Дыхание земли проносилось над верхушками высоких вязов, превращая Рионский лес в волнующееся зеленое море. Ухали совы, выбираясь на ночную охоту, утробно квакали жабы на небольшом лесном озере, и спорило с ними стрекотание кузнечиков. Тихо потрескивали дрова в костре, фыркал Тенкиун, недовольный мошкарой, отрывисто сопел Улдис. Сильфарин смотрел в темно-синее небо, увенчанное серпом голубоватой луны, и никак не мог заснуть после нового кошмара.

 - Ругдур? – негромко позвал он, почувствовав, как сильно дрогнул его голос.

 - Что такое, малыш? – Рельм склонился над лежащим мальчиком. – Опять сон дурной?

 Глядя растеряно и напугано, Сильфарин кивнул, и только когда понял, что может говорить, шепнул:

 - Только это был другой…

 - И там опять была смерть, да? – понимающе и озабоченно спросил Ругдур.

 - Да. Но не моя. – Он вздохнул и зажмурился. – Не моя. Альдера.

 Рельм помрачнел еще сильнее, сдвинул брови, покачал головой из стороны в сторону. Да только что он мог сказать, а тем более сделать? Ничего. Вот и вернулся к костру, лишь погладив мальчика по голове – заботливо, как раньше дочь…

 - Думаешь, с ним все будет хорошо? – Сильфарин перевернулся на бок, чтобы лучше видеть собеседника.

 - Конечно, малыш, - отозвался Ругдур, не отрывая взгляда от полыхающих дров. – Он взрослый воин, да еще и немного чародей – сможет о себе позаботиться.

 - Я надеюсь…

 Смутная тревога все никак не покидала. Темнота бродила между деревьев, нитями страха, словно паутиной, оплетая ветви и повисая в холодном воздухе. Сероватый дымок поднимался в ночное небо, и сквозь его тончайший занавес проступали дрожащие звезды. Закрахан, звезда Единства, на которую любила смотреть в полночь Тайша, сияла ярче всех, а ее младшие сестры вились вокруг, алмазной короной венчая чарующую и манящую луну.

 Луна… Ее жуткий образ вновь и вновь возвращал Сильфарина в черную бездну его последнего кошмара. Луна, оборотни… Альдера загрыз волк…

 К горлу вдруг подступил тяжелый комок, мешающий дышать. Горячая капля выкатилась из внешнего уголка глаза и скатилась по щеке на траву. Что такое? Слезы? Какие еще слезы, откуда? Нет-нет, он не будет плакать! Ведь Ругдур сказал, что с Альдером все будет хорошо, а разве Ругдур будет обманывать? Нет. Он ведь такой добрый, такой честный и смелый… И Альдер не умрет. Не сейчас, не так скоро…

 Это был просто очередной кошмар – не более.

 Чтобы забыться, Сильфарин начал тихонько напевать колыбельную, которую в детстве слышал от Тайши, и вновь перевел взгляд на звезды, старательно избегая смотреть на луну. Вон там, к северу от Закрахан, сияла Паофари – самый яркий адамант в созвездии Огненной Лани. Вот Царукк – звезда Скорбящей Матери, вот Глаз Ястреба…

 - Красивое небо, да? – сказал вдруг Ругдур. – Так и притягивает... И облаков сегодня нет, так что все как на ладони. Я ведь тоже в этом немного разбираюсь... – Он улыбнулся чему-то своему. – Удивлен? Мамка у меня очень суеверная была и все любила судьбу мою по звездам читать. Вот и меня потихоньку учила…

 - А что она тебе предсказала, Ругдур? – шепотом поинтересовался Сильфарин.

 Рельм усмехнулся и махнул рукой.

 - Да что она могла сынку своему предсказать? Только долгую-долгую и очень счастливую жизнь. – Он вздохнул. – А я вот… Даже дочку замуж выдать не довелось…

 Эти слова прозвучали уже без горечи, без острой и нестерпимой боли – в них была лишь грусть. И смирение, граничащее с равнодушием. Прошло уже достаточно времени, чтобы можно было выплакать всю боль, до конца осознать свою потерю и принять одну истину: ничего уже не изменить. Не вернуть.

