Все закончилось. Последние ошметки черного тумана расшвырял в стороны не на шутку разъяренный ветер, и вскоре они растворились в прозрачном воздухе. С трудом приходя в себя, воины Рагхана подбирали убитых и раненых товарищей, чтобы вернуться в Балгуш. Сам вождь пребывал в состоянии совершенной растерянности и опустошенности. Только теперь, когда вихрь улегся и появилось время на мысли и раздумья, он окончательно осознал всю важность произошедшего. Эйнлиэт пошел против него. Тот, кто лепил из сына Ганнуса свое оружие, больше не нуждался в нем – и решил устранить помеху. Выходит, что так…

 А вот в чем причина… Кто может знать, что творится в голове у демона, пусть даже он служит твоему богу? Лучше  и проще просто принять реальность как должное. Пока.

 Просто принять вызов.

 Выбросив из головы Эйнлиэта, Рагхан огляделся. На мертвецов и стонущих от боли раненых он старался не смотреть. Као с троицей своих полуволков стоял в нескольких шагах от вождя, не сводя с последнего налитых кровью, будто уставших глаз. Молчал. За спинами оборотней скромно маячил взлохмаченный Удно. Галлу бросилась на подмогу пришедшей в себя, но совсем ослабевшей княжне-целительнице, а Тайша, молодой свон и два вумиана стояли в ряд спинами к Рагхану, склонив головы.

 Один из вумианов, невысокий и узкоплечий мужчина, резко обернулся. Светлые глаза, блеснувшие на сухом, изможденном лице, вперились в вождя людей, насквозь пронзая душу. Но, преодолев смятение перед этим Великим, Рагхан приблизился к нему, и, как бы странно это ни выглядело, вумиан посторонился. Молодой человек встал бок о бок с ним и увидел Сильфарина.

 Он сидел рядом с телом своего друга – должно быть, лучшего друга – и прижимал к груди его голову. Рагхан не мог видеть лица, но знал: оно уже покрылось мертвенной бледностью. Как и вытянутая вдоль туловища белая рука, так и не отпустившая рукоять меча. Рука истинного бойца, павшего в сражении…

 Свон опустился на колени, приложив руку к груди. Правильно, так и нужно провожать в последний путь героев. С честью. С опущенной вниз головой. С каменным лицом. И с сухими глазами.

 Но Сильфарин не героя провожает. Друга…

 Плечи убитого горем сына Рунна затряслись от беззвучных рыданий, а Рагхан… испугался, оттого что вдруг захотел шагнуть вперед, сесть рядом, приободрить. Но он сдержал себя в руках и только глухо произнес:

 - Смерть милостива к тем, кто не бежит от нее.

 - Да, смерть милостива… - поддержал вождя вумиан. – Отпусти его, мальчик мой. Отпусти: ему так будет легче.

 И сдавленный, дрожащий голос все-таки произнес:

 - Отдыхай, Ругдур. Ты выполнил обещание, а выполню свое. Я не держу тебя больше…

 Бережно опустив голову друга на снег, Сильфарин поднялся и, ни на кого не глядя, побрел прочь. Тайша, вытирая слезы, хотела было пойти за ним, но другая женщина, Великая, удержала ее и с грустью покачала головой.

 - Не надо. Не надо слов. Им не вместить в себя такой потери.

 Рагхан отвернулся.

 - Куда ты, вождь? – сухо окликнул его Великий.

 - Вернусь к своим людям, - не раздумывая, отозвался молодой человек.

 Но его планы, как оказалось, не устраивали вожака оборотней. Едва Рагхан сделал шаг в сторону, как Као уже стоял прямо перед ним, отчего-то хмурясь. Вождь изумленно вскинул брови.

 - Тебе нельзя в Балгуш, - ответил Као на немой вопрос.

 - Это почему же? – Теперь уже Рагхан нахмурился.

 - В городе везде едкий дым, от которого бегут слезы и почти невозможно дышать, - сообщил Као. – Поэтому женщины и дети бежали оттуда на равнины.

 - И что же? Битва окончена, ветер давно угнал этот дым к океану!

 - Нет, вождь. Елисан в Балгуше, но я могу слышать его голос, и он говорит: только оборотни и самые выносливые воины могут находиться в пределах города. Жертв этой отравы нет, но почти все жители перебрались на холмы к северу отсюда.

 Рагхан сжал кулаки.

