Утро выдалось превосходное. Прибывший на пиршество ветер легкими стопами пробежал по высокой траве, пригибая ее к земле, разогнал облака и взмыл в прозрачную голубую высь – туда, где жаворонки, вестники солнца, заливались дивным пением, встречая рассвет. Первые лучи заскользили по осеннему багрянцу и золоту листвы, и невысокие деревянные дома как будто открыли глаза после сна, когда пробудившиеся рельмы начали открывать ставни навстречу утру. Деревня понемногу оживала.
В нескольких милях от нее, на холме, возвышались каменные стены крепости Аруман, той самой, где вождь рельмийского народа – Колириан Нантестер – построил свой роскошный дворец. Именно вокруг Арумана появлялись первые селения рельмов в те времена, когда народ этот только начинал осваивать искусство строительства. Теперь же границы тех земель, что были подвластны Нантестеру, значительно расширились, а потому лишь немногие, те, что жили ближе к центральной крепости, подоспели к началу знаменательной ярмарки.
В то утро ворота Арумана были открыты для всех: настолько велика была радость Колириана, что он позволил себе забыть даже о вражде с Хакрисом, вождем крихтайнов, что откололись от союза рельмов шесть лет назад. В то утро не хотелось думать о прошлом: рождение еще одного Нантестера положило начало новой дороги – дороги вперед.
Многая лета царевичу Алиату!
Пришли в Аруман и Низшие – сатиры, нимфы и прочие лесные существа, населяющие материк, но не имеющие государства. С древнейших времен Низшие расы жили на землях, принадлежащих Высшим, а потому подчинялись чужим владыкам, и лишь огромный Рионский лес на западе, не тронутый топорами вумианов и рельмов, еще удавалось им удержать за собой.
С утра Ругдур охотно отвел своего нового знакомого на ярмарку в Аруман. Нейлан идти отказался, сославшись на какие-то неотложные дела, а жена Ругдура вместе с девятилетней дочерью еще накануне вечером отправилась к месту пиршества, чтобы подготовить палатку для продажи рукодельных безделушек.
- Ну, все, малыш, пришли, - выдохнул Ругдур, как только они с Сильфарином ступили в город. – Теперь иди куда захочешь и смотри на что вздумается: сегодня ничего не запрещено. А я тебя покидаю. Пойду-ка, поищу своих.
Мальчик был удивительно спокоен и только коротко кивнул своему проводнику:
- Спасибо, Ругдур.
С вечера он больше ничего не говорил о своем смутном предчувствии и не звал нового друга за собой на запад. А всю ночь спал спокойно и крепко, как и положено детям его возраста. Так что Ругдур уже начинал потихоньку поругивать самого себя за преждевременную панику.
Быть может, ему все это только почудилось?
Быть может, во всем виновато проклятое вино?
Или просто сырость осенней ночи…
Теперь Ругдур успокоился, помахал Сильфарину рукой, развернулся…
В самый последний момент ему показалось, что сверкнули под полуопущенными веками мальчика два луча из света и стали. Будто два клинка.
Показалось…
Или нет?
Оборачиваясь, Ругдур не успел толком разглядеть, а оглядываться… Нет, нельзя оглядываться.
И рельм зашагал прочь от Сильфарина, стараясь думать лишь о том, как приятно проведет сегодняшний день.
Лишь в самом дальнем и темном закоулке его сознания все еще билась умирающая мысль: глупец, зачем ты убегаешь от судьбы?
Но Ругдур не слышал этого вопроса.
Или просто не хотел слышать.
«Сегодня я буду веселиться», - сказал себе он.
К полудню ярмарка была в самом разгаре. На улицах города стоял гвалт: продавцы за прилавками зазывали покупателей и расхваливали свои товары; смеялись, пели и кричали дети, и лаяли, заигрывая с ними, собаки; галдели неутомимые скоморохи, а важные герольды на каждом углу возвещали: «Слава благородному роду Нантестеров!» Все вокруг пестрело самыми необыкновенными красками. Пахло лошадьми и яблоками.
Рельмы с Сильфарином были добры, приветливы и, похоже, не замечали больше его главного «уродства», к тому же Ругдур предусмотрительно подарил мальчику тонкий шарф – прикрыть подбородок. Одна добрая девушка (на вид настоящая леди), угостив юного странника фруктами, сообщила ему, что ближе к вечеру на главной площади города будет настоящий бал, и вождь Колириан с супругой Минниан вынесут из дворца своего новорожденного сына, будущего вождя.
