Айше Лилуай

Два осколка огня

 

Часть первая. Возрождённый.

 Они прошли сквозь Пустоту. И все изменилось.

 Откуда были они?

 Не знаю… Я родился после этого.

 Но  В них не было совсем ничего светлого, ведь они прошли по Мосту Тьмы, что осквернен был стопами Врага, и дьявол жадными глотками осушил хрупкие сосуды их душ, а после наполнил смердящим ядом.

 Несчастные, презренные рабы, подобные слепым и глупым овцам… Они, должно быть, и не ведали о том, что он шел впереди них – этот темный пастух – и о том, что он украл у них свет – выклевал из глаз, высосал из сердец последние огоньки догорающих очагов.

 С каждым шагом по Мосту они оставляли на холодных камнях сострадание, милосердие и веру. Даже память. Даже разум. Все. И на только что пробудившуюся землю этой Вселенной ступили уже не разумные существа…

 Звери.

 Страшные, кровожадные, ненасытные звери.

 Монстры, каких свет еще не видывал.

 То ли дело вумианы… Вечно юные и прекрасные, легкие, грациозные, добрые и веселые, они всегда, с самого моего детства, приводили меня в восторг.

 Особенно Тайша.

 Она, как и все из ее народа, называла варваров со скалы Меррук одним коротким словом.

 Люди.

 В ту пору Тайша жила в Фистаманде, дивной цветущей стране вумианов на северо-востоке материка. Ее родной город Алькаол располагался на берегу океана, где белая пена, бушуя, разбивалась о серые скалы.

 Милая Тайша.

 Милый Алькаол.

 Уютный, славный городок… Впрочем, его давно уже сравняли с землей.

 Уже давно…

 Но все же это случилось гораздо позже, а в те времена он цвел пышно, будто розовый цветок орхидеи, и многим тогда еще нравилось любоваться на невозмутимую красоту скалы Меррук…

 Многим – да не всем.

 И – эх! – зря не смотрели Тайша и брат ее Инзал на те угрюмые склоны в пору пришествия людей.

 Ох, как зря…

 Была осень. Тайша и ее друзья из Алькаола выбрались в лес, чтобы поохотиться на благородного оленя, по легенде приносящего удачу и счастье. Быстры были фистамандские кони, быстры были и гончие псы, и заливистый их лай сливался с голосом охотничьего рога, и ветер свистел в ушах, будто звал за собою на запад…

 Да только в тот вечер не только вумианы выбрались на охоту…

 

 ПРОЛОГ

 Крикливый болотный кулик надрывался и кичился в зарослях камыша, будто пытаясь заглушить стрекотание кузнечиков. Ветер, спускаясь с холмов, приносил с собой страшные, непонятные звуки, словно там, за сопками, сцепились друг с другом гигантские псы преисподней. В носу стоял одурманивающий запах багульника… и еще один, пробивающийся сквозь него подобно сорняку – отвратительный, человеческий.

 Они хорошо стерегли своих жертв.

 Крепкие веревки, сплетенные из жесткого звериного волоса, обжигали запястья и ноги. Открыв глаза и тихонько простонав, Тайша попыталась высвободиться – тщетно. Путы было не разорвать, зато все тело, покрытое сетью ран и ушибов, мигом отозвалось острой болью на резкое движение, и девушка, скрипнув зубами от досады, обмякла и склонила голову к мокрой траве.

 Они пили ее кровь, сочившуюся из ран, а вместе с кровью уходили и последние силы…

 - И пусть… - безвольно прошептала Тайша, снова смыкая веки.

 И тут же вспомнился тот дождливый вечер, и густая слякоть на тернистой дороге, и тревожный храп коней, постепенно переходящий в испуганное, даже безумное ржание, и жуткие огоньки на лесных болотах, то и дело мелькающие то тут, то там… Она снова слышала воинственные кличи людей и видела их горящие глаза…

 Впрочем, девушка мало чего сумела запомнить: тогда из ее головы все вытеснил панический страх, и лучше, отчетливей всего она помнила только, как во все горло кричала: «Беги, Инзал! Спасайся!»

 Она кричала, пока совсем не охрипла, а Инзал так и не послушал. Впервые за пятнадцать лет его жизни.

 Не побежал.

 И еще Тайша помнила, как резанул ее по ушам торжествующий крик одного из охотников, когда юноша был выбит из седла и после недолгой, но отчаянной борьбы связан по рукам и ногам.

 Их тогда было семеро – она с братом и пятеро их верных друзей. Один был убит прямо там, в лесу, в грязи и крови, в пылу жестокой схватки, и какой-то человек, злобно оскалившись, утащил его еще теплое тело в непроглядную глушь. Второго люди до смерти забили камнями уже здесь, в этом мерзком поселении, если только можно было назвать так место, куда пригнали «добычу». Его убили, уволокли куда-то к себе, и пленники боялись поверить своим догадкам о том, что стало с несчастным. Яростного и дерзкого храбреца Йекрина увели этим утром…

 А что же будет с оставшимися? Долго ли они продержатся, да и важно ли это?

 «Все равно, когда быть съеденным. С утра или на ужин», - подумала Тайша и вдруг вздрогнула от отвращения к собственной слабости.

 Ну уж нет. Лежать на земле и смиренно ждать, когда у людей внезапно разыграется аппетит, она не намерена.

 Девушка оттолкнулась коленями от грязной травы и подползла к брату, который недвижно лежал на спине в нескольких шагах от нее и стеклянным взором упирался в угрюмое небо, нависшее над пропитанной грязью и гневом землей. Скупые отсветы солнечных лучей, пробивающихся сквозь рваные клочья грозовых туч, отражались в глубоких глазах, а потом воспаленные веки тяжело сомкнулись, и вздох вырвался из груди.

 Слезы обожгли лицо Тайши, мешаясь с грязью и кровью: Инзал был еще слишком юн, чтобы вынести постоянные пытки. Ему ведь было всего-то пятнадцать лет, а для вумиана это все равно что мгновение.

 А как они издевались над ним! С каким остервенением, с каким восторгом истязали они его тело, с каким звериным наслаждением и хищным огнем в помутневших, безумных глазах пили молодую свежую кровь…

 Тайша поставила локти возле головы брата, кончиками пальцев погладила его по темно-каштановым кудрям, мокрым от дождевой грязи, нежно дотронулась до бордового пятнышка на подбородке – характерной черты каждого вумиана – и позвала:

 - Инзал… Инзал, ты слышишь меня?

 Юноша с трудом открыл гноящиеся глаза и посмотрел на старшую сестру…

 Она поспешно опустила веки.

 Она просто не могла вынести этого взгляда.

 Нет, никакой боли, ни страха, ни отчаяния… Но лучше бы было так. Она бы приободрила его, вылечила его боль, если бы только увидела ее среди бездонной голубизны двух обрамленных ресницами колодцев. Но она увидела искреннюю преданность, мучительное чувство вины… и будто мольбу о прощении.

 А это вынести во много раз сложнее.

 - Мне жаль, - прошептали опухшие губы юноши. – Прости, Тайша, я должен был…

 - Молчи, Инзал, - еще тише взмолилась девушка. – Не надо так говорить. Ты ни в чем – слышишь? – ни в чем не виноват.

 Но юный вумиан только покачал головой и продолжал, не щадя самого себя – ни тела, ни еще более израненной души:

 - Нет. Я ведь ехал впереди всех… Я ведь сам вызвался.

 - Инзал, ты не мог предвидеть все, - ласково прошептала Тайша, осмелившись, наконец, поднять на него глаза.

 Он вздохнул.

 - Не мог. Но должен был.

 Нимрих и Генран молчали, стараясь не вмешиваться в разговор сестры и брата. Молчали и деревья, поймав несколько мгновений штиля, молчали пожелтевшие сопки… Все вокруг замерло, словно прислушиваясь, и только невозмутимые и равнодушные к суете мира звезды в небе, казалось, тихо звенели, будто миллиарды хрустальных бубенцов.

 - Как над моей колыбелью, - внезапно сказал Инзал, глядя куда-то сквозь облака.

 - Что? – тихо спросила Тайша.

 Его губы тронула едва заметная улыбка. Легкий жест умиротворения…

 Тайшу этот жест испугал.

 - Над моей колыбелью… хрустальные звезды. Ты их повесила, помнишь? – Взгляд и голос Инзала стали удивительно спокойными. – Как пришел я в этот мир, так и уйду.

 Тайша сделала глубокий вдох через боль, сдавливающую грудь. Она набрала в легкие воздуху, чтобы сказать брату: нет, ты не умрешь, ты вечно будешь жить – и не могла.

 Не могла лгать ему.

 Просто выдохнула и отвернулась, чтобы Инзал не видел ее слез. И до крови прикусила губу, сдерживая глухие рыдания…

 Никогда еще Тайша не чувствовала себя настолько беспомощной, и все, что оставалось ей – просто молиться…

 - Боже, Великий Рунн, - шептала девушка, глотая соленые капли, стекающие по красивому лицу, - не оставь нас… помоги…

 - Боже, Великий Рунн, - внезапно подхватил ее молитву Инзал, - прими мою душу… Я ни в чем не виню этих несчастных людей… Да, не виню… Они заблудились в темноте, и им нужна помощь… Пощади их. Не оставляй на растерзание Врагу. Я не знаю, кто они и откуда они, но я уверен в одном: твой Враг наложил на души людей свой след и пользуется ими, как своим орудием. Не бросай их в темноте. Яви свой свет. И если не совсем еще отвернулся ты от земли и от детей своих, пошли этим людям хотя бы одного единственного, кто сохранил бы в себе добро и, пропустив через душу, подарил бы другим. Пошли им надежду, пошли проводника, несущего твой факел с вечным огнем… Яви свой свет. А взамен… Взамен возьми мою душу…

 Он умер на рассвете, вдыхая запах морского ветра, осенней листвы и приближающейся стужи. Умер с той же легкой улыбкой умиротворения на бледных, обескровленных губах. И холодный дождь своими слезами смыл кровь с мертвого лица.

 И в тот самый миг, когда его юная, чистая, крылатая душа покинула бренное тело, где-то совсем рядом пронзительно закричал младенец.

 Тайша лежала подле брата. Тайша ни о чем не хотела думать. Тайша уже ничего не хотела…

 Но в ту роковую минуту чья-то твердая длань заставила ее сесть, невзирая на путы, невзирая на боль, подняться вопреки всему и оглянуться в поисках ребенка…

 И она увидела их: молодая женщина из людской расы лежала на земле, не двигаясь, только тяжело дыша, а между ног ее скорчилось крохотное окровавленное существо – новорожденный человеческий детеныш. И Тайша… Может быть, ей это только показалось, но в какую-то бесконечно крохотную долю секунды над вошедшим в мир созданием мелькнула призрачная тень – лицо Инзала.

 Это лицо торжествующе улыбалось.

 «Яви свой свет», - вспомнила вдруг девушка и тотчас поняла: это ОН.

 Леденящий душу вой пронесся над болотом. Два человека – оба рослые мужчины, покрытые шкурами, грязью, засохшей кровью и сухими листьями – с разных сторон бросились к роженице, с диким и безумным улюлюканьем обнажая желтые зубы. Истошно взвизгнув, женщина извернулась, перегрызла пуповину, вскочила на ноги и бросилась бежать, оставив свое дитя на растерзание хищникам…

 - Нет!!! – Словно со стороны услышала Тайша свой собственный голос. – Нет!!!

 Она не помнила, что за сила внезапно пробудилась в ее обессиленном теле, не понимала тогда, чья воля позволила ей разорвать крепкие путы… Она не думала ни о чем, кроме одного: спасти ребенка, сохранить… Любой ценой.

 Что-то кричал ей потрясенный Нимрих – девушка не слушала. С отчаянным криком бросилась она наперерез двум остервеневшим охотникам… и успела – успела раньше них. Руки ее подхватили маленькое тельце, ощутили его тепло… И будто магический огонь пронзил Тайшу, согревая обветренную кожу, согревая душу, дотягиваясь до самого сердца…

 Но, слава небесам, девушка вовремя пришла в себя. Два человека были совсем близко…

 Но Тайша увильнула от них, и мужчины, не успев отреагировать, обрушились друг на друга. Завязалась драка, брызнула темная, почти черная кровь…

 Тайша крепко зажмурилась, крепче прижав ребенка к груди, и побежала…

 И спаслась, хранимая чьей-то милосердной рукой.

 - Знаешь, я верю, что это ты оберегал меня, мой маленький ангел.

 Пятилетний мальчик удивленно посмотрел на нее прелестными карими глазами, в которых Тайше виделись глаза ее брата.

 - Но ведь я не ангел, - сказал он, хлопая ресницами. – Я человек.

 - Не спорь, ты маленький ангел в облике человеческого ребенка, - рассмеялась Тайша, легонько щелкнув его по вздернутому, покрытому веснушками носу. – А теперь тебе пора укладываться в свою постельку, ведь даже ангелам нужен сон.

 И она заботливо уложила ребенка в кровать, тихо напевая старую колыбельную, а за окном успокаивающе шелестели сады Алькаола… Когда же мальчик заснул, девушка осторожно наклонилась к нему, поцеловала в высокий светлый лобик и прошептала:

 - Сладких снов, Сильфарин, Возрожденный…

 Мне было одиннадцать лет, когда я сбежал из дома Тайши и в спешке покинул Алькаол.

 Почему сбежал?

 Она не хотела отпускать меня. Наверное, потому что ей казалось, будто бы во мне живет душа Инзала, покинувшая его умершее тело и заключенная в мое в момент моего рождения.

 Но я все-таки убежал, потому что должен был искать, чтобы найти.

 А искал я Свет, чтобы подарить его людям.

 Разве не в этом заключалась последняя воля твоего брата, милая Тайша?

 Так начался мой путь…

 

Глава 1

 Огонь, потрескивающий за каминной решеткой, отбрасывал на стены пляшущие блики.

 - Плохое у меня предчувствие, Ругдур. Ох, плохое… - Нейлан отпил из кружки и со вздохом поставил ее на стол.

 В просторном зале таверны в тот тихий вечер было почти пусто: все разбежались по домам, чтобы как следует подготовиться к завтрашнему празднику. Хозяин у стойки совсем приуныл и лениво протирал чистые тарелки. Время от времени он широко зевал, отгонял от прилавка одинокую, но назойливую муху и невесело поглядывал на двух товарищей за дальним столиком.

 Ругдур, темноволосый и широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, нахмурился и почесал подбородок. На суровом лице его, словно вытесанном из камня, подрагивали тени.

 - Ты о чем, друг?

 - О завтрашнем торжестве, - отвечал Нейлан. – Не по душе мне эта затея: нутром беду чую.

 Ругдур негромко рассмеялся, хлопнул приятеля по плечу и подлил ему еще вина.

 - Да брось ты, старина. У вождя наследник родился, радоваться надо, веселиться! Чего в этом плохого?

 - Уж больно пышной, кажись, будет ярмарка, - не унимался Нейлан. – Не привлечь бы внимания нежданных гостей… Молодчики Хакриса рыскают неподалеку, прошаривают всю округу, а мы тут праздновать собрались.

 - Да ладно тебе, Нейлан, - улыбнулся Ругдур. – Тебя послушать, так лучше бы забиться в самый укромный уголок своей лачуги и сидеть там смирно, будто мышь. Никто из чужих к нам не сунется, вот увидишь.

 В этот момент громко и уныло скрипнула входная дверь, с улицы повеяло осенней сыростью. Порыв ветра ворвался в зал, и задрожали хрупкие огоньки свечей на столах.

 Нейлан, сидящий лицом к двери, чуть высунулся из-за плеча Ругдура и недобро усмехнулся.

 - Не сунется никто чужой, говоришь?

 Ругдур обернулся к выходу и внимательно рассмотрел вошедшего.

 Это был мальчик лет десяти, щуплый, худой и очень бледный. Темные волосы его чуть вились вокруг лица, а широко распахнутые глаза в полутьме казались совершенного черными. Он кутался в темно-зеленый, расшитый золотом плащ и невинно, совсем по-детски шмыгал носом, переминаясь с ноги на ногу у порога. Потом все-таки шагнул внутрь и осторожно прикрыл за собой дверь.

 Владелец таверны взбодрился, а мальчик тем временем подошел к нему, достал из дорожной сумки несколько монет и заказал себе ужин.

 - Тебя тревожит ребенок? – Удивленный Ругдур повернулся к столу. – На вид совсем безобидный паренек.

 Улыбка сама по себе стерлась с лица мужчины: слишком мрачный взгляд был у его старого друга.

 - А ты не подумал, что он тут делает в такой час? Почему один? Да и вообще… Я чую чужую кровь. - И Нейлан опустил глаза в кружку. – Разве не заметил?

 Ругдур покачал головой и присмотрелся к мальчишке, который уже успел сесть за стол в центре зала – самой освещенной части комнаты. Присмотрелся... и понял, что товарищ прав: что-то было неладно в этом пареньке. Одет, как вумианский принц, да еще как спокойно держится! А если заглянуть чуть глубже… Словно незримая таинственная аура окружала его, оплетала невидимой сетью, готовой пленить всякого, кто посмеет слишком сильно приблизиться к разгадке. Во всем облике посетителя чувствовалось нечто неестественное, неправильное, даже жуткое… Вот только Ругдур никак не мог понять, что же это было.

 Не мог. Но очень хотел. Поэтому отодвинул свой табурет, наклонился вперед, прищурился, стараясь все подметить, ни одной черточки не упустить… и вдруг отпрянул.

 У мальчишки не было родимого пятна на подбородке!

 Чужая кровь… Да, чужая.

 И все-таки… это был всего лишь ребенок.

 - Не возьму в толк, зачем нам его бояться, Нейлан. – Говоря так, Ругдур не сводил с непрошеного гостя взгляда.

 Нейлан протянул руку и одернул приятеля за плечо.

 - Не смотри на него так пристально, - прошептал он. – Сделай вид, что и не заметил вовсе его прихода. Может, скоро уйдет, кто знает… Вот так, друг… Послушай меня.

 Ругдур провел руками по лицу и отхлебнул из кружки – так, для успокоения. Он и сам не заметил, как его пальцы начали отбивать по столешнице барабанную дробь, а взгляд стал стеклянным и помутневшим. В голове было как-то пусто, и вдруг… И вдруг одна невесть откуда взявшаяся и совершенного абсурдная мысль настойчиво постучалась в его сознание: «Он пришел за мной».

 Почему Ругдур был так в этом уверен?

 Он сам не понимал.

 Просто знал, что на самом деле все обстоит именно так и никак иначе, что отныне, когда это уже свершилось, изменить ничего нельзя, что все уже давно предрешено. И может быть, сам не зная того, он все эти годы шел к сегодняшнему вечеру…

 Он пришел за мной…

 А может быть, и нет.

 - Я все же узнаю, кто он, - внезапно не выдержал Ругдур. – Должен узнать…

 - Да успокойся ты, друг! – зашипел Нейлан. – Сядь, прошу тебя. Ругдур! Куда ты? Стой!

 Но его товарищ уже стоял на ногах. Резко развернувшись, Ругдур решительно зашагал прямо к тому столику, за которым тихо и скромно сидел встревоживший его мальчик. Тот поднял голову, услышав стук сапог и скрип старого дощатого пола, и смело взглянул на мужчину.

 - Здравствуй, - поприветствовал юного странника Ругдур, садясь напротив. – Как тебя зовут?

 - Я Сильфарин, - негромко отозвался мальчик, ничуть не растерявшись. – А твое имя?

 - Ругдур, - он слегка наклонил голову и улыбнулся собеседнику. – Как тебя занесло в наши края?

 Вопреки его ожиданиям, ответ Сильфарина ничего толком не прояснил:

 - Я просто шел… Вот и добрался до этого места, - несколько задумчиво пробормотал мальчик. – Завтра передохну – и дальше пойду.

 Однако Ругдур не относился к числу тех, кто сдается без боя, едва натолкнувшись на сырые камни возведенных стен. Поэтому он не унимался:

 - А куда пойдешь?

 - Еще не знаю, - был ответ. – Вообще-то я ищу Свет. Не тот свет, который исходит от солнца. Другой. Который увидеть нельзя…

 Говорил Сильфарин совершенно серьезно.

 «Странное дитя, - подумал Ругдур. – Я бы даже принял его за ненормального, если бы не видел, какие у него умные глаза… Как будто дыхание степного ветра и рокот морских волн наполняют эту душу живой энергией, которая никогда не иссякнет…»

 - Кто ты, Ругдур?

 Вопрос мальчика застал его врасплох.

 - В каком смысле?

 - Я имею в виду: ты вумиан или нет?

 - Ах, вот ты о чем! – с облегчением воскликнул Ругдур и даже рассмеялся, на пару секунд обернувшись – проверить, что там делает Нейлан в другом углу таверны: тот сидел и исподлобья поглядывал на них. – Нет, малыш, какой же из меня вумиан? Вумианы маленькие, легкие, вечно молодые. А я… Видишь, я уже не похож на юношу, и жизнь моя прервется если не от меча, то от неминуемой старости. Я буду помощнее любого вумиана и не похвастаюсь хрустальным голосом да легкой поступью. Народ мой моложе и не столь опытен. Зато мы более выносливые и воинственные, ведь по преданиям старины создал нас и вдохнул, так сказать, в нас жизнь бог Вардван – покровитель воинов. Позволь представиться: перед тобою настоящий рельм.

 Глаза Сильфарина засияли от восторга.

 - Рельм? О, я слышал о рельмах от моей названной матери! – Мальчик улыбнулся. – Так вот вы, оказывается, какие… И все же ты чем-то похож на вумиана: у тебя тоже есть темное пятнышко под нижней губой.

 - Ах да. – Ругдур машинально схватился двумя пальцами за подбородок и дотронулся до небольшого черного пятна вроде родинки. – Говорят, это след дьявола, который тот оставил на нас еще при зарождении народов; отпечаток темной половины души, что живет в каждом и имеет право на существование; свидетельство того, что наши предки родились в этом мире. Но у тебя… у тебя такого пятна нет, дружище. И ты ведь тоже не вумиан, верно?

 Сильфарин резко выпрямился. Смотрящие на рельма глаза еще сильнее потемнели, а взгляд их стал твердым и блестящим, как алмаз.

 - Я бы сказал тебе, кто я, если б не знал, что ты мне все равно не поверишь.

 Ругдур улыбнулся, оперся руками о стол и подался вперед, так что лицо его оказалось на одном уровне с лицом мальчика.

 - А ты попробуй, вдруг поверю, - Он подмигнул Сильфарину одним глазом. – Я на своем веку, знаешь, как много успел повидать?

 Взгляд Сильфарина на краткое мгновение метнулся мимо Ругдура в сторону Нейлана, затем пробежался по залу, остановился на владельце таверны и вернулся к любопытному собеседнику.

 - И ты поверишь мне, даже если я скажу тебе, что я человек? – спросил мальчик.

 Ругдур рассмеялся и откинулся на спинку стула: раз этот паренек шутит, значит, можно расслабиться и не думать пока о том, кто за кем и зачем пришел.

 - Ну, такому-то я не поверю. Это уже чересчур неправдоподобно, малыш. Но что-нибудь, что смахивало бы на истину, проглочу запросто. Так что говори, не стесняйся.

 Сильфарин едва заметно улыбнулся, однако в выражении его лица было что-то такое, что напрочь отбило у Ругдура желание смеяться. С видом терпеливого учителя мальчик медленно произнес:

 - Как раз это я и хотел сказать тебе, Ругдур. Я человек.

 … Они смотрели друг другу в глаза и просто молчали. Блики от огня отражались в глубоких глазах мальчика…

 Только глаза ребенка могут так блестеть. Словно золотая чешуя морского змея, мелькающая в глубине океана, словно далекие огоньки от двух незатухающих факелов в ночи…

 Да только ночь скрывает многие тайны, незримые под покровом тьмы и исчезающие, словно дым, с приходом утра, а манящая глубина холодных соленых вод лишь тем, кто сгинул в ней навсегда, открывает путь к своим драгоценным сокровищам.

 И Ругдур смотрел на эти огоньки сквозь скрывающую их черноту, слыша зов темной тайны, боясь потянуться ближе к кромке воды и упасть в тихий омут, боясь протянуть руку и отдернуть черный полог ночи.

 Страшась увидеть за этим пологом то, что подтвердило бы заявление Сильфарина, Ругдур предпочел поверить ему на слово.

 Чужая кровь…

 Не зря он почувствовал это.

 - Но как? – очень тихо спросил рельм. – Как ты можешь быть человеком? Ведь люди… они…

 - Безумные и кровожадные создания, чья воля находится во власти мрака? – решительно закончил за смутившегося Ругдура Сильфарин. – Говори так, как есть, я не стремлюсь избежать этой правды.

 Ругдур прочистил горло и глубоко вздохнул.

 - Я верю тебе, друг. Но вот только ты совсем не похож на человека.

 - Потому что при рождении меня очистил Рунн, - объяснил мальчик. – Так мне рассказывала моя названная мать Тайша из народа вумианов.

 - Так вот почему у тебя нет того самого знака, - проговорил Ругдур, снова хватаясь за пятно у себя на подбородке. – Твои предки зародились за пределами нашей Вселенной…

 Сильфарин только кивнул.

 В наступившем молчании он решил доесть свой остывший ужин, а Ругдур снова обернулся в сторону Нейлана и, видя его угрюмое и в то же время удивленное лицо, с улыбкой показал ему большой палец, хотя смутное чувство все же оставалось в его душе.

 То ли тревога, то ли приятное волнение…

 «Мне все равно», - подумалось Ругдуру, и он посмотрел на мальчика, который закончил свой ужин и теперь выжидающе разглядывал рельма.

 И кто это потянул Ругдура за язык рассказать гостю о приближающемся торжестве?

 - Завтра мы, рельмы, устраиваем ярмарку в честь рождения Алиата, сына нашего вождя. Думаю, тебе будет интересно посмотреть на все это, маленький странник, прежде чем ты пойдешь дальше искать свой незримый Свет.

 Сильфарин улыбнулся.

 - Спасибо, Ругдур, я обязательно приду на ваш праздник. Только ответь мне сейчас на один вопрос…

 - Говори.

 - Скажи: почему у меня такое предчувствие, что я тебя еще увижу и что ты… со мной как-то связан?

 Молодой рельм едва удержался от того, чтобы не брякнуть: «Я могу задать тебе тот же вопрос, малыш». Однако вместо этого он просто пожал плечами:

 - Затрудняюсь ответить. Кто его знает?

 И он выдавил натянутую улыбку.

 - Может быть, это чья-то светлая рука вела меня в эту таверну? – задумчиво произнес Сильфарин.

 - Может быть, - отозвался Ругдур. – Знаешь, не надо об этом думать. Над нами, маленькими земными созданиями, столько небесных сил… Тут состаришься, пока разберешься, что куда тебя привело. Не знаю, кто руководит мной – я просто стараюсь жить так, как мне кажется правильным на данный момент. Здесь и сейчас. Понимаешь?

 Мальчик заглянул ему в глаза.

 - Ты без страха и сомнений ступаешь на тот путь, который предлагают тебе небеса. Возможно, именно поэтому ты и был послан мне…

 Рельм вздрогнул и почувствовал, как замерло сердце в груди.

 Он пришел за мной.

 Почему Ругдур был так в этом уверен?

 Может быть, потому что так ему сказали глаза человека?

 Нет. Не надо об этом думать. Не надо…

 Ругдур оперся руками о стол и поднялся.

 - Тебе есть где переночевать-то, малыш?

 - Нет, но я найду…

 - Ясно. Пошли.

 

Глава 2

 Утро выдалось превосходное. Прибывший на пиршество ветер легкими стопами пробежал по высокой траве, пригибая ее к земле, разогнал облака и взмыл в прозрачную голубую высь – туда, где жаворонки, вестники солнца, заливались дивным пением, встречая рассвет. Первые лучи заскользили по осеннему багрянцу и золоту листвы, и невысокие деревянные дома как будто открыли глаза после сна, когда пробудившиеся рельмы начали открывать ставни навстречу утру. Деревня понемногу оживала.

 В нескольких милях от нее, на холме, возвышались каменные стены крепости Аруман, той самой, где вождь рельмийского народа – Колириан Нантестер – построил свой роскошный дворец. Именно вокруг Арумана появлялись первые селения рельмов в те времена, когда народ этот только начинал осваивать искусство строительства. Теперь же границы тех земель, что были подвластны Нантестеру, значительно расширились, а потому лишь немногие, те, что жили ближе к центральной крепости, подоспели к началу знаменательной ярмарки.

 В то утро ворота Арумана были открыты для всех: настолько велика была радость Колириана, что он позволил себе забыть даже о вражде с Хакрисом, вождем крихтайнов, что откололись от союза рельмов шесть лет назад. В то утро не хотелось думать о прошлом: рождение еще одного Нантестера положило начало новой дороги – дороги вперед.

 Многая лета царевичу Алиату!

 Пришли в Аруман и Низшие – сатиры, нимфы и прочие лесные существа, населяющие материк, но не имеющие государства. С древнейших времен Низшие расы жили на землях, принадлежащих Высшим, а потому подчинялись чужим владыкам, и лишь огромный Рионский лес на западе, не тронутый топорами вумианов и рельмов, еще удавалось им удержать за собой.

 С утра Ругдур охотно отвел своего нового знакомого на ярмарку в Аруман. Нейлан идти отказался, сославшись на какие-то неотложные дела, а жена Ругдура вместе с девятилетней дочерью еще накануне вечером отправилась к месту пиршества, чтобы подготовить палатку для продажи рукодельных безделушек.

 - Ну, все, малыш, пришли, - выдохнул Ругдур, как только они с Сильфарином ступили в город. – Теперь иди куда захочешь и смотри на что вздумается: сегодня ничего не запрещено. А я тебя покидаю. Пойду-ка, поищу своих.

 Мальчик был удивительно спокоен и только коротко кивнул своему проводнику:

 - Спасибо, Ругдур.

 С вечера он больше ничего не говорил о своем смутном предчувствии и не звал нового друга за собой на запад. А всю ночь спал спокойно и крепко, как и положено детям его возраста. Так что Ругдур уже начинал потихоньку поругивать самого себя за преждевременную панику.

 Быть может, ему все это только почудилось?

 Быть может, во всем виновато проклятое вино?

 Или просто сырость осенней ночи…

 Теперь Ругдур успокоился, помахал Сильфарину рукой, развернулся…

 В самый последний момент ему показалось, что сверкнули под полуопущенными веками мальчика два луча из света и стали. Будто два клинка.

 Показалось…

 Или нет?

 Оборачиваясь, Ругдур не успел толком разглядеть, а оглядываться… Нет, нельзя оглядываться.

 И рельм зашагал прочь от Сильфарина, стараясь думать лишь о том, как приятно проведет сегодняшний день.

 Лишь в самом дальнем и темном закоулке его сознания все еще билась умирающая мысль: глупец, зачем ты убегаешь от судьбы?

 Но Ругдур не слышал этого вопроса.

 Или просто не хотел слышать.

 «Сегодня я буду веселиться», - сказал себе он.

 К полудню ярмарка была в самом разгаре. На улицах города стоял гвалт: продавцы за прилавками зазывали покупателей и расхваливали свои товары; смеялись, пели и кричали дети, и лаяли, заигрывая с ними, собаки; галдели неутомимые скоморохи, а важные герольды на каждом углу возвещали: «Слава благородному роду Нантестеров!» Все вокруг пестрело самыми необыкновенными красками. Пахло лошадьми и яблоками.

 Рельмы с Сильфарином были добры, приветливы и, похоже, не замечали больше его главного «уродства», к тому же Ругдур предусмотрительно подарил мальчику тонкий шарф – прикрыть подбородок. Одна добрая девушка (на вид настоящая леди), угостив юного странника фруктами, сообщила ему, что ближе к вечеру на главной площади города будет настоящий бал, и вождь Колириан с супругой Минниан вынесут из дворца своего новорожденного сына, будущего вождя.

 Впервые Сильфарин оказался в таком большом и шумном городе. Бродя по его улицам, мальчик невольно сравнивал Аруман с Алькаолом, а рельмов – с вумианами. Спокойствие и красота фистамандских пейзажей – дивных садов, где веет приятной прохладой, живописных озер и древних лесов – навевали ему светлые воспоминания из детства и грели душу магическим теплом. И все же восхищали и манили за собою маленького пилигрима дикие степи, где гуляет вольный ветер, грозные глазницы бойниц, и непреклонность высоких крепостных стен, и величие замков, и веселые бравые песни удивительных и незнакомых ему рельмов…

 Сильфарин сидел на деревянной лавке и наблюдал за представлением, которое устроил на площади возле фонтана старый бородатый рельм в пестром шутовском костюме. На обеих руках его вместо перчаток сидели две самодельные куклы. Голос артиста звучал пронзительно и скрипуче, и, словно споря с ним, едва слышно звенели хрустальные бубенцы на трехцветном колпаке.

 - Привет тебе, юный пришелец из Фистаманда, - раздался приятный голос прямо над левым ухом Сильфарина, и мальчик вскинул голову.

 Перед ним стоял юноша лет двадцати, смуглый, темноволосый, с крупными чертами лица. Приветливая улыбка. Точка на подбородке – черная, как и у всех. Но глаза… Зрачки цвета аметиста, только какие-то мутные – и без черного хрусталика. Под их тусклым взором Сильфарин поежился.

 Рельм? Скорее всего…

 Но не вумиан.

 Определенно не вумиан.

 - Здравствуй. – Придя в себя, Сильфарин внимательно рассмотрел незнакомца.

 На нем была накидка из грубой полосатой ткани, которая обхватывала шею треугольным вырезом, ложилась на плечи и ниспадала почти до колен. Из-под нее выглядывали только светло-серые рукава рубахи да темные брюки, заправленные в высокие сапоги. Медный обруч обхватывал голову юноши, переливаясь на лбу в лучах солнца и пропадая в густых кудрявых волосах. Странно… Примерно так были одеты западные сородичи Тайши, которых Сильфарин видел в старых книгах, пока рос в Алькаоле. На правом плече незнакомца висела видавшая виды дорожная сумка. Сняв ее, странник присел на рядом и устремил взор на представление кукольника-шута, будто и забыл вовсе о мальчике.

 А Сильфарин продолжал упорно, с интересом разглядывать его лицо, ожидая, что он повернется.

 - Как ты понял, что я из Фистаманда?

 Юноша приподнял уголок губ и спокойно ответил, не глядя на соседа:

 - По тебе сразу видно.

 - Сразу видно? Почему?

 Незнакомец не удосужился растолковать, только по-прежнему загадочно и хитро улыбался.

 Некоторое время оба молча наблюдали за тем, что происходило у фонтана. Кукольник окончил очередную пьесу и, в который раз раскланявшись перед зрителями, объявил о начале новой.

 - Лишь одного я не могу понять… - внезапно сказал юноша, глубоко задумавшись, и словно обращаясь к кому-то третьему. – Нет родинки… Интересно, почему? Возможно, он из другого измерения: учитель ведь говорил об иных, далеких мирах…

 Рука сама по себе метнулась к шарфу – на месте. И подбородок закрывает. Так откуда…?

 - Откуда тебе это известно? – с легким привкусом вызова.

 Незнакомец наконец-то повернулся лицом к мальчику и слегка прищурился, словно пытался пронзить его взглядом. Да, тут и в самом деле нетрудно поверить, что такой всего тебя насквозь видит своими блеклыми глазами.