 - Тогда я иду туда, Као. Я должен быть рядом со своим народом, не важно, где.

 Он уже порывался уйти, но неимоверно быстрые руки вожака вцепились в его локти.

 - Нет, вождь! Твой Хозяин хочет убить тебя и твоего… друга. – Здесь оборотень криво усмехнулся. – Люди сейчас уязвимы для зла. Демон силен, и предатели могут появиться даже среди тех, кто пока еще сохранил тебе верность. Поэтому вас будут охранять мои воины. Вас обоих: сын Рунна нужен Ганнусу живым, как и ты. Во всяком случае, пока. – Взгляд вожака быстро скользнул по друзьям Сильфарина. – Но нам будет намного проще, если вы с ним будете держаться вместе. И подальше от людей. Даже раненых бойцов мы отсюда утащим на север. А ты отбери для себя только самых верных тебе и стойких по духу воинов, и пусть Удно приведет их сюда. Не возражай, мальчишка! Даже не думай возражать: я знаю, что говорю. Для тебя начинается темное время, вождь людей. Помни.

 Глядя в волчьи глаза, Рагхан понял: Као прав, как бы трудно ни было с этим согласиться.

 - Удно!

 - Я здесь, мой вождь!

 - Найди и приведи ко мне Ламру. И еще… шамана.

 Удно ошарашенно уставился на вождя.

 - Ты веришь этому кхайху?

 - Я же сказал: приведи! – сорвавшись, повысил голос Рагхан.

 - Да, мой вождь! – Удно аж подпрыгнул и покраснел от смущения. – Я понял!

 Рагхан кивнул, и чудаковатого верзилу как ветром сдуло.

 - Вот и хорошо, - удовлетворенно кивнул Као. – А я со своими ребятами пока установлю границу нашего нового владения. Скоро прибудут еще оборотни, и с ними будет вороной конь. Елисан говорит, он сражался с двумя золотокожими колдунами на берегу, но оба скрылись. – Альфа обвел мрачным взглядом унылое становище. – Сейчас твой враг – Эйнлиэт, Рагхан. О сыне Рунна забудь до вашего Поединка.

 - Так ты тоже знаешь?

 Као кивнул.

 - Альдер рассказал мне этим утром. А я расскажу тебе, но пока… у нас много работы.

 Спустившийся вечер принес только больше тревоги и удрученности. Низкое, гнетущее небо, словно распаханное поле, испещрено было темно-серыми бороздами облаков. Его ледяная и мутная синь к горизонту обращалась докрасна раскаленным железом. Вышла бледная, но уже почти полная луна, и жуткую тишину пронзил дружный, многоголосый и не менее жуткий хор полуволков, сидящих по границе лагеря. От этого воя хотелось зарыться с головой снег. Но что поделаешь? Все-таки защитники, сторожевые псы – какие есть.

 Черная тень Тенкиуна медленно шла по внутреннему кругу, и многие из оборотней еще боязливо оборачивались, когда вороной проходил совсем близко. В центре проглоченного сумраком бивака горел один единственный костер, возле него в молчании сидели перевязанные своны, Улдис и Галлу. Рядом стояла, обхватив себя руками и глядя в сторону запада, Сайибик. Никто из них не проронил ни слова после того, как похоронили Ругдура. Альдер так и не пришел в себя, но его Старший, Цаграт, уверял, что провидец вынослив и живуч – не умрет. Люсмия, оправившись от потрясения, вот уже полдня сидела подле него и прятала лицо в ладонях; утомленная Тайша прилегла отдохнуть, кутаясь от холода в толстое покрывало. Рагхан о чем-то долго и напряженно разговаривал с Као, а двое его друзей – Ламра и Удно – только и делали, что точили мечи и кинжалы. Калче спрятался где-то в темноте, затесался среди полуволков. Палнас просто сидел, выводя какие-то знаки на снегу коротким сучком – в стороне и от костра, и от оборотней.

 - Величайший…

 Вумиан обернулся.

 - Я знал, что ты захочешь поговорить, Сильфарин.

 Молодой человек присел рядом.

 - Расскажи… - Голос его сильно дрожал. – Расскажи мне… все.

