Я был пьян и до сих пор не знаю, почудилось ли мне или это произошло наяву: когда мы с Бенцем вышли на улицу, ко мне приблизился Друльк. Наклонившись так, что его волосы коснулись моей щеки, и держа у самого моего носа огромный, белевший в темноте кулак, он сказал:
- Питер Друльк - это ты. Если хоть на минуту забудешь об этом - убью.
Он сказал это, не повышая голоса, с той убежденностью, с какой говорят о вещах совершенно обычных. Я хотел возразить, но язык мне не повиновался, как это бывает в страшном сне. А когда утром Бенц меня разбудил, я вспомнил о том, что произошло накануне. Теперь я уже не сомневался, что весь этот ужас не более чем сон.
Бенц рассеял эту мою приятную уверенность.
- А ведь вы не дурак выпить, Питер! - сказал он как будто нарочно, чтобы произнести это, ставшее мне ненавистным имя.
Я метнул на него испуганный взгляд. Бенц понял меня.
- Да, да, Питер Друльк. Послушайтесь дружеского совета, старина, - говорил Бенц. - Навсегда забудьте ваше старое имя. Здесь шутки плохи, убьет, - сказал Бенц, так и не назвав того, о ком он говорил.
Можете ли вы себе представить, господа, что я почувствовал, когда все случившееся дошло наконец до моего сознания! Я, вполне добропорядочный человек, по несчастной случайности потерявший свое состояние, проиграл единственное, что у меня осталось от прошлого,- мое имя! И кому проиграл - бандиту, убийце!
Теперь я всего боялся, мне казалось, что повсюду невидимо следует за мной Питер Друльк, и более всего опасался, что кто-нибудь назовет меня моим старым именем. Но никто не звал меня ни старым, ни новым именем. Клиенты молча совали мне под нос свои грязные ботинки, в кафе мне так же молча подавали жалкий завтрак. С тех пор как я потерял деньги, люди утратили ко мне интерес, и я легко обходился без имени.
- Гиль! Гиль Тук! - раздалось над самым моим ухом, когда я по обыкновению сидел на своем углу и поджидал клиентов.
«Вот оно!» -с ужасом подумал я, Но меня не так-то легко поймать врасплох, и я ничем не обнаружил, что это касается меня.
- Гиль! Вы оглохли?
Меня тормошил не кто иной, как Гарри Гент.
- Гарри! Боже мой, Гарри, тише, если вы не хотите, чтоб я погиб! Идемте, идемте! - лихорадочно торопился я увести его куда-нибудь, где никто не сможет нас услышать.
Но Гарри Гент схватил меня в охапку, втолкнул в поджидавшее его такси и, прежде чем машина тронулась, схватил мой ящик и щетки и выбросил их на мостовую.
- Что вы сделали! - в ужасе закричал я.
- Вы сошли с ума, Гиль, это ли занятие для вас! Мне Олен говорил, Гиль…
- Тсс-тсс,- приложил я палец к губам, глазами показывая на шофера.
Дом, в который привез меня Гарри Гент, оказался старинным особняком с колоннами, с портиком. Все здесь носило следы запустения: облупившаяся штукатурка, скрипевший под ногами паркет, почерневшие потолки. В доме было пусто.
Гарри Гент проводил меня в комнату с большим окном и с обитой потертым плюшем мебелью. Через мгновение он принес мне ворох белья и платья.
Чистый, в свежем белье и выутюженном костюме, я сидел за столом и, с наслаждением завтракая, слушал, что мне рассказывал мой приятель.
Гарри был оживлен и весел, по рассказывал он историю, грустнее которой нет ничего на свете. Человек имел все - деньги, положение в обществе, но… поворот колеса фортуны - и человек не имеет ничего! Это произошло со мной, по странному капризу судьбы это почти одновременно случилось и с моим другом Гарри Гентом.
Судьбу Гарри Гента решили несколько часов.
