ЛСД — «лизергиновый синтетический диэтиламид», производное лизергиновой кислоты, в природе содержащейся в грибке Claviceps Purpurea. Одно из наиболее сильнодействующих психотропных веществ (прим. ред).

В этой главе я обращаюсь к тем, кому еще только предстоит получить опыт во внутренних пространствах, мирах или во внешних пространствах — тот опыт, который-уже был испытан другими людьми. Вначале я опишу пространства, пережитые мной в личном опыте, и покажу территорию, которую исследовал сам. Некоторые из этих пространств заканчивались тупиком, другие способствовали моему прогрессу. Прежде всего я должен сказать, что сейчас я в хорошем пространстве. Я рад рассказывать вам о себе, о своем личном опыте. И я чувствую, что сейчас я учитель — учитель, который отличается от тех, которых вы знали в школе, колледже, аспирантуре и т.п. — но все же учитель. Я учитель другого рода, потому что я «был там». Я получил это не из книг, я почерпнул свои познания не из литературы.

Это пришло прямо из глубины, и я чувствую себя обязанным учить тому, что я знаю. От моих коллег по науке и медицине я слышал заявления о том, что все эти достижения ненаучны. Но те, кто прочтет это, кто ищет помощи, — те поймут, о чем я говорю. Прежде чем приобрести этот опыт, я несколько лет был психоаналитиком, потом несколько лет работал над проблемами нейрофизиологии мозга. Я получил медицинское и хорошее естественно-научное образование в Калифорнийском Технологическом. Я много времени провел в уединении, в изоляции, изучая себя. Эти эксперименты проводились в полной темноте и тишине, когда я находился в практически невесомом состоянии в ванне с водой. В такой обстановке я был лицом к лицу с Богом. Оглядываясь назад, я вижу, что это было лучшей возможной подготовкой для моего первого далекого путешествия. В начале пятидесятых годов у меня была возможность ознакомиться с действием ЛСД, но я не использовал ее, потому что чувствовал, что не готов.

В начале шестидесятых я почувствовал себя достаточно подготовленным к этому и нашел опытного гада, который достаточно хорошо относился ко мне, чтобы провести такой сеанс. За эти годы я узнал много людей, прошедших через ЛСД-терапию. Я читал практически каждую публикацию об ЛСД и о путешествиях с его помощью. Эти факты я привожу для того, чтобы показать направление моего поиска и ввести вас в некоторые пространства, в которые вошел я сам благодаря подготовке или вопреки ей.

В моих первых путешествиях у меня был гид, помощник, бывший со мной в течение всего времени. Для опытов было выбрано безопасное и хорошо защищенное место. Из опыта работы в изоляции в ванне я хорошо понял, что такой важный шаг как первое путешествие с помощью ЛСД нужно проделать без «интерференции», такой, например, как случайный перерыв из-за прихода и болтовни друзей или коллег. Как говорил семьдесят лет назад Фрейд при анализе своих снов, «в определенное время нужно быть осторожным с самим собой», а я могу добавить — быть осторожным со своими друзьями. Кое-что из того, о чем я буду говорить здесь, может прозвучать неосторожно, но я полагаю, что за последние семьдесят лет мы прошли долгий путь. И сейчас есть более надежные способы представления «внутренних событий», чем это было во времена Фрейда. Его работа открыла новые пространства.

Я попытаюсь быть точным настолько, насколько смогу. Может быть, некоторые попытаются злоупотреблять этой информацией, как это делается в национальной программе против ЛСД.

Однако сейчас так много людей в опасности, что я предпочитаю скорее подставить себя под огонь критики, чем позволить произойти новым трагедиям, которые могут не произойти, если я заговорю. Я надеюсь что те, кто прочтет это, будут более осторожными, более информированными и более умелыми, если они станут использовать ЛСД или что-либо подобное для выхода в Сатори-Самадхи-Нирвану.

У меня был опытный гид. Она прошла через большое число путешествий с помощью ЛСД в терапевтической клинике. Это происходило в пятидесятые годы, когда лизергиновая кислота еще использовалась профессионалами в терапевтических целях.