 - Только не теперь, друг мой, после смерти твоего близкого друга ты не…

 - Нет, именно теперь! – чуть ли не вскричал Сильфарин. – Мне надоело быть пешкой в игре богов и Великих. Надоело идти вслепую, надоело, что кто-то за меня решает мою судьбу, решает, кем мне быть, что делать, кого ненавидеть, а кого любить. Я больше не могу терпеть эту не известность. После… смерти Ругдура я окончательно убедился в том, что должен быть один. Ведь я не мальчик, и никто не обязан защищать меня. Но мне нужно знать…

 Палнас обеспокоенно заглянул ему в глаза, крепко стиснул пальцами предплечье.

 - Ты не будешь один, Сильфарин. На твоем пути к Свету Великие всегда будут с тобой.

 - Тогда я прошу искренности, Величайший. Просто искренности – ничего больше.

 - А если это будет ударом? – как будто с вызовом спросил Палнас.

 Но Сильфарину было уже все равно.

 - Так бей! – процедил он сквозь зубы. – Я потерял Ругдура, думаешь, теперь меня хоть что-нибудь испугает?

 В мгновение ока лицо Палнаса оказалось на расстоянии ладони от его глаз. И застыло на нем отнюдь не доброе выражение.

 - Если хочешь искренности, юноша, получай: ты своенравный и легкомысленный мальчишка, что вечно идет на поводу у своих сбивчивых эмоций и никогда не думает головой! Ты замыслил совершить великое дело – очистить людей от зла, что несет в себе Ганнус. Но ты приложил слишком мало усилий, потому что был излишне самонадеянным, и свернул с пути, едва лишь оказалось, что какой-то Рагхан оказался в плену у колдуна и нуждается в помощи. Ты коришь себя за то, что погиб Ругдур? Да, Сильфарин, кори самого себя, потому что ты виноват! Все, что случилось сегодня, - это последствия твоего глупого, необдуманного поступка, от которого я, старый дурак, не смог тебя отговорить. Ничего бы не было, если б ты послушал меня и Сайибик! Но ты решил, что сможешь просто так уничтожить самого могущественного из демонов, и вот что получил! Да, конечно, ты же уповал на помощь Рунна. Сын Рунна – так тебя называют… - Палнас хрипло рассмеялся. – Да с чего ты вообще взял, что Рунн – твой Отец? Ответь: с чего ты взял?

 Сильфарин отшатнулся от Великого, чувствуя, как холодеет в груди. Палнас продолжал тихо смеяться, но в глубине его глаз даже в полумраке можно было разглядеть горечь и боль.

 - Ты не сын Рунна. Неужели не понял, когда мы спасались от Эйнлиэта? Ты не сын Рунна, точно так же, как и Рагхан не сын Ганнуса. Вы оба – просто люди. Обычные люди, как Галлу, как те двое, что стерегут вождя, будто он – сам бог. Ни одному из двух Отцов Вселенной не было никакой разницы, родитесь вы или нет, выживете ли среди дикарей или умрете. Хотя Ганнус на самом деле принимал участие в судьбе Рагхана: мальчик был нужен ему, чтобы человеческими руками сотворить народ из стаи хищников и поработить мир, ведь Темный Отец слишком далеко, чтобы самому управлять своей армией. Вот он и послал к новорожденному детенышу Эйнлиэта, чтоб тот поставил маленького Рагхана на ноги, сделал из ребенка того, кто он есть сейчас. Только вот демону своему Ганнус сказал, что мальчик был рожден по его божественной воле, и верный, дрожащий перед ликом Тирана слуга, хоть и издевался над своим воспитанником, но не смел причинять тому вред. Потому что верил: Рагхан – сын Господина. А теперь он понял, что его обманули – только не спрашивай меня, как. Я не знаю. – Палнас вздохнул и перестал удерживать Сильфарина своим взглядом. Сгорбился, схватился за седые волосы… - Важно то, что Эйнлиэт больше не считается с Рагханом и хочет занять его место под правой рукой у Ганнуса. А наглого выскочку убить и тебя вместе с ним. А что бояться Некто Без Имени? Ведь Эйнлиэт тогда сам станет темным чинхом, а ты просто не сможешь быть его противником: по правилам силы всегда равны. И Некто это знает. И Рунн знает. И Отцу Света все равно придется выбрать себе другого воина, из ангелов или Великих, так что и ты, Сильфарин, Эйнлиэту больше не нужен! Он никогда не считался с простыми людьми. Он бы каждого человека раздавил, как букашку, если б только не задумал использовать силу молодого народа против вас!

