забросил его за спину и направился к запретному периметру.

Не зная, какую именно опасность мог таить забор, которым было обнесено вся площадь, находящаяся под плантациями, и вспомнив о покойном ныне надзирателе, который всегда старался держался от него подальше, Роберт решил не испытывать судьбу еще раз, преходя это препятствие в неизвестном для себя месте и пошел на свое поле, к рухнувшему дереву. Если ограда и была оборудована чем-то вроде системы слежения или уничтожения, то, как он надеялся, на испорченном пролете она уже была в нерабочем состоянии.

По пути ему больше никто живой не попался, хотя он особо не задерживался и не присматривался. Необходимо было спешить. Наверняка с минуты на минуту на этом участке плантаций появятся головорезы Мердлока, и для него все начнется снова, на этих полях или на других, где-нибудь в другом месте.

Время равнодушно бежало с обычной для себя скоростью, и ему как явлению было абсолютно все-равно, успеет или не успеет единственный несчастный, выживший при налете, после которого принципиально не возможно было выжить, покинуть это место.

Из рыхлой почвы поля, перепаханной слишком глубоко, на этот раз дым уже не струился. Все было тихо. Оглядевшись по сторонам, Роберт, насколько позволял груз у него за плечами, бегом пересек открытый участок. Раня руки и царапая лицо, о острые листья рухнувшего дерева, перебрался через периметр. Эти листья казалось кто-то специально заточил, старательно доведя каждый листочек до состояния острой бритвы.

Руки саднило, пылало лицо и Роберт не мог без боли прикоснуться к своей собственной щеке. Видимо дерево таким образом защищалось от животных, которые были не против поедать его листья или жить в его кроне. В мельчайших зубчиках, расположенных по краю листа, содержался, видимо,какой-то токсин, действующий раздражающе. Он не знал, действительно ли это было так по отношению к представителям местной фауны, но на человека он действовал именно раздражающе.

Не успел он отойти и двадцати метров, как завыла сирена, сделав затяжной переход от низких, к высоким тонам, затем перешла в прерывистый режим, похожий на истерический смех. Роберт остановился и замер, лихорадочно соображая, что же будет дальше по программе. Вдруг ударили пулеметы, сначала один, установленный где-то сразу за спиной Роберта, с небольшим опозданием в стороне застучал еще один. Он упал и перекотившись, насколько это можно было сделать с заплечным мешком укрылся за стволом векового исполина.

С удивительной точностью, для этих непролазных зарослей, пули отследили то место, где только-что находился Роберт, затем огонь молниеносно перенесся на дерево. Опять включился второй пулемет, установленный намного правее. В первые мгновения ничего не изменилось, но скоро и второй прочистил заросли своим огнем и его пули то же стали долетать до этого места, стараясь достать спрятавшуюся за деревом жертву. Фронтальный пулемет работал не останавливаясь. Щепки летели из живого, наполненного жизнью ствола дерева. Срикошетившие, неразорвавшиеся пули с визгом уносились прочь в заросли делать дырки в листьях.

«Вот значит какая у них система безопасности, – подумал Роберт и плотнее вжался в прелый ковер павшей листвы, – не даром они сами боялись близко подходить к ее датчикам. Хорошо, хоть не плазмометы, но их то как раз использовать и нельзя – лес. Вот значит почему пулеметы»…

Некоторое время пулеметы работали в экономичном режиме, перейдя на короткие, частые очереди. Роберт лежал в своем укрытии боясь поднять голову. Пули свистели и рвали в клочья все, во что попадали, вымещая свою бессильную злобу на листьях, стволах деревьев и еще бог знает на чем, что на ходило приют и пищу в этих зарослях. От толстого ствола, за которым прятался Роберт осталась только половина его толщины, но датчики, улавливая жизнь, все посылали и посылали системе приказ на на уничтожение, который та, как могла старалась исполнить.

В безоблачное, ясное небо, прямыми, как колонны струями поднимался черный дым. Ветра не было и ничто не нарушало порядка этой хаотической колоннады. Смерть безраздельно властвовала на этом клочке проклятой тысячу раз земли. Единственным звуком, который нарушал воцарившийся покой, граничащий с провалом забвения, были регулярные, короткие очереди, перешедшего в экономичный режим пулемета. Иногда ему вторил второй, длинно и заливисто, тогда первый замолкал, внимательно вслушиваясь в брошенную реплику, а выслушав, отвечал коротко и отрывисто.

Смерть бродила по полям, заходила в уничтоженный поселок, внимательно осматривая добытые трофеи. Хотя раб, каторжник или его палач, не ахти какая удача, но она успокаивала себя мыслью, что если не с качеством, то с количеством у не сегодня все в порядке. Она чувствовала себя легко и спокойно, как всякий, кто потрудился на славу и приступил к осмотру результатов своего труда. Наконец-то в этом месте, всегда обуреваемом страстями и стремлениями, обидами и жестокостью наступило спокойствие. Спокойствие, которое было всегда так желанно ее жестокому сердцу, не знающему чувства жалости ко всему, что к чему-то стремилось, переживало и страдало.

Легко ступая по рыхлой почве, пачкая пылью свой ниспадающий до земли, иссиня-черный плащ она ходила и наслаждалась безмолвием страстей, на которые она всегда так болезненно реагировала.

Но что это? Совсем рядом она заметила еще одну, оставшуюся непотушенной искру жизни. Она уловила волны страха и безисходности, распространявшиеся от жалкого существа, забившегося в непроходимые заросли. Первым ее порывом было немедленно загасить эту искру, так нагло нарушавшую установившееся спокойствие, но потом, помедлив мгновение, мол возиться еще, и так здесь в этот день сделано немало, махнула рукой, и отправилась дальше по своим неотложным делам. Чего чего, а дел у этой госпожи всегда хватало.

Вдруг небо обрушилось на землю. Система сошла с ума, если у нее конечно таковой имелся. Пулеметы включились и больше не выключались, мало того, к двум стрелявшим, присоединились молчавшие до этого три, расположенные совсем далеко, но тем не менее решившие принять участие в охоте. Вокруг убежища, теряющего надежность с каждой секундой, поднялась пыль. Отколотые щепки не успевали падать, поддерживаемые в воздухе ударами пуль и вновь отколотых кусочков дерева. Роберт закрыл глаза и решил что пришла Смерть. Стало до истерики обидно, ну да что делать, – против танка не попрешь.

И тут все стихло, оборвалось сразу, будто кто-то властной рукой переключил выключатель.

Роберт открыл глаза и еще не веря своей удаче отполз немного в сторону и выглянул из-за укрытия. Фронтальный пулемет, от которого ему больше всего досталось было даже видно, от Роберта к нему тянулся очищенный пулями от всего, что росло тунельчик, в диаметре метра полтора. Он стоял установленный на невысокой треноге. Дым тонкой струйкой вытекал из его ствола, пополняя сизое облако, которое окружало эту смертельную штучку.

Сквозь пробитые в зеленом переплетении бреши врывались узкие лучи света, кромсая ломтями переполненный медленно оседающей пылью воздух.

Роберт встал. Больше ничего не происходило. Всем вдруг стало наплевать что он остался жив, что собирается уйти, не восполнив страданиями затраченные на него кредиты.

«Наверное патроны кончились, – подумал Роберт, – очень кстати. Еще бы немного этого шквального огня, особенного того, какой был в конце и дерево бы рухнуло».

Сориентировавшись по Карманту, он определил направление своего маршрута на север, здраво рассудив, что продвигаться в восточном и западном направлениях слишком опасно, так как в этой зоне могли располагаться и другие плантации Мердлока, к тому же существовала опасность нарваться на его конкурентов, занимающихся точно таким же бизнесом. Подтверждением его рассуждений было и то, что штурмовики, превратившие в прах целое поселение, пришли именно с запада. Роберт мог только догадываться кто именно это был и чью волю они исполняли, но что-то ему подсказывало, что сегодняшнее проишедствие, было как-то связано с конкуренцией Мердлока с подобной ему силой. Так что Роберт, спешил, как только мог, поскорей убраться из этой части континента, такой благоприятной для культивирования Ариноска, в надежде, что сумеет, выбраться в более спокойные места.

Целый день он шел на север, делая пятиминутные привалы только после того, как уставал настолько, что не мог сделать без отдыха и шага. Узкие лямки импровизированного рюкзака врезались в плечи, а плазменное ружье стало таким тяжелым, что часто выскальзывало из рук. С этим оружием было особенно трудно. Предусмотренный конструкцией заплечный ремень отсутствовал и Роберт нес его взвалив на плечо, через каждые пятьсот метров меняя правое на левое, и наоборот.

Один раз ему попался ручеек, протекавший поперек его движения, почти на восток. Сделав привал возле воды, он не задумываясь утолил жажду и набрал немного воды в мешок, плотно завязав его все той же пластиковой тесьмой. Убедившись, что импровизированная фляга не протекает он подвязал ее к своему заплечному мешку и поволокся дальше. В этот день, он один раз даже попытался поесть, здраво рассудив, что при такой работе, как постоянная ходьба и переноска тяжестей, необходимо пополнить тратившуюся при этом энергию, но ничего толком съесть так и не смог – кусок просто не лез во горло. Стресс делал свое дело, а умный организм мобилизовав все свои силы на борьбу со сложившимися обстоятельствами, не мог выделить даже немного энергии для приема и переваривания пищи.

По по мере продвижения, джунгли менялись буквально на глазах. Видимо это было нестабильное, постоянно меняющееся образование. То Роберт попадал на абсолютно непролазный участок, где бушующая растительность нижнего яруса, переплетаясь у самой поверхности образовывала непроходимые заросли. Такие места ему приходилось обходить, даже мысли не возникало ломиться сквозь буйство молодняка. В противоположность этим, залитым светом участкам, больше было угрюмых и темных, в которых верхние, хорошо сформировавшиеся ярусы, полностью заглушили нижние, припочвенные слои. В таких местах передвигаться было намного легче, даже не смотря на то, что лишенная какой бы то ни было растительности почва была устлана не менее чем полуметровым, рыхлым слоем растительных остатков, давая питательную основу не только для деревьев-великанов, но убежище и пищу огромному полчищу насекомых, бактерий и грибков, которые выполняя строго определенную природой роль, даже не подозревали об этом, а рождались, порождали подобных себе и умирали, находясь в полной уверенности, что весь этот мир создан специально для них и они в нем самые главные.

Пока Роберту не встретилось ничего опасного, конечно из того, что он мог заметить и осознать. О незримой опасности думать не хотелось, тем более, что ее не было видно. Правда, один раз он оказался на пути протоптанном какими-то странными насекомыми, переносившими куда-то прелые веточки и живые, зеленые листья. Их было так много, что не смотря на незначительные размеры, Роберту пришлось побыстрее освободить этому племени дорогу. Гнезда он не заметил, но по количеству особей, покрывших плотным ковром всю дорогу жизни, можно было судить о его гигантских размерах.

Сумерки внезапно, без предупреждения, как это и бывает в джунглях, накрыли своим пологом и без того сумрачное пространство нулевого яруса. Роберт, видя, что нет больше возможности двигаться дальше, стал кружить в поисках подходящего места для ночлега. В том, что это необходимо было сделать, не оставили никаких сомнений изменяющийся по мере сгущения сумерек характер звуков издаваемых джунглями. Куда-то делось беззаботное пересвистывание разноцветных, юрких птичек, которые Роберту в течении дня иногда попадались на глаза, а взамен им джунгли все больше наполнялись звуками совершенно другой природы. Зычные рыки и душераздирающие, затяжные завывания слышались с разных сторон, поначалу, как-то несмело и разрозненно, но потом, видимо в чем-то убедившись или просто как следует проснувшись, обладатели этих голосов стали покрикивать более уверено и часто.

У этих джунглей оказалась и ночная жизнь, хотя Роберт и надеялся, что таковая отсутствует, но она была и зычно подавала в доказательство этого свой голос. Дело в том, что все время, которое он находился на Карманте(3), это была первая ночь, которую ему предстояло провести на свежем воздухе. Ведь и во время транспортировки его с группой на плантации и все время на самих плантациях, на ночь их всегда загоняли в ангары не разрешая никакого передвижения в темное время суток даже по территории лагеря. Это могло быть и простым условием режима, направленным на облегчение обязанностей надзирателей и дающее им отдых от надоевших за день подопечных. Но это могло быть и нечто другое. Хотя сквозь толстые панели ангаров нельзя было услышать звуки долетающие из джунглей, но пулеметные очереди слышно было отчетливо. Теперь, после побега он знал, что это были за пулеметы.

На глаза попался участок, на котором росли только огромные деревья. У одного из них кора имела какое-то рваное строение. По ней вполне можно было добраться до первой развилки широченных ветвей.

От ночлега на поверхности Роберт отказался сразу, как только услышал первые пробы голоса, неизвестных пока ему животных. И где только силы взялись! Еще недавно ему казалось, что он не в состоянии пройти и ста метров, а сейчас он лез по торчащим выпуклым сегментам коры с легкостью заправского альпиниста.

Добравшись до развилки он обнаружил довольно просторную площадку, на которой с минимальным комфортом могли разместиться несколько человек. Молодые побеги, проросшие по краю площадки повышали качество убежища, делая его незаметным с поверхности и делая невозможным падение во сне, хотя на незаметность своего убежища Роберт меньше всего надеялся. Те, у кого могло бы возникнуть желание им пообедать, учитывая их ночной образ жизни, привыкли видимо, полагаться больше не на зрение, а на более тонкие и развитые органы чувств, и это больше всего беспокоило Роберта.

Он залег в своей импровизированной берлоге таким образом, что единственный возможный путь сюда находился под его вниманием и щелкнул переключателем на своем плазмомете. Пискнув, оружие зажгло свой красный глаз индикатора процесса зарядки в внимательно посмотрело на на своего нового хозяина, не найдя ничего предосудительно ни в его внешности, ни в месте, в котором его включили, красный огонек индикатора подготовительного процесса сменился зеленым, сигнализируя о том, что оружие готово убивать, только дай знак.

Немного перекусив в своем убежище, Роберт почувствовал себя немного лучше, а то, что пока не нужно было никуда бежать его несколько успокоило. Он решил не спать всю ночь и сторожить себя – возня и редкие, но мощные крики доносились с разных сторон. Через некоторое время он с ужасом обнаружил, что засыпает, как он не боролся с усталостью, но она как всегда оказывалась сильнее. В конце концов, невероятным усилием воли он заставил себя встать и долго возился привязывая оружие, делая некое подобие охотничьего настороженного самострела, получившие широкое распространение в отброшенных мирах. Направив его на предполагаемый вход в свое убежище и подвязав ленту к спуску, протянул ее через узкое пространство входа, закрепил, и повалился на поросшее мягким мхом дерево, забывшись бездонным сном.