Все ее путешествия происходили в присутствии профессионалов, и использовался только чистый ЛСД-25. В то время чистый диэтиламид тартрат лизергиновой кислоты поставлялся швейцарской компанией «Сандоз». Вещество было чистейшее — хорошо очищенная производная лизергиновой кислоты, не загрязненная никакими другими примесями. В те дни вы знали, что получали. Это было еще до появления «уличной» кислоты, до того, как был сделан ее суррогат и подделка стала доступной. На языке нынешнего времени, это был «чистый Сандоз».

С моим гидом я был знаком несколько лет, доверял ей, уважал ее опыт и знал, что она сможет провести меня через путешествие, что бы ни случилось. Она выбрала дом в уединенном месте у моря. Путешествие было рассчитано на сорок восемь часов и было организовано так, чтобы избежать помех и забот, которые могли лечь на ее плечи, отвлекая нас. День до опыта мы провели в занятиях по определению того, что я хочу сделать во время путешествия, каковы мои цели и куда я хочу попасть. Она указала на глубины очень странных пространств, которые по ее карте стали мне хоть немного знакомы. Позже она говорила, что я, вероятно, начал двигаться так быстро, что это помешало фиксации в памяти некоторых переживаний, но что самое важное было все же замечено. Она продемонстрировала способность брать под контроль те отрицательные эмоции, которые исходили от меня. Она понимала и догадывалась о том, что я хочу делать. И, наконец, она оказалась способной позволить мне мое собственное путешествие сразу после того, как оно началось. Она согласилась, — и даже сама предложила это, — что она будет оставаться на заднем плане, будет моим сторожем и вмешается только в том случае, если это сможет мне помочь. У меня не было ни необходимости ни желания иметь программиста, задававшего мне определенное направление, мне хотелось двигаться в разных направлениях. Терапии я не хотел.

Цель этого первого путешествия состояла в том, чтобы пережить столько возможных пространств под воздействием кислоты, сколько можно было втиснуть в один сеанс. Я хотел использовать все мои знания из психоанализа, науки и других источников, чтобы испытать, что может дать кислота. Позже я нашел, что большая часть того, что я знал из опыта и экспериментов, включая знания из области математики, логики, биологии, медицины, знания о механизме мозга и функциях ума, выдержала испытание. На этом первом сеансе я весь выложился.

Сеанс был начат утром после здорового ночного сна. Прежде чем принять ЛСД я отлично отдохнул. Я тщательно ввел себе в мышцу бедра сто микрограмм чистого ЛСД. Через двенадцать минут я вошел в новые и странные пространства ЛСД. В продолжении всего опыта я оставался в концентрированном и сознательном состоянии. За первые десять минут движения в эти пространства я внезапно осознал, что все мои предыдущие тренировки вели меня к этой точке. Вся моя подготовка была ориентирована на нее. Я как бы увеличился в размерах и оставался таким в течение восьми часов. Я чувствовал компетентность, сконцентрированность и способность двигаться через любое пространство, которое я только мог себе представить.

Из опыта моей предыдущей тренировки в изоляционной ванне я решил, что не буду надевать в этом путешествии никакой одежды. Это было разумно и соответствовало тому, что нужно было проделать для раскрытия себя. Предрассудки в отношении наготы и необходимости ношения одежды я утратил и хотел чувствовать себя совершенно свободным в этих обстоятельствах. Мой гид была согласна со мной. И она была свободна от предрассудков и тоже была обнаженной. Это свобода позволила мне сделать некоторые открытия относительно проекций на мое и ее тело.