 - Мне… мне так жаль, - выдавил Сильфарин. – Это ведь я во всем виноват…

 - Да нет. – Ругдур еще раз тяжело вздохнул. – Ты тут не причем, забудь… - Он хотел уже отвернуться, но резко передумал. – Только ты мне все-таки скажи: ради чего это все? Ради чего эти жертвы? Просто объясни, во имя чего они умерли?

 - Я ищу Свет, - ответил Сильфарин, как и тогда, в таверне, целую вечность назад.

 - Свет… - эхом отозвался рельм. – Да, я помню… И все же – какой такой Свет?

 - Свет Рунна. Он нужен, чтобы освободить людей от цепей дьявола. Чтобы они стали такими же, как я.

 Ругдур печально покачал головой.

 - Эх, Сильфарин, разве это возможно?

 Мальчик даже вскочил.

 - Конечно! – с жаром воскликнул он, чуть не разбудив Улдиса. – А ты… разве не веришь?

 Ругдур не ответил на вопрос – только подцепил пальцем чистый подбородок собеседника и посмотрел в большие карие глаза с теплом и состраданием.

 - Ты так юн, друг, и так чист… Но я дольше жил, больше видел и… Не так просто это – верить.

 - А я верю, - прошептал Сильфарин едва слышно. – Верю. И всегда буду.

 - Надеюсь, - улыбнулся рельм. – А как ты собираешься найти этот Свет Рунна?

 Мальчик смущенно опустил глаза.

 - Не знаю… Наверное, Рунн спрятал его в очень-очень надежном месте, чтобы Ганнус не нашел. Непросто будет до него добраться, но Великие вумианы подскажут мне. И я пройду через все испытания. Постараюсь пройти… Ты… ты пойдешь со мной, Ругдур?

 Теплые и сильные руки крепко обняли его и прижали к груди, в которую Сильфарин доверчиво уткнулся носом. Ласковый голос, показавшийся в тот миг бархатным, произнес:

 - Я теперь пойду с тобой в любое пекло, куда только ни позовешь. Да только… Поберег бы ты себя, мальчик, успокоился бы, да жил себе среди вумианов. Потому что… извини: но не верю я в добрые сказки о божьей благодати. Рунн давно уже забыл о нас и оставил наш мир на попечение Младшим Богам, таким, как Вардван. Рунн отвернулся от земли…

 - Нет. – Шмыгнув носом, Сильфарин оттолкнулся от груди Ругдура. – Нет, он не оставил, не бросил… Если бы было так, как ты говоришь, я бы не родился!

 - Почему ты так решил?

 - Потому что он вымолил у Рунна мое право на рождение перед тем, как умереть…

 - Кто?

 Сильфарин посмотрел на Закрахан, обхватив руками острые коленки.

 - Инзал…

 Как-то по-особенному назвал он это имя. Так, что Ругдур ощутил странную робость и не решился спросить, кто это такой. Не посмел. А Сильфарин продолжил:

 - Мое рождение и очищение было знаком, понимаешь? Это означало, что Рунн явил свой Свет. Значит, он где-то есть, и я должен, должен его найти. В этом смысл всей моей жизни… - Он вдруг всхлипнул и, наклонившись к коленям, спрятал лицо. – Не надо рушить мою веру, Ругдур. Если я не буду верить, если не буду бороться за Свет – как тогда я буду жить?

 - Мы опять заблудились, Улдис?

 Сатир озадаченно почесал за ухом: он окончательно запутался. Ведь они все время шли вперед! Но как же тогда может быть такое, что уже третий раз путникам на глаза попадается этот проклятый пень? А это точно был он – он самый: на сухом срубе ножом было вырезано два слова. В первый раз они написали «Рунн», а во второй – «Палнас». Так почему снова? Что за напасть?

 - Ничего не понимаю… - недовольно буркнул Улдис.

 - Кажется, ты уже подзабыл свой лес, пока скитался на востоке, - сухо заметил Ругдур.