 - Надеюсь, ты не будешь это отрицать, юный Сильфарин…

 - Откуда…

 - Интересное у тебя имя… Если я не ошибаюсь, в переводе с древнего хифиса, которым давно перестали пользоваться вумианы, оно означает «возрожденный». Вумианское имя у существа без родимого пятна? Впервые встречаюсь с этим… Хотя… Ведь ты пришел из Фистаманда…

 - Да, я не вумиан, так же, как и ты, - смело прервал эти рассуждения Сильфарин. – Ты, я вижу, многое обо мне знаешь, зато я совсем ничего не знаю о тебе.

 Странный юноша снова улыбнулся, как будто вопрос пришельца из Фистаманда рассмешил его.

 - Я Альдер из народа крихтайнов, - наконец-то представился юноша.

 - То есть ты не рельм?

 - Ну… Вообще-то рельм. Только теперь нас так уже не называют. Крихтайны – это рельмы-отступники. Должно быть, ты уже слышал историю о том, как союз всех рельмийских племен развалился на две части?

 - Слышал. Ты пришел сюда один?

 - Увы, нет. Со своим покровителем. Вассал вождя Хакриса, князь Файлис, нашел меня два месяца назад в пустыне Тарину, где я умирал от укуса ядовитой змеи. Его лекарь вылечил меня, а сам Файлис взял меня в свой отряд, чтобы я предсказывал его судьбу и советовал, как лучше поступить. Князь властен и вспыльчив, но мне его гнев не грозит, пока я справляюсь со своей задачей. Однажды я не позволил ему проехать по мосту над пропастью. Файлис отправился окружным путем, а его друг, что не пожелал слушать меня, со своей дружиной сгинул: мост обрушился под ними. Впрочем, моей заслуги в спасении князя нет. Своим умением я обязан Великим, у которых учился.

 - Великим? – не понял Сильфарин.

 - Да… - В голосе Альдера мальчику послышался благоговейный восторг. – Великим вумианам. Так называют их поколение. Я много лет учился у них… И ты когда-нибудь тоже будешь учеником Великого, вот увидишь.

 - Почему ты так в этом уверен? – нахмурился Сильфарин.

 - Просто потому что знаю… - Крихтайн положил руку ему на плечо. – На запад. Иди на запад. Они – там… Они покажут тебе дорогу к тому, что ты ищешь.

 Сильфарин больше не смотрел на своего собеседника. Он отвел глаза в сторону, чтобы скрыть от него свое волнение, чувствуя, как трепещет сердце, словно птица с пробитым крылом, как выталкивает из себя кровь неровными мощными толчками… и замирает, чтобы в следующее мгновение забиться вновь – как будто в последний раз.

 Теплая, даже горячая ладонь с плеча мальчика переместилась на лоб.

 - Успокой свою душу…

 И – странно – но волнение тут же ослабло. Словно луч солнца, пробившись, сквозь тучи, упал на поверхность бушующих волн, и стих ураган.

 - Спасибо, - искренне поблагодарил Сильфарин.

 - Не стоит, мой друг. Знаешь, уж больно солнце печет твою голову, пойдем-ка под вон тот навес, укроемся в тени от палящих лучей.

 Справа от них действительно виднелся навес, где спасались от жары две пожилые женщины с маленькими внучатами. Когда подошли Сильфарин и Альдер, они что-то увлеченно обсуждали, однако замолчали при виде странной парочки. Мальчик успел расслышать только отдельные слова: «вождь», «радость» и «Алиат».

 К его удивлению, Альдер подошел к женщинам, низко поклонился и поздравил с праздником, добавив что-то про то, что даже крихтайны радуются вместе с рельмами, несмотря на натянутые отношения между двумя этими народами.

 После его слов женщины смягчились, расслабились и возобновили свой разговор.

 Однако беседа их вскоре вновь была прервана, на этот раз громким лошадиным ржанием и цокотом копыт. Надо сказать, что копыта эти были как раз не лошадиными: какой-то старый сатир притащил с собой под навес прекрасного вороного жеребца. Красавец-аргамак рвался на волю, грозясь вырвать из обманчиво слабых рук старика веревку, которая петлей была накинута на сильную мускулистую шею. Как ни странно, его подковы не издавали совсем никаких звуков! Зато сатир топтался на месте своими раздвоенными копытцами, пока пытался привязать коня к столбу, что ему, не без труда, но все-таки удалось.

 Вокруг них тут же начали собираться рельмы и остальные гости Арумана.

 - Красавец, правда? – прошептал Сильфарину молодой крихтайн.

 Мальчик только кивнул, не отрывая зачарованного взгляда от благородного скакуна. Что-то сжалось в комочек у него в груди: не мог он спокойно смотреть, как тщетно пытается пленник освободиться от крепкой веревки.

 - Почем ты продаешь этого коня, старик? – крикнул кто-то из толпы, и через несколько мгновений вперед выступил важный рельм в богато расшитом камзоле.

 Сатир вскинул рогатую голову и рассмеялся.

 - Почем продаю? – переспросил он. – Да я отдам его тебе даром, но только если ты сумеешь его обуздать, благородный господин!

 Гнев промелькнул в глазах мужчины, на скулах вздулись желваки.

 - Как смеешь ты разговаривать со мной таким тоном, Низший? – вскричал он. – И как смеешь сомневаться в моем умении ездить верхом?

 И он принялся расстегивать пряжки своего камзола, под которым была лишь тонкая белая рубашка. Видимо, презрение в голосе старого сатира ох как сильно задело самолюбие «благородного господина», а задетое самолюбие для таких сильнее страха.

 Из толпы выступил еще один молодой рельм, и его звучный смех остановил первого.

 - Побереги себя, князь Файлис. Слишком легко ты позволил бедному старику играть тобой. А вдруг он намеренно подзадоривает тебя со злым умыслом, а? – С этими словами рельм подмигнул сатиру, причем даже и не думал этого скрывать. – Эх, стыдно, стыдно, князь… Я вот готов поспорить на все свое состояние, что ты не сможешь справиться с этим жеребцом.

 На этот раз рассмеялся Файлис.

 - Хочешь сказать, Йанрек, что ты сможешь это сделать? – спросил он с вызовом.

 Однако рельм оставался спокоен. Раззадорить его подобным замечанием не удалось.

 - Я и не подумаю садиться на него, - твердо заявил Йанрек. – Где это видано, чтобы рельм седлал вороного? Только великому Вардвану под стать ездить верхом на конях цвета ночи. Только он имеет право, а я не хочу навлечь на себя гнев своего бога. Нет, рельмы не садятся на вороных. И крихтайнам не советуют.

 Глаза его по-прежнему смеялись.

 - Ты просто суеверный трус! – гордо вскинул голову Файлис. – А я не боюсь вашего Вардвана, ибо его не существует! – Он огляделся. – Где мой провидец? Альдер!

 Юноша хлопнул Сильфарина по плечу то ли в знак прощания, то ли что-то еще имея в виду, и поспешил к своему господину.

 - Я здесь, мой князь! – громко отозвался он. – Ты желал видеть меня?

 - Да, черт возьми! Желал. Где тебя носит, провидец? Скажи мне, ждет ли меня удача с этим конем?

 Приложив скрещенные ладони к груди, Альдер поклонился своему покровителю и повернулся к вороному, который продолжал биться и вырываться из петли, сопровождая это звонким ржанием.

 Молодой крихтайн закрыл глаза.

 Потом снова открыл.

 Глубоко вздохнул.

 И наконец, произнес, глядя прямо в глаза Файлису:

 - Увы, мой князь, мое сознание натыкается на незримую преграду, или же кто-то сегодня бросает мне пыль в глаза… Но таинственный дух оберегает этого коня, и дух этот сильнее меня. Я ничего не могу сказать тебе.

 Лицо Файлиса вспыхнуло, но лишь на мгновение. В следующий миг он решительно сбросил с плеч свой камзол и бросил его в лицо Альдеру. Молодой провидец ловко схватил его на лету и с невозмутимым видом стал наблюдать за князем.

 - Я не боюсь таинственных духов, - молвил Файлис и крикнул сатиру: - Отвяжи своего коня, старик!

 Низший с подозрительно покорным поклоном выполнил приказ и угодливо улыбнулся крихтайну.

 - Не прикажешь ли подать тебе недоуздок, седло и кнут, благородный господин?

 Надменный и самоуверенный Файлис лишь отмахнулся от сатира и с ловкостью дикой кошки вскочил на спину лошади, схватив ее за длинную шелковистую гриву. В тот же миг вороной заржал пуще прежнего и встал на дыбы, ощутив на себе тяжесть чужого тела и пытаясь сбросить слишком смелого седока. О пленившей его веревке, которая путалась между стройных ног, конь тут же позабыл. Все внимание его теперь было переключено на ненавистное ему создание, которое посмело оскорбить лошадиную честь.

 Файлис пока держался. Но только пока. По крайней мере, даже неопытному глазу было видно: он прилагает огромные усилия, чтобы не сорваться на землю, а об укрощении уж не было и речи.

 А вороной неустанно вставал на дыбы, подбрасывал вверх свой круп и то и дело мотал головой, стремясь вырвать гриву из рук крихтайна. Ни на секунду он не успокаивался, не жалея ни себя, ни своего укротителя…

 Никто… Никто не сможет меня сломать…

 Наверное, он так думал.

 - Держись, держись, благородный Файлис! – от души рассмеялся рельм Йанрек, и многие его сородичи подхватили этот веселый смех.

 Именно в этот момент Файлис не выдержал и упал на землю, а вороной с победным ржанием развернулся к нему, чтобы навсегда отбить у крихтайна охоту укрощать жеребцов самого Вардвана. Из ноздрей коня валил пар. С трудом поднявшись, князь едва успел унести ноги от разъяренного не на шутку животного.

 Рельмы, наблюдавшие эту сцену, ликовали: Файлис был унижен и наказан за чрезмерную самоуверенность. Не глядя на смеющегося Йанрека и на сатира, который умудрился поймать конец веревки, но так и не сумел снова привязать черного пленника к столбу, князь резким движением выхватил из рук Альдера свой камзол и с негодованием бросил:

 - Идем отсюда, провидец.

 Однако юноша не сдвинулся с места, и ничто, даже гнев господина, не могло заставить его пошевелиться. Глаза его затуманились еще сильнее, лицо будто окаменело, и лишь губы едва слышно произнесли:

 - Представление еще не окончено.

 - Что? – грозно отозвался Файлис, оборачиваясь на его слабый голос. – Ты смеешь перечить мне, тому, кто спас тебе жизнь?!

 - Я трижды возвращал тебе долг, князь, - спокойно сказал Альдер, глядя почему-то на небо. – Я ничем тебе не обязан.

 Файлис, видимо, в гневе хотел прокричать ему что-то еще, но в это время кто-то из рельмов вдруг воскликнул:

 - Эй! Посмотрите-ка, что делает этот странный паренек! Вот чудеса!

 Вассал Хакриса обернулся на голос и потому не увидел на лице своего провидца торжествующей улыбки.

 Пока все наблюдали за ссорой князя крихтайнов с чудаковатым ясновидящим юношей, никто, кроме старого сатира, не видел, как Сильфарин, вынырнув из толпы, подошел к столбу и встал прямо напротив резвого вороного. Тот заржал, однако не испугал этим мальчика: вместо того, чтобы отступить, юный человек сделал решительный шаг вперед и положил детскую ладонь на морду коня.

 - Здравствуй, посланец Вардвана, - прошептал Сильфарин, глядя прямо в самую глубину темно-карих глаз, обрамленных длинными ресницами. – Я не причиню тебе вреда. Тише… тише… тише…

 Вороной замолчал, перестал беспокойно топтаться на месте, больше не вырывался из рук сатира и наклонил голову перед мальчиком.

 Именно тогда на них и обратили внимание.

 - Отпусти веревку, старик, - спокойно велел Сильфарин сатиру, который почему-то с умилением улыбался и выглядел самым счастливым существом на свете. – Дай ему волю.

 Сатир с удовольствием сделал так, как сказал Сильфарин, и тут же отступил назад. Вороной не шелохнулся, и мальчик, одной рукой поглаживая его по морде, другой осторожно снял петлю с лошадиной шеи. Конь с наслаждением потряс головой.

 - Так намного лучше, правда? – тихо рассмеялся Сильфарин и тут изумился: благородный жеребец повернулся к нему левым боком, словно приглашал сесть верхом.

 По доброй воле.

 Как равному.

 Как другу.

 Сильфарин с радостью сел был на спину такому красавцу… Да вот беда – больно высоко.

 Ему бы немного побольше роста…

 Без всякой надежды на успех, мальчик просто положил руки на вздымающийся от ровного дыхания бок лошади и погладил лоснившуюся черную шерсть…

 И вдруг понял, что чьи-то руки отрывают его от земли и поднимают выше. Повернул голову – и увидел все еще улыбающегося сатира, который обнаружил большую силу, несмотря на свой солидный возраст.

 Хотя кто их знает, этих сатиров? Может, они все такие? Внешность обманчива.

 - Я подсажу, дружок. – Старик подмигнул мальчику, и через пару секунд Сильфарин уже сидел на спине вороного, а по толпе прошелестел вздох восхищения.

 Кто-то даже зааплодировал.

 Вороной стоял смирно, только слегка покачивал головой вверх-вниз. Наклонившись, Сильфарин улыбнулся и крепко обнял его за шею, с наслаждением закрыв глаза.

 - Теперь он твой, мальчик, - сказал сатир. – Забирай его себе.

 - Правда? – обрадовался Сильфарин.

 - Конечно. Он теперь ни за кем, кроме тебя, не пойдет.

 - Как ты умудрился поймать его?

 Сатир хмыкнул.

 - Только одни существа способны с легкостью отлавливать таких красавцев. Не знаешь? Нимфы. Они любое животное очаруют и подчинят себе. Вот одна из нимф нашего дружка и поймала… Зато у меня были семена редчайших цветов – уринмиэля. Это единственная штука, которую лесные девицы любят больше всего на свете. Ну, мы и поменялись. Девочка была неописуемо счастлива. А я-то как был рад! Думал: продам в Арумане. А конь, вишь какой – норовистый. Вот я и решил: отдам тому, что сможет с ним сладить.

 - А у него есть имя? – спросил мальчик.

 Старик пожал плечами и ответил:

 - А кто его знает? Может, и есть. Я даже и не задумывался.

 Тем временем к ним подошел провидец Альдер.

 - Его зовут Тенкиун, - негромко сказал крихтайн. – Означает «Огненный Ветер».

 Сказав так, он улыбнулся и похлопал жеребца по шее.

 «Откуда ты знаешь, Альдер?» - хотел спросить его Сильфарин, и тут вспомнил, что нет смысла задавать подобные вопросы ученику Великих.

 На униженного Файлиса больше никто не обращал внимания, и лишь немногие мельком отметили, что он набросил на плечи камзол и, с негодующим видом сплюнув в пыль, исчез в толпе зевак.

 

Глава 3

 Ночь залила высокое небо темным ультрамарином, набросила серебристую вуаль из звезд, усыпала легкими перьями серых облаков, замерла… Только ветер разгулялся в степи, и море трав нашептывало земле колыбельную осени.

 В деревне было тихо: мужчины остались в крепости смотреть на Алиата, и вернулись сюда только женщины с маленькими детьми да старики, побежденные усталостью. Сон бродил между домов, укутанных в темные рясы, и лишь в немногих окнах еще брезжил свет.

 Сильфарин с Тенкиуном забрались в заброшенный кем-то сарай, и там мальчик уселся на подстилку из высохшего, разбросанного по земле сена. Вороной потряс гривой, фыркнул, отгоняя от ноздрей ночных мошек, и склонил к юному хозяину голову, заглядывая прямо в глаза, будто изо всех сил стараясь сказать что-то. Сильфарин протянул руку и убрал с его носа шелковистую челку.

 - Что мне делать, Тенкиун? – прошептал мальчик. – Идти ли на запад?

 Конь моргнул. Еще и еще.

 Тайша говорила, что если лошадь моргает, значит, она думает…

 - Мне почему-то кажется, что ты знаешь, как мне быть. – Сильфарин погладил друга по шее. – Как жаль, что ты не можешь сказать…

 Тенкиун подошел еще ближе. Вернее, даже подплыл, плавно, бесшумно, как призрак. Может, он и в самом деле явился на землю из золотых конюшен Ханмара?

 В больших карих глазах жеребца отражалось чуть ли не отчаяние.

 - Ну, прости, прости меня, друг. Прости, что не могу понять. Я стараюсь… Правда, стараюсь.

 Изящная черная морда, такая гладкая, такая приятная наощупь, опустилась ниже, нежно подтолкнула мальчика в живот, в плечо… Из мощной, раздувающейся подобно гончарным мехам груди вырвался тяжелый вздох.

 - Ну-ну! Похоже, я начинаю… понимать. Ты чудо, Тенкиун. Ты просто чудо! Пойдем на запад?

 Ему показалось, что вороной кивнул. Счастливая, искренняя улыбка озарила лицо мальчика, он вскочил на ноги и крепко обнял коня за шею.

 - Все будет хорошо… Мы найдем Свет Рунна и подарим его людям. А потом вернемся домой, к Тайше. Все будет хорошо…

 В ту ночь Сильфарин на самом деле верил – по-настоящему верил, что все будет именно так.

 Он закрыл глаза, расслабившись и наслаждаясь теплом, исходящим от сильного тела Тенкиуна. И выкинул из головы посторонние мысли – до завтрашнего утра. Но вороной… В какой-то момент Сильфарин осознал, что вороной предельно напряжен, и отступил на два шага.

 - Что такое?

 Конь беспокойно повел острыми ушами, тряхнул хвостом и застыл, превратившись в живую статую. Мальчик насторожился и начал прислушиваться к тишине. Или…

 Сквозь безмолвие темной ночи пробивался едва уловимый звук…

 Треск.

 Сено. Бревна.

 Огонь.

 Пожар…

 Тенкиун громко заржал, обошел Сильфарина и головой подтолкнул того к выходу из сарая. Мальчик выскочил во двор, и увидел, как полыхает соломенная крыша соседнего дома, как пламя перекидывается с одной хижины на другую, как выплевывает оно кровавые искры в черноту невозмутимого неба… И едкий дым, от которого слезились глаза и сотрясался воздух, заполнил ноздри запахом ненависти с горьким оттенком страха.

 Из охваченного огнем дома напротив выбежал старик. Его жилистые руки вцепились в рукоять большого старинного меча – слишком большого, слишком тяжелого… Рядом со старцем тут же появился подросток с кривыми вилами наготове.

 - Крихтайны! – Какая-то женщина, сжимая в руке кинжал, встала подле Сильфарина и обхватила его за плечи. – Отойди подальше от зданий!

 - Это крихтайны! – пронзительно закричали откуда-то издалека.

 - Тенкиун! – Сильфарин вновь прижался к скакуну, чувствуя, что дрожит, и стыдясь этого. – Тенкиун…

 Он окинул быстрым взглядом старика, женщину и мальчика. Там где-то были еще защитники. Много ли? Вряд ли. Да и какие же это были защитники перед лицом алчущих крови воинов князя Файлиса?

 А это были именно они, Сильфарин не сомневался.

 Снова заржал Тенкиун, приподнимаясь на задних ногах, кружа возле хозяина. Он звал…

 - Нет, дружок, мне не забраться на тебя, - покачал головой мальчик. – Я не…

 Чье-то мощное тело обрушилось на него всей своей тяжестью. Сильная рука, сорвав шарф, подаренный Ругдуром, обхватила шею, мозолистая ладонь, пропахшая потом, зажала рот. Сдавленно крикнув и судорожно втянув носом воздух, Сильфарин забился в сдавливающих его грубых объятиях, пытаясь вырваться, но его отчаянные попытки не принесли плодов. Ноги мальчика уже оторвались от земли…

 Взметнулась черная грива, сверкнули золотые подковы…

 Удар – и хватка ослаблена. И оба – человек и крихтайн – падают на землю.

 «Тенкиун, - мелькнула мысль. – Он спасет меня…»

 Нужно было только подняться – подняться быстрее, чем сделает это воин.

 Сильфарин уже не видел, что произошло с его товарищами по несчастью – не видел их крови, не слышал их криков. В глазах после падения запестрели темные разводы, голова кружилась из-за дыма. Двигаясь, как в тумане, не осознавая всего происходящего и подчиняясь скорее телу, чем сознанию, мальчик все-таки поднялся…

 Да-да, надо встать! Встать и бежать.

 Тенкиун! Где же он?

 Пальцы крихтайна сомкнулись на лодыжке. Рывок. Падение. Кровь на разбитых губах и во рту. Кровь из носа.

 И боль.

 Кто-то поднял его. Горячее дыхание обожгло ухо, низкий голос со злостью выплюнул:

 - Попался, звереныш... Думал убежать от Лоугара? От меня не спрячешься даже в аду!

 Сильфарин еще мог понимать, что его куда-то тащат. Он видел, как все жарче разгорается огонь, как бегут куда-то облаченные в сияющие кольчуги ратники Файлиса… И словно на него вдруг вылили целое ведро ледяной воды: до ушей донеслись, наконец, стоны умирающих и крики тех, кого погребли под собой обрушившиеся крыши.

 И лошадиное ржание.

 Мальчик все-таки успел увидеть Тенкиуна: на шее вороного опять была петля. Но спустя какое-то мгновение он изо всех сил ударил копытами одного из пленивших его крихтайнов, второго, третьего… и вырвался, победоносно тряхнув гривой.

 - Беги, Тенкиун! Бросай меня, беги! – из последних сил закричал Сильфарин.

 - Молчать! – гаркнул крихтайн Лоугар. – Думаешь тебе сойдут с рук твои злодеяния, жалкий чертенок? Мы все знаем! Ты варвар, ты дикарь. Ты – человек! Люди разорили наши поля, люди убивали наших мужчин, женщин и детей, люди – настоящие звери! Вы за все, за все нам заплатите! Слышишь, тварь? Мы весь Восток затопим вашей кровью!

 Тьма мощной волной накатила на Сильфарина, и он потерял сознание.

 Было уже слишком поздно.

 Утренний свет пробиваться понемногу сквозь хмурые серые тучи и открывал взору страшную картину разоренной и сожженной деревни.

 Слишком поздно. Мужчины вернулись слишком поздно…

 Проклятые крихтайны… Тогда, шесть лет назад, они заявили, что отрекаются от Вардвана, и, обратившись к богине Руанне, создали новое племя. Ушли.

 И Колириан отпустил. С горечью, с негодованием, затаив обиду – но все же отпустил, проглотив собственную гордость, стерпев смертельное оскорбление…

 Позволил уйти.

 А они… они спрятались, схоронились на юге, среди песчаных барханов, накопили силы – и ударили. И началась война – война двух мелких религий, что родились из одной, некогда единой. И рельмы впервые пролили на алтарь Вардвана кровь своих братьев.

 Война эта так и не закончилась, как никогда не закончится и соперничество двух богов за право обладать Небесным Мечом. Только спустя три года после своего стремительного начала она поутихла, в конце концов вылившись лишь в мелкие стычки и набеги крихтайнов на рельмийские деревни. За последний год эти набеги почти прекратились, и Колириан уже начинал надеяться…

 Так почему же опять? Почему? За что?

 И вот теперь – еще одна деревня. Еще одна жертва…

 … От деревянной изгороди остались лишь обугленные обломки, на почерневшей земле, испещренной многочисленными следами тяжелых сапог, валялась убитая коза. Какой-то бродячий пес с покалеченной передней лапой с опаской обнюхивал ее и тихо скулил. Дом был разрушен до основания, и над ним тонкой струйкой все еще поднимался темно-серый дым.

 - Нет. Нет. Нет! – шептал Ругдур, стоя перед этим ужасным нагромождением почерневших досок и глотая слезы. – Только не это, господи…

 Он хотел подойти ближе, убедиться, что ИХ тел нет под этой страшной кучей. Возможно, они смогли убежать, может быть, их даже не было дома, когда напали крихтайны. Может быть…

 Но как только Ругдур начал разбирать верхние доски, его взору предстала бледная, тонкая, безжизненная, покрытая сажей рука – рука его молодой жены. Ругдур отшатнулся. Острая боль наполнила все его существо, нестерпимая, необъятная, жгучая. В глазах потемнело, голова закружилась, и все вокруг перевернулось с ног на голову. Хотелось кричать на весь мир. Хотелось… Да только кто его услышит? Кто?

 Разве что братья по несчастью…

 Несколько кратких мгновений – и он задушил внутри себя свой крик. И в душе стало пусто.

 Прошло несколько часов, прежде чем Ругдур решился продолжить раскопки, переборов самого себя и свой ужас. Подобно алчному и жадному безумцу, что ищет зарытый клад, он лихорадочно откидывал прочь доски, бревна, обуглившиеся остатки мебели, все, что попадалось под руку – и вытирал мокрые щеки черными ладонями, и повторял, будто заклинание:

 - Нет. Нет. Нет…

 … Девятилетняя девочка лежала в объятиях своей матери. Как будто спала.

 Голыми руками Ругдур вырыл две могилы – для жены и для маленькой дочери. Слезы, неумолимые, предательские слезы застилали глаза, стекая по лицу и отчего-то обжигая кожу. До крови прикусив губу, он рыл землю. Просто рыл, с отчаянием, с остервенением, раскачиваясь, как маленький ребенок, обиженный подростком.

 Вперед-назад…

 Мимо него тем временем проходили другие жители деревни, которые так же, как он, потеряли этой ночью близких. Они говорили Ругдуру непонятные слова утешения, не несущие смысла – он не слушал. Когда покончил с работой, упал на землю… и завыл.

 Белый пепел, гонимый ветром, покрыл темные волосы лежащего у двух могилок мужчины, и казалось, что тот поседел и постарел разом на десять лет.

 - Нет, - шептали обкусанные губы рельма. – Нет…

 Это был конец.

 Понемногу дело шло к полудню, и солнце все сильнее припекало непокрытую голову. Отрешившись от всего мира и с головой погрузившись в свое бездонное горе, Ругдур не видел и не слышал ровным счетом ничего, и потому резко вздрогнул, когда его плеча коснулась чья-то холодная ладонь. В следующую секунду тоненький голосок над его ухом произнес:

 - Вставай, воин. Живи. Живи, слышишь?

 Подняв голову и обернувшись, Ругдур увидел перед собой сатира, примерно своего ровесника. Удивление от того, что этот Низший так по-свойски заговорил с рельмом, будто был его старым другом, оказалось настолько сильным, что несчастный даже перестал плакать и изумленно воззрился на незваного утешителя.

 - Ты кто такой? – спросил он, поднимаясь, отчего его голова в мгновение ока оказалась почти на полметра выше рогатой головы сатира.

 - Улдис, - просто ответил тот. – Так меня зовут. Я был на ярмарке.

 - А, ясно, - мрачно и без особого энтузиазма сказал Ругдур, а на языке у него все вертелось: «Ну, и иди дальше свой дорогой, Низший!»

 - Крихтайны, - начал сатир. – Они… они всех убили – забрали только одного мальчишку. Я покинул крепость раньше многих из вас и видел, как его тащили двое воинов из отряда Лоугара – дружинника князя Файлиса. Мне довелось иметь с ним дело – это тип без сердца.

 - Ты о чем говоришь? – отрешенным голосом пробормотал Ругдур. – Какого еще мальчишку они забрали?

 - А ты разве не видел его? Мальчик лет десяти с небольшим, тот самый, что вороного коня укротил после того, как тот со своей спины самого Файлиса сбросил. Видать, вассал Хакриса отомстить за позор решил… Странный такой мальчуган, наверное, пришелец с побережья. Одет был, как вумиан, да только…

 - Да только на нас, на рельмов, больше похож, да?

 Сатир на мгновение растерялся: видимо, его сбила стальная уверенность, что прозвенела в голосе Ругдура.

 - Я тебе, Улдис, больше скажу: этот мальчик – человек. И родинки у него на подбородке нет.

 - НЕТ РОДИНКИ?! – сатир побледнел и ничего больше не смог из себя выдавить, открывая рот – и снова закрывая. Лишь когда шок отошел, добавил: - А что значит «человек»?

 «Ах, ты ж у нас Низший, да еще из западных лесов. Где ж тебе знать про людей?» - подумалось Ругдуру. Вслух он сказал:

 - Долго объяснять. Куда потащили мальчика?

 - Не знаю, но думаю, что в Заршег. Кажется, воины Лоугара были… так разгневаны, будто схватили в плен не ребенка, а самого заклятого врага. Даже издалека мне было слышно, как они кричали: «Смерть варвару!» Боюсь, паренек не долго продержится…

 «Бедный мальчуган…»

 А ему ведь казалось, что Ругдур… Как он там сказал? Что они еще встретятся? А вон как жизнь-то повернулась…

 И тут в памяти ясно всплыл образ странного ребенка, кутающегося в вумианский плащ, и его блестящий взгляд, и слова: «Ты без страха и сомнений ступаешь на тот путь, который предлагают тебе небеса. Возможно, именно поэтому ты и был послан мне…»

 Вот оно… Вот!

 Нет. Это еще не конец.

 Это начало нового пути.

 Простите меня, мои дорогие. Спите спокойно в земле, а я… мне больше нечего терять.

 И действительно, в этой деревне, от которой практически ничего не осталось, Ругдура больше ничто не держало, кроме грустных воспоминаний.

 Начало нового пути…

 Он сжал кулаки и совсем по-иному взглянул на своего собеседника.

 - Ты знаешь, как добраться до новой столицы крихтайнов? – спросил рельм, сверкнув глазами.

 - До Заршега? Знаю, - кивнул Улдис.

 - Отлично. Ты пойдешь со мной, сатир, и мы вызволим бедняжку из рук этих подлых тварей. Вперед! Вот только оружие надо себе раздобыть.

 Прощай, мой милый дом. Прощайте, родимые мои… Он ведь пришел за мной…

 

Глава 4

 Голова раскалывалась. Сильфарин открыл глаза, и дрожащие огоньки факелов поплыли перед его мутным взором. Но он быстро пришел в себя, почувствовал, как саднит ушибленное колено, как запястья и щиколотки зудят под натирающими путами, а по шее из глубокого пореза, оставленного ножом Лоугара, обжигающей струйкой сбегает кровь.

 Лежа на холодном и твердом полу, он попытался повернуть голову, однако череп при этом вспыхнул такой болью, словно кто-то раскаленными щипцами выуживал из него размягченный мозг. Стиснув зубы, чтобы не закричать, мальчик сдавленно застонал и оставил попытки осмотреться.

 Он просто лежал…

 В памяти понемногу всплывали смутные, еще неясные картины нескольких прошедших дней, в течение которых воины Файлиса тащили его до своей столицы, название которой Сильфарин теперь не мог припомнить. Шесть долгих кошмарных ночей они истязали его кнутами и кулаками и говорили, злобно скалясь, что мстят за тех своих собратьев, что пали от рук людей.

 Шесть ночей… Сперва предполагалось, что их будет только три, но, видя, что люди оказались выносливей крихтайнов, палачи продолжили безжалостные экзекуции. Тех, первых, им показалось недостаточно.

 Что было потом… вспомнить оказалось сложнее. От усталости, боли, голода и жажды Сильфарин почти ничего не понимал тогда. Лишь одно четкое воспоминание ярким пламенем горело на фоне общего серого фона: день прибытия в столицу. Мальчик помнил, как открывались перед князем Файлисом мрачные деревянные ворота, принимая возвратившихся путников в глубину темного, угрюмого города. Город этот, казалось, будто проглатывал падающие на него лучи солнца… но не впитывал – душил и уничтожал в себе.

 Помнил несчастный пленник и узкую улицу, и клубы пыли, поднимающейся из-под сапог, и покосившиеся дома с темными окнами…

 Но яснее всего видел Сильфарин глаза крихтайнов, которые вышли в тот день поприветствовать своих родных и друзей, своих героев, а увидели… уродливое чудовище в облике ребенка. Существо без родинки. Что может быть ужаснее и отвратительнее? Вот они и смотрели – с негодованием, страхом, даже ужасом. Сначала. А потом…

 - Благородный князь Файлис везет вождю плененного варвара из адского племени! – крикнул Лоугар на всю улицу, указывая на него, на Сильфарина. – Вот он, этот дьявол! Перед вашими взорами человек!

 Этот голос и сейчас резал слух мальчика, а под сомкнутыми веками мелькали огоньки сотен холодных глаз – и ненависть, ненависть, жгучая, ледяная, ядовитая ненависть в них…

 Многие рвались вперед, норовя схватить Сильфарина руками и растерзать на месте. Другие в беспамятстве кричали: «Варвар! Пусть умрет!»

 Пусть умрет…

 Однако Файлис и Лоугар не позволили разгневанной, обезумевшей толпе убить своего пленника: преданный вассал вез исчадие ада своему господину, а уж тот должен был решить, как поступить с тем, что попало к нему в руки.

 Сжечь? Отрубить голову? Отдать на съедение тиграм? Или, может, пусть его заклюют разъяренные ястребы? Вариантов было много. Только выбирай, вождь Хакрис!

 Да, Сильфарин знал обо всем этом многообразии: грозный Лоугар еще в первый день плена снизошел до того, чтобы посвятить мальчишку во все детали.

 Рассказывал и криво ухмылялся.

 Пошевелив затекшими стопами, юный человек вздохнул: обещанного ему суда все не было, и это начинало его томить. Ожидание давило похуже низкого потолка, заставляло отчаиваться, бояться, слишком много думать о ненужном… Зачем они так тянут? Хотят вынудить поддаться убивающему разум страху? Нет, Сильфарин не позволит им сломать его! Малодушие – грех – так говорила Тайша.

 Тайша!

 Неужели мальчик больше никогда не увидит свою названную мать? Неужели еще несколько изнурительных дней и ночей без сна – и он умрет?

 Сердце на мгновение сжалось и как будто готово было остановиться… Но лишь на мгновение. Переступив порог отчаяния одним широким шагом и с закрытыми глазами, он обеими руками схватился за невозмутимую опору спокойствия и равнодушия, как тонущий в болоте хватается за последний, самый тоненький стебелек. Он крепко держался. И страх смерти отступил, и холодная готовность к любому исходу почему-то грела душу.

 Но Тайша… Жаль. Просто жаль.

 И еще жаль, что не получилось у него найти Свет…

 Но… кто знает, может быть, так и должно быть? А вдруг Свет Рунна горит именно там, на обратной стороне жизни, вдруг он спрятан где-то во мраке преисподней? Возможно, смерть – лишь следующий шаг по его пути… Ведь никому не ведомы все замыслы Создателя.

 Смерть. Да, теперь он готов встретить ее с радостью. Ведь она приведет Сильфарина прямо к Нему…

 - Я буду умирать улыбаясь, - пообещал сам себе мальчик. – Я… я не стану просить. Ни о чем. Не стану. Я не боюсь. Смерти. Я буду умирать улыбаясь…

 Слова прозвучали тихо и хрипло, словно вырванные из горла тяжелобольного. Но было ли это важно? Сильфарин произнес это для самого себя и для того, кто вел его, а уж Он-то все услышит…

 - Научи меня тоже.

 Прозвучавший из-за спины голос был глухим и низким, но определенно, принадлежал не взрослому мужчине.

