- Что это значило, Величайший? Я не понимаю! Что во мне отпугнуло Эйнлиэта? Почему он так рассвирепел? Почему… почему Рагхан – не сын Ганнуса, если все это время…

 Они соскочили с Тенкиуна, остановившись прямо посреди поля, в стороне от лагеря, и Палнас без сил опустился на землю. Он до сих пор тяжело дышал и выглядел еще хуже Нораха. Свон держался молодцом, только опять зажимал свои раны и стискивал зубы до желваков на скулах.

 - Дай ему прийти в себя, Сильфарин.

 - Но я должен знать!

 - Лучше не спрашивай, юноша! – холодно бросил Палнас, сверкнув глазами. – Не спрашивай, если не хочешь, чтобы я отвечал тебе резко. Тебе не понравится правда,… хотя, по мне, так стоит наконец-то рассказать тебе все, чтобы выбить из твоей головы излишнюю горячность и самонадеянность! – Великий скрестил руки на груди и громко выдохнул. – Но не сейчас…

 Сильфарин с трудом подавил в себе звериный рык раздражения.

 - Хорошо, тогда скажи: ты знал, что Альдер вернулся с Небесным Мечом?

 - Я узнал это только тогда, когда Шагхара прилетел к нам и рассказал о случившемся с тобой и Норахом. В этот момент откуда ни возьмись появился Тенкиун, и я понял… Но у  меня не было времени на раздумья. Я вскочил на вороного и поспешил к тебе.

 Палнас закрыл лицо руками и мучительно простонал.

 - Да, я узнал, что Альдер вернулся, но… Но я… я его не почувствовал! Совсем…

 - Ну, конечно, ведь ему пришлось пожертвовать своим сангмайхом, чтобы исполнить волю Великого Палнаса!

 Говорить таким тоном с тем, кто только что спас тебя от смерти или еще чего-то пострашнее, было верхом грубости и бесстыдства, но Сильфарин был уж очень зол на весь мир и хотел, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь, тоже разозлился. Но глаза Палнаса потемнели вовсе не от гнева,… а от боли. Сын Рунна видел ее так же ясно, как все бледное, изможденное лицо.

 - Ты же знал, на что отправил его…

 Палнас отвернулся.

 - Да знал. – Сжав кулаки, он встал и прошел мимо сына Рунна. – Мне нужно видеть его.

 - Что значит «чинх»? – крикнул вослед молодой человек. 

 Палнас вернулся, худые руки вцепились в одежду на груди Сильфарина.

 - Кто рассказал тебе?

 - Эйнлиэт. Он назвал меня чинхом Рунна и смеялся, что Великие недостаточно хорошо подготовили меня к… схватке.

 Глаза властителя Каллаона потемнели, и немощное тело его, скорчившись словно от судороги, пошатнулось. Сильфарин ухватил вумиана за плечи и помог выпрямиться.

 - Глупец, - шептал Палнас. – Я глупец… как раньше не догадался… Впервые Правда начала говорить мне о Небесном Мече за одиннадцать лет до того, как Ученик в последний раз покинул Андагаэн. Двадцать четыре года назад… А я глупец…

 - Что значит «чинх», Величайший? – настойчивей повторил Сильфарин. – Чинх Рунна… и Девять Поединков.

 Глаза Палнаса заблестели, из них лучился теплый, ясный свет – как солнце на чистом голубом небе. Расправились мелкие морщинки на лбу, прямей и решительней стала линия тонких бровей.