 Сильфарин, сидя верхом на Тенкиуне, решил вступиться за сатира.

 - Он ничего не мог сделать. Тут… тут как будто какая-то сила замешана. Как будто кто-то мешает нам выбраться из леса.

 - С пути сбивает? – недоверчиво предположил рельм. – Но кто это может быть? И зачем? И как он это делает?

 - Не знаю. – Сильфарин пожал плечами и почему-то крепче схватился за гриву Тенкиуна. – Просто в последние дни мне везде чудится чья-то черная тень.

 - Это чары. Колдун очень силен.

 Голос этот, нежный и мелодичный, подобный звону бубенцов, свирелью струился сразу отовсюду, наполняя тишину тонкой красотой и обволакивая слух серебристым шелком. Завихрился воздух вокруг уставших путников, и затанцевали, подхваченные этим потоком, осенние листья – насыщенно-бордовые, выделяющиеся на блеклом фоне других, неестественно крупные…

 В их шелесте Сильфарину послышался негромкий переливистый смех.

 - Покажись, нимфа! – крикнул Улдис.

 Листья осели на землю, но тут же взвились столбом, приникли друг к другу, словно выстраивая статую, подняли клубы пыли… И взорам путешественников предстала рыжеволосая девушка в легком платье цвета мокрой после дождя земли. На челе ее красовался венок из кленовых листьев, ожерелье из мелких речных камешков обнимало шею, а талию обхватывал чудной пояс из орехов и желудей. Ярко-зеленые глаза на смуглом лице завораживали и притягивали взгляд, но смотрели очень серьезно и обеспокоенно, хоть губы и улыбались.

 Она легко поклонилась путникам, приложив руку к груди, и молвила:

 - Я кеир, дочь осени. Мои сестры послали меня спросить, не нужна ли помощь Идущему За Светом.

 Она пристально посмотрела в лицо Сильфарина.

 - Скажи, о каком колдуне ты говорила?

 - Он был послан дьяволом на землю и наделен живой плотью. Но в душе у него – черная гниль и огонь ада. Его сердце мертво, а в груди – лишь дыра, наполненная ненавистью ко всему сущему. Он прозорлив и хитер, и нет в мире твари более жестокой и подлой. Он – Эйнлиэт.

 Тенкиун под Сильфарином беспокойно заржал и принялся топтаться на месте. Нимфа понимающе кивнула на вороного:

 - Твой друг знает, о ком я говорю.

 - Так значит, это он сбивает нас с пути? – вмешался Ругдур.

 - Да, Высший. Его чары создали бесплотную тень, которую видел ты, Идущий За Светом. И тень эта насылает на вас забвение. Каждый раз, приходя сюда, вы будете возвращаться на один дневной переход назад, но не вспомните об этом.

 Ругдур нахмурился: он был единственным, кто с подозрительностью отнесся к речам прекрасной девы леса. Подбоченившись, он спросил у кеир:

 - Тогда почему же мы прямо сейчас не идем обратно?

 Девушка только улыбнулась.

 - Потому что пока вы с нами, тень Эйнлиэта не осмелится приблизиться к вам. Ведь это всего лишь тень. А мы сильны, когда вместе…

 - Вы? – удивился Сильфарин.

 - Мы, - загадочно улыбаясь, кивнула кеир.

 - Они, они! – радостно подтвердил Улдис. – Вы только посмотрите, как их много!

 Сатир был прав: со всех сторон к поляне, где стояли Сильфарин и его друзья, приближались потоки ветра, и между стволов могучих деревьев замелькали пестрые листья – и вот уже больше десятка дочерей осени замкнули круг, держась за руки и напевая протяжную песнь. Затрепетали за спинами их нежные лепестки цветов – во второй ряд встали меймин. Гаин пришли из мельчайшей пыльцы, накрывшей весь лес мерцающим золотым куполом. И невероятно, но в воздухе, наполнившимся запахом лета, вдруг закружились пушистые хлопья снега – это явились тихие и холодные ринд – дочери зимы.