 

Глава 13. Побег.

Керон сидел в неудобном кресле отсека для десанта и клевал носом, время от времени бросая взгляд едва приоткрытых глаз на расположенный рядом иллюминатор. За толстым, бронированным стеклом бились в агонии сполохи бледно-фиолетового пламени. Челнок шел вне пространства и времени, сквозь тунель сформированный его генераторами полей, сквозь необъятные умом пространства Вселенной, тем не менее был вполне материальным и реальным настолько, насколько реальна смерть всего, когда либо рожденного. Все вокруг набегавшись и нанервничавшись за день спали откинувшись в креслах. Монотонный рокот реакторной группы, изредка нарушали бессвязные выкрики сержанта. Уилк забывшись тяжелым сном бредил. Стрела, которой ему прострелили руку оказалась отравленной, единственной отравленной стрелой, которая попала в кого-нибудь во время этой операции. Врач, когда чистил рану сразу заподозрил что-то неладное, и ввел в тело сержанта все сыворотки, которые находились в его походном наборе, но особого облегчения сержанту это не принесло. То ли яд был действительно настолько опасным, то ли имела место явная передозировка и не корректное комбинирование сывороток, но сержанту лучше не ставало.

Из дремотного состояния Керона вывела яркая вспышка в иллюминаторе, за которой почти стазу последовал толчок, гулко раздавшися по всему кораблю. Он никак ни мог привыкнуть к тому, как корабли этой галактики выходят из подпространственного перехода. За долгие годы, которые Керон провел в космосе, он привык к другим проявлениям этого процесса, и уже несколько раз, когда корабль входил в реальное пространство, ему казалось, что это не благополучное завершения путешествия, а первое мгновение катастрофы, к которой корабль подобной конструкции был ближе всего во время входа в реальное пространство.

– Никого не оставлять в живых! – Приказал Уилк, но так и не проснулся.

Солдаты пробуждались, с трудом открывали покрасневшие глаза и долго не могли сообразить где же они все-таки находятся. Вскоре до них это доходило и умильное со сна выражение на их лицах, сменялось непроницаемыми масками холодной отстраненности.

Челнок, уже в реальном времени подходил к Отстойнику. Голубая планета величественно поворачивалась в пространстве, стараясь показать себя подлетающим со всех сторон. Из тени планеты вынырнул желтый, безжизненный спутник планеты и понесся между кораблем и планетой, дополняя и без того величественную картину. Подойдя ближе, челнок зашел в тень, образованную планетой и почти отвесно рухнул вниз. Внизу был полный мрак.

«Вот если бы отказала навигационная система, хватило бы отказа какого-то малюсенького датчика, – молнией проскочила в мозгу Керона малодушная мысль, – это было бы не самой плохой развязкой, на которую можно расчитывать», – но он тут же прогнал ее куда подальше.

С системой навигации было все в порядке. Пилот резко перевел машину в горизонтальный полет, особо не переживая о возможных последствиях достигших критических перегрузок. После того, как волна боли прошла, Керона чуть не вывернуло наизнанку.

Третья база Люиса на Отстойнике К3/09, буднично встретила своих героев острыми лучами прожекторов и никогда не прекращающейся возней на взлетно-посадочной площадке. На безоблачном, ночном небе, висел выглядевший неожиданно большим желтоватый, мертвый спутник. Насколько Керон заметил, эта планета всегда была повернута к Отстойнику одной стороной. Насколько он себе представлял, такое уравновешивание скоростей было довольно редким явлением, к тому же рисунок ландшафта, всегда повернутой к наблюдателю стороны этого спутника, смутно напоминал человеческое лицо, такое себе неотступное внимание, ко всему, что происходит внизу.

На взлетно-посадочном поле было настоящее столпотворение. Не смотря на ночь, по площадке сновало столько народу, что даже днем такое нельзя было увидеть. Под разгрузкой стояло три больших транспортных корабля, еще один закончил все свои дела в этом месте и как раз взлетал, поднимая кучу пыли и распугивая своим гулом зазевавшихся. Туда-сюда сновали автономные роботы-погрузчики, со стопками ящиков и тюков на своих захватах.

Челнок сел на самом краю поля. Возле трапа дожидались вызванные заранее врачи, их вездеход стоял тут же. Они быстро погрузили раненых и избавили всех от своего присутствия.

– Похоже ожидается что-то крупное, – проворчал один из ветеранов, сбрасывая тяжелый ранец на утрамбованный за годы эксплуатации грунт площадки.

– Да, давно такого не было. – Отозвался еще один ветеран.

Больше желающих высказаться не нашлось. Всех остальных ожидала обязательная в таких случаях комплексная санитарная обработка. После того, как все предполагаемые формы инопланетных инфекций были предполагаемо уничтожены, прибежал какой-то офицер, назначил старшего, взамен увезенного врачами сержанта и все отправились в казарму спать.

Шел второй час ночи. Керон лежал на своей койке с открытыми глазами. Ему не спалось. Недавней сонливости как не бывало. Невероятно затянувшийся день, кончился тем, что Харко, ветеран взвода, которого назначили старшим, на время отсутствия Уилка, устроил новичкам настоящее посвящение в солдаты удачи, раздав каждому по приличной дозе какого-то наркотика. Один Керон остался в казарме, все остальные, хотя и лежали в своих койках, но были сейчас невероятно далеко от этого гиблого места, в краях своих грез и несбыточных желаний. Время от времени тишину нарушал стон разочарования или истерических, долго не прекращающийся смех.

Керон лежал и размышлял о том, что делать дальше. С одной стороны, задание, с которого они только что вернулись, не было особо сложным или крайне рискованным. Можно было даже продержаться некоторое время, выполняя подобные задания. С другой стороны, столпотворение, происходившее на взлетно-посадочной площадке, предвещало резкие перемены в жизни всей третьей базы. Судя по количеству загружаемого вооружения и оборудования готовилась настоящая, долгая война, скорее всего в мире с довольно развитой технологией,а не какая-то там террористическая акция.

Дальнейшую свою судьбу Керон представлял смутно, если не сказать, что он вообще ее себе не представлял, но одно он знал точно – нужно было действовать и чем больше он размышлял, тем сильнее становилась его уверенность в том, что действовать нужно было немедленно. Трудно было даже надеяться на такое удобное стечение обстоятельств, какое случилось в эту ночь. Конечно решиться было не просто, но Керон решился.

Он встал, стараясь производить как можно меньше шума и прошелся между рядами коек. На разбросанных в самых неожиданных позах солдат это не произвело никакого впечатления. Кто грезил наяву, кто погрузился в свои грезы с головой и внешне не проявлял признаков бурно переживаемых эмоций. Осмотревшись, Керон нашел койку Харко. На носках, он подошел к склонился над ветераном. Харко привычно переживал наркотические грезы. Его грудная клетка размеренно поднималась и опускалась, на широком, открытом лице эмоций не просматривалось. Их просто не было.

«Только бы в карманах этого наркомана были ключи» – молнией пронеслась мысль в голове Керона.

Он шел на большой риск. Нервы были предельно напряжены, как натянутая до упора тетива на луке дикаря. Жутко хотелось сбросить с шеи цепкую руку страха, вернуться на свою койку и до восхода наслаждаться спокойствием и призрачным чувством защищенности. Отчаянным усилие воли он заставил себя продолжать.

В карманах комбинезона было все, кроме ключей. Как можно аккуратнее Керон проверял карман за карманом на одежде спящего. Ключей не было. Он уже было отчаялся, когда заметил куртку, небрежно брошенную на спинку кровати. В первом же кармане куртки он обнаружил электронный ключ-брелок, открывающий и запирающий все двери этого ангара.

Прикрыв за собой дверь, он вышел в коридор. За спиной ничего не происходило, всем было не до него. Почувствовав себя спокойнее Керон двинулся к первой слева двери оружейной комнаты. В тусклом свете светильников дежурного освещения, он долго выбирал кнопку, соответствующую по его мнению именно этой двери. Над кнопками были нанесены надписи на неизвестном Керону языке, вероятно ангары изначально были предназначены для поставки явно в какой-то другой мир, но непонятный образом попали на Отстойник. Отчаявшись разобраться, Керон нажал на первую попавшуюся кнопку. В коридоре ярко вспыхнул свет. Керон тут же повторно нажал на эту же самую кнопку – светильники потускнели, перейдя в экономичный дежурный режим. Выбрав другую группу кнопок, он нажал на первую. Лязгнуло дверное блокировочное устройство, но совсем не той двери, на которую Керон направлял ключ – управляющее излучение отразившись от металлических стен и разблокировало левую от входа дверь, которая за все время пребывания Керона здесь не отпиралась ни разу. Сосчитав двери и кнопки, он сориентировался и нажал на нужную. На этот раз лязгнуло где-то во внутренностях двери оружейной комнаты и металлическая пластина, больше похожая на люк, чем на дверь слегка приоткрывшись вышла из своего посадочного места.

Сердце колотилось с такой силой, будто он заканчивал беговую дистанцию, к тому же в темпе, на который его организм был не способен. Казалось, что оно вот-вот сорвется со своего места. Он немного постоял и прислушался. Все было тихо.

В оружейной комнате, он принялся вооружаться. Первым делом он пристегнул к своему ремню ручной импульсник. По карманам рассовал штук пять запасных обойм к этому оружию. Взял в руки пулемет, но тут же положил его на место и решил его не брать. Конечно, Р-459, на ряду со зверскими боевыми качествами, имел приличный вес и зверский аппетит на патроны и одиночке был ни к чему. Поблизости, Керон обнаружил упакованную в носимые пластиковые контейнеры, какую-то разновидность плазменного ручного оружия, но с этой разновидностью он был абсолютно не знаком, так что пришлось отказаться и от него. Керон поискал еще, но ничего приемлемого, из стрелкового оружия обнаружить на стелажах не посчастливилось. Правда попался огромный ящик с гранатами, и он взял себе изготовленную в виде подсумка, прозрачную упаковку на четыре штуки. Порыскав еще немного в полутемном помещении, в поисках хоть какой-то еды, чего-то вроде тех сублимированных пайков, которые им выдавали на задание, но так ничего похожего не обнаружил. Он уже собрался выходить и возле самой двери споткнулся о что-то небольшое, но тяжелое. Присмотревшись, он увидел носимое взрывное устройство, мощностью 0,5 килотонн. В эквиваленте какой именно взрывчатки была указана мощность, указанная на крышке ранца, скромно умалчивалось. Точно такие же с виду устройства остались в подвалах древнего храма, на далекой планете, только те были гораздо мощнее. Керон улыбнулся. Лучшую гарантию безопасности трудно было даже себе представить. С таким ранцем за плечами, только самый отчаянный дурак решиться в него стрелять. Он быстро набросил лямки носимого ядерного заряда себе на плечи и застегнул поясной ремень его обвязки. Устройство оказалось на неожиданно легким, для своей мощности – килограмм восемь от силы. Дистанционное устройство управления зарядом, лежащее тут же, последовало в карман. Закончила экипировку миниатюрная радиостанция. Керон достал из зажима импульсник, дослал капсулу в разрядник и тихо, крадучись вышел в коридор.

Вокруг по прежнему было тихо. Он покинул ангар и как можно тише прикрыл за собой наружную дверь. Заблокировав ее брелком, он забросил устройство на почти плоскую крышу и растворился во тьме.

Куда направиться, Керон не имел ни малейшего понятия. Поразмыслив, что на севере поднимались высоченные горные хребты, не смотря на субтропический климат, всегда покрытые шапками снега и льда, а на востоке и западе лагерь охватывали далеко шедшие к югу горные цепи, оставался одно более-менее реальное направление – на юг. Определив по звездному небу приблизительно азимут, стал осторожно пробираться по лагерю в выбранном направлении.

Шел четвертый час утра. Третья база Люиса спала. Все вокруг было тихо. Включенная радиостанция так же молчала, лишь изредка пошикивая несущей частотой. Керон почувствовал себя несколько уверенней.

Луны на небе уже не было, но света звезд вполне хватало. Керон, слившись со стволом дерева, осматривался и быстрой перебежкой пробирался к следующему дереву, осматривался и опять следовал очередной, короткий бросок. Невысокая трава и мягкая почва, глушили шум сапог при беге, и со стороны это выглядело, как экстравагантно прогуливающаяся тень. Иногда путь пересекал тугой луч прожектора, освещающий особо ответственное место в лагере. Хотя никого поблизости не наблюдалось, Керон старательно обходил подобные места.

Прошло около часа. Постройки стали попадаться все реже и реже. Если раньше они составляли чуть ли не улицы среди джунглей, то сейчас, одиноко стоящие ангары выглядели настолько чужеродными среди содержащейся не в таком идеальном состоянии, как в основном массиве лагеря территории, что было даже удивительно наблюдать их, выныривающих из моря зелени, скрывающих их чуть ли не до крыш. Насколько понял Керон, это были в основном запертые и не использовавшиеся сейчас строения. Брошенные ангары свидетельствовали о том, что были времена, когда дела у Люиса шли намного лучше, чем сейчас, когда вся жизнь в лагере переместилась в центральный массив, поближе к взлетно-посадочной площадке. О некогда бурно протекавшей жизни и в этой части лагеря, свидетельствовали только заросшие травой тропинки. На затоптанной в свое время почве, трава не поднималась так высоко, как во всех остальных местах. И эти полосы четко просматривались, даже в такую темную ночь, как эта.

Казалось, можно было немного расслабиться, но Керон наоборот, еще усилил свое внимание, с волнением думая о кордонах и постах, расставленных по периметру базы, но как он не всматривался в темноту, ничего подобного не видел. Эта неопределенность действовала на нервы больше, чем видимое и реальное препятствие.

Наконец, метрах в двухстах, он заметил возвышающуюся абсолютно черную стену диких джунглей, четко выделяющуюся на фоне начинающего сереть неба. Керон пригнулся и крадучись подобрался ближе, затем ползком преодолел еще несколько десятков метров. Высокая, густая трава мешала ориентироваться. Подняв голову над травой, Керон рисковал быть замеченным. Выходом из сложившегося положения опять послужило дерево, роскошное, высокое дерево, величественно стоящее несколько слева. Стараясь не стучать своими железяками и как можно тише шуршать травой, он дополз до исполинского ствола и поднявшись выглянул из-за укрытия.