Когда ЛСД начал действовать, я внезапно сказал очень низким голосом, понижая его к концу фразы: «Каждому психиатру и каждому психоаналитику следует изучить воздействие ЛСД, чтобы знать, что он собой представляет». Я имел в виду, что любому человеку, который занимается проблемами человеческого сознания, следует поработать в этих пространствах. Сначала происходили обычные вещи, хорошо описанные в литературе Олдосом Хаксли и многими другими. Произошло внезапное усиление и углубление всех цветов и форм, возникла прозрачность реальных объектов и проявилась живая природа материи — все это появилось немедленно. Я начал наблюдать за мраморной крышкой стола и увидел, как узоры на мраморе становятся живыми, пластичными и движущимися. Я вошел в узоры и стал их частью, живой и движущейся в узорах мрамора. Я стал живым мрамором. Я лежал в постели между двумя стереоколонками и шел с девятой симфонией Бетховена. Музыка запрограммировала меня на глубоко религиозные переживания. Все переживание было запрограммировано и фиксировано еще в годы моей ранней юности, когда я был прихожанином католической церкви, слушающим католическую мессу я был верующим, с горячей верой детства во все, чему учили в церкви. Вместе с музыкой я вошел в Небеса. Я видел Бога на вершине трона как огромного, мудрого, древнего Человека. Он был окружен ангельским хором, серафимы и херувимы проходили у его трона в непрерывной процессии. Я был там, в Небесах, славящим Бога и славящим ангелов и святых в полном и совершенном восторге религиозного экстаза. Мой гид позже рассказывала, что я встал на колени в постели и смотрел вверх, в небо, держа руки сложенными для молитвы. Коленопреклоненным я был и на Небесах, где я видел, чувствовал и жил этой сценой. Позже я обнаружил, что это все происходило во время первых двух частей и большую часть хора этой симфонии. Это был хор ангелов, молящихся Богу и славящих его. Позже, когда голоса сопрано стали слишком резкими и сильными, я вернулся назад в наше пространство и спросил, что это была за музыка.

Это было слишком много для одного раза, и я оказался слишком истощен. Я использовал весь свой запас энергии. Затем я лег на постель и заснул. Во сне я стал расширяться в пространстве комнаты. Я поднялся и пошел в ванную. Уже почти закрыв за собой дверь, собираясь помочиться, я внезапно увидел, что это был один из предрассудков цивилизации — закрывать за собой дверь. Громко рассмеявшись чистым и невинным смехом над закрытой дверью, я открыл ее и засмеялся еще сильнее. Мой гид спросила меня, что в этом смешного. Но я уже перешел в другие пространства и не мог даже ответить на вопрос, так что она не настаивала на нем. Затем я посмотрел в зеркало на свое собственное лицо и увидел на нем многочисленные «проекции». Я впервые увидел себя самого таким, каким я был в это время. Затем вспышками приблизительно в одну секунду я прошел через образ самого себя. Я прошел через многие из моих образов, через сотни их. Некоторые из них были очень старыми, некоторые — относящимися к моему детству, другие видимо были из будущего, показывая меня таким, каким я буду в девяносто лет, морщинистым, старым и высохшим. В других образах я был больным, с пятнами багрового и других неприятных цветов на лице. Некоторые образы были моей идеализированной самостью. Иногда я казался себе Богом. В другой раз я был калекой. Положительное и отрицательное входило в проекции из моей сознательной памяти.

Внезапно я увидел как можно проецировать (в буквальном смысле слова проецировать) визуальные образы из моей памяти. В этот момент я решил использовать эту способность и спроецировал образ моего отца в мое, а затем в его лицо. Я двигался назад по ряду лиц, которые, как я предполагал, были моими предками. Каждую секунду появлялось новое лицо. Пройдя, как мне кажется, две тысячи поколений, я внезапно увидел лицо волосатого антропоида, появившееся на моем лице.

В этот момент проснулся мой юмор и сказал: «О, ты можешь проецировать все что угодно, включая дарвиновскую теорию происхождения человека». Я засмеялся, радуясь спектаклю. Внезапно на месте моего лица появилась морда саблезубого тигра с шестидюймовыми клыками, торчавшими из его паста. Очень дружелюбный тигр, но тем не менее довольно опасный. Тут я внезапно увидел возможность сделать остановку. Это все могло вывести из моего подсознания что-то такое, что в прошлом угрожало мне. Может быть, мне только казалось, что опасность была в этом антропоиде. Это могла быть расовая память, а могло быть воображаемой вещью, основанной на моих предыдущих жизнях, или же могло быть событием, не имеющим никакой современной модели для его объяснения. Находясь вверху, я наслаждался этим переживанием и разрабатывал его дальше. Я не останавливался для объяснения происходящего. Я наблюдал то, что происходило, и как только думал, что должно произойти что-то новое, происходило и это. Это было действительно очень приятное использование моего интеллекта и знания.