 Нимфы стояли, все еще держась за руки, и раскачивались из стороны в сторону, прогоняя черную тень колдуна. Глаза их были широко распахнуты и не моргали, но как будто не видели внешней оболочки мира, а смотрели куда-то вглубь его души. И мир запел вместе с ними, и зазвенел, и зазвучал соловьиной трелью, журчанием родников, шелестом листвы, шепотом ветра – всем сразу. Сама красота, воплощенная в нимфах, стояла сейчас на поляне и трогала нежными пальцами трепещущие струны леса…

 Они не замолчали, даже когда вперед выступила одна из дочерей весны – нимфа с венцом на золотоволосой голове.

 - Теперь ступай вперед, Идущий За Светом. Немного осталось до границы Риона, и тень не тронет тебя. Скоро, очень скоро ты ступишь на земли великого Андагаэна, но только помни: то существо, что мы прогнали, не сравнится с чародеем, создавшим его. Не так легко одолеть Эйнлиэта, но по прихоти злого рока он – твой главный и злейший враг. Всегда помни об этом. И каждый свой день, просыпаясь и засыпая, будь готов к встрече с ним. Теперь же… с богом.

 Все еще впечатленный Сильфарин наклонился до самой шеи Тенкиуна.

 - Благодарю вас от всей души. Но почему вы называете меня Идущим За Светом?

 - Потому что так, прощаясь, назвал тебя ученик Великого. Мы слышали. А раз так сказал один из служителей Правды, значит, так оно и есть на самом деле. – В голосе меймин слышалось явное уважение. – Однако ты мешкаешь, а время слишком дорого. Ступайте же!

 В одном месте поющий живой круг разомкнулся, и путники, в последний раз поблагодарив нимф, покинули поляну, направляясь навстречу свету, льющемуся из-за редеющих стволов.

 Служитель Правды… Эти слова все крутились в голове у Сильфарина. Опять эта Правда, та самая, о которой говорил Альдер перед уходом… Что еще за Правда?

 Когда они выбрались из леса, Улдис понурил голову и так разочарованно вздохнул, что даже Ругдур, сжалившись над ним, ободряюще потрепал курчавые волосы между рожками. Сатир гордо выпрямился, распрямил плечи и решительно зашагал впереди маленького отряда: теперь, по крайней мере, он перестал сбиваться с пути. Так что через день путники уже добрались до Талавира.

 Невеселым получился этот день. Сильфарин, погруженный в собственные мысли, почти все время провел на спине Тенкиуна. Улдис, словно позабыв о спутниках, все бормотал что-то себе под нос, припоминая дорогу. А Ругдур смотрел по сторонам и… Не нравилось ему то, что он видел. Ох, не нравилось…

 Вокруг не было ни души. Нет, это понятно, что вумианы – далеко не рельмы – не любят они девственную красоту равнин портить и землю сохой рыть. Вот и не возделывают пашен – берут что природа дарит – и не строят по всем своим владениям многочисленных хуторов и деревень. Только города – обособленными яркими жемчужинами. (Зато какие красивые города!) Понятно, что Андагаэн почти полностью – нетронутая низменность, укрытая легким покрывалом березовых рощ и испещренная жилками звенящих притоков великого Факиуна. Но даже в восточных землях знают об извечной страсти вумианов к прогулкам по своим родным просторам. И Ругдуру всегда казалось: окажись он по воле рока в Андагаэне, так и будут ему попадаться на каждом шагу веселые пилигримы да паломники со своими песнями и молитвами. К тому же и к Низшим здесь терпимей относились, вот и повадились некоторые из них между вумианскими городами бродить да заступничества у Великих искать. А тут вдруг… тишина гробовая.