Стена диких джунглей буквально давила своим буйством на более-менее расчищенное пространство и казалась сплошным переплетением всевозможных кустов, лиан, побегов молоди и почерневших от времени и постоянной конкуренции стволов старых деревьев. Вдоль этой стены необузданной жизни, уныло тянулись редкие столбики, с натянутыми вдоль несколькими рядами узкой, металлической ленты. Забор казался вполне преодолимым и скорее всего отмечал границу подконтрольной территории, чем предохранял от проникновения. Вдоль забора, по хорошо протоптанной тропинке без всякого энтузиазма брел одинокий часовой. Оружие висело у него на груди. На стволе и прикладе безвольно лежали руки солдата. Время от времени он подносил правую правую руку к лицу и выпускал изо рта струйку дыма.

– Вот бы он курил какое-то настоящее зелье, – тихо прошептал Керон. Звук собственного голоса его несколько подбодрил. Вдруг радиостанция Керона ожила. Он мигом крутнул регулятор громкости влево, понизив громкость динамика до предела.

– Посты 12, 13… 25, – вопрошал заспанный голос, – доложите обстановку на ваших участках дежурному. Незамедлительно, в порядке очередности тут же последовали доклады на запрос. Интонация докладов была от откровенно наплевательской, до раболепно заискивающей.

– Пост номер двадцать один, – послышался хрипловатый голос в динамике. Керон неотрывно следивший на «своим» часовым, заметил, что тот небрежно бросил окурок и поднес к уху свою радиостанцию. – …за время дежурства ничего не произошло. Когда будете менять? – Вдруг спросил часовой, без предупреждения перейдя на панибратский тон. – Мне уже спать охота.

– Размечтался, – сказал смачно зевая дежурный, – вам всем стоять еще по два часа.

Эфир заполнили проклятья и ругательства на самый изысканный вкус. Дежурный ответил сразу всем мастерски составленным, замысловатым выражением и отключился. Некоторое время эфир заполняла сплошная ругань, которая постепенно пошла на убыль и вот уже остался только один хриплый голос часового 21-го поста:

– Плевать мне на ваши проблемы, – вещал он в эфир в миллиметровом диапазоне с запалом прирожденного диктора, – я не нанимался стоять тут по ночам на свежем воздухе. Что других больше нет?

Керон увидел, как постовой опять закурил.

– Можно подумать, – продолжал он после паузы, – нужно кому-то сюда лезть. Никто никогда не лазил. Я только удивляюсь, что никто не бежит. Да и нет никого кроме зверья, в этих проклятых джунглях.

– Заткнулся бы ты, – дружески посоветовал кто-то с соседнего поста, – а то тебе точно влетит, и нам вместе с тобой.

– Да пошли вы все… – С досадой в голосе бросил охрипший, но отключился.

Светало. Часовой вскинул оружие и выпустил длинную очередь в джунгли, потом еще и еще одну. Немного успокоившись, он перестал ходить по тропинке, а презрев все инструктажи и приказы присел на ее краю и стал размеренно попыхивать сигаретой.

Керона будто что-то подтолкнуло. Он покинул свое укрытие и быстро, как мог, пополз к забору. Время от времени он осторожно поднимал голову и смотрел в сторону караульного, но тот все сидел и дымил сигаретой. Керон понимал, что у него ровно столько времени, сколько горит сигарета у часового. Как только окурок полетит в заросли, этот человек успокоиться и будет исполнять свои обязанности не хуже чем прежде. Выговориться – он уже выговорился, осталось только успокоиться. Керон выбивался из сил, но не сбрасывал темп. Металлические ленты забора были совсем рядом, а время отпущенное ему на это, уходило еще быстрее, в виде тлеющего огонька, размеренно движущегося по сигарете часового. Ну еще чуть-чуть, еще миг.

Керон протиснулся между двух нижних лент, едва не застряв из-за своего убийственно опасного ранца и перевалившись на ничейную территорию откатился под защиту густых зарослей.

Часовой встал и презрительным жестом щелкнул окурок в заросли, потом подозрительно осмотрел свой участок. Не обнаружив ничего достойного его внимания, он развернулся и побрел по тропинке вдоль забора. Спешить было некуда. Время едва тянулось, с явным одолжением отсчитывая похожие на годы секунды и лениво складывая их в минуты и часы.

Еще метров тридцать Керон прополз легко углубляясь в непроглядные с виду заросли, потом встал, отряхнулся и проверил все ли в порядке со снаряжением. Не доставало только одной обоймы к импульснику, которая вероятно выпала из кармана, когда он ползал.

Сердце, подстегнутое приличной дозой адреналина в крови, все еще колотилось как сумасшедшее, но сознание уже успокаивалось. Он не знал ничего. Ни куда отправиться, ни что он будет делать дальше. Будущее, которое превратившись в лишенное даже лучика света, черное пятно пространства, как только он потерпел крушение, не прояснилось с того времени ни на йоту, только где-то в глубинах подсознания, маленькой, едва уловимой искоркой, тлела уверенность, что он правильно сделал, что он на верном пути, и что даже может быть, у него что-то и получиться.

Пернатые обитатели зарослей постепенно просыпались, громкими криками дружно приветствуя новый день. С каждой минутой это приветствие становилось все громче и решительней.

Керон достал из кармана радиостанцию и прошелся по всем диапазонам. В эфире были только пилоты двух челноков, выполняющие плановый облет и их диспетчер, во всех остальных поддиапазонах было полное молчание. Он еще послушал немного, но все было спокойно. Если его и хватились, то еще не искали. Потом он выключил станцию, открыл крышку отсека питания и вынул элементы питания, вспомнив о существовании электронных средств слежения, способных обнаружить любой работающий электронный прибор на огромном расстоянии. Рассовав по разным карманам станцию и элементы питания он достал импульсник, снял его с предохранителя и готовый к любой неожиданности углубился в непролазную чащу. Пробираться было трудно, но вполне возможно.

Вскоре заросли несколько поредели, казалось, что все жизненные интересы этого вечнозеленого, тропического леса, концентрировались на границе с относительно свободным участком, и почти без внимания оставались районы в глубине, хотя может быть, так только казалось.

Не смотря на набиравший силу рассвет, под пологом крон исполинских деревьев, все еще было темно. Плотно сомкнутая вверху листва, ревниво относилась даже к самым тоненьким и безжизненным лучикам света, пропуская на более низкие ярусы только то, что не в силах была использовать сама. Стволы деревьев, толстые, в несколько обхватов, причудливо обвитые лианами, со множеством поселившихся на коре растительных паразитов, казались массивными колоннами, поддерживающими зеленое поре жизни, бушующее где-то вверху, под порывами западного ветра. В принципе, так оно и было.

Керон шел и шел, старательно выдерживая направление. Когда приходилось обходить сильно заросший, непролазный участок, он после обхода, педантично делал петлю в противоположном направлении и тем самым корректировал направление своего движения. Кармант поднялся уже достаточно высоко и внизу заметно посветлело. Единственная мысль, которая вертелась у него в голове приблизительно звучала следующим образом: «успеть как можно дальше уйти от базы в первый же день». Его армейские ботинки, хотя и были массивны, если не сказать уродливы, хорошо держали ногу, не соскальзывали с мокрых, упавших веток и выпирающих из почвы, покрученных корней, и вообще, были полностью приспособлены именно для таких условий.

Лесной массив, благодаря тому, что располагался в предгорном районе, изобиловал ручейками и узенькими, мелкими речушками, журчанием воды выдававшими свое присутствие среди плотно переплетенных зарослей кустарника и разнообразных вьющихся представителей флоры. Когда на русле образовывался затор, от рухнувшего, подточенного изнутри паразитами исполинского дерева или сам ручей собственными силами делал плотину из нанесенных им же палых листьев, образовывалось крохотное, временное озерцо. Несколько раз Керон останавливался в подобных местах, утолял жажду и умывался холодной, почти ледяной, родниковой водой, пытаясь таким образом придать себе хоть немного бодрости.

Время приближалось к полдню. Пение птиц переместилось далеко вверх, на самый верхний ярус леса. Любовные игры и охоту на насекомых, они предпочитали совмещать купанием в лучах своей родной звезды. Керон остановился на привал, сбросил казавшийся теперь неподъемным ранец и положив его себе под голову около часа лежал, глядя на колышащееся вверху зеленое море, стараясь изо всех сил не заснуть – неизвестно какие опасности могли подстерегать человека в этом диком лесу. Немного отлежавшись, он тяжело поднялся и опять нацепив на себя все свои цацки, пошел дальше.

Когда стало заметно темнеть, он удалился от базы уже километров на тридцать. Учитывая, что ему их пришлось преодолевать не по накатанной дороге, это было неплохим достижением даже для крепкого и здорового мужчины. Нужно было искать убежище на ночь. Ночевать на голой земле и представлять легкую добычу для возможных хищников, ему не улыбалось.

Порыскав немного по округе, Керон обнаружил то, что искал. Хотя убежище было не столь надежным, на какое он расчитывал начиная поиски, но все-таки это было неплохое убежище. Исполинское дерево, ствол которого окружали такие густые кусты, что даже руку нельзя было просунуть сквозь это зеленое обрамление глубже, чем по локоть. Теперь дерево лежало, подточенное вредителями у самой поверхности. Падая, оно подмяло под себя узкий сектор кустарника, образовав тем самым узкий вход в довольно надежное с виду, естественное убежище. Керон обследовал обнаруженное место и остался доволен находкой. Правда пришлось наломать поблизости веток и забросать ими глубокую яму, с торчащими из нее острыми щепками, оставшуюся на месте лежащего дерева. Покончив с этим делом, он отправился поискать хоть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее пищу. Керон блуждал между деревьями, до рези в глазах всматриваясь во все больше скрываемое сумерками переплетение ветвей. Крики, хотя и несколько поутихшие, доносились отовсюду, но высмотреть хозяина хотя бы одной из этих крикливых глоток, никак не удавалось.

Вдруг Керон заметил на толстой, нижней ветви дерева довольно большую птицу. Та тихо сидела нахохлившись и даже не пыталась издавать никаких звуков. Видимо вдоволь накричавшись за день, она хотела только одного – спать. Он как мог тихо подкрался ближе. Птичка сидела от него метрах в десяти. Ему было видно, как она время от времени, лениво открывает свой правый глаз и не заметив ничего подозрительного тут же закрывает, не в силах устоять перед усталостью. Керон тщательно прицелился и плавно нажал на спуск. Вспышка выстрела слившаяся в одно целое с громким хлопком и заставила закрыть на миг глаза. Когда он вновь посмотрел туда, куда стрелял, то на ветке уже ничего не было. В воздухе плавно кружился пух и самые мелкие перья. Все остальное разлетелось в разные стороны, окрасив ближайшие ветки и побега красным. Керон несколько минут осматривал почву под деревом, но даже маленького кусочка мяса не обнаружил. Только разбросанные вокруг перья, свидетельствовали о том, совсем недавно здесь была птица.

– Понапридумывают оружия… – зло выдохнул он и выругался. – Мало, что бы оно просто убивало, нет, нужно чтобы в клочья рвало.

Он бы еще кое-что сказал бы, но во-первых, ни одного слушателя поблизости не было, а во-вторых, самому с собой ему говорить что-то не хотелось, тем более, что он и так знал наперед каждое слово этого разговора.

Вопрос о еде откладывался на неопределенное время. Попив из журчащего неподалеку ручейка воды, он отправился обратно. Возле входа он остановился и достал из подсумка две гранаты. Оторвав снизу от куртки две узкие ленты ткани, он повозившись, соорудил две растяжки. Перегородив ими вход в двух уровнях, он с осторожностью установил в петли гранаты и подвесил их снаружи, по бокам от входа, чтобы при взрыве, ударная волна не ударила по нему самому. Потом высоко поднимая ноги перелез через смертельное препятствие и пройдясь по стволу дерева оказался в своей берлоге. Положил рядом с собой оружие, отстегнул и положил на ствол дерева, на пути к растяжкам, полупустой подсумок с гранатами, опасаясь, что спросонок может забыть о настороженной ловушке и с хрустом потянувшись, разлегся на охапке свежих, непривычно пахнущих веток. Ночь заботливо укрыла его своим покрывалом.

Сон не заставил себя долго ждать и явился сразу, прихватив с собой целую охапку остросюжетных и динамичных видений, в которых Керону отводилась всегда центральная и важная роль – по нему стреляли, он пытался удрать, но его непременно ловили, он пытался сопротивляться, но даже пальцем не мог пошевелить в сторону своих обидчиков.

Проснулся Керон еще более уставшим, чем засыпал. Находящийся в стрессовом состоянии мозг, не сумел сразу переварить все навалившиеся на него за прошлые сутки переживания и всю ночь терроризировал сознание своими страхами. Все тело болело, особенно мышцы ног, отдавали ноющей болью при каждой попытке согнуть или разогнуть ногу. Залегшая в тканях молочная кислота при малейшем напряжении вызывала острую боль, пытась просигнализировать о неприемлемо возросшей эксплуатационной нагрузке на организм. Стараясь не подорваться на своих же растяжках, Керон покинул свое убежище и немного прошелся, разминая застывшие во время сна на свежем воздухе мышцы. Прогулка пошла на пользу, боль отступила, но сильно захотелось есть. Желудок безоговорочно требовал пищи, любой, но в больших количествах и на воду, пусть даже родниковую, был уже не согласен. Повинуясь этому требованию природы, Керон отправился с утра пораньше на поиски пищи.

Около трех часов блужданий не принесли никакого результата. Большая дичь, которая даже в разорванном состоянии представляла бы ценность все не попадалась. Однажды Керон набрел на большой куст, буквально обсыпанный какими-то большими, красными ягодами, но боясь отравиться, так и не решился попробовать.