Обнаружив, что я использовал большую часть своей энергии, я лег в постель на спину и закрыл глаза. Вернувшись в настоящее, к моему гиду, я потом снова начал путешествие по своей памяти. Я пережил многие сцены своего детства, счастливый и удовлетворенный, я играл с моими товарищами, сосал грудь матери, пребывал в ее чреве, плавая в пустоте, в чудесном экстатическом пространстве, окруженном светом. Там я становился все меньше и меньше, двигаясь во времени назад, до самого оплодотворения яйца. Внезапно я стал двумя: я был и в сперме и в яйцеклетке. Потом время изменило свой знак, и они внезапно соединились. Это был фантастический взрыв радости, чувства свершения, законченности, когда я появился и стал расти через все эмбриональные стадии. Я прошел через рождение, пережив шок от того, что покинул столь чудесное и безопасное место, немного страдая от удушья, когда меня извергало давление материнского чрева.

Когда мой гид увидела мои страдания, она поняла, через что я прохожу, и позволила мне прейти через это. Позже она сказала мне, что я должен был снова пережить мое рождение и понять его. Она не вмешивалась, когда я начал задыхаться, но при этом очень внимательно наблюдала за мной. Она наблюдала за цветом моего лица и была уверена, что я не зайду слишком далеко. Когда я вышел через родовой канал на свет, удушье прошло. Все удары и толчки были позади, и вокруг стало яснее. Я остановился и спокойно вздохнул, воспринимая все новые ощущения, происходящие от стимуляции моей кожи и глаз.

Благодаря моему гиду я снова пережил мой первый опыт кормления. Я открыл рот, и что-то теплое вошло в него из чего-то мягкого снаружи. Это был действительно прекрасный опыт.

Я вернулся назад в это пространство и снова оказался в комнате, лежащим на постели, счастливо улыбающимся и умиротворенным после всех штормов и драм. Мой гид сказала мне, что я выглядел более умиротворенно, чем обычно в последние годы.

Путешествие заняло ровно восемь часов, как я и ожидал, это соответствовало литературным данным. Потом я понял, что мои ожидания и определили действие кислоты. Так я узнал о «метапрограмме самости» (self). Иными словами, это моя вера запрограммировала длительность моего пребывания под действием кислоты.

После десяти лет работы с изоляционной ванной я обобщил полученные результаты. Позвольте мне сформулировать это по возможности просто. То, во что верят как в истинное, или уже стало истинным, или становится истинным в уме в пределах, определяемых экспериментом и опытом. Вера позволяет выйти за эти пределы. В этой ситуации, освободившись от окружающей среды, от окружающей реальности и всех возможных моделей и форм стимуляции, человек погружается до такого глубокого уровня, как только может. Вернувшись назад, в общесогласованную реальность, я почти жалел, что оставил пространства ЛСД, но был измучен колоссальной тратой энергии. Скорость этой траты энергии в десять раз превышала мою обычную. Теперь мне нужно было уснуть, и этой ночью я проспал, как ребенок, двенадцать часов. Я проснулся, чувствуя себя отлично, вспоминая, интегрируя и наблюдая то, через что я прошел.

После такого путешествия хорошо иметь хотя бы один полный день отдыха, чтобы осмыслить происшедшее и, если возможно, записать все случившееся для последующего изучения в то время, когда захочется вернуться назад к этой первой попытке. Польза такого записывания очевидна и двояка. Оно поддерживает во время вторичного периода, который следует за первичной фазой, фазой действия ЛСД самого по себе. Нужно от трех дней до недели, чтобы переварить этот опыт, интегрировать его и сделать частью себя. Во второй день любая активность должна быть минимальна. На это время не нужно принимать никаких обязательств, чтобы можно было спокойно переварить все происшедшее в состоянии действия ЛСД.

В некотором смысле, метафорически, сеанс ЛСД может быть назван «образованием куколки». Гусеница образует кокон, и затем происходит ее превращение в куколку. И только после периода явной дезорганизации и трансформации может образоваться бабочка.