Гарри Гент был большой знаток и ценитель лошадей и постоянно играл на скачках. И всегда выигрывал. Но вмешалась женщина, и все пошло иначе.
Гарри Гент увлекался красавицей Элизабет Люкон. Предстояли интересные состязания, и Гарри Гент пригласил Элиз на ипподром. По несчастью, на ипподроме им повстречался майор Дейли-Данн, светский хлыщ, с которым я был знаком, - Дейли-Данн усердно посещал салон госпожи Ваф.
Майор Дейли-Данн стал ухаживать за Элиз. Между ним и Гарри Гентом началось своеобразное состязание, они спорили о лошадях, на самом же деле спор шел о Элиз - кому из них отдаст она предпочтение. И все трое это отлично понимали.
Дейли-Данн в лошадях ничего не смыслит, тем не менее, не смущаясь присутствием такого знатока, как Гарри Гент, он стал высказывать свои суждения. Гарри это взорвало, он и без того был достаточно разъярен поведением майора, и когда Дейли-Данн заявил, что кобыла Орхидея - старая кляча и ее давно надо гнать с ипподрома, Гарри Гент вступил с ним в спор и поставил на Орхидею довольно большую сумму. Это было безрассудно, Орхидея была действительно неважная лошадь. Но Гарри Генту чертовски повезло, и Орхидея пришла первой. Дейли-Данна это не обескуражило, он сказал, что успех Орхидеи это чистая случайность.
Во втором заезде шли великолепный конь Ветер и восходящая звезда, молодая кобыла Шутка. Дейли-Данн восторгался Шуткой и ставил на нее большую сумму. Гарри Гент, совсем уже потерявший от ярости голову, ядовито осведомился у майора, не сошлется ли он и на этот раз на случайность, если победит Ветер… Он заключил пари на чудовищную сумму. Когда Шутка, далеко обогнав Ветер, пришла к роковой черте, Гарри Гент недосчитался половины своих денег. Гарри не помнил, на каких лошадей он еще ставил, он рассчитывал на свою удачливость. Он заключал и заключал пари с Дейли-Данном, он уехал с ипподрома почти нищим, кроме дома, у него ничего не было, лошадей он тоже спустил.
На него, почуяв беду, набросились кредиторы, и ему пришлось продать дом, чтобы расплатиться с долгами, кредита он больше не имел.
Вот тут и вмешался божественный промысел. Господь бог не захотел, чтобы Гарри предался греху отчаяния, и именно в это время призвал к себе его деда. Это был поистине блестящий выход - дед оставил Гарри Генту капитал, хоть и небольшой, но вполне достаточный, чтоб вернуть ему его положение в обществе.
- Это поразительная удача, что я вас нашел, - не умолкал Гарри. - Ведь всего несколько дней осталось до моего отъезда. Здесь я уже все закончил, продал дом, рассчитал слуг. Остается сделать несколько прощальных визитов и в путь!..
- В Айландию? - поинтересовался я.
- Нет, в Ристландию, - ответил Гент, задумчиво щуря глаза на огонь своей сигары.
- В Ристландию, - повторил он. - Нет теперь места заманчивее, чем Ристландия. Там вершатся большие дела, Гиль.
- Гарри, - взмолился я, опасливо оглядываясь,- запомните, меня зовут теперь иначе, я Питер Друльк…
Гарри не успел выразить своего удивления, я ему тотчас все рассказал.
Гент хохотал. Он смеялся так искренне и беззаботно, что был момент, когда и мне показалось смешным то, что со мной произошло. Но я быстро опомнился, легкомыслие моего приятеля могло дорого мне обойтись.
- И что же, Гиль, то есть, прошу прощения, Питер, господин Друльк, вы намерены отказаться от того, что принадлежало Гилю Туку?
- Намерен. Знаете, Гарри, я совершенно уверен, что связался с бандитом и что он выполнит свое обещание, он меня убьет.