Он уже было совсем разочаровался, как услышал в зарослях едва уловимый шорох. Прокравшись в том направлении он замер на месте и стал прислушиваться. Вскоре шорох повторился, за ним последовал похожий на вопль крик и шуршание листвы. Держа перед собой импульсник, Керон осторожно раздвинул заросли. Ему открылась удивительная картина. Посреди вытоптанного и покрытого корой молодых побегов пространства, гордо восседала огромная, покрытая черной шерстью обезьяна и отправляла в рот только что очищенный от кожуры побег-однолеток. Несколько дальше суетились штук пять самок, выясняя какие-то свои отношения. Вокруг носились детеныши совсем маленькие и постарше. Вожак, а восседавший посреди поляны самец явно был вожаком, медленно повернул голову немного влево и уставился на готового ко всему Керона. Их взгляды встретились. Нижняя челюсть вожака остановилась в то же мгновение, а обструганный зубами черенок выпал изо рта. Они долго смотрели друг на друга. Вдруг вожак вскочил, и несколько раз постучал кулаком по своей, затянутой черной, как ночь, коже груди и басовито, отрывисто выкрикнул.

Керон ничего не знал о том, что прямой взгляд в глаза обезьянам этого вида, испокон веков означал для них вызов.

– Чего кричишь? – Поинтересовался с трудом взявший себя в руки Керон. – Я просто хожу себе, смотрю.

Голос человека довел животное до умопомрачительного состояния. Потеряв остатки самообладания огромная обезьяна, ломая заросли бросилась на Керона. Тот немного помедлил, пока та подбежит поближе и несколько раз подряд выстрелил. Низкопосаженная, обезьянья голова разлетелась в разные стороны, разбросав вокруг не бог весть какие мозги. Массивное тело, судорожно дернув передними, пятипалыми лапами, рухнуло в листву. Единственным проявлением затухающей жизни, была мощная струя алой крови, ритмично бьющая из разорванной сонной артерии. С минуту многочисленная семья, осознавала случившееся трагедию. Напряженную тишину вспорол истошный крик одной из самок, тут же подхваченный всеми остальными. Не прекращая кричать звери бросились врассыпную. Керон только ускорил этот процесс бегства, несколько раз наугад жахнув по кустам. Все мигом разбежались, позорно бросив своего поверженного вожака.

– Сам нарвался, – прокомментировал происшествие Керон оправдывающимся тоном.

Он был далеко не уверен, что если бы обезьяна не бросилась на него, он бы оставил милую семейку в покое и отправился своей дорогой. Керон не совсем еще был готов признать, что господин Случай, кстати очень большой любитель пошутить, поставил вопрос кардинально, как он это умеет, – или умильная идилия диких тварей, или его жизнь. Третьего варианта предусмотрено не было.

Глубоко вздохнул он встал над своей неожиданной добычей и достал из чехла длинный нож. Преодолевая отвращение он перевернул тело на спину и едва сдерживая от немедленного бегства, провел лезвием ножа по лишенной шерсти груди животного. Под черной, блестящей, будто уже обработанной для пошива обуви, кожей, оказалась обычная, розоватая плоть. Около часа он разделывал зверюгу, вырезая только крупные мышцы ног, груди и спины и складывая куски мяса на большие, почти круглые листья, сорванные тут же с какой-то лианы. Его пустой желудок давал отчаянные позывы к рвоте, Керону казалось, что его вот-вот вывернет наизнанку. Он изо всех сил старался не поддаться порыву и едва себя сдерживал. Когда набралось килограмм пятнадцать мяса, Керон завернул его теми же листьями и перетянул своим поясным ремнем. Получился увесистый сверток, который с трудом, но можно было нести.

По дороге к своему логову, Керон тщательно промыл мясо в одном из ручьев.

Добравшись до места, он натаскал здоровенную кучу сухих веток и одним выстрелом из своего импульсника развел костер. Пока тот перегорал, он нарезал живых побегов и заострив их на концах, принялся нарезать мясо тонкими ломтями и насаживать его на эти прутья. Когда костер превратился в груду пышущих жаром углей, Керон повтыкал прутья в рыхлый дерн, расположив их вокруг горки углей таким образом, что мясо едва не касалось углей. Покончив с этим, он начал готовить следующую партию.

Сок и жир с шипением падали на угли. Над поляной почти сразу распространился приятный запах. Через минут пятнадцать Керон перевернул ломти мяса на прутьях другой стороной к жару. По мере того, как они приобретали коричневатую, хрустящую корочку, желудок Керона кардинально изменил отношение ко всему происходящему и страстно возжелал пищи, в подтверждение этому, у него нестерпимо засосало под ложечкой.

Когда, судя по виду, мясо было готово, Керон, стараясь не обжечься, снял с прута самый из зажаренных кусков и слегка его остудив, осторожно откусил, ожидая ощутить нечто отвратительное. В противоположность своим ожиданиям, мясо было не слишком жестким и приятно на вкус.

Полное отсутствие в этом простом блюде соли, не говоря уже о каких-то там приправах, делали его вкус несколько неожиданным, но тот факт, что у животного с вегетарианской диетой просто не может быть мясо до того отвратительное, чтобы человек не стал его есть, получил еще одно подтверждение. Впрочем, человек – такое существо, что сможет есть всякую гадость, упорно предпочитая ее голодной смерти.

Наевшись, Керон почувствовал себя настолько хорошо, что окружающие его дикие джунгли показались ему одним из самым прекрасных мест во всей Вселенной. Истошные крики птиц показались ему удивительными проявлениями прекрасного. Нервное напряжение, добивавшее его последнее время, куда-то делось, уступив место почти полной уверенности в ожидавшем его будущем.

До самого вечера он провозился у костра. Трижды закладывая его заново и повторяя всю процедуру с самого начала, пока приготовил все принесенное мясо. Помня о гигиене, больше половины он засушил до такой степени, что они отличались от подошв его сапог только тем, что на них не было рифления. С непривычки, в этом продукте можно было сразу оставить все свои передние зубы, зато местно микрофлорой, это почти сожженное мясо, дружно воспринималось, как бесполезное, а для некоторых видов и смертельно-опасное для обитания место.

Когда джунгли стал пожирать мрак, Керон уже крепко спал, сытый и довольный, под призрачной защитой двух растяжек и окружающего его плотного кустарника.

Ранним, серым утром следующего дня, он снялся с места и прихватив все свое добро направился на юг. В день он преодолевал около тридцати километров, но ему казалось, что он топчется на месте. Джунгли, не смотря на неописуемое многообразие жизни, с точки зрения путника выглядели крайне однообразно. На ночь Керон располагался либо в непролазных зарослях, а если удавалось влезть, то и среди раскидистых нижних веток огромных деревьев, непременно расставив растяжки. Гранаты Керон расставлял перед каждой ночью. Хотя пока никто и ничто не решилось на него напасть, но во время дневных переходов и вечерних стоянок, он постоянно слышал возню, а иногда, казалось совсем рядом, с хрустом переламывалась сухая ветка, заставляя замереть и долго вслушиваться в лавину звуков леса, забитого до отказа жизнью.

Шел шестой день пути. Керон не сбавляя взятого темпа продвигался на юг. Время приближалось к обеду. Было жарко и душно. Влага буквально висела в воздухе, предвещая скорую грозу. Керон остановился, прислонился к толстенному стволу дерева и старался отдышаться. Участок зарослей, сквозь который он только что продрался, потребовал много сил. Грудь, стянутая лямками ранца мощностью 0.5 килотонн, ритмично вздымалась вверх.

– А ну, стой где стоишь, – отчетливо послышалось из ближайших зарослей,

– а то положу на месте.

Керон резко метнулся в высокую, в пояс, густую, перепутанную ветром траву. Тут же ударили два одиночных выстрела. Тяжелые пули отбили по большому куску коры, как раз на том месте, где только что стоял Керон, понеслось прочь, но потом зачем-то вернулось гулкое эхо из разрывов.

Выхватив импульсник, Керон несколько раз выстрелил приблизительно в том направлении, откуда он услышал привычное для этих мест приветствие.

– Ах ты так? – Рассердился кто-то в кустах. – Ну все… Пули отрывистыми, короткими очередями с воем пронеслись сквозь траву, как показалось Керону, в сантиметре от его головы. Молнией в его мозгу пронеслась мысль о ранце за спиной, возвышающийся еще сантиметров на двадцать выше спины. Он красочно представил, как пуля попадает в эту шкатулку смерти, как все в пяти километровом радиусе мгновенно превращается в пепел и судорожно принялся расстегивать лямки, время от времени делая несколько выстрелов в ответ и тут же отползая в сторону. Наконец он стащил ранец со своей спины и вместе с привязанными к нему припасами, забросил его далеко в высокую траву, под прикрытие ствола исполинского дерева, а сам, еще несколько раз выстрелил и откатился в сторону.

Заросли, из которых стреляли по Керону не смотря на сочность и толщину своих листьев ярко пылали в нескольких местах. Из пелены дыма все стреляла и стреляла автоматическая винтовка, профессионально держа Керона в лежачем положении. Экономные очереди, в два-три патрона, прекращались только тогда, когда стрелок менял магазин, но и это он делал очень быстро. Во время этих промежутков Керон поднимал руку и успевал выстрелить несколько раз.

Вдруг, после очередных выстрелов Керона стрельба прекратилась. С трудом веря в свою удачу Керон приподнялся на локтях, но выстрела в ответ не последовало. Он навел на всякий случай свой импульсник на пылающие кусты и расстрелял всю обойму до конца, методично прочесывая заросли. Затем встал и потянулся в карман за полной.

– И не вздумай доставать, – послышался сзади голос покойника. – Медленно поворачивайся и без глупостей.

У Керона опустились руки. Он медленно, как и попросили развернулся. Перед ним стояли двое мужчин приблизительно его возраста, одетые в поношенную военную форму, сильно отличавшуюся кроем от той, которая сейчас была на Кероне. Лица обеих были в трехдневной щетине, в глазах вспыхивали и тут же гасли искорки охотничьего азарта. Всю правую часть лица одного из них покрывал уродливый шрам, оставленный совсем недавно обширным ожогом. На незнакомцах было по широкому ремню, на которых висели прижавшись друг к другу как родные, подсумки для патронов, фляга, зализанный футляр, видимо для еды и куча разных мелочей. Две винтовки, с давно сошедшим на выступающих частях защитным покрытием, с интересом рассматривали титановую пряжку его ремня.

– Бросай свою зажигалку, – приказал один из них тоном не терпящем возражений.

– Кто вы такие? – Спросил Керон выпуская из пальцев оружие.

– Какая разница кто мы такие, – ответил незнакомец со шрамом подбирая оружие, – ты лучше спроси что нам от тебя нужно.

– И что же вам от меня нужно?

– Нам лично, ничего, просто у нас такая работа. Снимай свой ремень, руки назад.

Керон послушно расстегнул застежку и бросил ремень, с ножом в ножнах и пустым зажимом для импульсника, к ногам лесных братьев. Один из них подобрал брошенное, вставил в зажим оружие Керона и нацепил пояс на себя поверх своего. Повозившись с пряжкой незнакомой конструкции, он достал из одного из своих футлярчиков наручники, профессионально завел руки Керона за спину и застегнул на запястьях. После этого пошарил по его карманам. Оставшиеся полные обоймы и радиостанция мгновенно очутились в карманах хозяина положения.

– Пора, – сказал он хлопнув по плечу Керона. А потом продолжил обращаясь к своему молчаливому соратнику: – За два дня поймать одного то же не плохо.

– Угу. – Согласился тот.

Это высказывание было единственным звуком, который сорвался с его губ за все это время. Керон сделал еще одну попытку разузнать побольше о планах этой вооруженной парочки, но с ним больше просто не захотели говорить. Шли быстро, Керон едва успевал примечать дорогу. Мужчина со шрамом легко шагал впереди, ориентируясь в местных зарослях как у себя дома. Следом шел Керон. Со скованными за спиной руками идти было трудно и он тяжело дышал. Замыкал процессию неразговорчивый, как про себя окрестил его Керон. Когда он видел, что Керон отстает от шедшего первым красавчика, то нагонял его и не проронив ни звука с силой толкал в спину, заставляя таким образом двигаться быстрее.

Вскоре добрались до места. Посреди слегка подчищенного от кустарника участка джунглей располагалось некое подобие старинного форта. Стена из заостренных, вкопанных в почву кольев, отделяла примитивные, деревянные постройки от внешнего мира. Подошли к ничем не выделяющемуся участку частокола. Красавчик повозился возле кольев, что-то щелкнуло и блок из восьми кольев скрипя давно не смазываемыми, ржавыми петлями открылся. Вошли внутрь. За спиной щелкнула запором, зачем-то замаскированная калитка. На встречу им вышел засушенный дедушка. Его лицо покрывала сеть морщин, но судя по его быстрым и точным движениям, осанке и живым глазам, он находился в превосходной форме. Он не знакомым Керону жестом поприветствовал гостей и сказал:

– А вы быстро справились. Не даром Холдекс вас ценит выше остальных.

Оба конвоира Керона довольно заулыбались.

– Вот, выловили совсем поблизости. Отстреливался, как настоящий боевик, пришлось пойти на хитрость. Запри его пока, да, и передай Холдексу вот это.

Он снял пояс с болтающимся на нем импульсником и достал из кармана запасные обоймы, радиостанцию и передал это добро старику.

– Пусть запишет это то же на наш счет, а нож я оставлю себе – Люис для своей армии закупает хорошие ножи.

– Ребята, может поедите, передохнете?

– Нет, спасибо, скоро наступит вечер – самое хорошее для нас время – беглецы ищут место для ночлега и надолго задерживаются в одном месте, да и по сторонам почти не смотрят.

– Объяснит мне кто-то или нет, что здесь происходит? – Подал голос Керон.

– Не шуми ты, – обратил на него внимание старичок, – твое дело помалкивать, а то и до утра можешь не дожить.

После такого толкового разъяснения Керон опять почувствовал себя точно так же, как на челноке погранично-таможенного департамента в качестве живого товара. На душе стало отвратительно и тоскливо. Забыв о том, что ему только что посоветовали помалкивать он вслух высказал свои мысли:

– А как же права человека? Как на счет того, что все люди равные от рождения?

– Ты на Отстойнике, – проявил терпение старик, – да если бы и не на Отстойнике, какая разница? Сразу видно, что ты не из этой галактики, или ты просто не знаешь жизни. Прожил свои сорок лет, да так и не разобрался, как в ней все происходит. Принципиально законы везде одинаковы, – вещал он с высоты своего жизненного опыта, пристегивая наручники Керона к одному из зажимов троса, натянутого вдоль стены подвала, отрытого под одной из покосившихся лачуг, – здесь, на Отстойнике, все приводиться в движение точно такими же силами, что и в любом из миров, заселенным людьми. Просто в этом месте все открыто, и даже, я бы сказал в некоторой степени честнее, чем в развитых и благополучных мирах, где одновременно используется целый набор разных стандартов морали. Просто здесь эти силы не замаскированы внешним лоском, а видны невооруженным взглядом.