 Сильфарин, не удержавшись, резко вздрогнул и повернулся на другой бок. Стало так больно, что он невольно охнул и зажмурился, и из-под слипшихся ресниц потекли жгучие слезы. Лишь оправившись от этого дикого приступа, пленник задышал ровно – и открыл глаза.

 Перед ним сидел закованный в железные кандалы мальчишка. Примерно его возраста, такой же худой и измотанный, только смуглый, еще более чумазый и покрытый синяками. Волосы его, судя по всему, еще недавно были начисто сбриты и лишь после нескольких дней в плену у крихтайнов немного отросли. На руках и ногах мальчика вздулись страшные покрасневшие волдыри. Из мелких ран сочилась прозрачная сукровица. Сильфарин поспешно отвел взгляд… и тут наткнулся на глаза своего соседа по тесной темнице...

 Трудно было описать эти глаза. Черные-черные и какие-то… как будто не зрачки в них – дыры. И в этих дырах не было абсолютно ничего, кроме Пустоты, которая манила и звала, тянула за собой, затягивала, засасывала. Как трясина. Только много хуже.

 Сильфарин содрогнулся, но оторвать глаз так и не смог. До тех пор, пока странный мальчишка сам не отвел взгляда, будто сжалившись. Сильфарин облегченно вздохнул.

 - Чему тебя научить? – спросил он.

 - Улыбаться перед смертью. Я тоже хочу. Только вот… я не умею улыбаться. Вообще не умею.

 Ребенок без улыбки… Тайша говорила, что все дети должны радоваться жизни и смеяться. Каждый божий день. А этот… Он помимо воли перевел взгляд на губы своего странного собеседника, которые и в самом деле были неподвижны, будто мертвы, и тут…

 Только тут он увидел это.

 Точнее, он не увидел того, что ожидал увидеть, что должен был увидеть, должен был…

 Подбородок мальчика был гладким и чистым… В смысле, совсем чистым. У него не было родинки.

 Жуткое это было ощущение. Как будто Сильфарин вдруг покинул свое тело и увидел самого себя чужими глазами. «Так вот, оказывается, как это выглядит со стороны…»

 - Ты кто? – почти шепотом спросил Сильфарин у мальчугана.

 - Рагхан.

 - Ясно, но я имею в виду… Ты ведь не…

 - Меня здесь называют человеком.

 Несколько минут оба молчали.

 - Но ведь… почему же ты так не похож на других людей? – выдавил Сильфарин и, освободившись от вопроса, едва заметно ухмыльнулся: еще совсем недавно рельм Ругдур его самого спросил примерно о том же.

 - Может быть, по той же причине, что и ты? – отозвался Рагхан. – А на самом деле… Я не знаю. Всю свою жизнь я слушал, как ОН твердил мне о том, что я не такой, как все мои соплеменники.

 - Кто – он?

 - Это моя тайна, - нахмурившись, отрезал Рагхан.

 - Хорошо, не лезу, - быстро отступился Сильфарин. – Ты видел других людей?

 Рагхан был, казалось, удивлен.

 - Конечно, я ведь одиннадцать лет рос среди них. Они ужасны и жестоки, но меня они почему-то боятся.

 - Боятся? – Сильфарин чуть не поперхнулся собственным языком. – Ты сказал, боятся?

 Он не мог понять: как такое могло быть?

 - Да, - как ни в чем не бывало сказал Рагхан. – Боятся. Мне кажется, это связано с моим господином, а не со мной, но в любом случае, они не трогают меня. Каждый раз, когда я появлялся среди них, они ластились ко мне, как кошки, хватали меня за ноги и гладили мою кожу. – Мальчик поморщился и передернул плечами. – Это было отвратительно! Эти их руки… Длинные, холодные… и все время в крови. Все время…

 Сильфарин сострадательно улыбнулся своему новому знакомому, представив описанную Рагханом неприятную картину. Потом задумался, рассматривая собеседника, который выглядел все более и более подавленным.

 Впервые в жизни рожденный по воле Рунна встретил подобного себе. И это случилось в сырой тюрьме, в плену у крихтайнов, когда жить, скорее всего, осталось каких-то несколько дней… А ведь они могли быть друзьями, даже братьями.

 И снова – жаль. Просто жаль.

 - Мы похожи, Рагхан. Меня зовут Сильфарин.

 Потупившийся было мальчик шмыгнул носом и поглядел на Сильфарина исподлобья. Сперва пристально, будто оценивая, но потом почему-то напугано. Дрожь пробежала по исхудавшему телу, сквозь загар и слой грязи на лице проступила мертвенная бледность, а из пустых глаз… побежали слезы.

 - Нет, - наконец прошептал Рагхан. – Ты другой. В тебе нет Пустоты…

 - А ты… А в тебе?

 - А ты разве не видел? – … с вызовом  и яростью вскинул голову, нашел глазами глаза Сильфарина, крепко, цепко схватил пустым и чарующим взором, будто за руку держал… – Теперь видишь? Видишь?! Ну, говори!

 Ответа не последовало.

 - Чего молчишь? Ну? Говори же! Боишься? Меня боишься? А мне плевать! И правильно: все меня боятся! Все меня ненавидят! Все…

 Слезы оставляли светлые следы на лице несчастного, он зажмурился и обмяк в своих кандалах.

 - Лучше б я был таким, как все люди… Но я другой. И ты другой. Ты спасен…

 Прошло немало времени, прежде чем Рагхан с горечью добавил:

 - А вот я проклят

 

Глава 5

 За плечами осталась земля Колириана. Заливные луга близ реки Тауны, огороды и пашни рельмов-земледельцев постепенно превратились в голую степь: ни деревеньки, ни лачужки взор не зацепит, ни даже деревца. Только трава да кустарники с узкими листьями. Через семь дней пути стало невыносимо жарко, листва на тонких ветвях сменилась колючками, и раскаленный диск солнца покраснел, как налившийся плод. На сухой, испещренной мелкими трещинами земле копошились юркие ящерицы. В воздухе, дрожащем от зноя ранней южной осени, стоял солоноватый запах испарений.

 Ближе к ночи Ругдур и Улдис расположились в скупой тени саксаула. Уселись бок о бок, стащив сапоги и вытянув ноги, сделали по глотку согревшейся в дорожных флягах воды, стали ждать…

 С востока приближалась почти черная туча, огромная, мрачная. Землю попирала, дразнила дождем, но так и не подарила ни капельки, только все небо заполонила – пылью и пеплом. Из края людей пришла, проклятая, оттуда, где кровь вместо воды льется на острые камни, а горы дышат пламенем и изрыгают потоки лавы.

 Темно стало – хоть глаз выколи. И тихо…

 - Слушай, Ругдур, я все спросить хотел: зачем ты за мальчиком потащился? Неужто просто так, из хваленого рельмийского благородства?

 - Мне так нужно.

 - Ааа… - Судя по тону Улдиса, он не очень-то поверил в искренность рельма. – Нет, а нельзя было найти тех, кому не повезло, как и тебе, отправиться к вашему вождю, просить о мести? Слышал, Колириан с Хакрисом давно уже на ножах…

 - Ничего ты, сатир, не понимаешь, - проворчал Ругдур. – Зачем вождю начинать войну из-за какого-то гнусного набега, тем более если ни один наш воин не погиб? Нантестер сейчас больше занят сыном. Не стал он бы нас слушать. Помнишь, что сказала женщина из последней деревни, где мы были? Крихтайны после той ночи никого не тронули. Значит, не жечь дома, не убивать жен и детей они пришли. Все дело в мальчишке…

 - Тогда взял бы просто кого-нибудь с собой. Друга хотя бы…

 Ругдур невесело хохотнул.

 - Видел я, как смотрел на мальчика один мой приятель! Вот уж не думаю, что кто-то согласился бы рисковать жизнью ради странного пришельца без родинки!

 Чужая кровь…

 - Но ты-то согласился, - чуть ли не обижено пробурчал Улдис.

 - Я – совсем другое дело. Я с ним… связан. – И рельм, спохватившись и мысленно отругав себя за болтливость, поспешил переменить тему: - Мне кажется, сатир, или мы с тобой подозрительно долго до Заршега добираемся?

 Ругдур требовательно взглянул на спутника и сплюнул от раздражения: Улдиса почти не было видно, и лишь тоненький голосок был подтверждением его присутствия:

 - Все может быть…

 - То есть как это – все может быть? Мы что, заблудились с тобой, что ли?

 - Новую столицу крихтайнов не так-то просто отыскать.

 Рельм чуть не задохнулся от негодования и, сам того не понимая, грубо схватил сатира за плечо.

 - Так ты же сказал, что знаешь дорогу!

 - Знаю. Но без карты сбиться с пути что в степи, что в пустыне как раз плюнуть.

 - Да ты… - Ругдур не договорил и только равнодушно махнул рукой.

 Бог знает, как удалось Улдису разглядеть это, да только черная тень его вдруг вскочила на ноги, раздувшись от гнева и обиды, и выкрикнула:

 - Не надо на меня руками махать! Думаешь, если ты Высший, значит, можно вести себя со мной, как с пустым местом? Если ты длинный и безрогий, значит, все тебе позволено? Эээ, нет, брат, не пройдет! Мало того, что у нас все территории позабирали грубой силой, мало того, что половину леса нашего уже срубили, так еще и уважать нас никто не собирается! Это как назвать, а? Я тебя спрашиваю, рельм!

 - Ты что, решил передо мной права свои отстаивать? – насмешливо поинтересовался Ругдур. – Больно смелый… Иди-ка, дружок, прямиком ко всем вождям Востока и Запада. А я тебе что сделаю?

 - Вот возьму и пойду, - надулся сатир и взглянул на немного прояснившееся ночное небо. – Ой, луна вышла… Чего смеешься, Высший? Али не веришь мне? Ну-ну, хохочи себе дальше…

 Ругдура и в самом деле пробрал нездоровый смех. Это был первый раз. После того страшного рассвета, который положил начало его новой жизни, нового пути… Рельм смеялся так громко, долго и весело, что вскоре во внешних уголках его глаз заблестели прозрачные капельки слез. Сатир смотрел на него с опаской.

 - Дааа… Не повезло бедному малому, умом тронулся чуток… Да бог с тобой! Эй! Слышишь меня? Смейся, смейся… А я тебе покажу, на что…

 - Тссс!!! – Ругдур резко оборвал свой хохот и бесцеремонно зажал сатиру рот, чуть не напоровшись в темноте на его кривые рожки. – Кто-то крадется…

 Оба замерли, напряженно вслушиваясь в звуки ночи, и только подергивались большие заостренные уши сатира.

 Было тихо. Очень тихо…

 Ругдур осторожно убрал руку ото рта Улдиса и бесшумно поднялся. Его правая рука очень медленно, как можно незаметнее, потянулась к мечу, что висел в ножнах на левом боку. И вот уже пальцы сомкнулись на холодной рукоятке, и сразу стало как-то спокойнее…

 - Будь начеку, - шепнул он сатиру, шаря глазами по окрестности.

 Очень тихо. Очень…

 Противный холодок пробежал по позвоночнику Ругдура… Уши почему-то как назло заложило.

 - Проклятие! – вскричал Улдис у него за спиной.

 Ругдур резко обернулся…

 Не выдержал и грубо выругался: на Улдиса прыгнул огромный серый волк. Нет. Не огромный. Гигантский! Таких и в природе-то существовать не должно! Морда чудища была вытянута чуть вниз, а задние лапы казались немного длиннее передних, и это почему-то наводило на мысль о вумианоподобных. Обнаженные клыки уже грозились глубоко вонзиться в крохотное тело Улдиса, однако в последний момент тот проворно отскочил и попытался ударить, и тут…

 Вновь могильный холод омерзительными лапками прополз по спине, заставив Ругдура повернуться обратно. И вовремя, слава небесам! Еще два здоровенных волка, хищно скалясь и рыча, шли прямо на него. Рельм замахнулся мечом и поклялся себе драться до конца, хоть сердце его и ушло куда-то в пятки при виде этих косматых серых громадин.

 О бедном малыше Улдисе Ругдур больше не думал: как-то не до того было. У малыша на два острия больше, чем у него, справится как-нибудь сам…

 - Ну, давайте, щенятки мои, смелей, - шепотом подзывал рельм сквозь стиснутые от внезапного боевого возбуждения зубы. – Давайте… Я вас как подобает встречу…

 «Как подобает» не получилось. Получилось глупо и совсем не по-геройски. А жаль.

 Один из волков издал жуткий, леденящий душу вой, и рельм на пару мгновений замер, будучи не в состоянии шевельнуть и пальцем. Воспользовавшись его замешательством, другой монстр оттолкнулся задними лапами от земли и прыгнул. Ох, как прыгнул! Краткая вспышка в сознании – и вот Ругдур лежит на земле, а меч выбит у него из рук. Исполинская туша нависает горой, а жадная пасть хищника в каком-то жалком дюйме от кончика носа.

 Все, смерть… Извини, маленький человек. Не вышло у меня… А так хотелось помочь тебе! Правда, хотелось. Почему-то ты стал для меня почти родным. Прости… Я самонадеянно посчитал себя сильным. Но смерть сильнее. Только… почему же волк не добивает свою обезоруженную и обездвиженную жертву?

 Почему? Он вскидывает голову, напрягается, поводит ушами… Эх, дотянуться бы до меча! Но остро заточенный клинок сейчас бесполезен – какой прок от оружия, когда оно лежит на земле, а пальцы…? Не могут достать пальцы. Не могут.

 И тут – святые небеса! – раздалось громкое лошадиное ржание, и волк отпустил Ругдура, встревоженно глядя куда-то на восток. Еще не веря в свое освобождение, рельм вскочил на ноги и подхватил меч, уже готовясь нанести удар…

 Опять не получилось. Все испортил призрак.

 Да, призрак. А как еще назвать нечто в облике вороного жеребца, чья роскошная грива блестит в тусклом свете луны, а копыта… не издают совсем никаких звуков? Призрак, так и есть. И сидит на нем кто-то. Нижняя половина лица прикрыта черной вуалью, концы тюрбана развеваются за головой, глаза светятся лиловым огнем, кривая сабля подпрыгивает на боку, бьет по бедру, в воздетой руке длинное копье…

 Господи! Ругдур припал к земле, схватившись руками за голову и забыв о волках. Неужели гневный ангел Ханмара, посланный самим… самим… Вардваном?

 И в кого он целится своим копьем?

 Задавшись этим вопросом, Ругдур решился приподнять голову и посмотреть, что же все-таки происходит.

  Как раз в этот момент перед его глазами просвистело прямое древко – и острие копья вонзилось прямо в грудь одного из растерявшихся волков – того, что выл на луну. Брызнула кровь, чудовище взвыло на этот раз от боли, а двое других подхватили его горькую предсмертную арию и встали рядом, будто пытаясь защитить собрата…

 Странно… Обычно каждый волк сам за себя.

 Хотя разве это обычные волки?

 Приблизившись, конь встал на дыбы и ударил передними копытами одного из гигантов, тот по-собачьи заскулил и попятился, поджав хвост. Всадник тем временем выхватил саблю и, когда вороной опустился на все четыре ноги, полоснул лезвием по морде последнего волка, того самого, который грозился оторвать голову Ругдуру.

 Еще мгновение – и две огромные тени бросились прочь, на юг. Третий волк остался умирать… А поднявшийся рельм и подошедший к нему сатир стояли, широко распахнув глаза и до сих пор не веря во все происходящее.

 Вороной развернулся к ним. Именно развернулся, сам. Ругдур готов был поклясться, что всадник не трогал поводьев! Только это он и понимал тогда – на большее же не был способен. Сердце заколотилось как бешенное. Хотелось крикнуть: «Смилуйся, Великий Вардван! Пощади!» - но слова не лезли из горла.

 Всадник легко соскочил с коня. Но почему же он такой хрупкий и совсем невысокий? Почти как вумиан. «Гневный ангел» приблизился…

 Рельм! Вернее, судя по одеянию, крихтайн. Ругдур сам не знал, обрадовался он или же разочаровался.

 Просто крихтайн. Но верхом на лошади из Ханмара. И с горящими в темноте глазами.

 Ругдур покрепче ухватился за меч, однако незнакомец спустил свою вуаль, приветливо улыбнулся и быстрым движением заткнул саблю за широкий пояс, мол, он рельму не враг.

 - Ты кто? – по-прежнему настороженно спросил у него Ругдур, не собираясь так же быстро прятать оружие в ножны.

 - Спасибо тебе, ты нам здорово помог, - вмешался Улдис, вытирая кровь, сочившуюся из глубокой царапины на щеке.

 Крихтайн вновь улыбнулся.

 - Всегда пожалуйста, господин сатир. – Обращение незнакомца очень польстило Низшему, который при этом гордо задрал подбородок. – А насчет твоего вопроса, рельм… Меня зовут Альдер, но вот кто я на самом деле… это сложно объяснить, ведь я сам не знаю. Честно. Даже мой мудрый учитель, наверное, не успел узнать.

 Ругдур не удержался и прорычал сквозь стиснутые зубы.

 - А это тебе зачем? – указал он на вуаль.

 - Меня ищут другие крихтайны. А я прячусь. Просто не хочу, чтобы меня приволокли к Хакрису. Я ведь… служил в отряде князя Файлиса, но отступился от него в день аруманской ярмарки. Пошел на восток, на людей поглядеть. И не смотрите на меня так... Я купил себе копье и саблю, что еще нужно?

 - Что еще нужно?! – поразился Улдис. – Да кто в здравом уме потащится в лапы этих дикарей? Мой спутник рассказывал мне о том, как они поступают с пленниками…

 - Оставь его, сатир. Если парень ищет смерти, пусть идет. Ты, юноша, только скажи: кто этот…? – Ругдур кивнул в сторону умирающего волка и похолодел, не закончив вопроса: никакого волка он не увидел.

 На обагренной кровью траве лежал вумианоподобный. Настоящий! Из груди его торчало копье крихтайна, и вороной с подозрением обнюхивал покинутое живым духом тело. У Улдиса вырвался сдавленный крик ужаса, зато на Альдера страшная картина как будто не произвела особого впечатления. Он спокойно подошел к убитому… существу и выдернул копье. Вернулся к собеседникам…

 - Держи, рельм. Оно хорошее, крепкое. Тебе пригодится. Если вдруг еще раз не сможешь вовремя дотянуться до меча.

 Даже не обидевшись на последнее замечание, Ругдур рассеяно принял копье из обманчиво маленьких и хрупких рук крихтайна.

 - Что это? – тихо спросил он, имея в виду явно не то, что сжимал в кулаке.

 - Учитель предсказал их появление, - странно начал Альдер. – Он называл их оборотнями. Они вумианоподобные и разумные, но могут обращаться в огромных волков, когда выходит луна. Эти существа пришли с востока, прямо как люди. Мы с моим вороным другом видели их следы, пока скакали сюда. Удивительные создания… Жаль, что однажды на них объявят настоящую охоту…

 Он тяжело вздохнул и к удивлению рельма и сатира опустился на колени, закрыл глаза и сложил руки в молитве.

 - Прости мне эту кровь, Великий Рунн, - шептали его губы.

 Улдис и Ругдур переглянулись: этот крихтайн определенно не был похож на своих сородичей. Все трое молчали еще несколько минут после окончания покаяния.

 - Слушай, Альдер, - наконец подал голос сатир. – Этот жеребец… Это тот самый, которого… мальчишка…

 - Это Тенкиун, - Крихтайн погладил коня по носу. – Он принадлежит пришельцу из Фистаманда, у которого нет родинки на подбородке. Тенкиун – умница, нашел меня на пути в страну людей и целый день гарцевал вокруг, прежде чем я, недогадливый, наконец-то понял: он просит меня отправиться за Сильфарином и освободить его. Еще час мне понадобился, чтобы определить имена похитителей. Ну а место, куда они направляются, напросилось само собой.

 «Ничего себе, недогадливый, - подумалось Ругдуру. – Он что, с этим Тенкиуном разговаривал?»

 - У вас, друзья, кажется, та же цель, что и у нас с Тенкиуном, - продолжил Альдер. – Так что предлагаю вам объединить усилия.

 Ругдур и Улдис снова переглянулись. Откуда он узнал? Странно это все. Но… как-никак, а лишние силы им в их маленьком отряде не повредят, если они собираются прокрасться в Заршег, а догнать Файлиса до его прибытия в столицу теперь вряд ли получится… К тому же они слегка заблудились. Крихтайн поможет.

 А еще он спас их от волков и явно был не так прост, как могло показаться на первый взгляд.

 - По рукам, - согласно кивнул Ругдур, наконец-то убирая меч и протягивая Альдеру руку.

 Тот пожал широкую ладонь и долго не отпускал ее, как-то странно глядя в глаза рельму.

 - Я искренне рад, Ругдур.

 «А когда это я успел сказать ему свое имя?»

 Мысль была смутной и равнодушной.

 

Глава 6

 С первыми лучами рассвета за ними явились.

 Сильфарина разбудил щелкающий звук повернувшегося в замке ключа. Протяжно, тоскливо, как будто с натужным стоном скрипнули дверные петли, и на пороге появились чьи-то стопы в легких сандалиях. Мальчик даже не нашел в себе сил поднять глаза и осмотреть всю фигуру – просто равнодушно наблюдал за тем, как  ноги вошедшего приближаются к нему.

 Приблизились, остановились… Крихтайн опустился на одно колено. Сильная рука резко и грубо схватила мальчика за торчащий на макушке хохолок темных волос, рванула вверх. Стиснув зубы от боли, Сильфарин с несвойственной ему дерзостью взглянул на тюремщика сквозь пелену навернувшихся слез. У того на лице читалось явное омерзение. И ненависть.

 - Вставай, гаденыш! – Рука отпустила, и в ней остался клок волос, крихтайн поднялся.

 Сильфарин локтем оттолкнулся от шершавого пола, пытаясь сесть, но сил было слишком мало, и он с тяжелым вдохом завалился на бок. В глазах потемнело от удара головой о каменную плиту. А тут еще острый носок сандалии ударил мальчика в живот, да так, что дыхание перехватило.

 - Я сказал встать! – рявкнул крихтайн, и, не дождавшись исполнения приказа, стремительно нагнулся, схватил за шиворот, рывком поставил на ноги.

 Сильфарин пошатнулся, почти жалобно взглянув вниз, на путы вокруг своих лодыжек. Только тогда тюремщик догадался, что они мешают пленнику крепко стоять на ногах, и кивнул одному из вошедших в темницу солдат:

 - Развяжи.

 Тот неуклюже присел, звякнув об пол лезвием заткнутой за пояс сабли, и завозился с умело сделанными узлами. Пока он там пыхтел, Сильфарин бросил взгляд на крохотное решетчатое окно: оно находилось где-то на уровне его глаз, но через него видна была усыпанная зернистым песком и гравием дорога – и маленький островок высохшей травы. Выходило, что половина темницы расположена ниже уровня земли. Потому и свет сюда почти не проникал, разве что совсем блеклые, совсем скупые лучи. И все же это было хоть что-то, это было так необходимо, так нужно – нужнее воздуха! И пленник жадно ловил взглядом тоненькие струи дневного света, пропуская через себя, чувствуя, как ноги наливаются пусть не большой, но силой, а в голове понемногу проясняется.

 - Ну, вперед! Пошевеливайся!

 Его погнали к выходу, приставив к спине острие короткого копья. По бокам встали два солдата, и два ножа уткнулись в щеки мальчика, чтобы не вертел головой. Однако краем глаза Сильфарин успел заметить, как тюремщик, освободив Рагхана от цепей, завернул тому руки за спину, подталкивая к двери.

 - Куда вы ведете нас?

 Вопрос Сильфарина остался без ответа.

 Заключенных провели по темному узкому коридору, по обеим сторонам которого были лишь железные двери с увесистыми замками да горели настенные факелы. Возле каждой двери стояло по двое солдат с пиками. Даже без возможности шевелить головой Сильфарин мог видеть лица этих стражников, когда они поворачивались к нему, стремясь излить на него всю свою злобу. И ни у одного – ни у одного! – не было к мальчику жалости. Ни капли.

 Он поежился под устремленными на него ледяными взглядами: никогда еще не ощущал он так остро, как же сильно, как люто его ненавидят. Эта ненависть давила тяжким гнетом, пригибала к земле. Эта ненависть отнимала силы.

 Но за что?

 За что? Может быть, вождь Хакрис соизволит ему объяснить?

 Тем временем заключенных вывели из сырого здания, погруженного в полумрак, и яркий дневной свет ударил по глазам. Дыхнуло жарким южным ветром, зной опалил щеки, нос заполнил запах большого города – запах сушеных фруктов, свежего хлеба, лошадей и потных торговцев. Воздух здесь, в отличие от северной части пустыни, по которой волокли Сильфарина воины Файлиса, был влажным и тяжелым – чувствовалась близость реки. Не так обжигал ноздри, зато наполнял легкие, сдавливая их, затрудняя дыхание.

 На улице было уже полно крихтайнов. Выстроившись в неровные ряды вдоль дороги, они не отрывали горящих глаз от двух «дикарей». Здесь были прежде всего мужчины, однако встречались и женщины: некоторые вышли из домов, оставив детей на попечение стариков, некоторые позабыли о белье, которое вытряхивали во дворах, некоторые покинули разбросанные почти по всему городу прилавки. Все хотели увидеть, как будут судить людей, и когда процессия свернула к храму Руанны, целая толпа следовала за ней.

 - Давай, пошевеливайся, варвар! – прикрикнул на Сильфарина солдат, что шел сзади.

 Мальчик ускорил шаг, собирая в кулак всю свою волю, борясь со слабостью, больше всего на свете боясь, что упадет. Не выдержат ноги, крихтайны набросятся, раздерут на части… Нет, это будет глупая и позорная смерть для сына Рунна! Он доживет до суда – и примет смерть, которую выберет для него Хакрис. Да, примет. Но до суда – доживет.

 В этот момент улица вновь повернула, и Сильфарин увидел прямо перед собой огромное величественное здание. Оно было построено в виде четырехугольника, расширяющегося от задней стены к фасаду, и на каждом из углов его высилась башня, увенчанная заостренным деревянным куполом. Центральную часть храма украшала колокольня – единственное, что привлекало в облике всей массивной постройки своей суровой и простой красотой. Черные глазницы окон недобро глядели на стекающихся ко входу крихтайнов. От двери веяло холодом, и хоть было невыносимо жарко, этот холод не казался спасительным. Скорее, напротив, могильным.

 Каменный колокол пробил три раза.

 - Дорогу! Дорогу! – кричал кто-то из солдат, призывая тех, кто пожелал присутствовать на суде, расступиться перед стражниками, погоняющими подсудимых.

 - Быстрее, звереныш, - ядовито прошептал воин сзади. – Великая Руанна ждет суда над тобой.

 Изнутри здание храма показалось еще больше. Тяжелый свод поддерживали мощные цилиндрические колонны, на которых были вырезаны какие-то имена. Миновав нестройные ряды собравшихся в храме зрителей, осужденные вместе с надзирателями оказались в самом центре огромного зала, видимо, прямо под колокольной башней.

 Перед ними возвышался амвон, украшенный мелким южным орнаментом и мерцающими в свете огней камешками агальматолита. Венчала его высокая арка со священными письменами, и через нее видно было дальнюю стену храма и скульптуру женщины из чистого золота, чье красивое, но угловатое лицо было изуродовано длинным шрамом. В занесенной назад правой руке она держала настоящий кривой клинок, влитый в металл, левой рукой опиралась на копье. У ног богини полыхали факелы, освещая жертвенный алтарь из черного камня. На солее, что с двух концов вела от амвона к алтарю, стояли два крихтайна в длинных рясах, по одному с каждой стороны. Служители храма. Губы их беззвучно нашептывали молитвы грозной госпоже Войны.

 Движения этих губ привлекали внимание Сильфарина, завораживая и пугая, и он не сразу заметил, что кто-то из крихтайнов внес на амвон высокий аналой и встал за него высокий и статный мужчина средних лет. Прямой, поджарый, с вздернутым подбородком, крючковатым носом и пронзительными глазами, он чем-то напоминал стремительного коршуна, готового броситься на добычу. Смерть, камнем падающую с неба. Карающий меч… Должно быть, он мнил себя наперсником своей богини, этот надменный вождь Хакрис: во взгляде, брошенном на присутствующих, читалось явное пренебрежение. Впрочем, когда он заговорил, то назвал своих подданных братьями и даже улыбался стоящим в первых рядах. Однако и слова, и улыбка та были фальшивы.

 Возложив на аналой старинную книгу, Хакрис молвил:

 - Братья мои! Сегодня мы собрались в этом священном зале для того, чтобы определить судьбу двух кровожадных варваров из племени людей. Эти звери уничтожают наших славных воинов в восточных землях и губят наши урожаи, наши леса, животных, на которых мы охотимся… Они – само воплощение зла и дьявола. Вы видите? У них нет точек, а что это значит? Что в них нет тьмы? О, нет, братья! Это значит, что злой демон не тронул их при зарождении народов, ибо они не враги ему, а слуги. Верно ли я говорю?

 Зал яростно взревел.

 - Убить варваров! – раздавалось со всех сторон. – Немедленно убить!

 Хакрис поднял вверх руки, призывая своих подданных к молчанию.

 - Но сперва мы, как цивилизованные и справедливые дети великой богини, должны обосновать свои обвинения. Не уподобимся им, этим жестоким хищникам! И да поможет нам Руанна докопаться до правды!

 Снова взревела толпа, на этот раз восторженно, а Хакрис раскрыл книгу и начал читать молитву. В ней он взывал к своей госпоже, просил о помощи, восхваляя ее красоту и величие, выше небес поднимая ее отвагу и твердую руку, которая одна лишь достойна сжимать рукоять  Небесного Меча, и поносить, опрокидывая в бездну, злейшего врага ее – Вардвана, что посмел оспаривать право Руанны на величайшее оружие во Вселенной. Когда вождь закончил, все хором воскликнули:

 - Слава Великой Руанне!

 Дождавшись наступления тишины, Хакрис вызвал к амвону князя Файлиса. Преклонив колени перед своим сюзереном, князь поведал суду историю о том, как варвар, забыв об осторожности, на его глазах показал, что имеет власть над темным духом в облике вороного коня.

 - Рельмы были слепы и не подумали о том, что может означать это подозрительное смирение жеребца, - заключил Файлис. – Но между тем все было очевидно! Духи зла подчиняются этому человеку. В нем живет нечистая сила… Настолько могучая, что околдовала даже моего юного провидца. Уверен, что он и есть тот мальчик, о котором говорила богиня жрецам.

 - Благодарю тебя, мой верный вассал, - с каменным лицом молвил Хакрис. – Я разделяю твои подозрения на сей счет, но для начала мы выслушаем князя Дахруса.

 Место Файлиса занял коренастый, крепко сколоченный крихтайн, разодетый и расфуфыренный, будто фистамандский попугай шеше. Прежде чем начать свой рассказ, обещавший быть не менее гневным, чем у первого свидетеля, князь Дахрус сверкнул в сторону двух людей горящими выпуклыми глазами, в которых плескалась безумная жажда человеческой крови.

 - Мой славный князь, - молвил Хакрис, - ты возглавлял посланный мною отряд, призванный разведать обо всем, что происходит на землях, захваченных людьми. Что ты можешь теперь мне сказать?

 - Я расскажу обо всем, что видел, - гордо отвечал Дахрус. – Попав на земли людей, мои воины прежде всего отметили, что места те пропитаны зловонным духом крови и разложения. Люди нападали на нас почти отовсюду, и огонь, что горел в их глазах… о, его невозможно описать! Люди не умеют разговаривать друг с другом, после охоты они дерутся, и те, кто слабее, умирают, тоже становясь жертвами. Выжившие едят их почти живьем и обгладывают кости с таким видом, будто ели душистое мясо оленя. И пьют кровь… Они напомнили мне волков, но показались еще страшнее оттого, что внешне похожи на разумных существ, населяющих материк. Отвратительнейшие создания из всех, что мне довелось видеть. А отвратительнее всего мне было слышать писк новорожденного детеныша, которого с жадностью пожирала одна из их самок. Нельзя описать всех ужасов, которых мы там насмотрелись, так что я перейду к следующей части моего рассказа. Этот презренный варвар… - Крихтайн указал крючковатым пальцем на Рагхана. – Этот маленький монстр отличается от других людей. Он умеет говорить и мыслить и пользуется этим, как оружием. Он – предводитель! Все люди слушаются его, какой бы ни была его воля. Рядом с ним они лишь рабы, а истинное зло кроется вот здесь! – Князь отошел от амвона и грубо схватил Рагхана за горло.

 Мальчик оскалился, как собака, и глухо зарычал, яростно отвечая на взгляд Дахруса. От вскипевшей в нем злости он тяжело дышал, и быстро вздымались и опускались его сильно выступающие из-под смуглой кожи ребра.

 - Вот! – крикнул Дахрус. – Вот! Вы все это видите? Видите этот взгляд? – Он швырнул ослабевшего Рагхана себе под ноги. – Змея! Гадюка!

 Словно в подтверждение его слов скорчившийся на полу ребенок зашипел. Князь занес ногу, чтобы ударить мальчика каблуком сапога…

 - Не надо! – вырвалось у Сильфарина. – Не трогайте его!

 - Молчать, щенок! – рявкнул Хакрис. – И ты, и твой сородич – порождения преисподней. Вы ведете за собой народ людей, неся смуту, разорение и хаос по всей земле. Вы должны умереть!

 - Я требую, чтобы вы объяснили, в чем наша вина!

 - Ты не имеешь на это права, варвар!

 - Но не мы с Рагханом убивали ваших воинов!

 - Все вы одинаковые кровожадные дикари!

 - Так значит, ты не скажешь, вождь, о чем поведала твоим жрецам великая Руанна? – Сильфарин удивился собственной смелости. – Что, струсил? Может быть, ничего твоя богиня не говорила? А знает ли твой народ об откровении госпожи? Или ты скрыл от своих подданных драгоценный дар, не желая делиться?

 Побледнев от гнева, Хакрис отшвырнул в сторону аналой и спрыгнул с амвона. В мгновение ока его потемневшие глаза оказались возле лица Сильфарина. Пальцы вождя сомкнулись на горле мальчика.

 - Не смей так говорить со мной, тварь! – прорычал повелитель крихтайнов. – Ты хотел услышать послание Руанны – так слушай! Темное племя приведет за собой дьявол, которого зовем мы Ганнусом. Племя зверей, что призваны будут уничтожать и осквернять. Как псы, спущенные с цепи, они, желая только крови, набросятся на весь мир, и мир содрогнется! Но чтобы держать в руках своих власть над людьми, Ганнус создаст того, кто будет направлять их ненависть и силу в нужное русло и верно служить темной воле дьявола. И тогда по прихоти его родится человек, который станет господином и рабом. И Вселенную затопит кровью и мраком, ибо много зла совершит Ганнус через руки человеческие. И даже Рунн не устоит перед своим извечным врагом! Вот что сказала всевидящая Руанна! И крихтайны поклялись уничтожить род людей. А в первую очередь – их предводителя!

 - Но мы ни при чем здесь! – с трудом прохрипел Сильфарин. – Это неправда! Мне жизнь дал Рунн, а вовсе не Ганнус! И Рунн подарит людям свет, поведя за собой! То, что говоришь ты, неправда! Ложь!

 - Это правда, Сильфарин. – Тихий и ровный голос Рагхана заставил мальчика вздрогнуть. – Это правда…

 Хакрис отпустил Сильфарина и зло ухмыльнулся.