- Ну что ж, Питер так Питер, - согласился Гент. - Тем более что пока вы пребываете в нищете, все равно вы не заставите признать свои права. Для того, чтоб вам вернули ваши деньги, нужно, чтоб вы снова стали богаты. Так что по существу безразлично, как вы себя будете называть. Но поговорим о деле.
Гарри Гент звал меня с собой в Ристландию. Он был убежден, что мы там разбогатеем.
- Кстати, вы хоть немного знаете ристландский язык?
- Совсем немного. У меня была кухарка из Ристландии.
- И отлично. Я кое-что задумал… - щурил глаза Гент. - Генерал Фаренваг меня поддержит, он мне когда-то симпатизировал. Фаренваг - старый вояка, притом очень сильно битый. И чем больше его били, тем яростнее он лез в драку. Теперь он снова мечтает о драке… - усмехнулся Гент. - С его помощью мы займемся выгодными делами, Гиль, тьфу, Питер, хотел я сказать.
Гарри помолчал.
- И еще я вам скажу, Друльк. Я точно знаю, что Уоджер и Хеллон держат в Ристландии своих людей, которые должны пронюхать, не выдумали ли ристландцы заново порох? Они боятся, что отстанут… Так вот, Питер, я хочу заняться этим. Ведь если что-нибудь удастся пронюхать о каком-нибудь сверхоружии, это можно продать за огромные деньги!
- Вы фантазер, Гарри.
- Фантазии, друг мой Питер, это дрожжи истории, без них остановилась бы жизнь.
Я никогда не знал, говорит ли Гент серьезно или шутит.
Гент перевел разговор на другое. Он стал рассказывать о последних вэлтаунских новостях, о дерби, о новом увлечении госпожи Ваф. Я с удивлением узнал, что при ней в качестве секретаря состоит не кто иной, как мой Перси и что идут настойчивые слухи, будто госпожа Ваф составила завещание на его имя.
- В конце концов стоит и потерпеть несколько лет, чтоб стать миллионером, - сказал Гент, в его голосе я не расслышал зависти к моему столь удачливому секретарю.
Исчерпав светские новости, Гент сообщил мне, что моими айландскими предприятиями управляет теперь Гиппорт, зять Уоджера.
Эта весть вызвала у меня глубокий вздох, который я поспешил подавить.
Вечером, перед тем как лечь в постель, Гарри безразличным тоном, как нечто обычное и малоинтересное, сказал:
- А ведь я узнал, кто этот Питер Друльк…
У меня от неожиданности и от страха перехватило дыхание.
- И что же? - ощущая спазм в горле, произнес я.
- Ничего особенного, - сказал Гарри, зевая, и швырнул на стол галстук. - Ничего особенного. Просто мелкий бандит, которого разыскивает и не находит полиция.
- Разыскивает полиция?! - вскрикнул я. - А вдруг они поймают меня! Ведь теперь это я Питер Друльк…
- Вот я и подумал, - все так же спокойно, продолжая раздеваться, говорил Гент,- это удачно, что вы исчезаете с их горизонта. А то еще, чего доброго, вам пришлось бы понюхать здешней тюрьмы…
К счастью, через два дня мы уезжали в Ристландию. В это время мы жили уже в отеле, в дом Гарри въехал его новый владелец.
До самого отъезда я мучительно размышлял о том, как неосторожно сообщил я портье свое имя - Питер Друльк и что теперь ничего не стоит поймать меня. Страх преследовал меня до той минуты, когда, стоя на верхней палубе корабля, увозившего нас из Виспутии (лететь я решительно отказался), я уже не мог разглядеть очертаний как будто растворившейся в море земли моих достославных предков. Что ожидало меня впереди?
* * *
Незадолго до отъезда Гарри обновил свой туалет, безупречность которого немало способствовала его самоуверенной манере держаться. В элегантном костюме, с гладко причесанными волосами, Гарри Гент был по-прежнему безмятежен, как будто не он так недавно спустил целое состояние. Гарри заставил и меня приобрести приличный вид. Теперь я был, как в свои лучшие времена, хорошо одет.