 Закончив эту речь, Палнас вдруг запрокинул голову и стал судорожно глотать ртом зимний воздух. Беззвучно двигались его тонкие губы, зато в горле что-то клокотало. С трудом отдышавшись, Великий заговорил снова:

 - Ганнус хоть что-то сделал для Рагхана, а вот Рунн… Сайибик ведь должна была рассказывать тебе: Отец Света, поглощенный постоянной борьбой с Врагом, поручил Младшим Богам следить за земным миром. Но однажды… Нужно ли рассказывать это тебе, Сильфарин? Все, кто учился у Великих, знают историю о том, как Младшие Боги совершили страшную ошибку и потеряли свои сангмайхи – величайший дар. И тогда Рунн отвернулся от них. И от земли – тоже. – Палнас по-дружески положил руку на плечо юноши. – Он не вел тебя, не оберегал. Ему было наплевать на то, добьешься ты своего или нет, и он обратил на тебя свой взор только тогда, когда пришла пора выбирать себе чинха. И то: это Правда указала ему на тебя… Понимаешь? Ты – не сын его. Ты – его воин.

 Сильфарин подскочил, Палнас поднялся следом. Ни один, ни другой не обращали внимания на обеспокоенные взгляды, которыми начали обмениваться при этом их товарищи.

 - Я не верю тебе, Величайший!

 - А разве ты можешь привести мне хоть одно доказательство того, что Рунн всегда был рядом с тобой?

 - Он посылал ко мне всех, кто теперь окружает меня. Один за другим они появлялись на моем пути, чтобы чем-то помочь, что-то прояснить. Тенкиун, Норах, Сайибик… и Ругдур. Все они! Их привел ко мне Рунн, я знаю! Почему ты так ухмыляешься? Это не могло быть просто чередой совпадений!

 - Это был не Рунн, Сильфарин. – Палнас вдруг стал казаться выше, а голос его обрел ни с чем несравнимую мощь. – Это был я. Правда показала мне тебя, когда ты только родился, и потом, после твоего побега из Алькаола… Я потратил много сил, но это того стоило. Я привел в Аруман старого сатира, который выторговал у нимфы Тенкиуна, я привел к тебе Люсмию и Галлу. И…

 - Нет! Замолчи! Это… это не мог быть ты…

 Но Великий не сдавался.

 - Почему, ты думаешь, я разрешил Альдеру зайти в Аруман по пути в Ханмар? Ведь не ради того, чтобы мой Ученик попрощался с княжной. Нет, Сильфарин. Просто я знал: там он встретит тебя! Чтобы помочь тебе. А когда он ушел, не зная, что ты схвачен крихтайнами, кто послал к нему Тенкиуна? Кто свел их с Ругдуром и Улдисом? Кто велел нимфам, которые всегда сторонятся чужаков, помочь тебе и твоим спутникам выбраться из Рионского леса? Явно не Рунн. – Палнас тяжело дышал, его лицо исказилось от боли. – Уж мне-то известно, мальчишка, что Рунн, увы, больше не внимает нам…

 Сильфарину хотелось провалиться сквозь землю и никогда никого больше не слышать. Хотелось, чтобы все случившееся за последние тринадцать с лишним лет оказалось всего лишь страшным, но нелепым наваждением. Но он знал: это не так. Это – реально. Грудь сдавило тисками пустой безнадежности. Дрожали ноги. Ведь Рунна не было рядом ним, и Сильфарин потерял опору, потерял то, за что держался все эти годы – единственное, что не давало ему упасть и сдаться в часы отчаяния. Потерял…

 Величайший выбил землю у него из-под ног. Но, может, могущественный властитель Каллаона и хотел этого? Может быть, так было нужно? Чтобы Идущий За Светом наконец-то научился идти. Ни на кого не надеясь, ни на что не опираясь. Ни на что, кроме одной только Правды.

 Надо же кому-то сделать чинха Рунна сильным.

 Сильфарин наклонился к вумиану, уже не стыдясь слез, собравшихся в уголках глаз. 

 - Ты все предвидел, Великий Палнас. – Сдержать дрожь в голосе не получилось. – Все предусмотрел… Лишь в одном сплоховал. Если тебе так нужно, чтобы я убил Рагхана, не стоило допускать нашей встречи в Заршеге. Не стоило…

 От прикосновения гашха вздрогнул, но оборачиваться не стал. Сильфарин сильнее стиснул его плечо, наклонился к скрытому жесткими черными волосами уху, шепнул еле слышно:

 - Ты обещал помочь мне в трудный час, шаман.