 Все стало ясно в Талавире. Еще на подступах к городу путники заметили несколько свежих могил и группу угрюмых вумианов, роющих новые – для сородичей. Не стали пришельцы их тревожить, не стали глупых вопросов задавать. Просто дальше прошли. А Сильфарин мысленно Рунну за умерших помолился и почувствовал, как нехорошее предчувствие в груди холодным лезвием ворочается…

 А потом стражи у ворот города объяснили, что все дело в крихтайнах. Их было целое войско, и вел их князь Файлис. Нагрянули так внезапно, что вумианы не успели опомниться и не смогли дать достойный отпор врагам. Талавир ведь почти на самой границе Андагаэна, а гарнизон у него немногочисленный. Правда, жертв оказалось меньше, чем можно было предположить: судя по всему, вассал Хакриса очень торопился добраться до Каллаона, вот и прошел мимо Талавира, почти не остановившись в пути. Только оставил в приграничном городке небольшой отряд, чтобы порядок поддерживать, а сам со своими воинами дальше пошел. И вот теперь и талавирцы, и вся восточная часть страны от Каллаона и западных земель отрезана стройными рядами рельмов-отступников.

 Сильфарин чуть не упал с вороного, услышав об этом. Нет! Как же тогда он встретится с Палнасом?

 - А нас вы в город-то пустите? – между тем спросил Улдис у охраны.

 Старший из стражей засомневался.

 - Что вам рельм, сатир да маленький мальчик?

 Вумиан равнодушно махнул рукой.

 - А, чего уж там… Все равно уже по улицам нашим кто только не ходит. – Он сжал челюсти. – Проклятые псы Руанны, эти крихтайны!

 - Спасибо, - просто поблагодарил Ругдур, когда ворота открылись перед путниками.

 - Будьте осторожны с воинами Файлиса, - крикнул им вослед младший стражник. – И мальчика поберегите: вид у него нездоровый.

 - Побережем! – пообещал, оборачиваясь, Улдис, а Ругдур быстро шепнул Сильфарину:

 - Спрячь подбородок, малыш, и с коня слезай. Как бы крихтайны тебя не приметили…

 В городе было тихо и мрачно, и даже изящные очертания уютных вумианских домиков, даже пышные сады и журчащие фонтаны не украшали его серое лицо. Побродив по узким улицам, Сильфарин и его спутники наткнулись на таверну и, оставив снаружи Тенкиуна, зашли внутрь – послушать, что говорят о крихтайнах.

 Войдя, Сильфарин окинул взглядом полупустую залу и быстро пересчитал сидящих здесь вумианов – всего-то пятеро, да еще один хозяин. И все за разными столиками, как будто каждый хотел побыть наедине со своими невеселыми мыслями, с тревогой или горем, быть может. Не хотелось им говорить. Ничего не хотелось. Лица их были настолько мрачными и отрешенными, что мальчику стало неловко вторгаться в этот молчаливый круг, где все были по-отдельности, но вместе с тем без слов, на каком-то ином уровне понимали друг друга. Однако Ругдур, видимо, не разделял сомнений и робости Сильфарина. Он решительно подсел к вумиану за ближайшим к входу столиком и кивнул друзьям: мол, садитесь тоже. Талавирец вздрогнул и поднял недоумевающий взгляд на внезапных нарушителей спокойствия.

 - Я Ругдур, - представился рельм и протянул руку для пожатия: он знал, что так гораздо проще расположить к себе вумиана.

 И сработало: андагаэнец слегка улыбнулся, хотя руки все-таки не пожал.

 - Мое имя Хардлоу, - сказал он. – Что вы делаете в этом городе?

 Ругдур усмехнулся.

 - Удивлен тем, что ты не набросился на меня с ножом, - не отвечая на вопрос, заметил он. – Как и твои собратья. Разве вы не приняли меня за крихтайна?

 - Разумеется, нет, - невозмутимо молвил Хардлоу. – Ведь мы не совсем еще слепы: ты не воин из рядов Файлиса. Ты путник. И путь твой был долог. То же самое я могу сказать и о твоих друзьях.

 - Ясно, - буркнул Ругдур, бросив взгляд на свою потрепанную и грязную одежду.

 - Так зачем же вы пришли?

 Рельм и сатир переглянулись: оба сомневались, имеют ли они право говорить за Сильфарина и раскрывать чужие секреты, но мальчик решил все за них и честно признался:

 - Мы хотим увидеть Великого вумиана Палнаса.