Впервые Сильфарин оказался в таком большом и шумном городе. Бродя по его улицам, мальчик невольно сравнивал Аруман с Алькаолом, а рельмов – с вумианами. Спокойствие и красота фистамандских пейзажей – дивных садов, где веет приятной прохладой, живописных озер и древних лесов – навевали ему светлые воспоминания из детства и грели душу магическим теплом. И все же восхищали и манили за собою маленького пилигрима дикие степи, где гуляет вольный ветер, грозные глазницы бойниц, и непреклонность высоких крепостных стен, и величие замков, и веселые бравые песни удивительных и незнакомых ему рельмов…
Сильфарин сидел на деревянной лавке и наблюдал за представлением, которое устроил на площади возле фонтана старый бородатый рельм в пестром шутовском костюме. На обеих руках его вместо перчаток сидели две самодельные куклы. Голос артиста звучал пронзительно и скрипуче, и, словно споря с ним, едва слышно звенели хрустальные бубенцы на трехцветном колпаке.
- Привет тебе, юный пришелец из Фистаманда, - раздался приятный голос прямо над левым ухом Сильфарина, и мальчик вскинул голову.
Перед ним стоял юноша лет двадцати, смуглый, темноволосый, с крупными чертами лица. Приветливая улыбка. Точка на подбородке – черная, как и у всех. Но глаза… Зрачки цвета аметиста, только какие-то мутные – и без черного хрусталика. Под их тусклым взором Сильфарин поежился.
Рельм? Скорее всего…
Но не вумиан.
Определенно не вумиан.
- Здравствуй. – Придя в себя, Сильфарин внимательно рассмотрел незнакомца.
На нем была накидка из грубой полосатой ткани, которая обхватывала шею треугольным вырезом, ложилась на плечи и ниспадала почти до колен. Из-под нее выглядывали только светло-серые рукава рубахи да темные брюки, заправленные в высокие сапоги. Медный обруч обхватывал голову юноши, переливаясь на лбу в лучах солнца и пропадая в густых кудрявых волосах. Странно… Примерно так были одеты западные сородичи Тайши, которых Сильфарин видел в старых книгах, пока рос в Алькаоле. На правом плече незнакомца висела видавшая виды дорожная сумка. Сняв ее, странник присел на рядом и устремил взор на представление кукольника-шута, будто и забыл вовсе о мальчике.
А Сильфарин продолжал упорно, с интересом разглядывать его лицо, ожидая, что он повернется.
- Как ты понял, что я из Фистаманда?
Юноша приподнял уголок губ и спокойно ответил, не глядя на соседа:
- По тебе сразу видно.
- Сразу видно? Почему?
Незнакомец не удосужился растолковать, только по-прежнему загадочно и хитро улыбался.
Некоторое время оба молча наблюдали за тем, что происходило у фонтана. Кукольник окончил очередную пьесу и, в который раз раскланявшись перед зрителями, объявил о начале новой.
- Лишь одного я не могу понять… - внезапно сказал юноша, глубоко задумавшись, и словно обращаясь к кому-то третьему. – Нет родинки… Интересно, почему? Возможно, он из другого измерения: учитель ведь говорил об иных, далеких мирах…
Рука сама по себе метнулась к шарфу – на месте. И подбородок закрывает. Так откуда…?
- Откуда тебе это известно? – с легким привкусом вызова.
Незнакомец наконец-то повернулся лицом к мальчику и слегка прищурился, словно пытался пронзить его взглядом. Да, тут и в самом деле нетрудно поверить, что такой всего тебя насквозь видит своими блеклыми глазами.
- Надеюсь, ты не будешь это отрицать, юный Сильфарин…
- Откуда…
- Интересное у тебя имя… Если я не ошибаюсь, в переводе с древнего хифиса, которым давно перестали пользоваться вумианы, оно означает «возрожденный». Вумианское имя у существа без родимого пятна? Впервые встречаюсь с этим… Хотя… Ведь ты пришел из Фистаманда…
- Да, я не вумиан, так же, как и ты, - смело прервал эти рассуждения Сильфарин. – Ты, я вижу, многое обо мне знаешь, зато я совсем ничего не знаю о тебе.
Странный юноша снова улыбнулся, как будто вопрос пришельца из Фистаманда рассмешил его.
- Я Альдер из народа крихтайнов, - наконец-то представился юноша.
- То есть ты не рельм?
- Ну… Вообще-то рельм. Только теперь нас так уже не называют. Крихтайны – это рельмы-отступники. Должно быть, ты уже слышал историю о том, как союз всех рельмийских племен развалился на две части?
- Слышал. Ты пришел сюда один?