 Калче немного повернул голову, так, что молодой человек мог видеть левую скулу и уголок вытянутого глаза. Лицо золотокожего исказила кривая улыбка.

 - Да, обещал. Чего ты хочешь?

 - Ты можешь сделать так, чтобы мы поговорили где-нибудь… подальше от любопытных ушей?

 Улыбка стала шире и еще кривее.

 - Могу. Закрой глаза и держись за меня.

 Сильфарин зажмурился и крепче сжал хрупкие плечи, скрытые толстыми шкурами. В голове эхом отозвалось шуршание перебираемых амулетов, казавшееся таким громким и глубоким; по коже пробежал мороз, щеки тронули мягкие и влажные ладони тумана… Как будто издалека он услышал:

 - Да все уже, юноша.

 И открыл глаза.

 Они вдвоем стояли посреди россыпи серых глыб – каждая высотой с человеческий рост – между которыми рекой струился голубоватый лунный свет с серебристой проседью звездного сияния. Ветер, ударяясь о тела камней, завихрялся снежными столбиками и быстро утихал, смирно ложась на землю, словно домашний кот.

 - Мы в предгорьях Ральфадара, да? – догадался Сильфарин.

 Гашха пожал плечами.

 - Наверное. Не знаю: никогда здесь не был. Да и слеп я…

 Он уселся прямо на землю и, замер, выжидающе устремив стеклянный взор на спутника и одновременно сквозь него. Только жилистые пальцы продолжали бездумно дергать «бусины» амулетов. Всех, кроме одного, ярко-красного.

 Сильфарин присел напротив шамана, и тот медленно опустил веки.

 - Глупая выходка, юноша: нас будут искать, - немного устало пробормотал Калче.

 - Ничего. Мы скоро вернемся, надеюсь. Я просто… - Сильфарин помолчал, думая, с чего начинать. – Сайибик этим утром сказала мне, что шаманы-гашха, как никто, умеют видеть других насквозь. Всю душу, до самого дна. Это так?

 Один раскосый глаз золотокожего слегка приоткрылся, воззрившись на молодого человека, и того бросило в жар. Казалось, что этот черный омут вдруг обрел зрячесть.

 Но… только казалось. Веки, словно налитые свинцовой тяжестью, опять сомкнулись.

 - Так-так, - прокряхтел, наконец, Калче. – Но сделать это не так-то просто, а еще… опасно для того, в чью душу смотрят. Там, откуда я пришел, такое проделывают только самые мудрые и сильные гашха.

 Сильфарин покосился на подбородок шамана, на котором, среди жиденьких черных волосков, темнело маленькое круглое пятнышко.

 - А откуда ты, шаман? Твоя родинка… Она ведь не настоящая, верно?

 Горько усмехнувшись, Калче стер с подбородка краску.

 - Я не помню место, где родился, - начал он. – Помню только, что это очень далеко и что двенадцатилетним мальчишкой, годков этак двадцать назад, я вместе со своими соплеменниками шел через тьму по длинной, очень длинной веренице камней, парящих прямо в Пустоте. За нами шло племя ахату – людей с бронзовой кожей. За ахату – еще кто-то, уже и не припомню. Мы шли и шли, и чувствовали, что тьма хочет проглотить нас, завладеть нашими душами… и завладеет, стоит только сделать шаг в сторону. Но сама дорога светилась под ногами, отражая свет звезд. И мне казалось, что я видел – именно видел, своими слепыми глазами! – сияние чьей-то фигуры впереди. Это был тот, кто вел нас, защищая от мрака. – Калче на время замолчал, словно заново переживал те мгновения, и Сильфарин ждал, не смея его тревожить, пока вновь не зазвучал скрипучий голос: - И мы пришли в эту Вселенную, впервые ступив на землю к западу отсюда. Мы назвали свой материк Мистаоком, а наш проводник… я так и не узнал, кто он. Слышал только имя – Мальдрис.

 Сильфарин подался вперед, схватив шамана за сухие запястья.