 - О том, что я сейчас тебе расскажу, знали только я и Абха, - со вздохом начал Палнас, ходя вокруг Сильфарина с Норахом кругами. – Когда Некто Без Имени покидал Рунна и Ганнуса, уходя в Ничто, Он обещал, что явится к ним девять раз, чтобы взглянуть на Девять Поединков между избранными воинами со стороны Света и Тьмы – воинами Рунна и Ганнуса, которых потом стали называть чинхами. Тот из двоих богов, чьи воины победят большее число раз, имеет право просить у Некто чего угодно. Но есть правила этой жестокой игры, которые нельзя нарушать. Нельзя убивать вражеского чинха до того, как наступит час битвы. И оружие избранных не должно использоваться для иных целей. Все воины Рунна будут биться, как ты, должно быть, догадываешься, Небесным Мечом. Об оружии Ганнуса мне ничего не известно. Ты понимаешь, Сильфарин? Вот почему Ганнус велел Эйнлиэту оставить тебя в живых. Он почувствовал появление Небесного Меча и понял, что грядет Поединок и что Рунн выбрал тебя чинхом. Ганнус побоялся гневить Некто Без Имени.

 - Почему я? – быстро спросил Сильфарин. – И почему именно Небесный Меч?

 - Рунн выбрал тебя, мальчишка! – отрезал Палнас. – Он не советуется с земными существами, делая выбор. А Небесный Меч… Ты же понимаешь: оружие чинха Рунна должно быть под стать столь важной особе. Когда Отец Света впервые услышал о Поединках, он обратился к величайшему из кузнецов Вселенной – к Младшему Богу Вардвану. И бог-воин создал для него совершенный клинок, сила которого способна уничтожить даже демона или ангела.

 Сильфарин вздрогнул и дернул плечами.

 - Демона? – Его глаза загорелись.

 Он вспомнил сегодняшнюю битву и поразительную легкость, с которой Эйнлиэт залечил свои раны, нанесенные обычным оружием. Сердце заколотилось чаще. Ну, конечно! Вот выход…

 Палнас побледнел.

 - Не вздумай, Сильфарин! Я же сказал: нельзя использовать Небесный Меч не по назначению! Это против правил. Или ты хочешь обрушить гнев Создателя на наши головы и уничтожить самого Рунна? Некто Без Имени способен на все, ты же знаешь! Если пойдем против Него, Он может поглотить всю Айриндаэн, и снова придет Пустота.

 Молодой человек промолчал, опустив глаза. И только усмирив сердце, спросил:

 - А Поединки уже были?

 - Да, но только один. Первым чинхом Рунна стал ангел Риагор, а Ганнус выставил Эйнлиэта. Демон уничтожил противника, завоевав для своего господина первую из пяти необходимых побед.

 Сильфарин прищурился.

 - Так значит, в этот раз я буду чинхом Рунна?

 Великий кивнул.

 - Что ж… - Юноша расправил плечи, недобро усмехнувшись. – Что ж, тогда воином Ганнуса вновь будет Эйнлиэт, и я убью его!

 Ледяной взгляд Палнаса заставил его поежиться, кожа подернулась неприятными мурашками. Великий с несвойственной ему силой стиснул запястье Сильфарина.

 - Не тебе это решать. Все уже определено богами: я слышал Знаки Правды в шуме океана, пока мы спасались из пещеры. Ганнус, не колеблясь, сделал выбор, и его чинх не демон, а такой же человек, как ты…

 Глядя в глаза владыки Каллаона, нельзя было ошибиться: в них читалось все, все – недвусмысленная и прямая правда.

 - Нет. Не может быть.

 - Да, мальчик мой. Так решили те, кто выше нас. Второй Поединок. Ты – и Рагхан.

 Помолчав, Палнас тихо добавил:

 - Теперь решай, готов ли ты подвести Рунна...

 Расставшись с Великим, Сильфарин отправил Нораха верхом на вороном в лагерь – под чуткий надзор княжны Реаглинской, а сам долго еще бродил по заснеженной равнине, не осознавая, почти не чувствуя мира вокруг себя, и только думал, думал, думал о непреклонности и холодности богов и о предстоящей битве… И с кем? С Рагханом, которого называл братом и обещал спасти! Пусть вождь изменился и стал врагом, пусть отказывался принять помощь, это не важно – важно то, что он, чинх Рунна, не хотел биться с Кальхен-Туфом! Не хотел.