 - Ты, кажется, решил признаться, варвар?

 - Да. Твоя богиня сказала правду. Одиннадцать лет назад в жизнь действительно пришел человек, рожденный по прихоти дьявола. Я. Ганнус готовит меня к тому, чтобы поработить с помощью людей весь мир и подчинить вумианов и рельмов тьме.

 Рагхан спокойно встретил изумленный взгляд Сильфарина. И не опустил глаз. Они так и стояли напротив – очень долго – позабыв о крихтайнах вокруг себя, стояли и смотрели один в душу другому, как в зеркало, в котором отражается все – только наоборот. Два сородича, два разумных человека, навеки сцепленные судьбой… Да, навеки, ведь теперь ни один из них не сможет забыть, что где-то есть или был другой. Никогда больше не сумеет смириться с мыслью о том, что мальчик, которого хотелось назвать братом, оказался сыном врага, о том, что рок так жестоко пошутил над ними, сведя вместе под сводом этого храма…

 Никогда…

 Сын Рунна и сын Ганнуса – в эту минуту они были одним, и каждый хотел просто броситься вперед, обнять, крепко-крепко, всей душой дать понять: я не хочу, чтобы мы были врагами, не хочу, не хочу! Но они просто стояли друг напротив друга, не сделав ни шагу, потому что боялись: «Он не поймет, не поймет». И только умоляли глазами: «Ну, пожалуйста, не надо меня ненавидеть…»

 Связь прервалась. Дикий рев толпы разрубил ее невидимым лезвием.

 - Вы слышите меня? – крикнул Хакрис. – Ты, сын Ганнуса, своей честностью заслужил легкую смерть. Завтра на рассвете, с началом Праздника Плодородия, когда Руанна орошает наши земли прозрачной кровью своих небесных агнцев, мы отблагодарим свою госпожу и убьем тебя на жертвенном алтаре. Это великая честь для человека. А тебя, повелитель злых духов, бросят в яму с ядовитыми змеями завтра же. Тебе не избежать наказания, ибо и ты – дитя зла! Как и все люди!

 - Да!!! – закричала толпа, рукоплеща вождю. – Да, так и сделаем! Наш вождь мудрее всех!

 - Отведите их обратно в темницу, - приказал Хакрис солдатам. – И смотрите, чтобы до рассвета не случилось никаких неприятностей. Или поплатитесь жизнями. Вы поняли?

 - Рагхан… Ты спишь?

 Он не ответил. Голова висела безвольно, и подбородок касался груди. Мальчик тяжело сопел и дышал неровно, с трудом, как будто у него были повреждены ребра. Нет, он не спал, это Сильфарин знал точно. Но почему тогда притворялся? Боялся прощаться? Не хотел пускать в свою душу живые чувства перед смертью, решил взойти на жертвенник с сухим и каменным лицом? Возможно. Сильфарин тоже боялся прощаться – боялся, что не выдержит, и сломается, и захочет жить. А ведь он уже приготовился к смерти, и ничто теперь не должно сбить его настроя. Ничто. Никаких чувств.

 Он приготовился к концу. Ведь его ждет сам Рунн…

 А что смерть?

 Змеи так змеи.

 Сильфарин лежал с закрытыми глазами, но сон все никак не шел. В конце концов, оставив свои тщетные попытки забыться хотя бы на ночь, мальчик, стал прислушиваться к звукам ночного города, смутным, отдаленным… Но один из них был близко, совсем близко. Подозрительная возня…

 Кто-то там, снаружи, сидел на земле возле окна их темницы.

 Сильфарин подполз чуть ближе к стене и сильнее напряг свой слух…

 - Позор, позор мне, старику… - говорил какой-то мужчина.

 - Успокойся, Тазрас, - ответил ему другой, судя по голосу, гораздо более молодой. – Ты дрался храбро, но в том создании чувствовалась великая сила, не принадлежащая этому миру. Я не могу знать, кто он… Но все мы напугались тогда – и я тоже. Ничего удивительного нет в том, что мы не смогли совладать с ним. Тебе не нужно стыдиться.

 Тот, первый, тяжело вздохнул.

 - Бедняга Лекши…

 - Да, жаль его. Но он погиб в бою.

 - А ты все считаешь, что смерть на поле боя легче принять? Ты наивный юноша, Као. Ты еще мальчик…

 - Довольно, Тазрас, - холодно произнес молодой.

 - Прости меня, сын вожака.

 - Ты точно знаешь, что он здесь, старик?

 - Да. Он здесь. Я уверен.

 - Тогда чего же мы с тобой ждем?

 Не сводя глаз с окна, Сильфарин увидел, как мелькнула там, за стеной, чья-то тень.

 - Нет! Стой, сын вожака… Не горячись слишком сильно и рано. Еще не пора. В таком состоянии мы с тобой слишком слабы для того, чтобы справиться с вооруженными солдатами Хакриса. Повременим… - послышалось недовольное хмыканье. – Эх, беда… Проклятие! Луны не видно…

 - А если так будет всю ночь? Мы что, так и будем ждать до самого рассвета?

 - У нас нет другого выхода.

 - Можно хотя бы попытаться, Тазрас!

 Недолгое молчание… Было так тихо, что Сильфарин слышал стук своего сердца – до тех пор, пока разговор не возобновился.

 - Да, можно. Умереть, как Лекши… Пусть будет по-твоему, Као. Но! Ночь длинна, до рассвета далеко, у нас еще будет время, а пока… давай все-таки подождем.

 - Хорошо, ты уболтал меня, старик. Но если… впрочем, ничего. – Вздох. – Эх, не ценишь ты мальчишку. Знаешь, что с нами сделает Хозяин, если он умрет?

 - Я просто старый воин, Као. Твой отец – мой хозяин, другого у меня нет. А твой господин мне не страшен.

 - Такого не может быть… Все его боятся. Все!

 - А я не боюсь.

 - Просто потому что ты глуп. Старость съедает твой разум. Даже мальчишка его боится.

 - Твой мальчишка – всего лишь маленький злобный волчонок, который ползает перед более могучим хищником, чтобы не быть сожранным. А потом вымещает свою злобу на других… Ты хорошо видел его глаза? Брр!!! И откуда он такой взялся? Один… И теперь вот все строят из него важную персону, а он только рычит да зубки свои показывает. Волчонок… Хотя у этого волчонка даже клыков нормальных нет!

 - Когда-нибудь, Тазрас, ты дорого поплатишься за свои слова.

 - Может быть, сын вожака. Может быть, это будет очень скоро…

 - Не будем больше говорить о мальчике. И вообще – как бы нас никто не услышал… Луны не видно… Проклятые тучи!

 Больше Сильфарин ничего не разобрал. Но ему хватило и этого короткого спора, чтобы многое понять… И в сердце почему-то закралась тревога.

 Что-то приближалось к нему, протягивая свою темную длань из самой Пустоты… Что-то, что было страшнее крихтайнов и ядовитых змей.

 

Глава 7

 - Вот он, Заршег…

 Остановившись на вершине сопки, Альдер указал рукой в темноту. Перед путниками возвышались Рихмены – Южные Горы. Две мрачных скалы с почти отвесными склонами, глядя друг на друга, стерегли узкий вход в долину Шалх-Кон, и меж ними пролегла река Шенна, близость которой провидец почувствовал еще накануне вечером. Именно в пойме Шенны и построили крихтайны свою новую столицу после падения старой. Рождаясь высоко в горах, река эта бурным порожистым потоком спускалась в долину, стремясь убежать на север от юга. Но вырываясь из плена Рихменов, Шенна поворачивала на восток, неся свою спасительную влагу в край людей и оставляя земли к северу от Заршега сухими и бесплодными. Теперь она едва заметно серебрилась в свете звезд, лентой струясь у подножия холмов, и путники спустились к ней утолить жажду.

 Сурово смотрели на них скалистые стражи Шалх-Кона, нависая и хмурясь застрявшими на вершинах тучами. Вблизи горы казались загадочными, даже жуткими, и оттуда, из темноты, что окутала спящую долину, веяло недобрым и мертвым. И лишь река служила подтверждением того, что внутри есть жизнь.

 Улдис передернул плечами и встряхнулся.

 - У тебя есть план, Альдер? – Сатир явно не стремился торопить события и лезть на рожон: ночь только-только вступила в свои права, и, верно, в Заршеге не успели еще погрузиться в глубокий сон.

 - План? – немного легкомысленным тоном переспросил крихтайн. – Ах, да, план! Если честно, пока его нет.

 Улдис наклонил рогатую голову на бок.

 - Эээ…

 Ругдур фыркнул.

 - Слушайте, не думаю, что будет разумным совать голову в пекло, пока у нас нет четкого плана действий. Верно? Лично я за то, чтобы остановиться здесь и хорошенько все обдумать, пока часовые не заметили нас со своих ночных постов. Вижу, что Улдис со мной согласен.

 - Что верно, то верно, - как ни в чем не бывало улыбнулся Альдер.

 - Вот-вот! – недовольно буркнул рельм и добавил громче: - Давай, крихтайн, пошевели мозгами. Тебе-то лучше нас двоих известно, как можно прокрасться в город.

 - Я что-нибудь придумаю, Ругдур. Отдыхайте, а мне… мне понадобиться всего лишь тишина.

 - Отлично.

 Рельм сидел, не двигаясь, будто превратился в каменную статую, лишь лицо его временами недовольно морщилось, когда задремавший у него на плече Улдис ворочался и едва не задевал рельма своими рожками. Впрочем, в ту минуту Альдера они волновали менее всего, и замечал он это лишь краем своего восприятия, да и то потому только, что Учитель наставлял ему видеть все вокруг.

 Все…

 Видеть все. И слышать все. И чувствовать.

 Он спустил с подбородка свою вуаль и открылся миру. Легкий ветерок, прилетевший с юга, тронул его лицо, и провидец улыбнулся.

 - Как там, в Заршеге? Как наш друг?

 Это он спросил мысленно.

 Ответом юноше послужил едва слышный шелест одинокого анчара над головой. Спустившись, ветер дотронулся ладонями до волос на висках, шепнул что-то невнятное на ухо… Альдер улыбнулся вновь.

 - Да, с ним пока все в порядке…

 Крихтайн поднял глаза и среди спутанных ветвей ядовитого великана разглядел крохотных птиц, которые сидели, нахохлившись, и дремали. Лишь одна из них, с ярко-алой грудкой, вдруг слетела на самую нижнюю ветку и затрещала, тревожно и надрывно, наклоняясь к Альдеру. И этот тихий тоненький голосок оставил отпечаток в его сознании.

 - Нужно спешить. Эта ночь может стать для него последней.

 Тенкиун, расхаживающий с другой стороны анчара, тревожно всхрапнул и дернул хвостом. Замер, напрягся… Как будто тоже услышал, разобрал, вырвал из всеобщего беспорядка знаков, из которых складывается мир, один – тот, который искал – и поверил ему.

 - Тихо, мальчик… - Альдер мысленно погладил шелковистые бока и гриву коня. – Тихо… Не надо раньше времени поддаваться страху.

 Вороной подошел к провидцу и опустил голову ему на плечо.

 - Да, да, я знаю… Но сначала мы должны понять… Потерпи еще немного.

 Поглаживая кончиками пальцев морду Тенкиуна, Альдер закрыл глаза, чтобы погрузиться своим сознанием еще дальше, еще глубже в недра Познания и Правды. Знаки. Читай знаки – так ему говорил Учитель.

 Что ж, Альдер ведь очень преуспел в искусстве Чтения.

 Ругдур и Улдис молчали. Хорошо… Ему нужна была тишина. Очень.

 Ему нужна была тишина, чтобы наконец-то услышать тех, кого он еще никогда не слышал. Ветер – да, птиц – тоже да. Даже легчайшие шаги облаков по небу, даже едва различимые среди сумятицы звуков взмахи крыльев бабочки… Но звезды – никогда еще. Раньше казалось, что они слишком далеко и вообще всегда молчат.

 Но как бы то ни было, сегодня они заговорили с ним. И молодому провидцу показалось, что задрожал на его головой весь небосвод, подобно пальцам, что касаются трепещущих струн и рождают мелодию жизни.

 - Поспеши, поспеши, ученик Великого! Но поспеши не освободить своего юного друга – это сделают за тебя другие. Поспеши перехватить их! Прегради им путь – или мальчика из народа людей ждет участь страшнее той, что готовит ему твой вождь!

 Леденея, Альдер поднялся на внезапно ослабших ногах.

 - Что это за участь?

 Но звезды отвечают далеко не на все вопросы, ведь они гораздо, гораздо выше тварей земных…

 - Скорее! Если мальчик попадет в руки этого тирана, все погибло! Скорее же! Скорее, пока они – те двое, что служат орудием в руках исчадия ада – еще не знают о нем, не знают, кто он… Поторопись!

 Тенкиун заржал и затоптался на месте: Альдер больше чувствовал это, чем слышал.

 - Тише, тише…

 Вороной посмотрел ему в глаза… В душе бесстрашного посланца Вардвана бушевала целая буря чувств, и разрушительный смерч увенчан был смятением и болью.

 - Если они заберут его и унесут на восток, мой юный хозяин… Я знаю, о каком существе говорят тебе звезды. Я знаю… Он могущественнее всех, кто ходил когда-либо по земле. И безжалостнее  самого дьявола!

 - Ждите их у восточных врат, - шепнул напоследок вновь налетевший с юга ветер. – И будьте начеку.

 Непонятно зачем Альдер кивнул. И Вселенная замолчала. Знаки потухли.

 - Ругдур! Улдис! Есть план.

 - Какой? – с воодушевлением спросил сатир, вскакивая.

 - Вы с Ругдуром проникнете в город и постараетесь как можно скорее отыскать Сильфарина. Я расскажу как… Возле ворот…

 - А как же ты?

 - Дай мне сказать. Возле центральных ворот крепостная стена не сплошная: в ней вырыт закрытый решеткой канал, через который Шенна выходит из города. Под водой есть штурвал – с его помощью вы поднимете решетку и заплывете внутрь. Окажетесь в огромной трубе и увидите над поверхностью реки вход в тоннель. Это потайной ход, он приведет вас почти в самый центр города.

 - В центр города?! – изумился Улдис. – Но в центре мы долго не протянем: тут же заметят!

 - Другого пути нет, друг мой. Или в подземный тоннель, или дальше по каналу – выберетесь из трубы, взойдете на берег и окажетесь прямо в лапах у стражников. Не думаю, что это будет разумным решением.

 - Ладно, мы поняли. – Ругдур стиснул зубы и сверкнул глазами в сторону сатира. – Давай дальше, парень. Что потом?

 - Как выберетесь из тоннеля, сворачивайте сразу направо, к западу. Оттуда недалеко: вы очень быстро увидите низкое длинное здание почти без окон. Это и будет тюрьма, где держат Сильфарина.

 - А что будешь делать ты? – Рельм пристально посмотрел в мутные глаза Альдера.

 - Мы с Тенкиуном переправимся на тот берег и отправимся к восточным воротам.

 - Зачем?

 - Я мог бы объяснить тебе, но это будет очень долго… Так надо. Мне, так же, как и вам, предстоит встреча с врагом – врагом, которого я пока не знаю в лицо. Так надо. Удачи вам!

 Крихтайн уже намеревался идти, увлекая за собой жеребца, но тут Ругдур крепко схватил его за локоть и развернул к себе лицом.

 - Послушай, юноша, потрудись все-таки объяснить! А иначе – с чего бы это нам доверять тебе? Кто знает, что у тебя на уме, куда ты направишься и что сделаешь?

 Альдер аккуратно высвободился из мертвой хватки рельма.

 - Если ты доверяешь только тем, кого знаешь и понимаешь, то, боюсь, ты никогда не сможешь мне доверять, - мягко произнес провидец. – Никогда.

 Ругдур пронзал его взглядом. Глаза Альдера затуманились еще сильнее: их затянула мутная, пепельно-серая пелена, подобная той, что затмевает солнце ненастным днем и душит огоньки звезд непроглядной ночью. В этом взгляде стерлись все границы между прошлым и будущим, и они соединились друг с другом, проникли друг в друга и стали одним – настоящим.

 А потом все прошло… А Альдер только тихо сказал:

 - Мне, правда, жаль твою семью, Ругдур. Жаль, что после всего, что с тобой произошло, ты боишься просто слушать сердце. Если ты сердцем не чувствуешь, что можешь положиться на мои знания и на мою честность, я пойду в Заршег один. Найдутся и другие, кто поможет мне спасти мальчика.

 Губы Ругдура дрогнули.

 - Откуда ты знаешь про мою семью?

 - Я узнал о них только что. Ты сам рассказал мне про свою жену и девятилетнюю дочь, которых убили дружинники Файлиса. Вернее, это твои глаза рассказали. В них я увидел соленые слезы и горечь. И отчаяние похолодевшей, окаменевшей души.

 Альдер отвернулся. Но спустя мгновение подошел вплотную к ошеломленному рельму.

 - Знаешь, почему ты так страстно желаешь освободить мальчика? Знаешь, Ругдур? Я знаю. Тебе просто очень нужен друг – тот друг, о котором можно заботиться, которого нужно защищать, за которого придется биться… Возможно, насмерть. Он нужен тебе, чтобы заполнить дыру, возникшую в твоей душе после потери любимых. Вот в чем причина… Ты ведь не мстить сюда пришел… Ты пришел за единственным уцелевшим осколком себя прежнего, за ключом, которым судьба закрыла дверь в твою былую жизнь. Ты пришел за ним… Как он за тобой когда-то.

 Они помолчали.

 - Так ты со мной, Ругдур?

 Рельм сжал кулаки.

 - Да.

 - И я с вами, - решился вставить свое слово Улдис.

 - Я счастлив, - тихо сказал Альдер, взглянув на небо. – Луны не видно…

 - Это и к лучшему, - удовлетворенно заметил сатир. – Так нам легче будет остаться незамеченными.

 - Наверное, ты прав, - задумчиво пробормотал крихтайн. – Хотя… кто знает? Идите же…

 Кивнув ему, сатир и рельм одновременно сорвались с места и бесшумно бросились ко входу в долину. Альдер задержался, вновь прислушиваясь…

 Тихий хрустальный голос донесся до него, пробившись сквозь тяжелые тучи, нависшие над долиной Шалх-Кон. Отчаянный зов…

 - Освободи меня, Ученик Великого! Освободи меня! Дай мне выйти из этой темницы облаков, разгуляться, пролететь над спящей равниной вместе с ветром! Открой мне путь, провидец!

 - Прости, Луна, но темнота – наш лучший друг в эту ночь.

 - О, нет-нет! Я помогу вам, обещаю, что помогу! Я нужна им – тем, кто вызволит вашего друга из темницы. Этой ночью я нужна им, очень-очень нужна! Этой ночью они – не враги ваши, а союзники. Вместе мы сможем, ученик Великого, сможем спасти пленников! Освободи же меня!

 Альдер вздохнул. Да, он понимал, что Ругдуру с Улдисом ни за что не справиться с охраной и не спасти Сильфарина без помощи тех, о ком говорила луна. Но… провидец боялся – боялся той силы, которая стояла за спиной таинственных созданий, что по прихоти судьбы в эту ночь были их сообщниками. Нельзя было допустить, чтобы они забрали Сильфарина.

 И все же… Нужно было рискнуть. Сначала помочь, а потом удержать. Не пустить на восток…

 - Хорошо. Я освобожу тебя.

 И ученик Великого зашептал слова заклятия, разгоняя тучи…

 Только никак не мог понять: почему луна сказала: «спасти пленников»? Не пленника – пленников. Кого же еще?

 Вода в реке оказалась прохладной, и плыть было бы приятно, если б не набухшая и отяжелевшая одежда да меч, якорем тянущий ко дну. Благо, им нужно было преодолеть совсем небольшое расстояние: очень скоро пальцы Ругдура сомкнулись на железной решетке, перекрывающей канал и уходящей под воду. Через пару мгновений рядом очутился и Улдис с мокрыми кудряшками, прилипшими к лицу.

 - Думаешь, не заметили? – Сатир сплюнул.

 Оба прислушались… Пока все тихо и спокойно.

 - Не заметили, - выдохнул Ругдур. – Вот ведь какая темень. – Он набрал полную грудь воздуху и стремительно нырнул – искать штурвал от решетки.

 Улдис нырнул следом.

 Хоть исток Шенны и находился в горах, река оказалась грязной и мутной: большой город крихтайнов «постарался» на славу. Ругдур почти ничего не видел, к тому же глаза разъедало. Подумалось: «И чего только они не сбрасывают в свой ручеек?» Резко и размашисто работая руками, рельм добрался до дна и прощупал твердые камни. Молодцы строители, большую и нелегкую работу проделали. Поймав себя на совершенно посторонних мыслях, Ругдур, все еще ничего не видя, стал шарить руками по дну и стенам канала.

 Воздух закончился: пришлось подниматься к поверхности, где уже дышал утомленный Улдис.

 - Нашел? – спросил сатир.

 - Нет. Но найду.

 Ругдур вновь опустился на дно, на этот раз еще быстрее… И нашел.

 Почти не думая, он крепко схватился за колесо штурвала, напрягся, налег изо всех сил… Не поддалось. Но тут очень кстати подоспел Улдис. Вцепившись в штурвал, оба потянули что было мочи… Скрипнули заржавевшие под водой цепи. Решетка с противным ноющим звуком начала подниматься.

 Слишком громко!

 Они вынырнули, жадно глотая ртами ночной воздух и понимая, что времени на то, чтобы отдышаться, не то чтобы мало – его вообще нет! Сейчас часовые услышат – уже услышали – скрип проклятой решетки, и тогда спасателям конец. Нужно как можно скорее найти вход в тоннель. И то – стражники, конечно же, знают о потайном ходе, значит, скучать Ругдуру с Улдисом не придется…

 - Быстрее! – Рельм ушел под воду первым, ткнув сатира ногой.

 Ему показалось, что он слышал встревоженные крики со стены, но он предпочел не думать об этом. Совсем не разбирая дороги, Ругдур рванулся вперед и скользнул в широкую трубу, наполовину открывшуюся после того, как повернулся штурвал. Проплыв под поднявшейся решеткой, он тут же оттолкнулся ногами от дна и выплыл на поверхность, оглядываясь.

 - Ты здесь, Улдис? – окликнул, не поворачиваясь назад.

 - Здесь-здесь.

 - Видишь вход?

 - Вон там не он?

 Улдис обогнал Ругдура и подплыл к хлипкой лестнице, ведущей к узкому круглому проему в стене. Недолго думая, он довольно проворно вскарабкался по ней и юркнул в темноту дыры. Ругдур последовал за товарищем, чувствуя, как тело, вытащенное из воды, налилось тяжестью. Оказавшись в тоннеле, рельм не выдержал и тихо выругался: слишком тесный.

 - Мы что, должны ползти по нему?

 - Скорее, рельм! Мальчик ждет своих спасителей! А за спиной у этих самых героев – солдат немерено!

 Ругдур хмыкнул, пробираясь по тоннелю.

 - Они не за спиной у нас, дружок сатир. Они ж не дураки за нами ползти! У выхода будут нас поджидать, сволочи!

 Он пощупал пояс: главное, что меч на месте.

 У восточной стены Заршега вырос целый лес из невысоких, но раскидистых теплолюбивых деревьев. Он как будто создан был для того, чтобы хватать в свои коварные зеленые сети случайных путников: извилистые ветви, покрытые липкими соками, тесно переплетались друг с другом, кололись, лезли в лицо; мощные корни выступали из земли, вынуждая ступать медленно и осторожно, чтобы не споткнуться. Альдеру пришлось взять Тенкиуна за нос и вести за собой: вороной явно был сбит с толку этими проклятыми корнями и нервно потряхивал гривой. Воздух отяжелел, налился тревогой и запахом тления. И было неестественно тихо…

 Продолжая нашептывать слова хифиса, провидец вглядывался в черноту жуткого леса. Земля была неровной, бугристой, то здесь, то там встречались нагромождения валунов. И Тенкиун почему-то недовольно всхрапывал, когда они проходили слишком близко к ним. Это навевало Альдеру неприятные подозрения, хоть он никогда и не был в Заршеге…

 - Ну, потерпи еще дружок, - сделав паузу в заклинании, прошептал юноша. – Потерпи немного. Прости, что так долго: я просто не думал, что вызвать луну будет так сложно…

 И они шли дальше, пробираясь к восточным воротам крепости. Валуны стали попадаться реже, зато появились высокие фигурные камни, бледнеющие в темноте – надгробия. Порой они принимали формы хищных птиц, зверей, даже мрачных ангелов, стерегущих вечный сон ушедших в мир иной. Ночь скрывала их черты, оставляя лишь очертания, но оттого только сильнее казалось: все эти недвижные статуи смотрят на тебя и словно зовут: приди, мы ждем тебя в царстве смерти…

 Ближе к вратам надгробные фигуры появлялись все чаще и чаще: здесь у крихтайнов был целый некрополь. Могил было так много, что помимо воли приходилось наступать на них. Тесно растущие анчары оплетали потрескавшиеся камни своими ядовитыми ветвями, отчего кладбище выглядело еще более старым, запущенным и мрачным.

 Альдер старался не обращать внимания на всю омерзительность места, где по воле случая оказался. Борясь со слабостью, он звал ночное светило…

 И наконец, одолев черную хмарь, серп луны взошел над молчаливым лесом, пролил серебро на бледные надгробья, и те будто ожили. Повеяло холодом. Чувствуя смертельную усталость, Альдер закончил заклинание,… и в этот момент одинокий волчий вой, полный звериного отчаяния и жажды крови, пробрал его до самых костей, вспоров тишину.

 - Оборотень, - сам себе шепнул провидец.

 Тенкиун у него за спиной фыркнул.

 А с севера, оттуда, откуда пришли крихтайн с вороным, уже ответил первому хищнику второй. Третий отозвался с востока, потом четвертый, потом еще, еще… И настоящий хор – хор из сотен ледяных голосов – жуткий хор, пугающий, завораживающий – зазвучал сразу со всех сторон.

 Альдер не боялся: он ведь знал, на что идет, и был готов ко всему – даже к этому.

 Сам лес вокруг них зарычал и задвигался. Испуганно запищали мелкие грызуны, прячась в норы, пронзительно закричали птицы, покидая гнезда и тучами взмывая в растерзанное небо. Зашуршали травы, затрещали ломающиеся ветви… Огромные чудовища приближались отовсюду, и уже мелькали между деревьев их страшные тени.

 Оборотни окружили Альдера и напряженного Тенкиуна, скалясь и сверкая глазами. Обнаженные их клыки даже самому отважному воину внушили бы ужас. Грубая серая шерсть на спинах встала дыбом, лапы согнулись, и каждый из волков подобрался, готовясь прыгнуть, но из их стаи вдруг вышел один, еще сохранивший облик вумианоподобного – худой пожилой мужчина в волчьей шкуре.

 Недобро смотрели его глаза…

 - Кто ты такой? – спросил низкий хриплый голос – отрывисто спросил, будто пролаял.

 - Я не враг вам, - спокойно ответил Альдер.

 Оборотень рассмеялся.

 - Ну, конечно же, не враг! Враги равны нам по силе, а ты жалок по сравнению с нашей стаей! Ты – не враг. Ты – жертва!

 Он мгновенно перевоплотился в волка и бросился к Альдеру, целясь в самое горло. Но Тенкиун, встав на дыбы, забил в воздухе копытами и громко, грозно заржал. И в ржании его слышались голоса тысяч небесных горнов, поющих славу Вардвану, и звон от ударов сотен небесных молотов о сталь в кузницах Ханмара…

 Оборотень отшатнулся, а Альдер вскинул руки и крикнул властно:

 - Стойте! – и когда стало вдруг тихо, добавил: - Вы хотите спасти ЕГО? Я знаю. Мы тоже этого хотим…

 Сердце его готово было выскочить из груди – так быстро оно билось. Он ведь не был до конца уверен в том, чего хотят оборотни, не знал сам, кого имел в виду, говоря «ЕГО», просто вспомнил вдруг о словах луны. Сам не понял того, что сказал. Наугад бил.

 И попал.

 Сильфарина разбудил непонятный звук, будто где-то там, за стенами темницы, у входных дверей шла борьба. Он посмотрел на своего соседа: Рагхан сидел, выпрямившись в струну, насколько это было возможно в его положении, и глаза его были широко распахнуты.

 - Это они, - прошептал он как-то отрешенно. – Они. Они пришли вызволить меня отсюда… А я даже не знаю, рад я им или нет…

 В этот момент тишину прорезал жуткий крик, настолько пронзительный и страшный, что Сильфарин чуть не порезал кожу на запястьях, когда, забыв о веревках, попытался закрыть уши руками. Он похолодел и задрожал.

 - Боже, что это?

 Раздался еще один крик, потом снова шум борьбы, рычание и… волчий вой.

 - Это оборотни, - спокойно ответил Рагхан.

 - Кто?

 Звуки были все ближе и громче: те, кто напал на тюрьму, стремительно продвигались к их темнице.

 - Тревога! Тревога! – закричал кто-то из стражников. – Тре…

 Судорога прошла по всему телу Сильфарина, когда до ушей его донесся отвратительный хруст костей. Какими же должны быть челюсти этих чудовищ, чтобы вот так запросто раскусить скелет крихтайна, будто яичную скорлупу?

 Лунный свет падал на мрачное лицо Рагхана, и, увидев это лицо, Сильфарин вдруг подумал, что кровожадные оборотни с их когтями и клыками – не самое страшное из того, что было и будет в эту ночь.

 - Мы заберем тебя, сын Рунна, - шепотом произнес Рагхан, глядя своими пустыми глазами прямо перед собой. – Ты тоже будешь жить среди нас – среди людей и оборотней. Мы тебя заберем… Я тебя не оставлю.

 - Нет! – вскричал Сильфарин. – Нет, я не хочу! Лучше остаться здесь и просто умереть!

 - Глупый… Ты сам не понимаешь, что говоришь. Мой господин будет добр к тебе, ведь ты не такой, как я… Может быть, он сделает тебя своим главным помощником, своей опорой… Глупый… Ты ведь человек.

 - Нет! Нет!!!

 Он кричал так, не замолкая, даже когда дверь темницы была выбита и на пороге появился оборотень. Пасть, грудь и лапы волка были в крови крихтайнов, а у него самого не было ни одной свежей царапины, лишь на носу красовался длинный, уже зарубцевавшийся шрам. Ледяными глазами взглянув на Сильфарина, который продолжал кричать, оборотень прыгнул к Рагхану и страшными клыками разгрыз цепи, приковывающие мальчика к стене.

 - Забери его, Као, - приказал Рагхан, указывая на Сильфарина. – Мы должны его спасти. Скорее!

 - Нееет!!! – громче закричал Сильфарин, когда монстр двинулся на него. – Оставь меня в покое!

 Но оборотень, не обращал внимания на его крики: он вдруг принял облик худого юноши лет пятнадцати и склонился над мальчиком, развязывая его путы.

 Сильфарин в это время не сводил глаз с Рагхана:

 - Зачем я тебе?

 - Зачем? Я просто хочу, чтобы ты понял, наивный мальчишка: ты – человек. Да, разумный, да, светлый, не такой, как те, другие… Но человек. Твое место среди нас. Среди нас, где тебя будут считать богом, а не здесь, где каждый плюет тебе в лицо и называет диким варваром, где на тебя смотрят как на зверя, как на урода, у которого нет родинки… Ты слышишь меня? Хватит гнаться за сказкой! Твое место среди нас. Прими это как должное.

 Оборотень взвалил обмякшее тело Сильфарина себе на спину и вновь обратился волком.

 - Нет, - без сил повторил Сильфарин, цепляясь за грубую шерсть на загривке зверя. – Нет, я хочу бороться дальше…

 - Это не во власти человека. К сожалению. Прости, брат. – Рагхан хлопнул волка по передней лапе. – Вперед, Као!

 Сам он вскочил на второго оборотня, только что появившегося в проеме.

 - Лекши… Где Лекши? – растеряно шептал мальчик. – Неужели погиб?

 А Сильфарин закрыл глаза.

 «На все воля твоя, Великий Рунн…»

 Верхом на оборотнях они вырвались из тюрьмы и погрузились в кошмар южной ночи. Сильфарин уже плохо понимал, что происходит вокруг него, да и было ли это важно? Для него проще было умереть, но противостоять незримой воле, что направляла Рагхана и оборотней, не хватало сил. И мальчик просто отрешился от всего, ничего не видя, ни о чем не думая. Все стало мутным, как в тумане: алая пелена застилала глаза вместе с вырвавшимися наружу слезами отчаяния – отчаяния от неспособности самому вершить свою судьбу. Горячая кровь забрызгала все лицо и медленно стекала по щекам единственным напоминанием о том, что все по-прежнему реально. Кровь не давала сознанию провалиться в небытие…

 Один раз сквозь шум в ушах Сильфарин смог разобрать голос Рагхана:

 - К восточным воротам! Быстрее!

 «Они унесут меня на восток, - мелькнуло в затуманенной голове. – Я не боюсь людей, своих сородичей, но я боюсь мрака, от которого когда-то был спасен… Разве ради этого ты послал мне Тайшу? Ради того, чтобы все встало на свои места и навсегда осталось прежним?»

 Вой оборотня, на котором сидел Рагхан, вырвал Сильфарина из грустных размышлений, вернув в холод и безумие отчаянной схватки. Они были уже возле храма Руанны, и со всех концов к широкой площади сбегались вооруженные крихтайны.

 - Не бойся: они не посмеют нас тронуть. – Рагхан все еще не терял ледяного самообладания. – Ведь мы должны умереть только на рассвете их Праздника Плодородия.

 Мальчики с удивлением обнаружили, что не все воины на площади пришли сюда за беглецами: возле храма был узкий колодезь, казавшийся заброшенным, и часть солдат собралась вокруг него. Когда туда же оттеснили оборотней, Сильфарин различил в глубине колодца подозрительный шорох.

 - Скоро уже вылезут! – крикнул один из крихтайнов, перехватывая копье.

 В этот момент в глотку ему вцепились волчьи клыки. Сильфарин зажмурился. Вспыхнула молнией мысль: «Кто вылезет?»

 - Тазрас! – донесся до него крик Рагхана. – Тазрас, скорей! Поможем Као!

 Еще жарче разгорелась битва у колодца, крихтайны напирали, и Сильфарин чувствовал, всем телом своим чувствовал, как слабеет под ним израненный волк. В него столько раз вонзались острые пики и сабли, что мальчику оставалось только удивляться поразительной выносливости и живучести оборотней: Као держался – и бился с еще большим остервенением.

 Пока крихтайны были заняты волками, из колодца выскочили двое – сатир и рельм, мокрые, запачканные в жидкой черной грязи. Не сразу Сильфарин заметил это, но стоило его взгляду лишь мельком скользнуть по лицу одного из неожиданных участников сечи, как дыхание перехватило от радости.

 Ругдур! Теперь все будет хорошо, оборотни не заберут его с собой!

 - Держись, малыш! – крикнул рельм, заметив взгляд мальчика.

 Прямой рельмийский меч в это время вонзился в грудь налетевшего на Ругдура крихтайна.

 Протрубили боевые рога. Со всех сторон послышались крики:

 - К восточным вратам! Все к восточным вратам!

 Среди воинов Заршега началось смятение, чем не преминули воспользоваться и оборотни, и их нежданные сообщники. А приказы, сбившие с толку крихтайнов, повторялись:

 - К восточной стене!