 - Я все понял, Калче! Ты родился в той же Вселенной, откуда пришли и мои предки, вот только… только вы пришли позже нас на пять лет. А Мальдрис… Слушай, гашха, это же один из Младших Богов – бог звезд и мудрости. Он провел ваше племя по Мосту Тьмы! С его помощью вы – люди второго пришествия – сохранили разум и не стали рабами Ганнуса. Сайибик рассказывала мне историю об одном из сынов Ильириона, который нашел Мост, построенный дьяволом, и перенес его на другой конец Вселенной. А потом прошел по нему, туда и обратно, очистив его звездным светом. Выходит, вы шли за ним!

 Шаман подскочил и радостно заплясал на месте, так потешно и искренне, что Сильфарин невольно заулыбался. Лишь успокоившись, Калче снова опустился на снег.

 - Теперь я буду знать, кто он. Спасибо, Идущий За Светом.

 На его некрасивом лице теплилась признательность, и молодой чинх понял: теперь-то и можно на шамана надавить.

 - Так что с теми, которые смотрят в душу? Не увиливай, гашха, я знаю, что ты тоже можешь увидеть меня… всего.

 Калче глубоко вздохнул.

 - Для этого нужен один особый амулет, который гашха и испытуемый держат в руках во время проникновения. Но…

 - Вот этот, я правильно понял? – Сильфарин кивнул на грудь шамана. – Длинный, с ярко-алыми камнями. Тот, к которому ты ни разу не прикоснулся…

 - Я поклялся себе, что никогда больше не трону его, после того, как испытывал своего старшего брата Талтаня. Но снять и выбросить не имею права.

 Сильфарин с силой надавил на плечи собеседника.

 - Прошу, сними его и взгляни на меня. Пожалуйста.

 Недобрый прищур шамана заставил молодого человека содрогнуться. Но рук Сильфарин не опустил.

 - Гашха говорит: он бы мог, но… это плохая идея, юноша.

 - А я сказал: сними! И будь что будет.

 Калче грустно покачал головой.

 - Нет, сын Рунна, я…

 - Не называй меня так! – чуть ли не прорычал Сильфарин, сорвавшись.

 - Как скажешь. – Калче покорно наклонил голову. – Но я не имею права так рисковать тем, кто будет биться на Поединке за Светлого Отца. А испытание, как я уже говорил, очень опасно. – Тут шаман вдруг шмыгнул носом и вытер щеки, как будто плакал. – Талтань был не таким, как я и наш младший братец Айогу. Он не был гашха, зато слыл лучшим из воинов племени. Очень, очень сильным, смелым и стойким. Давным-давно, когда наш отец, умирая, отдал мне красный амулет, брат попросил испытать его душу. А я, дурак, согласился. И Талтань сошел с ума, потому что вся его суть обнажилась. И пусть в ней почти не было ничего дурного, это очень нелегко – видеть всего себя изнутри и притом удержать освобожденную сущность, не дать ей улететь в пространство… Мой старший брат не удержал и превратился с тень,… а через полгода умер. Тихо, как ягненок. Просто лег на землю и больше не встал. – Калче отвернулся. – Мать возненавидела меня за глупый поступок. Да и я – самого себя.

 Сильфарин молчал. Чего уж тут сказать? Разве мог он проявить жестокость и еще сильнее разбередить рану несчастного шамана? Совершить такую страшную ошибку, убить брата – Калче, верно, с трудом заставлял себя жить. А уж к амулету отца и вовсе должен был испытывать лишь отвращение…

 Но чинх Рунна должен знать себя. И надо рискнуть.

 - Прости меня, Калче. Мне… жаль тебя и твоего брата. Но ведь ты обещал, что поможешь мне, а я должен наконец-то понять, кто я. – Он провел руками по лицу. – Я в отчаянии, Калче. Я потерял все, за что держался, запутался в себе, в своих целях… и не знаю, зачем я вообще что-то делаю. Я хотел спасти Рагхана, но Рунну понадобилось, чтобы я его убил. Я хотел сделать людей разумными, но это сделали за меня. Я хотел найти Свет,… но я не ищу его! Я ничего не сделал, кроме глупостей… и убил друга. Мне кажется, что я сам – ошибка. И…

 Он не успел договорить: худая рука гашха с силой дернула за красный амулет, оборвав несколько ярких перьев. По порванной нити двумя каплями крови скатились на шаманское одеяние крайние камешки порфира, и кулак с зажатым в нем ожерельем остановился у груди Сильфарина.

 - Держи, - со злостью прохрипел Калче.

 Сделав глубокий вдох, Сильфарин схватился за амулет, мысленно воздав молитву Рунну.