 О, боги! Неужели вам мало крови? Неужели там, наверху, так весело и шумно, раз вы не слышите наших слов? Ваши души, где нет сангмайхов, слишком черствы, чтобы вы могли считаться с нашими чувствами. Вам нет дела до них, вам все равно: мы – ваши куклы, ваши рабы, ваши гладиаторы, и арена, на которой мы сражаемся за свои и чужие ничтожные жизни, - вся земля, которую вы подмяли под себя. Вы сами выбираете для нас наших врагов, вы говорите, нет, приказываете: убей! И мы убиваем.

 Так?

 Но ведь я говорил вам: я не смирюсь. Я – против.

 «Глупый и дерзкий человечишка, - шептал гнусный, паскудный внутренний голосок. – Думаешь, сможешь противостоять воле Рунна и Ганнуса – двух гигантов, породивших сущий мир? Да тебя раздавят, как букашку, но прежде все равно заставят сделать так, как они желают!»

 - Нет, я освобожу Рагхана, убив Эйнлиэта, и Ганнусу придется выбрать себе другого чинха!

 Он и сам не заметил, как ноги донесли его почти до самого Балгуша. Вдали, сквозь стену снегопада и темноту ночи, можно было различить горящие теплым огнем глаза домов и факелы в руках у дозорных, меряющих город широкими шагами. А слева от Сильфарина возвышалось нечто большое и темное, от чего веяло прелью и гнильем. Подойдя, сын Рунна протянул руку и провел ею по шершавым бревнам. И тут же уловил невнятную возню и сдавленное рычание за стеной. Отдернул ладонь и, ощутив вдруг гадостную знобу, обернулся.

 Напротив стоял кто-то косматый и мохнатый. Стоял – и просто на ветру раскачивался. И хоть глаз не было видно, Сильфарин понял: на него смотрит. Словно острые льдинки в разгоряченную грудь вонзает.

 - Это логово Младших Братьев – обращенных оборотней, - заявил мужчина. – Что ты делаешь здесь? Опасно…

 - А ты кто такой? – сиплым голосом поинтересовался Сильфарин.

 И вздрогнул: незнакомец подошел, и на один лишь краткий миг сын Рунна увидел блеснувшие в ночи глаза, холодные, как лед, глубокие, как океан, колкие…

 Только на миг.

 А в следующее мгновение оба одновременно отвели взгляд.

 Мужчина криво усмехнулся, теребя в пальцах какой-то странный амулет.

 - Далеко-далеко на Западе есть племена, о которых ты ничего не знаешь… Оттуда я и пришел, через воду. Много-много воды. Калче – мое имя. Я – гашха.

 - И что ты тут делаешь, Калче, раз говоришь, что опасно?

 - Тебя ждал…

 Сильфарин рассмеялся.

 - Да неужели? Прямо меня и дожидался? Ты ведь даже меня не знаешь.

 - Знаю. Пусть я незряч, что с того? Я видел многое… и тебя тоже видел. Ведь я шаман-гашха… - Смуглые руки резко схватили Сильфарина за щеки, пальцы осторожно ощупали лицо. – Я видел твою смерть. И огонь, много огня.

 - И клубок из бесплотных черных рук, - закончил сын Рунна. – Да?

 - Да, и клубок. Но даже гашха может ошибаться.

 - Ты – странное создание, шаман. Зачем ты здесь, в Балгуше? Не думаю, что вождь любит чужаков.

 - Я всего лишь хочу обратить в свою веру оборотней и того, кто ими правит, чтобы Мать-Волчица не сердилась на народ кхайхов.

 Сильфарин отступил на шаг, рука легла на рукоять меча. Один из воинов Рагхана уже обмолвился при нем об этой расе…

 - Так ты, значит, кхайх! Ты устроил заговор против вождя.