 Солдаты растеряно переглядывались, еще не решаясь оставить беглецов.

 - Что происходит?

 - Не знаю…

 - Оборотни! Оборотни в городе!

 - Их целое войско!

 - Кто-то открыл им ворота!

 Вскоре на площади перед храмом осталась лишь маленькая горстка солдат, которые оказались ничем перед яростью, клыками и мечами освободителей.

 - А ты кто такой? – требовательно спросил Ругдур, останавливаясь и глядя на Рагхана, когда вокруг не осталось ни одного живого врага.

 И рельм, и его спутник с подозрением и нескрываемой враждебностью посматривали на двух оборотней.

 - Сейчас не время это обсуждать, - холодно бросил Рагхан. – Вперед! К восточным воротам!

 - К восточным?! Ты рехнулся, малыш! Там сейчас все войска города!

 - Там наши. Мы прорвемся.

 - Наши? – нахмурился сатир. – Чьи это, а? Вот именно, что ваши, а не наши!

 - Не проще ли выбраться через западные ворота? До них добираться ближе…

 Рагхан спрыгнул на землю. Волк, на котором он до того сидел, превратился в пожилого мужчину и прохрипел:

 - В первый раз нам удалось прокрасться мимо стражи западных ворот. Но выбраться из крепости не получится.

 - Почему это?

 - Там очень хитрая ловушка. Вдвоем мы смогли миновать ее. С детьми на спинах – не сможем.

 - Мы сами пойдем! – воскликнул Сильфарин, цепляясь за вспыхнувшую надежду. – Мы…

 - Вы не в состоянии идти! – перебил оборотень.

 - Тогда бежим к центральным воротам! – Ругдур терял терпение.

 - А ты знаешь, как открыть их? – осадил его Рагхан. – Заршег не так прост, как ты думаешь.

 Рельм заскрипел челюстями от злости. Нет, все шло не так, как надо… Нельзя было соваться к волкам, нельзя… А этот маленький чертенок нарочно заманивает их в ловушку. Он заодно с оборотнями, он ждет, когда можно будет захлопнуть пасть…

 - Нет времени думать, воин! – Рагхан вновь вскочил на перевоплотившегося Тазраса. – Вперед!

 У Ругдура не оставалось выбора.

 Сильфарин плохо помнил, как они пробились к вратам крепости. Помнил только, что крихтайны были заняты оборотнями, которые заполонили восточный берег Шенны, и это сыграло на руку беглецам: Ругдур с сатиром, смешались с защитниками крепости и вывели мальчишек из города. Их тут же приняли чьи-то заботливые руки…

 - Альдер! – не веря самому себе, прошептал Сильфарин. – Альдер…

 Еще мгновение – и сердце его радостно подпрыгнуло: за спиной провидца стоял, покачивая головой, вороной Тенкиун.

 - И что теперь? – спросил Ругдур, обращаясь сразу и к Альдеру, и к Рагхану.

 - Као! – вместо ответа позвал последний.

 К нему тут же подскочил оборотень со шрамом – старый знакомый острой сабли провидца. На него было страшно смотреть: по бокам и лапам ручейками стекала ярко-красная кровь.

 - Уходим, Као!

 Оборотень подобрался, напряг мощные лапы, резко выпрямился и издал протяжный вой… И битва внезапно прекратилась: волки беспрекословно последовали за сыном вожака, покидая крепость. Восточный лес наполнился их рыками.

 - Прочь из долины! – крикнул Альдер. – Скорее на север! Ругдур, Улдис! Садитесь на них!

 - Ни за что! – отрезал рельм.

 - Ты не успеешь, упрямец! Нужно держаться вместе! Нас пока защищает лес, но когда приблизимся к выходу из Шалх-Кона, крихтайны будут стрелять со стен. Быстро садись!

 Зло прорычав, Ругдур кинулся к ближайшему оборотню, и тот с большим неудовольствием позволил ему запрыгнуть себе на спину. Альдер удовлетворенно кивнул и вскочил на Тенкиуна.

 Они прорвались…

 Они покинули Шалх-Кон, следуя вдоль берега реки, и вместе с ее руслом повернув на восток…

 - Нет! Стойте! – Альдер, обогнав бежавшего впереди оборотня с Рагханом на спине, перекрыл тому путь, круто развернув вороного.

 - Нельзя медлить! – воскликнул Рагхан. – Хакрис пошлет погоню.

 - Вы не унесете сына Рунна на восток, - тихо произнес провидец. – Мы вам не позволим.

 По обеим сторонам от Тенкиуна встали нахмурившиеся рельм и сатир.

 - Вы? – Окровавленный юноша со шрамом на лице, крепко держа Сильфарина за плечи, презрительно рассмеялся. – Нас намного больше, чем вас, и мы сильнее. Попробуй отнять у меня мальчишку, крихтайн – умрешь! Я не отпущу его, пока мне не прикажет мой господин!

 - Довольно, Као! – вдруг вмешался Рагхан. – Пусть Сильфарин сам решает, за кем ему пойти. Отпусти его, слышишь? Но… - Он повернулся лицом к освобожденному от хватки Као Сильфарину. – Помни, что я говорил тебе в темнице. Помни. И теперь выбирай – быть богом среди отвергнутых или отвергнутым среди богов. Твой ход, брат…

 - Я должен идти дальше, Рагхан, - ответил Сильфарин, становясь рядом с Ругдуром. – Должен… Я буду бороться. И не важно, что меня называют варваром. В мире гораздо больше добра и света, чем ты думаешь. Я докажу тебе. Увидишь… Идем с нами, Рагхан. Ты… ты не должен жить среди чудовищ, которых называют людьми!

 - Среди чудовищ? – Слезы обиды, обиды за людей, блеснули в глазах Рагхана. – Они не чудовища! Они – мой народ, Сильфарин!

 - Твой народ? А по мне, так они просто несчастные рабы! Как и ты сам! Хочешь вернуться к своему Хозяину? Хочешь, чтобы он дальше продолжал издеваться над тобой? Хочешь стать орудием в руках дьявола? Этого ты хочешь, да? Скажи: этого?

 Рагхан смотрел на него молча. Лишь через несколько мучительно долгих мгновений прошептал хрипло:

 - Ты сделал выбор, Сильфарин. Сделал. Но твой выбор – не мой. Не стоит жалеть меня, не стоит зря бороться за мою душу. Это бессмысленно.

 - Нет! Никогда не поздно драться за свою…

 - Я уже сказал тебе: ты решил, как будет лучше для тебя. Так уходи! Уходи, а меня оставь. Я давно сделал свой выбор, мальчик. Давно… Меня уже не спасти.

 Сильфарин вздохнул.

 - Мне жаль, что ты смирился, - сказал он. – Прощай.

 - Прощай, брат.

 Не глядя на Сильфарина, Рагхан забрался на спину Тазраса, и оглядел оборотней.

 - Отпусти их, Као. Пусть поохотятся…

 Сильфарин уже не слышал волчьего воя. Он просто стоял, шатаясь на ветру, и смотрел вслед тому, кто назвал, все-таки назвал его братом… перед тем, как исчезнуть в темноте.

 - Он отпустил меня. Отпустил… А сам ушел, чтобы отдать себя в руки мрака…

 По лицу мальчика катились слезы.

 Рука Ругдура легла на плечо, а провидец спокойно произнес:

 - Идем, пришелец из Фистаманда, надо спешить. Это его решение. Ты ничего не мог с этим сделать. Идем…

 

 Глава 8

 Кулак Хакриса с громким стуком опустился на каменный подлокотник трона, костяшки пальцев побелели. Дрожа всем телом от едва сдерживаемого гнева, вождь крихтайнов процедил сквозь зубы:

 - Как ты мог допустить, чтобы они сбежали?

 Файлис смиренно опустил голову, будто уже подставлял шею под удар карательного топора. Не заботясь более о безупречно чистых шароварах, он встал на колени перед своим владыкой, как перед плахой, и протянул к Хакрису руки.

 - Молю простить меня, господин мой! Все произошло слишком быстро и внезапно, к тому же это нападение оборотней… Мы до сих пор не можем понять, кто смог открыть ворота. Возможно…

 - Не можете понять?! – в ярости перебил его Хакрис. – А ты не думал, мой дорогой друг, что это был тот самый твой провидец?

 - Нет! – Князь побледнел от нахлынувшего на него ужаса. – Нет, повелитель! Все мои воины беззаветно верны твоему народу и…

 - Я знаю, что это был он! Не пытайся обмануть меня, Файлис, или это дорого тебе обойдется. Сдается мне, ты недостаточно хорошо следишь за своими подчиненными. Твой проклятый чародей, которого ты вечно держал под боком, доставил нам немало неприятностей, встав на сторону мальчишек… Я разочарован в тебе, князь. – Вождь с шумом выпустил воздух из раздутой гневом груди. – И все же… - Успокоившись, Хакрис наконец-то увидел протянутые к нему руки. – Все же… я разрешаю тебе поцеловать мою длань.

 Файлис с облегчением вздохнул и прильнул губами к ладони сюзерена. Значит, прощен… Слава Руанне!

 - Тебе будет дарован шанс все исправить и вновь вырасти в моих глазах. Ты догадываешься, что это за шанс, благородный князь?

 - Пока нет, повелитель, - тихо ответил Файлис, поднявшись с пола.

 - Бери отряд и отправляйся в погоню, - твердо приказал вождь. – Принесешь мне две человечьи головы – будешь навеки прощен. Тебе все ясно?

 Файлис кивнул.

 - Да, мой господин.

 Хакрис прищурился и окинул князя подозрительным взглядом с головы до ног, словно в первый раз видел.

 - Это хорошо, что тебе все ясно… Запомни: две головы! Две! Тот мальчик, которого привез ты, не менее опасен, чем сын Ганнуса. Он должен быть мертв.

 - Да, владыка. – На краткий миг жажда мести сверкнула в глазах князя.

 - Отправляйся сейчас же. После того, как расправишься с детьми, убей остальных, кто будет с ними. Всех, кроме провидца. Его ты приведешь ко мне, понял?

 - Зачем тебе этот предатель? – изумился Файлис.

 - Это пока тебя не касается, князь. Ты всего лишь мой вассал и должен выполнять приказы. Знай свое место. И еще… Пора перестать быть высокомерным и заносчивым: ты далеко не юноша. Не надо впредь недооценивать противника, кем бы он ни был, а иначе… смотри, как бы тебе не кончить в пасти волка подобно жалкому кролику, благородный Файлис. Ступай.

 Оказаться под прохладной сенью древнего леса после стольких дней, проведенных в плену у жаркого южного солнца, было драгоценной наградой за терпение и выносливость.

 Могучие стволы высоких деревьев по обеим сторонам широкой проторенной дороги напоминали чем-то ровные столбы длинной базилики, увитой цветами и листьями. Как будто сама природа, что по праву слывет искуснейшим из зодчих, построила в этом лесу живой храм, дабы пилигримы, оказавшись здесь, могли поклониться ее величию и красоте. Ветви переплетались узорчатым куполом, и под сводом их свистели спрятавшиеся в гнездах птицы. Через резные оконца в этом куполе проникало внутрь мягкое золото побледневшего солнца, заливая дивным светом деревья, травы и саму землю. Зелень мха пробивалась сквозь желтизну сухих крон, оторванные легким ветром листья кружились в последнем танце, наполняя чистоту прозрачного воздуха запахом осени. Медленно, очень медленно опускались они на шуршащую под тяжелыми ботинками лесную подстилку из отцветших ветрениц и белоцветника. Их тихий шорох успокаивал, подобно голосам, что нашептывают молитвы в стенах храма. Журчали мелкие ручейки, во все стороны разбегаясь от живительных источников.

 - Что это за лес такой? – озираясь, спросил Ругдур своих товарищей.

 - Ты что, Высший, не путешествовал никогда, пока жил рядом с Аруманом? Ну, даешь… Это ведь…

 - Знаешь, мне и там хватало приключений, - вспыхнув, перебил Улдиса рельм. – Крихтайны постарались.

 - Тихо, тихо… - Альдер похлопал Ругдура по плечу, ничуть не обидевшись на то, с какой ненавистью тот отзывался о его сородичах. – Не горячись, дружище. Ведь наш Улдис не хотел тебя задеть. Ты слишком близко к сердцу все воспринимаешь после того, как…

 - Я тебя понял, Альдер, - хрипло проговорил Ругдур, остановив юного провидца предупредительным движением ладони. – Так что это за место?

 - Рионский лес, - просто ответил крихтайн. – Теперь, надеюсь, тебе понятно, почему так возмутило сатира твое неведение: ведь здесь зародились практически все Низшие расы.

 - Да, вот она – моя родина… - с блаженством произнес Улдис, раскидывая руки в стороны. – Нас здесь, ой, как много. Хорошо-то как!

 Ругдур поднял бровь.

 - Много? Но я никого не вижу…

 - Мы, Низшие, не любим чужаков. Уверен: за нами уже подсматривают, да только твой мрачный вид, рельм, всех отпугнул.

 В ответ на это Ругдур только тихо хмыкнул. Ну, и пусть прячутся…

 - Да, приятно оказаться дома, когда тебя ждут, - как ни в чем не бывало, молвил Альдер. – Тогда любая дорога, любая доля будет не в тягость.

 На удивление путников, голос подал Сильфарин. Вот уже восьмой день подряд он плелся в хвосте отряда и разговаривал только с Тенкиуном. Никак не мог выкинуть из головы ту ночь, когда расстался с тем, другим мальчиком, и часто звал по ночам: Рагхан, Рагхан…

 - Мне жаль, что тебе пришлось отречься от дома и племени, Альдер. Я… понимаю, что это значит – быть чужим среди тех, кто с тобой одной крови.

 - Не жалей меня, мой маленький друг, - сказал провидец, приободрившись. – Кто знает, быть может, и не среди крихтайнов вовсе мой дом? Может, запах родного очага чудится мне гораздо западнее…

 «Иди на запад», - вспомнил вдруг Сильфарин.

 Иди на запад. Они – там.

 - Альдер, - несмело начал мальчик.

 - Ммм?

 - Скажи: как получилось так, что ты стал учеником Великого вумиана? Как ты сумел сохранить чистоту и благородство, когда твои соплеменники грабили и убивали без жалости и без стыда?

 Альдер тяжело вздохнул.

 - Мне было чуть меньше четырнадцати, когда наше племя стало зваться племенем крихтайнов. Я родился и жил в общине отважного Кейбиса, но это была крохотная горстка земледельцев, и Хакрис быстро подчинил нас себе, как сделал это со всеми общинами, объединив их в одно племя и поставив себя выше всех вождей. Дань, которой он обложил нас, была слишком велика, и мы не были способны платить ее. За это нас жестоко наказывали. Помню даже, как на моих глазах убили двоих стариков… А через несколько месяцев после разрыва с Колирианом Хакрис велел готовиться к войне – к священной войне, как он называл ее. Он призывал нас, своих подданных, пролить кровь рельмов, ибо этой крови хочет Руанна – новая богиня. Руанна всегда, всегда хочет крови. Такова ее природа… Хотя, быть может, это лишь оправдание для властолюбивого вождя…

 Когда отец узнал, что на войну заберут даже тринадцатилетних подростков, он приказал мне и матери бежать из земель Хакриса. И… нам удалось. Мы бежали на запад, но мать скоро заболела – простудилась на болотах – и умерла. А я… меня в этом самом лесу нашла одна из нимф. Она передала меня, полуживого, в руки кентавра, верхом на котором я добрался до какого-то города. Потом только я узнал, что это был Талавир – небольшое поселение в одном дневном переходе от великого Каллаона. В Талавире меня окружили существа, прекрасней которых я никогда не видел – вумианы. И там же я впервые встретил своего будущего наставника. Не знаю, что он нашел во мне. Но он забрал меня с собой, и я слепо отправился вслед за ним. Дальше, вглубь страны, вслед за солнцем. Он делился со мной самым сокровенным, самым важным, что только может быть во Вселенной… Мне было легко с ним.

 И все-таки спустя два года я ушел. Захотел вернуться на родину. Дураком был. Просто хотел… хотел найти своего отца…

 А нашел его могилу.

 Вот тогда я сошел с праведного пути. В моем сердце родилось страшное и черное желание – жажда отомстить. Отомстить Хакрису, Колириану – хоть кому-нибудь из них! За их вражду, за муки народа, за мою сломанную жизнь… Я не понимал тогда, что жизнь не так просто сломать.

 Но что я мог сделать? Мне так и не удалось утолить свою жажду. Все, что я получил – это холод, пустоту в душе и ожесточенное сердце. Я был растоптан, разбит и разгромлен судьбой. Но, видно, так ей было угодно.

 Ей было угодно, чтобы я прошел этот путь, замкнув круг. Ушел из Каллаона, чтобы потом вернуться. Самому вернуться, по своей воле, лелея в груди надежду на прощение. Кому-то было так нужно. Мне было так нужно… Почувствовать себя раздавленным и мертвым, чтобы научиться восставать из праха. Затоптать в грязь свою гордость, быть тихим и смиренным – но не сломленным. Это было необходимо, чтобы стать подлинным учеником Великого. Это был трудный путь, и с каждым новым шагом по нему я умирал. Но все-таки дошел. И на коленях приполз к НЕМУ – к Учителю, к Свету, к Рунну…

 И я умер там. Там, корчась в ногах у невозмутимого и холодного неба, я умер.

 И вместе со мной умерла моя боль. Тоска по родным, злость, ненависть, желание отомстить – все они покинули мою душу. И не стало больше крихтайна Альдера, что жил под гнетом власти Хакриса и проливал кровь, которую не должен был проливать. Альдер умер навсегда. Осталось только некое существо, чью судьбу небо в тот миг держало в своих ладонях.

 … Провидец замолчал, глядя в пустоту перед собой.

 - И… и что? – робко подал голос сатир. – Что же оно решило?

 - Еще не знаю… Оно не сказало мне. Но мне известно, что сейчас я снова жив.

 Лес вслушивался в слова провидца, и ветер, проносясь высоко над макушками деревьев, долго еще пересказывал птицам историю о том, как все-таки непросто это – стать учеником Великого…

 - А не устроить ли нам привал? – предложил вдруг Улдис. – Не знаю, как у вас, а у меня уже ноги отваливаются. Неужели Высшие и люди совсем не ведают усталости?

 - Все мы равны, Улдис, - наставительно заметил Альдер, уже прогнав прочь невеселые воспоминания. – Все мы – простые смертные, грешники, маленькие земные создания, живущие под небом, которое, бог знает, по чьей великой милости до сих пор не обрушилось на нас. Проще говоря, все мы устали. Только ни у кого пока не хватило смелости в этом признаться.

 - Ладно, устроим привал. – Ругдур, все еще находясь под впечатлением от рассказа крихтайна, остановился и принялся оглядываться по сторонам. – Ты не против, малыш?

 - Что? – рассеянно переспросил Сильфарин. – Я… Нет-нет, не против…

 - Разумеется, он только за! – подхватил Улдис. – Видно же: на бедолаге просто лица нет. Идем, мальчик…

 Сатир протянул руки к Сильфарину, тот вдруг улыбнулся.

 - Забавный у тебя вид, Улдис. Листья на рогах и в волосах…

 - Что? – Низший поднял глаза и потряс головой. – А, это…

 Оба рассмеялись, и только тогда Улдис увидел перед собой настоящего ребенка. Просто мальчика – скромного, наивного, немного растерянного, такого, каким ему положено быть. Только вот в прищуре глубоких глаз до сих пор поблескивало что-то совсем недетское…

 В это время рельм с крихтайном, шурша опавшей листвой, спустились вниз по крутому землистому склону: зоркие глаза двух опытных воинов сумели рассмотреть там, внизу, за стеной могучих кипарисов, блеск речной глади.

 - Эй! – окликнул сатира с мальчиком Ругдур, махнув рукой. – Идите-ка сюда!

 Улдис подбежал к обрыву и нашел извилистую тропку, по которой легче было спуститься, держась руками за покрытые лишайником камни. Сильфарин не отставал, ничуть не беспокоясь за Тенкиуна: посланец Вардвана, не касаясь ногами земли, «проплыл» мимо и быстро оказался рядом с улыбающимся Альдером.

 - Эхе-хей! – радостно закричал Улдис. – Это же Ташхарра, друзья мои! Река моего детства!

 В этом месте Ташхарра была широкой и спокойной. Закончив спуск, Сильфарин очутился на пологом берегу, поросшем аконитом, купальницей и камышом. Плакучие ивы с темными стволами и кое-где обнажившимися корнями, смотрелись в глубину реки, а ветер шевелил их длинные тонкие ветви…

 - Красиво… - прошептал Альдер.

 - Смотрите! На той стороне… - Улдис указывал на противоположный берег реки: там, в зарослях камыша, сидели две девушки. С опаской в прекрасных глазах смотрели они на путников, то и дело переглядываясь и перешептываясь друг с другом.

 - Кто это такие? – спросил Сильфарин, щурясь и пытаясь определить расовую принадлежность.

 - Нимфы, - ответил Альдер, лишь вскользь посмотрев на девушек.

 В этот момент обе красавицы вскочили на ноги и… Сильфарин и его друзья только моргнуть и успели: в мгновение ока нимфы растаяли в воздухе и обратились в нежнейшие лепестки диких бледно-розовых цветов. Ветер подхватил их и унес в чащу.

 - Меймин, - уточнил Улдис. – Дочери весны. – Он блаженно вздохнул. – Эх, я и в самом деле дома… Знали бы вы, как весело было, когда теплыми вечерами под сенью старого дуба я и друг мой Элдир отплясывали вместе с гаин – дочерями лета! Здесь мы свободны и вечно счастливы! Ни одному Высшему этого не понять…

 Рука Альдера легла на плечо сатира, заметив, что под конец пламенной речи тот приуныл.

 - Не вздыхай, дружище. Радуйся. Дыши родным воздухом… А я пошел.

 Последняя его фраза прозвучала настолько неожиданно для всех, что они даже не сразу отозвались – просто смотрели, как резко поднялся крихтайн на ноги, как решительно закинул за плечо свою дорожную сумку, как поправил саблю за поясом…

 - Куда это ты пошел? – наконец спросил Ругдур.

 - Не знаю еще… Но скорее всего, на восток. Я ведь должен увидеть людей.

 - Зачем? – Сильфарин тоже встал.

 - Тебе жить надоело? – добавил рельм.

 - Вовсе нет, - совершенно спокойно и невозмутимо ответил Альдер. – Но я обещал Учителю и самому себе, что побываю везде и посмотрю на все расы. Это нужно, чтобы лучше понять Правду.

 - Что понять? – переспросил Улдис.

 - Долго объяснять. – Впервые провидец ответил сатиру довольно сухо.

 - А, ясно, - понял Низший.

 Альдер натянул на подбородок черную вуаль и поклонился товарищам, прощаясь.

 - Нет, постой! – Сильфарин подбежал к крихтайну и схватил его за руку. – А как же… Ты говорил, что когда-то я стану учеником Великого вумиана. Как ты. Но как же я без тебя? Как…

 Альдер с улыбкой погладил мальчика по курчавой голове.

 - Не волнуйся, юный человек, твой час придет.

 - Но я не могу ждать какого-то часа! Я обещал Тайше… Я обещал Рагхану… Я обещал самому себе, что…

 Он с трудом подбирал слова, голос его дрожал, на глаза навернулись слезы. Провидец вновь улыбнулся.

 - Иди в Андагаэн, мой друг. В Каллаоне ты найдешь вумиана Палнаса. Он станет твоим учителем… Но для начала тебе придется… его убедить.

 - Андагаэн? Каллаон? Тот самый? Но… где это?

 - Твои друзья помогут тебе отыскать дорогу, сын Рунна. – Альдер поднял глаза на остальных. – Ведь правда?

 - Правда, - твердо сказал Улдис. – Я знаю, как добраться туда.

 - А я буду защищать тебя, Сильфарин, - добавил Ругдур. – Обещаю.

 Альдер поймал взгляд рельма и подмигнул ему, будто говоря: «Молодец! Я знал…» Но Ругдур насупился, а юноша опять обратился к Сильфарину:

 - Вот видишь? Не бойся ничего.

 - Я не буду бояться, - пообещал мальчик. – Вот только… я все равно не хочу, чтобы ты уходил. Ты мне нужен. Так же, как Ругдур, так же, как Улдис. Как Тенкиун. Вы все… У меня ведь никогда не было таких друзей, и… Ты мне очень нужен, Альдер! Ведь ты – единственный, кто уже прошел тот самый круг.

 - Сильфарин…

 - Да?

 Лицо Альдера впервые показалось мальчику мрачным, бледным и искаженным дикой болью.

 - Я должен идти.

 - Почему?

 - Ты потом поймешь.

 Провидец наклонился, оттянул вуаль и оставил на лбу Сильфарина легкий поцелуй, а выпрямившись, тихо произнес:

 - Да хранит тебя Рунн, дитя. – Сделав несколько широких шагов вдоль берега реки, крихтайн остановился и помахал рукой. – Прощайте, друзья! Прощай, идущий за Светом!

 

Глава 9

 - Мы нашли их, князь, - прошептал Лоугар, подползая к Файлису и шурша опавшими листьями. – Чуть к северо-востоку отсюда… Но их…

 Крихтайн запнулся.

 - Что такое? – нахмурился его господин. – Что-то не так?

 - Их трое, князь. Только трое…

 Файлис похолодел, однако тут же отогнал от себя смутную тревогу.

 - И что? Может быть, вы просто не заметили других, или оборотни не вернулись с ночной охоты, - сказал он, надменно вскидывая подбородок.

 Эх, забыл ты, благородный князь, о последних словах своего сюзерена!

 - Возможно, мой повелитель, но… разведчик, которому удалось подобраться ближе всех к троице, говорил, что…

 - Тсс!!! Тихо, Лоугар. Нам пора атаковать, а не молоть языками, ты меня понял? Давай же, быстрее! Я не хочу, чтобы они ушли от нас снова: вождь Хакрис итак был мною крайне недоволен. Так вот знай: если на этот раз я не добуду головы мальчишек – обоих! – тебе несдобровать!

 - Я подчиняюсь, мой князь, - хмурясь, пробасил Лоугар. – Следуйте за мной.

 Мотнув головой в нужном направлении, он на локтях пополз вперед, раздвигая ладонями высокую степную траву. Но Файлис коротким окриком остановил его, презрительно скривившись и выпрямившись:

 - Прекратить! Встать в полный рост, как твой господин! Сейчас утро, светит солнце, а оборотни, если ты еще не знаешь, могут обращаться лишь при луне.

 Ничего не ответив, дружинник поднялся и повел за собой князя.

 Да, Лоугар не мог знать о зависимости оборотней: до той ночи, когда бежали люди, он только слышал о них. Признаки новой расы прежде были известны лишь жрецам, что общались с Руанной, да Хакрису и его приближенным. Но Файлис не преминул воспользоваться случаем, чтобы в который раз показать свое превосходство.

 Между тем к ним присоединились остальные воины, обнажившие сабли: в любой момент могут показаться и другие оборотни. И пусть князь, охваченный ненавистью и жаждой мести, ничего не боится, нужно быть настороже. Кто может знать, на что способны эти жуткие твари, преданные людям?

 - Добрались, - выдохнул наконец Лоугар. – Глядите, князь. Вот они.

 Файлис посмотрел мимо отступившего в сторону ратника, и в этот же миг там, впереди, их заметили. Сидящие у дымящегося костра вскочили на ноги, и князь воочию убедился: да, трое. Он прищурился… И разглядел. Понял.

 Два оборотня. И один смуглый мальчишка – тот самый, которого приволок Дахрус. И больше никого, совсем…

 Пришедшая вместе со страхом ярость переполнила его душу до краев, и вот уже ядовитые, прожигающие нутро вязкие сгустки пенящейся лавы излились из огненной чаши, и гнев заполонил собою все, затмил разум, сознание, утопил под собой остатки милосердия и придал новых сил…

 Один из оборотней что-то быстро сказал другому – на таком большом расстоянии Файлис не смог различить слов, но увидел – увидел, уже бросаясь вперед с обнаженной саблей, как второй полуволк взвалил мальчишку себе на спину и бросился прочь, на восток.

 - Нет!!! – вскричал Файлис. – В погоню, Лоугар! Не дайте им сбежать!

 - Да, господин!

 Князь уже не слышал этих слов. Тяжело дыша, скорее, от перекипевшей злости, чем от быстрого бега, он остановился напротив оставшегося оборотня, еще не задумываясь над тем, почему тот не побежал тоже.

 - Где они? Отвечай мне! – Острие сабли уперлось в живот старика. – Отвечай, или умрешь! Где мальчишка и провидец?

 В недвижных волчьих глазах, устремленных на князя, был лед. И жгучая ненависть.

 - Будь ты проклят, Высший, - едва слышно прошептал оборотень. – Будь ты проклят… А я останусь здесь и не побегу от тебя. Я должен заплатить за крамольные слова – и заплачу, но для начала…

 - Где остальные? – процедил Файлис.

 Но старик лишь отрывисто рассмеялся. Крихтайн даже не успел ничего понять, когда на горле у него вдруг сомкнулись длинные костлявые пальцы. Кривые острые когти впились в кожу, по шее потекли тоненькие обжигающие струйки… Безумные, налитые кровью глаза оборотня оказались в считанных дюймах от лица Файлиса. Князь захрипел, хватая ртом воздух.

 - Ты чудовище! – брызжа слюной, прорычал оборотень. – О, с какой радостью я бы загрыз тебя! Я бы выпил всю твою кровь!

 - Глупец, - выдавил Файлис и всадил саблю в живот оборотня.

 Тот издал страшный вопль и отпустил князя. И повалился на землю…

 Его кровь хлынула прямо на руки Файлису, забрызгала темный камзол и траву вокруг.

 - Где второй мальчик с провидцем? – требовательно спросил князь, силясь отдышаться. – Отвечай, тварь!

 - Или что? – криво усмехнулся оборотень. – Угрожать мне смертью ты не можешь: мне итак конец.

 Дикая боль пронзила ладони Файлиса, кожа словно загорелась, и казалось, что под полыхающими огнем мышцами ломаются, крошатся кости. Запястья сдавило раскаленными тисками. Закусив до крови губу, крихтайн глухо простонал.

 - Очень больно, да? – злобно ухмыляясь, спросил умирающий оборотень. – Если тебе все еще интересно, мальчишка и юный чародей не с нами. Еще у Рихмен они отделились от нас. Ты слишком поздно спохватился, Высший. Слишком поздно…

 Вновь отвратительно рассмеявшись, оборотень испустил дух.

 Файлис с трудом отдышался и посмотрел на свои руки. Боль понемногу отступала, но на коже остались страшные ожоги, кровоточащие, обнажающие живое мясо. Земля под ногами дымилась, и там, где на нее попала кровь чудовища, трава была выжжена начисто.

 Рассудок затуманился, голова кружилась, князя шатало из стороны в сторону. Упустил… Опять упустил. И что теперь ему делать, чтобы восстановить доверие вождя?

 Долго стоял Файлис над телом убитого врага, пока наконец, не почувствовал, что кто-то настойчиво трясет его за плечи. Встряхнувшись, князь разглядел прямо перед собой бледное лицо Лоугара.

 - Господин! Очнись же! Ты в порядке?

 - Где те двое? – спросил Файлис, когда пришел в себя.

 - Скрылись, - молвил Лоугар, опуская голову. – Мы не знали, что оборотни даже днем могут так быстро бегать… Я готов принять от тебя наказание.

 Однако Файлис не обратил внимания на его слова. Он окинул взглядом собравшихся вокруг него воинов, запыхавшихся и недоумевающих.

 - Возьми их – и быстро на восток. Доберешься до Тенцала, упросишь князя Найгора собрать войско. Потом отправишься к людям и убьешь мальчишку, все ясно? Это приказ! Надеюсь, что получится убедить вождя отправить вам целое войско, чтобы навсегда уничтожить этих тварей вместе с их жалкими псинами! А сам я отравляюсь за вторым. – Нахмурившись и вздрогнув от нового приступа боли, князь пробурчал себе под нос. – Запад… Теперь я уверен, что он пошел на запад. Надо было догадаться раньше…

 - Мой господин?

 - Ты еще здесь, Лоугар? Быстро выполнять, что было велено! – Файлис указал пальцем на первого попавшегося на глаза солдата. – А ты пойдешь со мной, к Заршегу. По законам Хакриса я не могу теперь войти в город, но ты сможешь и передашь вождю мое послание. – Файлис дотронулся до ожогов и стиснул зубы от нестерпимой боли. – Проклятый оборотень…

 И он пнул бездыханное тело у себя под ногами.

 - Као… Као! Что будет с Тазрасом?

 Оборотень долго не отзывался, продолжая тащить мальчика на своей худой, но мускулистой спине. Рагхан ощущал, как гулко билось под ладонями его сильное волчье сердце, пытался извернуться так, чтобы из-за спины юноши увидеть его лицо, мрачное, повзрослевшее, каменное. Но Као смотрел только на горизонт. И лишь через некоторое время ответил:

 - Он, верно, давно уже мертв, господин. Не думай о нем. Как и о Лекши.

 - Но они пролили свою кровь за меня! – с непониманием воскликнул человек. – Как я могу теперь об этом не думать?

 - И Тазрас, и Лекши – всего лишь воины. А воины для того и нужны, чтобы умирать за своих господ. За таких, как ты.

 Непонятная ярость черным вихрем взвилась со дна опустевшей души Рагхана, и он с силой дарил Као кулаком во впалую грудь. Оборотень на миг задержал дыхание, однако никак больше не отреагировал.

 - Кто сказал тебе, что я твой господин? Као! Ответь мне! – Взбешенный невозмутимостью юноши, Рагхан принялся стучать босыми пятками по его животу и едва прикрытым волчьей шкурой бедрам. Изо всех сил. – Ответь мне, Као! Ты сын вожака стаи… Но почему даже ты обращаешься со мной, как… как… Кто тебе приказал? Ну, кто?.. Говори: он? Эйнлиэт?

 - Твой властелин заботится о тебе, Рагхан, - глухо проговорил Као.

 - Нет! Что ты знаешь о том, как он относится ко мне? Ничего! Он мучает меня… И хочет сделать из меня тирана, такого, каким является сам. Такого, который будет идти к намеченной цели по горам трупов, увязая ногами в кровавом месиве. А я не хочу так!

 - Тогда тебе следовало уйти с тем глупым мальчишкой, - холодно заметил оборотень. – Но… ты не ушел. Знаешь, почему? Тебе не хватило сил. А раз так, подчиняйся тому, кто сильнее, до тех пор, пока не почувствуешь в себе мощь, достаточную, чтоб его свергнуть.

 Рагхан проглотил сбежавшие по грязным щекам слезы и, уткнувшись лицом в спину Као, прошептал едва слышно:

 - Нет. Я не поэтому ушел – не только поэтому. Мне просто жаль людей: они ведь на самом деле такие… беспомощные. И я им нужен. – Голос мальчика окреп. – А еще я должен вернуться к своему отцу, к тому, кто дал мне разум. Ты слышишь, Као? Я служу Ганнусу, перед которым преклоняется даже Эйнлиэт!

 - Разве ты любишь своего «отца», Рагхан?

 - Да!

 Као усмехнулся.

 - Уверен?

 Мальчик не ответил.