- Увы, нет. Со своим покровителем. Вассал вождя Хакриса, князь Файлис, нашел меня два месяца назад в пустыне Тарину, где я умирал от укуса ядовитой змеи. Его лекарь вылечил меня, а сам Файлис взял меня в свой отряд, чтобы я предсказывал его судьбу и советовал, как лучше поступить. Князь властен и вспыльчив, но мне его гнев не грозит, пока я справляюсь со своей задачей. Однажды я не позволил ему проехать по мосту над пропастью. Файлис отправился окружным путем, а его друг, что не пожелал слушать меня, со своей дружиной сгинул: мост обрушился под ними. Впрочем, моей заслуги в спасении князя нет. Своим умением я обязан Великим, у которых учился.
- Великим? – не понял Сильфарин.
- Да… - В голосе Альдера мальчику послышался благоговейный восторг. – Великим вумианам. Так называют их поколение. Я много лет учился у них… И ты когда-нибудь тоже будешь учеником Великого, вот увидишь.
- Почему ты так в этом уверен? – нахмурился Сильфарин.
- Просто потому что знаю… - Крихтайн положил руку ему на плечо. – На запад. Иди на запад. Они – там… Они покажут тебе дорогу к тому, что ты ищешь.
Сильфарин больше не смотрел на своего собеседника. Он отвел глаза в сторону, чтобы скрыть от него свое волнение, чувствуя, как трепещет сердце, словно птица с пробитым крылом, как выталкивает из себя кровь неровными мощными толчками… и замирает, чтобы в следующее мгновение забиться вновь – как будто в последний раз.
Теплая, даже горячая ладонь с плеча мальчика переместилась на лоб.
- Успокой свою душу…
И – странно – но волнение тут же ослабло. Словно луч солнца, пробившись, сквозь тучи, упал на поверхность бушующих волн, и стих ураган.
- Спасибо, - искренне поблагодарил Сильфарин.
- Не стоит, мой друг. Знаешь, уж больно солнце печет твою голову, пойдем-ка под вон тот навес, укроемся в тени от палящих лучей.
Справа от них действительно виднелся навес, где спасались от жары две пожилые женщины с маленькими внучатами. Когда подошли Сильфарин и Альдер, они что-то увлеченно обсуждали, однако замолчали при виде странной парочки. Мальчик успел расслышать только отдельные слова: «вождь», «радость» и «Алиат».
К его удивлению, Альдер подошел к женщинам, низко поклонился и поздравил с праздником, добавив что-то про то, что даже крихтайны радуются вместе с рельмами, несмотря на натянутые отношения между двумя этими народами.
После его слов женщины смягчились, расслабились и возобновили свой разговор.
Однако беседа их вскоре вновь была прервана, на этот раз громким лошадиным ржанием и цокотом копыт. Надо сказать, что копыта эти были как раз не лошадиными: какой-то старый сатир притащил с собой под навес прекрасного вороного жеребца. Красавец-аргамак рвался на волю, грозясь вырвать из обманчиво слабых рук старика веревку, которая петлей была накинута на сильную мускулистую шею. Как ни странно, его подковы не издавали совсем никаких звуков! Зато сатир топтался на месте своими раздвоенными копытцами, пока пытался привязать коня к столбу, что ему, не без труда, но все-таки удалось.
Вокруг них тут же начали собираться рельмы и остальные гости Арумана.
- Красавец, правда? – прошептал Сильфарину молодой крихтайн.
Мальчик только кивнул, не отрывая зачарованного взгляда от благородного скакуна. Что-то сжалось в комочек у него в груди: не мог он спокойно смотреть, как тщетно пытается пленник освободиться от крепкой веревки.
- Почем ты продаешь этого коня, старик? – крикнул кто-то из толпы, и через несколько мгновений вперед выступил важный рельм в богато расшитом камзоле.
Сатир вскинул рогатую голову и рассмеялся.
- Почем продаю? – переспросил он. – Да я отдам его тебе даром, но только если ты сумеешь его обуздать, благородный господин!
Гнев промелькнул в глазах мужчины, на скулах вздулись желваки.
- Как смеешь ты разговаривать со мной таким тоном, Низший? – вскричал он. – И как смеешь сомневаться в моем умении ездить верхом?
И он принялся расстегивать пряжки своего камзола, под которым была лишь тонкая белая рубашка. Видимо, презрение в голосе старого сатира ох как сильно задело самолюбие «благородного господина», а задетое самолюбие для таких сильнее страха.
Из толпы выступил еще один молодой рельм, и его звучный смех остановил первого.
- Побереги себя, князь Файлис. Слишком легко ты позволил бедному старику играть тобой. А вдруг он намеренно подзадоривает тебя со злым умыслом, а? – С этими словами рельм подмигнул сатиру, причем даже и не думал этого скрывать. – Эх, стыдно, стыдно, князь… Я вот готов поспорить на все свое состояние, что ты не сможешь справиться с этим жеребцом.