 - Вовсе нет. Это были двое из моего племени. Их имена – Таале и Айогу. Они преследуют ту же цель, что и я, но избрали другой путь – путь крови. Они хотят убить того, кто захватил в свои руки власть над полуволками. А потом уничтожить и всех оборотней – тех, что осквернили чистую волчью кровь, смешав ее с кровью людей. Я же лишь стремлюсь увести их на север и сделать самостоятельной расой, которая будет служить моей госпоже.

 Сын Рунна недовольно хмыкнул.

 - Тогда мы с тобой противники, шаман: ведь я тоже хочу обратить вождя в свою веру – веру в Рунна и его Правду.

 - Да, но может быть, мы поможем друг другу, объединившись против нашего общего врага. И сумеем поделить между собой выигранные трофеи, а не цапаться за них. Главное, что я хочу получить, - полуволки. Вождь должен был стать лишь орудием. И если ты поможешь мне, светлый воин, я уступлю тебе его душу.

 Подумав, Сильфарин опустил руку и позволил себе улыбнуться.

 - И что ты намерен делать, кхайх? Есть план?

 - Нет. – Калче вздохнул и прицыкнул языком. – Ведь я всегда один. Я намерен только помогать тебе, чем смогу. Потому что я слишком слаб, чтобы бороться – твоя же сила огромна. Уж можешь мне поверить, Сильфарин, которого называют сыном Рунна и Идущим За Светом. Ты можешь победить. Можешь! Значит, мне нужно поддерживать тебя. Так?

 - Так, - кивнул Сильфарин, ошарашенный появлением у себя столь неожиданного и странного помощника.

 Но в искренности слов шаман-Гашха сомневаться не приходилось: такие не умеют врать. По крайней мере, Сильфарину отчего-то так показалось.

 Калче между тем откашлялся.

 - Ты всегда сможешь найти меня возле жилища Младших Братьев. Отныне я целыми днями буду сидеть здесь в ожидании твоего прихода. Но… - Калче наставительно поднял скрюченный палец, - … приходи только тогда, когда тебе на самом деле понадобится помощь шамана. Когда ты будешь в растерянности… Гашха поможет.

 - Эээ… Спасибо, Калче. – Сильфарин наклонил голову, веря, что слепой кхайх все равно почувствует это. – Но теперь мне пора. До встречи.

 Альдер присел прямо на снег и положил Небесный Меч к себе на колени. Его отрешенный взгляд устало скользил по слегка волнующейся поверхности океана, без цели следил за темными силуэтами морских птиц и неизменно возвращался к добытому сокровищу.

 - Ну, зачем же все-таки ты так понадобился Великому? – бормотал оборотень себе под нос. – Зачем?..

 Он вспомнил, как на закате вернулся вместе с Тенкиуном на Амарис. И первое, что увидел…

 Крылатая тварь чернее самой Пустоты, словно обезумев, рассекала кровавое небо. Что это было?.. Вспомнились рассказы рельмов из деревни рядом с Аруманом – рассказы о черной тени, что неизменно сопровождает людей верхом на волках. Вспомнились последние битвы, в которых он сам, бывший Ученик Великого, нес на своей шерстистой спине воина армии Кальхен-Туфа. В которых небо всегда становилось черным, даже если был день. Такой же чернотой, подобной гнили в красном плоде, оно наполнилось и теперь.

 Алькаол вот-вот падет,… а Эйнлиэт… Демону не до города вумианов сейчас: его громогласный рев, что доносится ветром до самого берега океана, таит в себе боль. Но кто посмел пойти против самого верного и могущественного из прислужников дьявола, кто? Только один мог – смелый, дерзкий… и глупый. Мальчишка…

 - Сильфарин. Он… там.

 В этот же момент Тенкиун тревожно заржал и бросился прочь, почти мгновенно исчезнув во взвившемся облаке снега. А Альдер удобнее перехватил в руке рукоять Небесного Меча. Что ж, бог Вардван ведь сказал, что в клинке заключена ни с чем не сравнимая сила. Значит, демона одолеем. Да, одолеем, если будем действовать сообща. Вот только как забраться… к ним?