 Я не сойду с ума, не потеряю себя… Я себя удержу.

 - Теперь ты будешь видеть то, что увижу я, - донесся до него голос шамана.

 В следующий миг мир померк перед глазами Сильфарина, и ему открылась бесформенная и безымянная сущность, источающая белое свечение. В ней двигалась по спирали большая пирамида из золота – символ огня и акта творения. Она медленно приблизилась, и он смог различить то, что скрывалось в ее недрах, одновременно с этим видя и внешнюю оболочку. Там, внутри, сидел он сам, только без плоти, без очертаний. И только внутреннее чутье да едва слышный, невнятный шепот шамана подсказали Сильфарину: это ты. Нечто, увиденное им, плакало, и слезы текли по золотому полу, но твердый камень вдруг обратился песком, и сверкающие звездами капли впитались в крупинки, искрящиеся на солнце… Хотя разве здесь есть солнце?

 И чем больше проливалось слез, чем больше соленой влаги уходило в песок, тем легче становилось душе. Хотя нет, там еще оставалась боль – боль от того, что он потерял лучшего друга. Но эта потеря сделала его сильнее, как будто энергия Ругдура передалась ему. В ушах звенел каменным колоколом собственный голос: «Обещаю. Не сломаюсь». Смерть поставила вечную печать на эти слова, и теперь он, Идущий За Светом, не имеет права сдаваться.

 Его сущность начала приобретать форму, но Сильфарин не мог видеть лица: его скрывала белая вуаль. Он слышал только, как голос – его голос, но и не его – сказал: «Яви свой Свет». А потом где-то заплакала Тайша, и он словно полетел куда-то вверх. Вверх…

 Страх переполнил ядом сосуд разума: не об этом ли предупреждал Калче? Но… яркая вспышка света, короткая борьба, кто-то с большими крыльями, как у свона… нет, как у ангела. И вот он уже падает, так быстро, так стремительно…

 Он на земле. Он разбит на тысячи осколков и изо всех сил пытается собрать их воедино. У него почти, почти получается, но все-таки чего-то не хватает. Или кого-то.

 И из горящей от нестерпимого жара груди помимо воли вырывается отчаянный, зовущий крик:

 - Рагхан!

 И все вокруг вспыхивает огнем… Все, кроме него, Сильфарина. Потому что он сам – огонь.

 … Он очнулся оттого, что понял вдруг: амулета больше нет в его руке. Мир вокруг понемногу обретал привычный облик, и юноша увидел перед собой Калче.

 Гашха с растерянным видом сидел на земле, вытянув ноги и согнувшись в три погибели. Голова его была бессильно опущена на грудь, но когда Сильфарин, превозмогая дрожь, дотронулся до его плеча, шаман вдруг резко вскинул голову, и блеснули, будто живые, невидящие глаза.

 - Талтань был лучшим воином племени, а до него были еще два кхайха, - пробормотал Калче себе под нос. – Те двое прервали связь, опасаясь за свою цельность. И ни один… Ни один не смог. Ты – первый.

 Молодой человек поднял с земли выроненный амулет и вложил его в ладонь кхайха. Длинные и сильные желтоватые пальцы крепко стиснули отшлифованные камешки.

 - Спасибо тебе, - негромко произнес Сильфарин. – Теперь я хотя бы нашел в себе силы идти дальше.

 - Кто ты? – спросил гашха почти шепотом.

 - Всего лишь человек. Как и ты. Не более.

 Но Калче усердно замотал головой, тряся перед носом юноши порванным ожерельем.

 - Нет, светлый чинх! Отныне я буду называть тебя Эльт-Макканом, Сыном Пламени! В тебе живет огонь, неведомый даже мне, хоть я много лет познавал этот мир. Он есть ты, и он ужасен по своей силе. Но источник этой мощной стихии мне так и не открылся.

 - Огонь по природе своей – разрушитель, - с горечью заметил Сильфарин.

 - Но не тогда, когда дарит тепло, Эльт-Маккан. – Калче с трудом поднялся на ноги. – Вернемся в лагерь.

 - Да, вернемся.

 Сильфарин встал напротив Калче и уже положил тому руки на плечи, когда увидел за спиной кхайха знакомую фигуру.

 - Постой, гашха, - шепнул он, всматриваясь в темноту.

