Гарри Гент ворвался ко мне утром, когда я еще был в постели, и швырнул на одеяло ворох газет. Это были виспутинские газеты. И в этих газетах несколько страниц были посвящены мне! Собственно, это теперь был уже не я, это был другой, это был тот, кем я был когда-то, словом, речь шла о Гиле Туке!
Огромные заголовки, фотографии сообщали миру сенсационную новость - известный миллионер Гиль Тук, не так давно трагически погибший, оказался жив. Гиль Тук подал в суд, он утверждает, что его завещание, по которому все его имущество получил пес Цезарь, могло войти в силу только после его смерти, и требует вернуть ему деньги. Знаменитый юрист Мэй-Клин заявил, что Гиль Тук получит свои деньги, и взялся защищать его интересы. Глава юридической фирмы «Стрик и племянники» Стрик-старший возражает Мэй-Клину! Стрик-старший согласился защищать интересы Цезаря!
«Гиль Тук уверен в успехе!» - это стояло под фотографией бандитской физиономии моего старого знакомого Питера Друлька.
«Гиль Тук уверен в успехе!» - Питер Друльк смеялся во всю свою могучую глотку. Я как будто слышал громовой его хохот. «Ну, что ты скажешь? - подмигивал мне с газетного листа тот, кто однажды похитил мое имя и теперь собирался похитить мои миллионы. - Хорошо я тебя обработал, что ты скажешь?»
- На вас лица нет, друг мой Питер, - заговорил Гент.
Меня взорвало.
- К черту! - закричал я. - К черту Питера! Гиль Тук - это я! Это я!
- Тсс-тсс! - пытался меня утихомирить Гарри. - Друг мой Гиль, великие решения нельзя принимать в запальчивости, иначе легко проиграть последнее. Вспомните Тарквиния Гордого…
- Ради бога, Гарри, что вы мне морочите голову, вы видите, что со мной сделали…
- Вижу, - подтвердил Гарри Гент. - И очень хорошо, что это с вами сделали. Если бы не такие истории, люди потеряли бы тонус, жизнь стала бы скучной. Представьте - повсюду скука: в Виспутии, в Айландии, вот она уже перекинулась через Изумрудный океан. Люди бегут, спасаются…
Я уже не прерывал его, а торопливо одевался.
- Нам не повезло, Тук,- продолжал Гарри.-Мы родились в скучный век. В прошлом году я осматривал древние развалины. Вы меня слушаете, Тук? Смотрел и думал. Через тысячи лет, когда до нас докопаются, что найдут разочарованные потомки? Развалины стоэтажного небоскреба? Горы ржавого железа! А памятники? Раскопают знаменитый памятник полицейскому, воздвигнутый в Нинезии? В музее я видел художника, он срисовывал обнаженную ногу дискобола. А тогда что будут срисовывать? Медный сапог полицейского? Что вы на этот счет думаете, Гиль?
- Я на этот счет думаю, что не позже чем завтра на рассвете мы улетаем в Виспутию,- ответил я.
Гарри Гент свистнул.
- В Виспутию? Зачем! А на кого мы оставим здесь дела?
- Гарри, - сказал я как можно внушительнее, - теперь или никогда. Я мог бы, конечно, поехать один, но вы знаете, Гарри, как можете вы оказаться полезны… А дела мы оставим Гуго Кнуту.
* * *
Это были необыкновенные дни. Как в кинематографе, мелькали события, встречи, люди,
Вот мы с Гарри Гентом в самолете над Изумрудным океаном обсуждаем план действий.
Виспутия. Отель, где я записываю свое подлинное имя, - Гиль Тук. Я пошел ва-банк. Гарри Гент решил отправиться в юридическую контору «Стрик и племянники».
- Вы сошли с ума, Гарри, Стрик-старший защищает интересы Цезаря!
- Дела есть дела, существует еще Стрик-младший! - повернулся на каблуках Гарри.
Через час в моем номере находился Стрик-младший, он взялся защищать мои интересы.
Газеты… Газеты…
«Новый претендент на миллионы Цезаря!» - возвещали миллионы газетных страниц.
«Кто самозванец?» - вопрошали газеты.
«Гиль Тук уверен в успехе!» - Теперь уже я смеялся с газетных страниц.
Меня осаждают репортеры.
- Улыбайтесь, все время улыбайтесь! - режиссирует Гарри Гент. - Это очень важно для успеха!
Кто настоящий Гиль Тук? Полторы тысячи свидетелей удостоверяют подлинность Гиля Тука. Тысяча семьсот пятьдесят один свидетель утверждает, что Гиль Тук - это Гиль Тук 2-й, так называли меня. Волна пари захлестнула Виспутию, букмекеры едва успевали оформлять эти пари. - Кто подлинный Гиль Тук?
Стрик-младший оказался блестящим адвокатом. Он потребовал, чтоб сам Цезарь, так как он единственный по самой своей природе неподкупен, - чтобы Цезарь установил, кто подлинный Гиль Тук.