Справившись со своим делом старик удалился. На Керона навалилась усталость, он сел на пол подвала, а потом сползая по крошащейся комками почвы стене попробовал лечь, но короткий, стальной стержень замка не позволили ему этого сделать.

Ударила первая молния, как бы пробуя на прочность планетарную твердь, раскат грома разлился в округе, наводя неописуемый ужас на каждую зверюшку этого леса. Еще после нескольких, совсем близких ударов хлынул ливень. Шум купающихся листьев заглушали только раскаты грома, от бьющих, казалось совсем рядом грозовых разрядов. К утру буйное помешательство Природы прекратилось, она успокоилась и теперь пыталась очаровать тех, кто не клюнул на могущество и дикую силу, своим божественным спокойствием. Всю бессонную ночь Керон провел сидя, с заведенными за спину, скованными руками. Мышцы затекли и болью реагировали на любой напряжение.

Умытый рассвет, заглянул сквозь щель неплотно прикрытой двери внутрь и не найдя для себя ничего интересного в жалком, одиноком, почти раздавленном человеке, отправился по своим делам. Следом за ним у двери подвала появился вчерашний старик. Ему уже было слишком много лет, для того, что бы попусту растрачивать оставшееся время на просмотр утренних снов, а может быть он их просто уже все пересмотрел и не любил дважды задерживать свое внимание на одном и том же видении. Он подошел к Керону, отпер замок зажима и бодрым голосом сказал:

– Вставай, немного пройдемся. Тебя хочет видеть Холдекс.

На едва слушающихся ногах, Керон вышел следом за ним на свежий воздух. Миновав несколько покосившихся деревянных лачуг они оказались перед самой большой хижиной, которая впрочем, находилась в таком же отвратительном состоянии, как и все остальные – высокая влажность и огромное количество разных микроорганизмов и насекомых, живущих за счет растительных остатков, от палых листьев до исполинских стволов деревьев, очень быстро превращали крепкую и добротную постройку в ветхую лачугу. Скрипнули двери и на улицу, в сопровождении двух человек, одетых и экипированных точно так же, как и те двое, что вчера отловили Керона, вышел массивный, возвышающийся над своими собеседниками не меньше, чем на голову мужчина. Надтреснувшим баском он что-то тихо растолковывал этим двум, те в знак согласия только кивали.

– Артон! – Не веря своим глазам выкрикнул Керон.

Мужчина развернулся в его сторону, оценивающе осмотрел его с ног до головы, затем еще что-то сказал своим собеседникам, те в знак согласия последний раз синхронно кивнули и убрались прочь. Мужчина подошел поближе.

– Привет Керон. – Поздоровался он.

– Какими судьбами? В ответ Керон только и сумел, что пожать плечами.

– Кстати, зовут меня уже не Артон, а Холдекс. Дедушка, слегка озадаченный знакомством своего босса с отловленным накануне бродягой, сбивчиво пересказал ему где, когда и при каких обстоятельствах его поймали, что при нем в это время было и как он себя вел. Слушая рассказ, Атон-Холдекс жестом показал на наручники Керона, дедушка метнулся и не прерывая своего рассказа освободил ему руки.

– И как же ты попал в армию Люиса? – Поинтересовался здоровяк дослушав все до конца.

– Меня просто туда продали.

– Да, здесь это привычное дело, и кстати, как ни странно, этим многие живут, вот мы например. Заходи, располагайся, – пригласил он Керона в хижину.

Озадаченный таким поворотом событий, сухонький дедушка еще сильнее сморщил свое и без того сморщенное личико и пошел исполнять свои каждодневные обязанности по лагерю.

Внутри хижины царил полный беспорядок, как после атомной войны, затхлый воздух был пропитан запахами плесени, давно не мытых тел и еще чем-то незнакомым и противным.

– Садись, поешь, – пригласил Холдекс и пододвинул к нему мятую, пластиковую миску с похлебкой. На поверхности приятно пахнущего, холодного варева, как льдинки, плавали осколки застывшего жира, а посредине возвышался огромный кусок мяса на кости. Керон сел и не говоря ни слова принялся за еду. Он ел, а Холдекс прилег на заеложенное покрывало походной армейской койки и сделав мечтательные глаза принялся вспоминать прошлое:

– А помнишь, как мы с тобой шлялись по галактикам, как торговали всякой дрянью? Как тогда было хорошо.

– Угу, – с полным ртом согласился Керон, – если бы ты не решил тогда подзаработать на наркотиках, может так оно было и дальше.

– Что поделаешь, не повезло. Судьба. Это ж сколько лет прошло?

– Почти восемь. – Ответил Керон.

– Это же надо, – удивился Холдекс, – всего восемь лет, а кажется, что это было тысячу лет назад, если вообще когда-то было.

Он замолчал, задумавшись о чем-то своем. Керон тем временем прикончил завтрак и удовлетворенно отодвинул от себя опустевшую миску.

– Никак не пойму, почему ты здесь, ведь тебя взяли далеко от этой галактики, или ты бежал и попался уже здесь?

– Никуда я не бежал, – с горечью в голосе сказал Холдекс. – Да и куда мне было бежать? Бегут те, кому есть куда, а то, что я оказался здесь, то меня просто перекупили, вернее как они сказали – переправили на этот Отстойник «для защиты их интересов в этом месте». С тех пор я здесь и живу. Вот уже четвертый год. Слушай, – внезапно он ожил, – а как там наш челнок?

– Его больше нет – взорвали какие-то пограничники, а товар, кстати на шестьдесят тысяч, забрали себе.

– Ну и сволочи! – Выругался Холдекс. – А ты то чем здесь занимаешься, не такими же грязными делишками? – Съязвил Керон.

– Что же мне остается делать? Застрелиться что ли?

Никто просто так здесь кормить не собирается. Подобные места не имеют ничего общего с благотворительными ночлежками и бесплатной раздачей похлебки. Если ты из себя ничего не представляешь, сожрут сразу. Должен тебе сказать, что я еще и так не плохо устроился. В основном здесь или горбатятся на полях, или воюют, вот как ты например. Это из того, что я знаю, что происходит в этой части континента, а есть и другие его части и вообще другие континенты. Можно только догадываться чем там заставляют заниматься людей.

– А рвануть отсюда ты не пытался? – Спросил Керон.

– Куда? – Вопросом на вопрос ответил его старинный компаньон. – Разве что помыкаться и вернуться сюда или в подобное место с некоторой отсрочкой.

– Нет, я не верю, что бы отсюда не было выхода.

– А ты вообще никогда никому не верил. Попробуй, может у тебя и получиться. У такого как ты может и получиться. Хотя можешь остаться и у меня. За эти годы я набрал в этом месте не ахти какой, но все-таки вес. Звезд с неба не обещаю, как ты обещал мне в свое время, когда брал в компаньоны, но жить вполне можно. Оставайся, а?

– Нет, если отпустишь, то я уйду. Давай и ты со мной. Постараемся вырваться отсюда.

Холдекс замялся. Была видна внутренняя борьба, происходившая между двух, абсолютно противоположных устремлений. Вскоре, прикинув все за и против, он сказал:

– Нет, ты знаешь, я останусь. Слишком много усилий было положено для того, чтобы добиться моего теперешнего положения, чтобы отойти от моих земель на несколько десятков километров и получить разрывную пулю в спину.

– В отличие от тебя, у меня здесь нулевой статус и я хочу попробовать. Кстати, на кого ты работаешь, на Люиса?

– Нет, Это очень далеко. Я, кстати очень удивлен, что тебе удалось так глубоко войти в эти земли. Тут поблизости целый массив плантаций, на которых выращиваются наркотики. Там пашет целая туча народу, ну и естественно бегут. Вот мы их и возвращаем владельцам, за соответствующее вознаграждение. Цепь таких застав, как моя, проходит с запада на восток и прикрывает от беглецов области ничейных массивов джунглей. – Холдекс встал и грязным ногтем провел по залапанной карте, наглухо прибитой к стене. – Там то их точно не отловить, но мало кто проходит мимо моих людей. Вот этим мы и живем. Кстати с Люисом у нас то же есть договоренность. За беглого солдата его люди платят втрое больше, чем за своего раба платит Мердлок. Наверно солдат потом растерзывают перед строем в воспитательных целях, не знаю. – Заметив, как изменился на лице Керон, он его успокоил: – не волнуйся, я тебя отпущу, ты же меня когда-то взял на свой корабль, оборванца такого. Хотя как видишь, я как был оборванцем и негодяем, так ним и остался.

Давние друзья еще долго вспоминали прошлое, как им теперь казалось, прекрасное и безоблачное время. За воспоминаниями незаметно летело время. Холдекс только время от времени выходил на улицу, выслушивал доклады своих людей и отдавал распоряжения.

Под конец разговора он рассказал Керону о существовании по близости свободного города, где на свой страх и риск живут люди, не подчиняясь ни одному из кланов этого континента на Отстойнике. «По близости» – это было только такое выражение. По карте, расстояние составило более двухсот километров. Город располагался в направлении на северо-восток. Только там, по его словам, можно было попробовать реализовать смутное желание Керона свободы.

После разговора со старым другом и компаньоном, кое-что в голове Керона прояснилось, а кое-что покрылось пеленой полного непонимания. Единственное, что он понял «на все сто», было то, что мир, в который ему довелось попасть, оказывается был намного сложнее, чем он себе представлял до этого. Это была не обыкновенная тюрьма, как он ее себе представлял. При дальнейшем размышлении оказывалось, что жизнь на Отстойнике была очень сложной структурой, даже частью более сложной структуры о самом существовании которой, мало кто догадывался на Отстойнике. Маленькой частью, крохотной заклепкой в большой и сложной машине.

Время приблизилось к полудню, когда Керон засобирался в дорогу.

– Слышишь, я тебя отпускаю, – начал извиняющимся тоном Холдекс, – вот только твое оружие я тебе вернуть не могу. Здесь у нас на счет этого свои законы. Отпустить беглеца – это одно, но еще и вооружить его, это совсем другое. Если мое начальство узнает об этом, то я на следующий день отправлюсь рыскать по лесу, а с моей комплекцией, сам понимаешь, это будет трудновато.

Последняя новость несколько озадачила Керона, но делать было нечего. Раз отпускают, то с оружием или без него, это уже само по себе было не плохо.

– Как скажешь, ты здесь главный и тебе решать. Отдай хоть ремень или саму пряжку.

– Ту самую пряжку?! – Удивленно воскликнул Холдекс. – Ту что ты выменял у того старого фокусника? Признайся наврал ведь он тебе, никакой это не талисман и удачи приносит не больше, чем ржавая гайка на тридцать два.

– Конечно наврал, – согласился Керон, – но это единственная вещь, которая осталась у меря от прошлой жизни.

– Сейчас он принесет тебе твой ремень, – он кликнул старика. – Не обижайся, такие у нас тут порядки. Если у тебя ничего не получиться, приходи обратно, я тебе помогу устроиться. Работа не ахти какая, но зато всегда есть свеженькие кредитки. Может останешься?

– Нет, спасибо, пойду потихоньку, – поблагодарил Керон принимая из сухоньких, но крепких ручек старики свой ремень. – Может что-то с этого и получиться.

– Будь осторожен, – Холдекс протянул Керону увесистый пакет, – вот тебе на первое время будет что пожевать. Да, если прицепиться кто-то из моих ребят, про меня ничего не говори. Это могут быть и не мои люди, а у нас тут добряков не любят. Если мои тебя выловят, то я еще раз отпущу.

Керон поймал на себе удивленный до невозможности взгляд местного дедушки, в нерешительности мнущегося в стороне. Тот стоял и не верил своим глазам. Гроза этого участка, зверь до мозга костей, Холдекс, стоял возле распахнутой калитки и самым нормальным образом разговаривает с беглым каторжником, отпуская его, да еще и дает в дорогу еды. Старик стоял и не знал что ему стоит делать, судя по всему, после такого чуда, небеса должны были немедленно обрушиться на планетарную твердь, но время шло, а ничего подобного не происходило. Постояв еще немного, он вышел из шокового состояния и скрылся от греха подальше в своем погребе.

– Ну вроде все, может еще увидимся. – Без особой надежды сказал Холдекс и запер за Кероном калитку.

Керон ничего не ответил. Его чувства смешались в противоречивый клубок и что бы он не сказал, все было бы не то. Джунгли встретили его веселым шумом листьев и набирающим силу ветерком.

Холдекс стоял и смотрел вслед своему другу. Тот уже давно скрылся среди зарослей, но он все стоял. Перед его взором проносились удивительные картины, которые им довелось наблюдать вдвоем во время таких, невероятно далеких, путешествий по Вселенной. Прекрасные, до дикости, закаты экзотических светил, в не менее экзотических мирах; черный и спокойный космос, весь в проколах звезд; свист реакторной установки и удобное кресло в пилотской кабине…

 

Глава 14. Долг чести.

Северная часть медедобывающего комплекса пылала. Огонь охватил третью обогатительную секцию, яркими языками вырываясь через разрушенные шлюзовые выходы комплекса. Копоть, черными лентами поднималась в не пригодную для для дыхания атмосферу, делая ее еще более непригодной для этого. Неизменный для этого места ветер, подхватывал густые, плотные клубы дыма, с трудом их развеивал и гнал постепенно теряющие резкие очертания облака дыма, к возвышающемуся на горизонте горному хребту. Трудно было себе представить, что же именно там так горело. Обогатительная секция комплекса – сплошь набор изготовленного из металла технологического оборудования, но огню удавалось находить горючие материалы.

Штурм опять не удался. Служба режима сделала уже вторую попытку, применив при этом все средства, имеющиеся в ее распоряжении, но бунтовщики не желали просто так отказываться от своих требований. Понеся жестокие потери и отступив глубже в обогатительные секции, контрактники продолжали бороться уступая пространство только после жестоких схваток, платя Смерти и Страданию ужасную дань, взимавшуюся в жизнях их товарищей. Хорошо вооруженные и оснащенные всем необходимым силы безопасности с невероятным напряжением отбивали у недовольных помещение за помещением, непосредственно уничтожая неповиновение и инакомыслие.

Требования повстанцев, об отправке их обратно, по местам, где их было завербовано, руководством комплекса даже не рассматривалось. Службы безопасности и режима получили недвусмысленное указание: «как можно скорее подавить все очаги недовольства и сопротивления», и они как могли, старались это сделать.