 Талавирец изумленно поднял прямые брови.

 - Далеко ты замахнулся, мой юный друг, - негромко сказал он, и Сильфарину показалось, что сквозь снисходительную усмешку все же проступило одобрение и даже восхищение дерзостью ребенка. – Однако… теперь, как ты и сам понимаешь, это невозможно.

 - Давно ли крихтайны окружили Каллаон? – спросил Ругдур.

 - Два дня назад.

 Сильфарин закрыл глаза и закусил губу. Хотелось кричать, кричать на весь мир: ну, почему ничего не получилось? Если бы они не заблудились в лесу, поддавшись чарам Эйнлиэта, они бы успели…

 Но что теперь можно поделать?

 - На вашем месте, друзья, я бы не мечтал о встрече с Палнасом, - заметил вдруг вумиан, сидящий за соседним столиком, в углу. – Может быть, если очень повезет, вас еще примет Абха, но и этого добиться будет нелегко.

 - Нам повезет! – тут же уверенно заявил Улдис. – С нашим мальчонкой никто не пропадет! Вы нам только скажите, что это за Абха.

 - Великая, конечно же. – Вумиан усмехнулся. – Не самая могущественная, правда… По силе ей пока не сравниться с Палнасом или с братьями Телькхуром и Игвейдом. Зато о мудрости ее ходят легенды!

 - Да, Палнас как раз оставил ее за главную в Талавире, - подхватил Хардлоу.

 - Отведешь нас к госпоже, друг? – Ругдур поднялся.

 Вумиан встал из-за стола следом за рельмом.

 - Идемте. Но… ничего не могу вам пообещать.

 - Нет-нет, попробуй еще раз: спа-си-бо.

 Девочка смутилась. У нее совсем, совсем ничего не получалось. Но Рагхан не расстраивался, ведь он уже добился того, чтобы она правильно, совершенно безукоризненно научилась произносить свое имя – Галлу. С радостью и с гордостью.

 - Са… Са-и… - Не договорив, она расплакалась, спрятала лицо в крохотных ладошках и замотала головой.

 Рагхан поморщился.

 - Прекрати. Хватит, слышишь? Плакать – нельзя.

 Галлу резко вскинула голову, сверкнув глазами.

 - Рррахан! – и внезапно рассмеялась.

 Мальчик с тоской смотрел на ее улыбку. Даже она, даже она умеет. А он – нет.

 - Да, уже очень похоже, - тихо, с грустью вымолвил он. – Молодец, Галлу.

 Девочка радостно захлопала в ладоши: за эти дни она уже научилась узнавать в голосе Рагхана похвалу. Ее улыбка стала еще шире, как вдруг… тень накрыла просторную пещеру, и Галлу испуганно взвизгнула. И забилась в дальний угол.

 Высокая фигура мужчины в черном балахоне заслонила выход из грота. На уродливом бледном лице застыло выражение безумной ярости.

 Слезы выступили на глазах Рагхана, и, ненавидя, презирая самого себя, он рухнул на землю, прямо перед своим мучителем. Он силился встать, но не мог – не мог! И закрыл уши, чтобы не слышать хозяйского голоса, но этот голос проникал через все, глубокий, ледяной, ядовитый, околдовывающий…

 - Сюда.

 Рагхан ничего не мог с собой поделать. И пополз. Пополз вперед, к ногам Эйнлиэта, и припал губами к земле возле его стоп, коря самого себя: «Дурак! Жалкая, ничтожная тварь! А как же твой народ? Народ… Сейчас народ сидит, забившись в угол пещеры, дрожа от страха перед демоном, и веря – да, наверное, все-таки веря, что вождь защитит его. А вождь… вождь корчится в ногах своего темного господина. Как раб».

 Но он не мог перебороть колдуна. Не хватало сил.