Всю ночь я не сомкнул глаз. Цезарь мог забыть. Вот уже год как мы были в разлуке. Может быть, он принимает теперь своего же камердинера за хозяина, ведь богатство не прибавляет ума! И этого камердинера предпочитает всем другим - для Цезаря достаточно, если с ним добры, он же не отличит камердинера от мультимиллионера! И от него теперь зависело мое будущее!
Утром, когда явился Гарри Гент, я поделился с ним своими опасениями.
Гарри безучастно выслушал меня, помолчал немного и спросил:
- У вас есть что-нибудь выпить?
- Вы опять за свое, Гарри.
- Не будьте ханжой, Тук. Когда человек каждый день выпивает почти бутылку коньяку, он не может сразу перейти на молоко или простоквашу. Тогда вы от него ничего путного не услышите. Дайте выпить, тогда я, может быть, что-нибудь и придумаю.
После второй рюмки коньяку Гарри Гент мне объявил, что карта моя бита и с этим надо примириться. Он советовал мне удалиться в монастырь.
После четвертой рюмки Гарри оживился и отменил свой совет по поводу монастыря. Он сел к роялю и стал одним пальцем подбирать назойливый мотив твиста. Вдруг он ударил ладонью по клавишам и повернулся ко мне на вертящемся стуле:
- Гиль Тук! Что вы скажете, если ваш друг Гарри Гент и на этот раз укажет вам блестящий ход! Вы победите, Гиль Тук. Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид… Обидно: ни пирамид, ничего - скучная страна…
Гарри действительно придумал нечто очень интересное.
Я не знал, помнил ли меня Цезарь. Было более вероятно, что он помнил фокус, которому некогда обучил его Гарри Гент.
Мы, я и этот мошенник Питер Друльк, который на меня даже не взглянул, когда мы с ним столкнулись на широкой лестнице здания суда, мы оба должны были одновременно войти в комнату судьи.
Когда мы переступили порог, я сделал вид, будто мне нужно переложить бумажник из одного кармана в другой. Я вынул его и зашелестел пачкой лежавших в нем денег. Это продолжалось всего одно мгновение, но этого оказалось достаточно. Растянувшийся на ковре перед столом судьи Цезарь, мой старый друг Цезарь, кинулся ко мне с такой силой, что едва не свалил меня с ног. И тут же, совсем как его обучил Гарри, он стал ползать передо мной на брюхе и жалобно скулить.
Мы с Гарри в этот вечер отпраздновали мою победу.
- Как хорошо, Гарри, что вам пришла в голову эта блестящая мысль - внушить Цезарю трепет перед деньгами. Он же становится сам не свой от одного их вида, от их шелеста! Как мне отблагодарить вас, Гарри! - Я был растроган, этому немало способствовало выпитое виски.
- Пустое! - отмахнулся Гарри Гент. - Цезарь - выдающийся пес. С его способностями не так уж трудно было оказаться на уровне идей нашего века. Я хочу сказать, ваших идей, Тук, - добавил Гент. У Гарри был жестокий талант расставлять все точки над и.
На следующее утро Мэй-Клин заявил, что свидетельство Цезаря не имеет законной силы. Неизвестно, как бы к этому заявлению отнесся суд, но той же ночью Цезарь был найден в своей постели задушенным, и дело приняло новый оборот.
Газета «Нью лай» обвиняла Питера Друлька в этом убийстве, были арестованы несколько слуг Цезаря, кто-то выдвинул версию, что здесь имело место не убийство, а самоубийство, и среди всего этого шума произошло событие, которое сразу разрубило гордиев узел.
Мой компаньон Уоджер заявил, что я - это я. И тут же мое завещание было признано не имеющим силы.
Что же до Питера Друлька, так он мгновенно исчез. Мне недолго оставалось бояться его мести. В утопленнике, которого волной прибило к берегу, обнаружили претендента на мои миллионы.
По некоторым признакам, Питер Друльк ушел из этого Печального мира не совсем добровольно. Гарри Гент утверждал, что Уоджеру это довольно дорого обошлось. Мне не хотелось в это верить, я не желал быть чем-нибудь обязанным моему компаньону. Но вскоре я убедился, что Гарри Гент был прав.
Сидя в гостиной Уоджера, после делового разговора, во время которого мы много выпили и сильно размякли, я спросил Уоджера, почему он решился меня признать.
Большой, толстый, с огромным животом, возвышавшимся из глубины мягкого кресла, с далеко выступающей нижней челюстью, придававшей ему некоторое сходство с бульдогом, Уоджер стряхнул пепел сигары, взял ее снова в рот, почмокал губами и, хитро прищурив глаза под нависшими мохнатыми бровями, произнес:
- Скажу вам совершенно откровенно, Тук, учтите, со мной не так уж часто бывает, чтоб я говорил откровенно. Со смертью Цезаря мне было бы трудно удержать ваши деньги. Они могли попасть к этому мошеннику Друльку. А Друльк, он же действовал не один. Я знал, что, если деньги перейдут к нему, он со мной порвет и переметнется к Хэллону. Хэллон ведь все это и подстроил, он же и финансировал Друлька… А вы как думали? Ну а если бы деньги перешли к Хэллону… - и Уоджер развел руками,