Схватка перешла во вторую секцию. И штурмующие, и сдерживающие штурм, чувствуя каждый свою правоту и справедливость своих действий, все с большим ожесточением дрались каждый за свою правду. В секции, содрогающейся от выстрелов предсмертных криков раненых и умирающих правы были все, все кроме полыхающего пожара. Да и то, если б нашелся чудак, и вникнул в его огненную точку зрения, то наверняка бы выяснил, что и огонь, как явление прав по своей сути.

Пламя сопровождая противоборствующие стороны перешло из третьей во вторую секцию, и свободно пройдясь по огромному помещению охватило установку регенерации воздуха. Никто даже не обратил внимания на нависшую над всеми угрозу – ведь убивать очень трудно, и это требовало концентрации всех сил и внимания.

С оглушительным грохотом установка взорвалась. Стена огня прокатилась по секции расставив все точки и примирив всех, кто в ней находился.

Эти ужасные, по своей реалистичности кошмары, начались у Роберта уже на третий день работы на плантациях. То, что это было как то связано с наркотиком не подлежало сомнению, но вопрос заключался в том, что почти всегда Роберт видел в своих снах то, чего никогда с ним не случалось. В основном это были события последних дней его пребывания на Скитларе(2). Как это могло быть он не знал.

Эхо выстрела гулко перекатывалось по лощине. Дикий вопль прогнал из мозга причудливые порождения Морфея, уступив место реальности, которая впрочем была ничуть не лучше кошмаров.

Роберт с опаской выглянул из своего импровизированного убежища, но ничего опасного не замелил. Метрах в двадцати от дерева на котором он находился, пылала сухая ветка на соседнем дереве-великане. Видимо туда и пришлась основная порция плазмы после выстрела. Больше ничего увидеть не удалось – тьма была кромешная. Тишину нарушал только хрип какого-то зверя, доносившийся от подножья ствола.

Сердце Роберта часто билось. Он с удивлением обратил на это внимание, но его поразила не частота его работы, а амплитуда с которой оно это делало. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет, оставив своего хозяина наедине со своими страхами.

Еще не совсем проснувшись, он не слушающимися руками отвязал налаженный им накануне самострел и покрепче взявшись за рукоятки оружия еще раз выглянул, перегнувшись через край развилки несколько раз выстрелил, стараясь по слуху более точно навести оружие. Яркие вспышки выхватили у ночи все пространство лощины, резанув привыкшим к темноте глазам.

Происходившее дальше, приторможенный сном и страхом мозг Роберта воспринимать отказывался. Внушительных размеров зверюга, покрытая черной, как ночь шерстью, издав вопль, от которого кровь стыла в жилах, черной тенью метнулась несколько раз из стороны в сторону, сбитая с толку и перепуганная вспышками испаряемых высокотемпературной плазмой растительных остатков, устилавших грунт, и сориентировавшись убралась со скоростью молнии. Ловкость и скорость, с которой ретировался огромный, к тому же раненый зверь, не оставляли ни каких сомнений о составе его питательного рациона. Это был без сомнения хищник, грозный и опасный. Если он и не был повелителем этого тропического леса, то уж последним в его иерархии он точно не был.

После ночного проишедствия Роберту так и не удалось сомкнуть глаз. Концентрация адреналина в крови спала только к утру и достигла более-менее нормального уровня только когда Кармант соизволил заявиться и залить своим светом эту часть планеты.

Ночная возня, которую можно было слышать то тут, то там, особо и не прислушиваясь, с неохотой уступила место тишине, которую сначала нерешительно, а потом более уверенно и часто решались нарушать посвистами неизменные, разноцветные птички.

Вскрыв упаковку в едой, Роберт перекусил и запил свой царский, по местным меркам завтрак уже начинающей портиться водой из пластикового мешка. На этот раз еда пошла лучше. Организм видимо соблаговолил таки подготовить набор ферментов, для расщепления и транспортировки непосредственно к клеткам незнакомой ему до этого пищи. В подтверждение этому, Роберт буквально физически ощутил, как его изголодавшийся желудок принялся за работу, а параллельно с насыщением поднималось и настроение, с трудом отодвигая на другой план целый набор страхов, которые за эти несколько месяцев успели плотно укорениться в сознании.

Согласуясь с неведомо когда установленным распорядком, ночная жизнь окончательно уступила место дневной, забрав с собой все свои кошмары. Казалось, что все вокруг стало красивее и дружелюбнее. Хотя видимо это только казалось…

Собрав обратно в походное состояние свое нехитрое имущество, изгой, для которого не нашлось места нигде больше в галактике, кроме как на Отстойнике, направился дальше не север.

Учтя случившееся ночью, он держал оружие всегда в постоянной готовности, даже не ограничившись таким убойным экземпляром, как плазмомет, пластиковой лентой подвязал к поясу и держатель с импульсником. Джунгли дали понять, что это не то место, где можно расслабиться и сосредоточить все свое внимание только на получении удовольствия от жизни. Наоборот, такое поведение здесь неминуемо каралось, главным судьей и исполнителем в этом деле была сама матушка Природа. Щедро дарящая направо и налево жизнь, но затем, видимо осознав пагубность своей неописуемой щедрости, стремящаяся забрать назад свой бесценный подарок, дав при этом другому существу оттянуть свой конец на некоторое время.

Без проишедствий прошел второй и третий день пути. Ночлеги он устраивал, учитывая случившееся с еще большим старанием, налаживая, как и в первую ночь самострел, но никто больше не приходил к нему в гости и не предпринимал ни малейшей попытки его сожрать. Все пока складывалось довольно неплохо – никто не препятствовал ему, никто его не искал и вообще он никого не встретил из людей, а если не считать визита в первую ночь, то и из животных тоже. Насекомые конечно в счет не идут. Этого добра он здесь насмотрелся столько, сколько не видел за все свои предыдущие жизни. Они в основном просто надоедали, но попадались и такие, которые непременно старались укусить и настаивали на своем до тех пор, пока их не убивали. Настойчивее, но вместе с тем и глупее животного Роберту раньше видеть не доводилось.

Да и вообще он раньше с животными дела не имел. Место где он родился, не располагало к бесконтрольному обитанию каких бы то ни было животных. Это была затерянная в космосе станция, сделанная из бетона и металла, и каким то там животным, там просто не было места. Его не хватало даже для людей. Не смотря на это, Роберт как-то сразу принял такое положение вещей, что во Вселенной существуют не только металлические переборки, шлюзовые камеры и скафандры не по размеру. Его мозг с удивительной готовностью принимал как должное деревья и траву, которых он никогда не видел, голубое небо и вздох без шлема, будто где-то глубоко в подсознании сохранилась информация о жизни далеких предков. Может действительно оно так и было.

На пятый день пути заметно стал изменяться окружающий ландшафт. Непролазных участков попадалось все меньше и меньше, наоборот, все место занимали старые массивы тропического леса. Деревья, насколько можно было судить на глаз, поднимались вверх метров на пятьдесят, не меньше, и плотно сомкнув вверху кроны практически не пропускали свет. Но с этим вполне можно было мириться. Глаз быстро адаптировался к к таким условиям и сносно видел, а отсутствие нижнего растительного яруса, гораздо больше радовали душу, чем непролазные заросли, в которых неизвестно кто прячется замерев перед прыжком.

По пути стали попадаться отдельные валуны и даже небольшие выходы на поверхность скальных пород. Бурые, растрескавшиеся камни явно свидетельствовали о том, что Роберт ушел уже достаточно далеко, и область материка, в которую он входил, хоть и не много, но все-таки отличается от той, где его заставляли работать мотыгой и кормили хлебом из опилок. Ровная, как стол равнина, хоть и поросшая лесом, но равнина, стала постепенно переходить сначала в еле заметные холмы, но по мере продвижения подъемы становились все круче, а спуски все опаснее. Выходов скальных пород стало еще больше и Роберт понял, что он приближается к какой-то горной системе. Малейшего намека на карту, или на что-то в этом духе у него не было. Можно было только погадать о роде ожидавших его препятствий.

К концу пятого дня пути, когда Роберт занялся уже привычным для него делом – поиском места ночлега, по возможности более безопасного, на глаза ему попался черный провал входа в пещеру, обросший кустарником. Раздвинув форсункой плазмомета гибкие побеги, стараясь двигаться как можно тише, он прислушиваясь, вошел в тьму провала. Внутри было тихо, как на кладбище, только откуда-то издалека, доносилось журчание, похожее на смех ребенка. В кромешной тьме ничего нельзя было разобрать. Роберт постоял немного у входа, в надежде, что глаза привыкнут к темноте и он сможет хоть что-то разобрать, но мрак был такой плотный, что это оказалось тщетным. На ощупь же пробираться по пещере, где неизвестно кто или что вполне могло устроить себе логово ему не улыбалось.

Он вышел. Поискав немного вокруг, он насобирал сухих, почти истлевших, похожих на сделанные из бумаги прутьев, наломал немного более плотных, высохших веток в прикрывавшем вход кустарнике и связал их живым, гибким побегом. Получилось некое подобие факела или метлы, кому как нравиться. Затем он поставил свой плазмомет на минимальную мощность и прицелившись поджог свое произведение. Сухие, как порох прутики с треском занялись.

С пылающей связкой прутьев в одной руке и плазмометом в другой, Роберт двинулся на исследование обнаруженного убежища. Низкий у входа свод, после нескольких метров поднимался на метров восемь – десять, ширина прохода при этом оставалась такой же. Корявые пласты камня, выступавшие из стен и свода не оставляли ни каких сомнений в естественном происхождении пещеры. Через метров десять, проход сворачивал вправо, почти под девяносто градусов. Роберт заглянул за угол. Колышущееся, казавшееся живым пламя, выхватило у тьмы все пространство каменного мешка, которым заканчивался проход. Роберт осторожно двинулся вперед. Вытянутая полость, со сводом метров в десять и длиной около двадцати, казалась удивительным строением древних, но это видимо только казалось. Войдя поглубже, Роберт заметил источник странных звуков, которые так поразили его в самом начале. По тупиковой стене пещеры струилась вода, вытекая из узкой трещины под сводом. Изломанный свод пещеры и выступы камня на стенах причудливо коверкали этот звук, превращая его в нечто, вообще ни на что не похожее. Пройдя с журчанием по стене, вода уходила в провал, в понижающемся в этом месте полу. Как Роберт не старался осветить его и посмотреть, что же там дальше, у него ничего не получилось. Но он был настолько глубоким, что бьющийся в агонии факел, никак не мог высветить конца этого природного колодца, только блики от преломления света в струящейся воде заполняли пространство расширяющегося к низу провала, а дальше свет идти отказывался.

Обнаруженная Робертом пещера была великолепна. Казалось, она специально приспособлена прятать беглецов. Не смотря на случайность ее возникновения, если начать сентиментальничать, то могло показаться, что природа проявив заботу специально о нем сотворила такое надежное убежище, хотя насколько показывает опыт, специально она ничего не делает. Все зависит только от игры шалого Случая.

Было удивительно, что такое прекрасное место для устройства логова, не было занято никаким животным и пустовало. Это легко объяснялось двумя причинами: либо у представителей местной фауны не было заведено устраивать себе убежищ, либо таких пещер, как эта было гораздо больше чем требовалось, и зверье перебирало, выбирая из их числа лучшие. Видимо второе объяснение располагалось к истине более близко. Вода, струящаяся по глухой стене пещеры, явно указывала, что без здесь не обошлось, что именно она это все и соорудила, но утратив былое могущество рушить и уносить прочь камень, сейчас ласково журчала, намереваясь убаюкать каждого, кто сюда сунется.

Первая ночь на новом месте и последующий за ней день прошел тихо и спокойно, вроде это были не смертоносные, дикие джунгли, а окультуренный участок сказочно дорогого курорта. Роберт спал и ел, ел и спал. Организм, удивленный таким ласковым обращением, не терял времени зря, восстанавливая нарушенные каторжной работой, скотским обращением и постоянным голодом процессы, казалось навсегда нарушенные процессы.

В следующее утро его разбудила поначалу едва уловимая возня, но вскоре она стала погромче и ее уже нельзя было игнорировать. Отвязав настороженный у входа плазмомет, Роберт осторожно раздвинул заросли, обрамлявшие вход в свое убежище и выглянул наружу. Светало. Плотные, небрежно изорванные порывистым ветерком клочья тумана, будто выполняя волю могущественного полководца, организованно покидали поле боя и дружно собирались в уходящей в низ лощине, видимо концентрируя силы в надежде на реванш. Среди разрозненных порядков этого воинства, Роберт заметил человека. Ободранный, высокий мужчина, прижимая левую, окровавленную руку к туловищу, правой размахивал внушительного вида дубиной. Против кого было направлено то действие из-за тумана не было видно. Роберт выскочил из зарослей и помчался на подмогу.

Подбегая он увидел и врага, с которым сражался оборванец. Не издавая ни звука, кроме хриплого, низкого рычания, на него бросалась стая собак, перешедших в здешних условиях к своему исконному образу жизни. Штук шесть отвратительных животных набрасывались на несчастного по очереди и парами, и если не успевали получить дубиной, то отхватывали окровавленные куски материи с штанов или со спины затравленного ими человека. Удивительно большая, черная собака сидела несколько поодаль и равнодушно взирала на происходящее. Роберт понял, что это вожак этого отвратительного, с человеческой точки зрения сообщества. Таких собак, как эта, ему приходилось видеть в лагере Мердлока, и позже именно такие собаки участвовали в поиске и поимке беглецов. Оказывается, эти собаки сбегали тоже.

Насколько мог тихо, Роберт подбежал поближе и старательно прицелившись жахнул по вожаку. Куски, растерзанной плоти разлетелись в разные стороны, остальные собаки все еще держа свою жертву в плотном кольце несколько поумерили свой пыл, и теперь только переглядывались, как бы спрашивая друг у друга: «что случилось»?

Не теряя зря времени Роберт выскочил из-за кустов и прицельно расстрелял еще несколько тварей. Остальные так быстро унеслись прочь, что за ними даже завихрился туман.

Увидев своего спасителя и все еще не веря в свое чудесное спасение, долговязый, а он оказался на голову выше Роберта, расплылся в излучающей бездну счастья улыбке. Так, с улыбкой на лице он и рухнул лицом вниз, на сброшенную деревьями за ненадобностью листву, перепачканную кровью, кровью его, и его поверженных врагов. Роберт перевернул несчастного. Человек ровно дышал. Все было нормально, если не считать множественных жестоких ран и потери сознания.