 К ночи они уже добрались до ущелья Ламрон, и тогда только Као опустил Рагхана на землю. Теперь можно было не бояться крихтайнов: здесь начинались владения людей и оборотней.

 Скинув с плеч груз беспокойства, напряженности и тревоги, оба без опаски вступили в ущелье, и его чарующая, казавшаяся такой мягкой и нежной темнота поглотила их, окутав покрывалом ночи. Луны не было, и только звезды освещали им путь, но привыкшие к мраку глаза Као видели превосходно, а Рагхан крепко держал его за руку, полностью доверяя. С обеих сторон нависали над головами путников черные стены крутых скалистых склонов, между которыми пролегла Шенна, чьего берега и держался зоркий сын вожака. Над поверхностью воды, гонимые ветром, плыли клочки белого тумана, похожие на привидений. Пустыми глазницами взирали на ночных пришельцев глубокие гроты и тоннели, проложенные в камне природой и временем.

 - Так тихо… - прошептал Рагхан, глядя на небо.

 Као промолчал. Только шумно вдохнул – и вдруг насторожился, почуяв неладное.

 В этот момент страшный визг прорезал дрожащий воздух, и оба вздрогнули и замерли, оглядываясь по сторонам. За жалобным криком жертвы последовал хищный рык, а потом – воинственный клич охотника. Запах крови легкой дымкой поплыл над рекой…

 - Не с места! – приказал Рагхан, пользуясь покорностью Као, который уже весь напрягся, готовый к прыжку. – Постой…

 Из узкого прохода в один из гротов показалась чья-то маленькая головка. В темноте нельзя было разглядеть лица. Тяжело дыша и в безумстве вращая горящими страхом глазами, существо выкарабкалось наружу, явив взору крохотное, хрупкое и нескладное тельце, и бросилось бежать, но тут же без сил упало на землю. Следом за ним еще один человек, только гораздо выше, высунулся из пещеры. Судя по очертаниям тела, это была женщина. Спеша убежать, захлебываясь от ужаса, она подалась вперед плечами и грудью, но не смогла вырваться из пещеры. Щель книзу сильно сужалась, и только ребенок мог пролезть в нее. Несчастная, глупая, обреченная на смерть, женщина эта бестолково билась о камни, никак не желая понимать, что совсем застряла. Из груди ее вырвался стон отчаяния, но Рагхан и Као, наблюдая за ней, ничем не могли помочь.

 Как она оказалась внутри?.. Должно быть, ход был сквозным, бог знает… Да, вернее всего, в скале был целый тоннель, и теперь по этому тоннелю бежали голодные охотники… Рагхан уже слышал их.

 Женщина страшно закричала. Из-за спины ее брызнула кровь, а в следующее мгновение кто-то утащил ее в пугающую черноту пещеры. Мальчик успел лишь краем глаза увидеть злобно и хищно оскалившееся бородатое лицо, мелькнувшее в глубине.

 А спасшийся детеныш истошно завопил, вскочил и помчался вдоль берега Шенны, будто сам дьявол гнался за ним. Наверное, беглец уже успел поверить в то, что спасся, но тут из другого грота на дорогу выскочил еще один охотник, и его длинное копье лишь чуть-чуть не достало до взвизгнувшей жертвы. Издав хриплый грудной рык, мужчина бросился за ребенком.

 - Убей его, Као! – велел Рагхан, еще не понимая, зачем ему это.

 - Но…

 - Убей!

 Он не хотел видеть, как умирают слабые. Это жалкое зрелище, мерзкое, отвратительное. Слышать жалобные стоны, повизгивания, всхлипывания… О, от этого Рагхана выворачивало наизнанку!

 Сильные умирают красиво и гордо. Даже дикари.

 Так пусть теперь этот охотник умрет. Он сможет пройти через мрак и предстать перед ликом великого Ганнуса. И Рагхан закрыл глаза, взывая к своему богу…

 Оборотню понадобились считанные мгновения, чтобы догнать мужчину. Набросившись на него, не издав ни малейшего звука, Као обхватил человека за голову и быстрым движением свернул тому шею.

 Еще один прыжок – и человеческий детеныш прижат к земле тяжелой ладонью юноши.

 Рагхан медленно приблизился…

 Маленькая девочка лет семи с ужасом смотрела на него, по-собачьи скуля и безнадежно пытаясь скинуть с себя руку Као. Грязная, поцарапанная, лохматая и дрожащая под ладонями ночной прохлады в одной набедренной повязке. Впрочем не только холод был причиной той судорожной дрожи: благоговейный трепет, застывший в налившихся кровью глазах, говорил сам за себя.

 Она вскрикнула, когда мальчик присел рядом с ней, и из ее обкусанных до бордовой корки губ вырвался какой-то нечленораздельный звук. Несколько раз, будто заклинание, повторяла это «слово» девочка, пока наконец слух Рагхана не смог с трудом, но все-таки различить нечто вроде:

 - Ах-хан… ах-хан… ах-хан…

 Услышанное поразило его внезапной молнией, озарившей сознание: она пыталась сказать «Рагхан».

 - Ты знаешь, кто я?

 Но девочка только снова запищала и забилась под Као, будто пыталась врасти в землю и стать ее частью, только чтобы навсегда, навсегда скрыться от черных глаз, пронзающих больнее копья…

 - Все люди знают тебя, - произнес оборотень. – Даже такие маленькие.

 Рагхан наклонился ближе, девочка испуганно взвыла и вновь заверещала:

 - Га-у… Ха-у… - Покрытые грязью ладошки поднялись к лицу и заслонили его от жутких глаз мальчика. – Ха-у… Ха-лу…

 Рагхан мягко отнял тонкие руки от закрытых в страхе глаз девочки и поморщился от отвращения: заплаканное личико, оказавшееся на расстоянии пальца от его лица, показалось ему мордой запуганного кролика, который уже приготовился отправиться в пасть волка. Огромные воспаленные глаза навыкате бегали из стороны в сторону.

 Жалкая картина…

 - Лах-хан… - это прозвучало как последняя мольба, когда уже не надеешься на помилование.

 - Да, я Рагхан, - спокойно произнес мальчик, выпрямившись. – Так меня зовут. А ты будешь… - Он на миг задумался... – Галлу.

 Он поднялся и посмотрел в глаза изумленному Као.

 - Разве это входит в планы Хозяина? – почти шепотом спросил оборотень.

 - Нет. Я так решил. – В пустоте глаз Рагхана внезапно загорелись огненные всполохи. – Я дал имя этой девочке, что в этом такого?

 - Но ведь она… человек.

 - Я тоже человек, Као! Но у меня есть имя. И у нее теперь есть. – Мальчик стиснул зубы. – Я им всем дам имена.

 Као смотрел на мальчишку и во всем облике того видел холодную и стальную решимость. Тогда сын вожака еще не мог понять, что только что произошло, но чувствовал: свершилось нечто очень, очень важное. Очень значимое для маленького вождя людей…

 А Рагхан, не обращая внимания на смятение Као, с наслаждением закрыл глаза и вздохнул.

 - Забери девчонку. Теперь я знаю, что нужно делать… У нас все  получится.

 Черный дым от пожара заслонил весь небосклон, и скала Меррук утонула в нем. С запада степной ветер гнал мощными крыльями грозовые тучи, и густой ливень пролился стеной на разрушенный до основания город. Город, погрузившийся в тишину, во мрак и скорбь, окутанный облаками пепла, затопленный слезами и кровью…

 Алькаол.

 «Нет, только не это…» - мелькнуло в помутненном сознании.

 Темные фигуры замкнули круг, делая его все теснее, теснее… Лица, отмеченные дланью темноты, опущены были вниз, но почему-то все равно было понятно – на подбородках нет родинок. Ни у кого. Уверенность в этом придавала сил: значит, люди все-таки увидят его настоящего. Пусть даже увидят смерть… Слуги Ганнуса да узрят, как сын Рунна с улыбкой уйдет к своему отцу…

 Внутри круга стояла знакомая изящная фигурка. Ветер трепал складки светлого платья, мокрые волосы прилипли к лицу, руки были сложены в молитве… Сердце его радостно замерло: это Тайша, Тайша! Она жива, она цела, здорова! Только на щеках почему-то следы от слез.

 Не надо плакать, милая… Зачем? Все ведь хорошо, я не боюсь смерти.

 - Господи, не оставь… - прошептала Тайша, закрыв глаза.

 Люди молчали. Люди были торжественны и мрачны, подчеркнуто собраны. Будто ждали чего-то, какого-то знака.

 От кого?

 Длинный двуручный меч с испещренным древними рунами лезвием и изогнутой гардой, украшенной драгоценными каменьями, лежал на земле. В грязи, словно никому не нужный мусор, хлам, кусок металла. Он и в самом деле никому не был нужен, и только высокий молодой мужчина в черных одеждах стоял в самом центре живого круга и молча смотрел на клинок. Казалось, он задумался о чем-то важном, но никто не мог сказать, о чем: глаза человека скрывали длинные пряди черных волос. Короткий меч в его правой руке, выглядевший гораздо скромнее того, брошенного в слякоть, дрожал… Выдавал волнение хозяина…

 Внезапно мужчина вскинул голову и сверкнул глазами. О, это лицо нельзя было не узнать!

 Нельзя…

 Даже во сне.

 Мужчина подошел ближе, перешагнул через меч…

 - Не надейся, что я дарую тебе легкую смерть, - глухо проговорил голос.

 Другой. Но все равно такой знакомый!

 И в ответ только безразличное:

 - Тебе решать…

 Человек обернулся к группе людей, стоящих с барабанами. Он дал им знак, и мокрые ладони застучали по натянутой на дерево коже. Густые звуки наполнили пространство, которое вдруг задышало, вздрогнуло и потекло, потекло, будто сливаясь со временем и обретая бесконечность… Зазвучали голоса людей, поющих страшную, заунывную песнь. Без слов. Тайша вдруг разрыдалась, подставляя лицо под дождь…

 - Давайте сюда! – Человек в черном махнул рукой погонщикам мулов.

 Те покрепче ухватились за свои длинные плети и погнали животных, запряженных в одну огромную телегу, к месту готовящейся казни. Заскрипели колеса, проваливаясь в мягкую грязь, гигантский серебряный ковчег, водруженный на телегу, угрожающе двинулся к центру круга, вынуждая людей сторониться. Закачался на стальной двери ковчега увесистый замок…

 В руке у человека в черном блеснул большой ключ. Медленно развернувшись к двери, он трясущимися руками вставил его в замок. Повернул… Отступил на шаг. И воздел руки к еще более опустившемуся небу.

 - Ты видишь, мой господин? Я делаю это во имя тебя! И ничто теперь меня не остановит!

 В это же мгновение дверь страшного ковчега, охваченная огнем, резко отворилась, и взорам людей предстал огромный шар, заключенный в серебряной темнице – шар из черного пламени. Как зачарованные, смотрели они на этот огонь, порожденный дьяволом и демонами преисподней, а меж тем он приобрел очертания жуткого клубка из множества сплетенных друг с другом бесплотных рук.

 - Твой враг перед тобой, беспомощный и безоружный, - тихо промолвил человек в черном. На лице его не дрогнул ни единый мускул. – Прими мой дар, повелитель…

 И одна огненная рука, выпутавшись наконец из удушающих объятий, вытянулась вперед, раскрывая широкую ладонь и разрывая холодный воздух. И пальцы уже готовы были сомкнуться, схватить, задушить, забрать себе…

 - Сильфарин! Проснись, мальчик! Проснись!

 Только тогда он понял, что лежит на мягкой подстилке из лесных трав и шуршащих листьев, а Ругдур и Улдис склоняются над ним с бледными встревоженными лицами. Холодная морда Тенкиуна уткнулась в лоб.

 - Ты кричал… - начал сатир и вытер со лба мальчика капли пота. – Мы думали…

 - Мне просто приснился дурной сон, - прошептал Сильфарин, поднимаясь и обнимая голову вороного. – Я… Все уже прошло.

 Ругдур нахмурился и заглянул в глаза своему юному другу.

 - О чем был твой сон?

 - Я не могу передать это словами, - все еще тяжело дыша, сказал мальчик. – Я просто знаю, что в этом сне… я умер. Вот и все.

 

Глава 10

 То было мрачное утро. Моросящий дождь поливал слезами осени земли Колириана, небо над пустынными просторами крихтайнов затянуло пепельно-серое марево, зашумел, загудел, будто угрожая кому-то, Рионский лес, запахом разложения и затхлости пахнуло со стороны южных болот. Притихли птицы под давящим землю небом, забились в норы испуганные полевые мыши, и лишь змеи, словно слыша чей-то зов, выползали на бесплотные равнины к северу от Заршега, да омерзительные твари выбирались из смрадных топей. Они почувствовали появление чужаков… Впервые восток материка узрел этих странных двуногих созданий, что пришли с запада, впервые услышал их причудливую речь.

 Тонкая струйка дыма, извиваясь в медленном танце, поднималась в утреннее небо, догорали брошенные поверх тлеющих дров пучки болотных трав, источая в воздух назойливый, приторный запах. Возле костра сидела, сгорбившись, пожилая женщина в нелепом одеянии из кусочков медвежьей шкуры, лисьих хвостов и голубиных перьев. Она вынула из кожаного мешочка, что висел на груди, засохшие кровавые лепестки бересклета, поднесла к лицу, раздула узкие щелки ноздрей, громко принюхалась. Что-то забормотали ее потрескавшиеся губы… Ярость блеснула в черных глазах, рука, размахнувшись, отшвырнула лепестки в сторону, и порыв ветра поволок их по земле… А женщина издала хриплый грудной крик, полный раздражения и бессильной злобы.

 Недовольный взгляд ее упал на юношу, который спал по другую сторону потухшего костра. Схватив обуглившуюся палку, она с силой ткнула ею в плечо спящего, и тот громко охнул.

 - Вставай, Айогу! Пора отправляться дальше.

 Бересклет каплями крови темнел на промерзшей земле, и холодное небо, хмурясь облаками, опускалось все ниже и ниже…

 Ветер пустыни, скользя по земле, перебирал мелкий гравий и слипшиеся зерна песка, временами взвиваясь и пуская пыль в глаза. Альдер присел на большой камень, чтобы передохнуть, и выпил воды из фляги, висящей на груди. Перед глазами его все еще стояло лицо Сильфарина – такое напуганное и грустное…

 «Бедный мальчик… Ему еще так много предстоит пережить… Справится ли он? Боюсь спрашивать у судьбы, боюсь… не буду. Да и нельзя сейчас думать об этом, нужно во что бы то ни стало выполнить задание. Учитель надеется на меня, и я не имею права его подводить…»

 Альдер вздохнул, освобождаясь от слабости и горечи, что сдавила грудь.

 «Не имею права».

 Он посмотрел на северо-восток, туда, где за пустыней, за степью, за зеленой равниной лежал далекий Фистаманд – его цель. Да, жаль, что пришлось немного солгать Сильфарину и его спутникам, жаль… Но ученик Великого не мог иначе: Палнас велел ему ни одной живой душе не говорить о своей миссии. А на людей Альдер на самом деле хотел посмотреть – хоть краем глаза, хоть издалека увидеть, хотя бы сознанием, самым краешком Правды зацепить и почувствовать. А потом можно и к вумианам, в гавань Ваалдиара, на корабль. И дальше, дальше на восток, плыть по неведомому и манящему океану…

 Суждено ли ему вернуться? Так и спросил бы у Знаков, но – нельзя. О себе никогда спрашивать нельзя. Учитель сразу предупредил, что такое дело добром не обернется в любом случае. Да и зачем пытаться обмануть Правду?

 Нет, он не будет заглядывать в будущее – он просто доверится величайшему из Великих и пойдет вперед, может быть, даже на заклание – все равно. Все равно… Только сначала зайдет ненадолго в Аруман, чтобы сделать то, что не получилось сделать в день ярмарки. Файлис не знал, зачем провидец убедил его посетить рельмийскую столицу. Никто не знал. Так жаль, что тогда у Альдера ничего не вышло: он просто скрывался от князя и не успел… Но теперь нужно успеть, необходимо. Иначе тени прошлого никогда не оставят его в покое. Даже там, за океаном, на острове без названия.

 Альдер зажмурился от боли. Но позволил ей разлиться по всей его душе, зажав сердце в удушающих объятиях.

 - Ничего… В Арумане все закончится. Либо я убью тебя, боль, либо ты меня…

 Сказав так, он вновь ощутил близкое присутствие существа, которое преследовало его почти от самой границы Рионского леса. Существо источало недоумение и страх и отчего-то напоминало Альдеру ребенка, потерявшегося в дремучей чаще. Оно кралось за ним, скорее, из любопытства, чем из недобрых побуждений, держась на почтительном расстоянии, надеясь, что он не заметит. Другой бы и не заметил: оно хорошо умело скрывать себя. Но ученик Великого видел и слышал гораздо больше других.

 «Мне уже и самому интересно: кто же ты? Вокруг тебя очень сильная аура. Очень… Может быть, ты сам не знаешь об этом, но у тебя душа с мощными крыльями».

 Поддавшись своему любопытству, Альдер закрыл глаза и медленно, очень осторожно потянулся своим сознанием назад, через выжженную солнцем равнину, к необычному сгустку энергии. Впервые он встречался с подобным созданием. Кажется…

 Внезапно провидец уловил нечто, смутно напоминающее страх, тревогу. Таинственный преследователь забеспокоился и как будто прибавил шагу, еще прибавил, еще… Побежал. Но что могло так испугать его, что за свирепый ветер погнал его теперь прямо на Альдера?

 Стальной обруч Ученика под тюрбаном сдавил виски и лоб, голова раскалывалась. И, словно издеваясь над ним, судьба бросила еще один вызов, еще одну волну Знаков, пришедшую с востока… Это оказались два крихтайна, и они определенно держали путь в Заршег. Прислушавшись, Альдер понял и то, что одним из них был князь Файлис.

 Только этого не хватало. Впереди бывший господин, одержимый желанием отплатить за «предательство», позади – загадочный вумианоподобный с сильной и странной душой, а за спиной у последнего – еще какая-то неведомая сила… Нет, своего преследователя Альдер встретил бы с удовольствием, но вот столкновение с вассалом Хакриса представлялось малоприятным.

 По привычке Альдер стиснул рукоять сабли. Но только по привычке – разум же противился рукам: не хотелось убивать. Никого. Тем более своего сородича.

 Не хотелось убивать. Холодное лезвие давно уже стало для провидца ненавистным. Поэтому он просто вскочил и бегом бросился в северном направлении: так они с Файлисом спокойно разойдутся, и князь даже и не вспомнит о своем бывшем подчиненном. Все получится. Он со своим воином еще достаточно далеко, чтобы можно было ускользнуть у них из-под носа.

 С удивлением Альдер обнаружил, что поток энергии, что лился из-за спины, тоже изменил направление на северное. Хотел догнать? Или просто искал спасения от того, кого так испугался? Не было времени на то, чтобы спрашивать, но по непонятной причине провидец был рад, что преследователь не оставил его в одиночестве, ведь за все эти долгие дни он стал для юноши все равно что спутником.

 Тем временем существо приближалось: нарастающая тревога подгоняла его, и Альдеру все казалось: стоит ему обернуться, как рядом, совсем рядом окажутся сияющие глаза, и тяжелые руки лягут на плечи. В следующее мгновение за спиной послышалось частое дыхание, но когда провидец уже собрался остановиться и взглянуть на странное существо, оно сделало резкий рывок и обогнало его. Нечто высокое, большое и косматое мелькнуло перед взором и стрелой помчалось прочь.

 Не сразу Альдер отреагировал, не сразу бросился в погоню, стремясь узнать побольше, заглянуть в глаза, в душу… А у незнакомца были очень быстрые ноги! Сильные и неутомимые. Альдер еле поспевал на ним, хоть и привык к долгому и изнурительному бегу по каменистой пустыне. И наконец не удержался.

 - Постой! – почти умоляюще крикнул он.

 И пилигрим резко остановился. Повернулся…

 Они замерли друг напротив друга, разделенные пятью шагами, вцепились один в другого, словно два разъяренных хищника. Только не когтями, не клыками – взглядами.

 С трудом удалось Альдеру пробить незримый щит этих стеклянных, застывших, будто мертвых глаз, с трудом удалось проникнуть в самую сущность, протянуть руку, схватить, разобраться… Да и не любил он это дело – копаться в чужой душе, как червь могильный роется в останках. Не любил – и все равно, пусть и с тяжестью в сердце, отворил перед собой две мутно-зеленые створки чужого дома, чужого мира. И хозяин впустил. Да, сопротивлялся поначалу, но все же впустил. И Альдер увидел… Увидел нечто бесформенное, маленькое, темное. Оно ворочалось под бесплотным серебристым покровом, и клубы серого дыма окутывали его, как окутывают младенца пеленки. Оно кричало, стонало, смеялось и судорожно всхлипывало, оно звало к себе, шепча непонятные слуху заклинания. Оно было брошено, растеряно, испугано, безумно… И просило о помощи. Оно преодолело долгий путь – сквозь мрак, сквозь лед и ветер, сквозь время и пустоту… Одиночество, отчаяние и нестерпимая боль расправили над ним свои крылья, а вокруг вспыхивали зловещие огоньки. И блестела в свете этих огней кровь. Вязкая, почти черная, она медленно сочилась из-под покрывала и заполняла собою все. Все! Все…

 Альдер вздрогнул и отшатнулся, тяжело дыша. И перевел взгляд на внешнюю оболочку незнакомца. Это был юноша лет восемнадцати, худой и жилистый. Раскосые глаза, почти без ресниц, спокойно смотрели на крихтайна со скуластого, обтянутого золотистой кожей лица. Длинные черные волосы заплетены были в две толстые косицы. Точка на подбородке – черная, как у рельмов. На исцарапанных ногах – ничего, на плечах – звериная шкура до колен. Множество странных амулетов из камней, клыков, перьев и мертвых насекомых обнимали тонкую шею странника, спускаясь к животу, и длинные желтые пальцы намертво вцепились в них.

 Так выглядело существо, стоящее перед Альдером. Но разве теперь его внешний вид имел какое-то значение? Ведь провидец смог узреть гораздо большее… Гораздо большее…

 - Кто ты такой, что так легко залез ко мне в душу? – хрипло спросил пилигрим. – И зачем сделал это?

 Голос его дрогнул.

 - Она позвала меня – и я явился на зов, - ответил Альдер. – Ты несчастен, друг мой. Душа твоя обливается кровью…

 - Так кто ты?

 - Крихтайн. Но ты лучше называй меня рельмом.

 - Почему?

 - А чем крихтайны отличаются от подданных Нантестера? Лишь тем, что поверили в Руанну, а не в Вардвана. Но я отступился от богини Хакриса, и мой бог стоит выше нее и выше ее вечного врага.

 - Тогда ты не враг мне, рельм.

 - Я знаю это. Но… кто ты?

 - Я кхайх.

 Альдер нахмурился.

 - Никогда не слышал ни о народе, ни даже о племени с таким названием.

 - Мы лишь недавно появились в ваших землях.

 - Как тебя зовут?

 Кхайх удивленно поднял широкие черные брови.

 - А ты разве не смог это определить, провидец Альдер?

 И без того узкие глаза юноши хитро сощурились, тонкие губы слегка приоткрылись в некрасивой кривой улыбке. Но глаза не улыбались. Глаза по-прежнему стояли, упиравшись в одну точку прямо перед собой. Как у слепого. Тогда только крихтайн понял, какой бы глупой ни казалась ему внезапная мысль: этот кхайх на самом деле незрячий. Незрячий, но видящий неизмеримо больше других. Провидец Альдер… А ведь ученик Великого вумиана еще не говорил о своем даре и имени не называл…

 Альдер покачал головой и добавил:

 - Здесь уж ты меня обошел. Так что мы в расчете.

 Кхайх как будто не понял этого замечания.

 - Меня зовут Калче. И я гашха – шаман.

 - Гашха? – Альдер недоуменно приподнял бровь, но предпочел не вдаваться слишком глубоко в расспросы: все само по себе раскроется. – Шаман, значит… Но позволь вопрос: как ты видишь мир вокруг себя, когда глаза твои не зрят?

 - Я отдаю миру свою энергию, и мир отвечает. То, что отпускаю я, ко мне возвращается, неся с собой знание о сущем, на кое натыкается в своем пути. Так я вижу все, что скрыто для подобного мне. Для гашха нет того, что нельзя увидеть. Почти. – Кхайх вдруг подошел ближе и наклонил голову на бок. – Мне видится, что ты поможешь мне в моем деле…

 Альдер вздрогнул, когда водянистые глаза шамана оказались совсем рядом, но не отступил. Напротив: положил руки на худые плечи Калче, крепко стиснул и держал так, не отпуская.

 - Помогу? – Провидец усмехнулся. – А чего ты хочешь?

 - Найти того, кому служат полуволки, - незамедлительно ответил шаман. - Существо в облике двуногого. Дитя, чьи глаза выклевали злые духи.

 Руки Альдера изо всех сил вцепились в острые локти кхайха, большие пальцы впились в мягкую желтую кожу на сгибе, ощутив, как напряглись, натянулись суставы.

 - Зачем он тебе? – прошептал еле слышно.

 - Это поймет лишь гашха, - был ответ.

 Сухой и холодный.

 Крихтайн вздохнул и отступил на шаг. Пожал плечами.

 - Что ж, тогда нам с тобой почти по пути. Я доведу тебя до тех земель, где живет мальчик с пустым взором, а дальше… Дальше поступай, как знаешь, да только помни, гашха: ты затеял игру с могущественнейшим из демонов, который никогда не отдаст за просто так свою любимую пешку.

 Ему показалось, что золотистая кожа шамана побледнела, и страх исказил тонкие черты лица. Но уже в следующее мгновение черты эти вновь схватила, поставив свою печать, стальная решимость, а лицо стало твердым – и будто в самом деле отлитом из чистого золота.

 - А куда ты держишь путь, рельм?

 - В дивный край садов и водопадов, что зовется Фистамандом.

 - Где это?

 - На северо-востоке Амариса. Но сначала я должен посетить столицу рельмов.

 Гашха снова хитро прищурился, и его пальцы еще чаще и лихорадочней стали перебирать камешки самого длинного амулета.

 - Я вижу: там ждет тебя твоя прошлая жизнь, измученная, раздавленная и забытая. Ждет – и корчится от боли и тоски.

 Альдер не ответил: от правдивости слов шамана перехватило дыхание, и тысячи тонких раскаленных лезвий вонзились в ноющую душу.

 - Запоминай, воин, - наставлял князь. – Великий вождь Хакрис, благородному Файлису стало известно, что беглецы разделились. Он просит тебя о великой милости во имя благополучия твоего народа: отправь тысячу солдат на восток, чтобы разгромить ненавистных варваров, а князю Файлису дай войско, дабы взять Каллаон, где будет прятаться второй из мальчишек. – Он передернул плечами. – И будь вежлив с владыкой! Иначе Хакрис убьет тебя за наглость, а мою просьбу оставит без внимания, подвергнув меня вечной опале! Понял?

 - Да, господин. Но откуда тебе известно про Каллаон?

 Файлис сжал кулаки и выплюнул с презрением и гневом:

 - Я знаю это! А куда еще мог потащить мальчишку этот проклятый провидец? Только к своему дражайшему наставнику! – Князь смерил дружинника презрительным взглядом. – И хватит глупых вопросов!

 Воин смиренно опустил голову, почти коснувшись подбородком груди.

 - Я подчиняюсь, мой господин.

 - Лучше сбегай вперед да осмотри местность: далеко ли еще до Заршега и нет ли кого поблизости.

 Ратник убежал выполнять поручение, а Файлис остановился, недовольно глядя на пелену серых облаков. Несколько тяжелых капель упало на щеки, порывистый ветер завыл волком, напоминая о темном и неприятном. Зачесались понемногу заживающие ожоги на руках. Побыстрее бы добраться до Шалх-Кона, получить благоволение Хакриса да отправиться с войском в Андагаэн, на войну! Вождю должна прийтись по душе идея Файлиса: как-никак, а наперсник Руанны давно уже искал повода напасть на западных вумианов, а тут такое дело… Можно обвинить самого Палнаса Каллаонского в содействии дикарю!

 Солдат вернулся очень скоро, чем-то явно взволнованный.

 - До Заршега теперь где-то полдня пути, князь, - доложил он. – А вот с запада приближаются двое… Странные такие…

 - Близко ли? – бросил Файлис.

 - Очень близко. Считай, почти здесь. Если еще немного задержимся на этом холме…

 Князь знаком велел ему молчать: увидел, уже увидел, две фигуры, что поднимались к ним по склону. Женщину преклонных лет и юношу. И впрямь чудные они были – черноволосые, желтокожие, плосколицые, все в мехах и перьях. А узкие глаза так и пронзали – насквозь как будто. И все время казались предательски хитрыми, неприятно поблескивая.

 - Вы кто такие? – надменно поинтересовался Файлис. – И что делаете на земле Хакриса, вождя крихтайнов?

 Сперва они как будто не обратили на него внимания, лишь одарили обоих крихтайнов мимолетными взглядами. Женщина была чем-то крайне недовольна и выговаривала спутнику, тряся кулаком:

 - Ничего нельзя тебе доверить! Стоило мне немного передохнуть, как ты упустил его! Ты позволил миру тебя обмануть. Видишь? Видишь, на кого мы наткнулись? Ну, вот кто это такие? По-твоему, Айогу, хоть один из них похож на твоего брата?

 - Нет, - потупившись, пробурчал юноша. – Я виноват. Ошибся. Но они… сбили меня с толку! Поначалу я следовал за Калче. Я уверен: это точно был он! Но потом…

 - Вы мне будете отвечать, или нет? – возмутился Файлис. – Как вы смеете так нахально себя вести? Я вассал самого…

 - Меня зовут Таале, - скрипучим голосом прервала его женщина. – А со мной мой сын Айогу. Мы ищем моего старшего мальчика.

 Юноша неприятно усмехнулся.

 - А точнее, преследуем. Он сбежал от нас.

 - Вот как? – не поверил князь. – Далеко же забежал твой сын, Таале. Или… или изначально вы пришли сюда вместе с ним, а цель была иной?

 Женщина гордо вскинула подбородок и выпрямила спину, так ничего и не ответив крихтайну. Вокруг поджатых губ у нее собрались уже старческие морщинки, брови сдвинулись к переносице. Не пытаясь спрятать во взгляде неприязнь к желтокожей, Файлис указал пальцем на запад.

 - Возвращайтесь туда, откуда явились. Вы не имели права ступать на эти земли.

 Угрожающе сверкнули осколки льда в глазах Таале. Взметнулась вверх ее жилистая рука с ладонью, крепко сжатой в кулак. Между двумя пальцами болтался какой-то талисман.

 - Заключим сделку, благородный Файлис! – воскликнула женщина.

 Крихтайны замерли, пораженные услышанным. Нет-нет, так нельзя! Это просто бродячие шарлатаны, и их фокусы с вассалом Хакриса не пройдут. Мало ли откуда эта старуха могла узнать имя? Мало ли…

 Но поднятая к небу рука держала, очень крепко держала, не позволив даже рта раскрыть.

 - Я знаю, за кем охотишься ты, - вполголоса, нараспев протянула Таале. – За головой мальчика, благословленного на долгий путь во мраке, и за ясновидящим юношей. Хочешь знать, зачем этот провидец понадобился твоему вождю? Великий Хакрис сам пока не понимает – лишь знает, что сможет через него обрести могущество. Так ему сказала его богиня… Но твой повелитель не ведает о сути. Я могу раскрыть тебе правду, и тогда ты, Файлис, увидишь путь к безграничной власти! Я раскрою тебе тайну твоего провидца…

 Князь задрожал. Он боялся верить чарующему голосу ведуньи, но то, о чем говорила она, заставляло трепетать алчное сердце, возжелавшее сокровищ и силы. С самого начала Файлис подозрительно отнесся к приказу Хакриса привести Альдера живым. Так вот, значит, что… Он захотел возвыситься еще сильнее! Но теперь не у него, а у его вассала, который страшился опалы, в руках окажутся все карты.

 Только нужно быть осторожнее с этой страшной женщиной. И с теми, у кого могут оказаться слишком чуткие уши и слишком длинный язык…

 - Ты! – Он грозно посмотрел на своего солдата. – Беги в Заршег и скажи вождю все так, как я велел. Я буду ждать у границы долины тебя и войско. Быстро!

 Воин поспешно кивнул, поклонился и умчался прочь от подозрительных пилигримов и околдованного князя. Файлис вновь повернулся к Таале.

 - А что ты просишь взамен?

 Ему вдруг стало неуютно и зябко под взглядом ухмыляющейся странницы.

 - Мы ищем мальчишку, которому служат полуволки. Ты поможешь мне добраться до его горла… Разумеется, после того, как возьмешь Каллаон.

 Уже не думая, Файлис кивнул. Да и что он мог потерять?

 - По рукам.

 Таале жутко расхохоталась, отчего князь, никогда не слывший трусом, чуть не лишился чувств. Смеясь, она обнажала два кривых рядя пожелтевших зубов, немного заостренных. Айогу вторил матери.

 - А теперь смотри и слушай, благородный вассал Хакриса, - прошипела Таале, успокоившись. – Смотри и слушай…

 Она закружилась вокруг себя и запела на каком-то непонятном языке, некрасивом, грубом, но дурманящем. Ее сын раскидал вокруг нее пучки высохшей на солнце полыни и стал повторять слова заклинания. Таале подняла напряженные руки, запрокинула голову, задышала неровно и часто. Темные глаза закатились и безумно завращались. Затрепетал воздух, стало совсем темно и неимоверно душно. Жар проникал под самую кожу, обжигая нутро. Жар, сливаясь с темнотой, порождал смутные тени и размытые образы. А Таале все ускоряла жуткую пляску, взывая к своим духам, и не было зрелища более пугающего и вместе с тем волнующего.

 А Файлис все смотрел и слушал.

 День выдался нелегкий, и когда ночь согнала его с небесного трона, Калче без сил повалился на землю и уснул. Крепко-крепко, не видя уже, как опустился рядом с ним на колени его спутник…

 Затаив дыхание, Альдер протянул руку, дотронулся до родинки на подбородке кхайха… и три раза провел по ней пальцем.

 Стерлась с золотистой кожи черная шаманская краска. Точка исчезла.

 И чаще забилось сердце Альдера.

 - Я знал…

 К вечеру следующего дня провидец и разоблаченный шаман, который до сих пор наотрез отказывался говорить, откуда он пришел и почему у него нет точки на подбородке, уже добрались до рельмийской равнины. Дорога, ведущая прямиком к крепости Нантестера, пробегала мимо озимого поля, огражденного низенькой деревянной изгородью, и заходящее солнце, большое и красное, мягко касалось земли, ложась в глубокие борозды. Утонул в розоватом тумане скромный брусчатый домик, а за ним ветряная мельница своими крыльями распарывала прошитый золотом воздух. Издалека доносились негромкие покрикивания: там хозяин фермы погонял ленивую лошадь, запряженную в плуг. За этим делом пожилой земледелец постепенно приближался к краю пашни и, заметив проходящих мимо путников, окликнул их.

 Альдер остановился и склонил голову, с которой предусмотрительно снял тюрбан, какие носили лишь крихтайны. Кхайх, поколебавшись, последовал его примеру, но когда провидец подошел ближе к ограде, остался стоять поодаль.