На этот раз рассмеялся Файлис.
- Хочешь сказать, Йанрек, что ты сможешь это сделать? – спросил он с вызовом.
Однако рельм оставался спокоен. Раззадорить его подобным замечанием не удалось.
- Я и не подумаю садиться на него, - твердо заявил Йанрек. – Где это видано, чтобы рельм седлал вороного? Только великому Вардвану под стать ездить верхом на конях цвета ночи. Только он имеет право, а я не хочу навлечь на себя гнев своего бога. Нет, рельмы не садятся на вороных. И крихтайнам не советуют.
Глаза его по-прежнему смеялись.
- Ты просто суеверный трус! – гордо вскинул голову Файлис. – А я не боюсь вашего Вардвана, ибо его не существует! – Он огляделся. – Где мой провидец? Альдер!
Юноша хлопнул Сильфарина по плечу то ли в знак прощания, то ли что-то еще имея в виду, и поспешил к своему господину.
- Я здесь, мой князь! – громко отозвался он. – Ты желал видеть меня?
- Да, черт возьми! Желал. Где тебя носит, провидец? Скажи мне, ждет ли меня удача с этим конем?
Приложив скрещенные ладони к груди, Альдер поклонился своему покровителю и повернулся к вороному, который продолжал биться и вырываться из петли, сопровождая это звонким ржанием.
Молодой крихтайн закрыл глаза.
Потом снова открыл.
Глубоко вздохнул.
И наконец, произнес, глядя прямо в глаза Файлису:
- Увы, мой князь, мое сознание натыкается на незримую преграду, или же кто-то сегодня бросает мне пыль в глаза… Но таинственный дух оберегает этого коня, и дух этот сильнее меня. Я ничего не могу сказать тебе.
Лицо Файлиса вспыхнуло, но лишь на мгновение. В следующий миг он решительно сбросил с плеч свой камзол и бросил его в лицо Альдеру. Молодой провидец ловко схватил его на лету и с невозмутимым видом стал наблюдать за князем.
- Я не боюсь таинственных духов, - молвил Файлис и крикнул сатиру: - Отвяжи своего коня, старик!
Низший с подозрительно покорным поклоном выполнил приказ и угодливо улыбнулся крихтайну.
- Не прикажешь ли подать тебе недоуздок, седло и кнут, благородный господин?
Надменный и самоуверенный Файлис лишь отмахнулся от сатира и с ловкостью дикой кошки вскочил на спину лошади, схватив ее за длинную шелковистую гриву. В тот же миг вороной заржал пуще прежнего и встал на дыбы, ощутив на себе тяжесть чужого тела и пытаясь сбросить слишком смелого седока. О пленившей его веревке, которая путалась между стройных ног, конь тут же позабыл. Все внимание его теперь было переключено на ненавистное ему создание, которое посмело оскорбить лошадиную честь.
Файлис пока держался. Но только пока. По крайней мере, даже неопытному глазу было видно: он прилагает огромные усилия, чтобы не сорваться на землю, а об укрощении уж не было и речи.
А вороной неустанно вставал на дыбы, подбрасывал вверх свой круп и то и дело мотал головой, стремясь вырвать гриву из рук крихтайна. Ни на секунду он не успокаивался, не жалея ни себя, ни своего укротителя…
Никто… Никто не сможет меня сломать…
Наверное, он так думал.
- Держись, держись, благородный Файлис! – от души рассмеялся рельм Йанрек, и многие его сородичи подхватили этот веселый смех.
Именно в этот момент Файлис не выдержал и упал на землю, а вороной с победным ржанием развернулся к нему, чтобы навсегда отбить у крихтайна охоту укрощать жеребцов самого Вардвана. Из ноздрей коня валил пар. С трудом поднявшись, князь едва успел унести ноги от разъяренного не на шутку животного.
Рельмы, наблюдавшие эту сцену, ликовали: Файлис был унижен и наказан за чрезмерную самоуверенность. Не глядя на смеющегося Йанрека и на сатира, который умудрился поймать конец веревки, но так и не сумел снова привязать черного пленника к столбу, князь резким движением выхватил из рук Альдера свой камзол и с негодованием бросил:
- Идем отсюда, провидец.
Однако юноша не сдвинулся с места, и ничто, даже гнев господина, не могло заставить его пошевелиться. Глаза его затуманились еще сильнее, лицо будто окаменело, и лишь губы едва слышно произнесли:
- Представление еще не окончено.