Напрягаясь изо всех сил, он потащил своего собрата по несчастью к пещере. Согнувшись в три погибели, захватив его под мышки, часто отдыхая, он с трудом преодолел несчастных двести метров до пещеры. На пути осталась полоса потревоженных палых листьев, обагренная кровью.

Оставив каторжника у входа в пещеру и сбросив рядом порядком поднадоевший, тяжелый плазменник он метнулся в пещеру, быстро набрал в мешок свежей воды и принялся промывать раны. На спине и руках раны были неглубокие и по виду не опасные. По крайней мере, ни один из крупных сосудов поврежден не был. Наскоро промыв их и перевязав остатками своей, недавно постиранной рубашки, Роберт принялся осматривать ноги, все еще находившегося без сознания человека. Здесь дело оказалось посерьезней. Смыв свернувшуюся темными комками кровь, он увидел глубокие, рванные раны. Особенно досталось икроножной мышце на правой ноге. Сзади, до колена, нога представляла собой сплошной кусок мяса, выглядывающий из под стянутой, и порванной мощными челюстями кожи. Когда он начал расправлять эти лоскуты, стараясь их поставить на место, человек застонал, но в сознание не пришел. И правильно сделал, ибо еще предстояло много манипуляций, настолько болезненных и непрофессионально выполняемых, что находясь в сознании, перенести такое страдание и не возненавидеть после этого весь мир, просто не представлялось возможным.

Аккуратно расправив поврежденные ткани, он туго стянул свое произведение, на этот раз тем, что осталось от рубашки раненого, и соорудив из листьев и свежих веток жалкое подобие подстилки, перекатил на нее безжизненное тело и втащил эти «носилки» внутрь пещеры. Расположив их возле стены входа – днем в этом месте было достаточно света и вполне можно было ориентироваться.

Через несколько часов человек пришел в себя. Ничего не понимающим взглядом он обвел корявый свод пещеры и уставился на Роберта. Не смотря на муку страдания, весь его вид выражал одно желание – он настойчиво требовал объяснений.

– Где я? – Только и смог он промямлить не желающими слушаться губами.

– Не волнуйся, ты в безопасности, собак больше нет.

– Да, я помню, как ты их… Но больше я ничего не помню. – С трудом промолвил лежащий на подстилке из листьев и прочего мусора человек.

Роберт протянул ему открытую консерву, но тот только поморщился и попросил воды. Одна мысль о еде вызывала у него отвращение. Он по собственному опыту знал, что это обычная реакция организма на усталость и болезнь.

Жадно напившись незнакомец опять забылся. Видя, что пока ничем больше не может ему помочь, Роберт выбрался наружу и используя сломанную поблизости ветку раскидистого куста, минут сорок работал, маскируя полосу в опавшей листве, которую от прочертил от места схватки до пещеры, подумав, что такой знак будет слишком хорошо заметен с воздуха в промежутках, между кронами деревьев.

Покончив с работой, он на перевес со своим плазмометом немного прошелся по окрестностям, но ничего подозрительного не заметил.

Так бурно начавшийся день подходил к концу. По непонятно кем, давно заведенному закону, который гласил, что все хорошо в меру, уставшее светило уступало поле деятельности кошмарам ночи, уходя за горизонт с ощущением хорошо выполненной работы, отдавая облагодетельствованное своей лаской пространство в безраздельное господство тьмы. Справедливо полагая, что все познается в сравнении и давая возможность это сделать. Тени сгущаясь и набираясь силы в непроходимых зарослях, все смелее выходили на открытые места, проверяя, все ли готово к приходу своей владычицы – зловещей Тьмы, обладающей таким могуществом, что в ее власти было поглотить не только пространства планеты или области в космосе, но и сознание любого смертного.

Роберт вернулся в пещеру, когда уже мрак, верный слуга Тьмы, вплотную занялся лощиной, и сознание живо откликнувшись на эту метаморфозу, начало рисовать на месте ничем не примечательных кустов и зарослей образы Хаоса, страшные и удивительные одновременно.

В пещере было все спокойно, только порывистое дыхание человека, да тихонько журчащая вода, придавали реальные черты этому месту, с трудом вырывая его у мира легенд и приданий. Насторожив как обычно у входа свое оружие, Роберт наскоро перекусил и уснул.

Представление следующего дня открывали несколько птичек, обычных в этих местах разноцветных птичек, к присутствию которых, все живущие в джунглях или в их непосредственной близости, привыкали на третий день. Безобидные с виду пернатые, всем своим видом вызывавшие у наблюдателя умильные чувства, возле входа в пещеру, с утра по раньше устроили отвратительную потасовку. С криками они набрасывались друг на друга, таскали одна другую за хвост и крылья и вообще, производили столько шума, что потревоженный мозг не мог в таких отвратительных условиях надолго задерживаться в состоянии сна. Роберт выскочил наружу. Перепуганные появлением такого большого и опасного врага, они позабыв на время про свои распри, дружно ретировались на соседнее дерево, и там продолжили решать свои проблемы.

В это утро обычного для этих мест тумана не было. Что-то разладилось в атмосфере, зато все вокруг просматривалось гораздо дальше обычного. Отсутствие всякого движения немного успокоило Роберта и он приобретя некоторую уверенность направился обратно в пещеру, посмотреть, как себя чувствует его гость.

Осмотрев раненого он понял, что дело гораздо хуже, чем он надеялся. У того поднялась температура, которая явно превышала предел тридцати восьми градусов. Переступив через эту черту, организм уже сам не справлялся с нахлынувшей инфекцией и множественными повреждениями, а требовал посторонней помощи. Позабыв и про завтрак, и про меры предосторожности, Роберт начал было принудительно охлаждать его организм, смачивая в стекавшей по стене, ледяной воде все, что можно было намочить и накладывая эти импровизированные компрессы на лоб, запястья и на неповрежденные участки ног, но тряпки сразу же становились теплыми, а эта манипуляция не приносила страдающему видимого облегчения.

Иногда он приходил в себя. В эти минуты он только смотрел полными боли глазами на своего единственного врачевателя и бредил, то бессвязно мыча, то проклиная кого-то такими страшными и замысловатыми ругательствами, что нужно было иметь сильно изощренный мозг, чтобы такое придумать, или по крайней мере запомнить.

К середине дня, насколько можно было судить о самочувствии больного,жар несколько спал и у него в сознании стало появляться больше просветов. Когда наступал один из них, он начинал упорно твердить одно и то же:

– За первой грядой… Холдекс… Устроит…Двенадцать киллом… От Сальса…

– В первые несколько раз Роберт воспринимал эти сообщения как продолжение бреда и не обращал на них никакого внимания, следя только за тем, чтобы компрессы всегда были холодными, и только на третий раз до него дошло, что этот человек старается ему что-то сообщить, а он, дурак, не обращает на это никакого внимания.

– Ты Сальс? – Догадался Роберт. Человек с выражением неописуемого восторга ни лице кивнул в ответ.

– Мне надо идти на север? Ответом было то же счастливое выражение лица.

– Ты здесь знаешь кого-то? – Продолжал прояснять для себя картину Роберт.

– Холдекс… – Был ответ. – А кто такой, этот Холдекс, такой же плантатор как Мердлок? И только мне стоит появиться в его окрестностях, как сразу же вручат мотыгу ручной работы и погонят на плантации самым длинным и самым новым хлыстом?

– Я не знаю о его занятиях ничего, но он не плантатор. Он мне должен.

– Ну раз он тебе должен, то я так и быть, рискну, приведу этого должника сюда, или принесу лекарств.

После этих слов, несчастный покорился навалившейся на него усталости. Дыхание стало ровнее, а бред прекратился вообще.

Кармант стоял в зените. У Роберта было не так уж много времени для выполнения этого поручения. Необходимо было спешить, ведь до наступления сумерек оставалось немногим более восьми часов, а преодолеть двенадцать километров по незнакомой местности, а тем более по джунглям, было делом не быстрым. До сумерек он расчитывал вернуться обратно. Откладывать поход до следующего утра было делом бессмысленным. Сальс находился на тонкой грани между жизнью и смертью, и без сомнения, попавшие в его раны микроорганизмы, против которых в его организме антитела явно отсутствовали, не сегодня, завтра поставят на его жизни жирную точку. Подгонял его в путь и еще один аспект сложившегося положения. Не определенны порыв, подталкивающий его ранее к побегу, сейчас стал принимать реальные очертания. На этой планете появилось место, в котором надо надеяться его не ждут немедленно кандалы, по крайней мере так было обещано…

Перетащив в самую глубину пещеры, поближе к источнику с водой раненого, он расположил его таким образом, что если он прийдет в себя или проснется, то сможет дотянуться до воды и до оставленной пищи. Оставил он Сальсу и импульсник с обеими запасными обоймами, который уже несколько дней мирно лежал на самом дне мешка с пищевыми концентратами. Так, на всякий случай. Набрав немного воды и завязав поплотнее мешок, Роберт долго возился со входом, заваливая узкую щель в камне валяющимися поблизости выветренными скальными обломками, чтобы больной не стал легкой добычей обитающих здесь тварей, предусмотрительно оставив промежуток снизу, и не доложив несколько камней сверху, для того, чтобы осуществлялся самоточный обмен воздуха. Когда он закончил работу, ему в голову пришла не добавившая энтузиазма мысль о том, что если он не вернется, то в какой прекрасный склеп для этого несчастного превратиться его теперешнее убежище. Но особенно раздумывать ни над этой, ни над другими мыслями времени не было. Пристально оглядев в последний раз свое произведение он резко повернулся и направился на север.

Сначала все время приходилось идти в гору. Подъем, хоть и был пологим, но Роберт держал хороший темп и уставал на глазах. Все больше и больше по пути стало появляться выходов на поверхность скальных пород. По мере продвижения менялся и цвет камня. Чем дальше он шел, тем больше стало попадаться темных, почти черных валунов, которые вскоре стали преобладать над бурыми, именно в буром камне вода образовала оставленную позади пещеру. Несколько раз приходилось делать большие обходы – на пути вставали непролазные заросли, прорваться сквозь которые можно было только в танке, да и то не в каждом. Все время пока он шел, он очень внимательно примечал дорогу, особенно когда приходилось обходить стороной возникающие по пути препятствия, старался запомнить все мелочи, ведь на обратном пути, если таковая состоится, не когда будет терять времени на поиски пути. Можно было опоздать к больному, да и просто не успеть вернуться к наступлению такой ненавистной ему темноты.

Когда Роберт выходил, то как человек, выросший в условиях, когда все время приходилось себя во всем ограничивать, наметил для себя точку возврата. За неимением более точного определителя времени, он поделил оставшийся угол небосвода, который еще предстояло преодолеть Карманту на две части, намереваясь, если раньше не найдет обещанного поселения, как светило достигнет намеченного градуса, развернуться и пойти обратно, чтобы до наступления ночи добраться до пещеры. При таком неблагоприятном исходе этой вылазки, он намеревался повторить попытку на следующее утро.

Постепенно лес уступал место скалам, хотя и не без боя. Находились нахальные представители необозримой флоры, которым было абсолютно наплевать где расти, прекрасно себя чувствующие посреди трудно преодолимых завалов камней. Руша своими тщедушными корнями безжизненные камни, эти травянистые растения и кустарники с таким презрением смотрели в глаза неустроенности, что это могло подзадорить каждого, кто уделил бы этому явлению хоть немного внимания. У Роберта времени на такие пустяки не было.

Добравшись до верхней точки гряды, как ее назвал Сальс, ему открылась величественная картина, которой видимо еще не касались старательные руки человека, всегда пытающегося окультурить, недостаточно культурное с его точки зрения пространство. Под его ногами, широкими, изумрудно-зелеными волнами простирались джунгли, точно такие, из которых он только что вышел. Только сейчас они ему открывались с непривычной точки. Увиденная картина потрясла Роберта. Ему еще не доводилось за все время пребывания на планете в таком ракурсе лицезреть этот лес. Все время, чтобы что-то увидеть приходилось задирать голову. На этот раз он смотрел на все свысока, чувствуя себя чуть ли не повелителем всего этого великолепия.

Действительно, с этого места было хорошо видно, что за открывшимся ему массивом буяющего леса, параллельно той, на которой он сейчас стоял, располагалась еще одна горная гряда, но она слабо походила на эту. Прежде всего, хорошо просматривались широкие, бурые отроги, насколько видел глаз, круто уходящие вверх. Граница между джунглями и голым камнем была более четко очерчена, а наиболее могучие, голые каменные гребни, поднимались настолько высоко, что переходящий в почти вертикальные стены, темный камень, терялся среди обычных здесь под вечер облаков.

Пока все, о чем говорил Сальс было правдой. Роберт перебросил свой плазмомет на левое плечо, проверил по светилу, достаточно ли у него времени, и увидев, что время еще есть, стал осторожно спускаться по качающимся от непривычной тяжести человеческой ноги камням, все глубже и глубже погружаясь в бушующую красками жизни, пучину джунглей.

Только приблизившись вплотную, Роберт заметил поселение. Странно было наблюдать среди буйной, дикой растительности, нечто сделанное человеком. Правда, то что он увидел, поселением нельзя было даже назвать с большой натяжкой. На обнесенном высоким частоколом, крохотном участке, располагалось несколько хижин и каких-то вообще шалашеподобных построек. Строения жались друг к другу, стараясь как можно дальше находиться от забора. И в периметре ограждения, и за его пределами лес был подчищен ровно настолько, насколько это было необходимо для жизни людей. Чистка коснулась только нескольких раскидистых кустарников, насколько Роберт мог судить сквозь щель в заборе. Все остальные деревья, со своим обычным для этих мест, невообразимым переплетением ползучих растений были сохранены, плотно и надежно маскируя человеческое жилье. Ни с воздуха, на даже с поверхности оно не просматривалось, и обнаружить его было практически невозможно. Роберту в этом отношении действительно повезло, что он не проскочил мимо этого поселения, так его и не заметив.

Никакого движения за ограждением не наблюдалось. Все выглядело тихим и мирным. Миниатюрный поселок казался покинутым. То, что поблизости не оказалось распаханных участков Роберта несколько успокоило. Приободренный этим фактом, он стал осторожно пробираться вдоль ограды в поисках входа. За несколько минут он осмотрел ее всю и ничего похожего на вход не обнаружил, сплошные, плотно расставленные колья и все. Никакого намека на вход. Это его несколько озадачило. Оставив свои поиски входа он залег возле частокола в зарослях, и стал наблюдать за внутренней территорией. Время еще позволяло это делать.