 - Приветствую тебя, хозяин, - сказал Альдер.

 - И тебе привет, странник, - дружелюбно проговорил рельм, вытирая рукавом вспотевший лоб. – Куда держишь путь? И кто твой странный дружок?

 - Он чужестранец, с запада. Славный малый. А идем мы на север, в Аруман.

 Крестьянин нахмурился и помрачнел, так что Альдер даже подумал на миг: не выдал ли он своего происхождения? Может, еще чего подлого натворили в этих землях воины Хакриса и теперь отношения между ними и рельмами вновь обострились? Но, как оказалось, хозяин даже и не подозревал, что перед ним крихтайн, с легкостью приняв провидца за своего. Почесав за ухом, мужчина только предупредил:

 - Эх, не ходил бы я туда на вашем месте, сынок… Там, севернее, знаешь, что сейчас делается?

 Альдер насторожился и подошел вплотную к изгороди.

 - Что?

 - Да вот говорят, будто люди до наших земель уже добрались. Восточные деревни разорили, всех поубивали. Скоро как раз к Аруману подберутся… - Земледелец передернул плечами и приложил руку к груди. – Не дай то Вардван, и до нас дойдут…

 - Что же ты тогда, дядюшка, не соберешь семью свою да не уйдешь подальше на запад?

 - Так как же я поле свое брошу? Ты что? Нельзя так…

 Альдер поджал губы и развел руками.

 - Если боишься людей, убегать от них надо. Землей и урожаем от этих дикарей не откупишься. Когда придут, плохо будет тебе и твоим близким. Так что решай, что тебе дороже – жизнь или поле. А мне надо в Аруман.

 В глазах земледельца зажглось любопытство, и провидцу даже показалось, что было в нем что-то озорное.

 - А зачем? – спросил рельм. – Не медом же столица наша намазана. Да и вождь Колириан в отъезде: с людьми воюет… У тебя, сынок, там родня что ли? Али ждет отрада сердечная?

 - А хоть бы и отрада, - в тон ему отозвался Альдер. – Тебе-то что? Надо мне туда и все!

 - Ну, как знаешь, дружок, - сдался крестьянин. – Да только будь настороже. Всегда. Слышал я, какие зверства эти варвары учиняют… Ох, не дай тебе бог с ними встретиться!

 И он сочувственно покачал головой, а провидец, уже уходя и увлекая за собой хмурого Калче, только рукой махнул, притворяясь веселым и беззаботным.

 - Не переживай, дядюшка, я богу своему помолюсь!

 Два дня они провели в пути, остановившись на ночлег в небольшой деревеньке, где над каждой улицей уже витал дух тревоги. От жителей путники узнали, что люди, по словам чудом спасшихся очевидцев, подошли к самому Аруману, словно гонимые неземной силой, темной и таинственной.

 - Слышал, что говорят? – перешептывались рельмы. – Будто по ночам приходят дикари, и в первых рядах у них настоящие всадники, да только не кони под ними, а громадные волки!

 - Ага! – подхватывали другие. – А еще слышно, что за спинами их то и дело крылатая тень мелькает. Черная такая… И лицо – бледное и омерзительное.

 - Это их дух-покровитель! И у каждого душа такая же черная и уродливая…

 - Сохрани нас, Великий Вардван! Уже до Арумана добрались!

 Наслушавшись таких речей, Альдер проснулся еще раньше обычного и собрался в путь. Калче покинул деревню вместе с ним, но вскоре остановился прямо посреди дороги и заявил:

 - Подожду тебя здесь. Не хочу показываться вблизи большого города: слишком заметный я.

 - Хорошо. Жди до завтрашних сумерек, - кивнул Альдер, уходя.

  Провидец торопился как никогда. Он должен был, обязан был перед самим собой дойти до рельмийской столицы, а потом еще умудриться проскользнуть мимо людей на восток. Как он собирался это сделать, было неясно.

 Но в тот день судьба оказалась благосклонна к провидцу: к вечеру Альдер дошел до цели. Оставалось только отыскать тот самый дом, в котором он провел последний месяц семнадцатого года своей жизни, до того как вернулся в Каллаон. Теперь казалось, что это было не три года, а тридцать лет назад…

 Отыскать заветное место не составляло большого труда: дом находился за пределами крепостной стены, и нужно было всего лишь обогнуть холм, на котором возвышался Аруман, зайти с востока… Только неприятное чувство закралось в душу, когда Альдер приблизился к городу: слишком уж мрачен он был. И гробовая тишина распростерла над заостренными куполами башен свои жуткие крылья.

 Он обомлел, когда увидел, во что превратилась восточная часть пригорода. Почти все дома были разрушены или сожжены, на почерневшей и пропитанной кровью земле валялись мертвые животные и изуродованные тела рельмов, а рядом с ними – трупы людей, этих страшных созданий, у которых не было родинок на подбородках. Откуда-то слышались глухие рыдания, кто-то мучительно стонал… Ветер трепал длинные волосы на мертвой голове молодого рельма, насаженной на воткнутое в землю копье. Бродячие псы, тихо поскуливая, обнюхивали разбросанные по земле кости – и тут же отшатывались в страхе. Словно околдованные, бродили между убитых уцелевшие жители, и в затуманенных глазах стоял такой ужас, что казалось, будто несчастные эти уже потеряли разум.

 - Что здесь произошло? – ни к кому не обращаясь, прошептал Альдер, не сводя глаз с ужасной картины.

 Ему все-таки ответили. Женщина средних лет, казавшаяся достаточно сильной по духу, чтобы не обезуметь от всего пережитого и держать себя в руках. Ее лицо было бледно, на щеках не просохли еще следы слез, и дрожали губы, но голос был тверд:

 - Люди напали ночью. И… вот. Колириан выехал из крепости с войском и отогнал варваров на восток, в степи. Но было уже слишком поздно… Вождь не сумел предотвратить… этого.

 Женщина закрыла лицо руками и поспешно ушла прочь от Альдера.

 А провидец, чувствуя, как весь мир вокруг него то вспыхивает алым, то тускнеет, вдруг как с цепи сорвался. Не разбирая дороги, ничего уже не понимая, он бросился вперед, и ноги сами привели его к дому, за месяц ставшему родным…

 И он замер. Среди развалин ученик Великого увидел последний осколок, оставшийся от прежней жизни.

 

Глава 11

 Дыхание земли проносилось над верхушками высоких вязов, превращая Рионский лес в волнующееся зеленое море. Ухали совы, выбираясь на ночную охоту, утробно квакали жабы на небольшом лесном озере, и спорило с ними стрекотание кузнечиков. Тихо потрескивали дрова в костре, фыркал Тенкиун, недовольный мошкарой, отрывисто сопел Улдис. Сильфарин смотрел в темно-синее небо, увенчанное серпом голубоватой луны, и никак не мог заснуть после нового кошмара.

 - Ругдур? – негромко позвал он, почувствовав, как сильно дрогнул его голос.

 - Что такое, малыш? – Рельм склонился над лежащим мальчиком. – Опять сон дурной?

 Глядя растеряно и напугано, Сильфарин кивнул, и только когда понял, что может говорить, шепнул:

 - Только это был другой…

 - И там опять была смерть, да? – понимающе и озабоченно спросил Ругдур.

 - Да. Но не моя. – Он вздохнул и зажмурился. – Не моя. Альдера.

 Рельм помрачнел еще сильнее, сдвинул брови, покачал головой из стороны в сторону. Да только что он мог сказать, а тем более сделать? Ничего. Вот и вернулся к костру, лишь погладив мальчика по голове – заботливо, как раньше дочь…

 - Думаешь, с ним все будет хорошо? – Сильфарин перевернулся на бок, чтобы лучше видеть собеседника.

 - Конечно, малыш, - отозвался Ругдур, не отрывая взгляда от полыхающих дров. – Он взрослый воин, да еще и немного чародей – сможет о себе позаботиться.

 - Я надеюсь…

 Смутная тревога все никак не покидала. Темнота бродила между деревьев, нитями страха, словно паутиной, оплетая ветви и повисая в холодном воздухе. Сероватый дымок поднимался в ночное небо, и сквозь его тончайший занавес проступали дрожащие звезды. Закрахан, звезда Единства, на которую любила смотреть в полночь Тайша, сияла ярче всех, а ее младшие сестры вились вокруг, алмазной короной венчая чарующую и манящую луну.

 Луна… Ее жуткий образ вновь и вновь возвращал Сильфарина в черную бездну его последнего кошмара. Луна, оборотни… Альдера загрыз волк…

 К горлу вдруг подступил тяжелый комок, мешающий дышать. Горячая капля выкатилась из внешнего уголка глаза и скатилась по щеке на траву. Что такое? Слезы? Какие еще слезы, откуда? Нет-нет, он не будет плакать! Ведь Ругдур сказал, что с Альдером все будет хорошо, а разве Ругдур будет обманывать? Нет. Он ведь такой добрый, такой честный и смелый… И Альдер не умрет. Не сейчас, не так скоро…

 Это был просто очередной кошмар – не более.

 Чтобы забыться, Сильфарин начал тихонько напевать колыбельную, которую в детстве слышал от Тайши, и вновь перевел взгляд на звезды, старательно избегая смотреть на луну. Вон там, к северу от Закрахан, сияла Паофари – самый яркий адамант в созвездии Огненной Лани. Вот Царукк – звезда Скорбящей Матери, вот Глаз Ястреба…

 - Красивое небо, да? – сказал вдруг Ругдур. – Так и притягивает... И облаков сегодня нет, так что все как на ладони. Я ведь тоже в этом немного разбираюсь... – Он улыбнулся чему-то своему. – Удивлен? Мамка у меня очень суеверная была и все любила судьбу мою по звездам читать. Вот и меня потихоньку учила…

 - А что она тебе предсказала, Ругдур? – шепотом поинтересовался Сильфарин.

 Рельм усмехнулся и махнул рукой.

 - Да что она могла сынку своему предсказать? Только долгую-долгую и очень счастливую жизнь. – Он вздохнул. – А я вот… Даже дочку замуж выдать не довелось…

 Эти слова прозвучали уже без горечи, без острой и нестерпимой боли – в них была лишь грусть. И смирение, граничащее с равнодушием. Прошло уже достаточно времени, чтобы можно было выплакать всю боль, до конца осознать свою потерю и принять одну истину: ничего уже не изменить. Не вернуть.

 - Мне… мне так жаль, - выдавил Сильфарин. – Это ведь я во всем виноват…

 - Да нет. – Ругдур еще раз тяжело вздохнул. – Ты тут не причем, забудь… - Он хотел уже отвернуться, но резко передумал. – Только ты мне все-таки скажи: ради чего это все? Ради чего эти жертвы? Просто объясни, во имя чего они умерли?

 - Я ищу Свет, - ответил Сильфарин, как и тогда, в таверне, целую вечность назад.

 - Свет… - эхом отозвался рельм. – Да, я помню… И все же – какой такой Свет?

 - Свет Рунна. Он нужен, чтобы освободить людей от цепей дьявола. Чтобы они стали такими же, как я.

 Ругдур печально покачал головой.

 - Эх, Сильфарин, разве это возможно?

 Мальчик даже вскочил.

 - Конечно! – с жаром воскликнул он, чуть не разбудив Улдиса. – А ты… разве не веришь?

 Ругдур не ответил на вопрос – только подцепил пальцем чистый подбородок собеседника и посмотрел в большие карие глаза с теплом и состраданием.

 - Ты так юн, друг, и так чист… Но я дольше жил, больше видел и… Не так просто это – верить.

 - А я верю, - прошептал Сильфарин едва слышно. – Верю. И всегда буду.

 - Надеюсь, - улыбнулся рельм. – А как ты собираешься найти этот Свет Рунна?

 Мальчик смущенно опустил глаза.

 - Не знаю… Наверное, Рунн спрятал его в очень-очень надежном месте, чтобы Ганнус не нашел. Непросто будет до него добраться, но Великие вумианы подскажут мне. И я пройду через все испытания. Постараюсь пройти… Ты… ты пойдешь со мной, Ругдур?

 Теплые и сильные руки крепко обняли его и прижали к груди, в которую Сильфарин доверчиво уткнулся носом. Ласковый голос, показавшийся в тот миг бархатным, произнес:

 - Я теперь пойду с тобой в любое пекло, куда только ни позовешь. Да только… Поберег бы ты себя, мальчик, успокоился бы, да жил себе среди вумианов. Потому что… извини: но не верю я в добрые сказки о божьей благодати. Рунн давно уже забыл о нас и оставил наш мир на попечение Младшим Богам, таким, как Вардван. Рунн отвернулся от земли…

 - Нет. – Шмыгнув носом, Сильфарин оттолкнулся от груди Ругдура. – Нет, он не оставил, не бросил… Если бы было так, как ты говоришь, я бы не родился!

 - Почему ты так решил?

 - Потому что он вымолил у Рунна мое право на рождение перед тем, как умереть…

 - Кто?

 Сильфарин посмотрел на Закрахан, обхватив руками острые коленки.

 - Инзал…

 Как-то по-особенному назвал он это имя. Так, что Ругдур ощутил странную робость и не решился спросить, кто это такой. Не посмел. А Сильфарин продолжил:

 - Мое рождение и очищение было знаком, понимаешь? Это означало, что Рунн явил свой Свет. Значит, он где-то есть, и я должен, должен его найти. В этом смысл всей моей жизни… - Он вдруг всхлипнул и, наклонившись к коленям, спрятал лицо. – Не надо рушить мою веру, Ругдур. Если я не буду верить, если не буду бороться за Свет – как тогда я буду жить?

 - Мы опять заблудились, Улдис?

 Сатир озадаченно почесал за ухом: он окончательно запутался. Ведь они все время шли вперед! Но как же тогда может быть такое, что уже третий раз путникам на глаза попадается этот проклятый пень? А это точно был он – он самый: на сухом срубе ножом было вырезано два слова. В первый раз они написали «Рунн», а во второй – «Палнас». Так почему снова? Что за напасть?

 - Ничего не понимаю… - недовольно буркнул Улдис.

 - Кажется, ты уже подзабыл свой лес, пока скитался на востоке, - сухо заметил Ругдур.

 Сильфарин, сидя верхом на Тенкиуне, решил вступиться за сатира.

 - Он ничего не мог сделать. Тут… тут как будто какая-то сила замешана. Как будто кто-то мешает нам выбраться из леса.

 - С пути сбивает? – недоверчиво предположил рельм. – Но кто это может быть? И зачем? И как он это делает?

 - Не знаю. – Сильфарин пожал плечами и почему-то крепче схватился за гриву Тенкиуна. – Просто в последние дни мне везде чудится чья-то черная тень.

 - Это чары. Колдун очень силен.

 Голос этот, нежный и мелодичный, подобный звону бубенцов, свирелью струился сразу отовсюду, наполняя тишину тонкой красотой и обволакивая слух серебристым шелком. Завихрился воздух вокруг уставших путников, и затанцевали, подхваченные этим потоком, осенние листья – насыщенно-бордовые, выделяющиеся на блеклом фоне других, неестественно крупные…

 В их шелесте Сильфарину послышался негромкий переливистый смех.

 - Покажись, нимфа! – крикнул Улдис.

 Листья осели на землю, но тут же взвились столбом, приникли друг к другу, словно выстраивая статую, подняли клубы пыли… И взорам путешественников предстала рыжеволосая девушка в легком платье цвета мокрой после дождя земли. На челе ее красовался венок из кленовых листьев, ожерелье из мелких речных камешков обнимало шею, а талию обхватывал чудной пояс из орехов и желудей. Ярко-зеленые глаза на смуглом лице завораживали и притягивали взгляд, но смотрели очень серьезно и обеспокоенно, хоть губы и улыбались.

 Она легко поклонилась путникам, приложив руку к груди, и молвила:

 - Я кеир, дочь осени. Мои сестры послали меня спросить, не нужна ли помощь Идущему За Светом.

 Она пристально посмотрела в лицо Сильфарина.

 - Скажи, о каком колдуне ты говорила?

 - Он был послан дьяволом на землю и наделен живой плотью. Но в душе у него – черная гниль и огонь ада. Его сердце мертво, а в груди – лишь дыра, наполненная ненавистью ко всему сущему. Он прозорлив и хитер, и нет в мире твари более жестокой и подлой. Он – Эйнлиэт.

 Тенкиун под Сильфарином беспокойно заржал и принялся топтаться на месте. Нимфа понимающе кивнула на вороного:

 - Твой друг знает, о ком я говорю.

 - Так значит, это он сбивает нас с пути? – вмешался Ругдур.

 - Да, Высший. Его чары создали бесплотную тень, которую видел ты, Идущий За Светом. И тень эта насылает на вас забвение. Каждый раз, приходя сюда, вы будете возвращаться на один дневной переход назад, но не вспомните об этом.

 Ругдур нахмурился: он был единственным, кто с подозрительностью отнесся к речам прекрасной девы леса. Подбоченившись, он спросил у кеир:

 - Тогда почему же мы прямо сейчас не идем обратно?

 Девушка только улыбнулась.

 - Потому что пока вы с нами, тень Эйнлиэта не осмелится приблизиться к вам. Ведь это всего лишь тень. А мы сильны, когда вместе…

 - Вы? – удивился Сильфарин.

 - Мы, - загадочно улыбаясь, кивнула кеир.

 - Они, они! – радостно подтвердил Улдис. – Вы только посмотрите, как их много!

 Сатир был прав: со всех сторон к поляне, где стояли Сильфарин и его друзья, приближались потоки ветра, и между стволов могучих деревьев замелькали пестрые листья – и вот уже больше десятка дочерей осени замкнули круг, держась за руки и напевая протяжную песнь. Затрепетали за спинами их нежные лепестки цветов – во второй ряд встали меймин. Гаин пришли из мельчайшей пыльцы, накрывшей весь лес мерцающим золотым куполом. И невероятно, но в воздухе, наполнившимся запахом лета, вдруг закружились пушистые хлопья снега – это явились тихие и холодные ринд – дочери зимы.

 Нимфы стояли, все еще держась за руки, и раскачивались из стороны в сторону, прогоняя черную тень колдуна. Глаза их были широко распахнуты и не моргали, но как будто не видели внешней оболочки мира, а смотрели куда-то вглубь его души. И мир запел вместе с ними, и зазвенел, и зазвучал соловьиной трелью, журчанием родников, шелестом листвы, шепотом ветра – всем сразу. Сама красота, воплощенная в нимфах, стояла сейчас на поляне и трогала нежными пальцами трепещущие струны леса…

 Они не замолчали, даже когда вперед выступила одна из дочерей весны – нимфа с венцом на золотоволосой голове.

 - Теперь ступай вперед, Идущий За Светом. Немного осталось до границы Риона, и тень не тронет тебя. Скоро, очень скоро ты ступишь на земли великого Андагаэна, но только помни: то существо, что мы прогнали, не сравнится с чародеем, создавшим его. Не так легко одолеть Эйнлиэта, но по прихоти злого рока он – твой главный и злейший враг. Всегда помни об этом. И каждый свой день, просыпаясь и засыпая, будь готов к встрече с ним. Теперь же… с богом.

 Все еще впечатленный Сильфарин наклонился до самой шеи Тенкиуна.

 - Благодарю вас от всей души. Но почему вы называете меня Идущим За Светом?

 - Потому что так, прощаясь, назвал тебя ученик Великого. Мы слышали. А раз так сказал один из служителей Правды, значит, так оно и есть на самом деле. – В голосе меймин слышалось явное уважение. – Однако ты мешкаешь, а время слишком дорого. Ступайте же!

 В одном месте поющий живой круг разомкнулся, и путники, в последний раз поблагодарив нимф, покинули поляну, направляясь навстречу свету, льющемуся из-за редеющих стволов.

 Служитель Правды… Эти слова все крутились в голове у Сильфарина. Опять эта Правда, та самая, о которой говорил Альдер перед уходом… Что еще за Правда?

 Когда они выбрались из леса, Улдис понурил голову и так разочарованно вздохнул, что даже Ругдур, сжалившись над ним, ободряюще потрепал курчавые волосы между рожками. Сатир гордо выпрямился, распрямил плечи и решительно зашагал впереди маленького отряда: теперь, по крайней мере, он перестал сбиваться с пути. Так что через день путники уже добрались до Талавира.

 Невеселым получился этот день. Сильфарин, погруженный в собственные мысли, почти все время провел на спине Тенкиуна. Улдис, словно позабыв о спутниках, все бормотал что-то себе под нос, припоминая дорогу. А Ругдур смотрел по сторонам и… Не нравилось ему то, что он видел. Ох, не нравилось…

 Вокруг не было ни души. Нет, это понятно, что вумианы – далеко не рельмы – не любят они девственную красоту равнин портить и землю сохой рыть. Вот и не возделывают пашен – берут что природа дарит – и не строят по всем своим владениям многочисленных хуторов и деревень. Только города – обособленными яркими жемчужинами. (Зато какие красивые города!) Понятно, что Андагаэн почти полностью – нетронутая низменность, укрытая легким покрывалом березовых рощ и испещренная жилками звенящих притоков великого Факиуна. Но даже в восточных землях знают об извечной страсти вумианов к прогулкам по своим родным просторам. И Ругдуру всегда казалось: окажись он по воле рока в Андагаэне, так и будут ему попадаться на каждом шагу веселые пилигримы да паломники со своими песнями и молитвами. К тому же и к Низшим здесь терпимей относились, вот и повадились некоторые из них между вумианскими городами бродить да заступничества у Великих искать. А тут вдруг… тишина гробовая.

 Все стало ясно в Талавире. Еще на подступах к городу путники заметили несколько свежих могил и группу угрюмых вумианов, роющих новые – для сородичей. Не стали пришельцы их тревожить, не стали глупых вопросов задавать. Просто дальше прошли. А Сильфарин мысленно Рунну за умерших помолился и почувствовал, как нехорошее предчувствие в груди холодным лезвием ворочается…

 А потом стражи у ворот города объяснили, что все дело в крихтайнах. Их было целое войско, и вел их князь Файлис. Нагрянули так внезапно, что вумианы не успели опомниться и не смогли дать достойный отпор врагам. Талавир ведь почти на самой границе Андагаэна, а гарнизон у него немногочисленный. Правда, жертв оказалось меньше, чем можно было предположить: судя по всему, вассал Хакриса очень торопился добраться до Каллаона, вот и прошел мимо Талавира, почти не остановившись в пути. Только оставил в приграничном городке небольшой отряд, чтобы порядок поддерживать, а сам со своими воинами дальше пошел. И вот теперь и талавирцы, и вся восточная часть страны от Каллаона и западных земель отрезана стройными рядами рельмов-отступников.

 Сильфарин чуть не упал с вороного, услышав об этом. Нет! Как же тогда он встретится с Палнасом?

 - А нас вы в город-то пустите? – между тем спросил Улдис у охраны.

 Старший из стражей засомневался.

 - Что вам рельм, сатир да маленький мальчик?

 Вумиан равнодушно махнул рукой.

 - А, чего уж там… Все равно уже по улицам нашим кто только не ходит. – Он сжал челюсти. – Проклятые псы Руанны, эти крихтайны!

 - Спасибо, - просто поблагодарил Ругдур, когда ворота открылись перед путниками.

 - Будьте осторожны с воинами Файлиса, - крикнул им вослед младший стражник. – И мальчика поберегите: вид у него нездоровый.

 - Побережем! – пообещал, оборачиваясь, Улдис, а Ругдур быстро шепнул Сильфарину:

 - Спрячь подбородок, малыш, и с коня слезай. Как бы крихтайны тебя не приметили…

 В городе было тихо и мрачно, и даже изящные очертания уютных вумианских домиков, даже пышные сады и журчащие фонтаны не украшали его серое лицо. Побродив по узким улицам, Сильфарин и его спутники наткнулись на таверну и, оставив снаружи Тенкиуна, зашли внутрь – послушать, что говорят о крихтайнах.

 Войдя, Сильфарин окинул взглядом полупустую залу и быстро пересчитал сидящих здесь вумианов – всего-то пятеро, да еще один хозяин. И все за разными столиками, как будто каждый хотел побыть наедине со своими невеселыми мыслями, с тревогой или горем, быть может. Не хотелось им говорить. Ничего не хотелось. Лица их были настолько мрачными и отрешенными, что мальчику стало неловко вторгаться в этот молчаливый круг, где все были по-отдельности, но вместе с тем без слов, на каком-то ином уровне понимали друг друга. Однако Ругдур, видимо, не разделял сомнений и робости Сильфарина. Он решительно подсел к вумиану за ближайшим к входу столиком и кивнул друзьям: мол, садитесь тоже. Талавирец вздрогнул и поднял недоумевающий взгляд на внезапных нарушителей спокойствия.

 - Я Ругдур, - представился рельм и протянул руку для пожатия: он знал, что так гораздо проще расположить к себе вумиана.

 И сработало: андагаэнец слегка улыбнулся, хотя руки все-таки не пожал.

 - Мое имя Хардлоу, - сказал он. – Что вы делаете в этом городе?

 Ругдур усмехнулся.

 - Удивлен тем, что ты не набросился на меня с ножом, - не отвечая на вопрос, заметил он. – Как и твои собратья. Разве вы не приняли меня за крихтайна?

 - Разумеется, нет, - невозмутимо молвил Хардлоу. – Ведь мы не совсем еще слепы: ты не воин из рядов Файлиса. Ты путник. И путь твой был долог. То же самое я могу сказать и о твоих друзьях.

 - Ясно, - буркнул Ругдур, бросив взгляд на свою потрепанную и грязную одежду.

 - Так зачем же вы пришли?

 Рельм и сатир переглянулись: оба сомневались, имеют ли они право говорить за Сильфарина и раскрывать чужие секреты, но мальчик решил все за них и честно признался:

 - Мы хотим увидеть Великого вумиана Палнаса.

 Талавирец изумленно поднял прямые брови.

 - Далеко ты замахнулся, мой юный друг, - негромко сказал он, и Сильфарину показалось, что сквозь снисходительную усмешку все же проступило одобрение и даже восхищение дерзостью ребенка. – Однако… теперь, как ты и сам понимаешь, это невозможно.

 - Давно ли крихтайны окружили Каллаон? – спросил Ругдур.

 - Два дня назад.

 Сильфарин закрыл глаза и закусил губу. Хотелось кричать, кричать на весь мир: ну, почему ничего не получилось? Если бы они не заблудились в лесу, поддавшись чарам Эйнлиэта, они бы успели…

 Но что теперь можно поделать?

 - На вашем месте, друзья, я бы не мечтал о встрече с Палнасом, - заметил вдруг вумиан, сидящий за соседним столиком, в углу. – Может быть, если очень повезет, вас еще примет Абха, но и этого добиться будет нелегко.

 - Нам повезет! – тут же уверенно заявил Улдис. – С нашим мальчонкой никто не пропадет! Вы нам только скажите, что это за Абха.

 - Великая, конечно же. – Вумиан усмехнулся. – Не самая могущественная, правда… По силе ей пока не сравниться с Палнасом или с братьями Телькхуром и Игвейдом. Зато о мудрости ее ходят легенды!

 - Да, Палнас как раз оставил ее за главную в Талавире, - подхватил Хардлоу.

 - Отведешь нас к госпоже, друг? – Ругдур поднялся.

 Вумиан встал из-за стола следом за рельмом.

 - Идемте. Но… ничего не могу вам пообещать.

 - Нет-нет, попробуй еще раз: спа-си-бо.

 Девочка смутилась. У нее совсем, совсем ничего не получалось. Но Рагхан не расстраивался, ведь он уже добился того, чтобы она правильно, совершенно безукоризненно научилась произносить свое имя – Галлу. С радостью и с гордостью.

 - Са… Са-и… - Не договорив, она расплакалась, спрятала лицо в крохотных ладошках и замотала головой.

 Рагхан поморщился.

 - Прекрати. Хватит, слышишь? Плакать – нельзя.

 Галлу резко вскинула голову, сверкнув глазами.

 - Рррахан! – и внезапно рассмеялась.

 Мальчик с тоской смотрел на ее улыбку. Даже она, даже она умеет. А он – нет.

 - Да, уже очень похоже, - тихо, с грустью вымолвил он. – Молодец, Галлу.

 Девочка радостно захлопала в ладоши: за эти дни она уже научилась узнавать в голосе Рагхана похвалу. Ее улыбка стала еще шире, как вдруг… тень накрыла просторную пещеру, и Галлу испуганно взвизгнула. И забилась в дальний угол.

 Высокая фигура мужчины в черном балахоне заслонила выход из грота. На уродливом бледном лице застыло выражение безумной ярости.

 Слезы выступили на глазах Рагхана, и, ненавидя, презирая самого себя, он рухнул на землю, прямо перед своим мучителем. Он силился встать, но не мог – не мог! И закрыл уши, чтобы не слышать хозяйского голоса, но этот голос проникал через все, глубокий, ледяной, ядовитый, околдовывающий…

 - Сюда.

 Рагхан ничего не мог с собой поделать. И пополз. Пополз вперед, к ногам Эйнлиэта, и припал губами к земле возле его стоп, коря самого себя: «Дурак! Жалкая, ничтожная тварь! А как же твой народ? Народ… Сейчас народ сидит, забившись в угол пещеры, дрожа от страха перед демоном, и веря – да, наверное, все-таки веря, что вождь защитит его. А вождь… вождь корчится в ногах своего темного господина. Как раб».

 Но он не мог перебороть колдуна. Не хватало сил.

 - Мне стало известно об одном мальчике… - начал Эйнлиэт. – Оказывается, ты знаком с ним, мой дорогой. И даже более того – почти стал ему братом! – Голос стал заискивающим. – И не сказал мне, своему самому близкому существу! Ах, как же ты мог так несправедливо со мной поступить, мой хороший? – Сорвавшись, Эйнлиэт нагнулся и, схватив Рагхана за шиворот, притянул к себе. – Ты забыл, кому служишь, змееныш? Забыл?

 Мальчик задрожал и не ответил, старательно пряча глаза.

 - Он выпутался из моих чар, - процедил Эйнлиэт. – Вырвался… Но с чего бы нимфам ему помогать? Они ведь, кроме сатиров да кентавров, мужчин не жалуют, даже таких маленьких, верно? Верно, мальчик мой… ТАК ПОЧЕМУ ОНИ ЕМУ ПОМОГЛИ? – Он вновь швырнул Рагхана на землю и пнул ногой обессиленное тело. – Ты будешь отвечать мне? Или мне самому вытрясти из тебя правду?

 - Я уже привык к боли, - сказал Рагхан, поднимая голову.

 Ответом был холодный смех.

 - О, я и не собирался тебя пытать, малыш! Я всего лишь посмотрю в твои прекрасные глазки…

 - Нет! – вскричал Рагхан.

 Но не успел. Не успел скрыться от цепкого взгляда Эйнлиэта, который, схватив, уже не отпускал, никогда не отпускал – и вытягивал из души все, что успело там прорасти… Все высасывал, выпивал – жадно и яростно. А потом уходил, довольный своей очередной легкой победой.

 Но в этот раз черты Эйнлиэта исказил страх. И лютая ненависть.

 - СЫН РУННА?! Не может быть! – Глаза его потемнели, но он быстро взял себя в руки. – Так вот, оказывается, в чем дело… Сын Рунна. Но у него не получится достичь цели! Никогда! Ты слышишь меня, Рагхан? Скоро ему конец! А все потому, что ты – ты! – раскрыл мне его тайну!

 - Нет! Я же ничего, ничего тебе не сказал!

 Эйнлиэт расхохотался.

 - Ты слаб, мальчик мой! Твоя душа для меня – как открытая книга, которую ты не смог во время захлопнуть!

 По-прежнему злобно и жутко ухмыляясь, посланец Ганнуса обернулся коршуном и с пронзительным криком улетел прочь. А Рагхан упал на колени, схватившись за голову, рванул себя за отросшие черные волосы, прикусил губы и издал мучительный стон отчаяния, пронзающий душу ядовитыми ледяными стрелами. У него не получилось, опять не получилось достойно ответить своему истязателю…

 - Нет, нет… Я ведь не хотел, чтобы так вышло! – почти беззвучно шептал мальчик. – Прости, Сильфарин. Я не хотел тебя предавать.

 Сквозь узкий проход еще было видно, как кружил над волнами большой черный коршун. На охоту отправился...

 Холодные пальцы несмело прикоснулись к запястью Рагхана, и мальчика передернуло: он уже успел забыть о присутствии в пещере Галлу. Девочка сидела рядом, глядя прямо в душу испуганно и преданно. И внезапно выдавила:

 - Спааа-ибо.

 - Что? – не сразу понял Рагхан.

 Галлу сделала вдох и зажмурилась. Она очень, очень старалась…

 - Спа-си-бо.

 Он не знал, почему ему вдруг стало больно от этого простого слова. Устало выдохнул:

 - За что спасибо-то?

 Но Галлу только громко замычала, усиленно замотала головой и упрямо повторила:

 - Спа-си-бо.

 Ночью Эйнлиэт вернулся. Влетел в грот вместе с пронзающим до костей ветром, склонился над проснувшимся Рагханом, близко-близко лицо поднес и сверкнул глазами. Протянул свою горячую ладонь и погладил сжавшегося в комок мальчика по лицу… Прошептал ласково:

 - Ничего, ничего, мой хороший, я научу тебя его ненавидеть.

 - Но я не хочу…

 В темноте глаза блеснули яростью. А Эйнлиэт зашипел змеей и пообещал:

 - Тогда заставлю!

 

Глава 12

 Сильфарин лежал на низенькой софе и, ни о чем не думая, смотрел на освещенную факелами противоположную стену комнаты, когда на ней заплясала женская тень. Вздрогнув, мальчик поднялся и бросил взгляд в сторону аркообразного входа: в проходе стояла та же служанка, что встретила их днем.

 Ругдур и Улдис поднялись ей навстречу, глядя с нетерпением, однако девушка смотрела только в глаза Сильфарину.

 - Госпожа согласилась принять тебя. Но только тебя одного.

 - А почему нам… - начал сатир, но Ругдур остановил его, предупредительно стиснув плечо и глянув хмуро и строго.

 - Идем. – Служанка протянула мальчику руку.

 Она провела его по длинной аркаде, по обеим сторонам которой стояли пышные клумбы с нежно-белыми цветами. Легкий вечерний ветерок, влетая в холл через высокие окна, мерно раскачивал тонкие стебли и дотрагивался до кожи на лице Сильфарина, щекоча ее кончиками каштановых прядей. В конце аркады обнаружилась скрытая тенью дверь, украшенная вырезанными на красном дереве узорами и рунами. Служанка слегка толкнула ее, все еще сжимая руку мальчика, и тут же почтительно поклонилась.

 - Он здесь, госпожа.

 И Сильфарин замер: голос, который отозвался на эти слова изнутри сумрачной комнаты, таил в себе столько глубокой и звенящей силы, что сковывал по рукам и ногам, прижимая к земле, но в следующее мгновение поднимая ввысь и повергая в благоговейный трепет.

 - Пусть мальчик войдет, Ниршэ…

 Служанка посторонилась, пропуская Сильфарина в мягкий полумрак обители мудрейшей из Великих. Сердце мальчика забилось чаще: если верно то, что он услышал от вумиана из таверны, Абха сможет помочь ему найти Свет. Как никто другой.

 Если захочет…

 Ступив через порог он прежде всего низко поклонился и только потом решился поднять глаза на госпожу Талавира. И был поражен безупречностью возникшего перед ним лица.