 Тревога так и не успела зародиться в его сердце: навстречу им шагнул Альдер, живой и почти здоровый. Его лицо, впрочем, было сурово.

 - Легкомысленная выходка, Сильфарин, - процедил провидец.

 - Ты о моем побеге?

 - Нет. Об испытании. Я видел… - Взгляд оборотня стал чуть мягче. – Ты и в самом деле достойнейший из людей. Но… я боялся за тебя.

 - Благодарю за беспокойство, Альдер, а теперь давайте вернемся к остальным. Кстати, как себя чувствует княжна?

 Провидец нахмурился и опустил глаза.

 - Уснула, и я поспешил скрыться, пока она не заметила.

 - Так ты притворялся, что без сознания!

 - Да. И слышал, как вы покинули нас. – Альдер взглянул на кхайха. – Возвращайся в лагерь, гашха. Скажи, что Сильфарин под моей защитой и что мы скоро вернемся.

 Калче кивнул, не произнеся ни слова, и растворился в облаке белого тумана. Сильфарин с удивлением заглянул в глаза оборотня.

 - Ты хотел что-то мне сказать?

 - Скорее, отдать.

 С этими словами Альдер будто из ниоткуда выхватил длинный двуручный меч.

 Небесный Меч.

 - Он по праву твой, Сильфарин, которого гашха назвал Эльт-Макканом. Возьми.

 Сильфарин не пошевелился: ему показалось, что кровь внутри него остановилась, и оттого он не чувствовал своего тела. И мог только смотреть на красивое, идеально прямое лезвие, которое теперь внушало юноше лишь ужас.

 Сотни и тысячи ангелов умирали из-за войны Младших Богов за этот клинок. Десятки рельмийских владык рисковали жизнями, чтобы добыть его, и навлекали на свои головы гнев божий… А теперь Ученик Великого, пожертвовавший сангмайхом, просто так отдает Небесный Меч какому-то человеку.

 - Возьми его! – Альдер шагнул вперед и чуть ли не насильно вложил рукоять меча в ладонь Сильфарина. – И держи крепче. Не урони свое оружие, чинх Рунна!

 Голос провидца отчего-то дрогнул.

 - Нет. – Светлый чинх лишь покачал головой и бросил лучший из мечей в снег. – Нет. Альдер, неужели… даже ты?

 - Послушай меня, юноша, - мягко, даже ласково произнес оборотень, наклоняясь и поднимая меч. – Мне жаль Рагхана, и я знаю, что он не заслужил смерти, но… это событие невероятной важности. Ты же понимаешь… Сильфарин, на вашу битву прибудут все Великие Андагаэна со своими Учениками, владыки Галь-та-Хура и Даонхалла, даже Колириан и Хакрис! И каждый из вождей возьмет с собой войско. Люди юго-восточного Амариса придут сюда, чтобы взглянуть на вождя и его противника. Все будут ждать Поединка! И даже небо замрет в ожидании. Пробьет час… Некто без Имени подаст знак, и полмира будет смотреть на вас. А вы останетесь вдвоем…

 Крепко стискивая руками голову, Сильфарин отступил на три шага назад. И почти простонал от растерянности:

 - Я не знаю, не знаю, как должен поступить, как будет правильнее; не знаю, чего ждет от меня Рунн, если он вообще чего-то от меня ждет. Мне ясно только одно: я не убью Рагхана, Альдер! Не смогу…

 Провидец долго и пристально смотрел ему в глаза. Потом вонзил Небесный Меч в землю прямо перед собой, и его отливающий лиловым взор загорелся ярче.

 - Оставляю его здесь, Эльт-Маккан. Я больше не притронусь к нему, но и тебя не заставлю. Просто буду верить, что ты сделаешь правильный выбор.

 Сказав так, Альдер отошел в сторону и присел на выступ каменной глыбы, окутав себя темнотой. Только глаза по-звериному горели.

 Сильфарин закрыл лицо руками, стараясь заглянуть в свое сердце, прислушаться к нему… Потому как, что бы там ни говорил Великий Палнас, только сердце помогает принять верное решение, когда даже разум не в силах.

 - Ты хочешь, чтобы я взял его, да?

 Альдер ответил едва слышно:

 - Я уже ничего не хочу. Решай сам.

 И чинх Рунна решил. Протянул руку, крепко схватился за рукоять Небесного Меча, рванул вверх…

 Лезвие улыбнулось хозяину сиянием звезды Закрахан.