 Все равно. Теперь ведь почти на все наплевать, и только крохотный останец от прежде глубокой души не позволял просто лечь на землю и махнуть на все рукой.

 «Все равно. Там решу», - подумалось Альдеру, и он хотел уже кинуться к месту битвы, полагаясь на быстроту ног оборотня, но тихий голос Правды остановил его:

 - Нет.

 Он посмотрел на Небесный Меч. И ничего не почувствовал, только тихо сказал сам себе:

 - Значит, ты не против Эйнлиэта…

 … Теперь, сидя на берегу, он пытался снова услышать Знаки, но… они молчали, как молчали все эти тринадцать лет. И только ветер, всегда самый разговорчивый и легкий, с грустью шепнул:

 - Нет, он против чинха…

 Альдер вздрогнул. Какое странное слово – чинх. Он прежде не слышал его от Палнаса. Хотя нет – из самого захолустья медленно возвращающейся памяти все-таки выплыло: Каллаон, сад, купающийся в золотистом солнце, старая скамейка возле фонтана, и Учитель со свитками, и выложенная белым камнем, окутанная зеленой весенней дымкой дорожка, по которой идет она – Мудрейшая.

 Восемнадцать лет назад. Слишком давно, чтобы Ученик мог помнить каждое слово в разговоре Величайшего и Абхи. Но она называла это слово, точно называла. Только теперь, оставшись одним единственным из сотни других слов, оно уже ничего не значило, ни о чем не говорило. И Знаки снова ничего не желали объяснять.

 Может быть, он просто не готов. Пока…

 Да ему ведь и незачем знать все. Учитель – он ведь все еще где-то здесь, в Балгуше. Он поймет, что делать.

 Палнас шел по улице Балгуша, кутаясь в плащ и прикрывая подбородок. Конечно же, его могли заметить и разоблачить в любой момент, и тогда точно не миновать беды Великому Каллаона. Но он не чувствовал страха и наплевал на опасность, забыв о жестокости людей и об их вожде. В эту ночь для Палнаса имело значение только одно: нужно добраться до берега океана. Пусть через заснеженные улицы города, переполненного врагами, пусть через адскую боль во всем теле, преследующую Величайшего вот уже шесть лет… Но добраться.

 Там Ученик. Уже вернулся и ждет…

 Никогда еще Величайший не волновался так сильно. В этом мире, где приходилось быть жестоким и порой даже бессердечным, хитрым, изворотливым – в мире, что внушал ему лишь отвращение – Палнас мало кого по-настоящему ценил, мало к кому был привязан. Но Альдера он полюбил, как сына, может быть, потому что до сих пор не мог прогнать из головы образ четырнадцатилетнего парнишки, которому раньше времени пришлось стать мужчиной, которого сама жизнь порвала на куски, на место сердца водрузив камень. Подростка, проклинающего весь мир и самого себя, которого Палнас когда-то нашел в Талавире и обещал сделать Учеником. Он заново учил юного крихтайна любить Вселенную, породившую все живое. А потом рассказывал о Рунне и Ганнусе, о Правде… и прощал любые ошибки – даже когда Альдер покинул Каллаон, желая вернуться к прежнему укладу жизни, а потом поддался жажде мести. Величайший все простил. Возможно, причиной тому была жалость: никогда прежде не встречал Палнас существа более несчастного и потерянного.

 К Альдеру он питал по-настоящему отеческие чувства. И в глубине души мечтал сделать молодого крихтайна счастливым. Да, в это счастье верилось с трудом, но разве было когда-нибудь хоть что-то, чего не смог бы добиться Величайший из Великих вумианов? Никогда.