- Что? – грозно отозвался Файлис, оборачиваясь на его слабый голос. – Ты смеешь перечить мне, тому, кто спас тебе жизнь?!
- Я трижды возвращал тебе долг, князь, - спокойно сказал Альдер, глядя почему-то на небо. – Я ничем тебе не обязан.
Файлис, видимо, в гневе хотел прокричать ему что-то еще, но в это время кто-то из рельмов вдруг воскликнул:
- Эй! Посмотрите-ка, что делает этот странный паренек! Вот чудеса!
Вассал Хакриса обернулся на голос и потому не увидел на лице своего провидца торжествующей улыбки.
Пока все наблюдали за ссорой князя крихтайнов с чудаковатым ясновидящим юношей, никто, кроме старого сатира, не видел, как Сильфарин, вынырнув из толпы, подошел к столбу и встал прямо напротив резвого вороного. Тот заржал, однако не испугал этим мальчика: вместо того, чтобы отступить, юный человек сделал решительный шаг вперед и положил детскую ладонь на морду коня.
- Здравствуй, посланец Вардвана, - прошептал Сильфарин, глядя прямо в самую глубину темно-карих глаз, обрамленных длинными ресницами. – Я не причиню тебе вреда. Тише… тише… тише…
Вороной замолчал, перестал беспокойно топтаться на месте, больше не вырывался из рук сатира и наклонил голову перед мальчиком.
Именно тогда на них и обратили внимание.
- Отпусти веревку, старик, - спокойно велел Сильфарин сатиру, который почему-то с умилением улыбался и выглядел самым счастливым существом на свете. – Дай ему волю.
Сатир с удовольствием сделал так, как сказал Сильфарин, и тут же отступил назад. Вороной не шелохнулся, и мальчик, одной рукой поглаживая его по морде, другой осторожно снял петлю с лошадиной шеи. Конь с наслаждением потряс головой.
- Так намного лучше, правда? – тихо рассмеялся Сильфарин и тут изумился: благородный жеребец повернулся к нему левым боком, словно приглашал сесть верхом.
По доброй воле.
Как равному.
Как другу.
Сильфарин с радостью сел был на спину такому красавцу… Да вот беда – больно высоко.
Ему бы немного побольше роста…
Без всякой надежды на успех, мальчик просто положил руки на вздымающийся от ровного дыхания бок лошади и погладил лоснившуюся черную шерсть…
И вдруг понял, что чьи-то руки отрывают его от земли и поднимают выше. Повернул голову – и увидел все еще улыбающегося сатира, который обнаружил большую силу, несмотря на свой солидный возраст.
Хотя кто их знает, этих сатиров? Может, они все такие? Внешность обманчива.
- Я подсажу, дружок. – Старик подмигнул мальчику, и через пару секунд Сильфарин уже сидел на спине вороного, а по толпе прошелестел вздох восхищения.
Кто-то даже зааплодировал.
Вороной стоял смирно, только слегка покачивал головой вверх-вниз. Наклонившись, Сильфарин улыбнулся и крепко обнял его за шею, с наслаждением закрыв глаза.
- Теперь он твой, мальчик, - сказал сатир. – Забирай его себе.
- Правда? – обрадовался Сильфарин.
- Конечно. Он теперь ни за кем, кроме тебя, не пойдет.
- Как ты умудрился поймать его?
Сатир хмыкнул.
- Только одни существа способны с легкостью отлавливать таких красавцев. Не знаешь? Нимфы. Они любое животное очаруют и подчинят себе. Вот одна из нимф нашего дружка и поймала… Зато у меня были семена редчайших цветов – уринмиэля. Это единственная штука, которую лесные девицы любят больше всего на свете. Ну, мы и поменялись. Девочка была неописуемо счастлива. А я-то как был рад! Думал: продам в Арумане. А конь, вишь какой – норовистый. Вот я и решил: отдам тому, что сможет с ним сладить.
- А у него есть имя? – спросил мальчик.
Старик пожал плечами и ответил:
- А кто его знает? Может, и есть. Я даже и не задумывался.
Тем временем к ним подошел провидец Альдер.
- Его зовут Тенкиун, - негромко сказал крихтайн. – Означает «Огненный Ветер».
Сказав так, он улыбнулся и похлопал жеребца по шее.
«Откуда ты знаешь, Альдер?» - хотел спросить его Сильфарин, и тут вспомнил, что нет смысла задавать подобные вопросы ученику Великих.
На униженного Файлиса больше никто не обращал внимания, и лишь немногие мельком отметили, что он набросил на плечи камзол и, с негодующим видом сплюнув в пыль, исчез в толпе зевак.