После того как бабочка сформировалась, необходима остановка и осознание ее бытия как бабочки. Она перешла от состояния ползанья к состоянию полета, и прежде чем она сможет летать, она должна обсохнуть, расправить крылья и сформировать себя. Сеанс ЛСД сам по себе — это период организованной дезорганизации, период образования куколки. В этот период вещи движутся текуче и пластично, так, как обычно не бывает. Пока в этот процесс образования куколки не внесено некоторое направление, его результатом может быть и гусеница, и некоторая чудовищная комбинация гусеницы с бабочкой.

В моем опыте день после сеанса был так же важен, как и сам сеанс. В этот второй день необходимо направленное, самодисциплинирующее движение. Для некоторых людей, желающих это сделать, лучше быть в одиночестве. Если же нет, то лучше быть с теми, кто доброжелателен к вам, кто верит в вас, кто хочет видеть вас развивающимся и может помочь вам развиваться. Может быть, идеальным было бы иметь гида, с которым на второй день можно обсудить спорные вопросы. Но гид не должен при этом руководить — он может на что-то указать, быть для вас «честным свидетелем», может информировать вас относительно происходившего снаружи, пока вы проходили через эти внутренние пространства.

[«Честный свидетель» — вид функционирования биокомпьютера, при котором само-метапрограммист остается в стороне и поэтому объективен, регистрируя все случившееся без коррекции и без отбора. Позже регистрируемое репродуцируется с требуемой точностью, опять без корректировки или отбора. Каждый имеет «честного свидетеля», но некоторым нужно «откопать» его, (прим. автора.)]

Иногда бывает полезно знать, что случалось снаружи, когда вы отправлялись в путешествие в одно их тех странных пространств. На второй день я провел некоторое время в свободных ассоциациях, пытаясь понять, откуда пришел опыт. Я слышал о трансцендентных мистических и религиозных переживаниях, описанных в литературе по ЛСД. Я скептически относился к ним как ученый и исследователь, но все же прошел через них сам. Как можно было бы объяснить это? Это было явно реальное переживание реальных Небес и религиозного экстаза, чего я не переживал никогда раньше. На второй день я смог пробиться сквозь память и войти в период моего детства, когда я был католиком. Внезапно я вспомнил, что в детстве у меня уже были видения, аналогичные пережитому под действием ЛСД. Я тогда готовился к исповеди, стоя в темной церкви на коленях лицом к алтарю. Только одна свеча горела на алтаре, а остальная часть церкви была почти невидима, так как свет слабо просачивался через окна, находящиеся где-то наверху. Внезапно интерьер церкви исчез, колонны стали прозрачными, и я увидел ангелов, Бога на его троне и святых, движущихся через церковь как бы в другом измерении. Мне было всего лишь семь лет, а изображения Бога я видел только в живописных произведениях, что и сказалось в этом видении. Я чувствовал также Его любовь и заботу о нас, и то, что именно Он сотворил нас.

Сумев извлечь из своей памяти эти воспоминания, подавленные за время научной и медицинской карьеры, я внезапно увидел что с помощью ЛСД получил очень энергоемкий и высокоположительный опыт, который в моей зрелой жизни был вытеснен из сознания. Я обнаружил, что погружаюсь в этот опыт с неохотой. Это было ново, очень положительно и ценно, а происходящее было, по-видимому, некоторого рода чтением в самом себе. Либо все случившееся было внутри моего мозга, и я вспомнил происходившее в детстве, либо происходило что-то еще, выходящее за пределы этого. Внезапно я понял что по отдельности невозможно объяснить ни детского переживания, ни опыта с ЛСД. Я полностью осознал, что и мой детский, и мой зрелый опыт были практически идентичными. Опыт мог выйти из глубины памяти и был пережит еще раз, потому что был подавлен. Это, кажется, больше соответствовало истине, чем предыдущее объяснение. Конечно, можно сбить с толку ребенка семи лет, и сказать ему, что он получил программу видения святых. Святой Терезы из Авилы и что мистические аспекты католицизма были тщательно запрограммированы в этом мальчике, и что он тотально проецировал свои видения.