 Он даже не знал, можно ли было назвать это лицо красивым – весь светлый облик, что он узрел в то мгновение, стоял много выше понятия земной красоты. Существо это было подобно ангелу с совершенными, идеальными чертами. Легкая улыбка, дарующая покой и радость, лежала на нежных губах, и дивное сияние струилось из выразительных голубых глаз, как будто там, в глубине, бил ключом неистощимый источник силы, милосердия и веры. И любви к миру, призванной освещать и созидать. Вот она – Великая. Она на самом деле дарила свет: он сиял на ее челе и в медовых волосах, он пролег в складках белого платья, отороченного золотой нитью…

 - Здравствуй, дитя мое, - ласково приветствовала мальчика Абха.

 Он вздрогнул и пришел в себя.

 - Я… не могу выразить своего счастья, госпожа. Счастья от того, что имею честь говорить с тобой.

 Абха улыбнулась.

 - А ты обучен хорошим манерам. Присядь рядом со мной. – Она указала на мягкий пуф по правую руку от себя. – Чего ты хотел?

 - Увидеть Палнаса.

 - Но зачем? И откуда ты узнал о нем?

 Она как будто даже не удивилась. Знала? Догадывалась? Но на то она и Великий вумиан, пусть даже слабее Телькхура и Игвейда. А что еще ей известно о нем? Наверное, все-таки не все, раз задает вопросы…

 - Мне… рассказал крихтайн Альдер. Мы встретились в Арумане, и он…

 Абха встрепенулась, наклонилась и схватила мальчика за руку. От этого прикосновения по коже поползли мурашки. А может, и не от прикосновения вовсе? Может быть, оттого, что Сильфарин не ожидал… нет, напротив – как раз ожидал такой реакции. В глубине души. Теперь он готов был поверить любым словам о молодом провидце – окончательно в его фигуре запутавшись. Наверное, даже если бы сыну Рунна сказали, что Альдер – сам Создатель, мальчик бы очень серьезно подумал, прежде чем отрицать это.

 Последние дни, показавшиеся безумной и жестокой игрой, научили верить во все.

 - Почему ты так напугалась, госпожа?

 - Ты видел ученика Палнаса? – голос Великой дрогнул.

 - Да. А он… Что-то не так?

 Она выдохнула и, взяв себя в руки, вновь откинулась на спинку кресла, чуть прикрыв глаза.

 - Нет, все в порядке. Просто уже довольно давно Палнас отправил его на восток с очень важным поручением, и все мы переживаем… - Абха вдруг осеклась. – Но это большая тайна.

 Сильфарин разочарованно опустил подбородок и тяжело вздохнул.

 - Да, Альдер уже дал мне это понять. Но он предсказал мне, что я стану учеником Великого.

 Наступило продолжительное молчание. Тишину богатых покоев нарушало лишь потрескивание дров за каминной решеткой – да едва различимый шорох тонких занавесок. Наконец Абха произнесла:

 - Ты должен понимать, мой мальчик, что быть учеником такого, как Палнас, - очень непростое и очень ответственное дело. И далеко не каждый из тех, кого мы беремся наставлять на наш путь к Правде, становится истинным Учеником. Далеко не каждый… поэтому даже я не осмелюсь делать предсказания, подобные тому, что весьма опрометчиво сделал для тебя юный Альдер. Здесь очень легко ошибиться и совсем не так, как надо, истолковать Знаки.

 - Так значит… - к горлу опять подступили слезы. – Так значит, и Альдер ошибся?

 - Вполне возможно, что нет, дитя мое. Но не стоит прежде срока отдавать себя в руки слепой веры в любое пророчество. Власть будущего неимоверно сильна и может быть очень опасной…

 Сильфарин с трудом подавил в себе желание громко всхлипнуть. Душу постепенно затопляло холодное отчаяние.

 - Выходит, не увидеть мне Палнаса…

 - Я бы устроила тебе встречу с ним, - ласково молвила Абха. – Но не при нынешних обстоятельствах. Сейчас перед ним, как перед самым влиятельным и могущественным из жителей Андагаэна, стоит проблема иная: отстоять Каллаон, не дать в руки Хакриса. Да и как бы мы с тобой пробились через войско крихтайнов? Прости.

 Мальчик покинул свое место и опустился на колени перед Великой, склонив голову.

 - Тогда позволь мне попросить у тебя всего лишь совета…

 - Да, Сильфарин.

 Он долго собирался с мыслями, перед тем как начать говорить, и все никак не мог унять внутреннюю дрожь. Слова… Где все слова? Они разбрелись по дальним закоулкам сознания и не желали собираться во фразы. Но мальчик пересилил себя.

 - Я ищу Свет Рунна для своего народа. Может быть, ты сможешь направить меня в нужную сторону?

 В мгновение ока Абха оказалась на коленях напротив Сильфарина и смахнула слезы с его щек. От ее лица исходило тепло – только это было не живое тепло, не такое, как у милой, доброй Тайши, не такое, как у сильного Ругдура… Тепло, порожденное иным миром.

 - Бедное, бедное дитя… Ты выбрал нелегкий и опасный путь сквозь темноту – и дальше. Дальше – в небытие, которое зовется Пустотой… Ты выбрал борьбу.

 - Нет, это не я выбирал. Так было решено еще в момент моего рождения.

 Но госпожа Талавира только терпеливо покачала головой.

 - Нет, это ты. Я вижу: ты стоял на распутье – и пошел вперед, не поколебавшись ни на миг. Только теперь тебе угрожает страшная опасность – со стороны тех, кому не по душе пришелся твой ход.

 - Так что же мне делать, госпожа? – снова задрожав, прошептал Сильфарин.

 - Прошу тебя дать мне один день, - ответила Абха. – Мне нужно подумать, потому что цель твоя сложна и туманна. И ошибаться нельзя. Прежде всего – тебе.

 В этот момент в дверь постучали. Великая встала, вновь приняв невозмутимый вид, и велела входить. В дверном проеме показалась Ниршэ.

 - Мудрейшая, к тебе прибыл посол из Галь-та-Хура, - доложила она с поклоном.

 - Уже поздно. Разве посол не может подождать до утра?

 - Он говорит, что дело очень срочное.

 Абха посмотрела на Сильфарина, который тоже уже стоял на ногах.

 - Ты хочешь увидеть свона?

 - Кого, моя госпожа? – не понял мальчик.

 - Свона. Разве тебе не рассказывали о них в Фистаманде?

 Он замотал головой.

 - А кто это?

 - Что ж, ты сейчас и сам увидишь. – Абха обернулась к служанке. – Пусть посол войдет.

 Свон оказался невероятно высоким и широкоплечим мужчиной с сильными лебедиными крыльями за спиной. Золотоволосый, яснолицый, обнаженный по пояс и вооруженный луком и колчаном стрел, он являл собой воплощение истинного воина.

 Изящно поклонившись Великой и одарив Сильфарина заинтересованным взглядом, посол произнес:

 - Приветствую тебя, Абха, от имени нашего вождя Каррока. Имя мое Норах.

 - Я рада принимать здесь подлинного сына Племени Белого Пера. Но что заставило доблестного Каррока прислать тебя в Талавир?

 - С вершин Эвильских гор нам видно почти все, что происходит на вашей равнине. Один из моих собратьев заметил войско, пришедшее с востока, и короткую битву, разразившуюся под стенами твоего города. Вождь послал меня с предложением заключить военный союз.

 Абха легко повела бровью и улыбнулась краешком губ.

 - Народ Галь-та-Хура всегда жил обособленно, не слишком заботясь о войнах, бушующих у подножия их древних гор. Мне казалось, вам хватало вражды с Племенем Острого Когтя. Но… отчего же теперь все изменилось? Отчего вы решили помочь вумианам? Ты можешь и должен говорить прямо, Норах. Ведь я вижу: вождь Каррок чего-то хочет взамен.

 - Всего лишь ответной помощи в случае нападения на наш родной город, - гордо выпрямившись, отчеканил свон. – Над пиками Эвиля сгущаются тучи… И не природа тому виной. Может быть, ты знаешь, кто стоит за этим?

 Абха побледнела, но нашла в себе силы ответить:

 - Ты и сам догадываешься, посол вождя. И опасения твои не напрасны.

 - Значит, Эйнлиэт. – Пальцы Нораха крепче стиснули красиво изогнутый лук.

 - Передай своему господину, что вумианы всегда готовы прийти на помощь тем, кто живет так близко к небу.

 - Благодарю тебя, Абха, - поклонился Норах. – Я отправляюсь в Галь-та-Хур сейчас же. Вождь вышлет воинов так скоро, как только сможет.

 - Отдохни до утра, сын Племени Белого Пера, - сжалилась Великая. – Ты заслужил этот отдых.

 Норах снова поклонился и приложил руку к груди.

 - Великодушию твоему нет предела, Мудрейшая. Но время не ждет, а потому и я не стану дожиться рассвета. Сон свонов не так продолжителен: мне хватит и трети ночи… - Поколебавшись, Норах вдруг спросил с интересом: - Позволь задать вопрос: кто этот юноша без… без…?

 - Это уставший после долгого пути паломник, ищущий очень древнюю и мало кому известную святыню, - пояснила Абха. – Ниршэ!

 Скрипнула дверь.

 - Я здесь, моя госпожа!

 - Отведи обратно юного Сильфарина. И предоставь комнату господину послу. – Абха раскланялась со своими гостями. – Да, и еще, моя милая… Позови Сайибик.

 Она с усилием прижала пальцы к вискам, в которых пульсировала кровь. Глаза были закрыты, и под ноющими от Чтения веками затрепыхались красные искры. Голова раскалывалась от напряжения и вместе с тем кружилась из-за частого вдыхания благовоний, чей аромат источала небольшая кадильница на столе: Великие порой использовали такие, чтобы лучше и полнее Читать.

 - Ничего, ничего не могу понять, - почти простонала Абха, без сил рухнув на свое ложе и так и не открывая глаз.

 Теплые руки нежно погладили ее по лицу и волосам.

 - Чем я могу помочь, когда даже ты не видишь? – спросил недоумевающий хрустальный голос.

 Абха села на кровати и с тоской посмотрела на свою младшую сестру. Ах, какая же она была живая, какая прелестная! И на щеках играл здоровый, настоящий румянец, а вовсе не неземной свет, проступающий сквозь тонкую, почти прозрачную кожу самой Абхи. А все потому, что Сайибик еще сохранила в себе тепло, подаренное кормящей землей, в то время, как ее старшая сестра… Ее старшая сестра всю себя отдала небу. Без остатка. И теперь сама не знала, к чему она ближе. Это сводило с ума.

 Сайибик даже и не подозревает о своей красоте… и о своей силе.

 - Неужели Мудрейшая совсем ничего не видит?

 - Я вижу. – Абха вздохнула и отвела взор. – Вижу. Но то, что открывает мне Правда, ужасно и темно.

 - О чем ты?

 - По просьбе Сильфарина я искала Свет. Но… но я не вижу Света! Нигде. Кругом только непроглядный мрак. И лишь дьявольский огонь еще позволяет взору различить смутные тени, что движутся по дороге жизни. Дьявольский огонь, исходящий от горящих кроваво-алым глаз самого Ганнуса! – Абха вскочила на ноги и стала без цели бродить по комнате. – Я вижу людей, сестра. Я вижу, как разрастается их племя, превращаясь в народ. Я вижу, как тьма раскидывает крылья над Каллаоном, над Талавиром, над всем Андагаэном… Тьма наползает на вершины Эвильских гор, и уже мертвые, но еще теплые тела жителей Галь-та-Хура и их врагов из Даонхалла разбиваются о камни. Я вижу пожар, охвативший весь Рионский лес! Я вижу, как рушатся стены Заршега, я вижу падение Арумана… Перед моим взором стоит Великий Палнас – и он уходит, уходит куда-то, где нет Рунна и мир не такой, как сейчас. А вумианы превращаются в крохотную горстку жалких потомков древнейшего народа, оттесненную людьми к западному побережью. Рельмы… рельмы вообще почти стерты с лица земли! Кругом только люди. Люди и волки. И повсюду кровь…

 Сайибик поднялась и крепко обняла Абху. А та лишь обессиленно прошептала:

 - Я не могу помочь мальчику. Прости меня, Рунн. Ты послал ко мне своего юного сына, а я… Я, правда, не могу.

 - Тогда ты должна обратиться за помощью к Палнасу, - твердо сказала Сайибик.

 Абха высвободилась из ее объятий и распрямила плечи.

 - Ты ведь знаешь: он в Каллаоне, отрезанном от нас войском крихтайнов.

 - Мы должны найти способ. Каким бы абсурдным он ни казался.

 - Сайибик…

 - Абха, ты мудра. Я уверена в этой истине больше, чем в какой-либо иной. Ты мудра. Ты мудрее всех. А мудрецы всегда осторожны и предусмотрительны. – Сайибик сверкнула глазами. – Но, помимо мудрецов, есть еще безумцы – глупые и расторопные. Сломя голову, бросаются они в огонь, чтобы либо погибнуть, либо выйти из него героями!

 Абха глянула с нежностью и ласково потрепала сестру по щеке.

 - Ты всегда была дерзкой искательницей приключений, Сайибик.

 - Да… - Она вздохнула, наблюдая за тем, как зажигаются на небе звезды. – Из меня плохой Великий вумиан.

 - Когда-нибудь, я уверена, и тебя, моя милая, назовут Учителем. С большой буквы.

 Сайибик крепко стиснула руки Абхи и прижалась к ним губами.

 - Пожалуйста, давай пойдем с ним в Каллаон.

 Мудрейшая долго не отзывалась…

 - Нет.

 - Да почему же?!

 - Потому что он еще не готов, девочка моя. Его душа открыта и беззащитна, и тень легко пустит в нее свои корни, если мы не будем осторожными. Через него тень найдет ключ к свету и сокрушит его... Понимаешь? Стремясь к Свету, мальчик может разрушить весь мир. Против своей воли. – Абха закрыла глаза. – Я очень, очень явственно вижу эту картину. Сейчас ему лучше укрыться от глаз своих врагов…

 - Талавир – не достаточно надежное место, чтобы скрыть Сильфарина от Эйнлиэта! – воскликнула Сайибик. – Ведь это об Эйнлиэте ты сейчас говоришь?

 Абха отвернулась и уперлась лбом в стену.

 - Прошу: оставь меня одну.

 Поколебавшись, Сайибик вышла из покоев сестры, а Абха опустилась на колени и, запрокинув голову, стала беззвучно молиться Рунну. Мудрейшая из Великих была в растерянности. А ее младшая сестра… Нет, она не могла видеть всего. И не поймет…

 Кто-то легонько потряс Сильфарина за плечо, и мальчик открыл глаза. Перед ним было лицо девушки – очень похожей на Абху. Только совсем другое.

 - Кто ты?

 - Тсс! – Она приложила палец к губам, озираясь по сторонам, и поманила мальчика ладонью.

 - Зачем мне прятаться от своих друзей? – недоумевал Сильфарин, тоже оглянувшись на спящих Ругдура и Улдиса.

 - Я и не прошу тебя прятаться от них, - прошептала ночная гостья. – Я просто не хочу, чтобы нас услышал еще кто-нибудь… Особенно Абха.

 - Ты что, скрываешься от Мудрейшей? – изумился мальчик.

 - Умоляю, тише! – Незнакомка прикрыла рукой его рот. – Я хочу помочь тебе добраться до Каллаона.

 Пользуясь тем, что Сильфарин не мог говорить от охватившего его волнения, девушка быстро зашептала:

 - Моя сестра, Великая Абха, сказала тебе, что даст ответ завтра. Я знаю, каким будет ответ: Мудрейшая ничего не скажет тебе о Свете Рунна. И захочет спрятать тебя до лучших времен в каком-нибудь далеком-далеком городке на западном побережье Амариса. Пока ты не подрастешь. Вот какое решение приняла Абха.

 Сильфарин вскочил и крепко, изо всех своих сил, схватил девушку за запястья. И замотал головой, будучи не в силах вымолвить ни слова. Только губы беззвучно шептали:

 - Нет…

 - Я помогу тебе и твоим друзьям. Но нужно уходить прямо сейчас.

 - Как тебя зовут?

 - Сейчас не время, чтобы…

 - Нет, скажи! Я чувствую, что ты не просто так появилась в моей жизни. Так же было с Ругдуром. И я тогда не ошибся…

 - Сайибик, - поспешно ответила ночная гостья, явно все больше волнуясь. – Быстрее, Сильфарин! Буди спутников. Твой конь уже ждет нас во дворе.

 

Глава 13

 Они прятались от ночного патруля крихтайнов в темноте узкого прохода между двумя домами. Дождь поливал мощеную камнем улицу, мелкими ручейками струясь по длинным и извилистым трещинам. Вода, стекая с крыши, лилась прямо на гриву Тенкиуна, и конь то и дело встряхивал головой и бил копытом по земле. Хорошо, что подковы совсем не звенели. Впрочем, как и всегда.

 Стук сапог воинов Файлиса становился все более отдаленным, и Улдис осторожно высунулся из укрытия, оглядывая пустынную улицу, как вдруг с противоположной стороны прохода их окликнул чей-то громкий шепот:

 - Эй, что вы там делаете?

 Они разом вздрогнули и обернулись на голос: прислонившись одним плечом к стене, перед ними стоял ухмыляющийся Норах, и даже в темноте глаза его слегка поблескивали непонятным весельем. Вне покоев Великой, где приходилось обсуждать лишь серьезные дипломатические вопросы, свон показался молодым (не старше Ругдура), простодушным, бравым и даже немного беззаботным.

 - Прячетесь? – понимающе хмыкнул посол Каррока. – От крихтайнов или от госпожи Абхи?

 Его проницательность поразила даже Сайибик. И все-таки она первая справилась с удивлением и бросила холодно:

 - Не думала, что ты еще здесь, свон.

 - Я как раз собирался взлетать, только решил прежде пройтись по ночному Талавиру. Не часто ведь предоставляется такая возможность – побродить по красивым улицам вумианского города. А тут смотрю – странный маленький паломник и сестра самой Абхи! – Норах резко перестал улыбаться. – Что происходит?

 - Если ты торопился к своему вождю, посол, - уклонилась Сайибик, - мы не смеем тебя задерживать.

 - Как знаете, - пожал плечами сын Племени Белого Пера. – Но вообще-то я хотел предложить вам помощь, что бы вы там ни затевали.

 - Мы не нуждаемся в твоей помощи.

 - Вот как? Ты слишком горда, дева Великих, и как бы твоя гордость не сослужила тебе недобрую службу. А между тем… Мальчик и его спутники беспрепятственно пройдут мимо стражи: какое дело охране до простых пилигримов? А вот тебе вряд ли удастся покинуть Талавир обычным способом… Или ты думаешь, что Мудрейшей по нраву придется выходка сестренки?

 Сайибик не ответила и только поджала губы.

 - Послушайте, давайте не будем спорить, - подал голос Сильфарин.

 - Да, я встаю на сторону нашего мальчика! – подхватил Улдис. – Ругдур тоже. Да, Высший? Высший?..

 Ругдур, до того напряженно вслушивающийся в звуки ночи сквозь нарастающий спор Великой и свона, вскинул руку и шикнул на сатира. Еще раз прислушался…

 - Бежим, болтуны! К воротам, быстро!

 Теперь и Норах услышал. И невесело, даже едко усмехнулся.

 - Крихтайны… Обнаружили нас. – И бросился следом за остальными, не пожелав пока воспользоваться мощными крыльями.

 - Выберемся за пределы города – отстанут, - заметила Сайибик ровно, будто не бежала, а шла привычным шагом. – Им велено следить за порядком в Талавире, а не…

 - С ними мальчишка и вороной! – раздался голос сзади.

 Ругдур скривился.

 - Уверена, госпожа моя? Похоже, здесь все охотятся за Сильфарином.

 Беглецы завернули за угол и вырвались на центральную улицу крепости. До ворот оставалось совсем немного…

 - Тебя не пропустят, Великая! – крикнул Норах на бегу.

 - Пропустят! – упрямо отозвалась Сайибик, тоже не сбавляя скорости.

 Посол негромко выругался и без предупреждений обхватил Великую за талию одной рукой.

 - Ты что делаешь?! – опешила она, когда поняла, что ее отрывает от земли.

 Выше. Еще выше…

 - Не брыкайся, строптивица, а то уроню, - строго велел Норах, взмывая в ночное небо и глядя вниз, на Ругдура, который первым прорывался к воротам.

 Как и ожидалось, их странная троица вместе с не менее странным вороным миновала безо всяких особых трудностей. Зато крихтайны не отставали. А стражники, даже если захотят, удержать вооруженный патруль не смогут.

 - Отлетим на приличное расстояние от стены, отпущу, - пообещал Норах.

 - Если бы я не была наслышана о благородстве и отваге свонов, - выдохнула Сайибик, опасливо глядя на землю, - подумала бы, что вождь Каррок пошел на подлость и приказал тебе добыть и привести ему Великого.

 Сын Племени Белого Пера усмехнулся.

 - Если бы это было так, я б лучше выкрал твою сестру.

 - Не смог бы.

 Свон оторвал взгляд от Сильфарина и его товарищей и, набрав скорость, устремился дальше и выше, уже почти забыв о своей легкой ноше. Его зоркие глаза всматривались в темноту безмолвной равнины, раскинувшейся южнее родных Эвильских гор до самого Рионского леса. Там, вдали, горели огни осажденного города – великого и прославленного на весь Амарис Каллаона. И пронзали черное небо столбы серого дыма, что поднимались над лагерем крихтайнов.

 - Смотри, Великая! Один из отрядов двинулся на приступ…

 Норах почувствовал, как Сайибик вздрогнула: наверное, больно и тревожно ей было слышать эти слова. А может быть, она просто тоже увидела или – почувствовала. Кажется, служители Правды гораздо тоньше других воспринимают любые изменения в материи… Потому им и открыто больше, чем не-Великим.

 - Ты так хорошо видишь в темноте? – спросила Сайибик.

 - Привык за свою жизнь… А Файлис уже второй отряд в бой бросил…

 - С ним кто-то очень сильный. – В голосе вумиана прозвучала уверенность. – Мое восприятие неспособно разобрать, кто это. Но в самом центре лагеря живет нечто незнакомое мне, загадочное, а потому пугающее. И… кажется, их двое.

 - Да, невесело… - буркнул себе под нос Норах.

 - А что с Сильфарином, посол?

 Свон оглянулся, ловко меняя положение сильных крыльев в воздухе. И, бросив быстрый, взгляд на крохотный отряд «маленького паломника», удовлетворенно кивнул саму себе.

 - Пока все в порядке. Патруль все-таки немного задержали у ворот.

 - Это хорошо, - вздохнула с некоторым облегчением Сайибик, на мгновение закрывая глаза. – Тогда посмотри еще: что с Каллаоном?

 Норах пригляделся. Судя по алым и золотистым вспышкам в ночи, битва у стен жемчужины Андагаэна разгоралась все жарче. Зрение улавливало движения массивных катапульт, установленных на башнях и метающих каменные ядра; огнем мерцал дождь из зажженных стрел, обрушившийся на захватчиков. И, кажется, крихтайны отвечали не менее обильным ливнем. Маленькие фигурки воинов мельтешили на широких стенах, у бойниц, а внизу, у ворот города, образовалось целое столпотворение. И солдаты Файлиса, и защитники крепости, копошась, словно муравьи, смешались в одно темное месиво, в одно многорукое и многоногое существо, которое двигалось и пока еще жило…

 - За ворота Каллаона рубка началась, - довольно сухо сообщил Великой Норах.

 В этот момент его внимание привлек небольшой отряд, который откололся от лагеря крихтайнов и медленно двинулся в сторону Талавира. Прямо на… Сильфарина и его друзей.

 - Спускаемся! – ничего не объясняя, выкрикнул свон сквозь свист разбушевавшегося ветра…

 Порыв стих…

 И тотчас же где-то внизу завыл волк…

 - Что это было? – вздрогнул Сильфарин, еще не веря… не желая верить.

 - Господи, неужели опять они! – в сердцах воскликнул Улдис.

 Ругдур даже остановился и, выдернув меч из ножен, стал оглядываться по сторонам. И только тогда вспомнил, что оставил копье провидца Альдера еще на берегу Шэнны… Ну, да ладно. Не до этого теперь… Нужно понять, где скрывалось чудовище, откуда слышался жуткий вой…

 - Где? Где? – озвучил мысли рельма сатир. – Где они, черт возьми?

 Ругдур похолодел. Он увидел… между ними и стеной Талавира…

 - Там… Бежим! К Каллаону!

 Оборачиваясь вместе с Ругдуром, Улдис успел заметить, как несколько громадных черных теней набросились на патруль крихтайнов… Из-за спины послышались дикие, душераздирающие крики, заглушающие глухое рычание оборотней. И вскоре уже не стало несчастливых преследователей. Зато появились другие – пострашнее сынов Руанны. И побыстрее. Гораздо.

 Откуда ни возьмись появился посол вождя свонов, который все еще держал одной рукой Великую. Едва они приземлились, Сайибик бросилась к Сильфарину, сидящему на спине вороного.

 - Ты в порядке, дитя?

 Норах не дал ему ответить. Только-только мальчик открыл рот, как свон обеими руками схватил изящную морду Тенкиуна, вынудив коня остановиться. Даже теперь глаза посла были лишь чуть-чуть ниже глаз Сильфарина.

 - Тебе нельзя вперед.

 От изумления и растерянности мальчик только и мог, что глотать ртом холодный воздух. Зато за него ответил Улдис:

 - Ты спятил, Высший?!

 - Ты не в себе, свон! – в это же время крикнул Ругдур. – Путь назад отрезан! Слышал вой? Это оборотни, они жаждут крови, и их там целая стая!

 Улдис нервно и настойчиво тряс его за локоть.

 - Ругдур…

 - Ты хочешь, чтобы мальчика опять приволокли к Хакрису? – Сайибик сверкнула глазами: она про-Читала о заточении Сильфарина в Заршеге.

 - Слушайте, Высшие, нельзя стоять на месте!

 - Я не хочу, чтобы ему перегрызли горло! – чуть ли не прорычал рельм.

 - Тогда отдайте его мне! – внезапно для всех и даже для самого себя заявил Норах.

 - Что?! – одинаково отреагировали Улдис и Сайибик.

 - Что ты сможешь сделать? – требовательно спросил Ругдур.

 - Я унесу его в горы.

 - Да хватит вам уже! – взорвался Улдис. – Вперед надо! Оборотни ближе крихтайнов.

 В подтверждение слов сатира снова раздалось несколько волчьих голосов. Только тогда беглецы опомнились и бросились прочь от приближающейся стаи.

 - Скачи отсюда, Сильфарин! – велела Сайибик, хлопая вороного по крупу. – Скачи!

 Но мальчик, задрожав, сдержал прыть своего коня: да и не умел он еще скакать верхом галопом.

 - Нет! Я не могу оставить здесь… никого из вас.

 - Но ты должен, - глухо проговорила Сайибик.

 - Он не уйдет далеко даже с Тенкиуном, - мрачно заметил Ругдур.

 Напряжение, витающее среди них, нарастало с каждым мгновением.

 - Меня везде, везде найдут, - шептал Сильфарин. – Везде… Эйнлиэт…

 Ругдур тяжело выдохнул:

 - Но не высоко в горах. Забери его, свон.

 Норах подлетел к Сильфарину и, ухватив его под руки, бережно поднял со спины жеребца.

 - Нет. Тенкиун… Не отпускай хоть ты меня…

 - Почему ты боишься? – ласково шепнул свон.

 - Я устал уже сворачивать с пути. Устал… Так нельзя…

 - Ты потом поймешь, что так надо.

 - Тенкиун…

 Вороной внезапно громко заржал, поднялся на дыбы… и Сильфарин уже поверил в то, что вот сейчас он каким-то чудом заберет его с собой и домчит, домчит через ночь, через равнину, через ряды вооруженных солдат князя Файлиса… к Каллаону, к Палнасу, к Рунну… Может быть, даже к Свету!

 Но его ждал сильнейший удар: Тенкиун ничего этого не сделал. Он просто… убежал.

 Бросил!

 Сначала Сильфарин не верил. Это просто сон, это очередной из его кошмаров, это не может быть явью! Но проснуться все никак не получалось…

 - Тенкиун…

 - Забудь о нем, мальчик, - быстро заговорил Норах. – Он…

 - Не могу…

 - Он ускакал, понимаешь? Надо забыть, малыш, надо забыть… Эх, ну почему ты не старше хотя бы годика на три? – Он развернул мальчика лицом к себе и прижал к груди.

 - Мне надо за ним, - уже совсем не осознавая, что говорит, шепнул Сильфарин.

 - Ну, куда, куда тебе за ним угнаться? Забудь… Обычная история. Лошади часто волков пугаются, и…

 - Нет! Тенкиун не боится оборотней! И он не мог просто так меня бросить, не мог! Он… он что-то почуял… Там, на юге…

 Они бежали. На горизонте проступили очертания войска. А позади… Им казалось, что спинами они уже могли чувствовать жгучее дыхание хищников…

 - Разве ты не можешь прогнать луну, госпожа? – спросил Улдис.

 Сайибик покачала головой.

 - Думаешь, я не пыталась? Еще как пыталась! Но Эйнлиэт, пославший сюда волков, не позволил мне… Норах, чего ты ждешь? Уноси мальчика!

 - Нет! – крикнул совсем замученный ребенок.

 И сын Племени Белого Пера не взлетел.

 - Нас зажимает в тиски! – поддержал Великую рельм. – Быстрее, посол! Чего медлишь?

 - Нет! – Опустив подбородок на плечо свона, Сильфарин посмотрел на Ругдура блестящими от отчаяния глазами. – Ты обещал, что всегда будешь со мной…

 - Да. – Он опустил взгляд. – Обещал… - и снова вскинул. – И буду! Буду, раз давал слово! Только ты, главное, сейчас спасайся. А я… а мы… как-нибудь…

 - Как?

 Норах, уже готовый к взлету, помедлил, оглянулся через свободное плечо и пристально посмотрел на Ругдура. В светлых глазах промелькнуло понимание. В темных – твердая решимость. Это было краткое мгновение, но его оказалось достаточно для того, чтобы соединить две похожие души, пусть и чужие друг другу. Соединить, возможно, через этого необыкновенного мальчика, которого один любил, уже как сына, а другой держал на руках, чтобы спасти…

 Норах странно улыбнулся. Едва заметно, да, но Ругдур – заметил.

 - Тебе придется бежать очень быстро, воин, - негромко сказал свон. – Позаботься о том, чтобы сатир и Великая не отстали. Смотрите на меня: я укажу вам дорогу. – Он крепче обнял Сильфарина и с силой оттолкнулся от земли. – Бегите!

 Они бежали следом за разрезающим небо и саму ночь Норахом. На север. К Эвильскому хребту. И по звукам за их спинами поняли: там происходило что-то совершенно немыслимое. Оборотни столкнулись с отрядом крихтайнов, началась битва, но при этом и те, и другие не забыли о своих целях, а вернее, о своей общей цели – и продолжали гнаться за заветной добычей.

 Оборотней подстегивал страх перед Эйнлиэтом. Крихтайнов – приказ князя, конечно же. Только вот как Файлис узнал о горстке путников, покинувших Талавир этой ночью, находясь у врат Каллаона?

 Улдис начал задыхаться раньше всех. Он стонал, хватался за бока и стискивал зубы, то и дело морщась от нестерпимой боли, расплавляющей мышцы и разрывающей легкие. Ругдур обхватил сатира за плечи.

 - Терпи, приятель, терпи… Осталось немного…

 - Я не понимаю, как он собирается спасти нас… - выдавил Улдис.

 - Кто?

 - Норах.

 Сатиру ответила Сайибик:

 - Он хочет спрятать всех нас в Галь-та-Хуре, «Звезде на камнях».

 - Где?! – От изумления Улдис даже позабыл об усталости. – В Галь-та-Хур не пускают чужаков! Нораха сурово накажут.

 Никто ничего не сказал. Накажут? Да, накажут, потому что Закон Племени Белого Пера очень строг. Накажут. Если он приведет их в свой город.

 Если…

 - Утро… Улдис, Ругдур, утро… - Сайибик устало улыбалась. – И нет луны. И крихтайны отстали…

 - Утро, - тяжело дыша, повторил сатир.

 Ругдур ничего не смог сказать. Нет, не от слабости. Оттого, что сердце выскакивало из груди; оттого, что хотелось кричать – только уже торжествующе. Оттого, что он смог сдержать слово… И от возродившейся веры в то, что все будет хорошо. Почему? Неважно почему. Все будет хорошо. Вопреки всему.

 Перед ними возвышался величественный хребет Эвиля.

* * * *

Мы быстро отыскали секретный проход в скале и через семь дней уже были в Галь-та-Хуре – городе хрусталя, горных отрогов и пещер.

 Каррок наказал Нораха так, как того требовал Закон Племени: мой бедный друг долго еще лежал с израненной спиной, но о нем заботились родные – старенькая мать и шестилетний сын.

 А нас… Нас по Закону должны были держать в Галь-та-Хуре, как в тюрьме, до скончания дней, отпущенных каждому. Очень уж негостеприимный и скрытный народ – эти своны. Тогда я не понимал еще, из-за чего они ожесточились почти на весь мир. Но теперь я их ни в чем не виню…

 Когда Каррок вынес нам этот приговор, я впал в отчаяние. Я потерял Тенкиуна, не смог встретиться с Палнасом, и вот оказалось, что я должен был всю жизнь провести в Эвильских горах…

 Но меня спасла Абха. Она сама, Мудрейшая из всех живущих под небом, пришла в Племя Белого Пера, потому что, единственная из Великих и не-Великих, имела на это право, и поручилась за мою честность и верность Рунну. И убедила вождя отпустить меня и моих друзей. Но не раньше, чем через тринадцать лет. Она добилась своего, ведь она с самого начала хотела, чтобы я вырос. Там, куда не дотянется рука Эйнлиэта.

 Тринадцать лет… Как долго…

 Но все же неизмеримо меньше, чем вечность.

 Абха помогла мне. И то, что в Талавире казалось проклятием, в Галь-та-Хуре стало бесценным даром. Нельзя описать того, как я был благодарен ей.

 Я стал ждать, когда закончится срок…

 Но Мудрейшая принесла и печальные вести: в ту ночь, когда мы бежали из Талавира, бесследно пропал Палнас Каллаонский. Исчез, словно его и не было…

 Абха ушла. А Сайибик осталась. И… ах, как хорошо я помню то утро, когда она, узнав об исчезновении Палнаса, пришла приободрить меня… То был один из самых значимых эпизодов в моей жизни…

 - Сильфарин… - Сайибик почему-то сильно смутилась – покраснела, опустила взор, прижала руки к груди. – Я… понимаю, что мне очень далеко до Палнаса. Даже до Абхи. Но…

 Я подошел ближе и снизу вверх посмотрел ей в лицо. Я улыбался… и старался сделать это как можно теплее, искренне, по-детски. Ничего еще не понимая, я спросил:

 - Что такое, Сайибик?

 Она присела и ласково взяла мою голову в свои теплые ладони, взволнованно дыша. В прекрасных серых глазах стояли слезы. Как сейчас помню… Ее слова до сих пор звенят у меня в голове:

 - Если ты захочешь, сын Рунна, я стану твоим учителем…