 Но теперь он, Палнас Каллаонский, знает, что сам уничтожил того, кого любил…

 Когда-нибудь, Сильфарин, Идущий За Светом, ты поймешь, что нужно уметь приносить даже такую жертву…

 Он все-таки добрался до берега и с наслаждением вдохнул солоноватый запах моря с привкусом зимней стужи и мокрого дерева. Знакомый голос, всплыв из самых глубин сознания, звал его, направляя навстречу цели, и вскоре Палнас уже увидел его: он, сгорбившись, сидел на берегу, и на коленях его блестел в свете звезд длинный клинок…

 - Альдер! – позвал Палнас.

 Провидец встал и поднял на него глаза – тусклые глаза, потемневшие и уставшие, два осушенных озера… И Великий ужаснулся тому, что не почувствовал, совсем не почувствовал этой легкой, но прежде сильной души, как будто ее и не было вовсе. Впервые за свою долгую и тяжелую жизнь он столкнулся с существом, у которого была лишь оболочка. Словно скорлупа от разбитого яйца.

 С существом без сангмайха.

 Учитель и Ученик стояли вдвоем на пустынной пристани, и разве что свирепый океанский ветер мог подслушать их разговор. С содроганием сердца заставив себя посмотреть в глаза Альдера, на это каменное лицо, ставшее таким суровым и жестким, Палнас шагнул вперед:

 - Мой дорогой друг…

 Быстрым предупредительным движением руки провидец остановил его. Во взгляде не отразилось… ничего.

 - Что же я сделал с тобой… Я тебя на погибель отправил.

 Он чувствовал, что плачет и что слезы, сбегая по щекам, застревают в уголках рта,… а Ученик даже не изменился в лице.

 - Поздно сокрушаться, Величайший. – Альдер шагнул к Палнасу и бросил Небесный Меч к его ногам. Клинок только недовольно звякнул. – Вот то, чего ты хотел. Он твой теперь. Возьми.

 Учитель не шелохнулся.

 - Бери же! – громче призвал Альдер. – Ведь ты наконец-то заполучил то, чего так долго желал. – Никогда еще голос его не был таким жестким и холодным. – Зачем же плакать? Ты добился своего. Как всегда. Разве было когда-нибудь хоть что-то, чего не смог бы добиться Величайший из Великих вумианов?

 Не дожидаясь ответа, он отвернулся и пошел вдоль берега. Только тогда Палнас опомнился и, схватив меч, бросился следом за Учеником, превозмогая боль старого тела – и боль души.

 - Альдер, постой! Прости меня!

 - Не нужно этих пустых слов! – Провидец резко обернулся. – Ты хоть понимаешь, что теперь они ничего, ничего для меня не значат? Совсем ничего!

 - Выслушай!

 - Ну, чего еще ты хочешь от меня?

 Палнас протянул Небесный Меч Альдеру, не глядя тому в глаза, не видя отразившихся там изумления, смятения… и страха.

 - Возьми его ты. Я верю: ты найдешь ему правильное применение.

 - Но… я ведь даже не знаю, зачем…

 - Правда подскажет тебе. Да, друг мой, пусть в этот раз Она говорит с тобой, а не со мной, ведь ты готов, давно уже готов к этому… и только ты имеешь право распоряжаться тем, что добыл ценой своей души. Ты заслужил великую честь передать Небесный Меч в руки того, кому суждено будет нанести удар нашему врагу. Возьми же. Быть может, я слишком сильно вмешивался в ход вещей и слишком навязывал другим свою волю. Довольно.

 - Учитель…

 Вздрогнув, Палнас поднял на Альдера взгляд, и на мгновение ему показалось, что он видит перед собой своего прежнего Ученика. Но только на мгновение. Оставь пустые надежды, Величайший Каллаона, прошлого не воротишь, потому что его – нет.

 - Возьми, - только и смог повторить Великий.

 Пальцы провидца сомкнулись на граненой рукояти,… и Альдер упал на колени, не сводя глаз с засветившегося лезвия.

 - Я слышу, Учитель. Она говорит со мной…