Затем я вспомнил, что сделал ошибку и сообщил тогда, в детстве, монахине о своем видении. Она ужаснулась и сказала, что только святые имеют видения, отругав меня при этом. В этот момент я подавил и память и такой тип опыта, но прежде чем это сделать, я испугался «как бы она не подумала, что я тоже святой».

Вернувшись к зрелой жизни, я -с улыбкой раскрыл это. Я увидел, что могу проецировать из подсознания даже экстатический, трансцендентный, мистический и религиозный опыт. Я внезапно сделал шаг вперед поняв, какой чудесный механизм мы собой представляем. Но у меня все же не было ни реального, ни хотя бы сколь-нибудь удовлетворительного объяснения для этих переживаний ни в первом, ни во втором случае. Я попытался дать его через фрейдистские термины, полагая, что первое видение было желаемой мыслительной конструкцией детского воображения, а второе — только ожившим воспоминанием первого. В сфере моего мышления это еще было приемлемо, но в других сферах — нет. Я имел иной опыт, четыре раза, когда был близок к смерти, которая сказала: «Это еще не все, что здесь есть.» Продолжая интеграцию и исследования второго дня, я вернулся в прошлое, к одному из случаев, при котором я был близок смерти. Как ребенок католического вероисповедания, я был всегда обращен лицом к смерти. Когда относительное умирает, имеется в виду тело, то происходят похороны и мы проходим через обычный католический ритуал, имеющий дело со смертью. Я хорошо был знаком с концепцией души, оставляющей тело человека в момент смерти. Так, находясь в уединении в собственной постели, я представил себе маленького мальчика, мою душу, покидающую тело и летящую к Богу, к Небесам.

Это также проявилось и в моем первом сеансе с ЛСД когда я слушал Девятую симфонию Бетховена. Я буквально оставил тело и взошел на Небеса, как раз тогда, когда я хотел представить себе — и представил — состояние маленького мальчика.

Я все время напоминал себе: «На горизонте ума то, во что верят как в истинное, и становится истинным в пределах, которые можно обнаружить в опыте.» Позже я обнаружил, что пределы веры определяют и пределы переживаемого. В пределах творческого воображения (каким бы оно ни было) есть определенная система убеждений, которая может быть превзойдена, трансцендирована.

Диапазон, в котором существует научный процесс, огромен. Как только пределы изучены, они могут быть преодолены. Вера становится более открытой и формируется новая система пределов с новыми убеждениями внутри них. Первоначальные же убеждения включаются как подсистема. Мой опыт в математической теории систем сработал, и я понял, что то, где я был на каждом этапе моей жизни, было определено моими убеждениями. Каждая система этих убеждений стала подсистемой в большой системе по мере возрастания моих знаний и опыта.

За этот второй день я внезапно стал вспоминать вещи, которые происходили, но которые я не описывал раньше. Например, я вспоминал проекцию лица на мое тела в зеркале. Увидев эту проекцию телесного лица, я сразу же понял, что это происходит так же, как у ребенка. Если встать напротив зеркала в полный рост, так, чтобы можно было видеть все тело, то можно представить, что там, в зеркале, настоящей головы нет. Верхушка телесной головы — это плечи, соски становятся глазами, пупок — носом, волосы в паху — ртом. У мужчин пенис, свисающий вниз — это язык. У женщин язык внутри.

Можно проецировать разные вещи на это лицо и видеть их. Оно выглядит подобно лицу идиота, если вы низкого мнения о своем теле, может выглядеть как очень счастливое лицо, если вы довольны телом, а может — как у сексуально возбужденного зверя.

Когда я увидел это на своем теле, я обернулся и посмотрел на моего гида. Это было и на ее теле. Выпученные глаза были женской грудью, а язык хотел попасть в рот. Пока я наблюдал это, она внезапно стала золотой богиней фантастической красоты. Когда я почувствовал возбуждение и влечение к этому образу, он внезапно сдвинулся, эмоции сменились на испуг и панику, а богиня превратилась в гориллу, покрытую шерстью.