Роберт лежал и смотрел, но внутри ничего не происходило. Лежа в зарослях кустарника с листвой, источающей неприятный, резкий запах, он стал размышлять о роде занятий здешних обитателей, но ничего путного ему в голову не приходило. Так, как возделанной земли не наблюдалось, было ясно, что добывают пропитание они себе каким-нибудь другим способом. Ничего правдоподобного, кроме охоты, он так и не смог придумать. Для чего было приспособлены хижины, построенные грубо, но крепко, то же оставалось загадкой.

Его рассуждения прервал сухой, металлический щелчок, какой может издавать только оружие. Что-то холодное коснулось его правой лопатки и скрипучий голос тихо произнес:

– Вставай, очень медленно. Не вздумай делать глупости и веди себя спокойно. Я на таких как ты зубы съел. Оружие свое оставь в покое, пусть полежит.

Роберт медленно встал, слегка приподнял руки и повернулся к говорившему. Немного отступив назад, прислонившись плечем к молодому, но достаточно толстому побегу, стоял невзрачный человек, покачивая странным оружием, которое он уверено держал в правой руке. Не смотря на легкость с которой он это делал, судя на глаз, его железяка была достаточно тяжелая. Такое оружие Роберту так близко пришлось увидеть впервые, хотя он много слышал о его существовании. К тщательно обработанному деревянному прикладу, была прикреплена металлическая трубка, примерно метровой длины, с разных сторон обвешанная различными переключателями режимов, отводными трубками и еще чем-то, назначения чего Роберт не знал. Венчал этот набор искусно обработанного и анодированного в черный цвет металла, сильный оптический прицел, уставившейся сейчас на него своим большим, фиолетовым глазом. Снизу торчала коробка, – видимо из нее оружие питалось зарядами. Насколько он знал, такие системы вооружения получили широкое распространение в мирах слабо развитых технологически, благодаря свой простоте в производстве и обслуживании. Дешевизна этого оружия играли то же не последнюю роль. Как оно действует, Роберт конечно не знал, но ему было известно, что из этой трубки, под действием какого-то газа вылетает с большой скоростью кусок железа – заостренный цилиндр, и попадая в плоть, рвет ее беспощадно. Более того, имелся в наличии очень широкий выбор зарядов, самого разного действия, которые можно было зарядить и выстрелить из подобного оружия. Так что Роберт особенно не геройствовал, если не считать геройских взглядов, которые он бросал на своего нового повелителя.

– Кто такой, откуда идешь? – Спросил незнакомец, пристраивая оружие Роберта у себя на плече.

Хоть ростом он и не вышел, но видимо жизнь на свежем воздухе, насыщенная приключениями, шла этому, уже не молодому человеку на пользу. Темная, дубленная кожа, выдавала в нем человека странного мира, по крайней мере Роберту еще не приходилось видеть человека с такой кожей, хотя, надо сказать, ему еще очень многого еще не приходилось видеть в своей жизни. Лицо незнакомца, пока он проделывал свои манипуляции, оставалось полностью бесстрастным. Роберту показалось, что этот человек каждый день задерживает беглецов с плантаций, с таким профессиональным безразличием он это все проделывал.

Роберт был шокирован резкой сменой обстоятельств и стоял как истукан, не в состоянии произнести ни слова. Видя, что с объяснениями прийдется подождать, странный старикашка, ловко завернул поднятые руки Роберта за спину, и крепко стянул запястья тонкой, но судя по всему крепкой пластиковой лентой.

– Пошел вперед, и без резких движений, – процедил он, подбодряюще ткнув стволом своего оружия в спину Роберту.

– Мне нужен Холдекс, – наконец нашелся Роберт, – я пришел к нему. Его слова никак не подействовали на незнакомца, так что пришлось идти. Обогнув ограду, они подошли к точно такому же участку забора, как и все остальные, но в отличие от них, этот открывался. Войдя внутрь периметра, процессия не задерживаясь двинулась к одной из хижин. Шедший сзади, сутулый и сморщенный человек вовремя давал команды «налево» и «направо». Оказавшись перед дверью, Роберт ее толкнул, и она послушно отворилась. На мгновенье он задержался на границе света и мрака неосвещенного помещения, но хозяин леса грубо втолкнул его внутрь и скрипнувшая дверь отгородила их от дневного света.

Глаза с трудом привыкали к сумраку. Единственное, малюсенькое окно, больше похожее на бойницу, пропускало так мало света, что можно было сказать, что оно вообще этого не делало. Бойкий лучик света, отчаянно прорывался сквозь никогда не мытое стекло, но до пола доходил крайне ослабленным, увязнув в смеси дыма и пыли, которые клубами стояли в воздухе, и вошедшие люди только нарушили своим приходом его состояние.

На замызганном покрывале, брошенном на раскладную койку военного образца, развалившись спал мужчина, не обращая внимания на возню, которую учинили вошедшие никакого внимания. Густая, черная борода этого человека, начиналась прямо от глаз. Шевелюры, напротив, не было. Только жалкие остатки растительности возле ушей и сзади, на затылке, давали понять, что когда-то эта голова была украшена если не пышными, то все же волосами. Теперь только блестящая лысина сверкала капельками пота. Комбинезон защитного цвета, такой же, как и у того, что привел Роберта сюда, стягивал плотную фигуру, стесняя телеса спящего и затрудняя дыхание. Около койки лежал широкий ремень со множеством кармашков, в каждом из которых находился магазин к винтовке. Винтовка лежала рядом, точно такая же, какая сейчас смотрела Роберту в спину черным, равнодушным глазком.

Лесной житель принялся будить своего компаньона. – Посмотри, Крам, какой доходяга попал сегодня в нашу местность, – задорно обратился он к едва проснувшемуся толстяку. Маленькие, заплывшие жиром глазки неохотно открылись и посмотрели на вошедших. Не говоря ни слова, только что проснувшийся житель вечнозеленого леса, с минуту осматривал обоих. По мере того, как шло время, видно было, как от полного безразличия его настроение постепенно изменяется, уступая место неподдельной заинтересованности.

– Что, сам пришел? – Не поверил здоровяк.

– В том то и дело, что сам. Крутился около ограды, все высматривал. Похоже искал вход. Потом спрятался в кустах и стал наблюдать за хижинами. Тут то я его и взял. – Похвастался бравый старикашка, который используя свежий воздух и подвижный образ жизни, без боя не отдавал своей старости ни одного дня.

– Кто такой? Зачем пришел? – Обратил свое любопытство в сторону Роберта начальник этих мест.

– Не во мне дело, – начал Роберт, не сильно надеясь на успех своей речи, – я бы сам никогда не решился бы прийти сюда.

– Да, такие как ты обходят это место как можно дальше… – Меня просил прийти сюда Сальс. Ему здорово досталось прошлым утром и он в очень плохом состоянии. Стая диких собак чуть не загрызла его до смерти. Они его уже почти прикончили, когда я его отбил. Сейчас у него горячка и наверняка обширное заражение. Вот я и пришел просить помощи. Он сказал, что вы его знаете, и не откажете в просьбе.

– Вот и хорошо, – обрадовался конвоир Роберта, – я думал только один попался, а тут еще оказывается еще и второй есть. За двоих Мердлок даст больше!

После этих слов Роберт пожалел о своем бескорыстном поступке. Куда, куда, а на плантации ему не хотелось, тем более на плантации Мердлока. Фантазия живо откликнулась на эти слова и начала рисовать в сознании картины одну ужаснее другой. Сразу вспомнились предупреждения конвоиров и надзирателей; вспомнилось все, что ему обещали сделать в случае побега. Жить перехотелось.

– Ты работал у Мердлока? – Спросил толстяк, заметив, что еле тлевшая искра жизненного энтузиазма в глазах у Роберта мгновенно погасла.

– Да. – Слушай, Холдекс, – обратился конвоир к своему начальнику, – а ты действительно знаешь этого Сальса, про которого он здесь говорил?

– Знаю. – Вот и хорошо, – обрадовался старик, – всегда приятно помочь старому знакомому. Представляешь, как ему сейчас плохо в джунглях. Лежит себе бедняга, болеет. А мы его доставим на родные плантации, там его хоть покормят, если сочтут нужным, конечно…

– Дело в том, Корг, что я ему действительно должен. За мной одна жизнь. В свое время он спас мою, теперь моя очередь, и я это сделаю, тем более, что мне это ничего не будет стоить, не учитывая конечно оценочной стоимости его собственной жизни.

– Ладно, я согласен. Делай как знаешь, но что мы будем делать вот с этим? Этого я тебе так просто не отдам. Со своим поступай как знаешь, а моей доли трогать не надо. – Старикашка изобразил на лице отвратительную гримасу, которая видимо должна была выразить его решительные чувства. Какие именно угадать было трудно.

– Крог, та же знаешь, что нам и этого прийдется отпустить.

– Это почему же?

– Ты разве забыл, что нам необходимо сделать этой ночью? Я уже много раз замечал, что когда у тебя срабатывает охотничий инстинкт, то ни о чем другом ты просто не в состоянии думать!

Этой ночью ты мне нужен здесь, и ни за какими подранками ты не пойдешь. А этому, – Холдекс презрительно посмотрел на Роберта, – дай лекарств. самое главное не забудь антибиотиков, и пускай себе чешет в свое логово, ставит на ноги моего кредитора. Это единственное, что я могу для него сделать, а когда жизнь этого Сальса будет вне опасности, тогда мы их и возьмем тепленькими. Тем более, что тогда я ему уже ничего не буду должен. Корг, ведь еще никому не удавалось пройти через наш участок и не попасться. Я думаю не получиться и у этих. А если они решат, что им лучше пойти в другую сторону, то и там найдется кому ими заняться. Сделай как я говорю. Да, не вздумай отдавать ему оружие, – всякой щедрости есть свои пределы, и Мердлок за оружие платит дороже, чем за своих каторжан.

Аудиенция подошла к концу. Толстый Холдекс опять улегся на жалобно скрипнувшую койку и закрыл подведенные отечными мешками глаза, всем своим видом повелевая убираться прочь.

Юркий Корг вытолкал свою не состоявшуюся добычу на свежий воздух. Роберту не верилось, что его отпускают. Почти смирившееся с поражением сознание, мысли о свободе категорически отказывались воспринимать. Все хорошо в меру, тем более стрессовые нагрузки, если же они превышают допустимый организмом барьер, то действуют не укрепляюще, а разрушительно. На не гнущихся ногах он еле поспевал за Коргом. Тот в свою очередь, не раздумывая больше ни минуты, принялся исполнять полученные указания. Мгновенно нашелся приличных размеров носимый контейнер, с эмблемой алой капли крови на черной, металлической крышке. Изучив расположенную на внутренней стороне крышки рецептурную таблицу, Корг спросил у Роберта о количестве повреждений у Сальса, о размерах его тела и о точном часе случившегося. Прикинув что-то в уме, он с аптекарской точностью выделил лекарства, не передав ни одной капсулы. Да это и не удивительно, – лекарства ценились всегда, и цена эта была очень высока. Имеется ввиду отнюдь не человеческая жизнь, как кто-то мог подумать, а чисто денежная стоимость.

Когда они вышли из покосившейся лачуги, Кармант уже клонился к закату. Заметно потемнело. Посмотрев на свой хронометр, Корг непонятно от чего расщедрившись, торжественно вручил удивленному Роберту длинный, видавший виды фонарик, одновременно могущий служить увесистой дубинкой, а затем, прийдя в свое нормальное состояние, сильным пинком вытолкал его за ворота.

– Советую тебе больше мне не попадаться. – Бросил он закрывая створку из отесанных кольев. – В следующий раз на такое обращение и не надейся, все будет гораздо проще. Хотя, куда ж ты от меня денешся?..

После таких слов идти было легко и приятно. Наполняющийся чернилами ночи лес, уже больше так не пугал, скорее наоборот. Чем дальше Роберт уходил от ближайшего человека, тем спокойнее ему становилось на душе. До сих пор не верилось, что его так запроста отпустили. Случай. Его Величество Случай, на этот раз подстроил все таким образом, что даже то, что обещало иметь плохую развязку, кончилось не так уж и плохо. Даже можно сказать хорошо. Такое с Робертом было впервые – ему наконец-то начинало везти, и он с настороженным упоением прислушивался к этому новому для себя чувству.

Узкий лучик фонарика выхватывал у сумерек только мелкие детали, не давая Роберту по фрагментам воссоздать едва отпечатавшийся в его мозгу обратный путь. Кое-как перевалив через карликовый горный хребет и добравшись до массива знакомых ему огромных деревьев, он сделал две широких петли, прежде чем попал на знакомую поляну. Наскоро разобрав завал из камней, который он совсем недавно воздвиг с таким трудом, он пробрался внутрь пещеры. Сальс лежал точно в такой же позе, как его оставил Роберт часов десять назад, только опрокинутая консервная банка, в которой он ему оставлял воду свидетельствовала о том, что он приходил в себя. Дышал он ровно, хоть и не глубоко.

Уложив его поудобнее и пристроив в щели на стене фонарик, Роберт приступил к лечению. Впрыснутые в вену обезбаливающие подействовали буквально сразу. Сальс расслабился и задышал полной грудью. Потом Роберт принялся вводить согласно инструкции антибиотики и еще что-то, что именно он не знал. На капсулах имелись лишь маркировки цветом, которые понимала только военная машина экспресс-диагностики и оказания первой помощи непосредственно на поле боя. Хотя лекарства были не из первоклассного набора, но все-таки они действовали, и судя по всему, действовали неплохо.

Покончив со всеми процедурами Роберт перекусил, после нервной встряски, да и не близкой прогулки пешком ужасно захотелось есть. Потом, невероятным усилием воли заставил себя сделать некое подобие той баррикады, которой он защищал Сальса от непрошенных гостей – ведь плазменный излучатель остался у Холдекса, а маленький лазерный импульсник не к чему было закрепить. Роберт успокоил себя мыслью, что если кто-то станет разбирать камни, то он обязательно услышит и проснется, так что не нужно было ничего привязывать. Это было последнее, что подумал Роберт, прежде чем Сон основательно взялся, своими неотмытыми от вчерашних кошмаров руками, за его мозг.