Так мы явились в Ристландию, в город Кессельбург.
Мы сняли номер в отеле. Я собирался хорошенько отдохнуть - дорога меня утомила, а Гарри тут же отправился к генералу Фаренвагу.
Я крепко уснул и был разбужен вернувшимся Гарри. Мой друг был очень оживлен, было очевидно, что визит его прошел успешно и что он уже выпил.
- Вставайте, Питер, и давайте выпьем с вами за наше процветание в этой великолепной стране! - С этими словами Гарри позвонил и заказал пришедшему на зов коридорному обед с большим выбором вин. Коридорный вышел, и сразу же в дверь постучали.
- Кого там несет, войдите! - не слишком любезно крикнул Гарри.
В дверь протиснул грузное, с большим животом тело человек в потрепанном военном мундире. Посетитель не пошел дальше двери. Здесь он застыл в положении «смирно» и отрапортовал:
- Фельдфебель пятой роты четвертого полка дивизии «Черный коршун» Гуго Кнут.
Мы с Гарри в недоумении переглянулись, но фельдфебель не дал нам времени для размышлений.
- Многоуважаемые господа, - заговорил он, - я живу в этом городе свыше ста лет…
Я обмер - неужели с этим субъектом произошло то же, что со мной! Чтоб не выдать себя, я отвел глаза.
- Пребываю в этом городе более ста лет, - повторил фельдфебель.
- Что вы такое болтаете! - с раздражением крикнул Гарри. - Как это сто лет?
- Минуточку, господа! Именно тогда мой прадед явился сюда из деревни и благодаря своей исключительно внушительной наружности был удостоен должности королевского кучера.
Обнаружив перед нами свое столь высокое происхождение, наш посетитель решил, что он может отбросить излишнюю скромность и, шумно придвинув себе стул, сел.
- Многоуважаемые господа, - продолжал он, - проживая в этом городе целое столетие, моя фамилия досконально изучила историю, нравы и обычаи местных жителей, а также все здешние достопримечательности. Если вы, многоуважаемые господа, интересуетесь антиками, я могу вам сообщить, где продается великолепная древняя камея из чистого коралла. Там же есть изумительный фарфор. Это последний фарфор, оставшийся в городе, все остальное раскуплено вашими уважаемыми соотечественниками. Если же вы изучаете общественное мнение нашего города, я отвечу на все ваши вопросы: что я думаю о красной опасности, как я отношусь к сотрудничеству с Виспутией, вообще, что понадобится, то и скажу. Можете меня и сфотографировать. Тут приезжали ваши соотечественники, так они брали у меня интервью, потом в своей газете портрет мой напечатали - фельдфебель пятой роты четвертого полка дивизии «Черный коршун» Гуго Кнут.
- Вы замолчите наконец? - не выдержал Гент.
- Могу и замолчать, - миролюбиво отозвался Кнут и вытер платком выступившую на лбу испарину. - Но прошу вас, господа, не доверяйтесь Францу Зибелю. Он сейчас к вам явится, мне едва удалось его опередить, он вам наобещает, возьмет аванс и пропьет в пивной у Курта Рауфа, спросите кого угодно, если не верите. А я беру недорого, и вы будете мною довольны. Гуго Кнут вас не подведет…
- Знаете что, Кнут, - произнес Гарри Гент, - проваливайте-ка отсюда.
- Куда, дорогой господин? - не то шмыгнул носом, не то всхлипнул, поднимаясь со стула, Гуго Кнут. Самоуверенность его мгновенно покинула. - Куда мне идти? После войны я никак не могу приспособиться к этой мирной жизни. На войне было просто: кормили, одевали, домой хорошие посылки отправлял. А как теперь прокормиться: работал на заводе, у доменной печи, печь погасили, не нужна больше, ну и я оказался не нужен. Пошел на шахту, и оттуда уволили. А теперь уж и не берут никуда: говорят, стар, молодые без работы ходят.