От ее гениталий шли токи безумных звериных сексуальных желаний. Мой гид увидела мой испуг и поняла, что я проецировал на нее что-то из моей темной отрицательной части.

Когда я рассказал ей, что вижу гориллу, это вошло в резонанс с очень темной ее частью. Она отождествилась с моей проекцией и отреагировала на нее своими предрассудками в этой области, позволив и мне разделить их. Так она была захвачена в мое путешествие и отразила мои собственные эмоции, окрашенные испугом от того, что я проецирую на нее и что мне нравятся такие страшные образы.

У нас началось нечто подобное эффекту осцилляции двух зеркал: один проецировал на другого, а другой с отрицательным усилием передавал это обратно. Я понял, что нужно обращать внимание на предрассудки гида так же, как и на свои собственные. Я вынужден был вернуться из ЛСД-состояния и разобрать с гидом эту проблему. Я напомнил ей, что это была моя проекция, а не ее, и что она согласилась не вовлекаться в мое путешествие. Между нами возникли некоторые эмоциональные напряжения. Но она быстро вышла из этого отрицательного состояния, когда я описал ей другой образ, проецируемый на нее. Затем мы обсудили эту полярность в моем взгляде на женщину. Из-за моих детских религиозных представлений я воображал женщину или как далекую от меня богиню, бесполого ангела, или как опасное, сексуально соблазнительное животное.

Этот раскол в моей точке зрения на женщину был так очевиден в этот момент второго дня, что я должен был провести некоторое время, работая над тем, через что я прошел. В конце концов я ассоциировал это с теми женщинами, которые были в моей жизни.

Я начинал с проецирования образа богини на женщину, которая была со мной, представляя ее более возвышенной, чем она могла быть, — и чем вообще кто-либо может быть, — наделяя ее чистотой, всеми добродетелями и положительными качествами. Затем я совершал с ней половой акт и переживал оргазм. Сопереживая ее оргазм, я принимал женщину до самой ее животной природы. Это было прямо из учения католической церкви, и это было проекцией на реальную ситуацию, привнесенной в настоящее из прошлого. Меня учили, что сексуальные импульсы, гнев и т.п. были частью животной природы и были греховны. «Желания плоти» подавлялись и контролировались для того, чтобы можно было стать святым. Этот раскол произошел в моей жизни намного раньше, и я снова переживал его во время первого сеанса ЛСД, несмотря на проведенную перед тем аналитическую работу. Аналитическая работа, которую я провел со своим психоаналитиком Робертом Веллером, раскрыла достаточно материала, так что я мог увидеть этот раскол в действии во время первого опыта с ЛСД.

Вероятно, до этого анализа у меня бы не было такой свободы, и я идентифицировался бы с отрицательными проекциями и имел бы плохое путешествие. После такой подготовки я смог свободно пережить полюса моего желания, идеализма, страха и ужаса. В первое время я был способен видеть и крайне положительные полюса, и крайне отрицательные, между которыми пульсировала моя жизнь. По отношению к женщине я колебался между богиней и гориллой. Очевидно, мои сексуальные предрассудки продолжали действовать. И у меня был как идеал гармонии с реальностью, так и наполненные страхом внутренние пространства, сосредоточенные на сексе и агрессии.

Позже я смог обнаружить такую же биполярную природу и двойственность во многих других областях моего существования, моего бытия и моего знания. После этого обзорного сеанса я почувствовал, что могу понять кое-что из концепции «по ту сторону добра и зла». Мой «честный свидетель» был развит. Каждый из нас имеет своего «честного свидетеля», наблюдателя, честно и объективно воспринимающего и регистрирующего то, что происходит реально.

На второй день я все еще был на высоте и оставался в этом состоянии две недели. В результате я совершил другую ошибку. В эйфории от своих «огромных открытий» и из-за вытекающей отсюда чрезмерной самоуверенности я попал в одну из ловушек ЛСД. Хотя я и полагал, что разобрался со знанием, полученным из опыта с ЛСД, на самом деле этого не произошло. Мне предстояло пройти через более негативный материал, извлечь на поверхность еще более абсурдную программу.