 - Мне стало известно об одном мальчике… - начал Эйнлиэт. – Оказывается, ты знаком с ним, мой дорогой. И даже более того – почти стал ему братом! – Голос стал заискивающим. – И не сказал мне, своему самому близкому существу! Ах, как же ты мог так несправедливо со мной поступить, мой хороший? – Сорвавшись, Эйнлиэт нагнулся и, схватив Рагхана за шиворот, притянул к себе. – Ты забыл, кому служишь, змееныш? Забыл?

 Мальчик задрожал и не ответил, старательно пряча глаза.

 - Он выпутался из моих чар, - процедил Эйнлиэт. – Вырвался… Но с чего бы нимфам ему помогать? Они ведь, кроме сатиров да кентавров, мужчин не жалуют, даже таких маленьких, верно? Верно, мальчик мой… ТАК ПОЧЕМУ ОНИ ЕМУ ПОМОГЛИ? – Он вновь швырнул Рагхана на землю и пнул ногой обессиленное тело. – Ты будешь отвечать мне? Или мне самому вытрясти из тебя правду?

 - Я уже привык к боли, - сказал Рагхан, поднимая голову.

 Ответом был холодный смех.

 - О, я и не собирался тебя пытать, малыш! Я всего лишь посмотрю в твои прекрасные глазки…

 - Нет! – вскричал Рагхан.

 Но не успел. Не успел скрыться от цепкого взгляда Эйнлиэта, который, схватив, уже не отпускал, никогда не отпускал – и вытягивал из души все, что успело там прорасти… Все высасывал, выпивал – жадно и яростно. А потом уходил, довольный своей очередной легкой победой.

 Но в этот раз черты Эйнлиэта исказил страх. И лютая ненависть.

 - СЫН РУННА?! Не может быть! – Глаза его потемнели, но он быстро взял себя в руки. – Так вот, оказывается, в чем дело… Сын Рунна. Но у него не получится достичь цели! Никогда! Ты слышишь меня, Рагхан? Скоро ему конец! А все потому, что ты – ты! – раскрыл мне его тайну!

 - Нет! Я же ничего, ничего тебе не сказал!

 Эйнлиэт расхохотался.

 - Ты слаб, мальчик мой! Твоя душа для меня – как открытая книга, которую ты не смог во время захлопнуть!

 По-прежнему злобно и жутко ухмыляясь, посланец Ганнуса обернулся коршуном и с пронзительным криком улетел прочь. А Рагхан упал на колени, схватившись за голову, рванул себя за отросшие черные волосы, прикусил губы и издал мучительный стон отчаяния, пронзающий душу ядовитыми ледяными стрелами. У него не получилось, опять не получилось достойно ответить своему истязателю…

 - Нет, нет… Я ведь не хотел, чтобы так вышло! – почти беззвучно шептал мальчик. – Прости, Сильфарин. Я не хотел тебя предавать.

 Сквозь узкий проход еще было видно, как кружил над волнами большой черный коршун. На охоту отправился...

 Холодные пальцы несмело прикоснулись к запястью Рагхана, и мальчика передернуло: он уже успел забыть о присутствии в пещере Галлу. Девочка сидела рядом, глядя прямо в душу испуганно и преданно. И внезапно выдавила:

 - Спааа-ибо.

 - Что? – не сразу понял Рагхан.

 Галлу сделала вдох и зажмурилась. Она очень, очень старалась…

 - Спа-си-бо.

 Он не знал, почему ему вдруг стало больно от этого простого слова. Устало выдохнул:

 - За что спасибо-то?

 Но Галлу только громко замычала, усиленно замотала головой и упрямо повторила:

 - Спа-си-бо.

 Ночью Эйнлиэт вернулся. Влетел в грот вместе с пронзающим до костей ветром, склонился над проснувшимся Рагханом, близко-близко лицо поднес и сверкнул глазами. Протянул свою горячую ладонь и погладил сжавшегося в комок мальчика по лицу… Прошептал ласково:

 - Ничего, ничего, мой хороший, я научу тебя его ненавидеть.

 - Но я не хочу…

 В темноте глаза блеснули яростью. А Эйнлиэт зашипел змеей и пообещал:

 - Тогда заставлю!