А ведь жена, малые дети… Я все тут возле приезжих ваших соотечественников, я ведь здесь уже сто лет…
- Слышали.
- Останетесь довольны, дорогие господа, - говорил он, пятясь к двери, глаза его выражали мольбу и почти собачью преданность.
- Подождите, как вас там, господин Кнут, - остановил я его.
Я вынул кошелек.
- Никакой благотворительности! - остановил меня Гент. - В этой стране надо держать себя без сантиментов. Господин Кнут, вы можете подобрать для нас помещение? Зал и несколько комнат.
- О! - оживился Кнут. - Через час я вам буду иметь честь доложить. Я знаю одно прекрасное помещение, останетесь довольны!
- Если останемся довольны, поговорим о дальнейшем, - закончил Гарри эту странную аудиенцию.
Когда Гуго открыл спиной дверь, на пороге стоял очень худой долговязый человек со впалыми щеками и длинным носом, на котором сидели большие очки в светлой металлической оправе.
- Франц Зибель? - спросил его Гарри Гент. Новый посетитель успел только кивнуть, сказать он ничего не успел - Гарри подскочил к двери, с силой захлопнул ее и дважды повернул ключ.
Гуго Кнут явился только на следующее утро. У него был виноватый вид.
- Дорогие господа, - сказал он, - вчера я не посмел вам признаться… Но клянусь святой Марией и ее божественным сыном, во всем городе не осталось и сарая свободного, все заняли ваши соотечественники. Ведь в Кессельбурге теперь ваших военных больше, чем местных жителей. Как хотите, дорогие господа… Но уж если Гуго Кнут не может ничего устроить, вам больше не на что рассчитывать.
- Кнут, вы хвастун, - сказал, выдержав паузу, Гарри Гент. - Если вы не найдете выхода, нам придется обратиться к Францу Зибелю.
Гуго Кнут сардонически рассмеялся:
- Франц Зибель! Не думаете ли вы, что он сумеет устроить вам «Золотое местечко»! Сам господин Букель, наш мэр, был бы тут бессилен.
- При чем тут золотое местечко? - удивился Гарри. - Нам помещение нужно, поняли?
- «Золотое местечко» - это так называется кафе, оно теперь пустует. Но кто же его вам даст, уважаемый господин? Это кафе - теперь военный объект.
Гарри Гент смерил Кнута взглядом, полным презрения.
- Выкладывайте, что такое это «Золотое местечко», а все остальное я беру на себя. Выкладывайте
Вот что рассказал Гуго Кнут.
Кафе «Золотое местечко» помещалось в центре города, на площади. Площадь эта была гордостью Кессельбурга, в центре ее стояла часовня, справа от часовни был сквер, а слева - кафе. Это было шикарное заведение с отдельными кабинетами. Однако после войны дела у владельца кафе Майера шли плохо, и он уже подумывал о том, чтоб ликвидировать свое заведение, когда неподалеку от города построили аэродром, и в Кессельбург прибыл полк летчиков из Виспутии. Вот тут у Майера дела пошли в гору, и шли они так до тех пор, пока в одном из отдельных кабинетов не случилось такое, после чего Майеру пришлось сбежать, а кафе закрыли. Тем временем выяснилось, что виспутинцам удобнее всего проводить свои военные учения на площади. Тогда срыли часовню, срыли сквер, и площадь обнесли высокой оградой. С тех пор по ней не было ни прохода, ни проезда, и для того чтобы попасть с одной улицы на другую, приходилось делать большой крюк.
- Теперь вы, надеюсь, убедились, уважаемые господа, что это помещение для нас недоступно, - закончил Гуго Кнут.
- Это мы еще посмотрим! - говорил Гарри Гент, одеваясь перед зеркалом.