После этого сеанса я впервые совершил поездку на Гавайские острова. Я провел там десять дней в прекрасном расположении духа, рассказывая друзьям о своем новом знании. Обстановка тропического острова усилила чувство эмоционального комфорта. Надеясь, что это состояние продолжится, я подготовился к новому ЛСД-путешествию.

Я предпринял его через две недели после первого с тем же гидом, но в другом месте. На этот раз обстоятельства были не столь благоприятны, как в предыдущем случае. После второго сеанса мне предстояло возвратиться домой в сложную семейную ситуацию. Во время сеанса мне это очень мешало, и я, в сущности, провел его в мыслях о проблемах, связанных с моей женой. Я ходил взад-вперед по комнате, обвиняя ее, а затем себя, пытаясь преобразовать ее личность согласно моим идеалам. Но вспомнив все свои «подвиги» во время двух браков, отсутствие единства семейной жизни и профессиональной работы, я ясно увидел, насколько сам я не соответствую собственным идеалам, и в итоге во время второго путешествия я был низвержен из своего высокого состояния и попал в очень плохие области.

Так я узнал, что характер внутреннего состояния перед приемом ЛСД также ведет к программированию сеанса. То, куда вы пойдете после сеанса, что вам нужно там делать, может запрограммировать его таким образом, что вы будете переживать ожидаемое. При таких обстоятельствах у вас может получиться очень неприятное путешествие. Я начал работать с личным материалом, с размышлениями о жене и о детях, о предыдущей жене и детях, и так и не пришел к решению реально существующей ситуации. Не важно, что я воображал, или какие теории я конструировал — существующие обстоятельства, как я видел, нельзя было изменить. Ко всему прочему я был под давлением предпрограммирования намеченного выступления в научном обществе на другом конце континента.

Во время второго ЛСД-сеанса не было такой атмосферы релаксации, как во время первого. Я был занят своими проблемами, и это сказалось на ходе сеанса. Я был так занят своими делами и беседой с самим собой относительно них, что мой гид потеряла со мной всякий контакт, вышла в другую комнату и оставила меня работать в одиночестве. За это путешествие я так и не вышел в сколь-нибудь глубокое внутреннее пространство. Я остался с реальными проблемами, непрерывно обсуждал их с самим собой и пытался представлять реальные личности, стремился войти в их положение, но не смог этого сделать. Я вышел из этого сеанса, чувствуя безнадежность и в отношении своего брака, и в отношении возможности изменения умонастроения жены или ее личности. У меня не было времени проинтегрировать опыт ЛСД, суммировать и включить его в целое, как я делал это во время первого сеанса, потому что на следующий день я уже летел через весь континент.

Вечером у меня был доклад в научном обществе. После доклада я вышел из конференц-зала, нажал кнопку лифта, чтобы подняться в свой номер в отеле. Это было последнее, что я помнил. Через три дня я очнулся в городской больнице.

В общем, я почти умер. Я был в коме двадцать четыре часа, а затем на двое суток ослеп. Я совершенно не мог представить, что произошло за эту неделю, и, лежа на больничной койке, пытался вспомнить, как я туда попал. Я мог вспомнить доклад, кнопку лифта, но с этого момента все происшедшее было покрыто мраком. Я мог вспомнить что-то об ЛСД; все, что случилось до момента нажатия кнопки лифта, так что я знал, что моя работа пропала для меня. Пока ко мне не вернулось зрение, я был не в состоянии анализировать или хотя бы пытаться вспомнить. Я боролся за свою жизнь, за свое зрение, за свое будущее. После того, как ко мне вернулось зрение, у меня было шесть недель времени, чтобы просуммировать, вспомнить и связать вместе все, что со мной случилось. Еще раз за это время я смог увидеть, что прошел через опыт ситуации, пограничной смерти. Без квалифицированной медицинской и неврологической помощи, которую я получил от коллег и друзей, сегодня я не был бы здесь. Мне спасло жизнь лишь то счастливое обстоятельство, что друзья нашли меня в номере отеля и доставили в больницу, где меня знали и где были достаточно компетентные специалисты по неврологии и мозгу.